- Верно. Но на этот раз ты должен махнуть рукой. Выбрось из головы, прошу тебя, Худуш, милый!
      - Ни за что! Никогда! Почему это я должен махнуть рукой, товарищ исполком?! Я хоть и не имею большого поста, но ведь я проливал свою кровь!.. Мешинов хлопнул ладонью по голенищу сапога, воскликнул: - Сними это!.. Взгляни на мои израненные ноги!..
      - В этом отношении ты прав, - кивнул головой Субханвердизаде.
      - Я прав во всех отношениях, Гащем!
      Лицо Мешинова сделалось темным, как уголь. Казалось, он вот-вот разрыдается. Субханвердизаде, чувствуя его состояние, участливо положил руку на его плечо:
      - Успокойся, прошу тебя, Худуш. Ты ведь не ребенок. Ты - наша гордость, наша гора!.. Можно ли каждую ерунду принимать так близко к сердцу?.. Возьми себя в руки.
      - Нет! - Мешинов ударил кулаком по столу, отчего карандаши и ручки полетели во все стороны. - Раздавлю! - крикнул он. - Раздавлю, как воск, вот этой рукой!..
      - Ты имеешь право. Нейматуллаев закивал головой:
      - Имеешь, имеешь. Не все же такие, как я. Имеешь полное право... Ты - это ты, Худакерем!
      - Да, я - это не ты, Бесират!.. Я - не завтяаг, я - не жулик!.. Я - это я! - Он с силой ударил себя кулаком по груди: - Я - Худакерем!.. Ясно вам?!
      ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
      Вечером Тель-Аскер сидел перед коммутатором у себя на телефонной станции. Перед ним лежала раскрытая книга. Он читал ее вслух, вполголоса. Потом вдруг начинал дремать, клевал носом. Просыпался - вновь принимался бормотать, заглядывая в книжку, пока новый приступ дремоты не смыкал его веки.
      С недавних пор Аскер начал выступать на самодеятельной сцене, в местном клубе. На этот раз ему удалось "с боем вырвать" у руководителя драмкружка роль Сервера в пьесе Узеира Гаджибекова "Не та - так эта". И вот уже более десяти дней он, с трудом осиливая текст, пыхтя и отдуваясь, заучивал роль. Ему очень хотелось предстать перед девушками городка в облике столичного пригожего студента. "Пусть полюбуются на меня, Аскера - Сервера!" - мечтал он.
      Борясь с дремотой, он, как говорится, брал горлом главного персонажа пьесы, купца Мешали Ибада, вопрошал с вызовом:
      - Как звать твоего отца?! Имя твоего отца?! Неожиданно Аскер услышал:
      - Имя моего отца? Зачем тебе?
      Он вздрогнул, вскочил со стула. Книжка упала на пол. Он повернул голову и увидел на пороге Худакерема Мешинова.
      - А, это ты... - пробормотал он, приходя в себя.
      - Отчего ты так побледнел? - строго спросил Мешинов. - Скажи, ты что подумал? Сознавайся.
      - Да нет, ничего... Просто я вздремнул немного, Худуш... Кажется, погода переменится, в сон клонит.
      - Ты, я вижу, и спишь, и работаешь, и читаешь!.. На что это похоже?... заворчал Худакерем.
      - А как же иначе?.. Мы должны прогрессировать. Паровоз эпохи летит вперед!... Не стоять же нам в этот момент в стороне, слушая перезвон бубенцов, уносящихся вдаль?...
      Мешинов поморщился:
      - Прогрессировать!... Паровоз! Эпоха!... Бубенцы!... Скажи, что ты болтаешь?! Что за чушь?!
      - У меня роль, ясно тебе? Я буду выступать, - объяснил Тель-Аскер. - Вот они - бубенцы!
      - В каком смысле - бубенцы? Что ты собираешься вызванивать?...
      - Я буду вызванивать роль Сервера. Сервера, Сервера, Сервера!... - пропел Аскер, прищелкивая пальцами и пританцовывая. - Я покажу этому купчишке Мешади Ибаду, где раки зимуют!... Я вырву у него из лап девушку!... Я женюсь на ней!...
      - Поздравляю, счастливчик, - грустно усмехнулся Мешинов. - От всей души поздравляю, Аскер.
