Плата по старым долгам

Дядя должен ее помнить: в прошлом году Петя с ней и еще одной парой - его приятелями, застряли в Киеве на вокзале, и дядя приехал их выручать: помог с билетами, а потом накормил обедом в ресторане. Девушку по имени Диана Олег помнил смутно, но отметил, что Петя достаточно откровеннен с ним, а также то обстоятельство, что племянник работает в объединении, куда трудоустроен, очевидно, отцом или самим генеральным директором, который доводится ему, так же как и он - Олег, дядей.
      Спросил наугад - Петя мог не знать - вернулся ли Закалюк? Племянник понимающе улыбнулся - видимо о миссии Олега и тех маневрах, что велись вокруг нее, ему было известно. Он не только подтвердил информацию Шумского, но и уточнил, что генеральный директор вернулся из Киева спецрейсом в шестнадцать тридцать и сразу поехал в заводоуправление.
      - Не в настроении прилетел, - несколько помедлив, добавил Петя. - В аэропорту его встречали, да не просто так - с цветами, жена и любовница, но он отмахнулся от обеих, сел не в "мерседес", на котором эти красавицы прикатили - в служебную "Волгу", поехал в заводоуправление, созвал руководящий состав. До сих пор совещаются.
      - Откуда такие подробности? - заинтересовался Олег.
      - Водилам все известно, - ухмыльнулся Петя. - А встречу в аэропорту я лично наблюдал. С Леонидом Максимовичем прилетел начальник техотдела Кулик - какую-то фиговину из Киева приволок - не то агрегатик, не то экспонат килограммов на сто, не меньше. В "Волгу" фиговину не затолкнешь, вот я и прикатил за ней на "пикапе".
      Олег был доволен, что племянник делится с ним информацией о последних событиях в объединении, а также тем, что в стане противника, судя по всему, началась легкая паника - совещание руководящего состава в срочном порядке генеральный созвал неспроста. Спросил без особого любопытства, уклонись Петя от ответа, не стал бы настаивать, что, мол, за любовница у Леонида Максимовича, которая позволяет себе встречать его разом с законной супругой?
      - Позволяет! - хмыкнул Петя. - Это он ей позволяет везде и всюду нос совать. Удивительно, что она вас не встречала. Все высокое начальство из Киева, гостей из-за бугра встречает, да еще командует, кого в какую машину сажать. Деятельница! Без году неделя, как в многотиражке работает, а уже все сплетни собрала и распространяет их в газетах. И Леонид Максимович ей - ни слова. Еще и втыки раздает тем, кто против нее возникает.
      - Не М.Хвыля ли это? - предположил Олег.
      - Хвыля! - снова хмыкнул Петя. - Хвыли она задом своим круглым делает, когда мужиков на прицел берет. Мирослава она, но я ее Славкой зову.
      - И она отзывается? - усомнился Олег.
      - Запросто. И меня она Петюней называет, а когда сердится Питекантропом.
      Олег вздрогнул - так, сердясь, называла его когда-то Полина.
      - Славка не намного старше меня, - продолжал развивать Петя очевидно небезразличную для него тему. - Ей не то двадцать, не то двадцать один. Двадцать один, точно! Второго июля стукнуло. Она как раз университет окончила. Это событие, и ее именины заодно, Закалюки на даче в Русановке отмечали. Разворот дали на сто восемьдесят градусов. Леонид Максимович, когда требуется, умеет делать такие развороты. Сам он, надо сказать, мало пьет, но гостей любит накачивать по самую завязку. И Славочка разошлась, не остановишь - две бутылки шампанского выдула и на столе в одних бикини танцевала. Не верите? Вот вам крест! - Петя неумело перекрестился. Поспорила на слабо с Валом, это ее постоянный кадр и - пожалуйста. Мужики ну просто на ушах стояли. И только Леониду Максимовичу это не понравилось: он ее сдернул со стола, как следует врезал по заднице, заставил одеться.
      - Сам видел? - усомнился Олег.
