Трудные рубежи

      Я попытался объяснить настроение командующего, сказав, что обычно координацию действий фронтов возлагали на заместителей Верховного Главнокомандующего или членов Ставки.
      - А назначение представителем Ставки вас Еременко, очевидно, воспринял как оперативное подчинение одного фронта другому. А характер его вы ведь знаете...
      - Да, - согласился Леонид Александрович, - трудноватый...
      - Начальник Генерального штаба говорил нам, - продолжал я, - что после освобождения Эстонии и Северной Латвии Третий Прибалтийский фронт будет расформирован. Ведь полоса наступления его стала уже полосы некоторых наших армий.
      - Вам, как и Еременко, не особенно нравится существование Третьего Прибалтийского фронта. Да и представитель Ставки тоже, - холодноватым тоном сказал Говоров.
      - И Еременко и я в первую очередь члены партии и солдаты. Мы умеем подчиняться приказу, - возразил я. - Но вы просили меня рассказать о наших настроениях откровенно, по-товарищески... Если же Ставка находит целесообразным наступать на Ригу с востока двумя фронтами, то мы постараемся выполнить свою задачу как можно лучше.
      Я поделился с Говоровым мыслями о том, что в начале августа, а затем в середине сентября складывалась благоприятная обстановка для удара на Ригу с юга, с участка 43-й армии 1-го Прибалтийского фронта. Наш штаб да и кое-кто из Генштаба предлагали перебросить туда главные силы 2-го Прибалтийского фронта для совместного удара с войсками Баграмяна. Но нам дали понять, что "проделывать лыжню" к Риге надо самим.
      - А вот теперь, - закончил я, - мы в полном смысле пробиваем путь Третьему Прибалтийскому. При подходе к латвийской столице наши армии должны свернуть в сторону, за реку Даугава, а в Ригу войдет правый сосед.
      - Какая разница, чьи соединения сделают это? - пожал плечами генерал Гвоздков. - Вашими словами говорит ущемленное самолюбие.
      Говоров почертил вилкой по скатерти, потом в упор взглянул на меня:
      - Ведь вы понимаете, что направить одновременно на Ригу два фронта невозможно? Произойдет столпотворение!
      - А в этом нет необходимости! - возразил я. - Мы просим сменить нас севернее Даугавы и дать возможность собрать между городами Балдоне и Елгава кулак из двух армий и нескольких корпусов...
      - Чтобы одновременно с Третьим Прибалтийским фронтом двинуться на Ригу с юга? - подхватил мою мысль Говоров. - Да, этим вы помогли бы и Баграмяну, лишив противника возможности перебрасывать соединения из-под Риги к Клайпеде. Это верно. Я - за такое решение. Думаю, и Ставка не будет возражать. Вот только какими войсками сменить ваши две армии севернее Даугавы?
      - На левом фланге Третьего Прибалтийского фронта во втором эшелоне наступает пятьдесят четвертая армия. Может быть, ею? - спросил я.
      - Она еще не укомплектована людьми и вооружением. Ставить ее в первый эшелон рискованно, - заметил генерал-лейтенант Гвоздков.
      Мы обратились к карте.
      - Смотрите, - повел я карандашом, - протяжение Третьего Прибалтийского фронта по переднему краю не превышает теперь шестидесяти километров. Генерал-лейтенант Захватаев, командарм бывшей нашей первой ударной, передавал мне вчера по телефону, что его соединения стиснуты с обеих сторон соседями. Вот эту армию и переместить бы южнее. А еще лучше. если бы ее возвратили нам. Мы включили бы в нее латышский корпус, который, кстати, и формировался в составе первой ударной.
      Леонид Александрович встал, несколько раз прошелся вперед-назад, заложив руки за спину. Наконец остановился напротив меня и сказал:
      - Ну что ж, в принципе я не против такой перегруппировки. Но надо все это как следует продумать, обсудить с командующими фронтами, доложить в Ставку...
