– Я буду посматривать за ним.
– Только держись на расстоянии. Пусть он думает, что благополучно вывернулся на допросе. Пибоди… – Ева обернулась и увидела, что ее помощница сидит на стуле, мечтательно глядя в пустое пространство. – Пибоди, очнись!
– Сэр! – Девушка заморгала и вскочила столь стремительно, что едва не опрокинула стул. Увидев, как нежные губы Рорка прикоснулись к пальцам Евы, она вдруг задумалась о том, что вечером мог бы придумать для нее самой Макнаб.
– Не отрывайся от земли, – проворчала Ева и, обернувшись к Рорку, добавила: – Я свяжусь с тобой.
– Да, пожалуйста.
Втроем они двинулись к выходу. По пути Рорк взял Пибоди за локоть и немного придержал, прошептав ухо:
– Он счастливец!
– Э… Кто?
– Тот, о котором ты только что мечтала.
Она почувствовала, что губы ее расплываются в идиотской улыбке:
– Его еще нет, но он будет…
– Пибоди! – вновь окликнула Ева.
Помощнице пришлось припустить, чтобы догнать начальницу.
– Возьмите мой самолет! – крикнул им вдогонку Рорк.
Ева оглянулась. Он стоял в широком проеме дверей огромного зала – высокий, великолепный, – и ей вдруг захотелось быстро вернуться к нему, хоть на миг прикоснуться ртом к этим чудесным губам.
– Может быть, – пожала она плечами, и они с Пибоди повернули к лифту.
Ева все-таки решила взять самолет Рорка: она в конце концов сжалилась над Пибоди, а кроме того, было сэкономлено время. В отношении погоды оправдались самые худшие ожидания: Мэн встретил их жутким холодом. Естественно, Ева забыла перчатки и, выйдя из самолета на пронизывающий ветер, сунула руки глубже в карманы.
К ним тут же подошел работник аэропорта в теплой спецодежде и протянул ей автомобильный пульт.
– Что это? – спросила Ева.
– Ваш транспорт, лейтенант Даллас. Машина стоит на стоянке – уровень два, место пять.
– Опять Рорк, – пробормотала Ева и положила пульт замерзшими пальцами в карман.
– Я провожу вас, – сказал человек в спецодежде.
– Да, пожалуйста, проводите.
Они прошли через летное поле и оказались в здании аэровокзала. В секторе для владельцев частных самолетов было тепло и стояла почти благоговейная тишина. Это резко отличало его от многолюдных залов для пассажиров регулярных рейсов, где царила суета, теснились люди, сновали разносчики еды и сувениров.
Когда они спустились на лифте вниз, Еве показали сверкающего новеньким лаком черного красавца, рядом с которым даже кичливые вседорожные автомобили детективов из других отделов Центрального управления показались бы детскими машинками.
– Если вы предпочитаете другую модель, то можете выбрать любую из имеющихся машин, – сказал провожатый, заметив ее скептический взгляд.
– Нет-нет. Все в порядке. Спасибо.
Когда они остались вдвоем с Пибоди, Ева вскипела:
– Он должен прекратить это!
Пибоди с восхищением провела рукой по блестящему крылу и спросила:
– Но почему?
– Да потому! – единственное, что смогла выговорить Ева. – Выведи на экран карту и определи, как побыстрее добраться до Моники Роуван.
Они сели в машину, и Пибоди начала изучать бортовую систему компьютерного обеспечения.
– Вот это да! Никогда не видела ничего подобного!
– Когда выйдете из состояния шестнадцатилетней, сержант, все-таки определите этот чертов маршрут!
– Да тут никогда не станешь старше, – проворчала Пибоди, но приказ выполнила.
Монитор моментально показал карту лучшего маршрута. Из компьютера послышался мягкий, бархатистый баритон:
– Не желаете ли получать аудиоподсказки во время этой поездки?
– Думаю, сами справимся, умник, – огрызнулась Ева, направляя машину к выезду со стоянки.
