Свое первое утро на Лас-Пальмасе Кэти провела вместе с Джоном, загорая на солнышке и плескаясь в бухте. Собираясь к морю, Джон надел только пару укороченных, выше коленей, бриджей, которые оставляли обнаженными его мощный торс и длинные мускулистые ноги. Извилистая рваная рана на его бедре в лучах яркого солнца приобрела густой пурпурный оттенок, а шрамы на груди блистали, словно драгоценные медали. Движимая сочувствием, Кэти прижалась губами к этим памятным знакам былых страданий. Она сделала это так нежно, что у Джона от наслаждения перехватило дыхание. Остаток дня они провели на огромной кровати с бронзовыми шишечками на спинках.
К своему удовольствию, Кэти обнаружила, что она плавает лучше, чем Джон. Проведя на море многие годы, он плавал, как большинство матросов, размашистыми грубыми саженками и не мог противостоять отточенному, филигранному стилю Кэти. Сначала он был задет ее первенством, но потом стал гордиться ее способностями так рьяно, словно сам давал ей уроки плавания.
В один жаркий день спустя месяц после того, как «Маргарита» встала на якорь в бухте Лас-Пальмаса, Джон, опершись на локоть, лежал на песке и изучал лицо спящей девушки, которая растянулась рядышком с ним. Она дышала, чуть-чуть посапывая. Они занимались любовью всю ночь, до рассвета, и усталая Кэти уснула, едва коснувшись головой песка.
Ее сливочная кожа уже покрылась золотистым загаром, а волосы, выгоревшие под тропическим солнцем, стали еще ярче. Девичья фигура, чьи безупречные линии отчетливо вырисовывались под коротким муслиновым платьицем, успела созреть за немногие месяцы их знакомства. Ее грудь стала полнее, а талия и бедра приобрели дополнительную гибкость. Из девушки она постепенно превращалась в женщину. Джон чувствовал, как учащенно забилось его сердце. Неземная красота Кэти казалась ему порой призрачным видением.
Но еще важнее внешней красоты, размышлял Джон, были ее нежность и теплота. Эти качества, словно масло, которое льют за борт, чтобы унять разбушевавшийся шторм, заставили Джона забыть о его предыдущих небезоблачных отношениях с так называемым слабым полом. Среди миллиона женщин она была единственной, которой он мог поверить.
Джон мысленно вернулся к сцене на палубе «Маргариты», когда он обнаружил Кэти в объятиях другого мужчины. Боже, он был готов искромсать Гарри на кусочки, и шпильки Кэти, которые она отпускала впоследствии, били точно в цель, приводя его в бешенство. Он ее ревновал — вот простая загадка его гнева. Одного воспоминания об этом случае было достаточно, чтобы разбудить в его душе самых безобразных демонов. Он перевернулся на спину, закрыл глаза и продолжал размышлять.
Джон не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь ревновал других женщин, с которыми оказывался в постели, и ему на ум приходило единственное этому объяснение: ревность происходила из любви. Поиграв некоторое время с этой странной мыслью, Джон отбросил ее как смешную и недостойную внимания. Он был застрахован от такой глупости, получив болезненную, но необходимую прививку еще в юности.
Однако ему что-то мешало окончательно оставить свою мысль, и он нерешительно бродил вокруг нее, словно медведь вокруг капкана с соблазнительным кусочком мяса. Возможно ли, чтобы его одержимое стремление обладать этой девушкой уходило корнями в область более возвышенных чувств?
