– Вы молоды, восприимчивы и великодушны, – философски улыбнулся сэр Френсис. – Вы можете понять мои чувства. Ваше сочувствие запало мне в сердце, и эта память навсегда останется в моей душе. Но продолжу. В конце концов я сбил их с толку, они забежали в лес и стали обыскивать его, а я выбежал из него, перелез через забор и забежал в заднюю дверь.
– Они видели, как вы это делали? – поинтересовался Чарльз Голланд.
– Не могу сказать, но думаю, что нет. Я слышал, как они несколько раз кричали с той стороны леса.
– Слышали? Как далеко отсюда вы были, когда услышали эти крики? – спросила миссис Баннерворт.
– Я был неподалеку. Когда я перепрыгнул через забор, то опять услышал крики. Думаю, они не могли меня видеть, несмотря на то, что ночь была лунной. Расстояние и тень ограды делали это маловероятным.
– Это верно, – сказала миссис Баннерворт.
– В таком случае, – сказал Чарльз Голланд, – вы здесь в безопасности. Потому что никто не подумает, что вы прячетесь здесь.
– Ночь кончается, – сказала Флора, – и сэр Френсис, несомненно, чрезвычайно устал и, наверно, хочет спать.
– Это верно, мисс Баннерворт, – сказал Варни, – но я могу и подождать, я не хочу причинять вам неудобств, кресло в любое время подойдет мне для сна.
– Мы не можем дать вам того, что вы желаете, – сказала Флора, глядя на свою мать, – но можем дать кое-что получше.
– В последнее время у меня не было возможности жить в нормальных условиях, – сказал сэр Френсис, – Я хотел бы причинять вам поменьше неудобств.
Час был поздним, и вскоре он предался воспоминаниям в маленькой, но аккуратной комнате, где он мог дать отдых своему раненному и избитому телу и поддаться влиянию сна. В течение часа эти воспоминания имели самый противоречивый характер. Одна страсть старалась одолеть другую. Казалось, он был подавлен.
«Я никогда бы не смог даже представить такого, – бормотал он про себя. – Флора Баннерворт обладает душой героини. Я не заслужил такого приема. В час крайней нужды они приняли меня как доброго друга.
Несмотря на то, что я являюсь виновником всех их бед…» Переполненный этими мыслями, он заснул. Во сне его никто не тревожил. Казалось, что в доме Баннервортов спать ему было слаще, чем в любом другом месте.
Он проснулся только поздним утром. Услышав, что члены семьи уже не спят, он привел в порядок внешность, насколько позволяли обстоятельства и, спустившись вниз, вошел в комнату, где был вчера ночью.
Флора Баннерворт уже была там. Завтракать не начинали, ждали его появления.
– Доброе утро, сэр Френсис, – сказала Флора, вставая, чтобы поприветствовать его. – Надеюсь, у вас была приятная ночь.
– Это был мой лучший ночной отдых за долгое время, мисс Баннерворт. Я должен выразить мою признательность за вашу любезность. Я спал очень хорошо и крепко.
– Я рада слышать это.
– Думаю, мне удалось уйти от преследования людей, которые так долго гнались за мной.
– Я надеюсь на это, сэр Френсис.
– Вы, мисс Баннерворт, вы действительно думаете, что я могу избежать мести этих людей, этой народной массы?
– Да, сэр Френсис, я серьезно надеюсь на это. Зачем мне желать зла вам, особенно от их рук?
Сэр Френсис молчал минуту или две, а затем сказал, поворачиваясь к Флоре:
– Не знаю, почему я так думаю, мисс Баннерворт, но, вероятно, это потому, что есть некоторые обстоятельства, связанные со мной, которые заставляют меня чувствовать, что я не заслужил такого великодушия с вашей стороны.
– Вы не заслужили никакого зла. Сэр Френсис, мы бы не причинили вам зла, даже если бы это было в наших силах, мы всегда поможем вам.
