Рябышев Дмитрий Иванович
      Первый год войны
      {1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
      Аннотация издательства: В самый тяжелый для нашей Родины - первый год Великой Отечественной войны генерал-лейтенант Д. И. Рябышев командовал механизированным корпусом, 38, 57, 28-й армиями, Южным фронтом. Эти войска стойко вели жестокие оборонительные бои. В книге правдиво рассказывается о многих малоизвестных, но важных и интересных, порою драматических и даже трагических событиях той трудной поры.
      Содержание
      От автора
      В приграничном сражении
      В Киевской оборонительной операции
      На Южном фронте
      В Барвенково-Лозовской операции
      В Харьковском сражении
      В начале Воронежско-Ворошиловградской операции
      Примечания
      Список иллюстраций
      От автора
      Книга "Первый год войны" охватывает крупные события на фронтах Юго-Западного направления в период с 22 июня 1941 года по 3 июля 1942 года, участником и очевидцем которых мне довелось быть. В оговоренное время я командовал последовательно войсками 8-го механизированного корпуса, 38-й армии, Южного фронта, 57-й армии и 28-й армии второго формирования. 8-й мехкорпус и 57-ю армию мне довелось формировать, а затем вступать с ними в сражения. В 38-й и 28-й армиях выпало быть первым командармом, вводившим их в бои. Южным фронтом командовал с 26 августа по 6 октября 1941 года.
      Чтобы читатель имел более широкую общую картину событий в полосе действий названных объединений, в воспоминаниях кратко даются сведения о действиях их ближайших соседей.
      Книга создана главным образом на основе моих работ, ранее опубликованных в Военно-историческом журнале, журнале "Дон", отдельных сборниках, а также моих статей, использовавшихся в качестве учебных пособий в высших военно-учебных заведениях в годы войны; оперативных документов, подписанных мною в качестве командующего, хранимых ныне в Центральном архиве Министерства обороны СССР; своих воспоминаний, а также писем здравствующих сослуживцев. Использованы и военно-исторические труды, воспоминания советских военачальников, публикации зарубежных авторов.
      Выражаю искреннюю признательность писателю В. М. Зоткину за литературную обработку рукописи и подготовку ее к печати, генерал-майору в отставке Н. И. Плужникову, капитану в отставке Ф. М. Павлову, старшему лейтенанту запаса В. И. Афанасенко за помощь в сборе необходимых материалов.
      25 октября 1985 г.
      В приграничном сражении
      Накануне
      До начала лета 1940 года я командовал 4-м кавалерийским корпусом, дислоцировавшимся в Киевском Особом военном округе, а затем с 4 июня был назначен командиром 8-го механизированного корпуса и руководил его формированием, поскольку ранее такого корпуса и его дивизий не существовало. Как известно, в 1939 году механизированные корпуса были упразднены. Высшей организационной единицей советских бронетанковых войск была принята танковая бригада. Вскоре стала ясна ошибочность этого решения. Опыт боевых действий в начавшейся второй мировой войне свидетельствовал о возросшей роли танков. С лета 1940 года в Красной Армии стали вновь формироваться механизированные корпуса, танковые и моторизованные дивизии. Формирование нового объединения осуществлялось из частей 4-го кавалерийского корпуса, 7-й стрелковой дивизии, 14-й тяжелой и 23-й легкой танковых бригад. К июню 1941 года корпус имел около 30 тысяч человек личного состава, 932 танка (по штату полагалось 1031). Однако тяжелых и средних танков КВ и Т-34 поступило только 169. Остальные 763 машины были устаревших конструкций, межремонтный пробег их ходовой части не превышал 500 километров, на большинстве истекали моторесурсы. 197 танков из-за технических неисправностей подлежали заводскому ремонту. Артиллерии имелось также недостаточно. Из 141 орудия 53 были калибра 37 и 45 миллиметров. Средства противовоздушной обороны представляли четыре 37-мм орудия и 24 зенитных пулемета. Вся артиллерия транспортировалась тихоходными тракторами{1}.
      Хотя рядовой и сержантский состав, а также часть звена средних командиров новым специальностям были обучены еще недостаточно, тем не менее к началу войны корпус наряду с 4-м считался наиболее подготовленным в боевом отношении по сравнению с другими механизированными корпусами нашей армии. Конечно, за год можно было подготовить корпус и лучше. Но в целях экономии моторесурса Автобронетанковое управление Красной Армии нам не разрешало вести боевую учебу экипажей на новых танках.
      Примерно за десять дней до начала войны у нас побывал начальник этого управления генерал-лейтенант танковых войск Я. Н. Федоренко. Я просил у него разрешения провести учения на новых боевых машинах, чтобы механики-водители попрактиковались в вождении своих танков, но он не разрешил и намекнул, что в ближайшем будущем могут возникнуть условия, когда практики у всех будет с избытком. Для этого и надо приберечь моторесурс.
      Перед началом Великой Отечественной войны обстановка на советско-германской границе была напряженной. Мы знали, что войне быть, но не хотелось верить, что гром грянет с минуты на минуту. 20 июня 1941 года я получил от командующего войсками Киевского Особого военного округа генерал-полковника М. П. Кирпоноса совершенно секретный пакет: лично мне предписывалось незамедлительно выехать к границе и произвести рекогносцировку района предполагаемых действий 8-го механизированного корпуса. Особое внимание при этом надлежало обратить на состояние мостов и дорог. Словом, основная задача личной командирской разведки заключалась в том, чтобы иметь полные данные о возможности прохождения танков.
      В этот же день отправился в путь. Между селениями слева и справа от дороги колосились тучные хлеба, упругий ветер перекатывал широкие желто-зеленые волны... Зрел прекрасный урожай! Второй урожай на земле Западной Украины без помещиков и фабрикантов. Через два с половиной месяца мы собирались отметить вторую годовщину освобождения Красной Армией братьев-украинцев.
      На своем маршруте я делал остановки. Осматривал рельеф местности, опушки леса, заболоченные поймы рек и мосты. Останавливался у каждого моста, у каждой речки. Наконец впереди показался город Перемышль, древняя крепость. По реке Сан проходила граница. Дальше, за рекой, располагались немецко-фашистские войска. Командирская разведка длилась два дня. За эти дни мысль снова и снова возвращалась к содержанию совершенно секретного пакета. "Наверное, что-то ожидается, - думал я. - Видно, и командующего войсками округа тревожат дислокация .войск Германии вдоль нашей границы, частые нарушения немецкими самолетами нашего воздушного пространства".
      По данным Разведывательного управления Генерального штаба{2}, на киевском направлении германское командование сосредоточило несколько десятков пехотных, моторизованных и танковых дивизий. Ясно, что такая концентрация сил ведется неспроста. В любую минуту нужно быть готовым ко всему. К сожалению, готовность наших соединений, в том числе и 8-го механизированного корпуса, была еще неполной.
      Дивизии мехкорпуса, входившего в оперативное подчинение 26-й армии генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко, дислоцировались на некотором удалении от границы; в Дрогобыче находились 7-я моторизованная дивизия и корпусные части, в городе Стрый - 12-я танковая дивизия, в Садовой Вишне - 34-я танковая. Впереди нас находились другие соединения армии, но если фашистская Германия нападет на нашу страну, корпус сразу же будет вынужден вести активные боевые действия.
      Думая об этом, я, конечно, не предполагал, что до начала войны остаются не дни, а часы. После полудня вторых суток рекогносцировки (было это в субботу 21 июня) севернее Перемышля я увидел, как появились восемь фашистских самолетов-разведчиков. На сравнительно небольшой высоте они пересекли границу и, разбившись на пары, направились в глубь нашей территории. Вели себя гитлеровские летчики более чем нагло: на бреющем полете рыскали во всех направлениях, кружили над местами расположения войск, над военными объектами, над дорогами. Уже сам этот факт методического ведения воздушной разведки свидетельствовал о многом.
      Окончив рекогносцировку, я решил, не заезжая в Дрогобыч, отправиться в Самбор к командующему 26-й армией генерал-лейтенанту Ф. Я. Костенко поделиться своими мыслями, доложить о результатах разведки. Но в Самборе меня ждало разочарование. Командарма в штабе не оказалось, он был в войсках. Принял меня начальник штаба армии полковник И. С. Варенников. Мой доклад о тревожном положении на границе на него не произвел заметного впечатления. Доводы о назревающей военной угрозе, не знаю, искренне или нет, он отвергал.
      - Ваши опасения более чем несостоятельны, - говорил Варенников. - Если бы дело шло к войне, то нас официально поставили бы об этом в известность. Были бы запрещены отпуска командирам и вывод артчастей на полигоны. Войска находились бы в состоянии повышенной боеготовности. А ведь приказов об этом нет. Что касается фашистских самолетов, то они и раньше летали. Быть может, это делают безответственные летчики. Так что же, палить по ним? Пусть дипломаты регулируют такие дела.
      Попрощавшись с начальником штаба армии, я выехал в Дрогобыч. Тревожные мысли по-прежнему не давали покоя. Прибыв, хотел по телефону переговорить с командармом о своих опасениях. Но генерала Ф. Я. Костенко снова не оказалось на месте.
      В Дрогобыче, в Доме Красной Армии, в тот вечер состоялся большой концерт для военнослужащих гарнизона и их семей. В переполненном зале тепло принимался каждый номер программы. Люди были в хорошем настроении. Во время перерыва ко мне подходили командиры и члены их семей. Мы обсуждали вопрос, как провести свой завтрашний выходной день. Концерт и разговоры с сослуживцами в какой-то мере развеяли мои мрачные мысли, отвлекли от тревог и забот. Но ненадолго. Вернувшись домой, я решил с рассветом снова поехать в штаб армии, переговорить с командармом. И быстро уснул.
      Первые часы войны
      Ровно в четыре часа утра по московскому времени меня разбудил запыхавшийся от бега молоденький красноармеец посыльный.
      - Товарищ генерал, - торопливо обратился он, - в штабе вас срочно вызывают к телефону!
      Квартира от штаба поблизости. Собрался быстро и через несколько минут поднял трубку телефона. Начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего сообщил, что немецко-фашистские войска во, многих местах нарушили нашу государственную границу, ведут бои с пограничниками, бомбят наши приграничные города и аэродромы.
      - Но прошу без паники, - звучал его взволнованный голос. Затем тоном приказа добавил: - Думаем, что это провокации. Не поддаваться на них! Огня по немецким самолетам не открывать! Ждите дальнейших указаний!
      Я решил немедленно привести соединения в боевую готовность, вывести их из военных городков по тревоге. На этот случай еще ранее условился с командирами дивизий оповестить их особыми словами, значение которых понимали только мы.
      - Дежурный, вызвать командиров дивизий к аппарату!
      Прошло не больше трех минут, и дежурный по штабу доложил:
      - Командиры дивизий генерал-майор Мишанин, полковники Васильев и Герасимов на связи!
      Я взял трубку и, стараясь быть спокойным, произнес:
      - У аппарата Рябышев.
      - У аппарата Мишанин, - прозвучал приятный, мягкий голос командира 12-й танковой дивизии. - Слушаю вас.
      - Здравствуйте. В небе сверкает молния.
      - Все ясно, Дмитрий Иванович, - поспешно ответил Т. А. Мишанин.
      Пожелав успеха, закончил с ним разговор. В трубке зазвучал, густой бас командира 7-й моторизованной дивизии:
      - У аппарата полковник Герасимов.
      - Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит?
      - Лес шумит, но лесник свое дело знает, Дмитрий Иванович, - пробасил в ответ А. Г. Герасимов.
      - До встречи.
      На проводе был командир 34-й танковой дивизии полковник И. В. Васильев. Поприветствовав его, я сказал:
      - Гора! Желаю успеха!
      "Молния", "лес", "гора" - это условные слова, услышав которые от меня командиры соединений немедленно поднимали по тревоге части и вскрывали хранившиеся в сейфах опечатанные пакеты с секретным предписанием о выходе в район сосредоточения.
      Мысленно представил себе, что сейчас делается в расположении полков, открыл сейф и вскрыл предназначенный мне пакет.
      Нужно было еще вызвать командиров частей обеспечения и отдать им соответствующие распоряжения. Но это уже проще - они находились в Дрогобыче, под боком.
      Время шло, а указаний из штаба армии не поступало. Я не отходил от телефона.
      Вскоре с неба донесся все усиливающийся гул моторов, над городом появились вражеские бомбардировщики. Стрелки часов показывали 4.30 утра. А еще немного спустя в распахнутое окно ворвался сверлящий, все нарастающий вой падающих бомб. От мощных взрывов полопались в рамах стекла, дрогнул под ногами пол...
      Кто-то из командиров доложил, что самолеты с черными крестами на крыльях бомбят нефтеперегонный завод, железнодорожную станцию и расстреливают перепуганное мирное население.
      - Вызвать к аппарату начальника артиллерии корпуса!
      - Полковник Чистяков у телефона, - доложил дежурный.
      - Приказываю: по фашистским стервятникам открыть огонь зенитной артиллерии!
      - Есть, товарищ генерал! - возбужденно воскликнул И. М. Чистяков. А минут через пять загрохотали наши зенитки.
      "Вот так-то будет надежней", - мелькнула мысль.
      "В конце концов какого еще приказа ждать? - рассуждал я, направляясь в свой кабинет. - Ясно, что надо бить подлого врага, вторгшегося на нашу землю и в наше воздушное пространство".
      Вошел начальник связи корпуса полковник С. Н. Кокорин и взволнованно доложил:
      - Связь со штабом армии прервана. По проводу нет связи и с Садовой Вишней. Для восстановления своих линий отправил людей. Армейскую связь могут восстанавливать лишь те, кто за нее отвечает.
      Начальника штаба корпуса полковника Ф. Г. Каткова в это время в объединении не было, накануне войны он выехал в отпуск. Временно исполняющий должность начальника штаба подполковник А. В. Цинченко доложил, что, по поступившим докладам из частей, между Дрогобычем и городом Стрый противник выбросил парашютный десант.
      - Это... - замялся он.
      - Это война! - закончил я его мысль. Бомбовые разрывы между тем стали реже. Видимо, огонь зенитчиков заставил вражеских летчиков быть осторожнее.
      "А почему нет наших самолетов?" - возник недоуменный вопрос.
      В городе Стрый на аэродроме располагалась наша корпусная эскадрилья самолетов-разведчиков, которая оперативно подчинялась командиру истребительной авиадивизии, один из полков которой дислоцировался на том же аэродроме. Чуть позднее мы узнали, что вражеская авиация разбомбила аэродром, вывела из строя, сожгла наши самолеты.
      Не теряя времени, отдаю распоряжение направить в район выброски десанта батальон мотоциклистов, роту быстроходных танков БТ-7 и роту мотопехоты. Вскоре выяснилось, что и северо-восточнее Дрогобыча выброшена группа парашютистов. Пришлось и туда выделить силы для ликвидации вражеского десанта.
      Немного погодя смолкли залпы орудий и бомбовые разрывы. Стало тихо. Начальник артиллерии корпуса полковник Чистяков доложил, что огнем зенитных орудий сбито три фашистских бомбардировщика, остальные самолеты отогнаны. Начали поступать и другие донесения. Танки, мотоциклисты и мотопехота уничтожили парашютный десант противника северо-западнее Дрогобыча. Такая же участь постигла и другую группу фашистских десантников, выброшенных в районе сосредоточения 12-й танковой дивизии. И все-таки в это утро мы понесли большие потери.
      Как я и предполагал, противник был хорошо осведомлен о расположении частей корпуса. Фашистские самолеты наносили точные бомбовые удары по казармам, гаражам, складам, аэродромам и узловым железнодорожным станциям.
      К этому времени поступило донесение от командира 12-й танковой дивизии генерала Т. А. Мишанина, что части дивизии выполнили приказ точно и в срок и находятся в указанных районах. Потерь нет.
      Вскоре такие же донесения я получил и от других командиров дивизий. Они успели вывести людей и боевую технику из-под удара вражеской авиации и сосредоточить войска в лесах. И только один мотострелковый полк 7-й моторизованной дивизии, находившийся в летних лагерях, был застигнут бомбежкой прямо в палатках. Сигнал боевой тревоги прозвучал с запозданием. В результате полк понес большие потери: 70 убитых и 120 раненых...
      Стремясь хоть как-то разобраться в возникшей ситуации, пресечь какую бы то ни было растерянность, я приказал собрать командиров и политработников штаба и обсудить создавшуюся обстановку. Вопрос, который нужно было решить немедленно, касался наших семей. Как быть с женами и детьми, если получим приказ о выходе на фронт. Перед собравшимися выступил мой заместитель по политической части бригадный комиссар Н. К. Попель. Он и начальник политотдела старший батальонный комиссар Е. Я. Вишман только что говорили с женщинами, охваченными тревогой и отчаянием. До них уже дошли слухи об убитых и раненых в мотострелковом полку 7-й моторизованной дивизии. Попелю и Вишману удалось успокоить женщин.
      Комиссара любили и уважали, внимательно слушали его. Он говорил о коварстве врага, исподтишка, по-бандитски напавшего на нас, о том, что встреча о противником близка, и каждый из нас должен будет проявить в предстоящих боях собранность, бесстрашие и умение не теряться в любой обстановке.
      - Сейчас, - подчеркнул Попель, - должна быть устойчивая взаимосвязь между частями нашего корпуса. Малейшая оплошность обойдется слишком дорого.
      Николай Кириллович сослался на всем уже известный факт, когда из-за плохо налаженной связи мотострелковый полк своевременно не получил сигнала боевой тревоги и понес ощутимые потери.
      Что касается .семей военнослужащих, то мы решили: в какой бы район боевых действий мы ни выступили, они останутся здесь. Дальнейшие события показали необходимость эвакуации семей военнослужащих. На третий день войны, когда обстановка прояснилась, каждая часть выделила группы красноармейцев во главе с командирами, которые занимались отправкой семей в глубокий тыл.
      Приказ командующего 26-й армией я получил в 10 часов. Корпусу ставилась задача к исходу дня 22 июня сосредоточиться в лесах 10 километров западнее Самбора. Это значило, что мы должны были находиться в резерве этой армии. Я тут же отдал распоряжение войскам. От штаба помчались мотоциклы и бронемашины со связными. Оно было продублировано и по радио.
      Наконец напряжение несколько разрядилось. Николай Кириллович с пафосом сказал:
      - Наша страна имеет достаточно сил и средств, чтобы привести в чувство любого агрессора. Но от каждого из нас потребуются предельные собранность, выдержка, организованность.
      Подошли к карте. Временно исполняющий должность начальника штаба корпуса Цинченко сказал:
      - Надо полагать, на границе все атаки противника отбиты и наше участие в бою пока не требуется.
      - И я так думаю, - вступил в разговор начальник разведывательного отделения подполковник Лосев. Сосредоточенно глядя на карту, он продолжал: Учитывая конфигурацию границы, пути сообщения и приблизительное количество сосредоточенных на нашем направлении вражеских войск, предполагаю, что главный удар противник решил нанести севернее Перемышля. В других местах его действия, видимо, носят отвлекающий характер.
      - А как вам представляются действия противника? - обратился я к Цинченко.
      - Мои предположения такие же.
      И у меня были только предположения. Реально оценить создавшуюся обстановку никто из нас не мог, так как мы не знали фактических сил врага и того, что происходит на границе.
      Марши, марши...
      Во второй половине дня окрестность огласилась рокотом моторов и скрежетом металла. К небу поднялись тучи пыли. Это от Стрыя и Дрогобыча в направлении Самбора двинулись войска нашего 8-го механизированного корпуса.
      Марш был очень трудным, так как навстречу, от Самбора к Дрогобычу, шли войска 13-го стрелкового корпуса генерал-майора Н. К. Кириллова. Очень узкое шоссе не позволяло развить машинам предельную скорость. Нередко происходили задержки. Кроме того, под тяжестью боевых машин трещали и разрушались мостики через балочки и речушки. Расползалось полотно дороги. Шедшие следом за танками автомашины юзом съезжали под откос, буксовали на болотистых обочинах. Саперы тут же строили объездные пути, наводили переправы. В рокот моторов, надсадное урчание машин время от времени вплетались очереди счетверенных пулеметов, резкие хлопки зениток: наши подразделения ПВО были начеку, им то и дело приходилось отгонять кружившие над двигающимися колоннами вражеские самолеты-разведчики.
      Все мои попытки обогнать колонну были безуспешны. Пришлось съехать с шоссе и двигаться по буйной пшенице, которой еще вчера так любовался. С болью в сердце глядел я, как бились о радиатор тяжелые колосья и, сломленные, вдавливались в горячую землю.
      К вечеру мы вошли в Самборские леса. Штаб корпуса расположился на опушке. Неподалеку развернулся и штаб 26-й армии. В назначенное время прибыли командиры соединений и отдельных частей. Подполковник Цинченко доложил обстановку:
      - Войска корпуса сосредоточены в указанных им районах. Экипажи приводят в порядок материальную часть, дозаправляют машины. В исходном районе, готовые к бою, находятся 700 танков. Остальные машины из числа находящихся на вооружении корпуса оставлены на капитальный ремонт в местах дислокации частей. Личный состав корпуса готов к выполнению боевого приказа.
      В это время ко мне торопливо подошел подполковник А. К. Блажей из штаба 26-й армии. Мы отошли в сторонку, и он вручил мне приказ командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса. Войскам корпуса надлежало совершить обратный ночной марш по той же разбитой дороге, к рассвету 23 июня достичь района восточнее Львова и поступить в распоряжение командующего 6-й армией генерал-лейтенанта И. Н. Музыченко. Итак, после 70-80-километрового марша на запад, не отдохнув, мы должны были совершить 120-километровый марш на восток.
      Я тотчас вернулся к командирам, объявил им приказ, поставил войскам новую задачу и отдал распоряжение на марш. По дороге на Дрогобыч и Стрый первой выступает 12-я танковая дивизия. Потом по этой же дороге пойдут полки 7-й моторизованной дивизии.
      В 23 часа снова все пришло в движение. Спустя минут сорок в путь один за другим вышли передовые отряды 12-й танковой по маршруту Самбор Дрогобыч - Стрый - Миколаев - Куровице. Через равные промежутки времени регулировщики отправляли все новые и новые машины. Лес наполнялся рокотом моторов, скрежетом и лязгом металла.
      При всем желании этот марш не мог быть ночным для всех. Головные танки передового отряда, идя на полной скорости, только через два часа достигнут района сосредоточения. И хотя за передовым отрядом будут двигаться беспрерывным потоком остальные танковые части, соблюдая дистанцию, черед последний машин начать марш настанет лишь к рассвету. А что касается 7-й моторизованной дивизии, то она сможет выступить только утром. И все это потому, что здесь была лишь одна дорога.
      Ночь на 23 июня была большим испытанием и проверкой для всех командиров штаба корпуса, для дивизий и полков. Этот нелегкий экзамен мы выдержали с честью. В организации ночного марша механизированного соединения особенно проявили свои способности начальник оперативного отделения штаба корпуса подполковник Павел Николаевич Шмыров и его старший помощник Петр Алексеевич Смахтин. Всю ночь штаб и службы работали четко и организованно. Ранним утром боевая техника, транспортные средства и тылы были в пути.
      Правда, в городе Стрый, где дислоцировалась 12-я танковая дивизия, произошла небольшая заминка. Сделав короткую остановку, некоторые командиры забежали к своим семьям. Прощание затянулось. А тем временем танки все прибывали, но они не могли продолжать движение. Впереди стоящие машины закрыли путь. Тотчас над городом появились фашистские бомбардировщики. Опасаясь наших зенитчиков, они начали бомбометание с большой высоты. Благодаря энергичным действиям генерала Т. А. Мишанина и других Командиров танки вышли из города, и от бомбежки никто не пострадал. Для многих командиров этот случай послужил большим уроком на будущее.
      23 июня к 12 часам значительная часть танковых подразделений сосредоточилась в указанных районах. Но некоторые подразделения все еще находились в пути. Я подъехал к штабу 6-й армии. Вышедший навстречу командующий армией генерал-лейтенант И. Н. Музыченко крепко пожал руку.
      - Очень рад вашему прибытию, - сказал командарм. - Задержись вы хоть немного - и нам пришлось бы туго. Положение таково: основной удар противник сосредоточил против шестого стрелкового корпуса. Силы гитлеровцев значительно превосходят наши. Обороняющиеся войска истекают кровью. Вот тут-то и нужна будет ваша помощь.
      Мы склонились над картой...
      По замыслу генерал-лейтенанта И. Н. Музыченко мы должны были сосредоточиться в лесу юго-восточнее Яворова, согласовать свои действия с командиром 6-го стрелкового корпуса генерал-майором И. И. Алексеевым. Утром 24 июня перейти в наступление и общими усилиями отбросить врага за государственную границу{3}.
      - Письменный приказ получите дополнительно, - сказал в заключение командарм. Затем, взяв мою рабочую карту, И. Н. Музыченко обвел красным карандашом район, где корпусу предстояло выполнять поставленную задачу.
      - Спешите, - добавил командарм. - Мои связные уже более часа мечутся где-то по дорогам, разыскивают вас, чтобы вручить этот приказ.
      Посмотрев на часы, И. Н. Музыченко предложил пообедать. Поблагодарив, я отказался. Теперь мысли были заняты одним: как можно скорее прийти на помощь 6-му стрелковому корпусу. Удержится ли он на своих позициях до подхода наших войск? Ведь мехкорпус сосредоточится только к утру 24 июня. Можно ли сделать это раньше? Да, но для этого надо как можно скорее изменить направление движения частей на марше и двинуть их прямо на Яворов. Туда же надо направить и подразделения, сосредоточившиеся на сборных пунктах в районе Куровице.
      Своего заместителя по политической части бригадного комиссара Попеля я тотчас направил в 34-ю танковую дивизию, начальника контрразведки корпуса батальонного комиссара М. А. Оксена - в 7-ю моторизованную дивизию, к полковнику Герасимову. Командиру танкового полка подполковнику Волкову, возглавлявшему передовой отряд 12-й танковой дивизии, был указан новый маршрут движения: Куровице - Львов - пункт сосредоточения. Я выехал навстречу главным силам 12-й танковой дивизии. С большими трудностями, но нам удалось на марше повернуть главные силы корпуса в новом направлении. Теперь танки шли по проселочным дорогам на Яворов, в районе которого, в лесах, и предстояло сосредоточиться нашим частям.
      Отдав необходимые распоряжения начальнику штаба корпуса и соединениям, взяв с собой рацию, я вместе с начальником связи полковником Кокориным отправился в район боев, на командный пункт командира 6-го стрелкового корпуса генерал-майора Алексеева, чтобы на месте изучить обстановку и договориться о совместных действиях. Добраться до Яворова оказалось не так-то просто. Дороги здесь были очень плохими. А тут еще налетали вражеские самолеты. Мою эмку и автомашину с рацией фашистские истребители четыре раза обстреливали из пулеметов. Приходилось выскакивать из машин и укрываться от огня самолетов то в овражках, то в густом сосняке. К счастью, машины не получили серьезных повреждений, целой оставалась и рация.
      Наконец въехали в лес. Теперь для воздушных пиратов мы были невидимы. По узким дорогам, просекам вели машины наши водители. Слышно было, как кружат над лесом самолеты врага, но обнаружить нас им не удалось. Чем ближе подъезжали к Яворову, тем явственней слышались звуки боя. Навстречу попалось несколько повозок с ранеными.
      Стало темнеть. Неожиданно впереди, справа и слева разорвалось несколько снарядов.
      - Быстрее, - приказал шоферу. Припав к рулю, он выжимал из машины все, что мог. Нас бросало из стороны в сторону, трясло нещадно... Разрывы снарядов остались позади.
      Проехав еще километр, мы оказались на опушке леса и вскоре увидели несколько домиков. Остановились. В этом хуторе располагался обоз одного из полков 6-го стрелкового корпуса.
      Ко мне подошел младший лейтенант с рукой на перевязи, не спеша доложил, что он знал о бое.
      Пока разговаривал с младшим лейтенантом, полковник Кокорин связался по рации со штабом и уточнил, где находились главные силы корпуса.
      Обмениваясь мнениями с полковником Кокориным, мы вышли на дорогу. В этот момент к нам подъехала легковая машина, из нее вышел начальник разведки корпуса подполковник Лосев. Помню, что я невольно посмотрел на часы. Они показывали 22.00.
      Лосев доложил, что привез пакет из штаба фронта.
      Это был новый приказ командующего Юго-Западным фронтом, согласно которому к исходу дня 24 июня войскам 8-го механизированного корпуса надлежало сосредоточиться в районе города Броды, а утром 25 июня нанести удар по танковой группировке гитлеровских войск в направлении Броды, Берестечко.
      К этому времени в район Яворова подошли только передовые отряды дивизий корпуса, а главные силы находились еще на марше.
      Учитывая ограниченность времени для выполнения поставленной корпусу задачи, я решил, не ожидая прибытия командиров дивизий и их штабов, отдать приказ командирам передовых отрядов 12-й танковой дивизии подполковнику П. И. Волкову и 34-й танковой дивизии подполковнику Н. Д. Болховитинову двигаться до Львова по одной дороге. Во Львове заправиться горючим и продолжать дальше марш раздельно: передовому отряду подполковника Волкова по маршруту Львов - Куровице - Злочев - Броды, а передовому отряду подполковника Н. Д. Болховитинова по маршруту Львов - Буск - Броды.
      После достижения конечного пункта передовым отрядам надлежало занять оборону по западной, северной и восточной окраинам Бродов, установить связь с нашими войсками, сражающимися здесь, и вести разведку: Н. Д. Болховитинову - в направлениях на Броды, Радзивилов, Ситно; Броды, Сестратин, Хотин, а П. И. Волкову - в направлениях Броды, Лешнюв, Берестечко; Броды, Станиславчик.
      Около 24 часов два танковых батальона передовых отрядов под командованием подполковников Волкова и Болховитинова двинулись по указанным маршрутам. К этому времени главные силы корпуса, за исключением тылов и подразделений с горюче-смазочными материалами, которые подтянулись в этот район к утру 24 июня, в основном сосредоточились в районе Яворова.
      С прибытием штаба корпуса и командиров дивизий я ознакомил их с новым приказом командующего Юго-Западным фронтом и поставил боевые задачи соединениям:
      Двигаясь по маршрутам своих передовых отрядов, к исходу 24 июня сосредоточиться: 34-й танковой дивизии - в районе Радзивилов, 12-й танковой дивизии - в районе Бродов, о утра 25 июня быть в готовности к наступлению в общем направлении Броды, Берестечко. Корпусным частям следовать за 34-й танковой дивизией. Командный пункт корпуса разместить на западной окраине Бродов. За корпусными частями должна следовать 7-я моторизованная дивизия, которой к исходу 24 июня надлежало сосредоточиться в лесу в трех километрах юго-западнее Бродов и составить резерв корпуса.
      Всю ночь шла напряженная подготовка к новому переходу. К 10 часам утра командиры дивизий и частей доложили о готовности к выступлению. Отдав необходимые распоряжения начальнику штаба, мы с полковником Кокориным, захватив рацию, поспешили во Львов, чтобы ускорить прохождение передовых отрядов, остановившихся там на дозаправку. К 12 часам передовые отряды вышли из Львова на Броды.
      Во Львове было тихо, горожане занимались своими делами. Лишь изредка над городом появлялись фашистские бомбардировщики, но под огнем наших зенитчиков бомбы сбрасывали куда попало и уходили на запад.
      На заправочном пункте я встретился с начальником артиллерии фронта генерал-лейтенантом М. А. Парсеговым. Он получил приказ Военного совета фронта ускорить подход войск корпуса в район Бродов. Дальше поехали уже вместе. Только передовые отряды доложили о выходе на реку Западный Буг, как полковник Кокорин принял телеграмму от начальника штаба корпуса о том, что во Львове группа украинских националистов сделала вооруженную вылазку. Несколько подразделений корпуса ведут с ними бой.
      Генерал-лейтенант М. А. Парсегов, стоявший рядом со мной, заметил:
      - Да, Дмитрий Иванович, сообщение не из приятных. Мало мы знали об украинских националистах. Вот они нас теперь и "благодарят" за это. Придется уделить им внимание.
      Полковник Кокорин передал мой приказ задержать передовые отряды на реке Западный Буг, а я с двумя танками Т-34 и несколькими командирами штаба вернулся во Львов, к главным силам корпуса. На площади водитель остановил танк. Высунувшись до половины из люка башни, я стал наблюдать за действиями подразделений, которые вели огонь по чердакам, где засели националисты.
      Как потом выяснилось, украинские буржуазные националисты в разных частях города одновременно открыли огонь по нашим войскам. Некоторые подразделения корпуса втянулись в перестрелку с ними. Город был очищен от фашистских пособников часа через полтора.
      К 20 часам главные силы корпуса были выведены на свои маршруты и двинулись к Бродам по двум дорогам: через горняцкий центр город Злочев и через город Буек. Колонны шли на предельной скорости. К сожалению, следовавшая за ними корпусная артиллерия на тракторной тяге значительно отставала, разница в скоростях задерживала общее сосредоточение войск. А так как в бой вступать хотелось с артиллерией, то приходилось делать остановки. Часто приходилось останавливаться и потому, что колонны подвергались ударам вражеской авиации. Наши зенитчики вели по ним довольно эффективный огонь. На марше они сбили четыре самолета.
      Пройдя город Буек, мы сделали короткий привал и тут увидели подъезжавший к нам легковой ЗИС. Из машины вышел начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Г. К. Жуков. Георгий Константинович, выслушав мой доклад, потребовал доложить мое решение на предстоящий бой. Докладывал ему по карте, кратко. После этого доложил о налетах вражеской авиации и сбитых бомбардировщиках. Жуков одобрил и решение на бой и действия наших зенитчиков.
      Поскольку я не завтракал, решил здесь же подкрепиться чаем и бутербродом и предложил покушать о нами генералу Жукову. Георгий Константинович, вероятно, тоже еще не позавтракавший, охотно согласился. А через десять минут он уже уехал в штаб фронта{4}.
      Контрудар 8-го мехкорпуса
      На следующий день, 25 июня, к 15 часам передовые отряды корпуса достигли города Броды, а к исходу дня сосредоточились в указанном районе и главные силы корпуса. Здесь мы подвели итоги нашего четырехсуточного напряженного 500-километрового марша по дорогам войны. Итоги были нерадостными: большое количество танков старых конструкций вышли из строя и не смогли достичь района сосредоточения. Танки Т-35, например, все были оставлены на маршрутах движения. Далеко не весь прибыл и огнеметный танковый батальон (Т-26) 24-го танкового полка 12-й танковой дивизии. Остались на дорогах и другие танки старых конструкций. К этому времени выявились большие дефекты и у танков КВ. Их тормозные ленты от частых поворотов при длительном непрерывном движении перегревались и выходили из строя.
      В городе Броды мы узнали о довольно редком случае единоборства танка с самолетом противника. Произошло это 25 июня в 24-м танковом полку. Гитлеровские летчики начали штурмовку колонны. Командир танка из авангардной роты старшего лейтенанта Лышина поймал в прицел танкового пулемета стервятника, шедшего на бреющем полете, взял правильное упреждение и прошил гитлеровца длинной очередью. Вражеский самолет тряхнуло, и он тотчас стал заваливаться на правое крыло. Через несколько секунд фашист рухнул в 50 метрах от шоссе.
      В Бродах противника не оказалось, но и наших войск там не было. Из штаба фронта мы не получили никаких сведений о противнике. Не было также информации о соседях слева и справа. Мы не знали, с кем будем взаимодействовать и какие авиачасти должны поддержать боевые действия соединений корпуса. Правда, поступали донесения от высланной еще на марше разведки. Когда к 24 часам 25 июня материал был обобщен, у нас сложилось мнение, что в полосе предполагаемого наступления корпуса противник, прикрывая свою главную танковую группировку, действовавшую в направлении на Луцк, Ровно, Киев, занял оборону по реке Иква фронтом на восток и по реке Сытенька фронтом на юго-восток. К этому же времени дополнительно от разведчиков стало известно, что правее и левее дороги Броды - Лешнюв Берестечко по восточному берегу Сытеньки заняла оборону и вошла в соприкосновение с противником 212-я моторизованная дивизия 15-го механизированного корпуса генерал-майора И. И. Карпезо.
      Вскоре нам удалось связаться с еще одним соседом - 212-й моторизованной дивизией генерал-майора С. В. Баранова. Штаб этого соединения проинформировал нас о том, что дивизия находится на правом фланге 15-го механизированного корпуса, войска которого с первых дней войны вели бои с вражескими авиадесантами в районе Радзехова. Ликвидировав десантные группы, корпус вступил в бой с сильной танковой группировкой противника, прорвавшейся на пашу территорию. Но, несмотря на все героические усилия бойцов и командиров корпуса, отбросить врага с родной земли не удалось. Под напором превосходящих сил танков и пехоты гитлеровцев, которых активно поддерживала авиация, войска 15-го механизированного корпуса вынуждены были перейти к обороне в полосе до 70 километров.
      Хотя полученные сведения и не внесли полную ясность о противнике, они все же позволили нам более или менее точно сориентироваться и начать подготовку к бою. Продумывая план предстоящего боя, я учел, что противник не занимает укрепленных оборонительных позиций, и решил с рассветом 26 июня, внезапно, атаковать передовые части гитлеровцев и, развивая наступление, к исходу дня выйти на рубеж Волковые, Берестечко, Миколаев. Каждый командир дивизии получил конкретную и ясную задачу. Боевой порядок корпуса был построен в один эшелон, справа предстояло наступать 34-й танковой дивизии, которая должна была прорвать оборону противника на участке Ситно, река Сытенька. Наступающей в центре 12-й танковой дивизии ставилась задача прорвать оборону противника на участке (исключительно) река Сытенька, Лешнюв. Слева, взаимодействуя с 212-й моторизованной дивизией и обеспечивая левый фланг корпуса, начнет наступление 7-я моторизованная дивизия. Этому соединению надлежало прорвать оборону немцев на участке Лешнюв, Станиславчик. Начальнику артиллерии корпуса полковнику И. М. Чистякову было приказано поддержать, наступление дивизий всей мощью артиллерийского огня.
      Как стало известно нам после войны, действия 8-го мехкорпуса сразу привлекли внимание главного командования немецко-фашистских войск. Начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер вначале отнесся к ним спокойно. В первые дни он отмечал: "Русские соединения (имеется в виду 8-й механизированный корпус. - Д. Р.), атаковавшие южный фланг группы армий "Юг", видимо, были собраны наскоро...
      Создается впечатление, что противник предпринял лишь частный отход с упорными боями за каждый рубеж, а не крупный отход оперативного или стратегического масштаба...
      В полосе группы армий "Юг" 8-й русский танковый корпус наступает от Броды на Дубно в тыл нашим 11-й и 16-й танковым дивизиям. Надо надеяться, что тем самым он идет навстречу своей гибели"{5}.
      Наступила четвертая военная ночь. Четвертая ночь без отдыха и нормального сна. Но никто не роптал, хотя люди валились с ног от усталости. Сознание того, что через несколько часов идем в бой, удваивало силы бойцов и командиров. Всю ночь, не покладая рук, трудились они: приводили в порядок оружие, боевую технику, дозаправляли машины горючим, пополняли боезапас. Каждый горел желанием дать врагу почувствовать силу и мощь нашего оружия.
      Посоветовавшись с Н. К. Попелём, мы решили работников политотдела и офицеров штаба корпуса направить в части для проверки выполнения приказа о наступлении и оказания помощи.
      ...Медленно занималось тихое росное утро. Я вышел из палатки и поразился сторожкой лесной тишине. Насупившись, стояли мохнатые ели. Высоко подняли свои кудрявые головы длинноствольные, прямые, как струны, сосны. Тут и там, прямо на чуть влажной от росы хвое, на броне танков прикорнули бойцы и командиры. До начала боя оставалось полчаса.
      Вздрогнула и застонала земля. Предутреннюю тишину безжалостно вспороли разрывы снарядов... Все пришло в движение. Дивизии корпуса пошли в наступление в общем направлении на Берестечко. Вскоре стали поступать первые донесения. 12-я танковая дивизия, наступавшая на главном направлении, не смогла добиться успеха с ходу: слишком плотным был артиллерийско-минометный огонь врага. Но особенно ощутимыми были удары внезапно появившейся вражеской авиации. Большими группами, по 50-60 самолетов, противник почти беспрепятственно бомбил боевые порядки соединений. Наших самолетов в воздухе не было...
      В этом был наш первый большой просчет: готовясь к наступлению, мы не учли превосходства врага в воздухе. Не учли мы этого и при развертывании командного пункта корпуса в лесу, в трех километрах от восточного берега реки Слонувка, слева от дороги Броды - Лешнюв - Берестечко. Командный пункт и отделения штаба корпуса находились в палатках. Это вскоре дорого нам обошлось.
      Не учли мы и другого: пойма реки Слонувка на протяжении двух километров оказалась сильно заболоченной и непроходимой для танков. Наступать можно было только по единственной дороге, причем мост через реку был взорван, а подступы к нему находились под сильным артогнем противника.
      Командир 12-й танковой дивизии генерал-майор Т. А. Мишанин, стремясь отбросить немцев от Слонувки и захватить плацдарм, ввел в бой мотопехоту. Поддержанные артогнем дивизионной, корпусной артиллерии и танковых орудий, пехотинцы вброд форсировали реку, атаковали позиции противника и захватили плацдарм. Наши саперы тотчас начали восстанавливать мост и прокладывать гати через болото.
      Часам к 11 мост был готов. Вскоре тяжелые танки переправились на противоположный берег Слонувки и поддержали наступление пехотинцев.
      Ожесточенный бой разгорелся за селение Лешнюв. Этот населенный пункт гитлеровцы основательно укрепили, сосредоточив там много искусно замаскированных противотанковых орудий, которые почти в упор расстреливали наши танки. Из окон и чердаков фашистские автоматчики вели губительный огонь по мотопехоте. Но ничто уже не могло сдержать боевой порыв бойцов. Они настойчиво продвигались вперед.
      В это время авиация противника перестала бомбить боевые порядки атакующих и стала наносить удары по артиллерийским позициям и вторым эшелонам. Но артиллеристы не уходили с огневых позиций и продолжали уничтожать огневые точки врага и его танки. А зенитчики не давали возможности фашистским самолетам вести прицельное бомбометание. Тем не менее гитлеровцам все же удалось нанести тыловым подразделениям значительные потери. Много автомашин с боеприпасами и горюче-смазочными материалами запылали. Сильно пострадал командный пункт корпуса. Мы недосчитались многих бойцов и командиров. Были разбиты главная радиостанция корпуса и несколько штабных автомашин.
      Это был тяжелый урок за наше пренебрежение к инженерному оборудованию расположения штаба.
      К 16 часам сопротивление врага было сломлено. Понеся большие потери, гитлеровцы оставили Лешнюв. Подполковник П. И. Волков выслал роту тяжелых танков с задачей отрезать противнику пути отхода на Берестечко. Командир роты старший лейтенант И. С. Жердев отлично справился с задачей. Вовремя оседлал дорогу и устроил на ней засаду. Гитлеровцы, не подозревая об опасности, поставили в авангард колонны мотоциклетный батальон, который и напоролся на танковую засаду И. С. Жердева и был полностью уничтожен. Отступавшие гитлеровцы бросили всю технику, обозы и лесными дорогами и тропами бежали на север.
      В этом бою высокое воинское мастерство, мужество и отвагу показали командир полка П. И. Волков, все его подчиненные, а капитан Д. Г. Симоненко, старший лейтенант И. С. Жердев лично уничтожили по нескольку фашистских танков.
      Одновременно с 12-й танковой перешла в наступление и 7-я моторизованная дивизия, которая действовала на левом фланге корпуса. Но это соединение встретило еще более упорное сопротивление противника и продвинуться не смогло. Противник своими фланкирующими действиями вынудил ее значительно растянуть свои боевые порядки по фронту.
      Хочу отметить, что и здесь многие наши воины дрались с врагом умело и отважно. Командир 1-й роты 1-го мотострелкового батальона 27-го мотострелкового полка младший лейтенант С. И. Ткаченко получил задачу форсировать реку Сытенька и в дальнейшем наступать в общем направлении на село Ситно. Под покровом ночи бойцы подразделения скрытно сосредоточились на исходном рубеже. Впереди - река Сытенька и далее заболоченная ее пойма, поросшая мелким кустарником.
      В числе первых командир роты преодолел водную преграду и, увлекая за собой бойцов, сделал бросок вперед. Фашисты обнаружили наступающих и открыли по ним сильный ружейно-пулеметный огонь. Рота залегла, появились убитые и раненые. В этих сложных условиях Ткаченко быстро принял единственно правильное решение: поднять роту и стремительно атаковать врага. Но для этого прежде всего нужно было подавить огонь двух вражеских пулеметов. Эту задачу выполнил сержант Алексей Потехин. Искусно маскируясь среди кустарника, он подобрался к гитлеровским пулеметчикам, ведущим огонь, и забросал их гранатами.
      С возгласом "За Родину! За Сталина!" рота решительно атаковала неприятеля. Завязалась рукопашная схватка. Действуя штыком и прикладом, бойцы обратили фашистов в бегство. В этом бою мужественно и храбро сражались младшие командиры Виктор Бутовалкин, Михаил Швецов, Иван Дроздов. Алексей Потехин и в этой схватке действовал геройски, уничтожив трех фашистов. Мне известна дальнейшая судьба этого храброго воина. После тяжелых ранений он стал инвалидом, но не пал духом. Учась в пединституте, успешно окончил его и там же защитил диссертацию. Проживал он в Ярославле, воспитывал молодое поколение патриотов нашей Родины.
      В это же время 34-я танковая дивизия прорвала оборону гитлеровцев и, преодолевая их яростное сопротивление, упорно продвигалась вперед. Неожиданно связь с дивизией прервалась и, несмотря на мои настойчивые требования, не была восстановлена. Я решил выехать в эту дивизию, выяснить ситуацию на месте. Отдав все необходимые распоряжения начальнику штаба, в том числе и о перебазировании командного пункта корпуса на юго-западную окраину Бродов, около 17 часов на танке Т-34 отправился в путь, придерживаясь по дороге глубоко отпечатанных на земле следов гусениц тяжелых танков.
      Вокруг на каждом шагу валялись трупы раздавленных фашистских автоматчиков, искореженные и расплющенные мотоциклы с колясками. На обочинах дороги кое-где встречались автолетучки, которые тут же ремонтировали вышедшие из строя наши танки, в основном старых образцов.
      Я совершенно не думал о том, что мы можем попасть в засаду врага. Танк двигался с предельной скоростью, а я, глядя вперед, мучительно пытался найти ответ на волновавший меня вопрос: что могло случиться с командиром дивизии, почему он не докладывает о боевых действиях частей? Ведь он же не новичок. Это один из лучших командиров соединений корпуса.
      Солнце клонилось уже к закату. Затихла артиллерийская канонада. Позади осталось километров двадцать пять, а комдива Васильева все не было. Вот и опушка леса. Среди поредевших деревьев показалась Деревня Хотин, вернее то, что от нее осталось: обгоревшие печи да догоравшие головешки... Соскочив с танка, взял у адъютанта бинокль и начал внимательно осматривать местность. На юго-западной окраине деревни увидел группу танков, автомашин и пехоту. "Наши или противника?" - мелькнула мысль. Приглядевшись пристальнее, с облегчением вздохнул: наши!
      Через несколько минут мой танк остановился возле группы командиров, в которой оказался и полковник И. В. Васильев. Он доложил:
      - Товарищ генерал! Вверенная мне дивизия успешно прорвала оборону противника, уничтожив полностью три мотоциклетных батальона, 10 танков и 12 орудий. Захвачено в плен до двухсот фашистских солдат и офицеров 48-го моторизованного корпуса, принадлежащего к танковой группе Клейста{6}.
      Тревога за судьбу соединений, гнев на полковника Васильева у меня прошли. Я крепко пожал ему руку, поздравил с победой, но все же сделал строгое внушение за то, что он вовремя не прислал донесений согласно утвержденному мной графику.
      - Увлекся. Виноват. Больше такое не повторится, - заверил меня комдив.
      Затем мы отправились к группе пленных немецких офицеров, которых допрашивал начальник разведывательного отделения дивизии. Он подошел ко мне с докладом, но я распорядился продолжать допрос.
      Дослушав накоротке доклад полковника Васильева, приказал вызвать заместителя по политической части полкового комиссара М. М. Немцева. Возбужденный боем, чуть смущенный, он ждал вопросов.
      - Как настроение бойцов? Ваше, вижу, отличное, - обратился я к нему.
      - Настроение хорошее. Сегодняшняя победа вызвала особый подъем у людей. Хотя никто не спал уже четверо суток, все рвутся в бой. Потери в частях незначительные. Есть убитые и раненые, главным образом от ударов вражеской авиации. Совсем обнаглели немецкие летчики, товарищ генерал. Бомбят и обстреливают наши боевые порядки и тылы из пулеметов, а наших самолетов и не видно.
      Он сообщил, что часть раненых бойцов и командиров отправлена в медсанбат дивизии. Большинство же раненых отказалось от эвакуации и осталось в строю. Это лучше всяких слов говорило о высоком боевом духе бойцов.
      Выслушав краткие доклады командира дивизии и его заместителя по политической части, я проинформировал их о сложившейся обстановке в районе действий корпуса и приказал, чтобы части дивизии закрепились на достигнутом рубеже, тщательно организовали охранение, активной разведкой установили силы и расположение противника, пополнили боеприпасы, произвели заправку боевых и транспортных машин, накормили людей, дали им отдых и были готовы с рассветом 27 июня перейти в дальнейшее наступление.
      - Все ясно, вопросов нет, - ответил Васильев. Стоявший рядом Немцев обратился ко мне:
      - Если у комдива нет вопросов, то у меня есть к вам просьба, товарищ генерал. Если возможно, пришлите хотя бы эскадрилью "ястребков" для прикрытия боевых порядков и тылов дивизии.
      Просьба была справедливая, по что я мог ответить" полковому комиссару Немцеву?
      - Дождемся и авиации, - ответил я и, попрощавшись, направился к танку. Солнце уже исчезло за лесом. Сгущались сумерки. Надо было спешить на командный пункт. По моему приказу полковник Васильев распорядился посадить в танк старшего по званию пленного офицера. Пожелав всем успеха, двинулся в обратный путь.
      На шоссе Броды - Дубно нас застала ночь. Танк повернул на юго-запад к Бродам. Справа и слева от дороги горели скирды соломы, отдельные хаты, которые жгли фашистские диверсанты и бандеровцы, укрывавшие немецких парашютистов и диверсантов. Всюду в тылу наших войск шла сильная ружейно-автоматная стрельба. Пули свистели во всех направлениях. Трудно было разобрать, кто в кого стреляет. Бандеровцы и немецкие автоматчики, проникшие в тыл, пытались посеять панику среди наших воинов.
      Над головой беспрерывно гудели фашистские самолеты. Волна за волной они шли на восток бомбить наши мирные города и села...
      Мои размышления были об одном: как лучше осуществить завтрашний план боевых действий, выполнить приказ командующего фронтом разгромить танковую группировку врага. Ведь до сих пор мы так мало знали о силах противника. Единственное, пожалуй, мы определили, что в ходе встречных боев 26 июня перед фронтом корпуса гитлеровцы имели более четырех дивизий пехоты, из них две моторизованные.
      Если, думал я, завтра с утра враг не введет свежие силы или введет не более одной дивизии, то войска мехкорпуса, отдохнувшие за ночь и окрыленные успехом первых боев, с еще большей настойчивостью поведут наступление и перережут дорогу Сокаль - Дубно. И неприятель вынужден будет оттянуть сюда дополнительную группировку войск и, возможно, прекратить дальнейшее продвижение в глубь нашей территории. А это, как я понимал из приказа командующего фронтом, является главной задачей мехкорпуса. Понимал я, что, выполняя эту задачу, корпусу придется принять на себя удары всех вражеских сил на данном направлении.
      Можно было предположить, что с учетом моих донесений об успешных действиях объединения, которые посылал в течение дня, командующий фронтом примет решение подтянуть на это направление свежие силы и нам удастся закрыть прорыв на участке Луцк, Сокаль.
      Правда, меня очень беспокоило состояние личного состава и техники. Полки были введены в сражение при неблагоприятных условиях. Многократные переброски на большие расстояния привели к тому, что часть танков и артиллерии по различным причинам отстала в пути и это намного ослабило силы корпуса. Тем не менее я был доволен результатами сражения 26 июня. Враг понес значительные потери, инициативой владели мы, обстановка складывалась в нашу пользу. Войска были готовы с утра 27-го нанести удар по флангу и тылу противника. Чтобы парировать наш удар, ему потребуется произвести перегруппировку...
      Так рисовалась мне обстановка, сложившаяся к исходу 26 июня. Размышляя, не заметил, как мой танк подошел к городу Броды, объятому пожарами. По освещенным улицам подъехали к месту, где должен был располагаться командный пункт корпуса, но там его не оказалось. Меня встретил только начальник связи полковник С. Н. Кокорин, прибывший с радиостанцией. Вскоре сюда же прибыли бригадный комиссар И. К. Попель, исполняющий обязанности начальника штаба корпуса подполковник А. В. Цинченко и переводчик. Вместе с Н. К. Попелём внимательно выслушали доклад подполковника Цинченко. Обстановка была такова: части 12-й танковой дивизии за день продвинулись на 10-12 километров. Берестечко занять не удалось. Уничтожено до батальона пехоты, мотоциклетный батальон, 24 орудия, 20 танков, захвачено в плен 20 солдат врага. От налетов неприятельской авиации понесли значительные потери тылы дивизии. Убит начальник штаба соединения полковник Попов{7}. 7-я моторизованная дивизия в течение дня продвинуться так и не смогла.
      Как показал привезенный мною пленный офицер, группа Клейста состоит из четырех танковых и четырех моторизованных дивизий. Часть танковых дивизий группы уже находится на подступах к городу Ровно.
      Следом за группой движутся еще четыре пехотные дивизии 6-й полевой армии. Я приказал пленного офицера срочно отправить в штаб фронта.
      Ситуация складывалась благоприятно для корпуса. Командиры штаба и работники политотдела были в приподнятом настроении и ждали приказа на продолжение наступления. С учетом достигнутого я принял решение с утра 27 июня продолжать наступление. Боевой порядок войск корпуса отвечал замыслу, никаких перегруппировок совершать не требовалось. Все это предвещало безусловный успех. Но осуществить этот план не пришлось.
      27 июня около 4 часов утра на командный пункт приехал генерал В. П. Панюхов с приказом командующего фронтом. Согласно этому приказу войска 8-го механизированного корпуса отводились в тыл за боевые порядки 36-го стрелкового корпуса, который занимал оборону на рубеже Кременец, Подкамень. Нам ставилась задача усилить корпус огневыми средствами, а самим составить фронтовой резерв. Панюхов не сообщил мне о причине отвода корпуса в резерв и не смог проинформировать об обстановке, сложившейся на участках соседей.
      Таким образом, развить достигнутый 26 июня успех и нанести сокрушительный удар во фланг танковой группировке генерала Клейста нам не удалось. Видимо, у командования фронта не было ясного представления о сложившейся на этом участке обстановке. А может быть, у него были какие-то другие соображения? Не знаю.
      Теперь меня волновал один вопрос: успеем ли мы довести этот приказ войскам до перехода их в наступление. Если они начнут бой, тогда будет очень трудно в светлое время выполнить приказ командующего. Надо было спешить... Все, что зависело от штаба корпуса, было сделано.
      7-я моторизованная и 12-я танковая дивизии успели получить приказ до начала наступления. А 34-я танковая дивизия уже атаковала врага севернее Берестечко, и ее выход из боя задержался на два с половиной часа. При этом противник все время наступал на пятки, и соединению пришлось отходить с тяжелыми арьергардными боями.
      7-я моторизованная дивизия, хотя и не перешла в наступление, находилась под огневым воздействием противника. Ее части, растянувшиеся по фронту на 40 километров, не могли сразу оторваться от немцев, и им также пришлось отходить с арьергардными боями.
      12-я танковая дивизия, поставив в прикрытие полк под командой подполковника П. И. Волкова, сравнительно легко оторвалась от противника и сразу же приступила к выполнению приказа командующего войсками фронта.
      Но и этот приказ соединениям нашего корпуса выполнить не пришлось. В 6 часов 40 минут 27 июня на командный пункт прибыл начальник политического управления Юго-Западного фронта бригадный комиссар А. И. Михайлов, который вручил мне новый приказ командующего фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса. Войска 8-го механизированного корпуса должны были выбить гитлеровцев из города Дубно, а затем перейти к круговой обороне в районе Дубно, Смордва, Пелча в ожидании общего наступления войск фронта.
      Из приказа командующего фронтом я уяснил, что должен делать 8-й механизированный корпус. А кто наши соседи справа и слева, как они будут действовать - мне было неизвестно. В таком случае мне, как командиру корпуса, и моему штабу трудно было принять правильное решение. Нам необходимо было знать, где находится противник, что он делает, каковы его силы и намерения. Но таких данных у нас не было. Эта ситуация была характерна для первых дней войны. Приказы, поступавшие из штаба фронта, из-за отсутствия там необходимой информации не всегда отвечали сложившейся обстановке, которая в силу маневренного характера боевых действий менялась ежечасно.
      А решение надо было принимать незамедлительно, несмотря на отсутствие крайне необходимых данных. Дав начальнику штаба наметку предварительных распоряжений для передачи в войска, я углубился в свою рабочую карту, раздумывая о том, как выполнить задачу, поставленную командующим. Изучая местность по карте и отмечая циркулем расстояния, которые придется пройти каждому соединению, подсчитывал, сколько потребуется для этого времени, намечал, где запять исходные рубежи развертывания для наступления. Мысленно представлял себе, какие трудности нас ожидают. Временно исполнявший должность начальника штаба подполковник А. В. Цинченко склонился над картой рядом со мной, и я чувствовал, что он с нетерпением ждет решения. Однако не легко было это сделать в такой сложной и неясной обстановке. Мысленно перебрал несколько вариантов, но ни один не показался безупречным. Как ни мудри, а приказ можно было выполнить только через сутки.
      - Фронт торопит нас начать решительные и немедленные действия, обратился я к Цинченко, - а такая поспешность поставит нас в невыгодные условия.
      - Да, - согласился он. - Чтобы разведать силы противника и установить его группировку, а затем сосредоточить наши войска для удара, потребуется не менее двадцати часов.
      - Вот и получается, что соединения могут выйти на исходный рубеж для наступления к двум часам ночи 28-го, - подвели мы итог.
      Было уже 8 часов 50 минут утра 27-го, когда я приказал командиру 6-го корпусного мотоциклетного полка полковнику Т. И. Трибуцкому разведать маршруты выдвижения соединений, местонахождение и силы противостоящей группировки противника. Затем вызвал начальника оперативного отделения подполковника П. Н. Шмырева и начал диктовать приказ соединениям корпуса.
      Исходный рубеж для наступления - станция Рудня-Сестратин. Дивизии должны сосредоточиться в этом районе к 2 часам 28 июня и спустя два часа начать наступление. Боевой порядок строился в два эшелона: первый эшелон 12-я и 34-я танковые дивизии, второй эшелон - 7-я моторизованная. Главный удар вдоль шоссе Броды - Дубно наносит 12-я танковая дивизия. 7-я мотодивизия, наступая во втором эшелоне, развивает ее успех. Левее 12-й, обеспечивая левый фланг ударной группировки корпуса, наступает 34-я танковая дивизия в направлении на Радзивилов, Сербино, Волковые. Основная задача корпуса - разгромить противостоящего противника и овладеть районом Дубно, Смордва, Пелча, а затем занять круговую оборону.
      Подполковник П. Н. Шмырев, пробежав глазами по написанному в своей полевой книжке, попросил разрешения исполнять приказ.
      Оставшись один, я снова склонился над картой, стараясь представить, как могут развернуться события...
      - Товарищ генерал, - прервал мои раздумья вбежавший адъютант, - из штаба фронта едут...
      Я вышел из палатки и увидел несколько легковых машин. Головная уже остановилась. В ней был член Военного совета Юго-Западного фронта корпусной комиссар Н. Н. Вашугин. Поправив фуражку, поспешил к нему с рапортом. Усталое лицо Вашугина было неприветливо.
      - Вы почему не выполнили приказ о наступлении на Дубно? - перебив меня, резко спросил член Военного совета.
      Я снова попытался доложить обстановку.
      - Замолчите!.. Это предательство!
      - Товарищ корпусной комиссар, - вмешался в разговор стоявший рядом бригадный комиссар Н. К. Попель. Голос его звучал спокойно и решительно. Вы можете требовать выполнения приказа. Однако надо и нас выслушать.
      Член Военного совета зло посмотрел на Попеля. Затем, бросив взгляд на часы, уже спокойным тоном приказал доложить обстановку и решение на бой.
      ...Я старался быть предельно кратким. Начал с того, что войска корпуса разбросаны на большом пространстве. 12-я танковая дивизия все еще находилась на марше и выполняла предыдущий приказ командующего фронтом, то есть следовала на рубеж обороны 36-го стрелкового корпуса. Один танковый полк этой дивизии прикрывал северо-западнее Бродов отход соединения. 34-я танковая дивизия с рассветом вела бой севернее Берестечко. Приказ там уже получили, приступили к его выполнению и в тяжелой обстановке выходят из боя. 7-я моторизованная дивизия также вела бой с противником на 40-километровом фронте. Я полагал, что по времени и эта дивизия уже получила приказ на выход из боя. На направлении Броды, Дубно данных о противнике не было.
      - Мною выслана разведка с целью установить местонахождение, силы и группировку противника. Эту задачу выполняет корпусной мотоциклетный полк. Войска корпуса могут сосредоточиться на исходном рубеже к концу дня и начать наступление только с утра 28 июня, - закончил я свой доклад.
      - Что?! - воскликнул член Военного совета. - Немедленно решение - и вперед!
      - С чем вперед? - спросил я. Но моего вопроса он словно не слышал.
      - Приказываю немедленно начать наступление! - снова потребовал Вашугин.
      - Я считаю преступлением перед Родиной бросать в бой войска по частям. Это значит обречь их на бесцельную гибель. В крайнем случае войска не в полном составе могут перейти в наступление сегодня не ранее 14 часов.
      - Хорошо, - согласился член Военного совета. - Последнее предложение можно принять. Выполняйте!
      Мы приняли весьма энергичные меры и к 12 часам сумели вывести из района боев танковый полк 12-й танковой дивизии, который прикрывал ее перегруппировку. Часть боевых машин этого соединения нам удалось задержать на марше и подчинить танковому полку П. И. Волкова. Таким образом; полк Волкова, представлявший передовой отряд, двинулся по маршруту Броды Ситно - Дубно.
      Отдав необходимые распоряжения по организации марша и наступления, как того требовал член Военного совета фронта, я разрешил начальнику штаба перенести командный пункт корпуса в лес, что в трех километрах юго-западнее Ситно. Там уже велись необходимые инженерные работы. К 12 часам саперы и связисты полностью оборудовали командный пункт, и мы отправились туда с корпусным комиссаром Н. Н. Вашугиным.
      Созданную наспех подвижную группу в составе 34-й танковой дивизии и 6-го корпусного мотоциклетного полка возглавил мой заместитель по политической части бригадный комиссар Н. К. Попель. Группе надлежало захватить район Дубно, Смордва, Пелча и перейти затем к круговой обороне. В 14 часов она приступила к выполнению боевой задачи. Как только части подвижной группы двинулись за передовым отрядом, член Военного совета фронта уехал.
      Штаб корпуса продолжал оставаться на прежнем месте в ожидании 12-й танковой и 7-й моторизованной дивизий. Боевое охранение штаба составляли несколько тяжелых и средних танков и до десятка мотоциклистов с пулеметами. События между тем развивались стремительно. Обстановка изменялась с каждым часом.
