ПРОЛОГ

Дорогой товарищ!

Передает «Кассандра».

Все, что мы предрекали, начинает свершаться.

То, к чему мы готовились, терпя лишения и неся потери, назрело. После долгих лет мрака занимается заря. Теперь мы достигнем цели, поставленной более тридцати лет назад, и выполним все обещания. Кровь, пролитая мучениками, будет отмщена.

Мы знаем, что ты испытываешь беспокойство за успех дела. Мы знаем, что ты осмотрителен. Оставь сомнения! Мы отменяем мораторий на эту праведную, жестокую вой­ну не для того, чтобы начать битву, в которой можем по­терпеть поражение. Мы хорошо оснащены, наше дело имеет сильную финансовую базу, наши действия и выборсредств достижения целей продуманы. Уже пролилась первая кровь, и мы гордимся этим.

На нашем пути, естественно, стоят противники. Есть среди них и достойные. Как приложение к этому посланию направляем тебе досье на лейтенанта Еву Даллас, сотрудни­цу Управления полиции и общественной безопасности города Нью-Йорка, чтобы ты знал, с кем мы имеем дело.

До сих пор мы жили среди жалких пешек малодушного об­щества, притворяясь такими же, как они, и презирая их. Для этих слепцов мы стали своими. Мы неразличимы, тени среди теней. Но тот, перед кем мы все преклоняемся, учил нас, что именно таким – осторожным, проницательным и жесто­ким – должен быть идеальный Солдат.

Когда мы уничтожим один за другим символы этого за­жравшегося общества, проявив собственную мощь и изложив наш план создания нового общественного устройства, их ох­ватит трепет. Они увидят нас, они вспомнят Его. И первым символом новой эпохи, символом нашей сливной победы ста­нет монумент в Его честь!

Мы остаемся преданными делу, наша память все долго хранит. Завтра ты услышишь первые отзвуки битвы. Сооб­щи о нас патриотам, всем тем, кто надежен.

Мы – «Кассандра».

ГЛАВА 1

В этот поздний вечер, как обычно, смерть собрала свой городской урожай. В парке «Гринпис» под скамейкой тихо умер нищий; в нескольких метрах от двери своего дома истек кровью профессор истории: кто-то поживился его двенадцатью кредитками; от сокрушительного удара по го­лове скончалась женщина – ее прикончил собственный любовник. Однако коса смерти на этом не остановилась. Следующей ее жертвой стал Дж. Кларенс Брэнсон, пяти­десятилетний сопредседатель правления корпорации «Брэнсон тулз энд тойз», выпускавшей оборудование и инструменты для космической отрасли, а также электрон­ные игрушки.

Второй сын в семье, представитель третьего поколения клана Брэнсонов, нажившего немалое состояние, Дж. Кла­ренс Брэнсон был богатым холостяком, преуспевающим бизнесменом, жизнелюбом, весельчаком и вел довольно расточительную жизнь, то есть жил в свое удовольствие. Но судьба, видимо, решила, что с него хватит.

Он висел на стене у себя дома, как обычная вешалка, а из груди у него торчала рукоятка инструмента, произве­денного принадлежащей ему компанией. Длинное сверло мощной портативной дрели прошло сквозь сердце и вон­зилось глубоко в стену, пригвоздив Брэнсона намертво. Как тут копам было не вспомнить мелькавшую повсюду рекламу: «Брэнсон-8000» – превосходная продукция, отвечающая потребностям как профессионалов, так и люби­телей. Этот инструмент отличается большой мощностью и точностью!»

А исполнительница воли судьбы, «автор» столь своеоб­разного финала его жизни, которая сама же и вызвала по­лицейских, сидела рядом, удобно устроившись в большом кресле перед искусственным камином, и потягивала сочно-красный кларет. Она не поменяла позу ни тогда, когда прибыл первый наряд полиции, ни тогда, когда по­явились следователь отдела по расследованию убийств лейтенант Ева Даллас и ее помощница Пибоди. Лицо убийцы было совершенно спокойным. Эту весьма привлекательную сорокалетнюю женщину звали Лизбет Кук, она была подругой Брэнсона и одной из лучших сотрудниц рекламной службы его компании.