Однако компьютерный баритон не унимался:
– Расстояние поездки составляет шестнадцать с половиной километров. Оценочное время вашего пребывания в пути в это время дня и при установленных ограничениях скорости – двенадцать минут восемь секунд.
– О, мы можем это побить, – улыбнулась Пибоди, бросив быстрый взгляд на Еву. – Так ведь, лейтенант?
– Мы здесь не для того, чтобы кого-нибудь «побивать».
Ева пристойно проехала парковочный гараж, территорию аэропорта и центральные ворота. Перед ними открылось шоссе – длинное, широкое и абсолютно свободное. «Черт побери, я тоже человек!» – подумала Ева и дала по газам.
– Эй, парень! Я хотела бы такую, – засмеялась Пибоди, глядя, как за окном побежал окружающий пейзаж. – И за сколько продается такая прелесть?
– Эта модель стоит сто шестьдесят две тысячи долларов, без включения налогов, оплаты услуг и документации, – ответил компьютерный баритон.
– Мать честная!
– Все еще чувствуешь себя шестнадцатилетней, Пибоди? – усмехнулась Ева и сделала скорость угрожающей.
– Да! Я хочу прибавки к жалованью!
Они миновали гостиничные комплексы на окраине города и пустынные зоны отдыха. Движение постепенно уплотнялось, но оставалось размеренным, и на дороге не было тесно. Ева сразу заскучала по Нью-Йорку с его своенравными улицами, хамоватыми торговцами и толкотней прохожих.
– И как только люди могут жить в таких местах? – сказала она Пибоди. – Все эти маленькие городки похожи друг на друга как две капли воды.
– Некоторым нравится одинаковость. Это успокаивает. Между прочим, когда я была маленькой, мы с мамой побывали в Мэне. По-моему, ездили в Маунт-Дезерт-Айленд, национальный парк.
Ева передернула плечами:
– В национальных парках полно деревьев, путешественников, и тебе обязательно показывают каких-то загадочных маленьких жучков.
– Да, а в Нью-Йорке жучков вроде бы нет… – задумчиво сказала Пибоди.
– Ну, я привыкла каждый день встречать на кухне одного знакомого таракана.
– Приходите с ним ко мне в гости. У меня они собираются на вечеринки.
– Идет.
Ева свернула направо. Улица сузилась, и пришлось постепенно сбавлять ход. Дома здесь были старенькими и теснились грустными компаниями, лужайки хранили печать тихой убогости. Там, где стаял снег, проглядывала безжизненная желтизна зимней травы. Ева остановила машину у щербатого тротуара и заглушила двигатель. Баритон произнес:
– Поездка подошла к концу. Она заняла девять минут и сорок восемь секунд. Пожалуйста, не забудьте запереть дверь с помощью шифра.
– Мы добрались словно по воздуху! – в восторге воскликнула Пибоди.
– Перестань ухмыляться и надень на себя лицо копа. Кажется, Моника выглядывает в окошко.
Ева прошла по нерасчищенной дорожке к двери дома и постучалась в дверь. Ждать пришлось долго, хотя, как прикинула Ева, от окна до двери было не больше трех шагов. Впрочем, она не рассчитывала на радушный прием – и не встретила его.
Дверь приоткрылась всего лишь на щелку, в которой показался угрюмый серый глаз.
– Что вам нужно?
– Лейтенант Даллас из нью-йоркской полиции. Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов, миссис Роуван. Можно войти?
– Это не Нью-Йорк, и здесь у вас нет никаких прав и полномочий.
– У нас к вам всего несколько вопросов, – повторила Ева. – И у нас есть официальное разрешение. Для вас, миссис Роуван, будет проще, если мы сделаем это здесь, чем если вас препроводят для допроса в Нью-Йорк. – Ева извлекла значок и показала его Монике. – Нам не хотелось бы причинять вам неудобства. Мы не отнимем у вас много времени.
– Не хочу, чтобы у меня в доме околачивалась полиция, – проворчала женщина, но дверь открыла. – Ни к чему здесь не прикасайтесь!
