Когда мы подъехали к коттеджу, «Тойота» уже стояла во дворе. Главный редактор остался в гостиной на попечение Антонины, а мы с юристом засели в кабинете, и я подробно изложила ему события со всеми подозрениями относительно усыновления. Дослушав мой рассказ до конца, шокированный Толик тут же схватился за телефон. Буквально за пять минут ему удалось договориться, что через час к нам подъедет один из лучших адвокатов столицы.

Поразмыслив, мы пришли к выводу, что о моих предположениях об усыновлении защитнику лучше не знать. Во всяком случае до тех пор, пока у меня не будет реальных доказательств. На данный момент принимаем за рабочую следующую версию: к папиному приходу женщина была мертва. А дело адвоката — доказать ее правильность следователям. Состояние аффекта и малый срок заключения — запасной вариант на самый крайний случай.

Сейчас главное — молниеносно вытащить папу из следственного изолятора под подписку о невыезде. В такую жару с его больным сердцем в переполненной камере долго не протянешь.

В девять часов утра в сопровождении грозного адвоката мы уже сидели в районной прокуратуре. К несчастью, экспертиза показала, что несколько отпечатков пальцев из квартиры Киселевой действительно принадлежали папе. Несмотря на это, подняв на уши все связи и потрясая быстро состряпанными справками о состоянии здоровья подозреваемого, к вечеру нам удалось добиться согласия нужных людей на освобождение под подписку. Кроме того, само расследование нам обещали по возможности замять. Правда, с учетом интересов нескольких посредников сумма взятки получилась до безобразия неприличной: сто тысяч долларов. Я, конечно, слышала о коррупции в органах, но, честно говоря, не предполагала таких масштабов. А может, просто в нашем конкретном случае люди в погонах почуяли запах денег.

С одной стороны, сто тысяч долларов — ничтожная цена за папину свободу, с другой — такой суммы под рукой у меня нет. Весь капитал находится в обороте. Добраться же до расчетных счетов нашей компании без подписи Сереброва нельзя, равно как и нельзя продать или заложить без его участия ценные бумаги. На моих и маминых личных счетах набралось около тридцати тысяч. Лариска с Иваном привезли на двоих десять тысяч. А тетя Настя и Оглоедов дали еще по десять.

В результате не хватало еще сорока штук. Но самое интересное то, что при всем финансовом благополучии семьи наличных денег взять решительно неоткуда. Без папиного официально оформленного согласия нельзя заложить в банке не только ценные бумаги компании, но и родительскую квартиру, дачу и обе машины. Серебров-старший, ясное дело, возражать не станет, но формальности потребуют какого-то времени, а доставать его из камеры нужно немедленно. Моя городская квартира тоже записана на папу. Коттедж и машина нажиты мною в браке, и в теперешней ситуации Генка ни за какие коврижки не даст разрешения на залог имущества.

Ну почему, спрашивается, мы с мамой никогда не страдали бриллиантовой лихорадкой? Наше скромное золотишко в ломбарде по цене лома потянет от силы на пару тысяч…

Есть еще, конечно, множество приятелей, но собирать у них по полторы-две тысячи придется долго.

Эх, вытащу Сереброва-старшего из кутузки, задам ему жару. Вроде не бедное семейство, а когда гром грянул, денег кот наплакал. Но сначала нужно его вытащить.

Антонина молча опекала нас с Оглоедовым в течение всего дня, пока мы носились по городу, сначала собирая справки о папином здоровье, а потом договариваясь об освобождении. Периодически она подсовывала нам то кофе с булочками, то бутерброды, то йогурты. Вечером, когда мы, вымотанные до предела, остались с ней в коттедже вдвоем, она неожиданно предложила:

— Давайте, Анна Дмитриевна, мою квартиру заложим!

— Как это?

