Пока он уточнял, Олег отметил полуофициальное обращение свояка. Так говорят в присутствии посторонних с товарищем, занимающим более высокое положение, чтобы подчеркнуть, как свое близкое отношение к этому товарищу, так и уважение к его чину.
      Когда Роман снова взял трубку и сказал, что Леонид сейчас выезжает, его тон стал раскованней, из чего можно было заключить, что посторонний, а судя по всему это был сам Леонид, покинул его кабинет. Роман упрекнул Олега за демарш в конференц-зале, сказал, что со стороны это выглядело мальчишеством и породило различные кривотолки, что не будет способствовать достижению согласия с руководством объединения.
      - В таком случае непонятно, зачем Леонид ищет встречи со мной?
      - Ему неприятно, что так получилось, - выкрутился Роман. А затем спросил, казалось бы, ни с того ни с сего:
      - После того, как вы уехали, ты виделся с Мирославой?
      - Почему спрашиваешь? - насторожился Олег.
      - Насколько разбираюсь в таких вещах, она положила на тебя глаз.
      - Допустим виделся.
      - Что ты с ней сделал?
      - Ничего особенного, - удивился вопросу Олег, но тут же попытался контратаковать: - Во всяком случае в динамовскую сауну ее не приглашал.
      - При чем тут сауна? - в свою очередь удивился Роман. - Я не в том смысле. Час назад она явилась ко мне впервые без крика, шума и я не поверил своим ушам - извинилась за ту статью. Ты что-то рассказал ей?
      - Рассказал. Тебя интересует, что именно я рассказал?
      - Нет, просто так спросил. Уж очень необычно она повела себя.
      - А вот я хочу спросить не просто так, с интересом, - завелся Олег.
      - Слушаю.
      - Оперативная светлая "шестерка" с наружной антенной числится за розыскниками или за гаишниками?
      - При мне за розыском такая машина не значилась.
      - Сегодня во второй половине дня в городе было какое-нибудь ЧП?
      - Такими сведениями не располагаю.
      - А теперь вопрос, относящийся к нашему вчерашнему разговору. Тогда на шоссе в составе группы захвата был младший опер Шевченковского угро Мирон Корж. Где он сейчас?
      - Мирон Корж, - словно припоминая кто это такой, но скорее всего выигрывая время, чтобы сообразить, что стоит за этим вопросом, переспросил Роман. - Как же, помню Мирона. Вскоре после этого случая он перешел в ОБХСС, потом окончил высшую школу милиции...
      - А потом? - поторопил Олег.
      - Потерял его из виду. Как тебе известно, с ОБХСС мы не очень-то контачили.
      - Даже, когда им проламывали головы в подъездах? Но мне известно, что такие происшествия не оставались без ведома уголовного розыска. Впрочем, у начальника розыска в данном случае могли быть особые соображения.
      - Что-то не пойму тебя, Олег Николаевич, - разом осипшим голосом прохрипел Роман.
      - Зато я понял тебя, Роман Семенович. Очень хорошо понял! Так вот, передай Григорию Михайловичу и сам прими к сведению, что номер в подъезде со мной не пройдет. А в лифте уже не прошел, что могут подтвердить Петух и Банан. И еще: своих шпиков-мордоворотов замените на более респектабельных, все-таки интуристовская гостиница, не базарный шалман... - После чего положил трубку.
      Пользуясь терминологией Мирославы, можно было сказать, что удар по мозгам нанесен. Оставалось ждать результата. В том, что бывший начальник уголовного розыска является не последней фигурой в команде Закалюка и Матвеева уже не приходилось сомневаться, так же как в том, что этот разговор будет доведен Романом для сведения и соответствующего реагирования своим шефам. Теперь все зависело от того, кто в этой команде принимает ответственные решения. Если Кошарный может поступать по своему усмотрению, не считаясь с мнением сообщников, надо быть готовым к самому худшему. Однако поступить по-другому Олег не мог - тактика выжидания исчерпала себя и надо было заставить противника раскрыться. Ни Роману, ни тем более Кошарному в голову не придет, что Олег Савицкий действует на свой страх и риск.
