Для начала на пороге моего загородного дома с официальным дружественным визитом появился незнакомый мужчина, нагруженный букетом цветов и огромным тортом. Марина растерялась, но, взяв себя в руки, решила играть мою роль до конца. В ответ на замечание незнакомца относительно некоторых перемен во внешности она спела песенку про радикальную смену имиджа, намекнув на помощь пластической хирургии. Эту песенку Никита Когтев, решивший не ждать у моря погоды и осчастливить меня своим визитом, запросто проглотил вместе с куском торта. После чего у них экспромтом случился бурный роман, который теперь имеет шансы перерасти в серьезные отношения. Во всяком случае, молодые люди уже побывали в опере и покатались на катере. Интересно, как я потом буду объясняться с Никитой?

Мой водитель Пашка тоже явился, не запылился. Я совсем позабыла, что сразу после аварии дала ему команду заняться страховкой и ремонтом «Мазды». Пашка же заявился в коттедж без предупреждения.

В результате через пять минут он, переменившись в лице, слег на диван в гостиной, потребовав вызвать врача. Бедняга уверился, что у него начались зрительные и слуховые галлюцинации. Марине ничего не оставалось, как по большому секрету признаться ему в подмене, поскольку вид у водителя был такой, что девушка всерьез озаботилась его психическим здоровьем.

Естественно, не мог не объявиться и Генка. Правда, он не приезжал, а просто позвонил и, не учуяв по голосу подвоха, рычал что-то про сотрясение мозга и требовал совместного похода в ЗАГС для подачи заявления о разводе. Марине едва удалось уговорить его немного отодвинуть во времени сие знаменательное событие.

Но хуже всего дело обстояло с Бандитом. Возможно, он решил, что я бросила его насовсем, и всерьез обиделся, а возможно, у него к Марине возникла какая-то глубоко личная неприязнь, но котяра отнесся к новой жиличке без должного уважения. Уж что-что, а чуткий бандитский нос не обманешь ни россказнями про смену имиджа, ни намеками на пластическую хирургию. Отсутствие уважения с его стороны выразилось в том, что кот, ранее культурно справлявший естественные надобности во дворе, теперь с ослиным упорством принялся метить Маринины вещи. И вот ведь стервец, на мою одежду, которую девушка надевает, покидая коттедж, он не гадит, строго вычисляя исключительно личную собственность Марины: обувь, нижнее белье, ночную рубашку… Ни попытки ублажить Бандита мясом, ни попытки его наказать эффекта не возымели. Девушка лишилась доброй половины вещей, а оставшиеся вынуждена надежно прятать по шкафам. Но даже это не главное. Котяра выжил телохранительницу из моей спальни. В первую же ночь, когда она собралась лечь на кровать, он вцепился зубами в ее лодыжку, после чего ощетинился и занял оборонительную позицию на постели, издавая угрожающее шипение. В результате Марине пришлось обустраиваться в одной из гостевых комнат.

Я всегда мечтала завести сторожевую собаку, но даже представить себе не могла, что у меня в доме заведется сторожевой кот. Причем сторожит он мою спальню почему-то выборочно. Помнится, в недавнем прошлом ничто не мешало ему обжиматься на моей кровати с похмельным Генераловым. Или это у него так выражается классическая мужская солидарность? Как говорится, рыбак рыбака…

Мой день рождения праздновали с особым размахом. По этому поводу Иван и наши гостеприимные американские хозяева даже побросали все свои неотложные дела. Начали мы, естественно, чинно и благородно в умопомрачительно дорогом итальянском ресторане, но уже через пару часов все благополучно загрустили под звуки «живого» камерного квартета. Не знаю, как у кого, а у меня от визга смычковых инструментов всегда возникает искушение затосковать на собачий манер, проще говоря, завыть. К тому же от эксклюзивного сухого вина у Ивана и у Бориса началась изжога. Поэтому предложение съездить в более оживленное местечко для продолжения банкета было принято всеми на «ура».

