В стороне у стены стоял газовый баллон, а наверху, на крыше, стрекотала сварка, брызгая неоновыми искрами, гаснувшими в воздухе, на лету. Еще проблема пожара, устало подумал Валера, оглядываясь в поисках пути на крышу. Напротив баллона стояла простая деревянная лестница, и Валера направился к ней. Сварщик мельком посмотрел на визитера, чуть кивнул, дав понять, что заметил, и продолжил работу. Валера по парапету подошел ближе и остановился в ожидании перерыва. Закончив полосу, сварщик, молодой парень, притушил фитиль и поднял защитное стекло.
      - Ну как тут? - спросил Валера, протянув руку для пожатия.
      - Порядок. Красиво получается, - с гордостью ответил сварщик, сверкнув глазами, как искрами фитиля своего аппарата.
      - А насчет прочности?
      - Тоже нормально. - И после выразительной паузы добавил:
      - Пока. А там видно будет. Если начнет ползти, то сразу вся крыша.
      - А уголок? - насторожился Валера. - Он не выдержит?
      - Да не волнуйтесь, Валерий Витальевич, - успокоил паренек. - Все будет о'кей! - На американский манер он сомкнул два пальца кольцом и с широкой, тоже американской, улыбкой показал начальнику.
      Если б он знал, что волнует Валеру в этот момент! Эскиз этого дома больше остальных нравился Маше. Она очень редко высказывала свое мнение о работе Валеры, а он придумывал, разрабатывал, рисовал только для нее. Каждый новый проект делался для Маши. Валера представлял ее среди огромного пустыря - листа ватмана - и вокруг нее и для нее возводил стены, башни, частоколы, украшал фасады балконами, колоннами и арками. То, что этот дом ей нравился, Валера знал не со слов Маши, а по тому, что она чаще заглядывалась на него и, как ему казалось, предавалась мечтам, которых не было при виде других эскизов. Он так мечтал привести ее сюда, когда дом будет готов, показать комнаты. Он хотел, чтобы она первая вошла в дом, оценила Валерии труд и...
      Она не войдет. Все мечты - ложь.
      Валера встряхнул головой.
      - Значит, порядок? - еще раз спросил он. - А как тебе работается?
      - Привыкаю. Сначала было страшновато, - добродушно признался сварщик. - Я ведь не высотник, только на земле. А вообще интересно, и красотища тут, правда?
      - Да, - вяло согласился Валера. - Я пока поднялся к тебе, голова закружилась.
      - А-а-а! - понимающе закивал парень. - Ребята поднимают меня на лебедке, а спускаюсь я сам. - Он слез с деревянного каркаса на парапет. - Видите, по той доске, а дальше - леса. Все удобства. И улыбнулся, показывая ровные белые зубы.
      Валера помог сварщику приладить очередной лист кровли, посмотрел, как он работает, и пошел к доске, покато спускающейся к настилу лесов. Напоследок Валера огляделся. Вокруг, подернутое туманной завесой, мокро поблескивало желто-багровое неровное поле листвы. Кое-где между кронами деревьев пробивались основы новоиспеченных особняков, но большей частью крыши старых домов разноцветно просвечивались в паутинном узоре колышущихся листьев. Валера любил весну - бурлящую, озорную, дарящую. Осень его пленяла благородной загадочностью, степенной таинственностью - ее больше любила Маша. Моментально память высветила восторженные глаза, когда она вдруг выхватывала из общей картины осени маленькую деталь: крону дерева, свисающую над дорогой, или куст дикого винограда, увившего осветительный столб, или одинокий лист, легко летящий по ветру, - и зачарованно смотрела, проникаясь их судьбой угасания и участью печально-торжественного ухода в небытие...
      Никогда она не увидит этого пейзажа... Валера направил мысли в другую сторону. Он мог показать ей столько красивого, рассказать столько интересного для нее, для них обоих. Он не сделает этого, и она еще не раз пожалеет, что так обошлась с ним.
