На том да пребудет с тобой всемогущий Господь, любезная супруга. Ястребов не оставь. Писано в Угроце, в пятый день месяца Святого Иакова. Anno 1575 (Anno -- в год, в лето (лат.)).
      Твой возлюбленный супруг Петруш Заи т.р.". (М. р. (motu proprio) -здесь и далее -- собственной персоной (лат.))
      Судя по всему, в XVI веке между супругами существовал тот же негласный уговор, что и теперь: муж преподносит подарки, жена принимает, и оба им радуются. Точно так же были популярны и всевозможные "комиссии" мужьям, как видно из письма Анны Бакич к мужу Михаю Реваи:
      "Выразивши готовность всячески служить Твоей милости, любезный мой господин, по сердцу мне было бы услышать, благополучно ли доставил всемогущий Господь твою милость до Пожоня, я, благодарение Богу, добралась до дому в целости. Не посылала твоей милости ничего нового, разве что два гусиных яйца отослала твоей милости. Еще, любезный мой господин, прошу твою милость купить мне пуговиц малюсеньких тридцать штук на мой испанский кафтанчик, черных, иначе готов был бы, да за ними проволока. Прошу твою милость, любезнейший мой супруг, послать мне жемчугу, да зеленого шелку не забудь. Да сохранит Господь твою милость в добром здравии и да пошлет твоей милости удачу, возлюбленный мой супруг. Писано в Холиче в понедельник, anno 1556. Дочь твоей милости Анна Бакич
      P.S. Ежели писано с ошибками, прошу прощения твоей милости, ибо писала под вечер в изрядной спешке".
      В этом письме есть все, что издавна принято называть "вечно женским". Кокетливая ласковость (Анна называет себя дочерью мужа), поручения насчет пуговиц, жемчуга, дата с изъяном -- поскольку без месяца, намеки на бережливость и домовитость -- тут очень кстати подвернулись гусиные яйца. Поистине любовные письма писала своему отсутствующему мужу Имре Форгачу Ката Зрини. По ним видно, что перо любящей женщины едва поспевало за рвущимися наружу чувствами. Вот одно из них:
      "До смерти моей отдаю себя в услужение твоей милости, равно как и любящее сердце мое отдаю дорогому господину; прошу у Отца нашего Всевышнего для твоей милости несказанного множества благ для тела нашего и души нашей, ибо едины они у нас, милый мой возлюбленный господин; да ниспошлет Всемогущий твоей милости многие добрые лета, помолимся Господу во имя чистоты его святого имени и нашего спасения.
      Прошу, мое сердце, возлюбленный мой господин, чтобы твоя милость поспешила домой; я ожидаю твою милость на завтрашний день, ежели не сможете прибыть, буду в горькой тоске. Засим отдаю себя в полное распоряжение твоей милости до самой моей смерти и чистосердечную любовь мою к твоей милости, а равно любящее сердце отдаю возлюбленному господину души моей. Дай, Господи, твоей милости, возлюбленному и дорогому моему господину, поскорее доехать до дома в добром здравии и дай мне, Господи, увидеть твою милость, возлюбленного и дорогого господина души моей, в том добром здравии и счастии, в коем многие благополучные годы проживем мы по милости владыки небесного и земного. Писано в Бихе, под вечер четверга около 5 часов. 1572. Покорная твоей милости дочь и супруга Ката Зрини". Это письмо не содержит почти никакой информации, оно сплошь -- нагромождение нежных и любовных слов. Месяца, конечно, не указано и здесь...
      XVII ВЕК
      Письмо невесты к жениху. Спокойные, сдержанные фразы. Не менее характерно и обращение: жених пока еще только "любезный сударь". На наружной стороне письма:
      "Писано милостивому господину Миклошу Бетлену, моему любезному государю". Внутри:
      "Почитая Вас как моего государя, с покорностию готова служить твоей милости, да благословит Господь твою милость всяческим духовным и телесным благополучием.
