Первый год войны

Рябышев Дмитрий Иванович
Первый год войны

      Рябышев Дмитрий Иванович
      Первый год войны
      {1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
      Аннотация издательства: В самый тяжелый для нашей Родины - первый год Великой Отечественной войны генерал-лейтенант Д. И. Рябышев командовал механизированным корпусом, 38, 57, 28-й армиями, Южным фронтом. Эти войска стойко вели жестокие оборонительные бои. В книге правдиво рассказывается о многих малоизвестных, но важных и интересных, порою драматических и даже трагических событиях той трудной поры.
      Содержание
      От автора
      В приграничном сражении
      В Киевской оборонительной операции
      На Южном фронте
      В Барвенково-Лозовской операции
      В Харьковском сражении
      В начале Воронежско-Ворошиловградской операции
      Примечания
      Список иллюстраций
      От автора
      Книга "Первый год войны" охватывает крупные события на фронтах Юго-Западного направления в период с 22 июня 1941 года по 3 июля 1942 года, участником и очевидцем которых мне довелось быть. В оговоренное время я командовал последовательно войсками 8-го механизированного корпуса, 38-й армии, Южного фронта, 57-й армии и 28-й армии второго формирования. 8-й мехкорпус и 57-ю армию мне довелось формировать, а затем вступать с ними в сражения. В 38-й и 28-й армиях выпало быть первым командармом, вводившим их в бои. Южным фронтом командовал с 26 августа по 6 октября 1941 года.
      Чтобы читатель имел более широкую общую картину событий в полосе действий названных объединений, в воспоминаниях кратко даются сведения о действиях их ближайших соседей.
      Книга создана главным образом на основе моих работ, ранее опубликованных в Военно-историческом журнале, журнале "Дон", отдельных сборниках, а также моих статей, использовавшихся в качестве учебных пособий в высших военно-учебных заведениях в годы войны; оперативных документов, подписанных мною в качестве командующего, хранимых ныне в Центральном архиве Министерства обороны СССР; своих воспоминаний, а также писем здравствующих сослуживцев. Использованы и военно-исторические труды, воспоминания советских военачальников, публикации зарубежных авторов.
      Выражаю искреннюю признательность писателю В. М. Зоткину за литературную обработку рукописи и подготовку ее к печати, генерал-майору в отставке Н. И. Плужникову, капитану в отставке Ф. М. Павлову, старшему лейтенанту запаса В. И. Афанасенко за помощь в сборе необходимых материалов.
      25 октября 1985 г.
      В приграничном сражении
      Накануне
      До начала лета 1940 года я командовал 4-м кавалерийским корпусом, дислоцировавшимся в Киевском Особом военном округе, а затем с 4 июня был назначен командиром 8-го механизированного корпуса и руководил его формированием, поскольку ранее такого корпуса и его дивизий не существовало. Как известно, в 1939 году механизированные корпуса были упразднены. Высшей организационной единицей советских бронетанковых войск была принята танковая бригада. Вскоре стала ясна ошибочность этого решения. Опыт боевых действий в начавшейся второй мировой войне свидетельствовал о возросшей роли танков. С лета 1940 года в Красной Армии стали вновь формироваться механизированные корпуса, танковые и моторизованные дивизии. Формирование нового объединения осуществлялось из частей 4-го кавалерийского корпуса, 7-й стрелковой дивизии, 14-й тяжелой и 23-й легкой танковых бригад. К июню 1941 года корпус имел около 30 тысяч человек личного состава, 932 танка (по штату полагалось 1031). Однако тяжелых и средних танков КВ и Т-34 поступило только 169. Остальные 763 машины были устаревших конструкций, межремонтный пробег их ходовой части не превышал 500 километров, на большинстве истекали моторесурсы. 197 танков из-за технических неисправностей подлежали заводскому ремонту. Артиллерии имелось также недостаточно. Из 141 орудия 53 были калибра 37 и 45 миллиметров. Средства противовоздушной обороны представляли четыре 37-мм орудия и 24 зенитных пулемета. Вся артиллерия транспортировалась тихоходными тракторами{1}.
