Сачлы (Книга 2)

      - Все равно - это твоя заслуга. Мать не постарается - дети людьми не станут, все это знают.
      - Верно, растить детей нелегко, - согласилась Нанагыз.
      Гюлейша, взяв из рук Нанагыз ведро, поставила его под кран, из которого слабой струйкой текла вода.
      - Растет девушка, а вместе с ней растет и материнское горе, - вставила она небрежно. - Вот только что опять пришло письмо, и бедная женщина страдает, терзается.
      - А что в этом особенного, ай, Гюлейша? - усмехнулась Афруз-баджи. Почему девушка не может получить письмо?
      - Ты не так поняла меня, Афруз-баджи. Одно письмо может прийти... Ну два, ну пять, но ведь не целый же мешок?! Говорят, наша почта никогда не видела такого количества писем!
      - Сплетни, сплетни! - отмахнулась женщина, - Зря наговаривают. Из зависти! Или мы людей не знаем? Думают: "Почему ты такая красивая? Я тоже хочу быть такой же красивой!.." Глупые головы! Чем им помочь? Что я могу сделать, если ты похожа на черепаху? Завистников много на свете. Сплетничают: почему такая-то часто ходит на базар?.. Дорогая, что ж нам делать, если ты скупая, экономишь на еде?! У нас сплетников много. Ты, мать, не обращай внимания на людскую молву! У красивой девушки всегда завистников в избытке. Приехал товарищ Демиров, так я на днях приду к нему и все это скажу. Скажу ему: вот вы без конца болтаете про свободу женщины. Разве это свобода?.. Столько сплетников кругом! И еще другое кое-что скажу ему...
      Гюлейша вызывающе тряхнула головой:
      - Значит, свобода для женщины - это когда почта доставляет одной и той же особе океан писем?! Выходит, можно весь земной шар завалить письмами?! А эта история?.. С Абишем...
      - Подумаешь, кому какое дело?
      - Я тоже так считаю: кому какое дело. Но ведь столько злых языков... Да и я печалюсь вовсе не о Сачлы... Мне жалко вот эту бедную калеку, которая чахнет, как больной цветок, изо дня в день!
      Нанагыз не стала дальше слушать, взяла ведро из-под крана и быстро пошла к дому.
      Афруз-баджи, попрощавшись с Гюлейшой, вышла из больничного двора.
      Гюлейша заторопилась в канцелярию, сняла телефонную трубку и забарабанила по рычагу. Когда Аскер отозвался, женщина набросилась на него:
      - Что за безобразие?! Почему долго не отвечаешь? Надо два часа колотить по телефону, прежде чем ты отзовешься. Дорогой мой, телефонная станция - не спальня!.. Работать надо, работать! А ты, когда у тебя есть настроение, отвечаешь, когда нет - молчишь!.. Безобразие!.. Или забыл, что ты совсем недавно был в учреждении товарища Алияра?! Забыл?! Где та бумажка, в которой написано о твоем безнравственном поведении?! Забыл про нее?!
      Аскер понял, что Гюлейша видела, как он принес Рухсаре письмо. Он сказал как можно мягче:
      - Извините, товарищ Гюльмалиева, ну, что особенного произошло? Конечно, теперь вы стали большим человеком и отворачиваетесь от нас, маленьких... Не то что прежде... Но зачем же топтать нас?
      Аскер намекал на их недавние теплые отношения. Гюлейша же сделала вид, будто не понимает намека, продолжала говорить официальным тоном:
      - Не забывай, Аскер, мы все на государственной службе! Прежде всего дело! О нем надо думать! Ясно тебе? Это дома мы можем делать то, что захочет наша левая нога...
      Аскер усмехнулся в трубку:
      - Хорошо, товарищ Гюльмалиева, я понял вас... С кем вас соединить? Я всегда готов выполнить любой ваш приказ.
      - Соедини меня с исполкомом, дорогой!
      - Там никого нет, товарищ Гюльмалиева.
      - Тогда дай райпотребсоюз!
      - Послушайте, товарищ Гюльмалиева, какой может быть райпотребсоюз в столь поздний час, да еще в такую жару?! Кто там будет сидеть сейчас?