– Вы уже сделали это, мисс Баннерворт. Вы сделали самое важное. Вы спасли мне жизнь.
В этот момент вошел Чарльз Голланд, сэр Френсис поклонился ему, сказав:
– Я надеюсь, мистер Голланд, вы спали так же хорошо, как я и провели такую же хорошую ночь.
– Я рад, что вы наконец провели хоть одну спокойную ночь, – сказал Чарльз Голланд, – осмелюсь спросить, вы чувствуете себя лучше после нее? Как вы себя чувствуете? Вы испытываете боли?
– Нисколько, нисколько, – сказал сэр Френсис Варни. – Всего несколько синяков, пустяки, они не заслуживают внимания. Через неделю или две я избавлюсь от них. Я надеюсь, то же произойдет и с моими врагами.
– Надеюсь, они не будут искать вас, – сказал Чарльз, – в любом случае, нужно что-то придумать, чтобы сбить их с топку.
– Я очень обязан вам, боюсь, никогда не смогу отплатить вам за ваше добро, хотя при желании можно добиться всего, думаю, мне не нужно отчаиваться.
– Время лечит, – .сказала Флора, – оно меняет все, оно превращает молодость в старость, а старость в ничто.
– Конечно же, это так, – сказал Варни, – я видел много таких изменений. В моей голове хранится много подобных событий, но они грустны, а у меня сейчас есть причина радоваться.
Завтрак прошел в приятных беседах, и Варни чувствовал себя как дома среди Баннервортов, чья спокойная и ровная речь была совершенно новой для него.
Он не мог представить себе очарование той жизни, которую вели Баннерворты. Но какой бы она была, если бы у них было достаточно средств, если бы их ничто не мучило, если бы их не окружала тайна, он вряд ли мог даже представить.
Они были дружелюбны, изысканны, они были такими как всегда и, кажется, ничего не беспокоило их. Когда пришла ночь, он был вынужден признать, что его мнение о них было совершенно ошибочным.
Конечно, в течение дня он был вынужден не высовываться, чтобы кроме семьи его никто не увидел. Он сидел в маленькой комнате, в которую нельзя было заглянуть из окон соседних домов, и вел себя тихо, иногда разговаривая, иногда читая, но все время прислушиваясь к любым звукам, которые могли напоминать звуки приближающихся людей.
Во время ужина он разговаривал с Флорой и Чарльзом Голландом. Наконец он сказал следующее:
– Со мной связаны определенные вещи, можно сказать, они связаны с вами. Думаю, вы будете рады услышать кое-что.
– Вы имеете в виду ту же тему, по которой я просил вас высказаться день или два тому назад?
– Да; ту самую. Дайте мне одну неделю, и вы узнаете все. Я расскажу вам все, что вы желаете узнать. Одна неделя, и все будет рассказано.
– Хорошо, – сказал Чарльз Голланд, – вам не нужно считать это ценой за свою безопасность. Можете выбирать удобное для вас время. Мы бы хотели услышать то, что вы предложили рассказать. Это бы снова сделало счастливыми тех, кто в результате определенных событий стал несчастным.
– Дайте мне лишь неделю, и вы будете ознакомлены со всем.
– Я согласна, сэр Френсис, – сказала Флора, – пока вы находитесь под этой крышей, мы не будем задавать вам вопросов.
– Мне очень хочется рассказать вам все, мисс Баннерворт, я так обязан вам, что думаю, никогда не смогу отплатить тем же.
Удалившись той же ночью спать, сэр Френсис вспомнил про свое обещание, и это наполнило его многими мыслями мрачной и меланхоличной природы. Он сел у окна, наблюдая за ходом облаков, плывущих друг за другом, отбрасывая тени на землю.
Он не знал, как долго просидел так, но внезапно он был пробужден голосами, которые сотрясали небо и заставили его вскочить на ноги.
– Ура! Ура! Ура! – кричала толпа, которая тихо окружила дом Баннервортов.
