Тролль внутри городских стен? Даже теперь одна мысль об этом приводила Лагдален в ужас. И когда она вспоминала свою собственную роль в этом приключении, волосы у нее вставали дыбом и она изо всех сил старалась не воскрешать в памяти несчастную Виурис и убитого стражника.
Теперь Лагдален знала наверняка, что живет во времена великих приключений и перемен. Никогда прежде она не чувствовала это так остро. Каждый день казался ей замечательным, будто был величайшим праздником ее жизни.
И какими насыщенными были эти дни!
Сначала состоялись похороны леди Виурис. Ее похоронили на кладбище Великомучеников, неподалеку от побережья. Лессис произнесла надгробную речь, стоя с непокрытой головой, в простом белом платье, и слезы блестели у нее на щеках.
Аббатиса Плезента прочитала отрывок из Биррака, а затем Лессис прочитала отходную молитву. Тело Виурис, обернутое в саван из серой ткани, было опущено в узкую, Простую могилу.
На камне значилось просто: «Виурис из Службы Провидения».
Лагдален не слишком-то хорошо знала Виурис, но ей все же было известно, что та была мужественной женщиной и подругой Лессис, Каждый, кто работал на Лессис, не мог не быть личностью необычной и замечательной.
После церемонии Лагдален повстречала Лессис у ворот, ведущих на Водяную улицу. Глаза у нее были мрачные, и слезы все еще не высохли на щеках. Лессис кивнула Лагдален и проводила ее долгим взглядом, прежде чем уйти. Казалось, будто она только что разрешила какую-то проблему, которая давно ее беспокоила.
Лагдален подождала, пока пройдет мимо аббатиса Плезента в окружении своих помощниц, а затем и сама выскользнула на улицу.
С тех пор она ничего, кроме слухов, о Лессис не слышала. Корабли отправились к другим городам Аргоната. Графства Эрдхи были подняты по тревоге.
Поисковые отряды перекрыли все дороги к северу, и поговаривали, что Лессис находилась в самой гуще бесчисленных дикий и невероятных событий.
Разумеется, участие Лагдален в эпизоде с троллем получило известность, и теперь она стала знаменитостью в Новициате. Она как могла старалась сдерживать свою гордость. Хотя это было довольно трудно, ведь так прекрасно, когда все тебя замечают, считают храброй, и вовсе не потому, что ты схвачена за руку с мальчишкой-эльфом в чулане. Даже девушки-старшеклассницы которые обычно не признавали существования «молодняка», частенько кивали ей и шептались за спиной. А некоторые даже здоровались.
И все же она понимала, что ее роль во всем этом была не такой уж и героической. Как она застыла от ужаса, когда тролль двигался на нее, и ничего не могла сделать! Но она действительно не могла. И все равно она чувствовала себя виноватой, ибо понимала в глубине души, что именно она должна была умереть, а не Виурис.
Прыгая через истершиеся ступени, Лагдален вбежала в старинное здание Новициата. Она добралась до приемной, и секретарша пропустила ее в кабинет Флавии.
Лагдален всегда ощущала страх, находясь в этом кабинете, и на то были причины; она тут же вспомнила свой последний визит сюда, как раз перед Днем Основания.
Помещение это было с белыми стенами и мебелью темного дерева, в строгом, безыскусном стиле, известном как «ранний колониальный». На стенах висели портреты прежних директоров Новициата. Флавия ждала ее и выглядела столь же мрачной, что и всегда. А на стуле с ней рядом сидел Сирота Релкин.
У Лагдален округлились глаза.
— Здравствуйте, — робко сказала она. Релкин бросил ей предупреждающий взгляд, и она сразу же отвернулась.
— Вы посылали за мной, леди Флавия?
— Да, Лагдален, посылала.
Лагдален слышала, что Релкин и Базил были официально приняты в Новый легион. Но она давно уже их не видела.
— Я вызвала тебя потому, что у меня есть для тебя плохие новости. Боюсь, что эти новости причинят твоим отцу и матери огромную боль. И я боюсь также, что именно тебе придется им эти новости передать.
