Анатолий Сергеевич Ромов
      Условия договора
      Повесть
      Анатолий Сергеевич Ромов родился в 1935 году в Москве. Окончил Ленинградское мореходное училище, плавал на судах морского флота. Затем учеба в Литературном институте имени А.М.Горького, Высшие сценарные курсы Госкино СССР. В 1961 году опубликовал первую детективную повесть "След обрывается у моря". Затем в различных периодических изданиях увидели свет детективные повести писателя "Таможенный досмотр", "Соучастник", "Ротмистр авиации", "Человек в пустой квартире", "Голубой ксилл", "Золото в форпике", "Без особых примет", роман "Хокуман-отель" и другие. Анатолий Ромов - автор вышедших отдельными книгами сборников остросюжетных повестей и романов "Воздух", "Приз", "При невыясненных обстоятельствах", "Следы в пустоте", "В чужих не стрелять". По произведениям писателя и по его сценариям поставлены художественные фильмы "Легкая рука", "Невероятная правда", "Развязка", "Колье Шарлотты", "Чужие здесь не ходят", "Хокуман-отель", "При невыясненных обстоятельствах". Ряд произведений Анатолия Ромова переведен на иностранные языки и издан за границей.
      Живет и работает в Москве.
      В сборник входят повести "Бесспорной версии нет", "Условия договора" и роман "Совсем другая тень". В первой из них рассказывается о раскрытии работниками прокуратуры и милиции преступной группы рэкетиров, действующей в Москве. В центре второй скромный заместитель начальника районного УВД, волей случая столкнувшийся с "антикварной мафией", действующей в Грузии. В романе "Совсем другая тень" московские работники прокуратуры вступают в борьбу, завязавшуюся вокруг особо опасного преступления.
      Все повести в полном варианте публикуются впервые.
      Для массового читателя.
      Галиси
      Живу я в небольшом грузинском городке Галиси - районном центре. Городок наш в основном умещается в долине, но часть домов все же взобралась на скальные уступы отрогов Большого Кавказского хребта. Местность у нас красивая, воздух чистый. В окрестностях - перелески, небольшие речушки, два озера. Поэтому летом в Галиси много дачников из Батуми и даже из Тбилиси. Езды к нам на поезде от Батуми около трех часов, от Тбилиси около восьми. Вообще же, если признаться честно, ничем другим, кроме воздуха, природы и стоящего неподалеку старинного монастыря, наш городок похвастать не может. Жителей у нас чуть больше двадцати тысяч. Почти все дома - сельского типа. По тротуарам ходят куры, а ближе к окраинам - свиньи и овцы. Мы с женой тоже держим кур и свинью и ничего предосудительного в этом не видим. Сам я, Георгий Ираклиевич Квишиладзе, - майор милиции. Должность у меня для моих лет и звания, как говорится, типичная - заместитель начальника районного отделения внутренних дел по оперработе. Семья обычная. Жена учительница, преподает химию и биологию. Дети учатся - Лали в четвертом классе, Сулико в первом.
      Работа у меня тоже типичная. Я, как и полагается заместителю начальника РОВД, занимаюсь всей опер-работой. Но, по договоренности со своим начальником, Арчилом Ясоновичем Чхартишвили, взял на себя угрозыск и ОБХСС. Так что в нормальной обстановке моя основная забота - борьба с уголовными преступлениями, а также с хищениями. В нашем районе нарушения законности по этой линии связаны, как правило, с хищениями зерна, приписками по поголовью скота, незаконными отхожими промыслами. Этим, в основном, я и занимаюсь уже много лет. В свое время я окончил заочно Высшую школу милиции и считаюсь, так сказать, специалистом широкого профиля. Только обыденность поневоле сузила этот профиль. Именно поэтому дело Чкония было для меня сначала полной неожиданностью. Но поскольку события этого дела начались в нашем городе, мне пришлось до конца довести оперативную часть работы. Моим помощником был оперуполномоченный угрозыска нашего РОВД лейтенант Парулава. Следствие вел следователь нашей районной прокуратуры Гверцадзе.