«Нет, нет!» — быстро ответил Джон, но затем поневоле вернулся назад. Если он будет честным с самим собой, то признает очевидное: он был по уши влюблен в семнадцатилетнюю девчонку, и одна ее улыбка могла заставить его сердце биться быстрее. Джон постарался осторожно свыкнуться с этим предположением. Он обдумывал новый вопрос. Любит ли его Кэти? Он знал, что нравится ей, и порою, когда его искусные ласки приводили девушку в любовный экстаз, он угадывал в ее горячих глазах нечто большее, чем простое плотское удовлетворение. Однако, переспав с многими десятками женщин, Джон знал, как мало на самом деле значат все ночные всхлипы и стоны. Гордость не позволяла ему прямо признать, что он любил Кэти без всякой уверенности в ее взаимных чувствах. Если она не любит его, то, признавшись ей в своей страсти, он вручит ей в руки кнут, которым она сможет его погонять, как только вздумается. Он поступит куда мудрее, если добьется ее любви исподволь — своим обаянием, мужеством и умом. А то, что такая задача ему по плечу, Джон нисколько не сомневался. Может быть, он даже на ней женится…
Он немного нахмурился, представив себе Кэти в роли своей жены. Какой бы довольной она ни выглядела на Лас-Пальмасе, не стоит забывать, что она была приучена к совершенно другому образу жизни. Она была знатной леди, дочерью графа и вращалась в самых высших кругах английского общества. Она жила, окруженная роскошью, и ни в чем не знала отказа. Если бы не вмешательство судьбы, толкнувшей девушку в его руки, она могла бы выбрать себе другого мужа, даже из королевской семьи.
«Но теперь она принадлежит мне, — возразил Джон с испугом, словно опасаясь, что потеряет ее, — и я ее никому не отдам». Он был достаточно богат, чтобы не лишать ее привычного комфорта, а если и это не сделает ее счастливой, что ж, он даже пойдет на то, чтобы бросить свой теперешний промысел. В Англию путь для него был заказан — слишком много британских кораблей стали его добычей, — но он мог вернуться с ней назад, в Южную Каролину. Вопреки всему случившемуся, там была его родина. Конечно, на первых порах американский уклад жизни покажется Кэти странным, но ничего, она вытерпит. Если она его любит…
Пригоршня холодной воды, выплеснутая ему на лицо, моментально развеяла прихотливую вязь его полугрез. Их предмет, хихикая, стоял у его ног: голубые глаза Кэти искрились от смеха, светлые волосы в беспорядке вились вокруг стройной шейки. Когда он ошеломленно открыл глаза, она вытряхнула на него из своих сложенных горсткой ладоней последние капли.
— Сейчас я тебя как следует проучу, — проворчал он с шутливым гневом и, вскочив на ноги, бросился к Кэти.
Она легко увернулась от его рук и резво, как молодая газель, помчалась к спасительному морю, а за ней, словно колокольчик, несся ее звонкий смех.
— Ну, повезло тебе, лисичка, — быстро бегаешь, — крикнул ей вдогонку Джон и, сбавив шаг, следом за ней окунулся в лазурные волны.
В этот вечер Джон был непривычно тихим, и Кэти раз за разом обращала на него тревожные взгляды. Может быть, он из-за чего-то на нее рассердился? Он казался расстроенным, а его серые глаза затянула задумчивая поволока. За ужином он выпил несколько стаканов вина, но совсем не притронулся к пище. Кэти беспокойно подумала, что он, наверное, нездоров. Скорее всего, у него опять заболела нога, и он не хочет в этом признаваться.
Наконец Кэти не удержалась.
— Джон, ты себя хорошо чувствуешь? — озабоченно спросила она.
Он поднял на девушку отсутствующий взгляд. Его глаза сфокусировались на ней только через минуту.
— Что? Ах да, конечно, очень хорошо. Почему ты спрашиваешь?
— У тебя болит нога? — настаивала Кэти, еще больше озадаченная его рассеянностью. Она уже привыкла, что он с жадным вниманием ловит каждое ее слово Что с ним произошло? Неужели она начала ему надоедать?
— С ногой у меня все в порядке. Почему ты вдруг так обеспокоилась моим здоровьем? — рассеянно произнес он, как будто находясь за миллион миль от нее.
— Тогда скажи, что с тобой происходит? — взорвалась Кэти.
— Да ничего особенного, насколько я знаю. А что? — вяло спросил он.
— Ты так притих. Ты на меня за что-то сердишься? — помимо ее воли ее голос зазвучал почти заискивающе.
Джон засмеялся, остановив на девушке внезапно потеплевший взгляд.
— Я просто задумался, милая.
— О чем? — подозрительно спросила Кэти.
— В один прекрасный день ты узнаешь сама, — таинственно ответил он, вызвав сварливое недовольство Кэти.
