Добежав до кухни, Лиза сначала увидела мальчиков – те по-прежнему сидели за столом, лишь отодвинув стулья. Хохоча во все горло, со сверкающими глазами они смотрели в сторону рабочего стола. Уилл гоготал, откинув голову, а Мэтт, старший, тряс головой и хлопал себя по бедрам. Только Генри с замершим на устах смехом посмотрел в Лизину сторону, потом бросил последний испуганный взгляд на рабочий стол и неожиданно разразился слезами.
На рабочем столе, не замечая матери, стояла Дейзи. Ее подгузник, как сброшенный черепахой панцирь, валялся в раковине, а лиловое платьице неведомым образом оказалось на го лове Лэдди. Что, видимо, и довело несчастную собаку до исступления. Дейзи, совершенно голая, с вымазанной печеньем физиономией, дико хохотала и принимала боевые позы наподобие любимых мультипликационных героев ее брать ев. В каждой руке у нее было по длинному ножу, она угрожающе размахивала ими и выкрики вала: «Хай-я-я!»
Заметив мать, Дейзи застыла. Метнула взгляд на братьев – что ей теперь делать? Но те сами были смущены и испуганы. Даже больше, чем она. Лиза старалась не показать, что она тоже растеряна и испугана.
– Отдай мне ножи, Дейзи, – сказала она, подходя к дочке и всем видом стараясь внушить детям уверенность, что полностью владеет ситуацией.
«Как разоружить вашего малыша», – подумала она. – «Первое: спокойно, но уверенно и твердо попросите ребенка отдать оружие».
Дейзи, однако, вместо того чтобы отдать ножи, замахнулась ими на мать, присела на стол и выдала последнее пронзительное «Хай-я-я!».
По правде говоря, Лиза понятия не имела, что делать дальше. Ей не приходилось сталкиваться ни с чем подобным ни с собственными детьми, ни когда растила братьев и сестер. Интересно, что бы сделала Джульетта или Анна? Обняли бы чертенка, не иначе. А Дейдра, скорей всего, расхохоталась бы, точь-в-точь как Лизина мать.
Лиза сделала единственное, что в данный момент пришло в голову, что она поклялась никогда не делать, но о чем твердил материнский инстинкт: стащила извивающуюся дочку со стола, вырвала ножи, швырнула их в раковину, а потом свободной рукой звонко шлепнула по голой попе.
5. Дейдра
Дейдра поцеловала на ночь близнецов – сначала Зака, который в последнее время начал изображать, будто ему вовсе не нравится, когда его целуют, потом – Зои. Малышка каждый вечер прощалась на ночь, словно перед отплытием в далекое странствие. Сказав «спокойной ночи», Дейдра ушла в свою спальню, оставив Пола наедине с детьми и Гарри Поттером.
К вечеру воскресенья, после бесконечного Дня благодарения, Дейдра вымоталась до предела – готовка, гости, дети дома с утра до вечера. И все же жаль, что эта семейная идиллия заканчивается. Наступит утро, она останется одна – и никаких предлогов, чтобы отложить исполнение планов касательно ее будущего.
Включив свет в гардеробной, Дейдра сняла одежду, в которой проходила весь праздник, и начала рыться в поисках самой уютной ночной рубашки. И снова наткнулась на платье. Это платье она позавчера откопала в чемодане на чердаке, когда разыскивала бабушкину вязаную скатерть. Цвета, который прежде назывался «баклажан», скроенное по косой, платье из тонкого атласа выглядело старомодным даже в 1989-м, когда она в нем пела с группой Ника Руби.
Дейдра провела пальцем по ткани. Как папиросная бумага, мягкая, в тонких морщинках, словно щека бабушки Пола. Очень своевременная находка: платье укрепило ее намерение соблюдать диету все праздники. Она даже не попробовала картофельного пюре. Разве что ложку облизала. Вот это самодисциплина! Да, но ведь страх-то какой – значит, она на самом деле, если захочет, сможет выполнить то, что задумала?
