– Слушай, умник, я не уходила со службы. Убери свою руку, иначе я арестую тебя за покушение на офицера полиции.
– А когда мы приедем домой, ты зачитаешь мне мои права и допросишь меня?
– Извращенец!
Они подъехали к внушительному, отделанному бурым камнем дому.
– А для копа ты пахнешь слишком хорошо, – поддразнил Еву Рорк.
– Ты сам брызнул на меня этой дрянью, а я не успела увернуться. Ты что-то слишком игривый сегодня, Рорк.
– У меня был замечательный обед, – сказал Рорк совершенно спокойно, даже деловито. – Он настроил меня на веселый лад.
– Теперь сотри эту веселость с лица. Мы здесь не по праздничному поводу.
– Не беспокойся, я тебя не подведу. – Рорк помог Еве выбраться из машины и повел ее к крыльцу. – А знаешь, мне жаль Кларенса.
– Ты и с ним был знаком?
– Не слишком близко, но достаточно, чтобы он понравился мне. Кларенс был весьма приветливым и открытым человеком.
– Все говорят о нем примерно так же. И что, он был открытым настолько, чтобы умудряться при этом обманывать подругу?
– Секс способен сбить с толку даже самых достойных представителей рода человеческого. Все могут совершать ошибки. Но Кларенс не был двуличным.
Ева подняла бровь:
– Ну, если ты сам, один из «самых достойных», готов совершать ошибки в любовных отношениях, то должен помнить, на что способна женщина с дрелью марки «Брэнсон» в руках.
– Дорогая, – Рорк слегка сжал ее руку, – я готов лишь к тому, чтобы любить – и чтобы меня любили.
Дверь открыла горничная с безукоризненно скорбным лицом, в черном, строгого покроя платье. Приглушенным голосом, с легким британским акцентом она произнесла:
– Простите. Семья Брэнсонов сейчас не принимает гостей в связи со случившимся несчастьем – смертью родственника…
– Лейтенант Даллас, – представилась Ева и протянула значок. – Нас ждут.
Горничная внимательно изучила значок.
– Входите, лейтенант. Позвольте ваши пальто.
Она помогла им раздеться и предложила следовать за ней.
Холл был построен в виде портика, из которого вверх поднималась элегантная лестница. Стены цвета темного жемчуга были украшены росписью с изображением городских пейзажей. Пол был выложен мрамором того же цвета, что и стены. Свет падал с потолка под углом и напоминал пробивающиеся сквозь туман лунные лучи. Все это придавало огромному холлу впечатление воздушного пространства, в котором лестничный пролет, казалось, парил. Гостиная располагалась на втором этаже. Когда они подошли к огромной двери, две створки бесшумно скользнули в стороны, и горничная, сделав вежливую паузу, объявила:
– Лейтенант Даллас и Рорк.
– Как это мы не додумались завести у себя такую же, вместо Соммерсета? – пробормотала Ева, за что получила от мужа убийственный взгляд.
В оформлении просторной гостиной преобладали синие тона – от мягких пастельных до кобальтовых. На каминной доске красовались серебряные вазы разных размеров и форм, в каждой из которых стояли белые лилии. Аромат этих цветов довершал ощущение заупокойной атмосферы в доме.
С крайнего кресла поднялась какая-то женщина и подошла к Еве и Рорку. На фоне черного костюма ее лицо выглядело таким же белым, как лилии. Пшеничного цвета волосы были туго стянуты узлом на затылке – так могли позволить себе причесываться только самые уверенные в себе, очень красивые женщины. Ее лицо и в самом деле было впечатляющим: узкие скулы, тонкий прямой нос, гладкий лоб, красивые ненакрашенные губы, большие завораживающие темно-лиловые глаза.
Сейчас в этих глазах застыла скорбь.
Женщина протянула руку; ее голос звучал приглушенно, мягко, в полном соответствии с обстановкой:
– Лейтенант, спасибо, что пришли. Я – Кларисса Брэнсон. Рада вас видеть, Рорк. – Женщина приветливым и грациозным жестом протянула ему другую руку, и на какой-то миг все трое оказались соединены пожатием.