      24
      До прихода Закалюка успел связаться с Шумским, сообщил о предложении Матвеева, согласовал позиции по филиалу, условия участия компании в акционировании. Шумский был несказанно рад уплате тридцатимиллионного долга, высказал соображения по филиалу, вопросам акционирования...
      Леонид пришел без четверти семь. Вел себя как ни в чем не бывало. Но если для Закалюка роль невозмутимого, стоящего над событиями человека была привычной, то Олегу понадобилось немалое усилие, чтобы не уступать ему. Многое зависело от того, известно ли Леониду о его визите к Сероштану, нелицеприятном объяснении с Романом, непростом разговоре с Мирославой. Но определить это сразу Олегу не удалось - генеральный директор был озабочен только судьбой Дулибского филиала.
      Начал с того, что ему, дескать, неприятен инцидент в конференц-зале, в чем повинны "оборонцы" - во главе с Шестопалом. Он не поддерживал вице-президента компании только из тактических соображений, и Олег должен понять его - руководителя многотысячного коллектива неоднозначно мыслящих людей, чьи судьбы накрепко связаны с объединением, а головы забиты заклинаниями демагогов всех мастей. Олег сказал, что понимает его и сожалеет о своей несдержанности. Сожаление было не совсем искренним, о своей горячности Олег не очень жалел. Но Леонид был удовлетворен и не удержался от сентенции, суть которой сводилась к тому, что настоящая победа это та, при которой выигрывают обе стороны. Олег согласился с ним. Но когда Закалюк заговорил о выходе филиала из состава объединения, не стал хитрить, сказал, что ему известны условия передачи филиала в фонд коммунального имущества и напомнил о числящихся за филиалом неустойках. Леонид был неприятно удивлен его осведомленностью, но быстро сориентировался и предложил засчитать причитающийся компании долг при акционировании объединения. Олег не стал спорить, дал понять, что такой компромисс возможен, если компанию устроят условия ее участия в акционировании, притом, что оба эти вопроса должны решаться одновременно. Леонид сделал вид, что обиделся: "Я даю слово. Ты что не веришь мне?" Но Олег стоял на своем, и Закалюку пришлось согласиться.
      Как бы оправдывая свои маневры, Леонид посетовал на то, что вокруг филиала во всех инстанциях идет кулуарная возня, в которой участвуют люди, необремененные высокой нравственностью.
      Это было сказано таким осуждающим тоном, что Олег не выдержал:
      - Я убедился в этом, когда мне предложили взятку в тридцать тысяч долларов.
      - За что? - почти естественно удивился Закалюк.
      - За содействие в приватизации некого госпредприятия. После того как филиал будет передан коммунальному фонду, его приватизируют, не так ли?
      - Возможно.
      - Вот я и подумал, что речь идет о Дулибском филиале.
      - Надеюсь, не заподозрил, что идея взятки принадлежит мне?
      Если бы он не задал этот вопрос, у Олега возможно еще оставались какие-то сомнения, но сейчас все было ясно. Обострять отношения он не хотел, но и оставлять без внимания такой выпад не собирался.
      - Разумеется, нет. Ты предложил бы больше.
      Закалюк обиженно поджал губы, но затем рассмеялся.
      - А ты стал колючим, Савицкий! Это не упрек - констатация факта. Понимаю: жизнь пошла такая, что только успевай отбрыкиваться, иначе сомнут, а то и затопчут. И ты стал, как все. А жаль. Ты был, пожалуй, единственным романтиком из всех моих знакомых. Думал, таким и останешься. Увы!
      Олег подумал, что в какой-то мере Леонид прав, но промолчал.
      Об условиях компании в акционировании спорили недолго: с учетом дополнительных инвестиций компания получала тридцать семь процентов акций.