      - Но мы-то работаем! Или мы сделаны не из того же теста, что они? При чем здесь жара? Пусть этот райпотребсоюз выдаст мне крупу или там еще что-нибудь!.. Мои больные голодные...
      - Честное слово, товарищ Гюльмалиева, не знаю, чем помочь вам. Мы ведь маленькие люди. Имеем ли мы право вмешиваться в ваши дела?
      Насмешливый голос Аскера задел Гюлейшу, и она в сердцах бросила трубку на рычаг. Нажала кнопку звонка на столе. - Сломанный звонок едва слышно звякнул.
      - Эй, Али-Иса!.. Али-Иса! - закричала Гюльмалиева. - Где этот старик, будь он неладен?! Или он провалился в ад?!
      Гюлейша отлично знала, что Али-Иса еще не вернулся. Однако ей хотелось сорвать на ком-нибудь свою злость.
      Неожиданно в канцелярию ввалилась Ханум Баладжаева. Гюлейша обрадовалась, начала жаловаться ей:
      - Ах, знала бы ты, как мне трудно, сестрица Ханум!.. Доктор все еще болеет? Как его здоровье?
      - Лежит, - вздохнула Ханум.
      - Клянусь аллахом, эта больница меня доконает! Никто не помогает мне. Али-Иса бросил свой пост и таскает корзинки посторонних людей...
      - Я видела, Гюлейша, видела. Он только что нес по улице две корзинки этой Афруз. Задыхался, но все-таки нес. Хитрая лиса!
      Гюлейша опять с силой ударила ладонью по звонку, пообещала:
      - Ничего, дорогая Ханум, ничего, и этот Али-Иса дождется у меня! Он совсем выжил из ума. Но я не позволю ему шутить со мной. Я - Гюльмалиева, дочь своего отца Гюльмалы!
      Поздно ночью, когда Нанагыз уже спала, Рухсара взяла с подоконника письмо Ризвана, подсела к столу, на котором горела керосиновая лампа, вскрыла конверт, прочла письмо. Еще раз перечитала. Еще. И еще... Слезы падали из ее глаз на бумагу, чернила расплывались. Она читала:
      "... Возможно, кто-нибудь осудит меня за это письмо, но я хочу сказать вам, Рухсара, хочу обвинить вас, Сачлы-ханум, в лживости и неверности!.. И я не могу найти для вас никаких оправданий!.. Я уехал... Но если бы я остался, я мог бы совершить невероятный поступок..."
      Письмо было длинное и обидное.
      ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
      Демиров проснулся раньше обычного, хотя накануне лег поздно. Оделся и, шлепая по полу стоптанными чувяками, вышел на веранду.
      Али-Иса, копавшийся в палисаднике, распрямил спину, вновь согнул ее - уже в поклоне, поздоровался:
      - Доброе утро, товарищ райком!
      - Доброе, доброе, старик, - ответил Демиров, поеживаясь от прохлады. В душе подумал: "Действительно, доброе! Воздух какой!.. Свежесть!.. Нет, с городом не сравнишь, хоть там и море..."
      У Али-Исы были свои мысли: "Стариком назвал меня - это хорошо, добрый признак!.. Стариков все уважают..."
      - Как живешь, старик? - поинтересовался Демиров.
      - Спасибо, товарищ райком, работаем, стараемся...
      - Я вчера посмотрел, у меня здесь все запущено. Цветы завяли. Видно, в мое отсутствие никто не поливал... Правда, ты не обязан это делать, но... все-таки...
      - Как не обязан?! Почему не обязан?! Это мой постоянный долг, товарищ райком! Как говорится, старый соловей всегда в долгу перед розой. Вся наша земля должна превратиться в цветущий сад, товарищ Демиров! Не так ли?..
      Демиров улыбнулся и согласно кивнул головой:
      - Так-то так, но тогда почему старый соловей допустил, чтобы мой цветник безвременно превратился в осенний сад?
      Али-Иса виновато потупил глаза:
      - Мы исправим свою ошибку, товарищ райком, с запозданием, но исправим...
      От объяснений он уклонился. Не мог же он сказать Демирову, что в последнее время, до возвращения его из Баку, находился под впечатлением слухов, распускаемых Гашемом Субханвердизаде: "Вот, бросил все, уехал... Теперь уж он сюда не вернется!.. Ему там накрутят хвост!.. Все, спета песенка нашего товарища Демирова!.."
