I. Озеро Торренс

Престранная это страна! Здесь можно даже стоя под деревьями живьем испечься на солнце! Да и что это за деревья? Клянусь честью, они не заслуживают названия деревьев. Вот, например, мы идем теперь по лесу, а между тем здесь нет никакой тени! Право же, природе пришла странная мысль: взять да и вырастить листья вверх ногами!

— Помни, что мы находимся в стране всяческих несообразностей, старина!

— Нечего сказать, прекрасная страна, черт возьми! Я никогда не видал еще ничего подобного, а между тем ведь я изъездил планету, называемую Землей, по всевозможным направлениям. Ну, посмотрите, пожалуйста, что же это за страна, где деревья не дают тени…

— И вместо того, чтобы терять листья, как деревья наших стран, теряют ежегодно кору.

— Где лебеди черны…

— А орлы белы.

— Да, Кардосо. Где крапива достигает высоты деревьев, а тополь так низок, что похож на кустарник.

— Где треска ловится в ручьях, а речная рыба — в море.

— Змеи крылаты словно птицы.

— А большие птицы не могут летать, так как у них какие-то обрубки вместо крыльев.

— Где температура поднимается во время дождя и опускается в хорошую погоду…

— Где ветер поражает сыростью, когда нет дождя, и удивительно сух, когда идет дождь

— Именно так, Кардосо, и где у собак волчьи головы и лисье строение тела, да к тому же они никогда не лают.

— Где рыбы имеют разноцветные крылья, складывающиеся, как у летучих мышей, где деревья не приносят плодов, а вместо того выделяют камедь, где существуют растения, отравляющие людей, которые только прошли близко от них, где существуют ослепляющие цветы, млекопитающие, имеющие утиный клюв, где птицы не поют, а щелкают, как бичи, звонят, как будто в горле у них настоящий колокольчик, смеются, как пьяные негры, плачут, как дети, или же ты принимаешь их крик за бой часов, где у животных есть сумки, чтобы прятать туда детенышей, где даже ноги у животных не одинаковой величины и где, наконец, дикари едят друг друга и будут очень рады посадить тебя на вертел! Не правда ли, моряк?

— Так точно, друг мой, но, правду говоря, у меня забегали мурашки по коже от твоего предсказания.

— У такого-то храброго моряка, как ты, смотревшего не раз в глаза смерти и которого даже чуть не съели живьем mondongneros1 патагонской пампы! Ты шутишь, Диего?

— Вовсе не шучу, Кардосо. Я, несмотря ни на что, все еще дорожу своей старой шкурой, и мне бы не хотелось оставить ее в стране, такой далекой от моей родины.

— Что же, разве ты непременно хочешь донести ее до дома целой?

— Я на это не рассчитываю, Кардосо, но мне вовсе не хотелось бы оставить ее здесь полностью. Что за странная мысль пришла в голову нашему доктору: проникнуть в самое сердце континента.

— В сердце? Да мы пройдем весь этот таинственный материк.

— От одного океана к другому?

— Да, или, вернее говоря, от берегов этого озера к северным берегам материка — я еще не знаю, выйдем мы к заливу Карпентария или к заливу Кинг.

— Не знаю, но я слышал, что дело идет о розыске следов какого-то исследователя Австралии, затерявшегося неизвестно где, а также об исследовании северных берегов. Другие же говорят, напротив, что дело идет о каком-то громадном пари.

— Да разве так труден переход через этот континент?

— Кажется, штука не легкая, так как в точности еще неизвестно, что находится внутри материка: пустыня или что-либо того похуже. Впрочем, говорят, что кто-то переходил уже через Австралию, но не могу тебе сказать, правда ли это.

— И наш доктор вбил себе в голову перейти через нее и сунул свой нос в эту пустыню?

— Может быть, это тебе не нравится, Диего?

