Нейматуллаев скосил глаза в свою записную книжечку, которую успел достать из кармана.
      - Я вижу, товарищ, Демиров, вы очень устали. И я вот что думаю... Может, я зайду к вам в другое время?.. Отдыхать ведь тоже надо...
      - Да нет же, я слушаю вас, говорите.
      Нейматуллаев снова кашлянул в кулак:
      - Я хотел зайти к вам в тот день, когда вы приехали из Баку. Потом решил, что следует подождать. Думаю, пусть человек отдохнет с дороги. Именно поэтому не стал вас беспокоить...
      - Да, да, слушаю вас.
      - Словом, мне хотелось бы поговорить с вами о снабженческих делах нашего райпотребсоюза.
      - Говорите, говорите. Ближе к делу.
      На лице Нейматуллаева появилась масленая улыбка.
      - Относительно снабженческих дел можно говорить очень и очень долго, товарищ Демиров. Однако я хочу ограничиться краткими сведениями, дабы не утомлять вас... Прежде всего скажу, что наш баланс под руководством райкома выглядит как образцовое зеркало. Между нами говоря, имеются такие потребсоюзы, баланс которых похож на запутанный клубок ниток. Что же касается нашего баланса, то он, повторяю, под руководством райкома...
      Нейматуллаев запнулся. Демиров сказал:
      - Ну, ну?..
      - Помимо баланса, товарищ Демиров, - продолжал Нейматуллаев, - хочу проинформировать вас относительно наших снабженческих дел. Как вы сами понимаете, проблема снабжения является не только экономической проблемой, но и политической. Взять, например, такие товары, как соль и керосин. Если их не будет в районе, поднимется скандал...
      - У вас в этом смысле все обстоит хорошо? - поинтересовался Демиров.
      - Да, товарищ секретарь, под вашим руководством... - Нейматуллаев опять приторно улыбнулся. - Стоит нам только на базе произнести ваше имя, как двери ее широко распахиваются перед нашим райпотребсоюзом. Еще как распахиваются! Честное слово, на базе нам говорят: "Сколько товарищ Демиров хочет, столько и забирайте..." Да, да, двери базы распахиваются перед нами настежь. Других секретарей райкомов так не уважают. Нет, что ни говори, уважение - великое дело! Уважение!.. Вы скажете, что это старое, отжившее понятие... Но, честное слово, клянусь вам правдой, клянусь вам своей работой, когда я вижу, что меня уважают, у меня вырастают крылья и я готов лететь к звездам!" Почему?.. Да потому, что я вижу, как секретари других райкомов хмуры и неприветливы. А почему они злы?.. Да потому, что завидуют вам, завидуют нам!..
      - Хорошо, - перебил его Демиров, - что вы еще хотели сказать мне?
      - Это все, товарищ Демиров. Мы готовы распахнуть перед вами все наши склады, и тогда вы увидите, что у нас есть все! - Нейматуллаев снова угодливо улыбнулся. - Мы распахнем перед вами все наши амбары и склады. Под вашим руководством, товарищ Демиров, нам никогда не приходится краснеть. Да и как можно краснеть, когда мы постоянно ощущаем конкретную помощь и ежедневную заботу райкома... Откровенно говоря, иногда ночью, когда я лежу в постели, мне становится стыдно. Я говорю жене...
      Демиров поморщился, недовольно хмыкнул. Нейматуллаев насторожился, однако продолжал:
      - Вы - наш руководитель... Извините, конечно, меня... Если бы лично не ваше имя, у нас ничего бы не было... С базы республиканского потребсоюза зимой снегу не выпросишь! База республиканского потребсоюза - это заколдованный лабиринт. Да, да, товарищ Демиров, это заколдованный сказочный замок! Семиглавый дракон и тот с ним не сладит, погибнет! А мы благодаря вам не пропадаем. Под вашим руководством мы плаваем в пучине этой базы, как рыбы в -воде. Никто не чинит нам препятствий. Никто не набрасывает на нас сети...
      - Ну, а дальше что? - спросил нетерпеливо Демиров. - Плаваете, а дальше что?
      Нейматуллаев громко захохотал.
      - Поплаваем и вылезем на солнышко, греемся, наслаждаемся!
      - Рыбы на суше умирают, товарищ Нейматуллаев, - заметил насмешливо Демиров.
