В стране литературных героев

      А.А.: Простите, но вы со мной незнакомы...
      Манилов (готовно). Позвольте, я вам представлю... Сосед мой Ноздрев! Прошу любить и жаловать! Тончайшей души человек!
      Гена: (ворчит). Оно и видно!
      Ноздрев Эх, брат, да что ж ты не поцелуешь меня? Право, свинтус ты за это! Скотовод эдакий! Послушай, Архип! Ведь ты, я тебе говорю по дружбе, вот мы все здесь твои друзья, - я бы тебя повесил, ей-богу, повесил! Поцелуй меня, душа, смерть люблю тебя! Ну, теперь ты от меня не отвертишься! Едем на охоту!
      А.А.: (наконец освободившись из объятий). На охоту? Это интересно... А скажите, вы когда-нибудь охотились на львов?
      Ноздрев Эх ты, Софрон! Фетюк ты эдакий! Еще бы я не охотился на львов! Да у меня в поле этих львов такая гибель, что земли не видно. Я сам своими руками поймал одного за задние ноги!
      А.А.: О, в таком случае вам, вероятно, было бы интересно познакомиться еще с одним охотником на львов. С знаменитым Тартареном из Тараскона!
      Гена: Архип Архипыч! А как же вы их сведете? Тартарен ведь живет не в Сатире, а в этой... в Юмористике. Придется, значит, нам переходить через границу?
      А.А.: Зачем?.. Поговорим и так, через шлагбаум... (Окликает Тартарена, важно шествующего как раз в это время мимо моста.) Господин Тартарен! Можно вас на минуточку?
      Ноздрев Вот этот коротышка? Этот пузан? Это он и есть, ваш знаменитый охотник на львов? (Хохочет.) Ой, пощади, брат Архип! Право, тресну со смеху!
      А.А.: Ох, господин Ноздрев! Зря вы так непочтительно говорите о знаменитом Тартарене! Как бы вам не попало на орехи!
      Ноздрев Мне?! Еще не родился на свет человек, который посмел бы тронуть меня пальцем!
      А.А.: То-то, я вижу, у вас левая бакенбарда существенно меньше правой! Признайтесь, кто вам ее выщипал?
      Ноздрев Смотри, брат Архип! Быть тебе битым за твои намеки! Помяни мое слово!
      Тартарен (подойдя к шлагбауму, с достоинством). Кто здесь узнал меня? С каждым днем мне все трудней и трудней нести бремя моей славы... Впрочем, в Алжире я был даже более знаменит, чем здесь. Там меня все знали под грозным именем Сиди-Тартри, что значит - Истребитель Львов!
      Ноздрев (презрительно). Х-ха! Истребитель Львов! Сколько же ты их убил?!
      Тартарен Много ли я убил львов, спрашиваете вы? Я хотел бы, чтобы в вашей левой бакенбарде было столько волос... (Интимно.) Представьте себе: однажды вечером в Сахаре...
      Ноздрев Да что Сахара! Плевать я хотел на Сахару! У нас хоть и не Сахара, а зверья всякого - пропасть! Я вчера сам своими руками трех... то есть что я! тридцать трех медведей взял на рогатину... Слушай, брат Тартареша! Сейчас едем охотиться на медведя! Эй, Порфирий! Запрягай!
      Тартарен (испуганно). Нет-нет! Я привык охотиться только на львов! Я не хочу медведя!
      Ноздрев Отчего ж ты не хочешь?
      Тартарен Я... я не захватил с собой ружья!
      Ноздрев Эка важность, ружье! Можно и без ружья! Возьмем его голыми руками!
      Тартарен (в ужасе). Нет! Нет! Никуда я с вами не поеду!
      Ноздрев Экой ты, право, скалдырник! С тобой, я вижу, нельзя, как водится между хорошими друзьями и товарищами! Такой, право! Сейчас видно, что двуличный человек! (Грозно.) Так не поедешь? Отвечай мне напрямик!
      Тартарен Не поеду!
      Ноздрев Дрянь же ты! Фетюк! Просто Фетюк! Я думал, ты хоть сколько-нибудь порядочный человек, а ты никакого не понимаешь обращения!.. (Громовым голосом.) Последний раз говорю: поедешь или не поедешь?!
      Тартарен Не могу. У меня сейчас нет свободного времени.
      Ноздрев А! Ты не можешь, подлец! Как увидел, что не твоя берет, так и не можешь! Ну, сейчас ты у меня заговоришь по-другому!