      Не могу упустить случая, чтобы не написать твоей милости, прошу Господа, дабы письмо мое нашло твою милость в час доброго здравия, воистину, я сильно печалилась о плохом состоянии твоей милости, мы теперь, слава Богу, пребываем в бодрости, ее милость любезная государыня матушка также бодра, да и я, слава Богу, здорова, дай, Господи, чтобы и твоя милость пребывала в добром здравии. Я отослала твоей милости, любезный сударь, хорошую рубашку, дай, Господи, твоей милости носить ее на доброе здоровье.
      Засим вручаю себя твоей милости под покровительство Божьего провидения. Писано в Ал Деде 4 апреля, anno 1668. Покорная слуга твоей милости Илона Кун т.р.
      P.S. Государыня матушка готова с любовью служить твоей милости".
      Ответ жениха, оповещающий, что свадьба планируется на 12 июня. На наружной стороне:
      "Для передачи моей возлюбленной нареченной, благородной Илоне Кун".
      Внутри:
      "Возлюбленное мое сердце. ...Покуда я, моя милая, все еще не могу предстать пред очи твои, а день нашей радости приближается, хочу напутствовать тебя посредством письма, поверь, душа моя, при таких обстоятельствах приближаются и козни дьявола, и людские пересуды, а порой и настигающая десница всемогущего Господа, но лекарства ото всего этого -только чистосердечная и ревностная молитва единому Богу, а с нашей стороны -- полное упокоение друг в друге и истинная любовь, и чем скорее, ненаглядная моя, сии чувства произрастут в тебе, тем скорее мы придем к счастию. Заблаговременно приуготовляйся также к тому, что ты предстанешь пред множеством глаз, на нас двоих будет дивиться несколько сот человек, держи себя так, чтобы даже наизавистливейшие языки могли сказать самую малость дурного, хотя, конечно, невозможно, чтобы люди вовсе не судачили о нас, не тревожься, душа моя, об этом и не пугайся. Бог не оставил тебя многими прекрасными как телесными, так и духовными дарами, довольно будет, ежели ты покажешься своей набожностью, покорностью родителям и целомудренной и истинной любовью ко мне. Волосы твои, как я уже не единожды говорил почтенной матушке, коли длинны, попробуйте убрать, надобно склонить к согласию и старого барина, в прическу по нынешнему обычаю, чтоб не говорили, будто мы (или же вы) какая деревенщина. Засим, возлюбленная моя горлица, милая красавица, да сопроводит нас Господь ко всему хорошему и увенчает наше благородство всяческой благодатью. Сего желает твой искренно любящий, верный нареченный. Прелесть моя. 12 мая 1668 года, Сент-Миклош. Миклош Бетлен т.р.
      Итак, невесту семнадцатого столетия нужно было уговаривать, чтобы она к свадьбе сделала модную прическу, более того -- приходилось добиваться согласия тестя на это.
      До наших дней дошло еще одно симпатичное письмо того периода -послание в стихах капитана гайдуков в армии Дердя Ракоци II, Пала Фратера, к жене, Анне Барчаи. Оно датируется приблизительно 1660 годом.
      Адрес: "Для передачи дорогой любезной супруге Анне Барчаи".
      Лимон с апельсином был рад получить я,
      А что от тебя -- никогда не забыть мне,
      То превыше всего не устану ценить
      И еще услужу тебе, коль буду жить.
      Я тоже отправил гостинец с нарочным
      И оным тоску по тебе укорочу.
      Она, как дозорный, вопит днем и ночью
      Иль трубит, как олениха, клича телочка.
      Прошу, моя радость, меня не забудь,
      На меня из-за горестей не обессудь,
      Очисти с души моей уныния муть,
      Хорошенько упрячь меня в сердца закут.
      Цепочку премилую с новой огранью
      Послал я, чтоб сердце утишить в изгнанье,
      Чтоб была без из'яну приложил я старанье,
      Дай Бог, покрасуешься в ней на гулянье.
      Стихи эти спрячь на груди своей милой
      И помни, что верен тебе до могилы,
      Приди же скорее, о день быстрокрылый,
      Когда прочитаю их вместе с любимой.
