Гена: (самым невинным тоном) Архип Архипыч, а по-моему, Шерлок Холмс все-таки на нас обиделся.
      А.А.: Ну что ты, он ведь умный человек!
      Гена: Да, а вы не обиделись бы на его месте? Он ведь до этого ни разу в жизни не ошибался! (Постепенно обнаруживает свой дальний прицел.) Как хотите, а я считаю, что мы с вами должны что-то сделать.
      А.А.: Что именно? Извиниться перед ним, что ли?
      Гена: Ну, не обязательно извиняться, а как-нибудь загладить...
      А.А.: (прекрасно понимая невысказанное желание Гены). Пожалуй, ты прав. Надо предоставить ему возможность взять реванш... Что ж, я не против. Тем более что это отчасти совпадает с моими планами...
      И вот наши герои снова на Бейкер-стрит. Холмс, вопреки предположениям Гены, ничуть не обижен Он - сама любезность. А может быть, он просто умеет скрывать свои чувства. Ну, а что касается доктора Уотсона, то он своих чувств скрывать не собирается и при каждом удобном и неудобном случае кидается в бой чтобы защитить безупречную репутацию своего великого друга.
      А.А.: Мы и на этот раз к вам по делу, мистер Холмс.
      Холмс Я вас слушаю.
      А.А.: У одного нашего знакомого унесли стул...
      Уотсон (с холодной яростью). По-моему, вам следовало бы знать, что мистер Холмс не занимается мелкими кражами!
      Холмс Полноте, Уотсон! Господин профессор не такой человек, чтобы беспокоить меня по пустякам. Если уж он решил обратиться ко мне из-за какого-то стула, значит, дело того стоит! (Профессору.) Прежде всего я хотел бы сам допросить пострадавшего.
      А.А.: Именно это я и собирался вам предложить.
      Квартира Авессалома Изнуренкова, персонажа романа Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев" Звонок. Изнуренков открывает дверь. На пороге-Холмс, Уотсон, Архип Архипович и Гена.
      Изнуренков Ах, ах, высокий класс! Рад! Очень рад! Входите, прошу покорнейше садиться (Он делает рукой широкий приглашающий жест и сразу вспоминает, что сесть в его апартаментах гостям решительно не на что.) Ах, пардон! У меня тут было одно досадное происшествие. Забрали мебель, точнее, стул. Прекрасный стул старинной работы...
      Холмс (деловито). Это произошло в вашем присутствии?
      Изнуренков Я ему говорил, что он не имеет права! Но он не послушался... Да, я сознаюсь, я не платил за прокатное пианино восемь месяцев. Но ведь я его не продал, хотя сделать это имел полную возможность. Я поступил как честный человек, а они - как жулики. Забрали инструмент да еще подали в суд и описали мебель. А мою мебель нельзя описывать! Эта мебель - орудие производства! И стул-тоже орудие производства!
      Уотсон Вы видите, Холмс, это даже не кража! Явился налоговый инспектор и за неуплату забрал мебель. Дело более чем заурядное.
      Холмс Ах, Уотсон, неужели такое долгое знакомство со мной вас ничему не научило! Как же вы не поняли, что это был вовсе не налоговый инспектор, а ловкий аферист, прикинувшийся налоговым инспектором. Настоящий налоговый инспектор начал бы не со стула, а по крайней мере со шкафа...
      Уотсон Вы правы, как всегда. Но в таком случае я вас совсем не понимаю. С каких пор вы стали интересоваться вульгарными аферами?
      Холмс Терпение, Уотсон! Я чувствую, что одним стулом дело не ограничится.
      А.А.: Вы угадали, мистер Холмс. Точно такой же стул был изъят недавно у инженера Щукина. И еще один такой же стул пропал у его жены Эллочки, проживающей по другому адресу.
      Холмс Все понятно. Стулья будут исчезать до тех пор, пока в общей сложности их не окажется двенадцать.
      Гена: (потрясение). Как вы догадались?
      Холмс Ну, это ясно. Насколько я понимаю, все стулья из одного гарнитура. Следовательно, их должно быть двенадцать.
      А.А.: Ваша проницательность просто поразительна! Это действительно так: все пропавшие стулья из одного гостиного гарнитура. Это русский ампир. Начало прошлого века. Мастер Гамбс.
