— Далась тебе эта заметка!

— Или ты ответишь на мои вопросы, или я в таком виде выйду из твоего кабинета и с гордо поднятой головой прогуляюсь по коридорам редакции.

— Мужики порадуются… но, если честно, истерзанная грудь выглядит не слишком аппетитно.

— Вот-вот… то-то бабам будет повод для сплетен!

— Кто тебя так? — Первый гнев Генералова пошел на убыль, и теперь его одолело природное любопытство.

— Бандитские происки, — честно призналась я, хотя он и не догадывался о двусмысленности сказанного. — Мне еще повезло! Ту женщину удавили, квартиру ее подожгли, мой юрист двое суток провел в ожоговом отделении. Имею я право знать, что за этим стоит?

— Наверное, имеешь. Только наша газета тут ни при чем. Статейка появилась в результате случайного разгильдяйства моего зама.

— То есть?

— У нас студент из института журналистики проходил практику. Сейчас середина лета, почти половина сотрудников редакции в отпусках, вот мы и поручили ему вести хронику происшествий. Дело нехитрое: берешь сводки по городу, выбираешь наиболее серьезные события, излагаешь их стандартными фразами. Студент отлично справлялся с задачей, и его заметки практически не нужно было править. В субботу утром он, как всегда, изучал официальные отчеты за минувшие сутки. Происшествие с убийством и пожаром показалось ему неординарным. В райуправлении милиции, где заведено уголовное дело, работает его двоюродный брат. От него мальчишка получил кое-какие дополнительные сведения. Неофициально, конечно.

Юный писака пофантазировал немного на эту тему и решил, что схватил удачу за бороду. Шутка ли, засветиться в крупном общественно-политическом скандале? Он изложил на бумаге свои досужие домыслы и подсунул моему заму на подпись вместе с другими материалами. А мой зам, дубина стоеросовая, не глядя, подмахнул заметку в номер. Никто ведь не мог предположить… До этого парень работал идеально, я даже собирался предложить ему постоянную работу.

— Почему вы сразу мне об этом не рассказали? — Я непроизвольно снова перешла на «вы».

— Не думал, что для вас это так важно. — Генералов тоже предпочел вернуться в рамки приличия. — И к тому же кому охота расписываться в безалаберности своих подчиненных? Тут же не мальчишка виноват, а мой зам…

— Я могу поговорить с этим студентом? Вы можете его сейчас пригласить?

— Не могу, — отрезал главный редактор. — Даже если б я не прогнал его взашей из редакции еще утром, то ни за что бы не позволил вам развращать молодую журналистскую поросль своим полуголым видом.

Тут только я врубилась: на мне действительно отсутствует значительная часть одежды, а поскольку мы с Генераловым уже вернулись в рамки приличия, то меня немедленно посетило чувство стыда. Что за жизнь? Еще вчера в моем доме полуголый депутат ошивался, сегодня я в неглиже сижу в общественном учреждении. В таком виде никак нельзя высовываться из кабинета.

Я попробовала было прицепить оторванный кусок платья канцелярскими скрепками, но тонкий шифон то и дело выскальзывал, и в конце концов мне стало ясно, что мой туалет восстановлению не подлежит. Генералов с интересом наблюдал за моими манипуляциями и, скорее всего, пришел к такому же выводу.

— Что будем делать? — невесело спросил он.

— У меня в машине есть другая одежда. Вот ключи. Белая «Мазда» стоит возле входа в издательство. Возьмете пакет на заднем сиденье.

Главный редактор безропотно повиновался. Выйдя из кабинета, он запер за собой дверь на ключ, думаю, на тот случай, если я не удержусь-таки от соблазна и решу устроить дефиле по коридорам.

В его отсутствие я стерла с лица размазанную помаду и подкрасилась.

Спустя минут десять Генералов вернулся.

— Вот, держите. — Он протянул мне пакет. — Вы что, заранее собирались устраивать в моем кабинете светопреставление? Даже сменную одежду припасли…

— Ничего я не собиралась. А вы бы лучше порадовались, что вам не пришлось бегать по магазинам. Обождите за дверью, мне нужно переодеться.