      На скалы дикие птицы слетаются;
      Поутру, лишь солнца луч закачается,
      Пугая зверье, что к шатру подбирается,
      Пишу, весь иззябший, а сердце мается.
      Бог с тобой, ежели стихи придутся по сердцу, спрячь в сундучок,
      ежели нет... кинь в отхожее место.
      (Не могу умолчать о том, что и на этот раз жена получила в подарок золотую цепочку, а муж -- апельсин и лимон.)
      XVIII ВЕК
      Странное чувство овладевает человеком, когда он читает любовные письма племянника куруца Антала Эстерхази, французского генерала и наместника в Рокруа Балинта Эстерхази, которые тот писал своей жене (Lettres du Cte Valentin Esterhazy a sa femme. Paris, 1907). Он писал по-французски, да, возможно, и знал-то всего одно венгерское слово, которым постоянно называет жену -- "Chere Szivem" (Chere-- дорогая ((pp.), szivem-- мое сердце (венг.)). Генерал избегал сентиментов и излияний. О глубине чувства любящего мужа скорее свидетельствует невероятное количество писем: куда бы ни занес его вихрь истории, в первую же свободную минуту он садился к письменному столу, чтобы подробно отчитаться перед женой обо всех событиях. Из многотомной переписки французы по крупице выбирают ценные исторические сведения о той эпохе, нас, венгров, больше интересуют те несколько строк, в которых на протяжении двадцати лет Балинт Эстерхази на разные лады повторял одну и ту же мысль:
      я люблю тебя! Вот несколько примеров из многих тысяч писем:
      1784. Версаль. "Храни тебя Господь, Szivem, так больно, что не вижу тебя, скорбь мою смягчает только наслаждение писать тебе..."
      1784. Компьень. "Нет у меня иного желания, chere Szivem, как только быть с тобой, я не помедлил бы и минуты, ежели бы мог помчаться к тебе... Еще раз обнимаю тебя от всего сердца, с болью заканчиваю писать, ибо по крайней мере таким образом пребываю вместе с той, которая мне дороже всех, которую люблю до безумия..."
      1785. Гискар. "Был у герцога D'Aumont. Он живет с одной женщиной. Все утро думал о том, насколько иная жизнь у мужчины, у которого есть любящая жена... Всегда быть вместе с тобой, Szivem, величайшее счастье, которого только может пожелать человек... Первый счастливый день в моей жизни был тот памятный вторник, второй -- наша свадьба, третьим будет день рождения нашего долгожданного ребенка... Никогда еще неделя не длилась столь бесконечно, и, должно быть, так будет всегда, пока мы вдалеке от милых нашему сердцу существ; поэтому да благословит Господь короткие дни..."
      1786. Лион. "Моя дорогая, все время думаю о тебе и корю себя за то, что причастен к наслаждению, которого ты не можешь разделить со мной... Береги себя ради того, кто тебя любит больше всех на свете и живет единственно затем, чтобы сделать тебя счастливою..."
      1791. Вена. "Поцелуй за меня наших деток и каждую минуту помни, что я думаю сейчас о тех, кого люблю..."
      1791. Сентпетервар. "Да храни тебя Бог, люби меня, думай обо мне, целуй детей; я не питаю греховной зависти к твоему счастью за то, что ты можешь обнять их, единственно хотелось бы и мне разделить его и заключить в свои об'ятия их матушку..."
      Для полноты картины не могу умолчать о том, что в конце изрядного числа писем имеется фраза: "...mille choses tendres a maman" ("тысячи нежных пожеланий маменьке"). То есть влюбленный воин на протяжении многих лет не забывал передавать нежные приветы теще.