      Уотсон Ну вот, все выяснилось! Без сомнения, за всеми этими пропажами стоит какой-нибудь коллекционер старинной мебели. Это сейчас модно. Он хочет собрать по частям весь гарнитур.
      Холмс Я бы хотел взглянуть хоть на один из этих стульев.
      А.А.: Это легко можно устроить.
      Комната Никифора Ляписа. Холмс ведет допрос пострадавшего. Гена, профессор и Уотсон стараются не вмешиваться. Особенно больших усилий это стоит Уотсону.
      Холмс Итак, ваш стул остался при вас. Вор почему-то решил не уносить его с собою.
      Ляпис Да я ж вам говорю, что это был не вор, а злостный хулиган! Просто безобразие! Куда смотрит милиция? Этот негодяй залез ночью ко мне в комнату и распорол всю обшивку стула. Может, займете пятерку на ремонт?
      Холмс Я охотно ссужу вас этой суммой, если вы ответите на мои вопросы.
      Ляпис Да ради бога! Хоть на сто!
      Холмс О нет, всего на два. Когда вы уходили, ваш стул стоял вот здесь, в углу?
      Ляпис Да!.. А откуда вы знаете?
      Холмс Вопросы задаю я... А когда вы вернулись, он был уже вон там, посреди комнаты, не так ли?
      Ляпис Точно!
      Холмс Благодарю вас. Вот деньги, которые я вам обещал... Ну как, Уотсон, вы и сейчас продолжаете считать, что мы имеем дело с коллекционером старинной мебели?
      Уотсон Разумеется, нет! Коллекционеры не сдирают со стульев обивку. Скорее уж, это какой-то маньяк.
      Холмс Просто поразительно, Уотсон, до чего вы порой недогадливы. Неужели вам не ясно, почему ваш маньяк, прежде чем содрать со стула обивку, вытащил его на середину комнаты?
      Уотсон Признаться, Холмс, мне это действительно не ясно. А почему?
      Холмс Да потому, что он искал в нем что-то. И, судя по всему, нечто ценное. Затем он и придвинул стул ближе к лампе.
      Гена: Конечно, ценное! Он же искал там бриллианты!
      Холмс Он? Кто он?
      Гена: Воробьянинов, Ипполит Матвеевич. Это такой потешный старикан! До революции он был предводителем дворянства в Старгороде. А потом стал регистратором загса. А его теща, мадам Петухова, зашила все свои бриллианты в стул. И перед смертью сказала ему про это... Да неужели вы не читали "Двенадцать стульев" Ильфа и Петрова?
      Холмс Не читал.
      Гена: И все равно сразу догадались? Блеск! Вот это работа!
      Холмс Догадаться было не так уж трудно, тем более что в моей практике был точь-в-точь такой же случай. Уотсон, как же вы могли забыть про шесть Наполеонов?
      Уотсон О боже! Что происходит с моей памятью? Ну конечно! Черная жемчужина Борджиев, самая знаменитая жемчужина мира, в гипсовом бюсте императора Наполеона. В одном из шести гипсовых слепков! И точно так же мы находили один разбитый бюст... второй... третий... четвертый... Все газеты писали о маньяке, о безумце, одержимом патологической ненавистью к Наполеону и потому уничтожающем его изображения. И только вы сразу поняли, в чем дело!..
      Холмс Да, совпадение поразительное. Шесть Наполеонов. Двенадцать стульев... Там жемчужина. Здесь - бриллианты.
      Уотсон Нет, Холмс, не уверяйте меня, что это всего лишь совпадение. Я уверен, что авторы этой книги... Простите, как вы их назвали?
      Гена: Ильф и Петров.
      Уотсон Благодарю вас... Так вот, мистеры Ильф и Петров просто-напросто заимствовали сюжет у мистера Конан-Дойла.
      Гена: (горячо). Ну что вы! Вы просто не читали "Двенадцать стульев"! А то бы вы так ни за что не сказали. Я очень хорошо помню рассказ "Шесть Наполеонов". Ну просто ничего похожего!