– Проклятие! – пробормотал сэр Френсис, опустившись в свое кресло и ударив рукой по голове. – Меня загнали до смерти, они не оставят меня, пока мое тело не украсит перекресток.
– Ура! Покончить с вампиром, вытащите его!
Затем раздался стук в дверь, люди вне дома издавали сильный гул, казалось, они хотели ворваться в дом, не предупредив его обитателей об этом.
Последовала минутная пауза. Один из членов семьи поспешил к двери и поинтересовался, что им нужно.
– Подайте нам Варни, вампира, – послышался ответ.
– Поищите его в другом месте.
– Мы обыщем это место, прежде чем пойдем дальше, – ответил мужчина.
– Но его нет здесь.
– У нас есть другая информация. Откройте дверь и впустите нас, мы не причиним вреда никому и не испортим ни одной вещи, нам нужно лишь войти и поискать вампира.
– Тогда приходите завтра.
– Так не пойдет, – сказал голос, – откройте, мы все равно войдем.
В тот же момент по двери был нанесен сильнейший удар. Дверь едва устояла. Среди членов семьи немедленно был проведен совет, что делать, и никто ничего не мог посоветовать. Все говорили о невозможности сдержать толпу.
– Я не знаю, что со мной будет, – сказал сэр Френсис, внезапно появившись перед ними. – Но вы должны открыть им. Их не удержать. Вы не сможете спрятать меня. У вас нет места, за исключением одного, которое может избежать их осквернения.
– Что же это за место?
– Комната Флоры.
Все сразу же решили, что комната Флоры будет осквернена одним только присутствием этого джентльмена.
В это время была выбита дверь внизу, и огромное количество людей ворвалось в дом, немедленно приступив к обыску нижних комнат.
– Все пропало! – воскликнул Варни, ринулся прочь и понесся в комнату Флоры, которая, встревоженная звуками, которые заполнили дом, стояла у двери и слушала.
– Мисс Баннерворт, – начал Варни.
– Сэр Френсис!
– Да, это я, мисс Баннерворт. Выслушайте меня, один момент.
– Что случилось?
– Я снова в опасности, в большей опасности, чем раньше. Моя жизнь сейчас не стоит и ломаного гроша, если вы не спасете меня. О! Мисс Баннерворт, если вы испытываете хоть какую-то жалость, спасите меня от тех, кого я боюсь. Они хотят убить меня. Слышите их ругань внизу?
– Смерть вампиру! Смерть Варни! Сжечь его! Воткнуть кол в его тело!
– Что я могу сделать, сэр Френсис?
– Пустите меня в вашу комнату.
– Сэр Френсис, вы понимаете, что говорите?
– Я понимаю. Это просьба, которую вы по праву не желаете выполнять. Но сейчас моя жизнь на волоске! Вспомните, вы уже раз спасли мне ее. Окажите же мне еще раз эту помощь. Спасите меня, мисс Баннерворт.
– Это невозможно. Я…
– Мисс Баннерворт, вы думаете сейчас время для церемоний или соблюдения изысканных манер? Я не осуждаю вас.
– Где Варни?… Где вампир?… – слышались крики. – Он где-то здесь!
– Слышите, слышите их, мисс Баннерворт? Они уже на лестнице. Нельзя терять ни секунды. Еще минута и я буду в руках толпы, не знающей пощады.
– Ура! Поднимайтесь вверх по лестнице. Его нет внизу. Вверх, соседи. Он уже наш.
Эти звуки раздавались на лестнице. Еще полдюжины шагов и Варни можно будет увидеть. Благодаря чуду они не услышали его мольбы о помощи.
Варни бросил отчаянный взгляд на лестницу и стал нащупывать свой нож, забыв, что потерял его. Он ударил себя кулаком по голове и собрался бежать на своих врагов, когда услышал поворот замка. Дверь открылась. Там стояла Флора. Он вошел и, съежившись, сел в кресло в другом конце комнаты за занавесками.
