Глава LXXVI

Вторая ночь дежурства мистера Чиллингворта у поместья

Поутру отряд военных покинул поместье Баннервортов и старинное место опять стало тихим. Но доктор Чиллингворт нашел, что избавиться от его старого друга, палача, который, судя по всему, намеревался дежурить вместе с ним, будет трудно.

Доктор хоть и не был предрасположен к предвзятому мнению, но, тем не менее, возражал против присутствия человека, который, по его мнению, не был идеальным. Более того, это противоречило намерению нашего друга-медика, целью которого было бдеть вампира в максимальной тишине и секретности, если он опять посетит поместье Баннервортов.

– Сэр, – сказал он палачу, – после того как вы рассказали мне вашу печальную историю, я больше не хочу вас задерживать.

– О, вы меня не задерживаете.

– Да, но я, вероятно, останусь здесь еще надолго.

– Мне все равно нечего делать. Одно место для меня не хуже другого.

– Хорошо, тогда я должен выразиться ясно, позвольте мне сказать, что, поскольку я пришел сюда с очень важной и серьезной целью, я очень хочу быть совершенно один. Теперь вы меня понимаете?

– О! Да, я понимаю. Вы хотите, чтобы я ушел?

– Именно.

– Тогда, доктор Чиллингворт, позвольте мне сказать вам, что я тоже пришел сюда по очень важному делу.

– Правда?

– Правда, я обдумывал многие обстоятельства и делал много выводов из множества фактов. В результате я принял очень важное решение, а именно: хорошо осмотреть поместье Баннервортов, и если оно мне понравится, я сделаю семье Баннервортов предложение купить его.

– Пропади я пропадом! Почему весь мир сошел с ума на идее купить это старое здание, которое совершенно обветшало и не будет стоять долго?

– Это мой каприз.

– Нет, нет. В этом есть что-то тайное. Вами движет та же причина, которая побуждала вампира Варни овладеть поместьем.

– Возможно.

– И что это за причина? Вы можете быть откровенны со мной.

– Да, я буду откровенен. Мне нравится живописность этого места.

– Нет, вы знаете, что это неискренний ответ, вы это хорошо знаете, вас очаровывает не вид старого поместья. Но я чувствую, одно только ваше поведение убеждает меня, что здесь есть какая-то другая цель, достичь которой вы очень хотите.

– Как сильно вы ошибаетесь!

– Нет, я уверен, что я прав. И я немедленно посоветую семье Баннервортов вернуться, чтобы опять поселиться здесь и положить конец надеждам вашим и Варни, а также всех других, кто намереваются завладеть этим местом.

– Если бы вы были человеком, – сказал палач, – который меньше заботился бы о других и больше о себе, я бы сделал вас наперсником.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что вы недостаточно эгоистичны, чтобы быть с вами откровенным.

– Это странная причина, чтобы не быть откровенным с любым человеком.

– Да, причина странная. Но в данном случае совершенно правильная. Я не могу сказать вам то, что мог бы сказать, потому что не могу договориться с вами.

– Вы говорите непонятно.

– Чтобы дать вам понять, я должен буду рассказать мой секрет.

Было заметно, что доктор Чиллингворт был раздражен, он совершенно не мог одерживать себя. Насильственное выдворение палача из поместья было вне обсуждения и не могло быть сделано. Во-первых, он был очень сильным человеком, гораздо более сильным, чем доктор, и во-вторых, драки не соответствовали природе мистера Чиллиигворта.

Он мог только выразить досаду и сказать:

– Если вы решили остаться, я не могу с этим ничего поделать. Но когда придет кто-то от Баннервортов, я буду вынужден заявить, что вы вторглись в поместье.

– Очень хорошо. Раз уж мы с вами порвали отношения и больше не являемся компанией, я войду в дом.

Это было намерение, которое не нравилось доктору, но он не мог ничего сделать. Он стал смотреть, как палач подходит к одному из окон замка.

Доктор Чиллингворт сел и задумался. Главным образом он думал о тайне, которая побуждала Варни, Маршдела и даже этого сумасшедшего, всех их стать обладателями старого замка.