      Хотя рядовой и сержантский состав, а также часть звена средних командиров новым специальностям были обучены еще недостаточно, тем не менее к началу войны корпус наряду с 4-м считался наиболее подготовленным в боевом отношении по сравнению с другими механизированными корпусами нашей армии. Конечно, за год можно было подготовить корпус и лучше. Но в целях экономии моторесурса Автобронетанковое управление Красной Армии нам не разрешало вести боевую учебу экипажей на новых танках.
      Примерно за десять дней до начала войны у нас побывал начальник этого управления генерал-лейтенант танковых войск Я. Н. Федоренко. Я просил у него разрешения провести учения на новых боевых машинах, чтобы механики-водители попрактиковались в вождении своих танков, но он не разрешил и намекнул, что в ближайшем будущем могут возникнуть условия, когда практики у всех будет с избытком. Для этого и надо приберечь моторесурс.
      Перед началом Великой Отечественной войны обстановка на советско-германской границе была напряженной. Мы знали, что войне быть, но не хотелось верить, что гром грянет с минуты на минуту. 20 июня 1941 года я получил от командующего войсками Киевского Особого военного округа генерал-полковника М. П. Кирпоноса совершенно секретный пакет: лично мне предписывалось незамедлительно выехать к границе и произвести рекогносцировку района предполагаемых действий 8-го механизированного корпуса. Особое внимание при этом надлежало обратить на состояние мостов и дорог. Словом, основная задача личной командирской разведки заключалась в том, чтобы иметь полные данные о возможности прохождения танков.
      В этот же день отправился в путь. Между селениями слева и справа от дороги колосились тучные хлеба, упругий ветер перекатывал широкие желто-зеленые волны... Зрел прекрасный урожай! Второй урожай на земле Западной Украины без помещиков и фабрикантов. Через два с половиной месяца мы собирались отметить вторую годовщину освобождения Красной Армией братьев-украинцев.
      На своем маршруте я делал остановки. Осматривал рельеф местности, опушки леса, заболоченные поймы рек и мосты. Останавливался у каждого моста, у каждой речки. Наконец впереди показался город Перемышль, древняя крепость. По реке Сан проходила граница. Дальше, за рекой, располагались немецко-фашистские войска. Командирская разведка длилась два дня. За эти дни мысль снова и снова возвращалась к содержанию совершенно секретного пакета. "Наверное, что-то ожидается, - думал я. - Видно, и командующего войсками округа тревожат дислокация .войск Германии вдоль нашей границы, частые нарушения немецкими самолетами нашего воздушного пространства".
      По данным Разведывательного управления Генерального штаба{2}, на киевском направлении германское командование сосредоточило несколько десятков пехотных, моторизованных и танковых дивизий. Ясно, что такая концентрация сил ведется неспроста. В любую минуту нужно быть готовым ко всему. К сожалению, готовность наших соединений, в том числе и 8-го механизированного корпуса, была еще неполной.
      Дивизии мехкорпуса, входившего в оперативное подчинение 26-й армии генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко, дислоцировались на некотором удалении от границы; в Дрогобыче находились 7-я моторизованная дивизия и корпусные части, в городе Стрый - 12-я танковая дивизия, в Садовой Вишне - 34-я танковая. Впереди нас находились другие соединения армии, но если фашистская Германия нападет на нашу страну, корпус сразу же будет вынужден вести активные боевые действия.
      Думая об этом, я, конечно, не предполагал, что до начала войны остаются не дни, а часы. После полудня вторых суток рекогносцировки (было это в субботу 21 июня) севернее Перемышля я увидел, как появились восемь фашистских самолетов-разведчиков. На сравнительно небольшой высоте они пересекли границу и, разбившись на пары, направились в глубь нашей территории. Вели себя гитлеровские летчики более чем нагло: на бреющем полете рыскали во всех направлениях, кружили над местами расположения войск, над военными объектами, над дорогами. Уже сам этот факт методического ведения воздушной разведки свидетельствовал о многом.