Оживленным местечком, приглянувшимся нашим мужчинам, оказался, к моему удивлению, стриптиз-клуб. Правда, это заведение не имело ничего общего со злачным кабаком, где целлюлитные дамы бальзаковского возраста трясут телесами под пьяное улюлюканье «синих воротничков». Этот клуб был дорогим, и выступление на сцене с полным основанием можно назвать шоу-программой, в которой танцоры-мужчины принимали участие наравне с хорошенькими партнершами. Поэтому в зале присутствовала публика обоих полов.

Пресытившись кисло-терпким вином еще в ресторане, мы все заказали водку, за исключением Синтии, которая предпочла испанский вермут. Где уж ей, урожденной перуанке, понять ностальгический порыв славянской души?

Впрочем, посетители за соседними столиками тоже не скучали, а исправно прикладывались к горячительным напиткам для поддержания тонуса. В результате после десяти начались резвые танцы вокруг сцены, а ближе к одиннадцати отдельные, особо раскрепощенные граждане стали позволять вытаскивать себя на сцену, где танцоры живо раздевали их до нижнего белья под довольные аплодисменты собравшихся. В какой-то момент мне едва удалось удержать Лариску. Но не то чтобы я сильно переживала за моральный облик подруги. Если бы мы были с ней вдвоем, то я сама бы с удовольствием поддержала ее аплодисментами, но присутствие Ивана требовало бдительности. Неизвестно, как отреагирует его горячая полуабхазская кровь на подобные выкрутасы любимой женщины.

Зато наплясались мы вдоволь. В половине двенадцатого я валилась с ног и внесла предложение закругляться, которое решительно никто не поддержал. Похоже, компания решила отрываться до рассвета, и мне пришлось смириться с собственной участью.

Когда время приблизилось к полуночи, свет в зале неожиданно потух. Вместе со светом смолкла и музыка. Честно говоря, стало немного жутковато, темнота, хоть глаз выколи, и тишина гробовая. Все клиенты должно быть, как и я, опешили и оттого не решались издавать какие-либо звуки. Хочется верить, что электричество выключилось само, без заботливого распоряжения Усамы бен Ладена.

Вдруг откуда-то из-за сцены забрезжило робкое сияние, а спустя мгновение на середину зала выкатили огромный кремовый торт со свечами. Участники шоу-программы хором затянули «Happy Birthday». Их голоса тут же подхватила вся собравшаяся публика. На последних аккордах мелодии торт подкатили к нам, и под мелкую барабанную дробь из него вылетел практически голый юноша. Вся его одежда состояла из крошечного лоскута ткани, чисто символически прикрывавшего причинное место. Коллеги юноши молниеносно сорвали с нашего столика скатерть вместе со всеми тарелками и рюмками. И стриптизер, взлетев на эту импровизированную сцену, начал исполнять сольный танец. Танцевал он просто великолепно, срывая бурные овации возбужденной толпы.

Судя по вытянувшимся физиономиям Лариски и Синтии, стало ясно, что Иван с Борисом готовили сюрприз втихаря и расстарались при этом на славу. Сразу после сольного выступления стриптизера официантки разнесли по всем столикам объемистые запотевшие графины, а Борис громогласно толкнул мне здравицу. Растроганная публика, с энтузиазмом воспринявшая халявную водку, радостно повторила на бис «Happy Birthday». Я же от души мечтала поколотить заговорщиков, по вине которых мне пришлось оказаться в эпицентре всеобщего внимания. Надеюсь, у них хватило ума не презентовать мне мальчика из торта на всю ночь.