Был какой-то очень сильный мотив, он был в этом уверен, и очень хотел договорить с Баннервортами или с адмиралом Беллом, чтобы сказать о том, что происходит. Он был уверен, что к нему придет кто-нибудь, чтобы принести еду на этот день. Тем временем он слушал, что делал палач в замке, пытаясь выяснить, что ему там нужно.

В течение долгого времени никакие звуки не тревожили полную тишину этого места. Но вдруг внезапно мистер Чиллингворт понял, что слышит удары молотка, как будто кто-то работал в одной из комнат замка.

– Что это может означать? – сказал он и решил направиться внутрь здания через то же окно, которое позволило войти палачу, когда услышал, как его имя произносит кто-то позади у забора сада. Посмотрев в этом направлении, он, к своему облегчению, увидел адмирала и Генри Баннерворта.

– Обойдите ворота, – сказал доктор, – я больше чем рад видеть вас, могу вам признаться. Не шумите, пожалуйста, обойдите ворота.

Они с расторопностью подчинились его приказу, и, когда подошли к доктору, адмирал напряженно сказал:

– Вы же не хотите сказать, что он там?

– Нет, нет, не Варни. Но Варни не единственный, кто очень влюблен в поместье Баннервортов. У вас есть еще один потенциальный арендатор, и я думаю, что вы хотите узнать, кто это.

– В самом деле.

– Тише! Ползите за мной к дому, тогда вас не заметят. Там! Вы слышите шум в замке?

– Что это стучит? – сказал адмирал. – Похоже на работу корабельного плотника.

– Это в самом деле похоже на работу плотника. Это всего лишь новый арендатор, позволю себе сказать, чинит что-то.

– Какая наглость!

– Это очень хладнокровно, должен я признаться.

– Кто он и что он?

– Кто он сейчас, я не могу сказать вам, но когда-то он был лондонским палачом. Это было в то время, когда я практиковал в столице и познакомился с ним. Он знает сэра Френсиса Варни, и, если я не ошибаюсь знает причину сильной привязанности этого человека к поместью Баннервортов. Он принял эту причину всерьез настолько, что привязался к нему сам.

– Что касается меня, – сказал Генри, – то мне она не известна. Что, в конце концов, движет всеми ими?

– Мой дорогой Генри, – сказал доктор, – вы сделаете так, как я скажу?

– Я сделаю, как скажет любой, кому я доверяю. Потому что я сейчас как человек, нащупывающий свой путь в темноте.

– Тогда позвольте этому джентльмену, который сейчас с таким удовольствием плотничает в вашем доме, сделать то, что так согревает его сердце, но не дайте ему уйти. Если мы появимся втроем из сада, он будет благоразумен и поймет, что трое против одного – это неравная борьба, в силу чего будет вынужден остаться. Мы не дадим ему уйти, пока не поймем, что oн собирался сделать.

– Вы будете командовать эскадрой, доктор, – сказал адмирал, – я согласен с планом, давайте так и будем действовать! Давай, Генри, тем более мы оба вооружены.

Они вошли в центр сада и вскоре убедились, что палач заметил их, потому что из окна появилось лицо, а потом снова удалилось.

– Так, – сказал доктор, – теперь он знает, чтo он в ловушке и что мы можем расположиться так, чтобы хорошо обозревать весь дом, а также ворота сада. Или умрет с голода он, или умрем с голода мы.

– Мы не умрем! – сказал адмирал Белл, доставая из своих больших мешков различную еду – Мы пришли, чтобы принести вам еще еды.

– В самом деле?

– Да. И еще мы были в развалинах.

– О, чтобы освободить Маршдела? Чарльз сказал мне, на что решился этот негодяй и что он был заточен Чарльзом.

– Он действительно был заточен, и ему было бы нелегко выбраться из заточения. Он мертв.

– Мертв?

– Да. В результате бури, которая была прошлой ночью, развалины стали рушиться и придавили его. Теперь он стая плоским как блин.

– Господи! Хотя это ему справедливое воздаяние. Он хотел убить бедного Чарльза Голланда самым жестоким и кровавым способом, и, несмотря на то, что мы трясемся от того, как умер он, мы не можем сожалеть об этом.

– Мы можем сожалеть только о том, что он избежал веревки вашего друга палача, – сказал адмирал.

