XIX. Пленники в дупле дерева

Зверек рыжего цвета, похожий на кенгуру, но гораздо меньше ростом, перебежал через полянку, высоко подскакивая на своих неровных ножках, причем задние вытягивались и сгибались словно пружины; добежав до леса, он с быстротой молнии вскарабкался на одно из деревьев и исчез посреди его листвы прежде, чем Кардосо успел прицелиться.

— Вот тебе и раз! — воскликнул изумленный Диего. — Что это еще такое, кенгуру карабкается на дерево, словно обезьяна!-

— Это двуутробка, — сказал Кардосо.

— Она похожа на кенгуру.

— Да, они принадлежат к одному и тому же семейству.

— А можно ее есть?

— Говорят, что она очень вкусна.

— Тогда это дело подходящее. Но куда же это она спряталась, что я ее больше нигде не вижу?

— Вероятно, она спряталась в свое гнездо.

— Но я не вижу ее гнезда на этом дереве; э-э, да оно, кажется, было разбито молнией.

— Мне говорили, что они живут в дуплах деревьев.

— В таком случае этот эвкалипт должен быть внутри пустой.

— Без сомнения так, старина.

— Пойдем-ка посмотрим, Кардосо.

Они подошли к дереву и стали его рассматривать с большим любопытством. Оно принадлежало к роду эвкалиптов и казалось очень старым, почти умирающим. Ствол его был необыкновенно толст, так что даже десять человек не были бы в состоянии обхватить его, но в восьми метрах от земли оно казалось разбитым молнией и оканчивалось неровными краями, прикрытыми лишь одним пучком красноватых листьев. Очевидно, верхняя часть дерева пострадала от грозы или же истлела вследствие какой-нибудь болезни.

— Двуутробка нашла себе прекрасное убежище, — сказал Диего, — но мы заставим ее и ее семью выйти из дупла.

— Каким же это способом, старина? — спросил Кардосо. — Если ты хочешь срубить это дерево, то лишь напрасно потратишь время, потому что хотя его верхняя часть и мягка, волокна его древесины так крепки, что о них иступится даже самый лучший топор.

— Мы влезем на дерево и заставим ее выйти, кидая в дупло зажженные головешки.

— Влезть на это дерево! Да тут нужны были бы щупальца гигантского осьминога, чтобы обнять его ствол.

— Попробуем влезть по способу австралийцев.

— Это бесполезно, Диего. Я нашел лестницу: посмотри-ка на лиану, что свешивается с вон той ветви.

— Это марра, — сказал Диего, — она не погнется под нашей тяжестью и послужит нам лучше веревочной лестницы, ведущей на главную мачту.

Кардосо схватился за лиану, сильно встряхнул ее и, почувствовав, что она не гнется, с проворством кошки начал подниматься по ней к верхушке сломанного дерева. Диего последовал за ним, но, не будучи уже так молод, лез несколько медленнее. Добравшись до верхушки, они уселись верхом на двеполусухие ветви и, заглянув внутрь дерева, увидели в нем черное отверстие, нечто вроде колодца, шириной с полдюжины метров.

— Середина пуста, — сказал Диего, наклоняясь над отверстием. — Но где же двуутробки?

— Вон они там, внизу, — указал Кардосо, тоже наклонившись над дуплом. — Тут их шесть, семь, восемь, словом — целая семья.

— Здесь фунтов сорок свежего мяса!.. Вот так чудная добыча, друг мой. Попробуй-ка разрядить в них ружье.

Кардосо снял с плеча «снайдер», тогда как Диего взял в руку топор, и молодой человек выстрелил в огромное дупло, но он был уже не в состоянии видеть результат своего выстрела: заряд ли заключал в себе слишком много пороху, или же как-нибудь попортилось ружье, но только оно так сильно отдало назад, что матрос потерял равновесие

Он попробовал было схватиться за ветви левой рукой, но не успел и полетел в дупло, испустив громкий крик. Диего быстрым, как молния, движением схватил его за ногу, но не выдержал толчка, и оба они слетели вниз головами в середину пустого дерева и тяжестью своих тел раздавили трех или четырех двуутробок.