      К дому подъехал грузовик, начал выгружать песок. Валера отогнал гнетущие мысли и прыгнул на доску. Он успел почувствовать мокрый холод металлических креплений - больные суставы непроизвольно разжались, - понять, что ему не избежать удара и времени увернуться нет. И в этот миг он ощутил нокаутирующий толчок в подбородок. Руки схватили воздух, и пронзительная резкая боль заглушила сознание.
      Последнее, что он запомнил, - туман, кричащие люди и Маша, как надежда на спасение.
      Глава 12
      Маша посмотрела на часы. Они недавно отбили пять. Ожидание, сомнение, радость и тревога в тугой клубок сплели ее мысли. Она знала, что виновата во всем и Валере трудно будет понять и простить. Где та желанная свобода без любви и ответственности? Маша готова была стать рабыней Валеры, только бы рядом, только бы вместе.
      Но утренний необычайный подъем после молчаливого разговора с Валерой неумолимо снижал высоту. Все помыслы Маши направляла на то, чтобы удержать восторженное состояние, выше и прекраснее которого она не знала, разве что когда они любили друг друга в последнюю ночь.
      Часы отзвенели шесть, а Валеры не было.
      - Машенька, тебе пора домой. - Елена Николаевна остановилась возле стола, чтобы занять место библиотекаря.
      Маша поднялась, но одеваться не стала.
      - Я выберу для себя книги, - сказала она, отходя к стеллажам.
      Какие книги?! Разве она могла думать о чем-то другом, кроме Валеры, кроме своей любви?
      Половина седьмого. Валеры нет.
      В семь часов Валеры не было. Пришел Глеб Станиславович, скромно пожаловался на туман, слякоть и ревматизм. Пробовал завести с Машей давнишний спор, но она отвечала рассеянно, не отрывая глаз от двери, и старик оставил надежды на беседу, а вскоре ушел.
      Валера так и не появился. По дороге домой Маша вела отчаянную борьбу между отголосками влюбленной восторженности и пониманием того, что она разрушила любовь и будущее.
      В десять утра она столкнулась с Еленой Николаевной у двери библиотеки, объяснив ранний приход забывчивостью и заверив, что будет работать до закрытия. Она вздрагивала всякий раз, когда звонил телефон, и сникала, когда заведующая вела разговор сама.
      В этот день Валера тоже не пришел. И на следующий не дал о себе знать. И приходило осознание, что это конец. Валера не простил. Что ж, он прав. Нужно все забыть и начинать новую жизнь. Ту, к которой она так стремилась раньше и которая опостылела, не успев начаться. В ней все бунтовало против такой свободы, и Маша упорно отгоняла эту мысль. Она покорно смирилась с печальной участью, но не могла согласиться с тем, чтобы отдать прошлому свою единственную (теперь она знала наверняка) в жизни любовь. Она надеялась. Надеялась и ждала. Хоть бы знать, хоть удостовериться одним глазком, что Валера жив, что он есть.
      В пятницу Маша проверяла картотеку и неожиданно решила позвонить ему. Идти к Валере домой было бы сущим безумием, но позвонить, услышать его голос... И повод есть: он задолжал книги, взятые в областной библиотеке. Срок истек, и Машина обязанность напомнить ему об этом.
      Едва дождавшись закрытия, когда никто не помешает и Валера должен быть наверняка дома. Маша подошла к телефону. В тысячный раз она повторяла заученную речь о должниках, о необходимости быть точным, о строгом контроле библиотечного фонда и не решалась снять трубку. Наконец, набрав побольше воздуха, подрагивающими пальцами она набрала знакомый номер. На другом конце провода раздались длинные гудки.
      - Да? Слушаю! - раздался бодрый женский голос.
      Маша, не успев сообразить, кинула трубку и отскочила от телефона, словно перед ней была гремучая змея. Сердце молотом бухало в груди, его пульсирующие удары отдавались болью в коленях.
      Женщина. У него женщина!
      Маша прижалась лбом к стене, сдерживая дрожь и призывая в помощь разум. Слабость в коленях начала отступать, и девушка доплелась до своего рабочего стола. Каким бы облегчением были слезы, но глаза оставались сухими до рези.