– Он абсолютно мертв, – холодно сказала она, когда Ева начала осматривать висящее на стене тело.

– Угу, – произнесла Ева, разглядывая лицо убитого. Оно было красивым и холеным, но на нем застыла пред­смертная гримаса то ли ошеломления, то ли горького удив­ления. Кровь залила его голубой бархатный халат и растек­лась лужей по полу. – Мертвее не бывает. Пибоди, зачи­тайте мисс Кук ее права.

Пока помощница выполняла связанные с арестом фор­мальности, Ева записала время и причину смерти. Остава­лись и другие рутинные вопросы. Даже при добровольном признании в совершении преступления сам факт убийства влек за собой неизменный набор первичных хлопот: ору­дие убийства следовало забрать в полицию в качестве ве­щественного доказательства; тело – отвезти на вскрытие; место преступления – тщательно обследовать и поставить под охрану и многое другое.

Дав знак полицейским из дежурной бригады, чтобы они приступали к выполнению своей работы, Ева прошла по алому ковру и присела напротив Лизбет. Искусственное пламя отбрасывало веселые блики на спокойное лицо убийцы, на котором не было видно ни малейших призна­ков раскаяния, потрясения или злости. Ева помолчала в ожидании проявления хоть какой-то реакции на происшедшее со стороны брюнетки в забрызганном свежей кро­вью шелковом спортивном ярко-желтом костюме. Но все, чего она дождалась, был вежливый взгляд совершенно ясных глаз, который как бы спрашивая: «Итак, вы хотите, чтобы я все рассказала?»

– Он изменял мне, и я его убила, – произнесла Лизбет ровным голосом.

– Вы поссорились?

– Мы перекинулись несколькими словами. – Лизбет поднесла бокал к губам такого же сочного цвета, как ви­но. – В основном говорила я. Кларенс плохо соображал. – Она пожала плечами, и ее шелковый костюм глухо прошелестел. – Я терпимо относилась к его похождениям; мне даже казалось, что в каком-то смысле это усиливало мою тягу к нему. Но у нас с ним был уговор. Я отдала Кла­ренсу три года своей жизни… – Лизбет слегка подалась вперед, и в ее холодных глазах мелькнул огонек ожесто­ченности. – Три года! За это время я могла как-то по-другому устроить свои дела, составить другие планы, завести другие связи. Но я оставалась верна уговору. Он же – нет.

Она перевела дыхание и откинулась на спинку кресла. Ее лицо снова стало спокойным, малейшие признаки раз­дражения исчезли; создалось впечатление, что она готова улыбнуться.

– И вот теперь он мертв.

– Ну, с этим пока все, – сказала Ева и услышала неприятный скрежет: двое полицейских с трудом извлекали длинное сверло из стены. – Скажите, мисс Кук, вы прине­сли дрель с собой, чтобы использовать ее как оружие?

– Нет, она была у Кларенса. Брэнсон любил забавлять­ся образцами своей продукции. До моего прихода он, ви­димо, этим и занимался. – Лизбет бросила мимолетный взгляд на тело, которое сотрудники теперь снимали со сте­ны. – Я увидела дрель здесь, на столе, и решила, что она вполне подходит. Взяла ее, включила и использовала.

«М-да. Проще простого». Ева еще раз задумчиво по­смотрела на женщину и поднялась.

– Мисс Кук, сейчас вас отвезут в Центральное управле­ние полиции. У меня еще будут к вам вопросы.

Лизбет неторопливо проглотила остатки кларета, ото­двинула бокал и послушно встала.

– Я только надену шубу.

Пибоди качнула годовой, глядя, как Лизбет набросила поверх окровавленного шелка длиннополое манто из чер­ной норки и удалилась в компании двух полицейских с видом женщины, отправившейся на очередную светскую вечеринку.

– Надо же! Все в ажуре. Она привинчивает своего лю­бовника к стенке, а потом подносит нам дело на блюдеч­ке. – Пибоди все еще не могла оправиться от удивления.