— Тысяча молний! — воскликнул Диего, тотчас же вскочивший на ноги. — Из моего носа течет кровь, словно вино из бочонка!..

— А я, кажется, переломал себе ребра или чуть не переломал, — ответил Кардосо.

— Вот этого только и не хватало!

— Посмотри-ка, вон двуутробка-то!..

— К черту их!.. Будет с меня этих двуутробок!

Животные, не раздавленные тяжестью двух упавших тяжелых тел, сначала стали метаться взад и вперед по дуплу, словно обезумев от страха, а потом бросились спасаться из него, быстро цепляясь за внутренний слой коры, и исчезли за две секунды.

— Гром и молния! — воскликнул Диего. — Я чуть было не раскроил себе череп!.. Как ты себя чувствуешь, друг мой?

— Я весь разбит, но надеюсь, что не сломал себе костей, — ответил Кардосо смеясь. — Знаешь ли, старина, это преуморительное приключение.

— Только бы оно не сделалось слишком серьезным.

— Ты боишься, что нос твой совсем разбит?

— Ну, нос-то мой вылечится.

— Так в чем же дело?

— Спрашивается, как мы выберемся из этого колодца, когда стенки его так гладки, что, пожалуй, и кошке по ним не влезть. Проклятые двуутробки!

— Это виновато ружье, оно так сильно отдало назад, что свалило бы и гренадера.

— Дорого же нам обошлось это жаркое. Попробуем-ка отсюда вылезть.

— Боюсь, что это немножко трудновато.

— Со мной топор.

— Он отскочит от крепкой древесины этого дерева.

— Что, если бы нам удалось как-нибудь подняться?

— Даже если я встану тебе на плечи, то и тогда не достану до краев дупла. В нем по крайней мере метров восемь высоты, а в нас обоих вместе всего только три с половиной.

— Дело-то становится очень серьезно! — пробормотал Диего, начинавший не на шутку беспокоиться. — Ведь мы оставили доктора одного!-

— А скоро наступит ночь, — с тяжелым вздохом промолвил Кардосо.

— А ну-ка, попробуем, — сказал Диего и, взяв топор, ударил им несколько раз изо всех сил по стволу, но тот отскакивал, словно им били по железной плите. Древесина этого дерева была страшно крепка и уступила бы разве только зубьям пилы.

— Клянусь тысячей фрегатов, мы попали в немалое затруднение! — воскликнул Диего, вытирая холодный пот, катившийся с его лба.

— Одно слово, старина.

— Говори, дружище.

— Как ты думаешь, на каком расстоянии от нас доктор?

— На расстоянии трех или четырех миль.

— Давай-ка стрелять через равные промежутки времени; услышав такую правильную стрельбу, он поймет, что мы подвергаемся какой-нибудь опасности и, быть может, поспешит к нам на помощь.

— Попробуем.

Кардосо зарядил ружье и выстрелил, минуту спустя выстрелил Диего, потом снова Кардосо, затем опять Диего, и таким образом они выстрелили шесть раз. Затем они внимательно прислушивались в продолжение четверти часа, но до их слуха не долетело никакого ответного выстрела ни вблизи, ни вдали.

Они снова начали стрелять и выпустили в воздух еще шесть пуль, но опять не получили никакого ответа. Тогда беспокойство их перешло все границы, и ими начал овладевать смутный страх.

— Не убили ли его? — спросил Диего, бледнея. — Невозможно, чтобы он не слышал наших выстрелов или не понял, что наша стрельба должна иметь какое-либо особое значение.

— Может быть, ветер дует с юга? — сказал Кардосо. — В таком случае наши выстрелы не могут быть слышны в лагере.

— Не знаю, что и думать, друг мой. Мне становится страшно. Какую мы допустили ужасную неосторожность! Быть может, пока мы сидим, словно пленники, здесь в дупле, на доктора готовятся напасть австралийцы!.. Что только он о нас подумает?.. Он, наверно, подумает, что мы попали в какую-нибудь западню.. И ведь нет никакой возможности выйти отсюда или дать ему знать о нашем безвыходном положении. Ну, Коко, если только мне удастся поймать тебя, тогда берегись!..

