Подойдя к микрофону, Ник объявил:
– А сейчас маленький перерыв. Но будьте уверены, мы очень скоро вернемся!
Он спрыгнул со сцены, вмиг пересек зал и прижал Дейдру к груди. Джульетта смотрела, как они обнимаются, и радовалась за подругу: та весь вечер с волнением ждала этого момента, боялась, что Ник не вспомнит ее или не захочет вспомнить.
Он буквально излучал сексуальность. Джульетта ощутила это даже за полтора метра. Черт, не то, что за полтора – ощутила бы и за пятнадцать! Но и чувство исходящей от него опасности ее не оставляло.
Дейдра знакомила Ника с подругами. Джульетту представила последней. Он взял ее руку, наклонился почти к самому уху:
– Шалфон? Вы француженка?
– Это фамилия моего мужа, – объяснила Джульетта.
– Она и сама француженка, – вмешалась Дейдра. – У нее мать француженка, и в детстве она жила в Париже.
– В самом деле? Я несколько лет прожил в Париже. – Ник все не отпускал ее руки, несмотря на осторожные попытки Джульетты освободиться.
– А когда вы там жили и где? – спросила она.
– Дайте-ка вспомнить. – Он засмеялся, открыв щель между передними зубами. – Я там жил с 96-го по 99-й, в одиннадцатом округе, возле Оберкампфа.
– Да что вы! – обрадовалась Джульетта.
Эта часть города, которую туристы, как правило, не посещали, находилась по соседству со скромной квартиркой, где они с мамой жили. А мама и сей час там жила.
– На Оберкампфе есть чудесное маленькое кафе, «Ле Бальто». У них лучший в городе кофе со сливками. Вы знаете это кафе?
– Конечно, знаю! Я его обожаю!
Все внимание Ника было устремлено на Джульетту, а она оглядывалась на подруг, стараясь включить в разговор и их.
– Там была одна маленькая черная бульдожка. Хозяин-старик привязывал ее к ножке стола, и она, бедняга, весь день так и сидела. А старик газеты почитывал.
–
Il est belle, Paris. –Ник не спускал с нее глаз. –
Mais tres belle avec toi. Что это значит? Произношение у него не плохое, а говорит с ошибками. Кажется, он пытается сказать, что Париж красив, но с ней был бы еще красивее. Что он имеет в виду – красивее, если бы она там жила или если гулять по Парижу вместе с ней? Джульетта нервно оглянулась вокруг – кто-нибудь еще догадался? Слава богу, кажется, никто. Девочки не говорят по-французски.
Произнося слова очень четко, она сказала:
–
J'ai aucun interet de voir Paris avec vous et je veux absolument que vous sachiez que je suis ici ce soir pour Deidre
.Вы все поняли? – Джульетта наконец отняла у него свою руку и нахмурилась.
Пусть знает, что она не шутит.
Он кивнул с таким видом, будто получил оплеуху. А Дейдра рассмеялась:
– Я поняла только одно слово – «Дейдра». Что это вы обо мне говорили?
– Я сказала Нику, что ты рассказывала нам о том, что он уехал из Парижа, – поспешила ответить Джульетта.
Анна, глядя на Джульетту из-за плеча Дейдры, одними губами произнесла: «Супер!» Джульетта отвернулась.
Ник что-то такое говорил о следующем номере в программе и что потом они все вместе могли бы куда-нибудь закатиться. На последних словах он коснулся запястья Джульетты. Она подпрыгнула, словно его пальцы обожгли ее.
– Мне нужно домой, – отрезала она и поймала на себе мрачный взгляд Дейдры.
– Очень жаль, – вставила Анна, – но я тоже должна идти. Надо отпустить Консуэло.
– Но вечер только начался, – недовольно буркнула Дейдра.
– Останьтесь, пожалуйста, – поддержал ее Ник.
Он смотрел только на Джульетту.
– Нет, – решительно отказалась она, обращаясь непосредственно к нему.
Чтобы он не питал никаких иллюзий. И добавила:
– Никак не могу.