      - Если бы не видел, не говорил. Славка меня еще за неделю до этого пригласила. Я не хотел идти, - не моя это компания, но Полина попросила привезти минералки, пива, помочь расставить в саду столы. Вот я и остался.
      - Эта Мирослава, что же, у Закалюков живет? - наконец-то сообразил Олег.
      - Так я об этом и толкую. Она у них уже лет десять как прописана. С родителями у нее какой-то непорядок: то ли развелись, то ли умерли, и Закалюки ее к себе как бы на воспитание взяли. Только ее уже поздно было воспитывать!
      Олег удивился: после того, как покинул Сосновск, он не раз встречался с Полиной, виделся и с Леонидом, но ни она, ни он никогда не говорили о своей воспитаннице, что было по меньшей мере странно. А вот нескрываемые симпатии литсотрудницы многотиражки М.Хвыли к генеральному директору объединения теперь понятны.
      - Разве не знаете ее? - покосился на него Петя.
      - Откуда мне ее знать?
      - Мало ли откуда! Может она к вам в Киев приезжала.
      - Что-то не припомню таких гостей. Но почему ты решил, что она любовница Леонида?
      - Так это всем известно! И она, между прочим, не скрывает.
      - Но ты сказал, что у нее есть кавалер.
      - Это Вал-то? Он у нее просто так, для прикрытия. Она с ним, как кошка с собакой, только и знают, что цапаются. А перед Леонидом Максимовичем Славочка скатертью стелется. Пылинки с него сдувает. Кофе, по особому заваренный, каждый день для него готовит, в служебный кабинет приносит. У него одних секретарш целый взвод, но кофе он только от Славочки принимает. Или, к примеру, сегодня, чего спрашивается приперлась встречать его, да еще с цветами? А Леонид Максимович любит, когда перед ним стелятся. И в долгу не остается. Ну то, что он в многотиражку ее, желторотую, взял, ладно. Но свой новый "мерседес", что из Австрии пригнал, ей доверил. Полину даже в своем присутствии за баранку не пускает, а Славочке - пожалуйста: бери супертачку, когда угодно, кати, куда хочешь. И она уже по всему городу на этом "мерседесе" гоняет. Чего еще доказывать?
      На улице Котляревского Петя остановил машину около хлебного магазина, сказал, путая французский с немецким:
      - Пардон, майн онкль. Айн момент, - и, прихватив полиэтиленовую сумку, побежал в магазин.
      Это весьма кстати, поскольку поток информации, что он обрушил на дядю, не позволял тому сосредоточиться. А сосредоточиться было на чем. Только сейчас Олег вспомнил, как четыре года назад на похоронах Петра Егоровича он обратил внимание на рослую, хорошо сложенную девушку лет семнадцати, которая поддерживала под руку горевавшую Полину. Известие о смерти дяди застало Олега в Самарканде, где он пребывал с группой интуристов, и он едва успел добраться на этот печальный церемониал - прямо с аэродрома поехал на Старое кладбище, где к тому времени уже не хоронили простых смертных и где среди сонма людей, частокола венков, оркестровых труб, милицейских нарядов трудно было угадать, кто и какое отношение имеет к усопшему. Он обратил внимание на эту девушку еще потому, что на ней было знакомое ему темно-серое в клетку платье, которое Полина купила незадолго до этого в Москве, куда приезжала на очередное свидание с возлюбленным. И то, что она уступила это отнюдь не дешевенькое платье молодой приятельнице свидетельствовало о близости их отношений. А еще ему запомнились глаза девушки: большие, строгие, вопрошающие. На кладбище и потом на многолюдных поминках в доме Савицких он несколько раз ловил на себе взгляд этих то ли темно-голубых, то ли синих глаз. Но тогда ему было не до едва оперившихся девиц - с лихвой хватало Полины, ее эмоций.
      Вспомнив девушку, Олег подумал, что должно быть это была Мирослава...
      Вернулся Петя с набитой батонами сумкой, бросил ее на заднее сидение, включил зажигание, посмотрел на часы, а затем на Олега.