— Очень просто. По завещанию я получила бабушкину квартиру еще до замужества. То есть на любые операции никакого согласия от мужа мне не надо. Квартира, правда, двухкомнатная, но в ней почти семьдесят квадратов — дом улучшенной планировки и район вполне приличный. Думаю, что при нынешних ценах на недвижимость сорок тысяч за нее в банке дадут.

— Да кто я тебе такая, чтобы закладывать из-за моих проблем квартиру? — искренне возмутилась я. — Обещала несчастный кредит на мебель и даже тот сейчас выдать не могу…

— При чем тут кредит? Вы же за пару недель меня к жизни вернули! Где бы я была теперь, если бы вы выставили меня на улицу после того побоища в кабинете? Просто осталась бы без денег, без мебели, без работы, без уверенности в завтрашнем дне, наконец.

— Ты и так сейчас без денег и без мебели… а что касается работы, то неизвестно еще, чем все закончится. Из-за папиного ареста наши клиенты могут запросто разбежаться, и тогда мы все останемся без работы.

— Это маловероятно, — со знанием дела заявила Антонина. — К тому же у меня теперь есть Толик. Знаете, какой он удивительный? У него такие глаза, что мне хочется раствориться в них без остатка. Как вы думаете, у него со мной серьезно, или он просто решил немного развлечься?

— Э-э-э…. — потянула я, не желая влезать в чужие любовные игры, — полагаю, ты ему очень нравишься. — Вот уж никогда бы не подумала, что у пухлого Оглоедова такие бездонные глаза, в которых кому-то захочется утопиться!

— Он всегда подает руку, — продолжала делиться своим счастьем девушка, — пропускает вперед, как-то вечером я замерзла, и он накинул мне на плечи свой пиджак. Представляете?

Несчастная! И как она вообще жила со своим мужем? Хотя, кажется, Генка тоже не особо напрягался подавать мне руку. Вперед, правда, изредка пропускал, на тот случай, если там вдруг кирпич упадет… Разнесчастные мы бабы! Пиджак, накинутый на плечи, — уже повод для идолопоклонничества. Но в одном она права, наш юрист — золотой человек! А вслух я сказала:

— Все равно, твою квартиру закладывать — не правильно!

— Почему же не правильно? Я ведь ничем ни рискую. Дмитрий Львович освободится и уладит все финансовые проблемы за неделю.

— Уладит, естественно…

— Вот и замечательно. Завтра утром поедем в банк и оформим документы.

— Договорились, — со вздохом согласилась я, — но только с одним условием.

— С каким?

— Ты мне пообещаешь, что больше никогда в жизни ты никому не сделаешь подобного предложения. Даже если когда-нибудь с Толиком или с любым другим мужчиной у тебя возникнут денежные затруднения, ты не станешь относиться к своей квартире как к разменной монете. — В данной ситуации я могла быть абсолютно уверена в себе и в папе. Никто из нас не способен кинуть нищую секретаршу, и она решительно ничем не рисковала. Но ее доверчивость граничила с детской наивностью. Слишком долго я варюсь в инвестиционном бизнесе, слишком хорошо знаю жесткие законы выживания в современном мире. Что говорить, тот же Генка претендует теперь на половину моего дома. Никому, совершенно никому нельзя верить!

— Анна Дмитриевна, — серьезным тоном проговорила Антонина, — никому другому я свою квартиру никогда бы не доверила. И не доверю. Будьте спокойны!

Погладив Бандита, она чихнула и принялась убирать со стола остатки ужина.

Я задумалась. Вопрос с деньгами теперь практически решен. Можно считать, что папа уже на свободе. Надолго ли? В случае чего состояние аффекта нам еще предстоит доказать, а для этого мне нужна информация.

А что, если Верещагин уже прислал мне по электронной почте ответ, который хоть чуть-чуть прольет свет на ситуацию? Плохо, что нельзя лезть в Интернет с домашнего компьютера. Чертова конспирация…

Часы показывали всего-то начало десятого. Спать все равно рановато. Закралась мысль прокатиться в компьютерный клуб. Но с ней пришлось быстро распрощаться. Ни одного такого клуба я не знаю, но даже если мне удастся как-нибудь отыскать, то туда наверняка набьется толпа подвыпивших подростков. И еще будет играть шумная музыка, которая не позволит как следует сосредоточиться.

