— Верно, есть такое… Ну что ж, тогда давай у него самого и спросим. — Элгартис щёлкнул пальцами и коротко распорядился подбежавшему слуге привести нового повара.

— Анмист вошёл в кабинет не в поварском костюме, что ему выдали во дворце, а в своей обычной одежде. Это, конечно же, не ускользнуло от внимания регента и его проницательного шута. По сути, это уже было началом разговора.

— Сядь рядом, — распорядился регент.

— Но, светлейший, при моём положении это было бы дерзостью.

— Не большей, чем спорить со мной. Этого я не люблю. — Элгартис указал рукой перед собой на место за столом. — Я освобождаю тебя от цепей смирения и почитания чинов. Они ведь не слишком для тебя привычны.

— Если светлейшему угодно говорить со мной, как с равным, то я осмелюсь спросить, понравилась ли ему моя сегодняшняя работа? — спросил Анмист, садясь на указанное место.

— Да! — коротко ответил за Элгартиса шут.

— Готовить ты, несомненно, умеешь. Но сдаётся мне, — продолжил регент, — что ты такой же повар, как я водовоз.

— А я — жрец Пещеры Света, добавил Маленький Оратор.

— Одним, словом, твоя поварская работа — лишь прикрытие для достижения своих целей. Верно? — зеленовато-ореховые глаза Элгартиса смотрели на Анмиста в упор.

— Ты прав, светлейший. Я не смею тебе лгать.

— Ну так говори.

— Мы слушаем, — подхватил шут.

— Страна в опасности, светлейший. Это мало кто пока понимает… — заговорил Анмист, немного опустив голову. — Идёт брожение умов, и грядут большие перемены… этот Пророк Света…

— Ты говоришь об этом Айерене из Тандекара, прозванном Фервурдом? — вступил Маленький Оратор. — Его сегодня взяли под стражу и посадили в городскую тюрьму за святотатство, возмущение народа и оскорбление древнего Закона. Завтра будет дознание.

— Ты приказал его арестовать? — изумлённо спросил Анмист правителя.

— Это господин Бринслорф постарался. Всё ему неймётся… Но этот самый пророк сам нарвался. За такие дела любого арестуют. Тут даже я мало что могу сделать. Бринслорфу твой пророк не нужен. Это наши дела… Он хочет всполошить народ и вызвать меня на определённые действия. Но это — не твоя забота.

— Светлейший! Сейчас очень многое зависит от судьбы этого Айерена. Может быть, судьба всей страны.

— Тебе-то что до него? Да и до судеб страны? — ухмыльнулся регент. — У тебя ведь своё на уме, не так ли? Или, может быть, ты сам уверовал в его учение?

— Я знаю одно, светлейший. То, что проповедует этой Айерен, — не простые байки для неискушённых умов. За ним стоит сила. Сила будущего. И тот, кто пойдёт наперекор этой силе, будет сметён и проклят потомками. Неужели тебе безразличен суд потомков?

На лицо регента упала тень угрюмости. Ухмылка осталась на его губах, но взгляд исподлобья стал тяжелей и напористей.

— Не будь ты в прошлом учёным монахом, я бы назвал твои слова безответственным вздором, — промолвил он, наконец, — но, возможно, в них есть свой резон. Возможно…

— Казнь этого человека покрыла бы тебя позором. И хоть истинным виновником его смерти был бы Бринслорф, осуждение и злословие падёт на твою голову, ибо ты правитель государства.

— Выходит, ты печёшься о моей репутации в глазах потомков? Как трогательно!

— Э-э, братец, темнишь! Что-то тебя связывает с этим самым Айереном! — шутливо грозя пальчиком, протянул Маленький Оратор.

— Да, наши судьбы связаны одной нитью. Но куда ведёт эта нить, никто не знает.

— Хм… И чего же ты хочешь? — спросил регент.

— Светлейший! Позволь мне поговорить с Айереном. Это ведь не только моё дело. Если он — не истинный пророк, то ты должен об этом знать.

— Ты уверен, что сможешь это определить? — последовал вопрос регента.

— Да, уверен.

— Что ж, — проговорил Элгартис, немного подумав, — тюрьма — это конечно, не место для учёных бесед, и охрана там вся из людей Бринслорфа. Но я устрою тебе встречу с ним. Сегодня ночью. А потом ты подробно передашь мне ваш разговор. Ну, а дальше — посмотрим… Всё. Можешь идти.

Анмист встал из-за стола и, с поклоном, вышел.

