Вернувшись домой, Джинни не придумала ничего лучше, как хранить молчание. Она не отвечала на вопросы Сони. Уж слишком они походили на те, что она задавала Стиву. А ответов она не знала, ибо все было окутано тайной. И как только он исхитрился: говорить — говорил, но ничего определенного так и не сказал! Большей частью он просто закрывал ей рот поцелуями. Проводив ее до самых дверей дома, Стив сказал, что они увидятся завтра.

Соня пошла вслед за Джинни в ее комнату. Она была в крайнем возбуждении:

— Почему ты не предупредила, что задержишься? Хорошо еще, что твой отец сегодня в клубе. Вот уж он бы разозлился! Досталось бы и тебе, и мне. Ну, Джинни, что же все-таки случилось?

Джинни слишком устала, чтобы лгать:

— Я отправилась в маленькое морское путешествие. А потом мне поручили дать название кораблю. Новое судно для «Лейди-Лайн». Потом на борту состоялся банкет. Поскольку платье, в котором я отправилась на прогулку, не слишком подходило для этого, мне дали другое. Как, по-твоему, оно мне идет?

— А этот изумруд, который у тебя на груди, — ты знаешь хоть бы приблизительно, сколько он стоит? Послушай, он уже подарил тебе драгоценности на огромную сумму, но этот изумруд… Джинни, ты уверена, что…

— Мистер Мердок все еще не стал моим любовником, если тебя волнует именно это.

Делия, проворная и молчаливая, помогала хозяйке расстегнуть новое платье. Хотя она и не выражала любопытства, но впитывала каждое слово. Именно присутствие горничной помогло Джинни: Соня отложила допрос до утра. Соня хорошо знала, что, если Джинни не хочет отвечать, из нее ничего не вытянешь. Возможно, Уильям чего-нибудь от нее добьется.

У Сони появился еще один повод для волнений. Она не ложилась спать, ожидая возвращения мужа, но, когда он вернулся, Соня заметила, что и он очень подавлен.

— Соня, пойми, Джинни уже взрослая и к тому же замужняя дама. Мы можем позволить себе только давать ей советы. Признаться, — тут сенатор оглядел комнату, желая убедиться, что они одни, — я не могу сейчас противостоять Сэму Мердоку. Он наша единственная надежда. Скажу тебе заодно, что я лишился кое-каких ценных бумаг, а в некоторые из них были вложены деньги князя Ивана. Но Мердок в состоянии нам помочь. Одно только упоминание его имени производит впечатление в деловых кругах. С его помощью я надеюсь возместить убытки нашему зятю, и тогда, скажу тебе по совести, у меня на душе станет легче. За последнее время я наслушался о нем много не слишком приятных историй, а сегодня вечером… — Тут сенатор решил, что и так был излишне откровенен, и умолк.

Соня, заметив, что он замкнулся, тихо вздохнула:

— Полагаю, что больше ты ничего не скажешь. Что ж, не буду настаивать. Но, Уильям, как нам быть с Джинни — ведь она как-никак твоя дочь! Что с ней делать? Я имею в виду ее отношения с Сэмом Мердоком. Этот человек не скрывает расположения к ней, она же выказывает явное удовольствие, принимая его знаки внимания. Не думаю, правда, что ее брак удачен. Скажи, Уильям, есть ли какой-нибудь выход? Я в ужасе от того, что когда-нибудь общество узнает обо всем этом.

— Но ведь мы, кажется, решили не обсуждать больше эту проблему, — резко возразил сенатор. — Ты понимаешь, что меня ждет, если разразится скандал? Особенно сейчас! Нам остается только молчать.

Соня прекрасно все понимала, но не могла отделаться от ощущения, что сенатор совершает ошибку. Проблему необходимо решить, и, если ей удастся вызвать Джинни на откровенность, они, возможно, найдут решение. «Завтра, — подумала Соня, расчесывая перед сном волосы, — завтра я поговорю с Джинни и узнаю, далеко ли зашли ее отношения с Мердоком. Если Джинни почувствует мой искренний интерес, может, она и признается».

Спускаясь вниз к завтраку, Соня улыбалась, но, едва она увидела в гостиной надутую физиономию Консепсьон, ее хорошее настроение как рукой сняло. Временами она ненавидела эту девицу! Несмотря на красоту, привлекавшую мужчин, в, Консепсьон была первозданная дикость, что-то животное.

— Если вы ищете ее, — заметила Консепсьон, — то она уже удалилась. И не сказала, когда вернется. — Казалось, ей хотелось добавить что-то еще, но она промолчала.