— Мне бы вашу стеснительность… — Он попробовал улыбнуться, но тут же нарвался на мой испепеляющий взгляд и ретировался в приемную.

Переодевшись, я тоже выскользнула из кабинета. Секретарша на рабочем месте отсутствовала. Подозреваю, начальник специально спровадил ее от греха подальше. Что ж, тем лучше, можно спокойно продолжить дознание!

— Вы обещали мне адрес студента.

— Глупости, никакого адреса я вам не обещал.

— Ну, тогда пообещайте.

— На кой вам сдался этот юный фантазер? Или вы мне не верите? — недовольно уточнил он.

— Сергей Николаевич, речь идет не о моем личном доверии. Вдруг мальчишка не сам дров наломал? Что, если его кто-то надоумил?

— Вряд ли. Впрочем, давайте уговор: я найду адрес и даже проедусь с вами к этому студенту, а вы поклянетесь, что навсегда исчезнете из моей жизни.

— Овчинка стоит выделки. Но съездить к вашему практиканту я могу и сама.

— Нет уж, я противник насилия, а ваши методы получения информации заставляют меня беспокоиться о здоровье ребенка.

— Как хотите, — миролюбиво согласилась я, и мы направились в отдел кадров.

К счастью, горе-практикант обитал неподалеку, и через двадцать минут мы уже звонили в дверь его квартиры. Нам открыла приятная женщина лет сорока пяти и сообщила, что сына дома нет, но найти его можно в летнем кафе в двух кварталах от дома.

Разыскать кафешку удалось без труда. Синие зонтики приткнулись на углу крохотного сквера. Людей почти не было, что неудивительно, рабочий день еще не закончился.

— Вон он, — Генералов указал на один из столиков, за которым сидели двое, потягивая из массивных запотевших кружек пиво.

Студент, совсем молодой парнишка, со слегка оттопыренными ушами и очками на кончике носа, что-то возбужденно вещал своему собеседнику. Последний сидел к нам спиной.

Мы приблизились, и я без лишних церемоний опустилась на пластиковый стул возле них.

— Ой, Анна Дмитриевна, вы-то как здесь?.. — Сидевший спиной мужчина оказался не кем иным, как лейтенантом, который не так давно добывал в переходе футболку и сандалии для нас с Антониной. По совместительству он, вероятно, и был тем самым двоюродным братом, предоставившим практиканту сведения об убийстве на Салютной в неофициальном порядке. Теперь понятно, каким образом произошла утечка информации из райуправления. Мигом сориентировавшись в ситуации, я грозно заявила:

— Молодые люди, я провожу расследование относительно разглашения тайны следствия. У меня к вам возникли некоторые вопросы.

Генералов присел на свободный стул. У студента с перепуга глоток пива застрял в горле, и он разразился продолжительным кашлем. Лейтенант резко переменился в лице, жалобно заблеяв:

— Так я ж всего ничего рассказал. И даже фамилии вашей не называл… Скажи, Юрик?

Юрик, наконец, перестал кашлять и с видом затравленной собачонки опасливо поглядел на главного редактора. Тот назидательно произнес:

— Ты, братец, кашу заварил, ты и расхлебывай. Вот тебе руководящий представитель инвестиционной компании, — взглядом он указал на меня. — И этот самый представитель крайне возмущен твоими фантазиями на тему тайного вече. Причем возмущен настолько, что едва не разгромил мой рабочий кабинет.

— Извините… — промычал студент.

— Извинениями не отделаешься, — сурово заметила я. — А ну, живо выкладывайте оба: кто, кому, когда и как?

Перебивая друг друга, лейтенант и студент покаялись в содеянном, в целом подтвердив рассказ Генералова. Заметка в газете появилась случайно, вследствие творческого рвения Юрика и пренебрежительного отношения к должностным инструкциям его кузена. Оба невероятно об этом сожалели и уповали на мое великодушие, то есть на то, что я не побегу жаловаться высокому милицейскому начальству.