— О чём же ты так мучительно задумался, глупейший из мудрейших? Не иначе как о телятине с грибами!

— Тебе бы всё зубоскалить… Не ходи за мной, — буркнул Элгартис, поднимаясь с места. — Как думаешь, можно доверять этому малому? — спросил он шута, обернувшись у самой двери.

— Пока можно! — ответил тот, не отрываясь от еды и деловито забираясь с ногами на стол.

— Ну-ну…

Распустив знаками слуг и охранников, регент направился в галерею гробниц. Это было едва ли не самым тихим и уединённым местом во всём дворце. Сюда Элгартис приходил, когда поток нескончаемых государственных дел становился невыносимым и не было сил больше видеть физиономии придворных чиновников, секретарей, жрецов, писцов и всех прочих бесчисленных обитателей дворца. Кроме того, иногда гробницы императоров давали ответы на мучившие его вопросы. Иногда, но не всегда…

Сегодня в галерее гробниц было как-то особенно светло. Поэт назвал бы игру бликов на разноцветных камнях праздником осеннего солнца. И воздух был в этот день как-то особенно чист и прозрачен. Но Элгартис не был поэтом. И мысли его были заняты другим.

«А что, если он прав и сейчас происходят важнейшие события за все годы моего правления?» — размышлял регент, разглядывая высящееся над его головой помпезное надгробие. «Сделают ли мне такое? — кольнул ехидный вопрос. — Приравняют ли меня к императорам, или запишут во временщики? Во временные гости на корабле власти?»

Элгартис перешёл к другой гробнице. Гулкие шаги звучали завораживающе. Казалось, что в какие-то особо важные моменты древние императоры, чей прах хранился в глубинах каменных тел гробниц, принимали его, Элгартиса, за своего и говорили с ним, как с равным. Но сегодня они, похоже, решили молчать. В задумчивости правитель Алвиурии переходил от одной гробницы к другой. Да, здесь отступала суета и мелкие мысли. Но и та волна, что исходила от последней обители древних императоров, была тяжела. Чересчур тяжела…

Бездумно проведя рукой по гладкому камню надгробного монумента, Элгартис медленно двинулся дальше, продолжая слушать звук собственных шагов. «Как распознать за текучей обыденностью поступь великого? Как узнать, что забудется назавтра, а что останется в веках?» — мучительно размышлял он, подходя к знаменитой гробнице императора Лингреста II. Этот надгробный памятник разительно отличался от всех остальных. Он представлял собой большую скульптурную композицию, изображающую похоронную процессию. Фигуры располагались спиралью в четыре кольца. Впереди шествовали прямые, словно застывшие фигуры тасгиндов — слуг демонов загробного мира. Устремлённые вперёд, в своих длинных гладких плащах, они будто не чувствовали тяжести несомого на плечах гроба с телом императора. А за ними, словно исполняя магический танец, следовали образы добродетелей и пороков покойного. Чередуясь между собой, они будто вели между собой беззвучный спор жестов и поз. Рассудительность и жадность, великодушие и злопамятность, отвага и безрассудство в соседстве с демонами и духами человеческих страстей сливались в равновесный круговорот сущностей, завораживающий своей внутренней экспрессией. Каменные фигуры первых трёх колец спирали стояли прямо на полу, словно приглашая присоединиться к их танцу. А образы четвёртого, самого малого кольца, последовательно уменьшаясь в размерах, постепенно уходили в землю: по колено, по пояс, по грудь и далее. В самом центре спирали над уровнем пола едва виднелось странное маленькое существо, мучительно вылупляющееся из земли на поверхность. Это был образ не успевшего проявиться свойства души, ещё смутного, бесформенного и не определившегося. Существо протягивало руку в сторону несущих гроб, словно пытаясь их остановить. Так начало связывалось с концом… Некоторые трактовали смысл памятника иначе. Говорили, что фигуры изображают земные дела императора, а маленькое существо в центре спирали — это образ замысленных, но не осуществлённых свершений. А ещё говорили, что ваятель Дорвилсаф, создавший пятьсот лет назад это необычное надгробие, сам общался с демонами, и они наказали его безумием.

Как бы то ни было, на эти фигуры можно было смотреть бесконечно. Теперь Элгартису виделось в них что-то зловещее. Они, казалось, смеялись над ним. И даже сам лежащий в гробу с обращённым вверх лицом император лишь только изображал безучастное спокойствие. Нет! Сегодня духи мёртвых императоров явно не намерены были ему помогать. Стряхнув мучительную задумчивость, Элгартис решительным шагом направился к выходу из галереи, где его, уже переминаясь с ноги на ногу от волнения, поджидали два младших дворцовых распорядителя.