Ева извлекла из кармана кожаной куртки «походный набор», который брала с собой при выездах на место пре­ступления, и тщательно вытерла руки тампоном с раство­ром. Теперь должны были завершить свою работу «чис­тильщики» – бригада, которая покидала место преступле­ния последней, ставя его под охрану. Ева и Пибоди направились к лифту.

– Нам не удастся посадить ее по обвинению в убийстве с отягчающими обстоятельствами, – вздохнула Ева. – Бьюсь об заклад, через пару суток обвинение скостят до статьи о непредумышленном убийстве.

– Непредумышленном?! – Пибоди изумленно устави­лась на нее. – Бросьте, Даллас, это невозможно!

Ева посмотрела в честные темные глаза на серьезном лице своей помощницы и почти пожалела, что вторглась в чужое непоколебимое доверие к системе.

– Увы, возможно. Если дрель действительно принадле­жала жертве, значит, Кук не приносила орудие убийства с собой. Уже одного этого достаточно, чтобы оспаривать преднамеренность. Сейчас в нашей даме играет гордыня, замешанная на приличном запасе сумасбродства. Но спус­тя несколько часов, проведенных в камере, в ней проснет­ся инстинкт самосохранения, и она начнет защищаться. Бабенка крутая. Стало быть, и защищаться будет круто.

– Да, но мы же записали показания, из которых следу­ет, что это было сделано сознательно, намеренно, что имелся злой умысел. И она сделала заявление для записи…

Ева пожала плечами.

– Ей даже не нужно отказываться от своих слов, Пибо­ди. Достаточно лишь приукрасить эти показания. Ну, на­пример: они поссорились, она была ошеломлена и потеря­ла душевное равновесие. Возможно, он стал угрожать ей, и в момент вспышки гнева или даже из чувства страха она схватила дрель.

Ева и ее помощница вышли из лифта в просторный холл с колоннами из розового мрамора и великолепной де­коративной зеленью.

– Любой адвокат будет играть на мотиве самозащиты, а это почти беспроигрышный аргумент, – продолжала Ева, – Хотя мы-то с тобой понимаем, что здесь говорить о «самозащите» – чушь собачья, но с формальной точки зре­ния не подкопаешься. Сравни габариты: Брэнсон – рос­том около 190 сантиметров и в плечах приблизительно 70; у нее рост не более 165 сантиметров, а в плечах она поуже его чуть ли не в два раза. Это может быть учтено в ее поль­зу. Далее, будучи потрясенной, она сразу позвонила в полицию, а не пыталась удрать с места преступления или от­рицать свою виновность. Она взяла на себя ответствен­ность, и это наверняка принесет ей очки при судебном разбирательстве – если дело дойдет до суда. Обвинитель все примет во внимание и в своем заключении изменит статью обвинения, то есть смягчит предлагаемое наказа­ние.

– Да, на такую наживку, наверное, могут клюнуть…

– Ладно, в любом случае эта Лизбет Кук получит ка­кой-то срок, потеряет работу и отвалит кучу денег адвока­ту. Конечно, это будет не по полной программе, но все-таки чем-то она поплатится. А ты не бери себе в голову лишнего.

Они вышли из дома, и на них сразу повеяло таким же холодом, как от той женщины, которую только что увезли на полицейской машине. Пибоди кивнула в сторону труповозки:

– А этот, видимо, был легким человеком.

– У легких людей часто бывает больше всего про­блем. – Ева слегка улыбнулась и открыла дверцу маши­ны. – Не унывай, Пибоди. Мы закроем это дело. Так или иначе, она не будет разгуливать на свободе. Иногда бывает лучше, чтобы все шло, как идет.

Но Пибоди продолжала думать о своем.

– Всегда надо выполнять уговоры. Брэнсон наверняка где-то шлялся и трахал кого-то на стороне. Конечно, это не каждая вынесет.

– А теперь она его трахнула – уже в буквальном смыс­ле слова. Так что они квиты.