– Пожалуй, я тоже пойду, – протянула Лиза. – Устала что-то… Сама не пойму, что это со мной.
Дейдра смотрела на подруг, на Ника, опять на подруг. Джульетта старательно избегала ее обиженных глаз.
«Она мне потом еще спасибо скажет за то, что я вовремя ее вытащила отсюда, – думала Джульетта. – Такой парень, как Ник, все равно, что ураган – без последствий мимо не пройдет».
– Ну ладно, – нехотя согласилась Дейдра. – Похоже, я в меньшинстве. Но может, мы еще когда встретимся?
– Конечно! – с готовностью откликнулся Ник. – Вы и сюда можете прийти. Мы еще долго будем тут выступать. А я вам достану билеты.
– Мне бы надо с тобой пересечься. – Взгляд Дейдры был серьезен. – Но так, чтобы без спешки. Сейчас у меня еще не все к Рождеству закуплено. Как насчет следующей недели, днем?
– Запросто. – Ник нацарапал телефонный номер на салфетке и протянул Дейдре: – Звякни. Ну, всем – до свидания.
A bientot
. Но Джульетта отвернулась и отошла в сторону, будто не услышала. Что этому парню от нее нужно? Почему он так смотрит на нее? И почему это ее так смущает?
7. Дейдра
Они шли по узкой улочке. Его гитара болталась между ними как третий лишний. Стоило ему повернуться к ней, ей казалось, что на лбу у нее вспыхивают слова: Я МЕЧТАЮ О ТЕБЕ ВСЯКИЙ РАЗ, КАК ЗАНИМАЮСЬ СЕКСОМ.
Впрочем, откровенно говоря, не всякий раз. Иногда в ее мечты вкрадывался Джуд Лоу. Время от времени являлись Вин Дизель и Джейсон Кидд
. Но Ник, конечно, чаще. Почти всегда.
Она еле сдерживалась, чтобы не заявить об этом вслух.
«Даже и не думай, – твердила она себе, искоса поглядывая в его сторону. – Не с мужем гуляешь».
– Ты прости, что я тогда так убежала, – сказала она, спрятав подбородок в воротник паль то. – Подружки у меня замечательные, но иногда они немножко… провинциальны.
– В смысле?
– Ну… например, боятся допоздна задерживаться в городе. Им, понимаешь ли, ровно в десять надо быть дома и в постели.
– А мне они понравились. У меня таких и друзей-то нету. Все мои приятели ужинать садятся не раньше, чем стемнеет.
Дейдра рассмеялась:
– Моя подруга Джульетта – она была с нами в тот вечер в клубе – тоже до вечера почти ничего не ест.
– Ясное дело, француженка! – кивнул Ник. – Вот поэтому французы такие худые. Они весь день, до ужина, практически ничего не едят.
– Но ты-то ведь не француз, – заметила Дейдра. – Насколько я помню, ты родом из Калифорнии.
– Верно. Но душой я француз.
Дейдра захохотала:
– Бред собачий!
Ого! Похоже, он обиделся. Осторожнее, это не твой муж, снова напомнила она себе. Нельзя его дразнить когда твоей душе угодно.
– Знаешь, Дейдра, я сильно изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз, – проронил он.
– Неужели? – Она всмотрелась в его черты.
Верно, тогда он не был лысым. Но сейчас, в низко надвинутой черной вязаной шапке, в плотной черной кожаной куртке с поднятым воротником, с замотанным вокруг шеи черным шерстяным шарфом, он выглядел почти как тогда. Та же серьга в ухе, та же эспаньолка, те же печальные глубокие карие глаза и щель между передними зубами.
– В чем же ты изменился?
– Что меня интересовало раньше? Музыка, травка да где ее раздобыть. А теперь я и сам не прочь к десяти часам уже быть дома и в постели.
– Успеешь еще, когда состаришься.
Дейдре на глаза попалась витрина магазина.
Она сказала Полу, да и Нику тоже, что ей надо делать рождественские покупки. Стало быть, имеет право потратить деньги. Судя по витрине, магазин был набит французской керамикой, искусно разложенной на деревенских столах под старину. У них в предместье таких магазинов не водилось.
