Первый год войны

      С прибытием штаба корпуса и командиров дивизий я ознакомил их с новым приказом командующего Юго-Западным фронтом и поставил боевые задачи соединениям:
      Двигаясь по маршрутам своих передовых отрядов, к исходу 24 июня сосредоточиться: 34-й танковой дивизии - в районе Радзивилов, 12-й танковой дивизии - в районе Бродов, о утра 25 июня быть в готовности к наступлению в общем направлении Броды, Берестечко. Корпусным частям следовать за 34-й танковой дивизией. Командный пункт корпуса разместить на западной окраине Бродов. За корпусными частями должна следовать 7-я моторизованная дивизия, которой к исходу 24 июня надлежало сосредоточиться в лесу в трех километрах юго-западнее Бродов и составить резерв корпуса.
      Всю ночь шла напряженная подготовка к новому переходу. К 10 часам утра командиры дивизий и частей доложили о готовности к выступлению. Отдав необходимые распоряжения начальнику штаба, мы с полковником Кокориным, захватив рацию, поспешили во Львов, чтобы ускорить прохождение передовых отрядов, остановившихся там на дозаправку. К 12 часам передовые отряды вышли из Львова на Броды.
      Во Львове было тихо, горожане занимались своими делами. Лишь изредка над городом появлялись фашистские бомбардировщики, но под огнем наших зенитчиков бомбы сбрасывали куда попало и уходили на запад.
      На заправочном пункте я встретился с начальником артиллерии фронта генерал-лейтенантом М. А. Парсеговым. Он получил приказ Военного совета фронта ускорить подход войск корпуса в район Бродов. Дальше поехали уже вместе. Только передовые отряды доложили о выходе на реку Западный Буг, как полковник Кокорин принял телеграмму от начальника штаба корпуса о том, что во Львове группа украинских националистов сделала вооруженную вылазку. Несколько подразделений корпуса ведут с ними бой.
      Генерал-лейтенант М. А. Парсегов, стоявший рядом со мной, заметил:
      - Да, Дмитрий Иванович, сообщение не из приятных. Мало мы знали об украинских националистах. Вот они нас теперь и "благодарят" за это. Придется уделить им внимание.
      Полковник Кокорин передал мой приказ задержать передовые отряды на реке Западный Буг, а я с двумя танками Т-34 и несколькими командирами штаба вернулся во Львов, к главным силам корпуса. На площади водитель остановил танк. Высунувшись до половины из люка башни, я стал наблюдать за действиями подразделений, которые вели огонь по чердакам, где засели националисты.
      Как потом выяснилось, украинские буржуазные националисты в разных частях города одновременно открыли огонь по нашим войскам. Некоторые подразделения корпуса втянулись в перестрелку с ними. Город был очищен от фашистских пособников часа через полтора.
      К 20 часам главные силы корпуса были выведены на свои маршруты и двинулись к Бродам по двум дорогам: через горняцкий центр город Злочев и через город Буек. Колонны шли на предельной скорости. К сожалению, следовавшая за ними корпусная артиллерия на тракторной тяге значительно отставала, разница в скоростях задерживала общее сосредоточение войск. А так как в бой вступать хотелось с артиллерией, то приходилось делать остановки. Часто приходилось останавливаться и потому, что колонны подвергались ударам вражеской авиации. Наши зенитчики вели по ним довольно эффективный огонь. На марше они сбили четыре самолета.
      Пройдя город Буек, мы сделали короткий привал и тут увидели подъезжавший к нам легковой ЗИС. Из машины вышел начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Г. К. Жуков. Георгий Константинович, выслушав мой доклад, потребовал доложить мое решение на предстоящий бой. Докладывал ему по карте, кратко. После этого доложил о налетах вражеской авиации и сбитых бомбардировщиках. Жуков одобрил и решение на бой и действия наших зенитчиков.