      Тартарен (испуганно). Вы не смеете! Здесь граница!
      Ноздрев Плевал я на границу! Порфирий! Павлушка! Взять его!
      Тартарен Только подойдите ко мне! Только подойдите ко мне, негодяи! Вы испытаете силу моих двойных мускулов!
      Ноздрев Бейте его! Вперед! На приступ!
      Тартарен Это сумасшедший! Спасите! На помощь!
      Некоторое время Тартарен еще пытается соблюсти достоинство, пятится задом, а потом не выдерживает, поворачивается и трусцой убегает. Ноздрев радостно хохочет, улюлюкает ему вслед, кричит: "Ату его!"
      Гена: Архип Архипыч, ну их! У меня прямо голова заболела. Давайте уберемся отсюда поскорее, пока целы!
      А.А.: Пожалуй, ты прав. Тем более что нам с тобой надо бы кое-что обсудить, а здесь для этого обстановка совсем неподходящая...
      Комната профессора. Гена и Архип Архипович оживленно делятся впечатлениями.
      А.А.: Ну, как тебе маниловская идея насчет братской солидарности всех обитателей Царства Смеха?
      Гена: Пока никакой братской солидарности у них не вышло. И все-таки то, что он говорил, не так уж глупо!
      А.А.: Что я слышу, Геночка! Неужели Манилов тебя убедил?
      Гена: Да нет, Архип Архипыч... Не то чтобы убедил. Ходжа Насреддин, конечно, с Тартюфом обниматься не станет! И Швейк с унтером Пришибеевым тоже. А вот Ноздрев и Тартарен, хотя они вроде и не очень понравились друг другу, ведь и в самом деле в чем-то похожи! Два сапога пара! Оба трусы, оба вруны, оба хвастаются...
      А.А.: Что ж, отчасти это верно...
      Гена: (воодушевился). И потом, вы знаете... Вот даже если взять мистера Пиквика! Вообще-то он старик чудесный. Я его люблю. Про него правильно Сэм Уэлер сказал: золотое сердце! Но и тут Манилов в чем-то прав. Что-то общее у Пиквика с Маниловым все-таки есть! Короче говоря, я вот что хочу сказать: по-моему, между героями, описанными с юмором, и героями сатирическими и в самом деле такой уж резкой границы нету!
      А.А.: Мысль интересная...
      Гена: (разочарованно). Ну во-от! Я так и знал...
      А.А.: Что "так и знал"? Что тебя огорчает?
      Гена: Так и знал, что вы скажете: "Мысль интересная, но, к сожалению, совершенно неверная".
      А.А.: (смеясь). Ошибаешься, Геночка! В этот раз не скажу.
      Гена: Значит, я прав?!
      А.А.: (уклончиво). На этот вопрос нельзя ответить односложно. Тут понадобится специальное расследование,
      Гена: Так давайте его проведем!
      А.А.: А мы и проведем. Только в следующий раз.
      Гена: А как мы будем его проводить?
      А.А.: Боюсь, нам будет трудновато без настоящего специалиста. Тут понадобится опытный детектив...
      Гена: Детектив? Ну так давайте попросим Шерлока Холмса! Он нам не откажет. А лучшего детектива, чем он, вам все равно не найти.
      А.А.: Решено! Обратимся за помощью к Шерлоку Холмсу.
      Путешествие пятнадцатое
      Дело об убийстве
      Квартира Шерлока Холмса на Бейкер-стрит. Доктор Уотсон сидит в уютном глубоком кресле с трубкой в зубах, время от времени помешивая угли, тлеющие в камине. Холмс наблюдает за ним со своей обычной всезнающей усмешкой.
      Холмс Вы совершенно правы, Уотсон! Это действительно чертовски странно!
      Уотсон (вздрогнув от неожиданности). Будь я проклят, Холмс! Что вы имеете в виду? Я ведь не произнес ни одного слова.
      Холмс Я ответил вам не на то, что вы сказали, а на то, что подумали.
      Уотсон Не хотите ли вы сказать, что умеете читать мысли? Нет, в это вы не заставите меня поверить ни за что на свете!
