Два разведчика, хорошо знавшие язык теот-дошак и другие северные теитольские наречия, отправились на переговоры со старейшинами деревни. Они просили убежища от непогоды и принесли в подарок топоры и наковальни. Теитольцы с радостью пустили флотилию к защищенную от ветра бухту, где прятались и их собственные рыбачьи лодки.
      Пристав к берегу, люди тут же принялись крепить плоты и баржи. С помощью драконов эта работа шла очень споро. Затем были разбиты шатры. Тем временем теитольцы, разбудив своих женщин, отправили их таскать поду и дрова для легиона.
      Пэксон из своего собственного кармана заплатил за горячую пищу. Похлебки и гуляши теитольцев пользовались заслуженной славой, и женщины постарались. Они сварили огромное количество горячего говяжьего гуляша, ставшего чудесным добавлением к обычной воинской лапше. За серебро солдаты могли приобрести еще и крепкого ароматного меду.
      У некоторых теитольцев были дочери подходящего возраста, которых они были бы не прочь продать легионерам. Но генерала Пэксона заранее предупредили о таком обычае, и он категорически запретил подобную торговлю. Он даже послал офицеров по шатрам проверить, что этот его приказ выполняется неукоснительно.
      Кое-кто из солдат был раздосадован запретом, но большинство вполне удовлетворились горячей пищей и крепким медом. Они пели песни и играли на губных гармошках. Снова и снова звучала "Кенорская песня", как, впрочем, и "Через горы", и "Лонлилли Ла Лу".
      Генерал Пэксон лично обошел шатры, тут останавливаясь сделать глоток меду, там - поболтать с сержантами. Он призывал солдат помнить, что теитольцы очень болезненно относятся к малейшим обидам. В таком случае они вызывают обидчика на дуэль. Сохранившийся с незапамятных пор обычай ничем не напоминал принятые в Аргонате поединки. Здесь оружием служили длинные, утяжеленные с одного конца шесты. Противникам предлагалось по очереди что есть силы бить друг друга по груди. Считалось недостойным мужчины не то что уклониться, но даже вздрогнуть, получая удар. Вызванный на дуэль получал право бить первым, но теитольцы привыкли к подобным испытаниям, и потому дуэль редко заканчивалась с одного удара.
      Пэксон в красках описывал дуэль. Он даже припомнил давний инцидент с легионером, впутавшимся в историю из-за платы за пользование дочерью одного теитольца.
      Его слова упали на благодатную почву. Все прекрасно знали вспыльчивость и драчливость теитольцев. Они были болезненно самолюбивы. Здравомыслящий человек предпочитал держаться от них подальше.
      Тем временем командир Восьмого полка Глэйвс, завернувшись в толстый ковер, сидел и дрожал в своем шатре. Он уныло думал о своих многочисленных бедах, пока Дэндрекс не принес ему бадью, полную горячего гуляша. Счастливо хрюкая, Глэйвс набросился на еду. Это была первая приличная пища за последние несколько дней.
      Условия, в которых Глэйвс сейчас жил, он никак не мог бы назвать сносными.
      На барже ему приходилось ютиться в унизительно крохотной каюте, где едва хватало места для койки. Питание было однообразным, а пение солдат - "мычат, как безмозглые молочные коровы", по словам Глэйвса - каждый вечер вызывало у командира настоящую зубную боль. Снова и снова он жалел, что впутался во всю эту затею.
      Гуляш кончился, и Глэйвс послал усталого Дэндрекса за повой порцией. Когда тот вернулся с добавкой, Глэйвс немедленно съел и ее.
      И вот наконец он был сыт. Постанывая, Глэйвс растянулся на своей постели.
      Его подташнивало. С ним это случалось постоянно - переедание, и сразу за ним недомогание. Чувствуя непреодолимые позывы к рвоте, Глэйвс выбежал из шатра на берег реки. Тут его и вырвало.
      Дождь сменился снегопадом. Было очень холодно. Земля вокруг побелела.
      Глубоко вдыхая свежий холодный воздух, Глэйвс понемногу начинал приходить в себя.