— Не будем отчаиваться, старина, — сказал Кардосо, тоже начинавший бояться какого-нибудь несчастья. — Подождем, пока совсем стемнеет, затем начнем стрелять снова. В это время ветер может перемениться, да к тому же ночью выстрел разносится на более далекое расстояние.

— Подождем, но не скрою от тебя, что мое беспокойство возрастает с каждой минутой.

Они растянулись на неровном дне громадного дупла, подложили под головы двуутробок и стали терпеливо дожидаться ночи, чтобы снова начать стрелять, но беспокойство и грустные мысли ни на минуту их не покидали.

Солнце уже село, и тьма спустилась на землю с фантастической быстротой. В дупле стало еще мрачнее, сквозь его верхнее отверстие виднелось лишь темное небо, усеянное звездами.

Снаружи царила почти абсолютная тишина. Лесные птицы больше не пели, они спали в своих гнездах; жужжание насекомых прекратилось; время от времени раздавались лишь жалобные завывания искавших себе добычу динго.

Напрасно настораживали наши матросы уши, надеясь услыхать какой-нибудь отдаленный выстрел или зов. Они вскакивали на ноги при каждом завывании динго, думая, что это человеческий крик, и вздрагивая при каждом щелканье птицы-бича, при каждом звоне птицы-часов, принимая их за шаги или за отдаленные ружейные выстрелы, но тотчас же замечали, что они обманулись.

Их одолевали чрезвычайно грустные мысли, они думали, что им суждено погибнуть в глубине этого дупла, откуда им не было никакого выхода.

Около полуночи им показалось, что они слышат человеческие шаги недалеко от дерева.

— Ты слышал, Кардосо? — спросил Диего.

— Да, — ответил молодой матрос слегка изменившимся голосом. — Кто-то проходит мимо дерева.

— Быть может, это какой-нибудь австралиец?

— Или не ищет ли это нас доктор?

— Он бы дал знать о своем приближении выстрелом.

— Ты прав, Диего.

— Слушай.

Они стали прислушиваться, прислонясь ухом к стволу, и явственно услышали легкие шаги, казалось, приближавшиеся к дереву.

— Кто-то проходит мимо нас, — сказал Кардосо.

— Позовем-ка на помощь

— А что, если это австралийцы, принадлежащие к племени Коко или колдуна?..

— Лучше пусть возьмут нас в плен, нежели остаться здесь навеки, да к тому же разве с нами нет ружей и револьвера?

— Это правда, товарищ.

Диего вытянулся, насколько мог, к отверстию дупла и закричал:

— Эй вы!.. Эй!..

Шум тотчас же прекратился, но немного спустя матросы услыхали легкий удар топора снаружи по коре дерева, потом второй немного повыше, третий еще выше, затем четвертый и пятый.

— Это австралиец, — сказал Кардосо.

— Да, — ответил Диего, — он влезает, делая на дереве зарубки. Держи наготове ружье.

Матросы услышали шум листьев на верху дупла и затем увидели при неверном свете звезд какой-то черный круглый предмет, очень похожий по форме на человеческую голову.

— Кто ты? — спросил Диего.

Услыхав выходивший из дупла голос, голова тотчас же исчезла, испустив громкий крик.

— Он, верно, принял нас за злых духов, — сказал Кардосо.

— Постой… Слышишь?

— Что такое?..

— Мне кажется, что снаружи разговаривают.

В самом деле, слышен был очень тихий шепот, причем казалось, что он исходил то с верха дерева, то с низа. Вероятно, человек, взобравшийся наверх, разговаривал со своими товарищами.

Вскоре после этого послышались другие удары, производимые, по-видимому, каким-то тяжелым телом, быть может, каменным топором; затем над отверстием показались две головы, а потом и третья.

— Сойдите сюда, — сказал Диего, — мы такие же люди, как и вы. Но вместо того, чтобы сойти вниз, австралийцы тотчас же исчезли. Кардосо выстрелил из револьвера, но результат получился совсем отрицательный, потому что снаружи послышались крики, выражавшие испуг, а затем поспешный топот ног, вскоре затихший вдали.