А захочет? Зажмурившись, Дейдра подняла руки с платьем над головой, вдохнула и, не дыша, дала платью стечь по телу. Оно плавно скользнуло по плечам, по груди, немного задержалось на бедрах, но одно легкое движение – и юбка села на место. Дейдра открыла глаза и посмотрела в зеркало.
О боже, вот она – красотка Дейдра! Она взглянула в глаза своему отражению и тут же отвела взгляд. В этих глазах слишком много рассудительности, слишком много опыта. Лучше сосредоточить внимание на теле – оно-то ее не подведет? Станет ли оно вновь таким, каким было: фигуристым, дерзким, излучающим чувственность?
– На-а-ко-о-не-ец… – пропела она, ведя кончиками пальцев по бокам от бедер к груди, а за тем взмахнула руками жестом истинной примадонны.
– Что «наконец»? – с веселым удивлением спросил Пол.
В смятении она развернулась к нему. Ведь только что слышала, как он читает детям голо сом Рона Уизли
(у него это отлично получается), а он уже здесь. Такой высоченный – под два метра, его вечно все спрашивают, не играет ли он в баскетбол, – а ходит тише кошки.
– Ничего, – пробормотала она, чувствуя, как щеки заливает краска – проклятие всех рыжих. – Я просто… (Просто – что? Смотрела на себя в зеркало? Воображала, что живу иной жизнью?) Просто пела.
– У тебя потрясающий голос.
– Правда? – Облегчение разлилось по груди. – Но я так редко пою в последнее время, со всем разучилась. Ты действительно думаешь, что с голосом у меня все в порядке?
– Как всегда, – улыбнулся он. – Или даже лучше.
Полу всегда нравилось, как она поет. Они и познакомились в лос-анджелесском ресторане, где Дейдра исполняла джазовые композиции соло – другой музыкальной работы найти не смогла. А Пол заглянул в этот ресторан пообедать. Он тогда проходил ординатуру в больнице при местном университете. Это было уже после Ника Руби, после того, как она перебесилась, отказалась от роли в «Кошках» и решила пойти в институт, к огромной радости родителей.
«Или даже лучше» – что бы это значило? Она вдруг отчетливо вспомнила главную причину, из-за чего тогда бросила петь. Давнишнее чувство ненадежности и незащищенности налетело как порыв холодного ветра. Все приятное, что наполняло ее существо, когда она смотрелась в зеркало, испарилось. Осталась пустота и безысходность.
– Нет, я уже не та, – пробормотала она.
– Ошибаешься, – возразил Пол.
Он протянул руку, медленно-медленно, и кончиками длинных пальцев погладил шелк на ее груди.
– Что это на тебе?
– Осторожно, очень тонкое! – Дейдра машинально отвела его ладонь. – Я нашла его в чемодане на чердаке.
– А чье оно?
– Мое, старое. Надевала его на выступления.
Пол поднял брови:
– Очень даже сексуально.
Дейдра снова взглянула в зеркало. Она и впрямь выглядит сексуально. Кто бы мог подумать? Ведь она променяла собственную сексуальность на детей. Нет, еще раньше – на брак с Полом. Вам нужен этот милый, добрый, внимательный и заботливый человек? Этот самый
доктор?Отлично, не прогадаете. Он ваш. Но в обмен на вашу сексуальность. Будьте любезны, положите ее сюда, рядышком с вашей свободой.
Дейдру всегда мучила одна мысль – может быть, с ней что-то не так? Почему ее заводят только неправильные мужики – с дурным характером, непригодные для совместной жизни?
Как, например, Ник Руби. А когда попадается кто-то стоящий, как Пол, у нее ниже пояса все умирает.
Может, и не совсем умирает, но, во всяком случае, требует гораздо больших усилий. А после многомесячного лечения от бесплодия, за которым последовал многомесячный постельный режим для предотвращения выкидыша, после почти убившей ее послеродовой депрессии и первых лет ухода за детьми она подозревала, что ее и без того не слишком цветущее сексуальное влечение вообще находится при смерти. Нет, если бы ей провести без детей хотя бы пару дней, да поспать часов четырнадцать подряд, да запить хорошим красным вином большой бифштекс, можно бы собрать сколько-нибудь сексуальной энергии. Но в ее будничной жизни, с ее будничным мужем желание редко появляется. Крайне редко… или никогда.
