- Ага, понял. - Адольф Мирзоевич судорожно вздохнул. - А это... эмм... А сколько я тебе денег дал - помнишь?
      - Дык - восемь рублев, - удивилась бабка. - У меня склероза нету, родимый, - ты что это?!
      - А ты мне сколько отдала? - не унимался Пульман. - Сколько сдачи?
      - Дык... всю выручку, что за полдня наторговала, - как ни в чем не бывало сообщила бабка - будто это были вовсе не ее деньги, кровно заработанные.
      - Зачем же ты мне всю выручку отдала? - очень тихо спросил Адольф Мирзоевич. - Или не жалко?
      - Дык - закон вышел! - Бабка сердито пожала плечами и нахмурилась. - Указ президентский: всю выручку с картошки плешакам отдавать. А ты как раз и есть плешак. И вообще - чего ты ко мне приколупался, родимай? Шел бы себе...
      - Хорошо, бабуся, - сдался Пульман. - Хорошо... Вот что, я сейчас отойду, а ты, как только я подойду к выходу, три раза хлопнешь в ладоши и тут же забудешь про наш с тобой разговор. А деньги ты потеряла. Ферштейн?
      - Ладно, - спокойно согласилась бабка.
      Пульман трусцой припустил к рыночным воротам и у входа воровато обернулся: бабка, провожавшая его пристальным взглядом, три раза хлопнула в ладоши и с видимым безразличием отвернулась. Спустя несколько секунд правая рука ее привычно скользнула в карман, и тут произошла метаморфоза: лицо торговки мгновенно приняло озабоченное выражение, она начала суетливо рыться в переднике, что-то причитая и горестно пожимая плечами.
      - Ну-ну, - озадаченно пробормотал Пульман. - Чертовщина какая-то...
      Отойдя подальше, он остановился и украдкой пересчитал добытые средства. Получилось немногим более двухсот новых рублей.
      - А проверим-ка мы это дело, - недоверчиво буркнул себе под нос Адольф Мирзоевич, озирая окрестности в поисках очередного объекта воздействия. Внимание психотерапевта привлек крайний в ряду ларек с импортной дребеденью, возле которого никого не было. Подойдя поближе, Пульман разглядел в окошке видимую треть смазливой молодой бабенки, которая от нечего делать пилила ногти.
      Стараясь дышать как можно ровнее, Адольф Мирзоевич мелкими шажками начал приближаться к киоску, прогоняя в уме возможные последствия своего последующего действия.
      - Ты одна, красуля? - затаив дыхание, поинтересовался он, приблизившись на дистанцию, исключающую отступление, и тут же мучительно покраснел: с барышнями, тем более молодыми и смазливыми, он разговаривать стеснялся, поскольку остро ощущал при этом свою неполноценность.
      - Ну, одна, - грубо ответствовала барышня, одарив вопрошающего крайне недружелюбным взглядом. - Чо хочу?!
      - Хочу, хочу, - уверил ее Пульман. - Ну-ка, быстренько... эмм... На окошко нацепи табличку "Обед", а меня... эмм... впусти к себе. Живо! Выговорив наконец эту мучительную тираду, Адольф Мирзоевич страшно напрягся и уж было изготовился заискивающе разулыбаться и немедленно драпануть - ведь эта особь с явно выраженными чертами рыночной хищницы от безобидной бабки сильно отличалась и вполне могла разродиться страшным скандалом с далеко простирающимися последствиями типа экстренного вызова плечистых пацанов из Центральной бригады или еще чего-нибудь в том же духе.
      Особь на секунду задумалась, затем выставила табличку, сама, безо всякого дополнительного распоряжения, задернула шторки на окне и распахнула дверь, впуская гостя. Переступив через порог, Адольф Мирзоевич севшим от напряжения голосом прохрипел:
      - А теперь запри дверь, красуля, - что было немедленно исполнено. Обозрев интерьер. Пульман заметил, что у хищницы все в норме, как положено экземплярам данного разряда: грудь торчком, ноги от ушей и задница - в обхват. - Эээ... ммм... - От волнения у него затряслись руки, а сердце забухало о грудную клетку мощными скачками, грозя в любой момент выскочить наружу. Эмм... У тебя того... это... ну - венерические заболевания есть? Нету? выдавил он через силу и покраснел - стыдно стало отчего-то.