– Я глубоко сожалею по поводу того, что произошло с Кларенсом, – заговорила Ева.
– Мы все ошеломлены. Я видела его в последний раз в воскресенье утром. Мы завтракали вместе. Нет, не могу… Я все еще не могу…
Плечи Клариссы задрожали; в ту же минуту появился Би Ди и обнял жену за талию. Ева заметила, как женщина немного напряглась и потупила свои великолепные глаза.
– Дорогая, почему бы тебе не предложить гостям чего-нибудь выпить?
– О, конечно. – Кларисса потерла виски. – Не хотите ли вина?
– Нет, спасибо. Если можно, кофе.
– Пойду скажу, чтобы принесли. Извините.
– Кларисса очень тяжело переживает случившееся, – тихо сказал Брэнсон, не отрывая взгляда от жены.
– Она и ваш брат тесно общались?
– Да. У Клариссы не было своей семьи, и Кларенс стал для нее братом, каким был всегда для меня. Теперь нас осталось только двое. – Брэнсон при этом по-прежнему не спускал глаз с жены. – Лейтенант, а я ведь не усмотрел никакой связи между вами и Рорком, пока вы были у меня в офисе.
– Эта связь представляет для вас какую-то проблему?
– О, нет. Разумеется, нет. – Брэнсон заставил себя улыбнуться Рорку. – Мы конкуренты, но я бы не сказал, что противники.
– Мне нравился Кларенс, – коротко сказал Рорк. – Его нам всем будет не хватать.
– Пообщайтесь с адвокатами, и мы можем приступать. Вы ведь разговаривали с Сюзанной Дэй?
Перехватив взгляд Брэнсона, Сюзанна подошла к ним. Обменявшись с Евой кратким и формальным рукопожатием, она представила ей своего коллегу, и Ева сразу узнала его. Это был Лукас Манц, один из лучших и самых высокооплачиваемых в городе защитников по уголовным делам. Подтянутый, элегантный, по-своему привлекательный мужчина с волнистыми черными волосами, в которых пробивалась седина. Он улыбнулся холодно и вежливо, взгляд его серых глаз был колким и настороженным.
– Лейтенант… Рорк… – кивнул он каждому, затем пригубил вино из бокала, который держал в руке. – Я представляю интересы мисс Кук.
– Она не поскупилась на расходы, – сухо заметила Ева. – Видимо, вашей клиентке светят большие деньги, Манц?
Он поднял брови в ироничной усмешке:
– Если вас интересуют финансовые дела моей клиентки, мы с удовольствием предоставим вам все полагающиеся бумаги – разумеется, по предписанию прокурора. Обвинение мисс Кук уже предъявлено.
– Но дело еще не закрыто, – подчеркнула Ева.
– Все готово. Почему бы нам не приступить? – сказал Брэнсон, следя глазами, как Кларисса показывает горничной, куда поставить поднос с кофе. – Пожалуйста, прошу садиться.
Все заняли места, Кларисса села рядом с мужем и взяла его за руку. Лукас Манц послал Еве еще одну холодную улыбку и устроился подальше. Сюзанна заняла кресло напротив и открыла процедуру:
– Покойный оставил на случай своей смерти именные диски своему брату и его жене, а также мисс Лизбет Кук и своему заместителю, Крису Типлу. Эти диски будут вручены лично в руки каждому из перечисленных в течение суток с момента зачтения завещания. Мистер Типл был уведомлен о сегодняшней процедуре, но не смог на ней присутствовать. Он… нездоров.
Сюзанна достала из портфеля документ и начала его зачитывать. Еве сразу стало ясно, что завещание Кларенса Брэнсона не являлось чем-то из ряда вон выходящим и, во всяком случае, его начало вполне можно было пропустить мимо ушей. Она подумала, что используемый в таких бумагах язык едва ли мог существенно измениться за два столетия. В конце концов, осознание живым существом собственной недолговечности имело природные биологические корни и давние традиции. Homo sapiens испытывал склонность готовиться к своей кончине заранее и вел себя при этом довольно специфически. Это приготовление иногда выглядело как какое-то пари с системой страхования жизни: Я ставлю столько-то ежемесячно на то, что доживу до смерти.
