В результате этого нововведения Адольф Мирзоевич заслужил благоволение "блатных": поступления были регулярными и даже более солидными, нежели до того. Наряду с этим Пульман как-то неожиданно вырос в глазах "братвы": никого почему-то не встревожил тот факт, что ежемесячно пришлось отстегивать по 15 процентов от прибыли, а вот тот факт, что Пульман-душка освободил всех от уплаты в "общак" (беспрецедентный случай по масштабам Федерации!), отчего-то всех подряд воодушевил.
      Помимо всего прочего, Адольф Мирзоевич закрепил свой престиж ловкого "отмазчика": поработав определенное время с некоторыми представителями властных структур, он мог без особых трудов аннулировать любое уголовное дело, не требуя за это отдельной платы. И для этого вовсе не обязательно было гипнотизировать всех подряд оперов, следователей и судей, среди которых, кстати, подавляющее большинство не подпадало под прямое воздействие его чар. Нет, до таких мелочей Адольф Мирзоевич не опускался. Представители перечисленных категорий просто получали указание от своих начальников, которые, в свою очередь, получали команду откуда-то из верхних коридоров - порой совершенно немотивированную и абсурдную...
      В течение двух последующих лет Пульман всячески приумножал достигнутое и активно работал локтями, стремясь вверх по лестнице общественного положения. Отладив отношения с представителями криминалитета, он взялся за упрочение своего социального статуса. Очень скоро он стал директором клиники и - как-то вроде между делом, походя, - защитил кандидатскую на весьма специфическую тему закрытого характера "Прикладные аспекты психопатологии и их влияние на формирование современного гражданина цивилизованного общества". Рассмотреть в деталях все аспекты данного труда нам с вами вряд ли удастся, поскольку сами члены ученого совета РАН - товарищи далеко не глупые и повидавшие всякого на своем веку - мало что поняли из данной диссертации, настолько туманен и запутан оказался контекст. Суть диссертации сводилась к всестороннему обсасыванию кощунственной идеи, которая однозначно утверждала: в каждом внешне нормальном цивилизованном человеке до поры до времени дремлет маньяк. И генотип тут совершенно ни при чем: все зависит от условий среды обитания и стечения обстановочных факторов, которые, собственно, и вытаскивают из нашего порочного нутра разнообразных Чикатил и Женек-потрошителей. И каждый из здесь сидящих уважаемых ученых мужей, само собой, тоже маньяк. Только маскируется до поры до времени. Возмущенные члены ученого совета хотели было вытолкать взашей ниспровергателя основ, но ничего хорошего из этого не вышло: отвратительный головастик в каждом пункте своего пасквиля очень грамотно ссылался на ведущих специалистов современной зарубежной школы и через два абзаца на третий цитировал дядьку Зигмунда, не оставив иерархам ни одной лазейки для опровержения его доводов. Пришлось скрепя сердце дать кандидата. А куда денешься? Увы, не застой на дворе, когда можно было позвонить куда следует, и от нежелательного носителя чуждых идей не осталось бы и следа.
      Заполучив степень и упрочив свое положение в обществе, Пульман останавливаться на достигнутом не пожелал. Казалось, что еще нужно недавнему изгою, который в столь короткий срок добился фантастических результатов буквально по всем направлениям? Судьба бросила к ногам маленького затюрханного психотерапевта все, о чем можно было только мечтать: огромные деньги и тайную власть, высокое положение в областной табели о рангах, блестящие перспективы на поприще научной карьеры... ан нет - в скором времени Адольфу Мирзоевичу показалось недостаточным то, что он уже имел. Он очень быстро забыл, что когда-то, проживая с больной матерью в однокомнатной хрущобе, читывал классиков и всякий раз возмущался алчностью разнообразных герцогов и князей, которые имели практически все и тем не менее то и дело затевали мерзкие заговоры в тайной борьбе за вроде бы никому не нужную корону. Он ругал их вслух, сидя с книгой в сортире долгими зимними вечерами: надо же, из-за какого-то символического украшения проливалось столько крови! И самое интересное зачастую эти самые герцоги и князья, заколов и отравив всех подряд, в конечном итоге оставались с носом: где-нибудь ближе к эпилогу их обвиняли и отбирали все имущество, а корона им уже была не нужна, поскольку ее не на что было надевать.
