Между тем на нашем Юго-Западном фронте с каждым днем обстановка становилась все тяжелее. Противник, имея численное превосходство в живой силе, танках и авиации, продолжал теснить наши соединения, развивал наступление на Житомир, Киев. Таким образом, над войсками фронта нависла угроза окружения. К этому времени штаб фронта переместился в город Проскуров (Хмельницкий).
      Нашему мехкорпусу было приказано к 3 июля сосредоточиться в районе этого города. 2 июля соединения корпуса начали марш по дороге Тарнополь Проскуров. В голове колонны двигалась 7-я моторизованная дивизия, за ней штаб корпуса и части обеспечения, в арьергарде - 12-я танковая дивизия. По дороге бесконечным потоком катились повозки эвакуируемого населения.
      В воздухе то и дело появлялись пикирующие бомбардировщики противника. Сбросив бомбы, они проносились на бреющем полете над колонной, обстреливая ее из пулеметов. Наши самолеты не появлялись. Вся тяжесть борьбы с вражеской авиацией и здесь ложилась на зенитные артиллерию и пулеметы. После полудня вдруг остановилась колонна, шедшая впереди. Прошло пять, десять минут, а мы стоим. До слуха донеслись разрывы снарядов. Заподозрив неладное, я на своем КВ поспешил вперед и вскоре увидел четыре горевшие автомашины со снарядами. Они-то и рвались, наводя ужас на несчастных беженцев. Объехать эти машины было невозможно: справа более чем на километр тянулось непроходимое болото, а слева поднималась довольно высокая гора с крутыми склонами. Ждать, когда сгорят машины и прекратятся взрывы снарядов, мы не могли. Перевалить через гору в состоянии были только танки, колесные машины здесь не прошли бы. Но колонна долго стоять на дороге не могла. Снова могли появиться фашистские бомбардировщики. Не успел я принять какое-либо решение, как услышал голос механика-водителя:
      - Товарищ генерал, скорее закрывайте люк!
      Опустился в танк и плотно закрыл люк. КВ, набирая скорость, устремился на горящие автомашины. Расстояние быстро сокращалось. Еще мгновенье - и танк ударил стальной грудью в один из грузовиков, затем второй, третий... Машины полетели в стороны. Снаряды перестали рваться. Пробки как и не бывало.
      Сгоряча я отругал механика-водителя за его рискованный поступок, совершенный без моего согласия. Но потом оценил находчивость и смелость танкиста и очень сожалел, что не представил его к награде. В ту тяжкую годину под влиянием трудностей и неудач притупилось, к сожалению, наше чувство меры подвига.
      После ликвидации пробки войска и беженцы продолжали движение. Я решил проехать в голову колонны 7-й мотодивизии, но это оказалось не так просто. Вражеская авиация беспрерывно бомбила нас. Из строя то и дело выходили автомашины и повозки беженцев. Пехотинцы на ходу сбрасывали в кювет разбитые автомашины, повозки, убитых лошадей и продолжали марш.
      Лишь у старой государственной границы удалось выйти в голову колонны. Командир 7-й мотодивизии полковник А. Г. Герасимов на легком броневичке следовал впереди частей. Выслушав его доклад, я отдал необходимые распоряжения и поехал в штаб фронта.
      В Проскурове немедленно направился к командующему войсками фронта генерал-полковнику М. П. Кирпоносу, чтобы доложить о нуждах корпуса и выяснить обстановку. В штабе царила напряженная атмосфера. Все куда-то спешили. Войдя в кабинет командующего, сразу понял, что ему не до меня. Извинившись, он предложил зайти решить наши вопросы к начальнику штаба фронта.
      - Положение очень серьезное. Обстановка с каждым часом обостряется, пригласив сесть, сказал начальник штаба генерал-лейтенант М. А. Пуркаев. Штаб фронта переходит на главное операционное направление, в Житомир. Вам приказано сосредоточить части корпуса в районе Казатина и оставаться во фронтовом резерве. Чтобы избежать заторов на дорогах, прошу вас не занимать танками дорогу на Житомир, пока туда не перебазируется штаб.