— Вот дурачье! — воскликнул Диего.

— Они испугались, — сказал Кардосо, — быть может, им еще неизвестно употребление огнестрельного оружия; напрасно я выстрелил.

— Они все равно не спустились бы сюда, друг мой.

— Может быть, они еще возвратятся?..

— Возможно, что и вернутся завтра, после солнечного восхода, чтобы посмотреть, что тут такое.

— Молчи…

— Опять что-нибудь?

— Слышишь, Диего! — воскликнул Кардосо, крепко хватая старого моряка за руку.

Вдали слышны были ужасные крики — отвратительный концерт дьявольских завываний и криков, невольно заставлявших трепетать.

— Это дикари! — воскликнул Диего, и сердце его сильно сжалось.

— Это их военный клич, Диего, — сказал Кардосо прерывающимся голосом.

— Верно, они нашли наш лагерь?..

— Я боюсь за доктора, Диего!..

— Тысяча миллионов громов!..

В эту минуту послышался целый ряд пушечных выстрелов, раздававшихся все громче и громче; после этих выстрелов воинственные завывания дикарей превратились в крики злобы и в болезненные стоны.

— Это митральеза! — вскричал Диего.

XX. Ужасная ночь

Оба матроса вскочили на ноги, сердца их сжались невыразимо мучительным страхом за доктора, глаза налились кровью, волосы встали дыбом, а на лбу выступил холодный пот. Не было никакого сомнения: бешеные крики и пушечные выстрелы, продолжавшие раздаваться во мраке с математической точностью, указывали, что австралийцы напали на лагерь, а доктор защищался и пустил в дело митральезу. Каков же должен был быть исход этой ожесточенной борьбы? Удастся ли грозному оружию доктора отбить толпы нападающих, или же оставшись один, без товарищей, он погибнет, подавленный многочисленностью врагов?

Диего и Кардосо, слыша, что стрельба все еще не прекращается, лезли, словно безумные, на стены своей тюрьмы, всячески стараясь взобраться по этой гладкой поверхности. Напрасно пытались они сделать на ней зарубки топором, напрасно влезали один другому на плечи, думая найти повыше какую-нибудь щель, чтобы схватиться за нее рукой, напрасно бросали вверх веревку, надеясь, что она зацепится за какую-нибудь ветвь, — железо постоянно отскакивало от крепкого, как камень, дерева, щелей нигде не было, а веревка была настолько коротка, что не могла достать до ветвей.

— Да что мы, прокляты, что ли? — заревел наконец Диего.

— Все против нас, — сказал Кардосо глухим голосом, в отчаянии ломая руки.

— Может быть, в эту минуту злодеи убивают доктора. Ах, этот подлый Коко!

И они беспомощно метались взад и вперед по своей узкой темнице, словно тигры, запертые в клетку.

Между тем издали все громче и громче доносился боевой клич австралийцев, и в ответ им с возрастающей силой гремела митральеза.

Вдруг выстрелы прекратились, тогда как победные крики нападающих еще продолжали раздаваться в течение нескольких минут; можно было предположить, что им удалось овладеть укреплением и драем. Затем все стихло.

— Все кончено! — ревел Диего, вырывая клочья волос. — А мы сидим здесь…

— Дикари победили.

— Быть может, даже убили его.

— Или взяли в плен.

— Это хуже всего.

— Нет, Диего, только бы они его не убили, а мы его спасем.

— Мы спасем!.. Да кто нас вытащит из этой тюрьмы? Ах, Кардосо, я потерял всякую надежду отсюда выйти.

— Нет, Диего, мы выйдем.

— Но каким же образом?.. Мы уже испробовали все способы, и ничто нам не удалось.

— А!..

— Что с тобой?

— Быть может, нам удастся разбить эти стены?

— Да ты с ума, что ли, сошел, друг мой?

— Нет, старина, не сошел.

— Так говори же скорее, или я сам сойду с ума.