      На следующий день, уехав от нас, Говоров позвонил мне по телефону и сообщил, что ему удалось добиться разрешения сменить наши армии севернее Даугавы войсками 1-й ударной. 122-й стрелковый корпус, который до этого находился в составе 67-й армии, переподчиняется 1-й ударной. Он уже направился к нам. В ближайшие дни выступят остальные соединения. Однако нашим 10-й гвардейской и 42-й армиям разрешалось "переселяться" за Даугаву только после прорыва оборонительного рубежа "Сигулда".
      Узнав об этом, Еременко решил перебросить 10-ю гвардейскую на участок севернее реки Огре, не дожидаясь смены. Уже 2 октября генерал М. И. Казаков стал переводить дивизии и корпуса через полосу 42-й армии. На месте осталось лишь несколько отдельных частей.
      Связавшись по телефону с генерал-полковником П.А. Беловым, я узнал, что железная дорога Эргли - Рига включена в полосу наступления 61-й армии. Это объединение под командованием Белова два месяца назад действовало в составе 1-го Белорусского фронта, участвовало в освобождении Бреста. Затем было выведено в резерв Ставки, укомплектовано и передано 3-му Прибалтийскому фронту. Армия еще не успела полностью выгрузиться из эшелонов, как ее бросили в бой. До 28 сентября она успешно преследовала противника, проходя по 20-25 километров в сутки. В первом эшелоне у нее было четыре дивизии. Прорвать рубеж "Сигулда" эти соединения не смогли, и в первую линию теперь выводились остальные две дивизии.
      Белов посетовал, что у него берут людей: из каждой дивизии взято на пополнение других армий почти по 2 тысячи человек.
      В первых числах октября войска всех Прибалтийских фронтов совершали крупные перегруппировки и готовились к наступлению на новых направлениях. Наши 42-я и 10-я гвардейская армии занимали теперь полосу, ограниченную справа шоссейной дорогой Эргли - Рига, а слева - рекой Огре. На сильно укрепленный Озолмуйжский район нацелился 19-й гвардейский стрелковый корпус, левее его вышли 15-й и 7-й. Междуречье Даугавы и Огре занял 118-й укрепрайон. 5-й танковый корпус расположился во втором эшелоне.
      Вечером 3 октября я доложил в Генштаб решение командующего фронтом на разгром рижской группировки противника совместно с 3-м Прибалтийским фронтом. Затем напомнил А. И. Антонову, что Генеральный штаб до сих пор не дал нам правой разграничительной линии. Кроме того, попросил его уточнить: будут ли наши армии участвовать в освобождении Риги. Если нет, то когда и какие войска их сменят. Антонов обещал ответить мне на эти вопросы позже.
      Часа через два он вызвал меня и сообщил:
      - В Ставке полагают, что Третий Прибалтийский фронт без вашей помощи освободить Ригу не сможет. Поэтому вопрос о смене ваших армий севернее Даугавы пока остается открытым. Разграничительной линией с правым соседом считайте шоссе Эргли - Рига.
      Наступление 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов должно было начаться ориентировочно 7 октября. Но мы решили прощупать вражескую оборону уже за несколько дней до этого. Некоторые части провели разведку боем. Нам удалось установить номера вражеских соединений. Перед 42-й и 10-й гвардейской армиями оборонялось семь дивизий противника, а перед 22-й и 3-й ударной - одиннадцать пехотных и четыре танковые. Судя по всему, враг еще не обнаружил перемещения войск 1-го Прибалтийского фронта на новое направление.
      Поступили сообщения от наших разведчиков: немцы готовятся отойти с рубежа "Сигулда" к Риге. Не сколько дивизий уже заняли оборону на городском обводе вдоль нижнего течения рек Гауя и Маза-Югла. Иосиф Вильман докладывал о движении противника к Огре и Ропажи.
      От партизан мы узнали, что в лесах, неподалеку от Риги, размещаются лагеря военнопленных. Оттуда тянется густой, черный дым. Его тяжелый запах про питал все вокруг, заглушив аромат хвои и прелых трав.