      - Да, да, я счастливчик. Советская власть - моя!... Эта огромная телефонная станция - в моих руках!... Я успешно ликвидирую свою неграмотность!... Выступаю в клубе!... Изучаю телеграфный язык - точка-тире, точка-тире!... И девушка будет моей! Я вырву ее!...
      Мешинов улыбнулся веселее:
      - Если бы твой покойный отец, Аскер, мог увидеть тебя, он бы воскрес, я думаю.
      - Да, да, воскрес бы. Обязательно воскрес бы! Бедняга. Нанялся к какому-то беку жнецом и умер во время жатвы. Никто даже не знает, где его могила.
      - Если бы ты знал, воздвиг бы над могилой отца усыпальницу? - неожиданно поинтересовался Худакерем.
      - Конечно, воздвиг бы. Он же не был кулаком, чтобы я сровнял его могилу с землей!... Я поставил, бы ему надгробный камень, на камне велел бы высечь серп, такой, каким он жал, а под серпом надпись: "Взгляните на его серп!" Разве это не наша эмблема - серп?! А, Худуш?!
      - Отличная у тебя жизнь, ай, Аскер!... Позавидовать можно. Молодец! Честное слово, завидую.
      Щелкнул коммутатор, загорелась лампочка. Аскер быстро подсел к аппарату, спросил:
      - С кем соединить, товарищ Демиров?... Слушаюсь!... Сейчас соединяю.
      - Кому это не спится ночью, в этой кромешной тьме? - спросил пренебрежительно Мешинов. Аскер почтительно произнес:
      - Это товарищ Демиров. Честное слово, человек совсем не знает, что такое сон.
      - Да, да, в глазах таких, как ты, подхалимов! - резко сказал Мешинов.
      - Нет, это действительно так, Худуш.
      - Ну, я пошел.
      - Куда?
      - Куда-нибудь. Куда глаза глядят. Совсем... - Голос Мешинова дрогнул. Отсюда... Ухожу!
      - Что случилось, Худуш? - Аскер подошел к другу, взял бережно под руку, подвел к своей деревянной кровати, стоявшей в углу, усадил. - Рассказывай, дорогой, что произошло!... Вижу, у тебя неприятности.
      Мешинов потер ладонями колени, печально опустил веки:
      - Да, верно говорят: один работает - другой ест... Ты ступай на сцену, упивайся любовью, крути романы, а мы здесь будем кровью захлебываться!
      - Что все-таки случилось, Худуш?
      - Что случилось, спрашиваешь?... Судьба, видно, моя такова... Уезжаю!... Прощай!...
      - Куда?... Куда уезжаешь?... Или тебя исполкомом назначили в какой-нибудь район?... Поздравляю, Худуш!
      - Упаси аллах!... Что мне - должности нужны?! Я на это не падок, не умираю, как некоторые...
      - Из-за чего тогда война?... - спросил Аскер, съедаемый любопытством. Отчего ты в таком настроении?... Откуда это уныние?
      - Не ценят! Не ценят! Не ценят!
      Аскер вяло улыбнулся, зевнул, прикрыв рот ладонью:
      - Что же ты еще хочешь, Худуш?... Чего тебе не хватает?... Может, лаврового венка на голову?... Есть ли у нас хоть одна общественная организация, членом которой ты бы не был?! Что же касается служебного поста, так ты захватил сразу два... Что же тебе еще надо?
      Мешинов, протянув руку в сторону окна, показал на здание райпочты:
      - Скажи, Аскер, кто заложил первый камень в фундамент этой лачуги?... Кто замуровал туда бутылку?... Что найдут в этой бутылке через тыщу лет, когда будут раскопки?
      - Бумажку с твоим именем.
      - Скажи, Аскер, кто первый протянул телефонный провод через эти горы? Кто создавал весь этот город, всю эту жизнь в нем, весь этот мир?!
      - Ты.
      - А что теперь?
      - Придет и твой черед, Худуш. Ведь человек не может быть вечно исполкомом, - заметил Аскер, намекая на то, что рано или поздно Мешинов получит пост председателя райисполкома.
      - Да оставь ты в покое исполком! - рассердился Худакерем. - Что он дался тебе? Не об этом идет речь. Дело - в уважении. Дело в том, что человека надо ценить, с ним надо считаться. Пойми, дело - в уважении!..