Дверь еще не закрылась, как кто-то удержал ее. Последовал громкий стук в дверь.
– Откройте! Откройте! Нам нужен Варни, вампир. Откройте! Иначе мы войдем сами.
Флора не открыла. Она стояла у щели, молчала и закрыла рот рукой, чтобы не вырвался крик отчаяния.
– Разве вы мужчины, если хотите нарушить уединенность женщины? Разве нет других домов, в которые вы можете ворваться? Разве для вас нет ничего святого?
– Но мэм… э-э-э… мисс, нам всего лишь нужен вампир.
– Разве вы не можете пойти и поискать его в каком-нибудь другом месте, а не в спальне женщины? Как вам не стыдно! Разве у вас нет сестер, жен или матерей, что вы действуете так?
– Его нет там, можешь быть уверен, Джек, – сказал хриплый голос.
– Оставьте леди в покое. У нее итак была масса неприятностей от этого вампира. Можете быть уверены, его здесь нет.
С этим они все повернулись. Флора закрыла дверь и заперла ее на замок. Варни был спасен.
– Вы спасли меня, – сказал Варни.
– Тише! – сказала Флора. – Не говорите ни слова. Может быть, там кто-то слушает.
Некоторое время Варни стоял и максимально внимательно вслушивался в звуки. Лунный свет пал на его лицо и придал ему такой страшный оттенок, являясь добавлением к его естественной бледности и ранам, что его выражение приняло самый ужасный характер.
Звуки становились все отдаленнее. Крики и шум людей, рыскающих по комнатам стали затихать. Постепенно это место стало таким же тихим, как до появления толпы. Толпа, обыскав все оставшиеся части дома и не найдя объекта своих поисков, решила, что его здесь нет, и что, должно быть, он убежал отсюда раньше.
* * *
Серьезнейшая опасность, кажется, произвела на сэра Френсиса Варни больший эффект, чем какое-либо другое событие его полной приключений жизни.
Когда он убедился, что мятежная толпа, которая так жаждала убить его, ушла, и что теперь ему можно выйти из своего укрытия, он сделал это с таким удрученным видом, что семье Баннервортов показалось – он при смерти.
Выражение его лица, как мы уже не раз замечали, было странным и необычным; но если добавить к его естественной странной внешности черты глубокого эмоционального перевозбуждения, можно сказать, что внешность Варни была совершенно кошмарной.
Сидя в гостиной Баннервортов, он сделал глубокий вздох и, положив руку на сердце, сказал ослабевшим тихим голосом:
– Оно очень сильно бьется, но скоро прекратит свои пульсации навсегда.
Эти слова прозвучали как пророчество, у него был крайне мрачный вид и в момент произнесения этих слов он выглядел как человек, смертный час которого наконец-то пришел, и который был верным кандидатом в могилу.
– Не говорите с таким отчаянием, – сказал Чарльз Голланд, – помните, если ваша жизнь до этого была полна ошибок, у вас осталось время, как минимум, покаяться, и поведать нам то, что вы намеревались мне рассказать в прошлую полночь, это было бы хорошим началом на пути к исправлению.
– Нет, нет. Рассказать вам это, возможно, будет справедливо, но это не принесет мне ничего хорошего. Не думайте, что я колеблюсь рассказать вам все только поэтому.
– Мне нравится, что вы это говорите, и если вы верите в наши добрые чувства по отношению к вам, снимите засов с двери этого рассказа, я очень оценю такой ваш поступок.
– Хорошо, хорошо. Пусть больше не будет секретности. Давайте покончим с ней раз и навсегда. Я больше не буду хранить тайну. Расскажите всем то, что я уже рассказал вам, Чарльз Голланд, расскажите это всем для начала.
С позволения таинственного существа Чарльз Голланд вкратце рассказал то, что ему уже рассказал Варни, в завершение он сказал:
– Вот и все, что я знаю, и сейчас я обращаюсь к сэру Френсису Варни с просьбой закончить его рассказ.