Разумеется, я пообещала, что претензий милицейскому руководству предъявлять не стану в обмен на то, что лейтенант обязуется регулярно докладывать мне о ходе расследования. Не могу сказать, что такой бартер молодого человека обрадовал, но меня лично нисколько не интересовало его мнение по этому поводу.

— Ну что, убедились? Я же говорил, что эта заметка — обычное разгильдяйство, — обратился ко мне Генералов, когда мы вернулись в машину. — Никаких политических заказов, никаких вражьих происков…

— Надеюсь, вы правы, — задумчиво произнесла я. Похоже, след оказался ложным. Версия спланированного общественно-политического скандала не нашла подтверждений. Или пока не нашла. Спохватившись, я спросила:

— Вас завезти назад в редакцию?

Он посмотрел на часы и недовольно поморщился:

— Какая работа, уже половина шестого. Можете подбросить меня домой. Тут рядом. Хотя, — он ехидно хихикнул, — думаю, вы помните адрес? — Сжав руль покрепче, я проглотила скользкий намек и покатила в нужном направлении.

Какое-то время мы ехали в полном безмолвии, но вскоре намертво застряли в пробке, и молчать стало неудобно. Первым не выдержал главный редактор:

— Если не секрет, чем вам досадил Оглоедов на этот раз?

Этой фразой он напомнил про украденный пакет документов, и жизнь снова перестала мне улыбаться. И чего я вообще взялась его подвозить? У меня своих проблем по горло, а тут еще он с глупыми вопросами.

— Разгильдяйство сотрудников встречается не только в вашей редакции, — нехотя стала объяснять я. — Пока дражайший Оглоедов выходил из машины купить воды, у него уперли портфель с документами. А восстанавливать их нет времени.

— Никуда документы не денутся, — попробовал успокоить меня Генератов, — позвонят, потребуют выкуп. Баксов за сто получите все в целости и сохранности.

— Да, но позвонить могут и через неделю, и через месяц, а документы нужно представить на рассмотрение до четверга. Давайте-ка я высажу вас где-нибудь здесь. Через пробки мы с вами еще час до вашей улицы добираться будем. На параллельной улице ходит скоростной трамвай. На нем вы втрое быстрее доберетесь до дома.

— Ну уж нет. Толкаться на трамвае я не нанимался. Вы давно ездили на нем в час пик? Заверяю вас, что лучше стоять в пробке с кондиционером в салоне, чем чувствовать себя спрессованной селедкой, чьи товарищи по несчастью взопрели от жары и вовсю подванивают притом.

— Живописная картинка. Можно подумать, вы каждый день добираетесь на работу общественным транспортом, — заметила я. Хотя, по правде говоря, мне самой тоже не удалось припомнить, когда в последний раз со мной случался такой экстрим.

— Конечно, я пользуюсь трамваем не слишком часто, — признался он, — но, в любом случае, по роду своей деятельности я нахожусь значительно ближе к народу, чем вы. Согласны?

— Если я ничего не путаю, вы — не кандидат в президенты, а я — не ваш электорат, так что не вижу повода разводить дешевый популизм. Хотите торчать со мной в пробке — милости прошу, но, должна заметить, к вам в водители я тоже не нанималась.

Чтобы избавить себя от необходимости продолжать словесную потасовку, я включила погромче радио. Вот же, навязался на мою голову! Сейчас бы свернула в ближайший переулочек и, глядишь, минут за пятнадцать добралась бы до своего офиса. С кондиционером в салоне ему, видите ли, комфортно! Мысленно я пожелала Генералову длительного путешествия в плацкартном вагоне на верхней боковой полке возле туалета.

Позвонил юрист. Он сообщил, что они с Антониной ждут меня в конторе и уже выводят на печать утраченные документы по сахарному заводу. Я пообещала, что подъеду минут через сорок, хотя при такой езде мой прогноз — чистой воды самонадеянность.

