Ее рядом не было. Она ушла.

Над столом, где оставалась еда, лениво жужжала муха.

«Меня все устроит, милорд, – и простая пища, и любые изыски…»

Она ушла. На одно мгновение ему показалось, что он не переживет этого.

Снова откинувшись на подушки, он прижал ладони к глазам. В голове кружился вихрь воспоминаний. Его тело – язык, ноги, спина – испытывало приятную боль. Райдер чувствовал глубокое физическое и душевное изнеможение. Головную боль, однако, приятной назвать было нельзя. Голова раскалывалась, будто из черепа молотом выколачивали мозги.

Сколько же вина он выпил? Одному Богу известно. Сколько бутылок опорожнил, чтобы набраться смелости и вопреки здравому смыслу заняться любовью с незнакомкой?

Усилием воли Райдер заставил себя подняться с постели и, как был без одежды, приблизился к окну. Его кожа покрылась солью от пота. Волосы липли ко лбу. От него пахло мускусом, апельсином и лавандой.

Его одежда, аккуратно сложенная, лежала на стуле. Одежды, которую он купил для женщины, не было. По крайней мере, ее она забрала… И его плащ, как видно, тоже.

Она нарушила обещание. Теперь он уже не узнает о ней правды и не сможет ей помочь. Очень ловко, словно обвязав своей черной бархоткой его неопытность и лицемерие, она преподнесла их ему в качестве подарка.

А что он дал ей?

Райдер ощупал карман брюк. Кошелек на месте. Он высыпал монеты на стол. Она ничего не взяла, кроме одежды и его плаща. Значит, у нее нет ни гроша. Неужели она побежала вдоль берега моря, рискуя наткнуться на мужа, пытавшегося ее убить?

Он вылил в бокал оставшееся с прошлого вечера вино. Не все можно купить за деньги, и уж, конечно, не ум! И не честь. Райдер допил вино, натянул брюки и, решительно приблизившись к двери, распахнул ее.

На его зов прибежал Дженкинс, хозяин гостиницы, которому он поручил заботу о коне.

– Велите принести горячей воды и мою одежду для верховой езды, – распорядился Райдер. – Пришлите горничных привести в порядок комнату и подайте завтрак. Оседлайте лошадь, она мне понадобится через полчаса. Счет можете прислать в Уайлдшей.

Хозяин потеребил чуб.

– Слушаю, милорд.

Райдер вернулся в комнату, и тут взгляд его упал на белую атласную туфельку, лежавшую на краю кровати.

– Милорд?

Райдер поднял глаза. Дженкинс по-прежнему маячил в дверях.

– Да? – ответил Райдер. – Что такое?

– А как же счет леди, милорд? Его тоже вам прислать?

– Какой счет?

Дженкинс с видимым беспокойством отступил назад.

– За лошадь и седло, милорд. За провизию. За еще один комплект одежды и дамские сапоги для верховой езды, за перчатки, шляпу и все прочее. А еще за седельные сумки, в которые все это было уложено. За проводника, который должен вывести ее на дорогу в Лондон. Леди сказала, что таков был ваш приказ.

– Лошадь?

– Она сказала, милорд, что не может отправляться в путь на наемной лошади, не будучи уверенной в том, что ее возвратит. Она, не торгуясь, согласилась купить седло моей дочери. Сказала, что берет его, сколько бы оно ни стоило. Нынче, когда после оползня дела наши в упадке, раздобыть годную для дамы лошадь, ходящую под седлом, дело непростое.

Райдер в недоумении, отказываясь верить своим ушам, уставился на Дженкинса.

– Какую лошадь, черт возьми, вы ей продали?

– Самую лучшую из оставшихся, милорд: ту крупную гнедую с белым пятном на морде и на крупе – точно карта Ирландии. Леди, правда, сказала, что не очень-то она ей нравится, ей надобно, чтобы лошадь смогла без устали идти много миль, а эта на вид слаба, как ягненок. И еще она взяла простой, но добротный шерстяной костюм для верховой езды с черной окантовкой, который дочери справили только прошлой зимой, а с ним и прочие предметы первой необходимости. Теперь, когда мы на мели, нелегко будет заменить все это новым, милорд. Но леди сказала, чтобы я ни о чем не беспокоился, а просто записал все на ваш счет, даже веревки для стреноживания.