В завещаниях обычно следовали распоряжения относительно участка на кладбище или урны с прахом – все в зависимости от предпочтений или доходов. Многие заранее покупали это или получали в подарок, выбирая солнечное место за городом или красивый ящичек для хранения пепла в кабинете. Сначала купить, потом умереть. Как рассеянно отметила Ева, покойный Кларенс здесь не оказался большим оригиналом, хотя подобные мелочи в завещаниях варьировались в зависимости от скоротечной моды или устоявшихся местных нравов. Но так или иначе, всегда оставалось неизменным одно – возможность проявить свою волю, на которую уже никто не мог повлиять.
В случаях со слабыми людьми завещание часто было вообще единственным шансом бесповоротно настоять на чем-то своем, не опасаясь последующих нападок, – пусть даже если завещаемые мелочи были совсем мелкими. Но если речь шла о сильных завещающих людях… Тут наследников волновало не столько самодурство как таковое, сколько его масштабы в денежном эквиваленте, делимом на количество наследников. И где-то здесь проходила граница протокольного терпения. Мелочи оставались позади. Впереди предстояло главное. Кто и что должен был получить? Когда и при каких условиях получатель завладеет тем добром, которое сумел собрать усопший за время, отведенное ему судьбой? Так или иначе Ева, которая имела дело с чужой смертью ежедневно, предпочитала не присутствовать на подобных тривиальных, а порой и оскорбительных церемониях.
Между тем адвокат, оправдывая гонорар, зачитывал завещание. Какое-то время шло перечисление довольно мелких распоряжений. От них у Евы сложилось впечатление об убиенном как о человеке, который только тем и жил, что придумывал свои дурацкие игрушки, коллекционировал пурпурные халаты и находил удовольствие в тертой моркови с бобами и сливочным соусом. Он не забыл людей, которые участвовали в тех или иных проявлениях его повседневной текучки, – от привратника до оператора связи в офисе. Покойный завещал своему адвокату, Сюзанне Дэй, творение скульптора-ревизиониста, которого она обожала… Зачитывая это место в завещании, Сюзанна замялась, но мужественно продолжила. Чувствовалось, что приближалось самое главное.
«Моему заместителю, Крису Типлу, который стал моей правой рукой, я завещаю свой золотой браслет и сумму в один миллион долларов, имея в виду, что он будет ценить первое и с толком использует второе. Моей прекрасной, любимой невестке – Клариссе Стэнли Брэнсон – завещаю жемчужное ожерелье, оставленное мне моей матерью, бриллиантовую брошь моей бабушки – и мою любовь…»
Кларисса начала беззвучно плакать, закрыв лицо руками. Ее узкие плечи задрожали, и дрожь не унялась даже тогда, когда ее обнял муж.
– Кларисса, успокойся, – прошептал Брэнсон, но так, что его услышала Ева. – Держи себя в руках.
– Извини, – она не подняла головы. – Извини…
– Би Ди, – обратилась к Брэнсону Сюзанна, взглянув на Клариссу с молчаливым сочувствием. – Может, мне лучше прерваться ненадолго?
– Нет, – твердо сказал он, крепче обняв жену за плечи. – Давайте продолжим.
– «Относительно моего брата и партнера, Б. Дональда Брэнсона. – Сюзанна перевела дыхание. – Размещение моей доли в нашем совместном деле оговорено в отдельном документе. В данном завещании я подтверждаю, что все причитающееся мне в „Брэнсон тойз энд тулз“ переходит в его владение. Если же он скончается раньше меня, вся эта доля после моей смерти становится собственностью его жены или детей от этого брака.
Настоящим завещанием Б. Дональду Брэнсону передаются также изумрудное кольцо и бриллиантовые запонки нашего отца, моя коллекция дисков, а также моя новая яхта «Ти энд Ти» – в надежде, что брат ее наконец испытает и убедится, что не эта яхта явилась причиной зачтения данного завещания».