      Демиров обратил внимание, что палисадник выглядит уже иначе, чем вчера днем, когда он приехал: кусты, клумбы обильно политы, мусор и опавшие листья убраны, завядшие стебли срезаны, цветы ожили.
      Али-Иса, следивший за выражением лица Демирова, сделал широкий жест в сторону палисадника:
      - Цветник простит своего старого соловья. Где трудится человек, там осень не наступит безвременно!.. Правда, я немного приболел... Но как не заболеть, работая в нашей больнице?!
      - А в чем дело?.. Как там дела - в вашей больнице? Какие успехи? Может, нужна наша помощь?
      - В больнице творятся безобразные вещи, товарищ Демиров, - пожаловался Али-Иса. - Откровенно говоря, я собирался зайти к вам на этих днях, товарищ Демиров. Хотел все рассказать... Правда, я не люблю наушничать, мое дело цветы. Я Цветовод...
      - Цветоводство - хорошая вещь, старик.
      Али-Иса, довольный, заулыбался:
      - Значит, товарищ райком, вы подтверждаете, что я старый цветовод? Вы тоже так считаете?
      - Очевидно, это так, старик.
      - Именно так! - воскликнул Али-Иса. - Клянусь своей жизнью, товарищ райком, это именно так. Только так! Я - любитель цветов. В прошлом тоже были любители - любители птиц, любители петушиных боев... Я же всегда был и остаюсь любителем цветов. Моя болезнь, как и болезнь соловья, - роза, цветок. В моей старческой груди живет соловьиное сердце. Вот почему я хочу, чтобы наша земля превратилась в рай, с розами и соловьями, с цветочными клумбами и садами, с бассейнами и фонтанами. А на голой земле рая быть не может.
      - Согласен с тобой, старик, голая земля - это пустыня. А пустыня не может радовать человеческих глаз.
      - Верно, именно так, товарищ райком. Хорошо сказали, очень точно... Золотые слова!
      - Ну, а раз так, старик, надо постараться, чтобы весь наш город утопал в садах и цветах.
      Али-Иса влюбленными глазами смотрел на Демирова:
      - Вот спасибо, товарищ райком! Большое спасибо, товарищ Демиров. Заклинаю тебя аллахом, прошу тебя, вызволи ты меня из больницы, спаси меня, вырви из когтей этой Гюлейши Гюльмалиевой, санитарки имени Восьмого марта!.. Дай мне местечко в подвале, который находится у тебя под ногами, чтобы я мог свернуться там ночью калачиком и спать. А я превращу твой город в цветущий рай. Да, да, в настоящий, правдашний рай. Не в тот лживый рай, про который говорят моллы! - Али-Иса плаксиво закончил: - Ах, только бы мне вырваться из рук этой Гюлейши Гюльмалиевой...
      Демиров обнял рукой столб веранды, прижался к нему щекой, улыбнулся.
      - Кто такая эта Гюлейша, старик? - спросил он.
      Али-Иса погрозил кулаком в сторону больницы:
      - Она наша директорша!.. Наша заведующая!.. Наша барыня!.. Наш главврач товарищ Гюльмалиева!
      - А где ваш фельдшер? - поинтересовался Демиров.
      - Баладжаев?
      - Да.
      - Он болеет, товарищ Демиров, давно уже болеет. Бедняга сильно запутал свои дела, жадность его доконала.
      Секретарь райкома нахмурился:
      - Тогда мы всерьез займемся вашей больницей. Посмотрим, что там у вас происходит. В больнице всегда должен быть образцовый порядок, и мы наведем его.
      - Тогда позвольте мне, товарищ райком, прямо сегодня уйти оттуда, позвольте мне поселиться здесь, при вашем садике, я буду жить в уголке вашего дровяного подвала... - Али-Иса, показал в ноги Демирова. - Вот там...
      - Потерпи немного, старик, такие вещи сразу не делаются, - объяснил Демиров. - Но за цветами продолжай ухаживать. Все Цветы нашего маленького городка - твоя забота. Смотри, чтобы до самых заморозков не завяли.
      Али-Иса низко склонил седую голову.
      - За каждый цветочек, товарищ райком, отвечаю вот этой моей головой, сказал он. - Увянет - руби мою голову!