Главный редактор потянулся к приборной панели и увеличил мощность кондиционера, затем откинулся на сиденье, прикрыв глаза. Никак вздремнуть задумал, вражина, чтоб его черти взяли! Никакой совести нет у человека. С каким удовольствием я бы снова подержалась за его галстук!

Мотор моей «Мазды» надрывно всхлипнул и заглох. Я попробовала завестись, но «фокус не удался». Зато на панели предательски замигала лампочка перегрева.

— Приехали, — констатировала я сей печальный факт.

Поток автомобилей вяло пополз вперед. Позади раздались недовольные гудки. Рада бы я, братцы, сдвинуться, но хитрая японская техника нипочем не заведется, пока двигатель не остынет. Пришлось включить аварийку. Я вдруг припомнила, что мой водитель давно жаловался на то, что кондиционер барахлит и перегревает двигатель. По этой причине он всегда выключал его, когда мы оказывались в пробке.

— Что будем делать? — Генералов разлепил веки и сладко потянулся.

— Остывать! — прошипела я хмуро и поплелась открывать капот.

Водители, чья и без того безрадостная жизнь еще более усложнилась по моей вине, огибали «Мазду», громко матерясь в открытые окна. Разумеется, ругались они не столько на меня, сколько на свою незавидную участь, поэтому я не стала принимать их окрики близко к сердцу. Вслед за мной из машины выбрался главный редактор.

— Нужно долить холодной воды, — высказал он весьма ценное предложение.

— Сама знаю, что нужно, знать бы еще как?

— Техника в руках женщины — металлолом.

— Безусловно. Только, между прочим, это не я кондиционер на полную мощность врубила.

— Ну да, теперь, кроме сексуальных домогательств, я виноват еще и в закипевшем моторе. Вода есть?

— Нету.

— Понятно. — Он потрусил к ближайшему ларьку.

Минут через пятнадцать двигатель, испивший с легкой руки Генералова холодной водицы, завелся. И практически в тот же момент позвонил взвинченный Оглоедов:

— Аня, ты где?

— В пробке на Майском бульваре.

— Развернуться можешь?

— Зачем?

— Звонили воры. За двести баксов готовы вернуть мой портфель с документами. Будут ждать в половине седьмого возле оперы. Центральный вход…

— А почему бы тебе самому не поехать?

— Не успею. Сама знаешь, пробки. Ты же все равно уже там рядом…

— Чтоб тебе пусто было, Оглоедов! — выругалась я. Почему, интересно, мне всегда приходится разгребать чужие завалы? Включив поворотник, я стала протискиваться в левый ряд. — Учти, дорогой, двести баксов вычту из твоей зарплаты.

— Справедливо, — ничуть не обиделся Толик, издав вздох облегчения.

— Как я их узнаю?

— К тебе подойдут. В руках ты должна держать свернутую трубочкой газету.

— С ума сойти, шпионские страсти. И где, спрашивается, мне взять газету?

— Найдешь где-нибудь.

Чертыхнувшись напоследок, я отсоединилась и повернула на светофоре.

— У нас изменился маршрут? — озадаченно осведомился главный редактор.

— Маршрут изменился у меня. А вам настоятельно рекомендую пересесть на трамвай. — Если он немедленно не уберется из машины, я наверняка изойду прыщами на нервной почве.

— Ладно уж, выхожу. Только удовлетворите мое праздное любопытство. Я так понял, что ваш Оглоедов попал на двести баксов. Что этот несчастный опять натворил?

— Двести долларов потребовали за возврат портфеля с документами.

— Значит, воры уже объявились?

— Объявились, не запылились. — Я притормозила возле подземного перехода. — Спасибо, что помогли отыскать вашего практиканта. Исчезаю из вашей жизни навсегда, как и обещала.

— Тогда будь здорова, Эсмеральда! — Генералов захлопнул дверцу автомобиля и нырнул в подземный переход.

Придурок! Обязательно нужно было подколоть меня напоследок.