      Условие
      Чкония остановил свои "Жигули" у небольшого кафе на окраине Галиси. Выйдя из машины и заперев ее, подмигнул проходящей мимо девушке. Поигрывая брелоком, вошел в кафе. Посторонился, пропуская официантку с подносом. Скользнул взглядом по немногочисленным посетителям. Увидев за угловым столиком Тенгиза, пошел к нему улыбаясь, раздельно сказав сам себе: "Я его не боюсь!" Увидел, что Тенгиз в ответ тоже изобразил улыбку.
      Подойдя, Чкония сел за столик:
      - Ну что, едем в Батуми? Через пару часов - на месте. Найдем Главного, разберемся с ним. Потом отдохнем. Девочек гарантирую.
      - Зачем тебе Главный? - хмуро спросил Тенгиз.
      - Хочу с ним кое-что обсудить.
      - А где ж ты собираешься его искать?
      - Лично я собираюсь искать Главного в морском порту. В поликлинике.
      - Почему там?
      - Есть кое-какие мысли. Хочешь, поедем вместе?
      - Погоди, зачем спешить. Дубликат готов?
      Чкония придвинул вазочку с мороженым, заказанным для него Тенгизом, отделил ложечкой край белого шарика, ответил:
      - Готов.
      Тенгиз посмотрел исподлобья:
      - Вместе в Батуми зачем? Разберусь сам. Твое дело простое: дубликат на стол, бабки в зубы и айда отсюда.
      "Я его не боюсь", - повторил Чкония. Сказал:
      - Интересно. Выходит, мне от мертвого осла уши?
      - Витя! Так ведь договор был. Ты заказываешь дубликат, мастеру за работу платим мы, тебе за услуги, без обиды. Получи... - Вытянул из кармана приготовленные деньги.
      Чкония покачал головой:
      - Не пойдет.
      - Штуки тебе мало?
      - Я знаю, сколько стоит игрушка. Процент меня не устраивает.
      - Сколько же ты хочешь?
      - Пять.
      - Еще пять бумаг?
      - Пять штук. Всего.
      Тенгиз доел свое мороженое, уставился, не мигая:
      - Шутка?
      - Зачем же шутка.
      - Дубликат с тобой?
      - За фраера держишь? Будут бабки, будет дубликат. И учти, передавать буду не один.
      - С кем, если не секрет?
      - Мурмана Сулханишвили из вокзального ресторана знаешь?
      - Халдея* что ли?
      ______________
      * Халдей (жарг.) - официант.
      - Да. Так вот - с ним. И учти: просеку нехорошее, слиняю вместе с вещью. Только и видел меня.
      Тенгиз отодвинул в сторону пустую вазочку от мороженого:
      - Хорошо, но я тоже не один. Придется посоветоваться.
      - С Главным?
      - Да, с Главным. Пять штук при любом интересе - большие деньги.
      - Советуйся, я подожду.
      Чкония встал было, но Тенгиз кивнул:
      - Дела не получилось, Витя, так что оплати.
      - О чем ты?
      - О мороженом, о чем же еще.
      "Я его действительно не боюсь", - подумал Чкония. Спросил:
      - Сколько?
      - Рупь, чужого не надо.
      Чкония достал рубль, придавил вазочкой и вышел.
      Замысел
      Дозвониться в Батуми до Главного, а тем более условиться о встрече здесь, в Галиси, было непросто - Бугор это хорошо знал. Тем не менее, войдя в будочку междугородного телефона-автомата около почты, решительно достал горсть пятнадцатикопеечных монет. Опустив одну, снял трубку. Оглянулся. Улица была тихой, закрытой деревьями, жара августовского полдня в будку почти не проникала.
      Сначала надо было набрать общий код, затем - код Батуми и только потом - батумский номер. Причем номер не самого Главного, а некоей Таисии Афанасьевны. Бугор отлично знал сухой, пересыпающийся, как крупа, старушечий голос Таисии Афанасьевны, но ни разу ее не видел. Приняв просьбу, она должна была перезвонить Главному. И тот, выслушав просьбу, решит: встречаться им или нет. Конечно, тащить Главного сюда, в Галиси, рискованно. Но что делать, если Чкония уперся?