      Окончив рекогносцировку, я решил, не заезжая в Дрогобыч, отправиться в Самбор к командующему 26-й армией генерал-лейтенанту Ф. Я. Костенко поделиться своими мыслями, доложить о результатах разведки. Но в Самборе меня ждало разочарование. Командарма в штабе не оказалось, он был в войсках. Принял меня начальник штаба армии полковник И. С. Варенников. Мой доклад о тревожном положении на границе на него не произвел заметного впечатления. Доводы о назревающей военной угрозе, не знаю, искренне или нет, он отвергал.
      - Ваши опасения более чем несостоятельны, - говорил Варенников. - Если бы дело шло к войне, то нас официально поставили бы об этом в известность. Были бы запрещены отпуска командирам и вывод артчастей на полигоны. Войска находились бы в состоянии повышенной боеготовности. А ведь приказов об этом нет. Что касается фашистских самолетов, то они и раньше летали. Быть может, это делают безответственные летчики. Так что же, палить по ним? Пусть дипломаты регулируют такие дела.
      Попрощавшись с начальником штаба армии, я выехал в Дрогобыч. Тревожные мысли по-прежнему не давали покоя. Прибыв, хотел по телефону переговорить с командармом о своих опасениях. Но генерала Ф. Я. Костенко снова не оказалось на месте.
      В Дрогобыче, в Доме Красной Армии, в тот вечер состоялся большой концерт для военнослужащих гарнизона и их семей. В переполненном зале тепло принимался каждый номер программы. Люди были в хорошем настроении. Во время перерыва ко мне подходили командиры и члены их семей. Мы обсуждали вопрос, как провести свой завтрашний выходной день. Концерт и разговоры с сослуживцами в какой-то мере развеяли мои мрачные мысли, отвлекли от тревог и забот. Но ненадолго. Вернувшись домой, я решил с рассветом снова поехать в штаб армии, переговорить с командармом. И быстро уснул.
      Первые часы войны
      Ровно в четыре часа утра по московскому времени меня разбудил запыхавшийся от бега молоденький красноармеец посыльный.
      - Товарищ генерал, - торопливо обратился он, - в штабе вас срочно вызывают к телефону!
      Квартира от штаба поблизости. Собрался быстро и через несколько минут поднял трубку телефона. Начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего сообщил, что немецко-фашистские войска во, многих местах нарушили нашу государственную границу, ведут бои с пограничниками, бомбят наши приграничные города и аэродромы.
      - Но прошу без паники, - звучал его взволнованный голос. Затем тоном приказа добавил: - Думаем, что это провокации. Не поддаваться на них! Огня по немецким самолетам не открывать! Ждите дальнейших указаний!
      Я решил немедленно привести соединения в боевую готовность, вывести их из военных городков по тревоге. На этот случай еще ранее условился с командирами дивизий оповестить их особыми словами, значение которых понимали только мы.
      - Дежурный, вызвать командиров дивизий к аппарату!
      Прошло не больше трех минут, и дежурный по штабу доложил:
      - Командиры дивизий генерал-майор Мишанин, полковники Васильев и Герасимов на связи!
      Я взял трубку и, стараясь быть спокойным, произнес:
      - У аппарата Рябышев.
      - У аппарата Мишанин, - прозвучал приятный, мягкий голос командира 12-й танковой дивизии. - Слушаю вас.
      - Здравствуйте. В небе сверкает молния.
      - Все ясно, Дмитрий Иванович, - поспешно ответил Т. А. Мишанин.
      Пожелав успеха, закончил с ним разговор. В трубке зазвучал, густой бас командира 7-й моторизованной дивизии:
      - У аппарата полковник Герасимов.
      - Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит?
      - Лес шумит, но лесник свое дело знает, Дмитрий Иванович, - пробасил в ответ А. Г. Герасимов.
      - До встречи.
      На проводе был командир 34-й танковой дивизии полковник И. В. Васильев. Поприветствовав его, я сказал:
      - Гора! Желаю успеха!
      "Молния", "лес", "гора" - это условные слова, услышав которые от меня командиры соединений немедленно поднимали по тревоге части и вскрывали хранившиеся в сейфах опечатанные пакеты с секретным предписанием о выходе в район сосредоточения.
      Мысленно представил себе, что сейчас делается в расположении полков, открыл сейф и вскрыл предназначенный мне пакет.
      Нужно было еще вызвать командиров частей обеспечения и отдать им соответствующие распоряжения. Но это уже проще - они находились в Дрогобыче, под боком.
      Время шло, а указаний из штаба армии не поступало. Я не отходил от телефона.
      Вскоре с неба донесся все усиливающийся гул моторов, над городом появились вражеские бомбардировщики. Стрелки часов показывали 4.30 утра. А еще немного спустя в распахнутое окно ворвался сверлящий, все нарастающий вой падающих бомб. От мощных взрывов полопались в рамах стекла, дрогнул под ногами пол...
      Кто-то из командиров доложил, что самолеты с черными крестами на крыльях бомбят нефтеперегонный завод, железнодорожную станцию и расстреливают перепуганное мирное население.
      - Вызвать к аппарату начальника артиллерии корпуса!
      - Полковник Чистяков у телефона, - доложил дежурный.
      - Приказываю: по фашистским стервятникам открыть огонь зенитной артиллерии!
      - Есть, товарищ генерал! - возбужденно воскликнул И. М. Чистяков. А минут через пять загрохотали наши зенитки.
      "Вот так-то будет надежней", - мелькнула мысль.
      "В конце концов какого еще приказа ждать? - рассуждал я, направляясь в свой кабинет. - Ясно, что надо бить подлого врага, вторгшегося на нашу землю и в наше воздушное пространство".
      Вошел начальник связи корпуса полковник С. Н. Кокорин и взволнованно доложил:
      - Связь со штабом армии прервана. По проводу нет связи и с Садовой Вишней. Для восстановления своих линий отправил людей. Армейскую связь могут восстанавливать лишь те, кто за нее отвечает.
      Начальника штаба корпуса полковника Ф. Г. Каткова в это время в объединении не было, накануне войны он выехал в отпуск. Временно исполняющий должность начальника штаба подполковник А. В. Цинченко доложил, что, по поступившим докладам из частей, между Дрогобычем и городом Стрый противник выбросил парашютный десант.
      - Это... - замялся он.
      - Это война! - закончил я его мысль. Бомбовые разрывы между тем стали реже. Видимо, огонь зенитчиков заставил вражеских летчиков быть осторожнее.
      "А почему нет наших самолетов?" - возник недоуменный вопрос.
      В городе Стрый на аэродроме располагалась наша корпусная эскадрилья самолетов-разведчиков, которая оперативно подчинялась командиру истребительной авиадивизии, один из полков которой дислоцировался на том же аэродроме. Чуть позднее мы узнали, что вражеская авиация разбомбила аэродром, вывела из строя, сожгла наши самолеты.
      Не теряя времени, отдаю распоряжение направить в район выброски десанта батальон мотоциклистов, роту быстроходных танков БТ-7 и роту мотопехоты. Вскоре выяснилось, что и северо-восточнее Дрогобыча выброшена группа парашютистов. Пришлось и туда выделить силы для ликвидации вражеского десанта.
