Впрочем, сегодня она не в состоянии сосредоточиться на ком-то еще. Сегодня ее вечер, ее праздник. Она подозвала официанта и заказала бутылку шампанского. Когда бутылка была торжественно откупорена и три бокала наполнены, Дейдра подняла свой бокал и провозгласила:
– За успехи! За наши успехи!
Сквозь пузырьки в бокале она видела ресторанное окно, а за ним заснеженную улицу. Дейдра выросла в Сан-Франциско и до сих пор не могла привыкнуть к этому чуду – в здешних краях снег такое же обычное дело, как солнечный свет. Но эта мартовская вьюга особенная – непроглядная, настырная. Снег облепил фонари, машины, засыпал плечи прохожих, бредущих по улице против ветра.
Месяц назад Дейдра в первый раз осталась одна ночевать в квартире Ника и жутко нервничала. А теперь весь город принадлежал ей. Она представила собственный портрет в театральном разделе «Тайме». Грандиозно! Валом повалят производители пластинок и кинорежиссеры, на счет в банке потекут денежки. Можно будет купить квартиру в каком-нибудь небоскребе над Гудзоном с видом на Нью-Джерси. Уж лучше смотреть в ту сторону, чем там жить.
Дейдра поднесла бокал к губам и сделала большой глоток. И только тогда увидела, что пьет одна.
– В чем дело? Вы что, не рады за меня?
Тут Джульетта расплакалась:
– Я рада. Наверное. Но мне тебя так не хватает! Ты мне нужна в Хоумвуде, на нашей улице. А не в Кливленде, или Питсбурге, или еще где…
Словно нож в сердце. Дейдра тоже скучала по Джульетте. По всем подругам. Но разве это значит, что в их жизни не должно происходить никаких перемен?
– Я не могу отказаться, Джульетта. Ты лучше всех знаешь, как я об этом мечтала. Мы будем реже видеться, но все равно останемся подругами.
– Да, конечно. – Джульетта старалась унять слезы, но они все текли и текли по щекам. – Я понимаю. Просто…
Слезы заструились с новой силой.
– Ты из-за ребенка? – спросила Дейдра.
– Какого ребенка? – Анна быстро взглянула на Джульетту. – Ты опять думаешь, что беременна?
– Да нет же. Я имею в виду, что она хочет ребенка, – объяснила Дейдра. – Ты из-за этого так расстроилась?
– Наверное. Я уже даже и не знаю. – Джульетта залпом осушила целый бокал шампанского, налила второй и тоже разом выпила его. – Видишь? Я радуюсь за тебя.
Анна лишь пригубила вино.
– Я тоже рада за тебя. Вот в чем отличие городских ресторанов от большинства наших в Нью-Джерси – лицензия на продажу спиртного. Потому они и процветают.
– А что нужно, чтобы получить такую лицензию у нас? – заинтересовалась Дейдра.
– Деньги. Куча денег. Даже не знаю, как я это раскручу.
– Выходит, ты всерьез думаешь о собственном ресторане?
– Пока все равно ничего не получится. Денег не хватает – Дамиан ведь совсем ничего не дает, а мне еще нужна медицинская страховка. Но думать я о нем, о ресторане, все равно думаю. Постоянно.
Дейдра с интересом посмотрела на Анну. Несколько месяцев Анна мучилась из-за разрыва с Дамианом. Но, ни прежде, ни сейчас она не была склонна к противоречащим здравому смыслу, сумасбродным поступкам. Вообще единственное «безумное» исключение из каждодневной рутины, которое она себе позволяла, это несколько свободных часов в пятницу, что бы встретиться с подругами.
– Что с тобой происходит? – не удержалась от вопроса Дейдра. – Ты прямо-таки… не знаю… сияешь.
Анна только улыбнулась и покачала голо вой:
– Ничего такого. Как-нибудь попозже рас скажу.
И вдруг Дейдра поняла. Вот в чем дело! Все стало на свои места. Анна обожает секс, ей одиноко, а брак распался. Следовательно…
– Ты влюбилась? У тебя новый парень?