Видя ее раздражение, Джон усмехнулся и встал из-за стола.
— Джута, мы уже поели, — крикнул он экономке и, обойдя кругом стол, галантным жестом помог подняться Кэти. Она подозрительно покосилась на опорожненный до донышка графин вина. Может быть, он пьян? Правда, он выглядел вполне трезвым, но Кэти слышала, что некоторые мужчины могут поглощать огромное количество спиртного без каких-либо видимых последствий.
Она улыбнулась Джуте, вошедшей в столовую, чтобы убрать пустые тарелки, и позволила Джону увести себя в просторную гостиную. Высокие двустворчатые окна были широко распахнуты в ночь, а натянутая на них тонкая москитная сетка колыхалась от свежего ветерка. Комнату освещала только пара настенных канделябров с восковыми свечами.
— Пойдем прогуляемся, — сказал Джон, кивнув в сторону окна. Кэти согласилась и, все еще заинтригованная необычным поведением Джона, вышла вслед за ним в сад. Высоко над верхушками пальм плыл серебряный диск луны, оживленному хору цикад вторили трели соловьев и скворцов. Воздух был полон пьяным ароматом гибискусов.
— Как здесь прекрасно, — пробормотала Кэти, обращаясь больше к себе, чем к Джону. Он обнял ее за талию, поддерживая, когда на их пути в глубину сада возникали небольшие кочки и выбоины.
— Прекрасно, — хрипло согласился он, не сводя с нее глаз.
— Сегодня вечером вы на редкость галантны, капитан, — поддразнила его Кэти. — Уж не хочешь ли ты меня смягчить, перед тем как преподнести какую-нибудь плохую новость?
— Я и в самом деле должен тебе кое-что сказать, — ответил Джон. — Плохие новости или хорошие, судить тебе.
Он колебался, и Кэти окинула его быстрым взглядом. По-видимому, он собирался поведать ей то, что мучило его целый вечер.
— Ну? — нетерпеливо вырвалось у нее.
— Я должен уехать на несколько дней, — наконец сказал он.
— Уехать? Куда?
— Неподалеку отсюда есть другой остров — Тенерифе. Сегодня днем мне сказали, что там живет один человек, который хочет купить груз «Маргариты». Я собирался сбыть его еще в Кадисе, но помешали некоторые обстоятельства. — Он искоса поглядел на девушку. Кэти брела, не разбирая дороги, и даже не замечала, продолжает ли Джон идти рядом с ней или нет. Ее глодало разочарование. Разве он не собирался взять ее вместе с собой?
— Можно, я тоже поеду? — напряженно спросила она, не глядя в его сторону. Она подошла к самому краю утеса, нависшего над ночным морем, и машинально остановилась, даже не сознавая смысла своих движений.
Джон отрицательно покачал головой.
— В другой раз, киска. Место там суровое, а я буду очень занят. Тебе лучше остаться здесь, где ты будешь в полной безопасности.
Кэти невидящими глазами уставилась вниз на гладь океана, окрашенную бледным лунным сиянием. Негромкий шум волн отдавался у нее в ушах грохочущим эхом. Джон крепко обнял ее за плечи.
— Ты будешь скучать без меня? — хрипло спросил он.
— Конечно буду, — прошептала Кэти, которую покинула ее гордость.
Глава 10
Кэти нездоровилось третье утро кряду. Склонившись над фаянсовым ночным горшком, она корчилась в жестоких приступах рвоты. Когда ее опустошенный желудок наконец утих, она добралась до постели и с облегчением растянулась на свежих прохладных простынях. Уж не подцепила ли она какую-нибудь странную тропическую болезнь? Если сегодняшнее утро будет похоже на два предыдущих, то вскоре она опять почувствует себя хорошо и сможет как ни в чем не бывало заниматься своими делами. Раньше, не считая морской болезни во время шторма на борту «Маргариты», она никогда в жизни не испытывала такого недомогания. Эта периодически возникавшая тошнота начинала ее тревожить.