— Нет, я привык к длинным путешествиям, или, вернее говоря, мы к ним привыкли. Черт возьми! Разве мы не перешли пампу Патагонии, чтобы спасти клад несчастного президента Солано Лопеса. Уф! Как подумаешь, что этот храбрец кончил такой смертью! Я готов был бы поставить свою шапку против… Но оставим мертвецов! Эй, тонконогая обезьяна, принеси-ка нам бутылочку. Мне хочется промочить горло и утопить в вине эти воспоминания.

В ответ на зов из огромной колымаги, настоящего австралийского драя (большой фургон), стоявшего под тенью огромных деревьев, отличавшихся темной листвой и ярко-белыми, словно выбеленными известью стволами, вышел отвратительный туземец и подошел к разговаривающим, заплетаясь ногами и неся в руках бутылку и две чашки. То был достойный представитель расы, обитающей в центральных областях Австралии, расы, не имеющей себе подобных как по неряшеству, так и по безобразию и, кажется, принадлежащей скорее к породе обезьян, нежели к породе людей. У него были длинные, растрепанные и покрытые целым слоем жира волосы, низкий лоб, черные блестящие глаза, рот как у крокодила, выдающийся живот, ужасающе худые руки и ноги, не имеющие икр. Цвет его кожи нельзя было определить, так как он был покрыт татуировкой, но скорее это был цвет потемневшей бронзы, нежели черный, с оттенком шоколадного.

— Вот вам вино, сэр, — сказал австралиец, причем рот его раскрылся чуть не до ушей. Он говорил по-английски весьма бойко, так как австралийцы очень легко обучаются как различным искусствам, так и любым, даже самым трудным, языкам.

— Молодец, Коко, — сказал Диего. — Ты уродлив, как людоед, но очень любезен, хотя от тебя так и несет людоедством.

Он посмотрел на бутылку, отбил у нее горлышко и сделал три или четыре глотка.

— Это водка, и водка превосходная, — сказал он, прищелкнув языком. — Пропусти-ка в себя несколько капелек, Кардосо, они дадут тебе возможность прекрасно заснуть.

— В такую-то жару!

— Глоточек будет тебе очень полезен, друг мой.

— Но…

— Что с тобой?

— Разве ты не видишь черную точку, рассекающую волны озера?

— Тысяча залпов! Неужели это доктор?

— Быть может, и он, Диего.

— Правда, ведь вот уже три дня как мы ждем его здесь, ему следовало бы приехать сюда двадцать четыре часа тому назад. Мне хотелось бы поскорее его увидеть, чтобы узнать, куда мы пойдем и долго ли еще мы будем сидеть на северных берегах этого громадного озера в обществе отвратительного дикаря, похожего цветом на лакрицу.

— Смотри, пожалуйста, какая моя судьба! Я думал совершить прекрасное путешествие вокруг света, сидя на палубе парохода и изредка останавливаясь в лучших гостиницах, а теперь сижу здесь, имея в перспективе страдания от голода и жажды, а быть может, и окончу свое существование на вертеле! Право же, не стоило уезжать для этого из Парагвая, а тем более покидать наш славный крейсер. Что ты на это скажешь, Кардосо?

— Скажу, что ты старишься и становишься ворчуном, Диего. Неужели ты воображал, что доктор взял нас с собой для того, чтобы дать нам возможность путешествовать по свету, словно мы какие-нибудь знатные господа? Ведь ты знал, что он естествоиспытатель, смелый исследователь неизвестных стран и завзятый охотник. Клянусь честью, что когда едут с двумя моряками, имевшими смелость — отложим на время нашу скромность — имевшими, говорю я, смелость перелететь через море на воздушном шаре, исследовать южную оконечность Южной Америки, чтобы спасти клад, словом, прошедшими сквозь огонь, воду и медные трубы…

— Постой-ка, Кардосо, посмотри, ведь черная точка увеличивается, и я вижу, что над ней поднимается дым.

И двое людей, разговаривавших таким образом на северном берегу австралийского озера, вскочили и стали внимательно вглядываться в черную точку.