      XIX ВЕК
      Появляется новый вид литературы -- письмовники. У поднимающего голову юношества третьего и четвертого сословий сердце бьется точно так же, как у кавалеров и дам былых времен, только вот перо не послушно им. И тогда они обращаются за помощью к книгам-образцам, где находят готовые формы, которые остается только заполнить пылающими чувствами. Карманная книжица "Блистательный собеседник" ("Diszes Tarsalkodo"), вышедшая в 1871 году в Пеште уже четвертым изданием, именно такого рода. В главе о любовной переписке анонимный автор прежде всего советует обратить особенное внимание на внешнюю и внутреннюю благопристойность писем. Что касается внутренней благопристойности, то ее можно только одобрить, но что имеет в виду автор под внешней благопристойностью, не совсем понятно. Может, он намекает на розовую, надушенную бумагу? Или, наоборот, предостерегает от нее, опасаясь, что влюбленный юнец ухитрится перемазать весь конверт? Предостережения и пожелания сопровождаются практическими напутствиями вроде того, что автор любовного послания "должен быть верен своей натуре и писать, как подсказывает сердце". Тут же, в качестве примера для подражания, дается образец воплощенной искренности и сердечного наития:
      "Милая барышня N.1 Моя любовь к Вам неугасима. С той поры, как я узнал Вас близко, я потерял покой. Меня не покидает Ваш очаровательный образ, который витает надо мной с нежной улыбкой. С той поры, как я познакомился с Вами, я бодрее шагаю сквозь водовороты жизни, и в моем счастливом одиночестве на глаза мне набегают слезы, которые я предназначаю Вам в жертву. О, осчастливьте ответной любовью Вашего верного обожателя N. N."
      Ну если такие слова не тронут сердце барышни, тогда уж его не тронет ничто.
      Естественно, любовь правомочна только тогда, когда сквозь водовороты жизни ведет к благородным целям. Поэтому после того, как молодые нашли общий язык, пора начать разговор о супружестве. Это надлежит сделать следующим образом.
      "Любимая Минка!
      Это письмо полетит к тебе на розовых крыльях любви, чтобы передать чувствования моего сердца. Ах, если бы я мог убедить тебя, что я люблю навеки. Исполни же мое желание, и если до сих пор в наших отношениях мы держались определенных границ, покажем наконец открыто, что мы понастоящему любим друг друга. Поскольку твои родители давно знают меня, у них, я думаю, не будет возражений против нашего воссоединения, хотя они и богаче, чем мои (!). А если ты считаешь, что благоприятный момент уже настал, я сегодня же, не дожидаясь завтрашнего дня, буду с радостью просить твоей руки. Твой поклонник N. ждет от тебя ответа".
      Блистательному собеседнику даже в голову не приходило, что в жены можно взять бедную девушку, поэтому он не озаботился письмом на этот случай. Или, может, он считал, что бедной девушке ни к чему писать письма: ей только скажи, она сразу и побежит. Однако он предусмотрел те случаи, когда молодые еще не внесли полной ясности в дело и любят друг друга, так сказать, на расстоянии. В этой ситуации с предложением руки и сердца нужно обращаться к отцу и через него передать барышне послание, содержащее объяснение в любви. Барышня не отвечает на письмо, ибо так ей диктует почтение к родителям. Ответ пишет отец:
      "Любезный друг! Мы польщены предложением замужества от юноши столь благородных устремлений, за какового мы имеем счастье Вас знать. Моя дочь с доверием, проистекающим от уважения к Вашим личным качествам, готова делить с Вами жизненные радости и заботы. Ждем Вас лично, дабы выразить свое согласие. С удовольствием примем Вас в любое время. N. N."
      Трудно провернуть сватовство более чинным образом. Неурядицы могут возникнуть только в том случае, если у отца барышни другое издание письмовника и ответ не совпадает с вопросом. Ну да все равно -- форма не властна над сутью: если уж однажды вы доверились розовым крыльям любви, придется делить с дражайшей половиной радости жизни.
      XX ВЕК
      Закат любовных писем. Телефон обращает письменность в ненужную роскошь. Поколения, которые придут после нас, не будут, как мы, утопать в изобилии любовных посланий прошлых столетий. Но взамен нам предоставляют богатейший материал газетные рубрики под названием "Разное". Хотя публикуемые в них объявления нельзя назвать любовными письмами в полном смысле слова, однако это послания, взывающие к любви. У кого есть время внимательно изучать эти рубрики, вырезать характерные объявления, сортировать их и собирать, перед тем возникнет прелестная картина интимной жизни современного большого города. Итак, от любовных посланий Петера Заи нас отделяют больше чем три с половиной века. Изменился и усовершенствовался язык любовных писем.