      - Без четверти восемь. Мать уже заждалась. Газуем?
      - Не спеши.
      - Понятно, - кивнул Петя, трогая машину с места. - Так на чем я остановился?
      - У меня вопрос. Какие отношения у Полины с Мирославой?
      - На людях едва не целуются: такие подружки, водой не разольешь. Вы же знаете: у Полины гонора хоть отбавляй. Как же показать, что кто-то лучше ее? А со стороны-то видней. Правда, она и сейчас еще ничего, смотрится, но толстеть начала, а это, согласитесь, не тот уже класс. И еще такой факт: Полина в институте преподает, недавно диссертацию защитила, каким-то Фондом руководит. И если бы Славка не помогала по хозяйству, полный развал в доме произошел бы.
      В этом Олег не усомнился: Полина всегда чуралась домашнего хозяйства, как черт ладана. И то, что этот нелегкий труд она переложила на плечи воспитанницы, свидетельствовало не в ее пользу.
      - В этом смысле Славка там не лишняя, - словно угадав его мысли, продолжал Петя. - С одним Стаськой, закалюковским сыном, мороки не оберешься. Такой шелопутный парень, неслух - спаса нет. Только Славка на него воздействовать может: она, как Кашпировский, установку ему даст, и пацан стихает, ходит за ней, как привязанный. Теперь с другой стороны посмотрите, идти в разнос Полине не резон потому, что другого мужа с таким положением ей уже не сыскать. Значит и дергаться нечего. А мужики с положением непременно любовниц заводят, это им как бы по должности причитается. Но ведь бывает на таких стерв нарываются, что потом локти свои вместо завтрака кусают. А тут, что ни говори, все-таки свой человек.
      - Оригинальное суждение, - усмехнулся Олег.
      Но тут же подумал, что Петино суждение не такое уж оригинальное аналогичной позиции порой придерживаются не только обманутые жены, но и иные мужья, и что так называемые друзья и подруги дома появились еще при царе Горохе и не являются реликтами в наши дни. Такой же, по-существу, позиции долгое время придерживался сам Леонид, когда его жена с упорством, достойным лучшего применения, наставляла ему рога со своим кузеном...
      12
      Улица Листопада, дом под номером 23. Те же до боли знакомые решетчатая ограда, калитка с замком дистанционного управления, ухоженный палисадник, кусты сирени. А вот и сам дом - двухэтажный, без особых претензий, но с мансардой под остроконечной крышей. Дом, где ты родился, куда мальчишкой, подростком приезжал с родителями во время их отпусков и где, уже взрослым парнем, а затем молодым человеком прожил, пожалуй, самые счастливые годы. Дом трех поколений Савицких. Теперь есть и четвертое поколение, но уже не Савицких - Корзунов-Савицких, а чистокровный Савицкий - единственный продолжатель рода, здесь уже не более чем гость...
      Натали, ничуть не изменившаяся за время, что они не виделись минувшей зимой она приезжала в Киев на какой-то семинар, такая же крепко сбитая, поджарая, копия бабушки Стефании Владиславовны и ничего общего с младшей сестрой - та в мать, встречает Олега у калитки. Но вопреки своему обыкновению, не издает радостно-оглушающего вопля, не бросается ему на шею. Сдержанно улыбается, подставляет щеку для поцелуя.
      - Отлично выглядишь, вице-президент! Как всегда элегантен и сногсшибательно интересен. Бабы, небось, проходу не дают.
      Ироническая задиристость всегда была свойственна Натали, но на этот раз Олег уловил неприязненные нотки в ее голосе. Уже в разговоре она дала понять, что обижена на него. Олег терялся в догадках - чем он ее обидел? Зимой, когда она приезжала на семинар и останавливалась у него, он изо всех сил старался угодить, развлечь кузину, с которой его связывали дружественные отношения без малейшей примеси эротики, должно быть потому, что они еще детьми вместе играли, проказничали, ссорились, мирились, делились подарками, впечатлениями. Но ломать голову над причинами ее сердитости не стал - Натали не из тех, кто держит обиды при себе, не пройдет и получаса и она выложит все, что думает о нем.