      - Для нас это привычное дело, товарищ Демиров, мы не умираем. Мы должны противопоставить нашу торговлю буржуазной торговле. Наша торговля должна быть лучше. При капитализме личный интерес губит торговлю, топит ее, как буря топит корабль. А здесь у нас социалистический интерес дает торговле широкую, ровную дорогу. Корысть и жадность не владеют людьми. У нас люди своевременно получают заработную плату, я им плачу. Стоит там, в центре, в республиканском потребсоюзе, произнести ваше имя, как они говорят: "Пожалуйста, кредит, берите столько, сколько вашей душе угодно!" Был случай, банк задержал нам деньги. Честное слово, клянусь вам честью, стоило мне произнести ваше имя, как они все стали мягкими как воск, раскрыли перед нами свою сокровищницу.
      - Ну, ну, дальше, - неопределенно улыбнувшись, сказал Демиров. - Что дальше?
      - Ну, и теперь у нас дела идут как по маслу. Теперь нам ни слова не говорят, дают хоть сто тысяч, хоть пятьсот тысяч, Даже миллион могут дать. Теперь наши дела в полнейшем ажуре. Как я вам уже докладывал, товарищ Демиров, я грудью своей оберегаю наш райпотребсоюз. Если бы не я, его превратили бы в тощую клячу, которая едва держится на ногах. А сейчас наш райпотребсоюз можно сравнить с крепким холеным жеребцом. От избытка сил он ржет, бьет копытами и не стоит на месте...
      - Остается лишь повесить ему на шею бусинку от сглаза, - добавил насмешливо Демиров.
      - Под вашим руководством, товарищ секретарь, мы и бусинку повесим! Непременно повесим. Ах, недогадливый я!.. Дорогой товарищ Демиров, ведь мы под вашим руководством, можно сказать, плаваем в молочном озере, все у нас есть, и мы вам тоже должны платить добром... Ах, это мое упущение!..
      - Расскажите, как вы снабжаете население района? - прервал его Демиров.
      - Как я снабжаю население района?.. - переспросил Нейма-туллаев и сделал удивленные глаза. - Да вы, товарищ секретарь, сейчас не найдете ни одного крестьянина, ни одного колхозника, у которого бы не было целой кучи одежды. Возьмем, скажем, крепдешин, файдешин... Прежде наши крестьянки не покупали ничего подобного, говорили: марля, тело просвечивается. А теперь знаете как берут!.. Хватают! Видимо, под вашим руководством растет культура, растет сознание людей... С маркизетом та же история. Прежде не брали, а сейчас рвут из рук. Метрами, десятками метров! Культура, а?.. Товаров же у нас теперь много, берите хоть целый рулон! Торговля есть торговля... - Нейматуллаев для виду полистал свой блокнот, затем продолжал: - Да, вот так обстоит дело со снабжением. Что же касается заготовок, то в этом квартале у нас большое перевыполнение. Об этом красноречиво говорят проценты... Под вашим руководством, товарищ Демиров, мы даем в среднем сто десять- сто тридцать процентов, а есть места, где выполнение плана составляет двести процентов. Это все благодаря партийной дисциплине. Однако я хочу пожаловаться вам на председателей сельсоветов. Они абсолютно не работают! Вся их работа - только на бумаге. - Он снова заглянул в блокнот. - Теперь скажу несколько слов о снабжении районного актива. До вас, товарищ Демиров, никто не проявлял заботы о районном активе - ни у нас, ни в других местах. Я отлично знаю, что происходит в соседних районах. Сейчас же наш актив можно уподобить пирожку, который плавает в сливочном масле. Каждый ответственный работник получает по потребности. Каждый, кроме товарища Демирова! Я, товарищ Демиров, как и вы, терпеть не могу сплетен. Не выношу! Даже жена обижается... На днях к нам поступил серый шевиот, который отобрали у контрабандистов. Отдали нам, на склад. Три отреза. Два отреза предназначаются райкому, один - мне. Я отказался от своего отреза. Думаю, может, вам понадобятся все три...
      - А разве вам самому не нужен шевиот? - спросил простодушно Демиров.
      - Я привык одеваться по-пролетарски, - ответил Нейматуллаев и тронул рукав своего выцветшего суконного пиджачка.