Ева вошла в крошечную прихожую, которую только в насмешку можно было бы назвать холлом. Ее площадь составляла не более квадратного метра, пол был покрыт поблекшим, нещадно изношенным линолеумом.
– Вытирайте ноги. Вытирайте свои поганые полицейские ботинки, прежде чем войдете в мой дом!
Ева послушно отступила и вытерла ноги о коврик. Это дало ей еще минуту, чтобы разглядеть Монику Роуван.
Фотография в досье вполне соответствовала натуре. Ева видела перед собой женщину с суровым лицом и мрачным взглядом серых глаз. Глаза, кожа и волосы, казалось, имели одинаково блеклый цвет. На Монике был длинный, до пят, фланелевый халат. Хозяйка, видимо, боялась холода: в доме было жарко, и Ева сразу почувствовала себя неуютно в своей куртке и джинсах. Стоило Еве только подумать об этом, как Моника рыкнула:
– Закройте дверь! Нечего выпускать из дома тепло! Знаете, во сколько обходится отопление в этих краях? Коммунальной компанией заправляют государственные трутни.
Пибоди тоже вытерла ноги, ступила внутрь и, закрыв за собой дверь, оказалась вплотную прижатой к спине Евы. Моника свирепо смотрела на них, скрестив руки на груди.
– Теперь спрашивайте, что вы там собирались спросить, и проваливайте!
С гостеприимством местных янки все было понятно, но Ева решила не обращать на это внимания.
– Здесь тесновато, миссис Роуван. Может, нам пройти в гостиную и присесть?
– Только побыстрее. У меня еще есть дела.
Она повернулась и провела гостей в гостиную игрушечных размеров. Обстановка была довольно убогой, но поражала чистотой. Ева подумала, что если бы сюда случайно залетела какая-нибудь пылинка, она вылетела бы вон с воплем ужаса. Тощий кот неторопливо поднялся с ковра, издал одно скрипучее «мяу» и снова улегся на место.
– Задавайте ваши вопросы и уходите. Мне нужно закончить работу по дому.
Пибоди включила запись, Ева повторила обычную преамбулу допроса и спросила:
– Вы понимаете ваши права и обязанности, миссис Роуван?
– Я понимаю лишь то, что вы явились в мой дом без приглашения и мешаете мне работать! Мне не нужен никакой слюнявый либеральный адвокат. Они все – государственные марионетки, наживающиеся на честных людях. Давайте к делу.
– Вы были замужем за Джеймсом Роуваном?
– До тех пор, пока ФБР не убило его и моих детей.
– Вы не жили с ним к моменту его смерти?
– Это еще не говорит о том, что я не была его женой!
– Согласна, мэм. Не говорит. А можете сказать, почему вы жили отдельно от него и детей?
– На вопросы, касающиеся моей частной жизни, я отвечать не обязана. – Моника снова сложила на груди руки. – У Джейми голова была занята многими проблемами. Он был большим человеком. Долг любой жены – не мешать мужу реализовывать свои возможности, потребности и желания.
– А как же ваши дети? Вы не принимали во внимание их потребности и желания?
– Джейми хотел, чтобы дети были при нем. Он обожал их.
«Тебя-то он, судя по всему, не слишком обожал», – подумала Ева и вслух спросила:
– А вы, миссис Роуван, обожали своих детей?
Ей не следовало задавать такой вопрос, и Ева разозлилась на себя за то, что он сорвался у нее с уст. Моника резко вскинула голову на жилистой шее и разразилась тирадой:
– Как вы смеете спрашивать меня об этом?! Я вынашивала в себе каждого из них по девять месяцев и рожала в муках и крови! Я выполняла свой долг по отношению к ним – содержала их в чистоте и сытости. Правительство давало мне за это жалкие гроши. Какой-то презренный коп в этой стране имеет больше, чем сидящая с детьми мать! Интересно, кто вставал к ним по ночам, когда они начинали орать? Кто убирал за ними? А ведь нет больших грязнуль, чем дети. Мне приходилось трудиться, стирая руки до костей, чтобы держать дом в чистоте.