      После отъезда корпусного комиссара Н. Н. Вашутина на командный пункт корпуса прибыл новый представитель командующего фронтом - начальник автобронетанковых войск фронта генерал-майор Р. Н. Моргунов. Он сообщил, что на него возложена задача координировать действия 15-го и 8-го мехкорпусов по разгрому прорвавшейся вражеской танковой группировки в районе Дубно. От него же я узнал, что 9-й мехкорпус генерал-майора К. К. Рокоссовского должен нанести удар по противнику из района Клевань, а 19-й механизированный корпус генерала Н. В. Фекленко - из района Ровно на Дубно. Эта информация для меня оказалась не только новой, но и неожиданной.
      Генерал Р. Н. Моргунов не имел при себе никаких средств управления, поэтому я предложил ему использовать средства связи нашего штаба. Однако он не захотел воспользоваться нашим предложением и отправился в 15-й мехкорпус. Встретиться с Моргуновым больше не пришлось. Не передал он нам и никаких распоряжений.
      Бои с превосходящими силами противника
      К исходу дня бригадный комиссар Н. К. Попель доложил, что передовой отряд и 34-я танковая дивизия разгромили тыловые подразделения и танковый полк 11-й танковой дивизии гитлеровцев, которые были внезапно атакованы на марте. Наши танкисты, продвинувшись еще на 30-35 километров, овладели районом Пелча. Разгромив несколько частей 16-й танковой дивизии, они ворвались в Дубно и вышли в тыл 3-го моторизованного корпуса противника. В это время через Ситно проследовал передовой отряд 7-й моторизованной дивизии. На реке Пляшувка он встретил сопротивление немцев. Наши артиллеристы, не мешкая, открыли огонь прямой наводкой. Одновременно устремилась в атаку мотопехота. Вражеский заслон был смят, и передовой отряд, не задерживаясь, продолжал двигаться на Дубно. К сожалению, главные силы 7-й мотодивизии подошли к реке Пляшувка только с наступлением темноты. К этому времени немцы подтянули сюда уцелевшие части 16-й танковой дивизии и заняли оборону по реке. В результате главные силы 7-й моторизованной дивизии продвинуться дальше не смогли.
      Офицер связи, возвратившийся из 12-й танковой дивизии, доложил, что комдив генерал Т. А. Мишанин сосредоточил ее за линией обороны 36-го стрелкового корпуса, подтягивает свои тылы, ожидает подхода автозаправщиков с горючим и после заправки боевых машин сразу выступит для выполнения поставленной новой задачи.
      Получив все эти донесения, я принял решение штаб корпуса оставить на старом месте, организовав крепкую круговую оборону.
      Ночь на 28 июня прошла на редкость спокойно, без грохота разрывов снарядов и автоматной трескотни. Только изредка с высоты доносился гул вражеских бомбардировщиков, летевших на восток. Да над Пляшувкой часто взлетали осветительные ракеты. Фашисты нервничали.
      С утра 28-го 7-я моторизованная дивизия вновь попыталась проломить оборону гитлеровцев по реке Пляшувка, но успеха не имела. Когда же часам к 12 подтянулась танковая дивизия генерала Мишанина, я решил прорвать вражескую оборону совместными действиями двух соединений с целью соединиться с подвижной группой Попеля. Однако и эти атаки оказались безрезультатными. Немцы упорно оборонялись, затем сами перешли к активным действиям. В ходе боя мне стало ясно, что силы были слишком неравны. Разведка докладывала о подходе и вступлениихв бой новых неприятельских частей. Напряжение на этом участке усиливалось.
      С одной стороны, мы добились своей цели, заставив противника развертывать и вводить в сражение новые соединения. Тем самым мы не давали ему возможности продвигаться в глубь нашей территория. С другой стороны, не могли соединиться с группой Попеля, чтобы спасти ее от разгрома. К исходу дня против двух наших неполных дивизий вражеское командование ввело в бой 75-ю и 111-ю пехотные дивизии, помимо 16-й танковой и 16-й моторизованной, ранее втянувшихся в бой против нас. Кроме того, по данным разведки, в этот район гитлеровцы подтягивали новые силы. Следовательно, в районе Дубно, Броды против войск 8-го мехкорпуса враг развернул четыре-пять дивизий.
      Наши части были вынуждены перейти к обороне. После перегруппировки и мощной артиллерийской подготовки противник неоднократно бросал в атаки крупные силы пехоты при поддержке 40-50 танков. Его авиация в это время бомбила наши тылы. Но артиллеристы и танкисты подпускали немецкие танки на короткие расстояния и расстреливали их дружными залпами. Горящие и подбитые вражеские боевые машины обозначили линию фронта.
      В ходе боев наши бойцы и командиры дрались по-геройски. Хотелось бы особо выделить воинов 12-го артиллерийского полка, которым командовал майор И. И. Цешковский. В ходе боя майор и его заместитель капитан Н. Ф. Озирный были ранены, но дивизионы под командованием капитана Доброхлеба и старшего лейтенанта Клинка действовали слаженно, уверенно, а весь личный состав мужественно и отважно. Так, огневой взвод 122-мм гаубиц лейтенанта А. Л. Гузенко, выкатив орудия для стрельбы прямой наводкой, уничтожил два вражеских танка. В числе отличившихся была и батарея 152-мм гаубиц старшего лейтенанта Ф. А. Бацко. Когда к ее огневым позициям прорвалось более десяти немецких танков, артиллеристы встретили их огнем прямой наводки. Наводчик орудия ефрейтор А. П. Дудин, подпустив их на близкое расстояние, одного за другим поджег три вражеских танка. Отважно воевал он и в последующих боях. 10 января 1944 года Александру Протальоновичу Дудину было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Несколько раз немецкие танки вплотную подходили к окопам. За бронированными машинами бежала пехота. Наши пулеметчики отсекали гитлеровцев от боевых машин и уничтожали их. Были случаи, когда фашистские танки все-таки прорывались в глубь нашей обороны. Тогда им навстречу посылались два-три тяжелых танка КВ, которые незамедлительно уничтожали врага.
      Наши Т-34 и КВ вступали в бой с фашистскими танками даже при десятикратном превосходстве немцев и каждый раз выходили победителями. Вражеская противотанковая артиллерия оказалась малоэффективной против брони средних танков, а против танков КВ была просто беспомощной.
      Мы успешно отражали атаки танков и пехоты врага, но против авиации противника были почти беззащитны. Группы по 40-50 самолетов, волна за волной, налетали на боевые порядки корпуса и подвергали их бомбежке. Нередко до десятка стервятников, построившись замкнутым кругом, пикировали на боевые порядки, сбрасывая бомбы и обстреливая войска из пулеметов. Наша авиация по-прежнему не появлялась. Зенитной же артиллерии у нас было очень мало. Она не могла прикрыть весь боевой порядок корпуса. Фашистские летчики знали это и почти безнаказанно бомбили наши тылы, уничтожали машины с боеприпасами и автозаправщики с горючим.
      К исходу дня немцы прекратили атаки. Наступило затишье. Только где-то на северо-востоке гремела артиллерийская канонада. Мы думали, что это приближаются к Дубно наши механизированные корпуса генералов Н. В. Фекленко и К. К. Рокоссовского. Я не терял надежды на то, что в районе Дубно мы обязательно встретимся.
      За левым флангом наших дивизий, где должны были действовать части 15-го механизированного корпуса генерал-майора И. И. Карпезо, было спокойно. Каких-либо указаний от генерала Р. Н. Моргунова, который должен был координировать действия 8-го и 15-го механизированных корпусов, мы по-прежнему не получали.
      Составив донесение командующему фронтом о результатах боевых действий корпуса за истекший день и о своих главных планах на завтрашний, мы с начальником штаба приступили к подготовке войск для прорыва вражеской обороны и выхода в район Дубно к группе Н. К. Попеля.
      Ночь на 29 июня прошла относительно спокойно. Утром же возобновились ожесточенные бои. Подтянув за ночь свежие силы и произведя перегруппировку, немцы установили на позициях артиллерию крупного калибра и с утра перешли к активным действиям. По расположениям наших войск был открыт ураганный артиллерийский и минометный огонь. В небе беспрерывно висели десятки бомбардировщиков с черными крестами. Земля содрогалась от бомбовых ударов. Потом вдруг все стихло, и на наши позиции двинулись большие силы танков и пехоты.
      Наши танкисты и пехотинцы не дрогнули. На центральном участке все атаки были отбиты с большими потерями для врага. Но и сами танкисты понесли серьезный урон от огня тяжелой артиллерии. А вот на левом фланге, где мы меньше всего ожидали сильного удара, так как надеялись на соседа (15-й мехкорпус), противник овладел инициативой. Дело в том, что 15-го мехкорпуса там не оказалось, и мне очень дорого обошелся этот просчет. К счастью, наши стрелки, хотя и понесли серьезные потери, отбили атаку фашистской пехоты. Танки же немцев (до 40 машин) прорвались в глубь нашей обороны. Они с ходу раздавили одну нашу батарею и ринулись к командному пункту 12-й танковой дивизии. Положение сложилось серьезное. Генерал Т. А. Мишанин быстро выделил из своего резерва три танка КВ, четыре танка Т-34 и приказал танкистам уничтожить прорвавшегося врага. На помощь этой семерке я направил три танка КВ, находившиеся на командном пункте корпуса. В тылу нашей обороны завязался танковый бой. Я наблюдал, как фашистские танки с черными крестами метались между нашими громадными КВ, ища спасения. Они пытались маневрировать, чтобы получить возможность стрелять в слабую боковую броню. Но и это не помогло: КВ и Т-84 сноровисто расстреливали из своих 76-мм пушек вражеские танки.
      Среди многих героев этого боя запомнился механик-водитель танка Т-34 сержант М. А. Шмаков. Я знал его с довоенного времени. На танкодроме он старательно изучал искусство вождения танка в сложных условиях пересеченной местности, стрельбу с ходу и с коротких остановок. Все это пригодилось. В бою сержант Шмаков действовал бесстрашно и тактически грамотно, экипаж танка уничтожил благодаря этому около десятка вражеских танков. Так же смело и умело действовал Михаил Александрович Шмаков и в других боях. За героические подвиги он был представлен к званию Героя Советского Союза.
      Таким образом, шесть КВ и четыре Т-34 уничтожили все 40 немецких танков, а сами не понесли потерь. Атака врага на этом участке была отражена.
      "Что же делать дальше?" - мучительно думал я.
      С соседом слева - 15-м мехкорпусом образовался большой разрыв, связи нет. Соседей справа совсем не было. Вчера я решил продолжать наступление на Дубно, чтобы соединиться с подвижной группой Попеля. Но вчера была надежда, что с подходом наших 9-го и 19-го мехкорпусов можно будет разгромить 1-ю танковую группу Э. Клейста. Сегодня на этот счет никаких иллюзий не осталось.
      Оценивая сложившуюся обстановку, мы все яснее представляли, что соотношение сил на нашем участке фронта складывается далеко не в нашу пользу. Рассчитывать надо на свои неполные две дивизии. Однако еще теплилась надежда, что вот-вот подойдут мехкорпуса Фекленко и Рокоссовского, хотя мы даже не знали, где они находятся. После долгих размышлений мы в штабе пришли к выводу: надо своими активными действиями сковать противника, создать угрозу его флангу и тылу, не позволить его главным силам продвигаться в глубь нашей территории.
      Этим, думалось, мы поможем генералам Фекленко и Рокоссовскому выйти в район Дубно. К этому времени 7-я моторизованная и 12-я танковая дивизии находились в полуокружении. Командиры дивизий доносили, что противник свежими силами наносит сильные удары по нашим внешним флангам, стремясь замкнуть кольцо. Наши части понесли большие потери.
      Упорные и активные действия 8-го механизированного корпуса германским высшим командованием теперь оценивались со всей серьезностью. Генерал Гальдер в своем дневнике отметил: "На фронте группы армий "Юг" все еще продолжаются сильные бои. На правом фланге 1-й танковой группы 8-й русский танковый корпус (имеется в виду 8-й мехкорпус. - Д. Р.) глубоко вклинился в наше расположение и зашел в тыл 11-й танковой дивизии. Это вклинение противника, очевидно, вызвало большой беспорядок в нашем тылу в районе между Бродами и Дубно. Противник угрожает Дубно с юго-запада... В тылу 1-й танковой группы также действуют отдельные группы противника с танками, которые даже продвигаются на значительные расстояния". И в последующие дни записал: "Фюрер проявляет беспокойство по поводу... напряженного положения на фронте 1-й танковой группы южнее Дубно..."
      "На фронте группы армий "Юг" развернулось своеобразное сражение в районе южнее Дубно. 16-я танковая дивизия, оставив высоты в районе Кременца, атакует противника о юга, в районе Кременца 75-я пехотная дивизия наступает о запада, 16-я моторизованная дивизия - с северо-запада, 44-я пехотная дивизия - с севера и 111-я пехотная дивизия - с востока. На стороне противника действует 8-й механизированный корпус. Обстановка в районе Дубно весьма напряженная".
      Следующая запись - к исходу 29 июня и на утро 30 июня: "На фронте группы армий "Юг"... напряженная обстановка в районе Дубно... довольно серьезно помешала продвижению 16-й танковой и 16-й моторизованной дивизиям, а также на несколько дней задержала 44, 111 и 229-ю пехотные дивизии..."{8}.
      29 июня в первой половине дня я на танке Т-34 выехал на командный пункт 7-й мотодивизии, где гитлеровцы наиболее активно вели наступление. В это время до 20 танков противника прорвались в глубь нашего расположения и завязали бой. Мой танк угодил в гущу немецких машин. Вижу, справа в метрах 100 немецкий Т-III наводит пушку на наш танк. Но экипаж уже раньше меня заметил это и упредил врага, с первого выстрела подбив его. Вся эта группа немецких танков была полностью уничтожена. Но и наши танкисты понесли значительные потери.
      Ознакомившись с обстановкой, которую доложил командир 7-й мотодивизии полковник А. Г. Герасимов, я убедился, что гитлеровцы глубоко обходят наш левый фланг. Положение войск становилось тревожным. К исходу дня немцам удалось замкнуть кольцо окружения. При этом командный пункт корпуса оказался отрезанным от дивизий, а войска корпуса расчленены на три изолированные группы (подвижная группа, главные силы и тылы), которые, отбиваясь от наседавшего врага, несли большие потери.
      Я оставался на КП 7-й мотодивизии. Связи с командованием фронта нз было. Пробиться к Дубно не удалось...
      Длинный июньский день подходил к концу. Постепенно затихал напряженный бой. В районе расположения наших войск догорали колесные машины, разбитые фашистской авиацией, и немецкие танки, подбитые нашей артиллерией и танкистами.
      Решил накоротке заслушать командиров дивизий, чтобы выяснить боевые возможности и моральное состояние войск и совместно наметить план дальнейших действий. Командир 7-й мотодивизии в своем докладе, обстоятельно анализируя сложившуюся обстановку, обратил внимание на слабую обеспеченность боеприпасами и горюче-смазочными материалами, которых, по его мнению, не хватит для завтрашнего дня. А наши тылы были отрезаны противником. Полковник Герасимов доложил, что настроение бойцов и командиров дивизии боевое, но люди сильно устали.
      Командир 12-й танковой дивизии генерал-майор Т. А. Мишанин после тяжелой контузии чувствовал себя очень плохо, потерял голос, и за него докладывал начальник штаба. В танковой дивизии положение было примерно такое же, как и в 7-й мотодивизии.
      Во время совещания над нами появился горящий советский самолет, подбитый немецкими истребителями. Летчик выбросился на парашюте и приземлился в расположении КП 12-й танковой дивизии. Когда мы подошли к нему, то увидели, что он находится в тяжелом состоянии: лицо и руки были сильно обожженными. После оказания первой помощи летчик нашел в себе силы доложить, что доставлял приказ командующего фронтом командиру 8-го механизированного корпуса. Когда фашистские истребители подбили самолет, летчик, боясь попасть в руки противника, уничтожил приказ. О содержании приказа летчик не знал, но нам от него стало известно, что общее наступление войск фронта отменено. Однако, не имея приказа письменного, я сомневался, что наступление отменено. Вместе с тем отмена общего наступления войск фронта не давала мне права на отступление.
      Что делать? Продолжать выполнять задачу, поставленную фронтом, идти в район Дубно? Бой в течение дня показал, что пробиться на соединение с подвижной группой мы не сможем. Оставаться и вести бой в полном окружении с недостаточным количеством боеприпасов и горюче-смазочных материалов по меньшей мере неразумно, так как это привело бы к полному разгрому корпуса.
      Связаться с командованием фронта и подвижной группой Попеля мы не могли, так как при очередной бомбежке погиб шифровальщик, сгорели документы шифрованной связи. Кодированных карт у нас не было. Таким образом, мы лишились возможности использовать радио.
      Я принял решение вывести дивизии из окружения и занять оборону на высотах северо-восточнее Радзивилова фронтом на северо-восток, чтобы здесь пополнить части боеприпасами и горючим, а затем, при благоприятной ситуации, снова перейти в наступление.
      Тут же был выработан план выхода из окружения: прорвать вражеское кольцо в направлении на юго-запад, вдоль шоссе на Броды. Ударную группу составили танковый батальон от 12-й танковой дивизии и один мотострелковый батальон. В голове первого эшелона по обе стороны шоссе с интервалом 100 метров пойдут 20 танков КБ и Т-34. Их задача состоит в том, чтобы уничтожать огнем и гусеницами живую силу и артиллерию противника, ликвидировать все препятствия на своем пути. Следующие за этим бронированным кулаком танки и мотопехота должны расширить фланги прорыва и закрепить их, сдерживать контратаки врага до выхода частей из окружения. После этого ударной группе надлежало отойти на позиции в район Радзивилова. За передовым отрядом следуют части 12-й танковой дивизии. Командиру 7-й мотодивизии было приказано прочно удерживать занимаемые позиции до 23 часов, после чего начать отход в проделанную передовым отрядом брешь и занять указанный мною рубеж. Управление действиями соединений по прорыву взял на себя.
      29 июня в 22 часа головные танки первого эшелона на большой скорости атаковали позиции гитлеровцев. Вражеская пехота не смогла оказать им сколько-нибудь серьезного сопротивления и была частью уничтожена, частью разбежалась. Противник открыл бешеный артиллерийский огонь и бросил в контратаку танки. Завязался встречный танковый бой. Наш натиск был стремительным и мощным, пушечный огонь предельно точным, поэтому неприятельские боевые машины удалось быстро зажечь и подбить. Следовавшая за передовым отрядом мотопехота быстро расширила прорыв до четырех километров вправо и влево от шоссе.
      Во время атаки мы с генералом Т. А. Мишаниным следовали за головным отрядом. Танк Мишанина шел правее моего. В разгар боя я увидел, как вдруг он загорелся. Комдив выскочил из машины и побежал в сторону от шоссе. Метрах в 60 от нас неожиданно появился немецкий Т-IV, ведущий беглый огонь. Видимо, он и поджег тридцатьчетверку генерала.
      - Уничтожить! - приказал я.
      Развернувшись, танкисты экипажа сделали лишь один выстрел. Вражеская машина остановилась и заполыхала чадящим пламенем. Ведя огонь с ходу, мы мчались вперед. Когда вышли из-под артобстрела и остановились, я вылез из танка и не узнал бронированного друга: башня заклинена, ствол пушки поврежден... На броне мы насчитали 16 прямых попаданий снарядов. К счастью, ходовая часть и управление были исправны, машина могла двигаться своим ходом.
      Пересев в танк КВ, я поспешил на командный пункт корпуса, который продолжал оставаться на опушке леса юго-западнее Ситно. Там с радостью проинформировал начальника штаба об успешном прорыве и, сделав необходимые распоряжения, немедленно направился к центру проделанного нами пролома на шоссе Броды - Дубно. Здесь мне вскоре сообщили печальную весть: погиб генерал Т. А. Мишанин. Я приказал комиссару дивизии вывезти тело генерала с поля боя. Но, как стало известно позднее, приказание выполнить не смогли, несмотря на все принятые меры.
      Тимофей Андреевич Мишанин начал военную службу в гражданскую войну кавалеристом, затем почти два десятка , лет продолжал ее в бронетанковых частях. Высокий, немного грузный, он был сердечным, благожелательным человеком. Быстро привыкая к подчиненным, испытывал чувство привязанности даже к людям, не заслуживавшим такого отношения к себе. Со времен гражданской войны Тимофей Андреевич проникся убеждением, что на всякого, кто не враг, сильнее всего действует идущее от сердца доброе слово. "А если твое слово не действует, - говорил он, - значит, ты сам виноват". Его снисходительностью нередко пользовались выпивохи. Я дважды советовал ему избавиться от пьяницы-интенданта начальника службы ГСМ. Но он говорил мне: "Когда трезвый - это толковый работник, дело знает, привык ко мне. И я к нему привык".
      О подчиненных Мишанин проявлял отеческую заботу. Обращаясь к красноармейцам и молодым командирам, неизменно называл их сынками. И молодежь любила генерала. После боя у Лешнюва, где полки Мишанина понесли первые ощутимые потери, он докладывал о них с огромной сердечной болью:
      - За одно местечко больше сотни дорогих мне людей потеряли! Что-то, видимо, не учли, что-то недосмотрели...
      Комдив благотворно влиял на весь командный и политический состав своего соединения. Несмотря на определенную мягкость характера, был исполнительным, а когда обстановка обязывала - и требовательным командиром. В первые дни войны мы все начали приноравливаться к ней. Одни быстро осваивались в новых условиях, другие - медленно. У Мишанина этот процесс проходил болезненнее, чем у других, потому что в самом начале он был тяжело контужен, затем придавлен обвалившейся на него кирпичной стенкой дома, разрушенного взрывом бомбы.
      Памятью о моем добром друге будут эти строки...
      Итак, под прикрытием 12-й танковой дивизии части 7-й моторизованной организованно вышли из окружения. Последним, отражая контратаки врага, отходил 27-й мотострелковый полк полковника Черняева. Вырвавшись из кольца, части соединения сразу стали занимать оборонительный рубеж по высотам от Михайловки до Адамова, в семи километрах северо-восточнее Радзивилова. 12-я танковая заняла оборону на рубеже Михайловка, Сестратин.
      После выхода соединений из окружения была установлена связь с командующим фронтом. Я запросил разрешение вывести части корпуса на трое суток в резерв для приведения их з порядок, пополнения боекомплекта и ремонта материальной части. Командующий удовлетворил просьбу, приказав вывести корпус в район северо-западнее Тарнополя (Тернополя), где снова занять оборону.
      Итак, мы выходили из боя. По далеко не полным данным, соединения корпуса нанесли противнику тяжелый урон. Наши танкисты разгромили четыре мотоциклетных и пять пехотных батальонов, уничтожили более 100 орудий разных калибров, сожгли и подбили более 150 танков; наши зенитчики сбили девять самолетов. В итоге огнем оружия всех видов корпус уничтожил и вывел из строя несколько тысяч вражеских солдат и офицеров. Более 300 фашистов мы взяли в плен. Но не малыми оказались и наши потери.
      В результате четырехдневных боев с 26 по 29 июня в районе станции Рудня, Хотин, Леншюв наши части (без группы Попеля) потеряли 96 танков, из них танков КВ - 3, Т-34-18 и 75 танков старых систем - БТ-5, БТ-7 и Т-26. Кроме того, лишились значительной части артиллерийских орудий, главным образом во время бомбежек противника. Но самой тяжелой утратой были люди: погибло 635 и ранено 1673 человека{9}.
      Во фронтовом резерве
      Очень ослабленные части 8-го механизированного корпуса составляли теперь фронтовой резерв. Не считая тех, которые ушли с подвижной группой Н. К. Попеля, в 12-й танковой и 7-й моторизованной дивизиях оставалось чуть более 19 тысяч бойцов и командиров, всего 207 танков. Из них: КВ - 43, Т-34-31, БТ-7-69, Т-26-57, Т-40-7, а также 21 бронемашина.
      Все эти дни меня постоянно продолжала волновать судьба подвижной группы. Я делал все возможное, чтобы установить с нею связь. Пытался использовать для этого рацию. Говорил открытым текстом, употребляя такие слова, значение которых знали только я и Ц. К. Попель. Но все было напрасно.
      Правда, однажды прибежал радист и говорит:
      - Товарищ генерал... Попель вызывает вас!
      Я бросился к рации. Но, едва мы обменялись приветствиями, пришлось насторожиться. Вызвавший настойчиво просил сообщить обстановку и местонахождение войск 8-го мехкорпуса. Я предложил доложить, где он находится и что делает. Он замялся и продолжал настаивать, чтобы я сообщил местонахождение корпуса. Тогда я задал вопрос:
      - Если ты Попель, то скажи, как звали моего пса и что с ним случилось?
      Вызывавший замолчал, и на этом разговор с фашистом закончился. Как потом я узнал, подобный разговор с "Рябышевым" имел и бригадный комиссар Попель с таким же для врага результатом.
      1 июля мы организовали усиленные разведывательные отряды, которые вели поиски подвижной группы в направлениях Тарнополь, Подкамень, Броды. Неподалеку от Кременца разведка установила связь с нашими стрелковыми частями, но попытки выйти к Дубно и найти подвижную группу не увенчались успехом. У станции Рудня бойцы натолкнулись на сильное сопротивление противника и не смогли продвинуться дальше. Таким образом, настойчивые поиски закончились безрезультатно. О том, что случилось с подвижной группой, кратко расскажу несколько позже.
      Находясь в резерве командующего фронтом, 8-й механизированный корпус приводил себя в порядок в относительно спокойной обстановке. Личный состав производил текущий ремонт танков, транспортных машин, вооружения, и в первый раз за двенадцать суток боев и напряженных маршей наши люди по-настоящему выспались.
      Во второй день нашего пребывания под Тарнополем появилось восемь фашистских бомбардировщиков. И тут мы впервые с начала войны увидели в воздухе три истребителя И-16, которые смело ринулись в бой. С затаенным дыханием следили за происходящим. В результате короткого боя один фашистский стервятник, объятый пламенем, начал падать. Через некоторое время загорелся другой, третий... Танкисты, пехотинцы, наблюдавшие за воздушным боем, хлопали в ладоши, кричали "ура", их радости не было границ. Враг потерял пять бомбардировщиков, а три сбросили бомбы где-то за городом и ушли на запад. "Ишачки" благополучно возвратились на свой аэродром.
      Между тем на нашем Юго-Западном фронте с каждым днем обстановка становилась все тяжелее. Противник, имея численное превосходство в живой силе, танках и авиации, продолжал теснить наши соединения, развивал наступление на Житомир, Киев. Таким образом, над войсками фронта нависла угроза окружения. К этому времени штаб фронта переместился в город Проскуров (Хмельницкий).
      Нашему мехкорпусу было приказано к 3 июля сосредоточиться в районе этого города. 2 июля соединения корпуса начали марш по дороге Тарнополь Проскуров. В голове колонны двигалась 7-я моторизованная дивизия, за ней штаб корпуса и части обеспечения, в арьергарде - 12-я танковая дивизия. По дороге бесконечным потоком катились повозки эвакуируемого населения.
      В воздухе то и дело появлялись пикирующие бомбардировщики противника. Сбросив бомбы, они проносились на бреющем полете над колонной, обстреливая ее из пулеметов. Наши самолеты не появлялись. Вся тяжесть борьбы с вражеской авиацией и здесь ложилась на зенитные артиллерию и пулеметы. После полудня вдруг остановилась колонна, шедшая впереди. Прошло пять, десять минут, а мы стоим. До слуха донеслись разрывы снарядов. Заподозрив неладное, я на своем КВ поспешил вперед и вскоре увидел четыре горевшие автомашины со снарядами. Они-то и рвались, наводя ужас на несчастных беженцев. Объехать эти машины было невозможно: справа более чем на километр тянулось непроходимое болото, а слева поднималась довольно высокая гора с крутыми склонами. Ждать, когда сгорят машины и прекратятся взрывы снарядов, мы не могли. Перевалить через гору в состоянии были только танки, колесные машины здесь не прошли бы. Но колонна долго стоять на дороге не могла. Снова могли появиться фашистские бомбардировщики. Не успел я принять какое-либо решение, как услышал голос механика-водителя:
      - Товарищ генерал, скорее закрывайте люк!
      Опустился в танк и плотно закрыл люк. КВ, набирая скорость, устремился на горящие автомашины. Расстояние быстро сокращалось. Еще мгновенье - и танк ударил стальной грудью в один из грузовиков, затем второй, третий... Машины полетели в стороны. Снаряды перестали рваться. Пробки как и не бывало.
      Сгоряча я отругал механика-водителя за его рискованный поступок, совершенный без моего согласия. Но потом оценил находчивость и смелость танкиста и очень сожалел, что не представил его к награде. В ту тяжкую годину под влиянием трудностей и неудач притупилось, к сожалению, наше чувство меры подвига.
      После ликвидации пробки войска и беженцы продолжали движение. Я решил проехать в голову колонны 7-й мотодивизии, но это оказалось не так просто. Вражеская авиация беспрерывно бомбила нас. Из строя то и дело выходили автомашины и повозки беженцев. Пехотинцы на ходу сбрасывали в кювет разбитые автомашины, повозки, убитых лошадей и продолжали марш.
      Лишь у старой государственной границы удалось выйти в голову колонны. Командир 7-й мотодивизии полковник А. Г. Герасимов на легком броневичке следовал впереди частей. Выслушав его доклад, я отдал необходимые распоряжения и поехал в штаб фронта.
      В Проскурове немедленно направился к командующему войсками фронта генерал-полковнику М. П. Кирпоносу, чтобы доложить о нуждах корпуса и выяснить обстановку. В штабе царила напряженная атмосфера. Все куда-то спешили. Войдя в кабинет командующего, сразу понял, что ему не до меня. Извинившись, он предложил зайти решить наши вопросы к начальнику штаба фронта.
      - Положение очень серьезное. Обстановка с каждым часом обостряется, пригласив сесть, сказал начальник штаба генерал-лейтенант М. А. Пуркаев. Штаб фронта переходит на главное операционное направление, в Житомир. Вам приказано сосредоточить части корпуса в районе Казатина и оставаться во фронтовом резерве. Чтобы избежать заторов на дорогах, прошу вас не занимать танками дорогу на Житомир, пока туда не перебазируется штаб.
      Я смотрел на усталое лицо генерала и думал, что и здесь, в штабе фронта, приходится нелегко. Воспаленные глаза Пуркаева говорили о том, что он не спал уже много ночей.
      Посмотрев на часы, генерал попросил меня немного подождать и вышел. Минут через двадцать он вернулся.
      - Вот теперь спокойно поговорим, - сказал Пуркаев.
      Начальник штаба расспросил о прошедших боях, о поведении гитлеровцев при встрече с нашими танками КВ и Т-34. Я рассказал, что наши танкисты смело идут на поединок с фашистскими танками. Против огня и брони наших КВ и Т-34 враг не может устоять. Хотя вражеских боевых машин зачастую было в несколько раз больше, наши танкисты смело шли в бой в выходили победителями. Рассказал, как тяжело воевать без авиации, о неудовлетворительном взаимодействии с соседними объединениями. С первого для войны фланги 8-го мехкорпуса были открыты. Ближайшие соединения других корпусов находились от нас на расстоянии многих километров. Это позволяло врагу окружать, обходить и бить нас по частям. Там же, где на его пути наши войска оказывали упорное сопротивление, противник уклонялся от серьезного боя.
      С горечью высказал все, что думал о тех изнурительных и, на мой взгляд, казалось, ничем не оправданных маршах войск 8-го механизированного корпуса: сначала - на запад в район Самбора, потом по той же дороге - на восток, в район Львова, Куровице, затем снова на запад в район Яворова. И все это под воздействием вражеской авиации. Мы в этих маршах по техническим неисправностям оставили на дорогах значительное количество танков старых конструкций. После этого части вступили в первый бой 26 июня значительно ослабленными, без необходимой подготовки, с ходу. Только благодаря высоким моральным качествам бойцов и командиров, превосходству наших новых танков над немецкими нам удалось нанести противнику серьезное поражение. К исходу этого дня для мехкорпуса сложилась благоприятная обстановка, и мы были готовы с утра 27 июня нанести сокрушительный удар по главной танковой группировке врага. Но командование фронта лишило нас такой возможности. 27 июня в 4 часа утра я получил приказ о выводе корпуса во фронтовой резерв. Это позволило гитлеровцам оправиться от сильного удара и перейти к активным действиям. Следующим приказом, который последовал через два с половиной часа и требовал наступать на Дубно, войска мехкорпуса были поставлены в очень невыгодное положение: чтобы сосредоточиться на исходном рубеже для наступления, требовалось не менее суток, о чем я доложил члену Военного совета корпусному комиссару Н. Н. Вашугину. Но он, вопреки здравому смыслу, потребовал немедленно начать наступление. В результате этого поспешного, неподготовленного наступления дивизии корпуса не смогли одновременно всеми своими силами нанести удар по врагу и в ходе боевых действий были разъединены на две группы, изолированы друг от друга и в таком положении несколько суток вели тяжелые бои.
      Максим Алексеевич Пуркаев терпеливо выслушал мои сетования и сказал:
      - Дмитрий Иванович, вы сами понимаете, что в районе Самбора войска 8-го мехкорпуса должны были сосредоточиться согласно плану боевых действий 26-й армии. Когда обстановка стала проясняться, замысел врага был разгадан. Командование фронта перевело ваш корпус в район Львова, чтобы использовать его для нанесения удара во фланг прорвавшимся соединениям противника. - Он указал на карте синюю стрелку из Сокаля на Дубно, Ровно и продолжал: - Надо признать, однако, что командование фронта допустило ошибку, подчинив корпус командарму 6. Генерал Музыченко с ходу задействовал ваш корпус в интересах своей армии. Вот и пришлось вам бесцельно петлять по дорогам войны.
      - Но ведь штаб фронта видел дальше командарма?
      - Да. Но мы не могли все сразу предугадать и предусмотреть. Обстановка усложнялась с каждым часом. На направлении главного удара врага наши пограничные части оказались не в состоянии сдержать его натиск. Стрелковые соединения, не успев развернуться на намеченных рубежах, под ударами вынуждены были отходить. В стыке 5-й и 6-й армий к вечеру 24 июня образовался 50-километровый разрыв, и танковые дивизии Клейста устремились на Сокаль, Дубно, Луцк, Ровно. Вот в это время командующим фронтом и была создана подвижная группа в составе 8-го и 15-го мехкорпусов с целью нанести удар по прорвавшейся группировке Клейста в районе Радзехов, Броды, Берестечко. Эти корпуса наносили главный удар, а 9-му и 19-му мехкорпусам надлежало ударом в направлении Луцк, Броды содействовать в разгроме вражеской группировки.
      - Их содействия 8-й мехкорпус практически не ощутил.
      - К сожалению. В силу разновременности ввода в бой механизированных соединений нам не удалось разгромить вклинившуюся танковую группировку врага. Но контрударами мехкорпусов дивизиям Клейста нанесен большой урон. Их продвижение в глубь нашей страны задержано на добрых десять дней.
      - Если бы Вашугин послушал меня, действия 8-го мехкорпуса могли быть более результативными и выигрыш времени мог быть большим.
      - Что теперь говорить о Вашугине и его непродуманных действиях? Нет его. Не выдержал он суровых испытаний, застрелился...
      Зная, что у начальника штаба на счету каждая минута, я попросил вкратце обрисовать обстановку.
      Усталое, суровое лицо Максима Алексеевича Пуркаева отражало крайнюю озабоченность. Чувствовалось, что его мысли уже переключились на дела предстоящие.
      - Обстановка по-прежнему остается напряженной. Под натиском врага войска отходят. Бои идут в районе Шепетовки, - рубил он короткие, но горькие по смыслу фразы и показал на карте расположение наших войск и противника. Затем добавил: - Не хватает сил, времени, умения.
      На этом наш разговор закончился, я выехал в корпус.
      Дивизии мехкорпуса заканчивали сосредоточение в районе Проскурова к утру 5 июля. Однако начать марш на Казатин сразу не удалось. Предыдущий переход оказался для соединений очень трудным. Моторесурсы подходили к концу, двигатели требовали ремонта, танки один за другим выходили из строя и не могли продолжать марш. Чтобы собрать эти боевые машины и отправить по железной дороге на тыловые ремонтные заводы, мне пришлось на сутки задержаться в Проскурове. Тем не менее выполнить здесь такую задачу полностью не удалось. Комендант станции Проскуров не смог предоставить подвижной состав. Пришлось обратиться за помощью к комендантам других станций. С трудом погрузили на платформы 134 танка разных систем, 5 тракторов и отправили их в тыл.
      К исходу 7 июля войска корпуса сосредоточились в районе Казатина. В этот же день я отправил донесение в штаб фронта в Житомир. Но посланный с ним офицер связи вернулся и доложил, что Бердичев занят противником, пробиться в него невозможно. Не имея связи с командованием фронта, я принял решение занять круговую оборону в занимаемом районе и любыми средствами установить связь с ним. С этой целью мы по радио непрерывно вызывали штаб фронта, но все было бесполезно. Одновременно нами по многим направлениям была выслана разведка. Вскоре разведчики сообщили, что в Виннице располагается штаб Южного фронта.
      Получив это сообщение, я немедленно отправился в Винницу. На окраине города автомашину задержала застава. Проверив документы, дали сопровождающего, и вскоре я был в штабе Южного фронта, в кабинете командующего генерала армии Ивана Владимировича Тюленева. От него узнал, что штаб Юго-Западного фронта находится в предместьях Киева.
      Поблагодарив Тюленева, поспешил к себе в корпус. Вскоре связь со штабом фронта была установлена, и поступил приказ: "Составляя фронтовой резерв, 8-му мехкорпусу перейти в Нежин. Через Киев проходить на предельных скоростях, не останавливаясь, и только в ночное время".
      Накануне выступления в корпус прибыл новый помощник командующего войсками Юго-Западного фронта по автобронетанковым войскам генерал-майор танковых войск В. Т. Вольский. Он получил приказ организовать оборону Казатинского района, а войск в своем распоряжении пока не имел. В помощь Вольскому был оставлен 300-й мотострелковый полк 7-й мотодивизии.
      На следующий день корпус выступил по маршруту Казатин - Сквира - Белая Церковь - Киев с таким расчетом, чтобы к ночи подойти к предместьям столицы Украины. К мостам через Днепр части подошли в темноте, промчались по молчаливо настороженным улицам Киева и организованно начали переправу. К утру корпус был уже за Днепром и двигался на Нежин.
      Тем временем положение на фронте ухудшалось с каждым днем. Бои шли на житомирском направлении, на подступах к Киеву. Враг продолжал теснить наши войска, вводил в бой все новые резервы. Война против фашистских захватчиков стала поистине всенародной. Во время марша мы повсюду видели, как десятки тысяч советских людей строили оборонительные сооружения: доты, противотанковые рвы, окопы... Это был конкретный ответ на речь Председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина 3 июля 1941 года. В этом обращении, опубликованном в газетах 4 июля, говорилось, что Советское государство в опасности и каждый, не щадя жизни, должен до конца выполнить свой священный долг перед Родиной. Врага надлежало уничтожать, используя все средства военного и экономического характера.
      В столице Украины формировались истребительные батальоны, город готовился к отпору врагу. Фронт находился близко, во всем чувствовалось тревожное напряжение. Навстречу нам попадались колонны стрелковых частей, они шли на передовую.
      Ночью 8 июля войска корпуса сосредоточились в Нежине. Других частей в городе не было. После всего пережитого я испытывал радость, что бойцы и командиры смогут как следует отдохнуть.
      Вернувшийся наконец в корпус и вступивший в должность начальник штаба полковник Ф. Г. Катков доложил, что части заняли оборону в окрестностях города, что уже организована противовоздушная оборона, и показал схему. Я одобрил мероприятия и приказал вызвать на завтра в штаб корпуса командиров соединений, их начальников штабов, начальников артиллерии и командиров частей с докладами о состоянии войск.
      Адъютант лейтенант Леонид Вашкевич за это время подыскал для нас квартиру. Мы вышли из штаба. После бесконечных тревог и бессонных ночей я чувствовал сильную усталость. С начала войны ни разу не пришлось как следует выспаться. В приготовленной для меня чистой, уютной комнатке все располагало к отдыху. Почему-то не верилось, что вот сейчас могу лечь на кровать и спать до утра.
      Однако, мобилизовав все силы, я превозмог усталость в приказал Вашкевичу, который тоже готовился ко сну, вызвать машину. Мы поехали в 12-ю танковую дивизию проверить, как расположили людей на отдых, как организовали питание. Ведь на маршах и в боях обстановка ни разу не позволяла правильно организовать питание и отдых личного состава. Да и сейчас неизвестно, сколько продлится наша спокойная жизнь. Хорошо еще, если сегодня не будет налета фашистских бомбардировщиков.
      Куда бы ни заходили к танкистам, везде мы слышали разговоры о боях, о войне, о том, что фашиста обязательно остановят, что наши войска не пустят врага дальше старой границы. Бойцы, конечно, знали, что бои идут уже на подступах к Киеву. Но у всех была твердая уверенность: прорвавшийся враг будет не только остановлен, но и отброшен.
      Многие бойцы писали письма родным, любимым. Мыслями и чувствами они были в эти минуты дома, вели душевный разговор с самыми близкими и дорогими людьми.
      Многие экипажи, которым удалось вывести танки и бронеавтомобили за Днепр, первым делом приводили в порядок машины и оружие. В полках полный ходом шел ремонт боевых и транспортных машин. Для этого использовались гаражи, мастерские города.
      Я остался доволен настроением танкистов. Не было сомнений, что люди считали наши неудачи временными, верили в мощь Родины и готовы в любую минуту идти в бой, хотя соотношение сил на фронте было не в нашу пользу. Враг имел численное превосходство в людях и технике, постоянно получал подкрепление и быстро продвигался вперед. Мы же, отступая, зачастую теряли свою боевую технику не только в боях, но и в пути из-за поломок, из-за недостатка запасных частей. Многие бойцы и командиры проявляли умение и находчивость не только в бою. Они в полевых условиях восстанавливали поврежденную боевую технику и снова вступали в бой.
      В 1984 году я получил из Кишинева письмо от ветерана 8-го механизированного корпуса гвардии старшего сержанта Князева Вячеслава Николаевича{10}. Он напомнил один эпизод первых часов Великой Отечественной войны, участником которого был сам. Случилось так, что экипаж танка Т-34 под командованием старшего сержанта Юрченко в составе башнера Никитина, механика-водителя Рожкова и стрелка-радиста Князева, выполнив приказ командира роты старшего лейтенанта Устинова уничтожить разведку противника южнее Дубно, оказался с неисправным танком на территории, занятой противником. Экипаж не растерялся. Он отремонтировал свою боевую машину и с боем прорвался через линию фронта. При этом отважными танкистами было уничтожено 10 автомашин с живой силой противника, два танка и несколько артиллерийских тягачей. Наша тридцатьчетверка вывела через линию фронта три автомашины с ранеными бойцами и командирами.
      Вячеслав Николаевич в своем письме рассказал и о другом случае, происшедшем в последних числах июля. В районе села Городище, что южнее Самбора, три наших танкиста оказались в плену. Выбрав удобный момент, они захватили фашистский танк и на нем помчались в сторону фронта. За командира танка действовал один из четырех братьев, служивших в то время в 8-м механизированном корпусе, Николай Тарасов.
      Обязанности механика-водителя исполнял Иван Холод. Третий, фамилию его Князев, к сожалению, не помнит, занял место башнера. Фашисты бросились в погоню за этим танком. Беспрерывно стреляя, они пытались остановить его. Но отважные танкисты, умело маневрируя, уничтожили два вражеских танка и ушли от погони. Героям не удалось прорваться к своим. Прямое попадание фашистской авиационной бомбы остановило их. Отважные танкисты погибли. Но гитлеровцы дорого заплатили за их смерть... Мужества и находчивости нашим воинам не приходилось занимать, но это не спасало положения. Имеющихся у нас сил было явно недостаточно.
      Вот почему меня все время одолевали мысли о том, как быстрее сделать все части корпуса боеспособными и вновь сразиться с врагом. Экипажей в корпусе было достаточно, а танков очень мало. Где их взять? С этими мыслями во второй половине ночи я вернулся на квартиру и лег спать.
      Рано утром меня разбудил гул фашистских бомбардировщиков, летевших на восток. Лейтенант Вашкевич еще спал богатырским сном и так храпел, что казалось, дрожат стекла. Водитель машины красноармеец Вартаньян был уже на ногах и предложил принять ванну и побриться. Очень заманчивым было это предложение. Я быстро поднялся с кровати и подумал: с чего начать - снять бороду, а потом в ванну, или наоборот? Вартаньян догадался, о чем я думаю, и мигом разрешил все сомнения, поставив на стол бритвенный прибор. С наслаждением смотрел я в зеркало, как лицо освобождается от трехнедельной бороды.
      Но и блаженствуя в горячей ванне, я вновь и вновь перебирал в памяти минувшие события. Их нельзя было забыть, и следовало проанализировать, чтобы по горячим следам извлечь уроки. Особенно меня беспокоила мысль о потере 34-й танковой дивизии и 24-го танкового и корпусного мотоциклетного полков, которые были оставлены в окружении в районе Дубно, Смордва, Пелча.
      Мучительное раздумье прервал стук в дверь.
      - Товарищ генерал, завтрак готов, - услышал я бодрый голос адъютанта. Сполоснувшись холодной водой, мигом оделся, и мы втроем - с адъютантом и водителем - сели за стол. Завтрак уже заканчивался, когда зазвонил телефон. Начальник штаба корпуса полковник Ф. Г. Катков доложил:
      - Товарищ генерал, командный состав по вашему приказанию собран.
      Мы немедленно выехали в штаб. Командиры докладывали обстановку. Постепенно вырисовывалась полная картина: где, когда, сколько было потеряно бойцов и командиров, сколько ранено и сколько осталось в строю; какие потери в танках, орудиях, транспортных машинах; сколько, где и когда было оставлено в нуги из за различных технических неисправностей танков, сколько их отправлено по железным дорогам в тыл для заводского ремонта.
      Все присутствующие знали о том, что обстановка на фронте еще более осложнилась: враг продолжал теснить наши войска. Надо было торопиться с подготовкой людей и техники к новым боям. Мы решили отправить экипажи на заводы в Харьков, находившийся в тылу фронта, помочь заводам скорее отремонтировать свои танки. (Впоследствии мы получили эти танки.) Совещание уже заканчивалось, когда в помещение вошел дежурный по штабу и доложил:
      - К нам прибыл член Военного совета фронта товарищ Н. С. Хрущев.
      Хрущев принял мой рапорт и потребовал доложить о настроении бойцов и командно-политического состава, потерях соединений и частей, наличном боевом и численном составе корпуса.
      Начав свой доклад, я подчеркнул, что настроенно бойцов, командиров и политработников боевое, в корпусе в наличии 19315 человек (без 34-й танковой дивизии). Существенные потери корпус понес в боях с 26 по 29 июня в районе Ситно, Козин, Лешнюв: 3 тяжелых танка, 18 средних, 44 БТ-7 и 31 танк других устаревших систем. Всего в боях потеряно 96 танков. Серьезный урон понесла и наша корпусная артиллерия, в основном от фашистских бомбардировщиков. 134 танка и 5 тракторов, выбывших из строя на маршах, нам удалось отправить по железной дороге в Харьков для ремонта. Часть танков вместе с экипажами по техническим неисправностям отстала во время отхода, и, по всей вероятности, их подчинило себе командование 6-й армии. Местонахождение подвижной группы корпуса под командованием бригадного комиссара Н. К. Попеля в составе 34-й танковой дивизии, 24-го танкового полка 12-й танковой дивизии и 6-го корпусного мотоциклетного полка мне неизвестно. На сегодня корпус имеет исправных и готовых к бою только 10 танков и 21 бронемашину.
      - Сколько у вас в наличии экипажей? - спросил меня член Военного совета.
      - Всего 246 экипажей.
      Хрущев записал эту цифру в блокнот.
      - Колесных машин, - продолжал я, - корпус имеет 1940 единиц, орудий 36, минометов - 46, зенитно-пулеметных установок - 8, пулеметов - 788. Некоторая часть артиллерийских орудий на тракторной тяге отстала в пути из-за большого несоответствия скоростей с танками и автомашинами. Приняты меры к их подтягиванию.
      Выслушав мой доклад, Хрущев сказал:
      - На основании директивы Ставки Военный совет фронта принял решение укомплектовать 12-ю танковую дивизию материальной частью и вывести ее из состава 8-го мехкорпуса. 7-ю моторизованную дивизию передать в состав 26-й армии, а управление корпуса развернуть в управление 38-й армии.
      Штаб корпуса быстро подготовил перечень работ по укомплектованию дивизий, и его отделения приступили к выполнению запланированного. Работа снабженческих органов была исключительно четкой. Буквально за каких-то семь дней в Нежин по железной дороге доставили до 250 средних и тяжелых танков Т-34 и КВ.
      Член Военного совета фронта находился в корпусе пять дней. Подбор и расстановка кадров требовали пристального внимания, и он держал эти вопросы под контролем. На должность командира 12-й танковой дивизии был назначен бывший начальник штаба 8-го мехкорпуса полковник Ф. Г. Катков.
      Убедившись, что доукомплектование соединений идет успешно, Н. С. Хрущев уехал в штаб фронта.
      Получив танки и оставшуюся от 8-го механизированного корпуса артиллерию, 12-я танковая дивизия направилась в резерв фронта. Выступила на фронт и 7-я моторизованная дивизия. Она вошла в состав 26-й армии.
      12 июля 1941 года Ставка Верховного Командования утвердила меня в должности командующего 38-й армией.
      Штаб 8-го мехкорпуса продолжал оставаться в Нежине, получая пополнение на доукомплектование управления 38-й армии.
      В те дни произошло еще одно запомнившееся на всю жизнь событие: однажды на пороге моего кабинета появился... бригадный комиссар Н. К. Попель.
      - Дружище! - воскликнул я и бросился навстречу.
      Мы долго тискали друг друга в объятиях.
      Узнав, что Попель назначен членом Военного совета 38-й армии, я снова обнял его. Ночью мы не ложились спать: впечатлений было так много, что и к утру мы не рассказали друг другу всего пережитого. И вот что я узнал о судьбе подвижной группы.
      Получив приказ от члена Военного совета Юго-Западного фронта корпусного комиссара Н. Н. Вашугина возглавить подвижную группу, Попель повел ее на предельно возможной скорости. В пути танкисты с ходу разгромили части 11-й танковой дивизии противника, вышли в район Дубно, Смордва, Пелча, заняли круговую оборону и стали ждать подхода главных сил корпуса. Несколько суток, находясь в полной изоляции, бойцы героически сражались с превосходящими силами противника, наносили врагу жестокие удары, но и сами несли тяжелые потери в людях и технике. Боеприпасы и горюче-смазочные материалы подходили к концу, пополнения ждать было неоткуда. Связь со штабом корпуса и штабом фронта прервалась, а враг, подтянув свежие силы, все плотнее сжимал кольцо окружения. Встал вопрос: что делать дальше? После долгих обсуждений был принят план: с наступлением темноты силами вспомогательной группы ударить в южном направлении, прорвать окружение и вывести раненых, больных и тылы всех частей подвижной группы, главными же силами - 34-й танковой дивизии и танкового полка Волкова из состава 12-й танковой дивизии - атаковать сосредоточенную в лесах западнее Дубно основную группу танков 16-й немецкой дивизии и нанести ей максимальные потери.
      30 июня, когда в небе уже зажглись крупные звезды, был дан сигнал атаки. Удар вспомогательной группы был настолько внезапным и стремительным, что немцы не смогли оказать серьезного сопротивления и не заметили, как в образовавшуюся брешь прошла колонна тыловых подразделений. Избежав преследования, эта колонна присоединилась к корпусу между Тарнополем и Проскуровом.
      Главные силы подвижной группы начали бой на рассвете 1 июля. Отмечу, что к этому времени группа была значительно ослаблена непрерывными четырехдневными боями. Много танков старых конструкций (БТ-7 и Т-26) вышли из строя. Оставалось всего 60 КВ и Т-34. Враг имел четырехкратное превосходство в танках. Но никто из бойцов не дрогнул. Все, как один, сражались по-геройски. Победить во что бы то ни стало! - был девиз советских богатырей.
      Как только начался бой, наши танки устремились на артиллерийские позиции, откуда гитлеровцы вели частую стрельбу. Стреляя на большой скорости, танки прорвались сквозь смерч огня и начали утюжить орудия фашистов. Вражеские артиллеристы бросились бежать. По ним ударил наш артдивизион, сформированный из трофейных 150-мм орудий. В результате этого стремительного удара было захвачено три батареи противника. Большая часть прислуги погибла под гусеницами танков и от меткого огня наших артиллеристов.
      Советские бойцы продолжали развивать успех. Группа под командой батальонного комиссара Е. И. Новикова повернула захваченные батареи врага и открыла огонь по вражеским танкам... Отважно дрались наши танкисты. Расстреляв все снаряды, они шли на таран, сражались до тех пор, пока могли двигаться машины. А когда танки выходили из строя, покидали стальные крепости и, спешившись, продолжали бой стрелковым оружием.
      Потери врага были очень велики, но таяли и наши ряды. К вечеру (бой длился беспрерывно весь день) уцелело очень мало танков: часть из них горела, другие были повреждены. Но бой все еще не затихал: бойцы громили фашистов из их же собственных орудий, Все усилия врага подавить последний очаг яростного сопротивления не имели успеха. Тогда против наших храбрецов немцы бросили бомбардировщики. Были подбиты и эти орудия... Бригадный комиссар Попель дал команду отходить в лес.
      Гитлеровцы были настолько измотаны боем и так ошеломлены стойкостью наших бойцов, что не отважились преследовать отходящие и скрывающиеся в лесу группы. Лишь танковые орудия врага долго еще грохотали, посылая снаряд за снарядом в лесные чащобы. Но на эту стрельбу никто не обращал внимания. Утомленные боем, израненные, бойцы уходили в глубь леса. Каждый понимал: он сделал все, что мог, и если ему не выпало погибнуть на поле брани, то борьбу еще предстоит продолжить.
      Пройдя километра три, Попель остановил людей, организовал сборный пункт. Теперь нужно было разыскать другие группы, скрывавшиеся в лесу. Николай Кириллович обвел взглядом осунувшихся, почерневших от копоти и дыма бойцов, многие из которых едва держались на ногах.
      - Коммунисты и комсомольцы, подойдите ко мне, - приказал он. - Вам предстоит задача...
      И они пошли. Двое суток, отдыхая урывками, люди искали своих собратьев по оружию. На сборный пункт пришло около двух тысяч бойцов и командиров. Они были из разных частей. Пришлось заново формировать подразделения. Создали штаб отряда. Возглавил отряд Н. К. Попель.
      - Прежде чем отправиться в путь, - рассказывал Николай Кириллович, - я потребовал строжайше соблюдать воинскую дисциплину, не скрыл, какие ожидают трудности. В заключение добавил:
      - Кто не хочет подчиняться требованиям командира, кто не надеется на себя, тот может покинуть нас.
      Несколько секунд стояла напряженная тишина. Ни один боец не вышел из рядов отряда.
      К этому времени бойцы взяли в плен немецкого солдата-эсэсовца. "Язык" сообщил, что в районе Птычи сосредоточивается охранная дивизия СС, которой приказано очистить леса от остатков наших частей. Узнав об этом, командование отряда решило уходить на восток. Колесный транспорт и несколько оставшихся танков были подорваны; сейфы с документами закопали в землю.
      На третьи сутки, с наступлением темноты, отряд двинулся в путь. Шли всю ночь через труднопроходимые болота, через многочисленные речушки и реки, преодолевая их вброд и вплавь. Когда совсем рассвело, отряд расположился на отдых. А ночью - снова в путь... Приходилось встречаться и с немецкими заслонами. Отряд с ходу уничтожал их и продолжал идти на восток. Перед каждым переходом Попель высылал вперед разведчиков. В то время как весь отряд отдыхал, эти бойцы выполняли нелегкую задачу, причем выполняли ее мастерски.
      Снабженческих баз отряд не имел. Иногда продукты удавалось отбить у врага, но случалось это не часто. Приходилось прибегать к помощи колхозников, у которых враг еще не успел все забрать. Ни о каких нормах, разумеется, не могло быть и речи. Случалось, целыми днями ничего не ели. Но как ни было трудно, а для раненых всегда имелся неприкосновенный запас сахара, сгущенного молока, масла. Все это вместе с оружием и боеприпасами полуголодные бойцы несли на себе. Оставшиеся орудия и раненых тащили на волокушах. Рассказал Попель и о гибели полковника И. В. Васильева, полкового комиссара М. М. Немцева, старшего батальонного комиссара Е. И. Новикова и многих других боевых товарищей, а также о зверствах, чинимых оккупантами на украинской земле.
      Тяжелое это было испытание, но выдержали они его с честью. Высоким оставался моральный и боевой дух. Этому способствовала политическая работа в подразделениях, которая не прекращалась ни на один день.
      В Славутских лесах через десять дней к Попелю присоединился отряд из остатков 124-й стрелковой дивизии, которым командовал полковник Т. Я. Новиков. Тяжело раненный в ногу, не имеющий возможности встать с повозки, этот мужественный человек являл подчиненным пример стойкости и самообладания. Он умело поддерживал высокую дисциплину в отряде и уверенно вел бойцов на восток.
      В конце третьей недели сводный отряд в количестве 1778 бойцов и командиров под командованием бригадного комиссара Н. К. Попеля и полковника Т. Я. Новикова, совершив 650-километровый рейд по тылам врага, соединился с частями Красной Армии. Произошло это у Белокоровичей. Части, составлявшие подвижную группу, выполнили до конца свой патриотический долг и нанесли врагу большой урон.
      Утром я представил к награждению государственными наградами отличившихся бойцов и командиров подвижной группы. К сожалению, в ту пору, когда страна переживала тяжкие испытания, посланное в штаб Юго-Западного фронта представление затерялось, и подвиги героев не были отмечены по заслугам.
      В Киевской оборонительной операции
      Оборона черкасского плацдарма
      Формирование полевого управления 38-й армии проходило в трудных условиях. К этому времени обстановка на фронте стала еще сложнее. Враг прилагал огромные усилия, чтобы как можно скорее захватить Киев и плацдармы на левом берегу Днепра. Войска, отбивая атаки противника, медленно отходили на линию старых укрепленных районов у Киева и на правобережье Днепра. И июля 1941 года танковой группе генерала Клейста удалось глубоко вклиниться в оборону советских поиск и подойти к переднему краю Киевского укрепленного района. Но все попытки врага с ходу прорвать нашу оборону и захватить Киев успеха не имели. Частям противника, действовавшим южнее Киева, ценой огромных потерь в живой силе и технике все же удалось 16 июля занять город Белая Церковь. Для разгрома вклинившейся группировки командующий Юго-Западным фронтом подготовил контрудар войсками 5-й и 6-й армий по сходящимся направлениям на Новоград-Волынский. 5-я армия под командованием генерал-майора М. И. Потапова наносила удар из Коростеньского укрепленного района в направлении на Новоград-Волынский. 6-я армия под командованием генерал-лейтенанта И. Н. Музыченко частью сил удерживала южную часть Новоград-Волынского укрепрайона, а основными силами - 49-м стрелковым корпусом - нанесла контрудар из района Любар в северном направлении, стремясь перерезать шоссе Житомир - Киев и отсечь вражескую группировку, вклинившуюся в нашу оборону на направлениях Киев и Белая Церковь.
      Сначала наступление наших войск развивалось успешно. Они перерезали главную коммуникацию врага  - шоссе Житомир - Киев и отбросили противника в западном направлении. Но фашистское командование стянуло к месту боев крупные силы танков и авиации, остановило наши войска, затем потеснило их от шоссе Житомир - Киев. Однако использовать это шоссе для передвижения войск противник не смог до 17 июля, так как наши части продолжали наносить контрудары.
      Убедившись, что захватить Киев фронтальным ударом не удастся, германское командование повернуло свои основные силы на юго-восток, рассчитывая ударом в этом направлении решить сразу две задачи: отрезать войска 6-й и 12-й армий от Днепра, окружить их и уничтожить; захватить плацдармы на Днепре южнее Киева, глубоко обойти город и овладеть им. По мере подхода пехотных дивизий генерал Клейст высвобождал танковые соединения из района Киева и перебрасывал их на юго-восток.
      В последних числах июля значительная часть танковой группы Клейста начала продвигаться на юг с целью окружить войска 6-й и 12-й армий, которые вели бои значительно западнее Днепра. 1 августа вражеские танковые части завершили окружение наших войск в районе Подвысокого, северо-восточнее Умани. Положение окруженных оказалось тяжелым. Не было боеприпасов, горючего, продовольствия, в дивизиях оставалось по 1000-1500 бойцов.
      Южнее Киева, по Днепру, оборонялись войска 26-й армии, удерживая каневский плацдарм. Далее на юг по Днепру сражались части 196-й, 116-й стрелковых, 212-й моторизованной дивизий (черкасский плацдарм), которые подчинялись непосредственно фронту, затем были переделы 38-й армии{11}.
      Здесь, на правом берегу Днепра, развернулись упорные бои. Войска 26-й армии под командованием генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко героически отражали яростные атаки танковой группы Клейста, которую поддерживали крупные силы авиации. Активная оборона 26-й армии, затем контрудар наших войск из района северо-западнее Черкасс в направлении Звенигородки, нанесенный хотя и с опозданием (7 августа), способствовали выходу из окружения части сил 6-й и 12-й армий. Они выходили небольшими группами.
      Бойцы и командиры, которые не смогли выйти из окружения, оказывали сопротивление врагу вплоть до 13 августа. Левый берег Днепра от Черкасс до Днепропетровска протяженностью почти 300 километров оказался открытым. Предстояло срочно его прикрыть, чтобы не допустить беспрепятственного вторжения противника на Левобережную Украину. Оборону этого участка до Кременчуга Ставка Верховного Главнокомандования 3 августа поручила 38-й армии. Ее управление, не закончив укомплектования, выступило из Нежина в Черкассы.
      Армии передали находившиеся на правобережье и ранее подчиненные непосредственно фронту две стрелковые дивизии - 196-ю генерал-майора Константина Ефимовича Куликова, 116-ю под командованием полковника Якова Федоровича Еременко и 212-ю моторизованную, которой после гибели генерал-майора С. В.
      Баранова стал командовать полковник Василий Владимирович Бардадин{12}. 116-я дивизия имела 17 тысяч воинов и вооружение по штату, в боях еще не участвовала. В дивизии Куликова после ожесточенных боев осталось менее полутора тысяч личного состава (5 стрелковых и пулеметных рот и 5 артиллерийских батарей). Она имела 12 разнокалиберных орудий и 38 станковых пулеметов. Моторизованная дивизия в приграничном сражении потеряла более половины воинов и всю артиллерию, исключая четыре пушки.
      Стремясь поскорее ознакомиться с обстановкой в полосе армии, я выехал в Черкассы на легковой машине в сопровождении адъютанта и трех автоматчиков.
      В пути мы встретили немало бойцов, шедших в тыл в потоке беженцев и среди гражданских повозок. Они шагали группами и в одиночку, некоторые были ранены. Это были воины частей 6-й и 12-й армий, участники многочисленных и жестоких боев. Потеряв своих командиров, они отходили по собственному разумению. Добравшись до Черкасс, я приказал немедленно установить заградительные посты на переправах, чтобы останавливать и возвращать в строй беспорядочно отходящих красноармейцев.
      Местные власти и учреждения из города Черкассы уже эвакуировались, водопровод, электростанция не работали, но почта, телеграф, телефон оставались в полной исправности, весь их персонал был на месте и работал четко.
      До прибытия штаба армии свой командный пункт я развернул в помещении телеграфа, привлек к работе часть командиров штаба 196-й стрелковой дивизии во главе с его начальником майором Василием Митрофановичей Шатиловым и связался со штабом фронта. Ночью прибыли некоторые командиры штарма и разместились в школе на северной окраине города. Тыловых учреждений, транспорта, хлебопекарен в армии не имелось. Подвозить боеприпасы, продовольствие было не на чем. К счастью, в городе оказались кое-какие запасы продовольствия. Мы разыскали второго секретаря Черкасского райкома партии Сергея Наумовича Палеху и при его содействии стали налаживать жизнь города. Начали работать водопровод, электростанция, хлебозавод, другие предприятия. Организовали охрану этих и других важных хозяйственных объектов.