Озеро Торренс представляет собой огромный бассейн воды, лежащий в стране, известной под именем земли Флиндерса, или Южной Австралии, простирающейся с севера на юг между 137 и 138 градусами восточной долготы и 31 и 33 градусами южной широты, и отличается дикой красотой.

Прежде всего рассмотрим этих двух людей. Тот, которого звали Диего, представлялся ярким типом морского волка, каким его и можно было бы признать, даже если бы на нем и не было матросской одежды. Он был лет сорока четырех или сорока пяти, высокого роста и имел громадные руки и ноги, выдававшие необыкновенную силу, кожа его была обожжена солнцем и морским ветром, а черты лица энергичны.

Другой, называвшийся Кардосо, был гораздо моложе первого, ему не было еще и двадцати лет, он был ниже своего товарища и довольно худ, но весь словно соткан из нервов, так что, казалось, обладал необыкновенным проворством четвероруких; он был темным, как метис, но имел прекрасные и тонкие черты лица, черные, словно угли, глаза и тонкие губы, почти всегда сложенные в насмешливую улыбку.

Сразу было видно, что, несмотря на свои молодые годы, он был одарен замечательным хладнокровием и исключительной храбростью.

Наши моряки две недели тому назад выехали из живописного города Огасты, находящегося в глубоко вдающемся в сушу заливе Спенсер. Там они ожидали возвращения из Аделаиды доктора Альваро Кристобаля, одного из самых смелых и блестящих медиков парагвайской речной эскадры, страстного охотника и естествоиспытателя, успевшего приобрести известность в качестве исследователя и оставившего Америку, желая, собственного удовольствия ради, объехать в сопровождении двух храбрых матросов вокруг света.

Но патрон их долго не приезжал в Августу. Наконец моряки получили от него запечатанный пакет, заключавший в себе чек на тысячу фунтов стерлингов и точную инструкцию с указанием отправиться на северный берег озера Торренс, напротив горы Полли, предварительно купив драй, представляющий насущную необходимость для продолжительного путешествия по внутренним землям Австралии.

Но это было еще не все; в тот же день с почтовым поездом к ним приехал тот отвратительный дикарь, которого Диего упрямо называл Коко, хотя настоящее его имя было Ниро Варанга. Дикарь этот не только отлично говорил по-английски, но умел также немного болтать по-испански, безбожно уродуя этот язык. Он-то и должен был взять на себя обязанность провести их к озеру, а затем вести и далее.

Не рассуждая и не стараясь даже уяснить для себя цель этой таинственной экспедиции, моряки должны были, по словам дикаря, проникнуть в глубь страны, приобрести драй огромной величины, запряженный шестью парами быков, купить трех лошадей, выбранных ими из числа самых лучших, оружие, захватить съестных и боевых припасов, палатку и так далее и тотчас же направиться к северу.

Так они и поступили.

Проехав по берегу длинного залива, обогнув озеро Барта, четыре дня спустя наши моряки очутились на берегу озера Торренс и в сопровождении дикаря достигли северного берега, где, согласно полученным инструкциям, остановились лагерем против горы Полли…

Как мы уже говорили, они разом вскочили на ноги, увидев на обширной поверхности озера черную точку, над которой виднелся дым.

— Это маленький пароходик! — воскликнул Диего, защищая руками глаза от жгучих солнечных лучей. — Я уверен, что не обманываюсь. Да, правду говоря, и пора уже дону Альваро появиться. Промедли он еще немного, нашел бы меня испеченным, словно банан в печи.

— Только бы на пароходике не ехал кто-нибудь другой, — сказал Кардосо.

— Это невозможно, друг мой, разве ты не видишь, что он направляется прямо сюда? Насколько я знаю, на этих берегах нет никаких колоний, нет даже ни одного уединенного поселка.