Интересно, Генералов сильно по мне соскучился? До его дома я доберусь минут за сорок, быстро проверю почту и вернусь. Жаль, не могу его предупредить о своем приезде, телефонами мы так и не обменялись. Придется, видимо, ему пережить очередную бестактность с моей стороны.

Предупредив Антонину, я рванула в город. Главный редактор довольно долго не открывал, и меня одолело беспокойство. Но вдруг замки защелкали. В дверном проеме появилась его крайне недовольная репа.

— Ты?.. Ты что тут опять делаешь?

— Извини, у меня нет твоего номера телефона, поэтому не предупредила. Мне на несколько минут нужен твой компьютер.

— У тебя что, своего нет?

— Есть. Но я на осадном положении. Не хочу, чтобы посторонние копались в моей почте. Я войду?

— Ты не очень вовремя…

— У тебя подружка? — дошло до меня.

— Да нет… так, знакомая одна. Сейчас выпровожу.

— С ума сошел? Не нужно никого выпроваживать! Я тихонечко поработаю за компьютером. Вы меня даже не услышите. И дверь потом за собой захлопну.

— Иди ты… захлопнет она дверь. Шлепай давай в кабинет, я сейчас подойду.

— Не надо, я сама.

— Сама, как же, — проворчал он, — пароль ты тоже сама подбирать будешь?

Виновато понурясь, я шмыгнула в кабинет. Надо же, как неудобно получилось! Как это я не подумала, что холостой мужчина вполне может коротать вечер в женском обществе.

Из большой комнаты донеслись голоса: один — Генералова, второй — женский, затем хлопнула входная дверь. Выпроводил-таки гостью. Свинья я распоследняя…

Главный редактор зашел в кабинет и немедленно поинтересовался:

— Как папа? Не выпустили?

— Не выпустили. Но мы уже договорились об освобождении под подписку. Взятку, правда, заломили…

— Есть будешь? — предложил он, набирая на клавиатуре литеры логина.

— Нет, я поужинала. Но от чая не откажусь. Ты извини еще раз, что я тебе на голову свалилась и всю личную жизнь обломала.

— Я уже смирился. К тебе просто надо относиться как к погоде.

— Почему это, как к погоде? — не врубилась я.

— Ну, никто ведь не пытается упрекать погоду за ее непредсказуемость. Тебе чай зеленый, с жасмином или с бергамотом?

— По твоему усмотрению.

Хозяин отправился заваривать чай, а я проверила почту. К моей радости, сообщение от Верещагина меня уже поджидало.

«Осведомлен о проблеме вашего отца. Уверен, что это какое-то досадное недоразумение и все вскоре разрешится. Можете рассчитывать на мое содействие.

Насчет фотографий вы правы. На мой адрес действительно прислали три конверта с моими детскими и юношескими снимками. Меня это удивило, и только поэтому я якобы согласился на встречу с К., послав вместо себя помощника. Но он приехал туда слишком поздно.

Ваше подозрение по поводу усыновления — беспочвенно. У родителей к моменту моего рождения уже была трехлетняя дочка. К несчастью, сестра погибла вместе с семьей в автокатастрофе пять лет назад. А потом еще родился младший брат. Он — известный ученый-физик, хотя и достаточно молод. Сейчас живет с семьей в Женеве и маму туда перевез. Отца мы очень давно похоронили. Так что усыновлять чужого ребенка родителям не было смысла. Они своих детей могли нарожать сколько угодно.

Про чрезмерную активность регионалиста Не, мне известно. Но, думаю, мне удастся поумерить его пыл по своим каналам. Пару месяцев назад тот провернул одно дельце с крупной газовой компанией, и прижать ему хвост не составит труда. Можете не переживать, вам он не навредит.