      Соблюдая приличия, Натали первым делом повела его к Ольге Васильевне. Олег не видел тетю четыре года и, хотя знал, что она болеет, был неприятно удивлен, увидев ее в инвалидной коляске - постаревшую, морщинистую.
      Ольга Васильевна протянула к нему руки, он наклонился к ней, поцеловал, но с трудом нашел слова ободрения, поспешил вручить подарок. Тетя обрадовалась теплой кофте, которую стала примерять с помощью Натали, потребовала зеркало, расческу, стала прихорашиваться. Затем прослезилась и снова потянулась к племяннику и он снова поцеловал ее дряблую морщинистую щеку.
      - Олеженька, дорогой, родной мой, - ухватив его за рукав модной куртки, заговорила Ольга Васильевна. - Спасибо, что не забыл, уважил. Сколько лет не виделись? Безобразник! Не можешь хотя бы раз в год навестить больную тетю. Далеко ехать? Ночь поездом, час самолетом... Не оправдывайся, я все знаю. Так вот, не жалей. Все равно жизнь у вас не сладилась бы. Больно уж оба красивы и разбалованы: она мужчинами, ты женщинами.
      - Тетя...
      - Молчи, я знаю, о чем говорю. Моя дочь - не кокотка, но требует постоянных восторгов, комплиментов, поклонения. А это не для тебя. Ты сам такой.
      - Тетя, помилуйте!
      - Все, больше не ругаю. Сейчас будем ужинать... Натали, посмотри, Галина приготовила салаты?
      Дочь заверила ее, что к ужину все готово, за исключением салатов, приготовлением которых занята Диана, поскольку Галина ушла на дежурство. Однако с ужином придется подождать пока вернется Роман.
      Для сведения Олега сообщила, что Галина - ее приятельница, фельдшер по профессии, вот уже второй год со своей дочерью Дианой живет в их доме, в свободное от работы время помогает по хозяйству, ухаживает за Ольгой Васильевной. Разговор об этом Натали, надо думать, завела не случайно: два года назад, после того как Олег приобрел кооперативную квартиру, он обещал побывавшим у него на новоселье Натали и Роману уступить принадлежавшую ему часть домовладения в родовом гнезде Савицких их отпрыску - своему племяннику. И сейчас, едва Натали намекнула на это, подтвердил свое обещание, сказал, что как только управится с делами, пойдет с Петей к нотариусу и оформит необходимые документы.
      Натали провела его по всем комнатам, ожидая одобрения недавно произведенному ремонту, обновленной мебели, и Олег оправдал ее ожидания. В мансарде они застали Диану, которая была занята вовсе не приготовлением салатов, а поцелуями с Петей. Высокий рост, спортивная осанка, развитые сильные бедра, что лишь на пару сантиметров прикрывало мини-платье, выдавали в ней спортсменку. Но круглое, не тронутое косметикой, как впрочем и застенчивостью, лицо, откровенно любопытствующий взгляд, две торчащие в разные стороны косички, позволяли усомниться в ее взрослости.
      Молодые люди ничуть не смутились, хотя сочли за лучшее разъединиться, но сделали это не очень поспешно, тем самым как бы подчеркивая, что смущаться должны те, кто им помешал. Это не вызвало у Натали никаких нареканий, она лишь прикрикнула на сына за то, что он до сих пор не поехал за отцом, а у Дианы осведомилась готовы ли салаты?
      Этот эпизод возможно не остался бы в памяти Олега, если бы Натали не вернулась к нему, когда они спустились в гостиную. А понадобился он ей только для того, чтобы начать уже давно готовящуюся атаку. Начала с того, что Олег слишком пристально обозревал бедра Дианы, чем смутил девушку, которой нет и семнадцати лет, и что вообще он старый развратник - любитель пышных женских форм.