      Холмс Боже мой, Уотсон, но ведь это же так просто! Вы сидели у камина и помешивали тлеющие угли. Красное пламя огня напомнило вам красный галстук нашего юного друга Гены. Тут я увидел, что вы нахмурились и озадаченно стали посасывать свою трубку. Вы явно задали себе вопрос: почему Гена и Архип Архипович так давно не появлялись здесь, на Бейкер-стрит... Естественно, столь долгое отсутствие наших друзей показалось вам странным Я согласился с вами и выразил это согласие вслух. Вот и все!
      Уотсон Холмс! Вы просто волшебник! Если бы вы не объяснили мне все это так просто и убедительно, я бы ни за что не поверил, что это возможно! То, что вы продемонстрировали мне сейчас - настоящее колдовство!
      Холмс Полноте, Уотсон! Уж вам-то не к лицу такая восторженность. Кстати, должен вас утешить. По некоторым признакам, о которых сейчас говорить нет времени, Архип Архипович и Гена в данный момент как раз поднимаются по нашей лестнице. (Звонок.) Так и есть! Это они... Рад вас видеть, друзья!
      А.А.: Добрый день, мистер Холмс! Как поживаете, мистер Уотсон?
      Гена: Здравствуйте! Я так по вас соскучился!
      Холмс. Охотно верю. Однако надеюсь, вы не станете лукавить и уверять, что решили навестить нас с Уотсоном только по этой причине. Наверняка у вас снова есть ко мне дело.
      А.А.: Вы, как всегда, правы, мистер Холмс. Нас и на этот раз привело к вам дело. Дело об убийстве.
      Холмс (с тоской). Боже, как это банально...
      А.А.: Вот на этот раз вы ошиблись. Речь идет не о совсем обычном убийстве.
      Холмс Поверьте мне, мой друг, так говорят почти все. Каждое убийство в своем роде необычно. Уверен, что ваш случай не сложнее других. Что, на ваш взгляд, в нем необычного?
      А.А.: Все. Но в первую очередь - орудие убийства.
      Холмс (деловито). Кинжал? Яд? Огнестрельное оружие?
      А.А.: Нет.
      Холмс Вероятно, убитый был сброшен со скалы? Или, может быть, его толкнули под автомобиль?
      А.А.: Не угадали.
      Уотсон Возможно, орудием убийства послужил хирургический скальпель? Помнится, был у нас такой случай.
      А.А.: Нет!
      Уотсон Я теряюсь в догадках! Что же?
      А.А.: Смех!
      Холмс Уотсон! Кажется, нам действительно предстоит интересное дело. (Нетерпеливо.) Рассказывайте, профессор, рассказывайте!
      А.А.: Видите ли, к нам с Геной обратились с жалобой несколько литературных героев, убитых смехом.
      Холмс И на что же они жалуются?
      А.А.: На то, что их убили незаслуженно. Они требуют, чтобы были уничтожены границы между двумя областями, входящими в Царство Смеха: областью Сатиры и областью Юмора.
      Холмс Короче говоря, они хотят, чтобы их, ни много ни мало, воскресили.
      А.А.: Именно так.
      Уотсон Признаться, как ни долго я живу в Стране Литературных Героев, я не перестаю удивляться ее парадоксам.
      Холмс Это и прекрасно, Уотсон. Здесь всегда найдется дело для такого профессионала, как я.
      А.А.: Именно поэтому мы и решили обратиться к вам, мистер Холмс.
      Холмс Что ж, я польщен... Впрочем, к делу. Предлагаю не терять драгоценного времени и тотчас же отправиться на место происшествия.
      А.А.: Боюсь, что это будет трудно осуществить. Дело в том, что каждый из жалобщиков был убит смехом при разных обстоятельствах. С Тартюфом это случилось во Франции в семнадцатом веке, с Ноздревым, Маниловым и Собакевичем - в России, почти два столетия спустя, с унтером Пришибеевым тоже в России, но еще на полвека позже...
      Холмс Куда же в таком случае вы предлагаете мне отправиться?
      А.А.: Мы с Геной знаем, где их можно всех найти! Мы там уже были и, если хотите, будем служить вам проводниками!
      Холмс Тогда-в путь!
      Уже знакомый нам шлагбаум и пограничный столб, разделяющий область Сатиры и область Юмора. Но столб этот уже не так прям, как в прошлый раз, он слегка покосился: видно, что кто-то уже покушался на его неприкосновенность. Со стороны Сатиры у шлагбаума все те же - Собакевич, Манилов, Ноздрев, унтер Пришибеев. Со стороны Юмора - Тартарен и Швейк. Судя по всему, тут уже довольно давно идет весьма оживленная перебранка. Лишь один Швейк невозмутимо стоит у пограничного столба, как часовой.
