Девушка теребила в руках край передника.

– Да, милорд.

– Как вас зовут?

– Иззи, милорд.

– А теперь, Иззи, будьте умницей, сядьте и расскажите все, что вам известно о мисс Хитер.

Девушка как подкошенная рухнула на изящный стул и, устроившись на самом краешке, уставилась на свои красные руки. Никаких следов разбитой мебели вокруг не было видно, хотя на каминной полке вместо пары ваз стоила лишь одна, а на стенах кое-где зияли отметины будто от ударов, отвалились куски штукатурки.

– Я ничего не знаю, милорд. Она ничего не рассказывали о себе.

С какой-то странной неохотой Райдер приблизился к двери в одну из комнат и открыл ее. За ней оказалась спальни, совершенно простая, без каких-либо изысков, с белыми стенами и полом, устланным светло-зеленым ковром. По периметру потолка тянулся выполненный позолотой изящный бордюр. Не такой спальни можно было ожидать от известной куртизанки.

С минуту Райдер взирал на холодные, немые простыни и покрывало цвета слоновой кости. Это ли ложе она делила с Хэнли? Райдеру вдруг стало больно глотать, словно горло обожгло пламя. Он прикрыл дверь и снова повернулся к горничной:

– Мисс Хитер никогда не рассказывала о своей семье или о своем детстве? Откуда она родом?

– Ничего такого, милорд.

– Когда она уезжала отсюда с лордом Хэнли, с ними никого больше не было?

– Не знаю, милорд.

– А что с ее личными вещами?

За второй дверью оказался небольшой кабинет с полкой книг в кожаных переплетах. На некоторых корешках были заметны зарубки, словно кто-то исполосовал их лезвием ножа. Прочие были сложены в беспорядке, будто их собирали впопыхах после того, как они свалились на пол.

– Кое-что она забрала с собой, – отвечала горничная, – но остальную одежду и все, что было на туалетных столиках, лорд Хэнли растерзал в клочья. Он и фарфор кое-какой перебил. Я не знала, что и делать. Что могла, починила, поменяла покрывало на кровати.

– Он и постель разворотил?

Горничная, залившись румянцем, кивнула:

– Все, даже матрас, искромсал ножом.

Райдер проглотил пламя, которое, казалось, вот-вот прожжет его горло насквозь.

– А драгоценности? И прочие ценные вещи?

– Все это она забрала с собой, милорд. Лорд Хэнли ничего не нашел.

Потрясенный услышанным, Райдер застыл.

– Думаете, он что-то искал?

– Не знаю, милорд. Он осерчал, как разъяренный бык, выпущенный из амбара. Прикажете упаковать оставшиеся вещи? Здесь поселится другая леди?

– Нет. Пусть комната сохранится как есть. Вы славная девушка, Иззи. Оставайтесь здесь.

– Слушаю, милорд.

Горничная следила за тем, как Райдер натягивает перчатки. Ему хотелось скорее уйти. Неужели эти девственно-чистые, непорочные белые простыни и покрывало цвета слоновой кости вовсе не ее выбор, а всего-навсего результат стараний горничной, пытавшейся привести в порядок комнату после погрома, учиненного Хэнли? И она со своим любовником спала на красных сатиновых или черных шелковых простынях? Знать этого Райдеру не хотелось.

И все же прояснить то, чему не находилось объяснения, он желал: «Лорд Хэнли не нашел ничего…»

– Я вот что думаю: она из Дербишира, милорд.

Сердце у Райдера екнуло.

– Из Дербишира? Почему вы так думаете?

– Как-то раз она обронила, что, мол, даже в Лондоне не так шумно, как на прядильной фабрике в Дербишире.

– Вот, – сказал Райдер, достал из кармана соверен и протянул горничной.

Глядя вслед лорду Райдерборну, горничная попробовала монетку на зуб, и по щекам ее медленно поползли слезы.

Лорд Хэнли сидел в клубе на своем обычном месте. Они с Райдером знали друг друга с детства, еще с Харроу[6]. С минуту Райдер изучал его. Красивый, стройный, высокий, с решительным подбородком и пшеничными волосами, слегка посеребренными на висках сединой.