      - В свое время удивлялась, почему ты не тискал меня, даже когда учил плавать - тараторила Натали. - Не то, чтобы хотела этого, но удивлялась. Но потом поняла: Бог не дал мне того, что прельщает тебя: толстых ляжек и больших сисек.
      - Но это не так, - пытался возразить Олег.
      Однако Натали вошла в раж и не принимала никаких возражений.
      - Хочешь сказать, что и у Полины не было таких достоинств? Но исключение только подтверждает правило. К тому же, сейчас она достигла прельщающих тебя кондиций, так что можешь повторить плохо усвоенное пройденное. Но как я понимаю, тебя больше устраивает ее приживалка, у которой этого добра хоть отбавляй. Только имей в виду: не ты один пользуешься этой ходячей периной: помимо сонма ее любовников, которых она меняет как перчатки, у тебя возникнут серьезные осложнения с Леонидом. Впрочем, вам не впервой делить одну чувиху на двоих.
      - Не понимаю, о чем ты? - нахмурился Олег.
      - А я, представь, все понимаю. Могу даже понять, что мужику трудно отказаться от такой девки, тем более, когда она сама навязывается. Но и в постели надо соображать, кому и что говоришь!
      - Стоп, сестренка, так не пойдет. Давай разбираться, иначе я уйду, всему есть предел. Я догадываюсь, кого ты имеешь в виду, Петя кое-что поведал мне об этой Мирославе, но я видел ее только однажды, да и то мельком - четыре года назад.
      - В конце июля она ездила в Киев. Перед отъездом взяла у Петьки твой адрес.
      - Мне об этом неизвестно.
      - Хочешь сказать, что она не была у тебя?
      - Я уже сказал.
      - И она не звонила, не обращалась к тебе, - недоверчиво прищурилась Натали.
      - За чем?
      - За компроматом на Романа. Эта стерва копает под него.
      - Ты сошла с ума! - возмутился Олег. - Подумай, что мелешь. Какой компромат? Даже, если бы она обратилась ко мне, я не стал бы обсуждать с ней моих друзей. Тебе должно быть известно, что я не только не предавал товарищей, но и случалось брал на себя их немалую вину. Я не ставлю себе это в заслугу и напоминаю об этом только потому, что ты оскорбляешь меня.
      - Так ты не общался с ней? - сбавила тон Натали.
      - Я уже сказал - нет! И доказывать, клясться на кресте не стану.
      Очевидно, что-то в его голосе было убедительней слов, потому что Натали растерянно посмотрела на кузена.
      - Откуда же она узнала о том, что было известно только тебе и Роману?
      - Мне надоели твои загадки! - повысил голос Олег. - Что произошло? Можешь толком объяснить?
      Обиженно поджав губы, Натали вышла из комнаты. Олег подумал, что она не желает продолжать разговор, поскольку уверена в своей правоте, но Натали вскоре вернулась, молча протянула ему уже не первой свежести газету. Газета была сложена так, что в глаза бросалась статья под хлестким заголовком "Беспредел". Едва прочитав первый абзац, Олег по стилю угадал автора. Ну, конечно, - та же М.Хвыля! Газета была полуторамесячной давности, а в статье речь шла об увольнении рабочих Дулибского филиала. Как и в очерке "Когда в товарищах согласья нет", журналистка не касалась причин остановки филиала, повлекших увольнения, а, не жалея красок, рисовала сам, безусловно, неприглядный процесс увольнения трехсот рабочих и специалистов, у большинства из которых не было других средств к существованию, кроме работы, которой их лишили.
      Как и следовало ожидать, свой гнев Хвыля обрушила не на генерального директора, о котором в статье даже не упоминалось, а на руководителя Дулибского филиала Шклярука, председателя объединенного профкома Сулиму, начальника отдела кадров объединения Корзуна.
      Больше других досталось Роману. Не довольствуясь перечислением нарушений трудового законодательства, фактов бюрократического, а подчас и хамского отношения к людям, журналистка связывала эти безусловно не красящие начальника кадров поступки с его характером, мировоззрением, сложившимся за многие годы работы в милиции.