Ева включила двигатель, и тут же зазвучал сигнал ра­диотелефона:

– Эй, Даллас! Это я, Рацо! – раздался в трубке хрип­лый голос.

– Вот уж не думала…

Послышался какой-то странный скрип, который, веро­ятно, следовало принимать за смех.

– Да-да, представь себе! Слушай, Даллас, у меня есть кое-что для тебя. Как насчет того, чтобы встретиться и об­судить?

– Я направляюсь в Центральное. У меня срочное дело. Кроме того, моя смена закончилась десять минут назад, а потому…

– Пожалеешь, Даллас. Это действительно нечто стоя­щее. Я могу подскочить в «Бру» в десять.

– Ты так всегда говоришь… Ладно, черт с тобой. Но я дам тебе всего пять минут, Рацо. Постарайся внятно изло­жить суть вопроса.

Ева выключила связь и встроилась в поток машин, на­правляющихся к центру города.

– Это один из ваших стукачей? – не удержалась от во­проса Пибоди.

– Да, из них. Он только что отсидел девяносто суток за нарушение порядка в нетрезвом состоянии. Мне же из-за него навесили неоправданное раскрытие агента. Рацо вечно начинает буянить в поддатом виде. А вообще-то он безобидный малый. В башке сквозняк, но то и дело прино­сит надежную информацию. «Бру» у нас по пути, а Кук может немного подождать. Пробрось сейчас по компью­терным учетам заводской номер орудия убийства и про­верь, действительно ли оно принадлежало убитому. Потом разыщи кого-либо из ближайших родственников Брэнсона, узнай, с кем можно сейчас связаться. Я должна уведо­мить их о случившемся.

Воцарявшаяся над Нью-Йорком ночь была ясной и хо­лодной. Пронизывающий ветер ожесточенно набрасывал­ся на одиноких пешеходов, загоняя их внутрь домов. Уличные торговцы дрогли на холоде возле своих тележек, обволакиваемые клубами пара и запахами разогреваемых сосисок, надеясь, что к ним еще подойдут какие-нибудь смельчаки, готовые рискнуть и раскрыть рот на февраль­ской стуже. Эта зима была суровой, и прибыли лоточников катастрофически падали.

Ева и Пибоди проехали через шикарный Верхний Ист-Сайд, с его аккуратными тротуарами и привратниками в форме. Дальше путь лежал на запад, через южную часть го­рода. Здесь улицы были более многолюдными, узкими и шумными. Пешеходы шагали быстро, глядя себе под ноги и крепко придерживая свои сумки.

Размазанные по обочине остатки последнего снегопада выглядели безобразной кашей цвета сажи. Коварные ост­ровки льда лежали скользкими заплатами на выщерблен­ных тротуарах, подкарауливая неосторожных зевак. А над всей этой грязью, над головами продрогших обывателей, будто издеваясь над ними, тянулось яркое рекламное панно с изображением теплого бирюзово-синего моря, окаймленного полоской сахарно-белого песчаного пляжа. В море плескалась грудастая блондинка, на которой едва можно было разглядеть что-то кроме загара, и приглашала ньюйоркцев позабавиться на Гавайских островах.

С трудом пробираясь в плотном вечернем потоке дви­жения, Ева позволила себе помечтать о побеге с Рорком на его остров. Солнце, Сыпучий песок и Секс… Ее муж с радос­тью обеспечил бы весь этот набор – ССС, и она была почти готова подбить его на это. Ева решила, что непре­менно так и сделает через недельку-другую. Нужно было только завершить кое-какую бумажную работу, покончить с подготовкой нескольких выступлений в суде и подчис­тить некоторые «хвосты».

Однако потом мысли ее потекли в другом, более привычном направлении. Ева подумала, что для побега на остров она еще не совсем созрела в моральном смысле. Разумеется, там, вдали от Нью-Йорка, где нет городской полицей­ской связи, она бы спокойнее спала, и уже только поэтому отдохнула бы с большим проком, чем в обычный уикенд. Но недавно из-за ранения Ева чуть не утратила способ­ность двигаться, и ей пришлось какое-то время отсижи­ваться дома. Теперь, когда она вновь вышла на работу, она считала, что должна наверстать упущенное, и пока не имеет права даже на очень короткий срок предаваться собствен­ным слабостям.