      Поскольку я не завтракал, решил здесь же подкрепиться чаем и бутербродом и предложил покушать о нами генералу Жукову. Георгий Константинович, вероятно, тоже еще не позавтракавший, охотно согласился. А через десять минут он уже уехал в штаб фронта{4}.
      Контрудар 8-го мехкорпуса
      На следующий день, 25 июня, к 15 часам передовые отряды корпуса достигли города Броды, а к исходу дня сосредоточились в указанном районе и главные силы корпуса. Здесь мы подвели итоги нашего четырехсуточного напряженного 500-километрового марша по дорогам войны. Итоги были нерадостными: большое количество танков старых конструкций вышли из строя и не смогли достичь района сосредоточения. Танки Т-35, например, все были оставлены на маршрутах движения. Далеко не весь прибыл и огнеметный танковый батальон (Т-26) 24-го танкового полка 12-й танковой дивизии. Остались на дорогах и другие танки старых конструкций. К этому времени выявились большие дефекты и у танков КВ. Их тормозные ленты от частых поворотов при длительном непрерывном движении перегревались и выходили из строя.
      В городе Броды мы узнали о довольно редком случае единоборства танка с самолетом противника. Произошло это 25 июня в 24-м танковом полку. Гитлеровские летчики начали штурмовку колонны. Командир танка из авангардной роты старшего лейтенанта Лышина поймал в прицел танкового пулемета стервятника, шедшего на бреющем полете, взял правильное упреждение и прошил гитлеровца длинной очередью. Вражеский самолет тряхнуло, и он тотчас стал заваливаться на правое крыло. Через несколько секунд фашист рухнул в 50 метрах от шоссе.
      В Бродах противника не оказалось, но и наших войск там не было. Из штаба фронта мы не получили никаких сведений о противнике. Не было также информации о соседях слева и справа. Мы не знали, с кем будем взаимодействовать и какие авиачасти должны поддержать боевые действия соединений корпуса. Правда, поступали донесения от высланной еще на марше разведки. Когда к 24 часам 25 июня материал был обобщен, у нас сложилось мнение, что в полосе предполагаемого наступления корпуса противник, прикрывая свою главную танковую группировку, действовавшую в направлении на Луцк, Ровно, Киев, занял оборону по реке Иква фронтом на восток и по реке Сытенька фронтом на юго-восток. К этому же времени дополнительно от разведчиков стало известно, что правее и левее дороги Броды - Лешнюв Берестечко по восточному берегу Сытеньки заняла оборону и вошла в соприкосновение с противником 212-я моторизованная дивизия 15-го механизированного корпуса генерал-майора И. И. Карпезо.
      Вскоре нам удалось связаться с еще одним соседом - 212-й моторизованной дивизией генерал-майора С. В. Баранова. Штаб этого соединения проинформировал нас о том, что дивизия находится на правом фланге 15-го механизированного корпуса, войска которого с первых дней войны вели бои с вражескими авиадесантами в районе Радзехова. Ликвидировав десантные группы, корпус вступил в бой с сильной танковой группировкой противника, прорвавшейся на пашу территорию. Но, несмотря на все героические усилия бойцов и командиров корпуса, отбросить врага с родной земли не удалось. Под напором превосходящих сил танков и пехоты гитлеровцев, которых активно поддерживала авиация, войска 15-го механизированного корпуса вынуждены были перейти к обороне в полосе до 70 километров.