«Хватит о материнской любви», – решила Ева, напомнив себе о том, что это не касается существа вопроса.
– Вы, очевидно, были осведомлены о деятельности вашего мужа. Что вы можете сказать о его отношении к террористической группе «Аполлон»?
– Пропаганда и ложь! Ложь ФБР! – Моника только что не сплюнула при этих словах. – Джейми был великим человеком, героем! Если бы он стал тогда президентом, эта страна не была бы сейчас в таком дерьме.
– Вы работали с ним?
– Место женщины – поддерживать чистоту в доме, готовить приличную еду и рожать детей. – Она скривила губы в презрительной усмешке. – Вы обе, наверное, хотели бы стать мужчинами. Но я-то знаю, для какой работы господь создал женщину.
– Муж разговаривал с вами о своей работе?
– Нет.
– Вы встречались с кем-либо из людей, связанных с ним по роду его деятельности?
– Я была его женой. Я обеспечивала чистоту дома, в который приходили те, кто верил в него.
– Уильям Хенсон верил в него, миссис Роуван?
– Уильям Хенсон был верным и блестящим человеком.
– Вы не знаете, где я могла бы найти этого верного и блестящего человека?
Моника прищурилась, и Еве показалось, что в глубине ее глаз мелькнула усмешка.
– Псы из ФБР охотились за ним и в конце концов убили – как они убили всех тех, кто был верен.
– Серьезно? У меня нет данных, подтверждающих его смерть.
– Заговор. Тайный сговор. Дымовая завеса, – отрывисто, словно рубя что-то на кухне топориком, произнесла Моника; при этом из ее рта вылетали брызги слюны. – Честных людей вытаскивали из домов, бросали за решетку, морили голодом, пытали, казнили…
– Миссис Роуван, а вас вытаскивали из дома? Бросали за решетку, пыхали?
Моника пожала плечами:
– Я была им не нужна.
– Вы можете назвать мне имена тех, кто верил в вашего мужа и сейчас еще жив?
– Прошло более тридцати лет. Эти люди приходили и уходили, я никого из них не помню.
– Может, вы знаете что-то об их женах, детях? Возможно, вы встречались с ними на досуге…
– У меня был дом, за которым я должна была следить. Я не располагала временем для светского безделья.
Ева быстро обвела взглядом комнату, но не обнаружила ни одного экрана.
– Вы следите за новостями, миссис Роуван? В частности, за текущими событиями?
– Я занимаюсь своими делами, и мне неинтересно, чем занимаются другие люди.
– В таком случае вы можете не знать, что вчера террористическая группа, именующая себя «Кассандрой», устроила взрыв в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Погибли сотни людей. В их числе женщины и дети.
В ее серых глазах что-то дрогнуло, но взгляд тут же стал прежним. Тем же тоном Моника ответила:
– Им следовало находиться у себя дома.
– И вам абсолютно безразлично, что группа террористов убивает ни в чем не повинных людей, и что эта группа имеет отношение к вашему покойному мужу?
– Неповинных нет! – отрезала Моника.
– И даже вы не относитесь к невинным, миссис Роуван? – Не дожидаясь ответа, Ева сразу задала другой вопрос: – Связывался ли с вами кто-нибудь из «Кассандры»?
– Я живу сама по себе. Ничего не знаю про взрыв в вашем отеле. Но если вы спрашиваете, я отвечу, что стране станет лучше, если весь этот город к дьяволу взлетит на воздух! А теперь убирайтесь из моего дома, иначе я вызову моего общественного представителя!
Ева решила добавить к общей картине еще один штрих:
– Последний вопрос, миссис Роуван. Насколько я знаю, ваш муж и его группа никогда не требовали денег. Что бы они ни делали, они делали это по идейным соображениям. А «Кассандра» держит целый город в заложниках из-за денег. Одобрил бы это Джеймс Роуван?