«Поразвлекавшись» таким образом в гуще уличных пробок, Ева поняла, что мечты о ССС так и останутся меч­тами: антагонизм между Желанием и Долгом претендовал на вечность, а их очередная стычка уже в который раз была выиграна Долгом. Ее «панно грез» на фоне серых полицей­ских будней оказалось не более длинным, чем рекламной панно о Гавайях на фоне грязной нью-йоркской улицы…

К тому времени, когда нашлось свободное место для парковки неподалеку от «Бру», Пибоди получила по пор­тативному компьютеру требуемую информацию.

– Согласно записям заводских номеров, дрель принад­лежала убитому.

– Раз так, то в качестве отправной точки для правосу­дия можно брать убийство второй степени. Обвинитель не будет тратить время на то, чтобы доказать преднамерен­ность.

– Но вы же считаете, что она пришла именно с намере­нием убить его!

– Конечно, считаю. Но это никого не интересует.

Выйдя из машины, они направились к обшарпанному зданию, над дверью которого тускло светилось изображе­ние пивной кружки с выливающейся через край пеной. «Бру» делал деньги в основном на дешевом пиве не первой свежести с тухлыми орешками. Его завсегдатаями были неудачливые владельцы маленьких аттракционов и служа­щие мелких фирм с лицензионно ограниченным полем де­ятельности. Любили посидеть здесь и пробивные дельцы, которым было нечего пробивать.

В баре стоял спертый дух, раздавалось негромкое гуде­ние голосов. Несмотря на плохое освещение, некоторые из посетителей все же разглядели вошедших и тут же отвели глаза. Даже если бы рядом с ней не было Пибоди в уни­форме, в Еве все равно можно было бы сразу узнать копа. Она держалась с чуть заметной напряженностью, в кото­рой чувствовалась привычная готовность к любому пово­роту событий. Взгляд ясных карих глаз, который скользил по помещению бара и по лицам, был твердым, спокойным, сосредоточенным и подмечал все, не выражая при этом никаких эмоций.

Только несведущий в здешних криминальных нравах мог увидеть в ней обычную посетительницу, всего лишь женщину с коротко стриженными темно-русыми волоса­ми, с узким лицом и ямочкой на подбородке. Большинство же из тех, кто часто посиживал в «Бру» и обитал или про­мышлял поблизости, чуяли полицию за километр. В дан­ном случае им было все равно, кто вошел – мужчина или женщина. Для них это был прежде всего коп, а в юбке или в брюках – неважно.

Ева довольно быстро увидела Рацо за одним из столи­ков, хотя его заостренное лицо грызуна в тот момент почти полностью погрузилось в огромную кружку с пивом. Пока она шла к этому столику, позади слышался скрип осто­рожно отодвигаемых подальше стульев, а у нее на глазах несколько пар плеч инстинктивно ссутулились. «Здесь за каждым есть какой-то грешок», – рассеянно подумала Ева и, подойдя к Рацо, одарила его широкой улыбкой:

– Вижу, эта тошниловка не изменилась, да и ты, Ра­цо, – тоже.

Он издал хриплый смешок, но его взгляд беспокойно забегал по отутюженной униформе Пибоди.

– Зря ты приволокла с собой подмогу. Черт возьми, Даллас, я думал, мы с тобой дружбаны.

– Мои дружбаны регулярно моются. – Ева показала Пибоди глазами на стул, потом села сама. – Это мой чело­век, Рацо. Не дергайся.

– Да слыхал я, что ты взяла себе щенка поднатас­кать. – Он выдавил из себя нечто вроде улыбки, обнажив нечищеные зубы. – Все нормально. Раз она твоя, то все в порядке. Я ведь, энто, тоже твой, хе-хе. А, Даллас? Мне ведь везет, правда?

Когда подошла официантка, Ева взглядом дала ей по­нять, что услуги пока не требуются, и обратилась к Рацо:

– Так что у тебя есть для меня?