      Собакевич Мошенники! Христопродавцы! Разбойники!
      Ноздрев Порфирий! Павлушка! Бейте их, я вам говорю!
      Швейк (рассудительно). Осмелюсь доложить, это вам так не пройдет. Тут вам не пивная, а государственная граница. Тут шуметь нельзя! Человек, который так себя ведет на границе, легко может угодить под военно-полевой суд...
      Ноздрев Какая граница! Плевал я на границу! Тут все мое! Вот от этого стобла - все мое! И по ту сторону все, что за столбом, - тоже мое!
      Пришибеев Народ! Не толпись! По какому полному праву собравшись? Зачем? Нешто в законе сказано, чтоб табуном ходить?
      Ноздрев Порфирий! Павлушка! Сюда! Ко мне! Ломай пограничный столб! Выворачивай!
      Тартарен Как вы смеете? Не будь я Тартарен, если я сейчас не прострелю фуражку этому нахалу!
      Гена: Архип Архипыч! Мистер Холмс! Скорее! Сюда! Они тут сейчас все передерутся!
      Холмс Да, для убитых они ведут себя довольно живо...
      Пришибеев. Смиррна! На начальство-рравняйсь!
      Швейк Осмелюсь доложить, это другое дело. Начальство надо уважать. Если даже оно прикажет: "Швейк! Съешь таракана!" - мое дело не рассуждать, а выполнять приказание, потому что начальству виднее. Господин обер-лейтенант Лукаш однажды приказал мне...
      А.А.: Погодите, Швейк! Вместо того чтобы рассказывать нам про вашего обер-лейтенанта, лучше расскажите, что у вас тут происходит. Насколько я понимаю, вы сейчас согласились с унтером Пришибеевым?
      Швейк Осмелюсь доложить, мне иначе нельзя. Я человек военный.
      Манилов (восторженно). Вот! Вот! Я ждал этого мгновения! Мы будем жить душа в душу! Прочь все границы! Обнимемся же, братья!
      А.А.: Не торопитесь, господин Манилов! Сейчас все выяснится. Мистер Холмс, я думаю, вы можете приступать к вашему расследованию.
      Холмс Это не займет много времени. Идея господина Манилова относительно объятий меня вдохновила. Я думаю, мы можем на несколько минут убрать этот шлагбаум, не так ли?
      А.А.: О, на несколько минут-разумеется.
      Холмс Благодарю вас. Итак, проведем маленький эксперимент. Швейк!
      Швейк Слушаюсь!
      Холмс Обнимите Пришибеева и поцелуйте его.
      Манилов Да, да! Обнимите его!
      Швейк Осмелюсь доложить, это никак невозможно. Я рядовой, а господин Пришибеев унтер-офицер. Если каждый солдат будет обнимать унтер-офицера, армия потеряет свою боеспособность. Вот если бы вы приказали мне отмутузить его хорошенько, это другое дело. От этого я бы не отказался. Потому что, как вы знаете, я идиот и мне за это все равно ничего бы не было.
      Холмс Благодарю вас, Швейк. Унтер-офицер Пришибеев!
      Пришибеев Здесь!
      Холмс Обнимите и поцелуйте Швейка.
      Пришибеев Рад стараться, вашескородие!
      Холмс Постойте!.. Вы действительно рады обнять Швейка? Он вам нравится?
      Пришибеев Не могу знать!
      Холмс И тем не менее вы готовы поцеловать его, если я вам прикажу?
      Пришибеев Так точно!
      Холмс Ну что же, с вами все ясно... Господин Ноздрев!
      Ноздрев (направляется к Холмсу с открытыми объятиями). Ба, ба, ба! Кого я вижу!
      Холмс (сухо). Меня. Но я хочу обратить ваше внимание вон на того господина.
      Ноздрев На кого? На этого толстопузого труса?
      Тартарен Я - трус? Как он смеет повторять такую гнусную ложь о лучшем в мире охотнике на львов?
      Холмс Спокойно... Господин Ноздрев, обнимите Тартарена и поцелуйте его!
      Ноздрев Обнять? За милую душу! Тартареша! (Хватает Тартарена.) Друг! Дай я влеплю тебе один безе!
      Тартарен (барахтаясь в объятиях Ноздрева). Позвольте! Ведь вы только что оскорбили меня!