      Апофеоз развития представляет собой помещенное ниже объявление, которое не буду комментировать, скажу только, что все несметное количество полученных ответов газета переслала в издательство. "Ищу женщину. Не интересуют истерички, бабушки, профессионалки, крашеные, франтихи, футбольные болельщицы, заядлые бриджистки, обожательницы киноактеров. Женюсь только на богатой (50 000). Особенно "бдительным" не буду. Итак, требуется: симпатичная, с хорошей фигурой, молодая (20-- 24). БЕЗ ПРЕДРАССУДКОВ, с изысканными манерами, представительная (самокритичная). Отвечать НЕШАБЛОННО в филиал издательства. Да, мне 30 лет, рост 165 см, имею высшее образование, волосы каштановые. Есть 5 запломбированных зубов и лодка. Не люблю писать писем, лапшу и бриться. Люблю искренность, эментальский сыр и природу. 9527".
      Возлюбленная супруга -- любезный сударь -- дорогая жена -- chere Szivem: шло время, века наступали друг другу на пятки, последнему так отдавили ноги, что он стал косолапым. Предыдущая глава | Содержание | Следующая глава
      ШКОЛА АБРАХАМА-А-САНТА-КЛАРА
      * ШКОЛА АБРАХАМА-А-САНТА-КЛАРА
      Сейчас уже почти неизвестен своеобразный жанр литературы, который французы именуют предикториана. Это курьезные проповеди: присловья, нападки, зачастую откровенные выдумки священников, наделенных самобытным характером и яркой индивидуальностью. В Венгрии до сих пор нет книги, в которой были бы собраны такие произведения. Их можно встретить лишь в редких, давно забытых книгах. Исключением является Абрахам-а-Санта-Клара: его смачные поношения выдержали множество изданий. К сожалению, речи Абрахама непереводимы: градом ниспровергающаяся игра слов и рифмованные присказки, кружащиеся в вихре венского диалекта остроты и назидания столь органично вплетены в его проповеди, что, лишившись их, остатки жаркого потеряют свой аромат. И все-таки, чтобы можно было сравнить с Абрахамом его венгерских последователей, попробуем воспроизвести один короткий отрывочек (Judas der Erzschelm (1689) cimu gyujtemenyebol (из сборника "Иуда-архиплут", 1689)). Речь в нем идет о красоте. Отец Абрахам, следуя собственному оригинальному образу мыслей, и здесь идет своим путем. Он не согласен с проповедниками-аскетами, которые ставят женскую красоту в ряд самых незначительных господних милостей. Красотой определенно не следует пренебрегать:
      "Душа, устремленная к добродетели, охотнее обитает в прекрасном теле, нежели в каком-нибудь бесформенном калеке -- подлинно посему Всемогущий одарил несравненной красотой иудейку Эсфирь, сироту, дабы красота снискала ей корону. Геройская душа и отважное женское сердце Юдифи также не за безобразной оболочкой скрывались, а таились за завесой благородной красоты. Кто упрекнет патриарха Иакова, человека, избранного Богом, в том, что он погнушался гнойноглазой Лией и возжелал себе в жены прекрасную Рахиль? И прав был брат Моисея, когда ворчал и брюзжал, что тот навлек на себя позор, взяв в жены измаильтянку Сепфору. "Pfui Teuf-fel (Тьфу, пропасть (нем.)),-- говорил он,-- и как это мой брат мог помешаться из-за какой-то чернокожей? Как он мог жениться на этой прокопченной бадье? Ведь ее же мамаша в чернилах купала! Кабы я был таким же отважным человеком, как мой брат, уж я-то отхватил бы себе что-нибудь получше, чем эта угольщица, которую сперва нужно отмывать в белильне". Телесная красота -- что белая мука Елисея: она подслащивает прогорклое варево супружества. И наверняка Авраам середь множества испытаний находил немалое утешение в жене своей Сарре, которая даже на тридцатом году жизни слыла Женой прекраснейшей". Венский священнослужитель был придворным проповедником, так что он разбрасывал цветы своего красноречия перед избранными слушателями. Можно