      Так вот чего стоит его признание! Напрасно она кляла себя за жестокость, он быстро нашел утешение оскорбленному чувству. Почему-то в памяти траурной вуалью отразилось платье. Как робко он настаивал на подарке, уговаривая ее принять наряд. Завтра состоится новоселье. Что ж, есть кому продемонстрировать обновку и щедрость содержания новой любовницы.
      "Но что делать мне?" Безысходность захлестнула Машу, и только разбитое сердце, лишившееся своей крепости, тихо нашептывало: "Жить, любить и помнить. Жить своей любовью, несмотря ни на что; помнить человека, открывшего тебе смысл жизни; и не забывать о трех месяцах безграничного счастья, о великом чуде любви - воистину даре судьбы".
      Маша писала быстро, неразборчиво. Потом она поправит, откорректирует, сейчас главное - не упустить мысль, успеть записать свободно льющийся поток слов.
      Скрипнула входная дверь, но она не подняла головы, поглощенная своими записями.
      - Здравствуйте.
      Маша дописала предложение и улыбнулась незнакомой посетительнице:
      - Здравствуйте. Простите, я должна была закончить. Хотите записаться к нам?
      Перед Машей стояла невысокая молодая женщина с отлично вылепленной фигурой. Грациозная, но явно не большого роста, чтобы стать по-настоящему изящной и по-модному хрупкой. Однако гордый, не лишенный надменности взгляд ореховых глаз отрицал всякий намек на комплексы. Кого-то она напоминала, и Маша с участливым спокойствием разглядывала женщину, ожидая ее решения.
      - Нет, я не хочу записываться, - уверенно сказала она. - Я только принесла книги. - Она начала доставать книги из полиэтиленового пакета. Ни суеты, ни спешки не было в ее движениях, она излучала полное достоинство и уверенность в себе. Даже в том, как она поправила выбившуюся из высокой прически прядь иссиня-черных волос, было что-то удивительно спокойное и гармоничное. - Вот, возьмите.
      Маша обомлела. Она узнала бы их из миллиона прошедших через ее руки книг. Из-за них она звонила и услышала голос.., этой женщины? Ай да Валера! Как хитроумно он поставил точку. Браво! Маша не могла не восхититься его местью, но ей хотелось плакать.
      - Я спишу книги. - Она надеялась, что голос ее звучит естественно и ровно. - Здесь приготовлен заказ для.., него. Вы возьмете или...
      - Валерий Витальевич ничего не говорил о новых книгах, - ответила женщина. - Дело в том, что он в больнице, и я не знаю...
      - Где? - Маша вскочила со стула.
      - В больнице. - Наконец в голосе посетительницы скользнули удивление и волнение. - Произошел несчастный случай. Мой брат упал с крыши дома.
      Кровь отхлынула от лица Маши, она опустилась на стул.
      - Он... - Язык одеревенел и не хотел подчиняться. - Он.., как... заикалась Маша, не в силах совладать с собой.
      - Вы, наверное, знаете: брат - строитель. - Женщина забыла о чопорности и уверенности. Перед Машей стояла глубоко переживающая сестра и взволнованным голосом рассказывала о семейной трагедии. - Его фирма строит частные дома...
      . - Я знаю, - еле слышно прошептала Маша.
      - Ну да, - догадалась посетительница, - литература. Так вот, он хотел спуститься по лесам, и то ли не выдержала доска, то ли он оступился... А внизу еще грузовик собирался отъезжать. Валера упал на борт.., и машина поехала. Сестра говорила путано, волнуясь все больше, на глазах выступили слезы. - Его мог еще и грузовик задавить, понимаете?
      Вряд ли. Маша с трудом сознавала, что говорит женщина. В висках стучало единственное слово - упал.
      - Что с ним? - Ее голос стал чужим и далеким.
      - Трещины в позвоночнике и переломы. Валера сильно ударился лицом. Двое суток не приходил в сознание, а как очнулся... - Женщина помолчала, вытерла слезы и продолжила:
      - О книгах вспомнил. Просил отнести в библиотеку.
