Джинни еще ни разу в жизни не испытывала такого ужаса. Никогда не бывала она и в руках насильника. Джинни казалось, что она вот-вот задохнется.

Когда Карл наконец ушел, забрав свечу с собой, Джинни была в таком отчаянии, что даже не подумала о полном одиночестве, ожидавшем ее. Он оставил ее связанной, хотя веревки, стягивавшие запястья и лодыжки, немного ослабли. Поначалу она даже испытала облегчение, когда дощатая крышка опустилась и последний отблеск света исчез. Карл вытащил кляп у нее изо рта и небрежно накинул одеяло на истерзанное нагое тело Джинни. После его ухода Джинни лежала неподвижно, прислушиваясь к боли, разрывавшей тело, и издавая сдавленные стоны. Худшая боль — душевная — была впереди.

Лишь час спустя, когда тьма, казалось, обступила ее со всех сторон, а из углов послышались звуки крысиной возни, Джинни до конца осознала происшедшее. Она боялась пошевелиться, и продолжала лежать на боку. Ноги затекли и болели. Она была совершенно беззащитна и беспомощна в этой крысиной норе. Именно так и сказал ей со смехом Карл, когда уходил. Тело Джинни покрылось холодным потом, который разъедал царапины и ссадины, оставшиеся после борьбы с Карлом.

«Неужели он и в самом деле решил меня здесь запереть?» — лихорадочно думала Джинни, стараясь преодолеть подступившую к горлу тошноту. А все из-за вина, которое он заставил ее выпить, сунув горлышко бутылки в ее распухший, кровоточащий рот.

— Вот, выпей-ка немного! Возможно, винишко оживит тебя, — усмехнулся он, видя, как она старается увернуться от бутылки, источавшей мерзкий запах дешевого пойла.

Внезапная мысль заставила Джинни снова вздрогнуть от ужаса. А вдруг Карл решил держать ее в подземелье, пока она не умрет от жажды и голода или пока ее не съедят крысы. Что-то скользнуло по ее обнаженной ноге, и она закричала. Вместе с криком пришло сознание полной безнадежности, и Джинни вдруг поняла, что кричит не переставая.

Ее охватил животный страх — такой, от которого сходят с ума. В горле у нее пересохло, и вместо крика она издавала беззвучный хрип. С каждой минутой она все более отчетливо слышала звуки, доносящиеся из углов подвала. Что это? Крысы? Господи, ты этого не допустишь! А вдруг здесь живут и змеи? Ей казалось, что по ее телу ползают крохотные существа с острыми коготками. Джинни сделала отчаянную попытку освободиться от пут, но лишь скинула одеяло, едва прикрывавшее ее.

Джинни снова почувствовала, что задыхается, и в мертвой тишине услышала свой прерывистый хрип. Потом тьма поглотила ее — она потеряла сознание.

Карл на следующее утро зашел к своей пленнице. Он тихонько посвистывал и выглядел свежим и отдохнувшим. Он даже подстриг бороду и волосы. Когда он шел через лагерь, а затем вверх по холму, его сильная стройная фигура, затянутая в армейский мундир, привлекла к себе не одну пару женских глаз.

В это утро он был в полном ладу с собой, хотя ночью почти не сомкнул глаз: Карла донимали мысли об оставленной в погребе Джинни, которая благодаря безупречно сработавшему плану оказалась полностью в его власти. Да, та самая Джинни, о которой он грезил столько лет. Неужели она теперь безраздельно принадлежит ему одному и он сможет делать с ней все, что захочет? Карла преследовали воспоминания о минувшем вечере. Он видел ее прекрасное тело, длинные ноги, испуганный, затравленный взгляд зеленых глаз, слышал стоны, вырывавшиеся у нее из груди, когда он начал ее ласкать. Ему еще не случалось брать женщину силой, но, оказывается, это не лишено своеобразной прелести. Более того, возбуждение, охватившее Карла, было куда сильнее того, что ему приходилось испытывать раньше. Его опьяняла мысль, что роскошное тело Джинни всецело в его власти и он может осуществить любую, самую смелую свою фантазию. Вот это он многократно доказывал ей там, в погребе, с присущим ему тайным садизмом, о существовании которого он и сам толком не знал. Его усилия не пропали даром — Джинни под конец так ослабела, что перестала сопротивляться и даже стонать. На то, что жизнь еще теплилась в ней, указывала лишь нервная дрожь, волнами пробегавшая по ее телу.