— Светлейший! Доклады секретарей…

— Светлейший! Его величество спрашивает…

— Здесь не положено разговаривать. Доложишь по дороге, — бросил на ходу регент, оставляя за спиной две склонившиеся в подобострастном поклоне фигуры.

Дворцовая жизнь продолжалась.

Был уже поздний вечер, когда Анмист под видом судебного чиновника проник в городскую тюрьму. Когда охранник отворил дверь в камеру, Анмист почему-то испытал неожиданное и давно забытое чувство волнения. Что-то внутри проснулось и щемящим чувством необратимости каждого шага и каждого слова указало ему на особую значимость всего происходящего. Подумалось даже, что сидение в тюрьме должно избавлять от этого чувства. Усмехнувшись про себя, Анмист вошёл в тёмную камеру.

— Он здесь один? — полушёпотом спросил он охранника.

— Один.

— Прекрасно… Не шуми дверью.

Когда дверь за охранником закрылась, единственной светлой точкой в камере осталась едва тлеющая в уголке свечка. Она совсем не давала света, и Анмисту пришлось немного постоять у двери и подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Наконец, он стал различать полулежащую фигуру арестованного, притулившуюся на грубой деревянной лежанке возле окна. Анмист неслышно подошёл и присел рядом. «Вот этот убогий хилый человечек, которого я могу убить одним слабым ударом, но который знает то, чего не знаю я, и владеет тем, чем я не владею», — думал он, разглядывая спящего. И тут будто бес внутри проснулся. «А почему бы не решить всё сразу? Один лёгкий удар в переносицу — и всё будет кончено! И не будет того, кто стоит на моём пути. Не будет того, кто проживает мою жизнь и вместо меня владеет людскими душами!» Но разум осадил беса. Было совершенно ясно, что просто убить его означало бы проиграть по всем статьям. Разум Анмиста мог рассчитывать игру на много ходов вперёд и давно заготовил планы на будущее.

— Ты кто? — неожиданно спросил Айерен, не меняя позы, и вроде бы даже не открывая глаз.

Этот, казалось бы, простой и естественный вопрос застал Анмиста врасплох.

— Кто я…? Это долгая история… — проговорил он, сознавая, что и на самом деле НЕ МОЖЕТ ОТВЕТИТЬ, КТО ОН ЕСТЬ ТАКОЙ. — Во всяком случае, я не тот, кто ты думаешь, — вышел он, наконец, из лёгкого замешательства.

— Я думаю только то, что тебя привела сюда не служба, а своя собственная нужда, — тихо сказал Айерен, слегка поворачивая голову к собеседнику.

— Верно… Скажу больше. Я тот, кто тебя ненавидит. Ненавидит все твои слова и дела. Я тот, у кого ты забрал власть над душами.

— Тогда я знаю, кто ты. Небесный Отец предупреждал меня. Я чувствовал твоё присутствие. Всегда чувствовал… Ещё до твоего рождения. Ты ведь не стар.

— О, да! Я ещё довольно молод. И моя жизнь продлится намного дольше твоей.

— Моя жизнь скоро оборвётся. Так угодно Отцу. Тебе недолго осталось ждать.

— Ну, вот уж нет! Ты — мой враг, но кто сказал, что я ищу твоей смерти? Напротив, я хочу, чтобы ты жил долго. Как можно дольше! Ты удивлён? Что ж, я объясню…Ты думаешь, что, неся людям своё учение, ты делаешь своё дело, или дело этого самого своего Отца. Нет! Ты делаешь МОЁ дело. И чем дольше ты будешь его делать, тем лучше! Тем легче мне будет потом. Ты хочешь ввести своих единоверцев во Врата Света? Прекрасно! Води их туда! Удивляй и развлекай народ чудесами и фокусами. Но знай, что этим ты готовишь место для меня. Ты хочешь построить мир абсолютного добра. А абсолютного добра не бывает, поскольку без зла мир и минуты не простоит…

— Всегда нужно стремиться к самому большому, к самому высокому. А жизнь всё равно снесёт в сторону. Если стремиться к самой вершине, то, может быть, хоть немного поднимешься.