      Демиров посмотрел на часы. Пора было собираться на работу. Он ласково улыбнулся Али-Исе, приветливо махнул рукой и ушел в комнату.
      Али-Иса чувствовал себя на седьмом небе от радости. "Молодчина!.. Ах, молодчина!.. - нахваливал он себя в душе. - Хитрец!.. Ловкач!.. Язычок у тебя, Али-Иса, подвешен замечательно. Недаром ты старый бедный кулак!.. Не знают они, что дорога, по которой они идут, исхожена мною вдоль и поперек..."
      ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
      Заведующий орготделом райкома партии Мирзоев принес Демирову две папки с корреспонденцией, поступившей за время его отсутствия. Начал было докладывать, но Демиров прервал его, сказал, что сам все посмотрит и разберется - что к чему.
      - Мне надо срочно поговорить с инженером, ведающим строительством школ, сказал он Мирзоеву. - Разыщите его, пожалуйста.
      - Давайте пошлем в гостиницу курьера, - предложил Мирзоев. - Инженер, наверное, еще не ушел - рано.
      Демиров нажал кнопку звонка, и в кабинет вошел, можно сказать вбежал, худенький, небольшого роста юноша, почти подросток, новый курьер.
      - Здравствуйте, товарищ райком, добро пожаловать! - выпалил он и тотчас смутился, густо покраснел.
      Мирзоев метнул на него недовольный взгляд: "Вот горлопан!" объяснил Демирову:
      - Мы его, товарищ секретарь, недавно оформили. К вам ведь ходит очень много народу, просто отбою нет от посетителей. Вот я и решил: кто-то должен сдерживать этот напор, докладывать вам... Иначе невозможно будет работать... И вот взял этого паренька, будем ему платить из наших хозяйственных денег.
      Демиров внимательно разглядывал юношу.
      - Откуда он? Где вы его взяли, товарищ Мирзоев?
      - Комсомол рекомендовал, райком комсомола, наш Илдырымзаде.
      - Мать у меня здесь работает, товарищ райком, - вставил парень. - В пекарне... Она тоже член партии, кандидат... А сами мы из деревни.
      - Понятно, - сказал Демиров, - а как тебя звать, молодой человек?
      - Сары! - Юный курьер счел нужным объяснить секретарю историю, своего имени: - Когда я родился, у меня были совсем светлые волосы, вот меня и назвали Сары - рыжим, значит. А вырос - почернел. Но ведь имя уже не поменяешь... - закончил он со смущенной улыбкой.
      Демиров тоже улыбнулся, открытое лицо паренька сразу понравилось ему.
      - У тебя отличное имя, Сары, - сказал он. - И сам ты, я вижу, человек неплохой. Ты учишься где-нибудь, Сары? - поинтересовался Демиров.
      - Нет, товарищ райком, нигде пока не учусь. А в деревне учился - на курсах для малограмотных.
      - Плохо. Надо продолжать учебу, расти. Сары согласно кивнул головой:
      - Хорошо, буду учиться, товарищ райком.
      Демиров перевел взгляд на Мирзоева, затем опять посмотрел на Сары:
      - Днем будешь работать, вечерами - учиться на курсах, которые мы скоро откроем здесь. Ясно?
      - Ясно, товарищ райком. Мать говорит мне то же самое. С утра до вечера твердит: учись - станешь человеком. Я обязательно буду учиться и стану человеком! - Помолчав, он добавил: - Как вы... - И снова смутился, покраснел до корней волос.
      - Ну вот, - сказал Демиров, - считай, мы познакомились с тобой, Сары. Знаем друг друга. А теперь давай работать. У меня к тебе просьба. Тут у нас живет инженер, который строит школы, Сашей звать, высокий такой, худой как палка, в очках, с небольшой бородкой. Надо найти его и сказать, пусть придет в райком. Мне надо с ним поговорить.
      - Знаю, - ответил Сары, - инженер живет в гостинице, видел его. Сейчас разыщу его.
      Сары повернулся и стремглав выбежал из кабинета. Даже забыл закрыть за собой дверь.
      Демиров раскрыл папку с документами, поступившими из Центрального Комитета, давая тем самым понять Мирзоеву, что тот свободен. Заведующий орготделом вышел.