      Бесират был в восторге от своей дипломатии.
      - По-пролетарски?! - Неожиданно в голосе Демирова прозвучали суровые, гневные нотки. - Мы, товарищ Нейматуллаев, тоже хотим заняться вами по-пролетарски. Лично я очень недоволен тем, что творится в вашем ведомстве.
      - Вот и хорошо, вот и хорошо... - затараторил Бесират. - Отлично! Мы исправим наши ошибки!.. Честное слово.
      - Мы займемся вашими ошибками, - продолжал Демиров. - Займемся, - он усмехнулся, - под нашим руководством.
      - О, тогда наш райпотребсоюз оживет! - воскликнул Нейматуллаев.
      - Оживет, говорите?! Оживают только покойники, и то в сказках.
      - Как бы там ни было, товарищ секретарь, большевик должен всегда признавать свои ошибки.
      - Большевик должен. Но здесь, по-моему, речь идет уже не о большевике. Так мне кажется.
      Лицо Нейматуллаева посерело, он сказал смиренно:
      - Я готов принять любое наказание райкома, потому что райком - мой родной штаб.
      - Ну, у вас всё? - спросил Демиров сухо.
      - Всё, всё, - пробормотал Нейматуллаев. - Жду ваших распоряжений и указаний, чтобы исправить наши ошибки.
      - Что же вам исправлять то, чего нет?! - Он передразнил его: - Двери распахивают настежь!.. Плаваем в молочном озере!.. Резвимся, как рыбки в море!.. Крепдешин, файдешин, маркизет, кредит, баланс!..
      - Я согласен с вами, - кивал головой Бесират, - вы правы... Вы правду говорите...
      - Вам бы тоже следовало учиться говорить правду. Это никогда не поздно.
      - Разве я посмею вас обманывать, товарищ секретарь?! Ведь вы, вы... наш... Под вашим руководством... Демиров ударил ладонью по столу:
      - Постыдитесь! Довольно паясничать! Вы взрослый человек, у вас уже седые волосы, а вы словно понятия не имеете о человеческом достоинстве!
      - Я учту... Демиров оборвал его:
      - Вы мне вот что скажите, товарищ Нейматуллаев, керосин в селах есть? Только не лгите.
      Бесират растерянно хлопал глазами.
      - Товарищ Демиров, база от нас находится очень далеко, возчики заламывают чудовищную цену, а у нас твердые расценки, мы не можем платить им столько, сколько они просят. Машины же наши стоят, так как нет покрышек. Поэтому и перебои в снабжении деревень керосином...
      - Сколько месяцев продолжаются перебои? И когда этому настанет конец?
      Нейматуллаев втянул голову в плечи и жалобно смотрел на Демирова...
      - Да, я виноват... это моя оплошность... Признаю свою вину, признаю... Виноват... Допустил ошибку...
      - Ага, значит, признаете свою вину? Зачем же тогда лжете? "Мы перевыполнили план!.. У нас проценты!.." Посмотрим, что вы будете говорить, когда мы посадим вас на скамью подсудимых!
      - Под вашим руководством, товарищ секретарь райкома, я готов даже умереть! Честное слово...
      - Опять вы кривляетесь, - поморщился Демиров. - Лучше скажите: вы закончили вашу краткую информацию?
      - Да, закончил... Нам нужна ваша помощь... Нам нужны ваши указания...
      - Указания, советы, помощь даются только друзьям. Имейте это в виду..
      - Я тоже не враг.
      - Это мы еще будем выяснять.
      Нейматуллаев, не спуская с лица Демирова унылого взгляда, поднялся со стула.
      - Что ж, выясняйте... Пожалуйста... Я - человек маленький... Но я всю жизнь трудился, не покладая рук...
      Демиров кивнул на дверь, давая понять, что разговор окончен.
      Выходя из райкома, на веранде, Нейматуллаев столкнулся носом к носу с Мешиновым.
      - Куда? - спросил Нейматуллаев.
      - К секретарю, - важно ответил Худакерем.
      - Зачем?
      - Поговорить о некоторых делах.
      - Лучше не ходи сегодня, будет тебе головомойка! - предостерег Нейматуллаев.
      - Я - Худакерем!..
      - Демиров не посмотрит на то, что ты Худакерем. Сегодня он рубит сплеча направо и налево. Я только что от него.