В эту минуту на озере раздалась целая серия выстрелов, причем на пароходике вспыхнуло несколько огненных линий. Пожилой моряк подскочил на месте.

— О-о! — воскликнул он. — Мне знаком этот звук.

— Это звук, производимый митральезой2, не так ли, приятель? —Да, Кардосо. Неужели доктор запасся таким инструментом для того, чтобы подпаливать и буравить сухопарые спины дикарей? Я был бы доволен, если бы наш арсенал получил подобное подкрепление. Эй, Коко, дай мне мой «снайдер»!

Он взял принесенное ему дикарем ружье, зарядил его и выстрелил три раза в воздух. Со шлюпки послышался ответный залп.

— Это он! — воскликнул Диего. — Приготовимся салютовать ему, Кардосо.

— Я готов, приятель! — смеясь, сказал молодой человек. Паровая шлюпка заметно увеличивалась и менее чем через четверть часа находилась всего лишь в двухстах метрах от берега.

На ней ехало четверо людей: трое из них, казалось, были австралийские матросы или лодочники, четвертый, стоявший на носу, был красивый человек лет тридцати пяти, высокого роста, сильный, загорелый, с черными глазами, красными губами, оттененными черными же усами, — словом, человек с виду не менее смелый, нежели Кардосо, и столь же сильный, как Диего.

Не успела шлюпка пристать к берегу, как доктор ловко выскочил из нее на берег, взошел на скалы и остановился перед Диего и молодым моряком, приветствовавшими его по-военному.

— Спасибо, дорогие друзья, — сказал доктор. — Опустите-ка ваши руки да пожмите мою, здесь мы все равны.

— Слишком много чести, — проговорил старый моряк.

— Пожми же мою руку, старина, — сказал доктор Альваро, протягивая ему правую руку. — И ты тоже, мой храбрый Кардосо. Здесь мы три друга.

Затем он обернулся к людям, приехавшим с ним в шлюпке, и крикнул:

— Разгружайте!

Трое моряков осторожно взобрались по скалистому берегу, внесли наверх большой тюк, покрытый клеенкой, и положили его под деревьями.

— Посмотри-ка, узнаешь ли ты этот инструмент, — сказал Альваро, обращаясь к Диего.

— Клянусь честью, это митральеза, выстрелы которой я только что слышал! — воскликнул старый моряк, снимая чехол с пушки.

— Да, мой храбрый Диего, это усовершенствованная митральеза с двадцатью пятью жерлами, расположенными в виде веера, она наверняка удержит на расстоянии дикарей, живущих во внутренних землях материка, если им вздумается на нас напасть. Я поручаю ее тебе, так как ты умеешь обращаться с этой игрушкой.

— О, я заставлю ее петь как раз вовремя, и вы увидите, доктор, как она разгонит осаждающих.

Между тем из шлюпки вынули и снесли на берег другой тюк, но он был гораздо легче и меньше первого.

— Это что? Другая малютка? — спросил моряк.

— Нет, — сказал доктор, — но и этот предмет также может нам очень пригодиться. Разверни-ка его да погляди, что это такое.

Моряк развязал веревки, снял клеенку, и перед его глазами оказался каучуковый сверток.

— Что это такое? — спросил он.

— Ты не догадываешься?

— Право же, нет.

— Это лодка.

— Лодка? Полноте! Вы хотите подшутить надо мной, сеньор доктор.

— Нет, я не шучу, Диего. Это каучуковая лодка, как видишь, ее очень легко возить с собой, сама она весит не более десяти килограммов, но способна нести четырех человек. Стоит только надуть ее через эту трубочку, и она поплывет лучше всякой шлюпки.

— Я никогда не видал такой штуки. А ты, Кардосо?

— Я тоже, Диего.

— Нынче все выдумывают разные новинки. Впрочем, ведь известно, что мы живем в век открытий.

