С ТЕЛЕГИ НА САМОЛЕТ

По длинному коридору УГК – управления главного конструктора – осторожно катили пластилиновый автомобиль. Это был тот самый макет, который я видел у дизайнеров. Интересно, что с ним собираются делать?

Я пошел следом. Автомобиль скрылся за широкой дубовой дверью с надписью: «Отдел САПР». Дверь затворилась. Чтобы войти, нужно было нажать несколько кнопочек кодированного замка.

Чем труднее куда-то попасть, тем больше хочется. Я стал нажимать кнопки наугад. Ничего не вышло. Угадать было так же трудно, как выиграть десять тысяч в «Спортлото».

– Хотите проникнуть? – спросил, проходя мимо, парень в белом халате.

– Хочу. Помогите.

– Могу помочь советом. Через минуту здесь будет Папашев, пусть он вам разрешит.

Снова Папашев! С ним каши не сваришь. Небось, опять пошлет куда-нибудь за резолюцией… Я представлял его мрачным, каменнолицым и сильно удивился, когда увидел приятного моложавого мужчину с челкой и в очках.

Олег Хайруллович не только открыл мне дубовую дверь, но и взял на себя функции гида. Без его помощи я обалдел бы от САПРовских загадок и чудес.

Первый зал, отделанный розовым полированным мрамором, был так хорош, что вполне подошел бы королю средней руки для приема послов. В нем царила Мерительная Машина высотой в добрых два этажа. Посреди зала смиренно стоял только что прибывший макет. Из-под потолка, благородно поблескивая, опустилась колоннообразная конструкция с электронным «пальцем» на конце и принялась ощупывать пластилинового пришельца.

– Щуп автоматически перемещается по поверхности макета и снимает координаты точек, – объяснил Папашев. – Направление и шаг задает ему оператор. Вот, пожалуйста, – обмер закончен. Все интересующие нас точки попали в память машины, на магнитный диск. Этот массив координат – как бы эскиз кузова, но не рисованный, а представленный в цифровом виде.

Мерительная машина способна не только мерить. Прикажешь ей – пустит в ход фрезу и сама, без рабочего-станочника, вырежет из дерева или пенопласта такой же макет. Но сейчас этого не требуется. Магнитный диск с «эскизом» несут в соседний зал, где за дисплеями уже ждут конструкторы. Сейчас они начнут с главным компьютером диалог на тему кузова будущего автомобиля.

А нужен ли этот диалог? Разве мало на диске данных о кузове? Оказывается, мало. Кузов гораздо сложнее, чем кажется, – он состоит из сотен деталей, – значит, нужно толково расчленить его на элементы и найти для каждого оптимальную толщину. Многие детали (например, дверные петли) в макете отсутствуют, и, естественно, на диске с «эскизом» никакой информации о них нет. Конструктор в паре с ЭВМ должен их спроектировать. При этом ему не понадобятся традиционные орудия: линейка, карандаш и резинка.

Розданный дизайнерами макет не совсем точен. Как бы ни старался лепщик, где-то у него дрогнет рука, где-то соринка попадет в пластилин, – вот вам и погрешность. Конструктор заметит ее на дисплее и устранит. Выходит, его диалог с ЭВМ необходим еще и по этой причине.

Папашев знакомит меня с молодым конструктором. В руке у Андрея черная коробочка с разноцветными кнопками на крышке. С ее помощью можно давать компьютеру задания, ставить вопросы. Со стороны кажется, что это игра, а не работа.

Вот на экране дисплея засветилась дюжина точек. Похоже на созвездие. Но эти точки не с неба и не с потолка: их зафиксировал электронный щуп в задней части пластилинового макета. Андрей продолжает колдовать со своей коробочкой. Точки соединила выпуклая кривая. Чем-то она не понравилась конструктору. ЭВМ ее мигом подправила, а затем, на секунду задумавшись, высветила изображение поверхности. Поверхность поворачивается на экране, – Андрей хочет рассмотреть ее с разных сторон. Кивнул сам себе: дескать, годится – и вызвал с магнитного диска на экран следующее «созвездие».

– Кузов автомобиля состоит из множества элементарных поверхностей, – комментирует Папашев. – Только в задней части их около сорока. И каждую нужно отработать, довести до совершенства, как это делает Андрей, а потом совместить все сорок в единое целое.

– Так-так, – говорю. – Понятно. Но где же чертежник?