Лагдален почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Что это могло быть?
Может, кто-нибудь из ее родителей умер? Но тогда почему ее просят передать им это известие?
— Видишь ли, до нас дошли сведения, что прославленный Хвостолом, Базил из Куоша, прибыл сюда без полной драконьей печати.
Лагдален почувствовала, как у нее холодеет в груди. Флавия же продолжала говорить уверенно, без остановки.
— Как ты могла догадаться, раскрытие предательства, в которое был вовлечен несчастный Смилгакс из Трота, вызвало множество проверок по департаментам, ведающим делами драконов. Обнаружилось дело с поддельной печатью Базила из Куоша. Твой соучастник уже признался в своем преступлении.
Флавия холодно взглянула в сторону Релкина, а затем снова уставилась на Лагдален.
— Он вовлек тебя. Он умолял меня проявить снисходительность по отношению к тебе и утверждает, что вынудил тебя нарушить клятвы и законы Марнери.
Лагдален почувствовала вместо сердца тяжелый камень. Конечно! История со Смилгаксом заставила их перерыть все записи в Драконьем департаменте. Лагдален влипла. И ей придется рассказать все отцу! Это его просто убьет!
— Я выслушала его рассказ очень внимательно и тщательно проанализировала все улики. У меня нет никаких сомнений, что ты нарушила свою клятву как колдуньи Новициата и затем нарушила также законы нашего города. Нет никаких сомнений и в том, что ты совершила это как личное одолжение своему другу.
Подобное поведение абсолютно неприемлемо для лица твоего ранга.
Поэтому, боюсь, у меня просто нет выбора. Наказание оговаривается весьма четко. Тебя немедленно надлежит исключить из Новициата. Но ты можешь подать заявление, чтобы тебя приняли в женское подразделение Нового легиона, если ты пожелаешь. Ты передашь эти новости своим родителям, повторив слово в слово.
Флавия вынесла приговор. Лагдален поникла на стуле. Все оказалось напрасным, все эти долгие годы учебы. Время и усилия, затраченные на то, чтобы добиться места в Новициате. И вот теперь все это отброшено прочь.
Лагдален избегала смотреть на Сироту Релкина. Ей казалось, что если она посмотрит в его сторону, то расплачется, а ей не хотелось этого делать в присутствии леди Флавии. Лагдален стерпела, поборов слезы.
— Мне очень жаль, леди Флавия. Я думала, будет только лучше, если Базил из Куоша сможет поступить в Новый легион.
Флавия вздохнула: у бедной девочки доброе сердце.
— Базил Хвостолом пригодится в легионах, в этом ты не ошиблась. Ну а если бы это оказался какой-нибудь другой Смилгакс, а этот юный бродяга был бы просто еще одним вражеским агентом? Тогда бы ты подготовила путь для очередного крупного вероломства. Мы уцелели благодаря нашим законам, и если мы нарушаем законы, то ставим под угрозу наше выживание. Каждая послушница из любого класса и каждая жрица любого ранга должны это понимать.
— Да, миледи.
Флавия бросила гневный взгляд на Релкина.
— А что касается вас, молодой человек, то надеюсь, вы это понимаете тоже.
Я обязана поддерживать правила, связывающие воедино нашу миссию. Без них мы обречены на уничтожение. Ты разрушил карьеру Лагдален в Храме, а она ведь подавала такие надежды.
Фигура Релкина выражала полное раскаяние.
— Мне тоже очень жаль, — пробормотал он. — . не думал, что так получится.
— Еще бы, — фыркнула Флавия. — Что ж, теперь ты состоишь в легионе, и нет нужды поднимать это дело. Мы уверены, что ни на тебе, ни на твоем драконе нет позорящих пятен, и поскольку вскоре ты будешь в Кеноре, то мы не видим никаких причин судить тебя в городских судах.
Релкин нервно облизал губы.
— Можешь идти.