      Бугор набрал номер:
      - Калбатоно Таисия? Здравствуйте, это я, Тенгиз. Позвоните батоно Серго, по очень важному делу. Скажите: он должен сегодня же приехать ко мне. Дневным поездом. Куда - он знает. Я буду ждать его на перроне, у первого вагона. И пусть обязательно прихватит акчу*. Запомните? Акчу. Побольше.
      ______________
      * Акча (жарг.) - деньги.
      - Как, как? Акчу? Это что такое?
      - Ягода такая есть.
      В трубке послышался треск, шипение. Бугор давно понял, что телефон у Таисии Афанасьевны стоит на кухне. Сейчас звуки означают, что старуха что-то жарит. Его беда в том, что он ничего не знает о Главном. Ничего, кроме не внушающих особого доверия фамилии, имени и отчества. Узнать бы хоть что-то, найти бы хоть какую-то зацепку - тогда у него был бы козырь.
      - Сейчас позвоню, батоно Тенгиз. Если только дозвонюсь. Все передам, как сказали.
      Бугор всегда и всюду привык быть наверху, но с появлением в его жизни Главного все изменилось. Теперь все идет от него: документы, квартиры, щедрые суммы денег и то самое, без чего Бугор не может прожить и дня, марафет*.
      ______________
      * Марафет (жарг.) - наркотики.
      - Калбатоно Таисия, только не забудьте предупредить: по очень важному делу. По очень. Я перезвоню минут через двадцать.
      - Хорошо, хорошо, конечно, предупрежу. Перезвоните.
      Похоже, старуха и не подозревает, кто он, Бугор, и зачем они встречаются с Главным.
      Бугор повесил трубку, вспомнил улыбающиеся губы Чкония, слова: "Я знаю, сколько стоит игрушка. Процент меня не устраивает". Уже за одно это в сознании Бугра Чкония был приговорен. Дело даже не в том, что Чкония нарушил договор. Просто с ним, Бугром, никто не имеет права так разговаривать. Тем не менее он спросил: "Сколько же ты хочешь?" - "Пять". Пять бумаг были довольно скромной суммой, но тут он услышал: "Пять штук". За это надо бы пришить как тлю, без разговоров. Ведь по первоначальному договору Чкония за связь с ювелиром получал триста рублей. Потом сумма была увеличена до тысячи. Наглец... Ему мало! Но Чкония, как посредника, рекомендовал Главный. Кроме того, Главный платил за все, в том числе и за "игрушку", а значит, решать, что делать с Чкония, может только он. Несмотря на это, в кафе мелькнуло: "Пришить бы гниду прямо сейчас". Но все решила усмешечка Чкония, когда на вопрос: "Дубликат с тобой?" - он ответил: "За фраера держишь? Будут бабки, будет дубликат". И все-таки главным в разговоре было другое. Этим главным были слова Чкония: "Ну что, едем в Батуми? Через пару часов - на месте".
      Бугор опять достал пятнашки, стал набирать код.
      - Калбатоно Таисия, опять я... Ну что? Дозвонились?
      - Да, батоно Тенгиз, с трудом - никто к трубке не подходил.
      - И что?
      - Сначала даже слушать не хотел, занят, мол, но я несколько раз сказала, что вы очень просили. Ну, батоно Серго и говорит: ладно, сегодня в том месте. Выедет дневным поездом. Как вы сказали, у первого вагона.
      Чтобы не "светиться" зря на перроне до прихода батумского дневного, Бугор все четыре часа просидел в небольшом скверике у вокзала. На перрон поднялся лишь за десять минут до остановки поезда. Встал у начала платформы, возле небольшой лестницы. Как только подошел поезд, сделал вид, что рассматривает запасные пути. Но краем глаза увидел: приехал! Главный вышел из первого вагона. Выглядел он как обычно: поджарый, одетый подчеркнуто по-деловому человек среднего возраста. Приблизившись, сделал вид, что они незнакомы.
      По лестнице с перрона оба спустились на некотором расстоянии друг от друга, в таком же порядке прошли привокзальную площадь. Заговорили, лишь углубившись в тихие привокзальные улочки.
      Главный спросил:
      - Что случилось? Зачем это я тебе "очень и очень нужен"?