      Я смотрел на усталое лицо генерала и думал, что и здесь, в штабе фронта, приходится нелегко. Воспаленные глаза Пуркаева говорили о том, что он не спал уже много ночей.
      Посмотрев на часы, генерал попросил меня немного подождать и вышел. Минут через двадцать он вернулся.
      - Вот теперь спокойно поговорим, - сказал Пуркаев.
      Начальник штаба расспросил о прошедших боях, о поведении гитлеровцев при встрече с нашими танками КВ и Т-34. Я рассказал, что наши танкисты смело идут на поединок с фашистскими танками. Против огня и брони наших КВ и Т-34 враг не может устоять. Хотя вражеских боевых машин зачастую было в несколько раз больше, наши танкисты смело шли в бой в выходили победителями. Рассказал, как тяжело воевать без авиации, о неудовлетворительном взаимодействии с соседними объединениями. С первого для войны фланги 8-го мехкорпуса были открыты. Ближайшие соединения других корпусов находились от нас на расстоянии многих километров. Это позволяло врагу окружать, обходить и бить нас по частям. Там же, где на его пути наши войска оказывали упорное сопротивление, противник уклонялся от серьезного боя.
      С горечью высказал все, что думал о тех изнурительных и, на мой взгляд, казалось, ничем не оправданных маршах войск 8-го механизированного корпуса: сначала - на запад в район Самбора, потом по той же дороге - на восток, в район Львова, Куровице, затем снова на запад в район Яворова. И все это под воздействием вражеской авиации. Мы в этих маршах по техническим неисправностям оставили на дорогах значительное количество танков старых конструкций. После этого части вступили в первый бой 26 июня значительно ослабленными, без необходимой подготовки, с ходу. Только благодаря высоким моральным качествам бойцов и командиров, превосходству наших новых танков над немецкими нам удалось нанести противнику серьезное поражение. К исходу этого дня для мехкорпуса сложилась благоприятная обстановка, и мы были готовы с утра 27 июня нанести сокрушительный удар по главной танковой группировке врага. Но командование фронта лишило нас такой возможности. 27 июня в 4 часа утра я получил приказ о выводе корпуса во фронтовой резерв. Это позволило гитлеровцам оправиться от сильного удара и перейти к активным действиям. Следующим приказом, который последовал через два с половиной часа и требовал наступать на Дубно, войска мехкорпуса были поставлены в очень невыгодное положение: чтобы сосредоточиться на исходном рубеже для наступления, требовалось не менее суток, о чем я доложил члену Военного совета корпусному комиссару Н. Н. Вашугину. Но он, вопреки здравому смыслу, потребовал немедленно начать наступление. В результате этого поспешного, неподготовленного наступления дивизии корпуса не смогли одновременно всеми своими силами нанести удар по врагу и в ходе боевых действий были разъединены на две группы, изолированы друг от друга и в таком положении несколько суток вели тяжелые бои.
      Максим Алексеевич Пуркаев терпеливо выслушал мои сетования и сказал:
      - Дмитрий Иванович, вы сами понимаете, что в районе Самбора войска 8-го мехкорпуса должны были сосредоточиться согласно плану боевых действий 26-й армии. Когда обстановка стала проясняться, замысел врага был разгадан. Командование фронта перевело ваш корпус в район Львова, чтобы использовать его для нанесения удара во фланг прорвавшимся соединениям противника. - Он указал на карте синюю стрелку из Сокаля на Дубно, Ровно и продолжал: - Надо признать, однако, что командование фронта допустило ошибку, подчинив корпус командарму 6. Генерал Музыченко с ходу задействовал ваш корпус в интересах своей армии. Вот и пришлось вам бесцельно петлять по дорогам войны.
      - Но ведь штаб фронта видел дальше командарма?