      Обернувшись, он увидел с любопытством разглядывающих его теитольских мужчин. На них были только набедренные повязки да кожаные пояса для оружия.
      Некоторые носили безрукавки из бус, но ничего такого, что могло бы защитить от обжигающего дыхания уходящей зимы. Они стояли на снегу босиком и улыбались.
      - Чертовы дикари, - пробормотал Глэйвс. - Не имеют понятия об одежде!
      Он повернулся, чтобы вернуться в свой шатер, но ему преградил путь широкоплечий теитолец дюйма на два выше Глэйвса, с рельефной мускулатурой на груди и плечах. Кто голова была обрита наголо, за исключением пучка полос на макушке, смазанного для твердости медвежьим салом и торчащего, словно пика, дюймов на девять в высоту.
      - Ты назвал мужчин деревни Теут-а-Док дикарями? - спросил он на хорошем, хотя и с акцентом, языке Аргоната.
      Глэйвс так и охнул. Ему и голову не могло прийти, что кто-то из этих проклятых теитольцев может понимать верио.
      - Прочь с моей дороги! - рявкнул он. смеешь загораживать путь офицеру легиона!
      Крепкий теитолец не двинулся с места. Что еще хуже, он ткнул Глэйвса пальцем прямо в живот.
      - Я называю тебя толстомордой шавкой, обладающей храбростью бабы, прорычал он.
      Глэйвс растерянно глядел на теитольца. Подобного поворота он никак не ожидал. Оскорбление было совершенно невыносимым.
      - Да я... - задыхаясь от ярости, начал он, но, почувствовав, как снова всколыхнулся гуляш в животе, поспешно закрыл рот. Знаком он подозвал к себе стоящего в тени Дэндрекса.
      - Убей этого человека, - приказал он своему наемнику.
      Рука Дэндрекса легла на рукоять меча. Он заколебался. Перед ним стояла дюжина теитольцев, некоторые с томагавками за поясом. Стоит ему обнажить меч, и начнется драка, в которой сам он вполне может погибнуть. Дэндрекс поклялся, что никогда не умрет за Портеуса Глэйвса.
      - Нет, хозяин, - ответил он. - Их слишком много.
      Воин напротив захохотал, тыча пальцем в побагровевшего Глэйвса:
      - У тебя не только собачья рожа, но и сердце как у цыпленка. Ты бы хотел, чтобы вместо тебя в твоей битве сражался кто-то другой. Я называю тебя цыплячьим псом!
      За всем этим теперь уже наблюдала целая толпа легионеров. Их собиралось все больше и больше. Глэйвсу казалось, что он попал в какой-то кошмарный сон, из которого нет выхода. А громадный дикарь не отступал.
      - Я вызываю тебя, цыплячий пес, на поединок. Ты должен сразиться со мной, как учат нас древние традиции пешего племени.
      Глэйвс был в растерянности. Слух об инциденте мигом облетел всю деревню теитольцев. Казалось, все племя собралось на берегу. Прибежал узнавший о случившемся генерал Пэксон. Его ничуть не порадовало то, что он увидел.
      Пэксон уже давно понял, что Глэйвс - совершенно тупой и очень мстительный командир. Генерал мог только повею проклинать новые порядки, позволявшие богачам покупать себе офицерские звания в легионах. Людям типа Портеуса Глэйвса нечего было делать на поле битвы. Но города отчаянно нуждались в деньгах и добывали их где только возможно.
      - Что здесь происходит? - сурово спросил он. Глэйвс увидел Пэксона, и ему стало совсем плохо, но он ухватился за генерала, как утопающий хватается за соломинку.
      - Этот тип ни с того ни с сего ударил меня. Мой человек, Дэндрекс, помогал мне защищаться.
      Дэндрекс услышал язвительную нотку в голосе Глэйвса, но сделал вид, будто ничего не заметил. Он брал полото Глэйвса лишь потому, что платил тот очень хороню. Когда-нибудь он выскажет этому толстому болвану вес, что о нем думает.
      Теитолец шагнул вперед:
      - Он лжет. Я вызвал его на поединок потому, что он цыплячий пес и шавка, которую следует высечь. Он оскорбил мужчин Теитола. Он думает, что теитольцы не умеют говорить на языке городов.