– Добыл кой-чего. Тебе понравится. И могу добыть больше, если у меня еще есть кредит. – При этом на его лице появилась ухмылка, которую он, наверное, считал выражением загадочности.

– Я не оплачиваю счета. Иначе я твою рожу не видела бы еще полгода.

Он опять хихикнул, потом звучно отхлебнул пиво и по­смотрел на Еву своими маленькими водянистыми глазами, в которых сквозила надежда.

– Я ведь веду с тобой дела по-честному, Даллас.

– Вот и давай ближе к делу.

– Ну, все-все. Хорошо.

Рацо склонился над кружкой, и Ева увидела на его ма­кушке правильную окружность лысины. Она была совер­шенно свободна от растительности и в этом смысле чем-то походила на детскую попку. В таком сравнении было что-то умилительное: во всяком случае, его лысина выглядела привлекательнее, чем сальные, будто испачканные в клее пряди свисавших по ее периметру волос.

– Даллас, ты ведь знаешь Наладчика, да?

– Спрашиваешь! – Ева немного отодвинулась назад, подальше от источаемых им запахов. – Он что, все еще скрипит? Боже, но ему, должно быть, уже лет сто пятьде­сят!

– Ни-ни. Ему стукнуло семьдесят, но Наладчик еще шустрил, – восторженно закивал Рацо, тряхнув сальными прядями. – Берег себя. Хорошо питался. Регулярно имел девочку с авеню Би и поговаривал, что секс помогает под­держивать соображалку и тело в рабочем состоянии. Как, а?

– Говорите точнее, – строго изрекла Пибоди.

Рацо бросил на нее недоуменный взгляд:

– Не понял…

– Вы говорите о Наладчике в прошедшем времени. С ним что-то стряслось?

– Да, но погодите. Я того, забежал немного вперед. – Рацо запустил свои худые пальцы в пакетик, пожевал орешки остатками зубов и посмотрел в потолок, собираясь с мыслями. – Около месяца тому назад я получил… В об­щем, у меня на руках оказалась видеокамера, которую нужно было слегка подправить. Ну, я и потащил ее Налад­чику, чтобы он поколдовал над ней. Все-таки у этого мало­го были золотые руки. Не существовало ничего такого, что он не мог бы починить, и у него все получалось как но­венькое – закачаешься.

– И так же искусно он мог менять заводские номера, – добавила Ева.

– Это точно. – Улыбка у Рацо стала почти радост­ной. – Ну, мы разговорились. А Наладчик знает, что я всегда ищу какую-нибудь работенку. Ну вот, и он стал рас­сказывать о своей работе, о том, как он заколачивает баб­ки. А дело у него было, скажу вам, немалое. Процветал. Ему притаскивали на починку хронизаторы, аппаратуру дистанционного управления, ну и прочее все такое. Кое-что он полностью изготавливал сам. Например, несколько раз делал всякие мудреные приспособления для спецэф­фектов.

– Наладчик не говорил тебе, что собирал взрывные устройства?

– Метишь прямо в точку! У него были какие-то коре­ша. Прознали, что он занимался чем-то вроде этого еще в армии. Нашлись клиенты. Ну, и сделали заказ. Пообещали заплатить ему за всякие такие штучки очень даже неплохо.

– А кто платил?

– Не знаю. Думаю, что и он сам не знал. Были какие-то два чувака. Пришли, дали ему перечень того, что нужно, и заплатили аванс. Ну, он сделал эти хреновины, позвонил по телефону и оставил сообщение – вроде того, что зака­занный товар готов, пусть приходят забирать и приносят остальные деньги за работу.

– Он не прикидывал, что они собирались делать с этими штуками?

Рацо пожал худыми плечами, затем горестно посмотрел на пустую кружку. Следуя заведенному обычаю, Ева под­няла вверх руку и пальцем показала на кружку Рацо. Он сразу просветлел.

– Спасибо, Даллас, спасибо! А то, вишь, в глотке со­всем пересохло. Говорю много, вот и пересохло.

– Раз так, давай по существу, пока у тебя есть еще какая-то слюна во рту.