— Я принесла вам кофе, мэм. — На пороге показалась жизнерадостная Джута. Кэти слабо улыбнулась. Ни Джута, ни Кимбо не стучали в дверь, перед тем как войти в комнату. Они наивно считали этот дом своим, а Кэти и Джон были для них почетными гостями, которым следовало всячески угождать. Джон, пожимая плечами, говорил, что с этим никак нельзя сладить. Он просто запретил слугам входить в маленькую комнатку, которую Кэти использовала для переодевания, и в спальню, которую они вместе делили. В его отсутствие Джута полагала последний запрет недействительным.
— Мэм, все хорошо? — спросила Джута с участием в бархатных темных глазах. Кэти привстала, чтобы взять чашку кофе. Она все еще чувствовала в теле небольшую дрожь.
— О, все великолепно, Джута. Просто меня в последнее время немножко тошнит. Но я думаю, что беспокоиться не стоит.
— Не надо беспокоиться, — согласилась Джута, поворачиваясь, чтобы оставить Кэти пить кофе в мирном уединении. — Ребенок говорит про себя. Капитан будет довольный. Все будут знать — он сильный мужчина.
Джута величественно выплыла из комнаты. Кэти нетвердой рукой поставила хрупкую чашку из китайского фарфора обратно на поднос. Ребенок! Не может быть! Она на секунду задумалась и побледнела. За последние три месяца с ней приключилось столько самых разных, невероятных событий, что она напрочь забыла о своем женском цикле. Последняя менструация была — гм-м, надо припомнить — примерно за неделю до того, как она отплыла из Лиссабона на «Анне Грир». Кэти боязливо потрогала рукой живот. Джута была права. Согласно всем приметам, она носила в себе ребенка.
Чувства Кэти мгновенно смешались в диком вихре счастья, беспокойства и страха. Она бы полюбила ребенка Джона с той же страстью, что и самого Джона. Кто это будет — черноволосый мальчик-богатырь или сероглазая девочка? Кэти запнулась. А Джон? Будет ли он любить ее по-прежнему, когда у нее вырастет огромный живот, или же он отвернется и начнет искать женщин с более соблазнительными формами? А вдруг он отошлет ее назад к отцу, коль скоро она не сможет удовлетворять его в постели? Внезапно она поняла, что ей, в общем-то, все равно: увидит она снова своего отца или нет. Теперь ее жизнь была связана с Джоном, и она останется рядом с ним, пока он этого хочет
Хмурая складка прорезала ее лоб, и девушка положила руку на живот, словно обороняя его Согласно непререкаемым канонам общества, ее незаконнорожденный ребенок будет бесправным и униженным существом. Существовал только один путь, при котором ребенок мог унаследовать имя своего отца и, не склоняя ни перед кем головы, гордо расти, покуда не вырастет. В ту же секунду Кэти решила, что должна убедить Джона жениться на ней любыми возможными средствами. Любил он ее или нет, он обязан позаботиться о судьбе их нерожденного ребенка.
Размышляя о биографии своего будущего мужа, Кэти задумчиво пожевала губами. Ей придется выйти замуж за пирата, грабителя и убийцу, которого непременно повесят, как только он попадет в руки властей. Что ж, нравится ей это или нет, он был отцом ее ребенка, и она любила его. Она выйдет за него замуж, а уж потом будет настаивать, чтобы он занялся более респектабельным бизнесом.
Кэти осторожно слезла с огромной кровати и начала одеваться. Право, ей надо поскорее обновить свой гардероб. Лишь немногие из ее платьев годились для тропической жары. Потом она вспомнила о том, как вырастет ее живот в ближайшие месяцы, и улыбнулась. Новый гардероб ей понадобится в любом случае.
Одевшись, она вышла из дома и зашагала к маленькой пристройке на окраине сада, где жил Петершэм. После инцидента с Гарри Джон хотел оградить свою избранницу от любых случайностей. Он велел Кэти не отлучаться далеко от дома без сопровождения Петершэма. Наиболее отъявленные головорезы из обитателей острова, встретив гуляющую в одиночестве женщину, могли не без оснований посчитать ее своей законной добычей. Кэти подчинилась настояниям Джона, однако скорее из желания составить себе компанию, чем из соображений безопасности. В отсутствие Джона дни текли однообразной нескончаемой вереницей, а с Пе-тершэмом можно было, по крайней мере, поговорить.
