Ближе всех к Риге подступили гвардейцы полковника В. М. Лазарева вместе с танковой бригадой полковника Н. С. Гришина. Часть подполковника И. М. Третьяка и батальон майора Кравченко вдоль шоссе Кекава - Рига выскочили к селению Катлакална, расположенному в 8 километрах от Риги. Стрелки майора В. А. Воронина и танкисты лейтенантов И. В. Капустина и Н. А. Михайлова действовали смело и напористо. Они уничтожили немало фашистов и боевой техники. Правда, и сами понесли ощутимые потери. Так, только во время атаки вражеской батареи, мешавшей продвижению наших войск, на минах по дорвались две тридцатьчетверки. Из их экипажей по гибли сержанты Ф. С. Гришин и Л. Н. Галков.
      Наступавшие вдоль рукава Даугавы, огибающего остров Долес, подразделения дивизии генерала М. А. Исаева к вечеру достигли селения Катлакална. 22-я армия очистила от фашистов северную часть Елгавы и дошла до реки Иецава. Елгава, несколько раз переходившая из рук в руки, оказалась совершен но разрушенной.
      Подведя итоги боев за день, я в этот вечер решил не звонить в Москву. Обстановка была сложной, и мне хотелось избежать длинных и неприятных объяснений. Последние бессонные ночи окончательно измотали меня. Звенело в ушах, голова была будто свинцовая, и требовалось немало усилий, чтобы держать ее прямо. Я прилег отдохнуть. Но едва укрылся шинелью, как раздались длинная телефонная трель. На проводе был Антонов. Не дослушав моего доклада, он язвительно заметил:
      - Вы все подчеркиваете, что ваш фронт освободил Елгаву... А нас интересует Рига. Неужели ваши войска даже предместья какого-нибудь не заняли?
      - Пока нет, - ответил я. - Тогда, может быть, есть какие-либо признаки, что немцы собираются ночью уйти? - продолжал спрашивать Антонов.
      - Пленные утверждают, что им приказано удерживать город до последнего...
      Антонов помолчал. Я никак не мог понять, к чему он клонит разговор.
      - Верховный недавно разговаривал с командующим Третьего Прибалтийского фронта. Тот доложил ему, что некоторые их подразделения уже в западной части Риги. - сказал Антонов. - Масленников утверждает, что они переправились через Даугаву на лодках, плотах и по штурмовому мосту. На ту сторону посылался офицер штаба. У ваших соседей сложилось впечатление, что противник сегодня ночью собирается оставить Ригу...
      - Мы такими данными не располагаем.
      Снова пауза. Чувствовалось, что Антонов очень недоволен исходом разговора.
      - Дело в том, - снова начал он, - что Верховный по некоторым соображениям решил сегодня объявить приказ об освобождении Риги...
      "Ах, вот в чем дело, - подумал я. - Вот откуда это нетерпение". Наконец-то я догадался: с нашей стороны необходимы заверения, что завтра весь город будет очищен от неприятеля.
      - А если не сумеем? - спросил я Антонова.
      - Очень желательно, чтобы сумели. Но даже в случае срыва беда невелика. В конце концов Рига - это прежде всего восточная часть. А Задвинье всего-навсего что-то вроде предместья.
      - Да, но Задвинье в Риге все равно что в Москве Замоскворечье. Там же добрая половина населения...
      Антонову явно не по душе были мои ответы. Приказав уточнить в Военном совете списки представляемых к награждению, он положил трубку.
      Я поспешно оделся и направился к командующему фронтом. В лицо ударил влажный осенний ветер, не сущий с собой тяжкий запах гари. С трудом пробивая чернильную темень неба, из-за леса поднималось медное зарево пожаров. Ветер доносил глухой гул артиллерийской канонады.
      У Андрея Ивановича Еременко был член Военного совета Владимир Николаевич Богаткин. Они сидели за столом и обсуждали кандидатуры представленных к наградам. Я хотел было сообщить им о разговоре с Антоновым, но оказалось, что они уже в курсе дела. Передав мне исправленные списки, Еременко сказал:
      - Ставка требует как можно скорее полностью очистить от гитлеровцев латвийскую столицу. Вот мы с Владимиром Николаевичем и едем в войска организовывать...
      Поздно вечером по радио было объявлено об освобождении Риги и начался салют. В штабной блиндаж пришел начальник политуправления фронта Афанасий Петрович Пигурнов.