Подошла официантка, плеснула в его кружку порцию пива весьма неаппетитного цвета, и Рацо засиял.

– Чудненько, хорошо… Так вот, Наладчик сперва по­думал, что парни готовятся брать банк, или ювелирный магазин, или еще что-нибудь в этом роде. Конечно, они сами ему карты не открывали, но он-то знал, для чего де­лаются такие штуковины – часовые устройства, дистан­ционное управление, взрыватели… Наладчик прикинул, что этим ребятам может понадобиться кто-то, кто знает подземные ходы, коммуникации, и сказал мне, что если надо, он мог бы замолвить за меня словечко.

Рацо сделал несколько глотков и продолжал:

– Спустя две недели он позвонил мне. Действительно позвонил. Въезжаешь? И сказал, что дельце это – не то, что он себе представлял. Дельце того, дрянное, очень дрянное, и с ним не стоило связываться. Ну и голосок же у него был! Я у Наладчика никогда такого не слышал. Он был жуть как расстроен и напуган. Все вспоминал о каком-то Арлингтоне и говорил, что не хочет повторения. Еще На­ладчик сказал, что ему нужно на какое-то время залечь на дно. Я-то решил, что он просто тянет резину насчет рабо­тенки для меня, и сказал ему, чтобы он не дрейфил и все-таки проталкивал мой интерес этим чувакам. Но он боль­ше не объявился.

– Может, он где-то действительно залег на дно?

– Залег, но не совсем на дно – всплыл. Пару дней назад его выудили из Гудзона, со стороны Джерси. Мне удалось узнать только, что перед тем, как утопить, ему вы­резали язык. Во, дела!

– Печально слышать, – вздохнула Ева.

Рацо некоторое время сидел, грустно потупившись, потом поднял на нее скорбные маленькие глаза.

– И кто, по-твоему, мог это сделать?

Ева пожала плечами.

– Это дело не по моей части. Я, конечно, могу загля­нуть в файл, но…

Рацо не дал ей договорить.

– Они прикончили Наладчика потому, что он догадал­ся об их планах? Так ведь, а?

– Выходит, так.

– Ну вот, Даллас, ты получила какую-то наметку и мо­жешь вычислять их. Ведь ты – коп и занимаешься рассле­дованием убийств. А они убили Наладчика.

– Все не так просто. Я не веду это дело. Если Наладчи­ка выловили в Нью-Джерси, оно тем более не может ка­саться меня. Не думаю, что тамошние копы очень обраду­ются, если я начну вмешиваться в их расследование.

– Как по-твоему, насколько добросовестно большин­ство копов подходят к таким случаям?

– Есть довольно много копов, которые не боятся хло­пот. Но, конечно, есть и такие, которые будут пытаться за­крыть это дело.

– Но ты ведь постараешься? – Рацо взглянул на нее с такой детской верой в глазах, что Еве стало не по себе. – А я тебе помогу, нарою что-нибудь. Если Наладчик разго­варивал со мной, он мог говорить еще с кем-то. Слышь, его нелегко было запугать, но когда он звонил мне, он был сильно напуган. Они не поступили бы с ним так, если бы собирались просто взять банк.

– Может, и не поступили бы, – согласилась Ева, хотя прекрасно знала, что порой туристам выпускают кишки за браслет и пару кроссовок. – Я загляну в файл, но больше обещать ничего не могу. А ты пошарь. Если раскопаешь что-то еще по этому делу, дай знать.

– Хорошо-хорошо, – закивал Рацо и грустно улыбнул­ся Еве. – Ты найдешь энтих, которые так поступили с На­ладчиком. Другие копы не узнают, во что он мог вляпать­ся. А ты способна выяснить… Я ведь добротную информа­цию тебе принес, правда?

– Да, Рацо, достаточно добротную. – Ева поднялась и, порывшись в кармане, положила на столик несколько кре­диток.

На улице Пибоди спросила:

– Наверное, мне нужно пройтись по файлам относи­тельно этого дела?