Он встал, попытался увидеть глаза Лагдален, но та отказалась посмотреть в его сторону, и в конце концов пробурчав что-то невнятное, Релкин бочком удалился.
Когда дверь за ним затворилась, Лагдален почувствовала, как у нее брызнули слезы; она смахнула их быстры движением руки.
— Мне жаль, что дело дошло до этого, Лагдален из Тарчо. Несколько дней назад я думала, что могла бы конечном счете вдолбить в тебя немного здравого смысл но, кажется, ты действительно не способна постичь фундаментальные принципы нашей жизни в этом учреждении.
Лагдален подавила всхлип. Флавия знала, когда в разговоре поставить точку.
Девушка хоть и была послушницей, однако не могла подчиниться дисциплине, обязательной в миссии.
— Теперь ты можешь идти, дитя мое. Думаю, бы. бы наилучшим, если бы ты сразу же отправилась к родителям и рассказала им о случившемся. А позже ты сможешь собрать свои вещи.
Лагдален вышла на яркий солнечный свет, но едва мог. что-либо разглядеть, потому что глаза ее застилали слез!
Кто-то тронул ее за плечо, и она повернула голову.
Рядом стояла просто одетая женщина в серой мантии. Ростом она была не намного выше самой Лагдален.
Лессис! Лессис улыбнулась несколько мрачно.
— Лагдален из Тарчо, как я полагаю, тебя вышвырнули из Новициата, не так ли?
— Да, миледи. Я нарушила правила. Я… — Она оборвала фразу.
— Ты и вправду не производишь впечатление человека, который излишне беспокоится о соблюдении правил. У меня есть, что тебе сказать, и ты должна будешь принять важное решение. Вся твоя дальнейшая судьба будет зависеть от этого.
Лагдален тупо посмотрела на нее. Слез уже не было. Ей так не хотелось казаться слабой, когда с ней разговаривала Лессис.
— Видишь ли, нам, в Службе Провидения, нужны люди с таким характером, как у тебя. А если точнее, мне необходим такой человек, как ты. Я хочу, чтобы ты стала моей помощницей.
Лагдален поперхнулась. Может, ей это снится? Или она страдает галлюцинациями?
— Тебя устраивает такая жизнь? Во всяком случае, я тебе гарантирую: легкой она не будет. Но и скучной — тоже.
— Я, миледи… Да, мне хотелось бы, — запинаясь, произнесла Лагдален.
— Прекрасно. Тогда пойдем и навестим твоих родителей вместе. У тебя есть для них новости от леди Флавии, а мне нужно получить их согласие на твое новое назначение.
Лагдален просто не могла в это поверить. Только что ей казалось, будто все кончено и она потерпела полный провал, — и вдруг такое. Ей выпала наилучшая возможность, какую она только могла себе пожелать.
Глава 18
Зима кончилась, тяжелая и снежная, полная слухов о войне где-то далеко на юге, в землях Теитола. Склоны покрыла молодая поросль, и хотя еще грохотали потоки, набухшие от талого снега, с каждым днем они истощались, сливаясь в полноводные реки.
Маленький белый цветок, прозванный колонистами снежным принцем, уже отцвел, и теперь просеки и прогалины заросли колокольчиками и алыми амидинами.
В лесах паслись олени, отъедаясь после скудных зимних месяцев, у кроликов уже появились малыши, и у лис тоже, а перелетные птицы вернулись из теплых мест. В долинах, поросших гемлоком, раздавались песни дроздов, а на всех изгородях и фермерских полях кипели страсти, горланила птичья мелочь.
Вместе с весной пришла война. Налетчики из холодных земель по ту сторону Оона, небольшие отряды бесов и троллей под командованием свирепых солдат, облаченных в черную форму Туммуз Оргмеина, с проклятьями прорывались через леса с намерением убивать и захватывать в плен женщин.
На защиту колониальных земель вышли аргонатские легионы.
В землях близ Оона и на унылых равнинах Гана войска двигались в полном составе — бригады, даже целые легионы на марше, каждый с пятью сотнями лошадей и пятьюдесятью драконами в помощь.