      - Слышите, как грохочет? Как при хорошем артналете, - кивнул он на радиоприемник. - Интересно, что сейчас говорят в соединениях...
      Я рассказал Пигурнову о беседе с Антоновым.
      - Кажется, есть выход, - усмехнулся он, - прежний лозунг "Вперед на штурм Риги!" заменим новым: "Вперед на штурм Задвинья!" Подойдет?
      Пигурнов как-то странно подмигнул, застегнул шинель и вышел.
      Беспокойной выдалась эта длинная осенняя ночь. В низкую штабную землянку то и дело заходили офицеры, на столах непрерывно трещали телефоны, звучали возбужденные голоса. Часто звонили из Москвы. Задавали один и тот же вопрос:
      - Ну как, противник еще не начал отход из Риги?
      Мы в свою очередь теребили штабы армий:
      - Как там у вас?..
      Приятных новостей было мало. Цепкой, костенею щей рукой немцы продолжали удерживать Задвинье.
      Нервы у всех напряжены до предела. Беспокоило не только то, что мы вряд ли сможем завтра войти в Задвинье, а главным образом то, что упустили рижскую группировку. Почему мы не сумели ее окружить? Ведь в те дни, когда войска 1-го Прибалтийского фронта разорвали ее южнее Лиепаи, для этого были все возможности. Горько признавать, но приходится, что тогда командование нашего фронта, в том числе и я, не проявило должной инициативы и настойчивости.
      И вот теперь враг оттеснил наши войска от залива западнее Риги, а на ее южных подступах создал мощную оборону, и разгром его теперь затягивается.
      Утро 14 октября не принесло существенных пере мен. 10-я гвардейская и 22-я армии продолжали прогрызать оборону гитлеровцев вдоль шоссе Елгава - Рига. На правом фланге дивизия генерала М. А. Исаева вышла к поселку Ошкалны, соединение полковника В. М. Лазарева находилось в 4 километрах от Риги, а панфиловцы вели тяжелые бои северо-восточнее станции Баложи. Части 130-го латышского стрелкового корпуса через топи пробирались в неприятельский тыл. По пути они громили мелкие гарнизоны противника, захватывали пленных.
      После обеда ко мне вошел генерал С. И. Тетешкин.
      - Соседний фронт начали делить, - сказал он, - забирают две армии. Да и от первой ударной одни рожки остались.
      Я срочно связался с Никанором Дмитриевичем Захватаевым.
      - Командующему ударной, освободителю Риги, привет! - с шутливой высокопарностью поздоровался я с ним.
      В ответ донесся тяжелый вздох:
      - Какой уж там ударной! Изымают два корпуса...
      Захватаев рассказал, что 122-й стрелковый корпус должен перейти в Резерв Ставки, а 9-й гвардейский в составе 61-й армии передается 1-му Прибалтийскому фронту.
      Я вспомнил о том, что какие-то подразделения из этого соединения вели бой в западной части Риги. Сказал об этом Захватаеву.
      - Совершенно верно, они и сейчас там - три батальона и две роты...
      - Им что, на самом деле удалось захватить плацдарм?
      - Какой там плацдарм!.. Так, пятачки небольшие в разных местах... У них-то и оружие в основном автоматы да пулеметы. Переправлялись ведь налегке... А у немцев на том берегу оборона крепкая. Одних орудий разведка засекла двадцать семь, двадцать два миномета. Пулеметных точек много. Гвардейцы держатся, но несут большие потери.
      - Вряд ли разумно было посылать столь небольшие силы.
      - Что поделаешь! - ответил Захватаев. - Верховный потребовал от командующего фронтом очистить западную Ригу в течение ночи. Тот нажал на нас. Ну а мы, конечно, на дивизии. Вот те и пере правили...
      - Теперь что думаете предпринять?
      - Днем будем поддерживать огнем, с наступлением темноты снимем...
      - Следовательно, от форсирования отказываетесь?
      - К концу дня у нас останется только один стрелковый корпус. Я уже начал его передвигать поближе к шестьдесят седьмой армии. Вместе с нею и попытаемся преодолеть реку...
      Но командарм 67-й генерал-лейтенант В. З. Романовский начал переброску войск через Даугаву уже в середине дня. Передовые подразделения на подручных средствах смело поплыли к левому берегу в самом широком месте. Противник, не ожидавший, что наступающие рискнут форсировать Даугаву именно здесь, не смог оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. К 4 часам 14 октября полк А. А. Кузнецова занял судостроительный завод и ворвался на окраину поселка Даугавгрива.