      А.А.: Гена прав. Это действительно очень разные произведения. Настолько разные, что сходство не так-то просто разглядеть. Однако я должен признать, что подозрения мистера Уотсона небезосновательны.
      Гена: Как это?
      А.А.: А вот так... Недавно один человек, работавший некогда вместе с Ильфом и Петровым в газете "Гудок", рассказал, что однажды кто-то из сотрудников этой газеты решил подшутить над авторами "Двенадцати стульев". Разумеется, дружески подшутить. И подарил им коробку с шестью "наполеонами".
      Гена: Как-с Наполеонами? С гипсовыми бюстами, что ли?
      А.А.: Да нет, с пирожными "наполеон". И к коробке с этими пирожными была приложена записка: "С почтением-Конан-Дойл". Все посмеялись, а больше всех - сами Ильф и Петров.
      Гена: Неужели не обиделись?
      А.А.: А чего же им было обижаться, если они и сами рассказали друзьям, что использовали в работе над своим романом сюжетную схему рассказа Конан-Дойла "Шесть Наполеонов"
      Уотсон Какой цинизм!
      А.А.: А вот тут вы ошибаетесь, мистер Уотсон! Почему же это цинизм? Такое заимствование в литературе - вещь вполне обычная. Ильф и Петров написали совершенно самобытное, оригинальное произведение. Не случайно ведь никто из читателей их романа о рассказе Конан-Дойла даже и не вспомнил!
      Гена: И я даже не вспомнил. Это потому, что рассказ "Шесть Наполеонов" совсем не смешной. Он даже страшный. А роман "Двенадцать стульев" такой, что прямо обхохочешься! И люди там совсем другие, да и вообще вся жизнь.
      Холмс (снисходительно). Сразу видно, что вы совсем не владеете дедуктивным методом, господа! Надо идти от частного к общему, а не наоборот. И тогда вся эта история предстанет перед вами совсем в ином свете. Ничего похожего, говорите вы. И люди другие и вообще вся жизнь. Казалось бы, вы правы. Там-злодей итальянец, тут - комический старик, бывший предводитель дворянства, ныне регистратор загса. Там - гипсовые бюсты Наполеона, тут - стулья. Там-жемчужина Борджиев, здесь - бриллианты мадам Петуховой. Там - Англия, здесь - Россия. Там - одна эпоха, здесь - совсем другая... Но стоит вам взглянуть на все это сквозь призму моего дедуктивного метода как вы сразу увидите, что все это - несущественные частности. А суть и здесь и там-одна!
      А.А.: В чем же, по-вашему, состоит эта самая суть?
      Холмс Охотно вам объясню. В основе этих двух на первый взгляд таких разных произведений лежит одна и та же схема. Ее можно сравнить с алгебраическим уравнением. Надеюсь, ты знаешь алгебру, малыш?
      Гена: (гордо). По .алгебре у меня меньше пятерки никогда не бывало!
      Холмс Значит, ты должен знать, что вместо алгебраических знаков цифры могут быть подставлены любые. Назови мне какое-нибудь алгебраическое уравнение. Ну, хоть самое простое!
      Гена: (а+Ь)^2 = а^2 + 2аЬ + Ь^2.
      Холмс Великолепно! Под буквенным обозначением "а" может подразумеваться все что угодно! Скажем, двенадцать пачек сигарет. Или сто восемьдесят четыре автомобиля. Или триста сорок восемь пароходов. Суть алгебраической формулы от этого не изменится. Решаться она и в первом, и во втором, и в третьем случае будет совершенно одинаково.
      А.А.: Да, в алгебре дело обстоит именно таким образом.
      Холмс Вы хотите сказать, что в литературе это иначе?
      А.А.: Совершенно иначе. Алгебраическая формула, которую вы считаете сутью, в литературе не играет существенной роли. Тут все дело как раз в частностях.
      Холмс (уверенно). Так не может быть! Общее всегда важнее частного.
      А.А.: Вы правы. Но в литературе это общее проявляется совсем в другом. Ваша ошибка...
      Уотсон (при слове "ошибка" он взрывается). Опять ошибка! Мне надоело выслушивать эти постоянные оскорбления! Я знаю Холмса уже почти двадцать лет, и за все это время я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь произнес по отношению к нему слово "ошибка"!