      - Вы его сестра? - неожиданно для себя спросила Маша. Разве это важно сейчас?
      - Да. Валера сказал, что здесь очень суровая библиотекарь. - Секунду Лиля всматривалась в работницу. Миловидная девушка с огромными и испуганными глазами, бледная от сопереживания никак не могла быть суровой. - Скорее он имел в виду сменщицу. В общем, я выполнила его поручение.
      - Когда? - Маша поперхнулась собственным голосом и начала снова:
      - Когда это случилось?
      - В понедельник.
      Уже неделю он в больнице.
      - В понедельник, - эхом повторила она. С утра Валера звонил, а потом случилось несчастье. А она обвиняла его во всех грехах в то время, когда он был на волоске от смерти. - Господи! - простонала Маша. - Почему вы раньше не пришли?!
      Лиля уставилась на библиотекаршу в горько-оскорбленном недоумении. Может, она сделала поспешные выводы и зря обвинила сменщицу? Ее голос вновь обрел высокомерный тон:
      - Для меня, знаете ли, жизнь брата важнее каких-то просроченных книг. До свидания!
      Она гордо повернулась и пошла к выходу.
      - Постойте! - крикнула вдогонку Маша, выскакивая из-за стола. - Вы не так поняли, Лиля!
      Сестра Валеры резко остановилась, надменно подняла брови:
      - Вы знаете мое имя?
      - Да. - Маша остановилась перед Лилей. - Валера... Валерий Витальевич рассказывал мне о вас.
      - Интересно! - Безразличие сквозило в голосе Лили, а недавние переживания заглушил холодный взгляд.
      - Я хотела спросить, - поборола смущение Маша, - в какой больнице лежит Валерий Витальевич?
      Лиля с пытливым сомнением оглядела Машу с ног до головы и, не теряя собственного достоинства, назвала адрес.
      ***
      Просторная палата, совсем не похожая на ту, в которой когда-то лежала Маша, была рассчитана на четверых, но одна койка пустовала. Валера лежал у окна в полудреме. Это было то время, когда он мог после уколов ненадолго забыться. Проходило действие лекарств, и начинались кошмары. Они мучили его больше, чем переломы. По Голове долбили тупым долотом, так она болела и раскалывалась на части от тяжелых мыслей. Он стал бояться глубокого сна и находил слабый покой в дневном полузабытьи, когда слух бодрствовал, улавливая каждое движение в палате, а мозг притуплялся и глаза оставались закрытыми.
      Маша остановилась у порога, закрыв за собой дверь, тихо поздоровалась с больными, дружно обратившими взоры на нового посетителя. Валера слабо застонал и повернул голову. Проклятые сны, достали до самой селезенки... Опять ее голос...
      - Проходите, - услужливо предложил сухощавый больной, загипсованный с ног до головы. - Вы к Валере?
      Маша сглотнула ком и кивнула.
      - Он спит, - сообщил и без того очевидное другой сосед, тучный седовласый мужчина лет шестидесяти. У него были необыкновенно большие и, как показалось Маше, добрые глаза, полное лицо выражало спокойствие и добродушие.
      - Ничего! - оптимистично ответил первый. - Мы его разбудим ради такой молодой посетительницы.
      - Нет-нет! - спохватилась Маша, замотав головой. - Не надо.
      Она прошла в палату и огляделась в нерешительности.
      - Возьмите стул около меня, - предложил весело настроенный сосед.
      - Ничего, я постою. Спасибо. - Маша подошла к кровати, на которой лежал Валера.
      Он уловил запах дождя, смешанный с особым запахом свежести - запахом Маши. Валера повернулся и приоткрыл глаза. Она стояла в ярком режущем свете в темном плаще, стянутом мягким поясом, множество складок которого делали ее фигуру пышной, но не скрывали хрупкость. Шляпка с маленькими полями закрывала лоб и бросала тень на глаза, как будто вуаль. Валера не видел Машу в этом одеянии, снова она была незнакомой, загадочной и влекущей.