      В беседе со мной секретарь райкома товарищ Палеха рассказал, что под руководством партийных и советских органов жители Черкасс и расположенных поблизости сел вырыли 20-километровый противотанковый ров, траншеи для пехоты, позиции для артиллерии и минометов. Мы попросили Сергея Наумовича обратиться к населению помочь в строительстве других оборонительных сооружений, и эта помощь нам была оказана.
      Были созданы еще два оборонительных рубежа, а совместно с инженерными частями армии - 37-м понтонно-мостовым батальоном майора Я. А. Березина и 42-м механизированным инженерным батальоном капитана Г. Н. Зайцева построен трехкилометровый понтонный мост через Днепр. По этому мосту удалось вывезти до 20 тысяч черкасчан и граждан, эвакуированных из приграничных районов страны. По мосту переправили тысячи голов скота и другое ценное имущество. А по железной дороге отправили на восток тысячи вагонов и платформ с промышленным оборудованием. Жители Черкасс, в основном комсомольцы и коммунисты, вступили в истребительные батальоны. Они находились в постоянной боевой готовности, охраняли мосты, промышленные и военные объекты, помогали уничтожать воздушные десанты и диверсионные группы врага. На Черкасщине было создано 8 партизанских отрядов и десятки диверсионных групп.
      Командование поблагодарило секретаря райкома партии за подробную информацию и оказанное управлению армии содействие, а также за ранее проделанную огромную работу.
      Забегая несколько вперед, хочу рассказать о помощи черкасчан в усовершенствовании обороны во время боевых действий. Как только затихал бой, жители вместе с бойцами и командирами брались за лопаты и копали окопы, оборудовали блиндажи, капониры.
      И вот теперь, когда пишу эти строки, вспоминаю, как много жители города и прилегающих к нему сел сделали для обороны черкасского плацдарма. Они заслужили нашу глубокую благодарность и добрую память потомков.
      По указанию командования армии в Черкассах был организован пункт сбора вышедших из окружения бойцов, командиров, потерявших связь со своими частями. Они тщательно опрашивались, проходили санитарную обработку, обмундировывались, затем направлялись на пополнение и формирование частей. В течение двух дней был сформирован семитысячный сводный мотострелковый полк, командиром которого был назначен мой брат майор Илья Иванович Рябышев. Этот полк сразу же составил резерв армии. Так людьми пополнялась 38-я армия.
      К этому времени был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 и 20 июля 1941 года о введении института военных комиссаров. В соединения армии начали прибывать политработники на должности комиссаров. Политотдел армии быстро пополнился. С прибытием на пост начальника политотдела армии бригадного комиссара И. С. Калядина работа заметно оживилась. Это был человек энергичный, с большим кругозором и опытом политработы. Из отдела кадров фронта стали прибывать командиры на укомплектование штаба и других отделов управления армии. Вскоре приехал назначенный временно исполняющим обязанности начальника штаба армии полковник М. И. Потапов. Отдел связи штаба и батальон связи были пополнены за счет специалистов города Черкассы. Все эти организационные мероприятия способствовали наведению в частях порядка и укреплению дисциплины.
      Особое значение Военным советом армии придавалось повышению морального и боевого состояния войск. Поскольку на вооружении наших соединений не было танков и противотанковой артиллерии, недостаточно имелось минометно-артиллерийского вооружения, поддержка боевых действий наземных войск нашей авиацией осуществлялась чрезвычайно слабо - все это порождало в войсках танкобоязнь, неуверенность в своем вооружении, вызывало у бойцов ложное представление о боеспособности немецко-фашистских войск. Надо было не только обучить войска умело владеть своим оружием, но и научить борьбе с вражескими танками, предметно показать значение минных полей перед своим передним краем обороны, научить умело ставить мины, пользоваться противотанковыми гранатами и бутылками с горючей смесью, а также вести разведку и бдительное наблюдение за действиями противника, маскироваться. Это и стало основным содержанием политической работы в войсках.
      Одной из самых убедительных форм повышения боевого мастерства являлась передача опыта бывалых бойцов, сержантов и командиров. Большую пользу в такой работе принесли бывшие воины 8-го мехкорпуса, особенно те, которые вышли из окружения с группой Н. К. Попеля. Их необстрелянные бойцы слушали всегда с большим интересом.
      Результаты такой работы сказались в последующих ожесточенных боях с вражескими танками, пытавшимися захватить черкасский плацдарм и переправы на Днепре. После того как войска 26-й армии, оставив Ржищев и Канев, отошли на левый берег Днепра, гитлеровцы начали активизировать свои действия против нашего плацдарма у города Черкассы. Их первые попытки с ходу прорвать оборону войск 38-й армии успеха не имели. После небольшой паузы, подтянув резервы, артиллерию и танки, немецко-фашистские войска снова атаковали правый фланг армии. Противнику удалось прорвать первую линию обороны на участке 116-й стрелковой дивизии, но контратакой сводного мотострелкового армейского резервного полка враг был отброшен в исходное положение.
      Рано утром 16 августа в расположении противника в районе, где шоссе Смела - Черкассы пересекает реку Ирдынь, поднялась непонятная орудийная стрельба. Со стороны противника на этом шоссе появился танк, вокруг которого рвались снаряды. Танк на большой скорости двигался в нашу сторону. Эту картину наблюдали командиры и красноармейцы из частей 116-й стрелковой дивизии, которая держала здесь оборону. Нашим командирам стало ясно, что фашисты ведут огонь по уходящему от них танку. Чтобы помочь ему оторваться от гитлеровцев, дивизионная артиллерия открыла огонь по врагу. Тем временем танк приблизился к реке, и экипаж, видя, что мост через нее взорван, остановил танк, поспешно выбрался из него и бросился в воду. Все члены экипажа вплавь благополучно преодолели реку.
      Так с группой танкистов на танке Т-34 после тяжелых оборонительных боев юго-восточнее Умани из окружения в районе Подвысокое вырвался начальник штаба 6-й армии комбриг Н. П. Иванов. На командном пункте армии комбриг рассказал нам, что после того как командование 6-й и 12-й армий пришло к выводу, что основной массой окруженных войск из-за недостатка боевой техники, боеприпасов, горючего и - продовольствия организованно пробиться из окружения невозможно, поскольку противник превосходит их в силах, было принято решение рассредоточиться и выходить из окружения небольшими группами.
      Вначале Иванов с группой бойцов численностью до роты пытался пробиться на северо-восток, но попытка не увенчалась успехом. Тогда он подобрал несколько танкистов и на танке Т-34 ночью вышел на дорогу, пристроился к вражеской механизированной колонне и двигался с нею к линии фронта. С наступлением рассвета укрылся в каком-то лесу. Так в течение нескольких ночей, двигаясь во вражеских колоннах, приблизился к линии фронта. И когда убедился, что передний край рядом, танк рванулся к нему на большой скорости. Эту картину и наблюдали бойцы 116-й стрелковой дивизии. Я поздравил комбрига Иванова с выходом из окружения и помог добраться до штаба Юго-Западного направления, в Полтаву.
      На следующий день, утром 17 августа, противник нанес удар у Русской Поляны на участке обороны 116-й Дивизии. Грохот артиллерийской стрельбы не прекращался до темноты. Из штаба мы несколько раз запрашивали по телефону командный пункт соединения о ходе боя. Начальник штаба полка полковник Николай Иванович Краснобаев, оказавшийся на редкость малоразговорчивым, не оправдывающим своей фамилии человеком, всякий раз докладывал, что полки ведут оборонительный бой. На вопрос, где командир дивизии, всякий раз отвечал: в войсках. В вечернем донесении об изменениях обстановки и потерях не указывалось. Командир дивизии так и не позвонил мне, хотя я этого требовал.
      С раннего утра следующего дня на участке дивизии снова загромыхало. Я вновь потребовал к телефону командира полковника Еременко. Но, как и вчера, ответил Краснобаев.
      - Полковник, что у вас происходит? - спрашиваю его.
      - Противник, пытаясь захватить Русскую Поляну, атакует силой до пехотного полка. Мы отбиваемся.
      - Какие потери за прошлый день? Удержали ли части оборонительный рубеж?
      - Потери, товарищ генерал, уточняем, они значительны. Немцы кое-где ворвались в нашу первую траншею, захватили Дахновку. Я организовал контратаку с целью восстановления положения.
      - Где Еременко и почему он не доложил мне вчера об итогах дня?
      - Полковник Еременко в полках.
      Заподозрив неладное, я немедленно выехал на командный пункт дивизии. Каково же было мое удивление и возмущение, когда обнаружил ее командира спящим на КП. В тесном помещении блиндажа разило водочным перегаром. Мне было известно, что Еременко боевого опыта не имеет, среди подчиненных ведет себя высокомерно. А теперь сам увидел, что он обладает и таким недостатком, который выключает его из жизни и борьбы на долгое время как личность. Такому человеку доверять нельзя ни дивизию, ни отделение. Я потребовал разбудить его и отстранил от командования. О происшедшем доложил в штаб фронта. В командование дивизией приказал вступить подполковнику Виктору Федоровичу Буянову, до этого занимавшему должность замкомдива по строевой части. Полковнику Краснобаеву объявил выговор за проявленную беспринципность.
      Тщательно изучив обстановку вместе с новым комдивом, решили сосредоточить огонь артиллерии и минометов по атакующей пехоте и контратакой отбросить ее на исходный рубеж. Однако восстановить положение в этот день не удалось. Оставленное село Дахновку части 196-й отбить не смогли.
      18 августа соединения армии оборонялись на рубеже: 196-я дивизия - от дома лесника северо-восточнее Секирны до Створа; 116-я дивизия - от восточного берега болота Ирдынь до Вергунов; 212-я мотодивизия - от Вергунов (иск.) до Красной Слободы, На левом берегу Днепра: 37-я кавалерийская дивизия, которой командовал полковник Г. М. Ройтенберг, занимала острова Литвин, Сетилянский, Сибирь и береговую полосу до Максимовки; 297-я дивизия полковника Г. А. Афанасьева - от Максимовки до Кременчуга; 300-я дивизия полковника П. И. Кузнецова занимала участок между реками Псел и Ворскла у Переволочной.
      В ночь на 20 августа на правый берег Днепра прибыли переданные в состав армии наполовину поредевшая 97-я стрелковая дивизия полковника Ф. В. Мальцева и 4-я воздушно-десантная бригада под командованием майора Ф. Д. Овчинникова, имевшая 2592 воина. Два полка 97-й я поставил в оборону у западной окраины Змагайловки, воздушно-десантную бригаду расположил у Сосновки, уплотнив боевой порядок 116-й и 212-й дивизий. Получив подкрепление, я решил атаковать противника с целью восстановления рубежа обороны, который армия занимала до 16 августа. В штабе подготовили все необходимые документы, направили их в соединения, проконтролировали подготовку войск к действиям. Утром после короткой артподготовки пехота дружно атаковала вражеские позиции, выбила неприятеля из Дахновки и траншей севернее ее, затем продвинулась на четыре километра северо-западнее и закрепилась. Должен сказать, что этого успеха добились мы нелегко. В тяжелых боях части 116-й дивизии и воздушно-десантной бригады понесли большие потери{13}.
      В последующие дни противник значительно активизировал свои действия на этом участке, но все его настойчивые танковые атаки были отбиты. Убедившись в прочности нашего оборонительного рубежа, он перенес усилия на левый фланг, где оборонялась 212-я мотодивизия. Напомню, что она имела лишь четыре орудия. Мы не могли усилить ее артиллерией. Несколько орудий, добытых на сборном пункте, пришлось передать армейскому мотострелковому полку. Тем не менее нам удалось сделать оборону соединения достаточно жесткой за счет минирования предполья. Лишь в конце третьих суток непрерывных атак врагу удалось прорвать первую линию обороны 212-й мотодивизии. Резервный мотострелковый полк контратаковал противника, но восстановить положение не смог - сказалось отсутствие противотанковых средств. В этот же день в полосу обороны армии отошел с севера Днепровский отряд Пинской военной флотилии, который не мог оставаться в полосе обороны 26-й армии в связи с захватом правого берега Днепра противником. В сложившейся у нас нелегкой обстановке отряд кораблей мог оказать нам большую помощь. Не спеша запрашивать разрешения командующего фронтом, я сразу же временно подчинил отряд себе и поставил ему задачу поддержать артиллерийским огнем боевые действия резервного мотострелкового полка и 212-й моторизованной дивизии. Дружными усилиями войска армии во взаимодействии с Днепровским отрядом отбивали танковые атаки противника еще два дня, но ввиду его огромного превосходства в людях и технике были вынуждены оставить и вторую линию обороны.
      В нашем распоряжении на этом участке осталась третья линия обороны, в которую входил и противотанковый ров, опоясывавший город. Враг, приблизившись к Черкассам, начал обстреливать артиллерийским огнем городские улицы и переправы на Днепре. Положение становилось критическим. Не оправдались наши надежды и на то, что с приданной 15-й смешанной авиадивизией генерал-майора А. А. Демидова сумеем отразить танковые атаки противника. Эта авиационная дивизия была очень малочисленной, героические действия ее летчиков, вылетавших на бомбежку вражеских танков по шесть-семь раз в сутки, положения не спасали. Отбросить врага от города нам не удалось. Но тюка мы удерживали последнюю линию обороны. В критический момент, когда вражеские танки на левом фланге прорвали оборону, мы перебросили туда всю зенитную артиллерию армии и открыли огонь по фашистским танкам. Огонь зениток произвел на атакующих ошеломляющее действие. В течение 10-15 минут зенитные пушки подожгли более десятка танков, а остальные обратили в бегство. Особенно отличились воины 141-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона ПВО. В дальнейшем на этом участке противник атак не повторял и перешел к обороне.
      Через два дня из штаба фронта потребовали дать объяснение: на каком основании командарм использовал зенитную артиллерию не по назначению. Ответил я обстоятельно. Написал о том, что если бы мы не использовали огонь зенитной артиллерии по танкам, то не было бы черкасского плацдарма, не было бы переправ и нашим войскам пришлось бы отойти на левый берег Днепра, при этом зенитная артиллерия вряд ли смогла в создавшейся сутолоке поспешного отступления переправиться без потерь.
      Между тем события на фронте стремительно развивались, особенно в полосе Центрального фронта, где враг, с захватом 19 августа Гомеля, нависал не только над правым крылом Юго-Западного фронта, но и над его глубоким тылом. То же самое происходило и в полосе Южного фронта, где танковой группе врага удалось выйти на подступы к Днепропетровску и завязать бои за овладение городом. Израсходовав резервы для отражения атак противника на Днепре и на стыке с Южным фронтом, командование Юго-Западного фронта решило прочно оборонять левый берег Днепра от Лоева до Переволочлой, не имея сил парировать угрозу охвата войск с северо-запада и юга. В связи с этим 22 августа поступил приказ командующего Юго-Западным фронтом оставить черкасский плацдарм и отвести войска 38-й армии на левый берег Днепра, где занять жесткую оборону. Командующий возложил на меня личную ответственность за уничтожение переправ на Днепре после отхода войск.
      Уничтожение мостов неожиданно выросло в проблему, так как в армии не было достаточного количества взрывчатки. Я принял решение взорвать два пролета железнодорожного моста, а третий расстрелять прямой наводкой из орудий. Деревянные мосты сжечь, облив горючей смесью.
      С отводом армии за Днепр не торопился, так как находил необходимым лучше подготовить оборонительные позиции на левом берегу. Для этого требовались одни сутки. Нужно было создать благоприятные условия и для того, чтобы без риска оторваться от противника, заминировав все вероятные пути подхода к нашей оборонительной позиции и к городу, оставив узкий проход для своих войск.
      Отход назначили на ночь, приказав каждому стрелковому полку оставить на своем участке обороны по одному батальону с задачей ночью атаковать неприятеля. На обводном оборонительном рубеже у города занял заранее подготовленные позиции армейский мотострелковый полк, которому надлежало пропустить на левый берег Днепра все войска, оборонявшие черкасский плацдарм. Отход на левый берег полк должен был начать по моему особому приказу{14}.
      После отхода основных сил армии назначенные от каждого полка батальоны в 24 часа атаковали позиции противника. Враг был захвачен врасплох, не оказал значительного сопротивления и понес существенные потери. У нас потерь не было. В этом ночном бою был взят в плен начальник разведки пехотной дивизии, у которого изъяли ценные оперативные документы. Его немедленно отправили в штаб фронта.
      Затем начался отход прикрывавших батальонов. К этому времени артиллерийские части, тыловые подразделения, основные силы стрелковых полков уже были на левом берегу. Несмотря на бомбежку переправ, которую вели вражеские самолеты, навешивая осветительные бомбы, отход прошел организованно. Ни заторов, ни пробок, ни перемешивания подразделений каждая часть шла на новый рубеж своим маршрутом, который был разведан накануне, проложен на картах командиров полков и батальонов и заранее изучен. К утру войска заняли отведенные им участки обороны{15}.
      Надо сказать, что наши батальоны во время ночной атаки настолько основательно потрепали немцев, что они до полудня приводили себя в порядок и лишь во второй половине суток 22 августа вошли в Черкассы.
      Мой наблюдательный пункт был расположен недалеко от железнодорожного моста, с него хорошо просматривался впереди лежащий правый берег Днепра и оставленный город. Не отрывая биноклей от глаз, я в Николай Кириллович Попель горько жалели об оставленном городе, где еще можно было долго удерживать позиции, скупо делились впечатлениями о прошедшей ночи, полной тревог за войска, ведущие бой и под бомбежкой отходящие на левый берег.
      Посматривая на часы, я проверял готовность саперов, ждавших сигнала на взрыв моста, еще и еще раз требовал докладов: все ли подразделения отошли на левый берег. И когда командиры соединений доложили, что на правом берегу не осталось ни одного бойца, просигналил о взрыве мостов. В ту же минуту они перестали существовать{16}.
      В целом операция по отводу войск с черкасского плацдарма на левый берег Днепра прошла успешно. Нужно отдать должное временно исполняющему должность начальника штаба армии М. И. Потапову и особенно начальнику артиллерии армии Д. С. Глебову, начальнику инженерного отдела армии Е. И. Кулиничу, которые хорошо спланировали и осуществили эту операцию.
      На левом берегу Днепра наша армия была усилена еще двумя стрелковыми дивизиями - 199-й и 300-й; из состава 264-й стрелковой дивизии в армию был передан ее артиллерийский полк{17}. Стал поступать автотранспорт, укрепились тыловые армейские учреждения. С передачей в наше подчинение 274-й Кременчугской ополченской дивизии фронт обороны армии увеличился до 200 километров.
      Противник после занятия Черкасс особой активности не проявлял, но через пару дней сделал попытку форсировать Днепр южнее города, однако понес большие потери и отказался от своих намерений. Небольшой группе гитлеровцев удалось закрепиться на островке, но вскоре эта группа была уничтожена нашими частями, после чего наступил период относительного затишья{18}.
      Используя эту передышку, наши войска продолжали совершенствовать оборону. Окопы и ходы сообщения были доведены до полного профиля, укреплены блиндажи и наблюдательные пункты. Но затишье беспокоило, поэтому Военный совет армии требовал от командиров всех степеней быть бдительными, непрерывно вести наблюдение за действиями врага.
      25 августа мы с временно исполняющим должность начальника штаба армии М. И. Потаповым и членом Военного совета бригадным комиссаром Н. К. Попелём еще раз изучали рубежи наших войск, оценивали местность, отыскивали слабые места обороны, обдумывали, где необходимо усилить ее и какими средствами, где целесообразнее расположить резервы, которых, к сожалению, было очень мало. Мы считали, что наиболее слабым местом нашей обороны был район Кременчуга на стыке с Южным фронтом. Начали намечать необходимые меры по укреплению стыка, но во второй половине дня мне принесли шифротелеграмму, в которой предписывалось сдать командование армией начальнику штаба и к 26 августа прибыть в штаб Юго-Западного направления. Я быстро оформил документы о сдаче войск 38-й армии своему начальнику штаба, дал ему несколько советов, еще и еще раз особое внимание попросил обратить на район Кременчуга. Потом тепло простился с командирами штаба и политического отдела. То были тяжелые минуты. Со многими из этих замечательных людей мне пришлось немало пережить. Все мы стали близкими, дорогими друг другу людьми. Пожав всем крепко руки, я остался на несколько минут наедине с Н. К. Попелём.
      - Что бы это могло значить? - участливо спросил он.
      - Ума не приложу. Стали, как говорится, на ноги становиться, крепнуть, отпор давать фашистам, и на тебе...
      Мы крепко обнялись, расцеловались, и через несколько минут вместе с адъютантом Вашкевичем ужо сидели в видавшей виды эмке, той самой, на которой в канун войны проводил рекогносцировку приграничных районов. Помахал в последний раз рукой провожавшим и поехал в Полтаву, в штаб Юго-Западного направления.
      На южном фронте
      У главкома Юго-Западного направления
      В сумерках мы приехали в Полтаву. Тряска по истерзанным войной дорогам закончилась. Прошло еще несколько минут, и наша эмка остановилась у здания Полтавского обкома партии, куда было приказано прибыть.
      В обкоме меня ждали. Приветливо поздоровались, познакомили с товарищем, фамилию которого, к сожалению, забыл, и сказали, что он должен сопровождать меня в штаб Юго-Западного направления. Через несколько минут наша эмка снова запылила по дороге.
      Вот и штаб. Войдя в приемную Военного совета, я попросил адъютанта немедленно доложить главнокомандующему о моем прибытии. Едва за адъютантом закрылась дверь, как снова распахнулась. Меня попросили войти в кабинет главкома.
      В небольшой затемненной комнате за столом, с развернутой на нем топографической картой, сидели Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный и член Военного совета Никита Сергеевич Хрущев. Напротив них стоял начальник штаба Юго-Западного направления генерал-майор Александр Петрович Покровский и докладывал обстановку на фронтах. Увидев меня, Буденный прервал доклад начальника штаба.
      - Здравствуйте, товарищ Рябышев, - приветливо сказал Семен Михайлович. - Как себя чувствуете? Вероятно, устали?
      - Никак нет, - ответил я. - Чувствую себя нормально.
      - Ну вот и прекрасно, - улыбнулся в пышные усы Семен Михайлович. Пройдите в столовую, закусите как следует, а потом мы вас вызовем.
      Такой прием до некоторой степени успокоил меня. Как положено по уставу, я четко повернулся кругом и вышел из кабинета. В столовой Военного совета был приготовлен вкусный ужин.
      Плотно поужинав, я пошел отдохнуть в отведенной комнате. Через два часа меня пригласили в кабинет главнокомандующего. К этому времени там собрались все члены Военного совета. Семен Михайлович был приветлив.
      - Вы знаете, зачем мы вас пригласили? - спросил он.
      - Теряюсь в догадках, - ответил я с некоторым волнением.
      - Так вот, - продолжал Семен Михайлович. - Военный совет Юго-Западного направления назначает вас командующим Южным фронтом. Со Ставкой Верховного Главнокомандования это согласовано.
      Главнокомандующий информировал меня о состоянии войск и обстановке на фронте. Затем вручил одно предписание о вступлении в должность командующего Южным фронтом и второе предписание генералу И. В. Тюленеву о передаче мне войск фронта.
      Из краткой информации С. М. Буденного я узнал, что в состав Южного фронта входили 6, 12, 18 и 9-я армии. Они занимали оборону по левому берегу Днепра от Переволочной до Херсона и устья Днепра.
      6-я и 12-я армии были объединениями второго формирования, первую развернули на базе 48-го стрелкового корпуса, командующим назначили генерал-майора Р. Я. Малиновского. 12-я развернулась на базе 17-го стрелкового корпуса, командовал ею генерал-майор И. В. Галанин. 18-я армия генерал-лейтенанта А. К. Смирнова с первых дней войны участвовала в приграничном сражении, затем отступала под ударами превосходящих сил 11-й немецкой армии и венгерского корпуса. Соединения и части этой армии были значительно ослаблены. Они занимали оборону вдоль левого берега Днепра от Никополя до Каховки. 9-я армия с первых дней войны сдерживала натиск врага на реке Прут, 20 июля была отведена на линию Гайсин, река Днепр. В приграничном сражении она нанесла противнику тяжелые потери. Однако когда подвижные соединения 1-й танковой группы Клейста вышли к Кировограду и возникла угроза полного окружения войск 9-й армии, она начала отход на Николаев, Херсон, Берислав и заняла оборону по левому берегу Днепра - от Каховки до устья. Командовал армией генерал-полковник Яков Тимофеевич Черевиченко, мой сослуживец по 1-й Конной армии, затем по учебе в Военной академии имени М. В. Фрунзе.
      В штабе фронта
      Получив предписание, я немедленно отправился в село Покровское, где располагался штаб Южного фронта. Встретился с командующим генералом армия Иваном Владимировичем Тюленевым, который недавно под Днепропетровском был тяжело ранен в ногу, приняв участие в одной из атак пехоты. Он любезно принял меня и шутливо спросил:
      - Ты, Митя, небось прибыл фронтом командовать?
      - Да, Иван Владимирович, к сожалению, это так, - и вручил ему предписание.
      Мы знали друг друга еще со времен гражданской войны. Оба командовали полками, затем бригадами в 1-й Конной армии. Позднее Иван Владимирович был назначен командиром дивизии, а я служил в его подчинении. В нем я всегда ценил глубокие знания военного дела, эрудицию, большой опыт. Еще в 1922 году он окончил Военную академию РККА. В годы мирного строительства занимал ответственные посты в Красной Армии. Уезжать на лечение ему не хотелось, настроение было неважным.
      - Звонил Верховному по ВЧ, - рассказывал Иван Владимирович, - просил оставить здесь. А он отчитал меня за участие в атаке и полученное ранение. Втолковывал, что располагаю достаточным количеством людей, которым положено ходить в атаки в силу служебного долга, а мне вот это не положено. Помолчав, воскликнул: - Да мало ли чего не положено. Я ведь человек, а не параграф!
      В моей памяти сразу возник образ Тюленева - лихого кавалерийского командира-рубаки в дни боев с конницей Деникина и Врангеля. Он лично водил в яростные атаки полк, затем бригаду, которыми командовал, уверенно действовал клинком и наганом, оставался всегда бодрым и энергичным после долгих уточ мительных переходов. Сейчас Тюленев был опечален, едва сдерживал раздражение и с костылями в руках мало напоминал того молодого отчаянного кавалериста.
      Помнится, сразу после случая с Тюленевым был приказ Верховного, запрещающий командующим армиями и фронтами принимать личное участие в атаках.
      Иван Владимирович был эвакуирован в Москву, на лечение.
      Вступив в командование войсками фронта, я познакомился с членами Военного совета: армейским комиссаром 1 ранга Александром Ивановичем Запорожцем, бригадными комиссарами Леонидом Романовичем Корнийцом, Семеном Борисовичем Задионченко, П. Г. Бородиным, начальником штаба фронта генерал-майором Алексеем Иннокентьевичем Антоновым и попросил начальника штаба доложить обстановку.
      - На участке от Переволочной до Днепропетровска, - докладывал генерал Антонов, - кавалерийские и стрелковые соединения занимают оборону на широком фронте. Со стороны противника активных действий и попыток к переправе через Днепр не предпринимается. Как с нашей, так и со стороны противника ведется артиллерийская перестрелка. Нашей разведкой на этом участке не установлено крупных соединений и группировок немецко-фашистских войск.
      В районе Днепропетровска соединения 17-й армии и 1-й танковой группы Клейста захватили плацдарм на левом берегу Днепра, пытаются его расширить. Здесь идут ожесточенные бои. Войскам 6-й армии под командованием Р. Я. Малиновского поставлена задача: ликвидировать этот плацдарм и отбросить немецко-фашистские войска на правый берег Днепра. На юг от Днепропетровска до Запорожья, на участке 12-й армии, противник не проявляет активности. В районе Запорожья советские войска удерживают плацдарм на правом берегу Днепра.
      Против наших частей на этом плацдарме ведут ожесточенные, но безуспешные атаки соединения 3-й румынской армии. Дальше на юг, до Херсона и устья, занимают оборону соединения 18-й и 9-й армий. Они приводят себя в порядок после длительных оборонительных боев и совершенствуют свою оборону. Против этих армий действуют соединения 11-й немецкой армии.
      Поблагодарив начальника штаба за доклад, я решил познакомиться со своими помощниками - командующими родами войск и со всеми, с кем непосредственно в дальнейшем придется работать, но не успел еще освоиться с обстановкой, как противник навязал нам тяжелый бой. 29 августа войска 11-й немецкой армии после сильной артиллерийской подготовки и бомбовых ударов авиации начали атаку нашей обороны на участке 9-й армии. Ее соединения мужественно и храбро защищали свои позиции, но все же фашистским дивизиям удалось форсировать Днепр и захватить плацдарм у Берислава.
      На правом крыле фронта 1-я танковая группа генерала Клейста активными действиями пыталась расширить свой плацдарм на восточном берегу Днепра в районе Днепропетровска. Частями 6-й армии эти атаки были отбиты.
      Оценив обстановку, сложившуюся на 30 августа, я пришел к выводу, что наиболее угрожающее положение сложилось на участке обороны 6-й армии в районе Днепропетровска, на плацдарме возле которого враг сосредоточил крупные силы и, вероятно, попытается развить успех. Мы приняли решение усилить этот участок огневыми средствами, в частности тяжелой артиллерией. Не менее опасная обстановка складывалась и на левом крыле фронта, на участке обороны 9-й армии. Ее командующему генерал-полковнику Я. Т. Черевиченко было приказано перегруппировать войска, создать необходимые резервы за счет ослабления других участков и ликвидировать плацдарм у Берислава.
      Учитывая, что в данное время на участках 9-й и 18-й армий для создания прочной обороны сил далеко не достаточно, мы решили заблаговременно фронтовыми средствами и с помощью населения начать строительство оборонительных укреплений от Днепровских плавней, что южнее Запорожья, до озера Молочное, чтобы в случае неудачи войска этих армий могли организованно отойти на заранее подготовленный рубеж и задержать дальнейшее продвижение противника к Донбассу.
      В первых числах сентября Верховный Главнокомандующий потребовал провести перегруппировку войск 6-й армии и во что бы то ни стало ликвидировать днепропетровский плацдарм врага{19}. Я выехал в штаб 6-й армии, чтобы на месте с генералом Р. Я. Малиновским и его штабом разработать план такой операции. При составлении этого плана нам удалось за счет перегруппировки создать на участке прорыва почти тройное превосходство в живой силе и артиллерии.
      В первом эшелоне должны были наступать четыре стрелковые дивизии (175, 261, 226, 255-я), артиллерийское училище и 26-я кавалерийская дивизия, во втором эшелоне - 169-я, 15-я стрелковые дивизии и 2-й кавалерийский корпус П. А. Белова. Правда, произведенной перегруппировкой был ослаблен правый фланг Южного фронта. На 80-километровом участке от Переволочной до Обуховских хуторов по береговой линии Днепра оборонялась одна 273-я стрелковая дивизия. В резерве, на стыке с Юго-Западным фронтом, находилась 28-я кавалерийская дивизия.
      Мы сознательно растянули оборону 273-й стрелковой дивизии, так как на этом участке не было крупных группировок вражеских войск на правом берегу Днепра, и предполагали после ликвидации плацдарма врага у Днепропетровска уплотнить здесь оборону.
      Однако случилось так, что спланированная операция по ликвидации днепропетровского плацдарма не была осуществлена. Наступление Ставка отменила.
      Дело в том, что к этому времени обстановка на левом фланге Юго-Западного фронта чрезвычайно обострилась. Немецко-фашистское командование сосредоточило крупные силы на этом участке. 31 августа тремя дивизиями противник форсировал Днепр юго-восточнее Кременчуга, создал на восточном берегу плацдарм и продолжал там накапливать силы.
      В связи с обострением обстановки на Юго-Западном фронте главнокомандующий Юго-Западным направлением Маршал Советского Союза С. М. Буденный вывел из состава Южного фронта 2-й кавалерийский корпус генерала П. А. Белова, одну стрелковую дивизию и часть артиллерийских полков. Эти соединения и части предназначались в спланированной нами операции для разгрома вражеских сил на днепропетровском плацдарме.
      События на левом крыле фронта тоже развивались не так, как бы нам хотелось. Командование 9-й армии проявило медлительность в выполнении приказа по разгрому фашистских частей у Берислава, а это позволило противнику расширить плацдарм, быстро накопить там силы, а затем перейти к широким активным действиям.
      На заседании Военного совета фронта в начале сентября при обсуждении обстановки на участке 9-й армии первый член Военного совета армейский комиссар 1 ранга А. И. Запорожец внес предложение снять с должностей командарма генерала Я. Т. Черевиченко, члена Военного совета С. Т. Колобякова, начальника штаба армии генерала П. И. Бодина, начальника оперативного отдела полковника Л. В. Ветошникова за промедление в выполнении приказа фронта о ликвидации вражеского плацдарма у Каховки, что привело к резкому ухудшению положения в этом районе и грозило еще более тяжелыми последствиями. Члены Военного совета Л. Р. Корниец, П. Г, Бородин поддержали его предложение, упомянув, что проволочки в выполнении приказов и слабый контроль за их осуществлением наблюдались в этой армии и ранее. Они подчеркнули, что предлагаемая мера наказания послужит уроком не только для них.
      Как человек, недавно прибывший сюда и за одну неделю не успевший толком познакомиться с людьми, их прошлыми делами, я не мог столь категорично судить о деловых качествах командования 9-й армии и предлагал ограничиться взысканием, поскольку замену командования в ходе боев считал мерой неоправданной, вредной для дела, допустимой в исключительных случаях. Запорожец возразил в категорической форме, заявив, что взыскание ничему не научит виновных в происшедшем, других заставит думать о чрезмерном либерализме командования фронта. В таких рассуждениях тоже был резон. Я полагал и теперь так же думаю, что руководство штаба 9-й армии передоверило контроль за действиями частей у Каховки командирам дивизий, опыт которых был недостаточен, представления о материально-технических возможностях вражеских войск - устаревшими. Они считали, что крупную реку Днепр противник не сможет форсировать быстро крупными силами. Но генерал П. И. Бодин, как бывший сотрудник Генштаба, о возможностях врага знал лучше. Все же я неохотно согласился с мнением большинства и в ту же ночь о принятом решении доложил маршалу С. М. Буденному.
      Согласно просьбе Военного совета фронта Верховный Главнокомандующий утвердил это решение. Командармом 9-й стал генерал-майор Федор Михайлович Харитонов, которого я почти не знал, но слышал о нем хорошие отзывы А. И. Запорожца и начальника штаба А. И. Антонова. Довольно скоро я убедился, что Харитонов способный и решительный генерал, принимающий решения обдуманно и без промедлений. Он участник гражданской войны, член ВКП(б) с 1918 года, окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. В прошлом командовал стрелковым полком, занимал крупные штабные посты и последнее назначение получил, оставив должность заместителя начальника штаба фронта.
      Между тем обстановка в районе Днепропетровска к концу первой декады сентября не изменилась. В двухнедельном сражении противник не смог прорвать нашу оборону с плацдарма. Но как на южном фланге, так и здесь назревали грозные события.
      Уже 9 сентября весь день шел напряженный бой на участке нашего правого соседа, в 20 километрах северо-западнее Переволочной. Как установила разведка 28-й кавалерийской дивизии, из правобережного села Дериевка неприятель пытался форсировать Днепр у хутора Багули, но к исходу дня поставленной цели не достиг. Разведчики обнаружили большие скопления вражеских войск на левом берегу Днепра в полосе нашего правого соседа, у селения Григоро-Бригадировка. Причем наших войск ни в Соколках, ни в Озерах разведчики не обнаружили. Куда девались войска 38-й армии (нашего правого соседа), мы не знали. Связи со штабом Юго-Западного фронта у нас к этому времени не было. Командующему 6-й армией Р. Я. Малиновскому было приказано занять оборону одним полком 28-й кавалерийской дивизии по восточному берегу Ворсклы от Хандолеевки до Переволочной исключительно с целью прикрыть правый фланг 273-й стрелковой дивизии у Переволочной. Остальные части 28-й кавалерийской держать в резерве в селе Царичанка и вести разведку противника на западном берегу Ворсклы на участке от Темновки до Хандолеевки включительно.
      На бериславском плацдарме
      С утра 9 сентября 11-я полевая армия гитлеровцев, поддержанная танками и авиацией, атаковала с бериславского плацдарма наши оборонительные позиции. Командующий 9-й армией Ф. М. Харитонов доложил, что неприятель глубоко вклинился в оборону в направлениях на Дмитриевку и Новокаменку. Три дня 176-я и 296-я стрелковые дивизии мужественно отбивали атаки, но к исходу 11 сентября немцам при поддержке большого количества танков удалось потеснить наши войска.
      - В течение ночи, - докладывал генерал Харитонов, - я уплотнил оборону на этих направлениях за счет перегруппировки, но привлеченных сил будет недостаточно. Прошу помощи.
      Я приказал продержаться еще пару дней, пока подойдут свежие части. В наше распоряжение должны были прибыть 136-я и 4-я стрелковые дивизии с Закавказского фронта. Предполагалось одну из этих дивизий передать командарму 9.
      10 и 11 сентября на правом фланге и на днепропетровском плацдарме противник активных боевых действий не предпринимал. В эти дни авиаразведка фронта обнаружила большое количество танковых и моторизованных колонн врага, двигавшихся по дорогам из Кривого Рога на Днепропетровск и далее в направлении Кременчуга, а также из Канцеровки, что 15 километров западнее Запорожья, через Днепропетровск на Кременчуг.
      Разведкой 28-й кавалерийской дивизии было обнаружено большое скопление войск противника в полоса Юго-Западного фронта на восточном берегу Днепра.
      11 сентября штаб Юго-Западного направления уведомил нас, что противник прорвал оборону 38-й армии южнее Кременчуга и захватил плацдарм на восточном берегу Днепра, на котором сосредоточил, предположительно, до пяти немецких пехотных дивизий, Днем 12 сентября штаб направления сообщил, что враг с кременчугско-дериевского плацдарма нанес сильный удар танковой группой Клейста севернее Кременчуга, прорвал оборону 38-й армии. Подвижные соединения противника устремились в северном направлении на тылы главной группировки войск Юго-Западного фронта. Против правого фланга нашего фронта немецкое командование выдвинуло заслон, состоящий из небольших подразделений, которые пытались форсировать реку Ворскла у Переволочной, но встретив сильный отпор частей 273-й стрелковой дивизии, перешли к обороне по правому ее берегу.
      В 23 часа того же дня генерал Харитонов доложил, что враг прорвал оборону его армии против бериславского плацдарма. Под давлением противника части отходят в восточном направлении. В связи с обострившейся обстановкой на левом фланге фронта я подписал директиву командующим 18-й и 9-й армиями отводить войска на подготовленный рубеж - Днепровские плавни, что южнее Запорожья, озеро Молочное, где занять жесткую оборону и не допустить дальнейшего продвижения немецко-фашистских войск к Донбассу.
      16 сентября войска левого крыла фронта отошли на указанный рубеж и закрепились. Попытки врага с ходу прорвать их оборону потерпели неудачу. Все его атаки были отбиты{20}.
      19 сентября в 21 час меня вызвал для переговора по телеграфу Сталин. Он спросил, прибыли ли к нам комиссар Военно-воздушных сил Степанов и заместитель начальника Главного автобронетанкового управления Мишулин, разгрузились ли направленные фронту две стрелковые дивизии и танковые бригады, перебазировалась ли из Ростова в Бердянск авиация.
      Я доложил, что товарищи Степанов и Мишулин прибыли. Начали прибывать части стрелковых дивизий. Танковых бригад пока нет.
      - Скажите, у кого теперь Геническ и станция Новоалексеевка? Значит, немцы закупорили Крым? Нет ли у вас планов о занятии Геническа и станции Новоалексеевка, чтобы открыть связь с Крымской армией? Много ли в этом районе немецких войск? - продолжал запрашивать Верховный.
      - Геническ и станция Новоалексеевка у противника, - ответил я. - План по их освобождению наметили. Сегодня ночью отправим шифровкой. Перед нами противник имеет одиннадцать пехотных дивизий, одну кавалерийскую и двести двести пятьдесят танков.
      - Здорово вы считаете у противника, - заметил Сталин. - Если бы точно так считали свои силы, тогда б лучше пошли дела. Скажите, эрэсы прибыли к вам? Эрэсы с людьми, конечно.
      - Эрэсы прибыли к нам с людьми. Добавлю (к сказанному), что часть дивизий противника нами сильно потрепана и не представляет из себя прежней силы.
      - Мы здесь изучили вопрос о Черевиченко и пришли к выводу, что сняли его несправедливо. Не следует ли вернуть его к вам в армию?
      - Сейчас возвращать Черевиченко в эту же армию не следует. Это мнение Военного совета. Лучше послать его в другую.
      - Мне передал Буденный, что комфронта Рябышев отказался от своего мнения о снятии Черевиченко и что он также считает неправильным снятие Черевиченко. Верно ли это? Если это верно, отчего вы не исправите ошибку? Я со своей стороны готов исправить свою ошибку.
      - Когда обсуждался вопрос о снятии с должности Черевиченко, я колебался, о чем говорил Буденному... Возражать против мнения большинства считал неудобным... Сейчас посоветовались с товарищем Запорожцем, он считает, что можно вернуть... Я согласен...
      - ...Меня интересует только то, что удобно для государства, а не для отдельных лиц. Скажите мне по чистой совести, кто лучше может руководить операциями армии - Черевиченко или Харитонов? Я вовсе не хочу брать под защиту Черевиченко или кого-либо другого. Хочу... узнать от вас правду... кто из этих двух товарищей больше способен руководить армией?
      Такой вопрос Верховного озадачил меня. Видно, в связи с отступлением войск 9-й армии от Днепра у него появилось сомнение в способности генерала Харитонова руководить армией. Я был в большом затруднении, но отвечать надо было немедленно.
      - Сейчас трудно определить, кто из них лучше будет руководить, отвечал я. - ...Товарищ Харитонов смелый, энергичный, оперативно грамотный генерал. Но большого опыта управлять боевыми действиями войск в таком крупном масштабе не имеет... В первые дни операции немного неуверенно чувствовал себя, в последнее время выправляется. Товарищ Черевиченко, безусловно, грамотный командир, но допустил непозволительную ошибку, отдав противнику Каховку. Если бы он был более требовательным и настойчивым, контролировал свои приказы, то противник не был бы на левом берегу Днепра. Совершенно ясно, что Черевиченко должен учесть допущенные ошибки... в дальнейшем он может руководить армией.
      - Товарищ Рябышев, это ваше мнение о генералах Харитонове и Черевиченко, ваше личное мнение?
      - Да, это мое личное мнение.
      - В таком случае Черевиченко не вернется к вам. Ставка даст ему другое назначение. Всего хорошего{21}.
      По-видимому, Верховный остался не доволен моим ответом.
      В разговоре по высокочастотному телефону этой же ночью он снова выяснял мою точку зрения по данному вопросу и дал понять, что, являясь командующим, я сам должен принимать решения, а не соглашаться с предложениями членов Военного совета в случаях, когда эти предложения не совпадают с собственным мнением. Если же у меня не хватает для этого, как он выразился, духу, значит, я еще не созрел быть командующим. Верховный закончил разговор раздраженным тоном.
      Здесь уместно сказать, как работал Военный совет фронта. В это время он состоял из пяти человек: командующего (председателе) и четырех членов. Первый член Военного совета занимался оперативными вопросами и вместе с командующим подписывал оперативные документы. Он руководил политическим управлением фронта, контролировал работу военной прокуратуры и трибунала. На других членов Военного совета возлагалось руководство материально-техническим обеспечением войск, транспортом, медико-санитарной службой и другими службами тыла. Они тоже готовили и подписывали некоторые оперативные документы. Вместе с командующим каждый из них персонально отвечал за решение боевых задач и моральное состояние личного состава. Все четверо, а если требовалось - каждый в отдельности, обязаны были систематически информировать ЦК ВКП(б) и Главное политическое управление Красной Армии о положении дел, входящих в компетенцию Военного совета.
      В работе этого органа постоянно принимали участие начальник штаба фронта, его заместители - начальники оперативного и разведывательного управлений, начальники: артиллерии, военно-воздушных сил, автобронетанковых, инженерных войск, тыла, которые докладывали по своим вопросам, вносили предложения по обсуждаемым проблемам.
      Во время боев заседания Военного совета проводились каждые сутки ночью. Докладывали перед большой картой с нанесенной на нее обстановкой по очереди: начальник разведки, начальник оперативного управления, начальники родов войск, начальник тыла и завершающий доклад делал начальник штаба фронта. Затем я задавал докладчикам вопросы, выслушивал предложения и принимал решение по обстановке.
      Надо заметить, что первый член Военного совета армейский комиссар 1 ранга Александр Иванович Запорожец отличался властным характером и, внося то или иное предложение, добивался его принятия весьма настойчиво. Высокими деловыми качествами обладали члены совета бригадные комиссары Леонид Романович Корниец, П. Г. Бородин, Семен Борисович Задионченко. Каких-то особо запоминающихся черточек их характеров в моей памяти не сохранилось.
      Начальник штаба фронта генерал-майор Алексей Иннокентьевич Антонов был высокообразованным военным, интеллигентом в полном смысле этого слова, начальником штаба по призванию. Он обладал аналитическим умом, свои выводы и предложения всесторонне обдумывал и аргументировал. Возглавляемый им штаб работал напряженно и вместе с тем слаженно, четко. Начальники управлений и отделов всегда вовремя получали от него конкретные задания и держали под строгим контролем выполнение отданных приказов. В деловых отношениях с ними, их заместителями и другими командирами штаба Антонов держался ровно, говорил не повышая голоса, и чувствовалось, что под его началом они служат охотно. В свои 45 лет он оставался холостяком, но, приучив себя к порядку смолоду, всегда был побрит, опрятен в одежде и аккуратен в делах. В общении со мной Алексей Иннокентьевич был корректен, спокойно отстаивал свою точку зрения, держался свободно. Единственным недостатком у него считаю стремление избегать неприятных разговоров с лицами, стоящими выше его по служебному положению, а ведь в ходе войны без таких разговоров не обойтись. Если предлагал ему в разговоре с начальником штаба направления или работниками Генштаба высказать просьбу о выделении фронту дополнительных сил и средств (на что слишком часто следовал отказ), он отвечал: "Товарищ командующий, об этом лучше вам самому переговорить". Тем не менее, другого начальника штаба я себе не желал.
      Тем временем обстановка у нашего левого соседа - 51-й отдельной армии, оборонявшей Крым, резко осложнилась. Командующий 11-й немецкой армией генерал Манштейн, сосредоточив основные силы у Перекопа, начал наступление с целью захвата полуострова. Разгорелись тяжелые бои. Превосходство в людях и технике было на стороне противника. Воины армии с большим трудом сдерживали натиск гитлеровцев.
      Командующий 51-й отдельной армией генерал-полковник Ф. И. Кузнецов обратился ко мне с просьбой оказать его войскам помощь в разгроме немецко-фашистских соединений, нависших над Крымом. Паша разведка установила, что гитлеровское командование наращивает там силы за счет переброски войск, противостоящих 9-й армии, а вместо них направляет в окопы румынские части.
      Военный совет фронта пришел к мнению о необходимости проведения частной наступательной операции на левом фланге в полосе 9-й и 18-й армий. В случае ее успеха мы смогли бы оказать помощь войскам 51-й армии и упрочить свое положение. Начать операцию намечалось 23 сентября. 19 сентября план ее проведения был передан на утверждение в Ставку. До того как его утвердят, я решил помочь 51-й отдельной армии, приказав нанести бомбовые удары по скоплению вражеских войск в районе Крымского и Сольковского перешейков и выделив для выполнения этой задачи значительную часть фронтовой авиации.
      Однако Ставка Верховного Главнокомандования нашла проведение частной наступательной операции на левом крыле фронта нежелательной и несвоевременной мерой{22}. Поэтому Военный совет фронта 25 сентября 1941 года решил, что 18-я армия в составе пяти стрелковых дивизий, противотанковой артиллерийской и танковой бригад должна обороняться на занимаемом рубеже и не допустить прорыва противника в направлении Михайловки, Большого Токмака. 9-я армия в составе шести стрелковых и одной танковой дивизий, обороняя занимаемый рубеж, должна не допустить прорыва противника в направлении Мелитополя. Во фронтовом резерве оставались небольшие силы: 136-я стрелковая дивизия в районе Трудолюбовки; 30-я кавалерийская дивизия в районе Терпение, Тамбовка; 15-я танковая бригада в районе Степановки; минометная группа майора Воеводина в районе Большого Токмака.
      В связи с отступлением частей 38-й армии Юго-Западного фронта от Днепра на стыке фронтов образовался разрыв в 60 километров. Как уже упоминалось, в результате этого правый фланг и тыл 6-й армии генерала Р. Я. Малиновского оказались открытыми и пришлось принимать срочные меры по занятию обороны в полосе Юго-Западного фронта на реке Ворскла от Кобеляк до Переволочной силами армии Малиновского.
      В течение 17 и 18 сентября противник усилил давление на правый фланг 28-й кавалерийской дивизии. Кавалеристы упорно обороняли свои позиции, но 18 вечером до трех полков вражеской пехоты и 40 танков обошли их правый фланг. Поэтому на исходе того же дня я отдал распоряжение командарму 6 в течение ночи на 19 сентября отвести правый фланг 273-й стрелковой дивизии на реку Орель, где занять оборону на участке от Царичанки до устья реки Орель. Участок Маяки, Царичанка приказал оборонять 28-й кавалерийской дивизии, один полк которой должен находиться в резерве. 26-ю кавалерийскую дивизию решил вывести в армейский резерв в район Котовки. На участке обороны 255-й стрелковой дивизии (против ломовского плацдарма) оставлял один стрелковый полк, остальные части соединения вывел в армейский резерв в район Клевцово...
      Несмотря на все принимаемые нами меры, на правом крыле Южного фронта обстановка ухудшалась с каждым днем. Возникла угроза выхода немецко-фашистских войск в наши тылы. Связи с войсками Юго-Западного фронта не было. Очень беспокоясь за свой правый фланг, я по телеграфу обратился 20 сентября к начальнику штаба Юго-Западного направления генералу А. П. Покровскому с просьбой информировать меня о положении нашего правого соседа на красноградском направлении.
      Генерал Покровский сообщил, что положение у генерал-полковника Кирпоноса чрезвычайно тяжелое. Две танковые группы противника, прорвавшиеся с севера из района Конотопа и с юга из района Кременчуга, вышли на тыловые коммуникации его фронта. Одновременно враг превосходящими силами наступает на Днепре. Сегодня в 17 часов, продолжал он, вражеский мотоциклетный батальон ворвался в Красноград с западной и юго-западной сторон. До наступления темноты с ним вели бой местные истребительные отряды и батальон аэродромного обслуживания. Подчеркнув, что все направления, ведущие из района Краснограда, являются чрезвычайно важными, Александр Петрович уведомил, что в качестве первоочередных мер в полночь 21 сентября туда направляется сильная подвижная группа для уничтожения прорвавшегося противника. Затем Покровский передал мне указание главкома Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко (решением Ставки он был назначен главнокомандующим войсками Юго-Западного направления 13 сентября 1941 года), чтобы я поставил задачу генералу Малиновскому о выделении из войск его правого фланга подвижного отряда в направлении на Красноград. В заключение Александр Петрович сообщил, что в ближайшие часы возвратится с фронта главнокомандующий и, по-видимому, будет принято решение по обеспечению стыка фронтов всеми силами и средствами, какие сумеют изыскать, и предложил мне подумать над тем, что конкретно считаю возможным сделать с этой целью. Попросил сообщить, какие указания даны Малиновскому в связи с появлением противника в Краснограде{23}.
      Я доложил, что мы намерены выслать к Краснограду сильный подвижный отряд; завтра с утра проведем авиаразведку для уточнения сил противника; в Перещепино перебросим на автомашинах стрелковую дивизию, усиленную артиллерией; еще одну стрелковую дивизию перебросим в район Павловки, что в 40 километрах севернее Павлограда. Котовку, Бузовку занимает 26-я кавалерийская дивизия, которая уже ведет бой. В район Бузовки перебрасываем на автомашинах артиллерийское училище.
      После разговора с генералом А. П. Покровским я по-иному оценил создавшуюся обстановку на своем правом фланге, где явно назревала опасность выхода вражеских сил в тыл войскам Южного фронта, и не ограничился ранее сделанным устным распоряжением генералу Р. Я. Малиновскому. В 2 часа ночи 21 сентября я уже подписал боевое распоряжение, согласно которому командарм б должен был перебросить на автомашинах в район Перещепино 275-ю стрелковую дивизию, чтобы занять оборону по левому берегу реки Орель и не допустить распространения противника в южном направлении. Для ликвидации неприятеля, прорвавшегося в район Краснограда, Малиновский должен был выделить сильный подвижный отряд. Сразу отмечу, что названные силы в эту же ночь были отправлены по назначению.
      Выполняя другой пункт этого же распоряжения, командарм 12 генерал И. В. Галанин в течение суток сосредоточил 270-ю стрелковую дивизию в районе Павловки, расположенной в 40 километрах севернее Павлограда, где она заняла оборону по южному берегу реки Орель, чтобы не допустить прорыва противника в направлении Лозовая, Павлоград.
      Таким образом, полоса Южного фронта увеличилась на 100 километров. Ее пришлось занимать с ходу силами трех стрелковых и двух кавалерийских дивизий, сводного отряда Днепропетровского артиллерийского училища, 671-го артполка и другими частями. Эта перегруппировка осуществлялась за счет ослабления 6-й и 12-й армий, а также фронтового резерва.
      Увеличение разрыва с правым соседом
      Тем временем 17-я армия противника продолжала теснить войска 38-й армии - нашего правого соседа и продвигаться на восток и юго-восток, создавая угрозу войскам Южного фронта. Большой разрыв между флангами нашего и соседнего фронтов к 22 сентября не был заполнен войсками. Захватив 20 сентября Красноград, враг мог выйти в глубокий тыл Южного фронта. Необходимо было спешить, чтобы не дать ему распространиться на восток и юго-восток от этого города.
      С этой целью главком Юго-Западного направления выдвинул 12-ю танковую бригаду. С рассветом 22 сентября ей надлежало выступить из района Просяная и выбить немцев из Краснограда. Одновременно с этим командарму 6 было указано, чтобы 270-я и 275-я стрелковые дивизии с утра 20 сентября продолжали движение, вышли на реку Берестовая на участке Натальино, Зачепиловка и содействовали 12-й танковой бригаде в овладении Красноградом, а в дальнейшем выдвинулись на реку Орчик.
      Принятые меры помогли задержать немецко-фашистские войска в районе Краснограда. Но освободить город и заполнить войсками разрыв между флангами фронтов не удалось. Пятидневные контратаки наших частей к успеху не привели.
      24 сентября Военный совет фронта в целях создания более удобных условий управления войсками принял новое решение. 6-я армия в составе 270, 275 и 255-й стрелковых, 26-й и 28-й кавалерийских дивизий, Днепропетровского артиллерийского училища, двух артиллерийских полков и одного дивизиона корпусного артполка должна прочно удерживать рубеж по реке Орель на участке Котовка, Могилев и во взаимодействии с правым соседом - 12-й танковой бригадой овладеть Красноградом, затем выйти на реку Орчик на участке Карловка, Колпаковка. Штабу армии находиться в Павловке, что в 40 километрах севернее Павлограда.
      12-я армия в составе 273, 15, 261, 230, 74 и 274-й стрелковых дивизий, 157-го полка НКВД, 2-го и 95-го пограничных отрядов, трех корпусных артиллерийских полков и артполка большой мощности должна оборонять восточный берег реки Орель на участке (иск.) Могилев, Чогарник и далее по Днепру на юг, не допуская расширения ломовского плацдарма у Днепропетровска и переправ в районах Башмачка, Запорожье. Штабу армии надлежало быть в Синельниково.
      Командующим 6-й и 12-й армиями предлагалось передачу участков, соединений и частей, а также установление связи в новых командных пунктах закончить к исходу 26 сентября.
      Однако реализовать это решение не удалось. Утром 26 сентября мотопехота противника при поддержке 200 танков прорвала оборону 28-й кавалерийской дивизии на участке Маячка, Царичанка и к исходу дня вышла на рубеж Магдалиновка, Чаплинка. Под угрозой окружения оказались 273-я стрелковая дивизия, часть сил 15-й стрелковой дивизии, и некоторые части 28-й и 26-й кавалерийских дивизий. Надо было спешно отвести войска фронта на новый рубеж, чего я не имел права делать без ведома Ставки. Поэтому в 22 часа 26 сентября я попросил к аппарату Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова и доложил, что мотопехота противника с танками быстро продвигается от Царичанки на Новомосковск, Павлоград. Резервов для удержания врага не имеем. Я высказал соображение о необходимости отвода частей, находящихся на реке Орель и на Днепре, до Днепропетровска на линию Перещепино, Губиниха, Новомосковск, Одинковка. Попросил, если есть возможность, оказать помощь танками и пехотой. Если это исключено, сообщил, что переброшу с левого крыла фронта 30-ю кавалерийскую дивизию, одну танковую бригаду и один противотанковый артиллерийский полк. Доложил и о том, что Малиновский связи со своими соединениями на реке Орель не имеет.
      Шапошников ответил, что плохо, когда такие прорывы фронта происходят неожиданно и для командования армий, и для Ставки, хотя еще 24 сентября авиаразведка в районе Царичанки обнаружила скопление противника. За этим районом нужно было как следует наблюдать. Он выразил недоумение по поводу утраты Малиновским управления войсками. Ведь в передовых дивизиях есть радио. Сообщил, что в резерве Ставки для Южного фронта нет ни пехоты, ни танков. Затем маршал высказал предположение, что, по-видимому, прорвались итальянцы, которых нужно немедленно остановить.
      Выразив свое сомнение в принадлежности наступающих танков итальянцам, я попросил сообщить, может ли маршал Тимошенко своими действиями с направления Полтавы замедлить продвижение этой группировки, а также считает ли он целесообразным отвод группы войск с реки Орель на указанный мною рубеж... Это позволило бы вывести часть войск из-под удара и сократить фронт обороны. В заключение я повторил, что для разгрома прорвавшейся танковой группировки противника резервов нет, не имеет их и Малиновский. Выделить для этого войска можно только за счет перегруппировки сил с левого крыла фронта.
      Маршал Шапошников заметил, что отвод войск Южного фронта не окажет особого влияния на действия сил маршала Тимошенко при условии, что мы остановимся на этом рубеже. Сам же отход представляет известные трудности. Противник помимо развития действий царичанской группировки будет атаковать наши войска у Перещепино и из Днепропетровского предмостного укрепления. Поэтому, чтобы планомерно отойти, нужно не дать противнику выйти из Днепропетровска, удержать его к северу от Перещепино, насколько возможно замедлить движение вражеской танковой дивизии от Царичанки. Он дал согласие на перегруппировку сил с левого крыла фронта для противодействия прорвавшимся танкам противника{24}.
      После разговора с маршалом Б. М. Шапошниковым Военный совет фронта в 2 часа 15 минут 27 сентября отдал боевое распоряжение командующим 6-й и 12-й армиями. Согласно распоряжению левое крыло 6-й армии следовало отвести на рубеж Залепиловка, Перещепино, где войска должны были перейти к обороне, не допуская распространения механизированных частей противника в восточном направлении, Одновременно с этим предлагалось занять указанный рубеж частями 28-й кавалерийской дивизии, чтобы обеспечить пехоте планомерный отход и занятие ею оборонительных позиций.
      Этой же ночью правое крыло 12-й армии было отведено на рубеж Губиниха, Новомосковск, восточный берег реки Самара, где частям надлежало перейти к обороне, чтобы не допустить прорыва противника в направлении на Павлоград. В распоряжении предусматривалась необходимость переправы всей артиллерии усиления на восточный берег Самары. При этом командующему 12-й армией указывалось предварительно занять рубеж 130-й и 131-й танковыми бригадами, не имеющими танков, чтобы обеспечить пехоте развертывание на новом рубеже обороны. Военный совет также потребовал от командарма 12 не допустить вылазки противника с ломовского плацдарма на север.
      Для ликвидации прорвавшихся подвижных частей врага в распоряжение генерала И. В. Галанина к утру 28 сентября перемещались в район Павлограда 30-я кавалерийская дивизия, 15-я танковая бригада и 330-й противотанковый артиллерийский полк из состава 18-й армии.
      С 27 сентября руководство действиями как Юго-Западного, так и Южного фронтов стало осуществляться непосредственно Ставкой Верховного Главнокомандования. Полевое управление главнокомандующего Юго-Западным направлением сосредоточивало свои заботы и усилия на делах Юго-Западного фронта{25}.
      30 сентября я получил телефонограмму Ставки, адресованную главкому Юго-Западного направления и командующему Южным фронтом. В ней указывалось: "В целях сосредоточения всего внимания и усилий маршала тов. С. К. Тимошенко на делах Юго-Западного фронта Ставка Верховного Главнокомандования решила назначить маршала С. К. Тимошенко командующим Юго-Западного фронта. Южный фронт подчинить непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования. Разгранлиния между Юго-Западным и Южным фронтами прежняя. 270-ю, 275-ю стрелковые дивизии, ведущие бой под Красноградом, с 14.00 26.9.1941 г. передать из состава Южного фронта Юго-Западному. 26-ю кавдивизию оставить в составе Южного фронта, использовав ее для обеспечения стыка перед фронтами. Получение и исполнение донести.
      Ставка Верховного Главнокомандования. И. Сталин, Б. Шапошников"{26}.
      О частной наступательной операции на левом фланге
      Во время разговора со мной 26 сентября маршал Б. М. Шапошников внес предложение нанести противнику удар на левом фланге фронта. Я напомнил ему о том, что Военный совет фронта предлагал провести 23 сентября в полосе 18-й и 9-й армий частную наступательную операцию, которая диктовалась необходимостью оказания помощи 51-й отдельной армии. С этой целью фронт осуществил некоторые подготовительные мероприятия. Тогда у нас для этого имелись необходимые силы и средства. Но Ставка запретила проведение операции как несвоевременную меру и часть наших сил передала 51-й отдельной армии. Проводить операцию теперь без необходимого усиления войск левого фланга я считал нецелесообразным, так как это в конечном итоге привело бы к сокращению наших и без того ограниченных сил и ослаблению обороны. Выслушав мои соображения, маршал Шапошников не согласился с ними и потребовал начать операцию безотлагательно.
      27 сентября с утра войска 18-й и 9-й армий перешли в наступление и к исходу дня продвинулись на 20 километров в полосе первой и на 10 км - в полосе второй. При этом в районе Новоднепровки наступающие обратили в бегство 4-ю румынскую бригаду, а в районе Малобелозерки разгромили 2-ю бригаду румын. Противник оставил на поле боя до 2000 трупов солдат и офицеров. Было захвачено до 300 пленных, два танка, 41 орудие разных калибров, 21 пулемет. В районе Акимовки неприятель оставил на поле боя до 500 трупов своих солдат. Части захватили 12 пленных, шесть 75-мм орудий, 12 повозок со снарядами{27}.
      Как стало известно позднее, начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал-полковник Гальдер записал в своем дневнике: "30 сентября 101-й день войны. Обстановка на фронте: группа армий "Юг": фронт 11-й армии восстановлен. Однако румыны, кажется, понесли здесь очень большие потери"{28}.
      Между тем на правом крыле фронта в этот день ни командарм 6, ни командарм 12 не отвели свои соединения на рубеж Перещепино, Губиниха, восточный берег Самары, вследствие чего противнику удалось небольшим танковым отрядом занять Губиниху, а основными силами захватить Новомосковск и переправы через реку Самара. Наша разведка силы противника в этом районе оценивала одной танковой и до двух моторизованных дивизий. Удар на Новомосковск поставил войска Южного фронта в тяжелое положение, а скованный боями на ломовском плацдарме 3-й моторизованный корпус соединился с главными силами танковой группы Клейста.