Улыбаясь, Анна пожала плечами:
– Не волнуйся. Если наметится что-нибудь серьезное – расскажу. А почему, между прочим, ты не думаешь, что это девушка?
– Ого! Решила заделаться лесбиянкой? Так Дамиану и надо.
– Представляете? – засмеялась Анна. – Он наверняка захотел бы посмотреть.
– Ко мне только вчера подкатывала какая-то девица! – хохотнула Дейдра.
Это случилось на занятиях по постановке дыхания. Молоденькая блондиночка в розовом. Дейдра просто обалдела, почувствовав на бедре ее руку.
– Когда мы с Дамианом первый раз оказались в постели, с нами была девчонка-австралийка, с которой он работал в баре. Нимфоманка.
– Вот, значит, когда первый звоночек-то прозвенел. Надо было сразу внимание обратить, – заметила Дейдра.
– Какой там первый! К этому времени – а мы встречались всего несколько месяцев – много чего набралось, на что стоило обратить внимание.
– Ну и как это было? – спросила Джульетта.
– Хм. – Анна состроила гримасу и причмокнула губами. – Я бы сказала – непристойно!
– Фу! – в один голос выдали Дейдра и Джульетта и, сморщившись, переглянулись.
– Согласна. Но если вы не участвуете в теме, считайте – вечеринка окончена.
– Я не уверена… – начала Джульетта, – но в восьмом классе мне страшно хотелось потрогать грудки Мери Пэт.
Дейдра расхохоталась – в этот самый момент официант поставил перед ней тарелку с бифштексом. С громадным бифштексом. Каждый, кто упишет такой кусище мяса, должен почувствовать себя не иначе как лидером всего свободного мира.
– Да! Хотела! – с вызовом повторила Джульетта. – Один раз, когда мы тайком курили у них в гараже, я чуть было не попросила разрешения.
– И что было дальше?
– Струсила.
– Что в данном случае, пожалуй, и к лучшему. – Дейдра отрезала кусок от своего бифштекса-переростка и принялась жевать.
Такая простая вещь – бифштекс, а насколько он в городе лучше, чем в предместье. Почему, интересно?
– Беда, что с вами это случилось до того, как вы, девочки, обзавелись «маленькими дружками».
– Я свой еще не испытала. – Джульетта вылила себе в бокал остатки шампанского, но к еде не притронулась.
– Я тоже, – призналась Дейдра. – Дома все как-то недосуг, а если я беру эту штуковину с собой в город – совесть мучает. Как будто у меня интрижка на стороне.
– Нельзя завести интрижку с пластиковой игрушкой в десять сантиметров длиной, – воз разила Джульетта.
– Добрая католичка. Тебе, конечно, виднее.
– А мой «дружок» работает на износ, бедняжка. – Анна поднесла ко рту вилку со спагетти в сливочном соусе. – Теперь я одна… Думаю, надо приобрести модель помощнее.
– Погоди-ка, ты же сказала…
– Нет, Дейдра, это
тысказала, – возразила Анна, оглядывая зал. – Только посмотрите: здесь больше шикарных парней, чем в целом Хоумвуде. Вон тот, например, около бара, в синем пиджаке.
Дейдра взглянула в ту сторону. Смех, да и только: мужик, на которого пал выбор Анны, – точная копия Дамиана. Просто родной брат-близнец. Голубой близнец.
– Гей. – Дейдра принялась кивать на самых симпатичных мужчин в зале: – Гей, гей. Гей. Гей.
– Боже. Сплошное разочарование.
– Верно, – согласилась Дейдра. – Иногда мне кажется, Ник Руби – единственный нормальный мужчина за Четырнадцатой улицей.
– Кстати,
какон? – поинтересовалась Анна. – Что между вами происходит?
– Мы почти не видимся. Я у него ночую, только когда его нет в городе. А когда мы там вдвоем дольше чем несколько минут, я могу думать лишь об одном: что мы никогда не смогли бы жить вместе. Я бы чокнулась.
– Почему? – спросила Джульетта.