      Соседи по палате тоже разглядывали девушку с интересом. Посещение в больнице было лучшим и почти единственным развлечением, тем более приятным, что время визитов истекло.
      - Хорош? - нарушил тишину весельчак. Валера равнодушно посмотрел на соседа, снова на Машу.
      - Пришла? - бесцветным голосом произнес он.
      - Я... - Маша запнулась. - Я принесла тебе яблоки.
      Набравшись храбрости, она подошла к тумбочке у изголовья кровати и непослушными пальцами начала выкладывать гостинцы около тарелки, полной фруктов.
      - У меня есть. - Валера следил за руками, исчезавшими в кульке и появлявшимися с одним-двумя яблоками.
      - Еще творог. - Маша уцепилась за спасительную тему еды. - И сметану. Мама сказала, что... - Она опять запнулась, боясь утратить внешнее спокойствие. Тебе надо.
      - Я не ем молочное.
      Девушка поставила на тумбочку судок с творогом, рядом банку сметаны и безвольно опустила руки.
      - Я догадывалась, - прошептала потерянно она, избегая его взгляда. - Как ты себя чувствуешь?
      Валера медленно отвернулся от Маши, безразлично рассматривая седовласого соседа.
      - Привыкает, - вмешался улыбчивый больной. - Не обращайте внимания, мы все поначалу плачем, а потом - ничего, привыкаем. Жить можно. Как вас зовут?
      - Маша, - печально улыбнулась девушка.
      - Я почему спрашиваю, - объяснил тот. - Мы здесь знакомимся целыми семьями. Лежать долго, вот и выписываемся почти родственниками.
      - Да, - неопределенно подтвердила Маша.
      - Маша, - не прекращал говорить больной. - Мою жену тоже зовут Маша. Маруся. Правда, она побольше вас раза в три. - Он рассмеялся, довольный своим остроумием. - А продукты оставляйте, у нас не застоится.
      - Коля! - одернул его пожилой мужчина. - Балаболка. Не слушайте его, девушка.
      - Нет, ничего, - скромно ответила Маша. Разговорчивый больной поневоле смягчал тягостное молчание Валеры. - Хотите яблок?
      - Не откажусь, - согласился Коля. - А вы, тезка, напрасно ругаетесь, резонно сказал он седовласому. - Такая девушка пришла к нам, а Валера носом крутит. Кто-то же должен оказать внимание, иначе Марусенька - можно я буду называть вас Марусей? - Маша кивнула. - Иначе Марусенька не придет больше, ведь так?
      Маша замерла с протянутым яблоком, потом молча подошла к пожилому мужчине.
      - Угощайтесь. - Она подала на раскрытой ладони яблоко.
      - Спасибо, не надо, - смутился больной.
      - Пожалуйста, - мягко настаивала девушка. - Берите.
      Он взял предложенное угощение, и Маша повернулась к Валере. Тот отвел глаза.
      - Мне надо идти, - неслышно вздохнула Маша. - Доктор разрешил только на пять минут.
      - Как ты узнала? - спросил Валера. Она страдальчески смотрела на перебинтованный торс Валеры, руку в гипсе, лежащую поверх одеяла.
      - Лиля заходила, - тихо ответила она. - Принесла книги.
      - И разболтала, - угрюмо резюмировал Валера. - Заботливая сестрица!
      Маша виновато опустила голову.
      - Мне пора. Можно я еще приду к тебе? Он устало закрыл глаза и ничего не ответил.
      - Я пойду? - напомнила о себе Маша. - До свидания.
      - До свидания, Маруся, - быстро откликнулся Коля. - Не забывайте нас. Знаете, приходите завтра вечером. Здесь будет молоденький доктор, я познакомлю вас.
      Он весело подмигнул Маше, украдкой скосив глаза на Валеру.
      - Спасибо. - Маша тоже посмотрела на него. - Я приду.
      Доктор был молодым, он обладал уступчивым характером и не слишком строго поддерживался больничного режима, полагаясь на сознательность больных. Кроме него, Маша подружилась с одной из медсестер и взамен на книги - о любви! договорилась о вечерних посещениях больницы.