      Бугор понимал: хотя причина, по которой он вызвал Главного, достаточно серьезная, но важно также и ее изложение. Поэтому нарочно приостановился:
      - Батоно Серго, накладка вышла.
      - Какая еще накладка?
      - Чкония дубликат не отдает.
      - Пошли, нечего стоять, - бросил Главный. - Что значит "не отдает"? Была же договоренность?
      - Плевал он на договоренность. Не отдает и все.
      - Что говорит?
      - Говорит, процент не устраивает.
      - Штуки за передачу мало?
      - Ему мало.
      - Сколько же он хочет?
      - Пять штук.
      Собеседник, знающий прижимистость Бугра, остановился, метнул короткий взгляд:
      - Слушай, если фармазонишь...
      Бугор сморщился:
      - Батоно Серго, да вы что? Когда я фармазонил?
      За стальными бесстрастными глазами Главного вдруг оказалась пустота. Страх перед этой пустотой заставил Бугра сказать:
      - Клянусь, батоно Серго! Сами посудите, он ведь Гогунаву знает, понимает, что к чему.
      - Хорошо, верю.
      Главный пошел дальше. Бугор за ним. Сказать ли о том, что Чкония предлагал ему искать Главного? Пока не стоит. Осторожно поинтересовался:
      - Батоно Серго, я вот думаю: может, Витю... того? Убрать?
      Некоторое время оба шли молча. Наконец Главный отрезал:
      - Не смей и думать. Всю игру замарать хочешь?
      - А почему? Возьмем дубликат и с концами. Жмурики, они ведь тихие. А?
      - Мозгляка трогать нельзя. Понял?
      Бугор неопределенно дернул плечами - у него были свои соображения, нехотя ответил:
      - Хорошо, не трону.
      Главный опять остановился:
      - Нельзя. Шума быть не должно. Сейчас дам деньги. Отдашь сучонку, пусть подавится.
      И завертелось в голове у Бугра, завертелось. Чкония хочет ехать в Батуми - выяснять, кто такой Главный. Так вот, об этом он сейчас Главному не скажет. Сам пришьет наглеца, Главный и не узнает. Если же пронюхает, у него, Бугра, будет железное оправдание. Ах, как в мазу... В самую мазу...
      - Что молчишь?
      - Да я ничего, батоно Серго. Я как скажете. А бабки где?
      - Постой здесь, зайду во двор.
      - Понял. Батоно Серго, порошочку захватили?
      - Захватил... Стой здесь, чтобы шухеру не было.
      Главный исчез. Поджидая его, Бугор стал размышлять дальше. Если слух о том, что он замочил Чкония, все-таки дойдет до Главного, он тут же скажет про Батуми. Мол, Витя зачем-то хотел ехать туда, наверняка хотел заложить. Кроме того, предлагал вас искать. Вот он и решил, что пускать Витю в Батуми нельзя. Оправдание железное. Пять же штук останутся при нем, как ни крути. И концы в воду. Все в мазу. Только не подведет ли он себя и Главного, если уберет Чкония? Нет. Не подведет ни с какого бока. Ведь тот никому ничего не успеет сказать. А если и скажет, кто что поймет?
      Главный появился минут через пять. Протянул бумажный сверток:
      - Здесь пять тысяч.
      - Понял, батоно Серго. - Бугор засунул сверток под куртку. - А порошок?
      - Дурь там же. В Галиси особенно не светись. Как только заберешь у Вити дубликат - дуй в Батуми. И не дай бог Малхаз тебя увидит раньше времени. Не дай бог!
      - Не увидит. Вообще, с Малхазом когда?
      - Насчет Малхаза я сообщу. Через ту же Таисию Афанасьевну.
      Нюх у Главного есть. Глядя в стальные глаза, Бугор вдруг решился сказать:
      - Батоно Серго, если что срочное, может, позвоню вам напрямую?
      Сказал и пожалел. В глазах Главного - опять пустота, губы раздвинулись, но не улыбка - смерть.
      - Проверяешь? Скучно стало?
      Если бы он знал адрес! Если бы только знал адрес Главного! Или хотя бы знал, где он работает, чем занимается.
      - Что вы, батоно Серго. Я просто так, пошутил.