      Олег был доволен - Шумский позволил ему отступать до тридцати пяти.
      - Но ты должен поддержать меня перед Мельником, - неожиданно попросил Леонид. - Окончательно вопрос акционирования будет решать министерство, но мнение главы областной администрации при этом учитывается не в последнюю очередь. Мельник понаслышан о тебе, и ваша беседа в непринужденной обстановке будет нам полезна.
      Олег отметил доверительное - нам, но тут же подумал, что Леонид по какой-то причине умалчивает о своих тесных отношениях с сосновским губернатором, стало быть, не раскрывает своих карт.
      Характеризуя Мельника, Леонид был осторожен. Сказал, что тот человек неглупый, образованный - кандидат технических наук, владеет двумя иностранными языками, в свое время был представителем "Союзтрансавто" в Австрии, потом заведовал одной из кафедр Политехнического института. Однако в производственных вопросах разбирается слабо, не очень силен в экономике.
      - Этим пользуются подхалимы из его окружения, нередко склоняя губернатора к выгодным для них решениям. А Мельник упрям: если что-то решил, переубедить его нелегко.
      Олег полюбопытствовал, что подразумевается под непринужденной обстановкой, в которой будет протекать беседа с губернатором.
      - Презентация фонда региональной культуры в клубе объединения. Сопредседатель фонда Полина Петровна лично приглашает тебя.
      Он вручил Олегу красочно оформленный пригласительный билет. Но Олег усомнился, что инициатива приглашения исходит от Полины. На презентации, надо полагать, будет немало общих знакомых, для которых ее былые отношения со своим кузеном не являются секретом, и вряд ли респектабельной даме, каковой нынче стала Полина Петровна, нужна такая демонстрация. К тому же, во вчерашнем разговоре по телефону, она недвусмысленно дала понять, что они увидятся только в субботу. Значит не ей это нужно. А вот Леониду после инцидента в конференц-зале, в финале которого он выглядел не лучшим образом, очевидно важно появиться на людях с вице-президентом компании и тем самым дать всем понять, что конфликт улажен без ущерба для авторитета генерального директора. Доброе имя своей супруги он при этом в расчет не принимает. Но не Олегу упрекать его в этом...
      - После официальной части намечается банкет, в ходе которого мы выдернем Мельника в отдельный апартамент, где за рюмкой водки решим все вопросы. До двадцати ноль-ноль он будет занят, поэтому начало презентации отложено на половину девятого и у нас еще есть время.
      Казалось бы, никакого подвоха в этом не было, но что-то насторожило Олега. Следовало посоветоваться с Винницким, однако такой возможности не было. Смущало и несоответствие своего костюма такому событию - он приехал в слишком легкомысленной для официального приема замшевой куртке. Но Леонид брался устранить это препятствие.
      - Заедем ко мне домой, дам тебе подобающий такому случаю пиджак. Рубашка, брюки, туфли твои в порядке. Галстук слишком пестрый, найдем поскромнее. Переоденешься, прихватим дам и еще успеем до начала выпить по бокалу шампанского.
      - Каких дам?
      Леонид недоуменно посмотрел на него.
      - Полину и Славу. Ты ведь познакомился со Славой. И как я понял, нашел с ней обоюдоинтересную тему.
      Олег почувствовал, как кровь хлынула в голову.
      - Мы исчерпали тему, представляющую взаимный интерес, - сквозь зубы процедил он. - Но с тобой я готов продолжить разговор на ту же тему.