Проглотив досаду, я чиркнула зажиганием. Двигатель никак не отреагировал, но зато снова вспыхнула лампочка перегрева. Сегодня — решительно не мой день. Впрочем, когда в последний раз в этой жизни мне отваливался счастливый денечек? Пару секунд я тупо созерцала горящую лампочку, а потом, как ужаленная, выпрыгнула из машины и сиганула в подземный переход. Ну почему?! Почему я не посмотрела, куда Генералов заливал холодную воду?

К моему ужасу, ни в толчее возле кассы скоростного трамвая, ни у турникетов главный редактор не обнаружился. Пробираться на платформу бесполезно. Пока буду в очереди покупать жетоны, он наверняка уже успеет уехать. И что мне теперь делать?

В пакостном настроении я выбралась из толпы и побрела назад к запруженному бульвару. Уже возле подземного перехода краешек глаза случайно зацепил знакомый силуэт на кромке тротуара. Так и есть! Господин Генералов пытается поймать машину, но по причине пробки никто из водителей не торопится подбирать пассажира. А главный редактор-то — хорош гусь! К народу он, видите ли, ближе! В трамвай, барская душонка, не полез, подавай ему личного извозчика.

— Сергей… — окликнула я и запнулась, поскольку начисто забыла его отчество.

— Вы же, кажется, собирались навсегда исчезнуть из моей жизни?! — не мог не порадоваться он моему появлению.

— Собиралась и клятвенно обещаю, что так и сделаю. Но только после того, как вы поможете мне остудить двигатель. Машина опять не заводится.

— Тогда уговор, — ни секунды не колеблясь, начал торговаться Генералов, — я помогу с двигателем, а вы, когда выкупите документы, отвезете меня домой.

— Договорились, — буркнула я сквозь зубы.

Мы вернулись к «Мазде», и минут через десять ее удалось завести. За это время пробка слегка рассосалась, и вскорости я уже парковалась на стоянке у оперы.

Оставалось еще добыть газету и приготовить деньги. Газета с кроссвордами отыскалась в бардачке. Мой водитель разгадывает их пачками, томясь часами в ожидании распоряжений.

Я достала кошелек и с недоумением извлекла из него сто долларов и еще долларов тридцать в рублях мелкими купюрами. Как же так? У меня ведь всегда с собой до трех сотен зелени наличкой на всякий случай. Тут же припомнился и поход в салон красоты, и купленное платье. Если ехать сейчас искать банкомат, то к назначенному времени мне никак не успеть. Я с надеждой взглянула на Генералова.

— Сергей… Простите, не помню вашего отчества.

— Попробую это пережить, — отозвался он. — Чего вам?

— У вас не найдется сто долларов? Я потом сниму в банкомате и верну.

— Не хватает на выкуп? Чем, собственно, вы раньше думали?

— Я забыла, что купила сегодня платье…

— То самое?

— То самое, что осталось некоторыми местами болтаться на вашем браслете от часов.

— Кстати, вы его первая разорвали.

— Так никто ж не спорит.

— А зачем вы платье покупали? — задал Генералов совершенно идиотский вопрос. Какое ему дело до моего платья?

— Собиралась произвести неизгладимое впечатление на одного занудного главного редактора, — не скрывая раздражения, ответила я.

— Смею заверить, вам это удалось. И платье тут совершенно ни при чем. Меня еще никто не пытался удавить собственным галстуком. По накалу страстей сравнимо лишь со знакомством с Эсмеральдой. Хорошо хоть светильником тогда не запустила.

— Хватит ерничать! У вас найдутся деньги?

Он достал бумажник и протянул мне две пятидесятидолларовые купюры со словами:

— С вас доставка домой и ужин в ресторане. Есть очень хочется. — Генералов довольно ухмыльнулся. Если бы самомнение имело способность светиться, то мне бы стала понятна физическая природа Северного сияния.

— Ставки возрастают, — вздохнула я и, согласившись с ужином, засеменила к месту встречи.