– Я ничего не знаю об этом. Я просила вас покинуть мой дом.
Ева достала из кармана визитную карточку и приставила ее к одной из улыбающихся статуэток на столе.
– Если вы что-то вспомните и решите связаться со мной, я буду вам очень признательна. Спасибо за потраченное на нас время.
Ева и Пибоди направились к выходу, сопровождаемые стуком каблуков Моники. На улице Ева с наслаждением вдохнула свежего воздуха.
– Поехали обратно, Пибоди, в этот город, который купается в дерьме.
Пибоди передернула плечами:
– Я бы предпочла, чтобы меня вырастили бешеные волки, нежели такая баба.
Ева оглянулась и увидела тусклый серый глаз, подсматривающий сквозь щелку в занавесках.
– А где разница?
Моника дождалась, когда уехала машина, затем подошла к столу и взяла оставленную карточку. «Может быть, с „жучком?“ – подумала она. Джейми в свое время хорошо ее научил. Моника поспешила на кухню, бросила карточку в утилизатор и включила его. Удовлетворенная результатом, она подошла к настенному телефону. „Сюда они тоже могли поставить „жучок“. Все может быть. Поганые копы!“ Оттопырив губы, Моника достала из ящика приборчик для защиты от прослушивания и приставила его к аппарату.
Она выполнила свой долг – и выполнила безукоризненно. Давно настала пора компенсации. Моника набрала номер. Услышав ответ, она сказала:
– Я требую свою долю. Только что здесь была полиция и задавала мне вопросы. Я ничего не сказала им, но в следующий раз могу сказать. Могу кое-что поведать лейтенанту Даллас из Управления полиции Нью-Йорка, из-за чего она навострит ушки.
Одновременно вытирая рваной дезинфицирующей салфеткой бледное пятнышко на счетчике, она повторила:
– Я требую свою долю, «Кассандра». Я ее заработала.
ГЛАВА 15
«Дорогой товарищ!
Мы «Кассандра», хранители верности.
Время дорого, и потому в данном обращении мы вынуждены ограничиться одним поручением. Направляем данные, которые понадобятся тебе для проведения давно просроченной казни. Желательно сделать это в ближайшие дни. Мы хотели осуществить все сами в подходящий момент, но обстоятельства складываются таким образом, что приговор нужно привести в исполнение безотлагательно.
Вспомни о нас на сегодняшнем собрании.
«Кассандра».
Зак не выходил из квартиры весь вечер. Он боялся, что если выбежит на улицу за едой, в это время может позвонить Кларисса. Зак ругал себя за то, что не дал ей номера своего сотового.
Тем временем он занимал себя делом – в квартире было множество мелких поломок, которые игнорировала его сестра. Он прочистил сток в ванной, отремонтировал оконные створки, чтобы они лучше закрывались, повозился с регулятором температуры воды на кухне и взял себе на заметку, что нужно до отъезда в Аризону подновить освещение в квартире. Если будет время. Если им с Клариссой не придется в тот же вечер уезжать на Запад…
Почему она не звонила?
Когда Зак поймал себя на том, что уставился на телефон, он пошел на кухню и сосредоточился на утилизаторе. Он разобрал машинку, почистил ее и собрал, пытаясь представить, как все будет происходить, когда он приедет с Клариссой домой.
Не было сомнений в том, что его семья примет ее. В догматы квакеров не входило давать убежище любому нуждающемуся без расспросов или условий, но Зак хорошо знал тех, кто его вырастил. Они были открытыми и щедрыми людьми.
Единственное, что беспокоило его, это острый глаз матери. Она видела сына насквозь и распознала бы его чувства, как бы он ни пытался их скрыть. Зак знал, что она не одобрит его романтическую связь с Клариссой. Ему даже казалось, что он слышит мамин голос, словно она находилась в одной комнате с ним:
«Ей нужно исцеление, Зак. Ей требуется время и незанятое пространство вокруг, чтобы разобраться с тем, что происходит внутри ее. Отойди в сторону и будь ей другом. Ты не имеешь права на большее. И она тоже».