      - По-моему, ты уже чокнулся на этом, - недовольно поморщился Леонид. - Сколько лет прошло... Не знаю как у тебя, а у меня за эти годы было предостаточно драм и если бы с каждой я носился, как с писаной торбой, давно бы отдал концы. Слава уже сняла с меня довольно крупную стружку и возможно она права: я не рассказывал ей всего, щадя ее память об отце. Но оправдываться не стал - повинился. Она умная девочка и все поняла. А ее правдоискательство не более как дань моде. Трагедия нашего с тобой поколения в том, что мы - дети эпохи развитого социализма и уже за это от нас требуют покаяния. Но посмотри, кто требует. Те, кто до восемьдесят пятого фрондерствовали с оглядкой на постового милиционера, кто сотрясал устои в кухонных словопрениях, держал фигу в кармане, читал под одеялом самиздатовских борзописцев. И в то же время эти ниспровергатели с аппетитом жрали копеечный социалистический хлеб, упивались дешевой социалистической бормотухой, требовали и получали бесплатные квартиры, санаторные путевки, вставные зубы. И плюнь тому в глаза, кто скажет, что не пользовался соцблагами: не халтурил, не левачил, не бюллетенил после пьянок, не тащил с завода, с колхозного поля все, что плохо там лежало. А взамен от них, да и от нас с тобой, требовалась не работа в поте лица своего, и даже не соблюдение приличий, а знать свое место и не высовываться без особого на то приглашения. И будем откровенны: эти правила устраивали если не всех, то как говорится на собраниях, подавляющее большинство присутствующих...
      За многие годы их знакомства Олег не впервые отметил удивительную способность Леонида не уходить от неприятных разговоров, но придавать им безопасное для себя направление. А еще подумал, что Кошарный по какой-то причине не счел нужным поделиться с Закалюком своей тревогой, а Роман еще не успел доложить шефу о нелицеприятном разговоре по телефону. Иначе бы Леонид повел себя по-другому...
      Когда подходили к темно-зеленому "мерседесу", что стоял в паркинге возле гостиницы, у Олега екнуло сердце - показалось, что на месте водителя сидит Мирослава. Но в машине никого не было, за баранку сел Леонид.
      Олег вспомнил рассказ Сероштана о вояже Мельника со своим спонсором в Австрию, откуда они вернулись на двух "мерседесах", и должен был признать, что отказывается что-либо понимать. Музыку заказывает тот, кто платит. И коль скоро спонсор Закалюк делает такие подношения сосновскому губернатору, то по меньшей мере странно, что спонсор нуждается в поддержке стороннего человека перед тем же губернатором. Что-то тут не так...
      Машину Леонид вел осторожно, с заметным напряжением.
      - Быстро скорость набирает, не привык еще, - резко затормозив на перекрестке, стал оправдываться он. - А вот Слава будто родилась с ней: мчит на пределе и ни одной царапины. Это у нее в крови, ее отец водил машину с закрытыми глазами. Гонщиком был. Славе это с генами передалось: еще девчонкой на мотоцикле гоняла, страшно было смотреть. И вообще до семнадцати лет держалась, вела себя как мальчишка. Но потом женское начало все-же взяло свое: появились наряды, помады, кавалеры, женихи, от которых по сей день нет отбоя.
      Он умолк, видимо ожидал расспросов, а поскольку Олег от таковых воздержался, спросил уже напрямик: какое впечатление на него произвела его - Леонида воспитанница? На этот вопрос Олег еще не мог определенно ответить даже себе. Отделался обтекаемой фразой: дескать, хороша собой, неглупа, эрудированна, но резковата, что не красит ее.
      - Это у нее осталось, - почему-то улыбнулся Леонид. - Поклонники томно-нежных жеманниц шарахаются от нее, как черт от ладана.
      Это было сказано как бы безотносительно к слушателю, но Олег понял, что это не так: Леонид хотел во что бы то ни стало выяснить его отношение к Мирославе и должно быть к Полине, которую всегда считал томной жеманницей. В последнем Олег мог бы возразить ему: Полина даже в девичестве не очень-то томилась, а став замужней дамой, не слишком жеманилась, со своим возлюбленным во всяком случае. Но должно быть с законным супругом она вела себя иначе. Однако спорить с ним на эту тему было бы, по меньшей мере, не корректно. Что же до Мирославы, то и здесь надо было соблюдать осторожность - Олег вовремя почувствовал, что интерес Леонида к тому, какое впечатление его воспитанница произвела на вице-президента компании, не праздный. И потому посчитал за лучшее отмолчаться...