      Пэксон покосился на Глэйвса.
      - Что ты хочешь сказать, говоря, что он оскорбил мужчин Теитола?
      - Он думает, что в деревне Теута никто не знает верио. Но я, Рыбий Глаз, хорошо говорю на верио. Разве не так?
      - Да, конечно. Но все же, что такого сказал мой офицер?
      - Он сказал, что теитольцы - тупые дикари, которые голыми ходят по снегу.
      - Понятно... - Генерал повернулся к Глэйвсу. Злость его сменилась радостным ожиданием поединка. - Это правда, командир?
      - Разумеется, нет! - возмутился Глэйвс. - Я выполняю ваш приказ не ссориться с теитольцами.
      Рыбий Глаз снова захохотал. Он что-то прокричал по-теитольски своим друзьям, и вскоре вся толпа уже надрывалась от хохота.
      - Прекрасно, командир, - с издевкой прошептал Пэксон. - Теперь вы окончательно убедили теитольцев, что люди Аргоната имеют души трусливых шавок, цыплячьи сердца и собачьи головы. Я не знаю, что именно вы сказали, но в том, что вы оскорбили теитольцев, я не сомневаюсь. Рыбий Глаз - человек чести. Он немного горд, но, глядя на него, я бы сказал, что у него есть на то все основания. - Пэксон пожал плечами. - Если у вас нет других идей, придется вам встретиться с ним в поединке.
      - Это невозможно! - зашелся Глэйвс. - Моя честь командира полка...
      - Растает окончательно, если солдаты поймут, что вы боитесь сразиться с этим человеком.
      - Я отказываюсь!
      - Тогда мы публично заклеймим вас как труса.
      Глэйвс судорожно сглотнул. Это конец. Обвинение в трусости повергнет в прах все его карьерные устремления. Выхода не было.
      Словно в кошмарном сне, Портеус Глэйвс обнаружил, что раздевается до пояса прямо под падающим с небес снегом. Кто-то услужливо сунул ему в руки шестифутовый шест.
      В паре футов от него в окружении друзей стоял Рыбий Глаз. Теитольцы спорили о том, сколько потребуется ударов, чтобы сбить этого толстяка на землю.
      Рыбий Глаз держал свой шест с небрежностью, выдававшей большой опыт обращения с этим оружием. Шест в его руках плясал в воздухе, словно живой.
      Глэйвс не сомневался, что этот день будет худшим с его жизни.
      Посмотреть на дуэль собрались и легионеры. Нечасто удается увидеть, как из офицера делают отбивную котлету. Среди солдат Восьмого полка царило радостное оживление. С тех пор как Глэйвс ввел "воротнички", они ненавидели его от всего сердца. А еще он приказал выпороть пару человек за употребление виски. Это было вполне законное наказание, но бесполезное. Ни один из этих солдат не был пьяницей.
      И вот теперь Дэндрекс дал виски Глэйвсу. Тот сделал глоток, огненная жидкость обожгла ему рот, и толстяк почувствовал себя немного лучше.
      - Вы бьете первым, сэр, - сказал Дэндрекс. Глэйвс глубоко вздохнул. Ну, разумеется, вот он - выход. Глупый дикарь просчитался.
      - Конечно, само собой, очень хорошо. Стукнуть его посильнее, и больше он не полезет.
      Глэйвс несколько раз взмахнул в воздухе шестом. Твердый и одновременно гибкий. Страшная штука, если ею ударить человека.
      - Пора, - объявил Рыбий Глаз. - Выходи драться, трусливый пес.
      Он замер, расправив грудь.
      Глэйвс еще пару раз взмахнул шестом и что есть силы со всего размаху опустил его на грудь дикаря.
      Впечатление было такое, будто он ударил дерево. Рыбий Глаз даже не моргнул. Он лишь широко улыбнулся Глэйвсу и погрозил пальцем.
      Теитольцы взорвались смехом и одобрительными возгласами. Теперь они посмотрят, как будет бить Рыбий Глаз, славившийся умением владеть шестом.