– Я очень слаб, – сказал Варни, – и вряд ли справлюсь с такой задачей; но постараюсь сдержать свое обещание. Вы спасли мне жизнь, особенно вы, Флора Баннерворт, вам я обязан продолжением моего существования, которое в противном случае было бы принесено в жертву на алтарь суеверия.
– Но вы должны помнить, господин Варни, – сказал адмирал, который некоторое время молча сидел, глядя в одну точку, – что нельзя винить людей за их суеверия, потому что вампир вы на самом-то деле или нет (я не хочу утверждать это категорически), но вы приложили массу усилий, чтобы убедить их в том, что вы – вампир.
– Это правда, – сказал Варни с содроганием, – но зачем я это сделал?
– Вам лучше знать.
– Это случилось потому, что я верил, и верю, что в моем продолжающемся существовании есть что-то сверхьестественаое; но давайте отложим эту тему, потому что силы покидают меня, а я хочу рассказать вам продолжение событий, которые сделали меня тем, что я сейчас есть.
Флора Баннерворт, которая в дополнение к тому, что ее отец был самоубийцей, услышала из уст Чарльза Голланда, что он был еще и убийцей, почувствовала сильнейшую боль. Она была готова зарыдать. Она закрыла свое прекрасное лицо руками и заплакала, слушая печальные детали. Варни вопрошающе смотрел в лицо Чарльзу Голланду, потому что, разрешая Флоре узнать об этом, он не знал, что рассказ вызовет в ней такую бурю эмоций.
Чарльз Голланд ответил на этот взгляд словами:
– Флора уже знает эти факты, просто ей больно слышать это в присутствии других, особенно тех, по отношению к кому она не может чувствовать…
То, что Чарльз Голланд собирался сказать, не было сказано благодаря вмешательству адмирала, который, перебивая, произнес:
– Эй, что ты имеешь в виду, ты, сын кока? Чье присутствие ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что я не сочувствую мисс Флоре, да будет благословенно ее сердце! А также тебе, ты, швабра с бледным лицом? Думаю, ты годишься только в матросы.
– Дядя, не выходите из себя! Вам должно быть хорошо известно, что я не имел в виду ничего неуважительного по отношению к вам. Вы не должны даже допускать возможность такого. Несмотря на то, что я высказал это не совсем уместно, я имел в виду следующее…
– Да ну его к свиньям собачьим, то, что ты хотел сказать, да не сказал. Продолжайте, мистер Вампир, свой рассказ. Я хочу узнать, что было дальше, и что вы делали после того, как был убит тот человек.
– Когда было совершено это страшное дело, – сказал Варни, – и наша жертва лежала в луже собственной крови, при последнем издыхании, мы стояли как люди, которые только теперь поняли последствия того, что они сделали. В тусклом свете я увидел выражение лица Мармадюка Баннерворта, он весь трясся. Вскоре дрожь прошла, нас привела в себя мысль, что нужно срочно предпринять все для избежания наказания за содеянное. Мы наклонились и вытащили у мертвого заработанный неправедным путем выигрыш. Это была огромная сумма, и я сказал Мармадюку: «Забирай все эти деньги и отправляйся с ними к себе домой, чтобы тебя никто не заподозрил. Спрячь их в каком-нибудь потайном месте, завтра я вызову тебя, и мы разделим их, а потом подумаем о том, как безопасно обменять банкноты на золото».
Он согласился и засунул деньги себе в карман, после этого было необходимо избавиться от трупа, который, если не убрать его, обнаружился бы через несколько часов и стал бы ужасным доказательством против вас, способным навлечь на нас последствия, которых мы так страстно желали избежать.