      - Ага, нету, - утвердительно кивнула барышня и не в тему добавила: - Я с кем попало не трахаюсь - Вовец башку оторвет! Это у него моментом.
      - Ага, ага... эмм... - Пульман пристукнул кулачком о прилавок. - А у тебя... эээ... того - сейчас месячных нету? - и не то чтобы покраснел, а даже побагровел от напряга.
      - Нету месячных, - отозвалась барышня, в отличие от него ничуть не смутившись.
      - Тогда вот что... Вот что... эмм... - Пульман наконец собрался с духом и теперь уже отчетливо выпалил: - Я очень-очень - ну просто невероятно красивый и страшно сексапильный мужик! Два метра ростом, могучие плечи, огромный член - просто невероятно огромный! Я тот, о ком ты мечтала всю свою сознательную жизнь! Поняла? Я - твой идеал! И вот - я здесь... Ты поняла?
      - Да, поняла, - прошептала барышня и вдруг тяжко задышала - прямо так, без перехода, словно ее три дня вхолостую ласкали по чем попало и не давали заполучить оргазм. Крепко вцепившись в худые психотерапевтические плечи, распаленная торгашка страстно прорычала: - Любый мой! О-о-о-о! - и залепила узкий рот обольстителя смачным поцелуем, тут же принявшись тереться о Пульмана всеми своими ухищрениями.
      - Ax... Ax... Ax... - еле высвободив рот, Пульман судорожно глотнул воздуха и с огромным трудом пристроил дамочку на прилавок - благо тот оказался совсем невысоким. - Щас-щас... щас... - Трясясь от возбуждения, Адольф Мирзоевич кое-как разоружил потный лобок извивающейся страдалицы и, изловчившись, с всамделишным рыком вставил свое малокалиберное орудие в огнедышащую расщелину, отметив мимоходом, что для первого раза получилось довольно сносно.
      - У меня огромный - невероятно огромный член!!! Ты получаешь колоссальное удовольствие! Просто фантастическое удовольствие! Я самый страшный половой гигант - я просто маньяк! Я - тот, кого ты ждала всю жизнь! - заполошно выкрикнул он и быстро-быстро задергал тазиком - словно отбойный молоток заработал.
      Буквально через пятнадцать с половиной секунд с момента проникновения последовала разрядка: Адольф Мирзоевич дернулся, будто ударенный током, сладострастно крякнул и обмяк. А хищница, пластично зажав его ногами, задушенно взревела:
      - Ооооооаа-а-ауеее!!! Ах - ах - ax - оууу!!! Родимый мой! Я люблю тебя - люблю! О Чикатило ты мой! Чикатило... - и принялась исступленно обцеловывать адольфомирзоевическую мокрую плешь.
      Испуганно вырвавшись из жарких объятий, Пульман недоуменно уставился на распоясавшуюся красавицу:
      - Не понял! Кто-кто?
      - Чикатилллааа!!! - томно протянула хищница и вновь потянулась к Пульману. - Я о тебе всю жизнь мечтала! Режь меня, души меня - я твоя!
      - Но-но, полегче! - прикрикнул Пульман и опасливо отступил к двери, поспешно застегивая штаны. - Извращенка, блин... Ха! Все кончилось - нет никакого Чикатилы! Заправься - ничего не было у нас с тобой.
      - Ладно, - покорно согласилась извращенка, томно улыбаясь и профессиональным жестом вытягивая откуда-то из-под прилавка запасные трусики. У нас ничего не было...
      Адольф Мирзоевич поморщился, вдыхая аромат распаренного женского тела. Сейчас это получилось раз в пять хуже, чем при виртуозных актах мастурбации. Только страшное возбуждение и почти моментальная разрядка подлинного наслаждения не было вовсе.