Матросы паровой шлюпки выгрузили еще ящик с зарядами, предназначенными для митральезы, четыре пары весел для каучуковой лодки и несколько ящиков с консервами. Сделав это, они пожелали доктору доброго пути, возвратились в свою шлюпку и удалились на всех парах по направлению к югу.

Доктор следил за ними задумчивым взглядом в продолжение нескольких секунд, затем обернулся к двум морякам и спросил:

— Приготовили ли вы все необходимое для нашей экспедиции?

— У нас есть огромный драй, шесть пар быков, три лошади, бегающие не тише ветра, шесть ружей системы Снайдера и шесть револьверов, достаточное количество зарядов, съестные припасы, которых хватит на семь или восемь месяцев, палатки, одеяла, одежда на смену, маленькая аптечка, топоры, ножи и переносная кухня. Словом, мне кажется, у нас есть все необходимое.

— Молодец, Диего, и ты также, мой храбрый Кардосо. Но знаете ли вы, куда мы отправляемся?

— Нет еще, сеньор, но не все ли равно, пойдем ли мы в ту сторону или в другую, — сказал Кардосо.

— Вы даже не подозреваете, куда мы направимся?

— Кажется, вы хотели пройти через этот таинственный материк?

— Именно так, Кардосо. Вы не боитесь продолжительных экскурсий, так как вы уже перешли пампу Патагонии, подвергались всевозможным опасностям и преодолели множество невероятных препятствий.

— Ба! Еще бы! Конечно, мы не боимся длинных прогулок, сеньор доктор, — сказал Диего.

— Тем не менее я должен предупредить, что поведу вас через земли, почти не исследованные…

— Ну так что же, мы их исследуем подробнее…

— …что нам нужно будет пройти по ужасным пустыням…

— Мы их пройдем, — подхватил Кардосо.

— …что нам придется выдерживать нападения туземцев…

— Так что же, кажется, мы не раз боролись с дикарями.

— Спасибо, друзья мои. Взяв вас с собой, чтобы объехать вокруг света, я знал, что пара моих храбрых моряков не отступит ни перед какими трудностями. Сядем же здесь, возле ствола этого громадного эвкалипта, и я расскажу вам, куда мы идем, и объясню, что заставило меня предпринять такое дальнее путешествие, которому суждено стать новой эпохой в истории исследования неведомых стран. Ниро Варанга, принеси-ка нам бутылочку шампанского.

II. Начало перехода через таинственный континент

Пока отвратительный дикарь с головой, напоминающей голову шимпанзе, пошел за шампанским и за кружками, доктор с моряками уселся позади ствола эвкалипта — единственное место, где можно было найти хоть немного тени. Ствол дерева был так толст, что даже шесть человек не могли обхватить его.

— За ваше здоровье, друзья мои, — сказал доктор, подняв наполненную до краев кружку.

— За ваше, сеньор, и за успех экспедиции, — ответили моряки. Выпив одним духом шипучее вино, сеньор Кристобаль закурил папиросу, тогда как старый моряк засунул в рот толстую сигару. Доктор снова заговорил:

— Я повел вас с собой, чтобы просто объехать вокруг света, останавливаясь в некоторых наиболее интересных пунктах, да немножко побродить с вами по громадным лесам Австралии, да по джунглям Индостанского полуострова или среди гигантских баобабов Африки. Но, как очень верно выражаются моряки по ту сторону океана, «человек предполагает, а Бог располагает». Вот эта-то поговорка и оказалась вполне верной по отношению ко мне. Итак, друзья мои, мы должны прервать нашу поездку вокруг света, чтобы прогуляться по этому таинственному континенту.

— Наши ноги достаточно крепки, сеньор, — сказал Диего, — и нам все равно, пойдем ли мы в ту сторону или в другую. Не правда ли, Кардосо?

— Для меня это безразлично, — ответил молодой моряк. — Вместо того чтобы видеть Африку, Индию или какую-либо другую страну, мы посетим этот материк, который, быть может, и окажется самым интересным из всех.