– Зайдем? – предложила она.
– С гитарой не пустят.
Она бросила взгляд на гитару, на магазин, на Ника (он ее взгляда избегал).
– Да ладно тебе. Смотри, какие вещички.
Он фыркнул:
– Жутко дорогие и бесполезные.
Черт! Да что с ним такое? Она открыла магазинную дверь.
– Я на минуточку.
Бродя между прилавками, вспомнила – он всегда ненавидел ходить по магазинам. Дейдра взяла в руки маленький блестящий горшочек. Ничего, неплох. Оливковый в желтый горошек. Почем, интересно? 42 доллара… В постели у них все всегда ладилось, а во многом другом они с Ником никак не совпадали. Она обожала рыскать по блошиным рынкам и дешевым лавочкам – он обходился минимумом вещей, покупал в год одну рубашку, но выбирал с толком. Она вечно зазывала к ним кучу народа, закатывала вечеринки – он предпочитал общество своей гитары. Вот и сейчас ходит вокруг нее кругами, словно менуэт танцует. Дейдре вспомнился тот день, когда они расстались. Они стояли у магазина грампластинок на Телеграф-авеню в Беркли, и Дейдра заявила, что отправляется на гастроли с другой группой (игравшей в стиле «пост-панк»). Ник удивился: неужто она собралась петь такую халтуру? Дейдра парировала: все лучше, чем музыка, которая по вкусу только покойникам. В тот раз в магазин нырнул он, а она убежала. Неслась по улице, лавируя между лотками уличных торговцев рубашками и бижутерией, – сбивала со следа Ника.
Чтобы не выглядеть глупо с пустыми рука ми, Дейдра сейчас схватила какой-то горшок, выложила за него бешеную сумму и вернулась к Нику.
– Подарю Джульетте на Рождество! – Она подняла пакет.
– Покажи.
Довольная, что заинтересовала его, Дейдра развернула плотную белую бумагу и покрутила горшок в руках.
Ник нахмурился:
– Думаешь, Джульетте это понравится?
– Думаю, да.
На самом деле она представления не имела, понравится Джульетте горшок или нет, но надо же было доказать Нику, что в магазин она зашла по делу.
– У нее все есть. И все очень дорогое. Что я могу ей подарить? Только какой-нибудь экзотический пустячок, который она сама себе не позволит.
– Не знаю, не знаю, – в раздумье произнес Ник. – Эта вещица как-то не в ее стиле.
– Джульетта – моя лучшая подруга, а ты ее совсем не знаешь.
– Она показалась мне человеком простым, без претензий. Зато, по-моему, с комплексом неполноценности.
Дейдра засмеялась и пошла вперед по оживленной улице.
– Видел бы ты ее дом – по-другому заговорил бы.
– А что у нее за дом?
– Громадный. С дорогущей мебелью, которую им подбирал декоратор, с необъятными ванными комнатами и мраморной кухней.
– Вот это да. Кто бы мог подумать…
– Хотя… знаешь, Джульетта тут ни при чем. Это ее муж обожает пускать пыль в глаза и демонстрировать, сколько он зарабатывает.
– Ах, так. Денежный парень?
– Скорее денежный козел, – буркнула Дейдра. – До сих пор понять не могу, почему Джульетта вышла за него.
– А почему она за него вышла?
Дейдра невидящими глазами уставилась на проносящиеся мимо машины. В последний раз она встречалась с Купером Шалфоном на осенней вечеринке у Лизы. «Кого я вижу! Не иначе наша любимая представительница богемы!» От его приторной любезности тошнило.
– Ума не приложу. – Дейдра покачала головой. – Почему люди вообще женятся?
Они дошли до угла Седьмой авеню. Нику пришлось приостановиться и поправить гитару.
– Может, из-за любви? А? – сказал он.
– Слишком просто. – Дейдра опустила руку ему на плечо, точнее, на толстую кожу куртки на его плече, чтобы помочь ему управиться с гитарой.