— Только мы подвергаемся большой опасности.

— Я готов на все, лишь бы только не умереть здесь от голода и жажды.

— Давай сделаем мину.

— Мину?.. А как ее сделать?.. Порох-то где?..

— Разве с нами нет картечницы, полной зарядами, да и карманы наши также ими набиты — по крайней мере, у меня их более трехсот.

— Ах, как я глуп, Кардосо, я об этом и не подумал.

— Выкопаем в стволе дырку, вложим туда пороху и взорвем его.

— Но куда же мы спрячемся? Ведь, пожалуй, тогда и мы полетим на воздух вместе с деревом.

— Мы будем делать маленькие взрывы и притом наверху, а сами ляжем на дно и прикроемся мертвыми двуутробками.

— Отлично придумано, друг мой. Влезай мне на плечи, бери мой нож, у него твердое лезвие, и постарайся выковырять им дырку, как можно поглубже. Это будет трудная работа, потому что дерево это твердо, как железо, но с твоим терпением это тебе удастся.

Кардосо хотел влезть на плечи к Диего, когда снаружи вдруг послышались людские голоса.

— Это, верно, австралийцы?.. — прошептал Диего, и в глазах его блеснул злобный огонек.

— Да, — ответил Кардосо, — и они, быть может, собираются на нас напасть.

— Тем лучше, мне страшно хочется всех их перебить.

— Перебьем, старина. Ах, теперь я понимаю: вероятно, те, что явились раньше, ходили звать на помощь товарищей. Ну, погодите же, поганые обезьяны, попробуйте-ка сойти сюда!

— Они будут осаждать нас, Кардосо.

— А мы выйдем и дадим сражение.

— Молчи!.. Слышишь?

Что-то зашуршало по коре дерева. Послышался сдавленный шепот нескольких голосов. Очевидно, на дерево влезало несколько человек сразу.

Матросы прислонились к стенкам дупла один против другого, держа ружья наготове и подняв глаза к отверстию.

Немного погодя наверху показался дикарь и бросил в дупло зажженную ветвь банксии. Увидев моряков, он испустил крик торжества, но крик этот тотчас же превратился в предсмертный хрип.

Кардосо быстрым, как молния, движением поднял ружье и всадил ему пулю прямо в лоб.

Дикарь тотчас же исчез, слышно было, как его тело тяжело свалилось на землю. Снаружи послышались крики, становившиеся все громче и громче.

— Нам предстоит бороться с целым племенем, — сказал Диего. — К счастью, у нас хватит пуль на всех.

Наверху показалась другая голова, и чья-то рука бросила в дупло какой-то предмет, тяжело упавший на землю. Раздался другой выстрел, и еще один из нападающих свалился на землю, испустив страшный вой.

— Вот уже два! — сказал Кардосо. — Ну вы, там! Чья теперь очередь?..

— Ура! — воскликнул Диего своим могучим голосом. — Хорошенько этих обезьян, Кардосо!..

Но, кажется, дикари сочли, что с них достаточно и этих двух выстрелов, потому что на верху дупла не появлялось больше ни одной головы, к величайшему огорчению Диего, надеявшегося переколотить таким образом всех осаждающих.

Тем не менее австралийцы, вероятно, что-нибудь да придумывали, потому что снаружи дерева слышался оживленный говор. Без сомнения, они совещались о том, как бы вернее овладеть так решительно защищавшимися матросами.

Казалось, что решено было срубить громадное дерево, потому что послышался громкий стук топоров по его наружным стенкам. Каменные топоры работали с ожесточением, но они, должно быть, только тупились о крепкую древесину эвкалипта, не поддававшуюся даже стальным топорам.

— Приятного развлечения! — крикнул им Диего.

С полчаса продолжался этот град бешеных ударов, но затем он стих: должно быть, австралийцы убедились в тщетности своих усилий.

Немного спустя какой-то длинный и прямой предмет перелетел через край дупла и упал как раз перед носом Кардосо, чуть-чуть не ударив его по голове. Это было копье с довольно острым каменным наконечником. Вслед за первым упало второе, потом третье и четвертое.