      Хотя полученные сведения и не внесли полную ясность о противнике, они все же позволили нам более или менее точно сориентироваться и начать подготовку к бою. Продумывая план предстоящего боя, я учел, что противник не занимает укрепленных оборонительных позиций, и решил с рассветом 26 июня, внезапно, атаковать передовые части гитлеровцев и, развивая наступление, к исходу дня выйти на рубеж Волковые, Берестечко, Миколаев. Каждый командир дивизии получил конкретную и ясную задачу. Боевой порядок корпуса был построен в один эшелон, справа предстояло наступать 34-й танковой дивизии, которая должна была прорвать оборону противника на участке Ситно, река Сытенька. Наступающей в центре 12-й танковой дивизии ставилась задача прорвать оборону противника на участке (исключительно) река Сытенька, Лешнюв. Слева, взаимодействуя с 212-й моторизованной дивизией и обеспечивая левый фланг корпуса, начнет наступление 7-я моторизованная дивизия. Этому соединению надлежало прорвать оборону немцев на участке Лешнюв, Станиславчик. Начальнику артиллерии корпуса полковнику И. М. Чистякову было приказано поддержать, наступление дивизий всей мощью артиллерийского огня.
      Как стало известно нам после войны, действия 8-го мехкорпуса сразу привлекли внимание главного командования немецко-фашистских войск. Начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер вначале отнесся к ним спокойно. В первые дни он отмечал: "Русские соединения (имеется в виду 8-й механизированный корпус. - Д. Р.), атаковавшие южный фланг группы армий "Юг", видимо, были собраны наскоро...
      Создается впечатление, что противник предпринял лишь частный отход с упорными боями за каждый рубеж, а не крупный отход оперативного или стратегического масштаба...
      В полосе группы армий "Юг" 8-й русский танковый корпус наступает от Броды на Дубно в тыл нашим 11-й и 16-й танковым дивизиям. Надо надеяться, что тем самым он идет навстречу своей гибели"{5}.
      Наступила четвертая военная ночь. Четвертая ночь без отдыха и нормального сна. Но никто не роптал, хотя люди валились с ног от усталости. Сознание того, что через несколько часов идем в бой, удваивало силы бойцов и командиров. Всю ночь, не покладая рук, трудились они: приводили в порядок оружие, боевую технику, дозаправляли машины горючим, пополняли боезапас. Каждый горел желанием дать врагу почувствовать силу и мощь нашего оружия.
      Посоветовавшись с Н. К. Попелём, мы решили работников политотдела и офицеров штаба корпуса направить в части для проверки выполнения приказа о наступлении и оказания помощи.
      ...Медленно занималось тихое росное утро. Я вышел из палатки и поразился сторожкой лесной тишине. Насупившись, стояли мохнатые ели. Высоко подняли свои кудрявые головы длинноствольные, прямые, как струны, сосны. Тут и там, прямо на чуть влажной от росы хвое, на броне танков прикорнули бойцы и командиры. До начала боя оставалось полчаса.
      Вздрогнула и застонала земля. Предутреннюю тишину безжалостно вспороли разрывы снарядов... Все пришло в движение. Дивизии корпуса пошли в наступление в общем направлении на Берестечко. Вскоре стали поступать первые донесения. 12-я танковая дивизия, наступавшая на главном направлении, не смогла добиться успеха с ходу: слишком плотным был артиллерийско-минометный огонь врага. Но особенно ощутимыми были удары внезапно появившейся вражеской авиации. Большими группами, по 50-60 самолетов, противник почти беспрепятственно бомбил боевые порядки соединений. Наших самолетов в воздухе не было...
      В этом был наш первый большой просчет: готовясь к наступлению, мы не учли превосходства врага в воздухе. Не учли мы этого и при развертывании командного пункта корпуса в лесу, в трех километрах от восточного берега реки Слонувка, слева от дороги Броды - Лешнюв - Берестечко. Командный пункт и отделения штаба корпуса находились в палатках. Это вскоре дорого нам обошлось.
      Не учли мы и другого: пойма реки Слонувка на протяжении двух километров оказалась сильно заболоченной и непроходимой для танков. Наступать можно было только по единственной дороге, причем мост через реку был взорван, а подступы к нему находились под сильным артогнем противника.