Даже сквозь жесткий материал ощущалась крепость его мускулов. Дейдра знала – это только благодаря игре на гитаре. Иных тяжестей Ник не поднимает, бережет руки.
– Я, например, вышла замуж не из-за любви.
– Вот как? – Ник остановился и облокотился на гитару. – А зачем тогда? Что тебя заставило?
Думать сейчас о Поле, тем более о его положительных качествах, Дейдре ну совсем не хотелось. Но деваться некуда, приперли к стенке.
– Дружба, – ответила она. – Поддержка. Нужен был кто-то рядом, с кем я могла устроить жизнь. У меня ведь характер не сахар.
Ник засмеялся:
– Ты мне будешь об этом рассказывать!
Она пихнула его в бок:
– Ну, ты тоже не подарочек! Но иногда я думаю…
– Что?
Она в упор посмотрела на него. Он стоял так близко, от него пахло кремом для бритья и капуччино. Если бы он наклонился к ней, хоть чуть-чуть, она бы точно не удержалась – поцеловала бы его.
– Если бы мы с тобой остались вместе… что было бы?
Ник расхохотался:
– Дьявольская катастрофа!
– Так-таки уж и катастрофа, – ощетинилась Дейдра.
– Слушай, Дейдра! – Он с хохотом схватил ее под руку и потащил вперед по тротуару. – В постели мы с тобой были что надо, а во всем остальном… вспомни, вспомни, грызлись ведь по каждому пустяку!
Дейдра молча позволила ему тянуть себя. Не доставит она ему такого удовольствия – ни за что не признается, что, быть может, он и прав.
– Я даже женился, потому что нам так здорово было в постели. Думал, это нормально, с любой другой так же будет.
– Ты был женат? Немыслимо.
– Угу, на актрисе. Это случилось в Лос-Анджелесе. Я там подвизался на музыкальном сопровождении для какого-то дурацкого фильма, а она в нем снималась. Черт его знает, как это произошло, но мы с ней оказались в Вегасе, в церкви Элвиса Пресли. Клянусь, так оно и было. Через месяц мы вдрызг разругались, а через год развелись.
– Надоело ругаться?
– Если бы. Хотел бы я, чтобы у меня было столько самоуважения. Просто когда я завел речь о детях, оказалось, что она давным-давно перевязала трубы, а мне ничего не сказала.
– Жуть! – Дейдра вновь пригляделась к нему.
Он и в самом деле выглядит старше: на лице морщины, в бородке седые волоски. И что-то еще неуловимое появилось в его облике. Печать одиночества?
– Ты – и дети? Не представляю.
– Почему? Я вот отлично представляю.
– Живешь за городом? Выплачиваешь ссуду за дом? Ходишь на школьные вечера? Вряд ли.
– Я бы справился… – Ник словно мысленно прикидывал, выжил бы он на неком далеком острове, где до него многие безуспешно пытались найти счастье.
Они поравнялись с пиццерией. Сырный дух плыл над тротуаром. У Дейдры засосало под ложечкой от голода, и она остановилась. Если Ник предпочитает придерживаться какой-то изуверской диеты, то она этого делать не собирается.
– Заруби себе на носу, – сказала она, – в провинции такие, как ты, не живут. Во всяком случае, не в Хоумвуде. Думаю, их не выпускают за городскую черту. Стало быть, если ты собираешься завести ребенка, придется растить его в нью-йоркской квартире.
Он хохотнул:
– Если ты вписалась в пригородную жизнь, и я бы смог. Не такая уж ты от природы образцово-показательная мамаша.
– Ошибаешься, – мрачно отозвалась Дейдра.
Как раз этой осенью ее близнецы начали играть в городской футбольной команде. Теперь каждую субботу она оказывалась на футбольном поле в толпе родителей, громкими криками подбадривающих своих отпрысков. И неважно, что серьги у нее чуть крупнее, одежда чуть ярче, а волосы длиннее, чем у других, – она такая же любящая провинциальная мамаша, как и все прочие. Вопрос в том, может ли любящая провинциальная мамаша одновременно быть самостоятельной городской дамой?