Усатый администратор вручил мне огромный мачете для разрезания торта. Сгорая от смущения, я покорно встала и сделала несколько шажков в сторону гигантского кремового лакомства, не заметив, что ремешок моей театральной сумочки зацепился за фигурную спинку Ларискиного стула. В то же время подруга, осознав торжественность грядущего момента, стремглав выхватила фотоаппарат, желая запечатлеть замечательное событие для потомков. Резкое движение ее стула с силой рвануло ремешок сумочки. Начав заваливаться назад, я попыталась удержать равновесие, отчаянно балансируя на каблуках. Но, несмотря на все старания, это мне не удалось, и я ухнулась физиономией прямо в бисквитно-кремовую массу.

К великому счастью, огромной нож в моих руках не зацепил никого из присутствующих. Кто-то заботливо попытался вытащить меня из торта. Как потом выяснилось, с правой стороны меня ухватил Иван, а слева пришел на помощь все тот же юный стриптизер, выдававший соло на столе. Мужчины одновременно потянули обмякшее тело в разные стороны, но тут же сообразили, что таким образом именинницу им не достать, и разом решили уступить друг другу право моего спасения. Если после первого падения я увязла в приторной массе по самые уши в прямом смысле этого слова, то после того, как меня дружно уронили, голова погрузилась в липкий кондитерский шедевр по самую шею.

Танцор сделал еще одну попытку извлечь меня из плена, но поскользнулся на желейном цветочке, упавшем с торта на пол, вследствие чего грохнулся аккурат поверх меня.

Конечно же, в конце концов, коллективными усилиями нас спасли. Но, удалив с глаз остатки крема и обретя наконец способность видеть, я с ужасом лицезрела, как из-за соседнего столика подхватилась пожилая чернокожая дама. Она в три прискока оказалась рядом и, издав восторженный вопль, лизнула крем на обнаженном плече стриптизера. И тут сработал небезызвестный стадный инстинкт… Прежде чем кто-либо из служащих клуба успел переварить ситуацию, толпа возбужденных клиентов, изрядно подогретых дармовой выпивкой, ринулась к нам, сметая на пути столы, стулья и декорации зала. Если бы охрана заведения не подоспела на помощь, профессионально орудуя резиновыми дубинками, меня и бедного парня наверняка зализали бы до смерти.

По дороге домой Ивану с Борисом пришлось выслушать от меня массу нелестных отзывов. Только таким безответственным типам могла прийти в голову безумная идея устроить для меня сюрприз в стриптиз-клубе. Ко всему еще таксист потребовал с нас дополнительную плату за химчистку салона, перепачканного кремом.

Разбудила меня Лариска в начале девятого утра и велела немедленно собираться.

— Че тебе не спится? — проворчала я, бросив взгляд на часы.

— Вставай немедленно, у нас по плану шопинг!

— Какой, к черту, шопинг, у меня голова раскалывается, и все тело гудит. Смею напомнить, меня вчера едва не затоптала обезумевшая толпа, пока вы вчетвером в сторонке рты поразевали.

— А ты хотела, чтобы еще и мы кинулись тебя затаптывать. Там же куча-мала была, — стала оправдываться подруга.

— Так хоть сегодня имей совесть и дай мне отлежаться, — потребовала я.

— Какое отлежаться? Мы же улетаем послезавтра, а я еще ничего не купила.

Вот барахольщица! Ее багаж, по моим скромным подсчетам, уже и так располнел на пару новых чемоданов. И это называется ничего не купила!

— Никуда я сегодня не поеду, — отрезала я и демонстративно накрыла голову подушкой.

— Ну и дрыхни себе, лежебока! Сама потом обзавидуешься моим обновкам. — Она унеслась, а я издала вздох облегчения: до вечера можно отдыхать спокойно. Раньше Лариска из магазинов ни за что не выберется.

Завтракала я уже в полдень. Затем немного поплескалась в бассейне, приняла пятиминутные солнечные процедуры — дольше под палящими лучами выдержать невозможно — и загрузилась во всемирную паутину. Мой электронный адрес был буквально напичкан посланиями. Приятели, отчаявшиеся до меня дозвониться, забросали поздравлениями через Интернет. Хорошо хоть я заранее догадалась предупредить Марину, и она не будет снимать дома телефонную трубку со вчерашнего дня вплоть до моего возвращения.