Разве что при мысли о Нике. При мысли о тех чувствах, что испытывала по ночам на сцене клуба: поешь в платье, в котором ты словно голая, спина горит от света прожектора, и мечтаешь вернуться домой с мужчиной… который никогда не станет помогать мыть посуду. У которого и посуды-то нет.
– Мне бы хотелось снова начать петь, – сказала она Полу.
Тот сел на кровать, откинулся на локти, вы тянул длинные ноги.
– Неплохая идея.
– Я обожала петь.
– Когда мы с тобой встретились, по-моему, уже нет.
На самом деле, если вспомнить как следует, Пол вечно убеждал ее выступить в каком-нибудь клубе. Главным образом потому, что ему нравилось сидеть в глубине зала и из темноты наблюдать за ней. Это самой Дейдре не терпелось все бросить и пойти работать хоть секретаршей к дантисту, только не продолжать петь.
– Молодая была, – сказала она. – Ушла, по тому что решила, что «Кошки» – паршивый мюзикл, потому что боялась одиночества на гастролях. В том случае, конечно, если бы я там стала звездой.
– Но иначе ты бы не встретила меня, – улыбнулся Пол.
И что? Это было бы плохо? Ну, разумеется, это было бы плохо, сама себя укорила Дейдра. Пол дал ей любовь и чувство безопасности, каких она не испытывала ни с одним из ее горячих, но ненадежных любовников. Даже дома, с родителями, она не знала подобных чувств. Вероятно, потому, что ее родители, юристы с левым уклоном (отец – североирландский католик, а мать – чикана
), вечно вытаскивали кого-нибудь из тюрьмы или подыскивали кому-нибудь крышу над головой. Имона и Анунциату – как детям было велено называть папу и маму – больше волновали глобальные нарушения прав человека, нежели собственные детишки, брошенные на няньку-хиппи.
– Что мне для тебя спеть?
Он расплылся в улыбке:
– Что-нибудь подходящее для этого платья.
Дейдра закрыла глаза. Бывало, она пела для Ника, в его белой комнате. Не забылось: середина дня, они только что проснулись после позднего выступления, оба голые. Она встает в ногах кровати и поет что-нибудь из Билли Холидей или Дженис Джоплин: «Возьми! Возьми мое сердце прямо сейчас…»
Невозможно спеть это Полу, невозможно даже представить, как она будет выводить перед ним эти кровоточащие слова. Глядя на его доброе доверчивое лицо, Дейдра пыталась придумать, что бы ему такое спеть, что он сочтет сексуальным. И тут он попросил:
– Спой «В его поцелуе».
– Это? – недоверчиво переспросила Дейдра. – По-твоему, это сексуально?
Стоит ли удивляться, что в постели с ним ей так скучно.
– Не знаю. – Пол смутился. – По-моему – да.
– «О нет, не так», – пропела она шутливо, надеясь, что намек до него дойдет.
Но Пол пришел в восторг:
– Точно! Эта самая.
Подражая юной певичке, Дейдра грозила ему пальчиком и распевала куплеты о том, что это не в его лице и не в его руках, а в его поцелуе.
– Здорово! – воскликнул Пол. – Просто потрясающе!
Она невольно улыбнулась:
– Зрители не должны высказывать свое мнение, даже самое положительное, после каждой строчки.
Улыбка сползла с его лица.
– Извини, пожалуйста.
– Да ладно, – отмахнулась она, прошла через комнату и плюхнулась на кровать. – Рада, что тебе понравилось. Мне бы только понять, что с этим делать.
– Дети теперь в школе целый день, – сказал он, погладив ее по спине. – Ты могла бы найти учителя пения, а потом подыскать какую-нибудь местную группу и выступать с ними.
– Здесь? – скривилась она от отвращения. – Я думала о городе. Для меня это не пустячок, которым я могла бы заниматься между стиркой и обедом.