      Внимательно ознакомившись с содержимым папки, Демиров сделал кое-какие пометки в своей записной книжке, затем позвонил в райотдел ГПУ - Гиясэддинову.
      - Жду тебя ровно в одиннадцать, Алеша, - сказал он. - Загляни, пожалуйста.
      - А нельзя ли в двенадцать? - попросил Гиясэддинов. - Очень прошу тебя, Таир... Ко мне сейчас люди должны прийти, я могу задержаться...
      Демиров перебил его:
      - Исключено. В двенадцать я буду занят. Жду тебя ровно в одиннадцать.
      И он положил трубку. Снова позвонил, попросил соединить его с земельным отделом.
      - Это кто, Айдынзаде?.. Приветствую тебя, Арастун. Жду тебя сегодня в три. Расскажешь, как дела в колхозах, как жатва, как молотьба, как у нас вообще с урожаем и как вы готовитесь к осеннему севу.
      - Прошу вас, товарищ Демиров, перенесите встречу на завтра, - начал умолять Айдынзаде. - Получу последние сведения из колхозов - я вам все доложу.
      - Послушай меня, Арастун, сейчас заведующий земельным отделом должен даже во сне видеть только колхозы. Придешь в три. Жду.
      Демиров положил трубку и опять погрузился в чтение бумаг.
      Изредка он делал надписи на полях: "На бюро райкома!" или "Ознакомить членов бюро!"
      Немного погодя дверь кабинета распахнулась, вошел Сары.
      Юноша тяжело дышал.
      - Привел инженера, товарищ райком, - доложил он. - Догнал его внизу, на дороге, он ехал верхом в деревню. Кое-как уговорил вернуться, привел... Здесь инженер.
      - Пригласи его, пусть войдет.
      - Слушаюсь! - крикнул Сары и бросился вон из кабинета. Однако на этот раз он не хлопнул дверью.
      Через минуту инженер входил в кабинет Демирова. Секретарь поднялся из-за стола, пошел навстречу ему. Инженер, опередив его, заговорил первый:
      - Отличные работники у вас в райкоме, товарищ Демиров. Завидую вам. Мне бы таких помощников. Этот ваш паренек перегонит любого коня!
      Они обменялись рукопожатиями. Демиров усадил инженера в кресло, поинтересовался самочувствием, спросил, как ему живется, как идет работа.
      - К сентябрю сдам три школы. Пусть ваши ребятишки учатся. Наше дело что?.. Благоустраивать, строить, ну, и, конечно, хочется думать, что ты не зря работаешь...
      - Понимаю вас, дорогой Саша. Всегда приятно потом посмотреть на плоды своих трудов.
      - Да, главное, чтобы каждый трудился по мере своих сил, тогда у нас всего будет много. Честное слово, товарищ секретарь, я счастлив, что я инженер и строю школы. Плоды моих трудов зримы. Я всегда радуюсь, когда вижу здание, которое сам воздвигал. У меня счастливая профессия, товарищ Демиров. Имейте в виду, я самый счастливый человек на свете!
      - Мы очень вам благодарны, - улыбнулся Демиров. - Действительно, Саша, у вас очень благородная профессия. И я даже немного завидую вам. Хотя на свою работу не жалуюсь...
      Инженер украдкой взглянул на часы:
      - Извините меня, товарищ секретарь, но я очень спешу... Не хочу, чтобы ночь застала меня в дороге. Вы ведь сами знаете, и я не буду лицемерить: у вас в лесах пошаливают... И мною владеет дурное предчувствие. А я верю в предчувствия, хоть это и не в духе времени.
      Демиров стал серьезным. Задумался, затем сказал:
      - Скоро мы наведем порядок. В самое ближайшее время бандитам будет крышка. У нас говорят: кувшин, что по воду ходит, в воде и разобьется.
      Инженер подробно рассказал Демирову о ходе строительства школ в районе. Секретарь делал пометки в своей записной книжке. Наконец инженер поднялся:
      - Ну, секретарь, если вы разрешите, я откланяюсь. Времени мало до сентября. Меня беспокоит строительство школы в деревне Чайарасы: Я как раз был там, когда застрелили вашего председателя Контрольной комиссии.
      - Да, в нас была пущена эта предательская пуля, - невесело ответил Демиров. - Убили Сейфуллу.