      Войска нашего фронта в это время продолжали вести ожесточенные бои на рубеже Рига - Елгава. А. И. Еременко находился на командном пункте М. И. Казакова и лично руководил боевыми действия ми. На этот участок была стянута артиллерия двух армий и фронта, на поддержку наземных войск брошена вся авиация.
      Но, несмотря на сильнейший натиск, гитлеровцы пятились очень медленно. Каждая траншея, позиция доставалась нам ценой огромных усилий. Ни одному соединению еще не удалось пробиться к шоссе.
      Но вот в 4 часа дня мне позвонил начальник штаба 130-го латышского стрелкового корпуса полковник П. О. Бауман. Он доложил, что 308-я стрелковая дивизия перерезала дорогу. Первой к ней прорвалась часть полковника Августа Арена. Она выбила фашистов из селения Зандеры, уничтожив до батальона пехоты и захватив три танка. Вслед за нею южнее Зандер вышли гвардейцы Альфреда Юльевича Калнина, ставшего к этому времени уже генералом.
      К концу дня 19-й гвардейский стрелковый корпус освободил станцию Баложи. В боях за нее важную роль сыграла группа разведчиков из полка имени Александра Матросова. Об их подвиге мне рассказал начальник оперативного отдела штаба корпуса подполковник К. Л. Орлов.
      Противник искусно приспособил для обороны железнодорожное полотно, устроив в нем бойницы, амбразуры, наблюдательные пункты. Подступы к дороге немцы заминировали. Несколько раз гвардейцы ходили на приступ этих позиций, но откатывались назад, натыкаясь на губительный огонь. Тогда сержант Волков, солдаты Дегтярев и Ставров по болоту, поросшему кустарникам, подползли к насыпи, очистили от земли большую водосточную трубу и по ней проникли в тыл врага. За ними последовали еще два взвода. Они-то и решили исход боя. Неожиданной атакой с тыла наши бойцы вынудили гитлеровцев бежать.
      Вечером к шоссе севернее Баложи вышел 7-й гвардейский стрелковый корпус, а 15-й достиг южной окраины Риги.
      Опасаясь, что войска 10-й гвардейской армии на района Баложи прорвутся к Рижскому взморью, гитлеровцы решили нанести контрудар. Двумя пехотными дивизиями и двумя танковыми бригадами при поддержке авиации они попытались восстановить положение. Но их потуги оказались тщетными. Все атаки неприятеля были отбиты, и он отступил. Наши бомбардировщики и штурмовики наносили его отходящим частям чувствительные потери.
      В этот день весь фронт облетела весть о подвиге лейтенанта Виктора Чернявского. С бреющего полета он поливал свинцом фашистских солдат, из пушек бил по машинам, штурмовал огневые позиции батарей. Но вот и в его самолет попал снаряд. Ил-2 загорелся. Можно было попытаться посадить его или хотя бы спастись самому. Но Чернявский в это время увидел внизу скопление вражеских танков. Он направил свой пылающий самолет прямо в них. К небу взвился огромный столб пламени и дыма. Эхо взрыва многоголосо раскатилось по окрестным лесам...
      Яростные бои разгорелись на южной окраине Риги. Противник здесь хорошо укрепился. Перед первой линией его траншей тянулись проволочные заграждения, противотанковые рвы, наполненные рыжей водой. А перед ними минные поля. Гвардейцам генерала М. А. Исаева и полковника В. М. Лазарева при содействии армейского противотанкового полка удалось в некоторых местах потеснить гитлеровцев и завладеть их первой траншеей. Однако враг не хотел мириться с этим и стремился во что бы то ни стало вернуть потерянное. Дело доходило до жарких рукопашных схваток.
      Накал боев не спал и тогда, когда на землю легла непроглядная осенняя темень. Даже авиация продол жала действовать. Хорошо изучив расположение не приятельских позиций днем, летчики уверенно бом били и в ночное время.
      На помощь 15-му гвардейскому стрелковому корпусу, которым командовал генерал-лейтенант Н. Г. Хоруженко, подошел 1,30-й латышский корпус под командованием генерал-лейтенанта Д. К. Бранткална. Совместными усилиями они наконец сломили сопротивление оборонявшихся, и в третьем часу ночи несколько подразделений из дивизии полковника В. М. Лазарева ворвались в Задвинье.