Леди Хэнли, бледное, кроткое существо, нарожала кучу детей мал мала меньше и почти безвыездно жила в деревне, и то время как супруг все время проводил в городе.

Хэнли сложил газету, которую читал, и поднял глаза на приближающегося Райдера.

– Пришел порасспросить меня о любовнице? – спросил он, криво усмехнувшись. – Боже! Какая скука! Все в городе только и заняты тем, что строят догадки на сей счет. Будто я убил ее в припадке безумной страсти, а ее прелестное тело расчленил. Или же она сбежала с каким-то князьком из Богемии?

– Ну, так расскажи, что произошло на самом деле, – обратился к нему Райдер, усаживаясь.

Хэнли забарабанил пальцами по столу.

– Ни то, ни другое, разумеется. Впрочем, если выбирать из двух версий, в образе злодея-убийцы я, пожалуй, выгляжу не таким дураком.

– Но ты ее, конечно, не убил.

– А ты как думаешь?

– Думаю, это возможно, но маловероятно. Стало быть, она по той или иной причине сбежала от тебя. Это унизительно, но не так уж важно. – Райдер взял газету и лениво пробежал глазами заголовки. – Полагаю, она, в конце концов, вернется под свой кров на Блэкдаун-сквер?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Хэнли. – Я больше не оплачиваю аренду.

– Зато я оплачиваю. Надеюсь, тебе известно, что эти меблированные комнаты – собственность герцогства.

Продолжая барабанить по столу, Хэнли с минуту безмолвно смотрел на Райдера.

– Я умываю руки и больше не хочу иметь ничего общего с этой девкой. Когда она снова заявится в город в поисках нового покровителя, можешь претендовать на это место.

– Если она захочет меня принять, вряд ли я стану спрашивать у тебя разрешения.

Граф расхохотался. Его смех напоминал лай встревоженной собаки.

– Если она захочет тебя принять! Да она профессиональная шлюха. А ты – сын и наследник Блэкдауна. Еще бы она не захотела! Да она пойдет с первым встречным.

– То есть ты можешь рекомендовать ее общество?

Граф откинулся в кресле, судорожно комкая газету.

– В постели она сущая ведьма. Когда встретишься с ней, попроси проделать с тобой маленький трюк с бархоткой. Ну, знаешь, когда тебя связывают, очень волнует.

В жилах Райдера взыграла кровь, ему захотелось немедленно убить и расчленить того, кто сидел перед ним, но он лишь поднялся с напускным безразличием.

– Остается небольшой вопрос о порче имущества, принадлежащего герцогству, – предметов обстановки, повреждений оштукатуренных стен. Мелочь, однако факт досадный.

Отбросив в сторону газету, Хэнли тоже поднялся и посмотрел Райдеру прямо в глаза.

– Уверен, ты поймешь: ни одному джентльмену не понравится оказаться дураком по милости шлюхи. Это существо из сточной канавы, Райдерборн. Испорченная, как подгнивший персик. Возьми ее, если сумеешь найти. А покамест, если у тебя есть охота заняться ремонтом, милости прошу, пришли смету моему поверенному. Засим позволь откланяться.

Отвесив поклон, граф ушел. Газета упала на пол.

Райдер несколько раз глубоко вдохнул. Он Сент-Джордж. Занимает одно из первых мест в величайшей империи мира. Однако найти эту женщину не в его силах.

И тем не менее, если это Хэнли избил ее и оставил умирать в лодке, то пусть поупражняется в стрельбе.

Райдер вышел на Сент-Джеймс-стрит и пошел, не разбирая пути, через парк. На берегу Темзы теснились громады зданий парламента. У Вестминстерского моста он остановился, вперив взгляд в белые арки над рекой. Каждую неделю какой-нибудь несчастный кончал свое жалкое существование в этих быстрых водах.

Но только не Миракл! Ведь так ярко и трепетно горела в ней жизнь! И все же в Лондоне ее, очевидно, нет. Ничто больше не занимало его, кроме одной-единственной мысли: куда она могла податься?