      А.А.: (миролюбиво). Хорошо, оставим это. Тем более что я как раз собирался снова прибегнуть к профессиональной помощи мистера Холмса... Мистер Холмс, не могли бы вы помочь мне распутать еще одно весьма загадочное дело?
      Холмс Охотно! Вы же знаете, что для меня нет ничего более увлекательного. Чем загадочнее, тем лучше! Я и Уотсон к вашим услугам.
      Уотсон (запальчиво). Боюсь, что на этот раз вам придется обойтись без меня! Мне больно видеть, как величайший детектив всех времен и народов унижает свое достоинство, размениваясь на пустяки! Честь имею кланяться! (Отвесив церемонный поклон, уходит.)
      А.А.: Мистер Уотсон, подождите! Куда же вы?
      Холмс Не обращайте внимания, он покипятится немного и остынет. Добряк Уотсон слишком самолюбив, но сердце у него золотое... Итак, я слушаю. Введите меня в суть вашего загадочного дела.
      А.А.: Речь идет об истории создания одной пьесы. Сюжет ее вкратце таков. Дело происходит в России, в двадцатых годах прошлого века, в маленьком уездном городе. Пьеса начинается с того, что городничий получает письмо. Его предупреждают, что в подведомственный ему уезд вскоре должен прибыть ревизор, инкогнито, с секретным предписанием. Городничий сообщает об этом своим чиновникам. Все в ужасе. Тем временем в этот уездный город приезжает молодой человек из столицы. Пустейший, надо сказать, человечишка! Разумеется, чиновники, до смерти напуганные письмом, принимают его за ревизора. Он охотно играет навязанную ему роль. С важным видом опрашивает чиновников, берет у городничего деньги будто бы взаймы...
      Холмс Позвольте, я не понимаю, к чему вы мне все это рассказываете? Неужто вы полагаете, что я не читал "Ревизора", комедию вашего великого писателя Гоголя?
      А.А.: Вы ошибаетесь. Я рассказываю вам сейчас содержание отнюдь не гоголевского "Ревизора". Речь идет о полузабытой пьесе одного современника Гоголя, некоего Квитки-Основьяненко. Пьеса эта называлась "Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе".
      Холмс (у него пробуждается чисто профессиональный интерес). Вот как? А в каком году этот самый Квитка написал свою пьесу?
      А.А.: В тысяча восемьсот двадцать седьмом.
      Холмс Так-так! А "Ревизор" был написан...
      А.А.: (понимает, куда клонит Холмс). Да, в тысяча восемьсот тридцать пятом. Но впервые напечатана комедия Квитки была только в тысяча восемьсот сороковом году, то есть через четыре года после первой постановки гоголевского "Ревизора". И сам Гоголь уверял, что комедию Квитки он не читал...
      Гена: Если говорил, что не читал,-значит, не читал! Не станет Гоголь обманывать! Очень ему нужно было чужой сюжет брать! Что он, сам не мог придумать, что ли?
      А.А.: Разумеется, мог. Однако Квитка не сомневался, что Гоголю его комедия была знакома. Он смертельно обиделся на Гоголя. Один их современник об этом рассказывал так... Минуточку, я тут специально выписал... (Читает.) "Квитка-Основьяненко, узнав по слухам? содержании "Ревизора", пришел в негодование и с нетерпением стал ожидать его появления в печати, а когда первый экземпляр комедии Гоголя был получен в Харькове, он созвал приятелей в свой дом, прочел сперва свою комедию, а потом и "Ревизора". Гости ахнули и сказали в один голос, что комедия Гоголя целиком взята из его сюжета - и по плану, и по характерам, и по частной обстановке".
      Холмс (потирая руки). Да, я вижу, что это дело как раз для меня! История действительно в высшей степени запутанная, и я сочту для себя за честь внести в нее ясность.
      А.А.: Погодите, это еще не все. Как раз незадолго до того, как Гоголь ".ачал писать своего "Ревизора", Б журнале "Библиотека для чтения" была напечатана повесть весьма известного тогда писателя Вельтмана под названием "Провинциальные актеры". Происходило в этой повести следующее. В маленький уездный город...
      Гена: Опять уездный город!