      "Так себе... Слабое подобие левой руки", - отметил про себя Пульман, а вслух сказал:
      - Вот что, красотуля... Я сейчас отсюда выйду, а как закроется дверь, ты тут же забудешь, что здесь произошло. В общем, ты меня никогда в жизни не видела. Ферштейн?
      - Ага, - согласилась барышня. - Я тебя не видела. Ферштейн.
      - Ну и прекрасно, - пробормотал Адольф Мирзоевич и, немного посомневавшись, напихал в авоську с картошкой всяких дорогих нерусских дрянностей, что были на полках - сколько влезло. Затем выгреб из стола все имеющиеся в наличии деньги, рассовал их по карманам и покинул ларек.
      Хлопнув дверью, он некоторое время постоял рядом, прислушиваясь к своим ощущениям, затем подошел к окошку и постучал. Шторки разъехались в стороны, табличка "Обед" исчезла, и в оконном проеме показалось смазливое надменное личико.
      - Чего хочу? - высокомерно поинтересовалась продавщица, окинув невзрачную фигуру психотерапевта безразличным взором.
      - Во бляха-муха! - восхитился Адольф Мирзоевич. - Прям Мона Лиза, мать твою так! Такая надменность, такая величавость...
      - Чо хочу?! - с ноткой агрессии вопросила "надменность". - Говори или отваливай, чудик. Холодильника нет - напитки теплые.
      Адольф Мирзоевич хотел было возразить, что насчет холодильника "красуля" явно врет - пару минут назад он больно стукался костистой задницей о ручку "Аристона", каким-то чудом втиснутого в тесное пространство ларька и исправно гудевшего. Но тут же сообразил, что по сценарию ему таких вещей знать не положено, и перешел к делу.
      - А ты меня не припоминаешь, красуля? - хитро прищурившись, спросил он. - Ну-ка, присмотрись повнимательнее.
      Продавщица некоторое время подозрительно рассматривала психотерапевта, затем неуверенно предположила:
      - Ты не из РУОПА?
      - Не-а! - Пульман лукаво подмигнул барышне. - А ты подумай хорошенько, подумай...
      - К братве ты никаким боком... А! Ты кореш базаркома. Так? - почти утвердительно произнесла продавщица.
      - А вот и нет! - опроверг ее Пульман и торжественно заявил: - Я епарь-перехватчик! Ну что - не помнишь?
      - Чего?! Епарь?! - Барышня вдруг побагровела и взорвалась заливистым хохотом, - видимо, сообщение Адольфа Мирзоевича о своей принадлежности к такому славному отряду мужской половины человечества выбило ее из колеи. - Ой-ха-ха-ха!!! Ой, умру! У меня на твой размер импортный призер есть - как раз с руками и ногами залезешь! Башка только и останется - такая тыква ни в один призер не поместится! Ха - епарь! - Вдоволь насмеявшись, хищница внезапно рассвирепела и сурово посоветовала самозванцу: - Пошел отсюда, мудак, а то щас пацанов позову! Вали давай, недоделанный...
      - Ну-ну, - загадочно усмехнулся Адольф Мирзоевич, ничуть не обидевшись, и действительно пошел. Пошел вон с базара, неизвестно кому бросив напоследок: - Ничего... Теперь вы у меня все попляшете...
      Собственно, с того дня все и началось. Будучи совсем неглупым от природы, психотерапевт первым делом внимательно изучил всю попавшуюся под руку литературу, так или иначе раскрывающую суть аномальных явлений, аналогичных тому, которое приключилось с ним. Разобравшись с теорией и всесторонне проанализировав ситуацию, он не стал приписывать свой внезапно свалившийся невесть откуда дар благодати божьей, а запросто увязал данный факт с ударом молнии - иного разумного объяснения в обозримой видимости не обнаружилось.