      Однажды партизаны наткнулись в лесу на двух людей. Они лежали на дне оврага. Услышав человече скую речь, один из них пытался скрыться, но, едва поднявшись, тут же свалился. Второй был без сознания. По грязно-серым робам с номерами на спине, старательно замазанными глиной, нетрудно было догадаться, что это беглецы. Их перенесли в землянки, дали по глотку спирта, переодели. Они рассказали, что гитлеровцы спешно эвакуируют пленных на запад. А трупы ранее расстрелянных и кое-как зарытых в лесу сжигают на кострах. Вот уже целый месяц горят они с утра до вечера. В лагере просто нечем дышать. Убежавшие были из команды, которая откапывала могилы. Воспользовавшись тем, что часовой отошел в сторонку, они удрали. Троих поймали овчарки, а им удалось затеряться среди зарослей.
      Да, видимо, фашисты вопреки своим заявлениям по радио и в печати понимали, что им уже не удержаться на прибалтийской земле. И поэтому лихорадочно уничтожали следы своих преступлений. Но стереть их было невозможно. Мы сталкивались с ними на каждом шагу.
      В Риге участились облавы. Полицейские хватали людей прямо на улицах, бросали в крытые машины и везли в порт. Фашисты обеспечивали дармовой рабочей силой строительство новых оборонительных рубежей, военные заводы и предприятия.
      Как рассказывали потом наши разведчики, в первых числах октября в рижском порту большая группа латышей воспротивилась посадке на пароход, смяла охрану и стала разбегаться. Опомнившись, эсэсовцы схватились за автоматы. Густой ливень свинца обрушился на людей. 60 человек остались лежать на мостовой. На следующий день на одном из пароходов подняли бунт студенты, которых фашисты насильно пытались увезти в Германию. Конвоиры открыли огонь. Расправляясь с непокорными, они сбросили 300 юношей и девушек в море.
      Фашисты подготовили к взрыву все важные объекты города: промышленные предприятия, железнодорожные и понтонные мосты, водопроводную сеть, электростанцию.
      Правда, Кегумскую ГЭС они продолжали еще минировать. Завершить эту работу им не давали наши летчики. 810 и штурмовой авиационный полк майора С. И. Ермолаева контролировал перевозки во всех пунктах от Кегумса до Огре. Вагоны, в которых могла оказаться взрывчатка, обстреливались и обливались горящим фосфором. Наиболее дерзкие налеты на вражеские эшелоны совершил старший лейтенант Борис Федорович Горохов. За несколько особенно удачных вылетов он был награжден орденом Красного Знамени...
      Но немцы хотя частично, но все же разрушили плотину гидростанции.
      Генерал армии А. И. Еременко сокрушался:
      - Эх, все-таки не сумели предотвратить!..
      Обратившись к члену Военного совета фронта В. Н. Богаткину, он сказал: Сообщите о взрыве товарищу Калнберзину, скажите, что войска помогут восстановить электростанцию.
      3
      В это время наш левый сосед производил сложную перегруппировку. Смысл ее заключался в следующем: передавая нам свои правофланговые участки, командование 1-го Прибалтийского фронта незаметно для противника переводило высвободившиеся войска в район Шяуляя, чтобы оттуда нанести мощный удар в направлении Клайпеды.
      Это было грандиозное по своим масштабам передвижение. Представьте только: на перекрещивающихся дорогах многотысячные колонны пехоты, артиллерии, всевозможных машин, штабы, тылы. Все они перемещаются ночью, быстро, чтобы нигде ни с кем не столкнуться, не образовать затора, не вызвать подозрения у противника. Представьте себе все это и вы поймете, какая трудная задача стояла перед командующим и его штабом, возглавляемым генерал-полковником В. В. Курасовым. И они отлично справились с проведением этой операции. Вывод из боя частей, смена их, стремительные переброски, остроумная маскировка были осуществлены искусно, с математической точностью. Всего шесть суток понадобилось для того, чтобы перебросить на расстояние от 80 до 240 километров около полумиллиона человек, свыше десяти с поло виной тысяч орудий и минометов, танков и самоходно-артиллерийских установок.