В землях на востоке, где колонии за пятьдесят лет утвердились прочно, патрулирование проводилось меньшими силами, и часто эти подразделения были недокомплектованы, да и сами дозоры рассматривались как мирное дежурство, помощь формированиям, которые этой зимой пребывали на действительной службе.
Вот так утомленные драконы Стодевятого драконьего эскадрона оказались в удивительной стране в верховьях Арго, двигаясь маршем по пышным пастбищам и обширным лесам.
После продолжительной кампании в зимних снегах против Теитола Стодевятый сократился до шести драконов, шести драконопасов и двух дракониров. И пока искали замену, эскадрон был приписан к дозору в относительно спокойной зоне долины Арго, между горами Ульмо и Красным Дубом.
Покинув форт Далхаузи, как только растаял снег, они проследовали походным порядком на юго-восток вдоль Разакской дороги, что вилась между холмов. По мере того, как они забирались все выше, излучины Арго превращались в удивительный орнамент, вырезанный в горах, на чьих крутых склонах были разбиты виноградники.
Эскадрон отдыхал над серпантином реки неподалеку от города Пристань Арго.
День был теплый и солнечный, и с позиций на склоне горы Красный Дуб открывался широкий обзор земель за рекой. Обширный лес Тунины изобиловал свежей зеленью, а на востоке на фоне неба возвышалась великая гора Снежный Пояс вместе со скалой Хищник, выступающей вперед, будто кривой коготь. На западе огромные снежным собором поднималась гор Ульмо.
Драконов окружали затерявшиеся среди рощ красного дуба беспорядочные руины древнего поселения, остатки храма еще времен Вероната.
К несчастью, этот вековечный покой был только кажущимся. Все понимали, что зловещие слухи, которые они слышали в Широкополье и низовьях реки, — правда.
В Тунине видели вражеские отряды. Группа бесов и троллей переправилась через Арго и вызвала массовую панику вокруг Пристани Арго. Похоже, измотанному Стодевятому вскоре суждено оказаться в гуще сражения.
Как только они вступили в верховья Арго, слухи стали разрастаться и шириться. Теперь же они подтвердились окончательно. Всего часом раньше зашел сержант Дьюк и предупредил всех, чтобы позаботились об оружии, шлемах, щитах и нагрудниках. Драконы расселись и заворчали, а драконопасы принялись лихорадочно трудиться на снаряжением.
Двое солдат сходили за водой. На всех разгоряченных, томимых жаждой драконов воды не хватило, и они спустились к ручью, по-прежнему полному талой водой, напились под завязку, а затем погрузились в воду, насколько это было возможно при глубине в три фута.
Вылезли освежившиеся, но голодные, а до прибытия походной кухни и приготовления лапши оставалось не сколько часов.
К занятым работой драконопасам драконы вернулись воспрянув духом, но с жалобами на голод. Правда, жаловались они больно весело, и мальчишки поняли, что огромные звери пребывают, в общем-то, в добром настроении. Странное дело, но перспектива сражения их, кажется, возбуждала, независимо от того, насколько они устали и вымотались.
Базил обнаружил Релкина за работой над малым хвостовым мечом; положив клинок на колено, драконопас затачивал лезвие угловатым камнем. Позади мальчика маячила десятифутовая голова какой-то разбитой статуи. Скатившись, голова перевернулась макушкой вниз и застряла в дыре полуразрушенной стены древнего храма. Над головой выросло скелетное дерево, опутав ее змееподобными корнями, но глаза по-прежнему было видно; они смотрели на горы Ульмо, откуда пришел тот враг, что уничтожил создателей этой статуи и поверг в прах храмы и их богов.
Дракон подошел и присел на корточки. По тому, как вилял его хвост, и по счастливому шипению, исторгавшемуся из могучей груди, Релкин понял, что Баз хоть и голоден, но доволен.