В ворохе поздравлений нашлось письмецо и от Оглоедова с Антониной. Помимо стандартных пожеланий всех благ, они сообщили, что дела в компании идут своим чередом, налоговая проверка завершилась, содрав лишь несколько мизерных административных штрафов за мелкие бухгалтерские погрешности. Новых подарочков в виде иных проверяющих инстанций на горизонте пока не видно. В квартиру Антонины уже завезли новую кухню и спальню, а доставку гостиного гарнитура ожидают со дня на день.

На закуску я оставила отчет Марины, из которого следовало, что никаких серьезных происшествий за минувшие сутки не произошло. Отсутствие плохих новостей — само по себе хорошая новость. Может, прав был Генералов, и никто на меня не покушался? Просто какой-то подвыпивший охламон решил таким образом поддать свежего адреналина. Погонял на джипе девку по лесной дороге и полностью удовлетворился. Хорошо бы так оно и было!

На всякий случай я проверила и подпольный электронный адрес, предназначенный для Верещагина. Там меня тоже поджидало послание. Депутат не был особо оригинален и сердечно поздравлял меня с днем рождения — откуда только узнал? — а также настаивал на личной встрече в самом ближайшем будущем. Интересно, что у него за дела ко мне накопились?! Наверняка неспроста решил пренебречь своей предвыборной конспирацией.

Распираемая любопытством, я отписала, что готова увидеться с ним на нейтральной территории в любой вечер, начиная с моего приезда.

Закончив разбирать почту, я подумала, что неплохо бы просмотреть отечественные новости. Отдых отдыхом, но не стоит отставать от жизни. А то вернемся домой и обнаружим военный переворот во главе с доморощенным диктатором. Дурачусь, конечно, но чем черт не шутит?

По счастью, у Бориса на клавиатуре имелся русифицированный шрифт. На сайте новостей информации было немерено. Я ковырнула наш регион, задала интересующий меня временной диапазон и ввела ключевые слова (название нашей компании). Поисковик такое словосочетание не нашел, о чем и доложил мне. Уже прекрасно. На фамилию Серебров реакции тоже не последовало. Стало быть, никто не раскручивает всерьез киселевское дело, иначе бы пресса не удержалась от комментариев. Фамилия Верещагина упоминалась в новостях несколько десятков раз. Я бегло пробежала все заметки и пришла к выводу, что все они не что иное, как пресловутый пиар, организованный предвыборным штабом самого депутата.

Последним словом, которое я вбила в поисковое окошко, был «мост». И тут меня ожидал капитальный облом. Система обнаружила семьдесят восемь объектов. В общем-то это неудивительно, все-таки «мост» имя нарицательное и может использоваться в самых разных вариациях.

Вооружившись терпением, я начала просмотр новостей. Тексты запестрили перед глазами. «…Мост между дружественными славянскими народами…», «…телевизионный мост, соединивший…», «…гражданин Ф. совершил попытку суицида, использовав для этого мост через обводной канал…», «…мост, разрушенный в весеннее половодье на правом притоке…», «…железнодорожный мост требует срочной реконструкции…»

На сорок третьем мосту я начала звереть. Безнадега, нужно бросать это грязное дело. Не с моим зрением сидеть целый день перед монитором. Я уже собралась щелкать мышкой на выход, но мое внимание неожиданно привлекла фотография трехэтажного строения, возникшая на экране компьютера вместе с сорок четвертым мостом. Что-то в этом здании показалось мне смутно знакомым. «…Следствию еще предстоит установить, кому понадобился этот сожженный мост в прошлое…» «Сожженный мост в прошлое» — это, скорее всего, образное выражение, но при чем тут следствие?

Я начала читать статью с самого начала.