В свете открывшихся обстоятельств с моего помощника сняты все подозрения. Он сегодня дал показания и завтра возвращается на работу.

Думаю, если сюда впутали вашего отца, то это однозначно вопрос моста. Что-то у интриганов не заладилось, и К, срочно пришлось убрать. Принимая во внимание убийство, намерения у них серьезные, и в любой момент можно ожидать новых ударов. Остерегайтесь!

Предвижу ваш вопрос. Нет, думаю, господин Не, к этому беспределу отношения не имеет. Он — мразь, конечно, редкая, но криминальный кодекс чтит свято. Да и во всем строительном проекте ему при самом удачном стечении обстоятельств могут отвалиться лишь жалкие крохи. Надо быть полным идиотом, чтобы из-за них пачкаться. А он — совсем не идиот.

Другой полезной информации у меня пока нет.

Всегда готов ответить на любые ваши вопросы.

С уважением, В.В.»

Запивая чаем рогалики с вишней, я пыталась разложить по полочкам накопленные сведения, оттого беседа с главным редактором явно не клеилась. Он, очевидно, понял мое состояние и лишних вопросов не задавал, потихоньку потягивая виски из пузатого стакана.

Забавно, меньше недели назад Верещагин уговаривал меня помочь ему разобраться с этим убийством. Теперь же, когда подозрения с Савицкого сняты и нардеп может вздохнуть почти спокойно, именно я заинтересована в разгадке ребуса. Пожалуй, это единственная возможность вытащить Сереброва-старшего из скверной истории.

Если дело все же касается моста и папа к нему причастен, то он сошел с ума. Ни один проект в мире не стоит таких осложнений. Или у него случилось временное помутнение рассудка? Теоретически возможно, но маловероятно.

Идея с приемными детьми, по всей видимости, тоже отпадает. Незачем было Верещагиным усыновлять чужого ребенка. Да и в моем случае нет никаких аргументов в пользу данной версии.

Но все равно с этими младенцами Киселевой какая-то чертовщина. В те далекие времена всех поголовно беспокоил моральный облик советского человека. И партком, и местком, и комсомольскую организацию… Да что говорить, друзья и знакомые должны были костьми лечь, дабы убедить женщину не отказываться от детей, даже если она родила их без мужа. А убитая, кажется, еще и сама в роддоме работала, если Никита Когтев ничего не перепутал. Как могли ее коллеги допустить такое? Надо бы как следует покопаться в этом деле. Вдруг смерть женщины — дикая месть обездоленного отпрыска. Правда, спустя столько лет отследить судьбу брошенных малышей будет непросто. Зато, скорее всего, рожала их Киселева по месту своей работы. А поговорить с сотрудниками Оксаны Тихоновны я все равно собиралась. Если завтра удастся вызволить Сереброва-старшего из следственного изолятора, наведаюсь в роддом. Не знаю, что мне это даст, но других зацепок все равно нет.

Вишневые рогалики почему-то закончились, а Генералов, наблюдавший, с каким аппетитом я уничтожаю мучное, предложил:

— Может, я тебе плов разогрею? По-моему, ты здорово проголодалась.

— Не надо, спасибо. Я всегда жую, когда чем-то обеспокоена, а моим волнениям конца и края пока не видно. Скоро в дверь буду бочком протискиваться.

— До этого тебе, как до луны, — попытался подбодрить меня главный редактор, а я решила отвлечься от дурных мыслей и с его помощью ликвидировать свою позорную политическую безграмотность.