– Не называйте его моим другом, пожалуйста, – сказал доктор Чиллингворт, – но послушайте, как он усердно трудится, можно подумать, что он собирается унести с собой весь замок по частям, если у него будет такая возможность, если вы не отдадите ему весь дом целиком и сразу.

– Будь он проклят! У него, видимо, какая-то очень серьезная цель, – сказал адмирал, – иначе он не был бы и наполовину так усерден.

В самом деле, из дома раздавались очень громкие удары молотка. Было совершенно понятно, что палач был слишком увлечен своей работой (что бы ни было его задачей), чтобы еще обращать внимание на тех, кто его слушает, или на догадки, которые это может породить. Он, вероятно, думал, что его сейчас остановят, и решил работать, пока не остановили.

он отчаянно продолжал, это очень сильно досаждало адмиралу, который предложил войти в дом и заставить палача выложить напрямую, что-то он тут делает. С его мыслями был склонен согласиться Генри, но с ними не соглашался доктор. В это время из окна, через которое он вошел, выпрыгнул палач.

– Доброе утро, джентльмены! Доброе утро! – сказал он, идя к воротам сада. – Я больше не потревожу вас. Доброе утро!

– Не так быстро, – сказал адмирал, – иначе мы тебя вернем силой, я никогда не промахиваюсь, когда вижу цель. Я тебе не дам скрыться, можешь мне поверить.

Говоря это, он достал из кармана пистолет и направил его на палача, который, увидев это, остановился и сказал:

– Что? Разве мне не дадут спокойно уйти? Еще недавно доктор поссорился со мной, потому что я не уходил, а теперь меня за это хотят застрелить.

– Да, – сказал адмирал, – это так.

– Хорошо, но…

– Еще, – сказал он, – один дюйм к воротам, и ты труп!

Палач заколебался и посмотрел на адмирала. Белла. Видимо, эти слова произвели на него эффект, он внезапно повернулся и прыгнул обратно в окно, не говоря ни слова.

– Хорошо, вы предотвратили его уход, – сказал Генри, – но что делать теперь?

– Ничего страшного, ничего страшного, – сказал доктор, – oн вынужден будет высунуться снова, потому что в доме нет еды, и если он рискнет остаться, то умрет от голода;

– Тише! Что это? – сказал Генри.

Раздался очень спокойный звон колокольчика, который был подвешен над воротами сада.

– Звонят специально, провалиться мне на этом месте, – сказал доктор, – чтобы проверить, есть ли кто-нибудь в доме. Давайте спрячемся и не будем обращать внимания.

Через некоторое время звон повторился и трое союзников скрылись за густыми лавровыми кустами, ожидая, что последует за этим.

Им не пришлось долго скрываться в этом месте, потому что они услышали тяжелый звук падения на дорожку с гравием, как будто кто-то вскарабкался на ворота изнутри и запрыгнул вовнутрь.

В том, что именно так и было, их убедили шаги, которые вскоре последовали за этим. К их удивлению, а также к удовлетворению, они увидели через лавровый куст, за которым скрывались, не кого иного, как самого сэра Френсиса Варни.

– Это Варни, – сказал Генри.

– Да, да, – прошептал доктор. – Пусть идет, не двигайтесь, пусть он хоть один paз сделает то, что хочет.

– Будь проклят этот парень! – сказал адмирал. – Я знаю о нем кое-что, что делает его ангелом по сравнению с этим негодяем Маршделом.

– Да, правда, он спас Чарльза.

– Спас, и не причинил ему вреда, иначе я бы пристрелил его на месте.

– Каким печальным он кажется!

– Тише! Он приближается, говорить небезопасно. Посмотрите на него.

Глава LXXVII

Варни в саду. – Рассказ доктора Чиллингворта адмиралу и Генри

Любезный читатель, это и в самом деле был Варни, это он перебрался через стену, огораживающую сад, и пробрался в сад поместья Баннервортов. Но тех, кто наблюдал за ним, удивило больше всего то, что он, казалось, не желал скрыть своего присутствия, напротив, он шагал вперед с отважным видом, который был вызван либо чувством полной безнаказанности, вызванной в свою очередь мыслью, что здесь никого нет, либо очень большой наглостью, присущей только ему.