      Теперь Маша работала во вторую смену и появлялась в палате после вечернего обхода врачей, засиживаясь там допоздна. Сверхобщительный Коля усердно развлекал вечернюю посетительницу, рассказывая обо всем: от мелких семейных передряг до международной политики и завоеваний космоса. Иногда в разговор включался Николай Васильевич, с настойчивым степенством останавливая словесный поток Коли, высказывал свое мнение или давал возможность сказать Маше.
      Только Валера молчал, украдкой разглядывая Машу и отворачиваясь, когда их взгляды встречались. Иногда он еще думал о мщении, но, хоть обида не прошла, мысль о том, чтобы причинить Маше страдание, болью отзывалась в нем. И без того она выглядела несчастной, смиренной, с виновато-просящим взглядом, будто из-за нее Валера очутился здесь.
      "А ведь так оно и есть", - распалял себя он, прислушиваясь к мелодичному, тихому голосу Маши, не вникая в суть ее слов. Не думай он тогда о ней, не было бы падения, и вообще все могло быть иначе, если б она не насмеялась над ним, не выказала жестокое презрение.
      Каждый раз Валера собирался отказать ей в посещении и мысленно подыскивал слова достойно указать на дверь. Но язык не поворачивался сказать об этом вслух, и страх сковывал, что Маша послушается и уйдет в последний раз навсегда. И когда она уходила, глухая тоска еще больше овладевала им. Едва она закрывала за собой дверь, Валера уже ждал ее возвращения. Маша приходила, и все начиналось снова: бесконечные беседы ни о чем с соседями по палате, молчаливо-вопросительный взгляд ее, обращенный к Валере, его внутренняя борьба и демонстративно-печальное молчание.
      Заходя в палату, Маша чувствовала себя до ужаса неловко. Ее не покидала мысль о навязчивости. Хотя Коля и Николай Васильевич отвлекали ее разговорами, она была скованна, невольно признавая, что Валере не нужны ее сочувствие и забота и что на ней лежит вина за его падение. Если б она не ушла в тот день... Но что теперь говорить?
      Так прошла неделя, за ней другая. Ничего не менялось в их отношениях. Маша уже подумала, не прекратить ли визиты. И Николай Васильевич, которому Маша принесла почитать Достоевского, и Коля, предпочитавший чтению живую беседу и считавший себя душой общества, хорошо относились к ней и не могли не заметить недовольного равнодушия Валеры. Со стороны казалось, что Маша ходит к ним, Валера оставался чужим и безразличным. Но, заканчивая работу, она забывала о мучивших ее сомнениях и бежала в больницу, чтобы увидеть его, удостовериться, что новых осложнений нет. Перед тем как зайти в палату. Маша забегала к Вере, медсестре, и расспрашивала о состоянии Валеры.
      Как-то Вера разоткровенничалась и поведала Маше, что у Валеры задет спинной нерв и врач опасается, что он останется инвалидом. Маша слушала новую подругу внешне спокойно и вдруг ухватилась за плечи Веры и медленно начала сползать по ней. Сознание Маши работало как никогда четко и ясно - ноги отказались слушаться, тело, как проткнутый воздушный шар, не подчинялось командам мозга. Вера не на шутку испугалась, уложила девушку на кушетку, причитая о собственной глупости.
      С того вечера медсестра была осторожна в словах, и Маша честно выполняла обещание не говорить Валере об истинном состоянии его здоровья.
      Собственно, и возможности такой не было, они почти не разговаривали. Спустя две недели Николай Васильевич поделился хорошей новостью:
      - Послезавтра выписывают.
      - Здорово! - обрадовалась Маша. - Поздравляю.
      - Рановато поздравлять, - тут же встрял Коля. - Зима на носу. Вы, тезка, умудрились сломать ногу, упав с табуретки. А представьте: гололед, вы с костылями или , палочкой... Скоро вернетесь! - Он рассмеялся.
      - Типун тебе на язык, балаболка! - незлобно огрызнулся Николай Васильевич и снова обратился к Маше:
      - Конечно, шестьдесят пять - возраст, да при моей комплекции.