      - Да. Но мы не могли все сразу предугадать и предусмотреть. Обстановка усложнялась с каждым часом. На направлении главного удара врага наши пограничные части оказались не в состоянии сдержать его натиск. Стрелковые соединения, не успев развернуться на намеченных рубежах, под ударами вынуждены были отходить. В стыке 5-й и 6-й армий к вечеру 24 июня образовался 50-километровый разрыв, и танковые дивизии Клейста устремились на Сокаль, Дубно, Луцк, Ровно. Вот в это время командующим фронтом и была создана подвижная группа в составе 8-го и 15-го мехкорпусов с целью нанести удар по прорвавшейся группировке Клейста в районе Радзехов, Броды, Берестечко. Эти корпуса наносили главный удар, а 9-му и 19-му мехкорпусам надлежало ударом в направлении Луцк, Броды содействовать в разгроме вражеской группировки.
      - Их содействия 8-й мехкорпус практически не ощутил.
      - К сожалению. В силу разновременности ввода в бой механизированных соединений нам не удалось разгромить вклинившуюся танковую группировку врага. Но контрударами мехкорпусов дивизиям Клейста нанесен большой урон. Их продвижение в глубь нашей страны задержано на добрых десять дней.
      - Если бы Вашугин послушал меня, действия 8-го мехкорпуса могли быть более результативными и выигрыш времени мог быть большим.
      - Что теперь говорить о Вашугине и его непродуманных действиях? Нет его. Не выдержал он суровых испытаний, застрелился...
      Зная, что у начальника штаба на счету каждая минута, я попросил вкратце обрисовать обстановку.
      Усталое, суровое лицо Максима Алексеевича Пуркаева отражало крайнюю озабоченность. Чувствовалось, что его мысли уже переключились на дела предстоящие.
      - Обстановка по-прежнему остается напряженной. Под натиском врага войска отходят. Бои идут в районе Шепетовки, - рубил он короткие, но горькие по смыслу фразы и показал на карте расположение наших войск и противника. Затем добавил: - Не хватает сил, времени, умения.
      На этом наш разговор закончился, я выехал в корпус.
      Дивизии мехкорпуса заканчивали сосредоточение в районе Проскурова к утру 5 июля. Однако начать марш на Казатин сразу не удалось. Предыдущий переход оказался для соединений очень трудным. Моторесурсы подходили к концу, двигатели требовали ремонта, танки один за другим выходили из строя и не могли продолжать марш. Чтобы собрать эти боевые машины и отправить по железной дороге на тыловые ремонтные заводы, мне пришлось на сутки задержаться в Проскурове. Тем не менее выполнить здесь такую задачу полностью не удалось. Комендант станции Проскуров не смог предоставить подвижной состав. Пришлось обратиться за помощью к комендантам других станций. С трудом погрузили на платформы 134 танка разных систем, 5 тракторов и отправили их в тыл.
      К исходу 7 июля войска корпуса сосредоточились в районе Казатина. В этот же день я отправил донесение в штаб фронта в Житомир. Но посланный с ним офицер связи вернулся и доложил, что Бердичев занят противником, пробиться в него невозможно. Не имея связи с командованием фронта, я принял решение занять круговую оборону в занимаемом районе и любыми средствами установить связь с ним. С этой целью мы по радио непрерывно вызывали штаб фронта, но все было бесполезно. Одновременно нами по многим направлениям была выслана разведка. Вскоре разведчики сообщили, что в Виннице располагается штаб Южного фронта.
      Получив это сообщение, я немедленно отправился в Винницу. На окраине города автомашину задержала застава. Проверив документы, дали сопровождающего, и вскоре я был в штабе Южного фронта, в кабинете командующего генерала армии Ивана Владимировича Тюленева. От него узнал, что штаб Юго-Западного фронта находится в предместьях Киева.
      Поблагодарив Тюленева, поспешил к себе в корпус. Вскоре связь со штабом фронта была установлена, и поступил приказ: "Составляя фронтовой резерв, 8-му мехкорпусу перейти в Нежин. Через Киев проходить на предельных скоростях, не останавливаясь, и только в ночное время".