Зак понимал, что его мать была бы права, если бы сказала так. Но он понимал так же хорошо, что слишком глубоко любит Клариссу, чтобы отказаться от нее. Единственное, что Зак твердо мог себе обещать, это то, что он будет относиться к Клариссе бережно и мягко – так, как к ней следовало относиться. Он уговорит ее пройти лечение, которое поможет ей вновь обрести чувство собственного достоинства. Он представит ее своей семье, чтобы Кларисса увидела, что означает семья.
Он будет терпелив.
А когда она вновь обретет покой, он займется с ней любовью – настолько осторожно и нежно, что она поймет прелесть отношений между мужчиной и женщиной, забудет боль и страх.
Зак знал, что страх наполняет ее. Следы ударов на теле заживут, но душевные раны могут долго саднить. Ему хотелось, чтобы уже только за это поплатился Брэнсон. Зак стыдился того, что жаждет возмездия, – эта жажда противоречила всему, к чему он пришел в своей вере. Но хотя он старался думать только о Клариссе, о том, как она расцветет вдали от этого города, словно цветок в пустыне, все же его кровь взывала к правосудию.
Ему хотелось видеть Брэнсона за решеткой – одинокого, испуганного, молящего о пощаде, как молила Кларисса.
Зак говорил себе, что желать этого бессмысленно: ведь дальнейшая жизнь Брэнсона ничего не будет значить для счастья и восстановления Клариссы, если она будет вдали от него. Но его квакерская убежденность в том, что нельзя вмешиваться в решение чужой судьбы, в то, как другой человек шел к своему предопределению, подвергалась суровому испытанию. Как ни убеждал себя Зак, что упорство человека в осуждении и наказании себе подобных лишь препятствует их переходу на более высокий уровень сознания, он знал, что уже осудил Б. Дональда Брэнсона и хотел его наказания. Зак пытался запрятать, убить, стереть в себе эту часть сознания, но всякий раз при взгляде на телефон в ожидании звонка Клариссы он непроизвольно сжимал пальцы в кулаки.
Когда все-таки раздался звонок, Зак вздрогнул от неожиданности и какое-то мгновение изумленно смотрел на аппарат, прежде чем подскочил к нему.
– Да, алло!
– Зак? – послышался срывающийся голос Клариссы.
– Да, да, это я!
– Зак, пожалуйста, приезжай.
У него сердце подпрыгнуло так, что перехватило дыхание.
– Иду!
Пибоди не могла дождаться, когда же закончится последнее на этот день совещание. Макнаб сидел за столом как раз напротив нее, время от времени подмигивая и толкая под столом ее ногу. Видимо, хотел напомнить ей о том, что должно произойти, когда они наконец свалят из Центрального.
Будто она могла забыть!
У нее была пара скверных моментов, когда она подумала, что сошла с ума и что нужно все отменить. А уж сосредоточиться на работе было и вовсе выше ее сил.
Ева мерила шагами зал совещаний и высказывала свои заключения по итогам дня:
– Если нам повезет, Ламон сегодня зашевелится – попытается с кем-то связаться. К нему приставлены два «хвоста». Теперь относительно Моники Роуван. У меня сложилось впечатление, что в игре на отвлекающих ударах ей уготовили одну из основных ролей. Я приказала Пибоди запросить разрешение на прослушивание телефона Роуван. Судя по серьезности ситуации, скорее всего, мы его получим.
Ева немного помолчала. Ей предстояло упомянуть Рорка, а ее всегда нервировало, когда приходилось указывать его официально в своих отчетах или документации.
– Кроме того, я надеюсь, что Рорку удастся собрать какие-то данные внутри «Автотрона», не спугнув Ламона.
– Если есть таковые, он соберет их, – кивнул Фини.
– Я вскоре свяжусь с ним по этому вопросу. Так, теперь Макнаб.