– Какой чертежник?

– Тот, который перенесет созданную Андреем конструкцию на бумагу.

– Вот он, – показывает Папашев на небольшое устройство, скромно стоящее в углу – Называется «графопостроитель».

– А откуда он берет данные для чертежа?

– Из памяти ЭВМ.

Я взглянул на устройство с уважением. Вот бы мне такое в школьные годы! Черчение было для меня сущей мукой. Из-за него я не стал поступать в политехнический. А теперь, похоже, идет к тому, что кульманы, готовальни, лекала отомрут. В наше время они так же устарели, как счеты с костяшками.

Из соседнего зала доносятся загадочные звуки: что-то жужжит, цокает, повизгивает. Это работает главный графопостроитель, изготовляющий самые крупные чертежи. Вдоль большущего стола, покрытого чертежной бумагой, катается, как мостовой кран по пролету, зеленая каретка. А по ней поперек стола ездит другая, оранжевая, вооруженная специальным карандашом. Кажется, что каждая из кареток движется сама по себе, но их действия строго согласованы и имеют общую цель: заставить карандаш провести на бумаге нужную линию.

Я измерил стол: в ширину пять шагов, а в длину – пятнадцать. Пенальти в футболе бьют с меньшего расстояния! Нетрудно представить, каково было конструкторам делать чертежи такого формата вручную.

– Меня теперь калачом из САПРа не выманишь, – смеется Андрей. – Назад, за кульман, не пойду!

Пора расшифровать слово САПР: Система Автоматизированного Проектирования. Такие системы помогают проектировать очень многое – от мостов и зданий до модной одежды. А эта, коммунаровская, естественно, специалистка по автомобилям. К моему приезду она работала уже второй год.

– САПР открывает возможности, о которых мы даже не помышляли, – сказал Папашев. – Мы еще не осознали всю ее мощь.

Раньше конструктор двигался к цели как бы ощупью. Создавал на основе прошлого опыта некую отправную конструкцию и отдавал ее на испытания, первого раза она их, как правило, не выдерживала. Конструктор, раскинув умом, изменял какую-нибудь деталь. Опять испытания. Снова что-то не так. Вновь садись к анализируй.

Чтобы создать безопасный кузов, строили и разбивали о железобетон в среднем пять кузовов. Разрушали, сбрасывая манекен, до десяти конструкций рулевого управления. Так шаг за шагом приближались к истине. Путь был долгим и трудным.

Когда появилась САПР, конструкторы не бросились в ее объятия: кому охота перестраивать свое мышление, хоронить многолетние навыки? В новый отдел пришли только молодые. И не прогадали: вскоре у них было такое чувство, будто с телеги пересели на самолет.

Здесь тоже строят и разрушают конструкции, но не слышно ударов, не видно искореженного железа: САПР оперирует с математическими моделями автомобиля и его частей. Человек задает электронной машине условия испытания и вскоре видит результат. Обычно это цифры, однако для наглядности ЭВМ может и картинку нарисовать. Хотите – изобразит на листе бумаги автомобиль после наезда на препятствие. А на дисплее это же столкновение можно наблюдать, как в замедленном кино: видно, где возникла и как бежала по кузову уродливая волна деформации. Если разрушения опасны для водителя и пассажиров, конструктор усилит в математической модели кузова слабые места, прикажет компьютеру повторить испытание – и так до тех пор, пока не добьется своего.

ИНФОРМАЦИЯ КОМПЬЮТЕРА:

ТРАДИЦИОННЫМИ МЕТОДАМИ АВТОМОБИЛЬНЫЙ КУЗОВ ПРОЕКТИРУЮТ ПОЛТОРА-ДВА ГОДА. В УСЛОВИЯХ САПР НА ЭТУ РАБОТУ ТРЕБУЕТСЯ НЕ БОЛЬШЕ МЕСЯЦА.

Когда САПР выдаст комплект чертежей, по ним построят опытный автомобиль и… разобьют на полигоне о железобетонный блок. Зачем? Ведь математическая модель кузова уже испытана на столкновение с препятствием!

– Дело в том, что ни одна модель, – говорит Па-пашев, – не является абсолютно достоверной. В ее основе всегда лежат какие-то упрощения, допущения. Для проверки необходимо натурное испытание. Но только одно! Теперь мы разбиваем один кузов, а не пять, как бывало раньше.