      Почти одновременно с ними туда пробились и передовые полки генерала М. А. Исаева, наступавшие вдоль левого берега Даугавы. Здесь ими был применен примерно такой же тактический прием, как и при форсировании Огре. Десантная группа силой до роты под командованием лейтенанта Виктора Семина на лодках и плотах проникла по реке в город. "Флотилия" благополучно причалила к песчаной косе. Однако, когда бойцы стали высаживаться, немцы обнаружили их и открыли огонь. Завязался бой. Он отвлек внимание неприятеля. В это время гвардейцы усилили натиск с фронта, и гитлеровская оборона затрещала.
      К 6 часам утра район Атгазене и вся южная часть Задвинья были очищены от противника.
      Части 15-го гвардейского и 130-го латышского стрелковых корпусов устремились к центру и северной окраине Задвинья. Каждый дом, переулок, улицу приходилось отбивать. Многие из них были забаррикадированы и заминированы.
      При освобождении западных кварталов отличились дивизия полковника В. М. Лазарева и танковая брига да полковника Н. С. Гришина. В кровопролитных схватках они разгромили в Задвинье 2 вражеских полка, взяли 80 пленных, захватили 17 танков и самоходных орудий, 26 пушек, 40 автомашин и несколько складов. Но и сами понесли тяжелые потери.
      Когда наступил зыбкий мутноватый рассвет, стали видны обгорелые скелеты зданий, заваленные грудами битого кирпича улицы, опрокинутые фонарные стол бы, покореженные танки и пушки, черные остовы грузовиков. Так выглядело Задвинье ранним утром 15 октября. Где-то за западными окраинами еще Громыхало. Это наши артиллеристы и летчики громили отходящие за реку Лиелупе остатки немецких войск. Велись бои в юго-западных предместьях столицы и на подступах к Приедайне.
      К середине дня в Приедайне вывел свою дивизию генерал М.Ф. Андрющенко, вывел и почему-то остановил. К нему на коне подлетел командир корпуса генерал А.Т. Стученко и сердито спросил:
      - Почему топчетесь на месте?
      Андрющенко протянул радиограмму, подписанную начальником штаба корпуса полковником В. А. Табачным. В ней были такие слова: "Кончайте выполнение задачи, главными силами сосредоточивайтесь южнее Приедайне".
      Стученко разозлился еще больше, но только теперь на свой штаб. Тут же из верховых и артиллерийских лошадей он сколотил небольшую конную группу. Седел на всех не хватало, и многие бойцы, вооружившись автоматами, уселись на лошадей, как говорят на Дону, "нахлюстом". Конники понеслись преследовать удирающих гитлеровцев. Переправившись через реку Лиелупе, бойцы очистили от врага несколько поселков на Рижском взморье. Последовавшие за всадниками части выловили и пленили несколько сот разбежавшихся неприятельских солдат и офицеров. В Задвинье продолжали переправляться также войска 67-й армии 3-го Прибалтийского фронта. Готовился вступить на левый берег Даугавы и единственный корпус 1-й ударной армии. Так что сил для наступления вдоль побережья Рижского залива скопилось немало. Ждали указаний из Генштаба. И они вскоре поступили.
      Наша 10-я гвардейская армия должна была передислоцироваться в район Елгавы. Ей предстояло принять участие в наступлении на Лиепаю.
      Соединения ее начали готовиться к маршу.
      В этот же день на одной из площадей состоялась торжественная встреча гвардейцев с жителями латвийской столицы. Рижане горячо приветствовали своих освободителей.
      3
      На наш фронтовой командный пункт приехал Л. А. Говоров. После краткой беседы с Еременко он за шел ко мне.
      - Ну вот наконец и очистили Ригу, - сказал маршал.
      - Жаль, не удалось окружить гарнизон...
      - Да, надо было бы, - согласился Леонид Александрович.
      - А ведь у Масленникова во втором эшелоне две армии были, - упрекнул я Говорова.
      - Теперь что уж об этом говорить, - развел он руками. - Кстати, Верховный согласился расформировать Третий Прибалтийский фронт. Завтра вам передадут первую ударную и четырнадцатую воздушную армии, шестьдесят седьмую Ленинградскому, шестьдесят первую - Первому Прибалтийскому, а пятьдесят четвертую Ставка берет себе. Вот так!