      Покончив с теорией, Пульман взял отпуск за свой счет и что-то около месяца развлекался на разные лады, опробуя чудо на практике и систематизируя накапливаемую информацию. Получалось довольно сносно, если не учитывать маленький нюансик: чудо оказалось не стопроцентным. И хотя очень многие подопытные в самом начале контакта добросовестно впадали в гипнотическое состояние и делали все, что было приказано, но некоторые особи как мужеска, так и женска пола влиянию Пульмана не желали поддаваться вовсе. Данных товарищей Адольф Мирзоевич отклассифицировал как особым образом организованный отряд типов. Это были сильные волевые люди, привыкшие командовать другими и обладающие мощным морально-психологическим потенциалом, позволявшим им превалировать над остальными. К большому прискорбию, чаще всего именно эти товарищи сидели у рычагов управления обществом и своим нежеланием подвергаться охмурению со стороны психотерапевта пассивно мешали ему стремительно взлететь на самый верх лестницы благополучия. Несколько раз обмишулившись, он немного погоревал и через определенное время с начала своей исследовательской деятельности вывел систему отбора объектов воздействия и стал работать более тонко, с научным подходом. К счастью, в любом учреждении находились товарищи, легко впадающие в гипнотический транс, стоило новоявленному Кашпировскому глазом моргнуть. Оставалось лишь умело определить тип очередного подопытного и степень его внушаемости - а это Адольф Мирзоевич, слава богу, умел делать в совершенстве - недаром столько лет общался с шизоидами.
      Решив, что развлекаться мелкими пакостями он будет беспредельно долго, Адольф Мирзоевич ошибся. Уже через два месяца ему наскучило пробавляться обкрадыванием ларьков, скоротечными совокуплениями с разнообразными дамами, поддающимися его влиянию, и вялотекущим улучшением своего общественного положения. За эти два месяца психотерапевт, манипулируя различными чиновниками, умудрился занять пост заместителя заведующего клиникой, переехал в трехкомнатную квартиру улучшенной планировки, пристроил глуховатую маман в привилегированный дом престарелых и все чаще стал подумывать о своем месте в обществе.
      Надо было определиться в плане дальнейшего функционирования и наметить пути последующего продвижения по лестнице общественного положения. В процессе раздумий Пульман приобрел компьютер последней модификации, научился на нем работать и зарегистрировался в сети Интернета, рассудив, что для персоны вселенского масштаба, каковой он себя вполне искренне почитал, компьютер необходим как воздух: во всех зарубежных фильмах эти самые персоны то и дело чего-то там небрежно наяривали на клавиатуре - в перерывах между заседаниями сената, перестрелками и многочисленными любовными актами на лоне природы.
      Кратко сойдясь с компьютером и получив доступ к сети, Адольф Мирзоевич начал накапливать информацию и систематизировать ее по различным категориям: прежде чем определиться в плане направления дальнейшей деятельности, он, будучи прагматиком, решил всесторонне изучить ситуацию, дабы не впасть в заблуждение и не пойти по ложному пути.
      Не прибегая к помощи сильнодействующих нейролептиков и орудиям пыток, он за довольно короткий промежуток времени побывал везде, где только можно: вознесся наверх и прошелся там туда-сюда, походя узнав все, что требовалось, затем опустился на самое дно общества и вдоволь поползал там по темным закоулкам. Вскоре наш скромный психотерапевт обладал таким количеством информации, которое вряд ли по силам добыть десятку следственных бригад из самых серьезных ведомств. Все более-менее выдающиеся личности, проживающие в Ложбинске и его окрестностях, нашли место в памяти компьютера новоявленного исследователя - далее Ложбинской области его чаяния пока что не простирались, поскольку Пульман прекрасно осознавал правоту народной мудрости: не сразу Москва строилась, и всему свое время. Да, надо заметить, что Адольф Мирзоевич при сборе информации отдавал предпочтение фактам самого негативного характера: можете мне поверить, никто из господ, являющихся объектом его пристального внимания, совсем не обрадовался бы, узнав, что на них имеется такое вот однобокое досье нештатного свойства.
