Глава седьмая

Релкин собрался было незаметно ускользнуть, но Айнор Пиггет настоял на том, чтобы выпить в его честь. Затем торговец Джоффи предложил тост в честь Сто девятого марнерийского драконьего эскадрона. Выпили и за это.

— Хотелось бы знать, мастер Релкин, что ты собираешься делать, когда выйдешь в отставку? — поинтересовался фермер Пиггет.

— Тут нет секрета, сэр. По выходе в отставку мы планируем осесть на земле. Я даже знаю где.

— Вот как, — хмыкнул Пиггет. — Замечательно. А твои сбережения, надо полагать, тебе в этом помогут?

— Думаю, да. К тому участку, который полагается нам за службу мы намерены прикупить столько земли, сколько сможем. В долине Бур земля пока еще дешева. Почва там хорошая, но река порожистая, вниз по течению не спустишься. Мы расчистим пустошь и станем продавать пшеницу горным племенам, сами горцы на своих холмах выращивают только овес.

— Да ты, я гляжу, все продумал, — сказал Пиггет.

— Да, сэр. Я случайно узнал, что Имперская Инженерная Служба планирует сделать реку Бур судоходной. Устроить систему шлюзов, и все такое. Тяжелые грузы можно будет сплавлять по стремнинам у Рычания Льва.

— Ого! Коли так, вы там устроитесь весьма…

— Хочется в это верить.

— А не подумывал ли ты о женитьбе, драконир Релкин? — спросил Хэйлхэм.

— О да, мастер Хэйлхэм. По правде сказать, я уже обручен. С одной молодой леди из прекрасной семьи на юге Кевора.

— Правда? Ну-ну, а можно нам узнать имя этой юной особы?

— Разумеется. Ее зовут Эйлса, дочь Ранара из клана Ваттель.

Того самого клана, что защищал Сприанский кряж?

— Того самого, сэр. Эйлса тоже была там в тот день. Она сражалась рядом со своим отцом до самого конца.

Услышав такое, фермер Хэйлхэм вытаращил глаза. Неожиданно за дверью послышался шум, и внутрь ввалились братья Паулер, Хэм и Ригон. То были здоровенные парни с кудлатыми шевелюрами и обгоревшими докрасна лицами. Целые дни они проводили в холмах, ухаживал за овцами. Сейчас они выглядели растерянными и огорченными. Когда оба здоровяка подошли к стойке, стало видно, что у Хэма слезы на глазах.

— С овцами беда, — прохрипел он с болью в голосе.

— Что случилось? — спросил Пиггет.

— Сорок, если не пятьдесят, овец разорваны на куски.

— Ты хочешь сказать — разрублены.

— Именно разорваны, словно их перекручивали и рвали голыми руками. Какие-то гиганты, может быть тролли.

Все охнули. Злобных троллей в Голубом Камне опасались давно, с тех пор, как Борганский барон нанял этих тварей себе на службу. Некоторые из них сбежали в горы, и вернуть удалось не всех.

— Да сохранит нас Мать!

— Собаки?

— Убежали. И след простыл.

Странно. Где это видано, чтобы тролль мог угнаться за собакой.

— Прошлой ночью я оставил наверху Тонко и Трота. Прекрасные овчарки, волка и того загрызут, ежели он сунется к отаре. Но сегодня их там нет.

— Погнались за волками? — предположил Томас Бирч.

Паулеры угрюмо покачали головами.

— Борганская стая иногда забредает далеко на юг, — сказал фермер Хэйлхэм.

— Мы не слышали о ней уже много лет, — возразил Пиггет.

— Есть стая в Эрсое, — промолвил Хэм Паулер, — но и с ней у нас не было неприятностей долгие годы. Здесь что-то новое, да и вообще это не волки. Волки никогда не стали бы убивать так много овец попусту.

— Неужто тролли такие злобные? — спросил Бенарбо.

— Кто знает? — отозвался Хэйлхэм. — Кто имел с ними дело?

— Уж во всяком случае не я, — фыркнул торговец Джоффи.

— Это не повод для шуток, буркнул Пиггет.

— Какие шутки? Я ни о чем таком и не думал.

— Так вот, — к Пиггету вернулась обычная решительность. — Дело, как я вижу, серьезное. Тут не обойтись без помощи двух молодцов, которые сейчас празднуют свое возвращение. Всем нам придется встряхнуться. Этим надо заняться без промедления. Я приведу своих собак. Бирч, ты своих приведешь?

Бирч кивнул и поставил недопитую кружку с пивом.