Релкин закончил с лезвием малого меча. Теперь оно было достаточно острым, чтобы перерубить что угодно, когда Базил пристроит его на кончик своего странного «сломанного» хвоста.
— Как вода, не холодная? — спросил Релкин рассеянно.
— Холодная, будь она проклята. Мальчик враз посинеет.
— Хм.
Релкин рассматривал свой арбалет, изящное маленькое кунфшонское оружие, сделанное из стального тростника и закаленной проволоки. Он был легок, но бил сильно, и его было легко заряжать хитроумными кунфшонскими стрелами. Поражает с расстояния сорок ярдов и перезаряжается удобно и быстро.
— Мне нужно оперение. Я скоро вернусь.
— Мальчику нужно много стрел, ведь они так редко попадают в цель.
Отправляйся и возьми столько, сколы сможешь унести.
— М-м-м.
Но вместо того, чтобы разыскивать оружейника. Релкин прошел вдоль расположения бригады к интендантскому фургону и выпросил у поваренка Уилбри пару буханок пресного хлеба. Они разломили хлеб пополам, и Уилбри помазал его толстым слоем акха, любимой приправой, но не для мяса, а для драконьих утроб.
Акх приготовляли из лука, имбиря, чеснока и клюквы у людей от него немело небо, но аргонатские дракон потребляли его с чем угодно.
Релкин прокрался обратно к перевернутой голове статуи и обнаружил, что Базил исследует свой длинный меч Пиокар, пригнув голову и шепелявя какой-то стишок на языке вивернов.
Релкин осторожно запихнул одну буханку за камень а со второй подошел к дракону.
— Я подумал, может, ты захочешь вот этого — у нас сегодня был долгий переход.
Взгляд драконьих глаз остановился на мальчике, затем ноздри унюхали акх, и внимание дракона переключилось на буханку, разломанную и густо сдобренную тягучим коричневым соусом. Раздражение вмиг испарилось.
— Парень, иногда, будь ты проклят, ты бываешь таким хорошим, знаешь?
Буханка исчезла в считанные секунды. Релкин вновь принялся осматривать стрелы, краем глаза наблюдая Базилом.
Дракон был само беспокойство. Где-то поблизости в воздухе чувствовался запах акха, и этого было достаточно, чтобы у кожистоспинника потекли слюнки.
Внезапно драконий ум пришел к логичному выводу. Мальчишка Релкин опять играет в свои игры.
Дракону придется просить, потом клянчить, а после пообещать что-нибудь взамен, прежде чем ему достанется вторая буханка.
Базил фыркнул. То есть, конечно, если он не отыщет ее по запаху. Но делать это придется достойно, не пристало дракону ползать вокруг в поисках проклятой буханки с акхом. По крайней мере, не на виду у мальчишки.
Релкин, похоже, целиком поглощен своим арбалетом. Базил постарался беззвучно подняться и двинулся налево, где, как он чувствовал, была спрятана буханка.
Релкин поднял взгляд, ласково улыбнулся дракону и стал смотреть куда-то за реку. Его внимание привлекло какое-то движение в воздухе.
— Смотри, Баз! — показал он.
Над долиной ленивыми кругами парили два ястреба. Птицы улетали все дальше, по пути к ним присоединилась еще одна пара. Теперь над лесом Тунины кружили уже четыре ястреба, а дальше над кронами деревьев поднималась гора Снежный Пояс.
— На Снежном Поясе по-прежнему полно снега, до самых уступов, — сказал Релкин.
— В северных лесах будет холоднее. Но мы должны оставаться здесь и ждать сражения с бесами и троллями. Такова драконья жизнь.
— Не навсегда. Баз. Когда-нибудь мы уйдем в отставку. Может, мы смогли бы жить здесь, в лесу Тунины.
— В эльфийском лесу?! Который кишмя кишит древесным народом и неизвестно еще какими тварями? Нет, это не для драконов.
Релкин разглядывал огромное зеленое пространство леса. Каково это, интересно, жить здесь, в лесу, в дикости и свободе?