      Командир 12-й танковой дивизии генерал-майор Т. А. Мишанин, стремясь отбросить немцев от Слонувки и захватить плацдарм, ввел в бой мотопехоту. Поддержанные артогнем дивизионной, корпусной артиллерии и танковых орудий, пехотинцы вброд форсировали реку, атаковали позиции противника и захватили плацдарм. Наши саперы тотчас начали восстанавливать мост и прокладывать гати через болото.
      Часам к 11 мост был готов. Вскоре тяжелые танки переправились на противоположный берег Слонувки и поддержали наступление пехотинцев.
      Ожесточенный бой разгорелся за селение Лешнюв. Этот населенный пункт гитлеровцы основательно укрепили, сосредоточив там много искусно замаскированных противотанковых орудий, которые почти в упор расстреливали наши танки. Из окон и чердаков фашистские автоматчики вели губительный огонь по мотопехоте. Но ничто уже не могло сдержать боевой порыв бойцов. Они настойчиво продвигались вперед.
      В это время авиация противника перестала бомбить боевые порядки атакующих и стала наносить удары по артиллерийским позициям и вторым эшелонам. Но артиллеристы не уходили с огневых позиций и продолжали уничтожать огневые точки врага и его танки. А зенитчики не давали возможности фашистским самолетам вести прицельное бомбометание. Тем не менее гитлеровцам все же удалось нанести тыловым подразделениям значительные потери. Много автомашин с боеприпасами и горюче-смазочными материалами запылали. Сильно пострадал командный пункт корпуса. Мы недосчитались многих бойцов и командиров. Были разбиты главная радиостанция корпуса и несколько штабных автомашин.
      Это был тяжелый урок за наше пренебрежение к инженерному оборудованию расположения штаба.
      К 16 часам сопротивление врага было сломлено. Понеся большие потери, гитлеровцы оставили Лешнюв. Подполковник П. И. Волков выслал роту тяжелых танков с задачей отрезать противнику пути отхода на Берестечко. Командир роты старший лейтенант И. С. Жердев отлично справился с задачей. Вовремя оседлал дорогу и устроил на ней засаду. Гитлеровцы, не подозревая об опасности, поставили в авангард колонны мотоциклетный батальон, который и напоролся на танковую засаду И. С. Жердева и был полностью уничтожен. Отступавшие гитлеровцы бросили всю технику, обозы и лесными дорогами и тропами бежали на север.
      В этом бою высокое воинское мастерство, мужество и отвагу показали командир полка П. И. Волков, все его подчиненные, а капитан Д. Г. Симоненко, старший лейтенант И. С. Жердев лично уничтожили по нескольку фашистских танков.
      Одновременно с 12-й танковой перешла в наступление и 7-я моторизованная дивизия, которая действовала на левом фланге корпуса. Но это соединение встретило еще более упорное сопротивление противника и продвинуться не смогло. Противник своими фланкирующими действиями вынудил ее значительно растянуть свои боевые порядки по фронту.
      Хочу отметить, что и здесь многие наши воины дрались с врагом умело и отважно. Командир 1-й роты 1-го мотострелкового батальона 27-го мотострелкового полка младший лейтенант С. И. Ткаченко получил задачу форсировать реку Сытенька и в дальнейшем наступать в общем направлении на село Ситно. Под покровом ночи бойцы подразделения скрытно сосредоточились на исходном рубеже. Впереди - река Сытенька и далее заболоченная ее пойма, поросшая мелким кустарником.
      В числе первых командир роты преодолел водную преграду и, увлекая за собой бойцов, сделал бросок вперед. Фашисты обнаружили наступающих и открыли по ним сильный ружейно-пулеметный огонь. Рота залегла, появились убитые и раненые. В этих сложных условиях Ткаченко быстро принял единственно правильное решение: поднять роту и стремительно атаковать врага. Но для этого прежде всего нужно было подавить огонь двух вражеских пулеметов. Эту задачу выполнил сержант Алексей Потехин. Искусно маскируясь среди кустарника, он подобрался к гитлеровским пулеметчикам, ведущим огонь, и забросал их гранатами.