— Позови констебля, — велел Пиггет Бенарбо. — И сегодня же вечером надо будет послать весточку в Бреннанс, шерифу. Пусть он объявит тревогу по всей округе.

— Я пошлю своего парня, Ленотта, у него хорошая лошадь.

— Прошу прощения, драконир Релкин. Я бы и рад остаться, повеселиться да поплясать в охотку, но, видать, не судьба. Дело нешуточное, думаю, ты с этим согласишься.

Фермер Пиггет поставил свою кружку и покинул гостиницу.

По одному, по двое разошлись и остальные, после чего Релкин наконец смог снова наполнить свою кружку и вернуться в большой внутренний двор, где пировали драконы. Они по-прежнему сидели тесным кружком, о чем-то судачили и попивали из бочонков добрый забористый аль. Глядя на эту сцену, Релкин удовлетворенно улыбнулся. Базил теперь был прославленным, признанным героем легионов и заслужил восхищение сородичей и старых знакомых. Вместе с Базилом Релкин прошел сквозь нелегкие испытания и теперь, наблюдая за празднеством, он смутно надеялся, что именно такой и будет их мирная жизнь. В конце концов, всего через несколько лет они будут свободны.

Не спеша Релкин поднялся по наружной лестнице, ведущей на галерею второго этажа. На улице шумно веселился народ, в питейных залах постоялого двора стоял разноголосый гомон, но здесь, наверху, было тихо и прохладно.

Релкин потер щеку и потянулся. Глядя сверху на веселившихся земляков, он размышлял о том, что эти люди живут в нормальном мире и чувствуют себя в безопасности. То была жизнь, которую он оставил, вступив в легион. Но Релкин слишком хорошо знал, что эта безопасность иллюзорна и покоится она лишь на силе имперских легионов. А еще он знал, что этому миру, миру деревни, ни он, ни Баз более не принадлежат. Они — закаленные в битвах ветераны, самые настоящие герои. Почему-то это значило для юноши не так много, как можно было бы ожидать. Даже самый великий герой запросто может маяться от несварения желудка. Он по-прежнему Релкин из Куоша, сирота, у которого во всем мире нет никого, кроме большого дракона. Он остался тем самым человеком, которым был всегда.

Тем ли. При этой мысли Релкину стало не по себе. Она посещала его со времен Мирчаза, с того самого времени, когда он соприкоснулся с Единым Разумом десяти тысяч. Не раз и не два юноша со страхом задумывался, остался ли он тем, кем себя считал. Иногда ему казалось, будто в недрах его личности всколыхнулось нечто, чего он сам не понимал. Нечто способное завести его вовсе не туда, куда он стремился.

Как-то раз он попытался усилием мысли сдвинуть с места соломинку. Само собой, ничего не произошло — да и как могло быть иначе? У него не имелось никакой магической силы. Правда… под конец, когда он уже решил бросить эту пустую затею, соломинка вроде бы дрогнула и чуть-чуть повернулась.

Ветер, внушил он себе, все дело в ветре.

Только вот ветра в тот день как раз и не было.

Релкин снова ощутил холодную дрожь. Именно так начинается тропа к чародейству. Но опыт соприкосновения с волшебством научил драконира, что оно опасно, ибо совращает души и делает людей злобными и полными ненависти. Конечно, можно взяться за волшбу, желая творить добро. Стать великим, справедливым и мудрым благодетелем мира, добрым волшебником Релкином. Но вместе с силой почти неизбежно приходит и жажда власти, желание благодетельствовать превращается в стремление повелевать, разъедающее душу до тех пор, пока она не почернеет и не умрет изнутри.

Такой судьбы Релкин для себя не хотел. Он сплюнул на ступеньку, словно отгоняя глупые мысли, и отхлебнул эля. В конце концов, Серая Леди отошла от дел. Дела обстоят довольно спокойно. Ежели чуток повезет, ему больше не придется соприкасаться со странным миром магии.

Он стал думать об Эйлсе и клане Ваттель. Релкин надеялся, что их с Базилом определят на какой-нибудь пост в долине Лиз или, на худой конец, в далхаузи. Оттуда можно было бы, пусть изредка, наведываться в Ваттель Бен и работать. Нужно доказать семье Эйлсы, что он больше, чем простой драконопас. В Мирчазе Релкин и его дракон неплохо разжились золотом. Часть его Релкин припрятал, часть разместил в банках и вложил в ценные бумаги, но, так или иначе, оба рассчитывали, что, когда истечет срок службы, они заживут неплохо. Золото не решает всех проблем, однако способно существенно облегчить жизнь.