– Знаешь, о чем я собиралась с тобой поговорить? О своем пении.
Она нервничала даже сильнее, чем когда ей хотелось его поцеловать. Ник вскинул брови:
– Не знал, что ты еще поешь.
– Я не пою. То есть пока не пою. Но хочу снова начать. Мне нужен твой совет.
– Я вообще-то не певец, Дейдра.
– Знаю, знаю. Но ты музыкант. А в Нью-Йорке…
– Я только недавно переехал.
– Ты единственный, кого я знаю, черт возьми! – заорала Дейдра.
Он отшатнулся.
– Прости, – сказала она. – Мне это действительно нужно. И я ума не приложу, к кому еще обратиться.
– Что же я могу сделать?
– Пожалуйста, Ник.
– Ладно, попробую.
Как только он это произнес, надежда подхватила Дейдру на крылья. А Ник, уходя, оглянулся и крикнул:
– Передай от меня привет своей подруге!
8. Джульетта
Из-за педсовета детей распустили по домам раньше обычного. Дейдра с близнецами пешком отправилась к Джульетте, чтобы всем вместе печь печенье. Сыпал первый снежок. В белой кухне Джульетты было тепло от нагретой духовки. Дети болтали и смеялись, размазывая блестящую глазурь по маслянистой поверхности сдобных оленей и Санта-Клаусов.
– Значит, Анна все-таки едет в Лондон? – спросила Дейдра.
– Да. И так волнуется! Она улетает в четверг вечером. Хочет неожиданно появиться на съемочной площадке – сделать мужу сюрприз.
– Господи, как я ей завидую. Представляешь – такие страстные, романтические отношения после десяти лет супружества.
– Нет, не представляю, – покачала головой Джульетта.
После первого и единственного разговора о ребенке они с Купером держались друг с другом вежливо, но прохладно. Никакого секса, никаких поцелуев, кроме ничего не значащего чмоканья в щеку. И почти никаких бесед. На Рождество она купила Куперу свитер – самый скучный, какой удалось найти.
– Три! Три!
Кричал Трей. Он с ужасом смотрел на Зою, которая водрузила целую горку сахарных снежинок на свое печенье, покрытое голубой глазурью. Ярко-рыжая челка упала ей на глаза.
– Все в порядке, Трей. – Джульетта пыталась поймать взгляд сына. – На свое печенье Зоя может положить столько снежинок, сколько ей хочется, а ты на свое положи три.
– Нет, – настаивал Трей, стараясь смахнуть лишние снежинки с печенья Зои. – Только три.
– Отстань! – взвизгнула Зоя и вырвала у Трея свое печенье.
– Надоело! – Зак спрыгнул с табуретки и поскакал к елке, поблескивающей в углу столовой.
– Ну-ну, ребята, – сказала Джульетта.
Близнецы Дейдры, дочка Анны и мальчики Лизы были единственными настоящими друзьями Трея. Они знали его буквально всю жизнь и не считали, как другие, «особенным», умственно отсталым, ненормальным. Ради того, чтобы дети ладили друг с другом, Джульетта была готова на все.
Зак шлепнулся на пол под елкой и взял один из игрушечных вагончиков – ими в детстве играл еще Купер, а потом они перешли к Трею. Трей был одержим поездами, и сейчас только они могли отвлечь его от проблемы с печеньем.
– А знаешь, – обратилась Джульетта к сыну, – пока следующая партия печенья стынет, я уверена, Заку и Зое будет интересно посмотреть, как ходят твои поезда.
Трей мгновенно бросился за Заком в столовую. Зоя припустилась за ним. Джульетта с удовольствием смотрела, как дети, забыв «снежную» ссору, уселись под елкой и голова к голове склонились над поездами.
– На десять минут им этого занятия хватит. – Джульетта вернулась на свое место за сосновым кухонным столом и подалась к Дейдре: – Ну, рассказывай. Как твоя встреча с Ником?
– Ой, чуть не забыла. У меня же для тебя подарок. Купила как раз во время встречи с ним.