– Что? – поперхнулся Макнаб, застигнутый в момент, когда он в очередной раз подмигивал Пибоди. – Извините. Да, сэр?
– У тебя что, нервный тик?
– Тик? – Он сразу отвел взгляд от Пибоди, которая при виде его внезапного замешательства прыснула от смеха, но постаралась изобразить это как желание высморкаться в платочек. – Нет-нет, что вы, лейтенант.
– Тогда, может, ты развеешь нашу скуку своим сообщением?
– Моим сообщением?
Ну как он мог сразу сообразить, что происходит, когда у него вся кровь прилила к голове и просилась отлиться в сторону коленок? Макнаб сделал героическое усилие над собой и наконец смог заговорить:
– Я связался с Рорком по поводу сканера дальнего радиуса действия, о котором вы нам говорили. Он пригласил нас с Дрисколом в свою лабораторию «Троджан секьюритиз» и показал нам один из сканеров в действии. О боже! Это было прекрасно, лейтенант!
Макнаб, видимо, вспомнил собственное потрясение от увиденного и уже с воодушевлением стал описывать:
– У него тригонометрическая наводка. Мало того, он прощупывает цель сквозь пятнадцатисантиметровую сталь на расстоянии пятисот метров. Дрискол чуть не намочил в штаны.
– Проблемы Дрискола с мочевым пузырем можно опустить, – сухо сказала Ева. – Это оборудование достаточно доработано для того, чтобы мы могли его использовать?
– Пока не хватает только тонкой настройки. В целом этот сканер гораздо чувствительнее и мощнее того, что есть у нас в управлении. Рорк ввел круглосуточный график на этом производстве, и к завтрашнему дню мы уже сможем получить четыре или пять штук.
– Энн, этого будет достаточно?
– Если аппаратура действительно настолько чувствительная, как доложил Макнаб, то пока хватит. Сканированием на стадионах и в спортивных комплексах занимаются пять моих бригад. Но мы пока ничего не обнаружили. Работа идет очень медленно: не хватает людей, к тому же много сотрудников занято исследованием места взрыва в «Плазе».
На этом Ева решила закончить совещание.
– Главная наша проблема – время. Если «Кассандра» следует графику, которым пользовался «Аполлон», у нас в распоряжении два дня. Но мы не можем рассчитывать на этот срок и должны спешить. На сегодняшний день мы сделали все, что могли. Предлагаю всем разойтись по домам, постараться хорошенько выспаться и к утру быть в форме.
Пибоди и Макнаб моментально вскочили, чем навлекли на себя суровый взгляд Евы:
– Что? Проблемы пузыря?
– Я… Мне надо позвонить брату, – промямлила Пибоди.
– Мне тоже. Я имею в виду… – Макнаб смешался и нервно хмыкнул. – Я вспомнил, что мне тоже нужно кое-кому позвонить.
Покачав головой вслед поспешившей из зала парочке, Ева обратилась к Фини:
– Что происходит в последнее время с этими двумя?
– Я ничего не видел, ничего не знаю, – пробормотал Фини, быстро поднимаясь. – Мне надо идти. Там поступает какое-то сообщение, нужно принять.
Ева хотела его о чем-то спросить, но он уже выходил из зала.
– Здесь происходит что-то странное, – сказала она, обернувшись к Энн.
– Мы все измотаны, – пожала плечами Энн, тоже собираясь уходить. – Чуть не забыла, сегодня моя очередь готовить ужин. До завтра, Даллас.
Квартира Макнаба находилась в трех кварталах от Центрального. Они преодолели это расстояние одним махом, несмотря на порывы встречного ветра и колющие струи ледяного дождя.
– Вот с чего начинается, – пробормотала Пибоди, лишь бы что-то сказать. Она решила с самого начала взять инициативу в свои руки, чтобы избежать беды.
– У меня есть прекрасная идея, с чего лучше начать, – ответил Макнаб и, поскольку они были уже на отдалении от Центрального, положил ей руку на ягодицы.