      - Дебилы! - возмущался маленький психотерапевт. - Дегенераты тупоголовые! Ну какого хера вам еще надо было, а? Пол-Франции у него в кармане, с королем ужинает и в мяч играет, с королевой спит, командует всеми войсками... Нет, решительно не возьму в толк: на черта эта железяка понадобилась? Жил бы себе спокойно - никаких забот...
      Вот в таком духе рассуждал Адольф Мирзоевич в бытность свою простым психотерапевтом без малейшего проблеска. Не подозревал он тогда, что жажда власти - страшная и неизлечимая болезнь и заразившийся ею обречен...
      Итак, очень скоро новоявленного дона Корлеоне ложбинского масштаба собственное положение удовлетворять перестало. Хотелось чего-то большего. Заполучив в свое распоряжение значительные денежные средства, Пульман пристрастился путешествовать - как просто по бескрайним просторам бывшего СССР, так и по различным заграницам. Чего он там хотел отыскать, Адольф Мирзоевич пока и сам толком не знал, но подспудно подозревал, что рано или поздно что-то такое невероятное и важное обнаружит. Памятуя о том, что "знание - сила", он неустанно коллекционировал всевозможные тайны и загадки, которыми так богата не исследованная нами часть жизненного пространства, ранее нам недоступная. На изыскания подобного рода новоиспеченного кандидата наук толкала еще и настоятельная необходимость каким-то образом облегчить свое настоящее положение. Это ведь только с виду все просто: раз! - поставил на колени преступный мир Ложбинска; два! - вскарабкался на вершину общественного положения в областном масштабе - и поживай себе припеваючи. На самом деле удержание завоеванного плацдарма требовало невероятных усилий физического и умственного плана, заставляло пребывать завоевателя в дичайшем психологическом напряжении на грани нервного срыва и отнимало практически все свободное время, не оставляя ни минуты для того, чтобы наслаждаться жизнью. Стоило Адольфу Мирзоевичу отлучиться куда-нибудь из области на пару недель - месяц, как объекты воздействия выпадали из-под контроля: сексоты переставали прилежно поставлять информацию обусловленному адресату, бригадиры поднимали головы и всерьез задумывались над смыслом жизни, ветреные чиновники из администрации принимались активно перекраивать ранее принятые решения, и так далее и тому подобное. Система тотального воздействия не желала прилежно функционировать без своего создателя и, таким образом, приковывала этого создателя к себе, делая его своим невольным рабом.
      Отчаявшись бороться с фигурантами своей системы, Пульман вскоре обратился к проблеме зомбирования и за короткий срок изучил все имевшиеся в его распоряжении источники, так или иначе освещавшие данный вопрос. Не удовлетворившись только лишь теоретическими изысканиями, Адольф Мирзоевич пошел на изрядный риск и предпринял попытку исследовать интересующий его предмет на практике. Тут ему некоторым образом не повезло - судьба явно не спешила порадовать своего избранника легкой победой. При посещении благословенной прародины негров нашего исследователя чуть было не слопало на обед одно симпатичное племя, представители которого по страшному недоразумению не успели вкусить всех прелестей цивилизации и по старой памяти продолжали любить человечье мясо. Каким-то чудом выбравшись из этой передряги, Пульман резко закруглил свою экспедицию на Черный континент и возвращаться туда вновь не пожелал. В процессе следующей экспедиции аналогичного характера к деятельности Адольфа Мирзоевича внезапно проявил нездоровый интерес Интерпол - что, сами понимаете, отнюдь не способствовало продуктивности изысканий. Однако Интерпол это еще полбеды! Одновременно с Интерполом жизнедеятельность Пульмана страшно заинтриговала местную охранку, которая не замедлила взять нашего психотерапевта в оборот. Били в этом заведении так сноровисто и доходчиво, что напрочь отбили у Адольфа Мирзоевича охоту когда-либо посещать и эту часть света. Ситуация в тот раз усугубилась до того, что одному знакомому - бывшему летчику-вертолетчику, бороздившему в свое время просторы Сибири, пришлось проявить гражданское мужество и спасать соотечественника от неминуемой смерти, рискуя своей репутацией. Оглохшего от побоев и потерявшего чувствительность Пульмана вывезли на родину в багаже, прокрутив в ящике дыры - как для собачонки. Однако, как гласит народная мудрость, худа без добра не бывает. Тот же самый летчик неосознанно надоумил Пульмана продолжить свои изыскания в более безопасном месте, заметив между делом, что на бескрайних просторах Сибири творятся подчас такие чудеса - дух захватывает! Есть, мол, разнообразные шаманы, способные в один момент из нормального человека соорудить нечто из ряда вон выходящее, и он якобы самолично общался с одним таким чудом природы - вот те крест!