      Немного погодя смолкли залпы орудий и бомбовые разрывы. Стало тихо. Начальник артиллерии корпуса полковник Чистяков доложил, что огнем зенитных орудий сбито три фашистских бомбардировщика, остальные самолеты отогнаны. Начали поступать и другие донесения. Танки, мотоциклисты и мотопехота уничтожили парашютный десант противника северо-западнее Дрогобыча. Такая же участь постигла и другую группу фашистских десантников, выброшенных в районе сосредоточения 12-й танковой дивизии. И все-таки в это утро мы понесли большие потери.
      Как я и предполагал, противник был хорошо осведомлен о расположении частей корпуса. Фашистские самолеты наносили точные бомбовые удары по казармам, гаражам, складам, аэродромам и узловым железнодорожным станциям.
      К этому времени поступило донесение от командира 12-й танковой дивизии генерала Т. А. Мишанина, что части дивизии выполнили приказ точно и в срок и находятся в указанных районах. Потерь нет.
      Вскоре такие же донесения я получил и от других командиров дивизий. Они успели вывести людей и боевую технику из-под удара вражеской авиации и сосредоточить войска в лесах. И только один мотострелковый полк 7-й моторизованной дивизии, находившийся в летних лагерях, был застигнут бомбежкой прямо в палатках. Сигнал боевой тревоги прозвучал с запозданием. В результате полк понес большие потери: 70 убитых и 120 раненых...
      Стремясь хоть как-то разобраться в возникшей ситуации, пресечь какую бы то ни было растерянность, я приказал собрать командиров и политработников штаба и обсудить создавшуюся обстановку. Вопрос, который нужно было решить немедленно, касался наших семей. Как быть с женами и детьми, если получим приказ о выходе на фронт. Перед собравшимися выступил мой заместитель по политической части бригадный комиссар Н. К. Попель. Он и начальник политотдела старший батальонный комиссар Е. Я. Вишман только что говорили с женщинами, охваченными тревогой и отчаянием. До них уже дошли слухи об убитых и раненых в мотострелковом полку 7-й моторизованной дивизии. Попелю и Вишману удалось успокоить женщин.
      Комиссара любили и уважали, внимательно слушали его. Он говорил о коварстве врага, исподтишка, по-бандитски напавшего на нас, о том, что встреча о противником близка, и каждый из нас должен будет проявить в предстоящих боях собранность, бесстрашие и умение не теряться в любой обстановке.
      - Сейчас, - подчеркнул Попель, - должна быть устойчивая взаимосвязь между частями нашего корпуса. Малейшая оплошность обойдется слишком дорого.
      Николай Кириллович сослался на всем уже известный факт, когда из-за плохо налаженной связи мотострелковый полк своевременно не получил сигнала боевой тревоги и понес ощутимые потери.
      Что касается .семей военнослужащих, то мы решили: в какой бы район боевых действий мы ни выступили, они останутся здесь. Дальнейшие события показали необходимость эвакуации семей военнослужащих. На третий день войны, когда обстановка прояснилась, каждая часть выделила группы красноармейцев во главе с командирами, которые занимались отправкой семей в глубокий тыл.
      Приказ командующего 26-й армией я получил в 10 часов. Корпусу ставилась задача к исходу дня 22 июня сосредоточиться в лесах 10 километров западнее Самбора. Это значило, что мы должны были находиться в резерве этой армии. Я тут же отдал распоряжение войскам. От штаба помчались мотоциклы и бронемашины со связными. Оно было продублировано и по радио.
      Наконец напряжение несколько разрядилось. Николай Кириллович с пафосом сказал:
      - Наша страна имеет достаточно сил и средств, чтобы привести в чувство любого агрессора. Но от каждого из нас потребуются предельные собранность, выдержка, организованность.
      Подошли к карте. Временно исполняющий должность начальника штаба корпуса Цинченко сказал:
      - Надо полагать, на границе все атаки противника отбиты и наше участие в бою пока не требуется.
      - И я так думаю, - вступил в разговор начальник разведывательного отделения подполковник Лосев. Сосредоточенно глядя на карту, он продолжал: Учитывая конфигурацию границы, пути сообщения и приблизительное количество сосредоточенных на нашем направлении вражеских войск, предполагаю, что главный удар противник решил нанести севернее Перемышля. В других местах его действия, видимо, носят отвлекающий характер.