Леса изобиловали белками и оленями, озера и реки — пищей. Зимой, наверное, тяжело. Пришлось бы питаться орехами и запасами клубней, но это была бы свободная жизнь, не отягощенная ежедневными заботами легионерской службы.
Конечно, в Тунине правили эльфы, так что пришлось бы как-то уживаться с народом деревьев, но Релкин считал, что это не слишком сложно. Он всегда полагал, что с лесным народом поладить легко, и они вполне великодушны к тем, кто, по их понятиям, добр к их деревьям.
А какие чудеса можно подглядеть в полнолуние, когда в эльфийских рощах исполняются ритуальные танцы! Тогда по лесу разносится странная музыка, очаровывая всякого, кто ее слышит, и грубый взгляд постороннего наслаждается великолепием эльфийской жизни.
Длинная шея Базила вытянулась влево — хлеб был где-то там. У дракона заурчало в животе. Одной буханки ему было мало.
Базил оглянулся и встретился взглядом с мальчишкой. Попался! Теперь единственный выход из положения — признаться.
— Парень, у тебя на попечении голодный дракон.
— Знаю, знаю, и этот дракон устал, слишком устал. Он не может поднять меч и срубить несколько веток, чтобы его пастух мог устроиться на ночь. Да и зачем, когда вокруг столько отличной твердой земли.
— Я устал, я очень устал. Ты же знаешь, сколько мы вчера прошли.
— Да, я знаю, и еще знаю, чей драконопас сохранил немного воды и тащил ее полдня только для того, чтобы его дракон мог промочить длинную сухую глотку.
Дракон раскаялся.
— Ладно, я был не прав. В будущем я всегда буду рубить ветки, чтобы драконопас мог прилечь. Ведь страшно подумать, как это драконопас разложит свои драгоценные кости на холодной твердой земле.
— Спасибо, Базил. Кстати, там есть краюха с акхом, прямо за этой разбитой колонной слева.
В мгновение ока буханка была обнаружена и прожевана. Проклятые драконопасы — всегда знают, с какого браться конца!
Хруст гравия позади заставил Релкина повернуть голову. Из зарослей, тяжело ступая, выбрался Кепабар; он всегда ходил тяжело, когда разгуливал на задних лапах. Старина Кеп был самым грузным драконом в подразделении, целиком «укрытый медью» доспехов из роговых и костяных пластин, характерных для его рода. В походе, в отличие от остальных, он частенько опускался на четвереньки.
За ним шел Томас, его пастух, голубоглазый парень с холмов Сеанта, что по другую сторону залива, напротив Марнери.
Кеп и Базил Хвостолом дружили. В зимних битвах они сражались бок о бок, а теперь на левом фланге боевого порядка эскадрона были объединены с Несесситас, оставшейся без пары.
Драконы приветствовали друг друга тяжелыми шлепками передних лап.
— Я так оголодал, что готов испускать пламя, — проворчал Кепабар.
— Длинный день, все идем и идем, и никакой еды, — отозвался Базил.
Почти никакой. Базил старался на Релкина не смотреть. К счастью, у Кепа нюх был слабоват, он не сумел различить слабый запах акха, все еще висящий в воздухе.
— Говорят, мы снова выступаем, — сказал Томас. Релкин застонал — его ноги гудели от пяти лиг, которые они протопали за день. Томас был взволнован; он всегда нервничал перед сражением.
— Собираемся ли мы сегодня драться — вот что мне интересно, — продолжил Томас. — Терпеть не могу есть перед боем, меня всегда после этого тошнит. Но сейчас я по-настоящему голоден, и если мы не будем драться, то мне надо что-нибудь съесть, иначе желудок будет ворчать всю ночь.
Релкин никогда не страдал от этих проблем, но попытался проявить сочувствие.
— Сержант Дьюкс сказал приготовиться. Думаю, будет драка.
— Точно? Вот расстройство, все так устали. Релкин пожал плечами. День был долог, и он предпочел бы хорошенько поесть и растянуться часов этак на десять под одеялом. Но если уж им предстоит драться, они будут драться.