      Мы тоже закончили перестановку своих сил в очень сжатый срок. Утром 5 октября, находясь на наблюдательном пункте северо-западнее Скривери, я узнал об успешно начавшемся наступлении 1-го Прибалтийского фронта.
      Уже через час-полтора его разведывательные отряды углубились во вражескую оборону на 2-4 километра, а к исходу дня 6-я гвардейская и 43-я армии нашего левого соседа продвинулись на 14-17 километров.
      Мы в это время внимательно наблюдали за неприятелем. Из 42-й и 10-й гвардейской армий А. И. Еременко доложили, что на некоторых участках гитлеровцы при поддержке артиллерии и авиации пытаются атаковать наши позиции.
      Как стало известно позже от пленных офицеров, немецкое командование рассчитывало этими ударами дезориентировать нас, создать впечатление, что оно не намерено отводить свои войска отсюда. Гитлеровцы надеялись захватить пленных, уточнить срок нашего наступления и направление основных усилий. Проворонив подготовку удара на Клайпеду, они, видимо, теперь опасались, как бы то же самое не произошло и под Ригой.
      Боясь оказаться отрезанным, противник в ночь на 6 октября начал отход. Но днем и вечером 5 октября мы еще не знали о том, что это произойдет. Соединения продолжали готовиться к прорыву "Сигулды".
      На НП командующего приехали Богаткин и Пигурнов. Еременко сказал им:
      - Надо немедленно довести до войск сообщение об успешном наступлении. Первого Прибалтийского фронта на Клайпеду. Каждый солдат должен знать, что вражеские соединения в Прибалтике вот-вот будут отрезаны от Германии. Обратитесь к бойцам и командирам с призывом поскорее разгромить рижскую группировку, освободить латвийскую столицу.
      Богаткин ответил, что вечером, где позволит обстановка, будут проведены собрания, а в подразделениях первой линии - беседы.
      - Кстати, - добавил член Военного совета, - снабдим политработников материалами о злодеяниях фашистских захватчиков в Риге и в только что освобожденных районах.
      Вскоре мы разъехались: Богаткин и Пигурнов - в соединения первого эшелона на собрания, Еременко - в дивизии 42-й армии, чтобы лично проверить их готовность, я направился в 19-й гвардейский стрелковый корпус, которым теперь командовал генерал А. Т. Стученко. Он находился на своем наблюдательном пункте. Туда же прибыл и начальник штаба 15-й воздушной армии генерал А. А. Саковнин.
      - Вот хорошо, что и вы здесь, - обрадовался он, увидев меня. - Надо как раз кое-что согласовать.
      Втроем мы уточнили, как будут завтра взаимодействовать авиаторы и гвардейцы. Затем Саковнин занялся проверкой результатов бомбежки вражеских укреплений в районе Озолмуйжи. От Стученко я узнал, что сегодня утром на участках 56-й и особенно 22-й гвардейских стрелковых дивизий гитлеровцы попытались атаковать.
      - Чем же это кончилось? - спросил я.
      - Отбили, - кратко ответил Стученко. - Сейчас сидят в укрытиях и не дышат.
      Стученко передал мне свой бинокль. Я навел его на занимаемый немцами покатый взлобок. Он был испещрен воронками. Хорошо различались развороченные дзоты и траншеи, порванные ряды колючей проволоки.
      "Что ж, - подумал я, - наша артиллерия и авиация, кажется, неплохо поработали".
      Поехали в соединения. День был какой-то бесцветный, даже пасмурный. Машина часто влетала в тускло блестевшие лужи. Время от времени мимо проплывали разоренные хутора. Низко нависшие тучи затянули почти все небо. Только у самого горизонта над зубчатой кромкой леса проглядывала чистая голубоватая полоса.
      В одной из дивизий встретил Богаткина.
      - Заедем к Свиридову, - предложил Владимир Николаевич. - Он ведь ваш друг?