      С возгласом "За Родину! За Сталина!" рота решительно атаковала неприятеля. Завязалась рукопашная схватка. Действуя штыком и прикладом, бойцы обратили фашистов в бегство. В этом бою мужественно и храбро сражались младшие командиры Виктор Бутовалкин, Михаил Швецов, Иван Дроздов. Алексей Потехин и в этой схватке действовал геройски, уничтожив трех фашистов. Мне известна дальнейшая судьба этого храброго воина. После тяжелых ранений он стал инвалидом, но не пал духом. Учась в пединституте, успешно окончил его и там же защитил диссертацию. Проживал он в Ярославле, воспитывал молодое поколение патриотов нашей Родины.
      В это же время 34-я танковая дивизия прорвала оборону гитлеровцев и, преодолевая их яростное сопротивление, упорно продвигалась вперед. Неожиданно связь с дивизией прервалась и, несмотря на мои настойчивые требования, не была восстановлена. Я решил выехать в эту дивизию, выяснить ситуацию на месте. Отдав все необходимые распоряжения начальнику штаба, в том числе и о перебазировании командного пункта корпуса на юго-западную окраину Бродов, около 17 часов на танке Т-34 отправился в путь, придерживаясь по дороге глубоко отпечатанных на земле следов гусениц тяжелых танков.
      Вокруг на каждом шагу валялись трупы раздавленных фашистских автоматчиков, искореженные и расплющенные мотоциклы с колясками. На обочинах дороги кое-где встречались автолетучки, которые тут же ремонтировали вышедшие из строя наши танки, в основном старых образцов.
      Я совершенно не думал о том, что мы можем попасть в засаду врага. Танк двигался с предельной скоростью, а я, глядя вперед, мучительно пытался найти ответ на волновавший меня вопрос: что могло случиться с командиром дивизии, почему он не докладывает о боевых действиях частей? Ведь он же не новичок. Это один из лучших командиров соединений корпуса.
      Солнце клонилось уже к закату. Затихла артиллерийская канонада. Позади осталось километров двадцать пять, а комдива Васильева все не было. Вот и опушка леса. Среди поредевших деревьев показалась Деревня Хотин, вернее то, что от нее осталось: обгоревшие печи да догоравшие головешки... Соскочив с танка, взял у адъютанта бинокль и начал внимательно осматривать местность. На юго-западной окраине деревни увидел группу танков, автомашин и пехоту. "Наши или противника?" - мелькнула мысль. Приглядевшись пристальнее, с облегчением вздохнул: наши!
      Через несколько минут мой танк остановился возле группы командиров, в которой оказался и полковник И. В. Васильев. Он доложил:
      - Товарищ генерал! Вверенная мне дивизия успешно прорвала оборону противника, уничтожив полностью три мотоциклетных батальона, 10 танков и 12 орудий. Захвачено в плен до двухсот фашистских солдат и офицеров 48-го моторизованного корпуса, принадлежащего к танковой группе Клейста{6}.
      Тревога за судьбу соединений, гнев на полковника Васильева у меня прошли. Я крепко пожал ему руку, поздравил с победой, но все же сделал строгое внушение за то, что он вовремя не прислал донесений согласно утвержденному мной графику.
      - Увлекся. Виноват. Больше такое не повторится, - заверил меня комдив.
      Затем мы отправились к группе пленных немецких офицеров, которых допрашивал начальник разведывательного отделения дивизии. Он подошел ко мне с докладом, но я распорядился продолжать допрос.
      Дослушав накоротке доклад полковника Васильева, приказал вызвать заместителя по политической части полкового комиссара М. М. Немцева. Возбужденный боем, чуть смущенный, он ждал вопросов.
      - Как настроение бойцов? Ваше, вижу, отличное, - обратился я к нему.