Что до небольшой группы, которая собралась здесь и наблюдала за ним, то они, казалось, были изумлены его присутствием. Генри, вероятно, так же как и адмирал, выдал бы какое-нибудь неожиданное восклицание, но их сдерживал доктор Чиллингворт, который, подозревая, что они могут себя обнаружить, заговорил первым, прошептав:

– Ради Бога, молчите. Фортуна вознаграждает нас. Не трогайте Варни. По-другому нельзя определить, что он на самом деле хочет в поместье Баннервортов.

– Я рад, что вы это сказали, – произнес Генри вздыхая. – Если бы вы этого не сказали, я уверен, что я бы помчался вперед и встал перед этим человеком, который отравил мне жизнь.

– И я бы тоже, – сказал адмирал, – хотя я бы не хотел причинять ему вред, после того как он освободил Чарльза из темницы, где погиб Маршдел.

– Я на мгновение забыл об этом, – сказал Генри, – и хочу заметить, что его поведение имело оттенок странного и дикого великодушия, которое всегда скрывалось в глубине его сердца, но которое было задушено обстоятельствами.

– Я твердо убежден в этом, уверяю вас, – сказал доктор Чиллингворт.

Из лиственного укрытия, где они сидели, они наблюдали за Варни, и если бы они не были так хорошо скрыты, вампир бы почуял их. Потому что он не только не старался скрыться, но даже не проверил, следит ли кто-нибудь за его приближением к дому.

Его шаги были более быстрыми, чем обычно. По его виду было ясно, что он идет с какой-то целью, которая достаточно важна, чтобы забыть о риске и не предпринимать обычных мер предосторожности.

Он попробовал открыть несколько окон дома вдоль террасы, о которой мы уже не раз говорили. Наконец-то ему повезло и он шагнул в замок, оставляя тех, кто тихо обозревали его действия в море догадок по поводу его целей.

– В любом случае, – сказал адмирал, – я рад, что мы здесь. Если вампир подерется с тем парнем, который так долго плотничает в доме, мы, я думаю, увидим красивую игру.

– Лично я, – сказал доктор, – не хотел бы стать безучастным свидетелем убийства вампира. Хотя я думаю, что он достойный противник любому смертному оппоненту.

– Можете быть в этом уверены, – сказал Генри. – Но как долго, доктор, вы считаете нужным ждать здесь, думая, что же происходит в доме?

– Я надеюсь, не долго, потому что должно произойти что-то, что заставит нас действовать. Слышите? Что это?

Изнутри здания послышался громкий звук разбивающегося стекла. Звук был похож на то, что какое-то окно было вышиблено полностью. Несмотря на то что они внимательно наблюдали за передней частью дома, они не могли видеть никаких признаков такого действия, и поэтому были вынуждены прийти к мнению, что это биение стекла было результатом столкновения Варни и другого человека.

– Я не могу выдержать это, – сказал Генри.

– Нет, нет, – сказал доктор, – успокойтесь и я расскажу вам кое-что, потому что сейчас самое время рассказать вам об этом.

– Это связано с вампиром?

– Да, да, связано.

– Тогда будьте коротки, я очень страдаю от нетерпения.

– Обстоятельства вынуждают меня быть кратким, потому что рассказ настолько ужасен, что я не хочу делать его более жутким. Сэр Френсис Варни, хотя и под другим именем, был моим старым знакомым.

– Знакомым? – сказал Генри.

– Вы же не хотите сказать, что вы вампир? – сказал адмирал. – Или что он вас навещал?

– Нет, но я знал его. С первого раза, когда я увидел его здесь, я подумал, что знаю его. Это вызывало у меня такой ужас, что я сделал все, что было в моих силах, чтобы забыть об этом. Но я не мог забыть об этом, и однажды я получил доказательство того, что это был тот, кого я впервые увидел при самых романтических обстоятельствах.

– Продолжайте. Вы волнуетесь?

– Да, я действительно волнуюсь. Раскрытие этого в течение нескольких последних дней болталось у меня на языке, но теперь я решился рассказать. Потому что вы должны знать все, что я могу рассказать о том, кто причинил вам столько беспокойства.

– Вы пробудили, доктор, – сказал Генри, – весь мой интерес.

– И мой тоже, – заметил адмирал. – Что же вы хотите рассказать? И где впервые вы встретились с вампиром Варни?

– В его гробу.