— Отлично сказано, Кардосо, — заметил доктор. — Но вам, без сомнения, неизвестна цель нашей экспедиции?

— Совершенно неизвестна, — отвечал Диего.

— Речь идет о том, чтобы отыскать нашего соотечественника, уехавшего из Мельбурна шесть месяцев тому назад с целью исследовать внутренние территории континента, и с тех пор бесследно пропавшего.

— Кто же этот соотечественник? — спросили в один голос Диего и Кардосо.

— Сеньор Бенито Эррера, смелый ученый, предполагавший исследовать находящиеся внутри материка каменистые пустыни и затем достигнуть северных берегов залива Карпентария, это знаменитый путешественник, доставивший нашему отечеству великолепные коллекции животных, растений и насекомых, собранные им в различных отдаленных странах земного шара. Он только что исследовал Бирму близ истоков Иравади и затем высадился в Австралии, желая посетить этот странный материк, но, как я уже вам сказал, он не дал о себе за все это время никакой вести, так что опасаются, не взят ли он в плен дикарями, живущими близ озера Вудс. Английское правительство, заинтересовавшееся его судьбой вследствие заявления нашего правительства, предприняло некоторые попытки узнать, что же произошло. Оно расспрашивало о нем всех дикарей, приходивших из внутренних земель, но все эти расспросы были безуспешны. Знают только, что три месяца тому назад видели белого человека, похожего по описаниям на нашего несчастливого соотечественника, на берегах озера Вудс, а после этого его следы теряются. Я телеграфировал друзьям в Аделаиду о своем прибытии из Парагвая и, приехав туда, получил телеграмму от нашего правительства с просьбой произвести, если возможно, розыски по поводу исчезновения нашего несчастного соотечественника и с дозволением продолжить, насколько это окажется необходимым, мой отпуск. Ответную телеграмму я получил уже тогда, когда мы были в Августе, тогда я тотчас же уехал обратно в Аделаиду, не сказав вам ни слова о цели моего внезапного отъезда, и оттуда телеграфировал, прося продолжить мой отпуск на целый год, так как решил предпринять розыски внутри материка.

— Для того, чтобы найти вашего соотечественника?

— Да, Кардосо, — ответил доктор.

— Мы готовы последовать за вами, сеньор, — сказал Диего, — располагайте нами.

— Я знал, что вы захотите меня сопровождать, друзья мои, поэтому-то я и велел вам приехать сюда со всем необходимым для экскурсии багажом, чтобы не терять понапрасну дорогого времени.

— Мы отправимся только втроем?

— Да, Кардосо.

— А Коко?

— Он будет нас сопровождать, — сказал доктор смеясь. — Твой Коко славный парень. Правда, он страшен, как черт, но зато преданный слуга и отлично знает внутренние земли. Он сопровождал исследователя Бурке довольно долгое время и, быть может, не оставил бы его, если бы не должен был вернуться, чтобы сопровождать вторую экспедицию, руководимую Райтом.

— А долго продлится наше путешествие? — спросил Кардосо.

— Все будет зависеть от тех препятствий, которые мы встретим на пути. Мы можем окончить его за шесть месяцев, но может быть, оно продолжится и восемь, десять месяцев, год, пожалуй, даже больше

— Вы предполагаете пройти через весь континент?

— Не могу сказать наверное, Кардосо, так как не знаю, где мы отыщем нашего соотечественника или, по крайней мере, его следы. Впрочем, очень вероятно, что мы пересечем весь материк. Я даже просил одного англичанина, моего друга, предоставившего в мое распоряжение свою яхту, прислать ее через четыре месяца на острова Эдуарда Пелью, находящиеся в заливе Карпентария, чтобы возвратиться на ней морем. Он дал мне слово исполнить мою просьбу. Если мы будем вынуждены дойти до островов, то найдем там яхту.

— А долго она нас будет ждать?

— Три месяца.

— Как великодушен этот англичанин, — сказал старый моряк.