      Накануне выступления в корпус прибыл новый помощник командующего войсками Юго-Западного фронта по автобронетанковым войскам генерал-майор танковых войск В. Т. Вольский. Он получил приказ организовать оборону Казатинского района, а войск в своем распоряжении пока не имел. В помощь Вольскому был оставлен 300-й мотострелковый полк 7-й мотодивизии.
      На следующий день корпус выступил по маршруту Казатин - Сквира - Белая Церковь - Киев с таким расчетом, чтобы к ночи подойти к предместьям столицы Украины. К мостам через Днепр части подошли в темноте, промчались по молчаливо настороженным улицам Киева и организованно начали переправу. К утру корпус был уже за Днепром и двигался на Нежин.
      Тем временем положение на фронте ухудшалось с каждым днем. Бои шли на житомирском направлении, на подступах к Киеву. Враг продолжал теснить наши войска, вводил в бой все новые резервы. Война против фашистских захватчиков стала поистине всенародной. Во время марша мы повсюду видели, как десятки тысяч советских людей строили оборонительные сооружения: доты, противотанковые рвы, окопы... Это был конкретный ответ на речь Председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина 3 июля 1941 года. В этом обращении, опубликованном в газетах 4 июля, говорилось, что Советское государство в опасности и каждый, не щадя жизни, должен до конца выполнить свой священный долг перед Родиной. Врага надлежало уничтожать, используя все средства военного и экономического характера.
      В столице Украины формировались истребительные батальоны, город готовился к отпору врагу. Фронт находился близко, во всем чувствовалось тревожное напряжение. Навстречу нам попадались колонны стрелковых частей, они шли на передовую.
      Ночью 8 июля войска корпуса сосредоточились в Нежине. Других частей в городе не было. После всего пережитого я испытывал радость, что бойцы и командиры смогут как следует отдохнуть.
      Вернувшийся наконец в корпус и вступивший в должность начальник штаба полковник Ф. Г. Катков доложил, что части заняли оборону в окрестностях города, что уже организована противовоздушная оборона, и показал схему. Я одобрил мероприятия и приказал вызвать на завтра в штаб корпуса командиров соединений, их начальников штабов, начальников артиллерии и командиров частей с докладами о состоянии войск.
      Адъютант лейтенант Леонид Вашкевич за это время подыскал для нас квартиру. Мы вышли из штаба. После бесконечных тревог и бессонных ночей я чувствовал сильную усталость. С начала войны ни разу не пришлось как следует выспаться. В приготовленной для меня чистой, уютной комнатке все располагало к отдыху. Почему-то не верилось, что вот сейчас могу лечь на кровать и спать до утра.
      Однако, мобилизовав все силы, я превозмог усталость в приказал Вашкевичу, который тоже готовился ко сну, вызвать машину. Мы поехали в 12-ю танковую дивизию проверить, как расположили людей на отдых, как организовали питание. Ведь на маршах и в боях обстановка ни разу не позволяла правильно организовать питание и отдых личного состава. Да и сейчас неизвестно, сколько продлится наша спокойная жизнь. Хорошо еще, если сегодня не будет налета фашистских бомбардировщиков.
      Куда бы ни заходили к танкистам, везде мы слышали разговоры о боях, о войне, о том, что фашиста обязательно остановят, что наши войска не пустят врага дальше старой границы. Бойцы, конечно, знали, что бои идут уже на подступах к Киеву. Но у всех была твердая уверенность: прорвавшийся враг будет не только остановлен, но и отброшен.
      Многие бойцы писали письма родным, любимым. Мыслями и чувствами они были в эти минуты дома, вели душевный разговор с самыми близкими и дорогими людьми.
      Многие экипажи, которым удалось вывести танки и бронеавтомобили за Днепр, первым делом приводили в порядок машины и оружие. В полках полный ходом шел ремонт боевых и транспортных машин. Для этого использовались гаражи, мастерские города.