      Согласно приказу Ставки Верховного Главнокомандования 6-я армия в составе 270, 275-й и 255-й стрелковых, 26-й и 28-й кавалерийских дивизий и 671-го корпусного артполка с 18.00 27 сентября перешла в подчинение Юго-Западного фронта. Таким образом, правая граница Южного фронта с этого часа была установлена по линии Капнистовка, Губиниха, Варваровка, (иск.) Дружковка, (иск.) Верхнее.
      В оперативном подчинении командарма 6 находилось до 50 процентов ВВС фронта, которые работали в интересах его войск. С уходом 6-й армии в состав Юго-Западного фронта ушла и эта авиация. Южный фронт оказался ослабленным и в авиационном отношении. Правда, Ставка Верховного Главнокомандования поставила задачу командирам авиационных соединений Степанову и Петрову, находящимся в резерве Ставки, поддерживать действия 18-й и 9-й армий на левом фланге Южного фронта. Но поддержка была эпизодической, а не постоянной, как этого требовала обстановка.
      Связь с командармом 6 прервалась еще в 14 часов 27 сентября, и установить причину запоздания отвода войск на новый рубеж мне не удалось. Что касается командарма 12, то он утратил связь с 273, 15 и 261-й стрелковыми дивизиями. В течение дня части 15-й и 261-й дивизий с тяжелыми боями отходили на левый берег реки Самара. Мужественно отражая атаки врага со стороны ломовского плацдарма и танковых подразделений со стороны села Спасское и Новомосковска, они сумели переправить значительную часть обозов и артиллерию большой мощности. Авиация противника непрерывно подвергала бомбежке их переправы на реке. При повреждениях мостов саперные подразделения быстро исправляли и восстанавливали эти переправы, не допуская скопления транспорта на правом берегу.
      С 273-й стрелковой дивизией командарм 12 связь так и не восстановил. Штаб фронта выслал несколько разведывательных самолетов определить ее местонахождение, если она ведет бой с противником в окружении. Но ни в Петриковке, где располагался штаб дивизии, ни в Елизаветовке и Галушковке, где находидись штабы ее полков, летчики наших частей не обнаружили. Туда уже прорвались танки противника. 273-й стрелковой дивизии так и не удалось выйти на указанный рубеж. Вероятно, она была окружена плотным кольцом гитлеровцев, двинувшихся с ломовского плацдарма, и танковыми частями, захватившими Новомосковск. Из окружения в течение последующих дней выходили только отдельные бойцы и небольшие группы ее воинов.
      28 сентября соединения 18-й и 9-й армий продолжали наступать, но менее успешно, чем в предыдущий день. Враг оказывал упорное сопротивление, переходил в контратаки в сопровождении танков. В районе Менчикур, Веселое он сосредоточил до двух полков пехоты с танками. Большое скопление пехоты и танков было обнаружено в Покровке, Демьяновке, Карловке. Из перехваченного радиодонесения стало очевидным, что против левого фланга 18-й армии действуют части 49-го горнострелкового корпуса немцев, хотя еще вчера здесь находились румынские соединения. Вероятно, противник в течение прошедшей ночи стянул значительное количество войск с Крымского перешейка. Это подтвердили данные авиаразведки. Летчики на рассвете наблюдали движение колонны войск из района Перекопа. Голова этой колонны уже находилась в Новоторгаевке, а хвост еще вытягивался из Чаплинки. Силы эти оценивались одной пехотной дивизией.
      В создавшейся обстановке было решено прикрыть правый фланг 18-й армии на участке Днепровка, Большая Белозерка одной дивизией, а главными силами во взаимодействии с правофланговыми войсками 9-й армии нанести удар по менчикур-веселовской группировке неприятеля с целью ее разгрома и уничтожения. Авиационные части, приданные армиям Смирнова и Харитонова, поддержат главные ударные группировки и нанесут удары по подтягиваемым вражеским резервам.
      Эту задачу войска генералов Смирнова и Харитонова выполняли и 29 сентября. Завершить ее реализацию не удалось. Противник перебросил с крымского направления до двух пехотных дивизий и предпринял контратаки при поддержке почти 140 бомбардировщиков, прикрытых более 100 истребителями. Части 18-й армии отбили все контратаки, удержали ранее захваченные позиции, кое-где продвинулись вперед, а в районе Зеленого Гая выбили пехотный батальон из окопов с дзотами и бронеколпаками. Потери с обеих сторон были немалыми. Соединения 9-й армии сумели продвинуться на левом фланге и в центре. При этом на фланге продвижение составило до восьми километров. Части заняли рубеж западнее Акимовки, южнее Владимировки и Родионовки.
      В 3 часа 15 минут 29 сентября к аппарату меня вызвал маршал Б. М. Шапошников. Он потребовал доложить обстановку на правом фланге и время начала нанесения удара по механизированной группировке противника, выдвинувшейся в Новомосковск, напомнив, что Ставка Верховного Главнокомандования требует уничтожения этой группы, чтобы создать устойчивый фронт. Пока противник не распространился глубоко, заметил он, его можно бить с тыла, с фланга и с фронта имеющимися силами. Если же он укрепится - сил потребуется больше, атаковать будет труднее. Узнав, что Галанин оттягивает нанесение удара, он выяснял наши намерения и уведомил, что по окончании разговора со мной будет говорить с маршалом Тимошенко о безотлагательном нанесении совместного с нами удара по наступающему противнику, чтобы задержать его{29}.
      Я доложил, что на правом фланге 15-я стрелковая дивизия к исходу вчерашнего дня полностью переправилась на левый берег реки Самара и заняла оборону на рубеже Соколовка, Новоселка, фронтом на северо-восток. Один полк 261-й стрелковой дивизии к тому же времени после переправы на восточный берег Самары сосредоточился у Одинковки. Остальные части этой дивизии под сильным давлением врага с запада и севера тоже отходят на восточный берег реки. С 273-й стрелковой дивизией Галанин связь утратил. Несмотря на все принятые меры, установить ее местонахождение пока не удалось. Галанин доложил, что отдельные группы бойцов из этой дивизии отходят на левый берег Самары. На перехват танков противника, продвигающихся в направлении Павлограда, выслано два батальона 130-й танковой бригады, которые развернулись в Орловщине и Знаменке, в четырех километрах восточнее Новомосковска. Туда же направлен и бронепоезд. Наша авиация в течение 28 сентября наносила бомбовые и штурмовые удары по танковой группировке врага в Новомосковске. Павлоград обороняют один батальон 170-го запасного полка, 530-й противотанковый и 269-й корпусной артиллерийские полки, которые заняли оборону по западной окраине города. Там же находятся 130-я и 131-я танковые бригады, сформированные и обученные нами в -городе, но они не имеют танков. Я попросил прислать для вооружения этих бригад материальную часть, если есть такая возможность. Это значительно улучшило бы наше положение.
      Далее я проинформировал маршала о причинах задержки начала наступательной операции. Все зависящее от него генерал Галанин сделал. Уже сегодня ночью выдвигает 95-й пограничный отряд в Новоалександровку и Лиманское, расположенные в 16 километрах восточнее Новомосковска. 30-ю кавалерийскую дивизию, выгрузившуюся в Синельниково, сосредоточивает в 10 километрах восточнее Новомосковска. Один батальон 15-й танковой бригады разгрузился на станции Синельниково, остальные эшелоны с войсками бригады были атакованы бомбардировочной авиацией в пунктах погрузки, поэтому задержались и подойдут не ранее полудня 29 сентября в район Мироновки, что в 15 километрах юго-восточнее Новомосковска. Как только сосредоточится 15-я танковая бригада, которая должна играть главную роль в нанесении удара по врагу, занявшему Новомосковск, начнется наступательная операция.
      Я доложил маршалу о том, что стык между армиями Малиновского и Галанина до сего времени остается необеспеченным, а противник уже занял Губиниху и Голубовку. Таким образом, угроза дальнейшего продвижения неприятеля остается{30}.
      Маршал потребовал ускорить сосредоточение 15-й танковой бригады, которая, повторю еще раз, должна играть главную роль в ударе по новомосковской группировке противника, и не задерживать начала наступательной операции, на проведение которой в самые ближайшие сроки он возлагал большие надежды.
      В донбасской оборонительной операции
      Как я уже отметил, противник активизировал свои действия в середине сентября. Войска фронта вели напряженные оборонительные бои, предшествовавшие началу сражений, впоследствии вошедших в историю Великой Отечественной войны под названием Донбасской оборонительной операции 1941 года. Операция эта осуществлялась при содействии левого крыла Юго-Западного фронта и нашими военными историками ограничена временными рамками с 29 сентября по 4 ноября.
      К концу сентября войска немецко-фашистской группы армий "Юг" под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта в составе 17-й полевой армии, 1-й танковой группы, части сил 11-й полевой и основных сил 3-й румынской армий насчитывали 18 пехотных, 3 танковые дивизии и 10 бригад. Враг превосходил наши войска в живой силе и авиации в два раза, в орудиях и минометах в три раза. И вот, опередив нас, немецко-фашистские войска с утра 29 сентября перешли в наступление.
      Замысел гитлеровского командования заключался в том, чтобы ударами по сходящимся направлениям 1-й танковой группы из района Днепропетровска, 11-й полевой и основных сил 3-й румынской армий из района Северной Таврии в общем направлении на Бердянск (Осипенко) окружить и уничтожить войска Южного фронта северо-восточнее Мелитополя. В последующем 1-й танковой группе предстояло наступать на Ростов в обход с юга Донбасса. 17-я полевая армия должна была наступать на Донбасс с северо-запада, из района Краснограда вдоль правого берега Северского Донца. Часть сил 11-й полевой и 3-й румынской армий предназначалась для захвата Крыма. С этой целью противник создал сильные ударные группировки на стыке -Юго-Западного и Южного фронтов в районах Краснограда и Новомосковска. На 50-километровом фронте у Новомосковска сосредоточилась почти вся 1-я танковая группа.
      Уже в первый день наступления, несмотря на упорное сопротивление наших частей, танковая группа неприятеля продвинулась из Новомосковска в направлении Синельниково на 20 километров на юго-восток и вышла передовыми полками на линию Надеждино, станция Илларионовка.
      Вечером вместе с генералом Антоновым мы тщательно проанализировали обстановку. К этому времени части командарма И. В. Галанина занимали следующее положение: 130-я, 131-я танковые бригады без танков оборонялись на рубеже Карабиновка, Новоалександровка, 80-я кавалерийская дивизия - у Новоалександровки, Мироновки, Надеждино, 15-я стрелковая дивизия - у Лозоватки, 261-я стрелковая дивизия - у станции Раевка, 230-я стрелковая дивизия, занимавшая участок обороны по Днепру, была вынуждена загнуть свой фланг и заняла позиции у Петровского, Веселого, Диброво и далее по Днепру, 15-я танковая бригада после выгрузки на станции Синельниково сосредоточилась в районе Николаевки, Бураковки, 95-й погранотряд и 74-я стрелковая дивизия у станции Синельниково.
      Против новомосковской танковой группировки врага, рассуждали мы, наконец-то был создан сплошной фронт, но у этого фронта не было устойчивости. Части еще не зарылись в землю, их построение было одноэшелонным, оборона не имела глубины. К тому же перечисленные соединения и части сильно поредели. 15-я стрелковая дивизия имела около 4000 активных штыков, 261-я стрелковая дивизия - 1500, причем большую часть своей артиллерии она потеряла при отходе на восточный берег Самары.
      Ни я, ни Алексей Иннокентьевич не имели твердой уверенности в успехе наступления наших малочисленных сил с целью разгрома новомосковской танковой группировки, но мы надеялись задержать ее продвижение на некоторое время. Не получив помощи Ставки, Военный совет в ночь на 30 сентября решил вывести из боя на левом фланге 130-ю стрелковую дивизию, 2-ю танковую бригаду, группу реактивных минометов майора Воеводина и к утру 1 октября сосредоточить их на правом фланге фронта в районе Елизаветовки, Васильковки, Дмитриевки в 20-30 километрах юго-восточнее Павлограда. Маневр этими силами, по нашему замыслу, должен был поддержать действия передовых соединений в случае прорыва противником их обороны и задержать гитлеровцев на рубеже Павлоград, Синельниково, река Днепр.
      Во втором часу ночи 30 сентября маршал Б. М. Шапошников вызвал меня к аппарату. В присутствии Л. И. Запорожца и А. И. Антонова я доложил ему обстановку.
      Маршала интересовала наша оценка сил противника, сосредоточенных в Новомосковске, он спросил, вступила ли сегодня в бой прибывшая танковая бригада, успели ли мы отвести артиллерийский полк большой мощности. Начальник Генштаба обещал наши просьбы об усилении танками и самолетами сражающихся соединений доложить Ставке, заметив при этом, что помимо фронтовой авиации на нас работает авиагруппа Степанова, истекшим днем работала и группа Петрова и с утра она тоже будет работать в интересах Южного фронта. По поводу нашего беспокойства о положении на левом фланге Борис Михайлович напомнил, что оперативное управление штаба Южного фронта совсем недавно донесло о паническом бегстве румынских частей, получивших отпор на левом фланге 9-й армии Харитонова. Не сгущаем ли мы краски? Он выразил неудовольствие тем, что 261-я стрелковая дивизия потеряла часть своей артиллерии. Очень беспокоил маршала и тот факт, что разрыв между Южным и Юго-Западным фронтами фактически остался прежним. Борис Михайлович спросил, договорились ли мы о взаимодействии с Малиновским, в армии которого с утра начнет действовать танковая бригада.
      На вопросы начальника Генштаба я ответил, что новомосковскую группировку противника оцениваю силой не менее одной танковой и двух моторизованных дивизий плюс к этому войска с ломовского плацдарма. Далее доложил, что танковая бригада принимала участие в бою своими передовыми подразделениями, но ее тяжелые танки в дело еще не вводились. Относительно поддерживающей нас авиации я сообщил, что помощи от нее получаем недостаточно, так как авиагруппу Степанова раздали по частям, а тяжелую авиацию у нас забрали, она находится в ведении Петрова. Некоторые авиачасти действуют в Крыму в интересах 51-й отдельной армии. Я согласился с маршалом в том, что румыны менее боеспособны, чем немцы. Однако, несмотря на то что их соединения понесли большие потери, они оказывают упорное сопротивление нашим наступающим войскам. Доложил и об организации взаимодействия с Малиновским. По разработанному плану в 6.00 одновременно с его танковой бригадой начнут действовать 15-я танковая бригада и авиадивизия, поддерживающая армию Галанина. Об артиллерийском полку большой мощности, отошедшем без потерь, сообщил, что он дислоцируется восточнее Синельниково. В заключение еще раз настоятельно попросил маршала оказать нам помощь людьми и техникой.
      Борис Михайлович обещал о всех наших просьбах доложить Ставке. Он выразил мнение, что мы все-таки можем, яе ввязываясь в бои по всему фронту, наносить противнику удары с флангов и тыла, преградить ему путь авиацией, используя сложившуюся конфигурацию переднего края. Он приказал отправить 527-й артиллерийский полк большой мощности в район Саратова{31}.
      Дорогие читатели, вы, наверное, обратили внимание, что в разговоре с маршалом Б. М. Шапошниковым на его вопрос, как оцениваю новомосковскую группировку противника, я в течение нескольких дней отвечал стереотипно: одна танковая и одна-две моторизованные дивизии. Такими данными располагал Военный совет фронта. Так мы докладывали и Ставке, и она была согласна с нашей оценкой. Между тем эта оценка была неверной, она повлекла за собой принятие необоснованных решений. Обращаю внимание на это обстоятельство, с тем чтобы подчеркнуть, что такая оценка впоследствии привела к отходу войск Южного фронта, выходу противника на подступы к Ростову и оставлению юго-западной части Донбасса, последовавших в конце первой декады октября 1941 года. Только в бою 30 сентября, когда 15-я танковая бригада разгромила некоторые части и штаб 14-й танковой дивизии противника, захватила оперативные документы и пленных, только тогда стало для нас ясно, что мы имеем дел" со всей 1-й танковой группой Клейста, против которой не сумели создать достаточно сильной группировки до ее выхода к Новомосковску и реке Самара.
      Из захваченных оперативных документов нам стало известно, что танковая группа Клейста (14-я, 16-я танковые, 1-я СС "АГ", 5-я СС "Викинг", 60-я и 1-я словацкая моторизованные дивизии) после окружения войск Юго-Западного фронта была сосредоточена в районе Миргород, Ромодан, Лохвица, то есть в 140-180 километрах от полосы обороны Южного фронта. Из этого района 24 сентября она приступила к перегруппировке и сосредоточению против правого крыла Южного фронта. Первый этап этой операции состоял в том, чтобы прорвать оборону войск Южного фронта в полосе Маячка, Царичанка, захватить Новомосковск, переправы через реку Самара и деблокировать войска 3-го армейского корпуса на ломовском плацдарме у Днепропетровска.
      В дальнейшем ей предстояло наступать в юго-восточном направлении по тылам Южного фронта с целью окружения и уничтожения наших войск, обороняющихся по рубежу Днепр, река Молочная и озеро Молочное.
      Поскольку мы не могли вести разведку перед Юго-Западным фронтом, командованию Юго-Западного направления и Генеральному штабу, видимо, следовало информировать нас о противнике и его группировке в полосе соседа, а этого не делалось. Больше того, Ставка почему-то считала, что против нас действуют итальянские войска, и предлагала нам "хорошенько их поколотить".
      Маневр наших резервов с левого крыла Южного фронта на угрожаемое направление явно запаздывал. С утра 29 сентября новомосковская танковая группировка противника перешла в наступление в юго-восточном направлении. Батальоны 130-й и 131-й танковых бригад, которыми командовали подполковник Степан Кузьмич Нестеров и майор Иван Кириллович Арсенюк, при поддержке бронепоезда под командованием полковника Ефима Григорьевича Пушкина остановили противника у села Карабиновка и станции Мизково, в течение дня отбивая яростные атаки, не позволили ему продвинуться в направлении Павлограда. Части 30-й кавалерийской дивизии полковника Николая Андреевича Пичугина отразили все атаки врага на рубеже селений Лиманское и Мироновка, подбив при этом три танка. В районе Надеждино части 15-й стрелковой дивизии полковника Афанасия Никитича Слышкина, упорно обороняясь, сдерживали натиск пехоты с танками, поддерживаемыми авиацией. Однако под ударами превосходящих сил начали отходить на Кислянку и Благодатный.
      К этому времени у Бараковки сосредоточились части 15-й танковой бригады, разгрузившиеся на станции Синельниково. Комбриг полковник Максим Васильевич Колосов по собственной инициативе принял решение атаковать противника во фланг со стороны Каменоватки, чтобы ликвидировать прорыв врага и восстановить оборонительный рубеж 15-й стрелковой дивизии. Внезапность и мощь удара ошеломили немцев, они обратились в паническое бегство. Славные танкисты сожгли и подбили свыше 30 танков, разгромили штаб 14-й танковой дивизии, захватили много пленных, важные оперативные документы и трофеи: вооружение, боеприпасы, автомашины. Преследование врага прекратилось лишь с наступлением темноты.
      Части 15-й стрелковой дивизии воспользовались успешными действиями танкистов, перешли в контратаку и восстановили оборону на прежнем рубеже.
      Полки 261-й стрелковой дивизии полковника Михаила Андреевича Еремина под натиском танков и мотопехоты отошли к селению Раевка, на подступы к станции Синельниково. Правофланговые части 230-й стрелковой дивизии полковника Федора Васильевича Захарова после боя оставили Петровскую и Веселый и еще больше загнули свой фланг к станции Синельниково.
      Ночью, проанализировав ход боевых действий 30 сентября, ознакомившись с составом вражеской группировки по показаниям пленных и трофейным документам, мы пришли к выводу, что противник еще не ввел в бой свои главные силы. Против наших боевых порядков от Карабиновки до Диброва на Днепре действовали, предположительно, передовые части танковых соединений группы Клейста и пехотные части 3-го армейского корпуса, подтянутого в район Днепропетровска. По всей видимости, вражеское командование прощупывало нашу оборону, выявляя в ней слабые места и накапливая разведданные перед принятием решения на продолжение своего наступления на следующий день. Это было общее мнение Военного совета фронта. И мы не ошиблись.
      1 октября после артиллерийской подготовки противник атаковал наши позиции превосходящими силами пехоты и танков. Стрелковые части, оборонявшиеся на рубеже Карабиновка, станция Мизково, село Лиманское, вынуждены были отходить к западным подступам Павлоградского укрепленного района. Назначенный командующим группой войск этого укрепрайона полковник Ефим Григорьевич Пушкин решил нанести по врагу контрудар, хотя у него было только 18 танков. По его приказу 15-я танковая бригада в 16 часов заняла оборону полукругом, обращенным вогнутой стороной к противнику. Стрелковые роты расположились по хорде полукружия, чтобы отсекать от вражеских танков идущую за ними пехоту. На флангах были поставлены тридцатьчетверки, прямой выстрел которых почти вдвое превосходил возможности танковых пушек врага.
      Вскоре к нашим позициям подошла колонна немецких танков. Отважные советские танкисты открыли огонь, и через несколько минут остановились и заполыхали пламенем 20 боевых машин противника. Прямой наводкой ударили но врагу наши артиллеристы. Вражескую колонну удалось расстроить. Уцелевшие фашистские танки начали поспешно разворачиваться и уходить. Преследуя их, наши танкисты били по врагу с коротких остановок. Бой продолжался до 22 часов. Здесь немцы потеряли 27 танков. Всего за этот день противник недосчитался 29 боевых машин и прекратил атаки на этом направлении.
      К сожалению, на других участках фронта события развивались не в нашу пользу. К исходу 1 октября 30-я кавалерийская и 15-я стрелковая дивизии под ударами танков и авиации с упорными боями отошли на восток и заняли оборону вдоль железной дороги Павлоград - Синельниково, используя насыпь и полотно пути как противотанковое препятствие и укрытие от обстрела. На участке Богуславка, Раевка, Георгиевна части 261-й стрелковой дивизии и 95-го пограничного отряда до последней возможности отстаивали свои позиции, испытывая недостаток боеприпасов. Превосходящие силы противника оттеснили их на западную окраину Синельниково. С наступлением темноты танковые части врага захватили окраину станционного поселка. Всю ночь на 2 октября там шел бой.
      Далее к юго-западу от Синельпниково оборонялась 230-я стрелковая дивизия полковника Ф. В. Захарова. Под давлением противника она отошла на неподготовленный в инженерном отношении рубеж протяженностью 25 километров, который, кроме опорных пунктов в Афанасьевне, Павловском, Варваровке и Матвеевке, удержать было трудно. Не хватало автоматического оружия и противотанковой артиллерии. Части были обескровлены о измотаны в предыдущих боях.
      Этот участок фронта вызывал у меня особую тревогу. Какие же меры принял Военный совет фронта, чтобы спасти положение? Прежде всего командарм 12 получил указания, чтобы к утру 2 октября сосредоточить 15-ю танковую бригаду полковника М. В. Колосова в районе Цыгановщины, Лубянок с задачей не допустить прорыва неприятельских мотомехчастей от Синельниково в южном в юго-восточном направлениях. 2-ю танковую бригаду майора Георгия Яковлевича Кузнецова решено было к тому времени сосредоточить в районе Михайловки (20 километров юго-западнее Синельниково), чтобы не допустить прорыва противника в направлениях Ивановки, Варваровки и Синельниково, Михайловки. Танковый батальон 136-й стрелковой дивизии подполковника Емельяна Ивановича Василенко с ротой танков 2-й танковой бригады предусматривалось поставить в районе Раздоров, чтобы не допустить прорыва противника в южном и юго-восточном направлениях. Как видит из всего этого читатель, я не располагал сколько-нибудь значительными резервами. Для предотвращения надвигающейся опасности приходилось собирать силы по крохам за счет маневра и неблизких перебросок. Причем это были не полнокровные соединения, а измотанные в боях и переходах, сильно поредевшие подразделения.
      В ночь на 2 октября я попросил к аппарату начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова и доложил, что из захваченных документов и опроса пленных офицеров нами установлено, что против правого крыла Южного фронта действует танковая группа Клейста в составе 14-й и 16-й танковых, 25-й и 60-й моторизованных дивизий. Противник прорвал фронт обороны нашего правого крыла и развивает успех в направлениях на Славгород и Васильковку и одновременно наращивает удар на Запорожье. Приняты меры всеми имеющимися танками и авиацией уничтожить наступающую группировку противника. Но снятые нами с левого крыла силы могут по времени не успеть занять новый рубеж. Сложившаяся обстановка на правом крыле грозит катастрофой всему Южному фронту. Военный совет просит Ставку разрешить отвести войска правого крыла на подготовленный нами фронтовой оборонительный рубеж, проходящий от Павлограда через Васильковку, Орехов, Мелитополь. Для прикрытия южной группировки командарму 18 приказано занять оборону на подготовленном отсечном рубеже Любицкое, Ключи, Хитровка, Царицын Кут не менее чем двумя дивизиями и противотанковой бригадой. Одновременно я вновь попросил усилить фронт по меньшей мере тремя стрелковыми дивизиями и двумя танковыми бригадами. С ответом просил не задерживаться.
      Маршал Шапошников сказал, что поставленные вопросы являются весьма важными и на них можно дать ответ только после доклада Сталину. Спросив, что представляет в оборонительном отношении и по готовности рубеж, на который предполагается отойти, он заметил, что на месте обстановка виднее, однако лучшего противотанкового рва, чем река Днепр, еще никто не создавал. А на том рубеже, на который сейчас перешли 18-я и 9-я армии, части фронта противника били. По-видимому, это не плохой рубеж. Он считал, что против правого крыла нависла группировка из двух танковых и 60-й моторизованной дивизий. 25-я мотодивизия 1 октября разгромлена на фронте товарища Тимошенко юго-восточнее города Сумы...
      Маршал выразил мнение, что еще не все возможности исчерпаны. С подходом 136-й стрелковой дивизии и противотанковых артиллерийских частей надо усилить сопротивление правым флангом. Предпосылок к отходу на рубеж, который мы указываем, пока нет, и одним отходом задачу прикрытия Донбасса не решить. Подкреплений он не обещал.
      Я разъяснил начальнику Генштаба, что новый оборонительный рубеж имеет сплошной противотанковый ров, на некоторых участках - огневые точки из сборного железобетона, а также бронеколпаки. За левое крыло беспокойства не испытываем, хотя его войска прекратили активные действия и перешли к обороне. У нас большое опасение за правое крыло, сил там далеко не достаточно для того, чтобы парировать мощные удары группировки бронетанковых соединений противника. На их пути нет никаких естественных и искусственных препятствий. Что касается Днепра, доложил, что теперь он находится в руках врага, мы удерживаем берег реки протяженностью всего 50 километров, но враг уже вышел в тыл частям, обороняющимся на этом участке, и создал для них угрозу окружения. Держаться у Днепра есть смысл лишь при наличии сил и средств, способных отбросить противника на север и выйти к реке Самара. Но у нас таких сил и средств нет. Части правого крыла отходят на юго-восток. Нарастает угроза не только правому, но и левому крылу Южного фронта.
      В ходе доклада я рассказал также, что вчера мы использовали танковые части для удара на одном участке. При поддержке пехоты и артиллерии им удалось приостановить продвижение неприятеля, сжечь и подбить до 30 танков и нанести серьезные потери в живой силе{32}. На других участках правого крыла вражеские танки действуют уверенно из-за недостатка у нас артиллерии. Я повторно доложил, что авиация и танки брошены против прорвавшейся группировки противника, результаты боя пока мне неизвестны. Я вновь выразил опасение, что, если мы не отведем части, занимающие оборону по Днепру, с ними может случиться то же, что произошло с 273, 261, 15-й стрелковыми дивизиями. Еще раз попросил дать материальную часть для 130-й и 131-й танковых бригад, имеющих полностью подготовленные экипажи.
      Борис Михайлович выразил удовлетворение действиями танковых бригад фронта. О всех наших соображениях обещал доложить Ставке и сообщить ее решение. Дать танки не обещал{33}.
      Разговор с маршалом наших тревог не рассеял и надежд на улучшение или стабилизацию обстановки не вселил. Южный фронт не получил из резерва Ставки ни одной стрелковой дивизии, ни одной танковой бригады, ни одного противотанкового артиллерийского полка. Не улучшилось в эти трудные дни и обеспечение войск боеприпасами.
      2 октября противник продолжал настойчивые атаки в направлении Павлограда и Синельниково. Не добившись успеха у Павлограда, он перенес основные усилия для захвата станции Синельниково и несколько раз обходил ее на флангах. Наши части, -поддержанные 15-й танковой бригадой полковника Колосова, отбрасывали врага. Танкисты действовали умело, мужественно, инициативно. Вспоминается такой эпизод. Один из воинов бригады - лейтенант Измашкин вел бой на фланге. Вырвавшись далеко вперед, его тридцатьчетверка встретилась с семью немецкими танками. Экипаж с ходу открыл огонь, и через минуту наводчику Ржевскому удалось подбить один танк. Остальные взяли тридцатьчетверку под перекрестный обстрел. Ржевский подбил второй танк, но вскоре машина Измашкина, размотав перебитую снарядом гусеницу, закрутилась на месте, затем остановилась. В таких случаях танкисты покидают машину через донный люк, чтобы не быть расстрелянными в ней. Лейтенант Измашкин принял иное решение. Он приказал Ржевскому, экономя снаряды, вести огонь по танкам, а сам выбросил в люк кувалду, натяжной инструмент, пару запасных траков, несколько соединительных пальцев и вылез через этот же люк наружу, чтобы заняться ремонтом. Уверенность и спокойствие лейтенанта передались всему экипажу. Сквозь грохот разрывов слышались звуки ударов молота о металл. Это командир ремонтировал гусеницу. Через четверть часа повреждение было исправлено, тридцатьчетверка Измашкина снова начала маневрировать. Ржевский подбил третий неприятельский танк, а затем и четвертый. Три уцелевших немецких танка вышли из боя. Наступившие сумерки не позволили лейтенанту Измашкину преследовать их.
      Наши части в этот день удержали Синельникове.
      Хуже обстояли дела на участке 230-й стрелковой дивизии, где противник к исходу дня прорвал оборону в районе Осокоревки и передовыми частями занял станцию Ивковка, что в 10 километрах южнее Синельниково.
      К исходу 3 октября соединения правого крыла 12-й армии продолжали сдерживать танковый напор врага. Группа полковника Е. Г. Пушкина отразила все попытки овладеть Павлоградом и прочно удерживала свои позиции на западных подступах к этому городу. Южнее Павлограда 30-я кавалерийская и 15-я стрелковая дивизии с упорными боями медленно отходили к станции Зайцево. К этому времени 261-я стрелковая дивизия и 95-й пограничный отряд уже оставили узловую станцию и город Синельниково и, отражая танковые атаки врага, отошли к станции Вишневецкая. 15-я танковая бригада полковника Колосова весь день вела упорные бои с танковыми частями противника на рубеже Средней Терсы и отбила все попытки врага прорваться на восток.
      На юго-запад от Синельниково, к Днепру, противник с захватом Варваровки расширил прорыв, и в эту брешь устремились его моторизованные и танковые колонны. Поскольку между 15-й танковой бригадой, занимавшей позиции у Новопавловки, и Славгородом, куда отошли два полка 230-й стрелковой дивизии, образовался разрыв в 25 километров, не занятый нашими войсками, мотоколонны врага начали распространяться на юго-восток, выходя в тыл соединениям 12-й армии, занимавшим оборону на Днепре и на отсечной позиции Славгород, Андреевка, Воронов. Прорыв противника, острие главного удара которого было направлено на Мариуполь, Бердянск (Осипенко), ставил под угрозу окружения войска 9-й и 18-й советских армий.
      Против армий левого крыла Южного фронта соединения 11-й немецкой армии активизировали свои действия и с утра 3 октября перешли в наступление в полосе 18-й армии из района Белозерки в направлении на Большой Токмак и в полосе 9-й армии из района Дармштадта в направлении на Мелитополь. Бой длился весь день. К исходу дня все атаки противника на левом фланге фронта были отбиты. Наши войска по всей линии обороны удержали свои позиции.
      Однако командарм 18 генерал-лейтенант А. К. Смирнов не занял отсечного рубежа Любицкое, Ключи, Хитровка, Веселянка, Царицын Кут, как ему указывалось, к утру 3 октября. Вследствие активных действий противника перегруппировка войск армии затянулась, и командарм 18 только в ночь на 4 октября высвободил 130-ю стрелковую дивизию и 4-ю противотанковую артиллерийскую бригаду для занятия отсечной позиции.
      Как стало известно позднее, части 130-й стрелковой дивизии, следуя в указанные районы, утром 4 октября подверглись артиллерийскому обстрелу с западной окраины селения Жеребец и южной окраины села Хитровка. Командир дивизии сразу понял, что противник упредил его в занятии отсечного рубежа Любицкое, Царицын Кут, река Копка и приказал занять оборону на рубеже, которого достигли части. Поэтому создавалась эта оборона в невыгодных условиях и под сильным огневым воздействием врага. 4-й противотанковой артиллерийской бригаде командир дивизии поставил задачу оборонять участок Веселянка, (иск.) Новопавловка, Орехов и не допустить прорыва моторизованных и танковых частей от селения Жеребец на город Орехов. Полки 130-й стрелковой заняли оборону на рубеже Новопавловка, Веселянка.
      Таким образом, отсечный рубеж Любицкое, Ключи, Хитровка, Веселянка, на котором по нашему замыслу надлежало задержать распространение передовых танковых и моторизованных частей врага и не допустить их выхода на тыловые коммуникации 18-й и 9-й армий, своевременно не был занят войсками 18-й армии генерала Смирнова. Это вскоре привело к тяжелейшим последствиям для дивизий левого крыла фронта.
      Командарм 12 генерал-майор И. В. Галанин доносил, что люди измотаны в боях до предела и на тех не оборудованных для обороны рубежах, где находятся теперь, не выдержат новых танковых ударов. Учитывая это, Военный совет фронта с целью сохранения живой силы, вооружения и материальных средств предложил генералу Галанину к утру 5 октября отойти главными силами на фронтовой оборонительный рубеж Павлоград, Васильковка, Любицкое и упорной обороной сорвать попытки прорыва противника в направлении на Красноармейское. Одновременно с этим Военный совет потребовал от командарма удерживать отсечный рубеж Славгород, Андреевка до отхода 274-й стрелковой дивизии, а также к исходу 4 октября прикрыть двумя дивизиями направления Васильевка, Копани и Новониколаевка, Покровское. В армейском резерве предлагалось иметь одну танковую бригаду ближе к своему правому флангу, а с выходом главных сил на основной оборонительный рубеж вывести одну танковую бригаду во фронтовой резерв в район Великомихайловки.
      В течение ночи на 4 октября в штаб фронта поступили сведения о выходе передовых отрядов танковой группы Клейста в район Михайловки, Жеребца, а это создавало непосредственную угрозу тылам 18-й и 9-й армий. В связи с создавшейся тяжелой обстановкой после тщательного анализа вместе с А. И. Антоновым мы решили поставить войскам новые задачи. 18-й армии надлежало прочно удерживать отсечный рубеж Любицкое, Хитровка, Веселянка, Царицын Кут{34}. К всходу 5 октября ее главные силы должны выйти на заранее подготовленный оборонительный рубеж (иск.) Любицкое, Орехов, Большой Токмак и не допустить прорыва противника в направлении Пологи. На отсечный рубеж Васильевна, Молочанск, река Молочная выйти к исходу 4 октября. Для обеспечения главных сил район Большого Токмака занять одной дивизией к утру 4 октября. После выхода на основной оборонительный рубеж в армейском резерве иметь не менее одной стрелковой дивизии, расположенной ближе к левому флангу. Одновременно с этим установить связь с 274-й стрелковой дивизией 12-й армии и подчинить ее себе. Левая разграничительная линия для армии оставалась прежняя.
      9-й армии к исходу 4 октября надлежало отойти на заранее подготовленный оборонительный рубеж Молочанск, Мелитополь, озеро Молочное и не допустить прорыва противника на восток. Для обеспечения отхода главных сил к утру 4 октября занять одной дивизией район Мелитополя и прочно удерживать его. После выхода на основной оборонительный рубеж иметь в армейском резерве не менее одной стрелковой дивизии, расположенной за центром армии.
      Предусматривалось также прикрытие отходящих войск от вражеской авиации.
      Однако противник 4 и 5 октября подвижными соединениями упредил отход наших армий на упомянутые оборонительные рубежи, вышел на их тыловые коммуникации. Войскам пришлось вести отступательные бои в тяжелых, невыгодных условиях. 12-я армия центром и левым флангом отходила в полуокружении, войска 18-й и особенно 9-й армий вынуждены были драться в окружении. Зажатые в кольце врага, окруженные войска не дрогнули, не побежали, они мужественно отражали натиск неприятельской пехоты с запада и пробивали себе дорогу на восток через заслоны танковых и моторизованных частей.
      С выходом танковых сил Клейста на тыловые коммуникации 18-й и 9-й армий перешли в наступление 11-я полевая армия Манштейна и 3-я румынская армия. В этой сложной обстановке командование фронта не потеряло управления войсками, твердо руководило их боевыми действиями.
      После случая, когда командарм 12 утратил связь с 273-й стрелковой дивизией, попавшей в окружение западнее Новомосковска, я решил применить способ дублирования связи, испытанный в 8-м механизированном корпусе. Каждому соединению были разработаны позывные и определены волны для связи со штабом фронта на случай, если штаб соединения утратит связь с армейским штабом. Таким образом, штаб фронта в исключительных случаях мог, минуя штаб армии, ставить задачи соединению, а штаб соединения, потерявший связь с армейским штабом, мог вызвать штаб фронта.
      Такая связь вскоре пригодилась. 6 октября штаб фронта, временно потерявший связь со штабами 18-й и 9-й армий, попавшими под удар неприятельских танков, перешел на радиосвязь с их соединениями, информировал об обстановке, руководил их отходом.
      К исходу 5 октября в район Смельника, Орехова, Жеребца вышли танковые и моторизованные дивизии противника, передовыми частями захватили Гуляй-Поле и Пологи, глубоко вклинились в боевые порядки армий генералов Смирнова и Харитонова.
      В связи с изменившейся обстановкой Военный совет 6 октября принял решение об отходе армий фронта к утру 8 октября на новый оборонительный рубеж Васильковка, Григорьевка, Варваровка, Гуляй-Поле, Чапаевка, Андреевка, Дмитриевка. Выход соединений на рубежи регулирования (уравнительные) определялся на утро 6, затем 7 октября.
      Частным распоряжением командиру 15-й танковой бригады полковнику Колосову я приказал сформировать группу в составе 2-й и 15-й танковых бригад. 2-го и 95-го погранотрядов, 521-го противотанкового артполка и минометного дивизиона М-13 майора Воеводина. Эта группа поступала в мое непосредственное подчинение. Группе полковника Колосова предстояло нанести удар во фланг неприятельской танковой группе в направлении на Гуляй-Поле, Пологи и по выполнении задачи отходить в район Павловки (30 километров северо-западнее Волновахи).
      Авиации фронта была поставлена задача препятствовать распространению ореховской мотомехгруппы противника в восточном и юго-восточном направлениях, прикрывать отход армий на новый оборонительный рубеж, а также поддерживать действия группы полковника Колосова.
      Создавая подвижную группу, я исходил из того, что противник обладает большим количеством подвижных соединений и будет навязывать свою волю, наносить удары там, где ему выгодно. Чтобы лишить врага тактической инициативы, мне надо было иметь свою подвижную группу. В моих руках ей предстояло быть ударным кулаком для парирования неожиданных ударов неприятеля. Удар танковым кулаком действует на гитлеровцев отрезвляюще в любой обстановке. Поэтому созданию подвижной группы полковника Колосова я и придавал столь большое значение. При этом полагал, что соединения 12-й армии успели, хотя и не все, занять подготовленный оборонительный рубеж и временно обойдутся без танковых бригад. Ведь 18-я и 9-я армии попали в очень трудное положение. Противник вышел на их тыловые коммуникации, им придется пробивать себе дорогу из окружения. Вот тут и потребуется помощь подвижной группы.
      Мне не довелось осуществить этот замысел на практике, так как рано утром 6 октября из Ставки Верховного Главнокомандования было получено распоряжение сдать командование фронтом генерал-полковнику Я. Т. Черевиченко, а самому прибыть в Москву для доклада. Тем же утром прибыл Черевиченко с письменными предписаниями: мне - о сдаче, а ему - о приеме командования Южным фронтом.
      Не приходилось сомневаться, что Ставка не довольна мною. Войскам фронта под моим командованием не удалось стабилизировать линию обороны. Под ударами противника они оставляли села и города. Сознавать мне это было очень тяжело. Но причина неудач заключалась не в моих личных качествах командующего фронтом, а в недостатке сил и средств для борьбы. И зная это, Ставка все же сочла возможным изъять из состава фронта несколько стрелковых, кавалерийских, танковых, авиационных соединений и передать их Юго-Западному фронту и 51-й отдельной армии. Фактически не усилив этим наших соседей, она ослабила боеспособность Южного фронта. Запретив своевременное проведение частной наступательной операции на южном крыле, которая упрочила бы положение и 51-й отдельной и 9-й армий, она лишила нас возможности стабилизировать положение в районе нижнего Днепра. А когда Ставка созданную мной группировку войск ликвидировала и часть их вывела за пределы фронта, И. В. Сталин и Б. М. Шапошников дали понять мне, что проведение такой операции весьма желательно, хотя необходимых сил и средств для это,го уже не было. Назначение командующим фронтом генерала Я. Т. Черевиченко, ранее ничем не проявившего себя в роли командарма, меня удивило. Благодаря его медлительности и недостаточной требовательности противник быстро создал и расширил плацдарм у Каховки, а затем распространился до Крыма. Я не знал соображений, которыми руководствовался маршал С. К. Тимошенко, порекомендовав его на пост командующего, но твердо полагал, что в сложившихся условиях улучшения обстановки он не добьется.
      Доклад Верховному
      Сдача командования не заняла много времени. Но так как меня вызывали для доклада, пришлось взять с собой обширный справочный материал, который был готов только к концу дня. Этот материал и послужил мне основанием для написания после войны настоящей главы.
      Я тепло попрощался с остающимися в штабе фронта товарищами.
      Уезжая в Москву, я был уверен, что 18-я и 9-я армии преодолеют трудности отхода, опрокинут врага, вышедшего на их тыловые коммуникации, и своевременно займут указанный ранее мною оборонительный рубеж.
      Вечером 6 октября вместе с адъютантом, на своей безотказной эмке двинулся на Воронеж и далее на Москву. В конце дня 9 октября мы приехали в столицу, а на следующий день меня вызвали в Кремль.
      Войдя в кабинет Сталина, я представился. Здесь уже находились заместитель Наркома обороны СССР - начальник Главного управления формирования и укомплектования войск Советской Армии Е. А. Щаденко, заместитель начальника Генерального штаба и начальник оперативного управления Генерального штаба генерал-майор А. М. Василевский, стоявшие в трех шагах от двери, где остановился и я. В углу, за небольшим столиком, сидел член Политбюро, нарком госбезопасности Л. П. Берия и что-то записывал. Сталин стоял у письменного стола.
      - Товарищ Рябышев, - обратился ко мне Сталин, - нужно ли было наступать левым крылом 27 сентября?
      - Нет, товарищ Сталин. Начинать это наступление следовало 23 сентября. А двадцать седьмого было уже поздно, да и сил к тому времени у нас стало меньше. Этим наступлением мы ослабили себя. Это сказалось на последующих событиях.
      - Почему же тогда вы мне об этом не доложили?
      - Я сразу докладывал начальнику Генерального штаба и полагал, что он вам доложит.
      - Имеется ли у вас, - обратился Сталин к генерал-майору Василевскому, материал доклада командующего Южным фронтом по этому вопросу?
      Берия прекратил записи и, словно гипнотизируя, неподвижным взглядом уперся в Василевского. Но генерал смотрел на хозяина кабинета и неторопливо ответил:
      - Об этих переговорах мне ничего не известно.
      Наступила недолгая, но зловещая пауза. Берия снова принялся записывать. Он, видимо, тщательно фиксировал этот разговор.
      - Товарищ Сталин, копии документов с содержанием моего разговора с Маршалом Советского Союза Шапошниковым здесь, в моей папке, - прервал я паузу.
      Сталин с едва заметным недовольством сказал Василевскому и Щаденко, что они могут идти и, когда за ними закрылась дверь, больше никаких объяснений от меня не потребовал, о документах словом не обмолвился, будто только что не спрашивал о них начальника оперативного управления Генштаба. Я понял, что инициатором упомянутого наступления был он, а не Шапошников, что он уже утратил интерес к начатому разговору.
      Раскурив трубку, Сталин предложил мне сесть и сам сел в кресло. Около двух часов провел я в его кабинете. В беседе со мной Верховный Главнокомандующий коснулся многих вопросов организации и вооружения армии, тактики, дисциплины. За это время Берия не произнес ни звука, продолжая что-то записывать.
      В основном говорил Сталин, а с моей стороны были короткие, но вполне определенные ответы. Обрисовав тяжелую обстановку, сложившуюся к этому времени для нашей страны, Верховный отметил, что враг силен, мы уступаем ему во многих отношениях и, ведя отступательные бои, может быть, отойдем к Волге, но врага измотаем и разобьем. Победа будет за нами. Затем проявил интерес к прохождению моей службы, где воевал, сколько раз ранен.
      - Вы, товарищ Рябышев, донской казак?
      - Да, донской казак.
      - Почему же вы такой спокойный, флегматичный? Ведь южане - народ подвижный, темпераментный, суетливый.
      - Учусь у вас, товарищ Сталин, - ответил я, немного подумав.
      Он скупо улыбнулся и вновь перевел разговор на служебную тему.
      - Мы решили, - сказал он, - назначить вас командующим 57-й отдельной армией. Вы не будете обижаться?
      - А почему я должен обижаться? - ответил вопросом.
      - Вы идете с понижением в должности, на армию.
      - Куда меня пошлет партия - на армию, на корпус, на дивизию, на бригаду, туда и пойду выполнять свой долг до конца.
      Видимо, ответ удовлетворил его. Подойдя к карте, он указал, где расположены пункты формирования дивизий, которые войдут в состав 57-й армии. Затем предложил управление армии сформировать в Москве и перебросить его в Сталинград по железной дороге. Потребовал от меня в короткий срок подготовить соединения и армию в целом для будущих крупных боевых действий. По всем вопросам укомплектования и вооружения приказал договориться с начальником Генерального штаба и пожелал успеха в предстоящей работе.
      В Барвенково-Лозовской операции
      Формирование 57-й отдельной армии
      В приемной И. В. Сталина ко мне подошел дежурный.
      - Машина у подъезда, товарищ генерал, - доложил он.
      - Спасибо, я пройдусь пешком.
      Мне хотелось посмотреть на ночную Москву, узнать, какой стала столица в дни суровых испытаний. В то время войска Западного фронта вели ожесточенные бои на подступах к Можайску. Как стало впоследствии известно, в своей лютой злобе к коммунизму Гитлер хотел не только захватить и разрушить Москву, но и затопить ее, чтобы само название этого города исчезло из памяти народов всего мира.
      Настороженным молчанием встретили меня улицы. Город приготовился к схватке с врагом. На улицах и перекрестках щетинились надолбы, ежи. Нигде ни огонька, ни полоски света - все затемнено. Не успел я с адъютантом Вашкевичем пройти и ста метров от ворот Спасской башни, как завыли сирены, возвестившие о воздушной тревоге. Где-то в западной и северной частях Москвы начали дружно бить зенитные батареи. В воздухе рокотали авиамоторы. Но разобраться, где наши истребители, а где вражеские бомбардировщики, было невозможно. В разных районах столицы враг навесил много осветительных бомб, которые медленно опускались на парашютах, освещая все вокруг мертвенно-бледным светом. По этим "фонарям" вела огонь малокалиберная зенитная артиллерия. И довольно успешно: один за другим они падали на землю. Когда мы подходили к площади Дзержинского, одна из таких бомб упала недалеко от станции метро. В отблесках пламени я различил несколько женских фигур, суетившихся возле пылавшего факела.
      - Поможем, - сказал я Вашкевичу, и мы бросились к женщинам. Через несколько секунд, засыпав огонь песком, мы разговорились с москвичками. Нам любезно предложили зайти в бомбоубежище, чтобы не получить ранения от осколков разрывающихся в воздухе зенитных снарядов. Но путь наш был еще далек, и я, поблагодарив за приглашение, решил не задерживаться.
      Уже за полночь добрались до гостиницы ЦДКА. Закусив из своих запасов и попив чайку, я лег в надежде тотчас после тревог и волнений прошедшего дня уснуть. Но встреча с И. В. Сталиным произвела на меня очень глубокое впечатление, я долго ворочался с боку на бок, мысленно перебирая в памяти наш разговор.
      На другой день утром я сразу поехал в Генеральный штаб. В управлении кадров встретился с генералом Л. Ф. Анисовым, назначенным в 57-ю армию начальником штаба, и с членом Военного совета 57-й дивизионным комиссаром Ф. Н. Ворониным.
      Генерал-майор Анисов долго работал в оперативном управлении Генерального штаба помощником у генерала Н. Ф. Ватутина. Обладая большими познаниями оперативного искусства, он с первых дней Великой Отечественной войны стремился на фронт. Вскоре это желание осуществилось: он был назначен начальником штаба Резервного фронта. Но потом этот фронт был расформирован, и Анисов получил назначение начальником штаба 57-й отдельной армии.
      Дивизионный комиссар Воронин до назначения в 57-ю армию работал начальником политического управления Московского военного округа. Это был культурный человек с широким кругозором, опытом политической работы в войсках и отличной подготовкой. Очень спокойный, всегда уравновешенный, он казался поначалу несколько медлительным. Но впечатление это было обманчивым. Просто Воронин не любил опрометчивых решений. Работать с ним было легко.
      Я обошел все довольствующие и снабженческие учреждения Наркомата обороны и не услышал ничего утешительного. Все только обещали... И это понятно: все запасы шли на фронт. Не получил я ничего и в Главном артиллерийском управлении - стрелкового вооружения и артиллерии на складах не было.
      Предложив начальнику штаба задержаться в управлении кадров и решить вопрос о командирах для штаба армии и соединений, мы с членом Военного совета, не теряя времени, оформили документы и отправились в Сталинград, к месту дислокации управлений 57-й.
      В то время пассажирские поезда из-за частых бомбардировок вражеской авиации ходили с большими остановками на станциях и перегонах. Поэтому мы решили лететь самолетом. Но все равно не обошлось без приключений: самолет атаковали "мессершмитты", и только благодаря большому опыту летчика нам удалось избежать гибели. Искусно уклоняясь от светящихся трасс пушечных и пулеметных очередей, наш летчик переходил на бреющий полет, почти касаясь верхушек деревьев... Эти маневры потребовали много горючего, и мы, не дотянув до Сталинграда 70 километров, приземлились ночью в открытом поле. Был сильный мороз, дул резкий ветер, а кругом ни жилья, ни кустика. Не из чего было развести костер, чтобы хоть обогреться. В легких шинелях, фуражках и хромовых сапогах мы с Ворониным, чтобы не замерзнуть, до утра выбивали чечетку вокруг самолета.
      Когда рассвело, оказалось, что находимся в трех километрах от поселка Опытное Поле. Тотчас поспешили туда. Связались со Сталинградом и вскоре на автомашине поехали в город. Там сразу включились в работу по формированию частей и соединений.
      В Генеральном штабе мне была поставлена задача: в кратчайший срок, не более чем через два месяца, закончить формирование и обучение полков и дивизий{35}. В этом большом и ответственном деле активно участвовали партийные, советские и общественные организации Астрахани, Сталинграда, Камышина, Каменска и других городов. Особенно большую помощь оказали секретари Сталинградского и Астраханского обкомов ВКП(б) в удовлетворении заявок соединений и частей различными видами довольствия.
      Кроме формирования 57-й армии Генеральный штаб возложил на меня наблюдение за строительством внутреннего, среднего и внешнего обводов оборонительных укреплений вокруг Сталинграда. Строили эти укрепления жители Сталинграда, колхозники и колхозницы Сталинградской области. Отработав свою смену на предприятиях или в учреждениях, они шли сооружать оборонительные объекты. Это был самоотверженный, героический труд. Проверка строительства укреплений отнимала много времени у Военного совета армии. Организаторами на этих грандиозных сооружениях были секретари горкома, райкомов ВКП(б) и ВЛКСМ, председатели городского и районных Советов депутатов трудящихся и профсоюзные организации.
      Вспоминая о том легендарном времени, нельзя не сказать доброго слова о первом секретаре обкома ВКП(б), председателе Сталинградского городского комитета обороны А. С. Чуянове. Это был человек неуемной энергии, исключительной предприимчивости и выносливости, большой широты взглядов и делового размаха. Он держал под контролем все работы и буквально всюду успевал побывать в течение дня. Несмотря на невероятное напряжение, он всегда был вежлив, приветлив, спокоен, никогда не перебивал докладывавшего. Выслушает, бывало, до конца, а затем внесет, если нужно, дополнение и сразу принимает решение. С таким человеком легко было работать. Под стать ему были и члены городского комитета обороны И. Ф. Зименков, А. И. Воронин, Г. М. Кобызев (комендант города). Эти товарищи оказали большую помощь в расквартировании, снабжении, скорейшем формировании частей, соединений и их боевой выучке.
      Объезжая части и соединения, я знакомился с командирами и политработниками, с которыми предстояло в недалеком будущем снова защищать Родину. Меня интересовало все: их подготовка, умение командовать, насколько они требовательны, умение держать в руках управление, можно ли положиться на них в трудной и сложной боевой обстановке, особенно в условиях недостаточного оснащения наших частей и соединении артиллерийским вооружением и другой боевой техникой.
      В состав 57-й армии входили восемь дивизий, которые дислоцировались в разных городах. Это, естественно, тоже создавало определенные трудности в работе Военного совета армий. Так, 341-я стрелковая дивизия формировалась в Сталинграде, преимущественно из рабочих и служащих города и донских казаков. Командовал ею полковник Александр Иванович Щагин. Стройный, высокий, с открытым и смелым лицом, приятной улыбкой, он с первой встречи производил впечатление человека, отлично знающего службу. Он имел хорошую военную подготовку, большой опыт командования, был требовательным, исполнительным, энергичным и инициативным командиром.
      351-я стрелковая дивизия формировалась в городе Фролов и прилегающих к нему станицах Сталинградской области. Личный состав ее был в основном из донских казаков, служивших ранее в Красной Армии. Многие из них участвовали в гражданской войне. Командовал соединением полковник Николай Устинович Гурский. Всегда спокойный, выдержанный, он был немногословен, предельно точен и аккуратен в выражениях, инициативен в делах.
      Формирование 349-й стрелковой дивизии происходило в Астрахани. В ее ряды шли преимущественно астраханские рыбаки, проходившие обучение в территориальных частях. Командиром соединения был полковник, затем генерал-майор Филипп Васильевич Брайлян, энергичный, немного вспыльчивый и суетливый, но знающий свое дело и требовательный человек. Он имел хорошую тактико-оперативную подготовку и достаточный опыт командования частями.
      В районном центре Дубовка и прилегающих селах и станицах формировалась 335-я стрелковая дивизия, ее командиром назначили полковника Ивана Григорьевича Фофанова. В соединении преобладали рабочие Сталинграда, колхозники Сталинградской и Ростовской областей.
      333-я стрелковая дивизия, командир полковник Иван Михайлович Афонин, сколачивалась в городе Камышине и комплектовалась колхозниками Сталинградской области.
      337-я стрелковая дивизия, командир полковник Сергей Михайлович Бучнев, рождалась в Красноармейской, пополнялась людьми из Ростовской области.
      Наконец, 60-я кавалерийская дивизия формировалась в станице Иловлинская, в нее направляли в основном донских казаков, ранее служивших в Красной Армии. Многие из них имели опыт гражданской войны. Командиром дивизии стал генерал-майор Феофан Агапович Пархоменко, в гражданскую войну командовавший полком в 1-й Конной армии. Уже на фронте дивизию принял полковник Григорий Никифорович Перекрестов.
      Дальше всех, в Средней Азии, находилась 79-я кавалерийская дивизия. Ею командовал полковник Василий Сергеевич Головский. Это соединение было наиболее многонациональным, оно состояло из русских, таджиков, казахов, украинцев, узбеков, туркменов, проживавших там, ранее служивших в Красной Армии.
      По мере поступления личного состава и оружия в частях и соединениях начиналась напряженная боевая и политическая подготовка. Особое внимание обращалось на строевую, огневую, тактическую подготовку, обучение борьбе с танками противника. Огневую подготовку проводили на временных стрельбищах. Поскольку винтовочных патронов и боевых выстрелов к минометам и орудиям давалось очень мало, стрельбы проводились с максимальной экономией.
      Рядовой и младший командный состав соединений состоял преимущественно из людей старших возрастов, проходивших службу в Красной Армии либо в кадровых, либо в территориальных частях. Поэтому военное дело им было знакомо. Кроме того, часть бойцов участвовала в гражданской войне, прошла суровую школу боев с белогвардейцами и интервентами.
      Лучшие из лучших - коммунисты, вчерашние рабочие, служащие фабрик и заводов, колхозники, рабочие совхозов - назначались политруками рот, батарей, эскадронов, секретарями партийных и комсомольских организаций, командирами подразделений.
      Средний командный состав в полках и дивизиях армии был в большинстве молодой, не имел боевого опыта. Только старший и высший комсостав обладал некоторыми навыками руководства боевыми действиями войск. Были и такие командиры, которые участвовали в боях с немецко-фашистскими захватчиками в начальный период Великой Отечественной войны, многие из них сражались на фронтах гражданской войны. Они принесли с собой славные боевые традиции, идущие от штурма Зимнего дворца, боев на Урале, Волге, Северном Кавказе, под Каховкой, на Перекопе. Став командирами и комиссарами частей и соединений, они вместе с бывалыми воинами, закаленными в боях, опирались на коммунистов и комсомольцев, воспитывали в бойцах мужество, упорство, волю к победе, верность нашей социалистической Родине, готовность в любую минуту идти на бой с врагом.
      Должен сказать, что штабы полков, дивизий и армии были далеко не полностью укомплектованы командным составом, а в политотделах недоставало политработников. Нередко приходилось перехватывать командиров, возвращавшихся из госпиталей через Сталинград и другие города, где формировались соединения и части. Большую работу мы проводили также с эвакуированными с Украины и Донбасса, среди которых было немало работников райкомов, горкомов и обкомов партии. Мы предлагали им работу в политотделах. Многие соглашались. Но были и такие, которые отказывались. Неволить их мы не имели права, но автомашины, на которых они следовали в тыл, отбирали.
      Из всех соединений 57-й армии по своей организованности, дисциплине и тактической выучке в лучшую сторону выделялись 341-я стрелковая и 60-я кавалерийская дивизии.
      Трудности обучения возникали в основном из-за недостатка вооружения, боеприпасов, автотранспорта и горюче-смазочных материалов. Винтовками подразделения были обеспечены лишь на 20 процентов. Артиллерийские полки в соединениях имели по 3-4 орудия противотанковой артиллерии, полковых и батальонных орудий в частях не было вовсе. Все это объясняется тем, что к октябрю 1941 года гитлеровцы захватили территорию, на которой до Великой Отечественной войны добывалось 64 процента угля, выплавлялось 71 процент чугуна и 50 процентов стали, 60 процентов алюминия, собиралось 38 процентов валовой продукции зерна и вырабатывалось 84 процента сахара{36}.
      Основная часть промышленных предприятий с этой территории была эвакуирована на восток, и, конечно, они не могли еще развернуться на полную мощность. Промышленность, находившаяся в глубоком тылу, хоть и работала с полной отдачей сил, но пока еще не могла восполнить большие потери, которые понесли наши Вооруженные Силы в приграничных сражениях и за время последующего отступления. Боеприпасов не хватало даже на фронте в частях, которые вели бои с противником, так как значительная часть складов, созданных до войны в приграничных округах, была захвачена врагом или уничтожена нашими войсками при отступлении. Поэтому восполнить эти потери в короткий срок наша промышленность не могла. Отсутствие противотанковой артиллерии приходилось восполнять мужеством воинов, вооруженных бутылками с горючей смесью или связками гранат.
      В то время вследствие превосходства противника в количестве танков в наших войсках среди бойцов возникла так называемая танкобоязнь. Сломать этот психологический барьер в короткие сроки учебы в тылу должны были командиры и политработники. Применяя все формы политической работы, воспитывая у бойца волю, бесстрашие, презрение к опасности, они имели самую доходчивую до красноармейского сердца форму работы: встречи с воинами, побывавшими в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Включился в эту работу и я. Не проходило дня, чтобы, бывая в частях, я не выступал перед бойцами. Слушали с большим вниманием, так как мне было чем поделиться, о чем рассказать.
      Слушая рассказы о борьбе с танками врага, бойцы жадно ловили каждое слово о примерах стойкости, мужества, находчивости, взаимной выручки на тюле боя. И в их воображении фашистские танки уже не казались столь грозными, несокрушимыми. Бойцы начинали понимать, что в единоборстве с танками побеждает тот, кто хладнокровен и находчив, кто точно бросает связки гранат или бутылки с горючей смесью, кто метко стреляет из противотанкового ружья, кто умело пользуется лопатой. Да, лопатой? Потому что с помощью лопаты выроешь узкую неглубокую щель, а из щели можешь бросить гранаты, оставаясь неуязвимым для танка противника.
      Надо сказать, что до войны не все командиры проявляли необходимую требовательность в вопросах практического обучения бойцов умению окапываться, строить наблюдательные пункты, позиции для стрелкового оружия и ходы сообщения. Некоторые, например, считали, что если красноармейцы усвоили теорию самоокапывания, то этого уже достаточно для будущих военных действий. Такое отношение к инженерной подготовке войск вело к неумению пользоваться лопатой. Кое-кто забывал старую мудрость: от знания до умения - дистанция большого размера. В этом мы особенно убедились в первые дни войны под Бродами, когда авиация противника наносила бомбовые удары по скопившимся войскам 8-го механизированного корпуса. Учиться самоокапыванию под огнем было поздно, и наши части несли большие потери в людях и боевой технике, кровью расплачивались за то, чему не научились в мирное время.
      Не лучшее отношение к инженерной подготовке бойцов наблюдалось в войсках Южного фронта. Вот почему я неизменно обращал на это внимание командиров всех степеней и требовал практически обучать воинов умению пользоваться лопатой независимо от времени года, местности в грунта.
      ...Боевая и политическая подготовка армии не проходила мимо внимания Ставки Верховного Главнокомандования, она внимательно следила за ходом обучения войск. В конце второго месяца обучения Ставка прислала своего представителя - Маршала Советского Союза С. М. Буденного. Под его руководством было проведено двустороннее учение, на котором проверялись действия частей как в обороне, так и в наступлении.
      Хотя учение проводилось при 20-процентной обеспеченности войск винтовками, не говоря о прочем, многое в них лишь обозначалось, нам удалось "обкатать" часть пехоты танками и провести их на вполне удовлетворительном уровне. Не последнюю роль на учениях сыграло то обстоятельство, что личный состав соединений, как уже говорил, в основном состоял из запасных старших возрастов, прошел суровую школу гражданской войны или отслужил действительную в кадровых полках...
      * * *
      Обстановка на фронтах Отечественной войны в ноябре, в начале декабря 1941 года была едва ли не самой сложной и тяжелой за весь период войны.
      Германское командование, пытаясь добиться своей цели - разгрома Красной Армии и поражения Советского Союза, сосредоточило главные силы для захвата Москвы и московского промышленного центра. Одновременно оно надеялось окружить Ленинград, заставить его защитников капитулировать, овладеть восточными районами Донбасса и Ростовской области, Крымом, блокировать Кавказское побережье. Действия на этих участках фронта отвлекли бы по плану гитлеровце" силы Красвой Армии от Москвы и облегчили бы ее захват. От исхода невиданных по своему размаху грандиозных сражений на московском стратегическом направлении зависело решение вопроса: получит ли враг столь необходимые ему источники питания войны, такие, как кавказская нефть, продовольственные ресурсы Кубани я другие богатства нашей страны, а также политические и стратегические преимущества, необходимые ему для последующей борьбы за мировое господство.