Брэнсон издал звук, похожий на короткий неестественный смешок, и закрыл глаза.
– «Относительно Лизбет Кук… – Тут голос Сюзанны словно стал холоднее на несколько градусов, и она обдала Манца взглядом, в котором сквозила плохо скрываемая неприязнь. – … Я завещаю ей всю остальную долю принадлежащего мне состояния, включая наличность, банковские счета, недвижимость, финансовые авуары, мебель, произведения искусства, движимое имущество. Лиззи, любовь моя, не горюй слишком долго», – дочитала Сюзанна с видимым трудом.
– Миллионы! – Брэнсон медленно поднялся. Его лицо было смертельно бледным, а глаза сверкали. – Она убивает его, а ей предстоит получить миллионы! Я буду оспаривать это и бороться против этого, используя все, что у меня есть!
Он сжал кулаки и повернулся к Манцу.
– Я понимаю ваше огорчение. – Манц тоже поднялся. – Но, как бы то ни было, последняя воля вашего брата четко выражена и законно оформлена. Мисс Кук обвиняется не в преднамеренном убийстве, а всего лишь в убийстве второй степени. Имеются судебные прецеденты, которые защищают ее право на наследство.
Брэнсон ощерился подобно псу и ринулся к Манцу. Ева вскочила, чтобы остановить его, но Рорк среагировал быстрее. Крепко держа Брэнсона за руку, он тихо сказал:
– Би Ди, это не поможет. Поручите дело своему адвокату. Ваша жена оглушена горем, ей нужно лечь. Отведите ее наверх и успокойте.
Кларисса в это время безудержно плакала, уткнувшись в спинку кресла. Лицо Брэнсона было настолько напряженным, что кости, казалось, вот-вот проступят наружу.
– Вон из моего дома! – крикнул он Манцу. – Убирайтесь отсюда к чертовой матери!
– Я провожу мистера Манца, – заверил его Рорк. – Позаботьтесь о своей жене.
Брэнсон как-то сразу обмяк, кивнул головой и повернулся к Клариссе. Он поднял ее на руки, как ребенка, и понес из гостиной, а Ева обратилась к адвокату Лизбет:
– Вы сделали свое дело, и ваше присутствие здесь больше не требуется, Манц. Если не хотите выяснить, имеется ли у Брэнсонов собака, вам лучше унести ноги.
Манц принял это к сведению и взял портфель.
– Мы все делаем свое дело, лейтенант.
– Верно, и ваше дело сейчас состоит в том, чтобы побежать к убийце и сообщить ей, что она стала богатой.
В лице Манца не дрогнул ни один мускул.
– В жизни редко бывает либо только черное, либо только белое. – Обернувшись к Сюзанне, он кивнул ей: – Всего доброго, коллега.
Когда Манц вышел, Сюзанна вновь опустилась в кресло и тяжело вздохнула:
– Он прав. Он только выполняет свою работу.
– Она действительно все это унаследует? – спросила Ева.
Сюзанна потерла нос и немного помолчала.
– Все обстоятельства в ее пользу. При выдвинутом обвинении в совершении убийства второй степени защита может настоять на том, что Лизбет подняла руку на Кларенса в припадке ревности. Завещание хранилось у адвоката, мы не можем доказать, что она была ознакомлена с его содержанием и что это содержание как-то повлияло на нее. По нормам гражданского права теоретически она могла что-то выиграть от его смерти, но по целому ряду причин это не может служить обвинительной аргументацией.
– А если нынешнее обвинение построено на искусственной почве?
Сюзанна опустила руки на колени и внимательно посмотрела на Еву:
– В таком случае ситуация меняется. А что, есть возможность это доказать? У меня сложилось впечатление, что дело вот-вот закроют.
– Я постараюсь этому помешать.
– Надеюсь, вы будете держать меня в курсе.
Сюзанна опять поднялась и вышла в холл вместе с Евой и Рорком.