      - То есть?.. О каком уважении ты толкуешь, Худуш-джан? Чего тебе не хватает?
      - Я говорю о том уважении, сынок, когда человека не обводят вокруг пальца, не дурачат...
      - Как одурачил и обвел вокруг пальца Мешади Ибада мой Сервер, да?.. Так?.. - закончил с ухмылкой Аскер.
      Мешинов молча поднялся и направился к двери. Он так хлопнул ею, что с потолка на курчавую голову Тель-Аскера посыпалась штукатурка.
      Всю ночь Худакерем пролежал с открытыми глазами, терзаясь и мысленно ведя разговоры, споря, словесно сражаясь с Демировым, Нейматуллаевым, Аскером. Под утро его начало лихорадить, сначала бил озноб, затем поднялась температура: вновь дала себя знать застарелая малярия.
      Из сберкассы прибежал курьер Пири, начал совать ему прямо в постель пачку документов:
      - Подпишите, товарищ Мешинов!.. Без вашей подписи деньги не можем выдавать... Пожалуйста. Худакерем окрысился на посыльного:
      - Убирайся к чертовой матери!.. Проваливай к дьяволу!... Катись!... Чего привязался?
      - Но как же нам быть? - настаивал посыльный. - Скандал!... Вкладчики сберкассу разнесут, шумят, требуют. К тому же это их деньги. Они вправе требовать... Как назло, сегодня спозаранку пришло столько народу, как никогда!...
      Мешинов, приподнявшись, сказал:
      - Пойди, скажи там, что меня нет дома. Понял? Давай катись!
      - Да, но как же?.. У меня язык не повернется... Они растерзают меня... Ведь я... У меня... Нет, нет!.. Ведь это...
      Мешинов прервал его заикания:
      - Ступай, ступай!.. Сегодня я буду очень занят. Мне надо повидать Демирова. Ясно? Дело! Чрезвычайно важное дело!..
      - Не посчитай за труд, - упрашивал Пири, - загляни вначале в сберкассу, потом ступай к Демирову в райком по своему важному делу!.. Наверное, ты будешь хлопотать за нас... Спасибо!.. Зарплата маленькая - семья большая...
      - Ступай с богом! - Мешинов показал на дверь: - Иди, иди... Проваливай... Ну, тебе говорят?!
      - Что же я скажу им там? - причитал Пири.
      Худакерем облизал пылающие губы, прохрипел:
      - Скажи, что Худакерема больше нет. Понял? И проваливай! Убирайся, говорят тебе!
      ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
      Утром Сары, собираясь на работу, делился с матерью обидой, говорил возмущенно:
      - Не боюсь я этого Нейматуллаева! Пусть он ветром станет все равно не проскочит мимо меня в кабинет товарища Демирова. И ничего он нам с тобой не сделает. Товарищ Деми-ров сказал: есть местком, он не допустит... Да и кто мы?! Мы - трудящиеся, работаем. Ты - бедная вдова, я - сирота, без отца... Пусть только попробует обидеть тебя!.. Что он, самый главный здесь - этот Нейматуллаев?! Демиров главнее. Товарищ Демиров самый главный. Вчера вечером сказал мне: "Сары, ты - молодой, у тебя все впереди. Не вечно ты будешь здесь курьером. Пока поработай, наберись ума. Потом мы что-нибудь придумаем, выдвинем тебя на другую работу, пошлем в Баку учиться, человеком станешь..." Вот какой Демиров!.. А Нейматуллаев?.. Видела бы ты его, мама, в тот момент, когда он выскочил из кабинета товарища Демирова!.. Он походил на мокрую общипанную курицу... Демиров задал ему!.. Ты, мама, не бойся, если он начнет притеснять тебя. В случае чего, я и к товарищу Илдырымзаде пойду, комсомол заступится за тебя. Зачем же я тогда ношу в кармане вот эту книжку?
      Мать в ответ только молча улыбалась, любовно поглядывала на Сары. Вот какой у нее сын! Опора. Прежде они жили в деревне. Сары окончил сельские курсы для малограмотных. Работал почтальоном при сельсовете. Не поладил с председателем - расстался с работой и вскоре переехал с матерью в райцентр.
