Земля Тре

      - Ущипни меня!
      - Зачем? - Коста разбирал поводья и распутывал кожаные шлейки.
      - Может, это сон?
      - Ухо болело?
      - Болело.
      - Значит, не сон. Садись.
      Глеб забрался в кережу, прикрыл ноги мягкой полстью.
      - Поехали! - сказал Коста оленям.
      Они тронулись с места - сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Лес кончился, упряжка вылетела на простор. В глаза опять хлынула сплошная белизна, закружила голову, заплескалась, закипела... Глеб не заметил, как заснул.
      Его разбудил Коста. Над землей сгустились сумерки, но олени неслись, как два пылающих факела, освещая кережу и пространство на десятки саженей вокруг.
      - Что-то случилось? - спросил Глеб, заметив в глазах у Косты тревожный блеск.
      - Прислушайся.
      Под копытами оленей негромко похрустывал наст. Сперва Глеб не услышал ничего подозрительного, но вскоре до его слуха донесся какой-то звук, похожий на комариный писк.
      - Слышишь?
      - Слышу. Что это?
      - Не знаю. - Сжав в кулаке узду, Коста умерил бег оленей и весь обратился в слух. - Откуда?
      - Кажется, из-под земли.
      Непонятный звук шел снизу, просачиваясь сквозь пористый наст. Вот он стал громче... еще громче... раскололся на множество тончайших голосов, словно ке-режу окружила комариная стая.
      - Опять какая-нибудь нечисть, - громко произнес Коста, и ему почудилось, что кто-то повторил эти слова.
      - Тише! - сказал Глеб.
      Сомнений не было - из нестройного писка стали мало-помалу вылепляться отдельные звуки, напоминавшие обрывки человеческой речи. "Ара-ра-ра! Ара-ра-ра! - отчетливо донеслось из-под снега. - Чахкли! Чахкли! Ара-ра-ра!" В эти странные слова, произносимые чирикающей скороговоркой, вплеталось еще что-то, похожее на детский смех.
      - Это люди! - сказал Коста. - Чтоб мне с места не сойти...
      "С места не сойти! С места не сойти!" - радостно запищали голоса.
      - Если люди, - проговорил Глеб, - то очень маленькие. С ладонь, а то и...
      "С ладонь! С ладонь! Очень маленькие!" Коста потянулся к булаве, и над тундрой взлетел
      его зычный голос:
      - Кто здесь?
      "Кто здесь? Кто здесь?" - хором подхватили невидимки. Очевидно, им доставляло большое удовольствие повторять каждое услышанное слово.
      Олени Элльма спокойно бежали по равнине, пофыркивая и потряхивая головами. Судя по всему, они не испытывали ни малейшей тревоги.
      - Вряд ли это нечисть, - сказал Глеб. - Не похоже. "Вряд ли! Вряд ли! Не похоже!" - подтвердили снизу.
      - Тогда кто?
      - Мундус сенсибилис.
      - Иди ты знаешь куда... - огрызнулся Коста и подхлестнул оленей. Н-но!
      Глеб припомнил то единственное, но самое главное слово на языке жителей земли Тре, которое он выучил, общаясь с Пяйвием.
      - Сейчас попробуем поговорить. Он приподнялся, держась руками за меховые бортики кережи, и во весь голос крикнул:
      - Тиррв!
      "Тиррв! Тиррв! Тиррв!"
      - А теперь по-русски... Здравствуй! "Здравствуй! Здравствуй! Здравствуй!"
      - Так-то лучше...
      Глеба разобрало внезапное веселье.
      - Мы из Новгорода. Из Новгорода! "Из Новгорода! Из Новгорода!"
      - Не ори, - обернулся Коста. - Накличешь...
      Голоса и смех окружали их до тех пор, пока олени не перенесли кережу через замерзшее озерко. После этого наступила тишина, лишь по-прежнему похрустывал снег под острыми копытами. Упряжка углубилась в густой лес, и со всех сторон ее обступили мрачные сосны. Олени пробирались между ними медленно и осторожно.
      - Смотри-ка! Вежа, - сказал Коста, углядев впереди остроконечный холмик.
      - Одна? В такой глуши?