      Ноздрев Ай-яй-яй, Тартарешка! Не ожидал! Право, не ожидал! Ведь тебе, право, стыдно! У тебя, ты же сам знаешь, нет лучшего друга, как я! Нет, уж дай мне запечатлеть безешку в белоснежную щеку твою!
      Тартарен (растерянно). Ну... если вам так угодно...
      Манилов Майский день! Именины сердца!
      Гена: Ха-ха-ха! Ну и дает этот Ноздрев!
      Холмс Благодарю вас, довольно! Довольно, говорят вам! Продолжаем следственный эксперимент. Господин Ноздрев! Следствию только что стало известно, что ваш лучший друг Тартарен - фальшивомонетчик. Известно ли вам это?
      Ноздрев Мне? Да кто же может это знать лучше, как я? Разумеется, фальшивый монетчик! Бывало, продуешься в банчик, говоришь ему: напечатай-ка, брат Тартареша, ассигнаций с полсотенки! Изволь, говорит - и глазом не успеешь мигнуть, как напечатает!..
      Тартарен (задохнувшись от возмущения). Клевета! Как вы смеете?..
      Холмс Спокойно, повторяю я... Господин Ноздрев, Е но следствие также подозревает, что ваш друг Тартарен - шпион!
      Ноздрев (уверенно). Шпио-он! Ясное дело - шпион! Да я это знал еще с тех пор, как мы с ним вместе учились в школе...
      Тартарен Мы? Вместе? Что за чушь?
      Ноздрев Мы его все называли фискалом! И однажды за это так его поизмяли, что ему потом приставили к одним только вискам сорок пиявок... то есть, что я говорю: сорок тысяч пиявок!
      Гена: (хохочет). Ну и врет! Сорок тысяч!
      Холмс Больше того: следствие предполагает, что Тартарен - не кто иной, как переодетый людоед и разбойник Бармалей!
      Ноздрев Он! Он самый и есть! Людоед! Я это сразу понял! Он еще в школе этим занимался. Самого классного наставника зажарил и слопал, прямо с вицмундиром! Эдакая, право, ракалия!
      Тартарен (слабо). Мне дурно! Воды!
      Холмс (дружески). Простите, господин Тартарен, что мы заставили вас поволноваться. Следственный эксперимент закончен... Как видите, господин Ноздрев и господин Тартарен не так уж похожи друг на друга. Оба они, - как бы это поделикатнее выразиться, - обладают большой фантазией, оба любят прихвастнуть, но господин Тартарен, я думаю, никогда не опустился бы до клеветы.
      Тартарен (пылко). Клянусь - никогда!
      Гена: Значит, Гоголь правильно убил Ноздрева своим смехом?
      Холмс Нет, господа, будь это дело таким простым, я бы за него не взялся. Все гораздо сложнее,
      Гена: Как-сложнее?
      А.А.: Признаться, я тоже не понимаю, куда вы клоните, мистер Холмс...
      Холмс Я отрицаю самый факт убийства!
      А.А.: То есть как?
      Холмс У меня совершенно иная концепция.
      А.А.: Да какая же?
      Холмс Писатели, породившие на свет Ноздрева, Манилова, Тартюфа или Пришибеева, вовсе не убили смехом своих героев. Напротив! Они подарили им вечную жизнь! Они их обессмертили! (Гене.) Скажи, мой милый, разве это так уж смешно, когда один человек клевещет на другого?
      Гена: Конечно, нет! Это не смешно, а противно!
      Холмс Вот именно! А между тем сейчас, когда Ноздрев клеветал на Тартарена, ты весело смеялся.
      Гена: Да ведь он так потешно врал! Прямо даже неправдоподобно!
      Холмс То-то и оно! Смех вашего сатирика Гоголя преувеличил душевные изъяны Ноздрева - преувеличил до такой степени, что они стали смешными. Понимаешь?
      Гена: (неуверенно). Понимаю теперь... (Увереннее.) Архип Архипыч, а ведь и правда! Вы же сами мне говорили, что юмор очеловечивает!
      А.А.: Верно, говорил... Но погоди немного. Мистер Холмс, так, по-вашему, граница между областями Юмора и Сатиры - это чистое недоразумение?
      Холмс Простите, но я не занимаюсь вопросами, в которых я некомпетентен. Судьбу государственных границ решают политики, военные, судьбу литературных границ - вы, литературоведы. Я ни то, ни другое. Я детектив. И как детектив заявляю: факта убийства не было!