Потоптавшись минут десять возле центрального входа, взглянула на часы. Без пятнадцати семь. Пора бы уже похитителям объявиться. Еще три-четыре минуты томительного ожидания.

Стоп! Они, наверное, высматривают мужчину с газетой. Украли-то ведь они мужской портфель и с мужчиной же договаривались по телефону. Где только номер раздобыли, сволочи? Хотя, по всей видимости, в портфеле у Оглоедова были его же визитки или, например, ежедневник с координатами владельца.

Поразмыслив, я вернулась в машину.

— Придется вам сходить. Они, вероятно, ожидают мужчину.

Главный редактор изобразил такое лицо, что я тут же представила, как чудесно разлетелся бы вдребезги шарообразный светильник, с усилием приложенный к его голове. Предвосхищая следующую фразу, я поспешила продолжить:

— Ничего, кроме ужина и доставки домой, вам сегодня не обломится. Совместного завтрака не будет!

— Больно надо! Оставь вас на завтрак, так к обеду не выгонишь.

— Вот и не надо портить себе обеденный аппетит, — огрызнулась я, протягивая ему деньги и скрученную газетку с кроссвордами.

Генералов нехотя примирился со своей участью и вальяжной походкой двинулся ко входу в театр. Не успел он остановиться возле колонны, как к нему подлетел мальчишка лет десяти-одиннадцати в грязных бесформенных одеяниях. Похоже, воришки действительно поджидали мужчину. Пацаненок обменялся с главным редактором несколькими фразами и скрылся за углом, хотя понятие угол не совсем корректно использовать по отношению к круглому зданию оперы. Спустя минуту мальчишка вернулся вместе с оглоедовским портфелем.

Эх, неплохо было бы ментов натравить. Но сейчас это только лишний менингит на мою и без того больную голову. Совершив обмен, главный редактор вернулся в машину.

— Вот. — Он передал мне портфель и пятьдесят долларов. — Удалось дешевле сторговаться. Думаю, свой ужин я честно отработал.

— Еще полтинник, и вы бы почти отработали мое платье, — не удержалась я, чтобы не сбить с него спесь.

— Может, еще и краны в квартире вам отремонтировать?

— Спасибо, у меня краны исправны. Но, если сломаются, буду знать, к кому обращаться.

Я проверила содержимое портфеля. Пакет документов находился внутри в полной целости и сохранности. Мое настроение заметно улучшилось.

— Где желаете отужинать? — обратилась я к главному редактору почти по-дружески.

— По вашему усмотрению, — не стал выкаблучиваться тот, и мы покинули стоянку.

Я углядела небольшой уютный ресторанчик на Майском бульваре, не столько потому что там хорошая кухня, сколько по причине его близости к оперному театру. Припарковавшись возле заведения, я набрала номер Оглоедова.

— Толик! С тебя причитается! Портфель у меня, документы — целы!

— Здорово! Ты скоро будешь? Мы с Тоней тебя ждем.

— Я немного задерживаюсь. Ты вот что, завези Антонину ко мне. Вторые ключи от коттеджа должны были у нее со вчера остаться.

Юрист на секунду отвлекся и уточнил про ключи.

— Да, все нормально, завезу, — после чего шепотом добавил:

— Только скажу, что сначала ты дала команду накормить ее ужином.

— Заметано. Но ты там, смотри, веди себя прилично. Сам знаешь, где живут, там не гадят.

— Да за кого ты меня держишь? — возмущенно прошипел он.

— За безалаберного юриста. Не пей за рулем!

— Рабочее время уже час как закончилось! Нечего тут раздавать указания.

— Дрючить подчиненных можно и в нерабочее время. И чтобы Антонина к десяти была дома!

— Как прикажете, ваше превосходительство, — съязвил Оглоедов и отключился.

— Мне почему-то очень хочется поставить свечку за здоровье вашего Оглоедова, — изрек главный редактор, выбираясь из машины. — Вы так печетесь о чести своей сестры?

Я недоуменно уставилась на него.

— Ну, эта Антонина, которую надо доставить домой не позже десяти.