      - Ну и что! Вспомни Элльма. Глеб привстал и посмотрел вперед.
      - Может, это погост Истертой Скалы? Может, мы уже добрались?
      - Так быстро?
      Они подъехали поближе. Вежа стояла под разлапистой сосной, окруженная сугробами. Вместо оленьих шкур она была покрыта мхом и дерном и выглядела убого.
      - Нет, погостом и не пахнет, - уверенно сказал Коста. - Тут, пожалуй, верст на сто вокруг ни одной живой души.
      - Но кто-то же в ней живет!
      - Сейчас поглядим. Ну-ка, стойте!
      Он потянул узду, но олени замотали головами и потащили кережу дальше. Незнакомая - или, наоборот, знакомая? - вежа пугала их. Глеб заметил это и тронул Косту за плечо.
      - Давай не будем останавливаться... Мало тебе медведя?
      Упоминание о медведе только раззадорило Косту. Намотав поводья на кулаки, он откинулся всем телом назад, и олени стали. Над вежей курился легкий дымок, но рядом с ней не было видно ни человечьих, ни оленьих следов.
      Глеб потянул к себе меч.
      - Помнишь, что говорил Элльм? "Огги сделает все, чтобы вам помешать, поэтому дайте оленям волю..."
      - Помню. - Коста пружинисто выпрыгнул из кере-жи. - А еще он говорил, что в нас есть сила. Разве не так?
      - Лучше не рисковать.
      Коста взял булаву, сделал несколько шагов по хрустящему снегу.
      - Чего ты боишься? Мы только заглянем. Если что - олени у входа.
      Вдвоем они осторожно подошли к веже. Коста, держа булаву наготове, отдернул завесу и шагнул внутрь.
      В лицо пахнуло затхлостью. Посреди вежи, в очаге, мерцал слабый огонь, возле которого, накинув на зябкие плечи затертую до дыр оленью шкуру, сидела древняя старуха. Увидев нежданного гостя, она часто-часто заморгала глазами цвета остывшего пепла, но на ее сморщенном лице Коста не прочел ни тревоги, ни страха. Больше в веже не было никого.
      - Заходи, - бросил Коста через плечо и прицепил булаву к поясу.
      Глеб шагнул через порожек.
      - Тиррв!
      - Тиррв, - ответила старуха скрипучим голосом. - Ке тыйй либпе?
      Коста развел руками.
      - Извини, бабуля, мы не местные.
      - Ке тыйй либпе? - повторила старуха, не двигаясь с места. - Каст тыйй пудэт?
      - Что она говорит?
      - Откуда я знаю! - Глеб оглядывал затканные плесенью стены. - Наверно, спрашивает, кто мы такие.
      Коста не церемонясь подсел к старухе и стал объяснять:
      - Мы издалека. Из-за моря. Руши - слышала про таких?
      - Руши? - Ее пепельные глаза задвигались. - Тыйй... руши?
      - Кажется, дошло. - Коста сунул в огонь горстку березовой стружки, разбросанной вокруг очага, и пламя слегка приподнялось, осветив тесное жилище. - Ты нас не бойся. Мы не со злом. Мы отдохнем и поедем дальше.
      - Ке тон лях? - продолжала допытываться старуха.
      - Тьфу ты... Сказано, не понимаю. Глеб! Может, ты растолкуешь?
      Глеб отмахнулся:
      - Говори сам.
      Смотреть в веже было не на что - ворох сухого ягеля, горка птичьих перьев и скомканная рогожа. Похоже, хозяйка - кто бы она ни была - жила в полной нищете.
      - Бабуля, - сказал Коста ласково, - можно нам у тебя переночевать?
      Он сложил ладони вместе и прижал к щеке, изображая подушку.
      - Ночлег, спать... Понимаешь?
      Старуха поняла и молча указала на ягель - мол, устраивайтесь. Коста встал и обрадованно хлопнул руками по коленкам.
      - Аида за дровами!
      Они вышли из вежи. Коста подошел к упряжке и достал вукс с провизией.
      - Сейчас отогреемся, поужинаем... Заодно и бабулю подкормим - уж больно тощая.
      - Коста, - сказал Глеб с тревогой. - Олени дрожат...