      - Но если Третий Прибалтийский ликвидируется, то зачем же десятую гвардейскую перебрасывать под Елгаву? - удивился я. - Ведь первая ударная очень слабая армия и не сможет использовать выгодной обстановки, сложившейся в этом районе сейчас. Отчего бы не перевести на это направление наши главные силы?
      - Опасаются, что противник, оставив против вас прикрытие, прорвется на юг, деблокирует Клайпеду и уйдет в Восточную Пруссию. Вот поэтому удар в на правлении Лиепаи и планируется нанести сразу двумя фронтами.
      - Но ведь это операционное направление тоже важное!..
      Говоров пожал плечами.
      - Этот вопрос еще будет обсуждаться в Ставке. - Он встал, оделся и, прощаясь, сказал: - На этом моя миссия закончена. Как представитель Ставки я разговаривал с вами последний раз. Еду доколачивать моонзундскую группировку.
      Я поблагодарил Говорова за помощь.
      Спустя некоторое время по телефону доложил гене ралу армии А. И. Антонову о том, что войска 2-го Прибалтийского фронта, продвинувшись за сутки на 20 километров, штурмом овладели западной частью Риги и вышли к Рижскому заливу.
      - Очень хорошо, что операция наконец завершена, - сказал Алексей Иннокентьевич.
      Он подтвердил, что 3-й Прибалтийский фронт будет расформирован, а 1-я ударная и 14-я воздушная армии переданы нам.
      - Теперь готовьте наступление на своем левом фланге, - сказал он в заключение.
      Через некоторое время ко мне зашел Афанасий Петрович Пигурнов и предложил:
      - Поедемте в Ригу, посмотрим город.
      Я принял приглашение. Мы отправились на "виллисе".
      Перед глазами предстало тяжелое зрелище. Разрушенные заводы, стертые с лица земли дома, взорванные мосты. Выехали к Даугаве. На ее берегу я встретил командира 88-го понтонного батальона майора К. А. Дорошенко. Он руководил работами по постройке наплавного моста. Дорошенко перевез нас на противоположную сторону на пароме. Вскоре Пигурнов отправился в ЦК Компартии Латвии, а я продолжил осмотр города в сопровождении старого рижанина. Машина медленно двигалась по улицам, а он показывал и объяснял :
      - Вот взорванная пристань и сожженные пакгаузы... А вот электростанция, вернее, ее остатки... Здесь я когда-то работал. Теперь по вечерам пока зажигаем коптилки... Это разбитая водонапорная установка - воду берем из реки. Вон там - обгорелые корпуса завода "Проводник".
      Потом мы проехали мимо разграбленного банка, разрушенных универмага, почтамта, вокзала и сожженного трамвайного парка...
      Остановились перед невысоким мрачноватым зданием с выбитыми окнами. По сравнению с другими оно сохранилось довольно хорошо.
      - Что это? - спросил я у моего спутника.
      - О, этот дом в Риге знает каждый. Здесь было гестапо. Немало хороших людей погибло в этих стенах...
      Потом рабочий поведал о першане.
      - Вы не знаете, что это такое? Человека привязывают к доске и секут розгами. Немцы принесли в наш город средневековье. А вам не приходилось слышать о Ремерской улице? Она самая короткая в Риге. На ней всего два дома. Раньше в них размещался городской земельный отдел. Немцы устроили там тюрьму. Каждый день ровно в пять вечера на Ремерскую подъезжала "газмашина". Ее загружали обреченными, и она уходила. Куда? Или в сосняк близ станции Бабите, или в Битерникский лес.
      Мой собеседник на минуту умолк, провожая глазами проходящую мимо пожилую женщину. Потом он кивнул ей вслед:
      - Взгляните на ее обувь. Деревянные колодки! Разве когда-нибудь рижанки ходили так? Мы смеялись: "Немцы перевели Ригу на деревянный ход".
      На одной из улиц мы увидели огромное количество людей. Они о чем-то говорили между собой, поднимались на носки, смотрели вдоль улицы.
      - Ждут латышскую дивизию, - пояснил рабочий, - встречать собрались.
      Во многих уголках латвийской столицы побывал я в тот день. На командный пункт фронта вернулся только к вечеру. А. И. Еременко подписал приказ о награждении разведчиков, выполнявших задания командования в тылу врага. В их числе были А. Гордеев, Д. Розенблюм, И. Вильман. Орденом Красной Звезды была награждена и Эльза. Она сбежала от военного коменданта, когда машины, перевозившие его имущество, попали под бомбежку. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, Эльза скрылась. Все они, кроме Эльзы, вскоре были переброшены на Курляндский полуостров.