Если она проезжала верхом по пятьдесят миль в день, то теперь находится на полпути в Дербишир. Но в какой-то момент ей нужно было пересечь Лондон, чтобы выбраться на дорогу, ведущую в Бристоль. Если бы ему удалось напасть там на ее след, он мог бы догнать ее. Это было его единственным шансом.

Райдер резко повернулся и зашагал обратно к дому.

Наутро, когда над Лондоном едва занималась туманная заря, самый скорый экипаж Райдера помчал его из города на запад. После Мальборо он будет спрашивать о гнедом коне на каждом посту у заставы, на каждом постоялом дворе, где ее могли бы видеть. Он найдет ее, если даже на поиски придется потратить всю оставшуюся жизнь.

Ночное небо дарит успокоение, однако звездами сыт не будешь. Плащ лорда Райдерборна согревал ее, но не тепло способно было успокоить ее сердце. Воспоминания о море и мужчине, хранимые плащом, лишали ее покоя, как неотступно движущаяся по пятам тень.

Это было глупо. И губительно. Одержимая этим запахом, Миракл каждую ночь воскрешала в памяти и не могла прогнать мучительное воспоминание о встрече. С наследником герцога! А что она? Оставила ли она в его душе след? Помнит ли он ту ночь или уже забыл и как ни в чем не бывало вернулся к своей прежней жизни?

Было время, когда она с радостью ухватилась бы за возможность принять покровительство такой влиятельной особы. Однако между ними произошло нечто такое, чего не следовало допускать. Это привело Миракл в ужас. Это «нечто» представляло для нее такую же угрозу, как месть Хэнли.

Однако жизнь научила ее быть стойкой, ничего не бояться и не терять надежды. Теперь она ни за что не сдастся.

Следующее утро Миракл брела, еле передвигая ноги, по бесконечным полям и тропинкам, терявшимся в болотах. Крестьяне бросали в ее сторону любопытные взгляды, однако ни один из них не спросил о том, куда она направляется. С трудом взобравшись на небольшой пригорок, она присела на ствол поваленного дерева и устремила взгляд на расстилавшуюся перед ней местность.

Внизу пролегала широкая дорога с оживленным движением – главный путь из Бристоля в Лондон. Повозки и экипажи без конца сновали сквозь арочные ворота нескольких роскошных гостиниц, расположенных на окраине большого города.

В нескольких милях к западу этот путь пересекала зеленая тропа – дорога для перегона скота, ведущая на северо-запад. На некотором расстоянии от перекрестков дорог – между главной дорогой и зеленой тропой – виднелось маленькое низенькое строеньице, окруженное загонами для скота. Миракл вгляделась в него повнимательнее. Рассмотреть дом как следует ей не удалось, но постоялый двор, поменьше и победнее, назывался «Приют гуртовщика».

Миракл вынула из кармана ножичек, одну из немногих сохранившихся у нее ценных мелочей, купленных втридорога в «Веселом монархе», и подняла юбки выше колена. Сапоги были заляпаны грязью, но расстилавшийся впереди заливной луг пестрил полевыми цветами. Она нарежет лент из нижней юбки и, перевязав ими букетики, будет продавать их путникам. При мысли о том, что ее могут разоблачить, Миракл похолодела, но либо она немедленно купит что-нибудь поесть, либо умрет с голоду.

Экипаж Райдера въехал во двор «Белого лебедя». Конюхи с завистью глазели на его лакея в нарядной ливрее и упряжку отменных лошадей. Где бы он ни останавливался, его появление изменяло привычный распорядок жизни постоялого двора, подобно тому, как крохотные планеты-сателлиты выстраиваются в ряд под действием притяжения более крупной планеты. И на сей раз, спускаясь из экипажа и оказавшись в центре небольшой вселенной, он повторял, как слова молитвы, один и тот же вопрос:

– Леди в коричневом костюме на гнедом коне с белым пятном на лбу? У лошади на крупе пятно в виде карты Ирландии.