– Если будет что-то новое, я сообщу вам, – ответила ей Ева.
Снаружи ждал лимузин, и Ева вновь испытала неловкость.
– Мисс Дэй, вас подвезти? – предложил Рорк.
– Спасибо, я могу добраться пешком. – Она помолчала, а потом вновь вздохнула, выпустив белое облачко пара: – Как адвокат по вопросам недвижимости, я сталкиваюсь с этим постоянно: горе и жадность. Я давно научилась не принимать такие вещи близко к сердцу, но мне очень нравился Кларенс. Иногда думаешь, что некоторые люди должны жить вечно. Он в моем представлении всегда был именно таким.
Покачав головой, Сюзанна пошла по улице, а Ева двинулась к лимузину.
– М-да, весело… – пробормотала она. – Интересно, прольет ли Лиззи Кук хотя бы половину тех слез по Кларенсу, которые уже пролила жена его брата. Кстати, ты хорошо знаком с Клариссой?
– Да нет, – ответил Рорк, усаживаясь в машину рядом с Евой. – Ты же знаешь всю лицемерность якобы близких и дружеских отношений при светских знакомствах. Я бывал в компаниях с братьями Брэнсон от случая к случаю. А Клариссу и Лизбет знал лишь постольку, поскольку они обычно появлялись с Би Ди и Кларенсом.
– А знаешь, я бы поменяла их местами, – задумчиво сказала Ева.
Рорк закурил сигарету и откинулся на спинку сиденья:
– Что ты имеешь в виду?
– Я бы поставила Клариссу рядом с братом ее мужа. Из того, что я успела узнать о нем, у меня сложилось впечатление, что Кларенс был более легким, более эмоциональным человеком, чем его брат. А Кларисса выглядит такой хрупкой, чувствительной, даже ранимой. Похоже, она несколько… запугана мужем. По ней не скажешь, что это жена человека, который возглавляет большую международную компанию. На ней это никак не отражается. Как ты думаешь, почему?
Рорк ехидно улыбнулся, и Ева прищурилась:
– Что ты ухмыляешься?
– Я хотел сказать, что такое случается даже с главами больших международных компаний.
Теперь глаза Евы засверкали:
– Ты хотел сказать, что у меня нет корпоративного чувства и я не гожусь на роль твоей жены?
Рорк пожал плечами, созерцая собственную сигарету.
– Если бы я сказал так, ты принялась бы обижать меня. И мы опоздали бы на званый ужин.
– Извини, – проворчала Ева. – Ты, кстати, тоже не типичен для супруга женщины-копа, дружок.
– Положим, для крупного бизнесмена я тоже не особенно типичен. – Рорк погасил сигарету, потом осторожно и медленно провел пальцем по шее жены и ниже, к талии. – Нравится?
Теперь Ева пожала плечами.
– Я не отполирована, поэтому можешь смело оставлять на мне отпечатки пальцев.
Он улыбнулся и положил ладонь ей на грудь.
– Милая, я никогда не оставляю отпечатков!
Во время ужина, пока присутствующие вели полагающиеся на подобных ужинах разговоры, Еве удалось незаметно выскользнуть, чтобы запросить по телефону санкцию на доступ к информации о финансовых делах Лизбет Кук. Она обосновала свой запрос тем, что данное лицо является получателем солидного наследства. Ей повезло – судья то ли был в глубине души согласен с ней, то ли просто слишком устал, для того чтобы оспаривать такое обоснование. В результате, когда они с Рорком вернулись домой, Ева была вся как на иголках.
– Я кое-что добыла, и мне нужно срочно этим воспользоваться, – сказала Ева, входя в спальню. – Сейчас переоденусь и на некоторое время съезжу в офис.
– Среди ночи?..
– Я запросила санкцию на доступ к информации о денежных делах Кук. – Она выскользнула змеей из платья, отбросила его и, к немалому удовольствию мужа, осталась в двух тоненьких черных лоскутках и в высоких ботинках. – И получила ее, пока вы все были заняты десертом!
– У меня где-то поблизости должен быть кнут, – пробормотал Рорк.