      - Очень жалко товарища Заманова, - посочувствовал инженер. - Такой был простой, сердечный человек. Правда, он был немного прямолинеен и резковат, но справедлив. Мне это хорошо известно. Большая утрата...
      - Ничего, дорогой товарищ Саша, - вздохнул Демиров, - мы вас обязательно пригласим на суд, когда убийцы Заманова будут призваны к ответу.
      Он попрощался с инженером, проводил его до порога. Не успел дойти до стола, как дверь распахнулась, в комнату вошел Гиясэддинов. Они молча сели. Демиров пытливо поглядывал на начальника райотдела ГПУ, ждал, что он скажет. Тот отмалчивался.
      - Ну, Алеша, слушаю тебя, - заговорил наконец Демиров. - Догадываешься, что меня интересует?
      - Догадываюсь, товарищ секретарь, знаю, о чем ты без конца думаешь, - тихо ответил Гиясэддинов. - Как говорится, язык все время вокруг больного зуба вертится. Сейчас у нас с тобой один общий больной зуб.
      - Больной зуб надо рвать.
      - Вырвем.
      - Когда вырвем?
      - Когда придет, время.
      - В нас, в наше тело пущена пуля! Это ли не время? Чего вы ждете?!
      - Мы ничего не ждем, Таир, мы действуем. Повторяю, нужно время и нужно терпение. Даю слово, что...
      Демиров грохнул кулаком по столу:
      - Сколько можно ждать?!
      - Товарищ Демиров, ведь я был с вами в Баку, - переходя на официальный тон, сказал Гиясэддинов, - только вчера вернулся...
      - Я не желаю ничего знать, - перебил его Демиров, - я требую! И наконец, я приказываю от имени партии.
      Секретарь вышел из-за стола и в волнении заходил по кабинету.
      - Каждая работа имеет свою специфику, - сказал Гиясэддинов. - Я, как начальник райотдела ГПУ, делаю все возможное, все, что в моих силах.
      Демиров двинулся прямо на Гиясэддинова, остановился перед ним:
      - Я вам приказываю в самое ближайшее время найти того, кто стрелял в нас. Предатель должен быть пойман. В народе идут всякие нездоровые разговоры. Люди обеспокоены. У жителей района нет уверенности... Вы должны положить конец такому положению в районе! Для этого вы и надели вот эту форму. Не забывайте, что вы - вооруженный солдат партии:
      - Да, это я знаю.
      - Народ должен спокойно работать. Пойми, Алеша!.. Для чего мы сидим здесь?
      - Мы служим партии и народу. Товарищ Демиров, я - старый чекист, поседел на этой работе...
      - Потому-то я и приказываю тебе, Алеша. Секретарь райкома требует от члена партии.
      - Дело непростое, Таир. Мы допросили Ярмамеда и еще с десяток человек. Чувствую корни уходят глубоко...
      - Пусть корни тянутся хоть к самому центру земли!.. Необходимо принять решительные меры. Но главное - результаты! - Демиров вернулся к столу, сел в кресло, закурил. После долгого молчания сказал негромко и спокойно: - Алеша, это все, ты можешь идти. Иди, но помни: я жду. Райком партии ждет. Тебе все ясно?
      Гиясэддинов кивнул:
      - Все ясно, товарищ секретарь.
      Когда он ушел, Демиров опять погрузился в чтение бумаг. В одном из заявлений сообщалось, что председатель сельсовета деревни Махмудлу берет взятки. Демиров наложил резолюцию: "Тщательно проверить. Если факты подтвердятся, взяточника отдать под суд. Если это ложь - привлечь к ответственности клеветника!" Подумал, кому бы поручить исполнение. Написал сверху: "Товарищу Мадату разобраться". Решив не откладывать дела в долгий ящик, вызвал Мадата. Едва тот переступил порог кабинета, спросил:
      - Как вы считаете, товарищ Мадат, можно ли поручить ответственному работнику райкома партии дело, которое требует следовательской сноровки? Иными словами, может ли работник райкома провести следствие по делу, в котором замешан председатель сельсовета, носящий звание члена партии?
      - А почему же нет, товарищ Демиров? - ответил Мадат. - По-моему, не только может, но и должен.
      Демиров протянул ему заявление со своей резолюцией:
      - Тогда вот, познакомьтесь.