      Дикарь несколько раз, на пробу, взмахнул своим оружием. У Глэйвса пересохло в горле.
      - Стой прямо, цыплячий пес, трусливый, как баба. Сейчас ты испытаешь силу Рыбьего Глаза.
      Все глядели на Глэйвса. Даже генерал. Его гибель, его унижение произойдут на виду у всего легиона.
      Рыбий Глаз подошел поближе и со свистом закрутил шестом над головой. У Глэйвса даже волосы встали дыбом. Он задрожал. Вынести подобное Портеус был не в силах. Сейчас, вот сейчас он бросит все и убежит, навсегда потеряв и честь, и положение.
      Но тут Глэйвс заметил, что толпа у него за спиной притихла. Он оглянулся.
      К месту схватки приближалось нечто огромное. Кто-то из теитольцев даже присвистнул.
      Это был дракон, на плечах которого сидел мальчик-драконир. Лицо этого юноши оставалось совершенно бесстрастным. Как во сне, Глэйвс увидел морду дракона, огромные, устремленные на него глаза. Свистел шест Рыбьего Глаза, Глэйвсу хотелось бежать без оглядки, но взор дракона приковал его к месту.
      Невольно загипнотизированный огромной рептилией, он не мог не то что пошевелиться, но даже моргнуть.
      Крякнув, Рыбий Глаз опустил шест. Словно молния ударила в грудь Глэйвса.
      Он почувствовал, как ноги его оторвались от земли.
      Грудь горела, как в огне. Отчаянно глотая воздух, Глэйвс лежал на снегу.
      Внимательно следившие за поединком теитольцы одобрительно засвистели.
      Толстый аргонатец отлично принял удар. Не дрогнув. Даже не моргнув.
      Рыбий Глаз был разочарован. Он явно надеялся на более интересное завершение поединка. Если бы Глэйвс дернулся и потом был бы сбит с ног, то Рыбьему Глазу, как победителю, позволялось бы нанести еще один удар по любой части тела побежденного.
      Он громко запротестовал, утверждая, что эта толстая безмозглая задница из Аргоната не могла не дернуться. Но теитольцы наблюдали внимательно, и они видели, что Глэйвс даже и не смотрел на Рыбьего Глаза во время удара. Тут они были совершенно честны.
      Рыбий Глаз поднял свой шест, но его соплеменники громко и неодобрительно засвистели.
      - Довольно, - выступил вперед генерал Пэксон.
      Может, солдатам и понравилось бы поглядеть, как унижают Глэйвса, но всего должно быть в меру. Дальнейшее избиение уронило бы честь легиона, а этого Пэксон позволить не мог.
      Рыбий Глаз застыл в нерешительности, и в этот миг на лежащего офицера упала громадная драконья тень.
      Подойдя к поверженному командиру полка, Хвостолом поднял выпавший из его рук шест. Дракон осмотрел оружие, окинул взглядом теитольца и пару раз, на пробу, закрутил шестом в воздухе.
      Шест словно исчез, превратившись в разрывающее воздух колесо.
      Со смехом теитольцы поспешно отступили в сторону. Рыбий Глаз нахмурился, потом, решив не спорить, изо всех сил изображая панический страх, присоединился к соплеменникам.
      Теитольцы все еще хохотали, когда Релкин и Базил перенесли Глэйвса в его палатку и положили на кушетку.
      Делая вид, будто он еще не пришел в себя, Глэйвс лежал, запрокинув голову и полуприкрыв глаза. Грудь горела. Наверно, у него переломана половина ребер!
      Всеми коварными богами Вероната он клялся рассчитаться с Руватом, предложившим этот безумный план.
      Глэйвс почувствовал, как мальчик-драконир потрогал артерию на его шее, проверяя пульс. Потом его лицо обтерли мокрой холодной тряпкой. Затем расстегнули рубашку.
      Глэйвс не шевелился. Этот проклятый мальчишка решил его обокрасть! Ничего, сейчас он поймет свою ошибку. Глэйвс осторожно нащупал свой кинжал.
      Но Релкин просто хотел осмотреть повреждения. Он осторожно пощупал ребра.