      Олени пугливо озирались по сторонам и шаг за шагом отодвигались от вежи. Коста порылся в мешке, достал веревку, сплетенную из прочных корней (Элльм называл ее "хигна"), привязал к сосне и набросил петлю на рога одного из оленей. Потом положил ему на спину тяжелую руку и провел ладонью по искрящейся шерсти.
      - Успокойтесь, глупые. Никого тут нет.
      - Странная бабка, - сказал Глеб полушепотом. - Откуда она взялась? Почему одна?
      - Вопросы интересные, - задумчиво проговорил Коста. - Я бы расспросил, да она по-русски ни бельмеса.
      -Может, уедем?
      - Неловко. Сперва напросились, а теперь бежать? Переночуем, а с утра пораньше тронемся.
      Глебу хотелось сказать еще что-то, но Коста с мешком в руке уже зашагал к веже. Олени покорно замерли под сосной. Глеб вздохнул и пошел рубить ветки.
      Сразу после ужина легли спать. Старуха устроилась возле очага, на рогоже, Глеб с Костой - под стенкой, на ягельной подстилке. От жаркого пламени заросшие инеем шесты внутри вежи оттаяли и покрылись крупными каплями, но из всех щелей тянуло ледяным холодом, и Глебу пришлось надеть койбицы. Обоим не спалось. Коста ворочался с боку на бок, поглядывая то на старуху, то на завешенный грязной тряпкой вход.
      Задремали только под утро. Сквозь тонкую пелену беспокойного сна Глеб продолжал улавливать звуки, запахи, холодные прикосновения сквозняков. Сквозняки... По открытому лицу пробежала волна морозного воздуха, и Глеб проснулся.
      Через реппень лился жидкий, как ряженка, лунный свет. Он падал на то место, где был очаг, и круглым пятном растекался по полу.
      - Коста! - Глеб тряхнул друга за плечо. - Проснись!
      Коста поднял голову и стал тереть кулаками сонные глаза.
      - Что стряслось?
      - Старуха исчезла! - прошептал Глеб, шаря глазами по веже.
      - Как исчезла? - Руки Косты опустились, он сел и уставился на качавшуюся над входом занавеску. - Вышла?
      - Тс-с! - Глеб на коленях подполз к занавеске и приподнял угол.
      Снаружи доносились какие-то звуки - как будто хлопали крылья.
      - Что там? - спросил Коста.
      - Наши олени, кережа... Старухи нет!
      - Погоди-ка. - Коста приложил ухо к стене. - Это, кажется, здесь.
      Он тихонько проковырял пальцем дерн, заглянул в дырку, и его бугристые плечи напряглись. Глеб подполз к нему и, сгорая от нетерпения, ткнул кулаком в бок.
      - Что видно?
      Коста безмолвствовал. Пронзительно засвистел ветер, хлопанье стало громче, потом вдруг оборвалось, и наступила тишина.
      - Все. - Коста отвалился от стены и потрогал пальцами покрасневший глаз. - Улетела...
      - Как улетела?!
      - На рогоже... Сказку про ковер-самолет слыхал?
      У Косты был вид человека, которого только что огрели по голове чем-то тяжелым. Глеб вцепился в него и потянул к выходу.
      - Идем! Скорее!
      Привязанные к сосне олени рвались изо всех сил, дергая кережу и громко стуча рогами. Коста принялся второпях распутывать затвердевшую на морозе хигну. Пальцы стыли, он, ругаясь, дышал на них, растягивал ногтями обледенелый узел, но веревка не поддавалась.
      Большая черная тень на мгновение закрыла луну. Глеб опять услышал хлопанье и увидел над крышей вежи старуху. Она вынырнула из ночной тьмы, как лемех из пашни, и медленно опустилась на снег. В ее руках, словно парус на рее, трепыхалась рогожа. Увидев Глеба и Косту, она завопила:
      - Разнайке! Разнайке!
      Коста выхватил нож и перерезал упрямую веревку. Но было поздно. Из-за сосны, прямо в переливы света, исходившего от оленей, выскочила росомаха. Глеб вздрогнул. Она была величиной со льва, которого он видел однажды в половецких землях.