      4
      Утром 16 октября наши войска совместно с левым соседом развернули наступление по всему фронту. Главный удар наносили 3-я ударная, 42-я и частично 22-я армии из района Добеле в западном направлении. Но наиболее успешно в первый день действовало правое крыло. 1-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта Н. Д. Захватаева прорвала полосу обороны противника на всю ее глубину и потом продвигалась в среднем по 10-25 километров в сутки. 18 октября она форсировала реку Лиелупе и овладела городом Кемери, а днем спустя вышла к Тукуму.
      На главном направлении немцы дрались яростно. Располагая здесь значительными силами и заранее подготовленной линией укреплений, они в конце концов сдержали наш натиск.
      С 22 октября войска 2-го Прибалтийского фронта временно перешли к обороне. Возобновилось наступление 27 октября. На этот раз успех сопутствовал 10-й гвардейской армии. Соединения и части сражались самоотверженно. Особенно отличились бойцы полка имени Александра Матросова. Одному из самых отважных рядовому Лушко был вручен автомат прославленного воина. И надо сказать, Лушко был достойным преемником Героя.
      Однако расширить проделанную гвардейцами брешь не удалось. Прижатые к морю 30 неприятельских дивизий отбивались с ожесточением обреченных. Весь полуостров они покрыли густой сетью противотанковых рвов, проволочных заграждений, минными полями и долговременными огневыми течками. Все попытки сломить противника, расчленить его и уничтожить оканчивались неудачами. Но и то, что немецко-фашистская группировка оказалась надежно блокированной, было немалым успехом. Она потеряла свое стратегическое значение и уже не могла оказать какого-либо влияния на развитие событий. Протяженность фронта в Прибалтике сократилась с 1000 до 250 километров. Это позволило Верховному Главнокомандованию высвободить значительное количество войск для использования их на других направлениях.
      И все же лично у меня остался осадок неудовлетворенности. А спустя более двух десятков лет, когда яснее, понятнее стали наши ошибки и просчеты, особенно досадно вспоминать, что нам не удалось полностью завершить задуманную операцию.
      Зимой войска Прибалтийских фронтов провели еще несколько наступательных операций. Координировал их представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский.
      Однако наиболее благоприятный момент уже был упущен, и теперь слишком незначительный перевес над оборонявшимися в силах, крайняя ограниченность в снарядах и танках не позволяли делать глубоких прорывов. Продвинувшись километров на 8-12, наши армии выдыхались. Затем все начиналось сначала.
      У полуокруженных гитлеровцев не было мало-мальски обнадеживающих перспектив. Но они с непонятным упорством держались за побережье Бал гики. Возможно, Гитлер, приказавший группировке защищать Курляндию, имел цель не дать нам возможности пользоваться либавским и виндявским портами. А может быть, хотел внушить своим теперь уже немногим союзникам, что Германия еще способна перейти в контрнаступление. Видимо, поэтому прижатые к морю неприятельские войска не только не эвакуировались, но даже пополнялись частями, выведенными из Финляндии, а также призванными в фольксштурм подростками и стариками.
      Но это лишь мои догадки.
      В январе 1945 года 1-й Прибалтийский фронт принял участие в Восточно-Прусской операции. Естественно, что его командование с одобрения представителя Ставки все свое внимание, особенно после взятия Клайпеды, переключило на взаимодействие с Белорусскими фронтами.
      А через некоторое время, передав нам 4-ю ударную армию, оборонявшуюся юго-восточнее Лиепаи, наш левый сосед вообще ушел из Прибалтики в Восточную Пруссию. От нас в состав 1-го Белорусского фронта была передана 3-я ударная армия. Генерала Еременко отозвала Ставка. Вместо него в начале февраля к нам прибыл Маршал Советского Союза Л. А. Говоров.
      Общее соотношение сил в Курляндии к тому времени было для нас не совсем благоприятное. И несмотря на то что Верховное Главнокомандование было заинтересовано в скорейшей ликвидации вражеской группировки, войск и особенно средств усиления для этого око нам выделить не могло. Они были нужнее в Восточной Пруссии и Западной Польше. Поэтому боевые действия наших армий носили ограниченный характер.