      Вроде все целы. Командир еще долго будет щеголять с роскошным синяком, но, похоже, серьезно ничего не пострадало.
      Глэйвс ничего не понимал. Неужели этот тупой мальчишка даже не заметил висящего на груди мешочка с золотыми? Но нет, он почувствовал, как мальчик коснулся кожаного ремешка.
      Глэйвс крепче сжал кинжал.
      Но Релкин вовсе не собирался красть золото. Ему это и в голову не пришло.
      Застегнув на Глэйвсе рубашку, он прикрыл командира одеялом и вышел из палатки.
      Глэйвс расслабился. Парень был явно совершенно туп. Он мог украсть, но, похоже, не захотел. Подобную глупость Глэйвс просто не мог понять. Он мог только посочувствовать маленькому идиоту.
      А Релкин, присоединившись к болтавшему с парой легионеров Базилу, уже шел обратно к себе в шатер.
      Глава 9
      Широкая река, петляя по ровным, как стол, заболоченным равнинам, неутомимо несла флотилию к югу. Время от времени легионерам встречались рыбачьи лодки, или на берегу тянулись в небо дымы теитольского селения, а в остальном берега оставались пустынными. Но насколько редко здесь встречались люди, настолько же часто попадались дикие звери и птицы. Тысячи тысяч гусей, уток, лебедей, журавлей нашли себе прибежище в этом краю. Порой солдатам удавалось увидеть огромные стада диких зубров, черных антилоп, стаи всяких водных тварей. И только однажды им встретился большой охотничий отряд теитольцев на пирогах с тотемами на носу. Каждое такое суденышко несло добрых двадцать человек.
      Увидев флотилию, теитольцы предпочли держаться от нее подальше.
      Так шли дни, и вот наконец легион пересек границу земель теитольцев, оказавшись в древней Империи Урдх.
      Сперва об этом свидетельствовали тут и там разбросанные деревушки, торговые фактории, хрупкие причальные мостки, далеко выступающие в реку. Потом, до странности внезапно, возникли громадные сторожевые башни, сложенные из глиняных, обожженных на солнце кирпичей. Эти квадратные башни с зубцами и амбразурами наверху бросали какую-то мрачную тень на голубую реку.
      Местность вокруг покрывала сеть оросительных каналов. Дома и постройки, все из того же обожженного глиняного кирпича, усеивали берега.
      Куда ни кинь взор, повсюду трудились крестьяне, или, как их тут называли, федды. Тысячи лет династии правителей Урдха приходили и уходили, а эти крестьяне, привязанные к земле древними законами, все так же обрабатывали свои поля.
      Сотни самых разнообразных лодочек бороздили воды большой реки. Позже среди них появились и более крупные суда - двух-и трехмачтовые, а там и настоящие морские корабли из далеких земель.
      Они проплыли мимо первого урдхского города, древнего Форконо, с множеством трехэтажных зданий в центральном районе. Тут, как и везде, преобладали глиняные кирпичи и белая штукатурка.
      Затем они проследовали через провинцию Усоно в Сагала, а оттуда в Шикеват, первый по-настоящему крупный город. Здесь они увидели храмовую пирамиду, Шикеват Пучин, взметнувшуюся на триста футов над землей.
      И снова встретились им морские корабли, в том числе и торговец из Кадейна, приплывший сюда продавать кадейнское вино и покупать кунжутовое масло, перец, мед и изюм.
      Торговец рассказывал о речных пиратах, которых полным-полно на юге.
      "Словно москитов на болоте, - говорил он. - Берегитесь брандеров и ночных атак".
      В Шикевате генерала Пэксона поджидали новые депеши от генерала Гектора, призывающие торопиться изо всех сил. Надвигалась битва, и Гектору отчаянно требовался Второй легион.
      Подняв якоря, флотилия снова отправилась в путь. Честно говоря, многие солдаты были разочарованы - они с таким нетерпением ждали этой первой встречи с городами Урдха. А ведь Шикеват по размерам почти приближался к Кадейну.