Это самая сложная часть в работе убийцы – после убиения жертвы ему необходимо тайно избавиться от трупа, который своими мертвыми глазами, кажется, постоянно смотрит на него с глубочайшим упреком. Именно это заставляет людей остановиться перед тем как убить кого-либо, и именно это становится первым наказанием, которому подвергается убийца за совершенное преступление. Мы вырвали из ограды два кола и с их помощью умудрились выкопать очень неглубокую яму, которую можно было закопать только тонким слоем земли, скрывающим тело убитого человека.
Затем шла омерзительная задача по перетаскиванию его туда, задача, полная страха, которая приводила нас в ужас; но это необходимо было сделать, и поэтому мы наклонились, взялись за одежду и перетащили тело в уготованную яму. Мы с радостью закопали его и энергично утрамбовали могилу, чтобы это место не вызывало подозрений. Завершив это, мы засыпали могилу пылью с дороги, сухими листьями и всем таким, чтобы земля выглядела так, как будто там совершенно ничего нет. Мы посмотрели друг на друга: каждый из нас тяжело дышал от тяжелого труда.
Затем мы вспомнили, что среди вещей, которые убитый игрок выиграл у Мармадюка, были документы, связанные с имуществом Диарбрука.
– Имуществом Диарбрука? – воскликнул Генри Баннерворт. – Я знаю, есть маленькое имение с таким названием, которое принадлежало нашей семье, но я также знаю, что наш отец давным-давно расстался с ним.
– Да, оно было заложено за мизерную сумму, которая не составляла и четвертой части его стоимости. Оно было возвращено Мармадюком Баннервортом не для того, чтобы сохранять его, а для того, чтобы срочно продать с целью поправления пошатнувшихся финансов.
– Я не знал об этом, – сказал Генри.
– Конечно, вы не знали, потому что за последнее время, я имею в виду за двенадцать месяцев или около того, до смерти вашего отца, он стал отчужденно относиться к семье, поэтому никто из вас не знал о том, что он делал, за исключением того, что он вел очень дикую и безрассудную жизнь, которая, несомненно, должна была закончиться в бесчестии и бедности. Как я уже сказал, поместье Диарбрук, как и другое ценное имущество, было выиграно у него за игорным столом человеком, который понес такое страшное наказание за свою удачу. Мы не вспоминали о том, что у трупа находились эти важные документы, пока не закопали его и тщательно не замаскировали то место. Первым об этом вспомнил Мармадюк Баннерворт, который произнес:
«Господи, мы зарыли документы, подтверждающие мое право собственности на имущество, нам придется эксгумировать труп, чтобы достать их».
Эти документы ничего не значили для меня, мне было противно выкапывать труп, я не хотел делать этого.
«Мармадюк Баннерворт, – сказал я, – вы можете делать все, что вам угодно и нести ответственность за последствия, но я не буду выкапывать труп, я не хочу снова смотреть на его лицо. Это слишком страшно. У вас есть огромная сумма денег, зачем вам нужны еще и документы на поместье, стоимость которого так незначительна?
«Хорошо, хорошо, – сказал он, – я не буду пока тревожить останки; подожду, что доследует за фактом убийства; если не возникнет никаких подозрений, а все будет тихо и спокойно, я найду способ выкопать тело и достать бумаги, которые являются для меня весьма важными».
Приближалось утро, мы посчитали, что будет разумно покинуть это место. Несколько мгновений мы стояли в конце тропинки и беседовали, это был последний раз, когда я видел Мармадюка Баннерворта.
– Ответьте мне на один вопрос, – сказал Генри.
– Отвечу. Спрашивайте, что вам угодно, я отвечу.
– Это вы приехали в поместье Баннервортов наутро после трагической смерти моего отца и вызвали его?
– Да, это был я. Когда я услышал о том, что он совершил, я сразу же уехал, размышляя, что можно сделать, чтобы добыть хотя бы часть имущества, половина которого, как я понимал, принадлежала мне. Я узнал, какими были последние слова Мармадюка Баннерворта в момент его смерти, их была достаточно, чтобы понять, где деньги, они были спрятаны в доме, в каком-то потайном месте. После этого мысль о завладении этими деньгами тем или иным способом не покидала мой разум.