Старик сидел на крылечке хижины, крытой пальмовыми листьями, и что-то сосредоточенно вырезал из куска дерева. Увидев приближающуюся девушку, он улыбнулся. Его выцветшие глаза несколько раз мигнули, оценивая ее удивительную красоту.
— Что-то вы поздно, мисс, — сказал он. — Я уж подумал, что вы решили проспать весь день.
— Только его первую половину, — улыбнулась Кэти в ответ. Петершэм аккуратно положил деревяшку себе в карман и отряхнул руки от стружек.
— Куда собираетесь сегодня, мисс? — спросил он. — Не хотите ли снова покататься на пони?
— Нет, нет, я не могу, — не успев подумать, торопливо ответила Кэти. Она не хотела подвергать вынашиваемого ею ребенка опасным превратностям прогулки на норовистом пони, но объяснять Петершэму причину своего отказа пока не собиралась. Она хотела, чтобы первым обо всем узнал Джон.
— Не можете?! — воскликнул Петершэм, внимательно рассматривая девушку.
Кэти загляделась на одного из пестро расцвеченных попугаев, которых на острове было не меньше, чем воробьев в Англии, и не заметила, какое удивление вызвал у старика ее неосторожный ответ. Она встрепенулась, только когда Петершэм снова спросил:
— Тогда, может быть, мы пойдем к морю, мисс?
Кэти согласилась с улыбкой. Они пересекли сад и по тропинке спустились с утеса прямо на белый песок. Она нашла небольшой обломок скалы и уселась в его тень, поудобнее опершись спиной о прохладную поверхность камня. Петершэм присел рядом с ней, храня на лице задумчивое выражение. Сидеть на одном месте, вместо того чтобы сразу начать плескаться в воде, — ой, как это было не похоже на мисс Кэти!
Кэти скинула кожаные сандалии, которые ей смастерил Джон из своих старых сапог, и зарылась ступнями в теплый песок. Пе-тершэм безмолвно следил за девушкой. У него в голове уже начали складываться кое-какие подозрения.
— А каким был Джон в детстве? — нарушив тишину, спросила Кэти, мечтательно рассматривая горизонт.
— Таким же дьявольским упрямцем и сорвиголовой, как и сейчас, — усмехнулся Петершэм.
Кэти посмотрела на него с упреком.
— Я говорю серьезно, — настаивала она.
— Я тоже, мисс.
Кэти послала ему увещевающий взгляд, и старик продолжал:
— Как я помню, мисс, он был крупным ребенком и тянул при рождении на добрых десять фунтов. Мистер Хейл так хотел иметь мальчика, что мы все подумали, он лопнет от радости. Он выпил целую бочку ямайского рома, со всеми пропустил по стаканчику, даже с конюхами — я тогда конюхом был, мисс. А потом мисс Вирджиния — это была матушка мастера Джона, настоящая леди — взяла и померла. Поначалу казалось, что мистер Хейл тоже не жилец на этом свете, уж больно много он выпил с горя. Но он выжил, хотя для мастера Джона это, пожалуй, вышло не к добру. После смерти мисс Вирджинии мистер Хейл совсем изменился. Он ходил хмурый, и немного погодя увидели, что он винит мастера Джона в смерти его матери. Мистер Хейл нанимал разных женщин присматривать за мальчиком, но ни одна из них не задержалась надолго, и мастер Джон чаще всего крутился среди слуг. Отец едва на него глядел.
— Бедный малыш, — вздохнула Кэти, живо представляя себе маленького Джона, обделенного любовью и лаской. Она снова обратилась к Петершэму. — Рассказывай дальше, пожалуйста.