— Если я ничего не путаю, Сережа, кажется, это ты у нас ближе к народу? Можешь мне рассказать, что у нас на предвыборном фронте творится? Ну там, кто на кого батон крошит; кто в какие бирюльки играет; кто непременно утонет, а кто всплывет дерьмом на поверхность и будет потом на весь регион расточать миазмы вплоть до следующих выборов. Честно говоря, я очень далека от нашей доморощенной политики. Далека… примерно так же, как от Сатурна. То есть я знаю, что в Солнечной системе есть такая планета и что у нее даже имеются какие-то кольца…

— Значит, так, — с чувством, тактом и расстановкой начал излагать умные мысли слегка захмелевший Генералов. — Сатурн — шестая по счету планета от Солнца. Масса почти в сто раз больше массы Земли. Кроме известных спутников, в плоскости экватора обращаются три кольца, состоящие из миллиардов мелких частиц, отражающих солнечный свет.

Он прервался, чтобы налить себе еще виски, а мое терпение себя исчерпало. Перехватив у него бутылку, я сердито потребовала:

— Сатурну больше не наливать! А то, глядишь, еще заспиртуется в форме энциклопедического справочника.

— А чем, собственно, тебе энциклопедический справочник не угодил? — Генералов печально проводил взглядом виски, отставленное мною за диван.

— Тем, что в хозяйстве — это вещь абсолютно бесполезная. Только пыль в книжном шкафу собирает.

— Дремучая ты особа! Тебе не политикой интересоваться, а читать книжки про Колобка. Ну, максимум, про Красную Шапочку.

— Ага, и еще про ее друга, Серого Волка, который удушил несчастную бабушку.

— Почему удушил? — удивился главный редактор. — Волк, по-моему, проглотил бабушку?

— А в моей сказке удушил! И квартиру ее поджег! И меня до смерти перепугал! И папу подставил…

— Ладно-ладно, черт с тобой, слушай про местные выборы.

Он стал неспешно освещать факты, с легкостью пересыпая известными и не очень известными фамилиями, названиями региональных политических блоков и общественных объединений, а также затейливыми комбинациями черно-белого пиара. Черно-белого в том смысле, что каждый весомый охотник за депутатским мандатом пытается сейчас любой ценой обелить себя в глазах общественности и при этом как можно сильнее замарать своих конкурентов. С первой частью у всех негусто. Банальная благотворительность в мелких масштабах, дешевый ажиотаж вокруг экологии, спекуляция национальными и патриотическими идеями, обещания накормить голодных, возлюбить ближних…

С черным пиаром дело обстоит куда веселее. В средствах массовой информации то и дело появляются пошленькие пасквили про неверных мужей, жен с нетрадиционной сексуальной ориентацией и детей с наркозависимостью. Еще муссируются рассказы о виллах на островах, дворцах в окрестностях города, разворованных средствах каких-то бюджетных и внебюджетных фондов. На экранах недавно даже появилась старушка божий одуванчик, бывший завуч некой страхозадры-панской школы. Так вот, эта самая бывшая завуч со слезами на глазах вещала в новостях сразу на двух телевизионных каналах региона про то, как один известный человек во времена своей безнравственной юности спер у нее из сумочки кошелек с деньгами. Какой, спрашивается, из него народный избранник, если он у родной учительницы лет сорок назад всю получку умыкнул?

Все, что вывалил на мою голову Генералов, было ничуть не менее интересно, чем кольца Сатурна, и так же фантастически бесполезно. Фамилию Верещагина он ни разу не вспомнил, а сама я спросить не рискнула. Толи вокруг депутата не числится никаких серьезных скандалов, то ли главный редактор намеренно морочит мне голову. Причем в пользу последнего предположения говорил тот факт, что, пока я ненадолго отлучалась в уборную, в комнате вместо верхнего освещения зажглись свечи. Да и сам хозяин, как бы невзначай, переместился по длине дивана практически вплотную ко мне. Вероятно, спровадив из квартиры подружку, теперь он рассчитывал получить компенсацию в моем лице.

Такое направление ветра мне решительно не понравилось, поэтому я скоренько поблагодарила Генералова за политинформацию и оставила его отдыхать наедине с бутылкой виски и чувством глубокого разочарования на дне пузатого стакана.