      Меч сам выскользнул из ножен и ткнулся рукоятью в подставленную ладонь. Глеб взмахнул им над головой. На лезвие, ничуть не потускневшее за месяцы странствий, упали отблески голубого сияния, и отраженный луч молнией метнулся в чащу. Глебу почудилось, что сосны закачались, а под ними замелькали бесформенные тени. Забыв об опасности, он повернул голову и тут же пожалел об этом. Росомаха бросилась на него и вцепилась зубами в запястье. От сильного толчка меч вывалился из ладони и ушел в глубокий снег по самую рукоять. Острые клыки прокусили толстый рукав и вонзились в кожу.
      Глеб левой рукой схватил зверя за вздыбленный загривок. Началась борьба. Ему удалось просунуть ладонь в койбице под верхнюю челюсть росомахи. Цепенея от натуги, он стал разжимать железную пасть. Вершок... другой... Глеб перехватил освобожденной рукой нижнюю челюсть, и из горла росомахи вырвался сдавленный хрип.
      - Берегись! - закричал Коста.
      Глеб отшвырнул от себя полумертвую росомаху и увидел, как целая стая точно таких же зверей, словно прорвавшая плотину река, накатывается на упряжку.
      - Разнайке! Разнайке! - надрывалась старуха. Коста с булавой в руке качался, как маятник, и рассыпал удары направо и налево. Росомахи остервенело кидались на него и огромными тряпичными мячами отлетали назад. Две из них прорвались к упряжке, но, наткнувшись на опущенные оленьи рога, с визгом покатились по снегу.
      Глеб выдернул меч из сугроба и бросился на помощь.
      - Сзади! - заорал Коста, словно на затылке у него были глаза.
      Глеб обернулся и прямо в воздухе рассек на две части падавшую ему на плечи росомаху. Стая обступила упряжку со всех сторон. Глеб перепрыгнул через кережу, и меч замелькал в его руке, разбрасывая огненные блики.
      Старуха перестала кричать. Теперь в этом не было необходимости росомахи, сотнями появлявшиеся из-за сосен, бросались вслед за теми, которые плотным шевелящимся кольцом сдавили упряжку. Они толкались, лязгали зубами, громоздились друг на друга и черными волнами обрушивались на чужаков. Глеб и Коста бились спина к спине - между ними была только узкая кережа, из которой летел выдираемый клыками олений мех.
      Глеб раз за разом вскидывал глаза, надеясь, что этот дикий поток в конце концов иссякнет, но видел вокруг только алые пасти и горящие ярким рубиновым светом зрачки. Не видно было даже снега - росомахи слились в сплошное море, покрывшее собою все обозримое пространство.
      - Надо прорваться! - закричал Коста охрипшим голосом.
      - Как?!
      Сразу две росомахи повисли на руках у Глеба, вцепившись зубами в печок. Он стряхнул их, но от сильного толчка в живот колени подогнулись, и он рухнул в кережу, ударившись затылком о спину Косты.
      - Держись! - крикнул Коста и, бешено вращая булавой, ринулся в самую гущу звериной стаи.
      Олени стояли, склонив ветвистые рога. Очевидно, их хранило заклятье Элльма - лишь две или три росомахи, щурясь от волшебного сияния, попытались подступиться к ним, но были отброшены.
      Глеб потерял Косту из вида. Стоя в кереже, он отбивал атаки сразу с трех сторон. По лицу катился пот, суставы трещали, тело разрывалось на части от боли и усталости.
      - Держись! - снова послышался голос Косты. Смяв передние ряды росомах, он оттеснил их от упряжки и хлестнул обрывком хигны по оленьим спинам. Упряжка сорвалась с места, как выпущенная из лука стрела. Глеб ничком упал в кережу и зарылся лицом в мех.
      - Разнайке! - опять заверещала старуха, но ее голос утонул в скрипе снега и рычании, вырывавшемся из тысяч звериных глоток.
      Глеб приподнялся и увидел Косту, который в окружении росомах бежал следом за упряжкой.
      - Давай руку!
      - Не надо! - Коста из последних сил прибавил ходу и, тяжело дыша, повалился в кережу. - Гони!