      Дом был построен в конце семидесятых годов по индивидуальному проекту на аккуратной тихой улочке неподалеку от центрального парка. Он выгодно отличался от других новостроек тех лет как внешним видом, так и внутренней планировкой, отделкой, чисто прибранными подъездами, исправно работающими лифтами, широкими лестничными пролетами, высокими потолками, массивными дверями, ведущими в четырех-пятикомнатные квартиры с просторными прихожими, большими кухнями, выложенными цветным кафелем ванными. И не случайно этот дом, построенный для совпартработников, горожане в свое время прозвали "дворянским гнездом".
      Когда-то Олег с Полиной бывал в одной из квартир этого дома у ее однокашницы Екатерины Ткачук, или просто Катьки - субтильной манерной девицы с претензиями на аристократизм, которую Полина называла не иначе как "моя заклятая подруга". Катька была патологической сплетницей и интриганкой: она обзаводилась приятельницами и приятелями с единственной целью перессорить их друг с другом. После того, как Олег стал женихом своей кузины, Катька воспылала к обоим горячей симпатией, но уже вскоре стала намекать Олегу, что его невеста сожительствует попеременно то с Леонидом, то с Володей-боксером, а Полине говорила, что Олег упорно добивается ее - Катькиного расположения. К чести Полины надо сказать, что она оставляла без внимания эти наговоры, а отношения с Катькой поддерживала не без нажима со стороны Петра Егоровича - что ни говори, дочь первого секретаря горкома партии. И расчет оправдал себя - вскоре после того, как Полина вышла за Леонида, они получили квартиру в этом же доме, не без содействия, надо полагать, всемогущего Катькиного отца.
      Припомнив это, Олег спросил Леонида об их общей знакомой.
      - Цветет и пахнет, - хмыкнул Леонид. - В субботу будешь иметь удовольствие пообщаться с ней и ее мужем-академиком на моем дне рождения. Пришлось пригласить - академик поддерживает меня в избирательной компании, а Екатерина Ивановна нынче советница нашего губернатора по делам культуры. Живет в той же квартире, своих родителей переселила в кооперативную на окраине города. Отреклась от отца-коммуниста, но не от его методов. В областной администрации за полгода ухитрилась перессорить всех сановных дам. По-соседски не обделяет вниманием и нашу семью: старается убедить меня, что Стаська - не мой сын, а у Полины и Мирославы противоестественные отношения.
      Он рассмеялся, словно это была забавная шутка. Олега покоробило: повторять сплетни о своей жене способен только глупый или циничный человек. Дураком Леонида никак не назовешь, а его цинизм всегда был строго дозирован. Стало быть, это попытка вызвать протест собеседника и таким образом навязать ему разговор, от которого он уклонялся.
      Олег не пошел у него на поводу, ограничился пренебрежительной гримасой.
      25
      Дверь им открыла Мирослава, и снова Олег едва узнал ее: высокая пышная прическа, каким-то чудом державшаяся на темени, делала ее лицо не то чтобы старше, но строже. Этого нельзя было сказать о вызывающе-нарядном платье, откровенные вырезы которого лишь слегка прикрывал меховой палантин. Однако держалась она не кокетливо - независимо, а по отношению к Олегу подчеркнуто холодно. Мирослава подставила Леониду щеку для поцелуя, а затем отстранилась, вопросительно посмотрела на него, ожидая одобрения своему наряду, прическе. Ответный взгляд из-под сердито насупленных бровей одобрительным никак нельзя было назвать. Но это не смутило девушку: отступив на несколько шагов, она сбросила с оголенных плеч палантин, а с лица маску холодности, озорно улыбнулась и с пластичностью завзятой манекенщицы крутанулась на триста шестьдесят градусов, продемонстрировав, помимо прочего, обтянутое колготками бедро в нежданно открывшемся разрезе платья. Однако, перехватив взгляды мужчин, порозовела, сдвинула брови, поспешила оправить и укротить застежкой игривый подол, прикрыла плечи и грудь палантином.