Адмирал и Генри очень сильно удивились, и одновременно произнесли:

– Вы сказали в гробу?

– Да. Даю слово честного человека, что впервые я увидел сэра Френсиса Варни в его гробу.

– Значит, он вампир, это не ошибка, – сказал адмирал.

– Продолжайте, прошу вас, доктор, продолжайте, – сказал Генри выказывая нетерпение.

– Я продолжу. Причина, по которой он оказался в гробу была достаточно проста: его повесили, казнили в Центральном уголовном суде Лондона, перед тем как я впервые взглянул на него. Вы знаете, что я несколько лет назад изучал хирургию при лондонских школах, и, поскольку я занялся этой профессией достаточно поздно, я очень хотел за короткое время изучить побольше всего.

– Да, да.

– Прибыв в Лондон со значительными финансовыми ресурсами, я не тратил деньги на лондонскую светскую жизнь, как это делали молодые, которые учились вместе со мной, я упорствовал в изучении профессии, и не было ничего, связанного с ней, что бы я не перепробовал.

– В то время было очень трудно добыть труп для изучения анатомии, нужно было сделать массу заявок, чтобы получить эту абсолютно необходимую для учебы вещь. Я познакомился с человеком, о котором уже говорил вам, и который сейчас в замке, он занимал должность публичного палача. Так случилось, что я прочел научную работу одного француза, который провел массу экспериментов с использованием шоковых и других аппаратов над теми, кто умерли различными способами. Он уверял, что оживил одного человека, который был повешен и который после оживления прожил пять недель.

Я был еще молод, по сравнению с моим теперешним возрастом, и мне не хотелось так сильно ничего, как заполучить труп недавно убитого человека, чтобы провести над ним эксперимент по оживлению. Именно для этой цели я нашел публичного палача и познакомился с ним, хотя все от него шарахались. Я рассчитывал, что он поможет мне достать труп осужденного и. казненного человека, с которым я смогу поэкспериментировать.

Я объяснил ему суть дела и понял, что он не возражает. Он же подсказал мне и метод: после того как укажет мне конкретного преступника, у которого не будет родственников, я должен буду объявить, что я – ближайший родственник и попросить забрать тело этого казненного преступника. Такие заявления обычно не проверяются. Он обещал оказать мне всяческое содействие и даже помочь отнести труп ко мне домой. Это было как раз то, что мне нужно. Я с нетерпением ожидал смерти какого-нибудь несчастного бедняги, который пройдет через руки моего друга, публичного палача. Наконец сложились определенные обстоятельства, которые были для меня наиболее благоприятными: некий человек был задержан за разбой на дороге при отягчающих обстоятельствах. Его судили. Доказательства его вины были настолько неопровержимыми, что его защита на суде была чистой формальностью. Судья перед началом процесса просил его не тешить себя тем, что его пощадят. Ему быстро вынесли приговор. Факты аналогичных грабежей стали частыми и нужен был публичный пример, чтобы показать злодеям, что они не могут безнаказанно совершать такого рода преступления, да еще и при отягчающих обстоятельствах. Поэтому все очень хотели его повесить.

Он выслушал свой приговор не шелохнувшись. Я не видел его до суда, но он представился мне сильным и хорошо сложенным человеком, со странным, но достаточно симпатичным выражением лица, на нем было выражение заносчивой решительности.

Я прибежал к своему другу палачу.

«Можешь ты дать мне, – сказал я, – тело человека, который в понедельник должен быть казнен за грабеж на дороге?»

«Да, – сказал он, – я не вижу никаких препятствий для этого. Ни один человек не заявил даже о знакомстве с ним, не то что о родстве. Я думаю, что если вы напишете в заявке, что вы – его двоюродный брат, который возьмет на себя расходы по погребению, то у вас будут все шансы завладеть трупом».

Я не колебался и пошел к шерифу. Я сказал ему, что этот преступник, к сожалению, – мой родственник и что поскольку я не мог ничего сделать для него на суде, но меня тревожит идея его грубого погребения властями, я пришел попросить, чтобы тело было передано мне. Я пообещал, что я смогу найти для него место на кладбище и организовать приличные похороны с соблюдением всех церковных обрядов. Шериф не был наделен проницательностью. Он одобрил мою набожность и без всяких расследований выписал мне ордер на получение трупа из рук палача, после того как преступник будет казнен в соответствии с законом.