      Верховное Главнокомандование Красной Армии, руководя ходом борьбы, развернувшейся на фронте в 3000 километров, учитывало последовательное изменение сил врага, истощение его резервов и боевой техники в результате упорной, активной обороны Красной Армии. Противник постепенно терял преимущества, полученные им в результате внезапного нападения на нашу страну. Все больше приобретали силу и значение постоянно действующие закономерные факторы, в конечном счете определяющие последующий ход войны и ее результаты.
      В своих стратегических планах советское Верховное Главнокомандование заранее наметило мероприятия, которые должны были создать перелом в ходе войны, радикально изменить стратегическую обстановку в нашу пользу.
      Заблаговременно начатое формирование и подготовка многочисленных резервных армий подходили к концу, и это дало Верховному Главнокомандованию мощное средство для стратегического контрманевра на решающем - московском стратегическом направлении против главной группировки сил противника. Контрударами этих резервных армий главная группировка немецко-фашистских войск под Москвой была взята в клещи и разгромлена.
      Составной частью московского стратегического Контрманевра является контрудар юго-восточнее Ленинграда и в районе Ростова. Гитлеровцы уже не могли перебрасывать свои войска отсюда под Москву. Эти операции по времени начались несколько раньше, чем контрнаступление под Москвой. Таким образом, замысел противника не осуществился, несмотря на то что ему удалось временно захватить 8 ноября Тихвин, а 21 ноября Ростов. Враг недолго торжествовал победу - через 7 дней войска Южного фронта вновь освободили Ростов. 1-я танковая армия Клейста, понеся тяжелые потери, отошла на запад. 9 декабря был освобожден Тихвин, а враг отброшен за реку Волхов. Эти победы были достигнуты в результате того, что Красная Армия в течение пяти месяцев, ведя активную оборону, сумела значительно истощить германские резервы. Они возможны стали потому, что за эти пять месяцев тяжелой оборонительной борьбы с превосходящими силами врага части Красной Армии не утратили боевого духа, а к моменту наступательных боев наши фронты и армии, руководствуясь указаниями Верховного Главнокомандования, сумели произвести необходимую перегруппировку войск и организованно перешли в контрнаступление.
      Поражения основных группировок противника под Москвой, Ростовом и Тихвином показали всему миру возросшую мощь Красной Армии и положили начало перелому на фронтах войны. Миф о непобедимости немецкой армии был развеян. Фашистское командование временно отказалось от овладения Москвой и территорией Северного Кавказа с его богатыми ресурсами нефти и хлеба.
      Поражение немцев под Москвой, Ростовом и Тихвином имело огромное значение не только для подготовки и проведения последующих операций, но и для всего, дальнейшего хода войны.
      Московская и другие наступательные операции Красной Армии положили начало новому стратегическому этапу Великой Отечественной войны - захвату инициативы Красной Армией. Они позволили ей перейти от оборонительных действий к наступательным.
      В результате всех этих операций противник с крупными потерями постепенно откатывался на запад. К январю 1942 года с большими трудностями ему удалось стабилизировать фронт обороны. В это время рубеж противоборства в полосе Юго-Западного направления проходил по линии Крюков (30 километров северо-восточнее Щигры), Изюм, Райгородок, Дебальцево, Красный Луч, Куйбышево, Матвеев Курган.
      Основная часть территории Донбасса оставалась в руках противника, освобождение ее должна была решить новая наступательная операция.
      Учитывая благоприятное развитие событий на Западном и Северо-Западном направлениях, Ставка Верховного Главнокомандования планировала развернуть наступление с целью разгрома южной группировки противника и выхода советских войск на рубеж Днепра в его нижнем течении.
      Главнокомандующий Юго-Западным направлением Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко представил в Ставку план Барвенково-Лозовской наступательной операции, которая явилась продолжением стратегического плана Верховного Главнокомандования{37}. Ставка утвердила этот план.
      Замысел операции заключался в том, чтобы ударом смежных флангов Юго-Западного и Южного фронтов прорвать вражескую оборону между Балаклеей и Артемовском. В дальнейшем, развивая наступление в общем направлении на Запорожье, нашим войскам надлежало выйти в тыл донбасско-таганрогской группировке противника, отрезать ей пути отхода на запад, затем прижать ее основные силы к побережью Азовского моря и уничтожить их.
      С этой целью фронты Юго-Западного направления были усилены резервными войсками. На 1 января 1942 года они насчитывали 868,4 тысячи человек, 3430 орудий и минометов, 187 танков (в том числе 53 тяжелых и средних). Им противостояла группа армий "Юг", которой с середины января командовал фельдмаршал Ф. Бок. Как стало известно позднее, в группе было 1169 тысяч человек, свыше 9 тысяч орудий и минометов, 240 танков. Враг превосходил советские войска и в живой силе, и в танках, и в артиллерии.
      На участке фронта между Артемовском и Таганрогом превосходство немецко-фашистских войск было еще большим. Здесь 16 стрелковым дивизиям Южного фронта противостояли 26 немецких, что впоследствии позволило противнику перебросить часть этих соединений на опасные направления{38}.
      В наступлении
      В ноябре 1941 года 57-я отдельная армия по приказу Ставки была подчинена главкому Юго-Западным направленном Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко и 18 декабря начала перебрасываться к фронту по двум железным дорогам: Сталинград - Лихая - Старобельск и Сталинград - Поворино - Лиски Валуйки - Старобельск. С 1 января 1942 года ее включили в состав Южного фронта.
      Несмотря на частые бомбежки, железнодорожники работали исключительно четко и слаженно. Все части и соединения армии, составлявшие 153 эшелона, были сосредоточены в указанных местах 28 декабря без потерь. Оружие и седла мы получали или перед отправкой на фронт, или в пунктах выгрузки. Затем каждая дивизия совершила походный марш в район сосредоточения. Стояли крепкие морозы с ветрами и метелями, температура воздуха понижалась до 25-30 градусов. Войска шли в пешем строю по бездорожью, утопая в снегу, выбиваясь из сил. Автотранспорта мы имели очень мало, не хватало походных кухонь, хлебопекарен. Все это весьма осложнило подвоз продовольствия и организацию питания частей. 5 января соединения полностью сосредоточились в указанных им районах. Штаб армии расположился в Старобельске.
      Распоряжением главнокомандующего Юго-Западным направлением 337-я стрелковая дивизия передавалась нашему правому соседу - 6-й армии (командующий генерал-майор А. М. Городнянский). Вместо нее в армию включалась 255-я стрелковая дивизия, занимавшая оборону на участке устье реки Оскол, Яровая. Это было испытанное в боях и походах соединение. Его личный состав геройски сражался с гитлеровцами, в августе прошлого года на ломовском плацдарме за Днепропетровск. Осенью дивизия, ведя ожесточенные сдерживающие бои, организованно отошла за Северский Донец и заняла жесткую оборону по левому берегу реки. Командовал ею генерал-майор Иван Терентьевич Замерцев, хорошо подготовленный, опытный командир. Армия получила части усиления: 6, 12, 130-ю танковые бригады, три артиллерийских полка и три минометных дивизиона. Кавалерийские дивизии из армии были выведены и вошли в 5-й кавалерийский корпус генерал-майора Андрея Антоновича Гречко, который подчинялся непосредственно фронту.
      Перед началом операции в составе Южного фронта оборонялись пять армий: 57, 37, 12, 18 и 56-я. Первым трем предстояло начать наступление, а двум левофланговым прикрывать каменское и ростовское направления. В резерве находились 9-я армия, 1-й, 5-й кавалерийские корпуса. Из состава Юго-Западного фронта наступать предстояло 6-й армии - правому соседу 57-й.
      В первом эшелоне фронта располагались 25 стрелковых дивизий и 6 танковых бригад; в ближайшем резерве находились б стрелковых дивизий, 4 стрелковые бригады, 8 кавалерийских дивизий, 2 танковые бригады. По количеству соединений фронт имел превосходство над противником{39}, фактическое же соотношение сил и средств, как уже отметил, было в пользу врага.
      Однако на участках 57, 37, 12-й армий к началу наступления удалось создать полуторное превосходство: против 15 пехотных дивизий неприятеля оборонялись 19 стрелковых дивизий, 2 стрелковые бригады, 3 кавалерийские дивизии. Такое соотношение сил давало возможность фронту прорвать вражескую оборону, нанести поражение частям первого эшелона неприятеля и выполнить ближайшую задачу. Но для развития успеха и полного разгрома немецких войск в районе Донбасса у Южного фронта сил имелось явно недостаточно.
      6-я армия Юго-Западного фронта должна была наступать в общем направлении на Алексеевку. Ее разграничительная линия - Мостки, Радкевичи, Донецкий, Червона Шахтерка, Переволочная (все для Юго-Западного фронта).
      57-я армия в составе 341, 351, 255, 335, 333 и 349-й стрелковых дивизий, 6, 12, 130-й танковых бригад, 229-го, 476-го тяжелых, 116-го гаубичного, 196-го противотанкового артиллерийских полков и трех минометных дивизионов ударом в полосе Каменка, Студенок в общем направлении на Барвенково должна во взаимодействии с 37-й армией уничтожить части 17-й армии противника. Наступать ей предстояло в двухэшелонном построении, во втором эшелоне - две стрелковые дивизии. Ближайшей задачей определялось выйти на рубеж Малая Камышеваха, Долгенькое, Краснополье 2-е, Карповка. Штаб армии размещался в Макеевке.
      Разграничительная линия слева устанавливалась: Волоконовка, Кременная, Брусовка, Хорошее{40}.
      37-я армия в составе шести стрелковых, одной кавалерийской дивизий, двух танковых бригад, пяти тяжелых артиллерийских полков, двух минометных дивизионов ударом на участке Дарьевка, Иванодарьевка в общем направлении на Дружковку должна была во взаимодействии с 57-й и 12-й армиями нанести поражение группе Шведлера. Ее боевой порядок строился в два эшелона, во втором предполагалось иметь две стрелковые и кавалерийскую дивизии. Ближайшей задачей предусматривалось выйти на рубеж Беленькое (4 километра северо-восточнее Краматорска), Марково, Артемовск. В первый день ей предстояло овладеть Новоалександровкой, Федоровкой, Трипольем. Штаб армии располагался в Лисичанске. Разграничительная линия слева определялась: Петропавловка, река Северский Донец, Крымская, Артемовск, Гришино.
      12-й армии предстояло нанести удар в общем направлении на Дзержинск, содействуя 37-й армии в разгроме группы Шведлера и обеспечивая левый фланг группировки фронта{41}.
      Против 57-й армии оборонялись 257-я и части 298-й немецких пехотных дивизий. 257-я дивизия была полностью укомплектована и вооружена, считалась у врага одной из лучших. Она занимала оборону на широком фронте. Но передний край, имевший большое количество огневых средств, занимали небольшие силы. Подавляющая часть солдат находилась в населенных пунктах, которые были превращены в узлы сопротивления, имевшие между собой постоянные линии связи. Ближайшие резервы предположительно располагались в Лозовой, Барвенково и Славянске. На участке прорыва армия в первом эшелоне имела превосходство: в людях - в 7 раз, в полевых орудиях - в 2,5 раза, в минометах - в 8 раз, в ручных пулеметах - в 2 раза. Но у немцев было гораздо больше, чем у нас, станковых пулеметов.
      Ширина полосы наступления армии составляла 40-50 километров, причем местность была сильнопересеченная, что затрудняло передвижение войск, особенно артиллерии на конной тяге. На глубину до 20 километров стоял густой лес, который позволял нам хорошо маскироваться, но вблизи фронта почти не было населенных пунктов, где могли бы обогреваться войска.
      В полосе наступления оборона противника проходила по правому берегу Северского Донца, который возвышался над левым берегом и почти на всем протяжении был труднодоступен для наших войск. Особенно в тяжелом положении оказалась артиллерия. Она имела отличные огневые позиции, но совершенно не располагала наблюдательными пунктами, с которых просматривалась бы глубина вражеской обороны. Все мосты и переправы через Северский Донец немцы уничтожили. Правда, пехота и обозы могли двигаться по льду, но для артиллерии и танков требовалось строить мосты и усиленные настилы.
      Из трех рокадных железных дорог, имевшихся в полосе наступления армии, две дороги Валуйки - Кондрашевская и Валуйки - Лисичанск находились в удовлетворительном состоянии, третья - Купянск - Красный Лиман ремонтировалась и подвергалась артиллерийским обстрелам.
      В тылу армии было недостаточно грунтовых дорог, к тому же их занесло снегом настолько, что автотранспорт не мог двигаться.
      Немцы в своем ближайшем тылу имели три рокадные железные дороги: Харьков - Лозовая - Славянок, Красноград - Лозовая - Славянск, Павлоград Краеноармейское - Славянск, которые находились вне досягаемости нашего артиллерийского огня, были в хорошем состоянии и полностью обеспечивали подвоз необходимых материальных средств. Вообще район действий врага был покрыт густой сетью грунтовых и железных дорог. Это позволяло ему быстро перебрасывать войска в нужном направлении, сосредоточивать и бесперебойно снабжать их всем необходимым.
      Операция 5-7-й армии должна была проводиться в три этапа: первый предусматривал подготовку, во втором прорывалась оборонительная полоса противника и выполнялась ближайшая задача, в третьем этапе войскам надлежало выйти на рубеж Лозовая, Хорошее. В подготовительном этапе усилия штабов всех степеней, командного и политического состава направлялись на обеспечение войск всем необходимым для операции, сосредоточение запасов в районе развертывания, скрытное занятие войсками исходного положения для атаки.
      К этому времени отлично поработала наша разведка. Мы имели полное представление об инженерном оборудовании переднего края обороны врага, его группировке и системе огневых средств. Частными боевыми действиями нам удалось захватить некоторые пункты на западном берегу Северского Донца, что позволило выдвинуть вперед наблюдательные пункты артчастей. Мы начали заранее готовить мосты и переправы для артиллерии и танков.
      На всю операцию для войск армии предполагалось накопить четыре боекомплекта патронов и снарядов, четыре сутодачи продовольствия, на одиннадцать суток фуража, четыре заправки горючего. Но малое количество железных и грунтовых дорог, большие снегопады и сильные морозы не позволили сделать все. Несмотря на огромные усилия довольствующих органов, было накоплено по 2-2,5 комплекта боеприпасов, а продовольствия, фуража, горюче-смазочных материалов - на 5-7 суток.
      На четвертый день подготовительного этапа мы провели, если можно так сказать, репетицию операции на прорыв оборонительной полосы противника. Сначала это было сделано на картах, а затем на местности. С командирами стрелковых дивизий отрабатывалось взаимодействие с артиллерией, танками, авиацией, а также с соседями. Были отработаны единые тактические приемы и действия подразделений и частей в бою. Командиры получили ясное представление, как действовать войскам в предстоящей операции. С начала войны это делалось у нас на фронте впервые.
      В ходе подготовки наступления мы учли также характер обороны врага. Пространства между его узлами сопротивления охранялись слабыми заставами. Мы запретили войскам вести лобовые атаки этих узлов. Их должны были блокировать небольшие подразделения. Командиры соединений определили, какие войска выделить на каждый узел сопротивления. Основные же силы при прорыве оборонительной полосы врага должны были смело и стремительно направлять свои удары в промежутки узлов сопротивления, как можно быстрее и глубже проникать в оборону противника, захватывать артиллерию, громить штабы, расчленять его части на отдельные группы и уничтожать.
      Вся артиллерия должна была сопровождать пехоту не только огнем с закрытых позиций, но и, находясь з ее боевых порядках, подавлять с открытых позиций огневые средства, которые помешают движению стрелков.
      При отработке плана операции были предусмотрены вероятные направления контратак врага. Для их отражения мы подготовили специальные подразделения.
      Было решено при прорыве оборонительных полос противника иметь боевые порядки стрелковых подразделений цепями.
      После отработки операции с командирами стрелковых дивизий, танковых бригад и начальниками спецслужб мы приняли окончательное решение на группировку, войск, распределение артиллерии и занятие исходного положения для атаки обороны противника, уточнили план операции по дням. Намечалось создать подвижную группу из двух танковых бригад, которая ударом на тылы славянско-краматорской группировки врага помогла бы пехоте срезать славянский выступ и расширить фронт прорыва. Но командующий Южным фронтом генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский приказал танковую группу не создавать, а придать танковые бригады стрелковым дивизиям, действующим на главных направлениях. Кавалерийские же корпуса он осставил в своем подчинении, поручив нам их материальное обеспечение{42}.
      Командиры стрелковых дивизий провели, в свою очередь, занятия с командирами полков, батальонов и их штабами по прорыву обороны противника и наступлению в глубину обороны. На ящиках с песком и макетах были отработаны взаимодействие с артиллерией и танками, действия штурмовых групп в населенных пунктах, в опорных пунктах противника и отражение контратак.
      В течение второго этапа (5-6 дней) войска армии должны были выйти на рубеж Мечебилово - Левчино - Богодарово - Викнино - Черкасское с темпом наступления 10-12 километров в сутки.
      Оперативное построение войск 57-й армии для прорыва обороны противника было одноэшелонным. В первом эшелоне наступали пять стрелковых дивизий и три танковые бригады. 349-я стрелковая дивизия составляла резерв армии.
      Главный удар наносили 341-я стрелковая дивизия с 6-й танковой бригадой, 351-я стрелковая дивизия с 130-й танковой бригадой и 255-я стрелковая дивизия с 12-й танковой бригадой. Участки прорыва дивизий составляли 6-8 километров, что не позволяло ударным соединениям строить глубокие боевые порядки для наращивания удара. В то время такая ширина участков прорыва считалась нормальной. Между тем при прорыве даже поспешно занятой обороны противника наше наступление, не поддержанное из глубины свежими силами, как правило, быстро выдыхалось и затухало.
      После Сталинградской битвы и до конца Великой Отечественной войны дивизии наступали обычно на участке 2-3 километра. Это позволяло строить глубокие боевые порядки для наращивания удара из глубины.
      За ударной группировкой 57-й армии во втором эшелоне находилась подвижная группа фронта: 5-й кавалерийский корпус генерал-майора А. А. Гречко и 1-й кавалерийский корпус генерал-майора Ф. А. Пархоменко. Каждый из них состоял из трех кавалерийских дивизий.
      Намечалось во взаимодействии с 37-й армией и подвижной группой фронта разгромить славянско-краматорскую группировку противника в конце второго этапа. Причем с выходом пехоты на рубеж первого дня подвижной группе фронта надлежало войти в прорыв из района Рубцово, Кышки, Коровий Яр и двигаться на Малую Камышеваху, Барвенково с целью развития успеха.
      Связь с 6-й армией - соседом справа и 37-й армией - соседом слева должна была осуществляться путем обмена боевыми приказами и оперативными сводками. Но в ходе операции боевые приказы и оперативные сводки поступали с большим опозданием, и я своевременно не знал, что же делают мои соседи.
      В период подготовки войск к наступлению Военный совет и политотдел армии много делали для того, чтобы укрепить партийные организации и повысить идейно-политический уровень коммунистов. В ряды партии принимались лучшие из лучших. Наряду с этим шла большая работа по подготовке партийных руководителей, особенно парторгов рот и батарей. На семинарах изучался опыт практической работы в боевых условиях, обращалось особое внимание на борьбу с танками противника.
      Член Военного совета армии дивизионный комиссар Федор Николаевич Воронин и начальник политотдела армии бригадный комиссар Арон Давидович Капник поддерживали постоянную связь с политработниками, находящимися в войсках. Выезжая в соединения и части, они направляли политическую работу на выполнение конкретных задач. Главное в их деятельности состояло в том, чтобы добиться от политработников соединений, частей и подразделений ясного понимания задач политического воспитания в различных условиях боевой обстановки, а также умения найти наиболее целесообразную форму политической работы, которая обеспечивала бы выполнение поставленных задач, В войсках армии надо было создать наступательный порыв и непреклонную решимость разгромить врага. Командиры и политработники проводили с бойцами и сержантами беседы о военной присяге, воинском долге, разъясняли цели освободительной войны против немецко-фашистских оккупантов, обучали, как надо действовать при прорыве оборонительной полосы противника.
      Политработники и партийные организации стремились воспитать у каждого коммуниста и комсомольца чувство личной ответственности "а успех наступления, уметь вести за собой бойцов, подавать в бою пример храбрости.
      Командиры и политработники постоянно прививали личному составу высокую бдительность, проводили беседы о необходимости маскировки, безупречного несения службы охранения и наблюдения.
      Наряду с этими качествами мы воспитывали у бойцов неукротимую ненависть к гитлеровским захватчикам. Накануне наступления вышла армейская газета. Она привлекла всеобщее внимание помещенным в ней "Наказом бойцу", написанным в стихотворной форме. Автор "наказа" донской казак Василий Хоперский по-станичному доходчиво призывал однополчан метить врагам:
      За ухо - два уха,
      За око - два глаза,
      За зубы - всю челюсть,
      За ноздри - весь нос,
      А голову гада - в овраг под откос!
      Гитлеровцы на оккупированных территориях уничтожали тогда миллионы беззащитных стариков, женщин, детей, поэтому такие строки находили живейший отклик в сознании воинов, идущих на бой с немецко-фашистскими варварами.
      Перед наступлением во всех подразделениях были оглашены обращения Военного совета Юго-Западного направления и Военного совета Южного фронта, врезывавшие личный состав армии к образцовому выполнению воинского долга перед Родиной, к смелым и решительным действиям в наступлении.
      Накануне наступления на командный пункт армии прибыл командующий Южным фронтом генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский. Мы встретились как давнишние знакомые. Родион Яковлевич, стройный, в бекеше цвета хаки, затянутой широким ремнем, с маузером в деревянной кобуре и планшетом, раскрасневшийся на морозе, был жизнерадостен и вместе с тем деловит.
      Наше первое знакомство с Малиновским состоялось в городе Новомосковск в конце августа 1941 года, где он командовал 6-й армией. Я уже рассказывал о том, как в те тяжелые дни армия наносила удары по танковым полчищам генерала Клейста, пытавшимся прорваться в Донбасс с днепропетровского плацдарма. Благодаря умелому руководству командующего 6-й армией, отваге и мужеству ее воинов противник лишь ценой огромных потерь смог продвинуться вперед. С тек пор прошло пять месяцев. В боях окреп полководческий талант Родиона Яковлевича Малиновского, И вот он уже с декабря 1941 года командует фронтом. Выслушав мой рапорт, Родион Яковлевич весело сказал:
      - Ну, докладывайте, как вы подготовились.
      Я доложил только что поступившие новые сведения о противнике, полученные от захваченных этой ночью пленных, а потом попросил его утвердить мое решение начать наступление без артиллерийской подготовки.
      - Что вас заставляет идти на такой риск? - спросил Малиновский после минутного раздумья. - Не кажется ли вам, что возможны не только большие жертвы, но и провал всей операции?
      - Во-первых, в течение десяти дней на всех наблюдательных пунктах дивизий и армейской артиллерии велось тщательное наблюдение за противником, - возразил я. - Изучены его порядки в охранении. Мы полностью знаем распорядок дня фашистов, когда они греются, отдыхают, едят. Знаем наилучшие подступы к его опорным пунктам и узлам сопротивления. Замечу, что пространства между узлами сопротивления охраняются малочисленными заставами, а бдительность этих застав из-за мороза исключительно низкая. Противник ничего не подозревает о подготовке нашего наступления.
      Во-вторых, немцы привыкли, что всякое наступление мы начинаем с артиллерийской подготовки. Поэтому атака без артиллерийской подготовки не насторожит фашистов и позволит захватить их врасплох.
      В-третьих, мы подвезли недостаточно боеприпасов, а отсутствие артподготовки позволит сэкономить их и использовать в ходе самой операции.
      В-четвертых, на участке главного удара мы имеем всего лишь по 16 орудий и минометов на километр фронта. Огневой эффект их будет мал, но расход боеприпасов велик. Поэтому я пришел к выводу, что лучше начать атаку без артподготовки.
      Командующий фронтом посмотрел на меня с некоторым сомнением. Задумался. Затем склонился над картой и, что-то прикинув, спросил:
      - А как командиры дивизий смотрят на это, каково их мнение?
      - Все командиры соединений согласны со мной. Они также считают, что атаку лучше начать без артиллерийской подготовки, но вот начальник артиллерии армии генерал-майор Маляров возражает.
      - А это интересно, - поднял свои густые брови командующий фронтом, его надо послушать!
      Я пригласил генерал-майора артиллерии Ф. Г. Малярова, он представился Родиону Яковлевичу.
      - Изложите ваши соображения, товарищ генерал, - обратился к нему командующий фронтом.
      - Со всеми доводами командующего армией генерал-лейтенанта Рябышева я согласен, они убедительны, - начал Маляров. - Но полагаю, что начинать прорыв оборонительной полосы противника без артиллерийской подготовки нельзя, это противоречит требованиям устава и грозит срывом всей операции.
      Внимательно выслушав начальника артиллерии армии, Родион Яковлевич улыбнулся и заметил:
      - Конечно, доводы генерал-лейтенанта Рябышева заманчивы, сильны, но рискованны. История войн дает нам много образцов сражений и операций, когда полководцы старались меньше рисковать. К примеру, Наполеон почти перед каждым сражением две трети подготовительных мероприятий отводил материальному обеспечению и одну треть оставлял на долю риска. Так что без риска на войне не обойдешься. Доводы товарища Малярова убедительны, ибо основываются на уставе. Это правильно. Но еще Петр Первый, написавший "Устав воинский", сказал "Не держися Устава, аки слепой стены" и требовал применять его сообразно складывающейся обстановке.
      Помолчав, Малиновский подвел итог.
      - Да, риск большой. Но и соблазн захватить противника врасплох тоже велик... Хорошо! Утверждаю ваше решение. Начинайте операцию без артподготовки. Но это не значит, что артиллерия будет бездействовать. В любую минуту она должна открыть огонь по тем участкам, где враг обнаружит наше наступление. А там, где внезапность позволит нам занять первую линию обороны противника, артиллерия по требованию командиров стрелковых полков и дивизий должна немедленно ударить по второй линии обороны и опорным пунктам, лежащим в глубине боевого порядка немцев. За своевременность открытия артиллерийского огня ответственность несете в первую очередь вы, генерал Маляров.
      - Ясно, - ответил я. - Мы с генералом Маляровым так и разработали момент открытия огня артиллерией. Все как будто предусмотрели.
      Докладывая командующему свои соображения, я очень волновался, хотя внешне ничем не выдавал своего волнения. Боялся, что Родион Яковлевич не согласится пойти на риск и заставит проводить артиллерийскую подготовку, но когда он сказал, что согласен, я с трудом сдержал радость. Однако по второму вопросу меня ожидало разочарование. Малиновский отменил мое решение о создании подвижной танковой группы, которую мы хотели использовать для удара с тыла по славянско-краматорской группировке гитлеровцев с целью прорвать их оборону. Внезапный удар такой группы в первые два-три дня нашего наступления, пока противник еще не подтянул к Славянску свои резервы, позволял овладеть Славянском и помочь левому соседу - 37-й армии овладеть Краматорском. Так мне представлялась обстановка в период разработки плана операции. К сожалению, по указанию командующего фронтом танковые бригады были подчинены стрелковым дивизиям, действовавшим на главном направлении.
      ...К двум часам ночи мы разошлись на отдых. Не раздеваясь, я прилег на топчан. Напрасно питался заставить себя уснуть. Предстоящая операция волновала, беспокоил вопрос: окажется лги внезапной атака при начале прорыва оборонительной полосы противника? А если нет? Сумеет ли тогда наша артиллерия подавить огонь врага? Ведь артиллерийская плотность на километр фронта очень мала. Поддержат ли своевременно пехоту танки? Успеют ли саперы вовремя навести для них переправу через Северский Донец?
      Приближалось утро 18 января 1942 года. Все командиры заняли свои места. Выйдя на свежий воздух, я попытался представить себе, как пойдут в атаку наши бойцы, как понесутся, поднимая за собой снежную пыль, танки. Наконец сигнал атаки. Войска двинулись. Немного спустя стали поступать первые донесения. Они были радостные. Атака оказалась внезапной! Врага застали врасплох!
      Наши правофланговые 341-я и 851-я стрелковые дивизии решительно атаковали противника и, не встретив с его стороны особого сопротивления, быстро овладели первой и второй линиями обороны, продолжали продвигаться. 341-я дивизия к десяти часам передовыми частями вышла к хуторам Донецкий и Топольской, но с ходу овладеть этими населенными пунктами не смогла. 351-я дивизия к этому времени передовыми частями вела бой за селения Перекоп и Сухая Каменка, 255-я дивизия - за село Красный Яр. 335-я и 333-я дивизии тоже прорвали вражескую оборону и дрались за населенные пункты Богородичное, Сидорово, Маяки.
      Во второй половине дня противник усилил сопротивление во всей полосе армии. Однако, несмотря на предпринятые контратаки, он был выбит из селений Донецкий, Топольской, Перекоп, Сухая Каменка. К исходу дня войска блокировали вражеские гарнизоны в населенных пунктах Бурханово, Каменка и дрались кроме названных ранее за села Сисинки и Викнино.
      Село Красный Яр, за которое шел особенно упорный, ожесточенный бой с многократными вражескими контратаками, небольшое. И внешне ничем не отличалось от других сел, но с военной точки зрения оно занимало очень выгодное положение. Удерживая его, враг имел возможность на значительном расстоянии контролировать окружающую местность, препятствовать нашим войскам форсировать Северский Донец и вести наступление в широких масштабах. Поэтому он превратил Красный Яр в довольно мощный узел сопротивления. В лесу, который окружал это село с трех сторон, были созданы минированные завалы, между деревьями натянута колючая проволока, все открытые подступы к этому населенному пункту густо заминированы. Таким образом, противник создал эффективную круговую оборону, насыщенную большим количеством огневых средств. В селе располагалось до батальона пехоты.
      К 18 часам неприятель, оборонявшийся в Тихоцком и Сисинках, был разгромлен, населенные пункты заняли части 255-й стрелковой дивизии. Ее 980-й полк продолжал драться за село Красный Яр.
      В 18 часов 30 минут я вызвал к телефону назначенного перед боями командира 335-й стрелковой дивизии подполковника П. М. Волосатых, который доложил обстановку в полосе наступления дивизии. Она была очень сложной. Глубокий снежный покров, отсутствие дорог и сильный мороз создали большие трудности для войск, особенно для артиллерии и обозов. Но люди преодолевают все. Утопая в снегу, выбиваясь из сия, стрелки и автоматчики помогают артиллеристам вытаскивать из занесенных сугробами оврагов застрявшие в них пушки и передки. Не оставляют без помощи и обозников.
      - Сейчас, - докладывал подполковник, - 1123-й полк ведет бой за населенный пункт Голая Долина, 1121-й полк блокировал село Богородичное. 1125-й полк одним батальоном окружил вражеский гарнизон в селении Сидорове, а двумя другими занимает высоту 225,4, что в одном километре северо-восточнее Хрестищево. Все эти населенные пункты противником превращены в мощные узлы сопротивления, обнесены колючей проволокой в несколько рядов, подходы к ним заминированы. Все наши попытки овладеть ими успеха не принесли. Люди выбиваются из сил, на исходе боеприпасы, обозы и кухни отстали. К ночи мороз крепчает, усиливается холодный ветер, валит снег. В полосе же наступления нет ни одного населенного пункта, где можно было бы обогревать личный состав, - закончил свой доклад командир дивизии.
      Что я мог сказать подполковнику Волосатых? Только потребовал как можно скорее овладеть узлами сопротивления врага, закрепиться в них и там обогреть и накормить воинов, чередуя отделения во взводах.
      333-я стрелковая дивизия полковника Ф. Н. Воронина уже в густых вечерних сумерках одним батальоном 1118-го полка вышла на подступы к селу Карповка, другим батальоном этого же полка - к северо-западной окраине села Райгородок. Все три танковые бригады в первый день участия в боевых действиях не принимали. В ночь на 19 января они только начали переправляться через Северский Донец, после чего поступили в оперативное подчинение стрелковым дивизиям. 349-я дивизия полковника Ф. В. Брайляна составляла армейский резерв.
      Ночью вместе с членом Военного совета дивизионным комиссаром Ф. Н. Ворониным и начальником штаба генерал-майором А. Ф. Анисовым подвели некоторые итоги.
      Первый день наступления принес ощутимый успех. Войска армии прорвали оборону противника во всей своей полосе и нанесли ему крупные потери. Продвинувшись на пять-шесть километров, они вышли на рубеж Малая Камышеваха, Викнино, Голая Долина, Карповка. Захватили 12 орудий разных калибров и 11 пулеметов. Таким образом, были созданы условия для ввода в прорыв подвижной группы фронта. Воины соединений проявили упорство в преодолении трудностей и массовый героизм. С большим напряжением работали все службы.
      Утром 19 января вышел очередной номер армейской газеты. В ней было несколько статей, отражающих настроение бойцов накануне боя и их. ратные подвиги в истекший день. В одной из них С. Скляренко писал: "Передо мной лежат два письма. Они кратки, как выстрел. Направлены в одну цель. Автор первого письма красноармеец Марченко. В письме он выразил свое желание так: "Хочу идти в бой комсомольцем. Высокое это звание оправдаю. Буду бить фашистов, пока хватит сил. Присягу выполню до конца".
      Автор другого письма красноармеец Замураев пишет: "В бой готов вступить в любую минуту. Готов драться с врагом до последнего дыхания. Прошу принять меня в ряды Коммунистической партии, хочу в бой пойти коммунистом".
      В другой статье П. Григорьев рассказал: "В разгар сражения за населенный пункт Тихоцкий из строя выбыл командир взвода. Фашисты, укрепившись в хатах, вели сильный огонь. Наступление могло сорваться. В это время раздалась громкая команда:
      - За мной! Я командир взвода!
      Сержант Зубарев собрал бойцов и повел их в атаку. Смелость и инициатива сержанта воодушевила товарищей. Они выбили фашистов из хат. Взвод под командованием Зубарева истребил до четырех десятков гитлеровцев"{43}.
      Не оправдались расчеты гитлеровских вояк до весны отсидеться под крышами украинских хат, чтобы потом, с наступлением теплого времени, вновь приняться за свои разбойные дела. Воины 57-й выгнали их на мороз. Вот что писал в журнале боевых действий историк 257-й Берлинской пехотной дивизии Альберт Бенари о первом дне нашего наступления: "18 января в 5 часов 30 минут по обороне нашей 257-й и находившейся севернее 298-й пехотных дивизий был нанесен мощный удар превосходящими силами. Наступление русских началось почти без артиллерийской подготовки. Термометр показывал 35 градусов ниже нуля. Из-за мороза наше автоматическое оружие по большей части не действовало. В таких условиях не было удивительным, что превосходящие по численности войска противника преодолели нашу оборону. Запланированная на 24 января контратака сорвалась, так как опорные пункты 477-го пехотного полка в большей или меньшей степени оказались окруженными, прекратился к ним подвоз боеприпасов (попытка организовать снабжение по воздуху ни к чему не привела). Все это вынудило после пятидневных, сопряженных с большими жертвами, боев отвести гарнизон Сидорово в Маяки, а гарнизоны Бановского, Богородичного, Голой Долины и Адамовки в Хрестищево. Отход осуществлялся трудными ночными маршами, при адском морозе, по глубокому снегу, при неотступном вражеском преследовании. Оборонявшимся с 18 января в Долгенькое подразделениям 457-го полка пришлось в ночь на 24 января отступить на юг через Ивановку и Черкасское".
      Соединения правого соседа - 6-й армии 18 января перешли в наступление и в течение дня местами продвинулись до трех километров. Войска левого соседа - 37-й армии наступали в общем направлении на Дружковку. 12-я армия вела боевые действия усиленными батальонами, продвинуться не смогла. Противник упорно сопротивлялся перед фронтом всех объединений.
      19 января соединения 57-й продолжали наступать. 341-я стрелковая дивизия полковника А. И. Щагина с 6-й танковой бригадой полковника А. И. Горшкова к 13 часам овладела селом Малая Камышеваха. Ее 1141-й полк наступал на село Андреевна. При подходе передовых подразделений к этому населенному пункту противник открыл пулеметно-минометный огонь. Воины. пытались с ходу выбить фашистов, но безуспешно. Командиру батареи лейтенанту Попову было приказано выдвинуть орудия вперед и подавить огонь вражеских минометов. Путь к новым, намеченным командиром батареи огневым позициям пролегал по сильнопересеченной местности, бездорожью и глубокому снегу. Батарея имела конную тягу. Уставшие лошади еле тащили орудия и, вконец обессилев, остановились у подножия высоты 200,0. Командир батареи, обращаясь к орудийным расчетам, сказал:
      - Товарищи, пехота ждет нашего огня. Давайте на руках выкатим орудия на эту высоту.
      Бойцы втащили орудия и снаряды на высоту. Батарея вовремя открыла огонь по минометам гитлеровцев и уничтожила их. Подошедшие танки 6-й танковой бригады умножили силы, еще более воодушевили бойцов. Они при поддержке боевых машин решительно атаковали врага. Действуя штыком и прикладом, стрелки выбили фашистов из Андреевки.
      Одновременно 1143-й полк вел упорный бой за населенный пункт Петрополье и вечером овладел им. Уже в сумерки поступило донесение о том, что 1159-м полком был освобожден населенный пункт Копанки. Передовые подразделения полка вели бой за селение Барабашовка.
      351-я стрелковая дивизия полковника Н. У. Гурского со 130-й танковой бригадой подполковника С, К. Нестерова вела бой за населенный пункт Викнино, а ее 1157-й полк - за населенный пункт Бражовка, К исходу дня эти селения были освобождены.
      255-я стрелковая дивизия полковника И. Т. Замерцева с 12-й танковой бригадой полковника В. М. Баданова атаковала противника рано утром. Ожесточенный бой длился несколько часов. Огонь наших орудий и минометов нанес противнику существенный урон, но он продолжал упорно сопротивляться. Продвижение пехоты замедлилось. Она на своем пути встретила лесные завалы и заминированные поля. На помощь стрелкам бросились саперы Бабков, Кузнецов и другие, которые быстро проделали проходы, разминировали завалы под сильным минометным огнем. Бабкова при этом ранило, однако идти в медпункт он отказался и выполнил до конца весь объем работы. На исходе дня батальоны 980-го полка при поддержке саперов заняли село Красный Яр. Основные силы дивизии продолжали вести бой за село Долгенькое, блокировав в нем большой вражеский гарнизон.
      Подполковник П. М. Волосатых доложил о том, что 335-я стрелковая дивизия овладела селами Сидорове, Адамовка, Краснополье-2 и продолжала драться за хутор Голая Долина и село Богородичное. Он рассказал такой эпизод. В бою за Краснополье-2 бойцы подразделения старшего лейтенанта Мельника из 1123-го полка этой дивизии, преодолев занесенные снегом овраги, по-пластунски подползли к позициям фашистов, которые были оборудованы по окраине села. Яростный обстрел не остановил воинов. "Вперед, товарищи! Только вперед, не задерживаться!" - подбадривал бойцов Мельник. Один из красноармейцев на правом фланге роты очень близко подполз к пулеметному окопу. Он уже приготовился бросить туда гранату, чтобы затем дрыгнуть на пулеметчиков, если кто-нибудь из них остался бы жив, но в этот момент сам был ранен. Гитлеровцы решили взять в плен раненого бойца. Четыре автоматчика выскочили из окопа, подхватили его за руки, за ноги и потащили к окопу. У командира роты Мельника, видевшего эту сцену, мгновенно созрело решение поднять роту и ворваться во вражескую траншею.
      - За мной! - вскочив, скомандовал он и первым ринулся к траншее, на ходу стреляя из автомата. Стрелки дружно устремились за ним. В траншее завязалась короткая рукопашная схватка. Не выдержав натиска, уцелевшие немецкие солдаты бежали. Раненого бойца, захваченного гитлеровцами, удалось освободить и вынести с поля боя. Рота выполнила поставленную задачу.
      Я сделал замечание Павлу Михайловичу за то, что в бою за Адамовку некоторые артиллеристы после выполнения поручений своих командиров в стрелковых подразделениях остались в них до конца боя и приняли участие в атаках. Должен признаться, что вначале я рассматривал такие факты как положительные явления. Однако потом пришел к выводу, что без необходимости этого позволять не следует. Каждый воин должен заниматься в бою делом, которому обучен, которое хорошо знает, за которое отвечает прежде всего.
      Ночью начштаба доложил, что за второй день боя 341, 351, 255-я стрелковые дивизии захватили 17 орудий, 4 миномета, 25 пулеметов, до 300 повозок с военными грузами и выполнили задачи. 333-я продолжала еще вести бой за селения Маяки, Карповка, Райгородок.
      20 января я побывал в двух соединениях. 341-я дивизия с 6-й танковой бригадой овладели селами Карнауховка и Новокамышеваха. 351-я дивизия с 130-й танковой бригадой к исходу дня заняли Дмитриевку, Вернополье, Базалеевку. С НП командира 351-й я наблюдал бой за Вернополье, который складывался очень тяжело. Гитлеровцы оборонялись упорно, обрушили на наступающие подразделения сильный пулеметный и минометный огонь. На занесенном снегом поле неподвижно лежали тяжело раненные и убитые бойцы. В разгаре боя около них появилась маленькая, хрупкая фигурка. В бинокль я наблюдал, как ловко она оказывала бойцам первую помощь и под шквальным огнем выносила раненых вместе с их оружием. Я связался с генералом А. Ф. Анисовым и приказал 351-й помочь артиллерией. Узнал я и фамилию отважной "сестрички". Это была старший военфельдшер Числова. Она была представлена к государственной награде.
      Чтобы высвободить подразделения, ведущие бои с блокированными гарнизонами врага, я потребовал от командиров 333, 335, 349-й стрелковых дивизий ускорить ликвидацию окруженных узлов сопротивления в Маяках, Райгородке, Хрестищеве и выйти на линию железной дороги Славянок Барвенково. Около 13 часов вызвал к телефону командира 255-й дивизии генерала Замерцева и попросил доложить обстановку. Он сообщил, что находится на наблюдательном пункте командира 972-го полка, батальонам которого предстоит овладеть селом Сулимовка. Они атакуют село с северо-востока и юго-востока. Противник оказывает упорное сопротивление. 968-й полк ведет бой за селение Степановка, а одним батальоном блокирует село Долгенькое. 980-й полк овладел селениями Моросевка и Мазановка.
      Я поблагодарил Ивана Терентьевича за обстоятельный доклад, посоветовал усилить 972-й стрелковый полк танками оперативно подчиненной ему 12-й танковой бригады и потребовать от командира этого полка быстрее овладеть селением.
      К исходу дня Сулимовку удалось взять. Военный совет армии объявил благодарность воинам полка. Член Военного совета дивизионный комиссар Ф. Н. Воронин побывал в его подразделениях, лично передал эту благодарность бойцам и командирам за их славные боевые дела.
      335-я и 333-я стрелковые дивизии вели бои за Краснополье-1, Голую Долину, Маяки, Карповку, Райгородок. 349-я дивизия находилась в резерве армии, а один ее полк по моему распоряжению сменил у Богородичного стрелковый полк 335-й дивизии и дрался за это село.
      В течение третьего дня операции войска захватили 26 полевых орудий, 24 миномета, 3 зенитных орудия, 25 пулеметов, 83 автомата, 3 склада с военным имуществом.
      21 января, в день восемнадцатой годовщины смерти Владимира Ильича Ленина, личный состав позавтракал еще до рассвета, а затем политработники почти во всех подразделениях армии провели беседы о великом вожде. В них напоминалось о целях и задачах нашей освободительной Отечественной войны и задачах каждого бойца в отдельности. Подчеркивалось, что, участвуя в сражениях, воин защищает себя, свою семью, свой народ, свое государство и дело Ленина, создавшего наше социалистическое Отечество, от порабощения и уничтожения.
      Я помню содержание выступлений политработников перед бойцами в годы гражданской войны. Тогда наша армия в массе своей состояла из крестьян, многие из которых были неграмотны, в политических вопросах разбирались слабо. Они шли за Лениным, за партией, за Советами, которые декларировали им землю, свободу, уничтожение эксплуатации человека человеком. Политработнику надо было суметь подойти к самым отсталым неразвитым красноармейцам и понятным для них языком, с точки зрения трудящегося человека, объяснить положение в стране и на фронтах, помочь им в трудную минуту преодолеть колебания.
      Теперь бойцы и командиры, служившие в 57-й армии, а многие из них прошли через гражданскую войну, стали на голову выше по сознанию, другими по образованию и своему положению в обществе. Им всяческие блага не декларировались. Они уже свыше двадцати лет владели землей и средствами производства, являлись гражданами свободного социалистического государства, пользовались всеми правами, предоставленными им Конституцией страны. Они приняли военную присягу на верность служения Отчизне. Но трудности личного характера возникали у многих, так как дома остались жены с малолетними детьми и старики-родители. Некоторые свой гражданский долг предпочитали выполнять постольку поскольку, избегать риска быть раненными, изувеченными, убитыми. Но ведь бел этого на войне не обойтись и победы не одержать. Политработники разъясняли необходимость проявлять разумную активность, инициативу в бою, не ждать подсказки командира в решении задачи, если сам понял, как ото сделать быстрее и лучше. Чрезмерно осторожным напоминали о присяге.
      Сытно накормить бойца перед боем и после боя - одна из важнейших задач командира и политработника. И политработники немало времени уделяли контролю за этим делом. С ликвидацией в стране неграмотности у людей возникла тяга к печатному слову, стремление знать о событиях, происходящих на фронтах, в тылу, за рубежом. Таким источником информации в полевых условиях были газеты, и политработники обеспечивали ими войска, нередко прилагая большие усилия в получении и доставке их в каждое подразделение. Политрукам рот, эскадронов, батарей, комиссарам батальонов и дивизионов нередко приходилось писать письма в советские и партийные органы по месту жительства обратившихся к ним воинов об оказании помощи нуждающимся семьям. В бою политработники агитировали бойцов своим личным примером, и потери в политсоставе были очень большие. Те из политработников, которые были сильны только в призывах, теряли авторитет у личного состава. Но такие встречались крайне редко и не задерживались, как правило, в полках.
      Ф. Н. Воронин проинформировал меня о том, что в это холодное вьюжное утро многие воины просили о приеме в партию и секретари партийных организаций приняли их заявления для рассмотрения на ближайшем собрании.
      С рассветом мы вновь склонились над картой. Правофланговые соединения 57-й разгромили подошедшие свежие части 68-й пехотной дивизии. К исходу дня 341-я дивизия с 6-й танковой бригадой овладела селениями Великая Камышеваха, Беликов Колодец, Ставкова Балка, Красная Поляна, Молочный. Стрелки и танкисты разгромили 526-й немецкий пехотный полк. Весь личный состав штабов его батальонов был уничтожен, документы и знамена захвачены. Продолжали наступать 351-я дивизия с 130-й танковой бригадой. Они овладели хуторами Водяной, Загон, Ильичевка, 255-я дивизия с 12-й танковой бригадой заняли селения Бобров и Дубовка.
      На пути к Барвенково лежали крупные села Новодмитриевка и Краснозеровка. Враг превратил их в сильные узлы сопротивления и подтянул к ним свежие силы. Возникла большая необходимость в уточнении данных о противнике и его огневой системе. Я потребовал активизировать действия войсковых разведчиков, и они такие сведения быстро добыли. Особенно дерзко действовал в сложной обстановке разведывательный отряд под командованием лейтенанта Молодых. Он сумел скрытно преодолеть передний край и собрать нужные сведения. При возвращении к своим отряд был обнаружен гитлеровцами, но прорвался через передний край с боем.
      В этот день в полосе армии была введена в действие подвижная группа фронта. К 20 часам 5-й кавалерийский корпус генерал-майора А. А. Гречко сосредоточился в районе Петровское, Копани, Малая Камышеваха. 1-й кавалерийский корпус под командованием генерал-майора Ф. А. Пархоменко сосредоточился в районе Бражевки, Сулимовки, Моросевки.
      К исходу четвертого дня операции обстановка стала вырисовываться более четко. Левофланговые дивизии 6-й армии и правофланговые соединения 57-й продвинулись на запад на 25 километров, преодолевая сопротивление врага, и создали благоприятные условия для выхода подвижной группы фронта на оперативный простор в тылу противника. Левофланговые дивизии вверенной мне армии встретили ожесточенное сопротивление обороняющегося неприятеля и его яростные контратаки и существенно продвинуться вперед не смогли. Все это подтверждало мое самое худшее опасение, которое старался отогнать, - враг будет любой ценой удерживать Славянский узел.
      22 января 341-я стрелковая дивизия с 6-й танковой бригадой, преследуя разбитые части 68-й пехотной дивизии, овладели селами Новониколаевка, Новосеменовка, Большая Андреевка. 351-я дивизия со 130-й танковой бригадой гнали части 257-й пехотной дивизии и овладели селом Архангеловка, железнодорожными станциями Языково и Гавриловка, перерезали железную дорогу Барвенково - Лозовая. Лыжный батальон дивизии ворвался в Елканскую, что в 4 километрах западнее Барвенково, а один полк уже вел бой на северо-западной окраине Барвенково. 255-я дивизия с 12-й танковой бригадой вечером после упорного боя освободили Новодмитриевку, Новоселовку и вышли к Ивановке, обойдя Барвенково левым флангом. 335-я дивизия продолжала ликвидировать окруженную группу противника в районе Хрестищево.
      Продолжали наступать соединения 6-й армии. На краматорском направлении войска 37-й армии вклинились в оборону противника, но продвигались дальше медленно. Они слабо использовали наш глубокий прорыв, а ведь войска соседних объединений могли наносить удары по флангам врага из нашей полосы.
      23 января соединения 57-й по приказу командующего фронтом резко повернули на юго-запад. 351-я дивизия полковника Н. У. Гурского и 130-я танковая бригада полковника Е. Г. Пушкина во взаимодействии с частями 5-го кавалерийского корпуса вели бой за Барвенково.
      В те памятные дни командиры небольших подразделений, проявляя недюжинную сметку и тактическую инициативу, заметно влияли на общий ход боев. Так, рота младшего лейтенанта Степанова из 351-й дивизии еще ночью выдвинулась к юго-западной окраине Барвенково. Чуть забрезжил рассвет артиллерия открыла огонь, рота поднялась в атаку и быстро ворвалась на окраину. Гитлеровцы, засевшие на чердаках домов, окопавшиеся на улицах, открыли сильный огонь по атакующим. Прикрыв одним взводом направление на Гусаровку, чтобы не дать противнику возможности подтянуть оттуда резервы, командир роты с остальными взводами продвигался по улице. Бойцы гранатами выбивали гитлеровцев из домов и окопов. Подписывая впоследствии наградные листы, я прочитал о том, как мужественно действовал командир второго взвода Жилю Макар. Он шел впереди с самозарядной винтовкой, увлекая за собой воинов. В рукопашной схватке взводный уничтожил пять гитлеровцев. Энергично, напористо бил врага командир отделения сержант Ефим Павлович Кузнецов. В короткой схватке он уложил трех дюжих эсэсовцев. Точный огонь по врагу вел пулеметчик Бондарев. В конце дня он погиб смертью героя, истребив до взвода вражеских солдат. В этом бою рота младшего лейтенанта Степанова уничтожила до 100 немецких захватчиков и выполнила боевую задачу.
      Учитывая слабые результаты дивизий левого фланга, я решил сократить ширину полос наступления для них и ввел в бой армейский резерв - 349-ю стрелковую дивизию полковника Ф. В. Брайляна. Читатель уже знает, что один ее полк уже несколько дней вел бой за село Богородичное, сменив части 335-й дивизии. Штаб это решение оформил соответствующим документом, размножил его и своевременно довел до исполнителей. Свежее соединение двумя полками овладело насоленными пунктами Высокий и Голая Долина. 335-я дивизия одним полком снова заняла оставленную прошлым днем Адамовку, двумя другими блокировала крупный вражеский гарнизон в Хрестищево.
      Сосед справа - 6-я армия продолжала наступать дивизиями центра и левого фланга, а две правофланговые пытались ликвидировать балаклеевский выступ. Сосед слева - 37-я армия в этот день продвинуться не смогла, так как противник продолжал сильно контратаковать пехотными подразделениями при поддержке танков. Разведчикам удалось установить, что он подтягивал свежие пехотные части с танками из района Славянска в направлении Рай-Александровки.
      Тем временем части 351-й стрелковой дивизии полковника Н. У. Рурского, 130-й танковой бригады полковника Е. Г. Пушкина вместе с войсками 5-го кавалерийского корпуса генерал-майора А. А. Гречко дрались в Барвенково и к вечеру 23 января взяли город.
      Стрелковые полки освободили селения Веселое, Ивановка, Краснозеровка. Части армии и кавалеристы в этот день захватили большие трофеи: 10 танков, 28 полевых и 6 зенитных орудий, 11 минометов, 1200 грузовых, автомашин и 20 автобуса", большое количество снарядов, авиабомб, винтовочных патронов, 200 вагонов с военными грузами, большие продовольственные склады. В районе Барвенково неприятель оставил до 400 трупов солдат и офицеров.
      В Барвенково и во всех освобожденных селах у воинов было много волнующих встреч с местными жителями, которые благодарили Красную Армию за освобождение от ярма оккупантов. Со слезами рассказывали они о насилиях и зверствах, совершенных немецко-фашистской солдатней, о реквизициях военными и оккупационными властями зерна, скота, птицы в таких масштабах, что население обрекалось на вымирание от голода. Эти рассказы наполняли сердца бойцов лютой ненавистью к гитлеровским разбойникам.
      Наступил седьмой день операции. Войска армии с боями продолжали продвигаться вперед. 341-я дивизия с 6-й танковой бригадой выбили врага из селений Мечебилово, Новомечебилово, Рыжево и Червонная Нива. В бою за Червонную Ниву огонь вражеского миномета затруднял продвижение стрелковых подразделений, они несли потери. Снайпер Обухов решил уничтожить минометчиков, чтобы облегчить товарищам выполнение задачи. Он то своей инициативе рывком выдвинулся вперед, затем стал сокращать расстояние по-пластунски, зарываясь в снегу. Когда в лощине увидел немецких солдат у миномета, не торопясь сделал несколько выстрелов из винтовки. Сраженные гитлеровцы остались лежать у замолчавшего миномета. Поднявшийся в атаку батальон овладел селением. Я с удовольствием подписал наградной лист на Обухова.
      351-я дивизия со 130-й танковой бригадой в этот день, освободили семь населенных пунктов. 255-я дивизия овладела четырьмя селами, в том числе Гусаровкой. Бой за этот населенный пункт батальоны вели без поддержки танков, противник упорно оборонялся. От его огня в подразделениях возросли потери. Комдив усилил артиллерийскую поддержку. На подступах к Гусаровке батарея лейтенанта Карпенко, сопровождавшая пехоту огнем и колесами, вела огонь по огневым точкам противника с открытых позиций. Но вот в батарее осталось только два орудия, но и они были повреждены. Лейтенант Карпенко приказал вынести с поля боя раненых и убитых артиллеристов, собрал оставшихся в живых и повел их за наступающими цепями пехоты. В Гусаровке стрелки захватили немецкую батарею 105-мм орудий со снарядами. Лейтенант Карпенко с воентехником 2 ранга Попенко быстро приказали наводчикам Кондаурову и Гасану Мирбадалову, как пользоваться приборами наводки у этих орудий. Уже минут через 10 командир батарея подал команду:
      - Фашистскими снарядами по гитлеровским захватчикам... огонь!
      Попадания были хорошие. Батарея выполнила свою задачу по поддержке пехоты. В течение дня из каждой трофейной пушки бойцы Карпенко выпустили по врагу до 100 снарядов.
      В этот день 12-ю танковую бригаду я переподчинил командиру 335-й стрелковой дивизии, чтобы увеличить ее ударную силу и быстрее пробиться на подступы к Славянску, но ее командир полковник В. М. Баданов доложил, что из-за отсутствия горючего бригада остается в Ивановке.
      349-я стрелковая дивизия овладела хутором Ивановский и вела бой за хутор Шкурки. Мне доложили, что в бою за этот хутор отличился взвод комсомольца сержанта Шандера. Он занял оборону на скате господствующей высоты, с которой просматривался весь боевой порядок обороняющегося здесь врага. Гитлеровцы старались овладеть высотой, предприняли несколько атак, но выбить мужественных воинов со скатов высоты им не удавалось. Минометчики подразделения Шевченко, поддерживающие стрелков, хладнокровно подпускали атакующих фашистов на близкое расстояние, а затем беглым огнем уничтожали. К вечеру неожиданно для бойцов враг снова атаковал их, наши запоздали с открытием огня, командир роты был тяжело ранен.
      - Слушай мою команду! - услышали бойцы голос комсомольца сержанта Шандера: - По фашистам - огонь!
      Гитлеровцы отступили, оставив на поле боя раненых и убитых. Комсомольцы подразделения сержант Натесов, наводчики Зайцев, Шалыга, Солдатенко и многие другие боевыми делами оправдали высокое звание члена Ленинского комсомола.
      335-я стрелковая дивизия освободила село Никольское, два ее стрелковых полка в течение дня дрались за Хрестищево. Сильный гарнизон этого узла сопротивления, местность, изрезанная оврагами на подступах к селу, позволяли противнику упорно сопротивляться.
      Сразу после взятия Барвенково я решил побывать в частях 335-й стрелковой дивизии. Читатель помнит, что это соединение вело жестокие бои на подступах к Славянску. Гитлеровцы упорно удерживали этот район, не допуская расширения прорыва в стороны флангов. Немецко-фашистское командование спешно подбрасывало свежие подкрепления, враг переходил в контратаки и всячески старался деблокировать окруженные гарнизоны узлов сопротивления. Казалось, что сложившаяся тяжелая обстановка должна была породить в войсках упадок боевого духа, ослабить наступательный порыв. Но этого в дивизии не произошло. Политико-моральное состояние бойцов было очень высокое. Беседуя с людьми, я и сам заражался их боевым задором. Много славных страниц вписали комсомольцы в историю нашей Родины в период гражданской войны, в годы превращения отсталой сельскохозяйственной страны в мощную индустриальную державу и в ходе Великой Отечественной войны. В те дни комсомольцы, как всегда, были впереди и своим личным примером увлекали несоюзную молодежь на боевые подвиги.
      Вместе с Ф. Н. Ворониным мы долго пробыли у артиллеристов. В беседе с комсомольцами одного из орудийных расчетов бойцы Рассохин и Славинский заявили:
      - Сейчас на нашем счету, товарищ генерал, уже значится девяносто шесть истребленных фашистов, три миномета, много боеприпасов, повозки и другое военное имущество. И мы постараемся, чтобы этот наш счет рос с каждым новым днем.
      Комсомольцы рассказали о том, что многие воины имели личные счета мести. Так, комсомолец старшина Супруженко вывел из строя до отделения вражеских солдат. В одном из боев он заменил погибшего командира взвода и водил в атаку подразделение. Красноармеец Полин в ближнем бою гранатами и штыком уничтожил свыше отделения солдат-пехотинцев.
      Комиссар артиллерийского полка доложил о том, что командование всячески поощряло инициативных воинов: личной похвалой, благодарностью перед строем, благодарственными письмами на родину, представлением к государственным наградам. Политработники, которые находились в боевых порядках войск, в беседах призывали бойцов следовать примеру отличившихся, распространяли опыт передовых.
      В течение ночи на 24 января по моему указанию был оборудован вспомогательный пункт управления на юго-западной окраине города Барвенково, и рано утром я и начальник штаба генерал-майор А. Ф. Анисов вылетели туда на самолетах По-2. Машины шли на небольшой высоте, чтобы избежать внезапной атаки вражеских истребителей. Все же миновать встречи с ними, не смогли. При подходе к Барвенково летчики заметили появившиеся над нами два "мессершмитта". Наши самолеты быстро пошли на посадку и приземлились на северо-восточной окраине Барвенково, затем подрулили к кирпичным сараям. Едва мы успели выскочить из них и укрыться за кирпичными стенами, как один из "мессеров" открыл по нашим самолетам пулеметный огонь. Он сделал два захода, но никто не пострадал. Когда истребители улетели, к нам поспешила грузовая автомашина с красными крестами на бортах. На этой автомашине мы и добрались до вспомогательного пункта управления.
      В течение 25-27 января соединения армии, преследуя сильно потрепанные части противника, вышли на подступы к Лозовой и продвинулись на 25-30 километров западнее и юго-западнее Барвенково. Они освободили селения Григорьевку, Новогригорьевку, Глубокую, Макатыху, дрались на подступах к Былбасовке и отражали контратаки танков и пехоты противника со стороны Славянска.
      5-й кавалерийский корпус, отбросив на юг передовые части выдвигаемых навстречу 94-й и 125-й пехотных дивизий противника, захватил пленных и занял села Марьянка, Степановка, Шестаковское.
      26 января командующий фронтом вывел из состава армии 255-ю стрелковую дивизию и передал ее в подчинение 1-му кавалерийскому корпусу. В течение двух дней корпус со стрелковой дивизией полностью разгромил 54-й и 457-й пехотные полки и штаб 257-й пехотной дивизии, а также саперный батальон этого соединения, захватил оперативные документы и полевую почтовую станцию. Из состава 298, 257, 68-й пехотных дивизий кавалеристам удалось захватить пленных.
      Глубокий снег, лежавший на полях, и толстая корка ледяного наста, образовавшегося на снежном покрове, затрудняли передвижение фронтовой подвижной группы и ее боевые действия.
      Следует заметить, что кавалерийские корпуса, подчиняясь командующему фронтом, действовали в полосе наступления 57-й армии, обеспечивались ее довольствующими органами и усиливались за счет ее ослабления. Я и тогда полагал, и ныне так же думаю, что целесообразнее было подчинить их мне. Это позволило бы более оперативно использовать конницу.
      Сосед справа - 6-я армия продолжала штурмовать Балаклею, 27 января овладела железнодорожным узлом Лозовая и станцией Краснопавловка. В полосе левого соседа - 37-й армии противник всюду оказывал упорное сопротивление и удерживал свои позиции.
      В течение 28-29 января соединения 57-й на правом фланге продвинулись на десять километров и передовыми отрядами вышли на рубеж Уплетное, Крыштановка, Петропавловка, Красногоровка. В центре овладели многими населенными пунктами и вели бой за Черкасское. Левофланговая 333-я дивизия захватила крупный узел сопротивления Хрестищево и продолжала блокировать узлы сопротивления в Маяках и Райгородке.
      5-й кавалерийский корпус продвинулся на 25-30 километров и освободил населенные пункты Маловский, Новоберезовка, Сергеевна, Юрьевка. 1-й кавалерийский корпус вел упорные бои с подошедшими частями 100-й легкопехотной дивизии врага в селениях Ивлевское и Михайловка. Части соседа справа - 6-й армии и соседа слева - 9-й армии, введенной в сражение вечером 26 января в стыке между 57-й и 37-й армиями, на прежних рубежах отражали контратаки противника.
      К исходу 29 января я получил приказание командующего фронтом генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского о передаче в 9-ю армию 335-й и 333-й стрелковых дивизий, 12-й танковой бригады, ряда артиллерийских и противотанковых частей. С оставшимися силами 57-й армии надлежало перейти к обороне на достигнутом рубеже. Эта дата фактически определила копен операции (хотя военные историки датируют эту операцию с 18 по 31 января). И поныне мне неведомы соображения, которыми руководствовался Р. Я. Малиновский, отнимая треть сил и запрещая активные действия армии, добившейся в сражении наиболее значительных успехов.