      Уже это место статьи и вызвало у Олега протест - такие экскурсы в прошлое даже в чем-то провинившихся людей, по меньшей мере не корректны. А потом не поверил глазам. И только после того, как еще дважды прочитал предпоследний абзац, сознание восприняло смысл прочитанного.
      С непозволительной легкостью, как бы между прочим, журналистка сообщила читателям, что в свое время, будучи сотрудником уголовного розыска, Р.С.Корзун убил на Городокском шоссе ни в чем не повинного человека и сумел уйти от ответственности, оболгав своего товарища и коллегу, которого с его подачи разжаловали и отправили на неправедную войну в Афганистан, где этот товарищ едва не погиб...
      Олег почувствовал, как кровь отхлынула от лица, а горло сдавил спазм. Он так побледнел, что Натали испугалась, побежала за карвалолом. Но Олег отказался от лекарства, попросил полотенце, пошел в ванную, разделся, стал под душ - надо было прийти в себя, собраться с мыслями.
      Первым осознанным чувством было негодование на эту развязную, бесцеремонную девчонку - журналистку, любительницу жареных фактов, которая в погоне за дешевыми сенсациями превзошла своего редактора - очкарика Бута. И неудивительно, что она голой танцует на столе, спит со своими покровителями, позорит воспитавшую ее женщину - никаких нравственных критериев, никаких запретов! Петя прав - у нее все напоказ: и отношения с Закалюком, и бравада высоким покровительством - что хочу, то пишу, и разудалая хлесткость очерков, статей, в которых нет ни глубины, ни тем более объективности. Надо напрочь потерять чувство меры, да что там меры, надо просто не иметь совести, чтобы эдак небрежно, походя, не спросив согласия людей, которых это касается, выплеснуть на газетную полосу, как воду из ушата, трагедию, причины которой неясны до сих пор даже причастным к ней лицам.
      Очевидно, где-то, что-то краем уха услышала и, не проверив фактов, не вникнув в их суть и, конечно же не поинтересовавшись мотивами, которыми руководствовался "разжалованный и отправленный на неправедную войну товарищ", она, ничтоже сумняшеся, схватила перо и за один присест настрочила свой опус...
      Теперь он понимает гнев Натали. А каково Роману? Дело о гибели капитана Тысячного вряд ли будет возобновлено, прошли давностные сроки. Но морально такое обвинение убийственно для начальника объединения. Не говоря уже о прочем, он должен объяснять любопытствующим, а таких наберется немало, почему столько лет прятался за чужой спиной. И никто не поверит, что эта самая спина прикрыла тогда старшего опера Корзуна по собственной инициативе, исходя из своих, а не из его - опера - соображений. И в любом случае автор такой полуправдивой (что хуже, чем ложь), залихватской и явно тенденциозной статьи заслуживает, по меньшей мере, порки. Он никогда не поднимал руку на женщин, но эту беспардонную, наглую девчонку-журналистку высек бы без угрызений совести.
      Но - странное дело: душ, под которым он все еще стоял, как бы смывал с него одну за другой эти сердитые мысли. А вместе с ними уходила, таяла тяжесть, что многие годы давила его плечи...
      13
      Роман еще не вернулся, но за ним уже поехал Петя. Притихшая Натали сидела в кресле и виновато поглядывала на Олега.
      - Я не ожидала, что ты так остро прореагируешь. Теперь понимаю: и тебе это неприятно.
      - Мне неприятно, когда меня обвиняют в предательстве, - вяло огрызнулся Олег.
      - Побей меня, я виновата, - шмыгнула носом Натали. - Только не передавай, умоляю, наш разговор Роману. Эта тварь своей подзаборной статейкой отняла у него десять лет жизни. Ты не представляешь, как он переживал. И если бы только это!
      Натали протяжно всхлипнула и, как бы оправдываясь за свой неправедный наскок, стала делиться семейными невзгодами.