– Что должно быть?!
Он шагнул к ней с улыбкой и изумился тому, как угрожающе прищурились ее глаза.
– Не приближайся, умник! Я сказала, что у меня срочная работа.
– Для этой работы вовсе не обязательно ехать в офис. У меня есть возможность добраться до нужной тебе информации вдвое быстрее. Давай помогу.
– Я не просила о помощи!
– Конечно, не просила. Но мы оба знаем, что у меня получается лучше, и я растолкую тебе все без всякого труда. Взамен мне требуется совсем мало…
– Что именно?
– Я бы хотел всего лишь, чтобы, когда мы закончим работать, ты осталась именно в этом интересном обмундировании.
– Обмундировании? – Ева глянула на себя в зеркало и зажмурилась. – О, боже! Я ведь выгляжу, как…
– О да, выглядишь!
Ева снова посмотрела на него, стараясь не замечать появившегося в его глазах вожделения.
– Мужчины – такие странные создания.
– Безусловно, и за это нас нужно жалеть.
– Я не расхаживаю в нижнем белье для того, чтобы подогревать твое жалкое, низменное воображение!
– Верно, – поддакнул он, пока Ева надевала на себя халат. – Не надо меня подогревать, я уже готов. Думаю, мы проделаем это быстрее в моем кабинете.
Ева завязала пояс и подозрительно посмотрела на Рорка:
– Что проделаем быстрее?
– Ну как же? Доберемся до нужной информации, лейтенант. Или вы хотели бы проделать что-то другое?
Ева постаралась убедить себя в том, что ничуть не разочарована, и строго посмотрела на него.
– Это официальное дело, так что поиск информации мы будем вести на моем компьютере.
– Твоя воля, начальник. – Рорк протянул ей руку, чтобы вместе выйти из комнаты.
– Вот и не забывай об этом!
– Дорогая, как я могу забыть об этом, если у меня в памяти навсегда отпечаталось то, что надето на тебе под халатом?
– Не все пути ведут к сексу, – сухо сказала она.
– Ведут только лучшие из них. – Рорк дружески похлопал ее по ягодицам.
Галахад лежал, свернувшись клубком в кресле. Он приподнял морду, выражавшую явное недовольство тем, что его потревожили. Но поскольку никто из проходивших не направился на кухню, кот опять закрыл глаза и перестал обращать на них внимание.
Ева ввела в компьютер сообщение о санкции и предупредила Рорка:
– Я умею отыскивать данные по финансовым вопросам. Ты здесь только для того, чтобы доходчиво истолковать их и определить, не скрыто ли за ними нечто, что кому-то нужно было утаить.
– Всегда готов служить, лейтенант.
– Прекрати!
Ева опустилась на стул и нашла файл с делом Лизбет Кук.
– Сейчас проверим все ее счета, накопления, кредиты, задолженности… Пожалуй, достаточно будет сведений за последний год.
– А движимая собственность? – спросил Рорк.
– Я не забыла о ней. Начнем пока с наличности. Кук, Лизбет. Имеет четыре действующих приходно-расходных счета. Выводим данные на экран…
На экране стали высвечиваться цифры, и Ева тихо охнула:
– Более двух миллионов в «Нью-Йорк секьюрити», еще полтора миллиона в «Нью-Уорлд бэнк», немногим меньше миллиона в «Америкэн траст» и четверть миллиона в «Кредит менеджерс». Вот это да!
– Последний, четвертый банковский счет заведен для текущих расчетов, – отозвался Рорк. – Первые три счета предназначаются для обеспечения гарантийных обязательств и маклерских операций. Это прежде всего долгосрочные инвестиции, финансовый дилинг… Непростой бизнес: высокий риск, большой выигрыш и скромные проценты.
– Как ты можешь судить об этом только по названию банка и сумме счета?
– По роду своей деятельности я обязан знать характер основной деятельности банков, то есть их специализацию. Если ты сейчас переведешь поиск на другой уровень, то увидишь, что у нашей дамочки наверняка имеется сбалансированная смесь ценных бумаг, облигаций, взаимозачетов и свободная наличность для вбрасывания инвестиций в зависимости от изменения конъюнктуры на финансовом рынке.