С самого утра мы с Антониной уже были в банке, который обслуживает практически все текущие счета нашей компании и дочерних предприятий. Сотрудники кредитного отдела для физических лиц битый час объясняли нам, что для залога квартиры необходим выезд эксперта на место, а этого самого эксперта на работе нет и сегодня не будет. Кроме того, для оформления бумаг понадобятся справки из ЖЭКа, из БТИ и еще из какой-то там конторы, название которой я не запомнила, но зато достаточно разъярилась для разговора с вышестоящим начальством.

Поскольку президент банка в столь ранний час на месте отсутствовал, пришлось вломиться в кабинет его зама и популярно объяснить, что если через полчаса я не увижу наличных денег, то к середине следующей недели они не увидят здесь наших расчетных счетов. Пугалка подействовала — кредит нам оформили за считаные минуты.

Благодаря этому к обеду папа, по его собственному выражению, вдохнул воздух свободы полной грудью. Я загрузила Сереброва-старшего в машину и повезла домой, по пути обрисовывая перипетии с его освобождением.

Все попытки выведать у папы хоть какую-то информацию про убийство успехом не увенчались. Он как заведенный пересказывал историю, придуманную мною же для милиции: пришел, увидел труп, испугался и убежал. Все. Точка. Хоть режьте, хоть стреляйте, хоть на кол сажайте…

С дотошностью самого паскудного следователя я задавала Сереброву-старшему вопросы. Почему, наткнувшись на труп, не вызвал милицию? Был ли раньше знаком с убитой? Какие мысли вызвали присланные фотографии? С какой радости интересовался строительством моста, и как далеко зашли переговоры с московскими инвесторами?

Папа отвечал спокойно и уверенно. Не знал, не видел, не подозревал, не хотел… Ничуть не сомневаюсь, что он уже все обдумал на досуге и на любой потенциальный вопрос у него готов пространный ответ. Все бы ничего, но если бы я была настоящим следователем, то у меня непременно возник резонный вопрос: как в почти трехмиллионном городе отец и дочь случайно наткнулись на один и тот же труп с интервалом в пятнадцать-двадцать минут? Моя версия с перепутанными домами не выдерживает никакой критики. Странно, что меня еще не вызывали по этому поводу. А также, как настоящий следователь, я бы заинтересовалась: что за ажиотаж творился в квартире пенсионерки Киселевой в день ее смерти? Сначала тело нашел папа, потом помощник народного депутата, потом приперлись мы с Оглоедовым. Не много ли народа для малометражной хрущебы?

Даже не надо гадать на кофейной гуще, меня вызовут на допрос. Рассказать им правду про назначенную встречу? Но это автоматически усилит мотив, по которому папа мог бы… Тогда нам останется только доказывать состояние аффекта. И наверняка посадят. Пускай ненадолго, но все равно посадят! А у него больное сердце. Остается уповать на взяточников, обещающих замять дело.

Я попробовала последний вопрос с подковыркой.

— Пап, а чего ты мне ничего про труп не сказал? Я же звонила тебе на «трубу», когда увидела твою «Вольво» на Пролетарке. Почему ты меня не предостерег? Почему не запретил мне ехать в ту квартиру?

Но и тут у Сереброва-старшего нашелся готовый ответ.

— Я был уверен, что к твоему приезду огонь разгорится и пожарные уже будут тушить его полным ходом. Кто ж мог предположить, что он только-только заполыхает и Оглоедов сунется в квартиру. А тебе я ничего не сказал, понимая, что ты потом всю душу из меня вытрясешь своими вопросами. Как в воду глядел…

— Лучше бы ты в воду глядел до того, как в квартиру соваться и своими шаловливыми пальчиками там что-то цапать, оставляя отпечатки! — в сердцах высказалась я, высаживая папу возле дома.

Серебров-старший предложил мне подняться, но мне уже с лихвой хватило прений, и, попросив поцеловать от моего имени маму, я отчалила в офис.