      - Последний раз пошутил. Ты ведь знаешь меня. Или нет?
      - Знаю, - выдохнул Бугор, сам же при этом подумал: "Откуда у него так много марафета?" И вдруг понял откуда. С этим "откуда" очень хорошо соединялся второй, раньше неясный вопрос: куда уплывет "игрушка"? Ведь путей для "игрушки" могло быть только два. Воздух - раз. Море - два. Чкония прав: стоит поискать в поликлинике или аэровокзала, или морского порта.
      Вызов
      В ночь на восьмое августа дежурный следователь районной прокуратуры Гверцадзе принял сообщение: в подъезде дома № 19 по Батумской улице обнаружен труп мужчины с четырьмя ножевыми ранами. Гверцадзе тут же прибыл на Батумскую во главе следственно-оперативной группы.
      Убитый лежал в углу подъезда двухэтажного дома, привалившись спиной к стене. На голубой рубашке, надетой на голое тело, виднелись следы ранений. На вид убитому было не более двадцати пяти лет. Это был худощавый брюнет со светлыми глазами, уже остекленевшими. Кроме рубашки на нем были джинсы и модные летние туфли.
      Гверцадзе внимательно обследовал карманы рубашки и джинсов - они были пусты. Лишь на ременной лямке джинсов висела на цепочке связка ключей. Единственная свидетельница, назвавшаяся Мариной Бедзиновной Кайшаури и стоявшая теперь на тротуаре у машины "скорой помощи", все еще находилась в шоке. Свидетельнице было около тридцати, она была небольшого роста, худощавая, в очках. Выяснилось: живет в этом доме с десятилетней дочкой, которая сейчас у родителей в Кобулети, работает в местной библиотеке.
      "Скорая помощь" уехала. Поднявшись вместе с Кайшаури в ее квартиру, Гверцадзе спросил:
      - Знаете убитого?
      - Знаю. В этом весь и ужас.
      - Почему "в этом"?
      - Он же был у меня дома, мы с ним только что разговаривали... - Женщина закрыла глаза. - Боже мой, я никогда не представляла, что это так... Что это так страшно.
      У свидетельницы дрожали руки, и Гверцадзе сказал мягко:
      - Успокойтесь.
      - Конечно, постараюсь. - Нервно улыбнулась. - Постараюсь, но не знаю, получится ли.
      Следователь увидел висящую на стуле джинсовую куртку:
      - Это его?
      - Его. Когда он выходил, не стал надевать - сказал, что скоро вернется.
      Это была обычная джинсовая куртка, изрядно уже поношенная. В верхнем кармане лежал кожаный бумажник, в одном из нижних - чистый платок и записная книжка. Гверцадзе перелистал книжку. Исписана до дыр. Множество адресов и телефонов: местных, тбилисских, батумских. Обычные телефоны, обычные адреса. Просмотрел бумажник. В нем оказались полторы тысячи долларов крупными купюрами, около трехсот рублей, удостоверение на имя механика районной галисской "Сельхозтехники" Чкония Виктора Александровича, водительские права на то же имя, техталон на машину "Жигули", корешки "Спортлото", талоны на бензин. Единственное, что Гверцадзе отметил особо, - это помеченный тем же днем разовый пропуск на имя Чкония В.А. в Батумский морской порт.
      Изъяв в присутствии понятых вещи убитого, следователь опять обратился к свидетельнице:
      - Вы давно знакомы с убитым?
      - Я раньше его не знала... Часа четыре назад, в восемь... да, в восемь, мне позвонил хороший знакомый. Его другу негде было переночевать. Попросил приютить на одну ночь. Естественно, я согласилась, почему же не помочь человеку, тем более... В общем, я согласилась...
      - Как зовут вашего знакомого? Того, что обратился к вам с просьбой?
      - Мурман Сулханишвили.
      - Где он работает? Вы знаете его адрес, телефон?
      - Конечно. И адрес, и телефон. Он местный, галисский. Работает в вокзальном ресторане официантом.
      - Они приехали на машине? - Задавая этот вопрос, Гверцадзе имел в виду стоящие недалеко от дома красные "Жигули". - Это его машина?