Соня не желала обострять ситуацию, но заметила, как нахмурился сенатор, и вспыхнула от волнения.

— Неужели? — удивилась она. — Ну, значит, ей необходимо купить себе кое-какие мелочи. Вчера к тому же она легла спать довольно рано…

— Она пошла не по магазинам. Я проснулась рано и все видела. Он за ней зашел, и она сразу же удалилась с ним. Хорошо, что князь Сарканов еще не вернулся, правда?

Как выяснила Соня, Джинни разбудил посыльный, телохранитель Мердока, который принес ей записку. Сказав, что не хочет никого беспокоить, Джинни умчалась. Да, падчерица ведет себя просто вызывающе!

Но Соня ни с кем не поделилась своими мыслями. Вскоре Консепсьон ушла, извинившись и сообщив, что ей не терпится покататься в новом ландо.

— Я собираюсь встретиться с Эдди в Клиф-хаусе. Можете не волноваться. Сэм не стал бы возражать — он всегда позволяет мне делать все, что хочется. А Рыжеусый поедет рядом верхом. — Потом, уже уходя, она бросила: — Кстати, сенатор, у привратника для вас письмо от Сэма. Думаю, слуга уже отнес его вам в кабинет. Сэм только что вернулся в город и хочет отобедать с вами… как, бишь, называется это место? Да, «Оушн ленч салун» — очень смешное название, правда?

— Боже мой, да она прочитала письмо! — взорвалась Соня, когда дверь за воспитанницей Мердока захлопнулась. — Нет, Уильям, мне не хотелось бы показаться негостеприимной, но я очень надеюсь, что дом Мердока скоро закончат отделывать. Эта Консепсьон мне весьма несимпатична!

Сенатор помолчал, потом неожиданно сказал:

— Меня интересует вот что… Как ты знаешь, Мердок находился в Вирджиния-сити. Возможно, он кое-что узнал насчет слухов, которые в последнее время ходят на бирже. Однако странно: Консепсьон заявила, что он только что вернулся в город, а, как я знаю, Джинни весь вчерашний день провела в его обществе…

Тем временем Джинни не подозревала, какие тучи собираются над ее головой. Ночью она старалась не лгать Соне, а когда рано утром к ней в спальню с таинственным видом вошла на цыпочках Делия и сообщила, что ее, Джинни, ждет некий господин, она быстро оделась и спустилась вниз, даже не подумав, соответствует ли ее поведение общепринятым правилам.

Он стоял в холле — самоуверенный и раскованный. При виде Джинни его глаза засверкали.

— Ты что, совсем спятил? — прошипела она и взглядом окинула прихожую, дабы удостовериться, что их никто не видит. — Что ты здесь делаешь? Да тебе просто повезло, что Соня и отец спят сном праведников.

— И тебе тоже. Впрочем, тебе самое время вставать: в Сан-Франциско не так уж много погожих дней вроде сегодняшнего.

— Ты безумец!

— Что ты скажешь об устрицах и горячем французском хлебе на завтрак?

Он схватил ее за руки и притянул к себе.

— Ты просто невыносим!

Он нагнул голову и неожиданно поцеловал ее шею, потом прижался к ее губам.

— Ну так как, поедем?

Джинни решила, что ехать надо, поскольку большую часть ее вопросов Стив так и оставил без ответа, а выяснить хотелось многое.

Все дальнейшее происходило как в тумане. Стив привел ее в небольшое кафе, где они позавтракали, а после направились на пляж, держась за руки, как влюбленные.

Настроение Джинни колебалось между восторгом и отчаянием. Она до сих пор ничего не знала о намерениях Стива и о том, почему он вдруг стал преследовать ее. Впрочем, Джинни не слишком хотелось думать обо всем этом. День стоял великолепный, зачем же портить его дурными мыслями и подозрениями? Утренний туман над заливом быстро растаял, и вода сияла прозрачной голубизной. Вдали чернели рыбачьи лодки.

Джинни вдруг захотелось ощутить полноту счастья и забыть о барьере, разделявшем ее и Стива. Видимо, Стива охватило такое же чувство: он дурачился, шутил, делал ей комплименты и совсем не иронизировал над Джинни.

Он по-детски смеялся над ее нерасторопностью, когда она, не успев увернуться от набежавшей волны, насквозь промочила чулки, туфли и даже подол платья.