себе представить, какие цветочки рассевали сельские священники, говорившие на просторечном языке. Я нашел проповедь на ту же тему его преподобия Иоганна Фридриха Шперера (он жил в первой половине XVIII в.) из местечка Рехенберг. Официально проповедь посвящалась Товии, но бравого протестанта обидела жена, поэтому он почел справедливым Товию несколько потеснить. Действительно, пасторша наткала за зиму так мало полотна, что его не хватило на рубашки нормальной длины, и его преподобию угрожала опасность ходить в рубашках до пупа. За небрежение тканьем он отомстил тем, что вплел нити своего гнева в саму проповедь:
      "Люба мне такая женщина, которая стройна, деликатна и принаряжена, как добрый скакун. Сколь возрадуется сердце мужчины, когда дома его встретит сей достойный любви ангел, поцелует, приласкает белой ручкой, поставит перед ним разные закуски, хорошо зажаренное мясо, да сядет рядом и спрашивает: "Какой кусочек тебе отрезать, душа моя?" Сии медоточивые, сладкие речи, конечно, взбодрят сердце каждого человека. Но совсем другое дело, когда дома вас поджидает ветхая, скрипучая колода, сточившийся рашпиль, грызливая кошка, злобная медведица, которая все время ворчит, хлопает дверьми -- бум, бум, бум, у которой физиономия -- как совиное гнездо, которая корчит рожи, будто варит мерзостный суп для адова племени. Нет, такая мне не люба, пусь ее дьявол приголубит".
      Была ли пасторша на проповеди -- неизвестно. Самую большую популярность из простонародных венгерских проповедников снискал эркский приходской священник Андраш Блашкович (1749-- 1825), которого современники называли "венгерским Абрахамом-а-Санта-Клара" (Arnothi. Az erki pap. Eger, 1883 (Арноти. Эркский священник, Эгер, 1883). Arnothi. Blaskovics Andras neh. erki plebanos, a "ma-gyar Abraham a Sancta Clara" iinnepi egyhazi beszedei (Eger, 1894) (Арноти. Праздничные проповеди эркского приходского священника Андраша Блашковича, "венгерского Абрахама-а-Санта-Клара". Эгер, 1894). Под псевдонимом скрывается Игнац Сабо, профессор Академии права г. Эгера). Как мне кажется, не вполне заслуженно, ибо его талант не столь блистателен, как у его венского коллеги. Он был более посредственным оратором, к тому же простым деревенским священником, так что не позволял себе распаляться до тех высокопробных сквернословии, которыми придворный проповедник тешил, бывало, изысканное венское общество. Не все истории о Блашковиче достоверны. Наверняка вымышлена, например, история об украденной свинье. У одного бедного прихожанина украли свинью. Блашкович обещал отыскать ее. На следующей проповеди он рассуждал о грехе воровства, в конце концов дошел до кражи свиньи и сообщил изумленной пастве, что он узнал, кто этот достойный адского пламени злостный вор: "Вот он сидит здесь, в церкви, среди вас, со смиренной физиономией, будто преступник вовсе даже и не он. Но я-то знаю его, и сейчас эта священная книга падет на его грешную голову..." Тут проповедник поднял в руке здоровенное евангелие в металлическом окладе и сделал вид, будто собирается его бросить,-- в это же мгновение какой-то крестьянин в армяке спешно спрятал голову под лавку. Анекдот этот во множестве вариантов существовал еще задолго до Блашковича. Вариант с беспутной женщиной приписывают Абрахаму-а-Санта-Клара, но на самом деле сюжет еще древнее. Анри Этьенн (Estienne Н. L'introduction au traite de la conformite des merveilles anciennes avec les modernes etc. (Sur les Hasles, 1607), 428. old. (Введение к трактату о соответствии чудес древних и современных. Сюр ле Асль, 1607, с. 428)) рассказывает похожее о некоем орлеанском священнике. А Талеман де Рео (Reaux Т. des. Historiettes (Занимательные истории). Издание Тешнера 1854 года, история 