      Я остался доволен настроением танкистов. Не было сомнений, что люди считали наши неудачи временными, верили в мощь Родины и готовы в любую минуту идти в бой, хотя соотношение сил на фронте было не в нашу пользу. Враг имел численное превосходство в людях и технике, постоянно получал подкрепление и быстро продвигался вперед. Мы же, отступая, зачастую теряли свою боевую технику не только в боях, но и в пути из-за поломок, из-за недостатка запасных частей. Многие бойцы и командиры проявляли умение и находчивость не только в бою. Они в полевых условиях восстанавливали поврежденную боевую технику и снова вступали в бой.
      В 1984 году я получил из Кишинева письмо от ветерана 8-го механизированного корпуса гвардии старшего сержанта Князева Вячеслава Николаевича{10}. Он напомнил один эпизод первых часов Великой Отечественной войны, участником которого был сам. Случилось так, что экипаж танка Т-34 под командованием старшего сержанта Юрченко в составе башнера Никитина, механика-водителя Рожкова и стрелка-радиста Князева, выполнив приказ командира роты старшего лейтенанта Устинова уничтожить разведку противника южнее Дубно, оказался с неисправным танком на территории, занятой противником. Экипаж не растерялся. Он отремонтировал свою боевую машину и с боем прорвался через линию фронта. При этом отважными танкистами было уничтожено 10 автомашин с живой силой противника, два танка и несколько артиллерийских тягачей. Наша тридцатьчетверка вывела через линию фронта три автомашины с ранеными бойцами и командирами.
      Вячеслав Николаевич в своем письме рассказал и о другом случае, происшедшем в последних числах июля. В районе села Городище, что южнее Самбора, три наших танкиста оказались в плену. Выбрав удобный момент, они захватили фашистский танк и на нем помчались в сторону фронта. За командира танка действовал один из четырех братьев, служивших в то время в 8-м механизированном корпусе, Николай Тарасов.
      Обязанности механика-водителя исполнял Иван Холод. Третий, фамилию его Князев, к сожалению, не помнит, занял место башнера. Фашисты бросились в погоню за этим танком. Беспрерывно стреляя, они пытались остановить его. Но отважные танкисты, умело маневрируя, уничтожили два вражеских танка и ушли от погони. Героям не удалось прорваться к своим. Прямое попадание фашистской авиационной бомбы остановило их. Отважные танкисты погибли. Но гитлеровцы дорого заплатили за их смерть... Мужества и находчивости нашим воинам не приходилось занимать, но это не спасало положения. Имеющихся у нас сил было явно недостаточно.
      Вот почему меня все время одолевали мысли о том, как быстрее сделать все части корпуса боеспособными и вновь сразиться с врагом. Экипажей в корпусе было достаточно, а танков очень мало. Где их взять? С этими мыслями во второй половине ночи я вернулся на квартиру и лег спать.
      Рано утром меня разбудил гул фашистских бомбардировщиков, летевших на восток. Лейтенант Вашкевич еще спал богатырским сном и так храпел, что казалось, дрожат стекла. Водитель машины красноармеец Вартаньян был уже на ногах и предложил принять ванну и побриться. Очень заманчивым было это предложение. Я быстро поднялся с кровати и подумал: с чего начать - снять бороду, а потом в ванну, или наоборот? Вартаньян догадался, о чем я думаю, и мигом разрешил все сомнения, поставив на стол бритвенный прибор. С наслаждением смотрел я в зеркало, как лицо освобождается от трехнедельной бороды.
      Но и блаженствуя в горячей ванне, я вновь и вновь перебирал в памяти минувшие события. Их нельзя было забыть, и следовало проанализировать, чтобы по горячим следам извлечь уроки. Особенно меня беспокоила мысль о потере 34-й танковой дивизии и 24-го танкового и корпусного мотоциклетного полков, которые были оставлены в окружении в районе Дубно, Смордва, Пелча.
      Мучительное раздумье прервал стук в дверь.