      - Но вы будете осторожны, - участливо подсказала Маша.
      - Постараюсь, - улыбнулся Николай Васильевич, и добрые огоньки сверкнули в блекло-голубых глазах. - И знаете, этот болтун прав. - Он кивнул на Колю. - Не по воле оказался здесь, а уходить не хочется, здесь все-таки люди.
      - Вы один? - тихо спросила Маша, надеясь, что ее любопытство не покажется невежливым.
      - Не то что один. Дети есть, двое внуков. Они приходят сюда, а домой ко мне не спешили. Мы с женой разошлись, Машенька, а дети всегда ближе к матери. У вас, наверное, дружная семья?
      - Мой отец погиб, - ответила Маша, поняв, что подразумевается под словом "дружная".
      - Простите, - сдержанно произнес старик и посмотрел в окно. - День сегодня хороший, солнечный, а настроение грустное.
      - Сейчас я его подниму, - в момент отозвался Коля, но был тут же остановлен:
      - Не надо. Маша, вы в библиотеке работаете?
      - Да. А что? - удивилась она.
      - Наверное, много читаете. - Николай Васильевич задумался и, обращаясь в никуда, продолжил:
      - Стихи знаете? Почитайте нам...
      - Она сама пишет, - неожиданно подал голос Валера.
      Маша удивленно посмотрела на него. Что это? Трепет души или желание уколоть прошлым? Но Валера лежал с закрытыми глазами. Он не мог выдержать глубоко засевшую печаль в ее взгляде. Ему хотелось притянуть Машу к себе, найти губами ее губы, уничтожить ее грусть и утолить свою жажду любви.
      - Интересно, - мечтательно произнес Николай Васильевич, не выходя из задумчивости. - Почитайте, Машенька. Что-нибудь ностальгическое...
      В палате наступила тишина. Маша посмотрела на свои переплетенные пальцы, вспоминая любимых поэтов. Она мысленно подбирала стихотворение, которое бы хотела прочесть, а губы уже тихо шептали:
      Как больно, милая, как странно...
      Маша замолчала, смущенно нахмурившись. Здесь нельзя читать такое.
      - Простите, сейчас вспомню другое.
      - Зачем? Нет-нет, - запротестовал Николай Васильевич. - Продолжайте! - И, прищурив глаза, спросил:
      - Это ваше творение?
      - Кочетков, - понимающе улыбнулась Маша.
      - Продолжайте, прошу вас, - как бы облегченно вздохнул Николай Васильевич.
      Выдержав паузу, чтобы собраться с духом, Маша начала читать.
      Тихо, печально звучали слова, как молитва, как исповедь. Трагическая философия, замешенная на безысходности и святой надежде, плавно текла из уст девушки. Больные чутко прислушивались к голосу чтицы, боясь пропустить малейшее изменение интонации, слово, каждое из которых несло свой неповторимый смысл.
      Маша положила руку на край Балериной кровати, словно нуждалась в опоре. Печальные глаза смотрели далеко за окно, и губы, как заклинание, шептали:
      С любимыми не расставайтесь,
      Всей кровью прорастайте в них...
      Скрипнула кровать; раздраженной молнией пронеслось в воздухе немое недовольство слушателей на помеху. Маша шепотом закончила стихотворение, пряча слезы, и замолчала.
      Воцарилась тишина. Каждый по-своему переживал услышанное. Переживание вроде и объединяло людей, на себе познавших превратности судьбы, но в то же время вызывало глубоко спрятанные сокровенные мысли, утраты, сожаления, тоску, о которых не рассказывают - бережно хранят от суетности быта.
      Маша вздрогнула: теплая ладонь Валеры накрыла ее холодные пальцы и осторожно сжала тонкое запястье. Она мельком посмотрела на Валеру. Он лежал с закрытыми глазами, и только вздутая жилка на виске выдавала его волнение. Через несколько секунд его пальцы зашевелились, нежно погладили прохладную кожу ее руки.