      Сары видел из окна приемной, как Нейматуллаев и Мешинов, переговариваясь, направились к зданию райисполкома. "Понятно, пошли плакаться к Субханвердизаде", - смекнул юноша. Когда он спустя несколько минут докладывал Демирову о том, что заведующий земельным отделом Айдынзаде скоро придет, то не удержался и сказал под конец:
      - Товарищ секретарь, сейчас этот Нейматуллаев и еще другой, Мешинов, пошли прямо к Субханвердизаде.
      Демиров, продолжая писать в блокноте красным-карандашом, пристыдил парня:
      - Нехорошо, Сары, наушничать. Чтоб это было в последний раз. Запомни, я не люблю доносчиков.
      ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
      Гашем Субханвердизаде, расхаживая по кабинету, предавался невеселым размышлениям. В ушах его звучали слова Демирова, сказанные два дня назад: "Врагу нет пощады!.. Мы уничтожим врага!.." После возвращения секретаря райкома из Баку в душе Субханвердизаде поселился упорный страх. Он понимал, что партийные органы сделают все возможное, чтобы найти убийц Сейфуллы Заманова. Убийц... Он - один из них. Главный!.. Зюльмат, его банда исполнители, палачи. Главный же убийца - он, Гашем Субханвердизаде.
      Борьба есть борьба, думал он. Каждый борется теми средствами, которыми может бороться, которыми располагает. Главное, считал Субханвердизаде, победить! Победителя не судят. И как говорили древние: "Горе побежденным". Кроме этого Гашем помнил еще одно изречение: "Для достижения цели все средства хороши". Итак, Заманова нет. Но есть этот Демиров, который полон желания уничтожить убийцу Заманова, значит, его, Гашема Субханвердизаде. Посмотрим же, кто кого!.. И есть еще этот татарин Гиясэддинов. Он сидит в своем здании, совсем неподалеку отсюда, в этом таинственном райотделе ГПУ, сидит, жжет свет по ночам и... что-то делает. Но что?!.. Гашем не знает. И от этого неведения ему очень страшно, ибо он все-таки точно знает: Гиясэддинов, этот скуластый, косоглазый Хан-Батый, ищет след, день и ночь ищет след, упорно упрямо, фанатично!.. Чей след?.. Убийцы Заманова. Значит - его, Гашема Субханвердизаде. Ищет, ищет!.. Может, уже напал на след?.. Может, уже идет по следу?.. Может, уже подобрался к нему вплотную и замер, готовый к прыжку... Проклятый пес!.. Ищейка!..
      Продолжая расхаживать взад-вперед по кабинету, Гашем Субханвердизаде выхватил из кармана платок, утер взмокшее, потное лицо, шею, ладони.
      Нет, нет, это все его мнительность... Никто никогда не найдет следов... Их нет!.. Разве нет?.. А Зюльмат, его бандиты?.. Они знают... А Дагбашев?.. Он тоже знает... Дагбашев - это не страшно... Дагбашев - соучастник его, Гашема... Свой пес... Дагбашев сам замешан в этом убийстве... Он - один из убийц... Он, Гашем, и Дагбашев связаныодной веревочкой, одной кровью, кровью Сейфуллы Заманова... Дагбашева бояться нечего. Пока... А там будет видно... Дагбашев, как говорится, не испил эликсира жизни, в один прекрасный день он тоже может внезапно умереть... Что с того, что он прокурор?.. Прокуроры тоже сделаны не из железа - из мяса и костей... С Дагбашевым можно подождать... А вот Зюльмат, его люди?.. Вдруг Зюльма-та схватят?.. Станет ли он молчать?.. Возьмет ли он на себя всю вину?..
      Нет, на Зюльмата надежды нет... Ни малейшей... Зюльмат, если он попадется в лапы Гиясэддинов, сразу же выдаст его...
      Все расскажет - и про Заманова, и многое другое... Кто снабжал Зюльмата деньгами, оружием, патронами?.. Обо всем этом узнают Гиясэддинов и Демиров... Но кто такой Зюльмат?.. Бандит, враг советской власти!.. Кто поверит ему?.. Можно будет в случае чего сказать: это клевета, Зюльмат тонет, поэтому хватается за соломинку. Но поверят ли ему, Гашему?.. К тому же этот слабодушный Дагбашев!.. Не расколется ли он на первом же допросе?