      У этого переселения была своя маленькая история. Уже давно, с прошлого года, двоюродный брат Сары, его одногодок, Кара, работавший в городе и время от времени наезжавший в деревню, уговаривал его:
      - Ах, Сары, как хорошо жить в городе!.. Вечером там лампочки загораются как звезды в небе. А что хорошего здесь, в деревне?.. Давай переезжай с матерью в город... Нам там будет неплохо. Мы - два брата, будем помогать друг другу. Пока мы - никто, маленькие люди. Но со временем станем большими начальниками... Я слышал в тамошнем клубе, рассказывали биографию одного человека, сейчас он нарком, а раньше был такой же, как мы, бедняк... понял?.. Постепенно выдвигался и стал наркомом. Мы тоже начнем выдвигаться, снизу... Аллах милостив, может, он и нас сделает наркомами. Все от судьбы зависит. Если переедешь в город, ты там не пропадешь, там у нас есть защита - местком. Тебя пальцем никто не посмеет тронуть...
      В конце концов Кара уговорил Сары, и тот с матерью перебрался в город. Однако сам Кара теперь раскаивался в том, что расстался с селом. Он еще в прошлом году поменял место работы, устроился в столовую, которая вскоре стала для него сущим адом. Посетители столовой без конца покрикивали на него, оскорбляли, унижали; завстоловой и буфетчик затыкали им, как говорится, каждую дырку.
      Он жаловался брату:
      - Что мне делать, Сары? Что делать?.. Куда податься? Не по душе мне эта холуйская работа. Ты оказался поумнее меня - вступил в комсомол/Меня же теперь даже близко не подпускают к комсомолу, говорят, иди, иди, ты работаешь в кооперативной системе, небось нечист на руку. А зачем мне быть нечистым на руку?.. Ведь я живу один, семьи у меня нет. Есть сестра в деревне, так ведь она замужем, Муж у нее работает конюхом. Живут неплохо, в помощи не нуждаются. Зачем же мне воровать? Просто ваш Илдырымзаде терпеть не может Нейматуллаева, оттого и нас всех считает ворами.
      Сары старался, как мог, утешить брата:
      - Подожди, Кара, потерпи немного. Дай я упрочу свое положение, тогда устрою тебя на такую работу - все завидовать будут. Может, удастся определить тебя конюхом к товарищу Демирову. Будешь смотреть за его конем.
      - Определи, определи, умоляю тебя, помоги мне, братишка! - просил Кара. Я считаю, не только конь Демирова - даже его пес во сто раз лучше этого Нейматуллаева... Ух, рожа такая противная!.. Без конца скалит зубы, улыбается, улыбается...
      Сколько можно улыбаться?.. Не понимаю... Перед всеми заискивает, кланяется всем, спину гнет - хитрец, лиса!... А я думаю так: если ты мужчина, выйди и ты хоть раз вперед, взмахни крылья ми, нахохлись, покажи, какой ты петух!... Особенно перед Мешиновым лебезит. Стоит ему увидеть Худакерема - превращается в подстилку, которая сама так и стелется к ногам. А видел бы ты, как обращается с маленькими людьми, - деспот!.. Мне он, правда, всегда улыбается, всегда говорит при встрече: "Ах, детка!.. Нравишься ты мне очень!..." Но я ненавижу этого лицемерного Бесирата, хоть он и обещает перевести меня на другую работу в магазин. Не пойду, не хочу, не лежит у меня душа к этой работе!... Ведь ты знаешь мои мечты, я хотел бы стать знаменитым наркомом... Боюсь, очень боюсь, втянут они меня в этой столовой в какую-нибудь аферу сгнию за решеткой. Боюсь, Сары, прямо не знаю, что мне делать. Посоветуй, братишка! Скажи, что ты думаешь обо всем этом?.
      - Потерпи, Кара, потерпи, - утешал брата Сары, - дай мне укрепить свое положение. Увидишь, что я сделаю с этим подлецом Нейматуллаевым... Он запляшет у меня. Поеду в Баку на курсы, вернусь другим человеком!