      - Спасибо, Маша, - сказал за всех Николай Васильевич. - Умное стихотворение. Я его очень люблю.
      Маша молчала, не в силах отвести глаз от жилистой руки Валеры, от длинных пальцев с отросшими ногтями. Она улыбнулась внезапной мысли о ножницах Валере не мешало бы подстричь ногти, - и смахнула слезу.
      - Мне пора, - сказала она.
      Пальцы вокруг ее запястья сжались сильнее. Не открывая глаз, Валера повернул голову к Маше. Она мелко и часто дышала, боясь нарушить немое перемирие между ними. Валера нащупал учащенный пульс и приоткрыл глаза.
      - Ты придешь завтра, Маша?
      - Ты хочешь? - Она замолчала, сердце подпрыгнуло в груди, спазм сжал горло.
      Взгляд Валеры стал пронзительным, на долю секунды глаза дьявольски загорелись и потухли. Слабый лучик Машиной надежды угас в тумане его глаз. Она медленно освободила руку.
      - Я приду завтра, - безжизненным голосом сказала Маша и встала.
      Валера проводил ее тоскливым взглядом, молясь в душе, чтобы она оглянулась на прощание.
      Маша, не оглядываясь, вышла из палаты и прижалась лбом к стене. Валера не простит, нечего и надеяться. Она убила его любовь, едва не погубив самого Валеру.
      Однако на следующий день он разговорился. Выспрашивал об угощении, с любопытством заглядывал в кулек, капризно объяснял, что у него достаточно еды, и просил то подать ему яблоко, то почистить апельсин и разделить его на дольки; снисходительно участвовал в общей беседе, только избегал встречаться с Машей глазами. Но она была рада любому малозначительному проявлению внимания к себе. Едва сдерживая счастливую улыбку, она ухаживала за Валерой, как за малым дитятей. Она терпеливо сносила капризы и раздражительность больного, не показывала недовольства. Она медленно превращалась в прежнюю Машу с добродушно-ироничным юмором.
      В субботу у Маши был выходной, и, сходив на базар, она решила пораньше прийти в больницу. В коридоре она столкнулась с сестрой Валеры. Маша сразу узнала Лилю по гордой посадке головы и твердому шагу. Лиле пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, откуда она знает эту девушку. Маша замедлила шаг и поздоровалась.
      - Пришли все-таки? - против воли удивилась Лиля. - Я думала, вы из вежливости спрашиваете адрес.
      Маша пожала плечами, не зная, что ответить. Лиля оглядела довольно скромный Машин" наряд. Заметив хозяйственную сумку, полную продуктов, она перевела взгляд на ее лицо.
      - Так вы уже не впервые здесь?
      - Пару раз заходила, - зачем-то солгала Маша и покраснела.
      - А я думаю, почему у Валеры так много еды? - догадалась Лиля. - Решила, что Наташа приходит к брату.
      Маша промолчала, подавляя в себе напрашивающийся вопрос, и Лиля спокойно продолжила:
      - Я звонила ей и заходила. Наташа - невеста брата, он о ней тоже рассказывал?
      Маша отрицательно покачала головой.
      - Действительно, с какой стати? - уверенно согласилась Лиля. - Надо будет позвонить ей.
      - Пожалуй, - решила поддержать разговор Маша. - Не очень она торопится. Необдуманные слова сами сорвались с языка, и Маша поспешно добавила:
      - Извините, Лиля. Это не мое дело.
      Та важно кивнула, но трудно было понять, согласилась ли она с тем, что Машу это не касается, или с тем, что Наташа до сих пор не появилась, хотя Лиля звонила ей две недели назад, просила навестить Валеру, так как она и мама не могут приходить каждый день. Лиле стало обидно за брата. Чужой человек, библиотекарь, находит время посетить одного из многих читателей, а Наташа настолько занята, что не может уделить час-два своему будущему мужу.
      - Как вас зовут? - спохватилась Лиля.
      - Какое это имеет значение? - запинаясь, спросила Маша. - Извините, я пойду. До свидания.
      Лиля кивнула и направилась к выходу.