Получив четырехмесячный отпуск, Релкин и Базил провели его в клане Ваттель. Увы, после этого драконир еще отчетливей осознал, в каком непростом положении находится он сам и, главное, его нареченная. Эйлса оставалась дочерью Ранара, погибшего вождя, и клан настаивал, чтобы она вы шла замуж за одного из сородичей. Девушка упорно отвергала всякое давление и хранила верность Релкину, что, без условно, раздражало ее сородичей.

Эйлса никогда не допытывалась насчет его приключений на темном континенте. Безусловно, она заметила про взошедшую в нем перемену и поняла, что он столкнулся с чем-то, навсегда сделавшим его другим. Но их чувство, зародившееся при первой встрече в горах близ Ваттель Бека, оставалось прежним. Как-нибудь, когда-нибудь, но они непременно будут вместе.

Релкин тихонько сидел на своем месте, пока драконы не прикончили пиво. Затем местные виверны поднялись и тяж кой поступью направились к своим стойлам в Макумберовом драконьем доме. Для Базила на конюшне навалили гору соломы, и он завалялся спать. Релкин пристроился рядом с ним. Парню предлагали самую лучшую комнату в гостинице, но настоящий драконопас никогда не расстается со своим драконом.

Глава восьмая

Ближе к вечеру следующего дня на дороге, ведущей в Риотву, всего милях в семи к северо-западу от Куоша, можно было увидеть удивительное зрелище. По тракту с громом и грохотом двигалась колонна кавалеристов, сопровождавших два изящных экипажа, каждый из которых был запряжен восьмеркой лошадей. Замыкали колонну шестьдесят сменных лошадей. Кареты и всадники двигались спешно и споро.

Впереди на горячих серых скакунах неслись двое талионских разведчиков в кожаных одеяниях мышиного цвета и капюшонах с прорезями для глаз. За ними следовали двенадцать бойцов из прославленного Кадейнского кавалерийского полка в зеленой полевой форме, плоских черных шапках и сапогах. Позади кадейнцев ехала дюжина воинов в мягких серо-черньтх мундирах. Они держались в седле не хуже заправских кавалеристов, и все в их облике наводило на мысль, что люди эти очень опасны. То были солдаты личной гвардии императора Розы Паскаля Итургио Денсена Астури.

Два черных лакированных экипажа с занавешенными окнами держались в середине колонны. На высоких козлах, помимо возницы, сидел гвардеец. Лошади шли быстрой, устойчивой рысью миля за милей преодолевая расстояние, отделяющее Риотву от Кадейна.

В первой карете ехал император. Вытянув ноги и положив их на подушечку на переднем сиденье, он рассеянно посматривал в окно. Пейзаж был прелестен. Среди зеленых ухоженных полей то здесь, то там попадались сложенные из камня добротные фермерские дома, а золотистые лучи позднего солнца придавали этому зрелищу особое очарование. Наслаждаясь ласкающим взор видом, император прокручивал в памяти события последних дней. Дела шли хорошо. Он прибыл в Аргонат неожиданно, всего через три дня после того, как известил местные власти о своем намерении. Это было сделано умышленно. В Кадейне, самом большом из девяти городов Аргоната, он торжественно проехал по Ранд авеню, после чего приветствовал с балкона дворца несчетные толпы горожан. Король Нит и кадейнская королевская фамилия устроили в честь императора грандиозный банкет и бал. Хотя времени на подготовку почти не было, великолепный придворный штат Нита организовал все безукоризненно. Император объехал ближние провинции, включая Арнейс, где посетил поле битвы у Сприанского кряжа, почитавшееся как своего рода братская могила. Затем он побывал в не столь большом городе Минуэнде, обозрел его плодородные окрестности и вернулся в Кадейн, где его вновь ожидала торжественная встреча. Оттуда император выехал тайно и продолжил свое путешествие по городам Аргоната.

Повсюду его встречали восторженно, причем восторг этот был непроизвольным и искренним. Казалось, неожиданное появление и пробуждало в жителях Аргоната самые лучшие чувства В душе все они знали, что великие города, и даже самый большой из них — Кадейн, обязаны своим процветанием Империи Розы. Однако сам император казался им фигурой далекой и недоступной, он занимался организацией военных походов в неведомые земли. И вот он объявился среди них, словно был просто человеком. Люди воочию убеждались, что недосягаемый монарх живет интересами своих подданных. Империя Розы представляла собой совершенно новый, невиданный в истории тип государства, ибо с самого начала возникла в результате объединения, а не завоевания. Император давал людям понять, что ему внятны их чаяния, что он находится здесь ради них — ради каждого из них. Воодушевляя народ, Паскаль воодушевлялся сам. Все страхи недавнего прошлого рассеялись без следа. Ему было приятно выходить на улицы, беседовать с простыми людьми — а то и осушить кружечку эля на городской площади.