      - Выносите, родимые!
      Олени, сметая замешкавшихся росомах мощными рогами, мчались вперед. Лес поредел, вдалеке опять показалось широкое снежное поле.
      - Выбрались? - прохрипел Глеб, сжимая в руке меч.
      - Не торопись... Посмотри назад.
      Росомахи не отставали. Некоторые из них бежали вровень с упряжкой, норовя вцепиться в меховые борта кережи. Одна, самая нахальная, оттолкнувшись от снега упругими лапами, прыгнула на Косту, но короткий встречный удар отбросил ее в сторону.
      Глеба осенило. Он развязал мешок с провизией и швырнул росомахам шмат пойды. В рядах преследователей возникло замешательство - одни с жадным урчанием набросились на упавшее в сугроб сало, другие продолжали погоню. Глеб запустил руку в мешок и вынул кусок заиндевелого мяса.
      - Нате, жрите!
      Стая смешалась. Росомахи кинулись за подачкой и, вырывая ее друг у друга, сбились в огромную кучу.
      - Еще?
      Глеб бросил им мороженую рыбину.
      - Хватит, - сказал Коста и положил руку на мешок. - Побереги, самим пригодится.
      Большинство преследователей осталось далеко позади. За упряжкой бежал только десяток самых настырных, но версты через три все они отстали. Коста промокнул рукавом мокрый лоб.
      - Вот теперь, кажется, все.
      - Где твоя шапка? - спросил Глеб.
      - Вспомнил! Там же, где и твоя. То-то старуха обрадуется...
      - Знаешь, что я подумал?
      -Что?
      - Это, наверно, и есть та самая Адзь, про которую говорил Элльм. А мы, остолопы, не дослушали.
      - Ладно. Чего теперь каяться... Обошлось. Олени замедлили бег, взбираясь на пологую сопку. Глеб закутался в печок и поднял воротник. Вскоре кережа покатилась под уклон, а вокруг опять разостлалась бескрайняя равнина.
      - Теперь без остановок до самого конца. Так? Коста не отозвался - не хотелось зарекаться. Поерзав в кереже, он сказал:
      - Ты как хочешь, а я вздремну. Умаялся...
      Они мчались без передышки целый день. Мимо стремительно проносились сопки, заснеженные леса, спящие подо льдом реки и озера. Коста отпустил поводья, и олени, никем не сдерживаемые, легко бежали по безмолвной тундре. Глеб начал понемногу успокаиваться. По всем расчетам, они преодолели больше половины пути, победили Талу, удачно ушли от Адзи, и в душе появилась надежда, что оставшийся отрезок удастся миновать без приключений.
      Оленьи копыта застучали по толстому ледяному покрову - упряжка пересекала какое-то озеро. Глебу почудилось, что лед светится изнутри слабым зеленоватым светом. Он хотел разбудить Косту, который мирно дремал, уронив голову на грудь, но в этот миг издалека, со стороны гор, окружавших озеро, донесся непонятный гул. Коста вскинул голову:
      - Что это?
      Глеб посмотрел на круглые вершины, и ему показалось, что снег на них зашевелился, как волосы на голове у человека, объятого смертельным страхом.
      - Лавина?
      Гул повторился, и по озеру - от берега до берега - прокатилась дрожь. Лицо Косты помрачнело.
      - Хуже... Кажется, землетрясение.
      Он схватил поводья и хотел подстегнуть оленей, но они и без того неслись как ветер, почти не касаясь копытами льда. Упряжка была как раз на середине озера.
      - Не вовремя, - сквозь зубы процедил Коста. - Если лед не выдержит...
      Фразу можно было не заканчивать - Глеб и сам понимал, какая участь ждет их, если упряжка провалится в ледяную воду.
      - Быстрее, родимые, быстрее!..
      После нового толчка поверхность льда покрылась тонкими трещинами. С вершины одной из гор широким языком пополз снег. Коста громко скрипнул зубами.
      - Еще чуть-чуть... Ну!
      Берег приближался. До него оставалось совсем немного - несколько десятков саженей, три-четыре мгновения. Глеб с шумом потянул в себя воздух, надеясь выпустить его уже на суше, но внезапно по льду пробежала узкая кривая полоса, и голубой панцирь раскололся, словно хрупкое стекло. Прямо перед оленями возникла черная пропасть.