Я не хотел, как вы понимаете, появляться на месте казни. Поэтому дал ордер шерифа на выдачу тела палачу. Он пообещал, что уложит труп в гроб, а затем четверо крепких мужчин отнесут его к нему домой, где он гроб вскроет.

«Хорошо! – сказал я. – Теперь, когда я уже не сомневаюсь в успехе моего эксперимента, могу я попросить вас произвести повешение так, чтобы преступник падал не слишком резко, чтобы не была повреждена его шея?»

«Я думал об этом, – сказал он, – думаю, что могу сделать так, чтобы он упал мягко и умер от удушья, не вывихнув при этом шеи. Я постараюсь».

«Если вам удастся сделать именно так, – сказал я, одержимый идеей завладеть трупом, – я буду вам очень признателен и увеличу сумму, которую пообещал вам, в два раза».

Как я и думал, это явилось для него мощным стимулом исполнить мое желание, он принял все меры, чтобы его выполнить.

Вы можете представите себе напряженное нетерпение, с которым я ожидал результата. Палач жил в старом, похожем на развалины доме, недалеко от района Суррэй. Я приготовил все инструменты для эксперимента над мертвецом в комнате, из окон которой был виден вход.

Я уже был совершенно готов к половине девятого, хотя, подумав, нашел, что тот, кого я с таким нетерпением жду, приедет сюда минимум через час.

Я так страстно желал заполучить этот труп, что вряд ли когда-нибудь какой-нибудь влюбленный ждал свою избранницу с большей жаждой, чем это делал я по отношению к мертвому телу, которое я предполагал, используя свой профессиональные навыки, оживить.

Наконец я услышал звук колес. Я нашел, что мой друг палач нанял экипаж, в котором привез гроб, так было гораздо быстрее, чем нести его на плечах людей. Экипаж с ужасным грузом остановился у дверей дома примерно около пятнадцати минут десятого. Нетерпение вынудило меня сбежать вниз по лестнице к тому, от чего девяносто девять человек из ста бы бежали, чтобы только избежать встречи с ним, а именно с трупом, мертвенно бледным и свежим, только что с виселицы. Для меня он был большим подарком. Я уже представлял как проделываю то, что проделывал тот французский ученый, который опубликовал этот доскональный научный труд по оживлению разными способами тех, кого люди, далекие от науки, уже объявили мертвыми.

Если честно, иногда меня посещала мысль, что, поскольку французы склонны хвастаться, этот научный труд мог быть простым бахвальством. Но вероятность того, что это окажется обманом, не останавливала меня. В конце концов я мог проверить, правда это или нет, только лично проведя эксперимент.

Я услужливо помог перенести гроб в комнату, где приготовил все, что было необходимо для проведения моего великого эксперимента. Когда в комнате не осталось никого кроме меня и моего друга палача, мы, один за ноги, другой за голову, вытащили труп из гроба и положили его на стол.

Я спешно положил руку на область сердца и, к своему великому удивлению, обнаружил, что место было теплым. Я снял колпак, который закрывал лицо трупа и впервые увидел черты лица того, кто теперь зовет себя, только Небесам известно почему, сэром Френсисом Варни.

– Господи! – сказал Генри. – Вы уверены?

– Совершенно.

– Возможно, это другой похожий на него негодяй, – сказал адмирал.

– Нет, сейчас я абсолютно убежден. Сначала, как я уже упоминал, я искал доказательства моему предположению, но потом мои предположения подтвердил сам палач.

– Продолжайте, продолжайте! Ваш рассказ, конечно, очень странный, и я не скажу, что в него легко поверить. Если бы его рассказывал не такой старый и дорогой друг, как вы, я бы в него не поверил.

– Я не удивлен тем, что вы только что сказали, – ответил доктор, – и я не обижаюсь на то, что вы, возможно, думаете, что я ошибся.

– Нет, нет. Я знаю, что вы бы не были так уверены в этом, если бы была хоть малейшая вероятность ошибки.

– В самом деле, я бы не был уверен.

– Давайте услышим продолжение.