      Субханвердизаде вновь полез в карман за платком.
      Но ведь Зюльмата пока еще не схватили!.. А если схватят, у него, Гашема, руководящего работника района, будет, надо думать, возможность пристрелить бандита еще там, в лесу, в горах, по дороге в райцентр... Кто осудит его, председателя райисполкома, за это?.. Разве не древние римляне сказали -на войне как на войне?.. Если даже не они, а кто-нибудь помоложе, скажем французы или еще кто-нибудь, все равно - это очень мудрая поговорка, в данном случае она означает: раз Зюльмат бандит и ярый враг советской власти, пустить в него пулю - дело доброе... Никто не посмеет осудить его, Субханвердизаде, за это... Пуля для Зюльмата у него всегда наготове!.. Но пока Зюльмат на свободе, он сам является пулей, его, Гашема, пулей, предназначенной для Демирова и Гиясэддинова. Оба они - его враги номер один!.. И он, Гашем, отправит их к Сейфулле Заманову... Сейфулла - из их компании... Втроем им там, на небе, будет веселее...
      Дверь кабинета с треском распахнулась. Субханвердизаде вздрогнул, замер посреди комнаты. Увидел на пороге Худакерема Мешинова и Бесирата Нейматуллаева. По их сумрачным лицам сразу понял: они чем-то встревожены, возмущены. Спросил участливо, мгновенно перевоплотившись:
      - В чем дело, друзья?.. Что-нибудь стряслось?.. Отчего такие невеселые?
      Нейматуллаев скорчил плаксивую гримасу:
      - Стряслось... Будь проклято всякое зло на свете, товарищ Субханвердизаде!.. Увольте нас, отпустите, мы уйдем хоть в ад, хоть к дьяволу!.. Уберемся к чертовой матери!..
      - Мы не можем работать, когда нас запугивают, когда нам угрожают.
      - То есть?.. Кто вас запугивает?
      - Разве так можно?.. Набрасываются на человека - в одной руке огонь, в другой руке пламя... Рубят направо и налево... Всех подряд... Стреляют и в того, и в этого... Разве так можно?! Мы ведь тоже работаем, трудимся, создаем. Мы ведь тоже советские люди... Разве мы виноваты, разве виноваты наши отцы и деды в том, что нам пришлось возглавить эту проклятую торговлю, будь она неладна!.. Дорогой Гашем, можно ли так чернить советскую торговлю, особенно нашу кооперацию?! Ведь ты знаешь, какое значение придает партия нашей кооперации... Есть указания, есть постановления... Так что же нам делать работать или не работать?! Стоит нам пойти в торговлю - становимся благодаря людской молве жуликами... Все так считают... Так что же мы должны делать?! Что?! Как нам поступать, чтобы мы не горели, не жарились между двух огней, между костром зависти и печью клеветы?! Допустим, завтра я уеду отсюда куда-нибудь в другое место, там меня спросят: где работал?.. Ага, в торговле!.. Возьмут и опять направят в торговлю... Разве не так?.. Что же нам делать, как нам избавиться от этой цепи, которая висит на нашей шее?! Как сбросить ее?! Клянусь аллахом, Гашем, я задыхаюсь... Честное слово, клянусь святым пророком, эта цепь душит меня... Право, клянусь святым имамом Али, я хочу умереть!.. Дорогой, можно ли так жить?!..
      - А нашего председателя Общества безбожников ты не боишься?.. - хохотнул Субханвердизаде и обернулся к Мешинову: - В чем дело, Худакерем?.. Твой наипервейший дружок, оказывается, фанатик!.. Верит и в аллаха, и в пророка, и в имама Али. Как ты на это смотришь?
      - Товарищ Субханвердизаде, - простонал Нейматуллаев, - я говорю серьезно. Дорогой, клянусь аллахом, я не шучу, я говорю очень серьезно.
      Мешинов безнадежно махнул рукой:
      - Привык!.. Объедается в своей торговле, а после в страхе просит у аллаха заступничества, потому имя аллаха и не сходит у него с языка.