      А.А.: Ну, это как раз пустяки. Уездных городов в России в ту пору было множество. Итак, в маленький уездный город едет на спектакль один актер. На нем театральный мундир с орденами и всякими там аксельбантами. Вдруг лошади понесли, возницу убило, а актер потерял сознание. В это время у городничего были гости...
      Гена: И тут, значит, тоже городничий?
      А.А.: Без городничего, Геночка, в ту пору ни в одном уездном городе не обходилось. Ну, городничему, стало быть, докладывают: так, мол, и так, лошади принесли генерал-губернатора...
      Гена: Это они актера за генерала приняли?
      А.А.: Ну, разумеется, он ведь был в генеральском мундире. Актера разбитого, без сознания - вносят в дом городничего. Он бредит и в бреду говорит о государственных делах.
      Гена: Почему о государственных?
      А.А.: Повторяет отрывки из разных своих ролей, Он ведь привык разных важных персон играть. Ну, тут уже все окончательно убеждаются, что он-генерал. А надо вам сказать, что и у Вельтмана все начинается с того, что в городе ждут приезда ревизора...
      Гена: Вот это да-а!
      Холмс Простите, а Вельтмана Гоголь читал?
      А.А.: Вельтмана, я думаю, читал.
      Холмс (бодро). Ну что ж, все ясно! Остается только выяснить, читал ли Вельтман пьесу Квитки-Основьяненко!
      Гена: Погодите! Я одну вещь вспомнил! Нам учитель говорил, что сюжет "Ревизора" Гоголю Пушкин подарил...
      А.А.: Молодец, что вспомнил. Пушкин действительно собирался сам написать о мнимом ревизоре, но потом раздумал и уговорил Гоголя использовать этот сюжет.
      Холмс Ах вот как? Уговорил?.. Ну что ж, картина окончательно прояснилась. Я пришел к выводу, что Гоголь явно читал и пьесу Квитки и повесть Вельтмана. Он заимствовал у них сюжет своего "Ревизора". Но, чтобы избежать обвинения в плагиате, он решил при этом создать себе так называемое ложное алиби. С этой целью он распространил слух, что сюжет "Ревизора" ему подарил Пушкин... Как видите, дорогой профессор, для человека, владеющего дедуктивным методом, в этой истории нет решительно ничего загадочного!
      А.А.: Когда я говорил, что история эта весьма загадочна, я имел в виду совсем другое.
      Холмс Вот как? Что же именно?
      А.А.: Загадка состоит в том, что пьеса Квитки и повесть Вельтмана прочно забыты. О них помнят только специалисты по истории литературы. А комедия Гоголя и поныне жива. Как вы это объясните? Ведь если верить вашей теории, в основе гоголевской комедии лежит то же алгебраическое уравнение, что и в комедии Квитки и в повести Вельтмана...
      Холмс Ну, какая же это загадка! История знает множество таких несообразностей. Америку открыл Колумб, а назвали этот материк по имени Америго Веспуччи. Но теперь, после того как благодаря моему дедуктивному методу загадка прояснилась, мы можем восстановить историческую справедливость. Как говорится, Платон мне друг, но истина дороже! Я глубоко чту гений Гоголя, однако это не помешает мне сообщить всему миру, кому принадлежит честь открытия...
      А.А.: Все-таки давайте прежде выясним, в чем состоит само открытие.
      Холмс Что вы имеете в виду?
      А.А.: Обратимся к тем, как вы говорите, частностям, которые отличают комедию Гоголя от произведений его предшественников. Может быть, эти частности гораздо более существенны, чем вам кажется.
      Холмс Извольте, я готов.
      А.А.: Пустолобов - так зовут мнимого ревизора в пьесе Квитки - некоторыми своими чертами действительно напоминает гоголевского Хлестакова, однако есть между этими двумя персонажами и некоторая разница.
      Холмс Да? И в чем же она состоит?
      А.А.: Я мог бы вам на это ответить. Но стоит ли? Мы ведь с вами можем допросить самого Пустолобова!
      Профессор включает свою машину, и перед нашими героями возникает Пустолобов - мнимый ревизор из комедии Квитки-Основьяненко "Приезжий из столицы".
      А.А.: Господин Пустолобов!
      Пустолобов Вы меня?
      А.А.: Скажите нам, пожалуйста, как это случилось, что и городничий и все чиновники приняли вас за ревизора? Это что, случайно вышло?
      Пустолобов (его рассмешило само это предположение). Ха-ха-ха! Какое там случайно! Ловкую штуку сыграл я с этими дураками!
      А.А.: Но по крайней мере это был экспромт? Вряд ли ведь вы действовали по заранее обдуманному плану?
      Пустолобов Ну разумеется, по плану! И, как видите, пока все идет очень удачно!
      Холмс А вы не боитесь, что вас разоблачат?
      Пустолобов (сразу став серьезным). О, в этом вы правы. Надобно поспешить с женитьбою. Женюсь, принесу повинную, и все образуется. Заживу в деревне барином и буду доволен и уважаем. Нельзя, кажется, сомневаться, чтобы столь знатному... ха-ха-ха!.. столь знатному лицу невеста отказала. Ей ведь лестно попасть в высший круг и сделаться знатною дамою!.. На мой век дураков станет!.. Впрочем, я надеюсь на вашу скромность. Я был с вами откровенен и полагаю, что вы будете хранить молчание. Не правда ли?.. Глядите же-тес!..
      Приложив палец к губам, исчезает.
      Гена: Ну и ловкач! Вот хитрюга!
      А.А.: Вот именно: ловкач и хитрюга. Он совершенно сознательно выдает себя за ревизора, расчетливо собираясь воспользоваться всеми выгодами, которые сулит ему этот обман. А Хлестаков, как вы помните, даже и не думает прикидываться ревизором. Сперва он даже сопротивляется! Чиновники сами принимают его за ревизора, не получив от него на этот счет решительно никаких подтверждений!
      Холмс По-вашему, эта разница так существенна?
      А.А.: Она огромна!
      Холмс А по-моему, все эти микроскопические различия - сущий вздор. Важно, что и у Квитки, и у Вельтмана, и у Гоголя - у всех троих - какого-то бездельника принимают за важную персону.
      А.А.: Да, но у Квитки и Вельтмана это происходит в результате простого недоразумения. У Вельтмана всему виной - мундир. У Квитки - жульничество Пустолобова. Недаром ведь Пустолобов так заклинал нас хранить молчание. Если бы мы с вами открыли чиновникам его маленькую тайну, все бы на этом мгновенно кончилось!
      Холмс А у Гоголя? Да стоит только объяснить городничему, что этот Хлестаков вовсе никакой не ревизор...
      А.А.: Если угодно, можете попробовать!
      Профессор снова включает свою машину, и наши герои оказываются в том самом номере захудалой гостиницы, в котором остановился Хлестаков, и в тот самый момент, когда у Хлестакова происходит его первая встреча с городничим.
      Хлестаков Да какое вы имеете право? Да как вы смеете?.. Да вот я... Я служу в Петербурге! (Бодрится.) Я, я, я...
      Городничий О, господи ты боже мой, какой сердитый! Все узнал, все рассказали проклятые купцы!
      Хлестаков (храбрясь). Да вот вы хоть тут со всей своей командой (указывает на Холмса, профессора и Гену), - не пойду! Я прямо к министру!
      Городничий Помилуйте, не погубите! Жена, дети маленькие... Не сделайте несчастным человека!
      А.А.: (негромко, Холмсу). Вы, кажется, уверяли, мистер Холмс, что для вас не составит труда открыть городничему глаза на Хлестакова...
      Холмс Ничего не может быть легче! (Весьма самоуверенно обращается к городничему.) Послушайте, любезный!
      Городничий (с испугом оборачивается: он отовсюду ожидает подвоха). А?..
      Холмс Почему вы так боитесь этого пустого малого? Чем он вас так запугал?
      Хлестаков (не понимая, что происходит, в страхе твердит свое). Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
      Холмс Ну? Поняли теперь? Он застрял в вашем городе, потому что ему за гостиницу нечем заплатить!
      Городничий (саркастически). Да, рассказывай, нечем заплатить! Я воробей стреляный. Меня на мякине не проведешь!
      Холмс Поверьте мне, я неплохо разбираюсь в людях. Этот человек совсем не тот, за кого вы его принимаете. Ну сами подумайте, стал бы важный чиновник жить в такой дыре, как этот жалкий отель?