      - Стой!
      Коста успел крикнуть и натянуть поводья, но оленей уже нельзя было остановить. Они взмыли над полыньей, кережу вместе с седоками рвануло вверх. Коста упал на Глеба и всей своей массой вдавил его в корму. Полет продолжался долю секунды - передние копыта оленей ударились о край ледового полотна... заскользили... и упряжка рухнула в воду.
      Первым опомнился Коста. Он схватил нож и стал рубить постромки. Олени барахтались в воде, тщетно пытаясь зацепиться за лед. Помочь им было невозможно. Кережа ходила ходуном, волны лизали ее низкие борта, и Глебу казалось, что она вот-вот пойдет ко дну.
      Перерезав последний ремень, Коста закричал:
      - Назад! На льдину!
      Кережа держалась на поверхности озера, как настоящая лодка, но вода вокруг утопавших оленей бурлила с неистовой силой, и Коста стал лихорадочно отгребать назад, к изломанному ледяному краю. Весел не было - гребли ладонями, вода прожигала руки холодом до самых костей.
      Ледовое поле с оглушительным треском раскалывалось на части. Горы, берега, озеро - все качалось и подпрыгивало, будто где-то под землей ворочалось пробудившееся ото сна гигантское чудовище. Дрожало даже небо, из которого, словно из частого сита, сеялся на землю мелкий, как мука, снег.
      Коста ползком выбрался на льдину, помог Глебу. Вдвоем они вытащили из воды кережу. Глеб натянул на онемевшие руки койбицы и обернулся. На его глазах две громадные льдины сошлись вместе, как витязи на поединке, и, столкнувшись, с грохотом рассыпались на куски. Там, где только что дробили воду олени Элльма, расходились в стороны широкие круги.
      У Глеба заныло в груди. Оказаться затерянными в самом сердце чужой земли - что могло быть хуже? Оле ни были их единственной надеждой, и после того, что случилось, он почувствовал себя совершенно беспомощным. Коста стоял рядом, его лохматые брови были насуплены, а губы сжались в узкую щель.
      Подземные толчки прекратились. Земля перестала трястись, но тяжелые потоки снега все еще сползали с покатых вершин, а льдины на поверхности озера продолжали колыхаться, сшибаясь и обламывая друг о друга острые края. Небо, словно по команде, очистилось, и из сумерек проклюнулись вечерние звезды.
      Коста разжал слипшиеся на морозе губы и проговорил:
      - Опять...
      - Что опять?
      - Опять обошлось.
      Обошлось ли? Глеб огляделся вокруг. Льдину, на которой они стояли, медленно несло вперед. Ее края крошились, как перепеченный хлеб, и Глебу, чтобы не свалиться, пришлось отступить к середине.
      - Надо выбираться, - сказал Коста. - Берег близко, проскочим.
      Льдина застряла среди бесформенных глыб и остановилась. Коста смерил глазами расстояние и затянул потуже пояс, будто готовился к прыжку через бездну. От берега их отделяло шагов пятьдесят. Мороз окреп, и трещины быстро затягивались прозрачной сизой коркой.
      Руки в койбицах отогрелись и распухли. Глеб сжал их в кулаки, снова разжал и, стряхнув с воротника снежинки, спросил:
      - А кережа?
      - Она теперь ни к чему. Возьмем оружие, провизию... Остальное придется бросить.
      Коста достал из кережи вукс, опустевший за два дня пути почти наполовину, скрутил горловину в толстый жгут и обмотал вокруг запястья.
      - Захвати мою булаву.
      Глеб прицепил к поясу ножны с мечом, взял в руку булаву.
      - Все?
      - Все. Пошли.
      Вода перестада колыхаться, нагромождения ледяных обломков замерли, и над озером снова повисла тишина. Глеб еще раз взглянул на брошенную кережу.
      - Пошли...
      Они направились к берегу. Коста, идя первым, осторожно пробовал ногой лед. Местами попадались широкие разломы, через которые надо было перепрыгивать. Кроме того, приходилось перелезать через торосы, поднимавшиеся один за одним, как зубья бороны, поэтому каждый шаг давался с трудом.