      Но люди утешались тем, что впереди лежали города и побольше. В Урдхе было четыре больших, с населением более миллиона человек, города: Дзиби, Квэ, Пэтва и сам Урдх.
      Но больше флотилия не останавливалась. Они проплывали город за городом, от прекрасных ажурных башен и нефритовых стен Джумзу до громадных укреплений Зудеина. Легионеры могли лишь смотреть на них и мечтать о развлечениях, которые могли бы там найти.
      Между городами лежали многочисленные и обширные руины - разрушенные места поклонения давно забытым богам. Некоторые уже практически сровнялись с землей, став невысокими, пологими холмами посреди бесконечных урдхских равнин.
      За Зудеином начались области, где поклонялись Эуросу, верховному божеству Урдха. Теперь на вершине каждого рукотворного холма стоял храм, увенчанный гигантской статуей Эуроса. Обычно она представляла собой Эуроса - покровителя урожая; улыбающегося толстого человека с серпом в одной руке и колосьями в другой.
      Статуи эти были облицованы золотом и ослепительно сверкали на солнце, так что вряд ли существовал такой уголок орошаемых полей, которому бы не улыбалось благосклонное божество. По ночам на пирамидах храмов горели костры, видимые на много миль кругом.
      Погода понемногу делалась теплее. Спустившись из скверного Кенора, легион из весны попал прямиком в лето. Солдаты спрятали теплые куртки, предпочтя им льняные и хлопковые рубахи.
      Время от времени в ночи мелькали тени легких пиратских галер. Обмотав весла тряпками, они пробирались куда-то в поисках добычи.
      Пэксон приказал удвоить караулы. При появлении пиратов более маневренные суда флотилии сразу же устремлялись в атаку, отгоняя разбойников горящими стрелами и выстрелами из катапульт.
      Как-то ночью флотилия проплыла мимо Фозеда, и несколько часов тянулись по берегам сияющие огнями пригороды этого громадного города.
      На следующий день, вскоре после рассвета, обогнув очередную выдающуюся в реку песчаную косу, они увидели флаг Первого легиона. А под ним - группу офицеров.
      Это было совершенно обычное место. Место, каких много. Пальмы на берегу.
      За ними - деревни и поля пшеницы и ячменя. Тут и там мелькали груженные поклажей ослики.
      Старший кадейнский офицер на лодке подплыл к короблю генерала Паксона.
      - Помощник командира Вэнут, Первый кадейнский полк, - доложил он, передавая генералу Пэксону письмо от генерала Гектора. - Прошу прощения, добавил он, - но генерал велел мне еще кое-что передать вам на словах. Лично, если вы меня понимаете. Пэксон отвел офицера в сторонку:
      - Ну, что там?
      - Генерал говорит, что если вы не успеете вовремя, то все будет потеряно и мы, как загнанные в угол тараканы, останемся сидеть здесь в окружении целого океана фанатиков, которые поджарят нас на медленном огне и скормят своим псам.
      Война тут невероятно тяжелая.
      Пэксону стало нехорошо. Сбывались все самые худшие его ожидания. С самого начала этого безумного похода генерал боялся именно такого конца.
      Пэксон быстро просмотрел письмо. Ему предписывалось немедленно выступить в путь и встретиться с легионом Гектора и императорским войском примерно в пятидесяти милях от реки. С запада наступала огромная армия противника. Она стремилась перерезать коммуникации императорских частей. Если Император попадет в ловушку на западном берегу реки, его армия просто-напросто разбежится, и тогда все будет кончено.
      - Господин генерал? - напомнил о себе помощник командира. Он ждал ответа.
      - Передайте генералу Гектору, - заставил себя вернуться к реальности Пэксон, - что мы не опоздаем. Не знаю уж каким чудом, но мы прибудем вовремя.
      - Если вы здесь пристанете к берегу и двинетесь точно на запад, вам встретится местечко под названием Селпелангум. Небольшой и очень древний городок. Там есть пирамида, которая славится своей красотой.
      - Значит, высаживаемся немедленно, - решил Пэксон и отдал приказ причаливать.