Конюхи пожимали плечами. Слуги ерошили волосы. Торопливо выбежал хозяин, желая лично прислуживать высокому гостю. Пока меняли лошадей, Райдер сделал несколько глотков бренди. Нет, никто ее не видел. Никто не видел ее лошади.

Он уже было повернулся с намерением снова сесть в экипаж, как вперед выступил один из постояльцев. Незнакомец бросил взгляд на герб на экипаже – извивающийся дракон, поражаемый копьем святого Георгия, – и отдал Райдеру честь.

– Кеннет Блейк, милорд, к вашим услугам! Я явился невольным свидетелем ваших расспросов… Полагаю, вы простите мою дерзость? Возможно, конечно, речь идет о другом животном, но могу поклясться, что видел такого коня, какого вы описываете, сегодня днем на конном базаре в соседнем городе, приблизительно в десяти милях по этой дороге.

Сердце Райдера учащенно забилось.

– На ней ехала леди, сэр?

– Увы, нет, милорд. Лошадь продавала пара шалопаев, я бы даже сказал, отъявленных бандитов. Однако на лошади было дамское седло и окрас точь-в-точь такой, как вы описываете. Я подыскивал лошадку для дочери и мельком взглянул на животное, но продавец, по всей видимости, не знал ее истории. Это показалось мне странным.

На мгновение Райдера охватил ужас, ему сделалось физически больно, будто внутренности его стиснули стальными клещами. Он поблагодарил мистера Блейка и отдал необходимые распоряжения. Его экипаж быстро покинул постоялый двор. Свежие лошади помчались галопом в направлении Бристоля.

Надвигающийся вечер набросил серое покрывало на выступ балкона. Изображенный на указателе лебедь изогнул над крылом голову назад, словно подмигивая проезжим.

Миракл судорожно сглотнула и, подойдя ближе, оказалась под аркой входа во двор гостиницы. Она предлагала цветы каждому, кто входил и выходил, делая реверансы и не поднимая головы.

– Купите для вашей супруги, сэр! Вашей дочери.

Вырученных от проданного денег уже хватило бы на ужин и на ленточку. Завтра она еще наделает букетиков. Возможно, полевые цветы помогут ей преодолеть путь до самого Дербишира. Сейчас уже близился вечер, а ей осталось продать всего несколько связок.

– Диковинное дело, – сказал какой-то человек своему спутнику, выходя на улицу. – Кто бы мог подумать, что аристократ будет из кожи вон лезть, чтобы отыскать обыкновенное животное.

Его товарищ улыбнулся:

– Разве что аристократ, о котором идет речь, ирландец, питающий сентиментальную привязанность к животному с картой его родины на крупе…

– Или еще более глубокую привязанность к леди в коричневом костюме.

Мужчины расхохотались и пошли дальше.

Из гостиницы показался еще один джентльмен. Высокий блондин остановился, натягивая перчатки, запрокинул голову и посмотрел в темнеющее небо.

– Мою лошадь, – бросил он проходившему мимо конюху. – Поеду прокачусь перед ужином.

– Слушаю, милорд.

Видеть лицо под золотистыми волосами Миракл не было необходимости. Достаточно было слышать голос. Она торопливо попятилась, отступая в тень, затем тихонько выбежала на улицу и быстро зашагала прочь из города. По ступенькам перелаза перебралась через ограду, попав с главной дороги на пешую тропу. Сердце бешено колотилось от ужаса, грудь теснило. Она должна во что бы то ни стало раздобыть лошадь. И окончательно исчезнуть, прежде чем лорд Хэнли ее настигнет.

От новых лошадей, уже почти загнанных, готовых доставить Райдера, куда его светлости заблагорассудится, валил пар. Слуги стояли, безропотно выслушивая распоряжения лорда Райдерборна. Он велел им поужинать на постоялом дворе, а затем один, без провожатых, пошел в город.

Место на рыночной площади, где в этот день торговали лошадьми, было завалено навозом и соломой.