      В процессе данной работы Адольф Мирзоевич с удивлением обнаружил, что ранее пребывал в неведении относительно ситуации, сложившейся в обществе. До этого психотерапевт существовал в замкнутом узком мирке: дурдом, хрущоба, дорога туда - обратно. А тут перед ним открылись такие дебри! Вот уж права старая пословица, которая гласит: "меньше знаешь - лучше спишь". Страшные истины разверзлись перед исследователем, волею случая выкарабкавшимся из своего тесного мирка. Оказалось, например, что все, кто чего-то покупает в различных торговых учреждениях, исправно платят дань разномастному рэкету во всевозможных его проявлениях. Получалось - грубо, конечно, - что если бы этот рэкет аннулировать, то бутылка водки, палка колбасы или растаможенная иномарка, а также любой другой продукт общественного спроса стоили бы вполовину дешевле!
      В Ложбинской области рэкет был представлен в виде хорошо организованных бригад, которые контролировали все имевшиеся в наличии "земли" и виды деятельности, где что-то продавали, перевозили, приобретали, а также удовлетворяли тем или иным способом какие-то пагубные страсти широких масс. Иными словами, рэкет господствовал везде, где присутствовала любого рода деятельность, дававшая хоть какую-то прибыль.
      Бригады состояли из неслабо вооруженных людей спортивного телосложения, которые обладали специфическими навыками, не желали трудиться в поте лица, но хотели хорошо жить. Эти товарищи, в свою очередь, содержали "крышу": представителей правоохранительных органов, чиновников и деятелей разного уровня, от которых в этом мире что-то зависит. И так - по вертикали, от цветочного ларька и пайки анаши - до самого верха, куда и смотреть-то страшно, голова может закружиться! Поскольку бригады хорошо кормили чиновную "крышу", эта самая "крыша" была кровно заинтересована в их прилежном функционировании и неприкосновенности со стороны закона, а потому, сами понимаете, блюла интересы членов "бригад" и не давала их в обиду. Получался замкнутый круг: те зависели от этих и наоборот, а все они совокупно сосали кровь из народа, серой скотинки.
      Данное обстоятельство поразило Адольфа Мирзоевича, и существующий порядок вещей показался ему чудовищно несправедливым и порочным. Выходило, что за деньги можно все купить и от всего откупиться. Закон, декларативно одинаковый для всех, на самом деле был суров только к народу, серой скотинке, для привилегированной касты рэкетиров его не существовало вовсе.
      Справедливости ради надо заметить, что изначально Адольф Мирзоевич отъявленным негодяем не был - даром, что маленький и вредный уродился. Ознакомившись с хитросплетениями общественного уклада, имевшего место на настоящий момент, он глубоко возмутился и вознегодовал.
      И, повозмущавшись вволю, скоропалительно решил бросить все силы и вновь обретенный талант на борьбу с существующим порядком вещей. Как водится у прагматиков, Пульман тут же начал разрабатывать план борьбы и продумывать методы его претворения в жизнь. Вскоре, однако, перед плановым борцом всплыло несколько ма-а-а-алень-ких нюансиков, которые поставили его в тупик, заставив переосмыслить первоначальный порыв, бывший скорее следствием всплеска здорового социального негодования, нежели проявлением жизненной позиции.
      Во-первых, он безумно хотел быть лидером. Что с того, что он маленький и уродливый, - разве судьба не подбросила ему необычный дар, ставя тем самым в исключительное положение? История знавала немало случаев, когда товарищи с аналогичной антропометрией - и без всякого дополнительного таланта, между прочим, - становились значительными политическими фигурами мирового масштаба и некоторое время неплохо держались. А уж с талантом - сам бог велел!
      Итак, Адольф Мирзоевич желал быть лидером. И не просто лидером, а самым-самым, сверх всяких понятий, короче - супер! Этого требовало его ущемленное самолюбие, которое предписывало каким-то образом компенсировать длительный моральный аут, в каковом психотерапевту пришлось пребывать большую часть сознательной жизни. Попрать все общественные понятия о ценностной значимости отдельно взятого индивида, как следует из исторической практики, можно было только в одном случае: необходимо было вознестись на невиданную высоту, где внешний вид не играет роли, а имеют значение только положение персоны и неограниченная власть над остальными особями низшего разряда.