      Наконец Коста добрался до обледенелой кручи и, бросив мешок под ноги, стал выдалбливать ножом ступеньки. К счастью, берег в этом месте был невысок, и вскоре они уже стояли на нем, переводя дыхание и оглядываясь по сторонам. На льдине одиноко темнела кережа.
      Установившаяся тишина показалась Косте настороженной.
      - Странное местечко...
      Неподалеку он увидел выступавшие из-под снега большие камни. Они лежали на ровном расстоянии друг от друга, окружая озеро полукольцом. Берега и возвышавшиеся над ними горы выглядели пустынными - ничто не говорило о присутствии человека. Коста поискал глазами следы, но снежная гладь была девственно чиста.
      - Тут, похоже, и зверье не водится...
      Глеба волновало другое. Он отдал Косте булаву и спросил, не скрывая тревоги:
      - Что дальше?
      Коста сбил с волос снежный пух и сказал с расстановкой:
      - Будем думать.
      - Надо бы побыстрее. - Глеб потер щеки. - Холодно...
      Костер можно было развести прямо здесь, на берегу. Коста присмотрел несколько низеньких березок, утонувших в снегу по самые вершины, и уже направился к ним, но тут в голову ему пришла новая мысль.
      - Не найти ли нам пещеру?
      При воспоминании о пещере Арома-Телле Глеб поежился, но другого выхода не было. Он посмотрел на горы.
      - Идем.
      - Постой...
      Взгляд Косты снова притянулся к странным камням. Он подошел поближе. Камней было не меньше сотни - все они имели причудливые формы и напоминали то человеческую фигуру, то голову оленя, то колотушку нойда... Чем дольше Коста смотрел на них, тем больше убеждался, что они принесены сюда нарочно. Но зачем? И куда делись те, кто их принес?
      Он приблизился к одному из камней. Тот был похож на старика, сурово глядящего из-под нахлобученной на голову снежной шапки. Коста присел напротив и позвал Глеба.
      Глеб подошел с явной неохотой.
      - Что ты там разглядываешь?
      - Посмотри.
      Глеб бросил взгляд на камень, и в душе опять зашевелилось тревожное предчувствие. Пещера Арома-Телле. Воспоминания о ней никак не отпускали его. Почему? Не потому ли, что этот камень, как и тот портрет на стене, напомнил ему Аксана?
      - Гляди, тут что-то написано.
      На темной поверхности камня были вычерчены какие-то знаки. Глеб наклонился, чтобы рассмотреть их. Сперва он подумал, что это варяжские руны, которые ему доводилось видеть в старинных книгах, но, приглядевшись, решил, что это скорее рисунки, чем буквы. Сквозь полупрозрачный иней проступали точки, крестики, ромбики, вычурные завитки. Камень был испещрен ими сверху донизу, но понять их смысл не представлялось возможным.
      Глеб, сам не зная зачем, приблизил к камню раскрытую ладонь и тут же отдернул ее, будто наткнулся на иглу. От камня исходил поток чего-то необъяснимого - не тепла, не холода, а какой-то непонятной энергии, которую Глеб не ощущал ни разу в жизни. Движимый любопытством, он снова поднес руку к странным изображениям и почувствовал зуд в ладони и в пальцах, словно по коже забегали муравьи. Этот зуд тонкими струйками потек к запястью, потом к локтю, потом еще дальше - к плечу. Что-то мешало Глебу отвести руку, она запуталась в невидимых силках, и ее влекло только в одном направлении - к камню.
      - Что с тобой? - спросил Коста, заметив неладное. Вместо ответа Глеб покачнулся, и его пальцы коснулись двух окружностей, нанесенных на переднюю грань камня, там, где у воображаемого старика должны были находиться глаза.
      Все мгновенно изменилось вокруг. Звезды разом погасли, а луна стала багровой и разгорелась, как глаз разъяренного быка. Снова зашевелились обломки льда, которыми была усеяна озерная гладь, торосы рассыпались, как сахарные горки, а вода в разломах забурлила. Снежные покровы гор вновь пришли в движение, и по ним сверху вниз побежали яркие цветные полосы: красная, оранжевая, желтая, зеленая...