      Несколько оправившись от нервных потрясений, Адольф Мирзоевич вскоре уже вовсю исследовал в глухом уголке Восточной Сибири прикладные аспекты культовых обрядов одного шаманского рода. За этим занятием мы его и застали в самом начале повествования. Волею Провидения вышло так, что Пульману удалось заполучить в безраздельную личную собственность шамана Тутола с его уникальным мастерством, а в довесок - довольно приличную сумму, на которую покушалась "красноярская братва".
      Появление Тутола в клинике ознаменовало начало нового витка жизнедеятельности Пульмана. Первыми результатами экспериментов Адольф Мирзоевич был в буквальном смысле ошеломлен. Зомби, или мункху, как их называл Тутол, первоначально превзошли все ожидания: они беспрекословно повиновались воле хозяина, не знали, что такое болезни, боль, страх, сострадание и сомнение, одним словом, это были универсальные исполнители и солдаты, что называется, без страха и упрека.
      Воодушевившись почином, Адольф Мирзоевич за короткий срок настрогал целый отряд таких исполнителей и вскоре вынужден был пожинать плоды своей поспешности. Во-первых, питомцы Тутола отличались от нормальных людей как манерой поведения (вернее, полным отсутствием таковой), так и внешне. Наряду с вышеперечисленными положительными качествами, делающими каждого из них универсальным солдатом, эти товарищи были весьма уязвимы в обычных житейских аспектах. Они полностью игнорировали все внешние раздражители и помехи, не имевшие никакого отношения к задаче, поставленной хозяином. Зомби мог попасть под машину, провалиться в канализационный люк, умереть от голода, запора или нехватки жидкости в организме - если хозяин не ставил ему конкретную задачу: следить за движением при переходе улицы, вовремя есть, пить, отправлять надобности и не падать в пресловутый люк. В этой связи невозможно не упомянуть один анекдотичный эпизод (если в данном случае уместно такое выражение), что имел место в практике психотерапевта.
      Один из исполнителей был отряжен для слежки за интересующим Пульмана лицом. В задачу исполнителя входили довольно несложные функции: сидеть на чердаке соседнего дома и по телефону докладывать "диспетчеру" о любых перемещениях поднадзорного. Стояла августовская жара, вполне характерная для данного региона, и вот - пять дней товарищ докладывал, а потом вдруг перестал! - как ножом отрезало. Прибывший на место происшествия врач констатировал наличие трупа и выдал заключение: смерть наступила вследствие обезвоживания организма... Судите сами, сколь непросто было Адольфу Мирзоевичу управлять всем этим заторможенным воинством, большую часть которого приходилось выдавать за пациентов клиники.