– Для стреноживания?

– Да, милорд. Как делают цыгане. Чтобы лошадь не убежала, когда ее пускают пастись.

И тут Райдер, словно получив неожиданный удар от невидимого противника, разразился безудержным смехом. Лорд Райдерборн, сын и наследник герцога Блэкдауна, стоит полуголый посреди превращенной в бордель спальни в самой захудалой гостинице Дорсета.

Обитатели «Веселого монарха», как всегда, кинулись с готовностью выполнять его распоряжения, переданные никому не известной женщиной, с которой он провел самую бурную ночь своей жизни.

Когда Райдер гордо прошествовал во двор, навстречу яркому солнцу, его лошадь заржала, вскинув голову. Дженкинс выпустил из рук поводья, и Райдер вскочил в седло. Отъехав от деревни, он пустил коня рысью, перешедшей в быстрый галоп, и остановился, лишь достигнув первого поста у заставы.

Смотритель приветственно дотронулся пальцем до шляпы.

Райдер едва устоял, чтобы не поинтересоваться, не проезжала ли мимо всадница на гнедой лошади с пятном в виде карты Ирландии на крестце. Когда он опустил руку в жилетный карман за монеткой, пальцы нащупали клочок бумаги.

Райдер оцепенел от неожиданности. Мельком взглянул на листок, где значилось его имя «лорд Райдерборн», выведенное черными чернилами плавным женским почерком, затем, скомкав его, сунул обратно. В другом кармане нашлось несколько пенни, и Райдер опустил положенную сумму в руку сборщика пошлины.

Всю дорогу домой записка жгла ему грудь.

Стены Уайлдшея вырастали прямо из озера – волшебная крепость из камня и воды. Его удел.

Отпустив провожатого, Миракл посмотрела ему вслед. Человек удалялся по направлению к берегу, к «Веселому монарху» и рыбацкой деревне. В свете утренней зари, в легкой дымке, окутавшей поля и горы, все окружающие предметы отбрасывали длинные тени. Она оставила герцогского отпрыска – самого привлекательного мужчину из всех, кого знала, – крепко спящим в смятой постели.

Что ж, все к лучшему.

Всеми силами стараясь обрести бодрость духа, Миракл поскакала дальше. Но не по направлению к Лондону. Скорее всего, Хэнли уже пустился за ней в погоню и прежде всего будет искать ее в столице. Поэтому Миракл отправилась на север. Там она затеряется в сплетении дорог, это единственная возможность спастись.

А пока что за ней долг за лошадь и седло, теплый плащ, смену одежды и еду. Когда лорд Райдерборн отказался одолжить ей денег, Миракл показалось вполне справедливым оказать ему услугу и взамен получить от него то, в чем она так отчаянно нуждалась. Взять его деньги без разрешения означало бы их украсть.

Час проходил за часом, а Миракл, не останавливаясь, преодолевала милю за милей. Вдруг послышался какой-то звук. Она остановила лошадь. Конь вскинул голову. С бьющимся сердцем Миракл сделала круг и ударила лошадь хлыстом. Разбрызгивая грязь во все стороны, конь помчался вперед.

Однако звук, как ночной кошмар, двигался за ней, то настигая, то отдаляясь у каждого поворота дороги, у каждой прорехи в живой изгороди. То был лай гончих.

Пустив лошадь рысью, Райдер миновал мост и въехал под опускающуюся решетку. Выбежавший навстречу конюх взял коня под уздцы, и Райдер спешился. Наследник герцога, не оглядываясь, решительным шагом прошел в большой зал Уайлдшея, на ходу отбросив в сторону шляпу и перчатки.

Прислуга суетилась, отвешивая поклоны:

– Милорд!