      Мадат, пробежав глазами документ, задумался, затем высказал свое суждение:
      - На это дело уйдет по крайней мере две недели. Только дорога, туда и обратно, займет неделю. Со многими придется поговорить, побеседовать. Речь идет о судьбе человека, ошибиться тут нельзя. Действительно, в подобных делах надо быть следователем, беспристрастным следователем.
      - Наоборот, - прервал его Демиров, - вы должны быть очень пристрастным следователем. Вы - лицо, заинтересованное в истине. Вам понятна моя мысль, Мадат?
      - Да, товарищ Демиров.
      - Против срока не возражаю. Поезжайте.
      - Разрешите, товарищ Демиров, взять с собой кого-нибудь?
      Говорят, голова - хорошо, две - лучше...
      - Не возражаю.
      - Я возьму одного из инструкторов райкома.
      - Только не Меджида, этого джигита в бурке. Скажу вам откровенно, Мадат, он мне не очень нравится.
      - Товарищ Демиров, извините, но я с вами не согласен. Меджид неглупый человек, и, главное, деятельный.
      - Нет, против Меджида я решительно возражаю. Возьмите с собой товарища Мурадзаде. В этого я верю. Чистое сердце. Не подхалим. Не лезет на глаза, как другие. Скромен, серьезен. Постоянно чувствует ответственность в работе, отстаивает только то, в чем твердо убежден. Я всегда верю тому документу, под которым стоит его подпись. Мурадзаде человек серьезный. Не забывайте: не все то золото, что блестит. Главное - содержание. Главное - внутренняя сущность человека, его душа, его мысли.
      Демиров позвонил, вошел заведующий орготделом.
      - Слушаю вас, товарищ секретарь.
      Демиров протянул ему документ:
      - Вот, зарегистрируйте эту бумагу и передайте ее под расписку товарищу Мадату. Кстати, прошу вас, товарищ Мирзоев, регистрировать все поступающие письма. Ни одно письмо, ни одна жалоба, ни одно заявление не должны затеряться, ибо за каждой такой бумажкой стоит человек, а иногда даже целый коллектив.
      - Мы каждый день получаем пятьсот таких писем, товарищ Демиров, обиженным тоном сказал Мирзоев.
      - Пусть даже тысячу. Каждое письмо необходимо рассмотреть и принять по нему меры. Ясно вам?
      - Ясно.
      Заведующий орготделом вышел.
      Мадату очень хотелось побеседовать с секретарем по душам. Он все никак не мог прийти в себя после убийства Заманова. Посмотрел на Демирова: тот уже был занят чтением бумаг.
      - Мне надо поговорить с вами, - начал он неуверенно. - Очень надо... Все эти дни...
      Демиров сказал, не отрывая глаз от документов:
      - Мы обязательно поговорим с вами, товарищ Мадат. Поговорим обстоятельно. Это и мое желание. Только давайте отложим наш разговор до вашего возвращения из района. Видите, сколько бумаг, писем, телеграмм... Это - жизнь. Надо быть в курсе... Вы согласны со мной?
      Мадат помедлил с ответом, но все-таки сказал:
      - Согласен.
      - Ну, тогда в добрый час! - Он протянул Мадату руку: - Счастливого пути, дорогой.
      Мадат вышел. После посещения Демирова у него не стало лучше на душе.
      "Что же будет дальше? - думал он. - Следствие по делу Заманова продолжается. Может, и меня посчитают виновным? Может, отстранят от партийной работы?.. Может, даже исключат из партии? Что же будет?.. Кто знает, как повернет это дело Субханвердизаде? Правда, расследование проводит не он, а районное отделение ГПУ. И все-таки никто не знает, что будет завтра...".
      ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
      На следующий день, рано утром, в райком явился председатель райпотребсоюза Бесират Нейматуллаев. Сары, просунув голову в кабинет секретаря, доложил:
      - Товарищ Демиров, к вам Нейматуллаев, из кооператива. Пропустить?
      Демиров, поглощенный чтением бумаг, даже не поднял головы. Отмахнулся:
      - Пусть ждет. Вызову.
      Сары, осторожно прикрыв дверь, сказал с деланным сочувствием визитеру:
      - Придется подождать. Товарищ райком сейчас очень занят. Присаживайтесь.