Рорк сам изменил уровень поиска и показал Еве на экран:
– Вот, смотри. Она уверена в своей компании: деньги вложены в солидную пачку ценных бумаг «Брэнсон тулз энд тойз». Но Кук устанавливает для этих ставок лимиты, чтобы застраховаться от возможного значительного изменения курса. У нее также имеются ценные бумаги и других компаний, включая некоторые из моих, – в том числе три фирмы, которые напрямую конкурируют с «Брэнсон». Она вкладывает деньги расчетливо, без эмоций.
– Она умеет считать, – согласилась Ева. – И для этих игрищ у нее в распоряжении более четырех миллионов! Многовато для контрактной сотрудницы рекламной службы, пусть даже высокооплачиваемой. Так, посмотрим подробнее ее депозиты и электронные переводы.
Когда на экране высветились данные, у Евы поднялись брови:
– Взгляни-ка на это! Электронные переводы со счета Кларенса Брэнсона на ее счет для повседневных нужд. Четверть миллиона каждый квартал. Ничего себе, миллион в год! Если бы еще это можно было чем-то объяснить… – пробормотала Ева.
– Он обеспечивал ей стабильный и большой доход. – Рорк рассеянно положил руку Еве на плечо. – Не понимаю, зачем нужно было убивать его.
Ева хмыкнула и застучала пальцами по столу:
– А что, если у нее взыграла жадность, и ей надоело по году дожидаться этого миллиона? Прикончила его – и порядочек: получила все и сразу.
– В этом был слишком большой риск. А вдруг все пойдет не по плану, и ее обвинят в убийстве первой степени. Тогда она не приобретет ничего, кроме решетки.
– Итак, она подсчитывает, взвешивает все «за» и «против»… Давай-ка выясним размеры собственности Кларенса Брэнсона, за исключением его доли в «Брэнсон тулз энд тойз».
Рорк отошел налить себе коньяку. Еве он ничего не предложил, поскольку знал, что она в таком состоянии не пила ничего, кроме кофе, а он хотел, чтобы сегодня она выспалась. Когда он вернулся, Ева уже встала из-за стола и мерила шагами кабинет. Пояс на халате немного ослаб, напомнив Рорку о его планах на сегодняшнюю ночь – очень специфических, интересных планах…
На экране светилась надпись: Вычисленная стоимость, включая оценки недвижимости, транспортных средств, произведений искусства и драгоценностей, составляет двести шестьдесят восемь миллионов долларов.
– Ничего себе прибавка к зарплате… – Ева оторопело запустила пальцы в волосы. – Вычитаем небольшие посмертные дары и налоги, которые она наверняка изловчится скостить, и пожалуйста: Лизбет Кук получает около двухсот миллионов долларов.
– Манц будет утверждать, что она не знала о наследстве, – заметил Рорк.
– Знала! Они были вместе более трех лет. Чтоб мне провалиться, знала она!
– Интересно, а ты знаешь, какова моя стоимость? Как распределяются посмертные дары в моем завещании?
Она коротко, раздраженно взглянула на него.
– Какого черта я должна это знать? – И, когда Рорк улыбнулся, добавила: – Мы – это другое дело. У нас нет брачного контракта.
– И все-таки Манц будет стоять на своем.
– Он может делать это, пока у него не отвалится язык, а она все равно знала. Я хочу завтра поговорить с ней – и достану ее. Байки насчет какой-то другой бабы и игра в сумасшедшую ревнивицу ей не помогут.
Ева опять уселась за компьютер и вызвала данные по долговым обязательствам Лизбет Кук. Сунув руки в карманы, она разочарованно смотрела на экран:
– Дорогостоящие вкусы, но все в пределах дохода. Она покупала много мужских драгоценностей и одежды. Может, у нее был альфонс? Видимо, здесь стоит покопаться…
Рорк хмыкнул: халат на Еве распахнулся, открыв лоскуток черного шелка.