      Городничий Э, нет! Он тонкая штука. Хочет, чтоб его считали инкогнитом. Ну, и мы не дураки. Хорошо, подпустим и мы турусы: прикинемся, как будто совсем и не знаем, что он за человек!
      Холмс (начиная терять терпение). Да ведь тут все ясно! Даже нет нужды прибегать к дедуктивному методу! У этого простака ведь что на уме, то и на языке. Достаточно только задать вопрос, и он сам выболтает вам все как есть! (Обращается к Хлестакову.) Вы, собственно, куда держите путь?
      Хлестаков Я еду в Саратовскую губернию, в собственную деревню.
      Холмс (городничему). Ну что? Убедились теперь?
      Городничий (подмигивая Холмсу). В Саратовскую губернию! А?.. И не покраснеет. О, да с ним нужно ухо востро!
      Холмс Черт возьми! С такой тупостью мне еще не приходилось сталкиваться ни разу в жизни! (Хлестакову.) А зачем вы едете туда? Объясните господину городничему!
      Хлестаков (послушно объясняет). Батюшка меня требует. Рассердился старик, что я до сих пор ничего не выслужил в Петербурге...
      Холмс (торжествуя, городничему). Ну вот, ничего не выслужил. Надеюсь, теперь вам вполне ясно, что это за птица?
      Городничий (восхищенно). Нет, какие пули отливает! Врет, врет - и нигде не оборвется!
      Холмс (в ярости). Да не врет он, я вам говорю!
      Городничий (убежденно). Еще как врет! Эк куда метнул! Какого туману напустил! Разбери кто хочет! Не знаешь, с какой стороны и приняться. А ведь такой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил...
      Холмс (в совершенном бешенстве). Господин профессор, увольте, я больше не могу!
      И наши герои снова оказываются в квартире Холмса на Бейкер-стрит.
      Холмс (он никак не может прийти в себя). Нет, каков тупица!
      А.А.: Вы думаете-тупица? А по-моему, так он вовсе даже не глуп.
      Холмс Вы шутите!
      А.А.: Ничуть! Да и сам Гоголь тоже так считал. Он писал про своего городничего: "Уже постаревший на службе и очень неглупый по - своему человек".
      Гена: Какой же он неглупый, если так купился?
      А.А.: Так он ведь именно потому, как ты выражаешься, и купился, что весь свой недюжинный ум заставил работать только в одном направлении: как бы его не перехитрили, как бы не застали врасплох. Рыльце у него в пуху. Душа нечиста. Весь он погряз в темных делах. С каждым днем все больше накапливается в нем страх перед разоблачением. И вдруг - письмо...
      Холмс Но ведь и у Квитки тоже было письмо.
      А.А.: Да, завязка и у Квитки та же. И у Вельтмана. Но тому городничему, который действует в пьесе Квитки, вам, мистер Холмс, и в самом деле ничего не стоило бы открыть глазе Со свойственной вам принципиальностью вы разоблачили бы плутни Пустолобова, и на том пьеса сразу бы кончилась. У Вельтмана вы обратили бы внимание чиновников, скажем, на то что мундир мнимого генерала сшит не из того сукна, и вся интрига мгновенно бы распалась. Потому что и у Квитки и у Вельтмана в основе лежит, как выражаются ваши коллеги юристы, всего-навсего казус. Смешной и забавный курьез. Квитка и Вельтман как бы говорят своими произведениями: "Вот что может иной раз случиться!"
      Холмс А Гоголь? Он разве говорит другое??
      А.А.: Совсем другое. Он говорит: "Вот как мы с вами живем, господа! В той действительности, в которой мы с вами обитаем, такое обязательно должно было случиться. Не могло не случиться!" Он написал о маленьком уездном городе, а показал всю николаевскую Россию. Недаром император Николай I, побывав на премьере гоголевского "Ревизора", сказал: "Всем тут досталось, а мне - больше всех!" Квитка и Вельтман такой чести не удостоились... Теперь вы видите, мистер Холмс, что в искусстве соотношение общего и частного совсем не то, что в алгебре...