САПР экономит время и труд конструкторов, испытателей, рабочих экспериментального цеха. И при этом безошибочно выполняет все расчеты, находит оптимальные решения. Познакомившись с ней, как-то странно входить в конструкторский зал: кажется, что из дня завтрашнего вернулся во вчерашний.

БАРЬЕР

Конструкторский зал «Коммунара» можно сравнить по длине с палубой океанского парохода. Посредине сквозной проход, а пространство слева и справа разгорожено канцелярскими шкафами на отсеки. В каждом отсеке пара кульманов и несколько письменных столов с ворохами бумаг. Шкафы до отказа набиты папками, а папки – опять же бумагами.

Чтобы оживить этот довольно унылый пейзаж, к задним стенкам шкафов прикноплены цветные репродукции. Хозяева отсеков подбирали их по своему вкусу, и выбор чрезвычайно широк – от «Гибели Помпеи» до Аллы Пугачевой в алой тунике.

Я ждал в одном из отсеков конструктора Гену. Его пиджак висел на спинке стула, а владельца где-то носило. От нечего делать я рассматривал волосатую пальму на тумбочке. «ПРОСЬБА НЕ РВАТЬ У ПАЛЬМЫ ВОЛОСЫ!» – восклицала табличка. Потом мой взгляд упал на загадочный черный предмет, которым были придавлены бумаги. По форме – вылитый нос, только здоровенный. Попробовал поднять и удивился: чугунный! Может, какая-нибудь статуя его потеряла, а Гена нашел? Но такие же носы лежали на многих столах в этом зале, и никто не обращал на них внимания.

Меня разобрало любопытство: для чего нужна эта штука? Прижимать бумаги? Слишком сложная форма. Делать производственную гимнастику? Не удержишь в руке… Можно спросить Гениного соседа, но он кричал в телефонную трубку: «Алло! Да! „Нефтеприбор“? Слушаю. Да. Нет. Значит, телеграмму такую мы не можем отправить. Почему? Потому что никто не дает согласия на такие ваши условия!..»

Наконец появился Гена с рулонами чертежей.

– Привет, старик! – сказал он бодро. – Не надоело постигать нашу жизнь?

– Не надоело. Скажи, будь любезен: что это за нос?

– Нос?!

– А как его величать?

– Мы говорим «крица». Так называли в старину полученный из чугуна кусок железа.

– Пусть будет крица. Для чего она тут?

– Это наша чертежная принадлежность.

– Ты серьезно?

– Вполне. Пошли покажу.

Гена привел меня к длинному чертежному столу, вроде того, который я видел в отделе САПР. Но не было самобеглых кареток с карандашом – здесь чертили вручную.

– Это плазовый стол, – сказал мой приятель. – Происхождение слова «плазовый» пусть объяснят тебе знатоки. По-моему, оно произошло от слова «ползать». Чертеж громадный, и конструктор, согнувшись пополам, почти что ползает по нему.

– Ну, а нос для чего? То есть крица?

– А ты представь себе, что на таком чертеже нужно провести длинную затейливую кривую. Подходящего лекала не найти. Тогда с помощью криц делают импровизированное лекало.

– Как?

– А вот так!

Гена расставил на плазовом столе несколько чугунных «носов», затем взял длинную гибкую рейку (гибче удочки!) и заложил ее в крючки-фиксаторы криц.

– Остается провести вдоль рейки нужную линию.

Это было сказано не без гордости, в явном расчете на мой восторг. Но я брякнул бестактно:

– Каменный век! Эх, надо было сначала тут побывать, а потом уже смотреть САПР…

Гена обиженно шевельнул усами:

– Далась вам, журналистам, эта САПР! Хочешь пари?

– Какое?

– Я берусь вычертить гайку на кульмане быстрее, чем Андрей получит ее на графопостроителе! Спорим? А? Ну, что же ты?!

Спорить я не стал. Пока Андрей втолкует компьютеру, что такое гайка, Гена, и правда, ее начертит. Но вторую, сотую, миллионную гайку компьютер изобразит моментально – хоть в том же самом масштабе, хоть в любом другом, – а мой бедный приятель будет рисовать каждую заново, с нуля. Так что напрасно он хорохорится.