— Что ты теперь будешь делать — снимешь обувь и чулки и станешь разгуливать босиком? — Тут он нагнулся к ней и прошептал, давясь от смеха: — Не оглядывайся, две весьма почтенные дамы очень внимательно разглядывают тебя в лорнет. Думаю, они приняли тебя за особу легкого поведения, которая отдыхает после ночных трудов!

— Конечно, я сниму туфли, — ответила Джинни, прижимаясь к его руке, чтобы не упасть. — Знаешь, как неприятно ходить в мокрых, да еще полных песка! А вот почтенным дамам здесь совсем не место в столь ранний час.

— По-моему, ты показала им далеко не все, на что способна, зеленоглазая ведьма!

С этими словами Стив подхватил ее на руки и понес к одной из скамеек, стоявшей неподалеку от той, где расположились дамы.

Джинни бросила на дам любопытный взгляд, и тут же, тихо вскрикнув, опустила глаза.

Может, если она сделает вид, что не заметила их… Боже, какие бывают совпадения! Одна из дам оказалась золовкой той самой мисс Бакстер, с которой она познакомилась в Веракрусе, а вторая — известной в городе сплетницей: Джинни совсем недавно представили ей на одном из приемов.

Стив присел перед Джинни на корточки, чтобы помочь ей снять обувь, и тихо сказал: — Ты побледнела, как… Ты что, их знаешь?

Пытаясь унять дрожь в руках, Джинни кивнула.

Все, о чем она пыталась забыть, неотвратимо нахлынуло на нее. Она вспомнила об Иване, который мог вернуться в город в любой момент. К тому же он похвалялся, что она находится под неусыпным контролем его людей. Потом Джинни подумала о своем двусмысленном положении. Да, она сумасшедшая, несомненно, да и Стив тоже не в своем уме! Ее объял ужас. Стив заметил ее страх — она догадалась об этом по тому, как резко он сорвал с нее чулки.

— Так, значит, вы боитесь сплетен, княгиня?

Джинни вспыхнула, но прежде, чем она успела ответить, высокий и резкий голос спросил: — Прошу прощения, вы княгиня Сарканова, не так ли? Я только что говорила миссис Атертон, что горжусь своей памятью на лица. Как поживает наш дорогой сенатор? На прошлой неделе мы были в Белмонте и, видимо, с ним разминулись…

Джинни не оставалось ничего, как любезно поздороваться с дамами. Потом ей пришлось представить Стива, поставившего ее в столь затруднительное положение:

— Миссис Тереке Атертон, мисс Бакстер — мистер Сми…

Она запнулась и не стала продолжать, понимая, что дамы не поверят ни одному ее слову.

Стив сам пришел к ней на помощь. С очаровательной улыбкой он выступил вперед и отвесил дамам глубокий поклон. Те пялились на него, не считая нужным скрывать любопытство и неодобрение.

— Думаю, уважаемые леди, что мы с вами знакомы. Миссис Атертон, я имел удовольствие знать вашего мужа по Нью-Йорку. Что же касается вас, мисс Бакстер, то я слышал, как Сэм Мердок с восторгом отзывался о вашей деятельности. Ведь вы попечительница академии для молодых леди, не так ли?

Обе дамы навострили уши. Мисс Бакстер даже подалась вперед, приставив к глазам лорнет:

— Удивительно! Так, значит, мы уже встречались с вами раньше, мистер, мистер…

— Простите меня за неучтивость. Меня зовут Морган. Стивен Морган. Сэм Мердок и я — деловые партнеры. Ну а княгиня Сарканова, — добавил он, взяв Джинни за руку, — моя очень давняя знакомая…

— Очень давняя знакомая! Что верно — то верно! О Боже, каким голосом ты все это произнес! С таким же успехом ты мог бы поведать им, что был когда-то моим любовником! Кстати, ты никогда прежде не говорил, что был в Нью-Йорке. И что мистер Мердок хотел, чтобы ты занял в опекунском совете академии его место. Именно ты — ну и ну! Остается только молить Бога за судьбу юных созданий, которые обучаются в академии. — Джинни задыхалась от ярости. Стив сидел в экипаже, откинувшись на подушки и скрестив на груди руки. Широкополую шляпу он надвинул поглубже на нос, словно желая оградить себя от ярости Джинни. — Черт тебя побери, Стив! Перестань притворяться, будто ничего не произошло! Да как ты только посмел сказать им, что собираешься купить мне новые туфли взамен испорченных? Да весь город уже, наверное, знает об этом. Не сомневаюсь, это дойдет и до Сони к тому времени, как мы вернемся! — Джинни сжимала кулаки и едва не плакала. — Ты вообще хоть когда-нибудь думаешь, Стив Морган? Ты понимаешь, что натворил?