– А что это для тебя? И что ты собираешься делать? – Пол говорил спокойно, но с заметным удивлением.
Дейдра вздохнула. Если бы у нее был план действий. Что-нибудь вроде: 1) пойти на прослушивание (при условии, что она сможет выяснить, где это прослушивание проходит); 2) стать звездой; 3) начать жить интересной (гораздо, гораздо более интересной) жизнью.
День благодарения и гости – удобный предлог, чтобы отложить все на потом, в смысле планов. Кто, в самом деле, станет думать о будущем, когда надо фаршировать индейку?
Но праздники кончились. Уже в следующую пятницу – очередной «ужин мамаш». В этот день Ник Руби играет в клубе «Трибека».
– Есть один парень… – неуверенно начала Дейдра.
Что это? Она рассказывает Полу о Нике? Похоже на то.
– Гитарист, с которым я когда-то пела. Ну, знаешь, бас-гитара.
– Ник Руби. Очень интересно.
– У нас же есть его диск, – напомнил Пол, уловив удивление в глазах жены. – Тот, что ты раскопала в универсаме на распродаже, осенью, когда мы ездили в Вермонт. Ты еще всем рассказывала, как в свое время с ума сходила по этому парню.
Существует ли хоть какое-нибудь незначительное событие ее жизни, в которое она ненароком забыла посвятить Пола за последнее десятилетие? Что-нибудь, о чем он не помнит? Джульетта, Анна, даже Лиза жалуются, что их мужья не могут запомнить, со сливками они пьют кофе или без и какой у них номер лифчика. Пол не таков. Он единственный из всех мужей может уверенно назвать девичью фамилию ее матери (Руиз), любимую игрушку Дейдры, с которой она спала вплоть до поступления в колледж (розовый кролик с черными металлическими глазами), и в каком возрасте она впервые поцеловалась с мальчиком (в четырнадцать, почти старухой).
– Верно. – Дейдра слабо кивнула. – Он сейчас играет в Нью-Йорке. Думаю, надо его послушать.
– Отлично, – согласился Пол. – Давай съездим.
–
Съездим?Ну нет! То есть… я хотела сказать, у нас как раз очередной ужин мамаш, и мы собрались в город, – быстро поправилась она. – В следующую пятницу.
– Вот оно что. – Пол поджал губы, и выражение его лица, которое обычно находилось где-то посередке между доброжелательным и печальным, сдвинулось в сторону печали.
За всю их совместную жизнь Пол огорчался по-настоящему считанные разы. Похоже, сейчас как раз такой случай.
– Я думаю о профессиональной карьере, Пол, – попыталась она объяснить. – Ты же не станешь водить меня повсюду за ручку?
– Да, конечно, – с удрученным видом согласился Пол. – Я понимаю.
Иметь такого отзывчивого мужа, конечно, здорово. Но вот в чем проблема – ты всегда чувствуешь себя виноватой. И есть за что: за затянувшуюся симпатию к Нику, за желание встретиться с ним не только по делам. А может, она и петь-то вовсе не хочет? Может, ее возродившиеся музыкальные амбиции – просто изощренный предлог вернуть себе Ника Руби? Дейдра откинулась на спинку кровати рядом с Полом и уставилась в потолок.
– Плюну я, пожалуй, на это дело, – сказала она. – Ты, как я погляжу, не хочешь, чтобы я с ним встречалась.
– Нет, нет, что ты! – Пол повернулся на бок и положил руку ей на живот. – Обязательно поезжай. Я хочу, чтобы ты поехала.
– Учти, если я за это возьмусь, нам обоим будет нелегко, – предупредила Дейдра. – Тебе придется больше времени проводить дома, не задерживаться по вечерам, сидеть с детьми и заниматься хозяйством.
– Знаю, – ответил он. Его рука ползла по ее животу. – Ради тебя я готов. Честное слово. Позволь мне помочь. Пожалуйста.