      В подобный момент, когда с плотов и барж на берег сходит огромная масса людей вместе с конями и драконами, обычно возникает настоящий хаос. Но солдаты Второго марнерийского легиона были ветеранами, и они пропели высадку быстро и организованно. Не прошло и двух часов, как легион уже маршировал прочь от реки.
      Пэксон не мог не гордиться своими людьми. Всего лишь год, как он принял этот легион в форте Далхаузи, и тем не менее они прекрасно усвоили, что такое дисциплина. А с твердой дисциплиной целый легион может маневрировать так, как и не снилось неорганизованному отряду в десять раз меньшего размера. С дисциплиной и выучкой легионы Аргоната снова и снова побеждали десятикратно превосходившие их орды врагов. И на сей раз должно быть так же.
      Твердым шагом шли они по дороге, ведущей к жаркому бою, прямиком в неизвестность. Пять тысяч пеших воинов, шестьсот всадников и сто пятьдесят драконов - у генерала Пэксона сердце замирало при их виде.
      Ему казалось, он во что бы то ни стало должен подавать пример своим людям, и он совершенно измучил своих подчиненных, каждый час разъезжая вдоль походных колонн. Генерал полагал, что солдаты все время должны видеть своего командира.
      Он непрестанно подбадривал поиска, одновременно призывая прибавить шагу.
      Восьмому полку вообще-то полагалось идти замыкающим. Но это был не парад.
      На берег Восьмой высадился одним из первых и потому маршировал теперь в голове колонны, сразу за Первым полком. Солдаты очень страдали от ненавистных "воротничков". Жесткая кожа сжимала шею, мешая дышать и до крови натирая подбородки. Жара, и так одуряющая, в "воротничке" делалась совершенно невыносимой.
      Но так приказал командир Восьмого полка, и отказ носить "воротничок" означал верную порку. Портеус Глэйвс особо отмечал этот момент. Во время марша, говорил он, солдаты обязаны носить "воротнички". На них стоит клеймо "2" и "8"
      - Второй легион, Восьмой полк, - и солдаты, дескать, должны гордиться своими кожаными украшениями. Глэйвс и слышать не желал никаких разговоров на эту тему.
      Но, несмотря ни на что, солдаты Восьмого шли как надо. Они же не слабаки что с "воротничками", что без.
      В хвосте полка, перед повозками, везущими врачей и припасы, маршировал Стодевятый драконий. Релкин и Базил в общем-то без труда удерживали задаваемый темп, хотя дракон по обыкновению ворчал.
      Базил Хвостолом полагал, что он уже оттопал все, что ему положено, например, до Туммуз Оргмеина и обратно.
      Хотя, по чести говоря, дорога была ровная и не слишком твердая - и то и другое куда приятнее для драконьих лап, чем каменистые тропы Кенора. Да и вода тут всегда была под боком. Чуть ли не каждые сто ярдов они пересекали оросительные каналы, где драконы могли остудить утомленные маршем ноги. Вот только пить эту воду запрещали, опасаясь болезней.
      Чем дальше легион уходил от берега, тем чаще сады, тянущиеся вдоль реки, сменялись полями ржи, окруженными зарослями пальм и колючих кустов. Дорога вела из деревни в деревню, мимо домов из глиняных кирпичей и громадных загонов для свиней, полных мелких черных свинок.
      Они миновали небольшую полуразрушенную пирамиду с растущими на вершине деревьями. Внизу, среди куч мусора и осыпавшихся с пирамиды камней, бродили толпы полуголых ребятишек. Голодные и бездомные, они крали все без разбору.
      Ножи, тарелки, плащи, компасы... Громкая брань и вид гоняющихся за маленькими ворами солдат стали на время привычными для легионеров.
      Легион вступил в город Эрошакан, население которого и полном составе высыпало на улицы поглазеть на высоких бородатых светловолосых людей с Севера.
      Возгласы удивления встретили появление на улицах кавалерии на яростных высоких скакунах, так не похожих на покорных низкорослых осликов и пони Урдха.
      Но вот появились драконы. Громадные рептилии в доспехах и с мечами за спинами. Все горожане, от последнего федда до сидящего в роскошном паланкине аристократа, дружно осенили себя "улыбкой Эуроса" - быстрым движением руки с левой груди на правую.