      Помимо этого, Адольф Мирзоевич страстно мечтал, чтобы его любили, благоговели перед ним, преклонялись и вполне искренне восхищались его исключительностью - следствием необычайной одаренности. Тут как раз, весьма некстати, банк "Империал" погнал по ящику очередной рекламный клип - помните, может быть, такой - про императора Конрада, который гордо ходит себе среди своих железных воинов - этакий всемогущий повелитель и судьбоносный тиран. Так вот - разгуливает он себе среди воинов, а из крепости выходят разнообразные телки в хорошей одежде: Конрад разрешил им с миром удалиться и затрать с собой самое ценное, что могут унести на себе. А они, дуры недоделанные, тащат на закорках травмированных мужиков в железяках. Представляете?!
      Этот клип посеял в душе Адольфа Мирзоевича страшное смятение. Ему отчаянно захотелось быть таким, как этот Конрад: надменно гулять туда-сюда среди бесстрашных воинов, готовых по легкому мановению монаршей длани ринуться в атаку. Он неоднократно представлял себе, как бы смотрелся в роли Конрада. Если приклеить парик и надеть туфли на высоких каблуках, получалось очень недурственно. Вот только с телками он поступил бы несколько иначе - не отпустил бы их на все четыре стороны, как это сделал туповатый и сентиментальный Конрад, растрогавшийся видом дворянок, прущих на себе мужей. О-о-о, Адольф Мирзоевич прекрасно знал, как следовало с этими дамами поступить! Он бы приказал им сложить травмированных мужиков штабелем у стен крепости, а самих загнал бы в свой лагерь на пару часиков и там всех этих герцогинь Гревских и иже с ними во всех ракурсах - оп-па-па!!! У-дя-дя-дя!!! А потом пусть себе берут своих мужиков и тащат куда захотят. Только без железяк - железяки он приказал бы снять. И телкам легче, и стране польза - металлолом... Вот таким лидером хотел быть Адольф Мирзоевич - могучим, отважным и горячо тотально любимым.
      Во-вторых, как показывала историческая практика, для хорошей и продуктивной борьбы обязательно требовался солидный передовой отряд единомышленников, способный сплотить и повлечь за собой массы. Выйдя на это обстоятельство, Пульман здорово приуныл. Даже не будучи политологом, он прекрасно понимал, что создать такой передовой отряд в нынешних условиях никак не получится - будь ты хоть семи пядей во лбу и Владимир Ильич в квадрате. Все более-менее развитые и сильные товарищи пребывали по другую сторону баррикад; внушать им идею борьбы с ними же самими представлялось весьма проблематичным, а создавать передовой отряд из алкашей, дебилов, пенсионеров-маразматиков и затюрханных жизнью доходяг-трудоголиков Адольф Мирзоевич не желал, так как прекрасно понимал, что ничего хорошего из этого мероприятия не выйдет.
      Не привыкший сдаваться сразу, психотерапевт проявил упорство и полез копать проблему вглубь и вширь. Только он это сделал. При детальном рассмотрении проблемы во всех наличествующих аспектах вырисовывалось единственно верное и совершенно абсурдное с точки зрения здравого смысла решение. Требовалось куда-то деть (насовсем) примерно треть населения, причем делать это нужно было в масштабе всей страны, поскольку в отдельно взятом административном районе такая локальная акция успеха не имела бы: соседское отребье моментально ломанулось бы на освободившийся участок.
      Хорошенько поразмыслив, Адольф Мирзоевич пригорюнился. Будь у него в распоряжении даже целая банда аналогичных ему гипнотизеров - голов этак сотни в полторы, весь наклевывающийся объем работы они не потянули бы даже при наилучшем раскладе и всеобъемлющем энтузизизме.
      Пригорюнившись, Пульман впал в состояние прострации и некоторое время хулиганил: отлавливал в разных местах новых русских, подпадающих под воздействие его чар, и заставлял их безобразничать: голяком отплясывать на морозе, орать непотребности и совокупляться прилюдно самыми изуверскими способами; разлаживал работу госучреждений и коммерческих структур, посылая в разные места Российской Федерации вагоны с навозом и мусором и что-то еще в том же духе - долго перечислять, что там наворотила буйная фантазия зарвавшегося психотерапевта. Все эти причуды изрядно взбудоражили общественность Ложбинска и слегка развлекли скучающих обывателей.