— Он страшно богат и был другом нашего несчастного соотечественника. Он даже за свой счет предпринимал довольно тщательные розыски.

— А на сколько миль простирается этот материк? — спросил Кардосо.

— Он тянется на две тысячи четыреста миль с востока на запад и на тысячу семьсот миль с севера на юг, — ответил доктор.

— Мы пройдем через него с юга на север?

— Да, Кардосо, и будем держаться между сто тридцать четвертым и сто тридцать седьмым градусом еосточной долготы, так как таково было направление, принятое Эррерой.

— О, теперь мы знаем даже чересчур много, сеньор, — сказал старый матрос. — И мне бы хотелось как можно скорее отправиться в путь.

— И мне тоже, — подтвердил Кардосо. — Теперь всего лишь десять часов утра, и до вечера мы успели бы пройти порядочное расстояние.

— А животные готовы пуститься в путь?

— Быки впряжены в драй, — ответил Диего, — а лошади оседланы.

— Еще одну минуту, и затем мы отправимся в путь.

Сеньор Кристобаль вынул из-за пояса свой длинный испанский нож, сорвал с громадного дерева кусок коры и вырезал на стволе:

Доктор Алъваро Кристобаль —30 ноября 1870 года.

Затем, обращаясь к матросам, сказал:

— А теперь едем, друзья мои.

Они вошли под сень гигантских деревьев, оттуда давно уже слышалось мычание быков и ржание лошадей.

Посреди группы деревьев стоял огромный драй. Это был один из тех громадных фургонов, покрытых белым холстом, какие используются австралийскими пастухами во время дальних переходов. Такой экипаж — настоящая крепость, где можно защититься от нападений жестоких дикарей и где укрываются на ночь, чтобы спать в безопасности. Драй был совершенно готов к отъезду, шесть пар сильных быков ожидали лишь знака возницы, чтобы отправиться в путь.

Позади этого странствующего дома ржали и рыли ногами землю три превосходные чистокровные лошади, которыми могла бы гордиться любая европейская конюшня.

Тщательно осмотрев тяжелый фургон и заключавшиеся в нем многочисленные ящики и полюбовавшись с видом знатока прекрасными животными, доктор сказал:

— Садись на свое место, Ниро Варанга, а мы — на лошадей. Туземец тотчас же уселся на козлы фургона и взял в руки бич длиною не менее восьми футов. Доктор и моряки вскочили на лошадей, предварительно перекинув через плечо ружья и опустив револьверы в седельные сумки, и караван двинулся вперед, вдоль по опушке леса, прямо к северу.

Стояла ужасная жара: лето, начинающееся в Австралии тогда, когда в наших странах выпадает первый снег, уже наступило. Солнце бросало свои отвесные лучи прямо на головы смелых исследователей, так как листья деревьев нисколько не умеряли зноя и не давали тени, но никто не жаловался на духоту. Трое европейцев были привычны к пеклу парагвайской сельвы, а Ниро Варанга и подавно привык к такой жаре, постоянно царящей в глубине австралийского материка.

Даже лес, состоявший, главным образом, из черных деревьев (black-wood), мочальных деревьев (utrun—back) и кампешских, или кровяных, деревьев (blood-wood), казалось, выделял из себя жар, словно печь, так как, по необъяснимой странности, австралийские леса, вместо того чтобы, как у нас, давать прохладу, поражают сухостью, не дают тени и очень скучны и однообразны на вид.

— Удивительная страна! — воскликнул Диего, довольно ловко ехавший верхом позади тяжелого драя вместе с доктором и Кардосо. — Можно ли найти что-либо хуже ее под покровом неба?! Здесь даже под деревьями нет ни капли прохлады.

— Это еще пустяки, — сказал Альваро. — Вот когда мы доберемся до каменных пустынь, тогда ты почувствуешь, как тут славно подпекает кожу.

— Что вы говорите, сеньор? Каменные пустыни? Да разве здесь и пустыни не такие, как в других странах?