226. Похожий анекдот рассказызает и Брантом -- "Д'Урвиль и Агринпа Д'Обинье". Словом, побасенка древняя-предревняя, а произошло ли все это на самом деле, никто не знает) излагает эту историю как популярную в его время, прославляющую ораторскую хватку парижского аббата, известного под именем "маленького Андре" (Андре Буланже, 1582-- 1657). Маленький аббат, как повествуется в анекдоте, читал проповедь о безнравственных женщинах и вдруг прервал ход своих мыслей восклицанием: "А вот одна из них сидит меж вами! Назвать ее? Любовь к ближнему воспрещает мне говорить, но ведь негоже и грех покрывать. Порешим так: я не скажу ее имени, но брошу в нее шапку..." С этими словами он снял священнический головной убор. Однако взмах его руки возымел в модной парижской церкви совершенно иной результат, чем в простой деревенской церквушке,-- все благородные дамы в страхе втянули головы в плечи. "О, великий боже,-- воскликнул аббат,-- я думал, здесь только одна такая, а их, посмотрите-ка, больше сотни!" Андраш Блашкович был нелицеприятным и не страшащимся власть имущих священником. Не то, что упомянутый Флегелем (Flogel. Geschichte der Komischen Literatur (Liegnitz und Leipzig, 1784, 1, 80. old.). (История комической литературы. Лигниц и Лейпциг, 1784, 1, с. 80)) проповедник, который настолько оградил себя осторожностью, что даже великим ветхозаветным мужам давал надлежащие их рангу титулы, как и подобает чтящему авторитеты верноподданному. Если он упоминал в проповеди Навуходоносора, то величал его не иначе, как "Его императорское Величество". Полное звание пророка Натана звучало так: "Высокочтимый придворный проповедник и суперинтендант Натан". Когда речь заходила о властях предержащих (т. е. тех деспотах в миниатюре, что бесчинствовали в его маленьком мире), Блашкович обращался к ним иначе. Самой знаменитой стала проповедь, которую он произнес в день Святого Варфоломея перед большим скоплением благочестивой праздничной публики в Дендеше. Священник взошел на кафедру и вытащил из-за пояса огромный нож для забоя свиней. Он повертел в руках наточенный до блеска инструмент и положил его на край кафедры. Потом приступил к проповеди:
      "Братья мои во Христе, благочестивые приверженцы Господа нашего!.. Пришел наш час!.. Вы знаете, что со Святого Варфоломея, кого мы празднуем сегодня, поганые язычники безжалостно содрали кожу. Я уже давно разыскиваю нож, который был орудием нечестивцев. И вот, наконец, я нашел его в руках правителей почтенного города, они, которые нечестивее язычников, немилосердно обдирают им бедный народ..." Последовавшая затем критика финансовых постановлений магистрата была столько успешной, что взволнованные прихожане тут же на месте отколотили должностных мужей, причастных к повышению и взиманию налогов. Оскорбленные власти, конечно, поспешили с жалобой к архиепископу, от которого последовал строгий выговор и твердый наказ подстрекающему к бунту священнику всенародно, с кафедры, взять свои дерзкие обвинения обратно. Именно это и произошло в ближайший праздник, при еще большем скоплении народа. Преподобный Андраш показал запечатанное мощной печатью письмо архиепископа и смиренно приступил к покаянию:
      "Братья и сестры! Как покорный слуга и сын во Христе нашего милосердного отца архиепископа я с готовностью склоняюсь перед словом его милости. Я признаю свои ошибки и постараюсь их исправить. Я ошибался, когда утверждал, что нож, которым язычники содрали кожу со Святого Варфоломея, теперь в руках дендешского городского совета и именно им он обдирает бедный народ. Я ошибался, признаю, ибо теперь этот нож уже не у членов совета, а в руках дьявольской силы, которая когда-нибудь в аду будет сдирать им кожу с членов магистрата некоего города..."