      - А как вам представляются действия противника? - обратился я к Цинченко.
      - Мои предположения такие же.
      И у меня были только предположения. Реально оценить создавшуюся обстановку никто из нас не мог, так как мы не знали фактических сил врага и того, что происходит на границе.
      Марши, марши...
      Во второй половине дня окрестность огласилась рокотом моторов и скрежетом металла. К небу поднялись тучи пыли. Это от Стрыя и Дрогобыча в направлении Самбора двинулись войска нашего 8-го механизированного корпуса.
      Марш был очень трудным, так как навстречу, от Самбора к Дрогобычу, шли войска 13-го стрелкового корпуса генерал-майора Н. К. Кириллова. Очень узкое шоссе не позволяло развить машинам предельную скорость. Нередко происходили задержки. Кроме того, под тяжестью боевых машин трещали и разрушались мостики через балочки и речушки. Расползалось полотно дороги. Шедшие следом за танками автомашины юзом съезжали под откос, буксовали на болотистых обочинах. Саперы тут же строили объездные пути, наводили переправы. В рокот моторов, надсадное урчание машин время от времени вплетались очереди счетверенных пулеметов, резкие хлопки зениток: наши подразделения ПВО были начеку, им то и дело приходилось отгонять кружившие над двигающимися колоннами вражеские самолеты-разведчики.
      Все мои попытки обогнать колонну были безуспешны. Пришлось съехать с шоссе и двигаться по буйной пшенице, которой еще вчера так любовался. С болью в сердце глядел я, как бились о радиатор тяжелые колосья и, сломленные, вдавливались в горячую землю.
      К вечеру мы вошли в Самборские леса. Штаб корпуса расположился на опушке. Неподалеку развернулся и штаб 26-й армии. В назначенное время прибыли командиры соединений и отдельных частей. Подполковник Цинченко доложил обстановку:
      - Войска корпуса сосредоточены в указанных им районах. Экипажи приводят в порядок материальную часть, дозаправляют машины. В исходном районе, готовые к бою, находятся 700 танков. Остальные машины из числа находящихся на вооружении корпуса оставлены на капитальный ремонт в местах дислокации частей. Личный состав корпуса готов к выполнению боевого приказа.
      В это время ко мне торопливо подошел подполковник А. К. Блажей из штаба 26-й армии. Мы отошли в сторонку, и он вручил мне приказ командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса. Войскам корпуса надлежало совершить обратный ночной марш по той же разбитой дороге, к рассвету 23 июня достичь района восточнее Львова и поступить в распоряжение командующего 6-й армией генерал-лейтенанта И. Н. Музыченко. Итак, после 70-80-километрового марша на запад, не отдохнув, мы должны были совершить 120-километровый марш на восток.
      Я тотчас вернулся к командирам, объявил им приказ, поставил войскам новую задачу и отдал распоряжение на марш. По дороге на Дрогобыч и Стрый первой выступает 12-я танковая дивизия. Потом по этой же дороге пойдут полки 7-й моторизованной дивизии.
      В 23 часа снова все пришло в движение. Спустя минут сорок в путь один за другим вышли передовые отряды 12-й танковой по маршруту Самбор Дрогобыч - Стрый - Миколаев - Куровице. Через равные промежутки времени регулировщики отправляли все новые и новые машины. Лес наполнялся рокотом моторов, скрежетом и лязгом металла.
      При всем желании этот марш не мог быть ночным для всех. Головные танки передового отряда, идя на полной скорости, только через два часа достигнут района сосредоточения. И хотя за передовым отрядом будут двигаться беспрерывным потоком остальные танковые части, соблюдая дистанцию, черед последний машин начать марш настанет лишь к рассвету. А что касается 7-й моторизованной дивизии, то она сможет выступить только утром. И все это потому, что здесь была лишь одна дорога.