      Я согласился. Вскоре мы добрались до небольшого строения, черепичная крыша которого просматривалась сквозь мокрую, поредевшую листву яблонь. Здесь обосновался наблюдательный пункт командующего 42-й армией генерал-лейтенанта В. П. Свиридова. Его самого в доме не было. Владимира Петровича мы нашли в сарае. Он стоял по колено в сене и при помощи стереотрубы через пролом в кровле за чем-то наблюдал. Вот он на миг оторвался, крикнул в телефонную трубку: "Огонь!" - и снова приник к окулярам. Свиридов был так увлечен, что не заметил нашего появления.
      - Чем это вы занимаетесь? - спросил я его, удивленный столь странным занятием командарма.
      Владимир Петрович на конец увидел нас и, пожимая руку, ответил:
      - Пристреливаемся по целям, чтобы завтра бить без промаха.
      - А сами еще не попали в "вилку"? - указал я на взметнувшийся неподалеку фонтан земли.
      Свиридов отмахнулся. Он принадлежал к числу тех людей, которые если что делают, то с хорошим азартом. Владимир Петрович любил все потрогать собственными руками, все проверить лично. И не из-за недоверия к подчиненным. А именно потому, что загорался.
      Пока мы беседовали с ним, земля под нами еще несколько раз содрогнулась от взрывов. Один из снарядов рванул прямо у сарая. Нас куда-то швырнуло. Очнулись лежащими на земле. В ушах у меня гудело. Свиридов чертыхался, потирая ушибленный затылок: сорвавшаяся доска ударила его по голове. А в общем, все оказались целыми. Неприятельский огонь стал плотнее, и мы поспешили покинуть сарай.
      В саду, прилегавшем к дому, нас опять тряхнуло. Богаткин упал. Мы бросились к нему, перетащили в укрытие, вызвали врача. Оказалось, что нашего члена Военного совета задел осколок. Он попал в спину. Спас Логаткнна кожаный корсет, который он носил после травмы позвоночника. Стальной кусочек величиной с наперсток, пробив этот своеобразный панцирь, потерял силу и застрял под кожей.
      - Ничего опасного, - заключил представитель медицины.
      Все повеселели.
      До вечера мне удалось побывать еще в 15-м и 7-м гвардейских корпусах.
      Вернувшись на фронтовой командный пункт, я позвонил в Генеральный штаб и доложил, что все соединения и части готовы к наступлению. Генерал армии Антонов сказал:
      - Противник перебрасывает значительные силы из-под Риги к Клайпеде. Если вы и ваш правый сосед нанесете завтра удар на рижском направлении, то этим окажете существенную помощь Первому Прибалтийскому фронту. Враг будет лишен возможности маневрировать войсками.
      Пока же немецкое командование снимало стоявшие против нас соединения. Наши люди - Жиров, Вильман и другие - донесли, что две танковые и одна пехотная дивизии отведены с участка, расположенного северо-западнее Елгава - Добеле. Авиаразведка и партизаны также подтвердили сведения о начавшемся интенсивном передвижении гитлеровских частей по железной дороге, на машинах и пешим порядком в сторону Риги и далее на юго-запад. Перебежчики по казали, что две пехотные дивизии ушли с рубежа река Даугава - Сунтажи.
      Примерно то же наблюдалось и перед 3-м Прибалтийским фронтом.
      Пришлось срочно вносить изменения в разработанный план. А. И. Еременко приказал командующим армиями уже этой ночью провести на нескольких участках разведку боем. Если выяснится, что неприятель начал отход, немедленно перейти в наступление.
      Авиация поднялась на поиски и бомбежку вражеских эшелонов и колонн. В Генштаб была послана заявка на удар силами дальней авиации по рижскому порту.
      Поздно вечером из армий стали поступать сведения о том, что в глубине обороны гитлеровцев раздаются сильные взрывы и полыхают большие пожары.
      В полночь мне позвонил маршал Говоров, находившийся на командном пункте 3-го Прибалтийского фронта. Судя по его вопросам, я понял, что он уже разговаривал с Еременко и обстановку перед нашим передним краем знает.