      И дальше все в том же роде. Но дендешский магистрат больше не стал жаловаться. У Блашковича была привычка, обернувшись в начале службы к алтарному изображению покровителя церкви, приветствовать его несколькими словами, из которых явствовала основная идея будущей проповеди. Однажды он служил в церкви Святого Иакова в Яс-Якохалме по случаю престольного праздника. На алтаре был изображен святой в дорожном одеянии, с посохом в руке и флягой на боку. Поднявшись на кафедру, Блашкович обратился к нему с такой речью:
      "Почто, Святой Иаков, ты явился меж нас с жезлом в руке и флягой на боку? Может статься, ты желаешь быть судьей в Ясшаге, ибо ясскому судье надобны обе эти вещи. Жезл, дабы избивать бедный народ, а фляга -- дабы предаваться пьянству. Но чтобы познать все это в совершенстве, тебе следует поначалу побегать у судейских на посылках..." Продолжение было под стать началу. Преподобный Андраш не забыл помянуть в праздничной проповеди безбожие, жестокосердие и распутство ясской правящей верхушки. Успех и на этот раз был огромный, но чуть не обернулся катастрофой: местные чиновники избили бы священника, если бы он вовремя не покинул место ораторского торжества. В другой раз Блашковича пригласили детекские прихожане прочитать праздничную проповедь в день Святого Георгия. Здесь ему не понравилось, что церковь полуразрушена, а ее покровитель, вице-губернатор комитата Хевеш, не обращает внимания на настойчивые просьбы приходского священника и на то, что сквозь дырявую крышу льет дождь. Послушать проповедь знаменитого священника явился и сам вице-губернатор в окружении множества гостей. А тот, повернувшись к алтарю, начал свою речь такими словами:
      "Слышишь ли ты меня, Святой Георгий? То, что ты был доблестным воином, к тому же конником, это я вижу, ибо ты сидишь на скакуне, в руке твоей копье, а на голове шлем. Верно и то, что во время своих походов ты объездил весь мир и перевидел множество жилищ, но чтобы у тебя где-нибудь было столь негодное пристанище, как эта детекская церковь, никогда не поверю..." Вице-губернатор на другой же день распорядился насчет ремонта. Блашковича часто приглашали на богослужения в Эрш. Покровитель Эрша, барон Йожеф Орци, очень любил его и всегда уговаривал остаться, если в замке собирались гости. Преподобный Андраш и за столом сыпал остротами так же, как с кафедры. Случалось, его шутки задевали менее остроумных собеседников, которые парировали их весьма неуклюже, и дело кончалось чуть ли не ссорой. Именно это произошло, когда некий Янош Ниче, баснословно богатый дворянин, под хмельком затеял со священником неловкую пикировку. Блашковичу, наконец, надоело, и он возьми да и скажи: "Вы, ваше благородие, так потешаетесь надо мной, что придется пропесочить Вас с кафедры". "Хотел бы я послушать, как это у Вас получится",-- был высокомерный ответ. "Что ж, как Вам будет угодно". В следующее воскресенье вся компания гостей пожаловала в церковь, и среди них, конечно, господин Ниче. Все ждали, что будет. Блашкович прочитал грандиозную проповедь о Страшном суде. Он только раз повернулся к господину Ниче со словами: "Я и сам, братья и сестры мои во Христе, пребываю в уверенности, что гнев Господа Бога нашего призовет нас вскоре на Страшный суд, ибо столько скверны уже навлекло на этот многострадальный мир людское жульНИЧЕство, клеветНИЧЕство, мошенНИЧЕство, разбойНИЧЕство..." Господин Ниче признал себя побежденным и за обедом выпил с язвительным пастором на брудершафт. Говоря о проповедях, можно порой употребить определение "ведьмовские", так как необходима именно ведьмовская ловкость для тех двуликих, как Янус, духовных назиданий, когда непосвященная часть публики внимает наставлениям, а другая веселится.