Оставив Джинни в полной темноте поразмыслить о создавшейся ситуации, Карл считал, что наутро она станет с ним полюбезнее. Одно только казалось ему странным: добиваясь ее покорности, он надеялся получить отпор. Тогда он вновь сломил бы ее и окончательно утвердился в роли властелина и повелителя.

Разрушенные стены придавали старинному храму, к которому направлялся Карл, зловещий, почти мистический вид. Поговаривали, что в развалинах обитает нечистая сила, и это отпугивало вездесущих мексиканских мальчишек. В стенах зияли проломы, повсюду валялись обломки кирпича и осыпавшаяся штукатурка.

Неторопливо пробираясь через развалины, Карл время от времени оглядывался, проверяя, не следит ли кто-нибудь за ним. Наконец он вошел под своды разрушенного главного придела храма. На полу остались лужи после ночной бури. Здесь было очень прохладно, ибо толстые стены не пропускали тепла. Только оказавшись здесь, Карл заторопился. Спустившись вниз на один пролет по пологим ступенькам, он очутился в подвале. Теперь Карл достал свечу, спрятанную неподалеку. Даже в подвале было темно и сыро, и он представил себе, что творится в погребе. Что ж, ухмыльнулся он, возможно, Джинни будет не прочь повидаться с ним.

Джинни, однако, лежала без движения, хотя Карл с шумом отодвигал доски. Трепетный огонь свечи осветил ее обнаженное тело.

Ночью, когда ее мучили кошмары, Джинни сбросила одеяло и не смогла натянуть его на себя, поэтому теперь, чтобы согреться, подтянула колени почти к подбородку. Ее волосы разметались и, словно плащом, укрывали спину. Лицом же она уткнулась в грязные мешки, служившие ей подстилкой.

— Надеюсь, ты хорошо отдохнула? — с сарказмом спросил Карл и направился к ней. Но Джинни по-прежнему не подавала никаких признаков жизни, хотя ее грудь чуть вздымалась, и он понял, что она жива. Карл, нахмурившись, стоял над ней, рассматривая ее нежное тело, покрытое синяками и ссадинами. Он понял, что несколько перестарался, но уж очень хотелось ему отплатить этой шлюхе за все обиды и унижения.

— Черт тебя побери! — Он нагнулся и грубо встряхнул ее за плечо. — Не изображай из себя дохлую курицу — я же вижу, что ты дышишь. А если тебе не хочется перемолвиться со мной словечком, я снова суну тебе в рот кляп!

Он решил перевернуть ее на спину, но это оказалось не так просто: тело Джинни стало тяжелым и неподатливым, как у мертвой. Увидев ее лицо, Карл изумился: оно распухло от кровоподтеков и уже не казалось столь привлекательным. Даже ее глаза утратили живость и были тусклыми и бессмысленными.

Присев на корточки, Карл выругался. Он не только перестарался, но чуть не убил ее! Но черт возьми, что же с ней сейчас? Вдруг она просто притворяется, чтобы вызвать у него жалость?

Он снова потряс Джинни и заметил, что ее кожа холодна, как лед. Уступив желанию, он провел ладонью по ее интимным местам в тайной надежде увидеть хоть какую-нибудь реакцию. Однако ее лицо ничего не выражало — она даже не пыталась оттолкнуть его, как это было прошлой ночью. Черт, почему она молчит? Все еще пытаясь понять, притворяется Джинни или нет, Карл дал ей пощечину, но ее голова лишь безвольно откинулась. Правда, Карлу показалось, что с ее губ сорвался легкий звук — но не более того. Что же приключилось с проклятой шлюхой? Ее странное состояние наводило на самые неприятные мысли. Может, она простудилась или подхватила пневмонию, пока лежала здесь без одеяла? Сама виновата — нечего было дергаться.