      - Могу вас порадовать, - сказал Говоров, - первая ударная армия сдает свой участок шестьдесят седьмой и передислоцируется ближе к вашему правому флангу.
      Седьмой и передислоцируется ближе к вашему правому флангу.
      - Какого она состава и будет ли нам подчинена? - спросил я.
      - Трехкорпусного. А в чье распоряжение поступит, пока не решено, так как в новый район прибудет не раньше чем через трое суток. За это время ситуация может сильно измениться...
      - В общем, даете, но из рук не выпускаете, - засмеялся я.
      - Не исключено, что вы и без нее обойдетесь. Не упустите только момент.
      - Ждем его с нетерпением.
      На рассвете 6 октября, обнаружив, что боевые порядки немцев поредели, две наши и две армии 3-го Прибалтийского фронта перешли в наступление.
      Они относительно легко преодолели первую позицию сразу в нескольких местах. Однако дальнейшее их продвижение задержали сильно укрепленные узлы и участки, оказавшиеся на флангах. Взять их с ходу не удалось.
      Из района севернее Озолмуйжи противник плотно перекрыл путь некоторым частям и соединениям 42-й армии, нанося им ощутимые потери. Генерал-лейтенант В. П. Свиридов распорядился направить туда огонь артиллерийской дивизии и двух отдельных артиллерийских бригад. Сломив сопротивление неприятеля, армия завязала бои за крупный населенный пункт Сунтажи и к вечеру овладела им.
      В 10-й гвардейской армии вперед вырвался 15-й гвардейский стрелковый корпус. При поддержке 5-го танкового корпуса он преодолевал одну позицию за другой. Зато соединения, наступавшие справа и слева от него, основательно подзастряли. Командарм М. И. Казаков вызвал авиацию. После бомбового удара 19-й гвардейский стрелковый корпус пошел быстрее. Его 22-я гвардейская стрелковая дивизия ворвалась в траншеи и завязала рукопашную схватку. Вместе с 56-й гвардейской стрелковой дивизией она разгромила два полка, захватила всю артиллерию 24-й пехотной дивизии, один немецкий батальон вынудила целиком сдаться в плен.
      Несколько позже наша 15-я воздушная армия помогла сдвинуться с места 7-му гвардейскому корпусу. Он пошел вдоль северного берега Огре.
      Когда была освобождена деревня Глажушкюнис, командир корпуса генерал А. Д. Кулешов переправил А. Д. Кулешов и А. Г. Евсеев через реку сильный отряд. Он ударил по тылам вражеских частей, оборонявших междуречье Даугавы и Огре. При его поддержке подразделения 118-го укрепрайона ворвались в Лиелварде и овладели этим важным населенным пунктом и железнодорожной станцией.
      Во второй половине дня командир 118-го укрепрайона полковник Виктор Александрович Перфирьев несколько своих подразделений переправил на левый берег Даугавы. Они атаковали с тыла немцев, которые вели бои с правофланговыми частями нашей 22-й армии. У противника произошло замешательство. Этим воспользовались наступающие. Решительным ударом они сбили гитлеровцев с позиций и, преследуя их, прошли от 8 до 10 километров.
      К вечеру 10-я гвардейская и 42-я армии продвинулись на 10, а кое-где и на 12 километров.
      О результатах первого дня операции я доложил заместителю начальника Генерального штаба генерал-полковнику С. М. Штеменко. Выслушав меня, он сказал:
      - Мы рассчитывали, что ваш фронт, наступая против ослабленного и начавшего отходить противника, выйдет по крайней мере к городу Огре. Вы знаете, что Баграмян сегодня не только продолжал блестяще развивать удар на Клайпеду и Лиепаю, но и вместе с левым соседом нацелился на Тильзит? Ожидаем, что и ваши войска завтра возьмут более высокий темп.
      Я проинформировал Штеменко, что Еременко с группой офицеров и начальниками родов войск находится в 10-й гвардейской армии, организует прорыв промежуточного оборонительного рубежа.
      - На этом направлении планируется ввод танкового корпуса.