      - Завидую я тебе, Сары, счастливчик ты! Ты учился в деревне на курсах, а я, болван, всего лишь два раза пошел вечером в школу и то неудачно - в первый раз лампа: не горела, керосину не было, а во второй раз учитель заболел, ушел раньше времени. Так я и бросил... Когда я в прошлом году приехал сюда, то неплохо устроился, попал в учреждение, которое ведает учительской работой, отделом народного образования называется. Если бы я там остался, было бы замечательно. Почему?.. Чистое место. Это было как раз тогда, когда я начал нахваливать тебе город... Потом вижу: нет, так дело не пойдет, не смогу... Голодал, живот заставил меня променять такую чистую работу на тарелку проклятого пити... Нам зарплату всегда задерживали, вижу: подохну с голоду, взял и переметнулся в столовую, будь она неладна! Теперь жизни нет!.,
      ... В это утро Кара, как обычно, зашел за Сары. Им было по пути: столовая находилась недалеко от райкома. Сары в дороге наставлял брата:
      - Учиться ты должен, ай, Кара, учиться. Учись!.. Возьмемся крепко за руки и пойдем вперед. Увидишь, каким большим человеком я стану. И ты тоже. Погоди, вот встану немного на ноги, я покажу этому Нейматуллаеву, где раки зимуют!.. Ах, Кара, честное слово, как бы я хотел задать жару этому жулику Нейматуллаеву!... Знал бы ты, какой это притворщик! Но вчера он получил по носу, выскочил из кабинета Демирова с поджатым хвостом, как побитая собака. Погоди, Кара, не то еще будет!
      - Хитрец, виляет хвостом перед Мешиновым. Лиса!
      - Ничего, клянусь тебе, буду жив, я обрублю ему его пышный хвост! Если не сделаю этого - имя сменю. Или ты не знаешь, каков я?.. Клянусь тобой, братишка, я не оставлю тебя, пока ты жив... Я сейчас обеими руками ухватился за учебу. Кроме того, я крепко подружился с телефонистом Аскером. Наш клуб в его руках. Он мне пообещал, говорит: я вытащу тебя на сцену в немой роли.
      - Как это - в немой?
      - Ну, наверное, я буду немым...
      - Почему же немым?
      - Это не твоего ума дело, Кара. Дай мне сначала выйти на сцену немым, а потом они услышат мой голосок!
      - Выйди, выйди, Сары! Когда собака чувствует за собой силу, она и волка одолеет.
      - Сейчас самый благоприятный момент, Кара. Демиров - это правда, справедливость. А там, где правда и справедливость, бояться нечего. Сегодня мы - сироты, бедняки, а завтра, если будем стараться, действовать, станем одними из первых. Поэтому будем стараться работать, учиться, бороться.
      Перед зданием райкома братья распрощались. Оба были в радужном настроении. Сары пошел в райком, а Кара двинулся дальше, к себе в столовую... Ободренный наставлениями Сары, он сразу же начал задирать нос перед поваром Мешади Мовджудом, а увидев председателя месткома, усатого буфетчика Ганбаргулу, налетел на него, как норовистый петушок:
      - Ты почему не заботишься о нашей учебе?... Мы тоже хотим ходить на курсы, ай, товарищ местком!... Ганбаргулу начал оправдываться:
      - Товарищ Нейматуллаев дал слово, что откроет для нас отдельные курсы... Днем здесь будет столовая, а вечером курсы.
      - Нет, - возразил Кара. - Мы хотим заниматься на курсах при клубе. Пусть у нас откроются глаза!... Там нам будет лучше, там - клуб!...
      - А разве вам кто-нибудь здесь закрывает глаза, ай, Кара?! Почему ты не хочешь, чтобы курсы были при столовой? - вилял Ганбаргулу.
      - Нет, нет, мы хотим заниматься только на курсах при клубе - твердо стоял на своем Кара. - После работы я буду уходить в клуб на курсы, а грязную посуду пусть моет жена Нейматуллаева. Всему свое время. У нас восьмичасовой рабочий день! Ясно вам, товарищ местком?
      На шум голосов прибежал повар Мешади Мовджуд, начал урезонивать юношу:
      - Молчи ты, Кара, молчи!.. Потом нам всем будет худо от твоей болтовни.
      Долговязый председатель месткома недоуменно смотрел на Кару и качал головой. Юноша, задрав голову вверх, спросил вызывающе:
      - Ну, ты понял? Дошло до тебя, товарищ местком?
      ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
      Рабочий день Демирова начался с того, что он вызвал Сары и строго-настрого наказал ему никого не пропускать к нему в течение получаса. Ему надо было сосредоточиться, собраться с мыслями и составить повестку дня для очередного бюро райкома. Вопросов, требующих решения, накопилось порядком.