Вновь выругав женщину, он грубо закутал ее в одеяло. Черт ее побери! Она вполне заслужила все это, но еще не настрадалась сполна! Карл вовсе не хотел, чтобы она избежала всего, что он для нее уготовил. Вдруг он подумал, что слишком крепко связал ее и это нарушило кровообращение. Но ясно было одно — теперь уж она не сможет сопротивляться, даже если захочет.

Продолжая бормотать ругательства, он разрезал веревки. Как только восстановилось кровообращение, Джинни издала протяжный стон.

— На-ка, глотни малость, ради Бога, может, это прибавит тебе сил. — Он прижал горлышко винной бутылки к губам Джинни, и она стала послушно отхлебывать глоток за глотком. Вино было дрянное, но крепкое. Выпитое на голодный желудок, оно ударило ей в голову.

Карл уложил ее на спину и теперь почувствовал, что в ее теле и конечностях, все еще вялых от слабости, уже появились признаки жизни.

— Так какая же муха тебя укусила? Готов поклясться, что за деньги ты не лежала, как подстилка, а была поживее. — Он дернул ее за волосы. — Ты что, не догадываешься, почему оказалась здесь? Ведь я не прошу ничего такого, чего бы ты не предлагала раньше за деньги, а иногда и бесплатно. Неужели ты так же лежала с этим ублюдком Морганом? Послушай, — тут он приблизил к ней лицо, — если ты не покажешь, что рада меня видеть, я снова тебя свяжу — только на этот раз куда крепче. И оставлю здесь на денек-другой!

Дрожа с головы до ног, Джинни попыталась заговорить, но вместо звонкого чистого голоса из ее уст вырывался лишь хриплый шепот:

— Нет, нет — я не…

— Что «не», тварь! Говори как следует! Так, мол, и так, Карл, я тебя хочу, я хочу, чтобы ты…

— Не… оставляй меня… — Она дышала поверхностно и очень часто, а глаза ее были закрыты. Карл засмеялся и навалился на нее всей тяжестью своего тела. Его жадные руки нагло ощупывали ее — он не мог насытиться. На этот раз он исследовал самые тайные места ее тела, на что не был способен вчера из-за спешки и волнения.

— Ну, говори же! Я хочу, чтобы ты выразила свои чувства ко мне словами. И не притворяйся, будто не понимаешь что к чему. Шлюха! — Он дышал ей в лицо винными парами. Его дыхание участилось — он не желал и не мог сдержать своего вожделения.

До его прихода Джинни была в состоянии шока, когда и мозг, и тело не подчинялись ей.

Но сейчас, когда жизнь стала возвращаться к ней, кровь свободно заструилась по жилам, а вино, обжегшее желудок, несомненно, взбадривало, Джинни вновь осознала весь ужас случившегося. Она предвидела беды и унижения, которым хотел подвергнуть ее Карл. Извиваясь под навалившимся на нее насильником, она увидела, как налилось кровью лицо Карла. Он снова причинял ей боль, совершал над ней насилие. Казалось, вернулся Том Бил, чтобы отомстить…

Почувствовав, что она учащенно дышит и бьется под ним, Карл решил было, что наконец-то она уступила ему. Вот так-то, шлюшонка! Значит, ей вдруг понравилось то, что он проделывал с нею! От этой мысли он окончательно потерял голову. Тяжело дыша, он начал расстегивать петли и крючки на своей одежде, полагая, что пришел момент овладеть Джинни. Она выгнулась под ним, что-то бормоча по-испански — хрипло и неразборчиво. Карл услышал звук разбившегося стекла, закричал от резкой, пронизывающей боли и погрузился во тьму…

Джинни, собрав последние силы, ударила его по голове пустой винной бутылкой. Она еще не совсем пришла в себя и считала, что на нее навалился Том Бил. Но разве она не убила его ударом ножа в горло? Так кто же этот человек?