      - Настроение хорошее. Сегодняшняя победа вызвала особый подъем у людей. Хотя никто не спал уже четверо суток, все рвутся в бой. Потери в частях незначительные. Есть убитые и раненые, главным образом от ударов вражеской авиации. Совсем обнаглели немецкие летчики, товарищ генерал. Бомбят и обстреливают наши боевые порядки и тылы из пулеметов, а наших самолетов и не видно.
      Он сообщил, что часть раненых бойцов и командиров отправлена в медсанбат дивизии. Большинство же раненых отказалось от эвакуации и осталось в строю. Это лучше всяких слов говорило о высоком боевом духе бойцов.
      Выслушав краткие доклады командира дивизии и его заместителя по политической части, я проинформировал их о сложившейся обстановке в районе действий корпуса и приказал, чтобы части дивизии закрепились на достигнутом рубеже, тщательно организовали охранение, активной разведкой установили силы и расположение противника, пополнили боеприпасы, произвели заправку боевых и транспортных машин, накормили людей, дали им отдых и были готовы с рассветом 27 июня перейти в дальнейшее наступление.
      - Все ясно, вопросов нет, - ответил Васильев. Стоявший рядом Немцев обратился ко мне:
      - Если у комдива нет вопросов, то у меня есть к вам просьба, товарищ генерал. Если возможно, пришлите хотя бы эскадрилью "ястребков" для прикрытия боевых порядков и тылов дивизии.
      Просьба была справедливая, по что я мог ответить" полковому комиссару Немцеву?
      - Дождемся и авиации, - ответил я и, попрощавшись, направился к танку. Солнце уже исчезло за лесом. Сгущались сумерки. Надо было спешить на командный пункт. По моему приказу полковник Васильев распорядился посадить в танк старшего по званию пленного офицера. Пожелав всем успеха, двинулся в обратный путь.
      На шоссе Броды - Дубно нас застала ночь. Танк повернул на юго-запад к Бродам. Справа и слева от дороги горели скирды соломы, отдельные хаты, которые жгли фашистские диверсанты и бандеровцы, укрывавшие немецких парашютистов и диверсантов. Всюду в тылу наших войск шла сильная ружейно-автоматная стрельба. Пули свистели во всех направлениях. Трудно было разобрать, кто в кого стреляет. Бандеровцы и немецкие автоматчики, проникшие в тыл, пытались посеять панику среди наших воинов.
      Над головой беспрерывно гудели фашистские самолеты. Волна за волной они шли на восток бомбить наши мирные города и села...
      Мои размышления были об одном: как лучше осуществить завтрашний план боевых действий, выполнить приказ командующего фронтом разгромить танковую группировку врага. Ведь до сих пор мы так мало знали о силах противника. Единственное, пожалуй, мы определили, что в ходе встречных боев 26 июня перед фронтом корпуса гитлеровцы имели более четырех дивизий пехоты, из них две моторизованные.
      Если, думал я, завтра с утра враг не введет свежие силы или введет не более одной дивизии, то войска мехкорпуса, отдохнувшие за ночь и окрыленные успехом первых боев, с еще большей настойчивостью поведут наступление и перережут дорогу Сокаль - Дубно. И неприятель вынужден будет оттянуть сюда дополнительную группировку войск и, возможно, прекратить дальнейшее продвижение в глубь нашей территории. А это, как я понимал из приказа командующего фронтом, является главной задачей мехкорпуса. Понимал я, что, выполняя эту задачу, корпусу придется принять на себя удары всех вражеских сил на данном направлении.
      Можно было предположить, что с учетом моих донесений об успешных действиях объединения, которые посылал в течение дня, командующий фронтом примет решение подтянуть на это направление свежие силы и нам удастся закрыть прорыв на участке Луцк, Сокаль.