И еще одно: чтобы делать такие гайки на станке с ЧПУ (числовым программным управлением), Гена понесет свой чертеж программисту в автоматно-механи-ческий цех. А САПРовский компьютер сам составит для станка программу изготовления гаек и выдаст ее в рабочей форме, на перфоленте.

Чтобы убедиться, где завтрашний день, а где вчерашний, можно даже не вникать в суть дела. Достаточно просто сравнить рабочие места Гены и Андрея.

У первого на столе вечная неразбериха. То и дело он роется в бумажных Эверестах, отыскивая какой-нибудь чертеж или расчет. «Зоя Ивановна, вы не видели кальку, которую принес Олег Хайруллович?» – «Нет, не видела. Может, ее сквозняком унесло?»

У Андрея вообще нет никаких бумаг, кроме рабочей тетради. Его не обступают пузатые шкафы с пожелтевшими от времени папками. Все архивные данные, которые могут ему когда-нибудь понадобиться, хранятся… в холодильнике. Не удивляйся: холодильник считается лучшим местом для хранения магнитных лент. Посмотрел бы я на Гену, если он попытается отыскать в своих папках информацию многолетней давности! А для Андрея нет проблем: установит ленту на компьютере, и тот сам найдет нужные данные (нужно только указать их код).

«Гибель Помпеи», звезда эстрады и пальма волосатая были бы совершенно неуместны в САПРовских залах, резали бы глаза. Здесь вообще нет лишних, необязательных предметов, а все то, что имеется, оформлено скромно и со вкусом (заслуга дизайнеров!). Обстановка влияет на рабочий настрой: Андрея ничто не отвлекает, а у Гены, по его собственному признанию, в голове чехарда.

Почему же Гена не идет за дисплей? Отчасти потому, что боязно. Двадцать лет лошадьми правил – и вдруг дают самолет! За уздечку его не дернешь, надо переучиваться. А в зрелые годы стать учеником не слишком приятно. «Досижу до пенсии на старом месте, – рассуждает Гена. – Авось, телега, то есть кульман, не скоро пойдет на слом».

И вот что тревожно: есть у него основания так думать! Руководители завода в большинстве своем отнеслись к САПР настороженно. Не отрицают, конечно, что это прогресс, но и не спешат делать на нее ставку. Логика простая, еще дедовская: «Тише едешь – дальше будешь…»

Не доверили САПРовцам по «ноль второму» серьезных работ, не захотели рисковать. Сказали: «Занимайтесь будущей, „ноль шестой“ моделью!» Они занимаются. Рассчитывают на пополнение своих малочисленных рядов, но пока тщетно: 98 процентов конструкторов остаются за кульманами.

Это и есть так называемый психологический барьер на пути новой техники. Непонимание, недоверие, нежелание расставаться со старыми привычками и преимуществами – вот три камня преткновения, лежащие в его основе.

Подобные барьеры существовали во все времена. В истории техники много тому примеров. Когда Джордж Стефенсон спроектировал первую железную дорогу, английское правительство, не доверяя паровозам, всерьез рассматривало вопрос о том, чтобы пустить поезда под парусами. Братья Райт третий год поднимались в небо на своем самолете, построенном в велосипедной мастерской, а американская пресса об этом молчала (единственную заметку поместил журнал для пчеловодов). Да и сам автомобиль с большим трудом завоевывал права и признание. В конце прошлого века редкий извозчик согласился бы стать шофером…

Рано или поздно барьер с треском ломается, и тогда громким хором звучат голоса: «Прекрасное новшество! Как мы только без него обходились!» Впрочем, известны люди, сопротивлявшиеся техническому прогрессу до конца. В их числе был житель Милана Джузеппе Питти, ярый противник автомобилей. Чтобы помешать их распространению в родном городе, он завещал все свое состояние – полтора миллиона лир – трем последним извозчикам. Что же они сделали, получив наследство? Сразу купили по автомобилю…

Наш девиз – ускорение научно-технического прогресса. Мы не можем ждать, пока психологические барьеры обветшают и рухнут, – надо их преодолевать. Не случайно в школах появился новый предмет: «Информатика и вычислительная техника». Это идет наступление на компьютерную безграмотность. Стране нужна трудовая смена, которая знает новую технику и понимает, что на «телеге» ручного труда далеко не уедешь.

Ох, все-таки не прав мой Гена – не обойтись ему без дисплея! Я бы на его месте переучился, пока не поздно. Брал бы пример с Папашева. Олег Хайрул-лович на «Коммунаре» один из самых энергичных сторонников САПР. В ее залах он проводит больше времени, чем в своем кабинете заместителя главного конструктора.