С невероятным усилием ей удалось высвободиться из-под тяжелого тела Карла, и она увидела, что голова его залита кровью. Сколько же крови он потерял за несколько минут? Даже на ней была его кровь, она порезала стеклом пальцы, но боли не чувствовала. Ей вообще казалось, что она ничего не чувствует. Ее разум был так же безучастен, как и тело.

Джинни запомнила бесконечные ступеньки, по которым она поднималась вверх, а затем — тепло солнечных лучей. За этим последовал провал, а потом она очнулась в постели; кто-то склонился над ней и что-то говорил тихим, убедительным голосом.

— Пора, малышка. Уже можно просыпаться. Вы очень долго спали. Да-да. Теперь просыпайтесь, вы в безопасности. — Веки Джинни, словно налитые свинцом, с трудом приподнялись. Тот же самый голос мягко произнес: — Надеюсь, она наконец приходит в себя. Ведь она была в коме.

— Она сможет сейчас разговаривать? — это сказал уже другой голос — мужественный, низкий, со странным акцентом.

— Не знаю. Это зависит от того, насколько тяжелы воспоминания. Постарайтесь набраться терпения, Иван.

«Иван?»

Джинни с огромным усилием приоткрыла глаза, чтобы увидеть говорящих. Она чувствовала себя очень слабой и беспомощной. Что же с ней произошло? И почему именно князь Иван Сарканов склонился над ней сейчас?

— Вирджиния! — Он увидел, что она открыла глаза, и наклонился еще ниже, взяв ее руки в свои. В его голосе слышалась настойчивость: — Скажите мне, что произошло? Вы просто обязаны мне сказать. Ведь вы помните, правда?

— Иван! — этот строгий предостерегающий голос, без всякого сомнения, принадлежал графу Черникову. Глаза Джинни, теперь уже широко открытые, переместились на лицо графа, озабоченное и усталое.

— Что? — хрипло пробормотала она. А затем, помимо ее воли, на Джинни нахлынули воспоминания, от которых она содрогнулась. При этом она поняла, что лежит забинтованная.

— Джинни, — негромко сказал граф Черников. — Ни к чему себя не принуждайте — если не хотите говорить, с этим можно и подождать. Вы подверглись большой опасности. По характеру ваших травм и ушибов можно предположить, что вы прошли через тяжелые испытания.

— Вирджиния, вы должны мне сказать! — «С чего это князь Сарканов называет ее на французский манер?» — подумала Джинни. Вдруг она поняла, что князь все еще держит ее руки. От света солнечных лучей его глаза казались совсем прозрачными. — Кто это был? — снова спросил он. — Что же все-таки произошло? Мы тут чуть с ума не сошли от волнения. А потом один мальчик, который вертелся возле кантины, осведомился, к нашему удивлению, не ваш ли я друг?

Джинни постаралась присесть в постели, но тут же откинулась на подушки:

— Надеюсь, вы не причинили ему зла? Бернардо старался мне помочь.

— Позволь мне поговорить с ней, Иван.

Граф Черников нагнулся над ней и коснулся ее лба сухой, легкой рукой:

— Хорошо. У вас нет лихорадки. Но когда мы нашли вас, мое дорогое дитя, вы были в таком состоянии, что я опасался за ваш рассудок.

Постепенно Джинни кое-что уяснила. По-видимому, она дошла, повинуясь только инстинкту, до домика, где жил падре, служивший в соборе Святой Девы Гваделупской. Добрая хозяйка впустила ее. Джинни была завернута в одеяло и бормотала что-то непонятное на двух языках — испанском и английском. Не зная, как быть, хозяйка позвала священника, а тот отправил секретное послание в штаб генерала Диаса, полагая, что кто-то из его солдат напал на женщину-иностранку, оказавшуюся в плену.