Райдер обратился к первому встречному:

– Добрый вечер, сэр. Я разыскиваю гнедого коня с пятном на морде…

Мужчина поскреб затылок и покачал головой. Тот же самый вопрос Райдер задал еще трем прохожим и малому с лопатой у телеги с навозом. Все без толку. Однако пятый прохожий, выслушав вопрос, кивнул и указал пальцем:

– Того самого коня, милорд, нынче купил мистер Пенс, наш аптекарь, вместе с седлом и уздечкой. Он сказал, что его жене нужна хорошая лошадь…

Райдер пожал человеку руку и зашагал в указанном направлении.

Мистер Пенс отворил дверь самолично и настоял на том, чтобы его светлость непременно прошли в его скромную гостиную. Получив подтверждение тому, что он уже слышал сегодня в «Белом лебеде», Райдер почувствовал, как внутри у него снова повернулся нож. Призрачная в сумерках, белая морда коня смотрела на него поверх двери аптекарского стойла. В закутке конюшни, где хранилась упряжь, висело дамское седло.

– Я купил и седельные сумки вместе с их содержимым, милорд. Не соизволит ли ваша светлость пройти и взглянуть на них?

Коричневый женский костюм для верховой езды, чистая нижняя юбка, различные мелочи, которые Миракл взяла с собой из «Веселого монарха». Ткань мягко скользила в руках Райдера. Приливной волной в нем поднимались отчаяние и ярость. Лицо аптекаря исчезло в темном тумане.

– Спасибо, мистер Пенс, – наконец проговорил он. – Весьма вам признателен.

– Желаете получить лошадь и вещи обратно, милорд? Купив их, я совершил какую-то оплошность? Боюсь, люди, продавшие мне все это, уже далеко отсюда.

– Нет, – ответил Райдер. – Это не важно. Оставьте лошадь себе. Вы владеете ею по праву.

Райдер возвращался через город к своему экипажу, почти ничего не замечая вокруг. Ее ограбили. Увели лошадь. Забрали седло. Даже дорожным костюмом и жалкими мелочами, которые она везла в сумках, не побрезговали.

Райдер впал в отчаяние.

Когда Миракл добралась до «Приюта гуртовщика», совсем стемнело. Тело гудело от усталости: слишком долго она брела по полям и лугам, преодолевая перелаз за перелазом. Порой в темноте, сбившись с пути, оказывалась в пшеничном поле.

Послышался гогот мальчишек перед постоялым двором. Они караулили в дрожащем свете факелов овец, рогатый скот и загоны с лошадьми. Тучные тела шевелились, распространяя вокруг себя в ночном воздухе запах животных. Мальчишки равнодушно глянули на проходившую мимо Миракл и поплотнее закутались в свои одежды.

Миракл помедлила, лишь на мгновение задержавшись на пороге. Она прислушалась к монотонному гулу мужских голосов и взрывам смеха за дверью и распустила волосы. Затем, еще раз взглянув в чистое ночное небо, толкнула дверь.

Внутри было еще темнее, чем на улице. Воздух от сальных свечей, масляных ламп и табака был вязкий, густой и затхлый. В нескольких островках света располагались мужчины в заляпанной грязью дорожной одежде. Кто-то стоял, кто-то сидел на скамьях, опрокидывая в себя эль кружку за кружкой и разглядывая окружающих. Взгляд одних был дружелюбен, другие смотрели с опаской.

Она вошла внутрь – и все головы разом повернулись к ней. Миракл сбросила плащ с плеч, повесив его на палец. Все мужчины уставились на глубокий вырез ее платья.

– У вас тут веселая компания, – обратилась она к мужчинам. – Может, хотите послушать перед дорогой песню?

– Оставь свои песенки при себе, голубка, – сказал мужчина. – Сколько ты хочешь за минутку наедине со мной?

– Тебе не по карману, – парировала Миракл, – а если минута – это все, на что тебя хватает, хвастаться нечем.

Послышались смешки, однако напряжение не ослабевало.

– Мы все братья и делимся по-братски, – раздался другой голос.

– Вас здесь, верно, человек двадцать. Стало быть, три секунды на каждого, минута – на всех. – Несмотря на бешено стучащее сердце, Миракл гордой поступью приблизилась к мужчине, взяла у него из рук кружку и, наклонившись, пристально заглянула в глаза. – Если бы вы, сэр, весь последний час не заливали свое мужское достоинство элем, понимали бы разницу между женщиной и песней.