За зиму Релкин побывал во многих сражениях. Теперь у него внутри сидел стальной стержень, которого не было прежде, до кампании в Теитоле.
— Томас, если честно, то будь что будет, понимаешь? Будь что будет — вот девиз рядового.
Томас уныло хмыкнул, а затем указал на огромную каменную голову.
— Чья это?
— Не знаю, но выглядит очень древней.
— В старину строить умели, — хрипло прокомментировал Базил.
Кепабар размял ноги — одну, другую, разрабатывая узлы каждой группы мышц в повороте.
— Ноги болят, Хвостолом?
— Конечно, болят. Мы идем уже двадцать дней. Хорошо хоть не по снегу. Как ты думаешь, будем мы драться?
— Не знаю. Хотелось бы раздобыть мяса на ужин. А то сплошная лапша да клецки.
— Будет драка, будут и тролли на мясо, — сказал Базил.
— Отвратительная гадость, это только в крайнем случае, Базил пожал плечами.
— Если ты намерен оставаться таким разборчивым, то не знаю, чем тебе и помочь. Тролль не так уж плох — только следует его сделать помягче. Отбиваешь мечом, поджариваешь и потребляешь с акхом и диким луком.
— Куош! — фыркнул Кепабар. — Это там тебя научили жрать всякую дрянь?
Например, рыбу. Могу поспорить, ты ешь даже рыбу. — Последнее слово он произнес с отвращением.
Базил расхохотался.
— Рыба — штука хорошая, особенно жаренная на углях или запеченная в печке.
Впрочем, сырую я тоже люблю.
Кепабар хлопнул передней лапой по своему огромному брюху.
— Правду говорят, что драконы из Куоша не такие, как все.
— Земля Синего Камня — самая лучшая во всем Аргонате, — гордо сказал Релкин.
— Ах, драконопасы! — буркнул Кепабар. — Жареный тролль на обед, при условии, что будет драка.
— Думаю, будет. Я чувствую, — сказал Релкин.
— Чувствуешь? Не полагайся на чувства, мальчик Релкин.
— У меня всегда такое чувство перед боем. Я знаю, он будет.
— Там где-то налетчики. Только это мы и знаем, — сказал Томас.
Базил жестам обвел перевернутые камни древнего храма.
— Может, тут обитает бог войны, а? Может, бог войны знает, что сегодня мы будем сражаться. Может, бог войны сказал это мальчику, а? Знаешь, мальчишки восприимчивы к подобным вещам.
— М-м-м. — Кепабар посмотрел на Томаса, тот в ответ ухмыльнулся.
— Не знаю я, — сказал Кеп. — У некоторых драконопасов головы деревянные, поэтому я не понимаю, как они могут вообще что-нибудь воспринимать. Может, Релкин другой.
Томас пропустил это мимо ушей.
— Бьюсь об заклад, что Марко знает, кому построили храм.
Релкин кивнул.
— Возможно, очень даже возможно. Марко вырос в землях Арго.
Но задолго до того, как они повстречали Марко Вели, пастуха телки Несесситас, вышел приказ выступать. Со стоном они встали на ноги, водрузили на плечи вещмешки и снаряжение и отправились в путь. Они шагали среди разбросанных камней древнего храма. Загадочные пилоны, густо покрытые вырезанными на них рунами Вероната, поднимались из этих камней.
Храм остался позади, и они двинулись дальше» в глубину леса. Их окружали дубы и сосны, горный склон густо порос гемлоком.
Они вышли к небольшому святилищу с барельефами на каменных стенах. Мимо вместе со вторым командиром Пултерсом прошел сержант Дьюкс, высокий, бледный и сильно помятый.
— Поживее, — скомандовал он. — Двигайтесь по этой тропе, пока не увидите лейтенанта Уилда. Он вас расставит по местам.
— Значит, сержант, мы сегодня будем драться?
— Я бы сказал, что ты будешь драться меньше чем через двадцать минут.