      - Что за маскарад! - рассердился Леонид. - И в таком виде ты собираешься на презентацию?
      - А почему бы и нет? - преодолев смущение, подчеркнуто небрежно хмыкнула Мирослава. - Вечернее платье от Кардена для того и предназначено, чтобы показываться в нем избранной публике.
      Леонид побагровел.
      - Сейчас же переоденься! Совсем с ума сошла. В заводской клуб идешь. Соображать хоть что-то надо!
      - Не смею ослушаться вас, монсиньор, - в грациозном реверансе присела Мирослава.
      И как девчонка довольная своей проказой, шмыгнула за одну из дверей, выходящих в просторный коридор.
      - Это для тебя предназначалось, - натянуто улыбнулся Олегу Леонид. Она пожаловалась Полине, что ты не воспринимаешь ее как женщину. Еще недавно сетовала на чрезмерное внимание мужчин, а сейчас - наоборот. Сумасбродная девчонка. Это платье Полине к ее тридцатилетию пошила супермодная портниха, но оно оказалось тесноватым и перешло к Славе. Впервые надела. И только для того, чтобы сразить тебя.
      Объяснение было слишком пространным и маловразумительным, до тридцатилетия Полины было еще полтора месяца. Похоже, что Леонид оправдывал не столько свою воспитанницу, сколько платье. Как-то в Цюрихе Даниель затащила Олега в один из выставочных салонов, где демонстрировались вечерние туалеты, и он видел подобное на одной из манекенщиц. Помнится, Даниель сказала, что такие платья шьют в единственном экземпляре и стоят они многие тысячи - роскошь позволительная лишь английским принцессам, звездам Голливуда и наложницам ближневосточных шейхов. Стало быть сомнительно, что продемонстрированное Мирославой платье и меховой палантин к нему пошиты местной портнихой. Да и Мирослава прямо сказала, что платье от Кардена. И сказала, очевидно, не случайно, что вывело Леонида из себя. В самом деле, не слишком ли роскошествует директор отнюдь не процветающего предприятия, преподнося супруге такой наряд, а затем не возражая против передачи его воспитаннице? Носи, деточка, платьице стоимостью в десятки тысяч долларов, поражай мужчин всех возрастов и сословий роскошным нарядом, что открывает для обозрения не менее роскошные формы. Но к чему она сказала об избранной публике и сказала с сарказмом?
      Однако долго размышлять над этим Олегу не пришлось - в гостиную, куда его пригласил Леонид, донесся настойчивый телефонный звонок, и хозяин поспешил в соседнюю комнату, плотно притворив за собой дверь. Олегу стало не по себе, подумал, что должно быть это звонит Кошарный или Роман. Но взял себя в руки, как когда-то, когда его рота десантировалась с вертолетов на горный перевал, где из-за каждого камня в любой миг можно было ожидать пулеметной очереди, ракеты, выстрела снайпера. Реагировать по обстановке - другого не оставалось.
      Но обошлось и на этот раз: как объяснил Леонид, звонил сам Мельник, предупредил, что задержится еще на час-полтора и просил начинать презентацию без него.
      - Может не приедет? - предположил Олег.
      - Приедет, - почему-то насупился Леонид. - Сказал, что обязательно приедет. Какие-то важные персоны из Киева голову ему морочат вот уже второй день. Отвяжется от них и явится.
      Хотел еще что-то сказать, но вовремя спохватился. Олег подумал, что Леонида по какой-то причине не радует встреча с губернатором, и тот звонил сейчас не только затем, чтобы предупредить о своей задержке, - судя по испортившемуся настроению хозяина дома разговор был для него не из приятных.