В зале грянули аплодисменты.

– Как она тебя, Том! Не в бровь, а в глаз! Здорово окоротила! – крикнул кто-то. – Леди за словом в карман не лезет.

– Зато Тому удалось вдоволь на нее насмотреться, – сказал другой.

Миракл вернула Тому кружку и подмигнула ему.

– Допивайте, сэр, – сказала она. – Старый солдат должен платить за выпивку и за песни, но смотреть, по крайней мере, он может бесплатно.

На сей раз взрыв всеобщего веселья грянул еще громче. Том улыбнулся:

– Откуда вы знаете, что я был солдатом, мисси?

– Такого, как вы, храбреца, знающего жизнь, видно с первого взгляда.

По залу прокатились раскаты хохота, раздались свист и аплодисменты.

– «Зеленые рукава»[7], – выкрикнул седобородый мужчина. – Или «Барбару Аллен». Сладкие песенки для старичка, душечка!

Миракл с облегчением вздохнула:

– Вы услышите обе, сэр, если пустите для меня шляпу по кругу.

– Проклятие, – выругался Том. – Если ты меня поцелуешь, голубушка, я сам пройдусь для тебя со шляпой.

– И будешь дурак дураком? – выкрикнул бородатый мужчина. – Уж лучше сиди, где сидишь, и пялься.

Том стукнул кружкой по барной стойке.

– Ну что ж, давай спой «Зеленые рукава», голубушка.

– «Зеленые рукава». – Миракл снова подмигнула ему. – Песенка о человеке, который не может удержать свою возлюбленную. Потом послушаем «Барбару Аллен» – песню о мужчине, который умирает, не в силах пережить свою потерю.

– Там женщина, кажется, тоже умирает, – тихо вклинился чей-то голос, но Миракл уже запела.

Она пела так, чтобы ее песни способны были вызвать воспоминания о доме и любви и навевали светлую грусть. В ее исполнении не было ничего вульгарного или слишком эротичного. Валлийцы-гуртовщики вскоре стали ей подпевать, и их голоса гармонично сливались в общем звучании, даже когда они не знали английских слов.

Когда Миракл допела, бородач пустил по кругу шапку. К тому времени в помещении не осталось ни одного человека, который мог бы допустить по отношению к ней какую-то непристойность против ее воли, хотя пара путников исподтишка ощупывали свои карманы. Через несколько минут один из них, без сомнения, подойдет к ней потихоньку и попытается заключить сделку.

– Вот, дорогая, – сказал ей мужчина с бородой. – Полученного с ребят тебе хватит на кружку эля и на ужин.

Миракл посмотрела в шапку.

– Тогда я, пожалуй, буду петь еще. У меня более высокие запросы, сэр.

– Леди подавай дорогого вина! – крикнул Том. – И еще, верно, пуховую перину!

– Нет, – ответила Миракл. – Леди нужна лошадь.

– Если вы проведете эту ночь со мной, – сказал кто-то, – я куплю вам и лошадь, и седло.

Миракл замерла на месте. «Там женщина, кажется, тоже умирает», – эхом отдавалось у нее в голове.

Говоривший сидел в самом темном углу, закутанный в простой плащ, широкополая кожаная шляпа надвинута на лоб. Судя по тихому голосу, его можно было принять за джентльмена, впрочем, звук был неотчетлив из-за поднесенной к губам кружки. Миракл не могла разглядеть его лица – лишь белевшие костяшки длинных пальцев, сжимавших кружку так крепко, словно он задался целью раздавить ее.

Сердце ее забилось. Собравшиеся пристально воззрились на незнакомца.

– Я стою гораздо дороже, чем песенка, – ответила Миракл. – Давайте, сэр, назовите песню, какую хотите услышать!

Шляпа человека и высокий воротник по-прежнему скрывали его черты, но глаза сверкали.

– Больше никаких песен, – заявил он. – Я хочу остаток ночи, мэм, с этой минуты и до первых петухов. Если окажете мне услугу, получите лошадь с седлом и любую сумму золотом, какую назовете.