– Это разовая сделка, – уточнила Пибоди, и хотя ей было приятно ощущать его руку, она оттолкнула ее. – Приходим к тебе, делаем дело – и все. На этом кончено. Потом все идет так, как шло раньше.
– Отлично.
В этот момент он думал о том, что согласился бы раздеться догола и пройтись по Таймс-сквер на руках, лишь бы вытряхнуть ее из этой униформы.
Пибоди достала из кармана сотовый.
– Я позвоню брату, скажу, что приду немного позднее.
– Скажи ему, что придешь намного позднее, – сказал Макнаб.
Когда он положил руку Пибоди на плечо, направляя в узкий подъезд своего дома, ее бросило в жар.
– Брата еще нет. А ты держись подальше от аппарата: я не хочу, чтобы Зак понял, что я зашла поскакать на тощем малом из «взрывного отдела».
Макнаб ухмыльнулся:
– А у тебя есть сильная романтическая жилка!
– Заткнись, – шикнула на него Пибоди и снова набрала номер.
Когда пискнул сигнал автоответчика, она продиктовала: «Зак! Я немного задерживаюсь. Ты, судя по всему, тоже. Буду дома через час… – Макнаб показал пальцами „два“ – …или около того. Сходим с тобой в клуб, если ты не против. Я думаю, тебе понравится. Позвоню, когда пойду домой».
Пибоди убрала мобильник в карман, и они вошли в скрипучий лифт.
– Давай проделаем все это быстро, Макнаб. Мне не хочется, чтобы брат ломал голову над тем, где я могу пропадать.
– Хорошо. Тогда начнем прямо сейчас?
Он схватил ее, прижав к стенке лифта, и поглотил своим ртом ее губы прежде, чем она успела пискнуть.
– Эй, подожди! – с трудом выдавила она, когда его губы коснулись ее шеи. – Этот лифт безопасен?
– Я «взрывник», – усмехнулся Макнаб, быстро расстегивая пуговицы на ее плаще. – Разве я могу жить в небезопасном доме?
– Тогда выруби его! Хотя подожди… Это ведь незаконно…
Макнаб слышал только, как колотится ее сердце. Обернувшись, он ударил по кнопкам, и кабина остановилась между этажами.
– Какого черта ты делаешь?
– Мы сейчас воплотим в жизнь одну из десяти моих лучших выдумок!
Он достал из кармана мини-комплект инструментов и стал возиться с щитком безопасности.
– Как, здесь?! Прямо здесь? – воскликнула она, чувствуя, как кровь приливает к голове. – Да ты знаешь, сколько муниципальных постановлений ты нарушаешь?
– Потом мы с тобой можем арестовать друг друга.
Макнаб с удовлетворением крякнул, когда огонек на телекамере безопасности погас. Он выключил сигнализацию, бросил в угол инструменты и повернулся к ней.
– Макнаб, это безумие.
– Знаю, – ответил он, сорвав с нее плащ и отбросив его в сторону.
– Но, как ни странно, мне это нравится…
Он снова обнял ее и улыбнулся:
– Я так и думал.
Лед прямо на глазах покрывал блестящей коркой дороги и тротуары. В плотном городском потоке людей и машин Зак вспоминал о пахнущем пирогами уюте своего дома, о ярком солнечном свете и о том, как там, в Аризоне, Кларисса восстановит свои душевные силы.
Она сама открыла дверь. Ее лицо было бледным и хранило следы слез, руки немного дрожали.
– Ты так долго добирался…
– Прости. Из-за этой погоды транспорт в городе ходит очень медленно. Не представляю, как здесь можно жить.
– Я больше не хочу здесь жить! Никогда! – Она закрыла дверь и прислонилась к ней. – Я боюсь, Зак. И я устала от постоянного страха…
– Тебе больше не придется так жить. – Переполненный любовью, он нежно взял в ладони ее лицо. – Тебе больше никто не причинит зла. Я буду беречь тебя.