Наконец Стив выпрямился, сдвинул шляпу на затылок и внимательно посмотрел на Джинни:

— Ты ругаешься, как сварливая старуха! Умерь хоть немного свой пыл. Эти две старые сплетницы какое-то время попридержат языки, не сомневайся. Ведь они полагают, что вот-вот раскроют страшную тайну. Я сказал им, что скрываюсь под именем Смит, поскольку веду очень важные деловые переговоры, — ты разве не заметила, как им польстила моя откровенность? Сэм жертвует кругленькую сумму на эту самую академию, которой заправляет мисс Бакстер, так что она вряд ли станет сразу распускать язык. Миссис Атертон сначала расскажет обо всем своему мужу, а тот потребует, чтобы она помолчала, пока он не разнюхает, к чему относятся эти переговоры. Поэтому…

— И это все, что ты можешь сказать? А что же будет со мной? Они сплетничали обо мне, когда я только появилась в Сан-Франциско, а уж теперь… Да разве они удержатся, чтобы не разболтать об этом? Тебя-то они могут и не назвать, в конце концов, ты мужчина, но уж, конечно, все узнают, что я разгуливала по пляжу отнюдь не с мужем. Они скажут…

— Ах, вот кого ты боишься? Своего любящего мужа? Он что, бьет тебя, Джинни?

Она разрыдалась и услышала, как Стив тихо выругался.

— У тебя что, снова болит голова? Слушай, неужели он и в самом деле тебя поколачивает? Мне, признаться, это трудно себе представить. — Стив взял Джинни за подбородок и повернул ее лицо к себе. — Черт возьми, да перестань ты реветь — это делу не поможет. Так как, бьет он тебя или нет? Давно ли ты стала бояться мужа, Джинни?

Прошло не более часа, а их отношения опять переменились к худшему. Мокрыми от слез глазами она смотрела на жестокого, неприятного ей человека, который мучил ее, задавая свои бесконечные вопросы.

«Я знаю, он задает их, чтобы причинить мне боль. А на самом деле ему на меня наплевать», — нашептывал ей внутренний голос. От этого она становилась лишь более упрямой, несмотря на слезы, слабость и тоску.

— Нет, он меня не бьет! — крикнула она. — Я… то есть мы не слишком ладим временами, но какое это имеет значение? К счастью, мы не слишком часто видимся, и когда я поеду в Россию…

— В Россию? — Стив выпустил ее подбородок и разразился громким смехом: — Да у тебя грандиозные планы! Уверен, царь будет от тебя без ума — ведь против тебя никто не устоит!

— Но, находясь здесь, я не могу допустить скандала, как ты не понимаешь? Если Иван что-нибудь узнает, он… тебя убьет! И уж конечно, найдет способ наказать меня. В прошлый раз, например, он отобрал все мои порошки и даже микстуру. Прошу тебя, Стив, подумай, как избежать этого!

— Так вот оно что! Значит, больше всего ты дорожишь своими порошками! Мне, видно, придется уехать из города во избежание скандала. А потом твой муж увезет тебя в Россию, где ты, без сомнения, избавишься от него и найдешь себе нового. — Стив цедил все это сквозь зубы и с явным осуждением.

— Ты ошибаешься, ты…

— Неужели ты не понимаешь, во что превратилась? Ты наркоманка! А то «лекарство», к которому ты так привержена, называется опиум. Ты никогда не спрашивала себя, почему ты так зависишь от своих порошков и микстур? Или почему у тебя болит голова и ты так плохо себя чувствуешь, хотя ничем не больна? Это случается, когда у тебя нет твоих так называемых лекарств!

— Нет, нет, это неправда. Ты говоришь мне это только для того, чтобы меня…

— Да! Тебя просто необходимо как следует напугать, чтобы ты снова взялась за ум. Пока Сарканов держит тебя в руках, угрожая отнять порошки, тебе не удастся от него так просто отделаться!

— Я не желаю больше ничего слушать. Не понимаю, зачем ты тратишь на меня время и деньги. Неужели только для того, чтобы разрушить мою жизнь?

— Господи, перестань, Джинни. Когда ты убежала с князем и исчезла с моего горизонта, я понял, что могу заниматься и другими вещами — например, делать деньги. Отчасти я даже благодарен тебе… Зачем же мне разрушать твою жизнь?

— Что ж, ладно. — Дрожа от ярости и унижения, Джинни крикнула: — Зачем ты снова встал на моем пути? Ответь, зачем?