Дейдра сбегала в прихожую и вернулась с подарком, завернутым в бумагу, которую – Джульетта знала – сама расписала своими фирменными рождественскими семисвечниками. Узор, призванный удовлетворить и ее некогда католическую семью, и еврейских родственников Пола. Джульетта начала осторожно снимать обертку – Дейдра столько времени на нее потратила. Но Дейдра нетерпеливо прикрикнула:
– Да сорви ты ее!
И вот горшочек в руках у Джульетты.
– Очень красивый.
Неважно, что у нее уже пять десятков горшочков, которые ей не нравятся и которыми она не пользуется, ведь Дейдра не сводит с нее выжидательно блестящих глаз:
– Это тебе не «маленький дружок»!
– Это уж точно. Мне правда очень нравится.
– Ха! А Ник решил, что тебе не понравится.
– Он так сказал?
– Да. Он вообще был какой-то странный.
Джульетта услышала, как Трей говорит близнецам:
– Угля кочегару! Путь свободен. Подбавить жару! Скорость падает!
Сегодня все будет хорошо, сказала себе Джульетта. Близнецы – его давнишние друзья, его лучшие друзья. Они понимают, как он возбуждается, когда дело доходит до поездов. Нет, не станет она вмешиваться в их игру. Сейчас главное – Дейдра. Джульетта наклонилась к подруге и прошептала:
– Ради бога, ты ведь не спала с ним?
– Успокойся. Хотя, знаешь, в первые пять минут, когда мы с ним встретились, думала, прыгну на него прямо там, посреди улицы. А через десять минут вспомнила все, из-за чего его бросила.
– Например?
– Топка загружена. Компрессор включен. Давление в котле четыре с половиной тысячи. Двигатели запущены. Песок. Нужен песок. Срочный груз, невозможно! Убрать провисание по одному вагону за раз. Полегче! Разобьешь муфту! – Трей не умолкал.
Джульетта видела, как Зоя встала и отошла к окну, прижала к нему нос и ладошки. Голос Трея уже звучал исступленно, и сердце Джульетты рванулось в ту часть комнаты, где сидел ее сын. Он не мог ни попросить Зою вернуться и поиграть с ним, ни пригасить накал своей страсти, чтобы вовлечь девочку в игру. Если бы Джульетта могла, она схватила бы Зою за плечи и силой подтащила обратно, к бедному Трею.
– Он упрям как осел, – меж тем говорила Дейдра. – Все должно быть так, как он хочет. Спорит по каждому пустяку.
Джульетта не сразу сообразила, что речь о Нике, а когда поняла, засмеялась:
– Кого-то мне это напоминает!
Дейдра в недоумении уставилась на нее:
– Кого?
– Тебя, конечно!
– Ничего подобного, – оскорбилась Дейдра, – со мной легко ладить. Спроси Пола.
Джульетта снова засмеялась:
– Ладно, забудь. Ну и что дальше?
– А ничего. И я поняла, что никакого
дальшемне и не нужно. Единственное, чего я сейчас хочу, – чтобы он помог мне по части пения.
Несколько месяцев назад Джульетта и представить не смогла бы, что Дейдра выйдет на сцену какого-нибудь манхэттенского клуба. Но за последние несколько недель Дейдра сбросила вес и теперь выглядела совсем иначе. Пышные формы, которые Джульетта, в отличие от всех остальных, находила привлекательными, сменились элегантной стройностью.
– Было бы здорово, – согласилась Джульетта.
– Мне нужна новая одежда. Я похудела не меньше чем на три размера.
– Как это тебе удалось? И зачем?
– Села на несколько диет сразу – диету Аткинса и еще парочку. А зачем – сама знаешь: хочу выглядеть чертовски привлекательной. Богиней секса.
– Разве это не ты сказала, что уже не хочешь переспать с Ником?