      Нейматуллаев горестно вздохнул:
      - Вот, товарищ Гашем, обратите внимание... Видите?.. Даже он, даже Худакерем!.. И так каждый... Друзья, знакомые, деревья, дома, земля, небо все смотрят на нас как на жуликов, будто мы, торговые работники, только и делаем, что едим, набиваем, себе животы, а остальные люди будто бы рты себе позашивали!.. Да зачем нам есть, дорогой?.. Вспомните народную мудрость, говорят: повар сыт одним запахом плова! Так и мы... Привыкли люди славить нас жуликами и ворами. Едим мы или не едим - все равно нас клеймят, навечно написали на нашем лбу: смотрите, они сожрали, разворовали кооператив!.. Бывает, задумается кто-нибудь, смотрит на меня, и я уже читаю его мысли, человек думает: интересно знать, какой категории ты жулик?.. На что это похоже, дорогой?.. Что это за жизнь?.. Нельзя же быть опозоренным дважды - и на том, и на этом свете?.. Разве это справедливо?.. Дома приходится краснеть перед женой, на улице - перед людьми и знакомыми... Каждый норовит, пальцем ткнуть в тебя... Куда же нам податься?.. Каким пеплом посыпать свою голову?.. Баллах-биллях, что делать?..
      - Но что случилось? Объясни, Бесират.
      - "Что случилось!.. Что случилось!.." Случилось то, что Демиров не хочет считать нас за людей.
      - И не будет считать, если на то есть причина.
      - Причина одна, дорогой. Причину я только что сказал. Товарищ Гашем, иной причины нет и не может быть. Нельзя мешать в одну кучу чистого и запятнанного, честного и бесчестного,' правого и виновного... Все в один голос кричат: вы, торговцы, потеряли человеческий облик, стали проходимцами и жуликами. Кричат: вы - ублюдки!.. Скажи, дорогой, это ли не самая страшная клевета?.. Это ли не самое чудовищное оскорбление?.. Послушай, разве мы не такие же законные дети своих отцов, как и другие люди?.. Почему это мы должны быть ублюдками?.. С какой стати?.. Один, например, покупает и тащит в свой дом сразу два дорогих ковра, и никто не спросит его: ай, милок, сколько же ты получаешь зарплаты?.. У него зарплата - двести рублей в месяц, а он вдруг покупает за две тысячи два ковра, вешает их на стену и кейфует под ними на кровати. Нам же, упаси аллах, стоит купить какой-нибудь плохонький грубошерстный паласик, постелить его у печки, под ноги, в сторонке, как тотчас этот бедняцкий палас превращается в людском воображении в огромный ковер-самолет, взлетает к небесам, все смотрят, задрав головы, придерживая шапки, и говорят: смотри, смотри, вот живет!..
      Голос Нейматуллаева задрожал от обиды.
      Субханвердизаде уже давно догадался, кто распек Бесирата, однако нарочно прикидывался непонимающим.
      - Так кто все-таки покритиковал вас, кто говорит, что вы не люди? Объясни по-человечески.
      - Есть такие, товарищ Гашем, говорят... И даже еще кое-что похлестче этого говорят. Говорят нам: вы - черви, разъедаете здоровый советский организм!.. Скажите, товарищ Гашем, можно ли больше оскорбить, принизить человека?.. Если нас и впредь будут так обзывать, уверяю вас, мы, торговые работники, окажемся в сумасшедшем доме. Клянусь аллахом, клянусь честью, если бы в этой глуши был сумасшедший дом, я бы давно уже помчался туда, пританцовывая. Скажи, дорогой, можно ли так шельмовать честного человека?!
      Худакерем Мешинов не выдержал, заговорил возмущенно, жестикулируя:
      - Всему есть предел, Гашем!.. Нельзя так измываться над человеком. Если этот сукин сын Бесират проворовался, жульничает - арестуйте его, дайте, его мне, я самолично шлепну его, поставлю подлеца к стенке, пущу в расход!.. Расстреляю, не посмотрю, что мы с ним делили хлеб-соль. Не было случая, чтобы моя рука дрогнула, когда передо мной стояли враги революции.
      Нейматуллаев съежился, смертельно побледнел. Глаза его были полны страха. Субханвердизаде, взглянув на него, усмехнулся:
      - Будет, Худуш, не пугай человека.
      - Я не пугаю его, Гашем. Я говорю то, что думаю. Ты же знаешь меня. Я Худакерем!