      Во-вторых, возникли определенные проблемы с самим Тутолом. Чувствуя, что Адольф Мирзоевич некоторым образом от него зависит, шаман вскоре пообвык к клинической жизни и принялся разнообразными способами хулиганить. Он повадился ночами выбираться из клиники и путешествовать по окрестностям Ложбинска, собирая под медоточивым светом молодой луны корешки, травы, гадюк, болотных жаб и прочую гадость. Все эти ингредиенты были необходимы для изготовления разнообразных отваров, мазей и экстрактов, которые, как он утверждал, обладали чудодейственной силой и являлись непреложной составной частью его ремесла. А в одну прекрасную ночь вконец распоясавшийся шаман, прискучив добывать ядовитый инвентарь в розницу, забрался в областной террариум и с особым цинизмом спер оттуда несколько особо опасных экземпляров: троих гюрзей и двоих кобров. Нет, наверно, так три гюрзы и две кобры. Происшествие особого ажиотажа поначалу не вызвало, однако последствия не замедлили сказаться. Южные гады, как ни странно, не вымерли в нестандартных условиях, а, напротив, принялись весьма активно размножаться. Вскоре Тутол уже располагал целым серпентарием для своих нужд и на досуге даже занялся дрессурой. Окончилась вся эта приятная история тем, что однажды в процессе посещения подземной лаборатории (оборудованной, кстати, первоначально для шаманских экспериментов) Пульмана цапнула за ногу пребывавшая в скверном расположении молоденькая гюрзочка Марина - еле откачали бедного доктора. Взбешенный Адольф Мирзоевич приказал немедля вывести в расход всех гадов, но было поздно: они вполне адаптировались к условиям клиники и в борьбе с крысами обзавелись отменными охотничьими навыками, позволявшими вовремя скрываться от преследователей. С той поры каждый обитатель клиники вынужден был соблюдать тщательную осторожность при перемещениях, а сам хозяин дурдома всякий раз вздрагивал, перешагивая через кабель аппаратуры.
      В довесок ко всем хулиганским выходкам Тутол, как выяснилось впоследствии, поимел смелость весьма превратно трактовать принцип единоначалия в деле зомбирования. Все клиенты шамана с одинаковым успехом подчинялись как Адольфу Мирзоевичу, так и самому дыросозидателю. Сами понимаете - данное обстоятельство повергало подозрительного Пульмана в смятение и не давало спокойно спать.
      Последовал очередной тур по Европам, в ходе которого доктор выискивал новые пути решения проблемы, приобретая по укоренившейся привычке все подряд попавшие в его поле зрения тайны и загадки. Ничего из того, что ему было необходимо на данном этапе, он не отыскал, но неожиданно напоролся на весьма грандиозный и столь же авантюрный проект мирового масштаба. Покрепче ухватив многообещающую тайну, Пульман, довольно урча, потащил ее к себе в берлогу необходимо было всесторонне проанализировать информацию и определиться с направлением дальнейшей деятельности. А пока он отвлеченно рассуждал о возможности осуществления этого диковинного проекта, Судьба в очередной раз подбросила ему подарок: на этот раз в лице гениального врача Ложбинского института нейрохирургии, который успел к тому времени благополучно спиться от безысходной тоски по лучшему житию и был вышвырнут с работы. Адольф Мирзоевич вылечил бедолагу от запоя и предоставил в его распоряжение уникальные условия и средства для исследования. Спустя примерно год, истерзав кучу безвозвратно списывавшегося в расход человеческого материала, хирург выдал результат. Новый зомби практически ничем не отличался от нормального индивидуума и обладал всеми положительными качествами, присущими модели No 1. Это достижение положило начало новой эпохе в жизнедеятельности Пульмана. Теперь можно было развернуться вовсю - открывались новые перспективы и необозримые горизонты великих свершений. Мечты недавнего безнадежно забитого жизнью психотерапевта постепенно претворялись в жизнь. Оставалось лишь немного поднапрячься и найти подходы к осуществлению грандиозного проекта, столь же завлекательного, сколь и фантастического - даже на первый взгляд. Масштабность деяния, однако, нимало его не смущала. Вам уже известно, насколько упорным в своем стремлении к поставленной цели был сей представитель рода человеческого...