      "Что же будем обсуждать?" - думал он, листая свой рабочий блокнот с записями, обращая внимание на фразы, густо подчеркнутые красным карандашом: "Сельскохозяйственные работы", "Уборка урожая", "Вопросы просвещения", "Строительство дорог", "Строительство школ", "Благоустройство деревень", "Здравоохранение", "Проблема кадров (специалисты)", "Работа комсомольских организаций", "Обучение молодежи", "Отправка молодежи на учебу в высшую школу", "Открытие в райцентре хозяйственного техникума", "Расширение телефонной сети", "Снабжение деревень книгами и газетами", "Ликвидация банды Зюльмата"...
      Эта фраза была подчеркнута дважды, рядом стоял большой восклицательный знак.
      Демиров распечатал новую коробку папирос, закурил. По кабинету поплыл голубоватый дым. Задумался. Затем опять принялся листать блокнот.
      "Собрать работников милиции, побеседовать с ними. Повести решительную борьбу со взяточничеством..."
      Взял чистый лист бумаги, написал:
      "1. Сельскохозяйственные работы...
      2. Вопросы просвещения.
      3. Ликвидация банды Зюльмата".
      Позвонил. Вызвал заведующего отделом Мирзоева, протянул листок:
      - Отдайте отпечатать, это повестка дня бюро.
      - Есть, товарищ Демиров. Только не маловато ли вопросов? - спросил Мирзоев.
      - Нет, - твердо сказал Демиров и зажег погасшую папиросу - Этого достаточно.
      - Я вот почему... - неуверенно начал Мирзоев.-За время вашего отсутствия накопилось много дел. Есть новые постановления и решения Центрального Комитета. Нехорошо, если мы задержим их обсуждение.
      - Решения Центрального Комитета следует не только обсуждать - их надо прежде всего выполнять, - спокойно сказал Демиров.
      - И все-таки было бы неплохо вкратце ознакомить на бюро товарищей... Так всегда было.
      Демиров достал из ящика стола папку:
      - Всё - здесь. Но мы для этого соберемся особо. А сейчас потрудитесь отпечатать повестку дня.
      Мирзоев смешался, даже покраснел, сказал виновато:
      - Я хочу, чтобы у нас документы не скапливались...
      - Даю вам слово, это нам не угрожает, - улыбнувшись, ответил Демиров и добавил: - Конечно, лишь при условии, если каждый из нас будет быстро и добросовестно исполнять порученное ему дело. Вам кажется, что три вопроса мало? Уверяю вас, если мы хорошо их подготовим, то и результаты получим хорошие. Главное - результаты.
      - Да, особенно с этим Зюльматом... - вставил Мирзоев.
      - Все три вопроса очень важные, жизненно важные. Вот и обсудим их. У вас еще есть что-нибудь?
      - Товарищ Демиров, с утра поступило несколько телеграмм.
      - Принесите их, пожалуйста.
      Мирзоев вышел, передал машинистке повестку дня и вернулся в кабинет Демирова с телеграммами. Тот начал просматривать их, комментируя вслух:
      - Так, это из Центрального Комитета - относительно осеннего сева... Наркомпрос тоже не забывает нас, интересуется положением с учительскими кадрами и как идет подготовка к учебному году... А это что?.. Из статистического управления... Это?... Баку интересуется, почему наш райпотребсоюз тянет с составлением баланса, просит нашего содействия. Вот так-так!... Удивительно!.. Выходит, это Нейматуллаев голову мне вчера морочил?... Вот так акробат, фокусник! Ажурный баланс...
      - У него натура такая, товарищ Демиров, - пояснил Мирзоев.
      - Плохая натура. Плохо вы его учили здесь.
      - Это он всех нас учил, давал уроки... Учил и учит...
      - Какие уроки?.. По балансу?..
      - Нет, по тому, как горлом брать и зубы заговаривать.
      - Почему же вы позволяли? Лично вы, товарищ Мирзоев...
      - Что я мог сделать? Я - человек маленький...