      Ночь на 23 июня была большим испытанием и проверкой для всех командиров штаба корпуса, для дивизий и полков. Этот нелегкий экзамен мы выдержали с честью. В организации ночного марша механизированного соединения особенно проявили свои способности начальник оперативного отделения штаба корпуса подполковник Павел Николаевич Шмыров и его старший помощник Петр Алексеевич Смахтин. Всю ночь штаб и службы работали четко и организованно. Ранним утром боевая техника, транспортные средства и тылы были в пути.
      Правда, в городе Стрый, где дислоцировалась 12-я танковая дивизия, произошла небольшая заминка. Сделав короткую остановку, некоторые командиры забежали к своим семьям. Прощание затянулось. А тем временем танки все прибывали, но они не могли продолжать движение. Впереди стоящие машины закрыли путь. Тотчас над городом появились фашистские бомбардировщики. Опасаясь наших зенитчиков, они начали бомбометание с большой высоты. Благодаря энергичным действиям генерала Т. А. Мишанина и других Командиров танки вышли из города, и от бомбежки никто не пострадал. Для многих командиров этот случай послужил большим уроком на будущее.
      23 июня к 12 часам значительная часть танковых подразделений сосредоточилась в указанных районах. Но некоторые подразделения все еще находились в пути. Я подъехал к штабу 6-й армии. Вышедший навстречу командующий армией генерал-лейтенант И. Н. Музыченко крепко пожал руку.
      - Очень рад вашему прибытию, - сказал командарм. - Задержись вы хоть немного - и нам пришлось бы туго. Положение таково: основной удар противник сосредоточил против шестого стрелкового корпуса. Силы гитлеровцев значительно превосходят наши. Обороняющиеся войска истекают кровью. Вот тут-то и нужна будет ваша помощь.
      Мы склонились над картой...
      По замыслу генерал-лейтенанта И. Н. Музыченко мы должны были сосредоточиться в лесу юго-восточнее Яворова, согласовать свои действия с командиром 6-го стрелкового корпуса генерал-майором И. И. Алексеевым. Утром 24 июня перейти в наступление и общими усилиями отбросить врага за государственную границу{3}.
      - Письменный приказ получите дополнительно, - сказал в заключение командарм. Затем, взяв мою рабочую карту, И. Н. Музыченко обвел красным карандашом район, где корпусу предстояло выполнять поставленную задачу.
      - Спешите, - добавил командарм. - Мои связные уже более часа мечутся где-то по дорогам, разыскивают вас, чтобы вручить этот приказ.
      Посмотрев на часы, И. Н. Музыченко предложил пообедать. Поблагодарив, я отказался. Теперь мысли были заняты одним: как можно скорее прийти на помощь 6-му стрелковому корпусу. Удержится ли он на своих позициях до подхода наших войск? Ведь мехкорпус сосредоточится только к утру 24 июня. Можно ли сделать это раньше? Да, но для этого надо как можно скорее изменить направление движения частей на марше и двинуть их прямо на Яворов. Туда же надо направить и подразделения, сосредоточившиеся на сборных пунктах в районе Куровице.
      Своего заместителя по политической части бригадного комиссара Попеля я тотчас направил в 34-ю танковую дивизию, начальника контрразведки корпуса батальонного комиссара М. А. Оксена - в 7-ю моторизованную дивизию, к полковнику Герасимову. Командиру танкового полка подполковнику Волкову, возглавлявшему передовой отряд 12-й танковой дивизии, был указан новый маршрут движения: Куровице - Львов - пункт сосредоточения. Я выехал навстречу главным силам 12-й танковой дивизии. С большими трудностями, но нам удалось на марше повернуть главные силы корпуса в новом направлении. Теперь танки шли по проселочным дорогам на Яворов, в районе которого, в лесах, и предстояло сосредоточиться нашим частям.