      Затем я связался с командующим 61-й армией генерал-лейтенантом П. А. Беловым и поинтересовался, как идут дела у них.
      Белов сказал мне:
      - На этот раз догонять противника нам не приходится. Он дерется за каждый тактически выгодный пункт. Отходя, ставит много заграждений. За день мы продвинулись на восемь - двенадцать километров. Остановились перед городом Сигулда: сильно укреплен. Завтра будем штурмовать.
      Чуть позже мне позвонил генерал-лейтенант Гвоздков. Я проинформировал его о нашей подготовке к боям за Огре и о разговоре с генералом Штеменко. Гвоздков сообщил о неудаче 67-й армии, которая за сутки продвинулась всего на 2-3 километра, да и то лишь левым флангом.
      - Говоров докладывал Верховному. Не знаю, что тот ему сказал, но вид у маршала после этого был расстроенный, - закончил Гвоздков.
      С утра 7 октября дела у нас пошли как будто лучше. Обнадеживающие вести поступили из 42-й армии. Ее войска прорвали вражескую оборону южнее железной дороги Эргли - Рига и успешно идут вперед. На правом фланге они овладели селением Сидгунда.
      Начальник штаба 10 и гвардейской армии генерал- майор Н. П. Сидельннков примерно в полдень сообщил, что все три корпуса ведут тяжелые бои между шоссе Эргли - Рига и рекой Огре. Части 7-й гвардейской дивизии, переправившись через Огре, заняли Кегуме и Кегумскую ГЭС.
      - А каковы успехи Сахно? - спросил я. - Танковый корпус оторвался от пехоты на четыре-пять километров. Намеревается обойти город Огре с севера. Но машины по бездорожью движутся медленно. Части несут большие потери.
      - От нас сегодня ожидают донесения о взятии Огре, - напомнил я Сидельникову.
      - Вашу армию поддерживает вся авиация фронта.
      - Сделаем все возможное, - заверил Сидельников.
      Южнее Даугавы наступали войска 22-й армии. Им помогали два батальона 118-го укрепрайона, переправившиеся через реку вблизи Кегумса. К вечеру оба берега Даугавы были очищены от противника почти до Огре. А. И. Еременко отправился на новый командный пункт 10-й гвардейской армии. Мне он поручил подобрать место для фронтового наблюдательного пункта поближе к Огре.
      Я выехал немедленно. По пути на минутку заскочил на Кегумскую ГЭС. Когда увидел в плотине зияющие провалы, в душе шевельнулось чувство вины за то, что не смогли взять ее целой. Лишь одно утешало: фашисты все-таки не успели разрушить электростанцию основательно. Из строя были выведены трансформаторы, затворы, плотины и шлюзы, мост через клапанные пролеты, механизмы управления. Но большинство железобетонных сооружений сохранилось. Значит, наши летчики не зря бомбили и жгли вагоны со взрывчаткой. В какой-то мере свою задачу они выполнили. По забитому войсками шоссе я направился дальше. Уже явственно слышалась артиллерийская канонада. По мере приближения к городу Огре она становилась громче. Однако мощь огня была невелика. По дороге двигались части 27-й артдивизии и 19-й гвардейской пушечной артбригады. Я обратился к первому попавшемуся офицеру и спросил, почему артиллеристы слабо поддерживают наступающих. Высокий капитан, с виду грузин, тронув закрученные кверху усики, доложил:
      - Снарядов нету, товарищ генерал. По пяти выстрелов на орудие осталось...
      Командир полка 7-й гвардейской стрелковой дивизии, который вел бой на подступах к юго-восточной окраине Огре, подтвердил, что и в их артиллерийских подразделениях положение с боеприпасами очень тяжелое.
      - А в городе сильный гарнизон...
      Выбрав место для НП и вернувшись в Скривери, я первым делом решил изыскать для гвардейцев снаряды. Но оказалось, что А. И. Еременко уже распорядился: М. И. Казаков получает их из запасов других армий.