      Уотсон Извините меня, Холмс, до сих пор я не вмешивался в следствие... Но сейчас у меня возникла надежда несколько прояснить дело.
      Холмс Вот как, Уотсон? Прояснить дело, уже решенное Шерлоком Холмсом?
      Уотсон Всего лишь предоставить в ваше распоряжение некоторый дополнительный материал.
      Холмс Ну что ж, извольте.
      Уотсон Дело в том, что я как-то на досуге несколько усовершенствовал аппарат доктора Рентгена.
      Холмс Разве он недостаточно совершенен?
      Уотсон Вполне достаточно, но лишь до тех пор, пока речь идет о просвечивании человеческого тела. С помощью моего аппарата мы с вами можем увидеть нечто иное.
      Холмс Вот как? Что же именно?
      Уотсон Душу.
      Холмс И как же он действует, ваш аппарат?
      Уотсон Сейчас увидите. Он достаточно портативен, и я ношу его в своем докторском саквояже. (Достает из саквояжа аппарат - действительно небольших размеров.) Итак, кого бы вы хотели подвергнуть освидетельствованию в первую очередь?
      Холмс Кого? Ну хотя бы Швейка.
      Швейк Осмелюсь доложить, это будет совершенно напрасная трата времени. Меня уже освидетельствовали военные врачи и совершенно официально признали идиотом...
      Уотсон Нет-нет, Швейк! Это освидетельствование будет не совсем похоже на то... Станьте вот сюда. Ближе!.. Вот так! Внимание, господа, сейчас вы услышите внутренний голос Швейка... (Включает аппарат. Слышно тихое гудение.)
      Швейк (он говорит сейчас не своим обычным шутовским, а неожиданно серьезным, усталым, даже грустным голосом). Осмелюсь доложить, никакой я не идиот. Я только прикидываюсь идиотом. С ними иначе нельзя. Это я говорю про подпоручика Дуба, капитана Сагнера, полковника Шредера. По их мнению, говорить все, что думаешь, может только идиот. Вот я и решил притвориться. Кажется, это выходит у меня неплохо. Только вот устаешь иногда...
      Уотсон Стоп! (Выключает аппарат.) Спасибо, Швейк, вы свободны!
      Гена: Здорово! Вот так аппарат!
      Швейк (обычным своим голосом, как ни в чем не бывало). Осмелюсь доложить, я ведь предупреждал, что у вас со мной ничего не выйдет...
      Уотсон Господин Тартарен! Теперь вы! Прошу вас...
      Тартарен Уверяю вас, я совершенно здоров. Совсем недавно меня просвечивали такой же штукой и нашли всего-навсего небольшое ожирение сердца.
      Уотсон Это была совсем другая штука... Станьте сюда. Ближе... Так. Внимание, господа, слушайте внутренний голос Тартарена! (Включает аппарат.)
      Снова тихое гудение, и на этом звуковом фоне мы слышим два голоса. Оба они не принадлежат Тартарену. Это голоса Дон Кихота и Санчо Пансы.
      Голос Дон Кихота (пылко). Я уезжаю! Я не могу больше прозябать в этом презренном Тарасконе!
      Голос Санчо (лениво). А я так остаюсь. За каким это дьяволом я покину мой милый Тараскончик?
      Голос Дон Кихота Не слушай этого глупого Санчо, Тартарен! Покрой себя славой!
      Голос Санчо Лучше покрой себя теплой фланелью, Тартарен! Уж поверь мне, ежели послушаешься моего сеньора Дон Кихота, не избежать тебе неприятностей...
      Гена: Архип Архипыч! Да тут целых два внутренних голоса!
      А.А.: Конечно, Геночка! И ты их, вероятно, узнал?
      Гена: Еще бы не узнать! Это же Дон Кихот и Санчо Панса! А при чем тут Тартарен?
      А.А.: Да при том, что в душе Тартарена живут два человека - Дон Кихот и Санчо Панса. Альфонс Доде так и говорил о своем герое: рыцарские порывы, идеал героизма, любовь к необычайному и великому - это все в Тартарене от Дон Кихота. И все это - в пузатом и ленивом теле Санчо Пансы...
      Уотсон (строго). Господа, прошу вас говорить потише!
      А.А.: Ах, извините, мистер Уотсон. Мы молчим!