      9-я армия, как я уже отмечал, была введена в бои в стыке между 57-й и 37-й армиями 26 января. Ей ставилась задача срезать славянский выступ и "свернуть" оборону артемовско-краматорской группировки противника. Как выяснилось в ближайшие дни, для выполнения этого замысла сил оказалось недостаточно. До ввода в бои в состав 9-й армии входили: 51-я, 317-я стрелковые дивизии, 11-я, 78-я стрелковые бригады, 23-й стрелковый полк, 38-я, 66-я кавалерийские дивизии. С вводом в бои в нее включили 1-й и 5-й кавалерийские корпуса в составе 35, 56, 58, 60, 79-й кавалерийских дивизий, 73-го кавполка, 15-й, 132-й танковых бригад. Армия имела в своем составе 41 тысячу бойцов и командиров, 44 танка, 500 орудий и минометов, 246 станковых пулеметов, 1159 ручных пулеметов и автоматов. 27-29 января ей передали некоторые стрелковые и танковые соединения, а также артиллерийские части усиления, изъятые из 57, 37, 12-й армий. 27 января войска 9-й перерезали железную дорогу Славянок - Барвенково и продвинулись на 30 километров южнее Барвенково. Затем, до конца января, усилия сторон переместились на фланги, где боевые действия приняли затяжной позиционный характер.
      В результате Барвенково-Лозовской операции войска 57-й и 6-й армий Южного фронта расширили прорыв до 100 километров по фронту и продвинулись на 90-100 километров в глубину на запад и юго-запад. Они поставили под угрозу коммуникации донбасской группировки неприятеля, сковали на этом направлении его значительные силы, не позволили перебросить их на другие направления. Наши войска освободили города Барвенково, Лозовая и более 400 населенных пунктов, нанесли врагу большие потери. Не считая того, что было уничтожено в ходе боев, войска захватили 658 орудий, 40 танков и бронемашин, 843 пулемета, 331 миномет, 6013 автомашин, 573 мотоцикла, 1095 велосипедов, 23 радиостанции, более 100 тысяч мин, около 80 тысяч снарядов, более миллиона патронов, свыше 23 тысяч ручных гранат, 430 вагонов с боеприпасами и военными грузами, 8 эшелонов с военно-хозяйственным имуществом, 24 склада с разными военными запасами, 2400 повозок, 2800 лошадей. При этом полностью были разгромлены 298, 68 и 257-я пехотные дивизии, 236-й противотанковый полк, 179-й пехотный полк 57-й пехотной дивизии, венгерский кавалерийский полк. Разгромлен штаб 257-й пехотной дивизии и захвачены ее штабные документы, знамена 457-го и 516-го пехотных полков. Кроме того, нанесены значительные потери 44-й и 295-й пехотным дивизиям и некоторым частям 62, 46 и 94-й пехотных дивизий. За это время немцы потеряли свыше 25 тысяч убитыми, несколько тысяч фашистов попало в плен. В пехотных дивизиях гитлеровцев осталось от 30 до 50 процентов штатного состава.
      Конечно, Барвенково-Лозовскую операцию войск Юго-Западного направления нельзя сравнить с московским контрнаступлением, с контрнаступлением под Сталинградом и другими операциями Советской Армии, которые были грандиозны по своему размаху и результатам. На их фоне операции первого периода Великой Отечественной войны - Ростовская, Тихвинская, Керченская и Барвенково-Лозовская - кажутся слишком малыми, не заслуживающими того, чтобы на них останавливать внимание читателя.
      Но если не дать объективной оценки операциям первого периода Великой Отечественной войны, то будет не ясно, почему же в последующих операциях враг понес сокрушительное поражение. Можно подумать, что случилось какое-то чудо. Операции первого периода войны тем и примечательны, что они создали предпосылки для перелома в ходе войны, развеяли миф о непобедимости немецко-фашистских войск, показали всему миру полный провал гитлеровских планов "молниеносной" победы над Советским Союзом и заложили основы тех величайших наступательных операций, которые Советская Армия развернула после Сталинградской битвы.
      Подводя итог Барвенково-Лозовской операции, хочу отметить два момента, определившие ее важное значение в цепи происходивших в то время событий. Во-первых, она связала оперативные резервы группы армий "Юг", не позволила перебросить их на московское направление, где наши войска продолжали наступательные операции. Во-вторых, эти бои показали, что немецко-фашистскую армию наши войска будут бить сокрушительно, как только они начнут получать в необходимых количествах танки, противотанковую артиллерию, самолеты, боеприпасы.
      Несмотря на успешные результаты Барвенково-Лозовской операции, задачи фронтов не были полностью выполнены. В значительной мере это объяснялось медленным развитием прорыва и несвоевременными действиями по расширению его в стороны флангов, что позволило противнику усилить свои группировки у основания прорыва и оказать сильное противодействие. Недостаточным к началу наступления и в процессе боев было обеспечение войск боеприпасами, горюче-смазочными материалами для танковых частей и автотранспорта, фуражом для кавалерии и продовольствием для всех родов войск. Ввод в действие резерва Южного фронта - войск 9-й армии, по численности личного состава и вооружению не превосходившей немецкого армейского корпуса, - для ликвидации сильного славянского узла сопротивления был произведен с опозданием. Имели место недостатки в организации взаимодействия между фронтами и армиями. Более поздние меры главкома Юго-Западного направления и командующего Южным фронтом положения не изменили. Но, прежде всего, повторяю, противник в то время имел превосходство в силах и средствах борьбы.
      В мемуарной литературе гитлеровские генералы все неудачи немецко-фашистских войск зимой 1941/42 года сваливают на неблагоприятные метеорологические условия и особенно на суровые морозы. Действительно, при подготовке и проведении Барвенково-Лозовской операции условия погоды были крайне неблагоприятные: стояли морозы 25-30 градусов, частые снегопады занесли все дороги и овраги, пронизывающие ветры и снежная поземка создавали исключительно трудные условия для действий войск. Но эти неблагоприятные условия отражались прежде всего на действиях наших наступающих войск, большей части которых и спать приходилось в снежных окопах под открытым небом. А войска противника, находясь в обороне, отсиживались в теплых домах населенных пунктов, в отапливаемых блиндажах.
      Победы Красной Армии в зимний период 1941/42 года объясняются не суровыми морозами, как это пытаются представить фашистские генералы, а высоким моральным состоянием советских войск, крепостью нашего государства и сплоченностью советского народа.
      В Харьковском сражении
      Назначение в 28-ю армию
      После окончания Барвенково-Лозовской операции я начал ощущать сильное недомогание: по ночам знобило, часто кружилась голова. А так как привык обычно все болезни переносить на ногах или в седле, то и на этот раз считал, что все обойдется, как прежде. Но произошло иное. Проснувшись однажды утром, я с трудом открыл глаза и увидел, что все предметы в комнате заволокло пеленой, а у моей кровати стояли два адъютанта Вашкевича. Все двоилось в глазах. С усилием попытался встать, но тут же почувствовал, что проваливаюсь в бездну...
      Очнулся в госпитале в Ворошиловграде, туда меня доставил старший лейтенант Леонид Вашкевич. Как йотом он рассказывал, у меня был глубокий обморок. Врачи на консилиуме установили, что я заболел сыпным тифом. Направили меня во фронтовой госпиталь. Дорогой в бреду я кричал, говорил какую-то чепуху и все порывался встать. Адъютанту едва удавалось удерживать меня.
      Недели через три врачи разрешили вставать и прогуливаться по палате. Я едва держался на ногах. Опираясь на руку Вашкевича, начал второй раз в изви учиться ходить. Меня трогали исключительная забота, чуткость и внимание врачей, медицинских сестер, санитарок к раненым и больным. Они старались сделать все, чтобы скорее поставить на ноги раненых и заболевших бойцов и командиров, вернуть их в строй. "Удивительно, - думал я, - когда мы здоровы - не замечаем большой кропотливой работы медицинских работников. А ведь их вклад в общую борьбу с врагом невозможно переоценить".
      Ровно через месяц, еще недостаточно окрепнувший, как говорили лечащие врачи, настоял на выписке из госпиталя. На своей видавшей виды эмке вместе с Вашкевичем покатил в Барвенково, где дислоцировался штаб 57-й армии. Хотелось как можно скорее вступить в командование войсками, которые успешно громили врага в зимних боях и, как полагал, с наступлением весны начнут действовать еще успешнее. Меня радостно встретили начштаба генерал-майор А. Ф. Анисов, член Военного совета бригадный комиссар Ф. Н Воронин и другие товарищи, с которыми проводили и формирование армии, и зимнюю наступательную операцию.
      Но здесь меня ожидала неожиданная новость: пока я был в госпитале, на должность командующего 57-й армией назначили генерал-лейтенанта Кузьму Петровича Подласа. Я знал этого генерала как активного участника гражданской войны. Это был человек высокой культуры, широко эрудированный военный, прекрасный товарищ (в мае 1942 года, пробиваясь из окружения, Подлас погиб смертью героя). "Войска в надежных руках", - подумал я и немедля связался с начальником штаба Юго-Западного фронта генерал-лейтенантом И. X. Баграмяном. Он сообщил, что меня вызывает командующий фронтом Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко.
      С нерадостным чувством на душе ехал в штаб Юго-Западного фронта. Но вот и Сватово.
      - А-а, товарищ Рябышев! Здравствуй! Ну как, поправился? Как самочувствие? - встретил Семен Константинович, знавший меня еще с гражданской войны по Первой Конной армия.
      - Самочувствие хорошее. Настроение бодрое, - ответил я. - Да вот прибыл из госпиталя, а должность оказалась занятой. Прошу вас оставить меня на прежнем месте. С людьми сработался, они меня понимают. Все налажено, и не придется начинать с начала.
      - Ну, не стоит огорчаться, - сказал Тимошенко. - Я понимаю, что тебе хочется вернуться в армию, командный состав которой подбирался тобою и испытан в боях. Но интересы дела надо ставить выше личных. Не могла же 57-я оставаться без командующего, пока ты болел. Кроме того, мы учли, что, сформировав и обучив ее за короткое время, ты достиг с нею наиболее значительных результатов в прошедшей операции. К нам прибыла недавно сформированная резервная армия, соединения которой в боях еще не участвовали.
      Действовать ей предстоит на главном направлении, и возглавить ее должен командующий с большим опытом. Ты, Дмитрий Иванович, с первых дней на фронте, боевой опыт у тебя немалый. Вот мы и решили, что ты наиболее подходящий человек на пост командарма в новой армии. Она получила номер 28-й. Вступай в командование.
      Меня не радовало признание главнокомандующим направления, сделанного мною. Поскольку он уже решил вопрос о назначении, повторно просить об оставлении в 57-й не имело смысла. Маршал в присутствии плена Военного совета Н. С. Хрущева коротко информировал меня о состоянии соединений и управления 28-й армии (второго формирования).
      - Задача перед тобой нелегкая, - сказал он в заключение, - дивизии только что сформированы, в боях не участвовали, люди пороху не нюхали. Поэтому в короткий срок, за полтора-два месяца, надо добиться слаженности частей и соединений, четкости в работе их штабов. Особое внимание необходимо уделить тактическим учениям, самоокапыванию и управлению войсками.
      - А в партийно-политической работе, - заметил Н. С. Хрущев, - обратите особое внимание на преодоление у бойцов танкобоязни.
      - Ты в таком деле не новичок, - заканчивая разговор, повторил С. К. Тимошенко, - с чего и как надо начинать, сам знаешь. Есть ко мне вопросы?
      - Вопросов нет. Все ясно.
      - Вот и отлично. Желаю успеха! - сказал главком и пожал мне руку.
      Так я стал командующим 28-й армией. Теперь мы с Вашкевичем на старой нашей эмке взяли курс на Старобельск, где располагалось управление армии.
      Знакомство с войсками. Подготовка к операции
      По прибытии в штаб я начал со знакомства с начальниками отделов управления армии. Представляли их начальник штаба генерал-майор А. А. Мартьянов и начальник политуправления бригадный комиссар Н. А. Радецкий, с которыми познакомился чуть раньше. И Мартьянова с Радецким, и представленных ими людей я встречал впервые, об их деловых качествах имел представление только по характеристикам главкома Юго-Западного направления и его начальника штаба. Тем не менее они произвели хорошее впечатление как люди аккуратные, исполнительные, знающие и любящие свое дело.
      Второе формирование 28-й было начато еще в ноябре 1941 года в Московском военном округе, затем с 1 декабря 1941 года до апреля 1942 года армия находилась в резерве Ставки ВГК, откуда и прибыла на Юго-Западный фронт. Состав ее дивизий несколько раз менялся, по мере готовности они направлялись на фронт. К моменту моего прибытия в армию входили 38, 41, 103, 162, 175, 248, 277 и 301-я стрелковые дивизии.
      Вечером, ознакомившись с состоянием войск по докладам начальника штаба, начальника артиллерии, заместителя по тылу и начальника политотдела, мы с генералом А. А. Мартьяновым и бригадным комиссаром Н. А. Радецким составили план знакомства с соединениями непосредственно на местах их дислокации. На следующий день я был в войсках, встречался с бойцами и командирами, рассказывал о поединках красноармейцев с танками врага, о необходимости самоокапывания, внушал, как важно уделять большое внимание оборонительным мероприятиям в занятых населенных пунктах и на командных высотах. Все это были элементарные уставные истины, но беда состояла в том, что они не всегда исполнялись в боевой обстановке, а это приводило к неоправданным потерям. Поэтому приходилось еще и еще раз напоминать, основываясь на принципе: повторение - мать учения.
      Проверяя соединения, заметил себе, что личный состав вооружен и обмундирован значительно лучше, . чем пять месяцев назад при формировании 57-й армии, дивизии которой довооружались на марше при подходе к линии фронта.
      Бойцы 28-й армии были вооружены автоматами, вмели противотанковые ружья и противотанковую артиллерию. Артиллерийские части были оснащены орудиями по штату.
      "Пять месяцев, - думал я, - а какие изменения! Какие темпы перестройки народного хозяйства на военный лад! Как быстро восстановлены заводы, перебазированные на восток! Ведь это их военная продукция".
      Все это свидетельствовало о высочайшем моральном духе советского народа, о крепости тыла, о том, что наш народ под руководством ленинской партии несомненно сокрушит врага.
      Знакомство с подчиненными войсками оставило хорошее впечатление. В наилучшую сторону я выделил 175, 162 и 38-ю стрелковые дивизии.
      175-й командовал генерал-майор Александр Демьянович Кулешов. Его отличали высокая оперативно-тактическая подготовленность, твердость характера, зрелость боевого мышления. Полковник Митрофан Ильич Матвеев, командир 162-й, был неплохим комдивом, правда, уступал генералу Кулешову в части оперативно-тактической подготовки, но в целом, как командир соединения, вполне соответствовал занимаемой должности. Командир 38-й стрелковой дивизии подполковник Николай Петрович Доценко старательно и хорошо выполнял свои обязанности и подавал большие надежды как молодой, растущий командир.
      В штабе армии меня ждал приятный сюрприз. Членом Военного совета к нам был назначен Николай Кириллович Попель. Наша встреча была радостной и сердечной. По постановлению "О членах Военных советов армий", принятому 9 июля 1941 года ГКО, Военный совет армии должен был состоять из трех человек - командующего (председатель) и двух членов. По распределению обязанностей первый член совета занимался оперативными вопросами и вместе со мною подписывал оперативные документы. Он же руководил работой политического отдела армии, контролировал военную прокуратуру и трибунал. Второму члену вменялись в обязанность контроль за материально-техническим обеспечением войск, руководство отделами и службами тыла. Но обстоятельства складывались так, что ни в одной армии второго члена Военного совета не было и всеми его делами ведал первый. (Кстати, не имелось у меня и заместителей, хотя по штату они полагались.) Правда, перед началом боев в 28-ю был назначен второй член Военного совета полковой комиссар Григорий Елисеевич Гришко. На заседаниях совета непременным участником был начальник штаба армии, поскольку почти вся подготовка к операции и очередным боям велась через возглавляемый им штаб.
      Военный совет обсуждал вопросы и принимал решения по организации и ведению боевых действий, боевому и материально-техническому обеспечению войск, подбору и расстановке кадров, подготовке командного и политического состава, совершенствованию работы штабов, повышению боеспособности войск, доукомплектованию частей и соединений в ходе боев, повышению воинской дисциплины и порядка, совершенствованию партийно-политической работы, своевременному выносу раненых с поля боя, оказанию им первичной медицинской помощи и эвакуации в тыловые госпитали, повышению бдительности, представлению к награждениям, поскольку тогда командующим армиями и командирам соединений еще не было предоставлено право награждать отличившихся в боях воинов от имени Президиума Верховного Совета СССР.
      Вносили вопросы на рассмотрение Военного совета все его члены по мере их возникновения и важности. Я, как командующий и председатель совета, принимал окончательное решение согласно установленному порядку. В обсуждаемых делах, за которые несли персональную ответственность члены совета, я соглашался только с их аргументированными предложениями.
      Динамичность и напряженность обстановки, в которой велись боевые действия, требовала от Военного совета в целом и от каждого его члена в частности большой оперативности в работе. Заседания продолжались не более двух часов и только в ночное время - между 22 часами и полуночью, когда активность войск резко снижалась. Вопросы по организации и ведению боевых действий рассматривались с вызовом на доклад всех моих ближайших помощников. Первым докладывал начальник разведки, затем - начальник оперативного отдела штаба, далее - начальники: артиллерии, бронетанковых войск, военно-воздушных сил, начальник инженерной службы, заместитель по тылу. Последним доклад делал начальник штаба. Обсуждением отдельных вопросов члены Военного совета выясняли слабо освещенное или не упомянутое вызванными товарищами и принимали решение. Такой порядок работы Военного совета был везде, где довелось служить.
      Ставя боевые задачи, я участвовал и в организации партийно-политической работы. Настроение в войсках я знал не только по докладам, но изучал его, бывая на командных и наблюдательных пунктах дивизий и полков, в траншеях рот, на огневых позициях батарей - беседовал с командирами соединений, частей, подразделений, с их комиссарами и политруками, очень часто и с бойцами.
      После серьезного знакомства обо всех начальниках штабов - своих подлинных первых заместителях, непосредственно возглавлявших подготовку любой операции и очередного боя вместе со своими подчиненными и контролировавших выполнение моих приказов и распоряжений, за исключением одного, у меня остались самые теплые воспоминания как о высококомпетентных специалистах, наделенных большим трудолюбием, людях с твердым характером, отличавшихся прямотой и принципиальностью.
      ...Весна 1942 года вступала в свои права. Она вселяла большие надежды на решительный разгром врага и освобождение захваченных городов и сел. Беседуя между собой в штабе, мы сходились в своих мнениях и на другом: после провала зимней кампании 1941/42 года гитлеровцы будут стремиться начать крупное летнее наступление, чтобы поднять свой престиж, вернуть стратегическую инициативу а как можно быстрее закончить войну. Думалось, что враг хорошо понимал тот факт, что затяжка войны грозит ему катастрофой. Но и мы понимали, что противник уже не способен начать всеобщее наступление, как это было в 1941 году, потому что к этому времени он понес невосполнимые потери. Несомненно было и то, что германское верховное командование сосредоточит удар на каком-то одном направлении, чтобы предрешить исход войны. Но на каком?..
      Военный совет Юго-Западного направления в докладе, направленном в Ставку 22 марта, оценивал обстановку, сложившуюся в это время в полосах действий его фронтов, следующим образом. Задачи, поставленные на зимний период 1942 года, войскам Юго-Западного направления выполнить не удалось. Но все же в результате ряда наступательных операций на важнейших для противника направлениях наши войска взяли в свои руки инициативу, нанесли ему чувствительные потери и освободили от врага значительную территорию. Особенно существенными оказались действия на стыке фронтов, где удалось прорвать укрепленную полосу противника, нанести ему значительные потери, овладеть районом Алексеевка, Лозовая, Барвенково, лишив неприятеля важнейшей железнодорожной магистрали Харьков - Донбасс, и создать угрозу глубокому тылу его основной группировки, действующей в Донбассе и Таганрогском районе. Нами занято весьма выгодное положение для развития наступления на Харьков. Только недостаток сил и средств не позволил использовать достигнутый успех для разгрома главной вражеской группировки на юге и для захвата Харькова. Из анализа агентурных данных и показаний военнопленных делался вывод, что противник сосредоточивает крупные силы восточнее Гомеля и в районах Кременчуга, Кировограда, Днепропетровска. Предполагалось, что германское командование готовилось перейти весной к решительным действиям. Военный совет Юго-Западного направления считал, что, несмотря на крупную неудачу осеннего наступления на Москву, весной враг снова будет стремиться к захвату нашей столицы. Его главная группировка упорно стремится сохранить свое положение на московском направлении, а резервы сосредоточиваются против левого крыла Западного фронта - восточнее Гомеля и в районе Брянска. Наряду с фронтальными ударами против Западного фронта противник предпримет наступление из районов Брянска и Орла в обход Москвы с юга и юго-востока с целью выхода на Волгу в районе Горького и изоляции столицы от промышленных центров Поволжья и Урала. На юге, утверждалось в докладе, следует ожидать наступления крупных сил противника между Северским Донцом и Таганрогским заливом, чтобы овладеть низовьем Дона и двигаться на Кавказ к источникам , нефти. Для обеспечения действий основных ударных группировок на Москву и на Кавказ враг может нанести вспомогательный удар из района Курска на Воронеж. Время начала этих действий определялось в середине мая.
      Командование Юго-Западного направления считало, что независимо от этого войска подчиненных ему фронтов должны стремиться к достижению основной стратегической цели - разгрому противостоящих вражеских сил и выходу на средний Днепр, к Гомелю, Киеву, Черкассам и далее от Черкасс на юг, к Первомайску и Николаеву.
      Излагались в докладе задачи Южного, Юго-Западного и правофлангового Брянского фронтов, войска которых предлагалось привлечь к наступлению, а также соображения по их усилению резервами Ставки и обеспечению материально-техническими средствами{44}.
      Ставка не согласилась с предложениями Военного совета Юго-Западного направления из-за недостатка необходимых для этого сил и средств. Но его оценка обстановки повлияла на общее решение. И. В. Сталин дал согласие на проведение частной операции по разгрому харьковской группировки противника и освобождению Харькова имеющимися силами. Осуществление этого замысла должно было создать условия для последующего развития наступления на Днепропетровск.
      Командование направления разработало такой план. Ставка согласилась с ним. Операцию намечалось провести силами Юго-Западного фронта путем нанесения сходящихся ударов из района Волчанска и из барвенковского выступа в общем направлении на Харьков. Главный удар с барвенковского выступа предстояло наносить войскам 6-й армии, которой командовал генерал-лейтенант А. М. Городнянский, и армейской группе под командованием генерал-майора Л. В. Бобкина. 6-я армия должна была прорвать оборону на участке от Верхнего Бишкина (35 км западнее Балаклеи) до Гришине (40 км юго-западнее Балаклеи) и развивать наступление на Харьков с юга. Соединениям армейской группы ставилась задача наступать в общем направлении на Красноград, прочно обеспечивая действия 6-й армии с юго-запада.
      Из района Волчанска планировалось развернуть наступление другой ударной группы в составе 28-й армии, которой командовал я, и примыкавших к ней фланговыми соединениями 21-й армии генерала В. II. Гордова и 38-й армии генерала К. С. Москаленко. Войска этой группы получили задачу прорвать оборону врага на фронте от Нежеголя (16 км севериеэ Волчанска) до Большой Бабки (30 км восточнее Харькова) и развивать наступление в обход Харькова с севера и северо-востока навстречу наступающей с юга главной ударной группировке.
      Обеспечение наступления войск Юго-Западного фронта с юга возлагалось на Южный фронт, командование которого должно было организовать оборону на южном фасе барвенковского выступа силами 57-й армии под командованием генерал-лейтенанта К. П. Подласа и 9-й армии, которой командовал генерал-майор Ф. М. Харитонов.
      Главком Юго-Западного направления в конце марта на узком совещании ознакомил с замыслом предстоящей операции командующих и членов военных советов армий, привлекаемых к участию в Харьковском сражении, дал указания по подготовке войск к наступлению.
      Но к лету этого года генеральный штаб вермахта тоже готовил большое наступление на южном крыле советско-германского фронта (кодовое название операция "Блау"). Планом предусматривалось нанести два удара - первый - на воронежском, второй - на кантемировском направлениях. Армейская группа "Вейхс" и 6-я армия Паулюса из района Курска на Воронеж и из района Волчанска на Острогожск предполагали разгромить советские войска на воронежском направлении, выйти к Дону на участке от Воронежа до Новой Калитвы и захватить плацдарм на левом берегу Дона для последующего наступления в тыл войскам Юго-Западного и Южного фронтов, уничтожить их, затем повернуть на юг, быстро продвинуться на кавказском и сталинградском направлениях. К началу наступления противник сосредоточил на южном крыле 97 дивизий, насчитывавших 900 тысяч человек, 1200 танков и штурмовых орудий, более 17 тысяч орудий и минометов. Их поддерживали 1640 боевых самолетов. Враг несколько превосходил противостоящие им войска в артиллерии и авиации.
      К великому сожалению, советскому командованию стало известно это слишком поздно. Узнали бы своевременно - могли измотать врага в обороне.
      После совещания у маршала С. К. Тимошенко началась усиленная подготовительная работа всех звеньев управления 28-й армии и перегруппировка войск. В соответствии с директивой главкома армия перешла в состав Юго-Западного фронта. Ее 41, 103, 248-я стрелковые дивизии были переданы в 6-ю армию, а 277-я и 301-я стрелковые дивизии ушли в другие объединения. К 13 февраля армия своими 175, 162, 38-й стрелковыми дивизиями выдвинулась к линии фронта, но до апреля находилась в резерве. Штаб временно расположился в Белом Колодезе, а перед началом операции перешел в Петропавловку. На этом рубеже в ее состав были переданы из 38-й армии 13-я гвардейская, 169-я и 244-я стрелковые дивизии{45}.
      Что можно сказать о влившихся в армию соединениях?
      13-я гвардейская под командованием полковника Александра Ильича Родимцева прошла к тому времени славный боевой путь и заслуженно считалась одной из весьма боеспособных дивизий. Боевое крещение она получила в первые дни войны у западной границы. И во всех сражениях до Северского Донца нигде не дрогнула, не оставила своих позиций без приказа. Полковник А. И. Родимцев выдвинулся на должность комдива из молодых командиров благодаря своим способностям. Чуткость и отеческая забота о подчиненных, продуманность до мелочей решений, твердость воли, скромность и умение появляться на самых трудных и опасных участках боя - все это создало ему исключительную славу и авторитет среди бойцов и командиров.
      169-я стрелковая дивизия, которой командовал полковник С. М. Рогачевский, закалилась в зимних боях. Это соединение совместно с 226-й стрелковой дивизией не давало гитлеровским головорезам отсиживаться в тепле, выбило оккупантов из Рубежного, Викнино, Верхнего Салтова, улучшило свои позиции на западном берегу Северского Донца, нанесло врагу большие потери и захватило богатые трофеи. Полковник С. М. Рогачевский показал себя знающим, опытным командиром. Проведенные под его руководством частные операции требовали больших организаторских способностей, тонкого знания тактики и психологии противника, умения вовремя вывести свои войска из-под удара врага. Рогачевский продемонстрировал эти качества. В результате было подсчитано, что 169-я стрелковая дивизия нанесла неприятелю потери в четыре раза большие, чем понесла сама.
      А вот 244-я стрелковая дивизия в боях не участвовала. Она только сформировалась и находилась в резерве Юго-Западного направления. Командовал дивизией полковник М. С. Истомин, знающий, заботливый и исполнительный командир. Правда, я заметил, что он иногда передоверял своим подчиненным. И в одной из бесед с ним я указал на это. Забегая вперед, скажу, что в боях он командовал частями уверенно.
      В таком составе 28-я армия и начинала операцию по освобождению Харькова.
      Первая оперативная директива главнокомандующего Юго-Западным направлением была получена 10 апреля 1942 года. В ней предлагалось подготовиться к наступательной операции, накопить не менее четырех боевых комплектов боеприпасов, семь-восемь заправок горюче-смазочных материалов и на 12-14 суток продовольствия и фуража. Несмотря на весеннюю распутицу, указания были выполнены в срок. В конце апреля была получена вторая директива, определявшая задачу 28-й армии и нашим соседям: справа - 21-й армии, которой предстояло наступать своим левым флангом, обеспечивать правый фланг нашей армии, и слева - 38-й армии, которой надлежало наступать правым флангом, содействуя успешному наступлению нашей армии, и обеспечивать ее левый фланг.
      Разработанный штабом армии план операции состоял из трех этапов. Первый предусматривал перегруппировку сил и занятие исходного положения для наступления. В первом эшелоне располагались четыре стрелковые дивизии и во втором - две стрелковые дивизии - 38-я и 162-я. Причем наступление 169, 244 и 13-й гвардейской стрелковых дивизий поддерживалось танковыми бригадами. 175-я стрелковая дивизия, наступавшая в лесистом районе, не имела такой поддержки, но 6-я танковая бригада, располагавшаяся за боевыми порядками 175-й дивизии, имела задачу быть в постоянной готовности поддерживать ее боевые действия.
      Второй этап - прорыв оборонительной полосы противника и выход на рубеж Черкасское-Лозовое, Большая Даниловка, хутор Кулиничи. Этот этап как основа операции был тщательно отработан и изучен с командирами стрелковых дивизий и танковых бригад, а последние еще отрабатывали его по своим участкам с командирами частей и батальонов. В ходе боя мы намеревались ввести в прорыв группу развития успеха в составе 3-го гвардейского кавалерийского корпуса (5-я, 6-я гвардейские и 32-я кавалерийские дивизии), 6-й гвардейской танковой и 34-й мотострелковой бригад. Поэтому вопросы обеспечения и четкого взаимодействия всех родов войск с группой развития успеха требовали пристального внимания.
      На третьем этапе предполагалось освобождение Харькова. Этот этап нами не отрабатывался, о его содержании в плане было сказано вскользь, так как в ту пору у нас еще не было опыта боев за крупные города. К тому же мы были твердо уверены, что, если обойдем Харьков, гитлеровцы не будут его оборонять, потому что сил у них было немного. Об этом свидетельствовали данные разведывательного отдела Юго-Западного фронта. В частности, перед фронтом 28-й армии враг имел две пехотные и одну танковую дивизии, а в резерве 6-й полевой армии находилось всего 3-4 дивизии.
      Получая такую информацию о соотношении сил, естественно, хотелось как можно скорее ударить по врагу. Желанный успех казался близким, и это настраивало всех нас оптимистично. Освобождение Харькова для всех бойцов и командиров было желанной целью.
      Харьков... Это слово не сходило с уст политработников, агитаторов, со страниц стенгазет, боевых листков.
      Наступаем!
      Итак, 12 мая начинаем наступление. Все продумано, подсчитано, расставлено. Невидимая для врага пружина взведена и будет спущена с первым залпом артиллерийской подготовки в 6 часов 30 минут утра. Я вместе с начальником артиллерии полковником А. А. Гусаковым находился на вспомогательном пункте управления, построенном на высоте 160,3, которая находится южнее Шатохино. ВПУ, пожалуй, несколько удален от переднего края наших войск. Отсюда просматривалась не вся линия обороны противника. Но впереди раскинулась долина Северского Донца. Она-то в не позволяла расположить вспомогательный пункт ближе. Но у него был ряд достоинств, главное из которых - он лежал в полосе наступления наших войск, расположен в центре их боевых порядков, имел надлежащую связь со всеми соединениями.
      Ночь. На левом фланге взлетают ракеты, слышны пулеметные и автоматные очереди. Наверное, наша разведка нарушила сон немцев.
      На правом фланге и в центре часто стреляют зенитные орудия и пулеметы, слышны глухие взрывы бомб. Это наши ночные бомбардировщики наносят удары по Перковцам, Байраку, Купьевахе. Кроме дежурных, все отдыхали. Попытался и я уснуть. Тщетно. Все время не дает покоя мысль: а можно ли верить данным нашей фронтовой разведки? Ведь сколько раз с начала Великой Отечественной войны и в Юго-Западном, и Южном фронтах данные фронтовой разведки оказывались далекими от истины. Правда, бывало и иначе. Например, в период подготовки и проведения Барвенково-Лозовской наступательной операции фронтовая разведка правильно определила силы, состав и резервы противника.
      На какое-то время мне все же удалось забыться. И, казалось, тотчас услышал:
      - Товарищ генерал, уже шесть часов, - это говорил мой адъютант.
      Я быстро встал. Подошел к начальнику артиллерии А. А. Гусакову прильнувшему к стереотрубе. Спросил:
      - Как идут дела?
      - Батареи вновь прибывших артиллерийских полков усиления закончили пристрелку, - доложил он. - Сейчас в штабах артполков обобщают и дифференцируют данные пристрелки по батареям. Через 30 минут начнется артиллерийская подготовка.
      Я невольно залюбовался статным, по-кавалерийски подтянутым полковником. Высокий, с открытым симпатичным лицом, ясными голубыми глазами, он всегда отличался безукоризненной выправкой и деловитой собранностью. Прекрасные внешние качества гармонировали с большой внутренней культурой и разносторонними интересами. Гусаков любил и отлично знал артиллерийское дело, был образцом командира-профессионала.
      Выслушав его толковый доклад, я приказал дежурному командиру-связисту вызвать к аппарату командиров дивизий.
      - "Корма" слушает, - прозвучал в трубке знакомый баритон генерала Кулешова.
      - Как дела?
      - Все в порядке, товарищ Первый! - последовал короткий бодрый ответ.
      - "Железо", что нового у вас? - обращаюсь к полковнику Родимцеву.
      - Плоды зреют, товарищ Первый, ждем урожая, - как всегда, спокойно ответил он.
      Так я опросил всех командиров соединенений. Все они с нетерпением ждали. Стрелки часов приближались к 6 часам 30 минутам, но мне казалось, что время остановилось.
      Подошел начальник военно-воздушных сил армии и доложил о готовности самолетов на полевых аэродромах к предстоящему вылету. В 7 часов 10 минут пикирующие бомбардировщики и штурмовики начнут обработку артиллерийских позиций врага, скоплений его резервов, танков, автомашин.
      Я еще раз напомнил ему о необходимости уделить особое внимание взаимодействию с наземными войсками и своевременному прикрытию их от ударов вражеской авиации.
      В 6 часов 30 минут дружно загрохотала артиллерия. Тотчас пришли в движение боевые порядки пехоты и поддерживающие их танки: они занимали исходное положение для атаки. Со своего пункта управления я видел, как артиллеристы разрушали инженерные сооружения немцев, крушили противотанковые препятствия, накрывали огневые позиции артиллерии и минометов.
      В 7 часов 10 минут в гул артиллерийской канонады вплелись звуки разрывов бомб - наши бомбардировщики и штурмовики над полем боя. Весь передний край обороны противника на тактическую глубину заволокло дымом и пылью от разрывов бомб, снарядов и огненных залпов реактивных минометов. Вот уже поднялись передовые цепи пехоты. Они устремились к окопам врага, чтобы сразу, как только артиллерийский огонь будет перенесен в глубину, атаковать фашистов.
      За 169-ю и особенно за 13-го гвардейскую стрелковые дивизии я не беспокоился. Бойцы этих соединений знали, почем фунт боевого лиха, и умело действовали на поле боя. А вот как себя чувствуют бойцы 175-й и 244-й дивизий, находясь под траекториями снарядов и реактивных мин? Они ведь до этого не нюхали пороха. Для них это первый бой! Накануне наступления мы с Н. К. Попелем направили в эти дивизии всех политработников политотдела армии.
      - "Корма", - вызываю генерала Кулешова, - как себя чувствуют бойцы в этом грохоте?
      - Идут хорошо! - ответил комдив 175.
      - "Мушка", как стрелки? - спрашиваю комдива 244.
      - Держатся молодцами! - пробасил полковник Истомин.
      Первые доклады несколько успокоили меня, появилась уверенность, что передний край неприятельской обороны будет взломан своевременно и с минимальными потерями. А упустили бы момент, не подошли бы к окопам врага вслед за огневым валом, тогда оставшиеся в живых гитлеровцы после переноса огня артиллерии в глубину могли успеть прийти в себя, открыть стрельбу и причинить нам такой урон, что атака бы захлебнулась.
      В 7.30 артиллерия перенесла огонь в глубину... Взвились сигнальные ракеты и пошли в атаку стрелковые батальоны. Вскоре поступил доклад: 560-й полк 175-й стрелковой дивизии овладел селом Избицкое и продолжает продвигаться в направлении на Муравлево, обходя с севера село Терновая.
      Из донесения, поступившего уже вечером, стало известно, что успех боя за Избицкое предрешила рота этого полка под командованием лейтенанта Гусева. Умело используя рельеф местности, Гусев вывел роту к южной окраине села. Но здесь на ее пути оказались пулеметные точки, снайперы и минометная батарея. Определив, что ломиться в лоб бесполезно, Гусев отвел роту в укрытие и направил третий взвод в обход села с юго-запада, чтобы атаковать минометную батарею. Оставшимся приказал подавить расчеты пулеметов и сам, как лучший снайпер в полку, взял винтовку. Он лично уничтожил двух немецких снайперов и два пулеметных расчета. Как только замолчали вражеские пулеметы, лейтенант Гусев снова поднял роту в атаку. Она первой ворвалась в Избицкое, захватила минометную батарею и уничтожила 36 фашистских солдат.
      В донесении говорилось о том, что в этом бою санитар Топоров на поле боя сделал до сорока перевязок и вынес из-под огня 27 тяжелораненых бойцов с их оружием.
      В этот день 728-й стрелковый полк вел тяжелый бой в деревне Варваровка. Немцы упорно сопротивлялись. Первый батальон после многократных атак захватил лишь 11 домов в юго-восточной части деревни. Второй батальон залег в огородах на южной окраине Варваровки, так как противник из центра деревни и с восточной окраины соседнего села Терновая вел сильный пулеметный и минометный огонь.
      Разобравшись в обстановке, командир 728-го полка решил использовать успех правого соседа - 560-го полка и атаковать Варваровку с северо-запада. Третьему батальону, находившемуся во втором эшелоне, он приказал обойти Варваровку через Избицкое с севера и атаковать с северо-запада и с запада. Этот маневр привел к успеху, и к вечеру гитлеровцы вынуждены были оставить Варваровку и отступить в село Терновая.
      В этом бою отличилась рота 3-го батальона, которой командовал старший лейтенант Ерусланов. Его подразделение должно было атаковать Варваровку с запада, чтобы облегчить наступление с востока 1-го и 2-го батальонов. Занимая исходное положение для наступления, рота Ерусланова попала под перекрестный огонь: ее обстреляли минометы из Варваровки и с восточной стороны Терновой. Старший лейтенант понял, что только стремительной атакой можно спасти роту от гибели и захватить село.
      Поставив задачу взводам, он приказал идти на сближение короткими быстрыми перебежками. Командиры взводов лейтенанты Горбачевский и Хромченко поняли командира с полуслова и повели бойцов.
      Теперь рассредоточенная рота приближалась к деревне, а потерь меньше было. Минометный и артиллерийский огонь со стороны Терновой начал ослабевать, а затем и вовсе прекратился. Видимо, фашисты боялись накрыть огнем своих солдат в Варваровке и прекратили обстрел. На это и рассчитывал старший лейтенант.
      С западной стороны Варваровки у немцев не было дзотов, поэтому бойцы, укрываясь в складках местности, близко подошли к домам, в которых засели гитлеровцы, и начали атаку. Зажатые с фронта и с тыла, они упорно оборонялись, но вынуждены были оставлять один дом за другим.
      Старший лейтенант Ерусланов и командиры взводов лейтенанты Горбачев/кий и Хромченко личным примером увлекали бойцов в рукопашные схватки и вскоре заставили противника оставить село.
      В этом бою санитары 3-го батальона Николаенко и Кармелюшкин под огнем противника сделали до 80 перевязок. Николаенко вынес с поля боя 19 тяжелораненых бойцов с их оружием, Кармелюшкин - 27 тяжелораненых бойцов.
      Преследуя отходившего врага, 728-й полк подошел к окраинам села Терновая (первым батальоном с востока, а вторым - с юга), по был остановлен сильным пулеметным и минометным огнем. Одновременно и 560-й полк охватил Терновую с севера и востока. Таким образом, к исходу первого дня наступления 175-я стрелковая дивизия двумя полками подошла к крупному опорному пункту с гарнизоном до двух полков пехоты противника.
      109-я стрелковая дивизия захватила две линии окопов перед деревней Байрак, и весь день ее 434-й и 680-й полки вели тяжелый бои за эту деревню. Неприятель всю зиму совершенствовал здесь оборону, поэтому в ходе артиллерийской и авиационной подготовки были разрушены не все укрепления. Пехоте и танкам пришлось штурмовать неразрушенные. К вечеру полки овладели деревней Байрак, захватили высоту 203,4 и оседлали шоссе, идущее из Перемоги на Рубежное.
      Читая и выслушивал донесения, поступающие из соединений, я видел, как слаженно, инициативно действовали в этих боях многие подразделения, В 434-м стрелковом полку взвод младшего лейтенанта Журавлева перебежками подходил к деревне Байрак. Вдруг пулеметчик Шатило доложил, что до роты фашисте и контратакуют наши подразделения, наступавшие справа. Не раздумывая, младший лейтенант Журавлев приказал пулеметчику уничтожить врага, а сам со взводом стрелков вышел во фланг немцам и ударил по их контратакующей роте. Гитлеровцы не выдержали флангового удара, повернули обратно, оставляя раненых и убитых. На плечах отступавших стрелки ворвались в деревню Байрак.
      Младший лейтенант Журавлев, возглавивший атаку стрелков, был тяжело ранен, но до последней мипуты не оставлял поля боя. Красноармеец Селезнев, ведя огонь по противнику, поддерживал своего командира, истекавшего кровью, и передавал его приказания. Потом подполз санитар и перевязал Журавлева.
      ...Рота старшего лейтенанта Рыбаковского из 680-го полка развивала наступление вдоль опушки леса на южную окраину деревни Байрак. Когда лес кончился и вдали показались украинские мазанки, крытые соломой, Рыбаковский остановил роту. С группой бойцов он выдвинулся на западную опушку, чтобы выяснить обстановку и характер местности. Его обстреляли из пулемета, который находился у безымянной высотки на окраине деревни. Рыбаковский определил, что в окопе засело до взвода фашистов. Чтобы выяснить расположение огневых средств неприятеля, лейтенант приказал командиру третьего взвода разведать подступы к южной окраине деревни, выяснить, можно ли обойти окоп с фланга. Оказалось, что у крайних дворов расположен дзот, который фланкирующим огнем прикрывает подступы к окопу. Тогда Рыбаковский приказал командиру первого взвода разведать фланг справа, чтобы атаковать окоп с угла северной опушки леса, но и здесь бреши не оказалось: командир первого взвода доложил, что у ветряной мельницы расположен дзот, который прикрывал подступы к окопу фланговым огнем. И все же Рыбаковский нашел выход. Он сформировал штурмовую группу и атаковал дзоты. По его просьбе лейтенант Бережной, командир минометной батареи, огнем двух минометов поддержал бойцов, атакующих дзоты, а остальные минометы ударили по огневым точкам в окопе у безымянной высотки и расчистили путь роте. Штурмовые группы захватили их. Тем временем рота выбила фашистов с южной окраины деревни Байрак, захватила пленных, трофеи и склад боеприпасов. Враг оставил на поле боя 26 убитых. Но были потери и у нас. В атаке погиб бесстрашный коммунист политрук роты Морозов...
      Но вернемся к событиям утра 12 мая. 244-я стрелковая дивизия с 57-й танковой бригадой после артиллерийской подготовки наступала также успешно. 907-й полк занял две линии окопов у высоты 183,3 и, как докладывал полковник Истомин, продвигался вперед к высоте 211,8, ведя бой в лесной местности с упорно оборонявшимся противником. 911-й полк легко овладел тремя линиями окопов на опушке леса восточнее Купьевахи и продолжал наступать на опорный пункт в самой Купьевахе.
      Эта деревня расположена в узкой долине река Большая Бабка. А сразу за деревней начинается высокий гребень отрога высоты 211,8. Вот на этом гребне враг прочно зарылся в землю и укреплял оборону всю зиму. Овладеть в лоб Купьевахой было невозможно. Это привело бы к большим потерям.
      Около 10 часов мне на ВПУ позвонил командир 169-й стрелковой дивизии полковник С. М. Рогачевский. Он доложил, что его части продвигаются, но левофланговому полку очень тяжело, так как левый сосед остановился у высоты 183,3 и теперь противник бьет по открытому флангу и тылу. Он просил продвинуть левого соседа.
      - Только что, - ответил я Рогачевскому, - докладывал ваш левый сосед, что у него все идет по плану, части продвигаются успешно. Выезжаю к нему, на месте разберусь!
      Минут через 20 я был на командном пункте командира 244-й стрелковой дивизии.
      - Почему ваш правофланговый полк не продвигается вперед? - с ходу спросил я полковника М. С. Истомина.
      - 907-й полк наступает на высоту 211,8. Это какое-то недоразумение, ответил Истомин.
      - Хорошо, пойдемте на участок полка, на месте все выясним!
      - Товарищ командующий, там ад кромешный, - возразил полковник. Разрешите, лучше я один войду.
      - Под огнем ходить мне не привыкать. Пошли!
      Вскоре мы были на высоте 183,3. Гитлеровцы обстреливали впереди лежащую местность из орудий и минометов. Отвечали и наши артиллеристы. Стрелки сидели в окопах, отбитых у противника. Некоторые бойцы разулись и просушивали на ветерке портянки.
      - Здорово наступает ваш полк! - обратился я к Истомину.
      Он покраснел от стыда.
      - Виноват, - глухо произнес он, опустив голову.
      - Полковник Истомин, а у нас был разговор на тему: людям надо доверять, но полагается и проверять, - напомнил я молодому комдиву.
      К нам подбежал командир полка. Он был явно растерян.
      - Почему не выполняете приказ? - жестко спросил я его. - За это следует отдать вас под трибунал... Но этого я не сделаю! Приказываю немедленно, сейчас же, вести полк в атаку и взять высоту 211,8. Ясно?
      - Так точно, товарищ командующий. Приказ будет выполнен! - голос командира полка зазвенел.
      - Ваши дальнейшие действия? - обратился я к полковнику Истомину.
      - Организовать атаку высоты 211,8.
      - Действуйте. Я останусь у вас, посмотрю, как пойдет дело.
      Оценив создавшуюся обстановку, полковник Истомин принял правильное решение. Прежде чем овладеть Купьевахой, надо овладеть высотой 211,8, которая являлась ключом ко всей обороне врага в полосе наступления дивизии. Для этой цели он из-за фланга 907-го полка ввел в бой 914-й полк, составлявший второй эшелон дивизии. Эти два полка, действуя в лесистой местности, вели тяжелые бои с противником, но при поддержке 57-й танковой бригады во второй половине дня сломили упорное сопротивление фашистов и захватили высоту.
      Когда она была взята, командир 907-го стрелкового полка одним батальоном с ротой танков ударил во фланг немцам, оборонявшимся у деревни Купьеваха. Они поспешно начали отступать.
      Командир 907-го полка в бою искупил свою вину, и я больше не напоминал ему о ней.
      Теперь расскажу, как шли дела у полковника Родимцева. 13-я гвардейская стрелковая дивизия с 90-й танковой бригадой, которой командовал подполковник М. И. Малышев, прорвала оборону противника и к 17 часам вышла на рубеж южная окраина Перемоги, Гордиенко, Рогачевка, Мартыновка. Подтянув резервы, гитлеровцы упорно сопротивлялись. 39-й гвардейский стрелковый полк к тому времени вел тяжелый бой в районе Перемоги (южной). 42-й гвардейский полк занял хутора Драгуновка (северная и южная) и Гордиенко и сражался в районе Рогачевки, Мартыновки. С этим полком действовали и основные силы 90-й танковой бригады.
      К 17 часам командир 13-й гвардейской стрелковой дивизии полковник Родимцев ввел в бой 34-й гвардейский полк в направлении Перемоги (южной), Красного. Этот полк сразу решил исход боя, отбросив противника к хутору Красный.
      Командир дивизии доложил, что серьезные потери понесла 90-я танковая бригада. Они составили 16 танков: восемь Т-60, четыре КВ и четыре Т-34. К счастью, повреждения у новых образцов танков оказались не столь большими, и в течение ночи они были восстановлены.
      Наступательный порыв бойцов и командиров гвардейской стрелковой дивизии был высок, как ни в одной другой. Только она выполнила задачу дня, поставленную командованием. Как всегда, коммунисты и комсомольцы были примером.
      В этот день в соединении многие узнали имена молодых коммунистов гвардейцев В. Г. Дерявина и Г. А. Попова. Смельчаки захватили в плен 9 немецких солдат. Об их подвиге рассказала дивизионка. Газета писала и о том, что героем дня был и кандидат в члены партии В. П. Южковский. Гвардеец заменил вышедшего из строя командира взвода и возглавил десантную группу на трех танках. Под его командованием десантная группа уничтожила два расчета 37-мм пушек, захватила эти пушки и открыла из них огонь по врагу. Получив ранение, В. П. Южковский продолжал драться до тех пор, пока его группа не выполнила поставленную задачу. Гвардейцы Алексей Любчик и Константин Якомский под ураганным минометным и пулеметным огнем противника сняли 90 мин и 10 фугасов и расчистили проход наступавшей пехоте.
      Работники политических отделов дивизий и политотдела армии все время находились на передовой, в батальонах и ротах. Они разъясняли бойцам приказы командиров, организовывали партийно-политическую работу, а когда было необходимо, вели подразделения в атаку. Начальник политического отдела армии бригадный комиссар Н. А. Радецкий в течение дня побывал во всех дивизиях и танковых бригадах, воодушевляя бойцов и командиров на выполнение поставленной задачи.
      ...Наш сосед справа - 227-я стрелковая дивизия 21-й армии (комдив Г. А. Тер-Гаспарян) в тот день начала наступление с рубежа Огурцово, Старица в направлении на Муром. Соединение овладело этими селами и за день продвинулось своим левым флангом до рубежа Дегтяревка, Табор, обеспечив действия правофлангового полка 175-й стрелковой дивизии.
      Сосед слева - 226-я стрелковая дивизия 38-й армии (комдив генерал-майор А. В. Горбатов), наступая с рубежа Октябрьский, Федоровка, что на реке Большая Бабка, к исходу дня отбила у немцев ключевую высоту и заняла крупный опорный пункт в селе Непокрытая. Это, в свою очередь, обеспечило свободу действий и маневра левому флангу 13-й гвардейской стрелковой дивизии.
      Первый день операции остался позади. И хотя 175, 169 и 244-я стрелковые дивизии не вышли на указанные им рубежи, но оборону противника взломали; в целом операция развивалась неплохо, если учесть, что неприятель совершенствовал этот рубеж обороны в течение всей зимы и весны. Это, конечно, не те позиции, которые мы прорывали в период Барвенково-Лозовской операции. Там враг еще не успел укрепиться, и нам было легче их штурмовать даже без артиллерийской и авиационной подготовки.
      Однако не все в армии шло гладко. На Военном совете говорили о том, что много было замечено недостатков, которые приходилось тут же устранять. Отмечу главные из них.
      Командиры частей плохо организовывали разведку, поэтому и не имели ясного представления о силах и группировке противостоящего противника. Так же плохо обстояло дело с организацией боя и управления своими частями у пехотных и танковых командиров. Взаимодействие внутри частей и с соседями также оставляло желать лучшего. Наступление на населенные пункты велось зачастую в лоб, что приводило к неоправданным потерям. И, наконец, некоторые командиры и их штабы не всегда знали истинное положение своих войск.
      * * *
      ...Наступил второй день операции, 13 мая 1942 года. 28-я армия, преодолевая яростное сопротивление врага, продолжала наступать.
      560-й и 728-й полки 175-й стрелковой дивизии блокировали опорный пункт врага в Терновой. Из бесчисленного количества сел, деревень и хуторов этот населенный пункт мне запомнился особенно. Терновая... Люди, основавшие село, не случайно выбрали это место. Видимо, в давние времена наши предки, спасаясь от набегов татарских орд и других кочевых племен, построили его как надежную крепость. Особенности местности учли и гитлеровцы. Они превратили Терновую в опорный пункт. Это село, раскинувшееся с севера на юг на четыре километра и с востока на запад на три километра, своими северной, южной и частично восточной окраинами упиралось в густой лес. Перед западной и юго-западной окраинами проходил овраг шириной до 200 метров с обрывистыми краями. Северо-западная, северо-восточная и юго-восточная окраины были открытыми, высокими, и отсюда далеко окрест просматривались подступы к Терновой.
      Перед разработкой наступательной операции мы не учли этих особенностей, и я никак не ожидал, что село доставит нам столько хлопот и потребует больших жертв.
      Третьим - 632-м полком 175-я стрелковая дивизия овладела высотой 219,7, селениями Араповка и Плоское и рощами, что западнее и южнее этих хуторов-однодворок.
      169-я стрелковая дивизия совместно с 84-й танковой бригадой под командованием полковника Д. Н. Белого вышла на рубеж Нескучное, высота 204,3, высота 200,9 и начала бой за село Веселое. Это село, раскинувшееся вдоль речки Муром на шесть с лишним километров с юго-запада на северо-восток и на пять километров с востока на запад по безымянному ручью, противник также превратил в опорный пункт с целой системой инженерных сооружений. Но наши пехотинцы и танкисты действовали здесь успешнее: в течение дня уничтожили до 600 фашистских солдат, разрушили 20 дзотов, захватили много орудий, минометов и стрелкового оружия.
      Армейская газета поведала в те дни о массовом героизме наших воинов.
      Сражаясь за село Веселое, рота 556-го полка под командой старшего лейтенанта Якушева захватила целиком батарею 105-мм орудий и повернула их против врага. Это содействовало успеху всего полка. Рота 680-го полка под командой старшего лейтенанта Тулебякова захватила семь 37-мм пушек, один танк и две автомашины.
      У высоты 196,6 фашисты попытались устроить засаду. На один из взводов, далеко выдвинувшийся вперед, немцы бросили около роты солдат, чтобы окружить и пленить его. Командир расчета станкового пулемета Шатило, занимавший позицию несколько сзади наступавшего взвода, открыл по фашистам огонь длинными очередями. Гитлеровцы залегли, но вскоре, поняв, что перед ними всего один пулемет, бросились к его огневой позиции. Шатило стрелял по ним почти в упор. Дружно ударили по вражеской цепи и бойцы вырвавшегося вперед взвода. Не выдержав вашего огня, немцы начали отходить. Пулеметчик Шатило в этом бою уничтожил до взвода вражеских солдат, был ранен сам, но не оставил пулемета, пока его рота не начала продвижение вперед.
      Должен сказать, что наша фронтовая и дивизионные газеты умело пропагандировали боевой опыт воинов, и прежде всего опыт борьбы с танками и авиацией противника, разъясняла особенности ведения боевых действий в различных условиях, задачи и способы организации и поддержания взаимодействия между родами войск. С волнением читаю скупые строки боевых будней...
      Сапер сержант Осипок под сильным огнем противника снял 32 противотанковые мины и расчистил проход нашим танкам, поддерживавшим пехоту...
      ...Рота 680-го полка под командой старшего лейтенанта И. П. Савина вывела из строя свыше взвода солдат и офицеров, захватила две 37-мм пушки и один станковый пулемет. Коммунист этой роты рядовой Жигайлов ворвался во вражеский дзот и очередью из автомата уложил двух пулеметчиков. Пулеметчик Гринев перестрелял девять фашистов. Отличились многие воины, среди них старший сержант Евстратов, сержанты Ф. Т. Тонких и Хайфизов, красноармейцы Бабик, Воваленко, Данилов, Охрименко, Хамадиев и другие...
      ...Танкисты 84-й танковой бригады также показали себя молодцами.
      Командир танка, коммунист младший лейтенант С. И. Макаров с экипажем разбил противотанковое орудие, развалил семь дзотов, вывел из строя до полувзвода солдат. Командир танка комсомолец М. X. Ембеков в одной из атак был ранен, его тридцатьчетверку подбили, но он не бросил машину. Целый день его экипаж вел огонь из подбитого танка, а ночью отремонтировал боевую машину и утром снова вступил на нем в бой. Танковый экипаж под командой комсомольца старшины Василия Горюнина ворвался в село Веселое и начал давить противотанковые орудия, обваливать дзоты, уничтожать пехотинцев. Через час танк получил три пробоины и загорелся. Фашисты окружили его и предложили экипажу сдаться. Верные воинской присяге, своей социалистической Родине, танкисты погибли, но не сдались врагу.
      Вечером второго дня наступления я снова побывал на КП 244-й стрелковой дивизии. Наступала она довольно уверенно и вышла на рубеж высота 200,9, свиноводческий совхоз, высота 205,4 и роща севернее высоты 214,3. Докладывал мне начальник штаба, так как комдив выехал в район рощи, где разгорелся особенно тяжелый бой. Вскоре вернулся полковник Истомин и рассказал, как развивались события.
      Роту старшего лейтенанта П. С. Чепурко внезапно контратаковали до батальона пехоты и пять танков противника.
      - Рощу приказано удержать во что бы то ни стало! - обратился командир роты к бойцам.
      Расставив бронебойщиков и станковые пулеметы, он поручил старшему сержанту Ивану Сидорову возглавить группу истребителей танков с бутылками горючей жидкости и указал, где занять позицию.
      - Огонь открывать только по моему сигналу! - передал по цепи Чепурко. Подпустим гитлеровцев как можно ближе!
      Наши воины буквально замерли. Фашистские цепи подходят все ближе. Видимо, подбадривая себя, немцы непрерывно стреляли из автоматов. Танки вели огонь с ходу. Но рота молчит... Наконец до врага остается метров 200. И тут наши открыли огонь.
      Враг не выдержал, попятился и побежал назад. На поле боя осталось много трупов и один танк, горящий чадным факелом. Но получив доклад командира полка, Истомин понялл, что немцы не успокоятся, и усилил правофланговый полк. Немного погодя фашисты повторили атаку. И на этот раз у них ничего не получилось. Третья атака также захлебнулась. Вот тогда полковник Истомин и вернулся на свой КП.
      Побывал я и в 13-й гвардейской дивизии, которая наступала совместно с 90-й танковой бригадой и, как доложил А. И. Родимцев, в течение дня захватила 35 орудий, из них 15 105-мм, 15 минометов, подбила 15 танков и уничтожила около 500 солдат и офицеров. 34-й гвардейский полк этой дивизии вышел на рубеж высота 214,3, Петровское и развилок дорог, что в двух километрах южнее Петровского. 42-й гвардейский полк занял высоту и северо-западную окраину села Непокрытая, 39-й гвардейский полк наступал во втором эшелоне.
      Комиссар дивизии рассказал о героических боевых делах коммунистов и комсомольцев гвардейского соединения.
      В бою за Петровское погиб командир 4-й роты 34-го гвардейского полка. Его заменил политрук И. С. Лаборешных. Под командованием политрука рота в течение двух часов уничтожила свыше взвода фашистских солдат и офицеров и ворвалась на северную окраину села.
      Командир орудия полковой батареи коммунист П. П. Архипов, поддерживая роту, точным огнем уничтожил противотанковую пушку, станковый пулемет, развалил четыре дзота, вывел из строя до 30 фашистских солдат и офицеров.
      В этом бою санитары 34-го гвардейского полка коммунисты и комсомольцы Н. И. Строкуля, Л. Г. Сапухин, И. Ф. Фролов, В. И. Брешенко, В. А. Волченко и другие вынесли с поля боя свыше 100 раненых однополчан.
      Командир 90-й танковой бригады подвел меня к танку, получившему четыре пробоины, экипаж которого не оставил машину и продолжал поддерживать пехоту до конца боя. Я крепко пожал руки отважному экипажу танка младшего лейтенанта П. С. Турина. Танкисты рассказали, что экипаж, находясь в боевых порядках одного из подразделений 34-го гвардейского полка, уничтожил 75-мм орудие, три противотанковые пушки, два миномета, разрушил один пулеметный дзот и захватил противотанковое орудие.
      Поблагодарил я и бойцов и командиров танковой роты старшего лейтенанта П. И. Малышева, подбившей семь вражеских танков, не потеряв ни одного своего.
      Вернувшись к себе на КП и обменявшись с Н. К. Попелем впечатлением об увиденном и услышанном в войсках, я поинтересовался боевыми делами поддерживающих нас летчиков. Николай Кириллович рассказал об отважных и умелых действиях летчиков 148-го, 273-го истребительных и 431-го штурмового авиационных полков. Летчики-штурмовики к исходу дня уничтожили 7 танков, 53 автомашины, 11 орудий, 4 танкетки, 8 минометов, один склад с горючим и более 200 фашистских солдат и офицеров{46}. Особенно отличилось в этих боях звено старшего лейтенанта К. П. Емельянова. Во время одного вылета оно совершило 15 заходов на боевые порядки противника, обеспечив успех боевых действий 34-го гвардейского полка.
      Звено истребителей старшего лейтенанта X. С. Шатилова прикрывало действия штурмовиков. Вдруг Шатилов заметил, что с запада стремительно приближаются четыре черные точки. Они вырастали на глазах. Вскоре стало ясно, что это немецкие истребители Ме-109.
      Оставив два истребителя прикрывать штурмовиков под командой летчика С. X. Мяснова, Шатилов в паре с ведомым пошел на встречу с "мессершмиттами", чтобы не допустить их к зоне действия "илов". Истребители набрали высоту и, несмотря на двойное превосходство врага, обрушились на ведущего. Головной "мессер" задымил и штопором пошел к земле. Ведомый надежно прикрывал Шатилова. Пока командир выполнял маневр, "мессершмитты" попытались уйти, но последовала еще одна атака, и еще один стервятник факелом рухнул на землю. В этом бою наши летчики не потеряли ни одного самолета.
      ...Начальник штаба доложил о том, что сосед справа - 227-я стрелковая дивизия 21-й армии весь день дралась за деревню Пятница и урочище Ладыцкое. К вечеру она вышла к речке Муром.
      Сосед слева - 226-я стрелковая дивизия 38-й армии очистила от немцев села Михайлова 1-я, Червона Роганка. У Червовой Роганки левофланговый полк дивизии внезапно был контратакован вражеской пехотой, поддержанной 30 танками. Бойцы вынуждены были оставить село и укрепиться на высоте 213,2 и в соседней роще с юго-восточной стороны. Как докладывал командир 226-й стрелковой дивизии, в 17 часов по дороге из Харькова на Непокрытую двигалось около 30 танков и 60 автомашин, которые свернули на Новоалександровку. По его предположению, неприятель готовил новую контратаку. К исходу дня немецкая авиация активизировала действия по боевым порядкам частей 226-й стрелковой дивизии.
      Доклад левого соседа настораживал и требовал уточнить замысел врага в полосе 38-й армии. Никаких сведений о намерениях врага от разведки направления и фронта не поступало. Я немедленно проинформировал о событиях у соседа слева командира 13-й гвардейской стрелковой дивизии и приказал ему временно закрепиться на достигнутом рубеже и быть готовым отразить контратаки противника из Черкасских Тишков на Петровское и из Новоалександровки на Непокрытую.
      Наступало утро 14 мая - третий день операции. Начали поступать доклады из соединений.
      175-я стрелковая дивизия 728-м полком и первым батальоном 560-го полка продолжала бой за село Терновая, но так и не смогла добиться успеха. А вот 632-й полк отбил атаку батальона пехоты противника из Безбожного в направлении на Араповку, Плоское, перешел в контратаку и на плечах бегущих немцев ворвался в селения Муравлево, Середа, Безбожный, Козлов и вышел на рубеж Высокий, высота 204,3 и роща юго-восточнее этой высоты.
      Комдив генерал-майор А. Д. Кулешов рассказал об особо отличившихся из 632-го полка. Рота под командой старшего лейтенанта Т. З. Львова захватила 105-мм батарею и стреляла из нее до тех пор, пока не кончились немецкие боеприпасы. В этом же бою групповым огнем роты были сбиты два пикирующих бомбардировщика Ю-87, а красноармейцы Радченко и Подгаев подбили вражеский танк из бронебойного ружья.
      - А где находятся второй и третий батальоны 560-го полка? - спросил я Александра Демьяновича.
      - Оба батальона вышли к роще южнее села Нескучное. Прошу помочь прикрыть с воздуха. Авиация противника бомбит наши боевые порядки, транспортные самолеты сбрасывают грузы на блокированную Терновую.
      Я отдал приказ представителю ВВС фронта.