      Леонид вышел из гостиной, но уже вскоре вернулся, принес два хорошо сшитых пиджака - темно-синий и серый, несколько галстуков на выбор. Олег был одного роста и почти одной комплекции с ним, и оба пиджака пришлись ему впору. Он выбрал темно-синий.
      - Строго и элегантно, - одобрил Леонид. - Это стиль Геннадия Трофимовича. И не только в одежде.
      - Кто такой Геннадий Трофимович?
      Леонид недоуменно посмотрел на него.
      - Мельник.
      Подчеркнуто уважительный тон, каким он говорил о главе областной администрации, можно было отнести за счет въевшегося в плоть и кровь чинопочтения, но Олег нашел другое объяснение: Закалюк давал понять вице-президенту компании, что, несмотря на обещанную непринужденную обстановку, держаться с губернатором надобно почтительно, ибо губернатор есть губернатор. О своих неформальных отношениях с Мельником, он по-прежнему умалчивал, что тоже было неслучайно.
      - Надо отгладить рукава, - осмотрев выбранный Олегом пиджак, заметил Леонид. - Попрошу Славу, она поухаживает за тобой. А я пойду отгоню машину в гараж. В клуб поедем на служебной "Волге". На официальных приемах надлежит быть официальным во всем.
      Не успел Олег поразмыслить над его словами, как хозяин дома задал ему новую задачу: выйдя в соседнюю комнату и оставив за собой непритворенную дверь, Леонид заглянул за другую дверь в глубине комнаты, окликнул жену:
      - Полиночка, у нас гость. Займи его, пожалуйста. Я ненадолго отлучусь.
      Это было в духе Леонида: оставлять их наедине, не избавляя при этом от своего незримого присутствия. Олег всегда это чувствовал, чего нельзя было сказать о Полине. Даже после того унизительного эпизода на даче, она не долго мучилась угрызениями совести: не прошло и трех месяцев, как вызвала возлюбленного в Сочи, где отдыхала с мужем и сыном. Попытка Олега убедить ее в недопустимости таких свиданий ни к чему не привела, кроме слез и упреков в том, что он разлюбил ее. Она знала, как смягчить, разжалобить его, а затем, одурманить игрой взглядов, улыбок, лукавых слов. Олег поддался ей и тогда. Но всему есть предел, что в конце концов поняла и Полина. И сейчас маневр Леонида вызвал у него лишь невеселую усмешку.
      И все-таки он ощутил волнение, когда в гостиную вошла и остановилась поотдаль Полина. За три года, что они не виделись, она заметно располнела, но толстой ее нельзя было назвать. Широкий пояс юбки плотно охватывал все еще стройную талию, что как бы невзначай демонстрировала неутраченную гибкость; белая, искусно расшитая национальным узором блузка не скрывала мраморной шеи, обрисовывала грудь, а сафьяновые с низкими голенищами сапожки подчеркивали красоту ее икр. И были все те же миндалевидные русалочьи глаза, пухлые, едва тронутые блеклой помадой губы капризной девчонки. А вместе с тем, в ее взгляде угадывалась настороженность. Какое-то время они смотрели друг на друга так, словно не были знакомы и сомневались в необходимости знакомства, не решаясь ни улыбнуться, ни поздороваться потому, что это к чему-то обязывало и вслед за этим надлежало что-то сказать, а им уже нечего было сказать друг другу, - все нейтральные темы были исчерпаны во вчерашнем разговоре по телефону. Но вот уголки ее губ дрогнули, обиженно опустились, как когда-то, когда она бывало дулась на него, но, позволяла целовать себя, ухитряясь твердить при этом, что он не любит ее, или любит не так, как следует, как он должен любить.
      Олег невольно шагнул к ней, привлек к себе. На какой-то миг она поддалась, приблизила губы к его губам, приоткрыла как когда-то, чтобы он целовал их поочередно, но затем вздрогнула, отстранилась, испуганно прошептала:
      - Что ты. Не надо...