      ГЛАВА 11
      Очнулся Иван в тесном пространстве и полной темноте. Хотел было заорать сдуру, вообразив, что пьяные селяне заживо его похоронили, затем вспомнил про катафалк и облегченно вздохнул. Значит, живем пока... Катафалк тихо завелся и двинулся с места. Раздался скрип ворот, чьи-то голоса, затем все стихло, и машина быстро набрала скорость.
      - Крепкая башка, - похвалил себя Иван. - Очухался аккурат к началу путешествия... Однако прощай, Аленка, - не водись с лопухами...
      Ехали долго. Сначала он пробовал сориентироваться по движению, считая повороты, потом, как и следовало ожидать, сбился и плюнул на это дело. Попытавшись привести в порядок мысли и набросать хоть какую-то схему, объясняющую то странное положение, в которое он угодил, Иван перебрал все возможные варианты, и ничего хорошего из этого не получилось. Если бы весь этот ажиотаж заказали горцы, его давно бы уже шлепнули на месте и убрались бы восвояси: на худой конец, отрезали бы голову, чтобы предъявить кровникам в качестве вещественного доказательства. Значит, горцы отпадают - уже хорошо. Сами братаны? Да он к ним - никаким боком. И почему тогда не шлепнули сразу? Чего изгаляться понапрасну - виноват, получи... И вообще - за каким чертом вся эта дурацкая возня с убийством матери, имитацией нападения горцев на его дом и так далее и тому подобное? Ровным счетом ничего не ясно - без малейшего проблеска. Зачем он им нужен? Увы, на этот животрепещущий вопрос, занимавший его последние несколько дней, не то что не было ответа - не было даже мельчайшего намека на хоть сколько-нибудь разумное объяснение. Итак, оба вопроса - "зачем он им нужен?" и "кому это - им?" - не имели ни одного варианта ответов. Напоровшись на этот факт, Иван не стал впадать в панику и жечь нервные клетки в бессильной злобе. Зачем? Самое худшее, что ему грозит, - смерть. А этому зверю он неоднократно смотрел в глаза и, в отличие от обычных законопослушных граждан утратил естественное чувство страха перед ним. Нет, жить, конечно, хотелось, как и всем здоровым особям человечьего рода, - но не до такой степени, чтобы ежесекундно трястись и подвывать от ужаса в ожидании неминуемой гибели.
      - Грохнут так грохнут, - размышлял он вслух. - Все равно помирать когда-нибудь придется. Какая разница - когда? - Искусственно ободрив себя подобным образом, он неожиданно успокоился и перестал терзаться глупыми вопросами тупикового характера, а начал думать об Аленке - о приятном всегда думается легче.
      Наконец, притормозив, катафалк издал три коротких гудка. Послышался скрежет открываемых ворот, машина проехала еще немного и остановилась окончательно. Мелодично скрипнули защелки, крышка Иванова ложа плавно отъехала в сторону.
      О том, чтобы с ходу, без подготовки стартовать на рывок, по ходу дела замесив всех, кто попадется под руку, не могло быть и речи: от длительного пребывания в неподвижности грозный пленник временно утратил способность шевелиться и был беспомощен, как мертвецки пьяный среднестатистический ханыга. Его бесцеремонно извлекли из гроба, отщелкнули один наручник, профессионально завели руки за спину и наручники опять защелкнули - на всякий случай. На голову намотали какую-то дрянную тряпку, пропахшую бензином.
      - Токсикоманы фуевы, - беззлобно выразился Иван. - Я вам потом эту тряпицу в попу вставлю - всем подряд.
      - Топай, давай, спецназ херов, - так же беззлобно распорядился Вовец. - Только смотри - без фокусов. Ты, падла, меня так достал, что стрелять хочется. А нам и так осталось с тобой общаться считанные секунды - так что не порти последних впечатлений...