— Вот так мы в конце концов вас и обнаружили, — сказал граф Черников. — Вы были в шоке, не понимали, где находитесь и кто мы с князем такие. Однако вы непрерывно говорили о каком-то мужчине, который изнасиловал вас, и о том, что вы убили его.

— Так, значит, это все-таки не Том Бил! А мне показалось, что он воскрес! Но это был Карл.

— Вы уверены? Вы вполне уверены, что это не тот, кого вы называете своим мужем? Возможно, им двигала ревность или жажда мести! Вирджиния, я требую, чтобы вы сказали мне правду.

Граф Черников заговорил по-русски, по-видимому, стараясь удержать князя от расспросов, но Джинни, пылая от негодования, снова постаралась усесться в постели, несмотря на боль от ран и ушибов. Ее глаза блеснули и остановились на лице князя.

— Это был не Стив! Да как вы могли подумать такое! Это Карл Хоскинс. Он был вне себя от ревности. Я думаю, — она со вздохом откинулась на подушки, — что он возненавидел меня. Он обвинил меня в том, что я якобы выставляла его на посмешище. Карл подстроил все так, чтобы я встретилась с ним в церкви, а потом он… — Вспомнив о кошмарных событиях той ночи, которую она провела в заброшенном погребе, когда крысы бегали по ее обнаженному телу, она побледнела как мел. — Думаю… думаю, что я убила его, — сказала она наконец очень тихо. — Я ударила его пустой винной бутылкой по голове, а потом, кажется, выбралась на волю. Все, чего мне хотелось, — это выбраться из крысиной норы, куда он меня засадил, понимаете? Чтобы снова дышать. В погребе было так темно, и потом эти крысы…

Поддержав Джинни за плечи, граф заставил ее выпить немного сладковатой микстуры.

— Это слабое снотворное, которое поможет вам забыться сном. Вы не должны снова пережить шок, не так ли?

Князь Сарканов прервал графа:

— А где находится этот погреб? Скажите мне, Вирджиния! Я сам отправлюсь туда и разузнаю что к чему. Вас необходимо оградить от неожиданностей. Ваше доброе имя… — Назвав место уже нетвердым от снотворного голосом, Джинни услышала, как князь сказал: — Не беспокойтесь, княгиня. Ни одна живая душа ни о чем не узнает.

После этого Джинни погрузилась в глубокий сон, а проснувшись, поняла, что она в закрытом экипаже, а рядом с ней сидит граф Черников.

— Мы направляемся на побережье. Лежите спокойно. Слава Богу, вы молоды и у вас крепкое здоровье. Ваши раны уже подживают, и когда в следующий раз вы посмотритесь в зеркало, то не заметите никаких перемен.

Странное безразличие ко всему охватило ее, и Джинни покачала головой. Какая, в сущности, разница, как она выглядит?

Это чувство не покидало ее всю дорогу. Когда они остановились, чтобы отдохнуть и накормить лошадей, к ней подсел князь Иван.

— А вы выглядите уже гораздо лучше, — мягко заметил он, потом тихо добавил: — Я нашел Карла. Вы и в самом деле убили его. Горжусь вами, дорогая. Такой скот, как он, заслуживает более страшной смерти. Он не ушел бы от меня, если бы я нашел его. Не волнуйтесь, — продолжал он, — никакого расследования не будет, и вам не придется отвечать на вопросы. Я оставил его там, где нашел, — пусть думают, что его ограбили и убили. А вот на генерала Порфирио Диаса вы произвели неизгладимое впечатление. Несмотря на подготовку к последнему штурму столицы, он заверил меня, что никогда не спросит о том, где вы были и куда уехали. Так что опасаться скандала нам нечего. Очень скоро вы окажетесь на нашем корабле и к тому времени окончательно поправитесь.