– Начать с того, что он просто сдвинут на чистоте и порядке. Пол, конечно, аккуратнее меня, но у Ника, к примеру, оставишь какую-нибудь мелочь на столе, отвернешься на секунду – и ее уже нет. Убрали.
Джульетта улыбнулась:
– Мне это нравится.
– Ну и бери его себе.
Джульетта вспыхнула и, скрывая смущение, принялась обмахиваться ладонью.
– Жарко. Похоже, они включили отопление.
– А говорят, когда подстрижешься, жарко не бывает, – усмехнулась Дейдра и повернулась к Анне: – Как живешь? Как Клементина относится к разводу?
– Нормально. Мы оба стараемся, чтобы она не чувствовала наших натянутых отношений. Во всяком случае, я точно стараюсь. Надеюсь, Дамиан тоже.
– На днях после школы слышала, как она и Зоя спорили, с кем лучше жить – с мамами или с папами, – заговорила Джульетта.
– Моя Зоя? – удивилась Дейдра.
Джульетта кивнула:
– Зоя сказала, что мамы лучше готовят, но с папами веселее, потому что они не заставляют принимать ванну.
Минуточку. Это что же – Пол не гонит детей в ванну? Оч-чень интересно.
– Клементина в восторге, что Зоя теперь вместе с ней ходит в балетную группу, – добавила Анна.
Дейдра решительно мотнула головой:
– Зоя не ходит ни в какую балетную группу. – Ведь она буквально на днях сказала Полу, что определенно хочет, чтобы Зоя продолжала заниматься гимнастикой.
– Нет, они начали на этой неделе, – возразила Анна. – Зоя такая хорошенькая в пачке. Я пообещала ее сфотографировать, чтобы показать тебе.
– Кстати, вспомнила! – обратилась к Дейдре Джульетта. – Недавно, когда я забирала детей из школы, видела учительницу Зака. Она говорит, у него потрясающие результаты в чтении. Настоящий прорыв.
Дейдра лишилась дара речи. Зоя начала читать еще в детском саду, а Зак их тревожил – середина первого класса, а у него все никак не получается. По крайней мере, когда она слышала его в последний раз.
– Хотя Пол тебе, наверное, уже говорил.
– Нет. Он ничего не говорил. Извините, мне надо в туалет.
Подхватив сумочку, она выскочила из-за стола, но направилась в вестибюль ресторана. Здесь тоже было очень шумно. Тогда она вышла наружу и, прижавшись к стене, набрала свой домашний номер. Город затих, на улицах почти не было машин. Те немногие ньюйоркцы, что еще не попрятались по домам, казалось, плыли в снежных волнах. Ответила Зоя, и Дейдра едва не бросила трубку, чтобы не разреветься. Однако, взяв себя в руки, позвала Пола.
– Я слыхала, Зак начал читать, – без предисловий начала она, когда Пол подошел к теле фону.
Он замялся:
– Джульетта сказала?
– А Зоя занимается балетом. И ты лучше меня, потому что не заставляешь ее принимать ванну.
– Дело не в том, кто лучше, а в том – кто дома.
– Выходит, если я не все время дома, мне уже не положено знать, что происходит? Я уже и права голоса лишена? Помнится, когда ты заканчивал ординатуру, когда только начал работать в клинике, мы тебя дома вообще не видели.
– И тогда все решения принимала ты.
С ума можно сойти! Неизменное спокойствие, рассудительность! Ничем не прошибешь!
– Значит, если я возьму роль в мюзикле, я дома буду вроде как… ну, не знаю… как приезжая тетушка?
– А разве существует «если»? Кто сказал «если»?
– Я так не думала, пока все это не услышала, – холодно отозвалась она.
– Не хочу давать тебе советов, Дейдра, но чем-то придется пожертвовать. Останешься дома – будешь с ума сходить по пению. Пойдешь на сцену – придется выпустить из рук дом. Пополам не разорвешься. И решай скорее, иначе туго тебе придется.
– Иными словами – провести четкие границы?