      - Да, его... Из-за нее я и поняла, что с ним что-то случилось.
      - Из-за машины?
      - Когда Виктор вышел, я стала смотреть в окно. К машине он не подошел. Это показалось мне подозрительным. Я подходила к окну раньше, у его машины стоял человек. А когда Виктор вышел, этого человека уже не было.
      - Вы помните его?
      - Нет, было темно. Помню только: стоял неподвижно.
      - И все-таки, попробуйте его описать. Как он был одет?
      - Обычно. Брюки, пиджак. Или куртка.
      - Так куртка или пиджак?
      - Кажется, куртка.
      - Что у него было на голове? Или он был без головного убора?
      - На голове?.. Кепка. Да, кепка.
      - Лица вы не разглядели?
      - Не разглядела.
      - А рост?
      - Рост... Обычный рост. Не маленький и не высокий.
      - Что он делал?
      - Просто стоял. Неподвижно. Я сначала не придала этому значения и только потом, после телефонного звонка, поняла, что он мог ждать Виктора.
      - После телефонного звонка?
      - Да. Когда они приехали, Мурман тут же вернулся в свой ресторан. Они ведь заканчивают поздно. Мы немножко поговорили с Виктором, так, ни о чем. Потом я постелила ему в комнате дочери. Он уже собирался идти спать, как вдруг позвонили. Я сняла трубку, мужской голос попросил Виктора. Может быть, мне не нужно было говорить, что Виктор у меня, но... Он же меня не предупредил.
      - Простите, этот голос был вам незнаком?
      - Да. Я первый раз его слышала.
      - Мужской голос спросил Виктора, а вы?
      - Я спросила: "Кто?" Мне ответили: "Друг, по важному делу. Скажите: спрашивает Тенгиз". Я когда сказала Виктору, что его Тенгиз спрашивает, он, по-моему, испугался. Я даже спросила: "Я вас подвела?" - "Ничего, Марина, все нормально". Взял трубку. Говорил спокойно. Помню, сказал: "Привет. Нет, я не скрываюсь. Хорошо, буду минут через сорок". Положил трубку и говорит: "Поеду, надо". Я предложила: "Может, Мурману позвонить?" А он: "Нет-нет, я его сейчас увижу". И вышел. Правда, перед этим что-то вынул из черного футляра. Он в комнате дочери, на тумбочке у кровати.
      Гверцадзе прошел в детскую. На кровати, как и говорила Кайшаури, была приготовлена постель. На тумбочке лежал футляр. Гверцадзе осмотрел его. Это был деревянный ящичек, отделанный снаружи черной замшей, изнутри - серой. В центре нижней части была прорезь, похоже, для кольца. Фабричного клейма на футляре не было.
      - Что было в футляре, не знаете?
      - Нет. Дверь была настежь, но Виктор отвернулся, когда открывал его. А я никогда не стала бы этим интересоваться.
      - Значит, Чкония что-то достал из футляра и вышел. А дальше?
      - Я села печатать и все ждала, когда машина зашумит. Печатаю, а она не шумит. Только дверца хлопнула, и снова тихо.
      - Вы уверены, что это была дверца от машины?
      - Уверена. Посмотрела в окно - машина на месте, мужчины этого нет. И тогда я поняла, что он мог ждать Виктора, а звонил из телефона-автомата - у нас будка прямо у подъезда.
      - Я видел. Выходит, вы подумали, что мужчина ждал Чкония?
      - Подумала. Вышла, спустилась и... - Кайшаури нахмурилась, закусила губу. - Господи, как это страшно... Как страшно... Он лежал в подъезде.
      Гверцадзе осмотрел квартиру. Кроме куртки и черного футляра, других вещей убитого в ней не оказалось. В одной из комнат на столе у окна стояла пишущая машинка и лежал начатый текст. Гверцадзе еще раз глянул в окно, убедился, что стоящие у подъезда красные "Жигули" видны достаточно хорошо, человека же, стоящего у машины, рассмотреть действительно трудно. Спустившись вместе с участниками следственно-оперативной группы, произвел тщательный осмотр машины. Осмотр не принес ничего заслуживающего внимания. Кроме обычного набора шоферских принадлежностей в машине оказались два свитера, плед, пустой термос и завернутый в целлофановый пакет кипятильник.