      Нейматуллаев простер руки к Мешинову, простонал жалобно:
      - Вот, полюбуйтесь!.. И это говорит мой лучший; друг, испытанный большевик...
      - А что же я должен говорить, дорогой мой?.. Могу ли я говорить иначе, если какой-то сукин сын ворует, расхищает госу дарственное достояние?!..,.
      - А я считаю, ты должен говорить иначе. Ты должен говорить о несправедливости и справедливости... Ты должен говорить о том, что мы существуем только благодаря тому огромному, как гора, уважению, каким пользуется на торговой базе вот этот человек!.. - Нейматуллаев кивнул на Субханвердизаде: - Ты должен говорить о том, что благодаря авторитету этого человека мы получаем из центра миллионные кредиты... Ты должен говорить о том, что мы все всегда всюду живем благодаря покровительству нашего Гашема Субханвердизаде... А секретарь райкома что?.. Разве он помогает нам?.. Только отчеты требует. Можно ли так обращаться с людьми?.. Эдак и камень не выдержит - расколется!.. От него нет никакой помощи - только брань, только и слышим: ступайте повесьте себе на шею бусинку от сглаза!
      - Какую там еще бусинку? - полюбопытствовал Субханвердизаде. - Что за бусинка?
      - От дурного глаза, говорю.
      - Неужели он так шутит?
      - О, не то еще было!.. Я рассказывал ему о некоторых достижениях нашей торговли, указал меры для ее будущего прогресса, обрисовал положение - все как есть. Он слушал, слушал да и говорит: вас могут сглазить! Говорит: повесьте на двери конторы райпотребсоюза бусинку от дурного глаза... И предупредил еще: только смотрите - берегитесь, Мешинов ударит по вас из пистолета...
      - Из какого пистолета?.. - вскипел Мешинов. - Какое он имеет право оскорблять меня?
      - Под пистолетом, возможно, он имел в виду твое Общество безбожников, я так думаю. А может, намекал на то, что ты Способен совершить террористический акт... Кто знает?..
      Мешинов побагровел, взорвался, как бомба:
      - Да какое я имею отношение к торговле?! Я - это я, Худакерем!.. Безобразие!..
      - Но ведь бусинка от сглаза - это предрассудок, суеверие... Потому он и лягнул тебя, - объяснил Нейматуллаев. - Этот человек всех задирает - направо и налево, никого за людей не считает.
      - Так он нас за людей не считает?! - Глаза Мешинова налились кровью, он поводил головой из стороны в сторону, как индюк перед дракой со своим собратом. - Значит, мы не люди?! Да как же это так?! За что мы боролись?! За что кровушку проливали?!
      - Да, нехорошо получилось, - вставил Гашем Субханвердизаде. Делая вид, будто нервничает, достал папиросу, закурил, покачал недовольно головой: Залез на ветку - зачем трясти все дерево?.. Зачем будоражить наш прекрасный район?.. Зачем сталкивать лбами людей?.. Нехорошо, очень нехорошо!.. Зачем трогать нашего героя?.. Худакерем Мешинов - это-имя!.. Его все знают - и наверху, и внизу. Все уважают его. В центре, в Баку, общество красных партизан организует доклады о нем, учит людей на его примере. Мы тоже гордимся тем, что в нашем районе живет революционер такого масштаба. Всем известно, другие районы завидуют, что у нас есть такой человек, Скромный, трудолюбивый, довольствуется самым малым. Куда пошлют - туда и идет, как солдат. Я не помню, чтобы он хоть раз отказался от порученного ему дела. Не было такого. Ты, Бесират, - иное дело... Торговля - штука хлопотливая, скандальная, запутанная, О твоих делах можно спорить. Но зачем трогать такого кристального человека, как наш Худакерем?
      Субханвердизаде незаметно подмигнул Нейматуллаеву: дескать, помалкивай! Он решил распалить Мешинова, вывести его из равновесия, натравить на Демирова. Это было сейчас весьма на руку обоим. Взбалмошный Худакерем Мешинов был способен попортить немало крови Демирову, отнять уйму времени, причинить ему порядком неприятностей.
      Субханвердизаде начал подливать масла в огонь:
      - Выходит, Бесират, Таир бросил камень и в огород нашего Худакерема? Так я понимаю?