А ведь Ник ее предупреждал: хочешь стать певицей – научись сносить отказы, не принимай близко к сердцу чужое мнение, не позволяй эмоциям исковеркать твою карьеру. Легко ему говорить – ни тебе детей, ни психологических барьеров. Он на них просто плюет. А ее границы – как легкие у больного эмфиземой. Когда-то доктор сказал про легкие ее дедушки: похожи на кружево.
22. Джульетта
В сумрачном холле перед квартирой Ника Руби, пока Дейдра возилась с тремя замками на его двери, Джульетта стояла затаив дыхание. Что-то будет? В тот раз на крыльце, когда он поцеловал ее, она даже не вошла в дом. Существовала некая грань между открытостью улицы и уединенностью его квартиры. Этой грани она не пожелала переступить. Особенно после того, как нарушила последнюю границу, которую сама для себя установила, – между разговорами и прикосновением, разделяющую фантазии и реальность.
Ну и что такого, если она вошла в его дом, а теперь войдет в его квартиру? Его ведь здесь нет. И все же, когда последний замок сдался, и дверь отворилась, у нее отнялись ноги – Джульетта стояла в холле, не в силах сделать ни шагу, и не верила своим глазам. Во времена, когда она училась в школе модельеров, и позже, когда только пошла работать, все жили в крошечных, убогих комнатушках. С тех пор других квартир она не видала – только жилища деловых партнеров Купера. Огромные, набитые всякой всячиной, настоящие дворцы, вытянутые по горизонтали. Или городские коттеджи в несколько этажей, вздымающиеся чуть не до неба.
Первое, что ощутила Джульетта, оглядевшись в квартире Ника (ни бедной, ни богатой), – она дома. Что-то было здесь такое, что напоминало парижскую квартиру матери, даже тот домик в Пенсильвании, где Джульетта жила совсем маленькой. Вероятно, умение заставить небольшую по площади квартиру выглядеть красиво, уютно,
дорого.Во всем – тонкий вкус. Французский или, по крайней мере, европейский, решила Джульетта. Ник определенно минималист: очень мало вещей. Но из тех, что есть, каждая – например, одинокая подушка на единственном стуле – совершенна.
И еще здесь присутствовало нечто трудно определимое, но явно указывающее на то, что квартира устроена исключительно для него и ему безразлично, что прочие подумают о нем и о его жилище. В их пенсильванском доме была одна парадная комната. Ее старательно обставили и украсили, чтобы соседи знали: мать Джульетты – женщина высокой культуры и вкуса, из старинной фамилии со значительным, хотя и гипотетическим, состоянием. Настоящей, звонкой монеты – кот наплакал.
Но эта комната… Джульетта представила здесь Ника. Вот он растянулся во весь рост на черном как вороново крыло диване, положил крупную голову на шелковую голубую подушку и, уставившись в потолок, слушает какой-нибудь диск – на полках, которыми сверху донизу увешана самая длинная стена в гостиной, их тысячи.
– Это… – С трудом подыскивая нужное слово, она наконец выдохнула: – Это просто сказка, а не квартира.
Дейдра как-то странно на нее посмотрела:
– Думаешь?
Джульетта даже не пыталась скрыть недоумения:
– Конечно! Разве ты не видишь?
– Ну, не знаю. По мне, так она какая-то… пустая.
Оно и понятно – учитывая, что в доме у Дейдры каждый сантиметр пространства занят подушечкой, или картинкой, или вазочкой, или стопкой книг.
Джульетта покачала головой и пробормотала, что ей нужно позвонить Куперу. Она проскользнула в спальню и достала мобильный телефон. Первый раз в жизни она оставила Трея на ночь. Но, в конце концов, должен же Купер научиться управляться с собственным сыном. Не хочет стать отцом второго ребенка – пусть хотя бы будет отцом тому, который есть.