Ну вот, теперь он ее умоляет выйти в широкий мир и снова стать певицей. Интересно, он действительно так думает? Или всего лишь говорит то, что, как ему кажется, ей приятно услышать? Даже немножко обидно. Пусть бы велел ей выкинуть эту затею из головы, заявил, что она нужна ему и детям дома, что давным-давно пора махнуть рукой на мечту, от которой она однажды уже отказалась. Более ответственный человек спас бы Дейдру от ее собственных дурных намерений и желаний, угрожающих благополучию не только ее, но всей семьи. Но нет, этого от него не дождешься. Пол умеет быть только добрым и сочувствующим. А единственное, что он может потребовать, – это чтобы она была счастлива и любила его. На что он, похоже, сейчас и намекает, потихоньку подбираясь к подолу ее шелкового платья.
– Дети… – Дейдра оглянулась на все еще открытую дверь спальни.
– Спят.
– Я так вымоталась, – пожаловалась она. – Выходные выдались такие тяжелые…
– Ты чудесно со всем управилась. Все было великолепно.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку, потом в шею, потом в губы. Так нежно. Слишком нежно. Быть может, в этом все дело? Это в его поцелуе, подумала она, закрывая глаза. Вернее – этого
нетв его поцелуе. Может быть, если бы он умел целоваться как следует, и дальше все бы у них получилось как следует.
Пожалуй, беспокоиться об этом уже поздно – Пол перешел к решительным действиям: поднял, наконец, подол ее платья, а его поцелуи оказывались все ближе к ее груди. SOS! SOS!
– Мне надо снять платье! – вскрикнула Дейдра, соскакивая с кровати и стягивая платье через голову.
Она аккуратно повесила его на стоящий в углу маленький стульчик с обивкой под леопарда. Потом вернулась к Полу, который в это время выкручивался из собственной одежды. Она старательно избегала его взгляда – не хотела увидеть в глазах мужа восхищение ее телом. Потому что не могла ответить тем же. Нечем тут восхищаться: узкие плечи, длинные худые руки и такие же ноги. Вместо этого она взобралась на него, оседлала, уперлась ладонями ему в грудь. Видит бог, она любит его, правда любит. Но, закрыв глаза и помогая ему войти в нее, Дейдра представляла себе Ника Руби.
6. Ужин в декабре
Полумрак. Маленькие лампы на столах, бархатные стулья, застарелый запах табака и спиртного. Откуда-то доносятся звуки настраиваемых инструментов. Джульетта не заходила в подобные места лет сто. Последний раз наверняка задолго до знакомства с Купером. Но как только она вошла в клуб, где сегодня вечером играл Ник Руби, ее захлестнули чувства и воспоминания. Анна, Лиза и даже Дейдра, которая всю дорогу ерзала от радостного нетерпения, держались и выглядели совершенно спокойно, а Джульетте казалось, что она вот-вот растечется сентиментальной лужей по полу.
Именно в таких городских клубах, старомодных, обшарпанных и в то же время, как губка напитанных надеждами на счастье, прошли незабываемые мгновения Джульеттиной юности. Как правило, в семье не хватало денег на то, чтобы Джульетта с мамой могли сопровождать папу на выступления. Но если концертная площадка была недалеко от дома или папин контракт включал все расходы, они ездили вместе с ним. По такому случаю мама шила для Джульетты новое сногсшибательное платье. Модель для образца находила в витринах дорогого детского магазина, а потом прочесывала лавочки Ист-Энда в поисках самой лучшей ткани по самой низкой цене. В клубе Джульетта садилась на краешек бархатного стула, чтобы не помять накрахмаленной юбочки, и сосала через трубочку бесплатный молочный коктейль, который надо было растянуть на весь вечер. А потом на сцене появлялся папа, такой красивый, что дух захватывало. Его голос звучал глубоко и сильно, как у кинозвезды, только лучше, потому что он был настоящий и потому что он был ее папа.
От нахлынувших воспоминаний у Джульетты заколотилось сердце и засосало под ложечкой. А ведь она готова была отказаться от поездки сюда: тупик в отношениях с Купером, праздники с их напускным весельем, когда в душе у нее царили пустота и уныние, совершенно выбили ее из колеи. Но сейчас она была рада, что пришла. Рада, как всегда, встрече с подругами и вдвойне – тому, что оказалась в клубе, вернувшем ей счастливые воспоминания детства.