      После того, как Романа уволили из милиции, не дав дослужить до полной пенсии, он полгода не мог найти работу и запил. Даже сейчас, когда он уже неплохо устроен, время от времени срывается - идет в запой на два-три дня. И ругай его, не ругай - все без толку...
      В техникуме, где она преподает, вот уже второй год царит форменный бардак - учебную программу меняют едва ли не каждую неделю, часы то сокращают, то увеличивают, одни группы укрупняют, другие разукрупняют. О зарплате и говорить нечего...
      Петька после окончания школы, два года проваливался на вступительных экзаменах в Политехнический, водился со шпаной. Правда, за последнее время взялся за ум: стал работать, занялся спортом, расстался с приблатненной компанией. Но - другая беда: влюбился в эту длинномерную малолетку, а она - в него и теперь их тягачами не растащишь. Очевидно она - Натали - в скором времени станет бабушкой. А это как раз то, что ей не хватает сейчас до полного счастья...
      Ольга Васильевна, ты сам видел, беспомощна: все ей подай, убери, посади, уложи. И ко всему тому водочку стала попивать. Уму непостижимо, как и на какие шиши она ее добывает. И все эти заботы лежат на плечах старшей дочери. Младшая навещает мать только по выходным дням - Полина Петровна, видите ли, стала великосветской дамой: председательствует в каком-то фонде, устраивает приемы, банкеты...
      - Кстати, позвони ей. Она уже справлялась о тебе, - неожиданным переходом завершила свои излияния Натали. - Что смотришь на меня, как на НЛО? Я о Полине говорю. Не волнуйся: ни сегодня, ни завтра она свидания тебе не назначит. Сегодня день рождения Леонида, и они собираются в Городок к его родителям - не столько для того, чтобы отметить это торжество, сколько затем, чтобы подбросить старикам Стаську - в его школе объявлен карантин. А завтра - попридержи дыхание, состоится презентация фонда Полины Петровны и, как сам понимаешь, ей будет не до тебя. Но позвонить надо - долг вежливости. Как-никак семь лет под одной крышей прожили: ты учил ее французскому, она тебя высокому искусству вышивки крестом и плетения рогожек. Об эротике вспоминать не обязательно - мало ли что и с кем когда-то было. Как говорится, это еще не повод для знакомства. Но тут, кузина, никуда, не денешься.
      - Перестань! - рассердился Олег.
      Но рассердился не столько на Натали, сколько на себя - он и в самом деле не мог решиться - звонить или не звонить Закалюкам. Дело было не только в Полине - разговор с Леонидом, подними он трубку, будет не проще. А уж если к телефону подойдет эта разудалая журналистка, безымянный герой ее залихватской статьи "Беспредел" должен будет либо горячо поблагодарить М.Хвылю за нежданную реабилитацию, либо - что ему сейчас больше по душе выругать ее, не стесняясь в выражениях.
      В последний момент, когда уже крутил диск телефона, подумал, что все-таки надо отдать должное М.Хвыле - смелости ей не занимать. Своей статьей она, безусловно, нажила немало врагов среди руководителей объединения, а предпоследний абзац ее статьи должен был вызвать переполох не только в семье Корзунов: еще живы люди, для которых переоценка обстоятельств давней трагедии нежелательна. И вряд ли в этой части Мирослава советовалась с Леонидом, скорее с Полиной, от которой узнала о невеселой одиссее ее бывшего жениха. К тому же, перед тем как опубликовать статью, она собиралась приехать в Киев, должно быть для того, чтобы расспросить его - Олега - о подробностях этой истории, но что-то помешало ей.