— Здесь все не такое, как в других странах, друг Диего. Это чрезвычайно удивительный материк. Некоторые не особенно благоразумные ученые были настолько изумлены при виде его чудес, что сочли его за кусок кометы или за огромный упавший на землю болид.

— Но скажите мне, сеньор, что это, настоящие камни покрывают здешние пустыни или же крупные песчинки?

— Это громадные камни, разбросанные на необозримом пространстве.

— Будем надеяться, что ветер не поднимет их, как поднимает песок в пустынях.

— Нет, Диего, не поднимет.

— Но кто же их набросал туда?

— Бог знает, упал ли в незапамятные времена на здешние места целый дождь аэролитов, или они появились вследствие какого-либо другого процесса, которого никто не может объяснить, — никто еще не знает.

— И что же, очень жарко между этими камнями?

— Так жарко, Диего, что можно испечься живьем.

— А мы тоже пройдем по этой пустыне?

— Да, пройдем.

— Скажите мне, сеньор, много времени прошло с тех пор, как стал известен этот материк? — спросил Кардосо.

— Это довольно трудно сказать, Кардосо, потому что неизвестно, кто и когда именно открыл его. Большинство географов приписывают его открытие Абелю Тасману, не позаботившемуся о дальнейших изысканиях; другие думают, что его открыл Дирк Хертог, но скорее всего, честь его открытия принадлежит португальцам, нежели голландцам. Португальцы, кажется, видели его уже в 1500 году. Но может быть, они вовсе его и не видели, а узнали о его существовании от малайцев, приплывавших к здешним берегам для ловли трепангов3, но я знаю также, что в лондонском музее существует манускрипт на французском языке, относящийся к пятнадцатому веку и заключающий в себе карту земли, носящей очень много португальских названий. Кажется, она представляет именно Австралию. Тем не менее честь сообщения о существовании этого материка выпала на долю голландцу Хертожу, назвавшему ее прежде Эндрахтланд, или Земля Согласия, и исследовавшему ее западные берега в 1616 году. После него берега ее были исследованы, начиная с 1618 по 1626 год, еще несколькими голландскими капитанами, как то: Эдел, Карстенс, Нейтс, Де Витт, окрестивший своим именем часть северо-западного берега, Пелсерт и, наконец, Тасман, исследовавший в 1642 году южные берега материка; он открыл также остров Ван-Димена, который сначала счел продолжением австралийского континента, а затем в 1644 году исследовал также и северные берега Австралии и остановился в заливе Карпентария. Он-то именно и назвал Австралию Новой Голландией. Это имя так и осталось за ней, хотя теперь ее большей частью зовут Австралией.

— И Голландия не сочла нужным занять ее?

— Нет, и сделала большую ошибку, так как в этом случае она обладала бы одной из прекраснейших колоний на свете.

— А когда же ее заняла Англия?

— Немногим более ста лет тому назад, а именно в 1787 году, по совету знаменитого мореплавателя Кука, чтобы вознаградить себя за потерю своих богатых североамериканских колоний. Поручение устроить первое поселение было возложено на командора Филиппа, отправившегося из Англии с эскадрой, состоявшей из одиннадцати кораблей, на которых находилась тысяча сто шестьдесят человек и, между прочим, семьсот пятьдесят семь каторжников и сто девяносто женщин, приговоренных к ссылке. Английское правительство сначала хотело отправить своих каторжников в Африку, в Капскую колонию, но потом направило их в Австралию, и хорошо сделало. Филипп высадился в бухте, которую назвал Ботани-Бей, но место это показалось ему неподходящим, и он основал колонию на пять миль дальше, назвав ее Параматта, а впоследствии Сиднеем, там и основалось окончательно правительство колонии. Филипп привез с собой одного быка, четырех коров, одного теленка, одного жеребца, трех кобыл, тридцать четыре овцы, пять баранов и несколько ягнят.