      - Маленький человек... - Демиров на мгновение задумался. - Неприятные слова. Вам не кажется?.. - Не дожидаясь ответа, продолжал: - Вот телеграмма из Центрального Комитета комсомола, о политучебе комсомольцев... Этот вопрос тоже надо вынести на обсуждение предстоящего бюро. Сделайте, пожалуйста, исправление в повестке дня. И вызовите ко мне нашего комсомольского вожака. Илдырымзаде. Побеседуем с ним.
      Он вышел из-за стола, прошелся по кабинету.
      Приоткрылась дверь, бесшумно, как тень, вошел Сары.
      - Что тебе, кто там еще? - спросил Демиров.
      - Вас хочет видеть Худакерем Мешинов.
      Секретарь обернулся к Сары:
      - Пусть подождет немного.
      Сары вышел в приемную, показал рукой на ряд стульев у стены, сказал с достоинством:
      - Присаживайтесь, пожалуйста, товарищ Мешинов. Худакерем порывисто сунул руки в карманы галифе, сверкнул глазами на юношу:
      - Долго это протянется, дорогой?
      Сары в ответ только пожал плечами. Мешинов начал наливаться гневом:
      - Ты что - тоже зафорсил?
      Он, не вынимая рук из карманов, направился к двери кабинета, намереваясь распахнуть ее ударом ноги. Сары оказался проворнее, бросился к двери, загородил дорогу. Мешинов, с трудом сдерживая себя, отошел к ряду стульев, которых было ровно семь, сел посредине, развалясь, далеко отставив длинные ноги.
      - Мы сами виноваты, - процедил он сквозь зубы, - сами виноваты, что даем дорогу таким, как ты...
      Сары демонстративно отвернулся от Мешинова. Тот, взбешенный такой невиданной наглостью юного поколения, сорвался с места и вышел на улицу. Увидев Нейматуллаева, который шел наверх, окликнул. Нейматуллаев подошел к нему.
      - Э, папиросу! - попросил Мешинов.
      Нейматуллаев угодливо раскрыл перед ним коробку "Казбека", улыбнулся:
      - Хоть сто папирос. Кури одну за одной на здоровье, дорогой Худакерем. Тебе сразу же станет легко, хорошо...
      Мешинов взял одну папироску, а затем и всю коробку, сунул ее в карман. Нейматуллаев протянул ему коробок спичек.
      - Ну, вот видишь, друг, нет нам здесь места... - начал он сочувственно, догадываясь по мрачному виду Худакерема, что у того на душе. - Не ценят нас. У некоторых людей к этому Сары, желторотому цыпленку, который только вчера вылупился из яйца, гораздо больше почтения, чем к тебе, красному партизану, защитнику советской власти. Обо мне и говорить нечего. Вот вы все болтаете, что я проедаю кооператив. Дорогой мой, если бы я был такой обжора, я бы, в дверь не пролазил. А ты посмотри на меня, во мне всего-навсего три пуда. Разве это вес для мужчины? Я весь высох на этой работе, моя кожа прилипла к костям. А люди дали мне прозвище - обжора. Что же я ем, что я съел?.. Если я, как говорят люди, обжираюсь, почему тогда я сохну, как табачный лист? А сохну я, дорогой мой, оттого, что нет условий для работы. Клянусь честью, нет!... Клянусь верой, нет!... Это, во-первых. А во-вторых, Демиров уже зажал нас, но и этого ему мало - он хочет скрутить нас в бараний рог!
      - Посмотрим, кто кого скрутит... - зловеще сказал Мешинов. - Мы - не из пугливого десятка. Мы - из тех арабов, что пустыню прошли без верблюдов.
      - Ах, Худуш, он тоже, видать, из тех же арабов. Увидишь, этот человек переклюет нас всех по одному, как петух просо. Увидишь, он нам всем открутит головы.
      - Меня сам аллах не посмеет тронуть!
      - Аллах не посмеет, так как ты отсюда, снизу, пускаешь пули в аллаха, раздаешь книжечки Общества безбожников. Но этот человек занял более удобную позицию, он тебя подстрелит в любой момент.
      - Посмотрим, кто кого подстрелит. Ты еще услышишь, как загремят ведра, подвязанные к телеге, которая увезет его отсюда. Я- слон! Что слону, если в его ухо заберется муха?!
      Нейматуллаев поскреб свой затылок, промямлил:
      - Ну что ж, посмотрим... Поживем - увидим. Не помрет Ниджат - увидит внучат! Пока, Худакерем, я пошел.