— Ну, значит, мастеру Джону пришлось расти самому по себе. Лет с десяти он начал пропадать в конюшне — единственное место в усадьбе, где ему были рады. Как и все мальчишки, он изрядно проказничал — простые шалости, мисс, ничего худого. Но мистер Хейл считал по-другому. Он замечал мастера Джона только затем, чтобы высечь его за какой-нибудь пустячный проступок. Потом в один прекрасный день мастер Джон достаточно подрос для того, чтобы дать сдачи, и отец больше не осмеливался его пороть. Потом мистер Хейл нашел себе прехорошенькую молоденькую девушку и во что бы то ни стало захотел на ней жениться. Мастеру Джону она тоже очень нравилась. Бегал за ней повсюду хвостом, хотя она его и не замечала. Даже злилась, что он путается у нее под ногами. Мастер Джон тогда был долговязым, неуклюжим мальчишкой, ничуть не похожим на того красавца, каким он теперь стал. — Петершэм сделал выразительную паузу. — Вы должны быть терпимы к мастеру Джону, мисс. В детстве его совсем никто не любил, и он очень страдал из-за этого.
Последнюю фразу он произнес очень серьезно. Кэти почувствовала, что у нее увлажнились глаза. Теперь она с удвоенной силой будет любить Джона и их общего первенца, чтобы подарить им все то, чего недоставало в детстве самому Джону.
— А потом он сбежал из дома? — спросила Кэти. Петершэм метнул на нее настороженный взгляд.
— Мастер Джон рассказал вам и об этом'
Кэти безмолвно кивнула. Петершэм покачал головой. o*
— Я не думал, что он кому-нибудь это расскажет. Я-то об этом знаю только потому, что нашел его тогда в сарае. Он себе жилы ножиком резал. Я ему пригрозил, что позову отца, и тут он мне все выложил. Я ему сказал, чтобы он так не горевал, но на нем все равно лица не было. На следующее утро он убежал. Сначала мистер Хейл не слишком о нем беспокоился, но через неделю в городе стали спрашивать, куда запропастился мастер Джон. Тогда мистер Хейл послал меня отыскать своего сына и вернуть его обратно. Ну, стало быть, я его и нашел. Он записался юнгой на бриг «Милосердный». Мастер Джон твердо решил уйти в море и сказал, что никогда не вернется в Вудхэм. Я мастера Джона понимал. У юнги на корабле жизнь не сахар, но все же ему там было лучше, чем дома.
— Мистер Хейл был богатым?
— Деньги у него водились, но тратить их на своего сына он скупился Даже у конюхов одежка была лучше, чем у него, да и ели они сытнее. Мистер Хейл тратил деньги только на женщин и карты. Он совсем разорил Вудхэм — это последнее, что мы слышали
— И он никогда не возвращался назад? — медленно произнесла Кэти, чье сердце ныло от жалости.
— Никогда, — ответил Петершэм. — И я сомневаюсь, что он когда-нибудь вернется. Ему нравится жить здесь, мисс. Да и мне тоже.
Некоторое время Кэти молчала, обдумывая то, что рассказал ей Петершэм. Теперь она лучше понимала характер Джона — его недоверие к женщинам, его жестокость, его гипертрофированное чувство собственности. Ничего не имея в юности, он был полон решимости самому добыть свое счастье и не упустить его.
— А как он стал пиратом? — спросила наконец Кэти. И Петершэм рассказал такую историю:
— На «Милосердном» мастер Джон работал как дьявол и накопил достаточно денег, чтобы вступить в дело с хозяевами брига. Мы плавали вдоль побережья Северной Америки и торговали всем, что попадется под руку. В тот рейс мастер Джон был капитаном, а в трюме мы везли груз новеньких английских штуцеров. Видать, мисс, о нашем грузе пронюхали пираты. Они напали на нас. Драться мы тогда были не обучены, на бриге была только одна пушка. Понятное дело, мы просто сдались. Каждого, кто отказывался к ним присоединиться, пираты убивали на месте. Мастер Джон не дурак, да и я тоже, так что мы подписали ихнюю бумажку и стали пиратами. Мастер Джон оказался настоящим морским разбойником, ему это нравится. Да и как такая веселая жизнь не понравится. Сам себе хозяин, и прибыль неплохая.
Некоторое время Кэти в тишине переваривала поведанную ей историю, а затем немного смущенно улыбнулась Петершэму.