      Вернувшись в милицию, Гверцадзе, по найденной в бумажнике Чкония записной книжке, наметил знакомых убитого для вызова на допрос. Первыми, кого он вызвал в райпрокуратуру на следующее утро, были официант ресторана "Вокзальный" Мурман Сулданишвили и сестра убитого Светлана Чкония.
      Первые свидетели
      Допросив сестру убитого, Гверцадзе понял: девушка многое скрывает. В бумажнике Виктора Чкония была найдена инвалюта. Сообщить что-либо по этому поводу Светлана категорически отказалась. Она вообще в основном молчала или кивала, или просто не отвечала на вопросы. Ясно, девушка была не в себе, ведь этой ночью у нее убили брата. Еще одну родственницу Чкония, престарелую бабушку, утром увезли в больницу с инсультом.
      Зная по опыту, что чрезмерное давление в таких случаях может только навредить, Гверцадзе Светлану отпустил. Уезжать она никуда не собиралась, так что ее всегда можно было вызвать на повторный допрос. Тем более одну важную вещь от нее все же удалось узнать. По словам Светланы, в день смерти брата к ним на квартиру несколько раз звонил некто Тенгиз, просил передать, что будет ждать Чкония "он знает где". То есть в условном месте. Значит, надо попробовать найти это условное место.
      Минут через двадцать после ухода Светланы в кабинет Гверцадзе вошел Сулханишвили. Этому человеку было где-то около тридцати. У него были коротко остриженные волосы, спокойные карие глаза, волевой подбородок с ямочкой. В целом он производил приятное впечатление.
      - Сулханишвили Мурман Георгиевич? Вы работаете официантом в ресторане "Вокзальный"?
      - Да, работаю, - спокойно, не торопясь ответил вызванный.
      - Вы знали Чкония Виктора Александровича?
      - Я его и сейчас хорошо знаю. Это мой друг.
      "Знает ли этот свидетель о смерти друга, - подумал следователь. - Это очень важно узнать. Судя по всему, с недавно ушедшей Чкония Сулханишвили не встретился".
      Так как на лице Сулханишвили не отражалось никаких колебаний и он смотрел прямо в глаза, Гверцадзе спросил:
      - Вы знаете, что этой ночью Чкония убит?
      Волевой подбородок Сулханишвили дернулся, в глазах застыл вопрос:
      - То есть... как убит?
      Такую реакцию не сыграешь. Гверцадзе готов был поклясться, что Сулханишвили слышит новость впервые.
      - Вы этого не знали?
      - Но... когда?
      - Этой ночью. Тело Чкония нашли вчера около двенадцати вечера на Батумской улице, в подъезде дома номер девятнадцать. Вам знаком этот дом?
      - Конечно. Там живет Марина. - Сулханишвили помолчал и добавил: - Я вчера...
      - Что вчера?
      - Я отвез Виктора туда. Вернее, он меня отвез. К Марине. Марина - моя приятельница. Виктор - друг. Отчего бы их не познакомить?
      - Почему вы сделали это именно вчера?
      - Виктор пришел ко мне в ресторан. Вечером, около десяти. Ну и, как я понял, он не хотел ночевать дома.
      - Почему?
      - Не знаю. У Виктора бывали такие закидоны. Он был человек настроения, так что ли.
      - Может быть, Чкония не хотел ночевать дома по какой-то другой причине?
      - Не знаю.
      - Может быть, он кого-то боялся? Вы этого не заметили?
      - Нет. Виктор был на машине, мы быстро доехали до Марины, я его представил, увидел, что он произвел впечатление. Ну и вернулся в ресторан, продолжил работу. А утром смотрю - в ящике повестка к вам. Вот и все.
      - Вы кому-нибудь сообщили о том, что отвезли Чкония к Кайшаури?
      - Нет.
      - Вспомните, может быть, все-таки вы кому-нибудь об этом сказали? Случайно?
      - Нет, никому об этом не говорил.
      - В ресторане, когда вы разговаривали с Чкония, мог кто-нибудь слышать ваш разговор?