– Не надо было мне надевать такую короткую юбку, – сказала Дейдра, наклонившись через стол. – Я в ней смахиваю на бегемота.
– Ты прекрасно выглядишь, – успокоила ее Джульетта.
Короткая юбка сочного фиолетового цвета потрясающе смотрелась на уже не девичьей, но по-прежнему изумительно стройной фигуре Дейдры. Кроме юбки в глаза бросались высокие замшевые сапоги, гигантские серьги и макияж, на который, очевидно, была ухлопана уйма времени. Анна, прилетевшая прямо с работы, оживила свой уныло-деловой серый костюм желто-зеленой блузкой, и даже Лиза снизошла до защитной рубашки более женственного покроя. Джульетте стало стыдно, что она и не подумала переодеться, пришла в своем обычном наряде – длинный уютный свитер поверх широких штанов неопределенно-бурого цвета, волосы затянула узлом и даже не поменяла очки в черепаховой оправе на линзы, заказанные специально для особо торжественных случаев.
– У них тут есть чего-нибудь пожевать? – поинтересовалась Лиза, оглядывая зал и посетителей.
Народу собралось полно: все столики заняты, и даже вдоль стен в несколько рядов выстроилась публика.
– У меня такое впечатление, что эти люди вообще не едят, – сказала Анна.
В самом деле, Анна и Джульетта – наверное, самые худые женщины в Хоумвуде – выглядели вполне упитанными на фоне толпы худосочных владелиц и владельцев коротеньких топиков и едва державшихся на бедрах кожаных штанов.
– Значит, будем пить, – заявила Дейдра, делая знак официантке. – Если мы собираемся стать завсегдатаями подобных мест, нам придется распроститься с едой.
– Зато пристраститься к наркотикам, – сказала Анна.
– И к табаку, – потянув носом, добавила Джульетта.
Разумеется, здесь уже давно никому не разрешалось курить, но темный воздух до сих пор отдавал привкусом дыма. Джульетта так и видела тонкую струйку, завивающуюся над сигаретой в пальцах матери: любимую «Житан» она приберегала для таких вечеров.
– Кстати, о запретных удовольствиях, – сказала Лиза, извлекая из черной кожаной сумки на колесиках коричневый бумажный пакет. – У меня для вас рождественские подарки.
– Декабрь ведь только начался! – воскликнула Дейдра. – Я еще и не думала над вашими подарками.
– Согласна, подарок преждевременный, зато всегда актуальный, – объяснила Лиза, раздавая каждой по коробочке, обернутой блестящей красной бумагой и перевязанной красно-желто-зеленой ленточкой.
Судя по размеру и весу, какой-нибудь модный шампунь, попробовала угадать Джульетта. Или туалетная вода.
Мгновение спустя она с изумлением рассматривала белый цилиндрик в прозрачной пластиковой упаковке:
– Что это?
Анна с улыбкой покачала головой, а Дейдра зашлась от смеха.
– Да ты у нас сущее дитя, подружка, – еле выговорила Дейдра.
Джульетта подняла глаза на Лизу.
– «Маленький дружок»! – воскликнула та. – Я вам всем купила! Предмет первой необходимости для каждой женщины.
Джульетта вспомнила разговор на прошлой встрече. Но эта штучка совсем не походила на «дружка», – во всяком случае, как она его себе представляла.
– Он такой маленький… – в замешательстве пробормотала Джульетта.
– Его не… вводят, – попыталась втолковать Дейдра.
– Не для внутреннего использования, – хихикнула Анна.
– Его… накладывают, – уточнила Лиза.
Дейдра наклонилась вперед:
– Речь о клиторе.
Анна кивнула:
– А у меня уже есть такой. Потрясающий эффект. Во время секса эта штуковина обеспечивает стратегически важное трение.
Дейдра уставилась на Анну:
– Во время секса? Никогда не пользовалась вибратором во время секса.
– Почему? – поинтересовалась Анна.