      В это время из 6-й гвардейской танковой бригады полковника А. М. Хасина вернулся Николай Кириллович Попель, который сообщил, что танкисты отлично обеспечили поддержку частей 175-й стрелковой дивизии. Попель рассказал о подвиге в бою за Нескучное экипажа танка политрука роты Ф. С. Борисова. В этом бою огнем и гусеницами экипаж вывел из строя до полувзвода солдат, раздавил семь дзотов, три противотанковые пушки. Немецким снарядом танк был подбит. Враги окружили боевую машину, но отважные танкисты отбили все атаки, а раненый механик-водитель Н. В. Почуев все же сумел отремонтировать подбитую машину и вывести ее с поля боя.
      Бригадный комиссар Н. К. Попель побывал и в 169-й стрелковой дивизии, которая вела бой за село Веселое. Забегая вперед, скажу, что она к исходу дня полностью очистила его от противника.
      Николай Кириллович сообщил, что днем раньше, во время боя за это село, один танк 84-й танковой бригады ворвался в него, но был подбит. Надеясь на легкую добычу, гитлеровцы окружили боевую машину, у которой снарядом перебило гусеницу.
      - Рус, сдавайс! - кричали фашисты.
      Экипаж танка лейтенант И. Колющенко, старший сержант Волковитин и младший сержант Пшеничников открыли пулеметный огонь. До наступления сумерек они стреляли из орудия по огневым точкам врага. Когда стемнело, экипаж вылез из танка через донный люк и занял с автоматами круговую оборону. Немцы сделали девять попыток захватить танк, но каждый раз откатывались от него, неся потери. Целые сутки экипаж лейтенанта Колющенко вел бой в окружении и вывел из строя до роты солдат, разбил 13 огневых сооружений. На вторые сутки утром в село Веселое ворвались воины 169-й дивизии и выручили отважных танкистов. Те сразу принялись за ремонт. Натянув гусеницу, они увели танк на ремонтную базу бригады.
      Части 244-й стрелковой дивизии за день боев вышли на западные скаты высот 188,4 и 202,7. Солнце уже клонилось к горизонту, когда из впередилежащих сел Русские Тишки и Черкасские Тишки вышло до двух батальонов вражеской пехоты в сопровождении 30 танков и атаковали высоту 202,7. Отдать эту командную высоту - значит отойти на четыре километра назад. И такой отход поставил бы соседей справа и слева в тяжелое положение. Комдив полковник Истомин приказал командирам стрелковых полков, начальнику артиллерии и комбригу 57-й танковой удерживать высоту, затем доложил мне обстановку и свое решение.
      - Со своего КП я вижу десятки труб харьковских заводов. До них по прямой каких-то восемнадцать - двадцать километров, - не удержался сообщить в заключение комдив.
      Прекрасно понимая его желание поскорее оказаться вблизи этих труб и обеспокоенность осложняющейся обстановкой, я постарался подбодрить его:
      - Решение правильное. Держитесь. Сейчас вызову на помощь истребителей и штурмовиков.
      Через несколько минут опять позвонил Истомин и доложил, что на боевые порядки дивизии одна за другой обрушились три эскадрильи пикирующих бомбардировщиков. Они бомбили огневые позиции артиллерии, танки, высоту. Зенитчики, открыв огонь, сбили два "юнкерса" и одного "мессера". Стрелки групповым огнем сбили еще один Ю-87.
      Через некоторое время снова доклад из 244-й о том, что подоспели наши истребители и атаковали бомбардировщиков. Вражеские истребители пытались связать их боем. Советские летчики сбили двух "юнкерсов". Уцелевшие вражеские самолеты начали поспешно уходить восвояси. Подошедшие в это время наши штурмовики атаковали немецкие танки и следовавшую за ними пехоту. Открыла огонь по врагу и артиллерия дивизии. Враг не выдержал удара, начал отходить на Русские Тишки. Быстро начало темнеть, и наши части не стали преследовать отходившего противника.
      13-я гвардейская стрелковая дивизия с 90-й танковой бригадой временно закрепились на рубеже Петровское, высота 212,3, Рогачевка и в течение дня отбивали контратаки врага и совершенствовали оборону.
      В ночь на 15 мая, когда мы собрались на военный совет, поступил доклад о том, что неприятель атаковал 34-й гвардейский полк в селе Петровское. С началом ночной вражеской атаки артиллеристы 32-го гвардейского артполка под командованием майора Клягина подбили восемь танков, но и сами потеряли два орудия и две упряжки лошадей. Бой шел до утра. Когда рассвело, гвардейцы оставили Петровское. В расположение полка примчался комдив полковник А. И. Родимцев, ознакомился с обстановкой и приказал взять село. Второй батальон пошел в атаку, отбил у немцев половину села и удерживал ее весь день, а остальные подразделения успеха не имели.
      Начальник штаба доложил о том, что сосед слева - 226-я стрелковая дивизия вела напряженный бой с превосходящими силами пехоты и танков, поддерживаемых авиацией. Под их усиливающимся напором дивизия оставила Михайловку 1-ю, Червону Роганку и отошла в село Непокрытая.
      На военном совете мы пришли к следующему выводу.
      Отход противника на правом фланге армии, появление большого количества танков и мотопехоты против левого соседа и активные действия врага свидетельствовали о том, что немецкое командование готовит удар по левому флангу армии крупными силами танковых и пехотных частей.
      Оценив обстановку, решили 38-ю стрелковую дивизию направить на смену частей 175-й стрелковой дивизии в район Терновой. Свежим частям поставить задачу уничтожить опорный пункт немцев в этом селе. Одному стрелковому полку и противотанковому дивизиону 38-й дивизии приказали занять оборону на рубеже Перемога (южная), Драгуновка (северная) для отражения контратак пехоты и танков противника со стороны Непокрытой и Песчаного. Эти полк и дивизион подчинили командиру 13-й гвардейской дивизии. Одновременно 57-ю танковую бригаду и отдельный батальон противотанковых ружей решили сосредоточить в районе рощи и высоты 214,3, передав и их в оперативное подчинение 13-й гвардейской дивизии. Штаб немедленно начал осуществлять всю предварительную работу и контроль за исполнением принятого решения. Под утро прилег отдохнуть, думая о том, что как будто все было предусмотрено. Казалось, никакие случайности не смогут нарушить стройное и планомерное развитие наших действий.
      Как же сложилась ситуация 15 мая?
      175-я дивизия, наступая в западном направлении, вела бой правофланговым, полком за деревню Мороховец и высоту 203,0. Остальные ее полки захватили деревни Протасов Яр, Лукьянцы, хутор Бедный и вели бой за высоту 210,0.
      169-я дивизия овладела высотами у села Липцы и вышла к Ворошиловке, Борщевому, несмотря на то что самолеты врага группами, по 20-30 пикирующих бомбардировщиков, четыре раза бомбили боевой порядок соединения. Наши истребители в это время действовали на левом фланге армии, поэтому дать отпор гитлеровцам на этом участке не могли. После бомбежки пикировщиков к селу Липцы подошла автоколонна, насчитывавшая до ста машин с пехотой. Разведка доложила, что на восточной окраине Липцов гитлеровцы лихорадочно вели инженерные работы.
      Командир 244-й дивизии доложил, что соединение овладело высотами 148,1, 183,3 и закрепилось на их западных скатах у восточной окраины села Русские Тишки. Однако на левом фланге дивизии сложилось очень опасное положение. В то время как 914-й полк дивизии значительно продвинулся на запад, его левый сосед - 34-й гвардейский полк дивизии Родимцева под сильными ударами противника оставил село Петровское, высоту 214,3 и оголил таким образом фланг 914-го полка и тылы 244-й дивизии. На этот открытый для врага участок я приказал полковнику Истомину поставить 911-й полк и занять его подразделениями оборону фронтом на юг, в сторону Петровского и высоты 214,3. Мне представлялось, что внезапный удар противника на этом участке мы сумеем парировать.
      Из донесений штаба 13-й гвардейской дивизии мы узнали, что в течение дня ее части отбивали фланговые атаки, как установила разведка, 3-й и 23-й танковых дивизий и предположительно 201-го танкового полка 24-й танковой дивизии, наносившего удар с фронта. Сведения о противнике были получены в ночь на 16 мая группой разведчиков 42-го гвардейского стрелкового полка под командованием сержанта Федора Шишкова, проникшей в деревню Михайловка 2-я. Там отважные ребята разгромили штаб батальона 201-го танкового полка, захватили ценные документы и двух пленных, уничтожили две автомашины с боеприпасами, три мотоцикла, восемь автоматчиков и благополучно вернулись в свою часть.
      34-й гвардейский полк утром 15-го, как я уже писал ранее, отбил только половину села Петровского и теперь с трудом сдерживал напор танков и мотопехоты вышеупомянутого 201-го танкового полка.
      Тяжелая обстановка сложилась в расположении огневых позиций 32-го гвардейского артиллерийского полка. Так, 1-й дивизион этого полка, которым командовал капитан И. И. Криклий, у села Непокрытая{47} отбил несколько танковых атак. Натиск не ослабевал, но велико было упорство и наших гвардейцев. Бой на этом участке, начавшийся еще ночью, не утихал ни на час в течение всего дня.
      На рассвете 16 мая батальон пехоты и десять танков врага атаковали 32-й гвардейский артиллерийский полк. Противник наступал из Михайловки 1-й. Атака не застигла пушкарей врасплох, они отразили ее, подбили три танка. В это же время другой батальон пехоты при поддержке 40 танков атаковал из центра села Непокрытая левый фланг 39-го гвардейского полка. Артиллеристы 1-го дивизиона 32-го гвардейского артполка, поддерживавшие стрелков 39-го, подпустили атакующие танки и пехоту на восемьсот метров и по команде капитана Криклия открыли залповый огонь. Вражеские боевые машины, увеличив скорость, приближались, на ходу ведя орудийный и пулеметный огонь. Расчеты пушек после каждого выстрела сокращали прицел. Они несли потери. Тяжело ранило в голову и командира дивизиона. Но после перевязки он не покинул поля боя и продолжал управлять огнем батарей. Атаки удалось отбить. Всего в этот день враг потерял 32 танка, свыше батальона солдат и откатился на исходный рубеж. Артполк потерял девять орудий, часть из которых вместе с расчетами раздавили прорвавшиеся на огневые позиции танки. Из строя вышла треть его личного состава. Погиб и командир - майор Виктор Григорьевич Клягин. На другой день от ранения в голову умер в медсанбате капитан Иван Ильич Криклий. За проявленное мужество Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1942 года он в числе первых был награжден учрежденным 20 мая 1942 года орденом Отечественной войны I степени (посмертно).
      В тот день многие артиллеристы проявили отвагу и мужество. В их числе был командиру 1-й батареи 1-го дивизиона старший лейтенант Иван Михайлович Быков. Заменив у орудия убитого наводчика и будучи ранен осколком снаряда, он точным огнем сжег и подбил одиннадцать танков противника, не покинул поля боя до выполнения батареей боевой задачи. Всего же его батарея, отражая неоднократные массированные танковые атаки противника, 14 и 15 мая уничтожила 31 танк. За совершенный подвиг ему 2 июня 1942 года было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Напряженные огневые бои продолжались на участке дивизии до самой темноты. Противник повсюду все более усиливал активность.
      Поздно ночью, принимая решение на предстоящий день, я с членом Военного совета Н. К. Попелем и начальником штаба генералом А. А. Мартьяновым долго обсуждал сложившееся положение. Наше продвижение практически приостановилось. Особую тревогу вызывало то, что при усилившемся противодействии врага перед нами появлялось все больше частей и соединений, о которых ранее мы ничего не знали. Так, наши разведчики захватили в плен солдат из 24-й танковой дивизии, прибывшей под Харьков из Франции еще в апреле. На нашем левом фланге кроме 3-й танковой появилась 23-я танковая дивизия. Она тоже ранее не появлялась перед фронтом армии. И, вероятно, это было еще не все.
      Участник этих событий с немецкой стороны Вильгельм Адам, первый адъютант штаба 6-й полевой армии, впоследствии писал: "Для нас создалось угрожающее положение. Наносящим удар советским войскам удалось на ряде участков прорвать нашу оборону.." Советские танки стояли в 20 километрах от Харькова... 3-я и 23-я танковые дивизии пытались нанести контрудар, но безуспешно. Почти столь же серьезным было положение под Волчанском, северо-восточнее Харькова. Понадобилось ввести в бой последние резервы 6-й армии, чтобы задержать противника"{48}.
      Полагая, что вводом в бой подвижных соединений удастся парировать танковый удар врага, я приказал выдвинуть 3-й гвардейский кавалерийский корпус, усиленный 6-й гвардейской танковой и 34-й отдельной мотострелковой бригадами, на правый фланг армии на участок Пыльная, Лукьянцы, высота 203,6.
      В течение ночи соединения корпуса заняли исходное положение для предстоящих действий. Но события развернулись не так, как предполагалось.
      Контрудар противника
      С раннего утра 17 мая загрохотала артиллерия. После короткой артиллерийской подготовки танки противника, сопровождаемые густыми цепями пехоты, атаковали фланговые соединения армии. Первая атака на участке 13-й гвардейской дивизии была отбита со значительными для атакующих потерями в живой силе. Перед фронтом ее частей остановилось и, коптя чадным пламенем, догорало пять бронеединиц.
      Наблюдая за полем боя, я заметил, что и сосед гвардейцев слева - 226-я стрелковая дивизия генерал-майора Александра Васильевича Горбатова отражала атаку танков у высоты 199. Отбросив врага, она -удержала свои позиции. Но в 10 часов 15 минут под усиливающимися ударами неприятеля, дивизия генерала Горбатова все же начала отходить от высоты на восток, к реке Бабка. Глядя на карту, мы с тревогой видели, как на еще большую глубину оголялся левый фланг и тыл дивизии Родимцева; ее 42-й и 39-й полки вынуждены были отражать вражеские удары не только с запада, но и с юга.
      В И часов 30 минут из Непокрытой снова появилась немецкая пехота в сопровождении 50 танков. Тотчас в воздухе появилось более 30 пикирующих бомбардировщиков. Они начали бомбить боевые порядки 13-й гвардейской дивизии, не давая возможности вести огонь по танкам. Подразделения начали нести большие потери и в людях.
      Атакованные врагом с запада 34-й и 42-й и с юга 42-й и 39-й гвардейские стрелковые полки оказались в очень тяжелом положении. Вышедшие из Непокрытой 50 вражеских танков разделились на две группы, одна с грохотом направилась через тыл 42-го гвардейского на высоту 214,3, которую занимал 34-й гвардейский полк, другая пошла на высоту 194,5, занимаемую 39-м гвардейским полком.
      Полковник А. И. Родимцев ввел в бой 90-ю танковую бригаду, но в ней оставалось лишь 20 боевых машин и они не могли оказать решающего влияния на ход боя. Родимцев просил у меня истребителей против немецких, бомбардировщиков и штурмовиков для ударов по скоплениям неприятельских войск у Михайловки 2-й, Михайловки 1-й, Непокрытой, чтобы задержать подход резервов противника, основательно ослабить их еще в районе сосредоточения и на марше.
      Военно-воздушные силы армии насчитывали всего 30 истребителей, 15 штурмовиков и столько же бомбардировщиков. Летчики работали с полной нагрузкой на других участках армейской полосы согласно полученным указаниям. Тем не менее я вынужден был перенацелить часть самолетов всех типов для действий в интересах 13-й гвардейской дивизии. Это несколько облегчило ее положение.
      К 12.30 общими активными усилиями атаки неприятеля были отбиты. Части и подразделения стали приводить себя в порядок. Но передышка длилась недолго. Через полчаса из Непокрытой к позициям 39-го гвардейского полка снова двинулись пехота и 19 танков. Подпустив боевые машины поближе, по ним дружно ударили из противотанковых ружей. Четыре танка загорелись, остальные повернули к позициям 42-го гвардейского полка. Бронебойщики сержант Алексей Титаренко, ефрейтор Федор Фендриков, красноармейцы Василий Бобров и Иван Школьдин мастерски владели противотанковыми ружьями, первыми же выстрелами они подожгли эти танки.
      В 13 часов 20 минут на оборону 39-го гвардейского полка снова двинулась пехота с 15 танками. А через некоторое время из Михайловки 1-й на Непокрытую вышли 45 танков и пехота, у высоты 198,5, в двух километрах западнее Непокрытой, эта колонна повернула на север и ударила во фланг 42-го, а затем и 34-го гвардейских стрелковых полков. И снова над их боевыми порядками повисло около 30 пикирующих бомбардировщиков противника. Гвардейцы мужественно отражали атаку, но слишком велики были силы врага. 34-й гвардейский полк оставил Петровское, высоту 214,3 и закрепился у рощи, на восточном скате этой высоты. Не устоял и 42-й гвардейский, он оставил высоту 212,3 и закрепился на западном скате высоты 194,5.
      Сосед слева, отошедший на восточный берег реки Бабка, доносил, что из села Песчаное на высоту 199,0, то есть к расположению 39-го гвардейского полка, двигался пехотный полк немцев.
      И снова загрохотал бой. Над участком 13-й гвардейской в который раз в воздухе появились фашистские самолеты. Наши истребители и штурмовики появлялись в воздухе лишь от случая к случаю из-за малочисленности. Все действия нашей авиации были скованы, она была лишена возможности широкого маневра. Пикирующие бомбардировщики противника постоянно висели над полем боя и наносили батальонам большие потери.
      Вечером Родимцев доложил мне итоги дня боев.
      34-й гвардейский полк отошел к Перемоге. 42-й и 39-й гвардейские полки удерживали свои позиции. Таким образом, гвардейцы совместно с 90-й и 57-й танковыми бригадами выстояли в ходе контрудара двухсот танков врага с пехотой и массированную авиабомбежку. Они лишь кое-где отошли, спалив и повредив 73 танка и выведя из строя до 500 фашистских солдат.
      Начальник артиллерии армии А. Л. Гусаков весь этот трудный день был в 13-й гвардейской. На Военном совете он отметил исключительную отвагу и мужество, проявленные орудийными расчетами полковых батарей. Полковник, глядя в свой блокнот, рассказал, что в 34-м гвардейском стрелковом полку командир орудия Семен Цевелев и наводчик Сидор Трофимов в упор расстреляли тяжелый танк. Командир орудия Иван Горелкин и наводчик Петр Брискин сожгли средний танк, а его экипаж захватили в плен. Орудийный расчет сержанта Тимофея Пименова сжег два танка. Командир батареи старший лейтенант Ф. И. Бурлаков, увидев, что у одной из пушек не осталось живых артиллеристов, прибежал к орудию, дослал в казенник снаряд и взялся за маховики подъемно-поворотного устройства... Он лично подбил два танка. Батарея старшего лейтенанта П. Е. Мачулина за день сожгла и подбила 18 бронеединиц. Надо заметить, что начальная скорость снаряда системы, которой вооружались полковые батареи, невысока, и чтобы подбить танки, приходилось близко, на 200-300 метров, подпускать их. В единоборстве с танками участвовали и автоматчики. Во главе с политруком Трофименко они гранатами подбили четыре боевые машины.
      На Военном совете было решено с целью отвлечения сил противника с участка дивизии Родимцева с утра ввести в бой 34-ю отдельную мотострелковую бригаду. В течение дня она овладела селениями Борисовка, Пыльная, Красный. Вернувшийся из поездки в эту бригаду Н. К. Попель рассказал, что воины ее научились вести действенный огонь и по воздушному противнику. В районе хутора Красный они сбили транспортный самолет, направлявшийся к блокированной нами Терновой. Бойцы роты лейтенанта Л. Ф. Говорина открыли дружный прицельный огонь по самолету из всех видов стрелкового оружия и сбили его. Летчик погиб, а следовавший в самолете унтер-офицер Генрих Гермеер отделался ушибами, был взят в плен, отправлен в штаб 3-го гвардейского кавалерийского корпуса и на допросе дал ценные показания{49}.
      Вскоре немецкий самолет Ме-109, пролетая на высоте 150-200 метров, был сбит пулеметным огнем разведывательной роты бригады. Старший сержант П. Н. Зайцев дежурил у пулемета и открыл огонь по вражескому истребителю бронебойно-зажигательными патронами. Самолет загорелся и рухнул на землю{50}.
      За два дня - два самолета, сбитые групповым огнем из винтовок и пулеметов! Николай Кириллович Попель и его политработники, армейская и дивизионные газеты начали широко пропагандировать опыт мотострелков. Это повысило уверенность всех бойцов-и командиров при борьбе с воздушными целями стрелковым оружием и во многом способствовало уменьшению самолетобоязни.
      Бригадный комиссар Попель стал свидетелем и такого эпизода. В бою за населенный пункт Новая Деревня артиллерийский дивизион 34-й мотобригады под командованием старшего лейтенанта Н. Г. Хавалкина на большой скорости выдвинулся вперед, развернулся на открытой позиции и прямой наводкой открыл огонь по вражеским танкам. Бесстрашие, отвагу, боевое мастерство проявил командир орудия старший сержант А. А. Бахтин. Он с первого выстрела поразил фашистский танк, затем расчет орудия противника, в единоборстве уничтожил еще два орудия, несколько пулеметных точек и до 15 солдат и офицеров. Отлично работал наводчик этого орудия красноармеец А. Е. Ворона.
      В записной книжке бригадного комиссара был отмечен и командир батареи лейтенант П. С. Курасов, который сам из орудия уничтожил пушку врага с расчетом, и расчет сержанта В. А. Федяшова, уничтоживший два орудия противника{51}.
      Тем временем 5-я и 6-я гвардейские кавалерийские дивизии вели разведку в указанных им полосах в готовности в любую минуту начать активные действия. Но произошли такие события, которые опрокинули наши планы, поэтому я временно задержал ввод в бой кавалерийских соединений.
      Утром 18 мая командир 244-й стрелковой дивизии доложил о том, что в 5 утра 911-й полк неожиданно атаковало большое количество танков противника, вышедших из села Петровское. Полк не выдержал и начал отступать. Правда, артиллеристы полка открыли из глубины обороны точный огонь и подбили 8 танков, но, не имея пехотного прикрытия, также стали отходить. Немецкие танки, набирая скорость, устремились в село Веселое, где оборонялся 434-й полк 169-й стрелковой дивизии. Этот полк не смог отразить атаку 80 танков с мотопехотой и отошел на Нескучное, где и закрепился.
      Командир 169-й стрелковой дивизии вскоре доложил, что, пройдя Веселое, немецкие танки разделились. Одна колонна - около 30 танков и 20 автомашин с пехотой - двинулась на Терновую, чтобы прорваться к окруженному там гарнизону с северо-востока; другая колонна, тоже до 30 танков, взяла курс на высоту 226,3, намереваясь прорваться в Терновую с юга и деблокировать войска, окруженные в селе нашими частями.
      Я знал, что у высоты 226,3 располагались боевые порядки 1-го и 3-го батальонов 29-го полка 38-й стрелковой дивизии. Вскоре оттуда доложили, что бойцы встретили вражеские танки дружным огнем артиллерии и противотанковых ружей. Потеряв шесть танков, гитлеровцы повернули на север, на соединение с цервой группой, приближающейся к Терновой.
      Эта первая группа танков вскоре атаковала 2-й батальон 29-го полка 38-й стрелковой дивизии на северозападной окраине Терновой. В результате неожиданной атаки 2-й батальон, понеся большие потери, оставил захваченные с таким трудом на окраине дома и отступил в рощу, примыкавшую к деревне с юго-запада.
      Впоследствии стало известно, что в этом бою славой покрыли себя артиллеристы противотанковой батареи, поддерживавшие 2-й батальон. Отбивая атаки гитлеровцев, батарейцы уничтожили восемь танков и дали остаткам батальона возможность отойти на новый рубеж, а сами, все до единого, погибли...
      Командир дивизии доложил, что авиация противника сбросила на Терновую воздушный десант - около 25 парашютистов, а также боеприпасы, продовольствие, горючее.
      Что же происходило в 244-й стрелковой дивизии?
      Вслед за первой волной танков, которая, подобно тарану, ударила по боевым порядкам 911-го полка, разметала его подразделения и двинулась дальше, из Петровского появилось еще до 30 танков с пехотой. Они также обрушились на этот полк. В то же время из Черкасских Тишков боевые порядки 907-го и 914-го полков атаковали до 50 танков с пехотой. Правда, эта атака не явилась неожиданной, поэтому личный состав обеих частей упорно оборонял свои позиции. В результате первый удар удалось отбить. Но вот в воздухе появились пикирующие бомбардировщики противника. И снова пехота фашистов при поддержке танков пошла в атаку.
      На помощь 244-й дивизии я приказал послать истребители и штурмовики. Но, видимо, эта помощь запоздала. Наши части несли очень большие потери от авиации врага. Армейская же авиация, как я уже отмечал, была очень малочисленна, а фронтовая действовала в то время в полосе наступления 6-й армии, которая наносила главный удар.
      Около 11 часов я связался по телефону с полковником Истоминым. Хотелось как-то ободрить молодого комдива, сказать какие-то теплые слова.
      - Как дела, как обстановка, Иван Александрович?
      - Плохо, товарищ Первый! 911-й полк ведет бой в окружении, 907-й, 914-й полки отбивают атаки пехоты с танками. Авиация противника прижимает всех к земле.
      - Держись, дорогой, - ободряю его. - К тебе на выручку идет Матвеев. Продержись еще часа два. Его разведка, думаю, скоро будет у тебя.
      Дело в том, что еще утром, получив сообщение полковника Истомина о танках противника, атакующих его 911-й полк на стыке с дивизией полковника Родимцева, я приказал командиру 162-й стрелковой дивизии полковнику М. И. Матвееву, его соединению, находившемуся во втором эшелоне армии, наступать в полосе 244-й стрелковой дивизии и в ночь на 18 мая сменить ее части.
      Но уже через час после нашего разговора полковник Истомин снова позвонил мне.
      - Товарищ Первый, - взволнованно докладывал он, - создалось катастрофическое положение. Связь с частями потеряна. На мой командный пункт идут восемь танков противника. Принимаю меры к отражению и установлению...
      На этом связь прервалась. Видно, немецкие танки атаковали командный пункт дивизии и порвали телефонный кабель.
      В 12 часов 30 минут позвонил полковник Матвеев:
      - Товарищ Первый, мой передовой отряд вышел на гребень высоты 189,0 и к совхозу, где обстрелян артиллерийским и минометным огнем с восточных скатов высоты 205,4. Передовой отряд развернулся на этом рубеже и ведет разведку.
      Сразу вспомнилось, что в районе высоты 205,4 находится командный пункт командира 244-й стрелковой дивизии. Неужели Истомин погиб? А может быть, он ведет бой в окружении? Надо спешить на выручку!
      - Товарищ полковник, - говорю Матвееву, - час назад в роще, в районе высоты 205,4, находился командный пункт полковника Истомина. Поставь задачу передовому отряду выйти к этой роще. Возможно, полковник Истомин еще ведет бой. А твоя дивизия должна занять оборону согласно ранее данным указаниям.
      В 14 часов 30 минут полковник Матвеев доложил, что передовой отряд достиг северной опушки рощи, юго-восточнее высоты 205,4 встретил сильное огневое сопротивление и ведет бой за эту высоту.
      - В районе рощи, - говорил он, - остались признаки командного пункта, вдали видим три обгоревших немецких танка, трупы солдат - наших и противника. Удалось ли полковнику Истомину отступить, неизвестно.
      "Неужели полковник Истомин попал в плен? - подумал я. - Ведь это ЧП! Доложить сейчас главкому или еще раз проверить?"
      Но как раз в это время ко мне обратился дежурный связист:
      - Товарищ генерал, полковник Истомин на проводе !
      Вначале я не поверил своим ушам.
      - Что вы сказали?!
      - Полковник Истомин на проводе!
      Нужно ли говорить, как я обрадовался!
      - Цел, невредим? - спрашиваю Истомина. - Докладывай!
      Он сообщил, что его части загнули фланг, отступили на северо-восток и заняли оборону фронтом на юг на участке Нескучное, высота 208,7 и сейчас усиленно окапываются.
      Я немедленно выехал в 244-ю дивизию, чтобы поговорить с командирами и бойцами, узнать их настроение и на месте выяснить, как перенесли воины ожесточенные танковый и авиационный удары противника. Ведь для них это был первый бой с таким большим количеством танков, самолетов, и если они сегодня выдержали его, то и второй подобный натиск врага выдержат еще увереннее.
      Прибыв на новый КП полковника Истомина, я узнал от Ивана Александровича некоторые подробности боя у старого командного пункта. Отделение противотанковых ружей, находившееся в резерве командира дивизии, подбило три танка. Четвертый танк гранатами подбил политрук Ф. С. Матвиец. Уцелевшие повернули обратно. Среди бронебойщиков особо отличились бойцы комсомольцы Филипп Тиружин и Егор Дудин.
      Воспользовавшись успехом бронебойщиков, разведчики во главе с политруком П. И. Кобяковым и лейтенантом И. Г. Зейберманом контратаковали вражеских автоматчиков и обратили их в бегство. Когда я вместе с командиром 244-ой стрелковой дивизии полковником И. А. Истоминым вышел к бойцам, между нами завязался непринужденный разговор. Красноармейцы охотно отвечали на мои вопросы. Каждый из них припоминал какую-то важную для него деталь. Они смеялись, вспоминая, как убегали побитые фашисты. Слушал я этих опаленных недавним боем людей и мысленно удивлялся, что после таких ожесточенных схваток с танками и пехотой врага они способны так непосредственно рассказывать и смеяться.
      Политрук Ф. С. Матвиец, еще возбужденный боем, вспоминал, как он подбил последний танк.
      - Наши бронебойщики, - начал он неторопливо, - прикрывали командный пункт дивизии. Я находился среди бойцов третьего взвода. И вдруг команда: "Приготовиться к отражению атаки танков противника!" Окоп наш находился на скате высоты. Я взял связку гранат и вместе с находившимися поблизости бойцами начал прислушиваться к шуму моторов, чтобы определить, куда же идут танки. Ждем. Вдруг из-за гребня выползает немецкий танк и прямо на наш окоп! Я скомандовал: "Всем укрыться в щели!" - и схватил связку гранат. Ждал и заранее придумывал варианты: если танк пойдет на щель - сразу угощаю его связкой гранат под гусеницу, если он пройдет мимо щели - брошу гранаты на гусеницу сбоку. В это время танк подходил к щели. Я метнул связку прямо под танк. Раздался сильный взрыв, и танк остановился перед щелью. Из подбитой машины стали выскакивать танкисты. Наши автоматчики всех уложили.
      Подошедшие к нам во время беседы начальник политотдела дивизии батальонный комиссар Г. Д. Елагин и заместитель политрука 1-й роты 970-го стрелкового полка И. П. Горчаков с интересом слушали рассказ Ф. С. Матвиеца. Когда он замолчал, заговорил Горчаков.
      - Наша рота, товарищ генерал, еще отдыхала, когда со стороны села Петровское донесся шум моторов. Вскоре показались и танки. За пять месяцев войны я впервые их столько увидел: стал считать, до тридцати досчитал и сбился. В такой обстановке самое опасное - растеряться. Тут надо подчинить все одному желанию, одному стремлению: уничтожить врага! Знал, чувство-вал, что бойцы смотрят на меня. На мою щель двигалось несколько танков. Я приготовился, положил около себя гранаты. У самого поджилки трясутся, но мысль работает остро, четко, нервы напряжены до предела. Вот уже один танк совсем близко. "Метнуть? Нет, - думаю, - пропущу, чтобы наверняка". Навалился танк на окоп - комья земли на спину посыпались. Только он перевалил, я приподнялся и бросил ему гранату между гусениц. Танк остановился... Гляжу, второй ползет на мою щель. Взял в обе руки по гранате и думаю: "Будь что будет, только бы он не отвернул в сторону". Нет, ползет на мою щель... Но когда второй танк проходил через бруствер, стенки щели не выдержали и меня до пояса засыпало обвалившейся землей. "Только бы не опоздать", - подумал я, напрягая волю. Бросил гранату - и второй танк закрутился на месте. Попытался приподняться, выбраться из обвалившейся щели, но гитлеровцы по мне стрелять начали. Рядом пули зацокали. Я упал на спину и притворился мертвым. Слегка приоткрыл веки и вижу: несколько автоматчиков побежали на помощь экипажам подбитых танков. Тут я собрался с силами и наконец освободил одну, затем другую ногу. Сапоги, правда, в земле остались. Так босым и выскочил, приложился к автомату и ударил по фрицам. Троих уложил, остальные убежали...
      У читателя невольно возникнет вопрос: почему 13-я гвардейская не связала боем противника, позволила ему безнаказанно атаковать соседа справа? Дело в том, что гитлеровцы одновременно атаковали и 13-ю гвардейскую с запада, с высоты 214,3, и с юга, из Непокрытой. Отразив первую атаку, части дивизии перешли в контратаку, стремясь вернуть оставленные накануне высоты, по добиться этого не смогли.
      В то время как 434-й полк 169-й стрелковой дивизии был атакован в селе Веселое танками с юга, 556-й и 680-й полки подверглись нападению с запада, со стороны села Липцы. Враг бросил на этот участок пехоту, танки, самолеты, поскольку имел большой перевес в технике и живой силе. В результате части 169-й стрелковой дивизии отошли в северо-западном направлении.
      В 14 часов со стороны высоты 204,3 около 20 танков и 100 мотоциклистов атаковали село Нескучное. 434-й полк, оборонявший эту деревню, отбил атаку и нанес врагу большие потери. Соединение к 18 часам заняло оборону фронтом на юго-запад, опираясь правым флангом на высоту 205,7, а левым - на село Нескучное.
      Что касается 175-й стрелковой дивизии, то она занимала прежние позиции и на ее участке гитлеровцы активности не проявляли.
      Соединения 3-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора В. Д. Крюченкина с 6-й гвардейской подполковника М. К. Скубы и 84-й полковника Д. Н. Белого танковыми бригадами весь день оставались в исходном положении, готовые к активным действиям. Причем 6-я гвардейская кавалерийская дивизия полковника А. И. Белогорского отразила атаку до 60 танков.
      ...Возвращаясь с командного пункта 244-й стрелковой дивизии, я заехал на высоту 226,3, где располагались командные пункты 38-й стрелковой дивизии и 84-й танковой бригады. Очень хотелось принять на месте меры, чтобы ускорить ликвидацию опорного пункта врага в Терновой. Эта заноза по-прежнему приковывала к себе большое количество войск, связывала свободу маневра в нашем тылу, словом, доставляла массу неприятностей. Враг придавал удержанию этого пункта большое значение. Об этом свидетельствовал и прорыв танков в село. Гитлеровцы стремились сковать возле Терновой как можно больше наших сил и тем ослабить и замедлить наше наступление. Хотелось самому побывать в районе боев и убедиться в неприступности, как мне докладывали, этой "крепости".
      Авиация врага по-прежнему господствовала в воздухе, каждый день по нескольку раз, иногда лишь с короткими перерывами, бомбила боевые порядки наших войск, блокировавших Терновую. Результаты бомбовых ударов я увидел издали: красивый густой лес, гордость местных жителей, окружавший Терновую с севера, востока и юга, представлял жалкое зрелище. Обгоревшие, расщепленные, вывороченные с корнем деревья были разбросаны в хаотическом беспорядке.
      Командир 38-й стрелковой дивизии полковник Николай Петрович Доценко развернул карту и хотел было начать доклад, но я остановил его:
      - Мы с вами на наблюдательном пункте. Перед нами местность, на которой расположены войска. Вот вы и докладывайте по местности, а на карту посмотрим тогда, когда не увидим что-либо с этого КП.
      В это время дежурный связист доложил, что из Терновой на высоту 226,3 вышли танки противника.
      - Сколько? - спросил подполковник Доценко.
      - Пока, докладывают, видно девять, - ответил телефонист.
      - Как вы хотите их встречать? - обратился к стоящему рядом командиру 84-й танковой бригады полковнику Даниилу Николаевичу Белому.
      - Встретим достойно, товарищ генерал-лейтенант, у меня тут пять танков в засаде.
      - А у вас что есть? - спрашиваю полковника Доценко.
      - Два противотанковых орудия и отделение бронебойщиков.
      - Тоже неплохо. Действуйте! Только подпускайте их поближе.
      Вскоре мы увидели танки врага. Они шли развернутым строем по три танка уступом справа вперед. Ведя огонь на ходу, танки прорвались через боевой порядок батальона 728-го стрелкового полка и, наверное, надеялись раздавить наш командный пункт, погулять по тылам, навести панику. Но бойцы были спокойны. Наши орудия молчали. Артиллерист-дальномерщик докладывал расстояние через каждые сто метров:
      - 600 метров... 500... 400... 300 метров...
      - Огонь! - скомандовал по рации командир 84-й танковой бригады. Наши танки, затаившиеся в засаде, и противотанковые орудия дали залп, другой... Пять танков с черными крестами задымили, остановились. Но что это?.. Остальные четыре танка тоже остановились. Немного погодя открылись люки, и из них появились командиры танков с поднятыми вверх руками!
      "Вот они, завоеватели: стоило им дать хорошенько по носу, и они сразу подняли руки", - подумал я со злостью и удовлетворением.
      Наступило затишье, и я продолжал внимательно знакомиться с расположением наших частей и оборонительными сооружениями противника, насколько это позволяла стереотруба, установленная на наблюдательном пункте командира дивизии. Затем, убедившись, что Терновая сильно укреплена, выгодно расположена для обороняющихся, имеет сильный гарнизон, обсудили варианты освобождения этого важного опорного пункта.
      Вернувшись на вспомогательный пункт управления, собрал Военный совет. Сделали некоторые выводы. Итак, танковый контрудар противника нарушил план нашей наступательной операции, задержав ввод в бой оперативной группы. Поэтому было решено с утра 18 мая 13-й гвардейской, 162-й и 169-й стрелковыми дивизиями наступать в западном направлении и восстановить утраченные накануне позиции; для ликвидации прорвавшихся в наши тылы танков противника, которые мешали нашей пехоте вести активные боевые действия, создать танковую группу в составе 6-й гвардейской, 57-й и 84-й танковых бригад под командой комбрига 6-й гвардейской.
      18 мая в 7 часов 30 минут танковая группа с исходного рубежа у высоты 226,3 начала бой за село Веселое. Когда танковая группа подошла к реке Лопань, в трех километрах западнее высоты 226,3, она была контратакована большой группой немецких танков с высоты 218,6. Завязался бой, длившийся около часа. Потеряв 13 танков, гитлеровцы стали отходить в западном направлении.
      Преследуя отступающего неприятеля, танковая группа у высоты 200,9 снова была контратакована несколькими десятками танков, поддержанных пикирующими бомбардировщиками. Завязался встречный танковый бой, который длился до наступления темноты. Потеряв 21 боевую машину, немцы отошли к селу Веселое. Наступившая ночь помешала нашим танкистам преследовать врага.. За день группа сожгла 34 неприятельские бронеединицы.
      Однако в этот день не все складывалось так, как мы задумали. Около 8 часов утра 80 танков и полк пехоты с мотоциклистами после нескольких ударов пикирующих бомбардировщиков атаковали село Нескучное, которое оборонял 434-й стрелковый полк 169-й стрелковой дивизии, и высоту 208,7, удерживаемую частями 244-й стрелковой дивизии. Первая атака была отражена, при этом атакующие понесли большие потери в живой силе и технике. Но враг нанес еще один, массированный бомбовый удар по боевым порядкам частей, в результате которого позиции обороняющихся были буквально перепаханы, из строя вышло много людей и огневых средств. Оставшиеся в живых не выдержали и отошли на созданный ранее тыловой оборонительный рубеж у селений Араповка и Плоское.
      Части 13-й гвардейской дивизии с 7 часов 30 минут перешли в контратаку с целью захвата двух господствующих высот, продвинулись до позиций, занимаемых неприятельской пехотой. Враг и сюда вызвал авиацию. Гвардейцы подверглись бомбежке и мощной штурмовке, после чего отошли на исходный рубеж.
      Мощным артиллерийским огнем, бомбовыми ударами были накрыты позиции 343-го полка 38-й стрелковой дивизии. Полк под шквалом огня отошел ко второй траншее.
      Со всех концов армейской полосы ко мне на вспомогательный пункт продолжали поступать тревожные сообщения об усиливающейся с каждым часом активности немецко-фашистских войск.
      Уже в 19 часов 30 минут до двух батальонов пехоты при поддержке 20 танков противника нанесли удар по левому флангу 343-го стрелкового полка. Полк отошел к высоте 135,6. Вечером полковник А. И. Родимцев вывел этот полк в резерв, чтобы привести его в порядок, а его участок распределил между 34-м и 42-м гвардейскими полками.
      3-й гвардейский кавалерийский корпус частью сил принимал активное участие в отражении контратак противника. Его 5-я гвардейская кавалерийская дивизия полковника Н. С. Чепуркина отбила атаку большого количества танков с пехотой у селений Араповка и Плоское. 34-я мотострелковая бригада полковника К. И. Овчаренко, действовавшая с 5-й гвардейской кавалерийской дивизией, овладела этими населенными пунктами. Вернувшийся на ВПУ из этого района Н. К. Попель рассказал о слаженных и напористых действиях подразделений 32-го мотострелкового полка. В его блокноте было записано, как командир 2-й мотострелковой роты лейтенант Шагов, взаимодействуя с бронеротой полка, которой командовал лейтенант М. В. Казанков, захватила хутор Безбожный. Записал Николай Кириллович и эпизод, когда 34-й мотострелковый полк под командованием майора А. Г. Петько, несмотря на упорные контратаки фашистов и их беспрерывную бомбежку, удержал Араповку и Плоское, а 2-я батарея артиллерийского дивизиона бригады иод командой лейтенанта Ф. М. Павлова поддержала боевые действия полков. При этом ею было уничтожено до взвода мотоциклистов и захвачен один мотоцикл с пулеметной установкой. Всего же за время боев бригада уничтожила до сотни фашистов, захватила один танк, три миномета, одно орудие, четыре станковых пулемета и две походные кухни.
      6-я гвардейская кавалерийская дивизия полковника А. И. Белогорского, занимая исходное положение у высот 218,6 и 226,3, отразила попытку 50 танков прорваться в Терновую. Потеряв 14 танков, немцы откатились к селу Веселое. 32-я кавалерийская дивизия полковника А. П. Москаленко одним полком содействовала 38-й стрелковой в бою за село Терновая.
      Противник продолжал удерживать инициативу и в течение 18-20 мая, хотя наша танковая группа продолжала атаки. Враг упорно противодействовал ей, переходил в контратаки крупными силами танков и пехоты. Наши танкисты уверенно вступали в единоборство с превосходящими силами и выходили победителями. Несколько раз они прорывали вражескую оборону у села Веселое, врывались в него и вели там бой, но пехота 162-й и 169-й стрелковых дивизий, прижатая к земле авиацией и артиллерией врага, не могла закрепить успех группы. В конце каждого дня ей приходилось отходить в исходное положение.
      С каждым днем действия авиации противника становились все активнее. Бомбежки по нашим боевым порядкам следовали одна за другой. Пикирующие бомбардировщики Ю-87 охотились даже за отдельными танками и автомашинами.
      21 мая на ВПУ поступили доклады о том, что неприятель нанес со стороны Веселого, с юга, и с направления Липцы, с запада, сильный удар пехотой, ганками и авиацией по боевым порядкам 169-й и 175-й стрелковых дивизий. Они не смогли выдержать массированных атак и вынуждены были отходить. Я приказал командирам 5-й гвардейской, 32-й кавалерийских дивизий, 57-й танковой бригады принять на себя атакующего противника. Своевременная поддержка соседей помогла частям 169-й и 175-й стрелковых дивизий планомерно отойти и закрепиться на восточном берегу реки Муром.
      162-я и 13-я гвардейская стрелковые дивизии в этот день также отбивали яростные вражеские атаки.
      Тревожной была ночь на 22 мая. Поступил доклад о том, что 3-й батальон 48-го стрелкового полка, занимавший северную часть Терновой, был атакован двумя группами противника. Первая группа (около 200 пехотинцев с четырьмя танками) атаковала из центра села Терновая, а вторая (около 150 пехотинцев с. шестью танками) - со стороны высоты 206,7, с северо-запада. Под непрерывным обстрелом, с фронта и тыла, батальон отошел на опушку леса севернее Терновой и, наведя в подразделениях порядок, пополнив боеприпасы, с рассветом снова перешел к активным действиям.
      Через полчаса новый доклад. Гитлеровцы силой до батальона атаковали теперь уже 2-й батальон 48-го стрелкового полка, закрепившегося на восточной окраине Терновой, однако успеха не добились, потеряли десятка три солдат и отошли в центр села под прикрытием огневых точек.
      Утром я выехал на КП 38-й стрелковой дивизии. Части полковника Н. П. Доценко наконец прорвали неприятельскую оборону и прорвались в центральную часть села. Бой был и напряженным, и ожесточенным. К 10 часам 22 мая Терновую наконец-то очистили от захватчиков и ликвидировали таким образом вражескую занозу в тылу армии. Окружить и взять в плен удалось только остатки гарнизона, а он, как оказалось, составлял не менее полутора батальонов. Большая часть оставшихся в живых под прикрытием танков вырвалась из кольца. Полковник Доценко доложил, что гитлеровцы оставили в селе до 1000 трупов. Они были сложены длинными штабелями, как дрова. Видимо, фашистам приходилось здесь так тяжело, что не нашлось даже времени для захоронения.
      В течение двух следующих дней, 22 и 23 мая, соединения армии продолжали вести упорные сдерживающие бои. Сила ударов врага все возрастала. На удачное завершение начатого нами наступления надежд не оставалось.
      Несмотря на то что 28-я армия прорвала оборону противника во всей своей полосе и продвинулась на запад от 18 до 25 километров, главной цели освобождения Харькова - осуществить не удалось. Темп наступления по ряду причин был невысоким. Это позволяло вражескому командованию маневрировать силами, снимая их с неатакованных участков, подтягивать резервы из глубины, уплотнять боевые порядки, создавать соотношение сил в свою пользу там, где это требовалось. Читатель помнит о том, что уже на шестые сутки нашего наступления враг нанес контрудар двумя танковыми (3-й и 23-й) и двумя пехотными дивизиями по флангам армии и вышел на тылы войск первого эшелона, приостановив наше продвижение. Введенные мною в бой резервы и войска второго эшелона остановили противника, нанесли ему серьезные потери, но изменить обстановку в нашу пользу не смогли.
      В обороне
      До 24 мая соединения 28-й армии оборонялись на упомянутых мною рубежах, затем по приказу командующего Юго-Западным фронтом отошли на тыловой оборонительный рубеж. Этому маневру предшествовали печальные для нас события, развернувшиеся на южном крыле Юго-Западного фронта.
      Командование направления и фронта не использовало благоприятную обстановку, сложившуюся к исходу 14 мая, не ввело в сражение подвижные соединения для развития первоначального успеха и завершения окружения немецкой группировки под Харьковом. Это было связано с заблуждением, в которое ввела командование разведка, доносившая о сосредоточении крупной танковой группировки гитлеровцев в районе Змиева. В результате время было упущено, силы стрелковых соединений были на исходе, темп наступления резко снизился. Ударная группировка наших войск, действовавшая с барвенковского плацдарма в обход Харькова с юга, попала в очень тяжелое положение. 17 мая армейская группа "Клейст" внезапно нанесла сильный контрудар со стороны Краматорска, Славянска на север, в направлении Балаклеи.
      Читатель помнит, что в этот же день противник нанес контрудары с севера и юга по флангам ударной группировки 28-й армии.
      У Славянска сражались войска 9-й армии, по численности соответствовавшие германскому армейскому корпусу. Их позиции не имели достаточной глубины. Подготовленный же армейский оборонительный рубеж своевременно не был занят. Командование армии проявило медлительность и безынициативность.
      Разведка Южного и Юго-Западного фронтов не сумела обнаружить сосредоточение армейской группы "Клейст" в составе 1-й танковой и 17-й армий у Славянска и Краматорска, которая 17 мая перешла в наступление. Уже к исходу второго дня враг, наступая вдоль правого берега реки Северский Донец, занял село Петровское и создал угрозу полного окружения всех войск, находившихся на этом плацдарме.
      Из района Волчанска, подтянув резервы, перешла в контрнаступление 6-я армия генерала Паулюса. В исключительно трудное положение попали части сил Южного и ударной группировки Юго-Западного фронтов.
      19 мая Военный совет Юго-Западного направления принял решение прекратить наступление на Харьков, перегруппировать силы, находившиеся на барвенковском плацдарме, создать ударную группировку и отразить контрудар армейской группы "Клейст", но эта мера оказалась запоздалой.
      Развернулось ожесточенное сражение, длившееся до 23 мая. Из других армий, в том числе из 28-й, были изъяты почти все средства усиления. Все резервы Юго-Западного фронта были брошены на этот опаснейший участок. Но отразить контрудар врага не удалось - слишком велико было его преимущество в людях, в авиации и танках. На барвенковском плацдарме в плотном кольце окружения оказались 6-я и 57-я армии и армейская группа генерал-майора Л. В. Бобкина.
      Командование Юго-Западного направления сделало попытку деблокировать окруженных ударом части сил 38-й армии, но большого успеха это не принесло. Тем не менее благодаря предпринятым усилиям из состава окруженных объединений небольшими группами сумели перейти за Северский Донец лишь около 22 тысяч человек во главе с членом Военного совета Юго-Западного фронта дивизионным комиссаром К. Л. Гуровым и начальником штаба 6-й армии генералом А. Г. Батюней. В неравных боях пали многие славные сыны нашей Родины, в их числе заместитель командующего войсками Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко, командующий 6-й армией генерал-лейтенант А. М. Городнянский, член Военного совета этой армии бригадный комиссар А. И. Власов, командующий, начальник штаба в начальник артиллерии 57-й армии генералы К. П. Подлас, А. Ф. Анисов, Ф. Г. Маляров, командующий армейской группой генерал Л. В. Бобкин.
      Неудачный исход Харьковского сражения стал результатом недооценки сил противника командованием Юго-Западного направления и Южного фронта. Своевременно оно не приняло необходимых мер для предупреждения грозящей катастрофы. Допускались ошибки в руководстве войсками. Меры по ликвидации прорыва противника с рубежа Славянск, Александровна были недостаточны. В довершение ко всему неоправданно задержался отвод армий, оказавшихся под угрозой окружения западнее Северского Донца. В итоге наши войска понесли большие потери. А это, в свою очередь, привело к дальнейшему осложнению обстановки на Юго-Западном направлении.
      Резервы Юго-Западного фронта были исчерпаны. Для их пополнения из 28-й армии уходил 3-й гвардейский кавалерийский корпус с 6-й гвардейской танковой и 34-й мотострелковой бригадами; выводились три артиллерийских полка резерва главного командования, 57-я, 84-я танковые бригады. В полосе 28-й армии началась перегруппировка войск и расширение армейской оборонительной полосы.
      Проведя перегруппировку, мы приступили к созданию глубоко эшелонированной обороны. Четыре стрелковые дивизии (169, 175, 13-я гвардейская и 226-я) развернулись на занятом рубеже и составили первый эшелон обороны. За ними четыре стрелковые дивизии (38, 244, 162, 300-я) заняли оборону по восточному берегу Северского Донца от Волчанска до стыка с 38-й армией у села Базалеевка. Это была прочная оборона, усиленная крупной водной преградой.
      Если бы эту систему обороны мы не нарушили по приказу главнокомандующего войсками направления, возможно, немцам не удалось бы добиться отхода наших войск с Северского Донца, несмотря на глубокое проникновение группы "Клейст" в тыл 28-й армии через расположение нашего левого соседа - 38-й армии. Но 30 мая 1942 года распоряжением маршала С. К. Тимошенко 38-я стрелковая дивизия и 84-я танковая бригада снимаются с обороны у города Волчанск и перебрасываются на левый фланг армии в район Артемовка, Новый Бурлук. 162-ю стрелковую дивизию также снимают с обороны восточного берега Северского Донца и передают в 38-ю армию.
      Полосу обороны 162-й стрелковой дивизии пришлось залатывать частями 244-й стрелковой дивизии, сдвинув правую границу ее участка обороны до села Петровское, а левую - до хутора Чернецкий. Таким образом, левое крыло 28-й армии было прикрыто довольно прочно, а вот правое крыло с уходом 38-й стрелковой дивизии не имело надежной, глубокой обороны. Между тем к 4 июня всеми видами разведки подтверждалось сосредоточение большого количества танков и пехоты на стыках 21, 28 и 38-й армий. На появление этих группировок противника указывалось и в боевом распоряжении главкома от 4 июня. Несмотря на это, распоряжением главкома растягивались полосы обороны 175-й и 169-й стрелковых дивизий. Причем для 556-го и 680-го стрелковых полков нарезались участки обороны по 20 километров, а названным дивизиям ставилась задача прикрыть стык с соседом, не допустить немцев на Волчанск. Правда, в резерве за левым флангом 169-й стрелковой дивизии располагался ее 434-й стрелковый полк. Но этот полк в ходе наступательной операции понес очень большие потери, его укомплектованность в людях и боевой технике не достигала и 30 процентов штатной численности. Других сил и средств в моем распоряжении не было, и сделать что-либо для уплотнения, а значит, и для усиления обороны в района Волчанска я не мог.
      До 9 июня и я, и члены Военного совета Н. К. Попель, Г. Е. Гришко, и начальник политуправления Н. А. Радецкий, большинство командиров штаба армии и политуправления работали в соединениях и частях 28-й армии, которые совершенствовали свою оборону и вели усиленное наблюдение за противником. В этот день начальник разведки доложил о большом скоплении танков и пехоты противника на правом крыле в районе Архангельского, западнее Мурома, и на левом крыле армии, в районах Кочетков, Печенегов. На Военном совете мы пришли к выводу: все данные наземной и воздушной разведки показывают, что немцы накапливают на флангах нашей армии крупные ударные группировки и что со дня на день надо ожидать контрнаступления. Об этом я и доложил командованию фронта.
      Как уже отметил, правое крыло армии, где оборонялась 169-я стрелковая дивизия, занимавшая 20-километровый участок, внушало серьезные опасения. Эта дивизия являлась боевым, испытанным во многих боях соединением. Командовал им очень опытный, тактически грамотный командир полковник Самуил Миронович Рогачевский. Под стать ему были командиры полков и батальонов, но каждому военному хорошо известно (история это подтверждает), что оборона на широком фронте никогда не может быть прочной и достаточно жесткой.
      10 июня я проснулся на ВПУ от приглушенного расстоянием грохота артиллерийской канонады и разрывов бомб, сброшенных вражеской авиацией, видимо на боевые порядки наших войск. Быстро одевшись, вышел из блиндажа на свой наблюдательный пункт. Посмотрел по сторонам, ничего не увидел. Еще не рассеялся предутренний туман. Час был очень ранний. По слуху определил, что громыхает на правом фланге армии, где-то в районе обороны 169-й или 175-й стрелковой дивизии. В оборонительных полосах 13-й гвардейской и 226-й стрелковых дивизий слышалась редкая артиллерийская стрельба. А дальше на юге, где-то в районе Печенегов, также гремела отдаленная канонада.
      Сомнений не было - противник перешел в наступление на стыках с соседними армиями. Худшие наши предположения оправдались. Убедившись, что видимости на наблюдательном пункте нет, я вернулся в блиндаж.
      В это время позвонил начальник штаба армии генерал-майор А. А. Мартьянов.
      - Дмитрий Иванович, - докладывал он, - путем опроса командиров дивизий установил: немцы ведут артиллерийскую и авиационную подготовку на правом фланге армии в полосе 169-й и 175-й стрелковых дивизий, а на левом крыло армии - против 300-й стрелковой дивизии. На участках полковника Родимцева и генерал-майора Горбатова относительно спокойно. Командир 300-й стрелковой дивизии полковник Меркулов доложил, что на фронте левого соседа артиллерийская и авиационная подготовка носит еще более интенсивный характер.
      - Ясно. Ваш вывод?
      - Противник наносит удар двумя группировками, одной - на нашем правом фланге, другой - на правом фланге 38-й армии. Полагаю, что против нашей 300-й стрелковой дивизии наносится вспомогательный удар.
      Я согласился с таким выводом. Дежурный связист доложил:
      - На проводе полковник Рогачевский.
      - Хорошо. После разговора с Рогачевским вызывайте генерал-майора Кулешова, затем полковника Меркулова.
      Полковник Рогачевский докладывал:
      - Все заволокло густой пеленой дыма и пыли. Ничего не видно, точно ночь кругом. Кажется, нет места, куда бы ни падали снаряды и авиабомбы.
      - Как переносят артиллерийскую и авиационную подготовку бойцы? Что более конкретно происходит у вас?
      - Докладываю по порядку справа. На участке 556-го стрелкового полка от Шебекино до Боткино - относительно спокойно, идет редкая артиллерийско-минометная стрельба с обеих сторон. От Боткино до северной окраины Мурома, на участке обороны 680-го стрелкового полка, - ад кромешный. Люди в окопах и блиндажах. Командир полка и командиры батальонов ничего не видят со своих наблюдательных пунктов из-за дыма и пыли После артиллерийского и авиационного налета ждут атаки танков. К отражению готовы.
      - Велики ли потери, что доносят командиры?
      - Сейчас об этом сказать не могу. Все прижаты к земле. Доложу позже.
      - Генерал Кулешов у аппарата! - доложил дежурный связист.
      - Здравствуйте, Александр Демьянович! - приветствую комдива 175. - Что происходит, в чем нуждается ваше хозяйство?
      - С четырех часов утра немцы обрушились артиллерийско-минометным огнем и пикирующими бомбардировщиками на правофланговый 632-й полк. На всем его участке обороны - от восточной окраины Мурома до урочища Ладыцкое - все точно кипит в огненном котле. На участке 728-го полка от высоты 217,6 до высоты 226,3 относительно спокойно. Артиллерийская стрельба и бомбардировка значительно слабее, чем на участке 632-го полка. 560-й стрелковый полк второго эшелона также подвергается сильной бомбежке.
      - Держитесь! Учтите, что немцы будут стремиться нанести удар по правому флангу армии. Будьте готовы отразить врага на своем правом фланге, подготовьте резерв для контратаки. Пока все.
      Командир 300-й стрелковой дивизии полковник Меркулов докладывал:
      - На участке обороны 1049-го полка - артиллерийский огонь и действия авиации значительно слабее, нежели на участке левофлангового 1051-го стрелкового полка. Этот участок подвергается наиболее сильным ударам артиллерии и авиации. В расположении 1053-го полка, находящегося во втором эшелоне, почти спокойно. На участке левого соседа вот уже около часа сильная артиллерийская канонада и бомбежка.
      - Ваш вывод?
      - Противник, видимо, попытается атаковать участок обороны 1051-го стрелкового полка, то есть нанести удар из Печенегов на Богородичное.
      - Согласен, Серафим Петрович! Значит, к этому участку надо подтянуть резервы и подготовить контратаки. Действуйте!
      В это время подошел член Военного совета Попель.
      - Николай Кириллович, - обратился к нему, - не имеешь ли желания побывать у Рогачевского и Кулешова? У них сегодня черный день.
      - Надо съездить, - согласился Попель.
      - Давай, брат, и побыстрее. Успеха тебе!
      В 9 часов я снова приказал дежурному соединить меня с командирами соединений. Хотя донесения от них поступали в штаб армии регулярно, однако личный разговор по телефону крайне необходим, тем болеt в такую трудную минуту.
      Рогачевский доносил: в 5 часов 30 минут вслед за огневым валом на участке высота 173,3, восточная окраина села Муром 680-й стрелковый полк атакован пехотной дивизией с танками. Бойцы 2-го батальона этого полка не позволили застать себя врасплох. Она встретили немцев дружным огнем, нанесли им большие потери. Противник несколько отошел, пехота залегла. После этого появилось до 70 пикирующих бомбардировщиков. Они подвергли ожесточенной бомбежке всю глубину боевого порядка полка. Бойцы под натиском превосходящих сил гитлеровцев начали отходить к урочищу Старое я селу Старая Таволжанка.
      - К моменту доклада, - продолжал он, - подразделения 680-го полка оставили левый берег Северского Донца от Боткино до Старой Таволжанки. Часть этого села на левом берегу также захвачена немцами. На этом участке сейчас вступил в бой резервный 434-й стрелковый полк. Результаты боя доложу. Против 556-го полка на участке от Шебекино до Боткино противник вел демонстративное наступление. У Боткино и Новой Таволжанки наш левый фланг атакован силою до одного полка. Бой продолжается.
      - Ваше решение?
      - 556-му полку 3-м батальоном второго эшелона поддержать боевые действия левофлангового батальопа и не допустить прорыва обороны у Новой Таволжанки. Остатками 680-го и 434-го полков буду выполнять поставленную задачу - не допустить переправы противника на восточный берег Северского Донца. Прошу помощи.
      - К вам на помощь идет 15-я гвардейская дивизия. А пока держитесь! Используйте все возможности задержать врага, бросьте в бой вплоть до учебного батальона и специальных подразделений. Все!
      К тому времени главнокомандующий Юго-Западным направлением по моей просьбе выделил из фронтового резерва 15-ю гвардейскую стрелковую дивизию (бывшую 136-ю), которой по-прежнему командовал Емельян Иванович Василенко, теперь уж генерал-майор. Я немедленно отправил письменное приказание комдиву о выдвижении дивизии в район Волчанска. Но она находилась в 60 километрах от линии фронта и могла подойти к городу не ранее утра 11 июня. А помощь нужна была именно сейчас, никак не позднее. И "залатать" прореху могла только дивизия. Но где ее взять? Как быть?
      - У аппарата генерал Кулешов, - прервал раздумья дежурный связист.
      - Что у вас нового? - спрашиваю Кулешова. - Как стоят ваши богатыри?
      - До двух пехотных дивизий противника с танками, - докладывал генерал, - навалились на участки обороны 632-го и 728-го стрелковых полков. Личный состав мужественно отражает атаки, но не дает передохнуть авиация. Около восьмидесяти самолетов непрерывно бомбят боевые порядки полков. На участке 632-го немцы кое-где просочились в тыл наших подразделений. Там, не утихая, идет бой. По всему видно, что неприятель особенно жмет на Дегтяревку и Старицу.
      - Ваше решение?
      - Одним батальоном из второго эшелона полка контратакую прорвавшиеся подразделения врага во фланг в направлении на Дегтяревку. На остальных участках идет бой. Исход его еще не ясен.
      - Действуйте!
      Дежурный доложил, что у аппарата полковник С. П. Меркулов. Он сообщил:
      - После артиллерийской и авиационной подготовки пехота и танки противника перешли в наступление. Через два часа боя немцы прорвали оборону, овладели хутором Красное Знамя, селом Богородичное и устремились на восток. Контратакой моих резервов и резервов 38-й стрелковой дивизии враг остановлен и отброшен назад. Сейчас бой идет на восточных окраинах хутора Красное Знамя и села Богородичное.
      - А что делается на фронте левого соседа?
      - На фронте левого соседа дела совсем плохи. Он оставил Базалеевку. Сейчас мой левый фланг глубоко оголен. Со своего наблюдательного пункта вижу, что село Юрченково занято пехотой и танками противника, а ведь это село в десяти километрах восточнее Базалеевки.
      - Что же вы решили?
      - Решил упорной обороной не дать немцам возможности распространиться на восток. Чтобы прикрыть левый фланг оборонительной полосы, разверну 1053-й стрелковый полк фронтом на юг, вдоль разграничительной линии.
      Решение было единственно правильным, и я утвердил его. Из доклада командира 300-й стрелковой дивизии полковника С. П. Меркулова и той обстановки, которая создалась на правом фланге армии, со всей очевидностью вытекало, что враг наносит удар двумя группировками: одной, силою до 4 пехотных и одной танковой дивизий, в направлении на Волчанск и далее на Волоконовку с целью выхода на реку Оскол и второй (не менее двух танковых и трех пехотных дивизий) - на Купянск, чтобы овладеть этим крупным железнодорожным узлом и перерезать железную дорогу Донбасс - Касторное. Уже значительно позднее, после разгрома гитлеровской Германии, мы узнали, что сил в обеих этих группировках было почти вдвое больше, чем мы предполагали.