      - Бензин и амортизацию трансмиссии оплачивать не буду, - дурашливо предупредил Иван. - Круиз не заказывал, потому расходы нести не желаю. Доступно?
      - Не переживай, радость моя, - все расходы за счет бюро ритуальных услуг, - многообещающе пошутил Вовец. - Там тебя и переоденут.
      - Ну-ну, - мрачно пробормотал Иван. - Ну, потопали, что ли, куда там? - И пошел, заботливо поддерживаемый под руки двумя сильными ребятишками.
      Топали недолго: пару раз завернули, перелезли через какие-то трубы, затем спустились вниз - Иван насчитал шестнадцать ступенек. Миновали две двери - они гулко и мощно захлопнулись за спиной, свидетельствуя о своей очевидной массивности и надежности. Затем еще пятнадцать шагов по коридору, в котором каждый шаг отдавался гулким безнадежным эхом. Ясно - подвал или еще что-нибудь в том же духе.
      С отвратительным скрежетом заскрипели ржавые петли.
      Наручники сняли - тут же последовал ощутимый толчок в спину и лязг захлопываемой двери. С отвращением сорвав с головы тряпку, Иван огляделся. Он находился в небольшой комнате - вернее сказать, камере, едва освещаемой жиденьким пучком света, проникавшего сквозь небольшое оконце под самым потолком. Интерьер помещения был весьма незатейлив: узкий топчан, стол с железной крышкой, раковина с краном да стандартный "толчок" в углу - вот, собственно, и все удобства. Стол и топчан были намертво пришпандорены к бетонному полу - в этом Иван убедился, попытавшись сдвинуть их с места. Завершал антураж здоровенный застекленный глазок, проверченный посреди массивной металлической двери... ан нет - тотчас же к этому глазку появилось приятное дополнение: чей-то нелюбопытный глаз, который, впрочем, через некоторое время исчез. Мягкие шаги по коридору - шесть туда, шесть обратно. Соглядатай - вертухай. Все, как положено. Скукота!
      - Однако бывало и хуже, - громко произнес Иван. - Зиндан, например, с клопами. Или сарай с гадюками. И ничего, не померли, блин. А кое-откуда даже бежали...
      Шаги в коридоре неожиданно стихли: нелюбопытный глаз опять прилип к застекленному отверстию в двери. Он немигающе смотрел на пленника, как на какой-то неодушевленный предмет, не представляющий никакого интереса, но тем не менее требующий пристального внимания. От этого странного взгляда Ивану почему-то стало неуютно.
      - Нет, насчет "бежали" - это перебор, братишка, - поспешил реабилитироваться Иван. - Куда, в задницу... Шутка! Закурить дашь - вообще лягу и не буду до утра беспокоить. Доступно?
      Глаз не реагировал. Подойдя вплотную к двери, пленник с сомнением покачал головой и сдублировал попытку:
      - Под дверью - щель. Как раз сигарета пролезет. Дядя хочет курить. Нет курить - есть проблема: дядя будет буйствовать и нарушать общественный порядок. Есть курить - нет проблемы. Доступно?
      Никакой реакции. Иван вдруг понял, отчего ему стало неуютно. Глаз не мог принадлежать человеку разумному. Во взгляде человека разумного - пусть даже невероятно выдержанного и психологически натасканного до крайней степени обязательно должны отражаться какие-то проблески эмоций и искорки мысли. Этот глаз был мертвым. Ни единой эмоции, ни малейшего проблеска мысли. Он казался неотъемлемой частью бездушного механизма, функционирующего в специальном режиме, определенном жесткими рамками инструкций.
      - Твою мать... - растерянно пробормотал Иван. - Опять, что ли? Где они вас берут, бля? Штампуют?.. Ну-ну, отвали! Никуда я не собираюсь. Поздно уже - отдыхать пора. И курить не хочу. - И он демонстративно пошел к топчану, на котором тут же развалился, изобразив томный отдых. Вскоре глаз отлип от отверстия в двери - раздались мерные шаги по коридору. Шесть туда - шесть обратно. Никаких отклонений.