— Спасибо, что рассказал мне, — тихо поблагодарила она. Петершэм молча кивнул, как бы принимая ее благодарность. Они сидели и смотрели на волны.
Наконец старик снова заговорил:
— Вам ведь есть что рассказать мастеру Джону, мисс Кэти?
Этот вопрос, прозвучавший словно гром среди ясного неба, застал Кэти врасплох. Она быстро посмотрела на Петершэма, чувствуя, как ее лицо заливает горячий румянец.
— Ч-что ты имеешь в виду? — замялась она. Петершэм усмехнулся.
— От меня вы это не скроете, мисс. Я на своем веку перевидал немало женщин в тягости.
Кэти покраснела еще гуще. Она еще не привыкла к мысли, что носит в себе ребенка от Джона. И хотя Кэти была счастлива, она все еще ощущала глубоко укоренившуюся застенчивость, когда речь заходила о самых интимных сферах ее жизни.
— Я… я, — запнулась она и наконец серьезно произнесла: — Разумеется, Петершэм, ты совершенно прав.
— Я так и знал, — с удовлетворением сказал старик. — Ух как обрадуется мастер Джон. Ребеночек — это как раз то, что ему нужно.
— Почему ты так думаешь? — с неподдельным любопытством спросила Кэти, чье смущение начало идти на убыль. В конце концов, сама природа рассудила так, чтобы женщина имела детей от мужчины. Правда, она не была замужем за этим мужчиной. Природу это, конечно, не волновало, в отличие от самой Кэти.
— Мастеру Джону всегда было нужно кого-то любить — и чтобы его тоже любили. Теперь у него будет и ребенок, и вы, мисс Кэти.
— А ты уверен, что он этого хочет, Петершэм? — внезапно робко спросила она.
— Мисс Кэти, да это же у него на лице написано. Мастер Джон, может быть, еще сам не знает, но ему без вас не жизнь. Я его никогда не видел таким счастливым, как в последние дни. Когда он услышит о ребеночке, он до самой луны подпрыгнет от радости И все приличия с вами соблюдет, вы уж не волнуйтесь, мисс Кэти.
— Надеюсь, что ты прав, Петершэм, — вздохнула Кэти.
— Будьте покойны, мисс.
Кэти улыбнулась, чувствуя, что она обрела в лице Петершэма верного союзника. Старик улыбнулся ей в ответ. Между ними воцарилось задумчивое молчание. Спустя несколько минут Кэти приложила ладонь к переносице и напряженно вгляделась в тонкую линию горизонта.
— Петершэм, посмотри, не корабль ли это? — взволнованно сказала она.
Петершэм посмотрел в том направлении, куда указывала девушка.
— Похоже, что так, мисс.
— Как ты думаешь, это «Маргарита»? — Кэти начала немножко нервничать, представляя, как она сообщит Джону свою сногсшибательную новость.
— Может быть, мисс. В доме лежит подзорная труба. Если хотите, я могу за ней сходить. Тогда мы узнаем наверняка.
— Да, да, сходи, пожалуйста. Я хочу знать заранее: Джон это или нет. Мне… мне надо приготовиться.
— Небось будете причепуриваться да прихорашиваться, а, мисс Кэти? — улыбнулся Петершэм. — Ну, на то вы и женщина. Ладно, вы просто посидите здесь, а я поднимусь и взгляну на этот корабль.
— Спасибо, Петершэм, — сказала Кэти, слегка покраснев от проницательности старого слуги, который уже шагал по тропинке к дому. Подбодренная его словами, Кэти с нетерпением дожидалась момента, когда она сможет поговорить с Джоном. И все же она не переставала волноваться. Что он ей скажет? И, самое главное, что она скажет сама? Как сказать мужчине о том, что ты носишь его ребенка? Особенно если этот мужчина не твой муж?
— Мисс Кэти! Мисс Кэти! — К ней, спотыкаясь, приближался Петершэм. — Мисс Кэти!
Какой-то неуловимый оттенок в его голосе встревожил девушку. Она поднялась на ноги, стряхнула с платья песок и потянула свои неуклюжие кожаные сандалии.
— Что такое? — коротко спросила она.