      Отдав необходимые распоряжения начальнику штаба корпуса и соединениям, взяв с собой рацию, я вместе с начальником связи полковником Кокориным отправился в район боев, на командный пункт командира 6-го стрелкового корпуса генерал-майора Алексеева, чтобы на месте изучить обстановку и договориться о совместных действиях. Добраться до Яворова оказалось не так-то просто. Дороги здесь были очень плохими. А тут еще налетали вражеские самолеты. Мою эмку и автомашину с рацией фашистские истребители четыре раза обстреливали из пулеметов. Приходилось выскакивать из машин и укрываться от огня самолетов то в овражках, то в густом сосняке. К счастью, машины не получили серьезных повреждений, целой оставалась и рация.
      Наконец въехали в лес. Теперь для воздушных пиратов мы были невидимы. По узким дорогам, просекам вели машины наши водители. Слышно было, как кружат над лесом самолеты врага, но обнаружить нас им не удалось. Чем ближе подъезжали к Яворову, тем явственней слышались звуки боя. Навстречу попалось несколько повозок с ранеными.
      Стало темнеть. Неожиданно впереди, справа и слева разорвалось несколько снарядов.
      - Быстрее, - приказал шоферу. Припав к рулю, он выжимал из машины все, что мог. Нас бросало из стороны в сторону, трясло нещадно... Разрывы снарядов остались позади.
      Проехав еще километр, мы оказались на опушке леса и вскоре увидели несколько домиков. Остановились. В этом хуторе располагался обоз одного из полков 6-го стрелкового корпуса.
      Ко мне подошел младший лейтенант с рукой на перевязи, не спеша доложил, что он знал о бое.
      Пока разговаривал с младшим лейтенантом, полковник Кокорин связался по рации со штабом и уточнил, где находились главные силы корпуса.
      Обмениваясь мнениями с полковником Кокориным, мы вышли на дорогу. В этот момент к нам подъехала легковая машина, из нее вышел начальник разведки корпуса подполковник Лосев. Помню, что я невольно посмотрел на часы. Они показывали 22.00.
      Лосев доложил, что привез пакет из штаба фронта.
      Это был новый приказ командующего Юго-Западным фронтом, согласно которому к исходу дня 24 июня войскам 8-го механизированного корпуса надлежало сосредоточиться в районе города Броды, а утром 25 июня нанести удар по танковой группировке гитлеровских войск в направлении Броды, Берестечко.
      К этому времени в район Яворова подошли только передовые отряды дивизий корпуса, а главные силы находились еще на марше.
      Учитывая ограниченность времени для выполнения поставленной корпусу задачи, я решил, не ожидая прибытия командиров дивизий и их штабов, отдать приказ командирам передовых отрядов 12-й танковой дивизии подполковнику П. И. Волкову и 34-й танковой дивизии подполковнику Н. Д. Болховитинову двигаться до Львова по одной дороге. Во Львове заправиться горючим и продолжать дальше марш раздельно: передовому отряду подполковника Волкова по маршруту Львов - Куровице - Злочев - Броды, а передовому отряду подполковника Н. Д. Болховитинова по маршруту Львов - Буск - Броды.
      После достижения конечного пункта передовым отрядам надлежало занять оборону по западной, северной и восточной окраинам Бродов, установить связь с нашими войсками, сражающимися здесь, и вести разведку: Н. Д. Болховитинову - в направлениях на Броды, Радзивилов, Ситно; Броды, Сестратин, Хотин, а П. И. Волкову - в направлениях Броды, Лешнюв, Берестечко; Броды, Станиславчик.
      Около 24 часов два танковых батальона передовых отрядов под командованием подполковников Волкова и Болховитинова двинулись по указанным маршрутам. К этому времени главные силы корпуса, за исключением тылов и подразделений с горюче-смазочными материалами, которые подтянулись в этот район к утру 24 июня, в основном сосредоточились в районе Яворова.