      И оглянулась через плечо. В дверях, ведущих в коридор, стояла Мирослава и недоуменно смотрела на Полину, то ли не веря в искренность ее протеста, то ли удивляясь ее испугу. А на Олега девушка посмотрела с нескрываемым снисхождением, словно хотела сказать: "Меня не стесняйтесь, продолжайте в том же духе".
      - Олег, извини, я еще не завершила свой туалет, - попятилась к дверям Полина. - Славочка, будь добра, возьми у Олега Николаевича куртку, повесь в шкаф.
      Мирослава успела изменить прическу на менее претенциозную и переодеться. На ней было платье намного скромнее карденовского, но и оно не скрывало ее привлекательность. Перехватив его взгляд, девушка нахмурилась, что Олег счел нелогичным: не хочешь, чтобы любовались твоими прелестями, не выставляй их напоказ. Однако сказал, что это платье ей больше к лицу. Мирослава не прореагировала на его замечание, которое можно было расценить как деликатное осуждение ее недавней выходки.
      Она взяла его куртку, пиджаки и уже направилась в коридор, но в дверях задержалась, полуобернулась, сказала, глядя куда-то мимо Олега:
      - Информация для размышления: я передала Леониду Максимовичу содержание нашего разговора. Кое-что он подтвердил, но ваше предположение о контрабанде отверг. И я верю ему. А потому прошу больше не возвращаться к этому.
      Олег облегченно вздохнул - Мирослава шла на примирение. Но тут же подумал, что допустил непростительную ошибку, пытаясь привлечь ее на свою сторону в назревающем опасном конфликте. Хорошо, что она воспротивилась. Однако похоже, что Леонид переубедил ее не во всем и оставшиеся сомнения беспокоят ее, порождают неосознанный протест против того, с чем она еще не решается спорить. В результате ею овладел мятежный дух, что готов излиться, вот только еще непонятно на кого. Пока несомненно одно: показавшаяся ему озорной выходка с вечерним платьем от Кардена имела какой-то вовсе небезобидный смысл. Хотя подоплека тут могла быть иной. Не исключено, что Леонид пригласил свою воспитанницу на презентацию для придания встречи с губернатором той самой непринужденной обстановки, под которой с учетом обещанного застолья в уединенном апартаменте можно подразумевать что угодно. На память пришли слова Атаманчука о "тайных вечерях" комсомольских вожаков Политеха и перекликающийся с ними рассказ Пети об эротических танцах воспитанницы Закалюка. Не к тому ли готовилась она, примерив вполне подходящий для такого действа наряд? Но почему рассердился Леонид? Это действо не предназначалось для глаз Олега Савицкого? Скорее всего...
      Вернулась Мирослава. Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы заметить, что настроение девушки изменилось не в лучшую сторону. Плотно сжатые губы, сердитый взгляд из-под насупленных бровей казалось бы не сулили Олегу ничего хорошего. Однако вскоре он понял, что ее сердитость вызвана чем-то другим.
      - Приглашение на презентацию было для вас неожиданным? - казалось бы ни с того, ни с сего спросила она.
      Олег подтвердил ее догадку. Мирослава чему-то усмехнулась, но больше любопытствовать не стала.
      Она принесла не темно-синий, а серый пиджак, который не надо было утюжить. Олег подумал, что девушка не захотела возиться с глажкой, но ошибся.
      - Я немного погладила рукава, а в остальном он в порядке, - вешая пиджак на спинку стула, сказала Мирослава. - И больше подойдет вам, чем темно-синий. Темные пиджаки обязательны только для официантов, а мы приглашены в весьма изысканное общество, где вас - нового человека, будут разглядывать и оценивать со всех сторон.
      Олегу не оставалось ничего другого, как согласиться.
      - Вашим отношением ко мне тоже заинтересуются, - несколько помедлив, продолжала девушка. - Поэтому советую назваться моим женихом, во избежание зачисления в бесконечную гряду моих любовников. Согласитесь, что быть одним из многих не приличествует вице-президенту солидной компании.