Дела в конторе обстояли хуже некуда. Руководящие сотрудники в основном занимались тем, что успокаивали по телефону запаниковавших клиентов. Я бы на их месте тоже запаниковала. Шутка ли, президент компании под следствием по уголовному делу?!

Рядовой персонал компании бесцельно слонялся по кабинетам. В атмосфере витали разброд и анархия. Будет ли в конце месяца зарплата? Стоит ли подыскивать новую работу? Кого сократят в первую очередь?

Все это поведала мне Антонина, как только я переступила порог своего кабинета.

Пришлось пройтись по офису и собственноручно успокоить массы. У нашей компании достаточно высоколиквидных активов, так что сокращений пока не будет, и зарплату все получат исправно. Серебров-старший выйдет на работу уже завтра, и повода для паники никакого нет. Беспокойные звонки наиболее крупных клиентов я велела переключать на мою линию.

Неотложных бумаг за последние дни накопилось не так много. Лето — мертвый сезон в нашем бизнесе. За час с небольшим мне удалось разобрать текучку, после чего я созвонилась с лейтенантом Платоновым, и тот без труда назвал мне номер роддома, где работала до выхода на пенсию Киселева. Пусть уж Верещагин разбирается со своим мостом, а я брошусь по следам брошенных младенцев.

Только вряд ли в роддоме мне выдадут информацию на тарелочке с голубой каемочкой. Там ведь в силе тайна усыновления… Менты опять-таки по месту работы убитой наверняка побывали. Добывать сейчас себе милицейскую корочку — гиблое дело. Папа уже и так с лихвой поплатился за свои ментовские номера.

Внезапно меня осенило. Я сорвалась с кресла и полетела к нашим компьютерщикам. Начальник отдела воспринял мою просьбу с некоторым недоумением, но пообещал сделать все по высшему разряду.

Поразмыслив немного, я решила появиться в роддоме не только с модным документом, но еще и под чужим именем с несколько измененной внешностью. Чем черт не шутит? А пока идет следствие, мне лучше не светиться в опасной близости от убитой женщины.

Вечером меня поджидал сюрприз. Позвонили Лариска с Иваном и сообщили, что нашли новую хозяйку для Бандита. Какая-то постоянная клиентка Ивановой мамы просто помешана на семействе кошачьих и поэтому, услышав историю об осиротевшем котике, тут же загорелась желанием его осчастливить. Причем вся компания уже собралась и выезжает ко мне.

Бросив другие хозяйственные дела, мы с Антониной решили придать коту товарный вид, то есть в срочном порядке вымыть его шампунем для пушистости. Естественно, кот нашего энтузиазма не разделял, поэтому вырвался из рук и моментом растворился в недрах дома. Но мы не стали отчаиваться, а принялись активно греметь на кухне кастрюлями и хлопать дверцей холодильника. Условные рефлексы сработали. Выбравшийся из укрытия Бандит был тут же отловлен, засунут в мою старую сумку эксклюзивной вязки какого-то дизайнера и вымыт шампунем, несмотря на отчаянное сопротивление. Сушиться феном, правда, котяра наотрез отказался, забившись в гостиной под диваном. Второй раз на призывные хлопки холодильником он не купился, и нам осталось надеяться, что до приезда гостей шерсть успеет высохнуть сама по себе. Звякнул папа и обсудил со мной несколько вариантов оперативного получения денег для раздачи долгов. Ситуация оказалась далека от катастрофы. На его личных счетах имелось почти тридцать девять тысяч. Остальные деньги мы решили потихоньку надергать со счетов нашей компании и дочерних фирмочек. Так что продавать ценные бумаги не было никакой необходимости. В понедельник, максимум во вторник, мы могли бы рассчитаться со всеми кредиторами. Наш деловой разговор подходил к концу, когда затренькал входной колокольчик.