      - Я же сказал вам, он никого не считает за людей, - ответил Нейматуллаев. - Ни-ко-го!
      - Не может этого быть, не верю, - актерствовал Субханвердизаде. Наверное, он пошутил... Неужели Таир позволил себе насмехаться над всеми почитаемым человеком?
      "Надо непременно натравить этого спесивого петуха на Демирова, - думал Гашем Субханвердизаде. - Вот и благоприятный случай, нельзя его упускать. Сейчас любой скандал в районе мне на руку. Мутить, мутить воду!.. В мутной воде, давно известно, легче ловить рыбу... Надо отвлечь внимание всех, особенно Демирова, от событий последних дней... В мутной воде можно поставить сеть - и никто не заметит... Как это говорится? На войне как на войне!.. Врага надо уничтожать и камнем, и пулей, и зубами, и словом!.. И даже бусинкой!.. Сегодня это бусинка - завтра пуля!".
      - Послушай, дорогой, - обратился он опять к Нейматуллаеву, - а что Таир хотел сказать, упомянув про эту бусинку от сглаза? В чем дело?..
      - Я думаю, кличку хочет дать человеку, - ответил Бесират, отлично поняв и одобрив в душе замысел Субханвердизаде. - Ведь у Худакерема нет никакого прозвища, все его так уважают! А Таир решил: дадим ему прозвище.
      - Какое прозвище?
      - Ну, как у многих. Знаешь, как у нас? Кто-нибудь скажет: пусть такой-то повесит себе на шею бусинку от сглаза... Хй-хи-хи!.. А потом все начинают: вон бусинка идет!.. Вон бусинка остановилась!.. Бусинка сказала!.. Бусинка то, бусинка се!.. Ясно?.. Словом, был человеком, а стал бусинкой.
      Глаза Субханвердизаде изобразили изумление:
      - Да как это можно?! Превратить знаменитого человека, эту великую гору, в какое-то женское ожерелье?! Можно ли такое допустить?! Это же безобразие!
      - Смысл, Гашем, конечно, тебе ясен, - вставил Нейматуллаев. - Ты понял, да?.. Этим Таир как бы хочет сказать: я тебя, Худакерем, ни во что не ставлю!.. Ясно?.. Ведь так, а?
      Субханвердизаде покосился на Мешинова. Тот сидел мрачный, насупив брови.
      - А может, Таир и не говорил ничего... - нарочно мягко проворковал Субханвердизаде, будто бы желая утешить Худакерема; он был уверен, что его тон и слова произведут совсем обратное действие. - Дорогой, не принимай близко к сердцу. Не придирайся ты к его словам, будь выше. Ведь мы знаем тебя. Ты Худакерем! Наш Мешинов! Плюнь!.. Оставь!.. Не обращай внимания, дорогой! Я просто поражен... Какая бусинка?.. Какое ожерелье?.. Что за чертовщина?! Плюнь, плюнь!.. Что тебе?.. Честное слово, выбрось из головы. Не думай ни о чем. Не придавай значения. Плюнь!..
      - Нет, Гашем, я не могу оставить этого так.
      - Конечно, с другой стороны, и оставить это так, без последствий, вроде бы нельзя. Не знаю, что и делать... Говорят: плюнешь вверх - усы, плюнешь вниз борода. И все-таки мой совет - плюнь, да! Не обращай внимания.
      - Нет, не могу. Я не такой, Гашем. Я не могу проглотить эту ядовитую отраву... Выпить добровольно стакан яду?! Нет!.. Я капельки ядовитой не возьму в рот. А ты - плюнь!.. Моя честь - без единого пятнышка, я смело, открыто смотрю людям в глаза... Мне бояться нечего, я не сделал ничего такого, что могло бы бросить тень на меня... Я не какой-нибудь ворюга торгаш, я революционер!.. Разве ты не знаешь, что я работал под этими полами, а не на них!.. Я - подпольщик!
      - Разумеется, мы все это знаем, - поддакнул Гашем Субханвердизаде. - Ты революционер! Народ знает тебя.
      - Но я, Гашем, не могу допустить, чтобы кто-то потешался надо мной... Я не допущу, чтобы из меня сделали посмешище. Не быть этому!.. Я - это я!..