      Голос Дон Кихота (в экстазе). О славные двустволки! О кинжалы! О лассо! О мокасины!
      Голос Санчо (умиленно). О милые вязаные жилеты! О теплые - претеплые наколенники! О славные фуражки с наушниками!
      Голос Дон Кихота Топор! Дайте мне топор!
      Голос Санчо Жаннета! Принеси шоколаду! С пеночкой! Да не забудь анисовые сухарики!
      Уотсон Стоп! (Щелканье.) Благодарю вас, господин Тартарен!.. Теперь попрошу вас, господин Манилов!
      Манилов О, с величайшим наслаждением!
      Уотсон Включаю!.. (Щелкает, после чего наступает пауза. Слышно только гудение аппарата.)
      Холмс (насмешливо). Что такое? Почему молчит его внутренний голос?
      Уотсон (озадаченно). Понятия не имею, что стряслось... Господин Ноздрев, прошу вас занять место Манилова.
      Ноздрев повинуется. Снова гудит аппарат. И снова пауза.
      Холмс Опять молчание, Уотсон! Боюсь, что ваш аппарат слишком хрупок!
      Собакевич Мошенники! Знаем мы эти немецкие да французские выдумки! Что у них французская жидкостная натура, так они и воображают, что с нашим братом сладят! Нет! Шалишь!
      Уотсон Господин Собакевич, прошу теперь вас...
      Собакевич нехотя занимает место Ноздрева, но и на этот раз ничего не выходит. Уотсон растерян.
      Уотсон Странно... Теперь вы, господин Пришибеев!
      Пришибеев Слушаюсь, вашескородие!
      Гудит аппарат.
      Уотсон (смущенно). Решительно ничего не понимаю...
      А.А.: Зато, кажется, я начинаю понимать.
      Гена: Что, аппарат сломался? Да, Архип Архипыч?
      А.А.: Нет, Геночка, аппарат исправен. Души всех этих героев просто не могут подать голоса.
      Гена: Почему?
      А.А.: Потому что они мертвые... Вспомни, как Гоголь назвал свою книгу про Собакевича, Манилова, Ноздрева...
      Гена: "Мертвые души". (Догадавшись.) А! Так вот, значит, что он имел в виду! А я-то думал...
      А.А.: Понимаю. Ты думал, что поэма Гоголя называется так всего-навсего потому, что Чичиков скупает мертвые души. Нет! "Мертвые души" - это ведь сказано и про них: про Ноздрева, Собакевича, Манилова, Плюшкина... А Тартюф? А унтер Пришибеев? Разве их души не мертвы так же, как души гоголевских героев?
      Холмс Простите, дорогой профессор! Значит, вы все-таки настаиваете на своей версии? Вы не согласны с моим утверждением, что создатели этих героев подарили им вечную жизнь?
      А.А.: О нет! С этим - то я согласен! Скажу больше: именно смех и делает их вечно живыми!
      Гена: Архип Архипыч! Теперь вы меня совсем запутали! Как же так? То смех убивает! То смех делает их живыми!
      А.А.: Это, Геночка, не так уж сложно понять! Я тебе сейчас все объясню. Но сперва скажи: ты понял теперь, чем отличается юмористический персонаж от сатирического?
      Гена: Это-то я давно понял, еще когда Швейк не захотел с унтером Пришибеевым обниматься. Юмор - он добрый. Он не злой...
      А.А.: Верно. А можно сказать и так: юмор, как бы он ни насмешничал над той или иной чертой, все-таки утверждает человека или явление. А сатира отрицает, перечеркивает, то есть убивает. Разумеется, убивает не физически, а, так сказать, морально. Прекрасно сказал об этом писатель Юрий Олеша: сатира превращает человека не в труп, а в ноль... Так что, как видите, господа, литературоведы не зря установили границу, отделяющую область Юмора от области Сатиры... Швейк! Поправьте, пожалуйста, пограничный столб, а то он у вас, я гляжу, вот-вот рухнет!
      Швейк Слушаюсь!
      Пришибеев (радостно). А я что говорю? Нешто можно порядки нарушать? Раз начальство так распорядилось, стало быть, ему виднее! (Вылупив глаза, орет.) Рразойдись!!!
      Путешествие шестнадцатое
      Перевыборы короля
      Архип Архипович и Гена снова там, откуда обычно и начинаются все их путешествия: в кабинете профессора, возле его машины.