Я обдумывал это день и ночь; я не знал только места, где были спрятаны деньги. Не было сомнений в том, что Мармадюк Баннерворт с деньгами спокойно добрался до дома и надежно их спрятал. Это было разумной мерой предосторожности, учитывая, каким способом мы добыли эти деньги.
Затем я додумал, что, будучи наедине со своими мрачными мыслями, он чувствовал такую боль, что напился для того, чтобы утопить свои воспоминания. Естественным последствием этого было состояние частичного умопомешательства. Вероятно, в момент приступа безумия он и совершил тот ужасный поступок, который безвременно перенес его на тот свет.
– Да, – сказал Генри, – должно быть, это правда; ваше предположение верно. Перед самоубийством он выпивал огромные количества вина, но вместо успокоения угрызений совести, они только усилились, он пришел в такое безумное состояние рассудка, что нашел невозможным продолжение жизни, после чего и совершил ужасный акт, завершивший его страдания.
– Да, и который в одночасье разрушил все мои ожидания овладеть состоянием, которое по нашему уговору должно было стать моим. Ведь даже половины суммы, вытащенной из карманов игрока было достаточно, чтобы безбедно прожить всю оставшуюся жизнь. Я был сведен с ума мыслью, что такая большая сумма выскользнула из моих рук. Я постоянно околачивался вокруг поместья Баннервортов, надеясь и ожидая, что появится какое-нибудь обстоятельство, которое позволит мне проникнуть в дом и обыскать его с целью найти спрятанные сокровища.
Все мои усилия были тщетными. Я не мог разработать никакого плана, Наконец, устав и измучившись, я был вынужден уехать в Лондон в поисках средств к существованию. Только в таком огромном метрополисе такие люди, как я, лишенные всяких средств, но готовые добывать деньги любыми путями, могли сделать это. Я снова погрузился в водоворот лондонской жизни, и продолжил криминальное занятие, обеспечивая себя грабежом или любым другим способом, который обещал потенциальный успех. Во время этих занятий я и познакомился с самыми отвратительными людьми того времени; мы вместе совершали такие преступления, что деятельность нашей банды головорезов правительству пришлось срочно пресекать. Нам, разумеется, не было известно, что полиция начала предпринимать активные действия по нашей поимке. За каждым из нас было установлено наблюдение. Полиция знала о каждом нашем шаге. В результате этого, как и можно было ожидать, мы были рассеяны, некоторые члены банды были арестованы, в том числе и я. Я почти с самого начала знал свою дальнейшую судьбу. Наши грабежи производили такое впечатление, что судьи посчитали совершенно необходимым самым суровым образом наказать кого-либо из банды в назидание другим.
Суд надо мной не продолжался и часа, меня осудили и вынесли смертный приговор, судья намекнул, что мне не стоит и мечтать о помиловании. При таком положении вещей, не видя перед собой ничего кроме смерти, я полностью отчаялся и чуть не умер еще до казни. Больше мертвый, чем живой, я, однако, был затащен на эшафот, чтобы быть официально казненным. Я никогда не забуду массу страшных мыслей, которые проходили через мой разум в то ужасное время. Казалось, моя судьба была решена, и я почти ничего не помню об этой ужасной сцене. Я помню какое-то смущенное бормотание собравшихся людей. Помню, как я оглядывался вокруг и видел только огромное море человеческих голов. Внезапно я услышал громкий крик проклятия из толпы. В ужасе я попятился назад, мне показалось, что кричать на человека, обреченного на смерть, было зверством. Вскоре, однако, я нашел, что собравшаяся на такой спектакль толпа не была столь низкой, они кричали проклятия палачу, который неожиданно появился у виселицы.