Как правило, знать тоже встречала его доброжелательно. Конечно, среди вельмож имелись и сторонники независимости Арнейса, но теперь их голосов никто не желал слушать, а их сердитые лица были почти незаметны в ликующей толпе.

Поездка по Арнейсу убедила императора и его приближенных, что простонародье осознает блага, проистекающие из принадлежности к Империи. Хотя эти люди имели право голоса разве что на выборах мэров и шерифов, в конечном итоге именно их мнение являлось жизненно важным для под держания спокойствия и порядка и не могло не учитываться властью.

Многие люди понимали, что лишь Империя ограничивает властолюбие богатейших купцов Арнейса, всячески стремившихся упрочить свое влияние и еще больше обогатиться. Простой народ опасался, что, ежели Арнейс обретет независимость, вся власть окажется сосредоточенной в руках кучки богатеев.

Правда, мрачные последствия военного похода на Эйго заставили многих взглянуть на все происходящее несколько по-иному. Огромные потери подорвали доверие к имперской системе, и сторонники независимости стали поднимать голову. Появляясь перед народом, Паскаль ставил своей целью увеличить число и укрепить дух своих сторонников. Он полагал, что это куда лучше, чем управлять державой из без опасного, но отдаленного Аядикванта.

Во втором экипаже ехали три человека, которых Паскаль частенько называл своими серыми музами. Строго одетый Виссе уже десять лет служил личным секретарем императора. Взгляд его был неизбывно печален, словно у постаревшей борзой, а руки вечно перепачканы чернилами. Работа с документами поглощала его всецело. Рядом с ним сидел доктор Орта — круглолицый мужчина в белом одеянии с серой полоской Службы Провидения. Орта неустанно пекся о здоровье императора, а потому считал своим долгом следить за каждым его шагом. Будь на то воля доктора, Паскаль ел бы одни лишь овощи.

Третьей в карете ехала худощавая, неопределенного возраста женщина с белыми волосами до плеч. Серые глаза на бледном лице как нельзя лучше подходили по цвету к ее облачению — серой тупике и шали. Она сидела напротив мужчин и задумчиво смотрела в окно. То была Лессис из Валмеса, Серая Леди, Великая Ведьма Кунфшона. Как известно, она прожила на свете более пятисот лет. Общение с этой женщиной постоянно вызывало душевную тревогу — во всяком случае, у императора Паскаля.

Кортеж императора с грохотом въехал в селение Сандер. Командор Грант, мужчина с серьезным, озабоченным лицом, постучал в окошко императорской кареты и склонился перед государем:

— Ваше Величество, мы в маленькой деревушке, примерно в миле от Кайлона. Здесь хорошая вода. Я предлагаю сменить лошадей здесь, а не в Кайлоне.

— Хорошо. Остановимся ненадолго здесь.

Император вышел из кареты. Вокруг, прикрывая его, но держась на некотором расстоянии, двигались облаченные в серое и черное люди с суровыми лицами. Они держались настороже, высматривая малейший намек на угрозу.

Пассажиры другого экипажа тоже сошли на землю.

У Виссе и Орты, похоже, затекли ноги, тогда как легкая, пружинистая походка Лессис могла создать неверное представление о ее возрасте.

Император накинул на плечи пурпурный плащ и вышел на небольшую площадку перед единственным в деревне постоялым двором. Бросив взгляд на сворачивавшую к северо-востоку дорогу, он отметил высившиеся справа пурпурные холмы Эрсоя — дикую и пустынную местность, в былые времена слывшую гнездом разбойников. Слева расстилалась зеленая плодородная долина, над которой возвышалась пара причудливо округлых холмов. Все было окутано золотистой предзакатной дымкой. Паскаль вздохнул полной грудью. Наконец-то он снова начал ощущать себя самим собой.

Но увы, на горизонте появилось серое облачко. Паскалю не надо было видеть его, он всегда чувствовал приближение Серой Леди. Не оборачиваясь, император сказал:

— Мы продолжим путь ночью. Когда, по-вашему, мы доберемся до Риотвы?