– По-моему, это… неловко… стыдно, что ли…
– А как же ты, в таком случае, кончаешь?
– Никак. Для меня секс и оргазм уже давно разные вещи – одно к другому не имеет отношения. Как церковь и государство.
– Кончить во время секса проще простого, – сказала Лиза. – Занять позицию сверху, вращать бедрами против часовой стрелки – не знаю почему, но движение по часовой стрелке не срабатывает. При каждом вращательном движении необходимо входить в контакт…
– Прекрати! – не выдержала Джульетта.
Ее щеки пылали.
– Ладно, – пожала плечами Лиза. – Извини. Помните главное: этот малыш, – она помахала «дружком», – все равно что миксер на кухне. К примеру, тебе надо замесить тесто. Вручную займет массу времени, а включишь технику – и через несколько минут дело сделано.
Джульетта посмотрела на «маленького дружка» с новым интересом. Любопытно: эта невзрачная штучка может обеспечить ей настоящий оргазм быстрее, чем микроволновка изготовит попкорн. Любопытно, но неосуществимо.
– Девочки, вы на меня плохо влияете, – стараясь выдержать игривый тон, сказала Джульетта, убирая «дружка» в сумочку. – Забиваете мне голову всякими безумными идеями, а они не срабатывают, и мне становится еще хуже, чем было.
– Как я тебя понимаю, – вздохнула Анна. – После нашего прошлого ужина я сказала Дамиану, что, по-моему, ему пора зарабатывать чуть больше денег, чтобы я могла уволиться и открыть свой ресторан.
– Ух, ты! И что он? – заинтересовалась Дейдра.
– Скажем так: сомневаюсь, что в нашем пресловутом состязании я выйду победителем.
– А может, ну его, это соревнование? – Джульетта обвела всех умоляющим взглядом. – Я так переживаю…
– Ну и напрасно – все равно выиграю я! – Лиза вроде бы шутила, но Джульетта была уверена, что та говорит всерьез.
– Между прочим, я могу прямо сейчас запрыгнуть на сцену и что-нибудь спеть! – Дейдра с вызовом смотрела на Лизу. – А ты выбрала себе цель? Уж не обучить ли нас получать оргазм лучшего качества?
– Я ставлю перед собой только реальные цели, – парировала Лиза. – Я напишу книгу.
Все засмеялись.
– Ну, если даже Мадонна с этим справилась… – протянула Дейдра.
– Я собираюсь написать настоящую книгу. Книгу полезных советов.
– На это может уйти столько же времени, сколько на открытие моего ресторана, – заметила Анна.
– Ну нет. Я за неделю управлюсь! Мне бы только свободного времени побольше. После праздничного приема сразу и возьмусь.
– Кстати, – вспомнила Анна, – а когда у тебя прием? Дамиан на съемках в Лондоне и вернется только прямо перед Рождеством.
– Не раньше чем в субботу – какое это число? – перед Новым годом, – ответила Лиза.
– Отлично, – обрадовалась Анна. – Вообще-то я хотела, чтобы мы поехали с ним и провели праздники там. Но он боится, что Клементине будет тяжеловато.
– Ты могла бы поехать одна, – сказала Джульетта. – Ненадолго, до праздников.
– Это было бы здорово, но у меня ведь работа и Клем. К тому же муж Консуэло не любит, когда она у нас ночует.
– Можешь оставить Клем у меня, – предложила Джульетта.
– Ну что ты, столько хлопот на твою шею.
– Какие хлопоты! – Джульетту уже захватила эта идея. – Трей будет в восторге. И Хизер мне поможет. Мы все будем только рады. Если Купер не позволяет мне завести своего ребенка, я начну брать ваших.
– Как это – Купер не позволяет тебе завести ребенка? – насторожилась Дейдра.
Джульетта сделала глубокий вдох. По правде говоря, она не собиралась говорить об этом сегодня. Она всегда считала – главным образом, потому, что так считал Купер, – что все происходящее между мужем и женой – свято и неприкосновенно и не подлежит разглашению. «Это не предмет для пустой болтовни за коктейлем», – любил повторять Купер.