      Правда, меня очень беспокоило состояние личного состава и техники. Полки были введены в сражение при неблагоприятных условиях. Многократные переброски на большие расстояния привели к тому, что часть танков и артиллерии по различным причинам отстала в пути и это намного ослабило силы корпуса. Тем не менее я был доволен результатами сражения 26 июня. Враг понес значительные потери, инициативой владели мы, обстановка складывалась в нашу пользу. Войска были готовы с утра 27-го нанести удар по флангу и тылу противника. Чтобы парировать наш удар, ему потребуется произвести перегруппировку...
      Так рисовалась мне обстановка, сложившаяся к исходу 26 июня. Размышляя, не заметил, как мой танк подошел к городу Броды, объятому пожарами. По освещенным улицам подъехали к месту, где должен был располагаться командный пункт корпуса, но там его не оказалось. Меня встретил только начальник связи полковник С. Н. Кокорин, прибывший с радиостанцией. Вскоре сюда же прибыли бригадный комиссар И. К. Попель, исполняющий обязанности начальника штаба корпуса подполковник А. В. Цинченко и переводчик. Вместе с Н. К. Попелём внимательно выслушали доклад подполковника Цинченко. Обстановка была такова: части 12-й танковой дивизии за день продвинулись на 10-12 километров. Берестечко занять не удалось. Уничтожено до батальона пехоты, мотоциклетный батальон, 24 орудия, 20 танков, захвачено в плен 20 солдат врага. От налетов неприятельской авиации понесли значительные потери тылы дивизии. Убит начальник штаба соединения полковник Попов{7}. 7-я моторизованная дивизия в течение дня продвинуться так и не смогла.
      Как показал привезенный мною пленный офицер, группа Клейста состоит из четырех танковых и четырех моторизованных дивизий. Часть танковых дивизий группы уже находится на подступах к городу Ровно.
      Следом за группой движутся еще четыре пехотные дивизии 6-й полевой армии. Я приказал пленного офицера срочно отправить в штаб фронта.
      Ситуация складывалась благоприятно для корпуса. Командиры штаба и работники политотдела были в приподнятом настроении и ждали приказа на продолжение наступления. С учетом достигнутого я принял решение с утра 27 июня продолжать наступление. Боевой порядок войск корпуса отвечал замыслу, никаких перегруппировок совершать не требовалось. Все это предвещало безусловный успех. Но осуществить этот план не пришлось.
      27 июня около 4 часов утра на командный пункт приехал генерал В. П. Панюхов с приказом командующего фронтом. Согласно этому приказу войска 8-го механизированного корпуса отводились в тыл за боевые порядки 36-го стрелкового корпуса, который занимал оборону на рубеже Кременец, Подкамень. Нам ставилась задача усилить корпус огневыми средствами, а самим составить фронтовой резерв. Панюхов не сообщил мне о причине отвода корпуса в резерв и не смог проинформировать об обстановке, сложившейся на участках соседей.
      Таким образом, развить достигнутый 26 июня успех и нанести сокрушительный удар во фланг танковой группировке генерала Клейста нам не удалось. Видимо, у командования фронта не было ясного представления о сложившейся на этом участке обстановке. А может быть, у него были какие-то другие соображения? Не знаю.
      Теперь меня волновал один вопрос: успеем ли мы довести этот приказ войскам до перехода их в наступление. Если они начнут бой, тогда будет очень трудно в светлое время выполнить приказ командующего. Надо было спешить... Все, что зависело от штаба корпуса, было сделано.
      7-я моторизованная и 12-я танковая дивизии успели получить приказ до начала наступления. А 34-я танковая дивизия уже атаковала врага севернее Берестечко, и ее выход из боя задержался на два с половиной часа. При этом противник все время наступал на пятки, и соединению пришлось отходить с тяжелыми арьергардными боями.
      7-я моторизованная дивизия, хотя и не перешла в наступление, находилась под огневым воздействием противника. Ее части, растянувшиеся по фронту на 40 километров, не могли сразу оторваться от немцев, и им также пришлось отходить с арьергардными боями.