      В процессе такого вот приятного времяпрепровождения Адольф Мирзоевич, скучавший долгими одинокими вечерами, прочел одну книгу, в которой набрел на избитую в общем-то мысль, никогда прежде ему в голову не приходившую. Разумеется, нечто в этом роде он когда-то где-то слыхивал и даже читал, но не обращал внимания - как-то не до того было. На неделю Пульман залег дома, даже в клинику перестал ходить, и всесторонне обдумывал вновь открывшуюся истину, примеривая ее на себя. А мысль была такова: "...Если мафию нельзя победить, ее нужно возглавить..."
      ГЛАВА 5
      Проститься с матерью Иван все-таки не успел, хотя сделал все, что от него зависело, чтобы прибыть на похороны вовремя. Добрался до блокпоста он на удивление без приключений. Машину Артура, как выяснилось, на территории "соседей" знает каждая собака - никто не посмел остановить их для проверки, так и прошелестели зеленым ходом до самой "нейтралки". И на бесланский вечерний борт тоже попал - браты не дали в обиду: дали водки, дали денег на дорогу; бэтээр дали с группой сопровождения, чтобы домчали капитана с ветерком и припугнули кого надо на аэродроме; дали в рожу назойливому молодому особисту, который при появлении Ивана в родных пенатах моментально пристал к нему и стал задавать дурацкие вопросы... Но после посадки борта в российском порту пришлось добираться на перекладных, потому и не успел, опоздал буквально на несколько минут...
      На кладбище была изрядная толпа. Иван, примчавшийся на такси из города, выгреб из кармана горсть бумажек, сунул шоферу, не глядя, и стал пробиваться к могиле, распихивая в стороны людские тела. Кто-то возмущался, кто-то удивленно охал - в основном расступались.
      Гроб уже начали засыпать землей. Возле свежей могилы стояли какие-то незнакомые, хорошо одетые люди - явно не местные. Поп Василий уже собрался уходить - дело было сделано. Иван с ходу прыгнул в могилу, гулко ударив кроссовками о крышку гроба, припал всем телом к обитым крепом доскам и завыл дурным голосом.
      Землю бросать перестали. Люди возле могилы тихо переговаривались.
      - Что за придурок?
      - Сын это - Иван...
      - А что такой? Тощой, оборванный... Бомжует, что ли?
      - Да не... Офицер. Все воюет... Не успел, бедолага.
      - Да, докатилась армия... Ну, телеграмму дал бы - придержали бы чуток... Что - трудно, что ли, телеграмму дать было?
      - Дак вот же...
      - Молчать!!! - дико заорал Иван, задрав заплаканное лицо вверх. Молчать, уррроды!!! Гвоздодер дайте! Бегом марш! Гвоздодер!
      Те, наверху, не на шутку переполошились. Начали метаться по краям могилы - кто-то пытался вытащить его, цепляя веревкой, на которой только что опускали гроб, кто-то уговаривал не делать глупости...
      - Гвоздодер! - непреклонно хрипел Иван, ловко вырвав веревку и бросив ее в могилу. - Крышку открою - посмотрю...
      - Чего смотреть-то, дурень?! Ты в своем уме?!
      - Посмотрю, как померла, - уперся Иван. - Знаю я эти запечатанные гробы... Цинк матери пришлют, она его хоронит, а потом сын с войны приходит... Или вообще - черт знает что в цинке... Гвоздодер, я сказал!!!
      - Святотатство, сынок, - свесилась вниз бородатая личина отца Василия. - Ну что ты в самом деле... Мамке твоей покою не будет... Чего смотреть? Вся деревня знает, как померла... Экспертизу делали - результат есть. Несчастный случай, стало быть...
      - Результат? - встрепенулся Иван. - Где результат?
      - Пошли, покажу. - Поп поманил его пальчиком. - А ну, хлопцы, лопату дайте! Пошли, покажу результат, у нас тут все чин-чинарем...