      У Нейматуллаева, который привык к тому, что всегда все двери широко распахивались перед ним, мгновенно испортилось настроение. Не будь в приемной этого юного курьера, он бы беспрепятственно вошел к секретарю. Думая об этом, Нейматуллаев раздражался еще больше. Сказал насмешливо:
      - Ну что же, товарищ Сары, ну что же, товарищ начальник, раз вы приказываете, мы будем ждать. Что нам еще остается?.. Что мы можем поделать? Да и вообще, что мы можем сделать, если, скажем, завтра ваша мамаша начнет командовать в своей пекарне?..
      - Здесь не пекарня, - строго ответил Сары. - Надо знать, товарищ Нейматуллаев, где и что можно говорить... Здесь райком.
      Нейматуллаев, ехидно ухмыляясь, поднялся со стула, закивал головой:
      - Все понял, товарищ Сары, все понял! Большое вам спасибо за разъяснение!
      - Вам тоже спасибо, - ни капельки не смутившись, обрезал Нейматуллаева юноша.
      - Не покойный ли Кеса давал тебе уроки курьерского дела, товарищ Сары?
      - Кто такой Кеса?
      - Был один такой - царь курьеров, ныне, кажется, уже покойничек. Не слыхал о нем?
      - Не знаю я никаких царей и знать не желаю, - решительно заявил юноша. - Я - комсомолец, недавно вступил в союз, и книжка у меня есть, вот здесь, в кармане.
      Сары с силой хлопнул ладонью по нагрудному карману своей рубахи.
      Нейматуллаев, продолжая обидно улыбаться, сказал:
      - О, товарищ Сары, мне теперь все ясно! Так ты комсомолец? Давно надо было сказать нам об этом. Вот мы и получили от тебя урок! В твоем левом кармане билет, в правой руке - власть! Проклятие скептикам, Сары!
      В этот момент над головой Сары коротко звякнул звонок. Юноша поспешил в кабинет Демирова. Демиров что-то писал. Сказал, не поднимая головы:
      - Сары.
      Сары даже вздрогнул.
      - Да.
      - Ты что молчишь, а?
      - Да вот этот Нейматуллаев хочет прогнать из пекарни мою мать, товарищ райком, - пожаловался юноша.
      - За что?
      - За то, что я сразу не пропустил его к вам. Он обозлился на меня за это.
      Демиров рассмеялся:
      - Местком не допустит этого, не бойся. А сейчас вот что, Сары... Сбегай позови Арастуна Айдынзаде, заведующего земельным отделом.
      - А как я дверь брошу?
      - Поручи дверь Нейматуллаеву.
      - Да он тогда от ярости лопнет, товарищ Демиров. Этот Нейматуллаев такой задавака!
      - Пусть лопнет. Но ты все-таки скажи ему, чтобы он покараулил дверь до твоего прихода. Если Арастуна не будет в земельном отделе, поищи его, он мне очень нужен, найди его хоть под землей. Понял?
      Демиров снова уткнулся в бумаги. В телеграмме из Центрального Комитета партии указывалось на неудовлетворительный ход хлебоуборочных работ в республике.
      Неожиданно скрипнула дверь, и в кабинет бочком вошел Нейматуллаев.
      - Разрешите, товарищ Демиров? - сказал он и, не дожидаясь ответа секретаря, быстро заговорил: - Я пришел к вам, товарищ секретарь райкома, чтобы вкратце проинформировать о том, как обстоят дела со снабжением нашего района. - Он приблизился к столу, придвинул к себе стул, сел и, откашлявшись в кулак, продолжал: - Да, наши снабженческие дела таковы, что мы все просто поражаемся... Налицо удивительное явление!
      Нейматуллаев умолк, пытаясь определить, в каком настроении Демиров, как он относится к затронутому им вопросу и как он относится лично к нему, Нейматуллаеву. Секретарь закрыл папку с бумагами, положил на стол толстый красный карандаш, которым делал пометки, пригладил рукой волосы, спокойно сказал.
      - Да продолжайте, раз уж вы начали. Слушаю вас. Нейматуллаев широко улыбнулся. Ему очень хотелось войти в доверие к Демирову. Его глаза с собачьей преданностью смотрели на секретаря райкома.