      12-я танковая дивизия, поставив в прикрытие полк под командой подполковника П. И. Волкова, сравнительно легко оторвалась от противника и сразу же приступила к выполнению приказа командующего войсками фронта.
      Но и этот приказ соединениям нашего корпуса выполнить не пришлось. В 6 часов 40 минут 27 июня на командный пункт прибыл начальник политического управления Юго-Западного фронта бригадный комиссар А. И. Михайлов, который вручил мне новый приказ командующего фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса. Войска 8-го механизированного корпуса должны были выбить гитлеровцев из города Дубно, а затем перейти к круговой обороне в районе Дубно, Смордва, Пелча в ожидании общего наступления войск фронта.
      Из приказа командующего фронтом я уяснил, что должен делать 8-й механизированный корпус. А кто наши соседи справа и слева, как они будут действовать - мне было неизвестно. В таком случае мне, как командиру корпуса, и моему штабу трудно было принять правильное решение. Нам необходимо было знать, где находится противник, что он делает, каковы его силы и намерения. Но таких данных у нас не было. Эта ситуация была характерна для первых дней войны. Приказы, поступавшие из штаба фронта, из-за отсутствия там необходимой информации не всегда отвечали сложившейся обстановке, которая в силу маневренного характера боевых действий менялась ежечасно.
      А решение надо было принимать незамедлительно, несмотря на отсутствие крайне необходимых данных. Дав начальнику штаба наметку предварительных распоряжений для передачи в войска, я углубился в свою рабочую карту, раздумывая о том, как выполнить задачу, поставленную командующим. Изучая местность по карте и отмечая циркулем расстояния, которые придется пройти каждому соединению, подсчитывал, сколько потребуется для этого времени, намечал, где запять исходные рубежи развертывания для наступления. Мысленно представлял себе, какие трудности нас ожидают. Временно исполнявший должность начальника штаба подполковник А. В. Цинченко склонился над картой рядом со мной, и я чувствовал, что он с нетерпением ждет решения. Однако не легко было это сделать в такой сложной и неясной обстановке. Мысленно перебрал несколько вариантов, но ни один не показался безупречным. Как ни мудри, а приказ можно было выполнить только через сутки.
      - Фронт торопит нас начать решительные и немедленные действия, обратился я к Цинченко, - а такая поспешность поставит нас в невыгодные условия.
      - Да, - согласился он. - Чтобы разведать силы противника и установить его группировку, а затем сосредоточить наши войска для удара, потребуется не менее двадцати часов.
      - Вот и получается, что соединения могут выйти на исходный рубеж для наступления к двум часам ночи 28-го, - подвели мы итог.
      Было уже 8 часов 50 минут утра 27-го, когда я приказал командиру 6-го корпусного мотоциклетного полка полковнику Т. И. Трибуцкому разведать маршруты выдвижения соединений, местонахождение и силы противостоящей группировки противника. Затем вызвал начальника оперативного отделения подполковника П. Н. Шмырева и начал диктовать приказ соединениям корпуса.
      Исходный рубеж для наступления - станция Рудня-Сестратин. Дивизии должны сосредоточиться в этом районе к 2 часам 28 июня и спустя два часа начать наступление. Боевой порядок строился в два эшелона: первый эшелон 12-я и 34-я танковые дивизии, второй эшелон - 7-я моторизованная. Главный удар вдоль шоссе Броды - Дубно наносит 12-я танковая дивизия. 7-я мотодивизия, наступая во втором эшелоне, развивает ее успех. Левее 12-й, обеспечивая левый фланг ударной группировки корпуса, наступает 34-я танковая дивизия в направлении на Радзивилов, Сербино, Волковые. Основная задача корпуса - разгромить противостоящего противника и овладеть районом Дубно, Смордва, Пелча, а затем занять круговую оборону.