Она еще и номера не набрала, как хлопнула входная дверь и в соседней комнате раздались голоса – Дейдры и еще один, мужской. Джульетта отключила телефон и замерла, прислушиваясь, отказываясь верить очевидному. Дейдра божилась, что Ник в Чикаго. Каким образом он смог добраться сюда в такую бурю? Оцепенев, Джульетта стояла перед закрытой дверью и вслушивалась в ставший таким знакомым голос. Дейдра произнесла ее имя. Наступила тишина. Джульетта решила выйти из спальни и своими глазами посмотреть, что там происходит. Потянулась к двери, но та внезапно открылась, и перед Джульеттой предстал Ник Руби собственной персоной. Воззрился на нее как на привидение.
– Ты должен был уехать! – выпалила она.
– Я старался изо всех сил, – слегка улыбнулся Ник. – Вылет отменили.
Из-за его спины вмешалась Дейдра:
– Он проторчал в аэропорту семь часов.
– Я ухожу! – Джульетта протиснулась в дверь мимо него.
Вот великан, весь проход за городил. Главное – не смотреть на него. Но, боже, это нелегко!
– Ты не можешь уйти… – начала Дейдра.
– Еще как могу!
Прозвучало грубовато. Но что делать? Увидела Ника и совсем соображать перестала от страха: вдруг придется провести ночь с ним под одной крышей? И что еще хуже – притворяться, что между ними ничего не произошло.
Джульетта судорожно надела пальто, схватила сумку, туго, под самый подбородок, затянула шерстяной шарф. Как бабуля, собирающая я на базар.
– Ты спятила! – кричала ей вслед Дейдра.
Но она уже летела вниз по лестнице, сколь я пальцами по металлическим перилам.
– Джульетта! – Он мчался за ней, удивительно легко перебирая большущими ногами по мокрым каменным ступеням.
Перед ее мысленным взором неожиданно вспыхнула полузабытая картинка: кухня в пенсильванском домике, отец шаркает итальянскими кожаными ботинками по плиткам пола и распевает «Этот раз ношенный башмак».
– Джульетта, подожди!
Приостановившись, она повернулась в его сторону и замахнулась, словно держала в руке нож:
– Не смей!
– И не думал. Но на улице-то настоящий буран!
– Стой, не двигайся. Я спускаюсь вниз, а ты стой, где стоишь.
Приоткрылась дверь в соседнюю квартиру, и в щель выглянула пара любопытных глаз.
– Стой там, – повторила Джульетта.
Боже, до чего он хорош. Почему она раньше этого не замечала? И такой большой. И упрямый. Даже немного страшно. Она боится его? Нет, себя. И бежать ей надо от себя.
Джульетта медленно отступила на несколько ступеней, повернулась и пошла обычным шагом, чутко прислушиваясь – что происходит за ее спиной? Если он сделает за ней хоть шаг, произнесет хоть слово, она взорвется и наговорит дерзостей. Или бросится ему в объятия.
Ни звука. Она спустилась в небольшой вестибюль с белыми и коричневыми шашечками плиток на полу, с медными почтовыми ящика ми и тяжелой глянцево-черной дверью. Снаружи по-прежнему валил снег. Свет фонарей едва пробивался сквозь плотную пелену. На пустынной улице метель укрыла уснувшие на ночь машины, мостовую, быстро засыпала белой пылью следы редких прохожих на тротуаре.
Нью-Йорк стал каким-то другим. Внезапно Джульетта поняла: это тишина, почти мертвая тишина и мерцающая белизна волшебно преобразили, украсили город.
Страшно не было ни капельки. На душе только удивительный покой: от Ника уже сбежала, а волноваться насчет дороги домой еще не начала. Здорово просто постоять одной, здесь и сейчас. На углу улицы Джульетта обернулась и взглянула на дом Ника Руби, подняла глаза на его окна на последнем этаже. Там, на фоне золотого света, три силуэта прижались к стеклу и смотрели вниз, на нее.
Четыре часа спустя ее привезла домой большая машина. Дорогой Джульетта дремала, просыпалась и снова окуналась в дрему. За окнами чернело небо в снеговых тучах, дорога была пуста, если не считать бульдозеров. Фары лимузина высвечивали белую полосу в белоснежном мире.