— Это не «Маргарита», мисс, — выдохнул он, остановившись рядом с ней. — Там около восьми кораблей, и они идут к острову на всех парусах. Они еще далеко отсюда, и я не смог точно разобрать, под какими они флагами. Но они идут не просто так. Все их пушки нацелены на остров!
— Что же нам делать?! — ужаснувшись, воскликнула Кэти. Петершэм схватил ее за руку и потянул за собой.
— Для начала мы должны убраться с берега. Если они начнут стрелять, мисс, мы станем для них отличными мишенями.
Кэти побежала к дому, увязая ногами в песке. Петершэм держался у нее за спиной. Она всем сердцем призывала на помощь Джона — Джон уберег бы ее, уберег бы их всех, от любой опасности. Если эти корабли и вправду нападут на остров, она может никогда не увидеть его снова. Вернувшись назад, он может обнаружить, что она мертва — или исчезла, — и тогда он никогда не узнает о ребенке. Эта внезапная мысль тревожила ее больше всего.
Словно возвращенный ее молитвами, Джон нервно расхаживал по передней, когда Кэти и Петершэм, вскарабкавшись по утесу, наконец ворвались в дом. Он был насквозь вымокшим и сердитым. Издав короткий радостный крик, Кэти бросилась в его объятия. Он крепко сомкнул вокруг нее руки и, прижав к себе, не переставал сыпать ругательствами.
— Джон! О, Джон!
— Где ты была, черт возьми! Я тут с ума сходил! Разве ты не видела эти корабли?
— Да, да, я видела! Я так рада, что ты здесь.
— Как вы сюда пробрались, кэп? Я видел в подзорную трубу, что они окружили весь остров.
— Весь, кроме южного мыса. Они, должно быть, думают, что там нельзя пройти из-за рифов. «Маргарита» стоит в миле оттуда. Я добрался до берега вплавь. В рифах есть щель, она недостаточно широка для наших шлюпок, но я думаю, что рыбацкая лодка сможет там проскочить.
— Ах, Джон, они собираются напасть на остров? Почему? — Она откинула голову, чтобы взглянуть на его бронзовое от загара лицо. Он обнажил зубы в дикарской ухмылке.
— Мы пираты, моя милая, или ты это забыла? Время от времени на нас устраивают облавы. Это одна из наименее привлекательных сторон нашего промысла.
— Мастер Джон, мы будем драться?
— Да, будем, дьявол нас забери, — нам больше ничего не остается. С этого чертова острова никак не уйти — только через рифы, и у нас не хватит времени всех переправить.
Джон порывисто поцеловал девушку и отстранил ее от себя. Он заговорил сухим властным голосом:
— Петершэм, возьми мисс Кэти и веди ее к южному мысу. Ждите там, если будет необходимо, я пришлю кого-нибудь с лодкой или, если смогу, приду сам, чтобы вас переправить на «Маргариту». Я отдал приказ, чтобы корабль не трогался с места, пока вы не окажетесь на борту.
— Но, Джон, если ты пойдешь с нами, мы можем бежать с острова вместе, — трепеща, возразила Кэти. — Неужели ты хочешь сражаться с целой флотилией? Это невозможно, ты же погибнешь!
— С каких это пор, киска, ты стала военным стратегом? — вымученно пошутил он. — Делай, что я говорю, и все будет прекрасно.
— Не обращайтесь со мной как с неразумным ребенком, Джонатан Хейл! — вспыхнула Кэти. — Если бы ты действительно думал, что все будет прекрасно, ты бы не оставил «Маргариту» ждать меня около берега. Не говоря уже о том, что ты рисковал жизнью, пробираясь вплавь через коралловые рифы. Я никуда не пойду, ты слышишь? Я останусь с тобой.
— Не капризничай, Кэти, — утомленно произнес он. — Тебе не следует здесь находиться. Как, по-твоему, я смогу отбиваться
от этих чертовых кораблей, если буду постоянно волноваться, где ты и что с тобой случилось? Нет времени спорить. Иди с Петершэ-мом, он за тобой присмотрит, пока я не вернусь.
— Капитан прав, мисс. Вам лучше отсюда уйти, — тихо вставил Петершэм.