Перепрыгивая через две ступеньки, Райдер взлетел по лестнице и по бесконечным коридорам зашагал в крыло Уитчерч, представлявшее собой ряд покоев, отданных ему с тех пор, как он покинул детскую. Все в доме навязчиво подчеркивало происхождение рода Сент-Джордж от святого Георгия: он мелькал на гобеленах, высокомерно взирал с живописных полотен, высеченный из камня, безжалостно поражал извивающихся драконов. От оконных переплетов, потолочных балок и резных балюстрад в сознание каждого обитателя дома проникал и там отпечатывался семейный девиз или имя святого Георгия.

«Лорд Райдерборн, – настойчиво повторял замок, – Лоренс Дюваль Деворан Сент-Джордж, вы дома!»

Райдер зашел в контору, располагавшуюся рядом с его личными покоями, и один из секретарей поспешно вскочил на ноги:

– Милорд!

– Сегодня в десять у нас с вами была назначена встреча, мистер Дэвис, – сказал Райдер. – Я задержался. Что-нибудь срочное?

Дело оказалось, разумеется, срочным. Как обычно. Во владении Блэкдаунов находилось более двадцати тысяч акров земли в Дорсете и несчетное количество акров и поместий в других графствах. Герцогство содержало огромный штат управляющих и секретарей, агентов и экономок, и тем не менее кому-то из членов семейства постоянно приходилось осуществлять общее руководство. Кто-то должен был принимать окончательное решение.

Но мере того как Райдер становился старше, герцог постепенно перепоручал эти обязанности ему.

В этот день Райдер трудился без передышки до самого вечера, доведя секретаря до полного изнеможения.

– Я не хотел так перегружать вас, мистер Дэвис, – сказал Райдер. – Оставьте все как есть. Завтра тоже можете отдохнуть. Я сам справлюсь.

– Работать с вами для меня счастье, милорд, – отвечал секретарь. – Я отдохну, когда закончим.

– Давайте обойдемся без лести, сэр, – улыбнулся Райдер. – Оторвитесь от работы. Идите, подкрепитесь, в конце концов! Не осталось ничего такого, что не терпело бы отлагательства.

– Никакой лести, милорд, – возразил Дэвис. – Мои слова искренни. Работать с вашей светлостью для меня и честь, и истинная радость.

Клерк откланялся и покинул комнату. Слегка смущенный, Райдер откинулся на стуле и потянулся. Быть может, Дэвис и не кривит душой, но разобраться, где лесть, а где дружелюбие, невозможно. Всю жизнь Райдеру суждено на сей счет оставаться в неведении.

Дверь снова отворилась. Райдер поднял голову, ожидая увидеть Дэвиса. Но тут же вскочил и склонился в поклоне:

– Ваша светлость!

В комнату вошла мать, миниатюрная, изящная женщина, она обратила к нему такие же, как у него, зеленые, словно стекло, глаза. Вся она, от светлых волос до туфель, являла собой воплощенное совершенство, которое Райдер всегда страстно стремился постичь, хотя знал, что это невозможно.

– Вы с ума сошли, Райдерборн? – обратилась к нему мать. – Что вы здесь делаете?

– Занимаюсь хозяйственными делами, – ответил Райдер. – Эта комната – одна из контор поместья. Вы ее не посещаете. Как и остальные конторы.

Мать с пренебрежительным видом вскинула брови.

– Чтобы следить за делами наших поместий, мы держим управляющих. А вы мой старший сын. Вчера утром вы ездили просить руки леди Белинды Кархарт, милой девушки, правда, не блестящего ума, однако с положением. Как бы ни порочили прекрасный пол, ваш выбор тем не менее доказал, что и в нее можно влюбиться. К счастью, леди Белинда, по крайней мере, по рождению, имеет право в один прекрасный день стать моей правопреемницей. Хотелось бы знать, чем окончилось ваше свидание.

Райдер внезапно лишился дара речи, но все же честно признался:

– Прошу прощения, ваша светлость. Я забыл.

Герцогиня, отступив в сторону, принялась изучать гравюру на стене – классический фасад Рендейла, одного из герцогских домов в Дербишире. Ее прямая спина красноречивее всяких слов выражала раздражение.