Водитель отказался вылезать наружу и сидел, упершись взглядом в ветровое стекло, пока она пробиралась через сугробы к темному дому. Ключ она уже давно сжимала в руке – достала, как только они свернули с шоссе, не меньше чем час назад. Вставляя его в замок, Джульетта чувствовала себя марафонцем, пересекающим финишную черту.
В доме темно, прохладно и тихо. Только урчит холодильник. Джульетта осторожно прошла по ковру и поднялась наверх в комнату Трея. «Крадусь как вор или как привидение», – подумала она.
Вот он, ее мальчик. Крепко спит. Лежит на спине, руки раскинул, рот приоткрыл, словно от удивления. Одеяло сбито на пол. Джульетта подоткнула одеяло и поцеловала сына в лоб. Трей что-то пробормотал и повернулся на бок.
Спустившись в холл, она услышала храп Купера. Пожалуй, не стоит его будить. Усталости, на удивление, не было. Наоборот, хотелось прямо сейчас взяться за какое-нибудь дело. Вот что: она почистит дорожки от снега.
Теперь, когда снег не преграждал ей дороги домой, она смотрела на него с восхищением. Величественное, изумительное зрелище. На дорожке намело столько, что резиновые сапоги Купера утонули до самого верха, снег доходил до опушки старой куртки мужа, в которой Джульетта всегда возилась во дворе. Снегопад прекратился, но порывы ветра закручивали вокруг нее маленькие смерчи, снеговые призраки поднимались с дымящихся сугробов.
«Значит, чистим дорожку от дома до улицы. Это и для безопасности необходимо», – сказала себе Джульетта. В самом деле, вдруг случится пожар и пожарным надо будет добраться до дома, чтобы их спасти? А как удивится Купер! Проснется и обнаружит, что не нужно дожидаться, пока объявится дурачок Боб со своим снегоочистителем и освободит его из снежного плена. Можно сразу отправляться в город на работу. Ему будет приятно.
Наверное.
А она останется дома одна с Треем. Чудесно. Как раз то, что она любит больше всего.
Джульетта выпрямилась. Приоткрыв рот, она уставилась на белую равнину перед собой. Мысль, которая только что пришла ей в голову и буквально парализовала, была очевидна и непреложна как булыжник на дороге. Ей не нужен Купер. Ни сегодня, ни завтра – никогда. Их брак держится только на его отсутствии, на том, что они всегда и везде врозь. Не видя друг друга, не общаясь – только так они и могут жить вместе.
Вот в чем их главная проблема. Беда не в том, что они не могут договориться, нужен им второй ребенок или нет (хотя это тоже проблема), и не в том, что в постели у них не ладится (хотя, конечно, и это проблема). Беда вот в чем: чтобы решить вопрос насчет ребенка, им обоим нужно было открыть свои истинные чувства друг к другу. Но как раз этого они и не могли. Не хотели. Никогда.
Они поженились, потому что сошлись характерами в мелочах, лежащих на поверхности, а объединяет ли их нечто более серьезное и глубокое, никогда не проверяли. Даже болезнь Трея не заставила их заглянуть глубже в собственные чувства. Купер, не задумываясь, предоставлял Джульетте заботиться о сыне, и ее это вполне устраивало.
Она не любит Купера. Это ясно. И теперь, когда она стала гораздо требовательней к самой себе, ей больше незачем держаться за этот брак. Что он дает ей? Разве что собственный «выезд» – и ничего более ценного. Из-за такой малости не стоит терпеть рядом Купера даже ради Трея. Мальчику нужен настоящий отец. Если Купер не желает принимать участия в его воспитании с ней на равных, может быть, все переменится, когда у него не останется другого выбора, кроме как управляться с сыном в одиночку.
Она снова взялась за лопату. Раз! Раз! Еще раз. Мысли перескочили на Ника. Какую роль он играет во всем этом? Никакую. Главную. Ник для нее не существует. Ник единственный мужчина, которого она могла бы полюбить. Эта нехитрая истина обрушилась на нее как гром среди ясно го неба. Задохнувшись и мгновенно взмокнув, она перестала кидать снег, оперлась на лопату. Небо начинало светлеть.