      ...К вечеру 7 октября войска правого крыла 2-го Прибалтийского фронта вплотную подошли к Туркалне и Огре. 8-я и 7-я гвардейские стрелковые дивизии завязали бои за восточную окраину Огре. Командир 7-го гвардейского стрелкового корпуса генерал А. Д. Кулешов, его заместитель по политчасти полковник А. Г. Евсеев с офицерами штаба политотдела готовили соединение к ночному штурму.
      До всех солдат было доведено известие, что наш, правый сосед овладел крупным городом Латвии - Сигулдой, а 1-й Прибалтийский фронт уже выходит к морю.
      "Дело доблести и чести гвардейцев, - призывали плакаты, - освободить город Огре".
      Вскоре танковая бригада подполковника Пузырева с пехотой на броне вышла к реке Маза-Югла. По мосту она ворвалась в Туркалне, расположенное километрах в пяти северо-восточнее Огре, и уничтожила там до батальона пехоты противника. Вслед за нею двинулись остальные соединения корпуса Сахно.
      Отрадные вести пришли и из-за Даугавы. Войска 22-й армии отбросили гитлеровцев на рубеж Огре - Балдоне.
      Ночью я не без гордости доложил в Москву А. И. Антонову, что войска фронта за день продвинулись еще на 10-15 километров, освободили свыше 200 населенных пунктов, Кегумскую ГЭС и сейчас дерутся за Огре.
      - Электростанция взорвана, а Огре еще в руках противника, - охладил меня Антонов. - А вот сосед ваш справа хотя и прошел меньше, но отбил Сигулду. Это будет отмечено у Верховного на карте.
      - Но ведь город Огре на двадцать километров ближе к Риге, - обиделся я.
      - Это неважно. Главное, что Масленников взял Сигулду, а Еременко второй день топчется перед Огре.
      - Если бы у нас было больше снарядов, то десятая гвардейская уже взяла бы этот город, - заметил я. - А от двадцать второй и третьей ударной трудно ждать больших успехов. Ведь они заняли участок фронта, на котором до них действовали четыре армии.
      Я высказал Антонову мысль, что если бы 1-я ударная армия, которую командующий 3-м Прибалтийским фронтом И. И. Масленников вывел сейчас во второй эшелон, сменила наши войска, находящиеся на правом берегу Даугавы, то мы могли бы тогда всеми силами обойти Ригу с запада.
      - Возможно, десятую гвардейскую и сорок вторую армии в ближайшие дни сменят, - ответил Антонов. - Противник что-то поредел перед вашим левым крылом. Вам, видимо, придется перебросить туда главные силы и подготовиться к наступлению на Лиепаю.
      - Есть уже решение?
      - Директива на подписи у Верховного.
      Я положил трубку и, устало опустившись на табурет, закурил. Днем раньше или позже Рига, конечно, будет взята. Казалось бы, теперь, когда мы почти у цели, можно вздохнуть с облегчением. Но нет... Сидя в ту ночь в землянке, я не мог отделаться от ощущения душевной тяжести, от чувства, что все идет не так, как хотелось бы.
      Я подошел к своему рабочему столу и взглянул на карту. Вспомнились слова Антонова, сказанные им, когда две наши армии были переброшены за Даугаву: "Ну вот ваше желание исполнилось... Теперь вы, надеюсь, довольны?"
      Да, мы вносили такое предложение, чтобы вместе с успешно наступавшим 1-м Прибалтийским фронтом нанести решительный удар в направлении Риги. И она уже была бы взята, а группировка противника отрезана от Восточной Пруссии и прижата к морю. Но вместо этого нас заставили прорывать многие линии обороны. Зачем? Тогда я не был твердо уверен в правильности своих суждений, но сейчас ясно вижу, что в таком решении Ставки не было никакой оперативной целесообразности. Многое делалось по необузданной воле одного человека,
      И вот пока мы без толку теряли время, противник перебросил из Эстонии, с севера Латвии и морем из Восточной Пруссии в район Риги огромное количество войск. Это вынудило Ставку повернуть 1-й Прибалтийский фронт на Клайпеду, провести новые крупные перегруппировки...