      К исходу 10 июня обстановка еще более ухудшилась. На правом фланге армии гитлеровцы потеснили части 169-й стрелковой дивизии, переправились на левый берег Северского Донца у Старой Таволжанки и завязали бой у Волчанска.
      На левом фланге создалось угрожающее положение. Две танковые колонны врага - более 100 танков - глубоко обошли его из района левого соседа и двигались на село Великий Бурлук, что в 40 километрах от линии фронта. Таким образом, противник вышел своими танками на тыловые коммуникации 28-й армии. Для парирования этого удара у меня не было никаких средств. Но главнокомандующий Юго-Западным направлением обещал направить с утра 11 июня в этот район 13-й танковый корпус.
      Одновременно с этим главнокомандующий дал указание 10 июня, с наступлением темноты, вывести 175-ю, 13-ю гвардейскую и 226-ю стрелковые дивизии на левый берег Северского Донца, занять там прочную оборону и не допустить переправы немцев через реку.
      На правом берегу реки оставили от каждой дивизии отряды заграждения, которым предстояло сдерживать наступление противника. Но эти меры были недостаточны. Надо было срочно помочь 169-й стрелковой дивизии удержать Волчанск, отразить натиск двух пехотных дивизий с танками, навалившихся к концу дня на правый фланг 175-й стрелковой дивизии и захвативших к тому времени Избицкое, Варваровку и Старицу. Положение было очень тяжелым. Тем не менее бойцы и командиры не теряли присутствия духа, сражались самоотверженно. Поздно вечером 10 июня на командном пункте 57-й танковой бригады я встретил командира 4-й роты 680-го полка 169-й стрелковой дивизии старшего лейтенанта Николая Смирнова, которого попросил рассказать о только что отгремевшем бое. Небольшого роста, с чуть тронутыми серебром висками, он говорил не торопясь, устало, как человек, крепко поработавший:
      - Моя рота обороняла безымянные высоты восточнее деревни Нехотеевка. Первый и второй взводы растянулись на два километра, имея окопы и ходы сообщения на западных скатах этих высот. Третий взвод я расположил в глубине участка на высоте, вытянутой с юго-востока на северо-запад. Через эту высоту проходила причудливо изгибавшаяся опушка кустарника, позволявшая хорошо замаскировать противотанковые средства. После артиллерийской и авиационной подготовки немцы перенесли огонь в глубину. Осмотрелся я и не узнал свой участок. Все было в оспинах воронок от снарядов и авиабомб. Подал команду: "Приготовиться к отражению атаки противника!" К счастью, телефонная связь с командирами 1-го я 2-го взводов работала, а в третьем взводе сам находился. Из деревни Нехотеевка выползло 20 танков, за ними бежала пехота. На глаз определил - не менее двух батальонов. "Ну, - думаю, - для одной роты это не так-то мало. Дело будет жаркое!" Гляжу, немецкие танкисты открыли огонь с ходу. И минометы продолжают обстрел...
      Доложил я обстановку командиру батальона и скомандовал взводным: "Отсекайте пехоту от танков, прижимайте ее к земле! Пусть танки идут в глубину обороны!" О потерях не было времени спрашивать, танки находились уже в трехстах метрах от позиций. Часть из них стала обходить фланги роты, а за ними просочились гренадеры; танки же, которые надвигались на середину участка роты, остались без пехоты, ее отсекли, прижали к земле пулеметчики Иван Пахомов, Владимир Мельников, Семен Оглоблин, Михаил Донец из взводов Демченко и Кучука. Вступили в бой и наши бронебойщики. Почти одновременно запылали два танка. Их подбили Петр Шило, Леонид Черняховский, Павел Мирошников и Иван Серов.
      Но вот танки приблизились к окопам третьего взвода. Палят из пушек и пулеметов, хотя не видят противотанковых орудий, так, наугад, чтобы страху нагнать. И тут прервалась связь с командирами первого и второго взводов. Что у них там делается, не знаю, но вижу, что автоматчиков за танками нет. Наконец заговорили наши противотанковая батарея и бронебойщики. Два танка зачадили прямо перед нашим окопом, остальные мчатся... Пригнулся я, инстинктивно втянул голову в плечи. Чувствую, что надо мною бронированная махина. Забарабанили по спине комья земли. Какой-то миг длилось это, но ощущение, скажу вам, товарищ генерал-лейтенант, очень неприятное. Когда танк промчался, я поднялся. Смотрю - боевые машины с крестами в пашем тылу. Но бронебойщики подбили еще две. Это сделали наводчики Петр Тимофеев и Василий Середкин.
      Потом снова налетели пикирующие бомбардировщики. Рев моторов, вой бомб, разрывы, дым, пыль - все смешалось. Стало темно. Солнце померкло. Сколько продолжалась бомбардировка, не помню. Когда пыль начала рассеиваться, остатки стрелковых взводов старшего сержанта Демченко и сержанта Кучука стали отходить под прикрытием пулеметов. Бойцы на ходу отстреливались от наседавших фашистов. Я послал к командирам взводов связных с приказом: занять оборону на опушке. К этому времени связи с комбатом уже не было, боеприпасы кончились. Что делать? Продолжать борьбу до тех пор, пока нас не раздавит противник? Или, пока не потерял управления ротой, начать отход? Из двух орудий противотанковой батареи одно раздавлено танком. Осталось одно бронебойное ружье... И я решил отходить к Северскому Донцу на Старую Таволжанку, отбиваясь от гитлеровцев. Подходим к Старой Таволжанке, а там уже немцы! Повернул роту на село Огурцово, но и там были фашисты... Лесными тропами повел людей на Старицу. Не дошли до Старицы трех километров, узнаем, что и там фашисты! Что делать? Смотрят на меня бойцы. Решил перенравиться через Северский Донец у мыса, что в трех километрах северо-восточнее Старицы. И вот вышли к Синельникове, встретились с 57-й танковой бригадой...
      Так закончил рассказ старший лейтенант Смирнов.
      Какие нужны слова, чтобы оценить подвиг этого скромного человека с железной волей! Я от души крепко пожал ему руку и сказал только два слова:
      - Спасибо, родной!
      Член Военного совета армии Н. К. Попель целый день был с бойцами 169-й стрелковой дивизии. Он много рассказывал о мужестве и героизме красноармейцев и командиров 434-го стрелкового полка. В 680-м стрелковом полку Попелю побывать не удалось. Он приехал на командный пункт дивизии, когда на позициях этого полка уже шля ближние бои, а на некоторых участках танки и пехота противника просочились в глубь оборонительной полосы и завязали бой даже с подразделениями 434-го полка. Узнав обстановку на командном пункте полка, Попель отправился в Старую Таволжанку. Ехать туда было нельзя - пикирующие бомбардировщики гонялись за каждой машиной. Пришлось с командного пункта пробираться два километра на наблюдательный пункт командира 2-го батальона под артиллерийским обстрелом.
      - Когда пришел на КП второго батальона, - рассказывал Николай Кириллович, - там уже шел бой. Подразделения заняли оборону по восточному берегу Северского Донца от Старой Таволжанки до Гатища 1-го. Фашисты прицельно обстреливали боевые порядки рот, потому что вся глубина нашей обороны просматривалась как на ладони. В небе беспрерывно висели "юнкерсы". Тяжело было находиться под этим огненным шквалом. Но бойцы держались до 17 часов. А потом фашисты прорвали оборону у села Новая Таволжанка. Танки и мотопехота двинулись на совхоз "Плетневка". Этим маневром противник отрезал 556-й полк, некоторое время спустя командир 169-й стрелковой дивизии полковник Рогачевский потерял с ним связь.
      К решительным действиям немцы перешли и у села Огурцово, на левом фланге второго батальона. Наши малочисленные подразделения не выдержали натиска и начали отходить на западную окраину Волчанска, закрепились там. Большие трудности испытывают войска без поддержки танков и авиации. Сегодня был свидетелем ряда драматических событий.
      Пикирующие бомбардировщики бомбили позицию минометной роты. Командир роты погиб. Командование принял политрук Сергей Степанович Сивак. Прямым попаданием бомбы вывело из строя два минометных расчета. Как только рассеялся дым от разрыва, Сивак увидел, что один миномет уничтожен, а другой как будто цел, но никто из его расчета не уцелел. Он бросился к миномету и открыл огонь... Следующим заходом бомбардировщики снова пробомбили позицию минометной роты. Но мужественный политрук не покинул своего поста и тогда, когда был ранен осколком в бедро. Он продолжая стрельбу из миномета до тех пор, пока враг не откатился назад. На помощь Сиваку прибежал военфельдшер Владимир Тымунь с санитаром. Они перевязали политрука, санитар вывел его с поля боя, а к миномету стал военфельдшер. Вскоре командир батальона назначил к миномету новый расчет, и военфельдшер Тымунь занялся своими прямыми обязанностями.
      Северский Донец разделяет село Старая Таволжанка на две части: правобережную и левобережную, соединяющиеся добротным мостом, вполне пригодным для прохождения танков. Охрану моста командир 434-го стрелкового полка поручил взводу, которым командовал старший политрук Виктор Киселев. После отхода наших войск на левый берег Киселев должен был взорвать этот мост. Примерно в 11 часов, когда подразделения 169-й стрелковой дивизии вели бой с противником на западном берегу, в Старую Таволжанку ворвались вражеские танки с десантом автоматчиков. Они сразу вышли к мосту, стремясь захватить его и создать плацдарм на восточном берегу. Огнем станкового и ручных пулеметов старший политрук Киселев уничтожил десант автоматчиков на двух вырвавшихся вперед танках, а бронебойщики подбили их. Танки, шедшие сзади, открыли огонь из пушек и пулеметов по окопам взвода, обстреляли его и немецкие пулеметчики. Фашисты могли захватить переправу, и старший политрук решил ее взорвать, хотя наши части еще вели бой на правом берегу. Он приказал саперу взвести индукторную машину. Прогремел взрыв. Некоторых защитников присыпало землей, но как только немцы снова пошли в атаку, бойцы были на своих местах. Киселев медлил с отходом, он рассчитывал, что наши подразделения будут отходить на Старую Таволжанку и зажмут в кольцо прорвавшихся фашистов. Между тем бой шел где-то далеко за селом и в стороне, в районе Новой Таволжанки. Уничтожив до 50 автоматчиков и четыре танка, старший политрук Киселев решил отводить взвод. Бойцам двух стрелковых отделений он приказал переправиться вплавь на левый берег, занять оборону и прикрывать огнем отход бойцов третьего отделения. Сам же с третьим отделением и бронебойным ружьем остался прикрывать отходящих. Когда первые достигли противоположного берега, он с остатками своего взвода благополучно переправился на левый берег Северского Донца.
      Николай Кириллович рассказал, как умело дрались артиллеристы 1-го дивизиона 307-го артиллерийского полка. Этот дивизион с начала сражения поддерживал в обороне 680-й, затем 434-й стрелковые полки. Он подбил 9 танков, но и сам понес тяжелые потери. Два его орудия и два трактора были разбиты, под бомбами погибли лошади орудийных упряжек. А немцы нажимали. Кое-где им удалось просочиться вперед, обойти с флангов. Бой принял очаговый характер. Отходящие стрелки старались группироваться вокруг батарей, так как против танков около них действовать надежнее. С прорывом нашей главной полосы обороны приходилось вести подвижную оборону, маневрировать колесами. А тяги осталось только один трактор. Командир дивизиона старший лейтенант Илья Быков вел бой перекатами от рубежа к рубежу: одна батарея отходила на новый рубеж, а другая - вела огонь и сдерживала врага. К трактору подцепляли сразу по четыре орудия и выводили их на новый рубеж. В это время другие орудия вместе с пехотой сдерживали натиск немцев на прежнем рубеже. Потом трактор возвращался и брал на буксир другие орудия. Их отход прикрывали отошедшие ранее. Так, от рубежа к рубежу, не прекращая активного сопротивления, командиру артиллерийского дивизиона старшему лейтенанту Быкову удалось, взаимодействуя с пехотой, вывести одним трактором все 10 орудий. При этом отход совершался под непрерывной бомбежкой и обстрелом.
      Такова уж традиция, сложившаяся веками у русских артиллеристов: не бросать своих орудий. Батарейцы всегда либо находили способ спасти свои пушки, либо погибали около них, отражая наседавшего врага, как это было у села Терновая, где противотанковая батарея, отражая танковую атаку, вела огонь до последнего снаряда, до последнего вздоха...
      В ходе боев партийно-политический аппарат в армии осуществлял большую работу по поддержанию высокого морально-политического уровня среди личного состава. Политработники вели прием в партию бойцов, сержантов и командиров, зарекомендовавших себя в боях верными, умелыми защитниками социалистического Отечества. При выходе из строя командиров политработники принимали командование подразделениями и частями, личным примером увлекали бойцов в атаки или упорной борьбой противодействовали наступающему противнику. Однако формирование высокого гражданского сознания людей, ставших воинами, их патриотизм были заложены и развиты в годы мирного строительства, еще до войны, родителями, школой, комсомолом, коллективами строек, промышленных и сельскохозяйственных предприятий и их партийными организациями. Любовь к Родине и родному народу, необходимость их защиты от врагов, самопожертвование во имя грядущей Победы в сознание людей закладываются в течение многих лет, а не за дни, недели, месяцы. Это подтвердил ход боев, в которых личный состав войсковых частей и подразделений из-за больших потерь быстро обновлялся, но высокий морально-политический уровень войск, их стремление драться с врагом оставались постоянными.
      ...Вечером я подписал приказ, в котором поставил соединениям новые боевые задачи: с утра 11 июня отбросить прорвавшегося к Волчанску неприятеля на правый берег Северского Донца, ликвидировать крупную танковую группу, вышедшую в тыл армии, и восстановить нарушенную оборону. 226-й стрелковой дивизии надлежало выйти на левый берег Северского Донца и занять оборону по левому берегу реки Волчья и далее по Северскому Донцу на рубеже Заводы 1-е, Прилипка, (иск.) Советское 1-е, и надежно прикрыть направления Огурцово, Волчанок; Старица, Волчанок. 42-му гвардейскому полку 13-й гвардейской стрелковой дивизии предстояло занять оборону по восточному берегу Северского Донца на участке от хутора Красный до Петровское. 34-й и 39-й гвардейские полки оставил в армейском резерве.
      Прибывающий в мое распоряжение 23-й отдельный батальон противотанковых ружей и один стрелковый полк 301-й дивизии подчинил командиру 169-й стрелковой дивизии.
      57-я, 90-я танковые бригады были объединены в одну танковую группу, которой надлежало уничтожить прорвавшегося противника в районе Прилипки, Советского 1-го, преградить немецким танкам и пехоте путь на Старицу и Рубежное и быть в готовности нанести контрудар в направлении Волчанска. Что касается ликвидации танковой группы врага, проникшей в глубокий тыл, то для этого главком Юго-Западного направления приказал усилить 13-й танковый корпус 84-й танковой бригадой и потребовал широкого взаимодействия корпуса с 13-й танковой и 34-й мотострелковой бригадами, находившимися на правом крыле 38-й армии.
      Всю ночь на 11 июня в районе Волчанска и в самом городе шел тяжелый бой. Воины 169-й стрелковой дивизии мужественно отстаивали каждый квартал, каждый дом. К утру противник сумел навести понтонные переправы и, по предварительным данным разведки, сосредоточил на плацдарме волчанского направления до двух пехотных дивизий с танками. (Как стало известно позднее, враг сосредоточил там пять пехотных дивизий с танками.) В тот день около 7 часов я наконец связался с командиром 169-й стрелковой дивизии и спросил:
      - Что с Волчанском?
      - Не удержали, - ответил полковник Рогачевский. - С 4 часов утра немцы ввели в бой до двух пехотных дивизий с танками. До 6 часов войска держались стойко, делали невозможное... Но всему есть предел. Волчанок и Заводы 2-е оставлены. Сейчас остатки 434-го и 680-го стрелковых полков, а также учебный батальон и специальные подразделения сражаются в Волчанских хуторах. Решил занять оборону и прочно удерживать рубеж высота 201,2, что западнее Бочково, высота 121,8 - западная окраина Караичное. Тылы перебазировал в Малую Волчью. Люди измотаны, особенно действиями авиации врага. Считаю, что дивизия не в состоянии выполнить поставленную задачу.
      - К вам прибыл 23-й отдельный батальон противотанковых ружей и стрелковый полк 301-й дивизии?
      - Нет.
      - Эти части на марше, они вот-вот подойдут. Подчиняю их вам. Выполняйте поставленную задачу.
      ..57-я танковая бригада с утра вела бой с пехотой и танками в районе Прилипки. Но вскоре была атакована намного превосходящими силами танков и отошла в район хутора Земляной Яр, шоссе Волчанок - Белый Колодезь, где продолжала драться с крупными силами противника, наступавшими со стороны Волчанска.
      В это время в район хутора Пролетарский, Шесторивка подошли передовые отряды переданных мне маршалом С. К. Тимошенко 226-й стрелковой дивизии генерал-майора А. В. Горбатова и 90-й танковой бригады подполковника М. И. Малышева, которые я с ходу ввел в бой с вражеской пехотой на южной окраине села Красноармейского 1-го и в районе высоты 150,2. Главные силы этих соединений развернул на указанном рубеже к 12 часам и приказал атаковать противника, чтобы овладеть селами Красноармейское 1-е, Октябрьское и перерезать пути подвоза прорвавшихся на восток неприятельских частей. Атака началась дружно, части успели приблизиться к селам, но командование противника подтянуло резервы и мощной контратакой пехоты с двадцатью танками остановило атакующих. Горбатов и Малышев просили помочь артиллерией и прикрыть с воздуха, но подкрепить их мне было нечем.
      К исходу дня 226-я стрелковая дивизия и 90-я танковая бригада оказались зажатыми с трех сторон. Не имея надежды на благоприятный исход боя, испытывая затруднения в боеприпасах и эвакуации раненых, оторванные от своих тылов, они начали медленно отходить через Котово в район Белый Колодезь, огибая его с юго-западной стороны.
      Утром 11 июня 15-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Е. И. Василенко по приказу маршала Тимошенко вышла главными силами в район Захаровка, Белый Колодезь, (иск.) Новоалександровка, вступила в бой с пехотой и танками неприятеля и остановила его продвижение из Волчанска на Белый Колодезь.
      13-я гвардейская стрелковая дивизия в этот день 42-м полком занимала оборону по левому берегу Северского Донца, а 34-м и 39-м полками - в районе Польная, Шевченково 2-е, отражая атаки двух полков и до 40 танков, которые прорвались со стороны Максимовки и совхоза "Земляной". В полосе 244-й стрелковой дивизии гитлеровцы не проявляли активности. Наши войска совершенствовали свои оборонительные позиции.
      В полосе 300-й стрелковой дивизии весь день шел бой. Ее части сражались в полуокружении, отражая атаки с запада на участке Красное Знамя, Богородичное и с юга, со стороны Юрченково, где до полка пехоты и 45 танков противника атаковали западную окраину села Новый Бурлук.
      13-й танковый корпус с 84-й танковой бригадой, взаимодействуя с соединениями 38-й армии, преградили вражеской танковой группировке дорогу на восток и северо-восток, образовали общий фронт в районе Попасное, Веселое, Петровское и далее по реке Большой Бурлук. В течение дня здесь не затихал танковый бой. Гитлеровцы повернули часть сил фронтом на запад, атаковали с тыла 38-го и 300-ю стрелковые дивизии, вынуждая их свертывать оборону.
      В течение 12 и 13 июня мы старались сделать все возможное для того, чтобы войска 28-й армии активными действиями на флангах разгромили белоколодезьную и веселовскую группировки немцев и восстановили оборону по Северскому Донцу, но многократное превосходство врага, прежде всего в танках и авиации, не позволило осуществить этот замысел.
      Вынужденное решение
      В ночь на 13 июня я два часа убеждал начальника штаба фронта генерала И. X. Баграмяна в необходимости отвести войска на рубеж Бударка, Ольховатка, Шевченково 2-е. Но Баграмян медлил, никак не решался ставить этот вопрос перед главкомом. Наконец в 2 часа 13 июня главком принял такое решение. Но дорогое время было упущено. Не все наши соединения успели отойти и закрепиться на указанном рубеже. Очень трудно пришлось 38-й и 300-й стрелковым дивизиям, они выходили из полуокружения. 244-я стрелковая вообще не успела отойти в тот день. Целую неделю она сражалась в окружении и вырвалась из него совершенно обескровленной. Таким образом, за четыре дня ожесточенных боев в междуречье Соверского Донца и Большого Бурлука противник, несмотря на многократное превосходство, не смог окружить войска 28-й армии.
      13 июня до второй половины дня мой командный пункт находился в совхозе "Федоровка", а запасный - в селе Старый Хутор, куда были поданы концы связи от штаба фронта и оттуда - к соединениям.
      С утра я отправил начальника штаба генерал-майора А. Л. Мартьянова со всеми службами в Старый Хутор, а сам с членом Военного совета, необходимыми штабными командирами и радистами остался в совхозе "Федоровка" управлять войсками.
      В первой половине дня танки противника, овладев селом Пролетарское, что в двух километрах западнее совхоза "Федоровка", создали угрозу командному пункту армии, поэтому я вынужден был оставить этот пункт и со всеми командирами и бойцами, находившимися со мной, двинулся в Старый Хутор. Там меня ждал связной с запиской генерала Мартьянова. Он писал: "По распоряжению начальника штаба фронта все линии связи перенесены в село Козинка".
      Я, естественно, возмутился: как можно переносить линии связи, не поставив в известность ни меня, ни начальника штаба армии? Однако пришлось отправиться со всем штабом в Козинку. В самом селе командного пункта не оказалось, но нас встретил там заместитель начальника связи фронта, который руководил переносом средств связи. Он доложил, что командный пункт находится в лесу у Посохова и что меня лично вызывает главком для доклада обстановки.
      Место, выбранное для командного пункта, меня не удовлетворяло по ряду причин, но главным образом потому, что оттуда было далеко до войск. Это затруднило бы управление. Поэтому я приказал развернуть командный пункт на прежнем месте, в селе Старый Хутор, и попросил члена Военного совета Н. К. Попеля проследить за выполнением приказа. Сам же отправился в Валуйки к главкому на доклад.
      Приехав в город, зашел к начальнику штаба фронта генерал-майору И. X. Баграмяну и доложил, что войска армии прочно закрепились на рубеже Бударка, Ольховатка, Шевченково 2-е и в течение дня отразила все попытки врага прорваться на восток.
      Во время моего доклада раздался телефонный звонок. Представитель штаба фронта генерал-майор Л. В. Ветошников, находившийся при штабе 28-й армии, сообщил из села Старый Хутор по гражданской линии связи, что на фронте армии сложилась тяжелая обстановка, войскам не удалось закрепиться на указанном рубеже, они стихийно отходят на восток. Выслушав этот доклад, Баграмян посмотрел на меня, ожидая разъяснений.
      "Что за чушь? - подумал я. - Этого не может быть. Командиры дивизий, за исключением комдива 244, докладывали три часа назад, что все атаки отбиты и части прочно удерживают участки обороны. Сейчас 10 часов. Неужели за это время немцы могли опрокинуть наши войска и вынудили их к отходу?" Всем своим существом я чувствовал, что тут кроется какое-то недоразумение. Но проверить достоверность этого доклада не мог, так как связь со штабом армии в Старом Хуторе еще не восстановили, а в Козинке кабель снят.
      - Из чувства воинского такта опровергать доклад Ветошникова не буду, но заявляю, что это какое-то недоразумение, - сказал я Баграмяну.
      - Тогда пройдем к главкому, - ответил он, - а потом будем разбираться.
      Главнокомандующий Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, выслушав доклад начальника штаба фронта, разгневался.
      - Как же вы могли бросить войска в такой тяжелый момент? - еле сдерживая себя, говорил маршал. - Немедленно отправляйтесь в Старый Хутор, Наведите должный порядок в войсках. Рубеж Бударка, Ольховатка удержать во что бы то ни стало!
      Вернувшись на командный пункт в Старый Хутор, я проверил, что войска прочно удерживают обороняемые участки и не "отходят на восток", как об этом докладывал генерал-майор Л. В. Ветошников. Еще до моего возвращения по восстановленной со штабом фронта связи генерал Мартьянов доложил об этом генералу Баграмяну.
      Я успокоился, полагая, что главком разберется о этим ложным докладом и накажет кого следует. Но этого не случилось. Наоборот, последовал приказ отстранить от должности начальника штаба армии генерала Мартьянова. Вместо него был назначен генерал Ветошников. Моих бурных возражений не стали слушать ни И. X. Баграмян, ни С. К. Тимошенко.
      ...14 и 15 июня перед фронтом армии действовали четыре пехотные и три танковые дивизии противника, имевшие в своем составе до 270 танков. Наибольшее количество боевых машин, а также авиации было сосредоточено против села Ольховатка, где враг пытался мощным ударом на узком участке фронта прорвать нашу оборону. Во всей полосе армии бой длился с утра до наступления темноты. Войска отразили все атаки неприятеля и нанесли ему огромные потери. Только под Ольховаткой он оставил на поле боя до двух тысяч трупов солдат и офицеров и до 70 сожженных и подбитых танков. Эти бои 175-й и 13-й гвардейской стрелковых дивизий по упорству и напряжению можно сравнить только с боями в первые дни отражения неожиданного контрудара противника на левом фланге 13-й гвардейской в период Харьковского сражения. 3-я и 22-я немецкие танковые дивизии не смогли опрокинуть наши войска, они лишь потеснили их.
      В течение ночи на 16 июня противник перегруппировывал силы. С 16 по 29 июня соединения армии воли кровопролитные оборонительные бои на рубеже Бударка, Комиссаров, Ольховатка, Шевченково 2-е. Таяли наши силы, а подкреплений ждать было неоткуда.
      После очередной перегруппировки неприятель нанес удар по соединениям нашего левого соседа - 38-й армии, вынудил их отступить и занять оборону по левому берегу реки Оскол. В тот день гитлеровцами была оккупирована часть города Купянск, расположенная на правом берегу Оскола. Немцы вышли к реке на участке от Купянска до Пристани.
      Правое крыло 38-й армии в составе 3-го гвардейского кавалерийского корпуса, 9-й гвардейской дивизии, 34-й мотострелковой бригады и нескольких танковых бригад держали оборону на участке Шевченково 2-е, Маков Яр, обеспечивая тем самым левый фланг 28-й армии. Сосед справа - 21-я армия своей левофланговой 124-й стрелковой дивизией, занимавшей село Октябрьское, надежно прикрывала правый фланг 28-й армии.
      В полосе нашей армии оборона имела одноэшелонное построение. Все шесть стрелковых дивизий располагались на переднем крае. В моем распоряжения не было резерва и, следовательно, не было сил для создания глубокого армейского оборонительного рубежа. Командование фронта полагало, что, поскольку противник с 16 июня вел себя относительно спокойно в полосе обороны 28-й армии и 3-го гвардейского кавкорпуса, здесь можно обойтись и неглубокой обороной. Поэтому все, что можно было вывести в резерв, было изъято из моего подчинения и передано в другие армии, на более опасные направления, где неприятель проявлял наибольшую активность. Следует учесть и такое обстоятельство: все шесть стрелковых дивизий, оставшихся в 28-й армии, имели не более 25 процентов штатного личного состава. После Харьковского сражения ни одна из дивизий не пополнялась. Лишь артиллерийские части и танковые бригады обновили материальную часть и приняли пополнение, да и то не полностью.
      В начале Воронежско-Ворошиловградской операции
      Как я уже отметил, главное германское командование к лету 1942 года тоже готовило наступление на юге. К сожалению, нам это стало известно слишком поздно. Гитлеровцы разработали план операции под кодовым названием "Блау", накопили крупные материально-технические средства, подтянули резервы. Но Операция была отложена. Наши войска, начав сражение за Харьков, упредили противника на несколько дней. Однако операция эта закончилась для нас неудачно.
      После короткой оперативной паузы враг приступил к осуществлению упомянутого плана. 28 июня он перешел в наступление из района Курска и 30 июня из района Волчанска{52}. Известно, чем оно закончилось. Но как развивались события в полосе 28-й армии Юго-Западного фронта, расскажу.
      Будет уместно еще раз напомнить, что после Харьковского сражения армия не пополнялась, войска испытывали недостаток боеприпасов.
      И вот когда мы находились в таком ослабленном состоянии, 30 июня 1942 года в 4 часа утра враг начал артиллерийскую и авиационную подготовку на участках 124, 169, 13, 15 и 175-й дивизий.
      Прежде чем направиться на свой наблюдательный пункт, я зашел к генералу Л. В. Ветошникову, который уже исполнял должность начальника штаба армии вместо генерала А. А. Мартьянова.
      - Что это за шум?
      - Немцы начали артиллерийскую и авиационную подготовку, после которой, думаю, следует ожидать большого наступления, - ответил генерал Л. В. Ветошников.
      - Где, по вашим предположениям, противник нанесет главный удар?
      - Учитывая разведывательные данные предшествующих дней, можно ожидать, что немцы нанесут главный удар из района Волчанска на нашем правом крыле. Это наиболее вероятно, так как противник, видимо, нащупал наш стык с 21-й армией.
      - Да, пожалуй, это наиболее вероятно. Враг попытается искать решение там, ибо Ольховатку он долго будет помнить. Подумайте, откуда и что можно снять, что перебросить на угрожаемое направление для контрудара. А я пойду на наблюдательный пункт.
      Было около пяти часов, когда мы с Попелём поднялись на высоту 209,6, где находился наблюдательный пункт. Авиация врага бомбила не только боевые порядки войск, но и все селения и хутора, лежащие в глубине обороны.
      Я связался по телефону с С. М. Рогачевским, спросил, что нового, пытался шуткой поддержать этого славного комдива.
      - Трудно сейчас сказать что-нибудь определенное, - ответил Рогачевский. - Донесения командиров частей пока успокоительные. Посмотрим, что будет дальше.
      - Где ожидаешь удара?
      - Думаю, что мне снова, как и под Волчанском, придется пройти путь на Голгофу. Слишком заметно сосредоточение немцев против нашего правого соседа.
      Стоявший рядом Н. К. Попель слышал этот разговор.
      - Что ж, Дмитрий Иванович, - просто сказал он, - я снова отправлюсь к полковнику Рогачевскому. Если главный удар обозначится в другом месте, я быстро сманеврирую на опасное направление.
      За время войны мы так научились понимать друг друга, что зачастую не нужно было слов. Я с признательностью сказал:
      - Ты прав, там необходимо побывать. А мне надо находиться здесь и управлять войсками. Ни пуха тебе ни пера!
      В 7 часов утра уже можно было окончательно определить главное направление удара гитлеровцев. Как доложил полковник Рогачевский, его правый сосед - 124-я стрелковая дивизия, атакованная большим количеством пехоты и танков, отходит в северо-восточном направлении, оголяя фланг и тыл его соединения. Перед фронтом дивизии - до двух пехотных полков противника при 50 танках. Они атаковали участок 680-го полка. Первая атака была отбита.
      Через полчаса после этого доклада над боевыми порядками дивизий полковников Рогачевского и Родимцева появилось до 60 пикирующих бомбардировщиков под прикрытием истребителей. У меня авиации не было. Приказом командования фронта она была переброшена на другое направление. Я немедленно доложил о складывающейся обстановке командующему фронтом. Моим сообщением о ситуации на 7 часов утра маршал Тимошенко, видимо, остался доволен и пожелал нам успеха. Меня же неотступно преследовала мысль: где взять хоть одну стрелковую дивизию и по меньшей мере две танковые бригады, чтобы поддержать 680-й и 34-й гвардейский стрелковые полки и не дать врагу прорвать их оборону? Год войны научил простой истине, что если своевременно не залатать дыру прорыва и немецкие танки выйдут на оперативный простор, то потом потребуется в десять раз больше сил и средств, чтобы выправить положение.
      Генерал Ветошников доложил, что в оборонительной полосе армии все соединения связаны боем, отражают настойчивые атаки. Ни у кого ничего взять невозможно.
      - Остается только просить главнокомандующего, - заключил он.
      "Но ведь я ему только что доложил обстановку, сказал, что первая атака отбита! Как можно просить помощи? - думал я. - Если положение ухудшится, обращусь к главкому, а пока посмотрим, как будут развертываться события". А самого беспрерывно беспокоит мысль, не будет ли потом поздно? Ведь до фронтовых резервов в лучшем случае 60-70 километров!
      В 10 часов С. М. Рогачевский и А. И. Родимцев порадовали докладами об отражении второй атаки.
      Докладывая главнокомандующему обстановку на 10 часов утра, я настойчиво просил подбросить в мой резерв одну стрелковую дивизию и две танковые бригады, которые у меня забрали накануне. Отсутствие резервов не давало мне возможности влиять на ход сражения, тем более что все части очень малочисленна значит, могут не выдержать танкового тарана. Немного подумав, Тимошенко ответил:
      - Хорошо. Пока держись. Что-нибудь придумаем!
      И мы держались. Но к 12 часам от непрерывных бомбежек и танковых атак наши силы стали иссякать. На участке 680-го полка противник овладел его первой траншеей. Начали выдыхаться и гвардейцы 34-го полка. Момент был критический. Именно сейчас, не позднее, надо было поддержать эти полки, чтобы отбросить врага в исходное положение.
      Я снова доложил главкому обстановку и попросил помощи. Маршал Тимошенко пообещал направить в мое распоряжение 23-й танковый корпус. "Наконец-то!" вздохнул я с облегчением. Эту радостную весть я тут же сообщил члену Военного совета и начальнику штаба. Попросил генерала Л. В. Ветошникова выяснить, где находится 23-й танковый корпус и как скоро можно ожидать его прибытия.
      Через полчаса начальник штаба доложил, что корпус находится в 70 километрах от нас и может быть здесь только к утру 1 июля.
      "Поздно, - мелькнула мысль, - войска могут не выдержать танкового удара, и тогда поддержка будет запоздалой... Недаром говорят, дорога ложка к обеду. А сейчас надо немедленно усилить правый фланг армии до прихода 23-го танкового корпуса".
      Я вывел один полк из 38-й стрелковой дивизии, с ее же участка взял 65-ю танковую бригаду, вывел один полк из 175-й стрелковой дивизии и бросил их на помощь 13-й гвардейской и 169-й стрелковым дивизиям. Но вскоре понял, что и эти меры запоздали.
      К 14 часам немецкие танки прорвали оборону 680-го и 34-го гвардейского стрелковых полков, а выводимые мною части для усиления правого фланга еще не начали марша к пунктам сосредоточения. Чтобы эти части успели прийти на помощь 680-му и 34-му гвардейскому полкам, надо было отдать приказ в 8 часов утра, а не в 12 часов 30 минут дня, как это сделал я. Но мог ли я пойти на такую меру в 8 часов, когда обстановка еще не прояснилась? Впоследствии я много думал над этим и всякий раз приходил к выводу, что в 8 часов нельзя было принять такое решение, потому что противник был не менее активен и на левом фланге армии в полосах 38-й и 175-й стрелковых дивизий; в ходе боя ослаблять оборону этих дивизий и нарушить принятый боевой порядок было опасно. Под давлением танков и авиации 169-я и 13-я гвардейская начали с боем отходить. За день противник занял Борисовку, хутора Гришкин и Огибное, вклинился в нашу оборону на 12 километров.
      169-я стрелковая дивизия с 91-й танковой бригадой заняли оборону на рубеже Тишанка, высота 214,2, Раздолье. 13-я гвардейская стрелковая дивизия с 90-й танковой бригадой остановилась у хуторов Емельянов, Давыдкин, Дубки.
      15-я гвардейская, 175, 300 и 38-я стрелковые дивизии удержали свои позиции и продолжали отражать вражеские атаки. При этом 15-й гвардейской пришлось одним полком второго эшелона занять оборону фронтом на север, от хутора Рассвет до Березняков и Устиновки, чтобы прикрыть свой правый фланг в связи с отходом 13-й гвардейской стрелковой дивизии.
      Выведенные части и 65-ю танковую бригаду, которые опоздали оказать помощь 169-й и 13-й гвардейской дивизиям, пришлось использовать для прикрытия образовавшегося разрыва между этими дивизиями и на других опасных направлениях.
      К утру 1 июля в район Погромца, Дмитровки прибыл 23-й танковый корпус в составе 6-й гвардейской, 6-й, 114-й танковых и 9-й мотострелковой бригад. Корпус имел только 85 танков. По сравнению с количеством танков у гитлеровцев их было явно недостаточно. Однако беда была не только в этом. Корпус не мог немедленно уступить в бой. 75-километровый ночной марш измотал личный состав, боевые машины бригад были в таком состоянии, что на приведение их в порядок требовалось не менее 8 часов. Между тем обстановка требовала начать атаку с раннего утра, пока немцы не подтянули резервы. При этом условии 1 июля общими усилиями еще можно было, внезапно нанеся удар, отбросить противника назад, восстановить оборону на прежнем рубеже. Но мы не смогли это сделать. И враг, произведя перегруппировку своих сил, получил возможность с утра 1 июля продолжать активные действия против 13-й гвардейской и особенно против 169-й стрелковых дивизий, стремясь развить успех в направлении Волоконовка, Пятницкое и в стыке с 21-й армией.
      К 14 часам стали поступать сведения из 13-й гвардейской, 169-й стрелковых дивизий и 9-й мотострелковой бригады о том, что в районе Старосельцево, Осколище, Яблоново противник сосредоточил до 100 танков и 300 автомашин с мотопехотой и начал переправу на левый берег Оскола у деревень Пятницкое и Козловка, которые находились глубоко в тылу 13-й гвардейской и 169-й стрелковых дивизий.
      Я немедленно связался со штабом фронта, но главкома не оказалось на месте, он был в войсках. К телефону подошел начальник штаба фронта генерал-лейтенант П. И. Бодин (он был назначен на эту должность 27 июня 1942 года). Доложив сложившуюся обстановку к 14 часам, я просил разрешения перебросить одну танковую бригаду на левый берег Оскола для того, чтобы уничтожить переправившиеся войска противника и занять оборону у мест переправы. Но генерал Бодин усомнился в достоверности моих сведений, намекнул, что у страха глаза велики.
      - Если там действительно переправилась какая-то горстка немцев, небрежно заметил начальник штаба фронта, - пусть она идет на восток. Там ее встретят. - И жестко закончил: - Вывод танковой бригады на левый берег Оскола не разрешаю. От имени главкома приказываю: всеми силами наносить удар на север по правому берегу Оскола.
      Оказавшись моим непосредственным начальником, Павел Иванович Бодин при первой же встрече в штабе фронта со всей определенностью дал понять, что прошлогоднего отстранения от должности начальника штаба 9-й армии забывать не намерен. Завершив деловую часть разговора, он предупредил:
      - Имейте в виду, генерал Рябышев, что я не забыл снятия с поста наштарма девятой, и наши отношения теплыми не будут.
      На теплоту в служебных отношениях я никогда не рассчитывал и говорить об этом не стал. Но его восприятие меры воздействия за собственную нерадивость, приведшую к тяжелым последствиям, меня удивило.
      - Значит, вы полагаете, - спросил я, - что Военсовет фронта имел к вам личную антипатию и отстранил от должности без достаточных к тому оснований?
      - Не будем углубляться в дебри. Я сказал все.
      На этом разговор закончился, к этой теме мы больше не возвращались. Но Бодин при всяком удобном случае демонстрировал свое должностное превосходство. А теперь не шел навстречу моим предложениям и просьбам, хотя это вело к ухудшению обстановки в полосе армии.
      Не имея в своем распоряжении других средств, которые могли бы успеть подойти и задержать переправившегося на восточный берег противника, я вынужден был создать отряд бойцов и младших командиров из курсов младших лейтенантов и младших политруков. Этому слабо вооруженному отряду была поставлена задача сдерживать врага до подхода 48-го и 728-го стрелковых полков из 38-й и 175-й дивизий. Было совершенно очевидно, что уничтожить или отбросить на правый берег Оскола прорвавшегося врага поспешно созданный отряд не мог. Все соединения армии, кроме 169-й стрелковой дивизии с 91-й танковой бригадой, отходивших с боями на Волоконовку, удерживали свои позиции. Даже 13-я гвардейская, в тылу которой на переправах появилась крупная группа танков и мотопехоты, не дрогнула и продолжала стойко сдерживать врага.
      Наконец к 16 часам 23-й танковый корпус закончил разведку местности и сил противника и во взаимодействии с 13-й гвардейской дивизией нанес удар в направлении на Погромец, Грушевку. В первые часы он продвинулся на шесть километров, но затем, попав под сильный артиллерийский огонь и массированные штурмовки самолетов, понес большие потери и остановился. Нашей авиации в воздухе не было. Остановив части танкового корпуса, враг ввел в бой до 120 танков с пехотой, перешел в контратаку и к 21 часу овладел рубежом Емельянов, Давыдкин, Коновалов. Продвинуться далее не смог из-за усилившегося противодействия наших частей.
      Сведений о положении нашего правого соседа - 21-й армии и ее левофланговых соединений у нас не было. Ничего не мог сообщить о ней и штаб фронта, ссылаясь на отсутствие связи с объединением. На наши запросы по радио ответа не поступало, а самолетов для связи мы не имели.
      В 23 часа начальник штаба фронта генерал Бодин передал приказ 48-м стрелковым полком (он находился в селе Троицкое) ночью атаковать переправившегося противника и отбросить его из Пятницкого и Козловки на правый берег Оскола Но эта задача для стрелкового полка была практически невыполнима. Получив приказ ночью, командир полка, находившегося от противника в 15 километрах, организовал, как должно, разведку и двинул батальоны походным маршем через Голодаевку на Александровку, затем в восьмом часу утра начал занимать исходное положение. Таким образом, ночной атаки не получилось.
      К сожалению, командование фронта иногда сомневалось в абсолютно точной информации, считало, что мы преувеличиваем опасность. Поэтому из штаба фронта поступали и такие распоряжения, которые не соответствовали сложившейся обстановке.
      Той же ночью (с 1 на 2 июля) последовал приказ главкома отвести левый фланг 28-й армии на рубеж Астахов, Старый Хутор, Буденновка, Григорьевка, а на правом фланге прочно удерживать ранее занимаемые позиции и после перегруппировки частей начать оттуда контратаку, отбросить немцев на правый берег Оскола и занять оборону по его левому берегу от Волоконовки до Ветчинниково. Но время было уже упущено, и в сложившейся ситуации не представлялось реальной возможности выполнить этот приказ.
      Затем были получены указания: 23-му танковому корпусу с утра 2 июля перейти в наступление на север, разгромить танковую группировку противника в районе Осколище, Старосельцево и войти в связь с 13-м танковым корпусом 21-й армии. Где находился этот корпус, мы не знали, и штаб фронта нас об этом не информировал.
      Как стало известно позднее, корпус вел тяжелые бои восточнее Белгорода на рубеже Червонная Дубрава, Дегтярное у берегов рек Нежеголь и Волчья. 30 июня после короткой артиллерийской подготовки и массированного удара бомбардировочной авиации по боевым порядкам стрелковых соединений и танкового корпуса противник перешел в наступление в полосе 21-й армии. Главный удар был нанесен по правому флангу 76-й стрелковой дивизии вдоль левого берега реки Нежеголь, вспомогательный - по левому флангу 124-й стрелковой дивизии вдоль правого берега реки Волчья.
      Измотанные в предыдущих боях, стрелковые дивизии не смогли сдержать удар такой силы и начали организованный отход, чтобы не попасть в окружение. Их отход прикрывал 13-й танковый корпус. Бои носили ожесточенный маневренный характер. В отдельные периоды в них участвовало с обеих сторон до 400 танков. Танкисты 13-го дрались мужественно, изобретательно. За день они сожгли и подбили 98 вражеских танков, то есть больше трети бронеединиц вражеской ударной группировки, действовавшей в районе реки Волчья.
      Всему фронту стал известен подвиг, совершенный здесь командиром танкового взвода 158-й танковой бригады старшим лейтенантом Дмитрием Дмитриевичем Шолоховым. Огнем орудия своей тридцатьчетверки, расходуя по одному снаряду на вражеский танк, 30 июня в районе Нестерное он из засады в замаскированном танковом окопе с короткой дистанции от 50 до 300 метров за десять минут поджег и подбил 24 вражеских танка из числа сгрудившихся перед его окопом. В бою за село Волчья Александровна было уничтожено 10 автомашин. 2 декабря 1942 года он удостоен звания Героя Советского Союза.
      Однако противник перегруппировал силы, предпринял еще три атаки и повернул ход сражения в свою пользу. Несмотря на частный успех танкистов и нанесенные неприятелю потери, общая обстановка к исходу дня для оборонявшейся здесь 21-й армии складывалась неблагоприятно. С утра 1 июля бои разгорелись с новой силой. 13-й танковый корпус, прикрывая отступающие стрелковые части огнем своих орудий, медленно отходил с рубежа на рубеж{53}. Соединиться с ним в таких условиях, не зная его точного местонахождения, танкисты 23-го танкового корпуса не смогли.
      Этот факт свидетельствует о том, что командование фронта резервов уже не имело, а его попытки организовать эффективное противодействие врагу не всегда основывались на реальных возможностях.
      С утра 2 июля неприятель возобновил активные действия против войск 28-й. Части мужественно вели тяжелые оборонительные бои. В 6 часов утра 23-й танковый корпус нанес контрудар из района Погромца на север, к 10 часам овладел хутором Яблоново, высотой и рощей, что южнее хутора Емельянов. Здесь он был атакован большим количеством танков с мотопехотой и подвергся бомбежке. Под ударами танков, артиллерии и авиации отважные танкисты в течение дня пытались прорвать вражескую оборону то на одном, то на другом участке, но их усилия не получили дальнейшего развития.
      В 12 часов свыше ста танков с пехотой при поддержке пикирующих бомбардировщиков атаковали передний край 13-й и 15-й гвардейских стрелковых дивизий. Гвардейцы отбивались до последней возможности, подожгли до 30 танков, вывели из строя свыше двух тысяч солдат и офицеров, но к 15 часам их силы стали иссякать. Во второй половине дня я приехал в район войск северо-западнее Аркатово, где встретился с командиром 13-й гвардейской полковником А. И. Родимцевым и не узнал его - настолько он был удручен утратами своих бойцов и командиров. До этого Александр Ильич даже в самые трудные минуты не терял железного самообладания. С болью в сердце докладывал он, что авиабомбежки, продолжавшиеся без перерыва пять часов, поколебали стойкость его гвардейцев. Некоторые в таком аду становились невменяемыми, утрачивали способность понимать команды.
      К вечеру неприятель занял прибрежные села и хутора. Он стремился отрезать 15-ю гвардейскую и 38-ю стрелковые дивизии от переправ и баз снабжения.
      К этому времени 23-й танковый корпус вел бой в полном окружении. Я приказал танкистам пробиваться сквозь боевые порядки врага в район Аркатово, Казначеевка, Колпаково, с тем чтобы преградить противнику путь к сохранившимся у нас переправам.
      Остатки 169-й стрелковой дивизии и 91-й танковой бригады отошли на левый берег Оскола и удерживали Волоконовку. 15-я гвардейская и 38-я стрелковые дивизии по-прежнему сражались на рубеже Старый Хутор, Бутырка, Буденновка, Григорьевка, хотя враг навис над правым флангом и тылом 15-й гвардейской, создал угрозу ее окружения. Неблагоприятно сложилась обстановка и на левом фланге 38-й дивизии, действовавшей на левом фланге армии. Ее левый сосед - 32-я кавалерийская дивизия начала отходить в юго-восточном направлении, оголяя фланг и тыл стрелковых частей.
      В связи с тем что гитлеровцы прорвали оборону в полосе 13-й гвардейской дивизии, мне пришлось перенести командный пункт армии из Посохова на левый берег Оскола в село Селиваново, По прибытии на новый командный пункт я еще раз обстоятельно проанализировал тяжелую обстановку, создавшуюся в полосе 15-й гвардейской и 38-й стрелковых дивизий, и принял решение в течение ночи отвести эти соединения на левый берег Оскола, иначе им угрожало полное окружение. О своем решении немедленно доложил шифром Военному совету фронта, затем выехал на передовую, чтобы побывать у командиров соединений и на месте ознакомиться с обстановкой. По дороге встретился с помощником начальника автобронетанковых войск фронта генерал-майором Е. Г. Пушкиным, своим бывшим подчиненным по Южному фронту. Пушкин сообщил, что командование фронта приказало непосредственно командиру 23-го танкового корпуса отойти на левый берег реки Оскол в случае, если ему не удастся выполнить поставленную задачу. К моменту нашей встречи (около 19 часов) некоторые танковые батальоны 23-го танкового корпуса уже переправились на левый берег.
      Сообщение генерала Пушкина окончательно убедило меня в том, что решение об отводе 15-й гвардейской и 38-й стрелковых дивизий соответствует общему мнению командования фронта.
      В селе Аркатово, где находился командный пункт 13-й гвардейской стрелковой дивизии, я застал полковника Родимцева. 34-й и 39-й гвардейские полки уже были на левом берегу Оскола в районе Гладково, Принцевка, а 42-й гвардейский все еще дрался на западном берегу, удерживая села Аркатово и Колпаково.
      Пожелав Родимцеву удачи, отправился на командный пункт 15-й гвардейской, в село Козинка. Командир соединения генерал-майор Е. И. Василенко доложил, что 47-й гвардейский стрелковый полк ведет бой на северной окраине Казначеевки, второй батальон 44-го гвардейского полка обороняет хутора Дубровка, Леоновка и отражает натиск немцев с севера, 50-й гвардейский полк держит участок Новопавловка, высота 210.4, а учебный батальон и противотанковый дивизион находятся в Козинке. С командного пункта генерала Василенко связался по телефону с командиром 38-й стрелковой дивизии полковником Н. П. Доценко и приказал доложить обстановку. Его сообщение было тревожным: левый сосед его дивизии отошел в юго-восточном направлении, связь с ним прервалась. 343-й полк из-за отхода соседа понес большие потери. Чтобы прикрыть свой фланг, Доценко ввел в бой все резервы, но их было очень мало, фланг соединения остался совершенно обнаженным.
      - Прошу подкрепить меня, - закончил комдив.
      - Товарищ Доценко, рассчитывайте только на свои силы, полагайтесь на свою изобретательность и искусство. К сожалению, у меня в резерве сейчас нет ни одного бойца, ни одной пушки, ни одного танка.
      Простившись с полковником Доценко и генералом Василенко, я поспешил на свой командный пункт. Там застал члена Военного совета фронта Н. С. Хрущева и доложил ему обстановку. Хрущев одобрил решение об отводе соединений на левый берег Оскола и приказал Н. К. Попелю отправиться на узел связи и ускорить получение ответа из штаба фронта. В 1 час 25 минут 3 июля я получил распоряжение за подписью начальника штаба фронта генерала П. И. Бодина отвести армию на левый берег Оскола. В том же распоряжении говорилось, что в мое подчинение передаются 9-я гвардейская стрелковая и 32-я кавалерийская дивизии из группы генерала В. Д. Крюченкина. Их также надлежит переправить на левый берег, С Этими дивизиями еще не было связи, и я не знал, где они находятся. Известно лишь было, что они отходят к реке Оскол. Руководствуясь этим документом, я отдал распоряжение войскам начать переправу. Но не прошло и трех часов, как меня вызвал к аппарату генерал-лейтенант П. И. Бодин и сообщил, что Генеральный штаб запретил отводить 28-ю армию на левый берег Оскола.
      - Примите меры, - сказал Бодин, - задержать войска на рубеже Лавы, Орехово, Пристань, Тополи.
      В 15-ю гвардейскую и 38-ю стрелковые, а также в 9-ю гвардейскую стрелковую и 32-ю кавалерийскую дивизии были переданы новые приказания с офицерами связи. Но 15-я гвардейская уже отошла на левый берег, взорвала за собой переправы через реку Оскол, и вернуть ее на правый берег было невозможно, тем более что к тому времени гитлеровцы силою до 50 танков и 100 автомашин с мотопехотой заняли Лавы, Гладково и Тулянку.
      38-я, 9-я гвардейская стрелковые и 32-я кавалерийская дивизии были остановлены на правом берегу реки Оскол в районе Орехово, Пристань, Тополи.
      Уже тогда я был глубоко убежден, что оставлять эти войска на правом берегу нецелесообразно, и теперь думаю так же. На левом берегу они могли занять оборону, и командование 28-й армии имело бы возможность высвободить часть войск для нанесения контрудара по противнику, переправившемуся у населенных пунктов Пятницкое и Козловка. Для наступления мы не имели резервов, не было резервов и у командования Юго-Западного фронта. 21-я армия под ударами танковых корпусов -врага отступила далеко на восток, к Острогожску, оголив наш фланг и тыл. При таком положении войска 28-й армии не могли не только наступать, но даже держать оборону на левом берегу Оскола, так как были под угрозой глубокого обхода и окружения танками противника из полосы действий правого соседа.
      Благодаря широкому оперативному кругозору, который приобрел в течение длительного времени на постах командира механизированного корпуса, командующего армией, затем фронтом и вновь командарма в сражениях на Юго-Западном направлении, основательному знакомству с тактикой и оперативным искусством противника, а также солидной теоретической подготовке на курсах усовершенствования высшего командного состава и в Военной академии имени М. В. Фрунзе, мне удавалось с достаточной точностью определять в ходе начавшихся операций контуры границ районов, где развернутся решающие события, и направления действий как своих войск, так и противника. Этому способствовали: информирование командармов об обстановке на участках соседних армий; разведданные о силах и средствах противника; знание того, куда перебрасывались главнокомандующим направления или командующим фронтом наши авиационные и танковые соединения. Наконец, определить наиболее горячие точки можно было и по тому, куда направлялась львиная доля боеприпасов, недостаток которых в первый год войны мы испытывали постоянно.
      Сопоставляя все полученные в ту ночь распоряжения из штаба Юго-Западного фронта, я пришел к выводу, что главный удар враг наносил по левому крылу Брянского и правому крылу Юго-Западного фронтов. Как стало известно мне позднее, противник овладел к тому времени крупным железнодорожным узлом Касторное, городами Старый Оскол и Новый Оскол, форсировал Дон и вел бой за Воронеж. Поэтому в штабе Юго-Западного фронта и в Ставке главное внимание сосредоточивалось именно на этом направлении, туда подтягивались резервы Верховного Главнокомандования, причем 4-й и 24-й танковые корпуса под командованием В. А. Мишулина и В. М. Баданова были отобраны у Юго-Западного фронта и переданы Брянскому фронту для укрепления левого крыла.
      3 июля я получил неожиданный приказ: сдать армию командиру 3-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майору Василию Дмитриевичу Крюченкину, а самому с бригадным комиссаром Н. К. Попелём прибыть в штаб Юго-Западного фронта для дальнейшего следования в Ставку.
      В течение очень короткого времени я дважды назначался на более высокие командные посты: в июле 1941 года - командармом 38 и в августе того же года - командующим Южным фронтом. Конечно же эти назначения нельзя рассматривать как некое наказание. Признаком доверия моим способностям со стороны главкома Юго-Западного направления маршала С. К. Тимошенко следует рассматривать и назначение на должность командующего только что созданной, еще не обстрелянной 28-й армии второго формирования, которой предстояло действовать на главном направлении.
      Будучи отозванным в Ставку с поста командующего фронтом, я не считал себя обиженным. При постоянном недостатке сил и средств изменить обстановку мне не удалось. Полагал, что это удастся кому-нибудь другому. Но освобождение от обязанностей командарма 28-й, думаю, было несправедливостью. Войска этой армии успешно вышли на ближние подступы к Харькову, затем стойко дрались при отходе к Северскому Донцу и не позволили окружить себя, хотя соседей на флангах уже не было, а наиболее боеспособные соединения из ее состава изъяты фронтом. В этом и моя профессиональная заслуга. 38, 21, 40-я армии под ударами превосходящего противника раньше отошли на восток не в лучшем состоянии, однако их командармов не освобождали от обязанностей.
      Вместе с Н. К. Попелём я написал письмо Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину, изложил ход событий, свои решения и просьбы к командованию фронта, его меры, оказавшиеся недостаточными и запоздалыми, необъяснимый перенос средств связи, затем просьбу вернуть в 28-ю. Как выяснилось после войны, Сталину о письме не докладывали.
      После моего отъезда боевые действия 28-й армии протекали в исключительно неблагоприятных условиях. В то время как ее соединения находились на левом берегу Оскола, в районе Волоконовки и Валуек, неприятель проник глубоко на восток в полосе 21-й армии, овладел Острогожском, затем занял город Россошь и Кантемировку и твердо стал на тыловых коммуникациях 28-й.
      Наши части отходили от рубежа к рубежу, мужественно сдерживали наседавшие немецко-фашистские войска. Упорно обороняясь, они прикрывали свой правый фланг и тыл от танков и мотопехоты, действовавших в полосе 21-й армии. На всем протяжении от реки Оскол до Дона у станиц Казанская, Мигулинская и Вешенская противник настойчиво пытался с северо-востока выйти на тылы армии, окружить ее и уничтожить. Но бойцы и командиры героически расчищали дорогу на восток, испытывая острейший недостаток и хлеба, и боеприпасов.
      В непрерывных многодневных боях с превосходящими силами пехоты, танков и авиации соединения армии понесли очень большие потери. К берегам Дона они пришли совершенно обескровленными. В полках оставалось по 100-150 активных штыков и обозы, но управление войсками не нарушалось и сохранялось до конца боев. 13-я и 15-я гвардейские стрелковые дивизии вскоре после тяжелого отступления были переброшены в Сталинград. Там эти соединения пополнились людьми, вооружением и грудью встали на защиту волжского города, вместе с другими войсками обессмертили его в веках своими подвигами.
      ...Годы войны. Кто из ветеранов забудет их? В чьем сердце не оставили они глубокого следа? Сколько братских могил в деревнях и селах, что расположены по берегам Северского Донца, осталось после отгремевшего лихолетья?
      Дорогой читатель, ты заметил, что я назвал довольно много населенных пунктов (но далеко не все), за которые вели бои руководимые мною войска. За каждый из них погибали и получали ранения десятки и даже сотни твоих соотечественников-воинов. Я старый солдат, прошел через три войны, был четырежды тяжело ранен: осколком снаряда в голову, пулями - в грудь навылет, в ногу и руку с переломами костей. Лично испытав физические муки от болей ран, хочу, чтобы ты предметно представлял, какие мучения и жертвы перенес наш народ в сражениях минувшей войны. Теперь многих из названных сел, деревень, хуторов ни на карте, ни на местности не найдешь. В связи с укрупнением и по другим причинам они перестали существовать. Но братские могилы остались. Ныне на каждой из таких могил стоят величественные памятники и обелиски, на мраморных и гранитных плоскостях высечены имена павших. Велика тяжесть наших потерь, которыми была оплачена долгожданная Победа.
      Тем, кто испил до дна чашу горечи наших неудач в первый год Великой Отечественной войны, тем, кому не довелось услышать победных салютов столицы, к тем, кто прошел в сражениях от Волги до Эльбы и поверг в прах фашистское государство и здравствует ныне, - памяти павших, делам живых эту книгу посвящаю.
      Примечания
      {1} Центральный архив Министерства обороны СССР (далее - ЦАМО), ф. 131, оп. 8664, д. 5, л. 38.
      {2} Ориентировка давалась через округ всем командующий армиями и командирам мехкорпусов. (Прим. авт.)
      {3} ЦАМО, ф. 334, оп. 5307, д. 10, л. 29.
      {4} Упоминаемая маршалом Г. К. Жуковым в его книге "Воспоминания и размышления" встреча со штабом 8-го мехкорпуса произошла именно здесь 24 июня 1941 года на исходе светового дня. (Прим. авт.)
      {5} Гальдер Ф. Военный дневник, М., 1971, Т. 3, кн. 1. С. 50, 54, 56.
      {6} См.: Военно-исторический журнал. 1978. № 6. С. 70.
      {7} Архивных документов об этом не сохранилось. Свидетельствую о делах дивизии как командир корпуса. (Прим. авт.)
      {8} Гальдер Ф. Военный дневник. Т, 3. кн. 1, С. 58, 60, 61, 64.
      {9} См.: Военно-исторический журнал. 1978. № 6. С. 73.
      {10} Автор письма служил в 23-м танковом полку 12-й танковой дивизии. (Прим. авт.)
      {11} ЦАМО, ф. 393, оп, 8989, д. 2, л. 80.
      {12} Вначале в 38-ю армию были включены лишь эти соединения. Затем ей передали 97 сд, 4 вдбр и оборонявшиеся на левобережье 37 кд, 169, 199, 300, 304 сд. (Прим. авт.)
      {13} ЦАМО, ф. 393, оп. 8989, д. 2, л. 72-78.
      {14} ЦАМО, ф. 393, оп. 8989, д. 2, л. 78,
      {15} Там же, л. 80.
      {16} ЦАМО, ф. 393, оп. 8989, д. 2, л. 84.
      {17} ЦАМО, ф. 393, оп, 8989, д. 2, л. 95.
      {18} Там же.
      {19} ЦАМО, ф. 228, оп. 747, д. 11, л. 130-133.
      {20} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 119, л. 116.
      {21} ЦАМО, ф. 228, оп. 747, д. 11, л. 134-136.
      {22} См.: История второй мировой войны 1939-1945. М., 1975. Т. 4, С. 116.
      {23} ЦАМО, ф. 228, оц. 701, д. 120, л. 49-60.
      {24} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 108, л. 25-31.
      {25} ЦАМО, ф. 223, оп. 701, Д. 233, л. 172.
      {26} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, Д. 7, л. 4.
      {27} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 119, л. 129.
      {28} Гальдер Ф. Военный диевник. Т. 3, кн. 1. С. 387.
      {29} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 108, л. 39-48.
      {30} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 108, л. 39-48.
      {31} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 108, л. 6-13.
      {32} К моменту доклада у меня еще не было данных о бое группы полковника Пушкина с танками 16-й танковой дивизии противника.
      {33} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 108, л. 14-24.
      {34} Штаб фронта к этому времени еще не располагал данными, что командарм 18 3 октября не выполнил приказа, не занял войсками отсечный рубеж Любицкое, Царицын Кут.
      {35} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 1046, л. 1.
      {36} См.: Кравченко Г. С. Военная экономика СССР в 1941-1945 гг. М., 1963, С. 35.
      {37} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 1046, л. 1-245.
      {38} См.: История второй мировой войны 1939-1945. Т. 4. С. 320.
      {39} В восьми кавалерийских дивизиях фронта: 30, 38, 66, 35, 56, 58, 60, 79-й на 15 января 1942 года числилось 21 013 бойцов и командиров, 20240 лошадей, 296 орудий и минометов, 157 станковых и зенитных пулеметов, 713 ручных пулеметов и автоматов, 13315 винтовок. Таким образом, по штатам они соответствовали лишь двум стрелковым дивизиям. При этом до 30 процентов их воинов не имели личного оружия. (Прим. авт.)
      {40} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 1046, л.
      {41} ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 875, л. 180-184.
      {42} См.: Боевой приказ № 1 войскам 57-й армии.
      {43} Газета 57-й армии "Сталинский воин", 1942, 19 янв.
      {44} ЦАМО, ф. 251, оп. 646, д. 145, л, 35-38, 41.
      {45} К началу Харьковского сражения 1942-го в составе 28-й армии было лишь три дивизии из числа названных в Советской Военной Энциклопедии. - См.: Советская Военная Энциклопедия, М., 1977. Т" 3. С, 104. (Прим. авт.).
      {46} ЦАМО, ф. 229, кор. 1551, оп. 8452, д. 18.
      {47} Ныне село Шестаково Волчанского района Харьковской области.
      {48} Адам В. Трудное решение: Мемуары полковника 6-й германской армии. М., 1967, С. 40.
      {49} ЦАМО, ф. 3344, оп. 8377, д. 13, л. 4.
      {50} ЦАМО, ф. 3344, оп. 83447, д. 130, л. 4.
      {51} ЦАМО, ф. 3344, оп. 83547, д. 13, л. 5.
      {52} См.: Советская Военная Энциклопедия. М., 1976. Т. 2. С. 358.
      {53} См.: Толубко В. Ф., Барышев Н. И. На южном фланге: Боевой путь 4-го гв. мехкорпуса. М., 1973. С. 5-17.