Разом навалилась усталость. Такая усталость, что Джульетта готова была рухнуть и заснуть прямо здесь, на пушистой снежной пери не возле дорожки. Как измученный, сбившийся с дороги путник, соблазненный иллюзией покоя. Еле волоча ноги, она вернулась в дом, стащила покрытую снегом одежду и вместе с сапогами и насквозь промокшими носками оставила валяться у порога. На бежевом ковре расползлось мокрое пятно. Дом спал. Не чувствуя озябшими ногами холода ступеней, Джульетта босиком поднялась по темной лестнице.
Разделась на пороге спальни, небрежно кинула свитер и брюки на маленькую скамейку (чего прежде за ней не водилось), не снимая тонкой шелковой водолазки, вытянула бюстгальтер. На цыпочках подошла к большой кровати, скользнула под пуховое одеяло и тронула за плечо Купера.
– М-м-м? – пробормотал он.
Разбудить его или пускай спит, потом объясниться? Будить вроде бы жестоко, но откладывать неприятный разговор – это трусость.
– Который час?
Она посмотрела на будильник:
– Пять.
– Ох-ох-ох… Пора.
Можно промолчать, закрыть глаза. Он встанет, оденется и уйдет из дома так тихо, что она ничего и не услышит. Может, он даже останется ночевать в клубе. И очень скоро память об этой ночи растает как снег. Разве так не будет гораздо проще?
– Купер, мне нужно с тобой поговорить.
– О господи, Джули! – простонал он и повернулся к ней спиной. – Неужели нельзя с этим подождать? У меня полно работы, до которой еще надо как-то добраться через эту пургу.
– Нет, это не может ждать.
Он повернул голову в ее сторону:
– Опять что-нибудь насчет ребенка?
– Нет.
– Тогда что? Твоя учеба? Если так, то я подумал и решил, что, пожалуй, я не против. Учись.
– Пятнадцатого апреля будет известно, приняли меня или нет.
– Что?
– Я подала документы, Купер. В Нью-Йоркский университет. Если пятнадцатого скажут, что не прошла, буду поступать еще куда-нибудь на следующий год.
– Это хорошо, – осторожно заметил он. – Рад, что ты смотришь в будущее.
– Да, смотрю. И вот что должна тебе сказать – я больше не хочу быть твоей женой.
Как, оказывается, просто произнести эти слова. Проще, чем держать их в себе, чем откладывать неизвестно на сколько.
Воцарилось молчание. Купер лежал на спине, уставившись в потолок. Поднималось солнце, и в комнате с каждой секундой становилось светлее. Солнечные лучи отражались от чисто го снега.
Наконец Купер заговорил:
– Не верю, что ты это серьезно.
Ошибка. Нельзя было заводить такой разговор в постели. В постели признаются в любви, делают предложение, а не просят развода. Но это еще одно доказательство того, как мало значит для нее их общая постель. А как же Анна, вдруг подумала Джульетта, как ей удалось осилить разрыв с Дамианом, когда она до сих пор любит его, когда ее все еще тянет к нему? Если бы Джульетта чувствовала что-нибудь подобное, она ни за что не решилась бы на этот шаг, что бы Купер ей ни сделал. Но никаких таких чувств у нее не было. Было одно желание – убедить его, что она не шутит.
– Придется тебе поверить, Купер.
Он покачал головой:
– Как ты собираешься жить? – Голос заметно окреп. – Ты ничего не умеешь. Без меня ты не сможешь ни платить по счетам, ни содержать дом, ни решить, с какой, черт возьми, ноги делать первый шаг!
– Неправда! – Она села и старалась говорить твердо.
– Неправда? Да я с первого дня тащу тебя за руку. Единственное, что ты смогла без меня, – это отрезать волосы. Ах да, и еще подать заявление на эту нелепую учебу.
Так даже лучше. Она слишком долго принимала близко к сердцу его насмешки. Да, верно – учеба нелепа, да, она ничего сама не умеет! Но теперь совершенно ясно: его истинная цель – заставить ее почувствовать собственную беспомощность, чтобы она и дальше зависела от него. Годами так оно и было. Хватит!