«Двадцатого июля в подвале дома малютки номер три, где расположено помещение архива, произошло возгорание…»

Мне понадобилось три раза перечитать предложение, прежде чем до меня дошел смысл сухих официальных строчек. Вот почему снимок показался мне знакомым. Именно в это детское учреждение я наведывалась, пытаясь отследить судьбу детей Киселевой. Тогда после наезда на меня внедорожника я еще подумала, что Караюшкусу как раз и следовало начинать с уничтожения архивов в роддоме и доме малютки, если тот действительно стремится сохранить тайну рождения своей дочери. Выродок! Как он посмел! Ведь могли же пострадать дети!

Я жадно вперилась в экран. К моей великой радости, в статье говорилось, что сотрудники учреждения, почувствовав дым, успели вынести из помещения всех ребятишек еще до приезда пожарных. И сам пожар не нанес постройке серьезных повреждений, спасли надежные бетонные перекрытия фундамента. Сгинули в пламени лишь архивные материалы. Неисправность электропроводки как причина пожара практически исключалась. Всего несколько месяцев назад в помещениях здания были проведены профилактические работы. Основной версией следствия являлся умышленный поджог. В его пользу говорила найденная в подвале обгоревшая емкость со следами горючего вещества.

Значит, архив в доме малютки уничтожен. Но ведь есть еще записи в родильном доме. И там тоже дети! Мое нервное состояние дошло до крайней отметки. Сильный озноб заставил подпрыгивать коленки, а пальцы с трудом попадали по нужным буквам на клавиатуре.

Сорок минут я измывалась над региональным сайтом новостей, но никаких следов второго пожара среди сообщений не нашла. Значит, все еще впереди! Теперь от меня зависит, пострадают ли в огне новорожденные младенцы. Караюшкуса нужно во что бы то ни стало остановить.

Честно говоря, терзая свой ежедневник в поисках адреса Ани Караюшкус на Беверли-Хиллз, которым меня снабдила добрая прибалтийская тетушка, я даже не думала о том, как собираюсь останавливать всемогущего металлургического магната. Тут пристало бы вспомнить известную басню про Моську и Слона, но эта разумная мысль посетила мое сознание лишь тогда, когда таксист высадил меня по указанному адресу.

Внушительная кованая ограда окружала относительно небольшую территорию, соток сорок-пятьдесят, не больше. В районе Беверли-Хиллз не все виллы принадлежат мультимиллионерам. Настоящих дворцов с гектарами зеленых насаждений на самом деле единицы. Большинство домов немногим превосходят в размерах мой собственный коттедж и принадлежат успешным врачам, юристам, предпринимателям…

За оградой, перед которой я оказалась, виднелась симпатичная двухэтажная постройка под рыжей черепицей. Не дворец, конечно, но впечатляет. Ворота украшены камерой наблюдения и переговорным устройством.

Сейчас мне предстоит выяснить у загадочной Ани координаты ее папаши-монстра. А там буду ориентироваться по ситуации. Только бы хозяйка была дома. Я нажала кнопку на переговорном устройстве. Через несколько секунд глухой голос прошелестел через мембрану:

— May I help you?

— My name's Annie Serebrova. I've come from Russia. I would like to see Ms. Annie Karaushkus. — Конечно же, Ани носит теперь фамилию супруга, но, думаю, невидимый собеседник сообразит, кого я ищу.

— Just a moment, — снова прошелестел голос, и на пару минут воцарилась тишина, нарушаемая лишь учащенным биением моего сердца.

Наконец переговорное устройство снова ожило:

— Come in, please. — Вслед за чем раздался щелчок, и створка ворот поползла в сторону.

Я ступила на территорию и посеменила по дорожке к дому. Навстречу мне выпорхнула добродушная азиатка. Униформа и крахмальный чепец выдавали в ней прислугу. Она одарила меня очаровательной улыбкой и повела за собой.

За домом открылась благоустроенная площадка с бассейном и теневым навесом. В прозрачной воде плескались молодая женщина и маленькая белокурая девочка. Наверняка это и есть Ани Караюшкус со своей малышкой.

Завидев меня, женщина выбралась из бассейна вместе с ребенком, и они обе направились в мою сторону. По мере того как расстояние между нами сокращалось и лицо Ани становилось более различимо, пространство вокруг меня начало как-то странно осыпаться… пока, в конце концов, не рассыпалось вдребезги, окунув меня с головой в бездонную черную дыру.

Очнувшись, я обнаружила себя на кровати в большой незнакомой комнате. Моя мама была рядом и беседовала шепотом с каким-то невысоким смуглым мужичком средних лет. По стетоскопу, болтавшемуся на шее у мужчины, я догадалась, что он — доктор. Зачем здесь доктор? Я больна? Но если мама здесь, мне ничего не страшно. Она никому не позволит меня обидеть. Голова лопается, как перекачанный футбольный мяч. Где я? Комната совсем непохожа на больницу.

И почему на маме ярко-желтое платье, она же ненавидит желтый цвет…

Я закрыла глаза и попыталась напрячь память, но вязкая войлочная масса внутри черепной коробки едва-едва ворочалась. Какой-то ее крохотный кусочек все же рыпнулся, и губы сами собой растянулись в улыбке. Это сон! Я просто сплю и в своем сне снова становлюсь маленькой десятилетней девочкой, у которой в пионерском лагере под Судаком случился перитонит, и родители прилетели ее спасать. И поэтому мама выглядит такой молодой и красивой. Совсем как тогда…

Мой слух почему-то уловил английскую речь. Открыв глаза, я еще раз огляделась. Ничего не изменилось. Мама по-прежнему о чем-то переговаривается с врачом, но говорят они по-английски. Странно, мама ведь не знает никаких иностранных языков. И это желтое платье…

— Мама, мамочка… — прошептала я тихо. — Что со мной?

Меня услышали. Мама и доктор приблизились к кровати и застыли с напряженными лицами.

Неожиданно дверь в комнату отворилась. Наверное, папа пришел, пронеслась в голове робкая догадка. Но в дверном проеме появился высокий седовласый мужчина. Он пересек комнату размашистым шагом и обратился к маме:

— What's happened Annie? I've understood nothing by phone. Who is she?

— I don't know. — С этими словами она растерянно протянула мужчине гербовую корочку. Я успела сообразить, что это загранпаспорт. Откуда он здесь? Нет, это не сон, а настоящий кошмар. Голова пошла кругом.

Седовласый раскрыл документ. Повисла напряженная пауза, после которой он удивленно уставился на меня и произнес по-русски, странно растягивая слова:

— Ан-нечка! Как же ты на-ас нашла-а?

Выговор мужчины резанул мой слух. Дело даже не в самом голосе… Акцент! С такими тягучими интонациями обычно разговаривают жители Прибалтики. Их медлительная речь всегда была объектом нехитрого совкового юмора. Прибалтика…

Войлок в моей голове моментом развеялся. Господи, это же он! Мой убийца, Караюшкус! А рядом вовсе не моя мама, а его приемная дочь Ани. И я не сплю. Я потеряла сознание возле бассейна, потому что Ани — точная копия моей мамы. И рост, и фигура, и овал лица, и пышные волосы цвета спелой пшеницы. Таких совпадений не бывает! Эта молодая женщина в желтом платье — родная дочь моих родителей, и по всему выходит, что я…

— Она так похожа на мою маму, — вырвался из моей груди то ли глубокий вздох, то ли протяжный стон, и глаза на какое-то время превратились в бездонные цистерны слез, угрожая вымыть плотно сидевшие на роговице контактные линзы.

Врач вколол мне в руку какое-то лекарство, и дышать почти сразу стало полегче. Еще под нос сунули стакан с водой, и я сделала несколько судорожных глотков, выбивая зубами чечетку о край стакана.

Силы вернулись, и тут же меня пронизала лютая ненависть. Заплаканные глаза метнули на Караюшкуса свирепые молнии.

— Как вы могли?! Ведь в огне едва не сгорели дети! Они-то в чем виноваты? — стала выкрикивать я. — Пускай моя собственная жалкая жизнь ничего не стоит! Но неужели ваша проклятая тайна усыновления стоит жизней маленьких детей! Ани, — я решила воззвать к его дочери, — твой приемный отец поджег архив в доме малютки. И есть еще один архив в роддоме. Ты должна его остановить! У тебя же тоже есть ребенок.

— Что ты говоришь? — прогремел ошалевший Караюшкус. — При чем здесь усыновление? Какие архивы? Какие сгоревшие дети?

— Слава богу, дети пока не сгорели, но если вы подожжете архив и в роддоме, то может случиться несчастье.

— Папа! — встряла Ани. — Кто она? Что происходит?

— Что происходит, пока даже не догадываюсь. Но могу представить тебе Аню Сереброву, твою… — здесь он на секунду запнулся, — твою, можно сказать, сводную сестру.

— Сестру?! — округлились глаза у девушки. — Вы что, удочерили меня, а мою сестру бросили в детском доме?

— Н-не совсем, — буркнул магнат и обратился уже ко мне:

— Не знаю, что происходит в твоей голове, может быть, это последствия травмы, которую ты получила при падении, но ни о каких архивах я знать не знаю.

— Как же, как же… И это не вы наняли киллера, который едва не задавил меня джипом на дороге? — ядовито осведомилась я.

— Какой джип? Какая дорога? — Он страдальчески заломил руки. — Ты можешь объяснить все по порядку?

— Попробую. Около месяца назад некто неизвестный дважды прислал мне конверты с моими детскими фотографиями. Потом позвонила женщина и уговорила меня приехать к ней домой. Мы с моим юристом примчались на встречу и по указанному адресу нашли удушенный труп Оксаны Киселевой в горящей квартире. — Я перевела дыхание, а Караюшкус вскинул брови.

— Киселевой, говоришь?.. — Мне стало ясно, что эта фамилия ему знакома.

Он спровадил доктора, и я продолжила повествование. Металлургический магнат слушал меня очень внимательно, лишь изредка уточняя детали событий. Его дочь тоже вся превратилась в слух.

— Таким образом, — стала подводить я итоги, — именно вы, господин Караюшкус, были заинтересованы в уничтожении архивных записей и в моей смерти, поскольку я докопалась до правды об усыновлении Ани.

— Логично рассуждаешь, — согласился он. — Но даже если предположить, что я — экстрасенс и, находясь за океаном, каким-то чудесным образом узнал о твоем расследовании, то все равно у меня не было ни малейших оснований покушаться на тебя и уж тем более устраивать пожар в доме малютки. Наша Ани уже около десяти лет знает, что мы ее удочерили. Она закончила школу и мечтала получить образование в Соединенных Штатах. Но ей тогда еще не исполнилось восемнадцати лет, а приемный несовершеннолетний ребенок не может просто так покинуть страну. Необходимо соблюсти множество формальностей. Поколебавшись, мы с женой приняли решение все рассказать дочери. Она уже была достаточно взрослой, и гораздо хуже было бы просто запретить ей учебу за границей, не объяснив причин такого запрета.

Я растерянно хлопнула глазами. Оказывается, никакой тайны усыновления давно нет. Моя красивая версия опять полетела ко всем чертям. Но кое-какие вопросы у меня все равно еще остались.

— Скажите, моя фамилия ведь вам уже была знакома. Откуда вы узнали, что младенцев в роддоме перепутали, и Ани — родная дочь моих родителей?

Караюшкус шумно вздохнул.

— Вас не перепутали, Киселева вас нарочно подменила.

То, что он рассказал дальше, с трудом укладывалось в голове. Оказывается, мои родители целых десять лет не подозревали, что воспитывают чужого ребенка. Но однажды в летнем лагере у меня случился аппендицит. Юные сексуально озабоченные пионервожатые несколько дней не обращали внимания на мои жалобы, списывая их на легкое пищевое отравление. Они засуетились только тогда, когда я упала в обморок на утренней линейке. Пока искали машину, пока везли меня в город по ухабистой дороге… В больницу я поступила в крайне тяжелом состоянии. Гнойный мешок лопнул, и операция заняла несколько часов. Естественно, была большая кровопотеря. Родители примчались в Судак, как только им позвонили. Врачи тут же предложили сдать кровь для переливания. И вот тут-то и выяснилось: у четы Серебровых никак не мог родиться ребенок с моей группой крови и моим резус-фактором. Есть все-таки определенные законы генетики.

Папа сначала накинулся на маму, но быстро поостыл, припомнив все проблемы с моим зачатием. Он повинился и даже начал благодарить жену за то, что она, убедившись в бесплодии мужа, нашла в себе силы забеременеть от другого мужчины. За эту фразу Серебров-старший схлопотал оплеуху прямо в больничном коридоре.

Мне влили литр донорской крови, и угроза жизни миновала. Супруги немного успокоились и обсудили сложившуюся ситуацию здраво. Мама насмерть стояла на своем: никогда тебе не изменяла, и ребенок — наш общий. Папа поверил. Оставались два варианта: либо здесь в больнице не правильно сделали анализы, либо ребенка перепутали в роддоме. Врачи пошли родителям навстречу и тщательно повторили исследования крови. Какая у кого группа и резус-фактор, Караюшкус спустя столько лет припомнить затруднялся, но ребенок с моими данными у Серебровых родиться не мог однозначно.

Значит, все дело в роддоме. Ребенка, то есть меня, не могли подменить позднее. На первом же кормлении мама рассмотрела каждую родинку, каждую волосинку на тельце долгожданной малышки. А в районе левой ключицы у меня вообще имеется светло-коричневое родимое пятнышко размером с советскую двухкопеечную монетку. Получалось, что младенца перепутали безмозглые медсестры в первые же сутки после рождения.

Мама смирилась с этим фактом в одночасье. Не та мать, которая родила, а та, которая вырастила. Какая разница, какие там гены, но ведь грудное-то молоко было ее. Папа вроде тоже поначалу примирился. Но, когда я поправилась и семья вернулась домой, у Сереброва-старшего начались ночные кошмары. Во сне он видел родную кровинушку в детском доме или в семье алкоголиков, голодную, холодную, в старых обносках и со слезами в наивных детских глазенках.

Папа потерял покой и начал по-серьезному прикладываться к бутылке. В доме начались перебранки. В один прекрасный момент родители наговорили друг другу таких гадостей, что папа ушел, громко хлопнув за собой дверью.

По ходу рассказа Караюшкуса мне припомнилось, что Серебров-старший действительно исчезал куда-то на несколько месяцев, а мама успокаивала меня историями про длительную командировку.

Папа же снял квартиру и, протрезвев, пустился на поиски потерянного ребенка. Наверное, он прошел по тому же пути, что проделала и я в недавнем прошлом. Главный врач роддома при его посещении искал пятый угол в кабинете. После грандиозного скандала он допустил Сероброва к архивным материалам. Относительно дальнейших папиных действий у Караюшкуса имелись только догадки. Вероятно, он составил список всех девочек, которые появились на свет в промежутке плюс-минус пару дней с момента рождения его дочери, и начал планомерный обход семей.

Как Серебров отметал неподходящие варианты, неизвестно, но однажды вечером на пороге квартиры Караюшкусов появился прилично одетый мужчина из учреждения, которое якобы проверяло жэки на предмет качества предоставляемых коммунальных услуг. Ему, конечно же, позволили войти. Одного взгляда на Ани было достаточно, чтобы у папы не осталось никаких сомнений по поводу девочки. Дети в принципе не так часто наследуют внешность одного из родителей, но в этом случае сходство с мамой было до безобразия очевидным.