– Переспать, может, и не хочу, но хочу, чтобы на сцене он смотрел только на меня и чтобы от желания у него стало тесно в брюках, и чтобы слюни до колен! Поверь на слово, подруга: Ник, может, и зануда, но в постели – просто великолепен. Бывало, держал меня на вытянутых руках. А руки у него огромные. И пропорциональны всему остальному. На такие вещи память у меня очень хорошая.
Джульетта почувствовала, что краснеет. А в это время в столовой Зак вскочил на ноги и закричал:
– Не понимаю твою идиотскую игру!
– Ремонтника! Вызвать ремонтника! Протечка! Очистить путь! – кричал Трей, подпрыгивая и наступая на приятеля.
Когда игра не ладилась, он приходил в такое возбуждение, что привести его в чувство одними словами было уже невозможно.
В мгновение ока Джульетта оказалась возле сына, схватила в объятия:
– Трей, дружок, давай больше не будем играть в поезда.
Его сердце под ее руками трепыхалось как пойманная птица.
– Трей! – Джульетта опустилась перед ним на колени, тронув за подбородок, приподняла лицо мальчика. – Трей! – повторила она, держа палец перед глазами сына, чтобы помочь ему сосредоточиться. – Послушай, Трей. Зак и Зоя больше не хотят играть в поезда.
Зоя включила телевизор, где шел какой-то мультик. Вместе с Заком они уселись на пол и впились глазами в экран. Обычно Джульетта не позволяла Трею днем смотреть телевизор, но сейчас мальчик услышал веселую мелодию и приподнял голову.
Зазвонил телефон. Трей уже рвался из рук матери – к близнецам и телевизору.
– Ладно. – Она разжала объятия. – Иди.
Вернувшись на кухню, Джульетта увидела, как Дейдра сунула палец в миску с глазурью, поднесла его ко рту, но вдруг остановилась, глянула на голубую каплю и шагнула к раковине – смыть ее. Дейдра отказалась от сладкого! Каких только чудес на свете не бывает. Джульетта подняла трубку:
– Алло?
– Джульетта? – произнес низкий мужской голос.
Кто это? Он как будто ее знает.
– Да?
– Это Ник. Ник Руби.
Джульетта молчала.
– Приятель Дейдры.
– Ах да. Ник. – Она старалась говорить обыденным тоном, как будто только что не слышала описание его мужских достоинств. – Дейдра как раз здесь.
Хотя Дейдра как раз куда-то исчезла.
– Дейдра? – удивился он. – У тебя?
– Да. Во всяком случае, секунду назад была. Мы тут с детьми печем рождественское печенье. Сейчас я ее найду.
– Нет! – выкрикнул Ник. – То есть я хотел сказать – не нужно. Я позвонил не Дейдре, а тебе.
– Мне? Но зачем?
В туалете спустили воду, и оттуда, вытирая полотенцем руки, вышла Дейдра.
– Знаю, это глупо, – говорил Ник. – Все убеждаю себя, что не должен тебе звонить, но не могу не думать о тебе.
– Извините, нам это не нужно, – сказала Джульетта в трубку. – И пожалуйста, больше сюда не звоните.
Она нажала кнопку и бросила телефон на стол.
– Понятно, – покивала Дейдра. – Эти рекламщики хоть кого выведут из себя.
– Точно.
Нужно сказать Дейдре. Прямо сейчас.
– Как там дети? – спросила Дейдра.
Да, дети. Трей и поезда. Сейчас, по крайней мере, единственный звук, доносящийся из соседней комнаты, шел от телевизора.
– Трей так возбуждается по поводу своих поездов, – вздохнула Джульетта. – Ему не понять, что другим детям уже не интересно.
– Как у него дела в школе?
А
каку него дела в школе? Плачет почти каждый вечер: то дети его обижают, то происходит нечто подобное тому, что произошло только что. Он или слишком увлекается и не понимает, почему дети его сторонятся, или уходит в себя.
– Трудно.
Джульетта вспомнила о сегодняшнем школьном утреннике. Дым стоял коромыслом: дети бегали по залу, набивали животы пирожными, играли во все подряд, болтали о предстоящем празднике и каникулах. Только Трей стоял в одиночестве, ломая руки и разговаривая с самим собой, что по ошибке можно было принять за игру.