Спорить, тем не менее, бесполезно. Он с легкостью опровергнет любой ее аргумент. Он это всегда умел. Даром, что ли, у него степень магистра и опыт работы в корпорации, а главное – врожденное чувство собственной правоты.
– Мне нужен развод, Купер. Безусловный. Неоспоримый.
– Но что случилось? Это из-за ребенка, да? Ну, хорошо, твоя взяла. Если ты так настаиваешь, я согласен.
На какое-то мгновение ее захлестнула радость – он согласен на ребенка! Можно обнять его, и не придется продавать дом, перевозить сына, одной начинать все сначала.
Но как быть с тем, что она поняла? Что не любит его и никогда не любила? Разве будет честно остаться с ним? Это еще хуже, чем хитростью забеременеть без согласия мужа. Если она родит второго ребенка от Купера, через три-четыре года ей все равно придется искать повод для развода.
– Нет, я больше не хочу ребенка от тебя.
– Здорово! Теперь ты заявляешь, что не хочешь, чтобы я был отцом твоего ребенка!
Только не спорь, напомнила она себе. И следи за голосом.
– Да, именно так.
– Великолепно! – воскликнул Купер. – Превосходно! Потому что, знаешь, Джульетта, я давным-давно сделал вазектомию
. Чтобы
застраховатьсяот еще одного твоего ребенка!
23. Анна
Солнце заливало квартиру Ника Руби. Анна проснулась с несуразной мыслью, что она на небесах. Неземным казался свет за голыми окнами – все покрытые белым горизонтальные поверхности ослепительно сверкали: дороги, тротуары, машины, подоконники, крыши. В трусиках и футболке Ника она лежала на диване, укрывшись мягким лоскутным одеялом. Стена за ее спиной наполовину не доходила до потолка, пропуская в то помещение, которое здесь считалось спальней, воздух и свет из единственного в квартире окна гостиной. Ванная, как помнилось Анне, располагалась за спальней.
Ник сидел в кровати и читал. Анна сгребла с пола у двери свою сумку и, смущенно кивнув ему, закрылась в белой кафельной комнатке.
Вчера по дороге с работы в ресторан она купила тест на беременность. Предполагалось, что утром она будет у себя дома. Одна-одинешенька на все выходные. Обстоятельства изменились, но ждать нет сил. Задержка больше месяца. И так она уже достаточно времени потратила, убеждая себя, что все дело в стрессе, что беременность просто невозможна. Анна начала принимать противозачаточные сразу после рождения Клементины. И принимает их по сию пору, включая тот день (один-единственный после развода), когда занималась сексом с Дамианом. Правда, в последнее время она что-то стала рассеянной. Может, она не только пропускала прием таблеток, но даже забыла о мерах предосторожности на тот случай, если не приняла таблетку. Когда это случилось на подвальной лестнице, пила она таблетки или нет? Тогда она об этом даже не вспомнила. Сейчас подозревала, что, наверное, нет. Хуже того: точно – нет.
Трясущимися руками Анна вскрыла упаковку и, вытащив пластиковую палочку, подержала под струей мочи. Теперь надо подождать. Она огляделась вокруг, чтобы отвлечься на время. Смотреть особенно не на что. Похоже, Ник Руби сверхъестественно опрятен. Количество личных вещей сведено до минимума. Дело, конечно, хорошее. Но не до такой же степени. Свое гнездо Анна свила старательно, пусть не дорого и не модно, но с достаточным числом подушечек, чтобы смягчить удары внешнего мира.
Время вышло, можно проверить результат. Ничего удивительного. Положительный. Она беременна. Удивительно и неожиданно другое – восторг, который овладел ею. На самом деле подсознательно она даже хотела этого. Чтобы появился предлог вернуться к Дамиану? Потому что всегда хотела много детей и теперь нежданно-негаданно ей дана такая возможность? Кто знает. Она распахнула дверь маленькой ванной и поглядела вокруг, словно ожидая, что вместе с ней изменился весь мир.