Коктейль как раз присутствовал – какой-то новый «Южный берег», на котором настояла Лиза. Но пустая болтовня?.. Ближайшие подруги обсуждают самый главный для нее вопрос, и если Куперу это не нравится… Джульетта сама себе удивилась: давно ли ей стало безразлично, что ему нравится, а что нет.
– Я говорила с ним после того вашего ужина… – начала Джульетта.
– Ну и что Купер? – нетерпеливо вырвалось у Дейдры.
– Сказал – выкинь из головы. Он не хочет еще одного ребенка. – Джульетта сглотнула подступившие слезы.
В зале стало еще более многолюдно, шум поднимался к потолку. Ей приходилось почти кричать, отчего слова казались лишенными смысла.
– Вот и все. Выходит, я хочу неосуществимого.
Как назло, рассеивая ее сомнения по поводу возможной беременности и подстегивая эмоции, у нее сегодня начались месячные.
– Ничего подобного! – прокричала Дейдра.
– То есть?!
– Женщины частенько беременеют. Залетают, так сказать. Случайно.
– Заставить его хитростью? – ужаснулась Джульетта. – Я не смогу!
– Боже тебя упаси, – поддержала ее Анна. – Это очень дурно отразилось бы на вашем браке.
– Но если ты действительно хочешь ребенка, – включилась Лиза, – ты должна что-то предпринять, а не сидеть сложа руки. Если он не идет навстречу, можно обойтись и без него. Есть масса способов. Банки спермы, например.
– Или мальчики из службы доставки пиццы на дом, – подсказала Дейдра.
Все рассмеялись.
– Продавец из хозяйственного магазина, – внесла свою лепту Анна.
– Это какой же? – заинтересовалась Лиза.
– Молодой, круглолицый.
– Нет, нет, нет, – замахала руками Лиза. – Худощавый с бородой гораздо интереснее.
– А мне приглянулся новенький африканец, – призналась Дейдра. – Видели? У него поразительно темная кожа. На прошлой неделе он безропотно смешивал краску до тех пор, пока мне не понравился оттенок.
Со стороны сцены послышались звуки.
– А как насчет вот этого? – присоединилась к общему веселью Джульетта, указывая на очень высокого мужчину, – не обращая внимания на толпу, он сражался с огромной гитарой.
Взгляды подруг обратились к сцене.
– Боже, – побледнев, выдохнула Дейдра. – Ник!
Джульетта расширила глаза в изумлении. Она ведь не знала, кто там, на сцене, даже лица его как следует еще не разглядела. Прищурившись, музыкант скользнул взглядом по залу, по их столику. По отсутствующему выражению его глаз Джульетта поняла, что Дейдру он не узнал. Джульетта покосилась на подругу – Дейдра, приоткрыв рот, не сводила с Ника восхищенных, сияющих глаз. Джульетта вновь перевела взгляд на Ника. Он вышел на сцену в черных потертых штанах и футболке с короткими рукавами. Она отметила его стройные бедра, сильные руки в сетке выпуклых вен, абсолютно лысую макушку и длинные бакенбарды. Подбородок украшала крошечная эспаньолка, а шею – синяя татуировка.
«Этот парень опасен», – подумала Джульетта.
Ансамбль из трех музыкантов – Ник на бас-гитаре, пианист и саксофонист – начал выступление. Музыка захватила Джульетту. Исчезла взрослая Джульетта – вернулась маленькая девочка, не смеющая пошевелиться от восторга. Напротив нее Дейдра покачивалась в такт музыке, иногда подпевала. Пел пианист; отставив гитару, пел и Ник.
После первого номера Ник шагнул к краю сцены, куда не попадал свет прожекторов, и окинул взглядом толпу. Он смотрел на всех и ни на кого в отдельности. Внезапно его взгляд впился в Джульетту. Изумленная, она подалась назад, повернула голову налево, направо, глянула на Дейдру, которая улыбалась Нику. Тот наконец тоже заметил Дейдру и улыбнулся ей в ответ. Тогда Дейдра помахала ему. Ник расплылся в широченной улыбке – узнал.