      То на одном, то на другом участке по-прежнему проводились только частные наступательные операции. Степень активности соединений чаще всего зависела от наличия снарядов. Как только их накапливалось более или менее достаточно, мы предпринимали новый нажим на неприятеля.
      Говоров, оставшийся по совместительству и командующим Ленинградским фронтом, часть сил оттуда перебросил в Прибалтику. Однако и эта мера не помогла.
      Говоров очень переживал, когда дела шли не так, как хотелось бы. Может быть, от этого у него резко ухудшилось и без того плохое здоровье. Его постоянно мучили бессонница, сильные головные боли, пошаливало сердце. Кровяное давление нередко подскакивало до двухсот и выше. Как только заходил острый разговор, лицо Говорова начинало заметно дергаться. Генерал армии А. И. Антонов от имени Ставки приказал мне ежедневно в 24 часа переключать все телефоны на себя, брать управление войсками в свои руки, что бы Говоров мог спокойно отдыхать до утра.
      Когда я сообщил об этом Леониду Александровичу, он махнул рукой:
      - А!.. Если бы можно было отключать мозг... Я от разных дум не могу заснуть.
      * * *
      Воевать вместе с Говоровым мне довелось недолго. В конце марта 1945 года я был назначен начальником штаба 4-го Украинского фронта. Говоров все откладывал день моего отъезда. Да и мне, признаться, жалко было расставаться с этим талантливым военачальником и замечательным человеком.
      Но в конце концов в один из погожих весенних дней я вылетел в Москву.
      Там на аэродроме меня встретил офицер Генерального штаба и приводил к А. И. Антонову. Алексея Иннокентьевича я не видел больше года. И поэтому, переступив порог его кабинета, был поражен, когда навстречу поднялся грузный и совершенно седой генерал. Во всем его облике чувствовалась какая-то непроходящая усталость, - видимо, результат бессонных ночей и постоянного напряжения. Только большие темные глаза Алексея Иннокентьевича по-прежнему поблескивали молодо.
      Антонов отличался высокой военной культурой, мыслил масштабно, глубоко. Он вносил на рассмотрение Ставки интересно задуманные и хорошо разработанные планы стратегических операций. Но не всегда умел до конца отстаивать их.
      Мы тепло поздоровались. Я поздравил Антонова с утверждением его в должности начальника Генерального штаба. Разговор сразу же зашел об обстановке в Прибалтике. Антонов поинтересовался, как я считаю: не лучше ли нашим войскам перейти там к обороне и часть сил перебросить на другие направления или продолжать доколачивать прижатого к морю неприятеля?
      - Для разгрома курляндской группировки у Второго Прибалтийского фронта сил маловато, - ответил я, - а для активной обороны более чем достаточно. Одну, а то и две армии оттуда можно снять
      Забегая вперед, скажу, что у Говорова Ставка почти ничего брать не стала. Немецко-фашистские войска были надежно блокированы на полуострове до конца войны и в мае 1945 года капитулировали.
      Затем Антонов повел речь о моем новом назначении, о задачах 4-го Украинского фронта.
      После беседы с ним я обошел многие центральные управления, решил там некоторые неотложные вопросы. А вечером поехал на аэродром. Из машины любовался столицей. В неплотно прикрытое боковое стекло врывался влажный весенний ветер. Я покидал Москву, унося приятное чувство душевной легкости и бодрости. Близость скорой победы ощущалась не только в сводках Совинформбюро, не только в том, что война уже шла за пределами нашей страны, ее можно было угадать по лицам людей, по облику улиц столицы, еще затемненных, но уже более оживленных и веселых. В ожидании этого дня теперь всем нам легче жилось, работалось и воевалось.
      Мне вспомнились слова Антонова, сказанные на прощанье:
      - Ну, Леонид Михайлович, теперь уж наверное, расстаемся ненадолго. Надеюсь, скоро свидимся.
      Да, теперь, конечно, скоро здесь, в столице шумно сверкающей огнями, кипящей веселыми праздничными толпами, громыхающей салютами...
      Теперь уж очень скоро...
       
      Примечания
      {1}Операция "Астер" предусматривала отвод группы армий "Север" в Восточную Пруссию.
      {2}В 1951 году я возвращался с учений в Москву на Як-12. Во время полета отказал мотор, машина разбилась, и автор стал инвалидом.
      {3}Ее именем названа одна из улиц Новосибирска.