Стив помолчал, достал из кармана носовой платок и вручил его Джинни: — Вытри лицо. И, ради Бога, прими один из своих порошков, если только это может тебя успокоить. Разве ты не понимаешь, что сейчас незачем предаваться воспоминаниям?

— Воспоминаниям? Да ты лучше скажи, что мне теперь делать? — Она смяла платок в руке. — Отец объявил награду за твою голову — как ты думаешь, как он отреагирует, когда все узнает? Ведь я только и делала, что врала всем без разбора, а ты меня к этому поощрял!

— Раз уж ты спрашиваешь моего совета, скажу тебе вот что: не вздумай никому говорить о том, что сегодня утром была с Сэмом Мердоком. Сегодня днем он обедает с сенатором в «Оушн ленч салун».

Джинни с горечью думала о том, что совсем недавно была заложницей Стива, его рабыней, от которой он требовал одного — беспрекословного исполнения его желаний. И это при ее свободолюбии!

Она снова стала пешкой в его дьявольской игре. И опять, как и в прошлом, она не смогла противостоять ему.

— Ты хочешь, чтобы я спас твою репутацию? Тогда делай то, что я тебе скажу. Сначала вытри слезы. Тогда никто не спросит, чем ты расстроена.

Он купил ей башмаки и чулки в дорогом французском магазинчике, а также изысканное белье. В другом магазине Стив купил ей бальное платье.

— Его доставят сегодня же вечером. Надень его.

— Ты… ты просто безумец, — слабо возражала Джинни, вновь попав под обаяние его личности и полностью подчиняясь ему.

— Надень к этому платью ту изумрудную подвеску, которую я тебе подарил. Кроме того, я куплю тебе такие же серьги, когда мы приедем в дом Мердока. А горничные высушат и отгладят твое платье.

— У меня болит голова, Стив, — правда. Но я не верю тому бреду, который ты нес.

— Я мог бы сказать что-нибудь и похлеще, и обязательно это сделаю, если ты не перестанешь молоть вздор!

Стив отвез ее в дом Сэма Мердока, а может, и в свой собственный, кто знает? Он затащил ее в знакомую спальню на втором этаже, бросил на постель и изнасиловал. Именно изнасиловал — другого слова она не могла подобрать.

Хуже всего было то, что она не могла ему сопротивляться и, помимо воли, отвечала на его ласки, хота и орала, что ненавидит его.

— А теперь одевайся, — сухо бросил он. Вымокшее платье было отутюженным и чистым.

— Зачем тебе все это нужно? Ведь ты только все портишь!

— Джинни, в твоем распоряжении десять минут. Хочешь, я позову горничную, чтобы она помогла тебе причесаться?

Всего несколько минут назад там, на постели, ей казалось, что он любит ее, но сейчас Стив выглядел собранным и спокойным, словно ничего не случилось.

«Будь у меня сейчас нож, я бы знала, куда его воткнуть, — прямо в его жестокое сердце», — думала она, изнемогая от гнева. Подумать только, ведь он осмелился учинить ей допрос насчет смерти Карла Хоскинса, когда они ехали к Мердоку. Он даже намекнул, что смерть Хоскинса была спланирована ею и князем Иваном заранее, — а все для того, чтобы потом обвинить в этом его, Стива Моргана.

— Его нашли в погребе с ножом в горле. Ты уверена, что ударила его по голове бутылкой? Ведь нож для тебя привычнее.

Джинни чувствовала полную опустошенность, когда Стив подвел ее к ожидавшей внизу карете. Он позволил ей принять еще один порошок, что очень напомнило Джинни князя Ивана. Да, этот человек не знает жалости — и как только она не раскусила его раньше?

Он отвез ее в Клиф-хаус, конечно, зная, что Консепсьон будет там — в обществе молодого английского лорда, который весьма удивился их появлению. Консепсьон вела себя с ней как обычно. Джинни, несмотря на гнев, пришлось принять участие в светской беседе с молодым Марвудом. При этом Консепсьон тихо ругалась по-испански. Англичанин ничего не понимал, зато Джинни понимала все слишком хорошо.

— Ты зашел слишком далеко, Эстебан! С какой стати мне ее выручать? У меня с этой шлюхой свои счеты. А ты должен Бога благодарить, что избавился от нее. Так вот, учти, я собираюсь замуж за Эдди, а потому и пальцем не пошевелю для этой потаскухи — да и для тебя тоже!

Стив говорил мягко, но так убежденно, что мексиканка сразу сникла: