– Я знаю, что ты тоже всегда с этим живешь. Рорк, прости, я сожалею насчет утреннего. Я…
– Ты уже сказала об этом. Ничего страшного. Это все пустяки.
– Это не пустяки. Я исправлюсь, хорошо?
– Хорошо. Почему ты не хочешь сесть?
– Не могу. У меня все это проворачивается в голове снова и снова…
Только тут он заметил у нее в руке цветок.
– Мне кажется, это очень больная, мутантная роза. Я купила ее для тебя.
Видеть Рорка удивленным было такой редкостью, что Ева чуть не рассмеялась. Он поднял глаза, и ей показалось, что в них мелькнуло какое-то совсем новое чувство, которое она не смогла бы определить.
Он осторожно взял цветок за стебель. Лепестки от холода потемнели и свернулись, Еве показалось, что их цвет напоминает желтовато-синий оттенок заживающего синяка.
Он запустил пальцы в ее волосы.
– Нет. Это… Просто не знаю, что сказать.
– Если она пахнет так же, как воняло от старика, который продал ее мне, можешь продезинфицировать ее.
– Ну вот, ты все испортила, – сказал он мягко и поцеловал ее.
Ева немного отступила назад, чтобы не броситься к нему в объятия.
– Я всегда все порчу. Вот и сегодня утром… Я знаю, ты сердишься, но ведь я делаю это не нарочно! Иногда мне кажется, что копы вообще должны жить одни. Не знаю, с кем их сравнить, разве что со священниками. Они не должны тащить за собой в дом грех и скорбь.
– У меня хватает своего греха и своей скорби. Пару раз это выплеснулось на тебя.
– Действительно, обидело. Такие вещи меня ранят, Ева.
Про себя она подумала, что даже не знала, что способна на такое. И это уже была проблема. Ее проблема.
– Рорк, я не умею подбирать слова, как ты. Скорее, у меня их просто нет. Нет таких слов, какие ты говоришь мне или – я вижу – хочешь сказать. И… у меня просто замирает сердце.
– Нет, не думаю. Я считаю, что это вообще невозможно. – Она увидела, что в его глазах промелькнул опасный блеск, и заторопилась: – Не сердись, дай мне договорить.
Рорк отложил в сторону цветок.
– Тогда говори толком. Мне все чертовски надоело, и я устал оправдываться в своих чувствах перед женщиной, которая ими владеет.
– Понимаешь, на работе я всегда собранная, всегда знаю, чего хочу и что нужно делать. А с тобой… Мне не удается быть спокойной, сохранять душевное равновесие, – сказала Ева и внутренне смешалась еще больше. Ей не хотелось признаваться вслух, говорить это человеку, который нарушал ее равновесие часто и без труда. – Только я его приобретаю, удерживаюсь в нем какое-то время и начинаю соображать, кто есть я, кто есть мы, как при взгляде на тебя снова начинаю спотыкаться. И я не могу вздохнуть, потому что чувства во мне начинают бурлить и схватывают за горло. Не знаю, что с этим поделать, как с этим бороться. В такие моменты я думаю: «Я замужем за ним. Замужем почти год. Но все равно, когда он входит в комнату, у меня замирает сердце».
Ева перевела дыхание.
– Рорк, ты – лучшее, что у меня когда-либо было. В моей жизни больше всего значишь ты. Я люблю тебя так, что это даже пугает меня. Мне кажется, что, будь у меня выбор, я ничего не изменила бы. Итак… можешь теперь дать волю обиде. Я договорила.
– Для разгула моей обиды ты оставила маловато пространства.
Ева вдруг почувствовала, что напряжение ее начинает спадать, и, когда Рорк шагнул к ней, она даже улыбнулась. Он скользнул руками по ее плечам, по спине.
– Ева, у меня тоже нет выбора. И он мне не нужен.
– Думаю, нет, не поссоримся.
Не отрывая взгляда от его глаз, Ева потянула за пояс его халата.
– Ты знаешь, я ехала сейчас по городу и вдруг поняла, что я жива… – Она распахнула на нем халат и прикоснулась губами к его плечу. – И сейчас я тебе это покажу!
…Она откатилась от него и встала.
– Мне нужно шевелиться. Если до начала рабочего дня останется какое-то время, я вздремну у себя в кабинете в Центральном. – Свой халат она не нашла, взяла халат Рорка и улыбнулась ему. – Правда, мне нужно ехать. Не хочу, чтобы Зака заперли в участке так же, как поначалу. Но мне придется подержать его какое-то время под охраной.
– Так пришли его сюда, – пожал плечами Рорк.
– Точно! И как я сама не додумалась? Ведь если я возьму одну из твоих машин, то смогу оставить свою колымагу здесь. Пусть поработает над ней, будет чем заняться.
Рорк внезапно посмотрел ей в глаза пристальным взглядом.
– Как ты считаешь, насколько велик у тебя шанс сегодня опять влипнуть в какой-нибудь случай с развалинами или взрывами?
– Никто не может знать.
– Бери любую машину, кроме ЗХ-2000. Я ездил на ней всего один раз.
Она отпустила какой-то комментарий насчет мужчин и их игрушек, но Рорк чувствовал себя таким расслабившимся и помягчавшим, что пропустил колкость мимо ушей.
ГЛАВА 20
Дорогой товарищ!
Мы – «Кассандра», хранители верности.
Уверены, что ты наблюдаешь, как марионетки из либеральных СМИ сообщают о происшествиях в Нью-Йорке. Нам противно слушать их всхлипывания и причитания. Остается только удивляться тому, что они осуждают разрушение сусальных символов оппортунистического правительства, которое держит всю страну под ногтем. Нас бесит односторонний и предвзятый взгляд этих СМИ на известные события.
Где же их убеждения? Где их объективность?
Они все еще не видят и не понимают, кто мы и что мы значим для них.
Сегодня вечером на этот прогнивший город обрушился гнев богов. Мы нанесли удар и видели расползавшихся крыс. Но это ничто по сравнению с тем, что мы еще сделаем!
Наш противник – та женщина, которую обстоятельства должны были бы утихомирить, чтобы она не мешала нам в выполнении нашей миссии, – оказалась сильнее, чем можно было ожидать. Она опытна и крепка. Но именно это нам и требовалось. Да, из-за нее мы упустили определенное денежное вознаграждение, которое наши соратники – и ты в том числе – хотели бы получить как можно скорее. Но пусть тебя не беспокоит этот вопрос. У нас достаточно финансовых возможностей.
Ты должен полагаться на то, что мы доведем начатое нами до конца. Ты не должен колебаться в своей уверенности – и в обязательствах относительно нашего дела. Скоро, очень скоро падет наиболее почитаемый символ этой насквозь коррумпированной и слабой нации.
Когда все будет окончено, виноватые заплатят за все!
Готовься: мы встретимся с тобой с глазу на глаз в течение двух суток. Необходимые бумаги в порядке. Следующую схватку, которая состоится здесь, мы завершим сами, лично. И тогда мы отпразднуем нашу победу, выпьем за того, кто направил нас на этот путь, и создадим платформу для нашей новой республики.
Мы – «Кассандра».
Пибоди шла в зал для совещаний. Она только что повидала Зака и все еще немного нервничала после их разговора с родителями по дальней связи. И ей, и Заку пришлось надавить на отца с матерью, чтобы те не приезжали в Нью-Йорк. Заку не хотелось, чтобы родители застали его в таком плачевном положении: хотя он пребывал не в камере, но все равно находился под замком. А Пибоди была полна решимости оградить брата от возможных обвинений и вернуть его к нормальной жизни.
Несмотря на все попытки успокоить их, родители, разумеется, ужасно расстроились. Мать с большим трудом сдерживала слезы, отец казался ошеломленным и беспомощным. Их голоса до сих пор звучали в ушах Пибоди. Она решила, что работа – лучшее лекарство. Откопать бы эту лживую сучку Клариссу, а потом хрустнуть ее изящной шеей, как веточкой!
С такой закипавшей в ней жаждой насилия она вошла в зал – и увидела Макнаба. «О, черт!» – подумала она и пошла прямо к кофеварке, на ходу бросив:
– Ты сегодня рано.
– Я подумал, что ты придешь раньше. – В качестве первого шага Макнаб решительно подошел к двери и закрыл ее. – Я считаю, что ты обязана меня выслушать и объяснить, что, черт побери, происходит!
– Я не должна тебе ничего объяснять. Нам хотелось заняться сексом – мы это сделали. И все. Я только что получила лабораторные заключения…
– А я тебе говорю: не сделали и не все!
Он понимал, что формально она была права. Но понимал и то, что не сможет теперь спокойно видеть перед собой целыми днями это серьезное лицо и это потрясающее, упоительное тело. Он скорее провалился бы сквозь землю, чем произнес, что они «это сделали – и все».
– Макнаб, у меня голова занята более важными вопросами, чем твое «эго». Например, меня вызывает дантист на полугодичный осмотр.
– Приберегла бы свои глупые колкости для кого-то более достойного их. Со мной они не срабатывают. Черт побери, мы с тобой были вместе, и нам было хорошо!
Пибоди пожала плечами:
– «Было» – это от спрягаемого глагола, прошедшее время.
Он шагнул к ней, выхватил из ее рук фуражку и швырнул на пол.
– Но почему?
У нее забилось сердце. Дьявол, ведь, по идее, она не должна была ничего чувствовать!
– Потому что мне так хочется.
– Пибоди, мы с тобой не в детском саду!
– Потому что, если бы я не валялась с тобой в постели, я была бы с Заком! – неожиданно закричала она. – А если бы я была с ним, мне не пришлось бы сейчас говорить своим родителям, что против него того и гляди выдвинут обвинение в убийстве!
– Это не твоя вина. И не моя. – Он услышал, что дыхание ее стало прерывистым, и это расстроило его. Он смертельно боялся, что Пибоди может расплакаться. – Во всем виноваты Брэнсоны. И Даллас не позволит, чтобы Зака в чем-нибудь обвинили. На том и остановись, Ди.
– Мне нужно было это предвидеть! Я должна была быть с ним, а не с тобой!
Он неожиданно взял ее за плечи и быстро встряхнул их.
– Ты была со мной, и этого не изменишь. И я хочу, чтобы ты опять была со мной. Черт побери, Ди, я не кончил!
Макнаб стал целовать ее с какой-то беспомощной яростью, вожделением и смущением. Пибоди издала короткий стон, означавший что-то среднее между отчаянием и облегчением. Она тоже целовала его и делала это пылко, неистово, тщетно борясь сама с собой.
В зал вошла Ева и остановилась как вкопанная:
– Вот это да!
Они были настолько поглощены своим порывом, что даже не услышали ее.
– О боже! – воскликнула Ева.
Она закрыла глаза ладонью, надеясь, что, когда уберет руку, парочка уже исчезнет. Не тут-то было.
– Разойтись!
Глас вопиющего в пустыне. Ева сунула руки в карманы и попыталась игнорировать тот бесспорный факт, что руки Макнаба в этот момент находились на заднице Пибоди.
– Я сказала, разойтись! – уже крикнула Ева.
Окрик дошел. Они отскочили друг от друга, словно между ними находилась сжатая пружина и кто-то ее освободил. Макнаб налетел на стул, опрокинул его и уставился на Еву, будто впервые видел.
– Ой! Сэр, я…
– Молчать! – скомандовала ему Ева. – Сядь – и ни слова. Черт-те что! Пибоди, почему у меня нет кофе?
– Кофе… – Пибоди, у которой сердце было готово выпрыгнуть из груди, заморгала вытаращенными в изумлении глазами: – Кофе?
– Сейчас же! – Ева показала на кофеварку, а затем картинно посмотрела на часы. – С этой минуты вы на службе. Что бы там ни происходило до сих пор, это было в ваше личное время. Ясно?
– Уф! Э-э… Послушайте, лейтенант…
– Закройся, Макнаб. Не хочу никаких дискуссий, объяснений или словесных описаний того, чем вы занимаетесь в свое свободное время.
– Ваш кофе, сэр, – не своим голосом сказала Пибоди, ставя чашку перед Евой и посылая Макнабу страшный предостерегающий взгляд.
– Заключения лаборатории?
– Они у меня с собой, – с облегчением ответила Пибоди и поспешила к своему стулу.
Вошел Фини. Мешки под его глазами грозили опуститься ниже носа. Увидев его, Пибоди опять вскочила, чтобы налить еще одну чашку кофе. Он сел, рассеянно кивнул в знак благодарности и сообщил:
– Спасательные бригады добрались до эпицентра последнего взрыва. До последнего известного местопребывания Мэллой. – Фини откашлялся и отпил кофе. – По всей видимости, в критический момент предохранительный щит был на месте, но взрывом его отнесло. Говорят, все произошло мгновенно.
Какое-то время все сидели молча. Затем Ева встала и заговорила:
– Лейтенант Мэллой была хорошим копом. Это лучшее, что я могу сказать о ком-либо. Она погибла, выполняя свою работу и стараясь дать своим людям возможность укрыться в безопасном месте. А наша работа заключается в том, чтобы найти и схватить тех, кто повинны в ее гибели.
Она открыла принесенную с собой папку, достала из нее две фотографии и прикрепила их к доске.
– Это Кларисса Брэнсон, она же Шарлотта Роуван. А это – Б. Дональд Брэнсон. Мы не остановимся до тех пор, пока эти двое не будут посажены за решетку. Пибоди, доложишь о лабораторных результатах. Макнаб, жду отчет о перехвате звонков по телефону Моники Роуван. Фини, нужно еще раз допросить Зака. Возможно, ты ухватишь то, что я пропустила. Он мог услышать или увидеть что-нибудь такое, что может подсказать, в каком направлении нам лучше вести поиск.
– Я позабочусь об этом.
– И еще, Фини. Попробуй снова прокрутить Лизбет Кук. Задача та же. Думаю, тебе удастся получить от нее больше, если ты приедешь к ней домой и прикинешься сочувствующим слушателем.
– Она плакса? – поинтересовался Фини.
– Скорее истеричка.
Он вздохнул:
– Придется прихватить с собой лишние носовые платки.
Ева оглядела лица своих товарищей по команде.
– Должен быть какой-то след! Они где-то скрываются, куда-то еще собираются перебраться, они должны выбрать следующую цель и время ее уничтожения. Они знают, что мы разрабатываем версию «Аполлон», и, вероятно, знают также, что мы установили или можем установить реальную личность Клариссы Брэнсон.
Ева снова подошла к доске и прикрепила еще одну фотографию.
– Это Моника Роуван, жена Джеймса Роувана, мать Шарлотты. Я уверена, что приказ ликвидировать ее отдала собственная дочь. Если это действительно так, то понятно, что мы имеем дело с человеком холодного и конкретного мышления, опытным лицедеем, не брезгующим к тому же запачкаться кровью. Они с мужем организовали убийство четырех человек. С одним из убитых она была связана кровными узами, другой был ближайшим родственником ее мужа. Кроме того, она несет ответственность за гибель сотен человек в результате террористических актов, которые являются не чем иным, как отвратительным шантажом в целях получения выгоды.
Сделав короткую паузу, Ева продолжала:
– Она без колебаний будет убивать снова и снова. Ей чужды такие понятия, как совесть, мораль, верность по отношению к кому-либо, кроме самой себя – и человека, которого уже более тридцати лет нет в живых. Эта женщина не следует душевным порывам, она исходит исключительно из расчета. У нее было тридцать лет, чтобы задумать то, что она сейчас старается воплотить в жизнь. И надо признать, ей это неплохо удается.
– Вы не упомянули о том, что вчера она не получила облигации, – заметил Макнаб.
– Вот поэтому она попытается снова нанести удар, и тяжелый. Деньги – один из ее главных мотивов, но это еще не все. Анализ ее личности, проведенный Мирой, показывает наличие непомерной гордыни и сознания собственной миссии. Из всего этого можно сделать вывод, что она-то и есть Кассандра – не только просто женщина в своей бренной физической оболочке, а более сложное целое. Как бы то ни было, она не остановится на достигнутом. Вчера вечером ее гордость была задета. К тому же она еще не завершила свою миссию. Думаю, что последуют новые взрывы. С ней невозможно вести какие-то переговоры или торговаться, поскольку она лжет и любить играть роль богини, считая себя выше других. Она верит в то, что говорит, даже если это ложь.
– В конце концов, у нас же есть сканеры, – опять вставил слово Макнаб.
– И мы будем их использовать. Сотрудники «взрывного отдела» хотят перегруппироваться. Кроме того, им хочется отплатить за Энн, и они будут работать по этому делу день и ночь.
– Лейтенант, насчет лаборатории, – сказала Пибоди, протягивая Еве бумагу. – Пробы следов крови, кожи и волос, взятые на полу в доме Брэнсона, совпадают с его соответствующими медицинскими данными.
Ева взяла из рук Пибоди листок и заметила, что во взгляде ее помощницы вновь появилось беспокойство.
– Они были достаточно предусмотрительны и, очевидно, скопили заранее какое-то количество крови. Помимо того, у нее было много времени, чтобы успеть раскидать по полу другие «следы» под видом того, что она пыталась отчистить место. А что с телом, Макнаб?
– Все еще не нашли. Сейчас там работают водолазы. Я на связи. Из Мэна мне только что переслали телефонный аппарат Моники Роуван. Устройство записи разговоров заблокировано, но я вскрою блокировку.
– Спиши все оттуда. Я беру на себя дом Брэндона и его офисы. Если что-то будет проявляться, сразу сообщайте мне, немедленно.
Запищал коммуникатор, и Ева ответила:
– Даллас.
– Это сержант Говард, Отдел поиска и спасения. Мои водолазы что-то нашли. Вы, наверное, хотели бы сами взглянуть?
– Перешлите ваши координаты. Я уже иду, – быстро сказала Ева и взглянула на Макнаба.
Когда он встал, Пибоди шагнула вперед.
– Сэр, я понимаю, у вас есть причины держать меня в стороне от этой части расследования. Но мне кажется, что в данный момент эти причины не имеют большого значения. Обращаюсь к вам с убедительной просьбой разрешить мне сопровождать вас в качестве вашей помощницы.
Ева задумалась, постукивая пальцами по столу.
– Ты что, собираешься и дальше разговаривать со мной в том же духе – такими длинными официальными фразами?
– Да, сэр. Пока не получу того, что хочу.
– Обожаю шантажистов, – заключила Ева. – Ты едешь со мной.
Ветер хлестал по лицу и вспенивал грязную поверхность реки. Ева стояла на обветшалом грязном причале, продрогшая до костей, и наблюдала, как один из водолазов вскрывал мешок с телом.
– Мы, наверное, возились бы еще несколько дней, если бы вы не сказали, что нужно начать поиски чего-то механического. Но даже с учетом этого можно сказать, что нам дико повезло. Если бы вы знали, чего только люди не топят в этой реке! – сказал Говард.
Он наклонился вместе с Евой над мешком и не удержался от нового комментария:
– Смотрите-ка, просто как огурчик! Не то, что обычный утопленник после такого срока. Не вспучился, не начал разлагаться. Видать, рыбки его пытались попробовать, но он им пришелся не по вкусу.
Ева увидела следы зубов там, где рыбы пытались что-то отхватить. Одна из них, видимо, самая упорная, умудрилась почти вытащить из глазницы левый глаз, но сдалась, бросив эту бесполезную затею. Однако водолаз был прав: это «нечто» выглядело чертовски лучше, чем обычный утопленник.
Лежавший в мешке дройд очень смахивал на Б. Дональда Брэнсона. Помимо аутентичности лица, он обладал той же комплекцией, только был испачкан донными осадками. Ева кончиком пальца повернула его голову набок и разглядела значительные повреждения на затылке.
Водолаз был весьма информативен:
– Когда я обнаружил его там, внизу, то сначала подумал, что у нас датчики сдохли. Ну, думаю, сюрприз: вот лежит человек, а приборы на него не срабатывают. Никогда раньше не видал таких классных дройдов, как этот. Я так и не был бы до конца уверен, что это не покойник, если бы не его рука.
На запястье было повреждение в виде продольного разреза, через который виднелась внутренняя начинка конструкции, сотканная из датчиков и чипов.
– Естественно, когда мы его подняли и решили хорошенько разглядеть на свету…
– Ну, это уже не в счет. Вы сделали снимки?
– Спрашиваете!
– Некоторые из них нам понадобятся для иллюстрации записи. Теперь вы хорошенько упакуйте это, опечатайте и отправьте в лабораторию. Пибоди, запиши все нюансы.
Ева вернулась на берег и позвонила Фини:
– Посылаю дройда в лабораторию. Кто из твоего отдела мог бы поработать с бригадой Дикхеда? Необходимо посмотреть заложенную в дройда программу и прокрутить ту ее часть, которая по времени приходится на вечер происшествия. Хотелось бы определить время установки программы и того, кто ее устанавливал.
– Нет ничего невозможного. Повреждения значительные?
Ева заглянула в записи осмотра, которые делала ей Пибоди, и ответила:
– Существенные.
– Ладно, сделаем, что в наших силах. А это поможет вывести Зака из-под обвинения?
– Нет таких законов, которые карали бы за убийство дройда. Он может быть привлечен за нанесение ущерба частной собственности, но не думаю, что Брэнсоны будут подавать такой иск.
Фини улыбнулся:
– Отличная работа! Можно, я расскажу обо всем Заку?
– Нет, – остановила его Ева и оглянулась на Пибоди. – Пусть ему расскажет об этом его сестра.
Ева убрала коммуникатор и подозвала Пибоди.
– Здесь мы закончили. Едем дальше.
Пибоди неожиданно взяла Еву за руку.
– Ох, Даллас, мне было так страшно, когда мы сюда шли! Боялась, что вы могли ошибиться. Вообще-то я соображала, что, даже если это окажется настоящий Брэнсон, все равно дело может быть классифицировано как несчастный случай, и Зака не отправят в тюрьму. Но ему пришлось бы расплачиваться за эту историю всю оставшуюся жизнь: он никогда не смог бы простить себе смерть человека – даже случайную.
– Теперь ты можешь сказать Заку, что ему это не грозит.
– Он должен услышать это от вас, – твердо сказала Пибоди и, пока Ева не успела возразить, добавила: – Это будет для него более весомо.
Зак сидел, ссутулившись, свесив руки между коленями, и тупо смотрел на них, словно они принадлежали кому-то другому.
– Я не понимаю… – Он говорил медленно, будто голос также не принадлежал ему. – Вы говорите, что это был дройд, просто очень похожий на мистера Брэнсона?
– Зак, вы никого не убивали, – повторила Ева, наклонившись к нему. – И прежде всего осознайте это.
– Но он упал, ударился головой, и появилась кровь…
– Он упал, поскольку в него была заложена такая команда. Кровь появилась потому, что она была накачана под его «кожу». Они это сделали, чтобы убедить вас в том, что вы убили Брэнсона.
– Но зачем?! Простите, Даллас, но это все ужасно нелепо!
– Это часть игры. Посудите сами: он мертв, а его перепуганная жена пользуется подходящим случаем, чтобы избавиться от тела, а сама потом тоже исчезает. Они могут стать кем угодно, скрываться где угодно – при их-то деньжищах. И они рассчитывают, что смогут заграбастать еще больше, пока мы их вычислим. Если вообще сможем вычислить.
Зак вскинул голову:
– Но он ударил ее! Я же сам это видел.
– Сцена в спектакле. Несколько ушибов – ничтожная плата за то, чтобы выиграть все действо. Они уже имели опыт – подстроили убийство его брата. Им было нужно получить доступ ко всей наличности компании. Они рассчитывали, что Брэнсон как бы умрет, имея репутацию жестокого мужа-насильника, и они начнут новую жизнь. Он закрыл все наличные счета. Они надеялись, что мы воспримем это как еще один его злобный поступок по отношению к жене. Но они прокололись.
Зак покачал головой. Начиная терять терпение, Ева попыталась объяснить еще раз:
– Почему такой человек, как Брэнсон, вдруг отпускает свою жену куда-то на западный курорт, чтобы она могла провести время в свое удовольствие? Ведь, судя по тому, что она сказала мне на допросе, он ее и за дверь-то не пускал, совершенно не доверяя ей ни в чем. Более того, он позволяет ей привести в дом вас. Он патологически ревнив, но ни с того ни с сего становится покладистым и добрым и разрешает находиться в его доме весь день молодому парню приятной наружности. Она по утрам не может решить, встать ли ей с постели или нет, а тут вдруг мгновенно соображает, что делать, и приказывает дройду выкинуть тело ее мертвого мужа. Причем проделывает все так быстро, что вы за это время успели только принести ей из кухни стакан воды. А ведь она якобы находилась в шоковом состоянии.
– Кларисса не могла быть причастной ко всему этому, – почти прошептал Зак.
– У вас есть другое объяснение? Сами подумайте: она живет с мужчиной, который, как она утверждает, избивает ее в течение десяти лет, но готова бросить его, чтобы уехать с вами, с едва ей знакомым человеком.
– Мы полюбили друг друга…
– Эта женщина никого не любит. Она использовала вас. Простите.
– Вы не знаете! – В голосе Зака появились нотки ожесточенности. – Вы не можете ничего знать о наших чувствах!
– Зак… – начала Пибоди, но Ева жестом остановила ее:
– Хорошо, вы правы, я не могу знать, что вы чувствовали, но я могу предполагать, что чувствовала она. Зак, эта женщина просто подставила вас. А еще я знаю, что эта женщина несет ответственность за гибель нескольких сот человек в течение минувшей недели. Один из них – моя подруга. Вот что я могу знать.
Ева поднялась и стала ходить по своему кабинету, но тут внезапно распахнулась дверь, и в комнату ворвалась Мевис.
– Эй, Даллас! Я вернулась!
Сияющая улыбка, багряный взрыв кудряшек на голове, глаза шокирующего оттенка красной меди. Взмах рук – и полуметровая изумрудная бахрома от подмышек до запястий распростерлась, как крылья огромной птицы.
Ева попыталась переключиться с печальной атмосферы, которая царила в кабинете, на атмосферу очаровательной чепухи, которую всюду привносила с собой ее подруга.
– Мевис, я думала, ты приедешь на следующей неделе.
– Так это уже и есть – следующая. Даллас! О боже! Если бы ты знала, какой у меня был успех! Привет, Пибоди!
Ее смеющиеся глаза остановились на Заке, и в них что-то дрогнуло. Даже тот, кто, подобно Мевис, пребывал на седьмом небе от счастья, не мог не почувствовать, какое глубокое потрясение обрушилось на этого парня.
– Ох, я не вовремя, да?
– Нет, все нормально. Давай выйдем на минутку.
Ева сделала знак Пибоди, чтобы та пока побыла с Заком, и вышла с Мевис из комнаты.
– Я просто ужасно рада тебя видеть, – сказала она.
Действительно, Мевис – с ее потрясающе смешным гардеробом, постоянно меняющейся прической и полнейшей самодостаточностью – казалась прекрасным противоядием любому несчастью.
Она так сильно стиснула подружку в объятиях, что Мевис захихикала и шутливо стала отбиваться от Евы:
– Bay! Да, ты соскучилась по мне!
– Соскучилась, правда соскучилась!
Ева отступила и, улыбаясь, разглядела Мевис более пристально.
– Ну, как ты? Задала шороху?
– Еще как!
Узкий коридор не помешал Мевис сделать три оборота с размахом своих «крыльев».
– Такие расстояния! Все было изумительно. Это не поддается описанию! Я пришла повидаться с тобой, но следующая станция – Рорк. Предупреждаю: я его крепко поцелую прямо в губы!
– Только, чур, не пользоваться языками.
– Хочешь испортить мне удовольствие?
Мевис тряхнула кудряшками и склонила голову набок.
– Ева, ты выглядишь измотанной, изнуренной и смертельно усталой.
– Спасибо, это как раз то, что нужно, чтобы меня приободрить.
– Я урывками слышала о том, что тут у вас происходит. На телевизор у меня времени не хватало. Но я так и не уловила, в чем суть. Кто там собрался порезвиться, без остановки взрывая простых людей?
Ева улыбнулась и почувствовала себя при этом замечательно.
– Особенно-то расписывать нечего. Террористическая группа взрывает достопримечательности и шантажирует весь город, требуя миллионы долларов. Какие-то дройды пытались убить меня, но я их вырубила. Приезжает брат Пибоди из Аризоны и оказывается втянутым в заварушку: влюбляется в лживую сучку-бомбистку и думает, что ненароком убил ее мужа. На самом деле он только вырубил еще одного дройда.
– Вот как? И что, это все? Я-то думала, что ты будешь заниматься делом…
– У нас с Рорком была ссора, которая завершилась потрясающим примирительным сексом.
Лицо Мевис просветлело.
– Это мне больше нравится. Почему бы тебе не сделать передышку и не рассказать мне об этом подробнее?
– Не могу. Я занята тем, чтобы избавить город от разрушений, но ты можешь оказать мне услугу.
– Раз уж на то пошло, валяй.
– Это касается Зака, брата Пибоди. Мне нужно какое-то время подержать его под присмотром. Никакой прессы, никаких внешних контактов. Я собираюсь отправить его к себе домой, но Рорк занят, и мне не хочется, чтобы бедняга Зак был привязан к Соммерсету. Ты не могла бы взять его на себя, поторчать там какое-то время?
– Вполне. Леонардо занимается сейчас какими-то проектами, и у меня куча свободного времени. Могу развлекать его в твоем доме.
– Спасибо. Позвони Соммерсету, и он пришлет за тобой машину.
– Бьюсь об заклад, если я хорошо попрошу его, он вышлет за мной лимузин! – Восхищенная такой перспективой, Мевис повернулась к двери и поторопила Еву: – Ну, представь меня Заку. Пусть знает, с какой нянькой ему сегодня придется играть.
– Нет. Пусть уж это сделает Пибоди. Я не хочу туда возвращаться. Ему нужно на ком-то разрядиться, и скорее всего этим «кем-то» стала бы я. А Пибоди скажи, что я жду ее в гараже. Нам еще надо поколесить по городу.
– Да-а, Зак, у тебя сейчас стремное времечко.
Мевис слизывала розовую глазурь с пальцев, приканчивая очередное маленькое пирожное из тех, что подал им к столу Соммерсет. «Осторожно, не жадничать!» – сказала она себе, но не удержалась и все-таки взяла еще одно пирожное.
– Я так беспокоюсь о Клариссе… – пробормотал Зак.
Поначалу он был настолько стеснительным, что Мевис приходилось вытаскивать из него почти каждое слово. Первый час общения она заняла тем, что рассказывала Заку о своем турне, о Леонардо, добавив к этому несколько анекдотов про Пибоди, которые все-таки пробили выстроенную им самозащиту. Увидев, как Зак впервые улыбнулся, Мевис ощутила нечто вроде чувства победы. Она тут же начала расспрашивать о его творчестве и, хотя ни черта не понимала в этом, исправно издавала восклицания, которые должны были свидетельствовать о ее неослабевающем интересе.