      Тут же кто-то протянул сверху лопату - Иван, поколебавшись, вцепился в черенок, и его в два смычка вытянули наружу.
      - Показывай, - приказал Иван, таращась на попа пустыми глазами. Где результат? - И крикнул стоявшим с лопатами могильщикам: - Не засыпать, рахиты! Щас вернусь - если что, смотреть будем. Я сам экспертизу проведу! Не засыпать - смотрите у меня!
      - Пошли, Ваня. - Поп приобнял парня за плечи и потащил с кладбища. Потом, оглянувшись, подмигнул стоявшим у могилы - засыпайте, мол...
      Обширный двор Иванова дома был заставлен столами, богато накрытыми персон на двести - не меньше. У столов суетились соседские бабки, не пожелавшие идти на кладбище: тут было дело поважнее - накрывать, хватать куски с блюд, втихаря пробовать водочку...
      - Ты куда меня привел, поп? - подозрительно поинтересовался Иван, брезгливо морщась при виде стаи бабок. - Пошли результат смотреть!
      - Да успеется, это у соседа, у Кольки-фелшара, - ласково пробормотал отец Василий, силком усаживая Ивана за стол. - Щас пойдем, погодь маленько... Пока толпа не налетела, быстренько помянем рабу божию Светлану посемейному...
      Иван встопорщился было, но поп уже набулькал в граненый стакан до краев, шепотнул скороговоркой, важно закатив глаза: "Грех, грех - что ты!" - и подтолкнул стакан к Ивану. Иван, не поморщившись, опрокинул теплую водку, закусил черным хлебом, вопросительно уставился на попа - тот манерно опорожнил небольшую стопочку и опять набулькал Ивану в стакан.
      - Ты че мне наливаешь по стольку? - возмутился Иван. - Споить, что ли, хочешь? Сам стопариком...
      - Мать-то - твоя, - благостно протянул поп. - Больше ж у тебя никого не осталось в целом свете - окромя дяди двоюродного. Но двоюродный - он и есть двоюродный... Давай! За упокой души рабы божьей Светланы - пусть земля будет пухом...
      Иван опрокинул и второй стакан. Поп, хитро сверкнув глазами, взмахнул бородищей, перегнулся - достал большую миску с голубцами, услужливо пододвинул Ивану. Тот нехотя отковырнул кусок, отправил в рот - и процесс пошел. Организм вдруг сам, помимо воли, напомнил, что давно не питался как следует и так поступать с ним нельзя. Буквально за две минуты Иван расправился с голубцами - желудок страшно урчал, негодуя на столь неучтивое обращение. Борода попа поплыла куда-то вбок, столы накренились - Иван вдруг потерянно улыбнулся, удивляясь неожиданно навалившемуся состоянию опьянения.
      - А ведь я пьян, поп, - заплетающимся языком сообщил Иван. - Вот ведь... С двух стаканов утащило... Споил ты меня! А что - экспертиза?
      - Тебе надо, надо тебе, - мудро проговорил отец Василий. - Немного расслабиться надо - а то смотри, совсем озверел, на людей бросаешься... Пошли к соседу - поговорим насчет экспертизы... если получится. - Встав из-за стола, он ухватил Ивана под локоть и повел к воротам, слегка придерживая - твердость походки воина была несколько утрачена.
      - А что - дядя? - вдруг встрепенулся Иван. - Ты сказал - дядя? Откуда дядя?
      - С города дядя, - пояснил отец Василий. - А вон - как раз едут.
      От кладбища к Иванову подворью неторопливо перемещалась толпа. Впереди по дороге пылил джип "Чероки" с тонированными стеклами - кто-то важный не желал идти пешком, хотя расстояние было незначительным. Джип притормозил у ворот, из него вышли четверо: стройный блондин лет под сорок с испитым бледным лицом, за ним здоровенный хмурый мужлан средних лет, а к нему придаток - двое хлопцев с квадратными плечами, бритыми черепами и насквозь дегенератскими рожами - без проблеска.