Кстати, забыл я его спросить: почему он так упорно мешал моей поездке на «перспективе»?

– Правильно делал, – усмехнулся Гена. – Плохой, побитый автомобиль тебе дать нельзя, а хороший жалко!

И ушел за свой кульман, мстительно шевеля усами.

ПИСЬМО ИЗ ГРЕЦИИ

Шли месяцы, и слово «новый» все реже звучало на заводе применительно к «ноль второму». «Новым», «перспективным» называли уже ЗАЗ-1106 (его пластилиновый макет так и остался стоять во владениях Мерительной Машины). Мне было известно, что это базовая модель нового семейства «Запорожцев» и что выпускать ее начнут ориентировочно в 1994 году. А на что она будет способна, Папашев не говорил: отделывался общими фразами типа «модернизируем двигатель», «усовершенствуем ходовую часть».

В общем-то, он правильно поступал: впереди рекламы должны идти дела. Еще свежа была в памяти неприятная история, в которую попали создатели переднеприводного «Москвича». Раззвонили во все колокола: «Есть новый автомобиль!» – а ему, как выяснилось, оставался долгий путь до конвейера. Даже двигателем он не успел обзавестись – позаимствовал «жигулевский»…

Мы частенько вспоминаем легендарного Левшу: вот, дескать, был мастер – блоху подковал! А ведь у Левши, если повнимательнее вчитаться в лесковский сказ, мастерство было неразделимо со скромностью. Иной на его месте бахвалился бы на всю Тулу: «Да я с этой блохой такое учудю!..» А он лишь пообещал сделать что-нибудь достойное. «А что именно, – пишет Лесков, – этого так-таки и не сказал».

Именно такой стиль работы мы сегодня ценим: сначала – дело, слова – потом. И я не в обиде на Папашева. Верю: коммунаровцы, опираясь на САПР, сделают из «ноль шестой» что-нибудь достойное.

Простовато выглядит в сравнении с младшими собратьями ЗАЗ-968М. Говорят: «Морально устарел», – и это, увы, правда. «Пора снимать его с конвейера!» А вот с этим утверждением можно поспорить. Дело в том, что у старого «Запорожца» есть свои достоинства.

Как-то летом мы с товарищем путешествовали по Карелии на «Ниве». Очень хотелось нырнуть в тишину над «голубыми глазами озер», но повсюду гудели бесчисленные моторы. Тогда мы стали выбирать самые трудные дороги. Углубляясь в леса, отметили, что не стало видно «Жигулей». Вслед за ними «выбыли из игры» «Москвичи». А «Запорожцы» попадались нам еще долго, демонстрируя свою высокую проходимость.

За это качество их ценят и многое им прощают грибники, рыболовы, охотники.

– Ну, а как проходимость у «ноль второго»? – спросил я Кошкина.

– Меньше, конечно, чем у «М», – ответил он. И добавил с юмором, но без тени улыбки:

– За сайгаком не бегать, за архаром не лазить, за джейраном не ходить! Кочек остерегаться…

У «ноль второго» деликатнее подвеска и меньше дорожный просвет [Дорожным просветом, или клиренсом, называется расстояние от плоскости дороги до наиболее низко расположенного элемента конструкции автомобиля.]. Он был задуман для хороших дорог. Не хотел бы я попасть на нем в карпатскую глубинку, где мой «М» самоотверженно пробирался по глубокой, раскисшей от дождей колее, оставленной огромными лесовозами!

Олег Хайруллович показал мне письмо из Греции. Автор сообщает, что ЗАЗ-968М был первым автомобилем, который увидели в его горном селе. Другие машины из-за ужасной дороги добраться туда не смогли.

Так разумно ли отправлять такого трудягу «на пенсию»?

Во Франции в 1948 году появилась дешевая модель «Ситроен-2СV» с брезентовой крышей. Ей давали обидные прозвища: «гадкий утенок», «четыре колеса под зонтиком». Но ее владельцы – в основном, сельские хозяева – пропускали прозвища мимо ушей. Они ценили эту машину за почти невероятную особенность, которая в задании на проектирование была сформулирована так: «Ни одно яйцо не должно треснуть, когда наполненную ими корзину повезут по вспаханному полю». И вот что интересно: устойчивый спрос на «гадкого утенка» существует уже сорок лет!