Словно по сигналу, из соседней комнаты раз дался крик – громкий, неистовый. Джульетта и Дейдра вихрем сорвались с места. В столовой, на фоне прыгающего по экрану изображения, они увидели Трея и Зою – мальчик обхватил подружку руками и, прижимая к себе, кричал на одной ноте:
– Я тебя люблю! Я тебя люблю!
Зоя же визжала во всю силу легких.
– Трей! – Джульетта осторожно пыталась разжать руки сына. – Трей, ты пугаешь Зою.
–
ЛюблюЗою, – настаивал Трей.
– Знаю, милый. Но лучше ее отпустить. Ты же не хочешь, чтобы она кричала?
Зоя хныкала и просилась домой. В смятении Джульетта смотрела, как Дейдра, вытолкав близнецов на кухню, помогла им одеться.
– Уходите?
– Да. Прости. Слышишь, у тебя телефон звонит.
Джульетта безмолвно проводила взглядом Дейдру и близнецов – те спешно выскочили из дома в снежный день. Трей вырвался от нее и побежал к своим поездам, мгновенно заговорив сам с собой. Телефон замолк, включился автоответчик. Теперь уже знакомый голос Ника Руби произнес:
– Э-э… Джульетта…
Подбежав к телефону, она торопливо схватила трубку:
– Я же просила больше не звонить!
– Но ты взяла трубку…
– Только потому, что не хотела, чтобы сейчас твое сообщение услышал мой сын, а позднее – и мой муж.
– А я думал, боишься, что Дейдра услышит.
– Она ушла.
– Разве вы не собирались провести вместе весь день?
– Собирались. Но дети поссорились, и они ушли.
– Из-за чего поссорились? – спросил Ник.
Джульетта вздохнула. Дейдра совершенно не понимает, как себя вести в подобных ситуациях. Только разочарованием можно объяснить, почему Джульетта начала говорить.
– Не знаю, насколько тебе это интересно, но дело в том, что у моего сына заболевание, которое называется синдром Аспергера. Он…
– Можешь не объяснять, что такое синдром Аспергера. Я в курсе, – перебил ее Ник.
Джульетта запнулась. Помолчав, сказала:
– Я тебе не верю.
– Зачем мне врать?
– Если на то пошло, зачем ты вообще мне звонишь?
– У моего брата был синдром Аспергера. – Ник не обратил внимания на вызов в ее замечании. – То есть когда он был маленьким, никто толком еще не знал, что такое этот синдром. Брата просто считали странным.
– А сейчас? – спросила Джульетта. – Сейчас он странный?
– Он помешан на компьютерах, работает на Майкрософт. На работе просто гений. И абсолютный ноль с женщинами. А иногда и вообще со всеми.
– Похоже на моего сына. Всем с ним неловко, даже тем, кто знает его всю жизнь. Как Дейдра.
– Не всем. Мне бы, например, не было неловко. Кстати, Дейдра отдала тебе свой подарок?
– Ты имеешь в виду горшочек? Она сказала, что ты сказал, что он мне не понравится…
– А он тебе понравился?
Она помедлила.
– Нет.
Ник засмеялся:
– Я так и знал!
– Дейдра – моя лучшая подруга, – предупредила его Джульетта. – Не смей ее обижать.
– А я и не обижаю.
– Ты бы мог ей помочь.
– В чем?
– В пении.
– Заметано.
– Правда?
– Правда. Сегодня же ей позвоню, и мы что-нибудь придумаем.
– Правда?
Он засмеялся:
– Правда!
– Ей показалось, ты не очень-то жаждешь протянуть ей руку помощи.
– Так оно и было, – не стал отпираться Ник. – Пока ты не попросила.
– Почему? – спросила Джульетта. Ей до сих пор не доводилось слышать, как поет Дейдра. – Считаешь, она плохо поет?
– Нет, хорошо. По крайней мере, раньше пела хорошо. Хотя прошло столько времени… И потом, она всегда была немножко… сумасбродной.