— Антонина — моя секретарша. Она пока живет у меня. У нее сбежал муж, и оттого наметилась депрессия…

— Мужчина — лучшее лекарство от женской депрессии. Мой совет — не мешайте Оглоедову.

— Бюро советов! — вознегодовала я. — Мы ужинать будем?

В зале посетителей было немного, что, впрочем, неудивительно. Толпа хлынет ужинать ближе к девяти. Мы облюбовали уединенный столик в углу и сделали заказ.

Беседа с главным редактором протекала вяло. В плане поддержания разговора я подробно поведала страшную историю о том, как мы перепутали дома и наткнулись на горящую квартиру. Пришлось живописать оглоедовский подвиг по спасению удавленного трупа, босую Антонину и мою истерзанную котярой грудь.

— А что по этому поводу думает ваш бывший муж? — не к месту спросил Генералов, а я, в свою очередь, озадачилась, откуда ему известно, что муж у меня уже бывший. Хотя какой теперь спрос с безумной Эсмеральды?

— Бывший муж думает сейчас о том, как сохранить свой «Мерседес».

— Вы решили оставить его без портков?

— Нет, его портки мне без надобности. А вот «Мерседес»… Представляете, он выкопал с моего участка голубые елочки!

— Зачем?

— Генка финансировал когда-то работы по озеленению и таким образом решил теперь разделить имущество.

— Бедный мужик, — трагикомично произнес главный редактор, а я взбунтовалась:

— Почему это он бедный?

— Потому что удивительно, как он с такой женой вообще жив остался.

— У него надежный ангел-хранитель. Но, боюсь, даже тот не сможет уберечь «Мерседес». Нечего было на моей машине по бабам шастать.

— Да… имелась, видно, у мужика хоть какая-то отрада. И нечего тут мой галстук гипнотизировать. Хватит с вас и одного удавленника.

Кретин! Мне захотелось запустить в него блюдом с салатом, но он, понятное дело, ни за что не оставит мой выпад без ответа. А драка в общественном месте — это уже не банальная потасовка за закрытыми дверями кабинета, так можно и в милицию загреметь за мелкое хулиганство. Пришлось стоически подавить соблазн.

— Кажется, вы уже доели свой бефстроганов? И пиво тоже выпили. — Хмурясь, я подозвала официанта.

— Вы любите вареные яйца? — ни с того ни с сего поинтересовался Генералов.

— Вообще-то люблю. А что?

— Просто в моем холостяцком холодильнике другой еды нет. А вас утром придется завтраком кормить! — противно хихикнул он.

— Свои яйца будете лопать в одиночестве, — гаркнула я со злостью и тут же прикусила язык, переварив двусмысленность брошенной фразы.

Главный редактор в голос рассмеялся, а я спешно заплатила по счету и заторопилась на выход.

По дороге к его дому мы перебросились лишь парой-тройкой предложений. Высадив наглеца возле подъезда, я пожелала ему подобрать к своему завтраку другую кандидатуру, а в отместку получила рекомендацию разнообразить свой гардеробчик парой синих чулок.

Лишь подъезжая к своему дому, я сообразила, что так и не отдала Генералову его сто долларов. Невезуха, хоть плачь! Ведь я даже номер его квартиры не знаю. Так бы обошлась почтовым переводом. А так придется на днях завозить ему денежки, если, конечно, он к тому моменту не обожрется своими вареными яйцами!

Рабочий день начался с приятной неожиданности. У главной бухгалтерши дочка преждевременно родила семимесячного и абсолютно здорового мальчика. Третья часть коллектива немедленно командировалась по магазинам в целях организовать поляну, а я велела выписать бухгалтерше материальную помощь. При этом мне припомнилась сердобольная Антонина, оставшаяся без мебели и прочей домашней утвари. По этой причине Оглоедов получил указание оформить ей беспроцентный кредит. Вопреки моим ожиданиям юрист не обрадовался.

— Может, не надо? — уточнил он понуро.