— Черт возьми! — воскликнул Диего, отскакивая то вправо, то влево, чтобы его не проткнуло падающими копьями. — Вот еще новый род града! К счастью, мы видим, куда они падают, и можем вовремя сторониться от их ударов. Если у вас нет лучшего способа нас уничтожить, сеньоры, так уверяю вас, что вы только даром теряете время и оружие.

Этот чрезвычайно опасный дождь продолжался минут десять, затем он прекратился, быть может, потому, что у дикарей больше не оказалось копий; впрочем, последние не нанесли никакого вреда осажденным, так как они держались настороже и не давали себя ударить.

— Посмотрим, к каким метательным снарядам прибегнут они теперь, — заметил Диего.

— Кажется, что кто-то влезает на дерево, — сказал Кардосо.

— Тем хуже для него; они думают, что убили нас.

— Слышишь, старина?

— Да, кто-то влезает наверх. Ты готов?

— Я убью его, словно попугая, как только увижу.

В этот момент на краю отверстия показалась голова и нагнулась, чтобы взглянуть во внутренность дупла. Ободренный царящей там тишиной, человек перегнулся через край немного сильнее. Вдруг раздался выстрел, и он, пораженный меткой пулей Кардосо, перекувырнулся и слетел прямо на Диего.

— Тысяча молний! — воскликнул последний. — На нас нападают даже и мертвые.

— Ты не ранен? — с беспокойством спросил Кардосо.

— Нет, но если бы плечи мои были не столь крепки, так эта обезьяна наверняка переломила бы мне ключицу.

— Он мертв?

— Еще бы! Он не шевелится: ты всадил ему пулю прямо в череп. Ай, что это опять падает?

— Это камни, — сказал Кардосо.

— Что же, они, верно, хотят теперь побить нас каменьями? Ну, вот и камни перестали падать.

— Что же такое еще выдумали эти обезьяны?

— Наверно, ничего приятного для нас не выдумают.

— Ах, если бы я мог выглянуть наружу!

— Молчи!

— Что ты слышишь?

— Мне кажется, что я слышу какой-то треск.

— А я вижу дым.

— Каррамба!..

— Тысяча чертей!..

— Они хотят нас поджарить, старина.

— И не быть в состоянии выйти! Ох„ Какой бы я сделал из этих обезьян мармелад! Если дерево сухо, то мы изжаримся, словно бифштекс.

— Нет, дерево живое, и к тому же оно очень толсто и не легко загорится.

— Нужно скорее действовать, Кардосо.

— Что же ты хочешь делать?

— Осуществить твой план. Ну, живее бери мой нож и влезай мне на плечи.

Молодой матрос на заставил повторять себе дважды; он влез на плечи к Диего, схватил своей сильной рукой нож и принялся за работу.

Дерево было очень крепко, но и лезвие ножа было остро и отлично закалено. Имея терпение, можно было выковырять небольшую ямку.

Опасность возрастала. Снаружи слышен был треск горевшей коры, над деревом виднелись клубы дыма, а в глубине мрачной тюрьмы моряков очень быстро повышалась температура, так что несчастные скоро должны были испечься, словно на костре.

Кардосо ковырял ямку с возрастающим бешенством, и через четверть часа он уже сделал маленькое углубление в шесть сантиметров глубины и в семь или восемь сантиметров в окружности.

— Ну, этого будет достаточно, — сказал он и, взяв заряд, вынул из него пулю, а порох всыпал в углубление. Он повторил эту операцию семь раз, сгребая каждый раз разрушительное вещество внутри отверстия в одну кучу.

— А где же взять фитиль? — спросил он, окончив свою работу.

— Тысяча молний! — воскликнул Диего. — Вот мы и попали в большое затруднение.

— Нет, постой, в моем кармане есть клочок бумаги, она может послужить нам вместо фитиля.

— Отлично, дружище. Положи сначала посреди пороха несколько револьверных зарядов — они помогут его действию — и потом заткни мину куском копья, оставив лишь небольшое отверстие для фитиля. Таким образом получится более сильный взрыв.