Двигайте дальше. Нас ждет работа. В гору поднимается вражеский отряд, и идут они быстро.
Остановившись возле святилища, Релкин привел в порядок колчан и взглянул в холодные глаза божества, вырезанного в камне когда-то давным-давно. Бог войны?
Релкину лицо показалось довольно свирепым. Поможет ли им этот бог в предстоящем сражении? А если да, то как об этом узнать? У Релкина из Куоша всегда были пробелы по части мистики. Знаки настолько неуловимы, что в них легко ошибиться и принять за случайность.
Конечно, магия была всегда, и всегда ее было достаточно, но в мистической подоплеке великого искусства Релкин был полным профаном. Утомленный зубрежкой Биррака, он прогулял несколько уроков в маленьком храме Куоша.
Святилище осталось позади; они продолжали идти вниз по тропе, что вела через лес к широкому лугу.
Глава 19
Впервые в лесах Тунины видели налетчиков — толпу бесов, отряд троллей, и все под командованием беспощадных всадников.
Сначала их заметили на севере, когда они пересекали Тун по мелководью возле Риунны. Затем они подались к югу по склону великого Снежного Пояса и скалистого Хищника.
Здесь, неподалеку от Арго, в своих палатках были захвачены врасплох и взяты в плен четыре охотника. После допросов троих из них съели тролли.
Четвертый сбежал и бежал аж до самых сторожевых постов у пристани.
В считанные часы новость вызвала тревогу по всей долине реки. Уже давно подобный большой отряд не проникал так глубоко в пограничную зону.
Налетчики ускользнули от милицейских патрулей и где-то выше по течению переправились через Арго. Их путь проходил через ферму злополучного Хансерта Канеля. Его жутко покалеченное тело нашли на перекрестке прибитым к фонарному столбу.
Самой большой загадкой для большинства было то, почему его не сожрали тролли. Не размышляя над этим, фермеры запрягали повозки мулов и направлялись к форту у Пристани Арго.
Когда дюжина бесов погналась за девушками, которые ехали в почтовой карете, поднялась общая паника, опустели приречные городки, а их жители двинулись на север к Далхаузи или на юг, через перевал, в Разак.
Фермы были брошены, скот и свиньи оставлены на растерзание троллям, столь велик был страх. Казалось, сеять здесь уже будет некому, и верховья Арго останутся без урожая.
А затем, как раз вовремя, из Далхаузи спустился капитан Холлейн Кесептон с отрядом. Молодой Кесептон привел семьдесят восемь человек из Тринадцатого полка Марнери, двадцать три кавалериста из Шестой талионской легкой кавалерии и шесть уцелевших драконов Стодевятого эскадрона с офицерами и подручными.
Меньше всего Кесептон ожидал такого набега. Предполагалось, что патрулирование в верховьях Арго обеспечит маленькому отряду заслуженный отдых.
Итак, молодой Кесептон в своей капитанской карьере сразу же столкнулся с проблемами. Только зимой получив повышение, он впервые командовал собственным полком. До этого он был волонтером, прикомандированным к созданному годом раньше в Марнери полку Нового легиона для кампании против Теитола.
Кампания проходила мучительно, с большими потерями с обеих сторон, и в конце концов им так и не удалось захватить Жаждущего Крови, военного вождя шугги Теитола.
Холлейн проявил себя при штурме заставы Элгомы. Сперва он усмирил солдат Марнери, собравшихся бежать под натиском лучников Теитола, а затем повел их в атаку и выгнал стрелков из леса, за стены Элгомы, на смертоносную землю.
И вот он здесь, внук великого генерала Кесептона, со своим первым настоящим отрядом — потрепанной командой того самого Нового легиона Марнери и несколькими талионскими кавалеристами, которые тоже пережили зиму в Теитоле.
Кроме проблем чисто военных, ему добавляли головной боли непокорный сержант Дьюкс, командир Тринадцатого полка Марнери, и совершенно непереносимый субадар Йортч, возглавлявший талионскую конницу.