      - Робот, - констатировал Иван. - Зомби недоделанный...
      Полежав несколько минут, он начал прислушиваться, пытаясь по характерным звукам определить, куда это он угодил. С улицы не доносилось ни малейшего шума. Свет падал на пол камеры от фонаря, ободок которого с трудом просматривался сквозь зарешеченное оконце под самым потолком.
      От пола до оконца - немногим более двух метров. Металлическая мелкоячеистая решетка - черт знает из каких соображений: в оконце не протиснулся бы и ребенок. А что там - за окном? Ну-ка, ну-ка...
      Медленно поднявшись с топчана, Иван, по-кошачьи ступая, приблизился к стене. Бесшумно подпрыгнуть, подтянуться, уцепившись пальцами за острый выступ подоконника, и заглянуть в оконце - все заняло у него не более двух секунд. За оконцем он не сумел рассмотреть ничего примечательного - разве что освещенный фонарем фрагмент высоченной бетонной стены с колючей проволокой поверху, в три ряда...
      Секунду спустя едва ли не с большей поспешностью наш исследователь отпрянул назад и, не заметив как, оказался стоящим на топчане, прижавшись спиной к стенке.
      За решеткой раздалось тихое шипение - вернее, злобный мелодичный свист.
      Пленник судорожно вздохнул и отер мгновенно проступивший на лбу холодный пот.
      - Вон вы как, дегенераты... - Он с ненавистью зыркнул на возникший в дверном отверстии глаз. - Хорошо, блин, что решетка мелкая! Ну, я вам это припомню как-нибудь...
      С наружной стороны у окна что-то прошуршало, опять послышалось шипение, затем все смолкло.
      Таким вот своеобразным способом: стремительно, веретеном сбоку, без предупреждения - могла атаковать только гюрза. С этими вредными гадинами Иван нередко сталкивался в горах солнечного Кавказа и достаточно хорошо изучил их скверные манеры. Однако, леший ее задери, как она могла оказаться здесь, в центре России, на территории региона, где никогда не было ничего страшнее ужей и полудохлых обленившихся гадюк?! Поистине - загадка природы...
      Бессонная ночь не прибавила пленнику привлекательности. Он выглядел мрачно-помятым, его заросшее щетиной лицо, и в лучшие-то минуты не располагающее к откровенности, сейчас вообще не оставляло надежд на моментальное обретение душевного консенсуса с кем бы то ни было.
      - Хочу есть, хочу мыться и... домой хочу, - выпалил Иван бесстрастной физиономии, что заглянула на рассвете в дверь камеры. - Никуда не пойду, пока не удовлетворите все запросы. Вопросы?
      Физиономия реагировать на запросы не сочла нужным она моментально усугубилась баллончиком "Черемухи" и бесцветным голосом распорядилась:
      - У тебя есть минута, чтобы надеть вот это. - В камеру влетели наручники и хромированные ножные кандалы. - Наручники - в положении "руки за спину". Не наденешь пускаю газ, - и дверь опять захлопнулась.
      - Совсем офуели, зомби фуевы! - обиделся Иван. Чтоб я сам себя в кандалы заковал? Ну вы, блин, даете! - Однако же не замедлил выполнить распоряжение, памятуя о скверных манерах персонала. Убедившись, что пленник воспользовался предоставленными ему аксессуарами, в камеру вошли трое стандартных "шкафчиков" с безжизненными взглядами и придирчиво проверили, насколько надежны путы, лишающие Ивана подвижности. Затем ему на голову натянули лыжную шапку и куда-то потащили.
      - А мне и в шапке нормально, - из вредности сообщил Иван, когда его завели в какое-то помещение, усадили на что-то мягкое и потащили шапку с головы. - Не дует, блин...