      Что же до ее отношений с Леонидом, то это их дело. Но справедливости ради, надо отметить, что Петино суждение о предосудительности этих отношений во многом носит субъективный характер. Тот факт, что Леонид доверяет своей воспитаннице новую машину свидетельствует лишь о том, что журналистикой не исчерпываются таланты Мирославы, и Леонид приобрел в ее лице личного шофера. Она и в аэропорту встречала его на том же "мерседесе". И цветы, с которыми она встречала Леонида, объясняются простой житейской причиной - сегодня ее воспитателю исполнилось ровным счетом сорок лет. Рубеж - не рубеж, но дата примечательная. Поэтому не надо судить о Мирославе с чужих слов, прислушиваться к тому, что судачат о ней обиженные люди. Безобидный журналист - не журналист, хотя и журналистам не противопоказано чувство меры. Но это уже другой разговор. Встречи с ней не избежать, а поэтому не следует настраиваться на негативный лад...
      Не зря принял такое решение - трубку подняла Мирослава. Он понял что это она по голосу - звонкому, но неторопливому, уверенному. Она ответила не сразу, и он решил, что она не расслышала и еще раз назвал себя.
      - Я поняла, - наконец отозвалась Мирослава. - Добрый вечер, Олег Николаевич. Слушаю вас... Леонид Максимович прилетел, но еще не вернулся с работы. Скоро должен быть. Что ему передать?.. Сейчас приглашу Полину Петровну.
      Очень вежлива, ни одного лишнего слова, ни тени кокетства, как хорошо вышколенный секретарь. Вот тебе и разудалая девица! Впрочем, вначале она кажется волновалась - не сразу ответила, а потом взвешивала каждое свое слово. И это можно понять: нежданно объявился герой ее статьи, с которым предстоит объясниться - никуда теперь не денешься, а такая перспектива очевидно не радует ее. Но как бы то ни было, Олег был доволен, что Мирослава подошла к телефону, что услышал ее сдержанный и в то же время на удивление приятный голос.
      А вот разговор с Полиной выстроился не сразу. Начали со взаимных приветствий, дежурных вопросов: "Как дела?", "Все ли у тебя в порядке?", ответы на которые предугадывались и потому пропускались мимо ушей. Они хорошо знали, о чем не надо спрашивать, и лихорадочно искали нейтральные темы, представляющие какой-то интерес для собеседника.
      Полина нашлась первой и заговорила безостановочно, не давая Олегу возможности вставить хотя бы словечко.
      И о том, что она успешно защитила кандидатскую диссертацию по прикладному искусству и ей уже предложили должность доцента в ее институте... И о том, что в прошлом году она переболела моноклюозом, после чего ужасно располнела, и хотя вот уже третий месяц сидит на голодной диете, никак не может похудеть. Это она к тому, чтобы он не испугался, когда увидит ее... И о том, что коллектив объединения "Транзистр" выдвинул своего генерального директора кандидатом в депутаты, и Леонид не знает как быть. Совмещать работу в парламенте и руководство таким крупным производственным объединением - значит загубить себя. Но и отказаться неудобно - люди обидятся... И о том, что у нее сейчас запарка - готовится к презентации фонда региональной культуры, одним из сопредседателей которого она является... И о том, что в субботу они отмечают сорокалетие Леонида, и Олег непременно должен прийти - от имени и по поручению мужа она приглашает его...
      На этом разговор, казалось бы, исчерпал себя. Но Полина не спешила прощаться, сказала: "Минутку!", а затем Олег услышал ее отдалившийся голос: "Поговори сама с ним... Не усматриваю никакой навязчивости... Удивительно, что робеешь, на тебя это непохоже..."
      А затем снова в трубку:
      - Олег, с тобой хочет поговорить моя воспитанница и подруга. Сочетание не совсем обычное, но это один и тот же человек. И человек, поверь, очень хороший. Она журналист, и ее интерес к тебе чисто профессиональный. Выслушай ее и не обижай. Я тебя очень прошу...
      - Твоя просьба для меня закон, - поспешил заверить ее Олег, поймав себя на том, что начинает волноваться: предстоял непростой разговор, к которому он еще не был готов.
      Покосился в сторону Натали, которая прислушивалась к тому, что он говорит. Встретив его взгляд, старшая кузина иронически усмехнулась, затем вышла из комнаты.