      Гена: (ему неловко, что профессор снова припер Холмса к стене). А ведь правда, мистер Холмс! Насколько Гоголь все лучше придумал! Ничего не скажешь-гений!
      А.А.: "Придумал", Геночка, - это не совсем то слово. У тебя получается, что писатель как захочет поступить со своими героями, так и сделает.
      Гена: А разве это не так?
      А.А.: Конечно, не так! Очень часто бывает, что писатель хочет написать одно, а получается у него совсем другое.
      Гена: А кто же может ему помешать?
      А.А.: Да прежде всего сам герой. Писатель, скажем, захочет. чтобы его герой жил и здравствовал, а тот вдруг возьмет да и бросится под поезд. Или, наоборот, автор убьет своего героя, а тот не согласится с таким поворотом событий да и воскреснет!
      Гена: Ну, уж такого, по-моему, никак не может быть!
      Холмс (задумчиво). Нет-нет, ты не прав, мой мальчик. И такое тоже бывает. Я мог бы даже рассказать, как со мной самим однажды случилось нечто подобное...
      Гена: Ой, расскажите! Ну пожалуйста!
      Холмс Охотно. Только не сейчас.
      А.А.: Мы с удовольствием послушаем ваш рассказ в любое назначенное вами время.
      Холмс Хоть завтра... Впрочем, я совсем забыл: завтра начинается рождество, и я приглашен на бал-маскарад.
      А.А.: Ну что ж, тогда отложим нашу встречу до конца рождественских каникул. Гена (не в силах скрыть разочарование). Лучше бы, конечно, не откладывать.
      Холмс В самом деле, зачем откладывать? Давайте сделаем так: вы тоже приходите на этот новогодний бал. Я вас приглашаю.
      Гена: А куда это?
      Холмс Сейчас я напишу вам адрес на обороте моей визитной карточки... Итак, до скорой встречи!
      Гена: (берет в руки визитную карточку Холмса с адресом, удивленно читает). "Жду вас в старой доброй Англии в день рождества, когда правит лорд Беспорядок..." Какой странный адрес! Архип Архипыч, вы не знаете, что за лорд такой?
      А.А.: Потерпи до завтра, Геночка, и все узнаешь.
      Путешествие шестое
      Его Неправдоподобие Лорд Беспорядок
      Гена и Архип Архипович на празднично разукрашенной городской площади. Вокруг них творится нечто невообразимое. Пляшут, поют, дурачатся толпы литературных героев... Среди них множество знакомых Гене, но он, как ни старается, никого не может узнать. Вот ему показалось, что он узнал своего старого знакомого Ивана Грозного, но как раз в этот миг грозный царь по рассеянности уронил маску и под шапкой Мономаха мелькнула добродушная физиономия мистера Пиквика. Маленький толстенький человечек проехал мимо Гены на ослике. В одной руке он держал копье, в другой-щит, на котором красовалась надпись: "Рыцарь Печального Образа". И такие несообразности тут буквально на каждом шагу. Во всей этой огромной пестрой толпе только два человека (разумеется, не считая Архипа Архиповича и Гены) похожи сами на себя. Это два шута в самых что ни на есть обыкновенных шутовских нарядах. Перекрывая весь этот многоголосый гомон, они громко выкрикивают стихи. И чем нелепее и бессмысленнее эти выкрики, тем больше восторга вызывают они у толпы.
      Первый шут Рано утром, вечерком, Поздно на рассвете Леди ехала верхом В раскидной карете!
      Второй шут А за нею во всю прыть Тихими шагами Волк старался переплыть Миску с пирогами!
      Первый шут Всех важнее нынче - ноль, Всех пышнее нынче - голь, Всех беднее - сам король, Вот ведь чудеса-то!
      Второй шут Убедиться сам изволь: Нынче сладкой стала соль! Вот в чем соль, ребята!
      Гена: (он совсем растерялся). Архип Архипыч! Что здесь происходит? И кто это вокруг?
      Голоса - Ха-ха-ха! Он не узнает нас! - Это новичок! Да объясните же все новичку! - Не нужно объяснять! Пусть сам догадается! - Чем больше путаницы, тем лучше! - Да здравствует Его Неправдоподобие, наш славный Лорд Беспорядок! Ура!