– Пройдись. Но до завтра это вполне терпит. И попы­тайся определить, что имел в виду Наладчик, когда гово­рил про «Арлингтон». Прочеши названия домов, улиц, частных владений, деловых центров… Если что-то найдем, то сообщим об этом офицеру, ведущему расследование.

Уже в машине Пибоди спросила:

– А этот Наладчик не работал на кого-нибудь из поли­цейских?

– Нет, – ответила Ева, включая зажигание. – Он терпеть не мог копов и был не из пугливых, хотя отличался жадностью. Управлялся в лавке один и работал круглую неделю, без выходных. Поговаривали, что он держал под прилавком армейский бластер и охотничий нож. Часто бах­валился, что может сделать из человека филе так же легко и быстро, как из форели.

– Похоже, забавный малый был.

– Крутой и суровый. Если старик твердо решил выйти из того дела, в которое втравился, его можно было остано­вить только очень серьезным наездом, вплоть до устране­ния.

Пибоди, прищурившись, взглянула на свою начальницу.

– А ведь вас, кажется, засасывает это дело…

– Заткнись! – И Ева резко вырулила на улицу, дав газу больше, чем надо.

Ева пропустила обед, но это ее не особенно расстроило. А вот тот факт, что она оказалась права в своих предполо­жениях относительно логики обвинителя в деле Лизбет Кук, привел Еву в бешенство. «Козел! Мог бы хоть потя­нуть с согласием на формулировку „убийство второй сте­пени“!»

Спустя считанные часы после ареста в связи с насильст­венной смертью Дж. Кларенса Брэнсона Лизбет была освобождена под залог и сейчас, вероятно, сидела у себя в квартире, устроившись поудобнее на диване или в кресле, и потягивала кларет с самодовольной улыбкой на лице.

Соммерсет, дворецкий Рорка, появился в холле, как всег­да, бесшумно, встретив Еву уничтожающим взглядом и не­одобрительным вздохом:

– Сегодня вы опять сильно припозднились.

– Да? А вы сегодня опять отвратительны. – Она броси­ла куртку на перила лестницы. – Разница между нами за­ключается в том, что завтра я могу не опоздать.

Соммерсет заметил, что Ева не выглядит бледной и утомленной, как это часто бывало после рабочего дня. Но он скорее прошел бы все муки ада, чем признался даже себе, что это обстоятельство его порадовало. Когда она проскользнула мимо него и стала подниматься наверх, он холодным тоном, слегка подняв бровь, сообщил:

– Рорк в видеозале. Второй этаж, четвертая дверь справа.

– Я знаю, где это, – пробурчала Ева не слишком ис­кренне.

На самом деле она толком не помнила, где находится это помещение. Дом был огромным, и в лабиринтах его коридоров, комнат и обставленных всякими диковинками холлов немудрено было заблудиться. Тем не менее Ева предпочла поискать видеозал сама.

Глядя на убранство этого жилища, Ева уже в который раз подумала о том, что его хозяин ни в чем себе не отказы­вает. А почему, собственно, он должен был отказывать? В детстве Рорк был лишен самого необходимого, все эти удобства он тем или иным путем заработал сам и вполне мог распоряжаться ими по своему усмотрению, по своей прихоти.

Прошло уже больше года, как Ева обитала в этом доме, стоящем посреди огромного ухоженного сада, но по-на­стоящему так и не привыкла к нему. Здесь сходились во­едино финансовое могущество и обычные бытовые чело­веческие слабости, и все же Ева не чувствовала себя в этих чертогах свободной, что-то всегда стесняло ее.

Ева не привыкла к богатству и предполагала, что вряд ли способна когда-нибудь привыкнуть. Она вышла замуж за Рорка не из-за его состояния, а, скорее, вопреки ему, и старалась не думать о том, как именно могло быть нажито это состояние. Она считала, что если влюбилась в Рорка, то должна принимать его всего – со всеми светлыми и темными сторонами. Ева изо всех сил старалась, чтобы каждый раз при входе в дверь этого дома у нее внутри уми­рал полицейский, живущий своими профессиональными инстинктами и предвзятостями.