Будущая хозяйка Бандита произвела на нас с Антониной грандиозное впечатление. Нет, лично я ничего против тучных людей не имею, даже уверена, что хорошего человека должно быть много. Но с какой радости, спрашивается, нужно втискивать обширные телеса в стретчевые джинсовые бриджики и маломерный трикотажный топ, украшенный на пышной груди крупными стразами? На голове у женщины красовался короткий огненно-красный ежик, а в довершение ансамбля в ушах и на сосискообразных пальцах поблескивали крупные камешки, весьма похожие на бриллианты. Короче, тот еще прикид.

Определить возраст колоритной особы тоже было крайне затруднительно. Судя по ухоженному, оплывшему жиром лицу я дала бы ей немного за сорок. По дряблой шее и пигментным пятнам на руках — хорошо за пятьдесят. Но если закрыть глаза и слушать только ее голос… По звонким, слегка повизгивающим интонациям и по словечкам типа «отпад», «клево» и «зашибись» я приняла бы ее за девочку-тинейджера, сбежавшую от строгой мамочки с подружками на дискотеку.

Женщину звали Женечкой — обязательно на «ты» и без отчества, — и владела она сетью довольно приличных химчисток.

С приходом гостей Бандит выбрался из-под дивана полюбопытствовать. К счастью, он совсем обсох и весь просто исходил повышенной пушистостью.

— Отпадная животина… офигенный жеребчик… блеск… — захрюкала довольная Женечка, стискивая необъятными формами несчастное животное.

Кот совершенно ошалел, причем не столько от неистовых объятий, сколько от удушливого запаха парфюма. Такое впечатление, что женщина не просто вылила на себя слишком много ароматов, а приняла перед выходом ванну из приторно-сладких устойчивых духов.

Вежливо вывернувшись, Бандит почесал на кухню, где Антонина возилась с незатейливым угощением для гостей.

— Не представляете, как клево, — взвизгнула его потенциальная хозяйка, — у меня уже две кошки есть. Одна — персидская, вторая — русская голубая. А теперь еще черный котейка. Супер! У меня как раз спальня черная. И он пушистый такой, охренеть можно! Он — кастрат?

— Нет, доктор сказал, натурал, — ответила я.

— Это — не беда. Сделаем операцию. Сейчас такие больнички, он даже ничего не почувствует. И киски мои будут спать спокойно. Они у меня старые девы. — Тетка от души веселилась, а Иван исправно подливал в ее бокал шампанское.

Извинившись, я потопала на кухню помогать Антонине. Она уже успела разобраться с кофе и чаем и покатила в гостиную столик с чашками. А я задержалась, чтобы выложить на блюдо кусочки кекса и вафельного торта.

Следующие полчаса Женечка без умолку тарахтела про свою любовь к животным, про свою «отпадную» квартирку, в которой у Бандита будет своя личная комната, про куриные грудки, которые домработница готовит специально для кошек по особому диетическому рецепту… Голова у меня пошла кругом. Иван с Лариской предприимчиво улизнули во двор по какой-то несуществующей надобности, а секретарша ретировалась на кухню под предлогом мытья посуды.

Жирная кошатница, дохлебав, наконец, бутылку шампанского, видимо, решила, что пора и честь знать.

— Бандюша, кис-кис-кис, — завопила она надрывно, — поехали домой, конфетка моя сладенькая.

— Кис-кис-кис. — подхватила я.

Спустя пять минут вся честная компания рыскала по дому и по двору в поисках кота. Но тот упорно не желал объявляться. Антонина многократно хлопала холодильником, громко вспоминая мясо, рыбу и прочие кошачьи деликатесы. Результат был нулевой.

Мы бились минут сорок, и в конце концов Иван психанул, заявив, что кота они заберут в следующий раз. Гости загрузились в машину и отбыли.

Антонина немного посетовала на Бандита и пошла принимать душ. Я же, воспользовавшись ее отсутствием, потихонечку прокралась на кухню.

— Опасность миновала. Выходи, — скомандовала я, отворяя дверцу в крохотную кладовочку, где хранится малоупотребляемая кухонная утварь.