— Я понимаю, конечно, что Антонина — новый сотрудник и особых заслуг перед нашей компанией не имеет, но считаю личным долгом прийти на помощь ближнему. — Странная реакция Толика по поводу кредита, признаться, поставила меня в тупик. — Пускай я не могу накормить всех голодных в Зимбабве, но помочь отдельно взятому человеку вполне реально.

— Да я не о том, — мечтательно произнес Оглоедов. — Как ты думаешь, я очень жирный?

— Ну, я бы сказала, что десяток лишних килограммов в тебе имеется. — Мне пришлось покривить душой, поскольку, по моему глубокому убеждению, в Толике никак не меньше двух дюжин лишнего веса.

— Может, без мебели она согласилась бы ко мне переехать?

— Окстись! Люби лучше свою «Тойоту»! Антонину только-только муж бросил, а тут еще ты не вовремя кавалеришь.

— У меня все серьезно, — надулся юрист.

— Ну, если серьезно… Нет, все равно! Зачем тебе женщина в состоянии нищей безысходности? Решится, например, с горя пожить у тебя месяц-другой. Но это же не выход. Давай ей мебель купим, а там она — свободная девушка. Или пан, или пропал! Уверена, не стоит разжигать в Антонине меркантильные интересы.

— Нет в тебе романтики. Только собрался пригреть на груди сиротку…

— Я беспокоюсь, чтобы ты змею на груди не пригрел. О тебе же пекусь. Будет ей и мебель, и свобода выбора. Иди оформляй кредит. Если ты ей небезразличен, то мебель совсем не помеха вашему счастью.

На этой жизнеутверждающей ноте я отправила Толика в бухгалтерию, напомнив, что обретенные документы по сахарному заводу уже должны лежать в тендерном комитете.

Раздав указания, я залезла в Интернет и погрузилась в изучение последних котировок на фондовом рынке. Бесконечные столбики цифр с головой поглотили меня и мое рабочее время до самого обеда.

В перерыве пришлось присоединиться к праздничному столу, накрытому по поводу новорожденного внука. Когда народ понесся докупать ящик шампанского, стало ясно, что на сегодня работы в конторе уже не будет, и поэтому я потихоньку улизнула с банкета. Почему бы, собственно, не наведаться на Салютную и не потолковать с соседями Киселевой?

Хотя, по правде говоря, зачем мне теперь информация об этой женщине? Если статейка про мост — всего лишь глупая выдумка мальчишки-практиканта, то мое расследование теряет всякий смысл. Но, с другой стороны, кто-то же пригласил меня и Верещагина на квартиру к убитой. Спрашивается, зачем?

В дневное время добраться до Пролетарского массива удалось без проблем. Возле подъезда уже знакомой мне хрущевки толпились люди. У многих в руках пестрели сиротливые букетики, а у скамейки прислонились три неказистых похоронных веночка. Этого как раз мне и не хватало! Угодила прямо на похороны. С какой стати ее хоронят только сегодня, если умерла она еще в пятницу? Хотя, наверное, тело не выдавали из-за разных милицейских формальностей. Убийство все-таки…

Ненавижу похороны. Они всегда нагоняют на меня тоску и портят настроение на ближайшие несколько дней. Но нет худа без добра. Здесь сейчас собрались ее друзья-приятели, может, какие-то дальние родственники, коллеги по работе… На таких мероприятиях люди, как правило, друг друга знают плохо, и наверняка все будут потихоньку обсуждать покойницу. Плохо только, что придется выдержать погребальную церемонию до конца. Основные пересуды, как водится, происходят за поминальным столом.

Вскоре подъехал замызганный похоронный автобус. Дешевый, обитый черным сатином гробик. Несколько скупых фраз о тяжелом жизненном пути усопшей, сказанные кем-то из бывших коллег. Ни попа, ни музыки. Немного всплакнули лишь две сухонькие старушки, и то не потому, что были сильно убиты горем, а скорее оттого, что посчитали рыдания неотъемлемым атрибутом любых похорон.