      Гена: Ну, Архип Архипыч, а сегодня куда?
      А.А.: А вот давай подумаем... Ты знаешь, я на досуге прикинул, в каких краях Страны Литературных Героев мы еще не бывали. И оказалось, что в очень многих.
      Гена: А какие они, эти области?
      А.А.: Ну, во-первых, наша с тобой нога еще не ступала по огромной и вполне самостоятельной державе, которую я предлагаю назвать - Республика Поэзия...
      Гена: Верно! Мы там еще ни разу не бывали!
      А.А.: А надо бы побывать. И не мимоходом... Кроме того, недурно бы посетить ту область, где живут герои книг о любви. Как, по-твоему, следовало бы окрестить эту область?
      Гена: Ну... я не знаю... (Его вдруг осенило.) А может, вот как: Королевство Любландия?
      А.А.: (смеясь). Любландия, говоришь? Что ж, принято. Потом, я думаю, надо бы исследовать ту область, где живут герои книг со счастливым концом: там ведь тоже свои, и довольно интересные, законы. Я, кстати, заготовил для нашей географической карты два варианта названия для этой области: Счастливый Берег или Мыс Доброй Развязки. Которое лучше, как думаешь?
      Гена: (сознавая всю ответственность своего приговора). Я думаю... Мыс Доброй Развязки.
      А.А.: И я так думаю. Ну и наконец, ты, вероятно, не посетуешь на меня, если мы с тобой пересечем вдоль и поперек Океан Бурь...
      Гена: (название ему явно по сердцу, но он еще не понимает, о чем речь). А что это за океан такой?
      А.А.: Ну как же! Ведь мы с тобой там уже бывали. Правда, только раз - на Необитаемом Острове. Но мы еще ни разу не высаживались на Архипелаге Приключений...
      Гена: (поняв, что красивое название его не обмануло). Правильно! Не высаживались!
      А.А.: А на этом Архипелаге можно разыскать Остров Сокровищ или взобраться на Пик Острых Сюжетов...
      Гена: (он в восторге). Правда! Давайте взберемся!
      А.А.: Разумеется! И высадимся и взберемся - это я тебе твердо обещаю.
      Гена: (деловито). А с чего начнем?
      А.А.: По правде говоря, есть у меня одна идея. Только вот я не знаю, справишься ли ты...
      Гена: Я?! Да что вы, меня не знаете, что ли, Архип Архипыч? Если вы про этот самый Пик Острых Сюжетов, так вы не беспокойтесь: я, если хотите знать, уже полгода в кружке юных альпинистов...
      А.А.: Да нет, Геночка, там, куда я хочу сегодня отправиться, нас ожидает трудность совсем иного рода...
      Гена: Да не боюсь я никаких трудностей! А что там надо делать?
      А.А.: Там... видишь ли, там надо говорить стихами.
      Гена: То есть как? Все время стихами?
      А.А.: То-то и оно!
      Гена: И ни одного словечка нельзя прозой?
      А.А.: Ни одного!
      Гена: (с последней надеждой). По крайней мере в рифму - то не обязательно?
      А.А.: Увы! Обязательно.
      Гена: (сразу поскучнев). Архип Архипыч, тогда, может, мы сперва на этот пик полезем?
      А.А.: Чего же ты испугался, Геночка? Ведь, насколько я помню, ты уже разговаривал стихами - и с Иваном Грозным и с Павлом Афанасьевичем Фамусовым...
      Гена: Ну и что, что разговаривал? Во-первых, недолго, а во-вторых, я и сам не понимаю, как это у меня вышло. Я тогда сам не свой был. У Фамусова я очень из-за Чацкого рассердился, а у Ивана Грозного... (Гена вдруг запнулся.)
      А.А.: (лукаво договаривает за него), ...испугался.
      Гена: Ну и испугался! Посмотрел бы я, как бы вы испугались, если бы этот царь с вами, как со мной... В общем, то особые случаи были. А вот чтобы все время стихами говорить, каждое словечко...
      А.А.: (утешающе). Ничего! Я думаю, у тебя получится!..
      Видно, Гена не стал сопротивляться. Во всяком случае, наши герои очутились у входа в какой-то зал - видимо, предназначенный для многолюдных сборищ. У входа в зал - столик, на котором лежит толстая тетрадь, куда записывают всех входящих. За столиком расфранченный человек с галстуком-бабочкой. В руках у него гитара.