Черно-белый пес глухо зарычал. Бородатый мужчина сунул руку в карман, где, без сомнения, было спрятано оружие. Перегонщики схватились за сучковатые палки, крепко стиснув их в кулаках.

– Эй, – остановил его Том, поднимаясь на нетвердых ногах. – Леди поет для всех. Если уж менять песни на что другое, то у нас как? Делись по-братски. Таков наш девиз.

– Но только не мой. – С изяществом, в котором явно проступала угроза, незнакомец поднялся, возвышаясь над всеми остальными. Сверкнула сталь: в его крепких руках было зажато по пистолету. – Попрошу без глупостей, джентльмены, – прозвучал голос незнакомца в наступившей тишине.

Палки со стуком попадали на пол. Том рухнул на свое место.

Незнакомец спрятал пистолеты под плащ и сделал шаг вперед.

– Ну, так что, мэм? Согласны?

Миракл, хотя кровь ее пульсировала с пугающей скоростью, вскинула голову и посмотрела ему прямо в лицо.

– Да, – ответила она. – Да, сэр, согласна.

– Все мы здесь присутствующие были тому свидетелями, – проговорил мужчина с бородой. – И будем требовать воздаяния от имени этой леди, если ваши обещания обернутся пустыми посулами.

– Можете меня линчевать наутро, если я не сдержу своего слова, – ответил незнакомец. – Вот только сдержит ли она свое?

Перегонщики скота расступились, когда он подошел к Миракл и взял ее под локоть. Она чуть не лишилась чувств, словно воздух сгустился вокруг нее, лишая возможности дышать. Свет лампы задрожал. Окружающие ее лица превратились в одно расплывчатое пятно.

Человек полуобнял ее за талию, и, как болезненное воспоминание о пережитом, на нее вдруг нахлынули прежние ощущения, рвущие сердце на части, она вновь была в лодке в открытом море, вновь чувствовала запах лошади и неповторимый свежий аромат апельсина и лаванды. Но ни отказаться, ни бежать она уже не могла. Она уже дала свое слово.

– Отдельную спальню. – Высокий человек бросил на стойку пригоршню монет.

Хозяин постоялого двора поспешно распахнул перед ним в глубине помещения дверь. За ней открывалась лестница.

Мужчина подтолкнул Миракл вперед по ступеням в спальню, в которую едва проникал сквозь грязное стекло тусклый свет. Он захлопнул за собой дверь и, повернув ключ в замке, приблизился к окну. За окном мерцало звездное небо, на фоне неба вырисовывались темные очертания его шляпы и длинного плаща, сливавшиеся в одно черное пятно.

– Раздевайтесь, – бросил он.

Глубоко в животе у Миракл зарождалась боль.

– Вот, значит, как?

Мужчина резко обернулся, всколыхнув плащ.

– Ситуация не предполагает деликатностей. Снимайте одежду и ложитесь в постель. На спину. Я хочу, чтобы мои деньги окупились. Или вы уже сожалеете о нашей сделке?

– Я не могу позволить себе сожаления, – ответила Миракл, пытаясь обрести спокойствие вопреки холодной дрожи, сотрясавшей ее тело.

– Условия оговорены четко: ваше тело в мое распоряжение – мое золото для вашего расточительства. Или вы сначала желаете выяснить, какова сумма?

– Я согласилась провести с вами остаток ночи, и только. Ни на унижение, ни на месть я не согласна.

– Месть? – Мужчина отбросил в сторону шляпу, скинул на пол плащ, решительно подошел к ней, словно право на высокомерие было дано ему от рождения. – А что, если бы я захотел, от вас всего лишь еще одну песню? Вы мне ее споете?

– Нет, я уже напелась сегодня. – Миракл откинула волосы со лба. – Вы купили мое тело на одну ночь, и это все. Делайте с ним, что хотите. Ничего другого вы не получите.

Она начала расстегивать пуговицы платья на плече, но он сжал ее запястье.

– Ваши голосовые связки – часть вашего тела, – сказал он. – Я желаю услышать песню.