      Осмотревшись, он обнаружил, что находится в просторном кабинете, расположенном в полуподвальном помещении - высокие сводчатые окна снаружи на три четверти закрывали бетонные короба. Верхние части окон, возвышавшиеся над поверхностью земли, были забраны решетками. Интерьер кабинета особым изыском не отличался, но и пенитенциарных мыслишек не навевал.
      - Нет, не тюрьма, - решил Иван. - Скорее на больницу похоже, - и соизволил наконец обратить внимание на своего визави.
      Сидящий напротив человек тоже некоторое время изучающе рассматривал пленника, затем как-то неопределенно хмыкнул и, как показалось Ивану, с некоторой долей презрения пожал плечами. Иван тоже ответно хмыкнул, но презрительно плечами пожимать пока что не стал: судя по тому, как доставившие его в кабинет заторможенные "шкафы" наблюдали за выражением лица хозяина кабинета, этот дядечка был здесь самым главным. А еще в Ивановом черепе неоднократно битом и оттого чрезвычайно чувствительном к малейшему проявлению опасности - внезапно возникло странное подозрение. Показалось вдруг Ивану, что этот странный дядечка обладает неограниченной властью над этими тупоголовыми здоровяками и одним мановением мизинца может подвигнуть их на любые непредвиденные гадости.
      - Я тоже рад вас видеть, - вяло сообщил Иван, прискучив дожидаться, когда с ним соизволят начать беседу.
      - Доброе утро, милейший... эмм... Иван Николаевич. Приношу свои извинения за то, что пришлось вас стреножить. Это - чтобы вас не мучили дурные мыслишки насчет побега. То есть наслышаны о ваших выдающихся физических параметрах. Ага... Ну, без обиняков - к делу. Итак, вы - Иван Николаевич Андреев. Я ничего не путаю?
      - Может быть, может быть, - хмуро пробормотал Иван. - А с кем имею честь, простите? А то как-то нехорошо получается - вы меня знаете, а я...
      - Давайте сразу условимся, молодой человек, вопросы здесь задаю я, - прервал хозяин кабинета. - Во избежание каких-либо эксцессов. Ферштейн?
      - В таком случае предупреждаю: без адвоката и представителя независимой прессы разговаривать с вами не буду, - твердо сказал Иван и неуверенно добавил: - Поскольку состою на государственной службе и не собираюсь разглашать сведения, содержащие служебную тайну. Доступно?
      - Фи-и-и... Какое неуместное позерство! Какой ненужный апломб, молодой человек... - Собеседник Ивана поднялся из глубокого кожаного кресла и принялся медленно расхаживать по кабинету, потирая ладошки. Роста он был гораздо ниже среднего, сухощав, ликом нехорош, плешив чрезвычайно и... короче, не буду вас интриговать и далее - Пульман это был. Адольф Мирзоевич собственной персоной. "Шкафчики" поедали хозяина мертвыми взорами, и тому вскоре это надоело - сделав отмашку от ширинки в направлении входной двери, он барственно распорядился: - Прочь пошли! За дверью ждать! - "Шкафчики" дисциплинированно удалились, аккуратно притворив за собой дверь.
      Иван несколько приободрился и повеселел. Если хозяин кабинета подойдет достаточно близко, можно будет молниеносно вскочить и одним ударом головы в переносицу завершить общение. А потом посмотреть, что из этого получится.
      Заметив нездоровый проблеск в его глазах, Пульман нахмурился, удалился в противоположный конец кабинета и встал напротив окна, чтобы уличный свет мешал его рассматривать.
      - Удивительно слышать от... эмм... от пса войны столь витиеватую речь, - язвительно пробормотал Адольф Мирзоевич. - Не думал, что вас в ваших собачниках натаскивают политесу.
      Воровато оглянувшись на дверь, Иван немедленно отреагировал:
      - Пошел в зад, рахит. Не буду с тобой базарить - я ж тебе, блядь такая, сразу сказал!
      - А вот это зря, - укоризненно покачал головой Пульман. - Давайте будем продолжать на "вы" - что-то не припомню, когда это мы с вами на брудершафт.