      - Защити меня, Эурос, - шептали они.
      Все знали, что появление драконов - верный знак возвращения Великого Змея.
      Сипхис Ужасный снова царствовал в Дзу. Время Эуроса прошло. Вновь настало время крови. Такова судьба, и тут уж ничего не изменишь.
      А колонны легионеров миновали Эрошакан и вскоре исчезли вдали, шагая через провинцию Квэ на запад, по дороге в Селпелангум.
      Незадолго до наступления сумерек прискакал посыльный от генерала Гектора.
      Некий капитан Кесептон привез срочный пакет генералу Пэксону.
      - Господин генерал, - на словах сообщил капитан, - генерал Гектор очень сожалеет, но не могли бы вы продолжать марш и ночью? Вы должны подойти не позже полудня завтрашнего дня. Иначе будет поздно.
      Пэксон вскрыл пакет и прочитал письмо. Оно в точности подтверждало слова капитана. Генерала Пэксона не больно-то порадовал такой оборот событий. Много проку будет от его легиона во время сражения, если солдатам придется маршировать всю ночь напролет.
      Генерал Гектор предлагал устраивать привалы каждые четыре часа - давать солдатам немного отдохнуть, перекусить и, быть может, поддержать боевой дух глотком-другим виски.
      А еще капитан Кесептон предупредил, что впереди легиону могут встретиться отряды мародерствующих сипхистов.
      Пэксон дал команду не прекращать движения. На вершинах пирамид уже зажигали костры - красные, казавшиеся зловещими огни в слишком стремительно густевшей мгле.
      Глава 10
      Под громадной желтой луной они шли сквозь ночь, полную пьянящих ароматов магнолии и цветущего миндаля. Горели факелы, гремели походные барабаны.
      Каждые четыре часа легион останавливался перекусить и промочить горло горячим келутом. Пэксон прекрасно понимал, как важны для людей и еда, и питье.
      Двадцать минут отдыха - и вновь рокотали барабаны, и, сжимая зубы, солдаты устремлялись в путь.
      Надо было дойти, и они не сомневались, что дойдут. Никто не скажет, что Второй марнерийский не сделал псе, что только мог. Вздымалась пыль, и охрипшие глотки снова заводили "Кенорскую песню", "Лонлилли Ла Лу" и "Воины и менестрели".
      Но вот наконец небо на востоке порозовело. Громогласное петушиное кукареканье на сотнях крестьянских дворов в округе возвестило наступление утра.
      Крестьяне, С рассветом вышедшие на свои поля, с безграничным удивлением обнаруживали марширующий мимо них легион.
      Ноги у Базила буквально горели, а у старины Чек-тора они уже даже начали воспаляться. На каждой остановке Моно усердно обрабатывал их специальной мазью.
      Но все драконы на свете не беспокоили сейчас Релкина так, как Пурпурно-Зеленый.
      Базилу не впервой были долгие марши. Да и весил он почти в два раза меньше своего дикого сородича. Пурпурно-Зеленый же никогда никуда не ходил - зачем это крылатому дракону? Но Релкин предвидел эту ситуацию. Не зря он перед походом заказал огромные сандалии. Сандалии, от которых тогда Пурпурно-Зеленый с презрением воротил нос.
      Теперь же ступни дикого дракона покрылись волдырями. Холодным шербетом Релкин остудил раны, потом смазал их мазью из меда и черной патоки - только заражения не хватало.
      Небрежно, словно в этом не было ничего особенного, он снова поднял вопрос о сандалиях.
      Пурпурно-Зеленый так поглядел на юношу, что Релкин уже представил себя пережевываемым в огромной зубастой пасти.
      - Так вот как вы делаете из драконов рабов? - внезапно фыркнул Пурпурно-Зеленый. - Вы всегда предлагаете им свою помощь. Все что угодно, лишь бы они за вас сражались.
      - Мы тоже сражаемся за наших драконов. Пурпурно-Зеленый презрительно фыркнул:
      - Неси свои сандалии. Я привык летать, а не ползать. Мои ноги слишком сильно болят.