– Забыли? Забыли, что у вас состоялась помолвка, или, напротив, не состоялась?

– Она мне отказала.

Ленты на платье матери слегка всколыхнулись, словно от дуновения легкого ветерка.

– Она объяснила причину?

– Я пугаю ее. Она выходит замуж за Эстерли.

Некоторое время герцогиня молчала, когда же вновь заговорила, ее голос рассекал воздух, словно отточенный стальной клинок:

– Эстерли? Как это гадко с ее стороны! Однако вас это нисколько не огорчило.

– Вначале огорчило. Так, по крайней мере, мне показалось.

Женщина обернулась. Ее глаза испытующе вглядывались в его лицо.

– А сейчас вам все равно? Что же произошло за это время такого, что заставило вас изменить свое мнение?

Глядя матери прямо в глаза и скрестив на груди руки, Райдер улыбнулся. Его сердце жег смятый клочок бумаги. Все долгие часы, проведенные им за бумагами вместе с Дэвисом, он тлел, как вулкан. Леди Белинда была забыта. Чего нельзя сказать о загадочной незнакомке.

– Полагаю, это касается только меня, ваша светлость.

– Я знаю, что вы, пытаясь развеять печаль, остановились на ночлег в «Веселом монархе» в Броктоне, – сказала герцогиня. – Если помните, вы послали передать, что вас в пути задержала непогода. И все же только трус ищет утешения в вине.

Ее слова вызвали в Райдере раздражение.

– Джека вы почему-то не называете трусом. Разве что за глаза.

– Потому что мой младший сын, хоть и совершает ошибки, отважен, как дракон.

Райдер снова сделал глубокий вдох. Отчего, черт побери, он все еще не уничтожил записку? Ведь у него нет намерения ее читать.

– Это правда, но истинная причина заключается в том, что вы любите Джека больше жизни, и так было всегда. Это в порядке вещей. Я примирился с этим обстоятельством много лет назад. Мне жаль, что мой брат разбил ваше сердце, покинув Англию, и поселился со своей новобрачной в Индии. Однако это не дает вам права меня оскорблять.

– Как и вам права возмущаться, если мне вздумалось упрекнуть вас. Я ваша мать, сэр.

– Как можно забыть об этом, ваша светлость? Но мое послание прошлой ночью открыло вам лишь часть правды о том, что задержало меня в пути. Вина было выпито, безусловно, слишком много, но это не все: я искал утешения в объятиях чужой жены.

– Стало быть, вы вели себя, как настоящий мужчина, – без колебаний ответила герцогиня.

Райдер, запрокинув голову, громко расхохотался. Его мать никогда не перестанет его удивлять. И не только его. Где бы ни ступала ее нога в изящной туфельке, она удивляла всех, разбивая сердца и собирая вокруг себя льстецов.

– Вас это не удивляет? – поинтересовался Райдер.

Уголок рта герцогини слегка приподнялся.

– Я потрясена до глубины души. И это мой добродетельный старший сын! Какое счастье, что ваши сестры отправились в путешествие по Озерам со своей тетушкой!

– Вы бы предпочли, чтобы я не был столь добродетелен, ваша светлость?

– Я бы предпочла, чтобы вы заключили помолвку. Вы мой старший сын и наследник одного из самых больших состояний в Англии. Какими бы ни были таланты Джонатана, герцог из вас лучше. Вступая в брак, вам должно проявить мудрость, и лучше, если это случится скорее. Отправляйтесь в Лондон! Принимайте приглашения, наносите визиты перспективным семействам, посетите этим летом их загородные имения. Найдите себе какую-нибудь юную девушку, которую так поразят ваши виды на будущее, что ей и в голову не придет вас бояться. А теперь, будьте любезны, переоденьтесь к ужину и спускайтесь в столовую к нам с герцогом.