      Оставшись один, Мешинов выкурил подряд три папиросы. На глаза его то и дело навертывались слезы.
      Наконец он вернулся в приемную Демирова. Снова сел на стул, выдвинув его из ряда. И тотчас опять закурил.
      Дверь кабинета была закрыта неплотно. Слышно было, как Демиров разговаривает с кем-то по телефону.
      "Болтает!... - злился Мешинов. - Верно говорят: кто работает, а кто языком треплет... Хотел бы я знать, какие он там еще Америки открывает!... Тоже мне Колумб двадцатого века!..."
      Он прислушался. Демиров говорил:
      - Да, товарищ Наджаф, я хорошо слышу вас... На этих днях сам собираюсь заглянуть к вам... Предупреждаю, в этом году на колхозных полях не должно остаться ни зернышка, довольно кормить птиц. Все собрать, до единого!... Соблюдайте строгий учет зерна - и в амбар. Ясно?... Каждый работник должен получить строго по труду, никаких нарушений в расчете с колхозниками. Нельзя подрывать колхозную систему. Никаких махинаций!... Лентяй не должен жить за счет работяги. В вашей работе сейчас главное-справедливость. Мы должны крепить колхозный строй. Бездельникам, лодырям не давать ни зернышка!... Пусть привыкают трудиться. Поняли?... Что?... Ну и отлично... Очень хорошо... Сколько на трудодень зерна?... А вы как считаете?... Нет, это мало. Побольше, побольше, не скупитесь. Надо раздать все, кроме семенного фонда. Разумеется, после хлебосдачи. Арифметика, как видите, простая. Люди должны знать: что наработают- то им и будет. Стимул! Стимул должен быть!... Ясно?... Словом, хозяйственность у вас должна быть, а скупости - нет!... У крестьян много всяких нужд: им надо и есть, и одеваться, и свадьбу справить, и гостей принять. Все это мы должны учитывать. Деревня пока что не город...
      Раздражение все больше и больше овладевало Мешиновым.
      "Давай, давай, - думал он, - мели языком!... Мели языком зерно!... Болтай, приказывай, нажимай - сразу урожай улучшится, горя людского станет меньше, горные ручьи превратятся в молочные и медовые реки... - Обида разрывала сердце Мешинова. - Бусинка от сглаза!... Бусинка от сглаза!... Поднять!... Увеличить!... Ускорить!... Посодействовать!... Строгий учет!... Выполнить на сто процентов!... Соблюдать дисциплину!... Один поработал - другой поел. Один строил - другой пристроился. Пришли на готовенькое- и теперь руководят по телефону..."
      Опять прислушался к голосу за дверью. Кажется, Демиров разговаривал с парторгом колхоза.
      - Имейте в виду, в ближайшее время собираем партактив. Каждый должен отчитаться о проделанной работе. Будем подводить итоги. К активу надо прийти с успехами...
      В этот момент над головой Сары задребезжал звонок. Мешинов посмотрел вверх и позеленел от злости. Он терпеть не мог эти кабинетные звонки "бюрократические штучки", как он их называл. Сары поспешил на зов секретаря.
      Воспользовавшись его отсутствием, Мешинов выругался вслух:
      - Волокитчики!... Бюрократы!... За что мы боролись?! За что сражались?! За что кровь проливали?... Не за то ли, чтобы уничтожить таких бюрократов?! Во имя чего мы жили в окопах?!
      Появился Сары:
      - Пожалуйста, пройдите, товарищ Демиров просит вас... Мешинов полистал свой блокнот, закрыл его, встал и, важно, неторопливо ступая, проследовал в кабинет секретаря. Демиров поднял глаза на вошедшего, предложил:
      - Присаживайтесь.
      Мешинов, с недовольной гримасой на лице, опустился на стул. Некоторое время молчал. Заговорил медленно, заносчиво:
      - Товарищ Демиров... - Пауза. - Наверное, вы познакомились... - Пауза. Вы должны были... - Пауза. - Если я не ошибаюсь... - Пауза. - По моему мнению... - Пауза. - В парткоме, в комитете партии имеется биография каждого...
      Долгая пауза. Демиров прищурился, подтвердил:
      - Разумеется, у каждого человека есть своя биография. Как может быть иначе?