Кардосо повиновался, потом, воткнув в оставшееся отверстие кусок скрученной и слегка осыпанной порохом бумаги, зажег ее и соскочил вниз.

— Теперь на землю! — сказал он.

— И давай закроемся, — добавил Диего.

Матросы улеглись в самый отдаленный утолок, накрылись трупами австралийца и двуутробок и с величайшим беспокойством стали ждать, что будет.

Они видели, как наверху горела бумага, и слышали легкий треск взрывавшихся пороховых зерен, затем легли ничком, зарывшись под трупы; у них захватывало дух от волнения. Вдруг наверху раздался громкий взрыв, все дерево задрожало, словно готовясь упасть на землю, и в темной тюрьме матросов распространился удушливый запах пороха.

Снаружи послышались пронзительные крики ужаса, затем быстрый топот ног, и крики мало-помалу замерли в отдалении.

Диего и Кардосо нисколько не пострадали от взрыва. С них только сорвало трупы австралийца и двуутробок сильным напором воздуха, возникшим вследствие взрыва мины.

— Вставать! — закричал Диего.

Он поднялся и посмотрел вверх; эти немногие заряды сотворили настоящее чудо: разорванные силой взрыва крепкие волокна эвкалипта висели здесь и там, и посреди них в стволе виднелось отверстие сантиметров в тридцать диаметром.

— Ур-ра!.. — закричал Диего. — Влезь-ка ко мне на плечи, Кардосо, и выгляни наружу, только смотри, берегись копий и держи наготове револьвер.

Молодой моряк в два прыжка оказался у отверстия и приблизил к нему лицо. С земли поднимались красноватые отблески и густой дым, это служило видимым признаком того, что дерево уже начало гореть, но вокруг него не видно было людей.

— Неужели они так перепугались? — спросил сам себя Кардосо.

— Кто перепугался?

— Да австралийцы. Их тут уже нет!

— Это двойная удача. Только смотри не обманись!

— Повторяю тебе, что я никого не вижу. Они все убежали.

— Можешь ты пролезть в отверстие?

— Нет, я слишком толст, но я могу подняться отсюда наверх.

— Нужно быть обезьяной, чтобы проделать такое упражнение.

— Предоставь это мне, старина.

Молодой матрос, крепко держась за края отверстия, скорчился насколько мог, так что ему удалось поставить в отверстие одну ногу.

— Смотри, как бы я тебя не раздавил, Диего, — сказал он. — Если прыжок мне не удастся, так я могу на тебя свалиться. Раз… Два… — Он вдруг выпрямился, вставил в отверстие обе ноги, прыгнул вверх, и его протянутые руки крепко схватились за верхний край дупла. Даже обезьяна не могла бы сделать более удачного прыжка.

— Браво, Кардосо! — воскликнул изумленный Диего. — Вот так матрос!

— Мы спасены, Диего, — ответил молодой человек, задыхаясь. Он поднялся на край дерева и быстро осмотрелся кругом.

— Ты никого не видишь, друг мой? — с беспокойством спросил старый моряк.

— Ни единой кошки. Австралийцы исчезли.

— А дерево все еще горит? Здесь становится невыносимо жарко.

— Еще один час, и мы бы изжарились как котлеты.

— Но как же я-то взберусь наверх?

— По той самой лиане, по которой мы взбирались на дерево, когда гнались за двуутробками. Береги голову!..

Кардосо быстро вырвал из земли лиану и бросил ее в дупло.

— Возьми с собой одну двуутробку, Диего, мы ею позавтракаем.

— Прекрасная мысль, дружище.

Диего привязал к поясу самую большую двуутробку, схватился за лиану, проворно влез по ней наверх и сел рядом с Кардосо.

— Уф! — воскликнул он, переводя дух. — Пора было!

Затем его загорелое лицо нахмурилось, глаза сверкнули гневом, черты лица внезапно изменились под влиянием неудержимого бешенства, он сжал кулак и воскликнул, грозя им вдаль:

— Ну, теперь, Коко, я с тобой посчитаюсь!

XXI. Исчезновение доктора