Превозмогая усталость, Миракл открыла ворота в изгороди и повела лошадь по раскисшей от воды дороге к деревьям. У кромки леса обнаружилась маленькая хижина с полуобвалившейся крышей. По развалинам стен вверх карабкался плющ, в котором шуршали мыши и маленькие птички. Внутри хижины в углу громоздился ворох старой соломы.

Миракл наклонилась, чтобы стреножить лошадь, расстегнула подпругу и сняла седло и уздечку. Верное животное уронило голову, чтобы пощипать траву, а она почистила ее пучком соломы. Не переставая пастись, лошадь двинулась в сторону маленькими шажками, сдерживаемая стреногами, а Миракл вернулась в хижину.

Подстилка из опавших листьев в противоположном углу хижины оказалась немного чище соломы, и Миракл устроила там седло таким образом, что кожаные юбки с турнюром образовали уютное гнездышко. Облокотившись о них, она поела хлеба с сыром и сгрызла яблоко до самой сердцевины. Каждая клеточка ее тела мучительно ныла, не столько из-за тяжелой дороги сначала верхом, а потом пешком, сколько от побоев Уилкота. По спине пробежала дрожь.

Миракл бросила огрызок яблока лошади и моргнула, пытаясь сдержать жгучие слезы. Как бы то ни было, она твердо решила ни о чем не жалеть, даже о прошлой ночи!

Сумерки сгущались. Она сняла костюм, повесила на гвоздь, за неимением ночной сорочки надела шелковое платье цвета слоновой кости, но без черной сетчатой накидки. Мягкая, как перышко, ткань ласкала тело. Апельсины и лаванда.

Прогоняя от себя эти видения, она закуталась в плащ и свернулась калачиком, собираясь уснуть. Ее преследовали запах мужчины и аромат моря – еще одно терзающее душу напоминание о встрече с герцогским сыном.

Где-то недалеко струилась по камням вода. В лесу глухо ухнула сова. Ее протяжный, скорбный крик сливался с журчанием ручейка, будто птица повторяла имя, которое до конца жизни будет преследовать Миракл в ее снах, – лорд Райдерборн. Лорд Райдерборн.

Лет пятьдесят назад крыло Уитчерч перестраивалось. От застывшей сущности древнего камня под гладкими оштукатуренными стенами теперь ничего не осталось. Райдер стоял в своей спальне – в окружении элегантной простоты оттенков холодного зеленого, теплого желтого с коричневым и белого цветов – и глядел в окно. Перед ним в темноте, раскинувшись, лежал Уайлдшей.

Его младший брат Джек – полная ему противоположность – выбрал себе одну из самых старинных частей замка. Округлые комнаты Учительской башни демонстрировали со всей очевидностью, что Уайлдшей по своей сути остался средневековой крепостью.

Даже в детстве Джек был романтиком. Он, как младший сын, помимо собственных развлечений, почти ничем не был обременен. Поэтому Джек – лорд Джонатан Деворан Сент-Джордж, – блистая в свете, гордой поступью шел по жизни. Затем он женился, выказав ошеломляющее пренебрежение к семейным традициям.

Анна Марш – новая леди Джонатан Деворан Сент-Джордж – происходила из незнатной семьи, была инакомыслящей, умной и великодушной дочерью священника. Джек был вынужден жениться на ней, но потом они вместе уехали в Индию, потому что очень любили друг друга.

Райдер отвернулся от окна и начал снимать с себя смокинг, в котором спускался к ужину. Одежду, в которой он возвратился нынче домой, унесли, чтобы почистить и еще раз отгладить. Содержимое карманов было аккуратно разложено на столе.

Он потянул за конец галстука, оглядывая свои вещи – часы, несколько монет, серебристая туфелька. Ее записка была расправлена, но все еще не развернута.

Мрачная улыбка чуть тронула губы Райдера. Он поднял туфельку, поставил на комод и лишь после этого взял записку.

Четыре предложения оставили в его сердце огненный след:

Мое имя Миракл Хитер.

Я самая известная распутница Лондона.

Вы нашли меня в лодке после того, как я убила человека.

Благодарю вас, милорд, за все, что вы для меня сделали и еще намеревались сделать, но вам лучше меня забыть.