Точно так же не переводятся у нас любители старого «Запорожца». Им хорошо известны его сильные стороны, которые не бросаются в глаза. Одна из них – живучесть. Я узнал и оценил это качество на собственном горьком опыте.

Довольно долго я возил в моторном отсеке тряпку для протирки двигателя. Она все больше промасливалась, пропитывалась бензином и однажды, конечно же, загорелась. Пожар я заметил поздно: двигатель-то сзади. Когда почувствовал неладное, из-под капота валил густой дым. Огнетушитель не сработал – пришлось «душить» пламя курткой. Мотор сильно обгорел, руки тоже.

Вдруг подкатил такой же «Запорожец» с ровенским номером. Вышел водитель, глянул на мой мотор и, не задавая вопросов, стал разъединять сплавленные огнем провода. Потом обмотал их изолентой:

– Готово. Можешь ехать.

Я не поверил своим ушам. Но автомобиль завелся и поехал чин чином. Спасибо этому Володе из Ровно: здорово он меня выручил.

Гораздо позже мне пришло в голову, что благодарить следует и конструкторов, наделивших «Запорожцы» незаурядной живучестью. Познакомившись со Стешенко, я рассказал ему этот случай и руку пожал. Думал, порадую главного своим сообщением, но Владимир Петрович спокойно ответил, что так и должно быть: в конструкцию «Запорожцев» прежних моделей заложен изрядный запас прочности. В 1102 он тоже есть, но не такой большой: все-таки и дороги стали получше, и водители пограмотнее…

В последних словах я учуял деликатный намек на мое головотяпство: ну, какой же грамотный водитель держит тряпку возле мотора! Между прочим, загорелась она по довольно интересной причине: от трения о ремень вентилятора. Нет худа без добра: теперь я знаю, как добыть из автомобиля огонь для костра, если нету спичек…

Когда-то я пробовал силы в кинорекламе. В этом жанре действует железный закон: сценарий должен выпятить только одно, самое выигрышное качество товара. Для «кадиллака», за которым гнались бандиты, это была неуязвимость. А вот фирма «Фольксваген», выпускающая дешевые автомобили, напирает в рекламе на их живучесть.

Едет по шоссе кроха-«фольксваген» и тянет на буксире огромный самосвал. За кадром голос диктора: «Такого вы еще не видели. Но разве вы когда-нибудь видели обратное?..»

Этот остроумный микросценарий вполне годился бы и для рекламы «Запорожцев». Надежным свой «М», к сожалению, назвать не могу: много бракованных узлов, часто что-то ломается, – но всегда, при любых поломках и ЧП, он добирался домой своим ходом.

Еще раз спасибо за это конструкторам, исследователям, испытателям! Хорошая была бы машина, если бы на производстве сделали ее как положено, а не в стиле «тяп-ляп».

До введения госприемки семь «Запорожцев» из каждых ста оказывались бракованными. Остальные тоже были неидеальными: покупатель, как правило, обнаруживал в них мелкие, но досадные дефекты. Зато уж если кому везло, так везло! Заводская многотиражка «Коммунаровец» поместила письмо автолюбителя Погребного из Мурманска. Он купил ЗАЗ-968М в Самарканде и трижды пересек страну по маршруту Средняя Азия – Кольский полуостров. Ездил и в раскаленных песках, и среди снежных сугробов. За сорок тысяч километров – ни одной поломки! «Мои путешествия, – пишет Погребной, – заставили многих знакомых и незнакомых в корне изменить свое мнение об автомобиле „Запорожец“.

Я порадовался за собрата и позавидовал ему. Вот каким, оказывается, может быть запорожский автомобиль! Высокое качество нужно ему даже больше, чем «Ладам» с «Москвичами»: ведь каждая третья машина, сходящая с коммунаровского конвейера, предназначена для инвалидов!

Мне говорили с гордостью, что «Коммунар» – единственный в мире завод, выпускающий автомобили с ручным управлением. В остальных странах инвалид вынужден покупать обыкновенный, серийный автомобиль и переделывать его.

Прекрасно, что государство заботится об инвалидах. Но забота часто идет насмарку из-за злополучного «тяп-ляп». В этой книге мы еще не раз к нему вернемся.

ХОРОШИЕ И РАЗНЫЕ