      - Никто не мог.
      - По словам Кайшаури, Чкония, прежде чем выйти после этого звонка, сказал, что поедет к вам в ресторан. Так она поняла.
      - Первый раз слышу.
      - Чем же объяснить этот телефонный звонок?
      - Не знаю. Если только нас с Виктором кто-то действительно подслушал.
      - Именно поэтому я и спрашивал об этом. У вас не было вчера чувства, что кто-то за вами следит?
      - Не было. Мне и в голову это не могло прийти.
      Гверцадзе был опытным следователем. У него были свои приемы, помогавшие определить, говорит ли свидетель правду. Он применил их все, еще в течение получаса пытаясь поймать Сулханишвили на противоречиях, но было похоже, что свидетель говорит правду.
      Джвари
      Об убийстве Чкония я узнал утром, придя на работу. По просьбе Чхартишвили созвонился со следователем Гверцадзе. И, по взаимной договоренности, взял на себя оперативную часть работы.
      Городок у нас небольшой, так что убитого я знал. Высокий, красивый парень, всегда хорошо одетый, на своей машине. У Чкония была кличка - Кэп. И, конечно, множество друзей.
      Одного из друзей Чкония, администратора нашего Дома культуры, я встречаю ежедневно - мы соседи. Кроме того, по слухам, этот человек, зовут его Ираклий Ломидзе, ему двадцать шесть лет, неравнодушен к сестре убитого, Светлане Чкония. Что поделаешь, Галиси городок, где все про всех знают. Так или иначе, но я позвонил Ираклию Ломидзе и попросил его прийти ко мне.
      Выслушав сообщение о смерти Чкония, Ломидзе усмехнулся:
      - Георгий Ираклиевич, вообще-то я об этой смерти ничего не должен знать. Если я порядочный человек.
      - Это почему же?
      - Виктора уже не вернешь. Ну а я - я должен думать об оставшихся.
      Эти слова могли бы показаться обычной бравадой, если бы в них не звучала горечь.
      - Не понимаю. Как это "думать об оставшихся"?
      - Мало ли что может с ними случиться.
      - И много оставшихся?
      - Не иронизируйте. Из оставшихся - одна, сестра Виктора. Георгий Ираклиевич, не нужно делать вид, что мы с вами ничего не понимаем. Так вот, я считаю, что Светлане угрожает опасность.
      Помедлив, Ломидзе вдруг заговорил, сам, без подсказок и наводящих вопросов:
      - Я сразу понял, что с Виктором что-то не то. Он пришел ко мне на работу и говорит: "Ираклий, я сегодня еду в Батуми. Приеду вечером, но мне тут же нужно скрыться". - "Зачем?" - "Так. Надо, и все". Я понял: он кого-то боится. Говорю: "Может, эти дни с тобой походить?" А он: "Нет. Мне только ночевать нужно так, чтоб никто не знал, где я". У нас как раз родственники приехали - квартира забита, повернуться негде. Я говорю: "Витя, извини, у меня сейчас нельзя". Не надо, говорит, мне поможет Мурман. Есть такой Мурман Сулханишвили - официант в вокзальном ресторане. Я спрашиваю: "Витя, объясни, в чем дело?" Он согласился: "Хорошо, только никому, понял?" Ну и сказал "Есть тут одна компашка, хочет крутое дело провернуть с фирмой. Так вот, компашка эта хотела меня на этом деле нагреть. А я не согласен. Такой расклад. Поэтому пока хочу слинять". Я предупредил его: смотри, мол, доиграешься. Он на это мне ответил: "Все продумано, им со мной что-то сделать - себе дороже выйдет". И попросил: "Подержи одну вещь у себя". И дал вот это.
      Ломидзе достал из кармана и положил передо мной бронзовый крест с тускло поблескивающими красными и зелеными камешками. Я вгляделся. Честно говоря, вещицы, подобные этой, я видел только в альбомах Высшей школы милиции. Без всякого сомнения, это старинное джвари*. Бронза от времени даже покрыта черным налетом. И очень похоже, что камни подлинные.
      ______________
      * Джвари - в данном случае подвеска в виде креста, которую носят священники грузинской православной церкви.