— Знаю я цену твоему смирению. Слышал… Ты возомнил, что можешь переделать мир. Но выйдет у тебя совсем не то, что ты хочешь. Чем грандиознее претензии на обладание истиной, тем грандиознее стоящая за ними ложь. Чем громче разговоры о добре, тем скорее они на деле переходят в свою противоположность. Ты ещё что-то говорил о равенстве людей. Уверяю тебя, как только среди победителей найдутся те, кто будет следить за соблюдением равенства, — а они найдутся мгновенно, уж будь спокоен, — наступит такое неравенство, какого ещё не видели под небесами. И всё это, между прочим, будет осенено твоим именем.

— Да, человеческая природа несовершенна. Но что остаётся нам, кроме как двигаться к её исправлению?

— Исправлению? Твоя вера не исправляет человеческую природу, а извращает и уводит её от своих естественных оснований. Можно бесконечно переделывать мир, оставаясь скотами! И те, кто идёт за тобой, и есть ленивые, слабые, тупые скоты! Скоты, мечтающие о загоне. Ты борешься с рабством тела и подсовываешь людям рабство души. Ты хочешь, чтобы люди собрали свои распылённые и рассеянные среди множества вещей духовные силы и направили их на исцеление своих душ. Но, направляя свои силы путём твоей веры, они, прежде всего, соберут в кулак всю свою злобу, всю свою месть, всю свою нетерпимость, все животные обиды маленьких людишек. Много-много маленьких никчёмных людишек, пока что не очень опасных поодиночке, соединят свои духовные силы где-то там на небе. И тогда польётся кровь за веру. И ты, именно ты, будешь символом этой веры. Вот за что ты борешься!

— Небесный Отец глаголет всем народам. И путь к нему открыт для всех.

— Да-да! И каждый народ сделает из твоего учения то и только то, ЧТО ЕМУ САМОМУ НУЖНО, то, к чему он внутренне готов и куда направляет его собственная природа. Не пройдёт и двадцати лет, а твои слова исказят так, что ты будешь волчком вертеться в гробу, если конечно, твой Отец не возьмёт тебя к себе на небо…

— Зачем ты говоришь мне всё это? — помолчав, спросил Айерен.

— Ты должен знать, что за тобой приду я. И моя власть над душами, в отличие от твоей, будет долгой. Очень долгой. Чем выше дерево, тем длиннее тень. Чем больше люди будут бредить твоими идеями добра, чем ревностнее они будут насиловать свою природу, исполняя твои невыполнимые заповеди, чем яростнее они будут отстаивать мир с мечом в руках, чем больше они будут убивать друг друга за нетвёрдость в вере и недостаточное милосердие, тем сильнее будет моя власть над ними. Ведь я — твоя противоположность! Твоя сила кормит меня. Ничего не поделаешь, мир стоит на равновесии начал. С этим, я надеюсь, даже твой Небесный Отец не поспорит.

— Да! Ты тот самый посланец тех сил, с которыми предстоит сразиться воинству Добра в конце времён.

— Опять ты за свои сказки… Давай лучше о деле. Не всем во дворце нравится, что ты тут сидишь. Не буду пока говорить, кому, но это люди очень серьёзные. Не хочу сказать, что удрать из тюрьмы будет легко, но если ты согласен немножко пошевелиться, я попробую это устроить. Терять-то тебе нечего…

— Я не согласен. Мне есть что терять. Пусть свершится то, что предначертано. Тебе этого не понять, хоть ты и очень умён. Я не стану молиться за твою душу перед Небесным Отцом, ею уже владеют другие силы.

— Вот видишь. Твой Отец не всемогущ и зло живёт само по себе, а не с его попущения. Сколько бы вы ни говорили о единстве, сколь бы ни склеивали распавшиеся половинки мира, его двойственность навсегда останется вашим проклятьем. Вы никуда не скроете эту двойственность и не скроетесь от неё сами. И в конце концов она вас погубит. И случится это гораздо раньше конца времён. Стало быть — суд и приговор.

— Стало быть, так.

— Ну, как знаешь. Во всяком случае, я постараюсь, чтобы твоя встреча с твоим Небесным Отцом произошла как можно позже. Ты ещё можешь сделать для меня много полезного.

— Люди всё равно не станут жить по твоим законам.

— Они уже живут по моим законам! — едва не крикнул Анмист, вставая с места.

— Выходит, ты меня превзошёл в стремлении навязать свою волю миру. А твои рассуждения были так красивы… Прошу тебя, дай мне покой. Завтра мне предстоит отвечать перед Большим Судом и Коллегией жрецов.

Анмист криво усмехнулся и направился к двери.

— Если хочешь продлить свою жизнь, вспоминай иногда, что ты тоже просто человек, — проговорил Айерен тихим голосом вслед уходящему Анмисту.