      Коста схватил Глеба за плечо и опрокинул на снег.
      - Что ты сделал?!
      - Не знаю... - проговорил Глеб, шевеля отяжелевшим языком.
      Вырвавшись из магических объятий камня, он пришел в себя, и его голова сразу наполнилась множеством звуков. Плеск воды, скрежет льдин, вой ветра, шум сходящих снежных лавин. Все смешалось, но из этой дикой какофонии вдруг выплыло слово, произнесенное громким свистящим шепотом: "С-с-сейд!.."
      Коста дернул Глеба за руку.
      - Бежим!
      Подхватив вукс, они бросились прочь от ожившего озера. Глеб успел заметить, как стоявшие вдоль берега камни вспыхнули, словно зажженные факелы, но это было не пламя, а какой-то чародейский свет, похожий на тот, что исходил от оленей Элльма, только во много раз ярче.
      "С-с-сейд!" - прошипело озеро им вслед. Под землей загрохотало, будто где-то в ее недрах перекатывались валуны величиной с гору. Глеб и Коста не разбирали дороги и бежали наугад, с трудом вытягивая ноги из глубокого снега.
      Земля лопнула, как корка спелой дыни, и от скалы к скале, преграждая беглецам путь, пролегла бездонная трещина. Громадные сугробы в одно мгновение исчезли в ней, словно в алчной пасти, и она широкой черной полосой обозначилась на белой поверхности. Коста потянул Глеба в сторону.
      - Куда?
      - Там выход! Быстрее!
      В мигающем свете, который источали горы, озеро, снег, Коста разглядел каменистую тропу, пробитую между двумя отрогами. Они бросились к ней. Коста бежал впереди, стиснув в одной руке булаву, а в другой горловину мешка. Глеб едва поспевал за ним, в каньги набился снег, ножны колотили по колену.
      - Скорей!
      Что-то громко хрустнуло, и землю прорезала еще, одна трещина, отделившая беглецов друг от друга. Чтобы не сорваться в пропасть, Глеб с размаху упал в снег. Поднялся, прохрипел что-то невнятное. Коста обернулся.
      - Прыгай! Прыгай же!
      Времени на раздумья не было. Глеб прихватил рукой ножны и, оттолкнувшись от края, перелетел через бездну. Они побежали дальше. Над их головами перекрещивались разноцветные лучи, отовсюду доносился треск и грохот. На тропу обрушился камень. Коста смахнул его булавой и взбежал наверх.
      - Не отставай!
      В груди у Глеба стучал молот. Легкие выворачивались наизнанку, ледяной воздух обжигал внутренности, проникая в голову, в сердце, в желудок. Глеб бежал, ничего не соображая, скользил, оступался, натыкался на скальные выступы. От ярких вспышек резало в глазах, голова гудела.
      Когда миновали подъем, черная стена гор стала медленно подниматься за их спинами, отсекая все, что творилось позади. Шум стал постепенно затихать, лучи, длинными саблями кромсавшие небо, сделались тоньше и бледнее. Со всех сторон надвинулась тьма.
      Глеб совершенно выбился из сил. Тело кренилось вперед, и он переставлял ноги механически, только для того, чтобы не упасть. На бегу развязались оборки, и, выволакивая ноги из сугробов, он думал лишь о том, чтобы не потерять каньги. Чувство опасности притупилось. После того, как спустились с перевала, он хотел крикнуть Косте, что пора бы остановиться, но из горла вырвался только сиплый выдох.
      Кольцо гор осталось позади. Добежав до березовой рощицы, Коста рухнул на снег и раскинул крестом руки и ноги. Глеб в изнеможении упал рядом и вдавил лицо : в холодный сугроб. Минут пять они лежали а молчании, слышалось только, как клокотал воздух в распаренных легких.
      Отдышавшись, Глеб поднял облепленное снегом лицо.
      - Скажешь... опять обошлось?
      - Заткнись, - попросил Коста, но это грубое слово прозвучало так слабо и беспомощно, что Глеб не выдержал и засмеялся.
      - Ты чего?