Кто-то, думаю, это был один из шерифов, должно быть, заметил, что я обратил внимание на крик из толпы, и подумал, что они кричат мне, он сказал мне: «Это они кричат палачу». – Он указал пальцем на должностное лицо. Я до сих пор вижу его перед собой и уверен, что никогда не забуду выражения его лица. Оно было очень страшным. Впоследствии, когда я узнал, кем и чем он был, я не удивился, что он занимает такую мрачную должность. Через несколько минут на моей шее будет затянута смертельная веревка. Я чувствовал ее давление, я слышал монотонное пение священника, слышал, как он произносит молитвы, которые, должен признаться, тогда мне казались насмешкой над человеческим страданием.
Внезапно раздался громкий крик, я почувствовал, как платформа уходит у меня из-под ног, я попытался издать крик агонии, но не смог, мне казалось, что я объят огнем, затем я лишился чувств, больше я ничего не помню.
* * *
Когда я пришел в себя, то почувствовал пульсацию в своих венах, мне казалось, что я тщетно пытался закричать. Мною овладели мысли, которые овладевают человеком, подвергающимся жестокой атаке ночного кошмара, я был в агонии, я молился о смерти, которая избавила бы меня от такого жестокого страдания.
Затем неожиданно у меня появились силы произнести звук, я издал пронзительный крик, должно быть, приведя в ужас тех, кто слышал его, потому что он испугал даже меня.
Потом, думаю, я упал в обморок, но, придя в сознание, нашел себя на кушетке, какой-то человек дал мне отпить из чашки. Я еще не мог четко различать объекты, но я услышал его слова: «Выпей, тебе будет лучше».
Я выпил, потому что мною овладела страшная жажда, после этого я заснул, сон длился около двадцати четырех часов, и когда я проснулся, то услышал тот же голос, который говорил со мной раньше, он спрашивал меня, как я себя чувствую. Я повернулся в направлении, откуда исходил звук, теперь я мог видеть более четко: человеком оказался палач, лицо которого произвело такое впечатление на меня у виселицы, впечатление, которое, как я, посчитал, было последним моим впечатлением на этом свете. Теперь это впечатление вызывало смесь положительных и отрицательных эмоций. Прошло какое-то время, прежде чем я смог заговорить. Вначале я произнес всего несколько слов, я спросил, что случилось и где я.
«Разве ты не помнишь, – сказал он, – что тебя повесили?»
«Я помню, помню, – ответил я. – Так это место для проклятых душ?»
«Нет, ты еще на этом свете, каким бы странным это ни показалось. Послушай меня, я вкратце расскажу тебе, как ты ожил, чтобы быть в состоянии жить и ходить среди людей».
Я слушал его с необыкновенным и сосредоточенным вниманием, он рассказал, как молодой врач-энтузиаст хотел провести эксперимент по оживлению недавно умершего человека, он услышал о желании этого врача и согласился принести ему мое тело после повешения для эксперимента. Таким образом, эксперимент доктора удался, но он и сам испугался последствий этого и убежал от страха, даже оставил Лондон, так что никто не знал, куда он уехал. Я слушал это с самым глубоким вниманием, затем он завершил рассказ словами:
«Несомненно, я обязан выдать вас властям. Однако я этого не сделаю, если вы согласитесь на мое предложение».
Я спросил его, что у него было за предложение, он сказал, если я буду платить ему определенную сумму в год, он будет хранить секрет, оставит работу палача и попытается заняться чем-то другим. Я согласился на его предложение и сдержал слово. Так или иначе, мне удавалось доставать необходимую сумму, но теперь его больше нет.
– Я думаю, – закричал Генри, – что он стал жертвой слепого гнева толпы.
– Вы правы, именно так, и, соответственно, теперь я свободен от бремени этих платежей; но это не имеет значения, потому что сейчас я и сам близок к могиле, вместе со всеми моими обязательствами, скоро я буду вне досягаемости для придирок смертных. – Вам не нужно думать так, Варни; вы должны вспомнить, что в настоящее время вы страдаете от обстоятельств, давление которых вскоре пройдет, и вы станете чувствовать себя нормально.