– Мне кажется, все это может подождать до завтра.
– А я сегодня больше не способна что-либо делать.
– Не верю. – Он быстрым движением снял с нее халат и заскользил руками по ее телу. – Думаю, что ты способна на гораздо большее.
– Разве? – Ее кровь уже начала закипать: у него были поистине искусные руки. – На что, например?
– Я могу сделать несколько предложений.
Рорк прошептал ей на ухо первое из них, и глаза Евы расширились от удивления.
– Bay! Это интересно. Я только не совсем уверена, что это физически возможно.
– Никогда не суди, пока не попробуешь, – невозмутимо произнес Рорк и начал показывать…
ГЛАВА 6
Когда утром Ева пришла в офис, ее уже ожидала Пибоди.
– Спасибо за свободное время, Даллас.
Ева увидела на своем столе стройную вазу с красными тепличными розами.
– Ты купила мне цветы? – спросила она.
– Это Зак. – Пибоди довольно кисло улыбнулась. – Он всегда делает такого рода глупости. Он хотел поблагодарить вас за вчерашний день. Я сказала ему, что вы не из тех, кто любит цветы, но он считает, что их все любят.
– Что значит «не люблю»? Мне нравятся цветы… – возразила Ева: категоричность Пибоди ее почему-то покоробила. Она даже наклонилась и понюхала розы. – Ну, а чем твой младший брат будет заниматься сегодня?
– У него длинный список музеев и галерей. Кроме того, он надеется вечером попасть в театр. Ему все равно, что посмотреть. Главное, чтобы это было на Бродвее.
Ева изучающе посмотрела на Пибоди, отметив озабоченные глаза и беспокойно закушенную нижнюю губу.
– Пибоди, все то, что он задумал, люди проделывают в Нью-Йорке каждый день – и ничего, живут.
– Да, я понимаю. Мы несколько раз вчера оказывались в ситуациях, которые должны были научить его чему-то на будущее. Но Зак… Он, знаете, такой… Как бы то ни было, прежде всего он собирается связаться с Брэнсонами: вчера он не смог этого сделать.
– Неудивительно. – Ева села за стол и стала перебирать утреннюю почту, которую уже приготовила для нее Пибоди. – Вчера вечером мы с Рорком присутствовали на зачтении завещания. Представь себе, Кук, которая ликвидировала своего любовника, наследует от него миллионы! Сегодня утром мы с тобой навестим ее и немного с ней поболтаем… А что это еще за «Кассандра»?
– Кто?
– Да вот, – Ева протянула ей диск. – Судя по обратному адресу на пакете, это из Нижнего Ист-Сайда. Не люблю получать пакеты от незнакомых…
– У нас в здании вся доставка проверяется на предмет наличия взрывчатых, отравляющих и прочих опасных веществ.
– Да-да, конечно. – Инстинкт, однако, заставил ее прежде всего достать из стола раствор и резиновые перчатки. – Антивирусная штуковина у нас в порядке?
Пибоди грустно посмотрела на компьютер Евы:
– Хотелось бы на это надеяться…
– Проклятый кусок старого дерьма! – проворчала Ева, вставляя диск в гнездо.
Сначала послышалось глухое жужжание, словно снимался с места рой пчел. Свет на экране появился, потом погас и с завыванием снова включился.
– При первом же случае нанесу персональный визит этим клоунам в отделе технического обеспечения! – клятвенно произнесла она.
На экране появились буквы.
Лейтенанту Еве Даллас, Центральное управление полиции и общественной безопасности Нью-Йорка, Отдел расследования убийств.
Мы – «Кассандра», боги справедливости, хранители верности.
Нынешнее коррумпированное правительство с его слабыми лидерами бесполезно для общества, оно должно быть и будет уничтожено. Мы разрушим и упраздним эту систему, чтобы расчистить путь к настоящей республике. Народные массы больше не могут терпеть насилие, подавление мысли и волеизъявления, пренебрежение общественными интересами со стороны ничтожного меньшинства, которое цепляется за власть.