      - Товарищ генерал, завтрак готов, - услышал я бодрый голос адъютанта. Сполоснувшись холодной водой, мигом оделся, и мы втроем - с адъютантом и водителем - сели за стол. Завтрак уже заканчивался, когда зазвонил телефон. Начальник штаба корпуса полковник Ф. Г. Катков доложил:
      - Товарищ генерал, командный состав по вашему приказанию собран.
      Мы немедленно выехали в штаб. Командиры докладывали обстановку. Постепенно вырисовывалась полная картина: где, когда, сколько было потеряно бойцов и командиров, сколько ранено и сколько осталось в строю; какие потери в танках, орудиях, транспортных машинах; сколько, где и когда было оставлено в нуги из за различных технических неисправностей танков, сколько их отправлено по железным дорогам в тыл для заводского ремонта.
      Все присутствующие знали о том, что обстановка на фронте еще более осложнилась: враг продолжал теснить наши войска. Надо было торопиться с подготовкой людей и техники к новым боям. Мы решили отправить экипажи на заводы в Харьков, находившийся в тылу фронта, помочь заводам скорее отремонтировать свои танки. (Впоследствии мы получили эти танки.) Совещание уже заканчивалось, когда в помещение вошел дежурный по штабу и доложил:
      - К нам прибыл член Военного совета фронта товарищ Н. С. Хрущев.
      Хрущев принял мой рапорт и потребовал доложить о настроении бойцов и командно-политического состава, потерях соединений и частей, наличном боевом и численном составе корпуса.
      Начав свой доклад, я подчеркнул, что настроенно бойцов, командиров и политработников боевое, в корпусе в наличии 19315 человек (без 34-й танковой дивизии). Существенные потери корпус понес в боях с 26 по 29 июня в районе Ситно, Козин, Лешнюв: 3 тяжелых танка, 18 средних, 44 БТ-7 и 31 танк других устаревших систем. Всего в боях потеряно 96 танков. Серьезный урон понесла и наша корпусная артиллерия, в основном от фашистских бомбардировщиков. 134 танка и 5 тракторов, выбывших из строя на маршах, нам удалось отправить по железной дороге в Харьков для ремонта. Часть танков вместе с экипажами по техническим неисправностям отстала во время отхода, и, по всей вероятности, их подчинило себе командование 6-й армии. Местонахождение подвижной группы корпуса под командованием бригадного комиссара Н. К. Попеля в составе 34-й танковой дивизии, 24-го танкового полка 12-й танковой дивизии и 6-го корпусного мотоциклетного полка мне неизвестно. На сегодня корпус имеет исправных и готовых к бою только 10 танков и 21 бронемашину.
      - Сколько у вас в наличии экипажей? - спросил меня член Военного совета.
      - Всего 246 экипажей.
      Хрущев записал эту цифру в блокнот.
      - Колесных машин, - продолжал я, - корпус имеет 1940 единиц, орудий 36, минометов - 46, зенитно-пулеметных установок - 8, пулеметов - 788. Некоторая часть артиллерийских орудий на тракторной тяге отстала в пути из-за большого несоответствия скоростей с танками и автомашинами. Приняты меры к их подтягиванию.
      Выслушав мой доклад, Хрущев сказал:
      - На основании директивы Ставки Военный совет фронта принял решение укомплектовать 12-ю танковую дивизию материальной частью и вывести ее из состава 8-го мехкорпуса. 7-ю моторизованную дивизию передать в состав 26-й армии, а управление корпуса развернуть в управление 38-й армии.
      Штаб корпуса быстро подготовил перечень работ по укомплектованию дивизий, и его отделения приступили к выполнению запланированного. Работа снабженческих органов была исключительно четкой. Буквально за каких-то семь дней в Нежин по железной дороге доставили до 250 средних и тяжелых танков Т-34 и КВ.
      Член Военного совета фронта находился в корпусе пять дней. Подбор и расстановка кадров требовали пристального внимания, и он держал эти вопросы под контролем. На должность командира 12-й танковой дивизии был назначен бывший начальник штаба 8-го мехкорпуса полковник Ф. Г. Катков.
      Убедившись, что доукомплектование соединений идет успешно, Н. С. Хрущев уехал в штаб фронта.
      Получив танки и оставшуюся от 8-го механизированного корпуса артиллерию, 12-я танковая дивизия направилась в резерв фронта. Выступила на фронт и 7-я моторизованная дивизия. Она вошла в состав 26-й армии.
      12 июля 1941 года Ставка Верховного Командования утвердила меня в должности командующего 38-й армией.
      Штаб 8-го мехкорпуса продолжал оставаться в Нежине, получая пополнение на доукомплектование управления 38-й армии.
      В те дни произошло еще одно запомнившееся на всю жизнь событие: однажды на пороге моего кабинета появился... бригадный комиссар Н. К. Попель.
      - Дружище! - воскликнул я и бросился навстречу.
      Мы долго тискали друг друга в объятиях.
      Узнав, что Попель назначен членом Военного совета 38-й армии, я снова обнял его. Ночью мы не ложились спать: впечатлений было так много, что и к утру мы не рассказали друг другу всего пережитого. И вот что я узнал о судьбе подвижной группы.
      Получив приказ от члена Военного совета Юго-Западного фронта корпусного комиссара Н. Н. Вашугина возглавить подвижную группу, Попель повел ее на предельно возможной скорости. В пути танкисты с ходу разгромили части 11-й танковой дивизии противника, вышли в район Дубно, Смордва, Пелча, заняли круговую оборону и стали ждать подхода главных сил корпуса. Несколько суток, находясь в полной изоляции, бойцы героически сражались с превосходящими силами противника, наносили врагу жестокие удары, но и сами несли тяжелые потери в людях и технике. Боеприпасы и горюче-смазочные материалы подходили к концу, пополнения ждать было неоткуда. Связь со штабом корпуса и штабом фронта прервалась, а враг, подтянув свежие силы, все плотнее сжимал кольцо окружения. Встал вопрос: что делать дальше? После долгих обсуждений был принят план: с наступлением темноты силами вспомогательной группы ударить в южном направлении, прорвать окружение и вывести раненых, больных и тылы всех частей подвижной группы, главными же силами - 34-й танковой дивизии и танкового полка Волкова из состава 12-й танковой дивизии - атаковать сосредоточенную в лесах западнее Дубно основную группу танков 16-й немецкой дивизии и нанести ей максимальные потери.
      30 июня, когда в небе уже зажглись крупные звезды, был дан сигнал атаки. Удар вспомогательной группы был настолько внезапным и стремительным, что немцы не смогли оказать серьезного сопротивления и не заметили, как в образовавшуюся брешь прошла колонна тыловых подразделений. Избежав преследования, эта колонна присоединилась к корпусу между Тарнополем и Проскуровом.
      Главные силы подвижной группы начали бой на рассвете 1 июля. Отмечу, что к этому времени группа была значительно ослаблена непрерывными четырехдневными боями. Много танков старых конструкций (БТ-7 и Т-26) вышли из строя. Оставалось всего 60 КВ и Т-34. Враг имел четырехкратное превосходство в танках. Но никто из бойцов не дрогнул. Все, как один, сражались по-геройски. Победить во что бы то ни стало! - был девиз советских богатырей.
      Как только начался бой, наши танки устремились на артиллерийские позиции, откуда гитлеровцы вели частую стрельбу. Стреляя на большой скорости, танки прорвались сквозь смерч огня и начали утюжить орудия фашистов. Вражеские артиллеристы бросились бежать. По ним ударил наш артдивизион, сформированный из трофейных 150-мм орудий. В результате этого стремительного удара было захвачено три батареи противника. Большая часть прислуги погибла под гусеницами танков и от меткого огня наших артиллеристов.
      Советские бойцы продолжали развивать успех. Группа под командой батальонного комиссара Е. И. Новикова повернула захваченные батареи врага и открыла огонь по вражеским танкам... Отважно дрались наши танкисты. Расстреляв все снаряды, они шли на таран, сражались до тех пор, пока могли двигаться машины. А когда танки выходили из строя, покидали стальные крепости и, спешившись, продолжали бой стрелковым оружием.
      Потери врага были очень велики, но таяли и наши ряды. К вечеру (бой длился беспрерывно весь день) уцелело очень мало танков: часть из них горела, другие были повреждены. Но бой все еще не затихал: бойцы громили фашистов из их же собственных орудий, Все усилия врага подавить последний очаг яростного сопротивления не имели успеха. Тогда против наших храбрецов немцы бросили бомбардировщики. Были подбиты и эти орудия... Бригадный комиссар Попель дал команду отходить в лес.
      Гитлеровцы были настолько измотаны боем и так ошеломлены стойкостью наших бойцов, что не отважились преследовать отходящие и скрывающиеся в лесу группы. Лишь танковые орудия врага долго еще грохотали, посылая снаряд за снарядом в лесные чащобы. Но на эту стрельбу никто не обращал внимания. Утомленные боем, израненные, бойцы уходили в глубь леса. Каждый понимал: он сделал все, что мог, и если ему не выпало погибнуть на поле брани, то борьбу еще предстоит продолжить.
      Пройдя километра три, Попель остановил людей, организовал сборный пункт. Теперь нужно было разыскать другие группы, скрывавшиеся в лесу. Николай Кириллович обвел взглядом осунувшихся, почерневших от копоти и дыма бойцов, многие из которых едва держались на ногах.
      - Коммунисты и комсомольцы, подойдите ко мне, - приказал он. - Вам предстоит задача...
      И они пошли. Двое суток, отдыхая урывками, люди искали своих собратьев по оружию. На сборный пункт пришло около двух тысяч бойцов и командиров. Они были из разных частей. Пришлось заново формировать подразделения. Создали штаб отряда. Возглавил отряд Н. К. Попель.
      - Прежде чем отправиться в путь, - рассказывал Николай Кириллович, - я потребовал строжайше соблюдать воинскую дисциплину, не скрыл, какие ожидают трудности. В заключение добавил:
      - Кто не хочет подчиняться требованиям командира, кто не надеется на себя, тот может покинуть нас.
      Несколько секунд стояла напряженная тишина. Ни один боец не вышел из рядов отряда.
      К этому времени бойцы взяли в плен немецкого солдата-эсэсовца. "Язык" сообщил, что в районе Птычи сосредоточивается охранная дивизия СС, которой приказано очистить леса от остатков наших частей. Узнав об этом, командование отряда решило уходить на восток. Колесный транспорт и несколько оставшихся танков были подорваны; сейфы с документами закопали в землю.
      На третьи сутки, с наступлением темноты, отряд двинулся в путь. Шли всю ночь через труднопроходимые болота, через многочисленные речушки и реки, преодолевая их вброд и вплавь. Когда совсем рассвело, отряд расположился на отдых. А ночью - снова в путь... Приходилось встречаться и с немецкими заслонами. Отряд с ходу уничтожал их и продолжал идти на восток. Перед каждым переходом Попель высылал вперед разведчиков. В то время как весь отряд отдыхал, эти бойцы выполняли нелегкую задачу, причем выполняли ее мастерски.
      Снабженческих баз отряд не имел. Иногда продукты удавалось отбить у врага, но случалось это не часто. Приходилось прибегать к помощи колхозников, у которых враг еще не успел все забрать. Ни о каких нормах, разумеется, не могло быть и речи. Случалось, целыми днями ничего не ели. Но как ни было трудно, а для раненых всегда имелся неприкосновенный запас сахара, сгущенного молока, масла. Все это вместе с оружием и боеприпасами полуголодные бойцы несли на себе. Оставшиеся орудия и раненых тащили на волокушах. Рассказал Попель и о гибели полковника И. В. Васильева, полкового комиссара М. М. Немцева, старшего батальонного комиссара Е. И. Новикова и многих других боевых товарищей, а также о зверствах, чинимых оккупантами на украинской земле.