– Слушайте. Я очень хотел немедленно приступить к оживлению повешенного. Некоторые манипуляции убедили меня в том, что шея не была сломана, это оставляло надежду для меня. Палач был более осторожен, чем я, и, прежде чем я начал, он сказал:

– Доктор, вы хорошо подумали, что будете делать с этим парнем, если вам удастся вернуть его к жизни?

– Нет, – сказал я.

– Знаете, – сказал он, – вы можете поступать как хотите, но я думаю, что вам об этом нужно подумать.

Я не отвлекался на другое. Я мог думать об успехе или провале моей операции по оживлению мертвого тела только с физиологической точки зрения. Поэтому сразу приступил к эксперименту. Моя энергия и решительность предвещали самый успешный результат, если результат, описанный в научном труде, был вообще возможен. Более чем полтора часа работы, при ассистировании палача, который, работал под моим руководством, не принесли результата. Не появлялось даже малейших признаков жизни. На лице палача была улыбка и с добродушным подшучиванием он сказал:

– Боюсь, сэр, что палачу гораздо легче убить человека, чем доктору вернуть пациента к жизни.

Еще до того, как я мог ему ответить, соглашаясь с его сарказмом, потому что, как я чувствовал, его замечание было достаточно резонным, палач громко закричал и широко открыл глаза. Должен признаться, что я и сам вздрогнул от страха. Но некоторое время после этого продолжал действия, которые вызвали такой эффект. Внезапно труп подпрыгнул и схватил меня за руку, заорав:

– Смерть, смерть, где сокровища?

Эксперимент удался, полностью удался. Пока палач смотрел на это все с ужасом на лице, я выбежал из комнаты, а затем и из дому; направляясь с максимальной скоростью к себе домой. Мною овладел страх, что оживленный будет преследовать меня, если узнает, что это я одарил его новой жизнью. Я упаковал самые нужные вещи и сказал «адью» Лондону. В этот город с тех пор я не возвращался.

– И вы больше никогда не встречали человека, которого оживили?

– Нет, пока не увидел вампира Варни. И, как я уже говорил вам, сейчас я уверен, что он – тот человек.

– Это самая странная байка, которую я когда-либо слышал, – сказал адмирал.

– Н-да, весьма необычные обстоятельства, – сказал Генри.

– Вы заметили в чертах его лица, – сказал доктор Чиллингворт, – странный искаженный взгляд?

– Да, да.

– Он вызван спазматическим сокращением мышц в момент повешения. Это у него никогда не пройдет. И этот взгляд вызван отнюдь не вампиризмом.

– А тот человек, который сейчас находится вместе с ним в доме, доктор, – сказал Генри, – это тот самый палач, который повесил его?

– Он самый. Именно он сказал мне, что после того как я уехал, он присмотрел за оживленным человеком и завершил то, что я почти сделал. Он заключил с ним сделку. В соответствии с этой сделкой оживленный должен был ежегодно выплачивать ему крупную сумму денег. Варни платил всегда, хотя палач совершенно не знает, где тот брал деньги.

– Это очень странно. Но слушайте! Слышите голоса злобно ругающихся людей?

– Да, да, они встретились. Давайте подойдем к окнам. Мы сможем услышать что-нибудь из того, что они говорят друг другу.

Глава LXXVIII

Перебранка Варни с палачом в доме. – Взаимная договоренность

Сразу после того как доктор закончил свое удивительное откровение по поводу сэра Френсиса Варни, откровение, которое совсем не опровергало утверждение, что Варни – действительно вампир, и даже было еще одним доказательством того, что это существо может быть оживлено после смерти, стало ясно, что в доме происходила громкая перебранка.

Втроем они осторожно подобрались к окнам замка, чтобы послушать, что там происходит. Вскоре они отчетливо услышали громкий и злой голос палача, который говорил:

– Я не отрицаю, что ты сдержал слово, в соответствии с нашей сделкой, которая, как ты говоришь, была выгодной. Но я не понимаю, почему это обстоятельство должно ограничивать мои действия?

– Но что ты здесь делаешь? – сказал с нетерпением Варни.

– А что делаешь ты? – закричал другой.

– Нет, не отвечай вопросом на вопрос. Я тебе говорю, что у меня очень специфическое и очень важное дело в этом доме. А у тебя нет никаких мотивов, кроме любопыства.

– А разве у меня здесь не может быть очень серьезного и очень важного дела?

– Это невозможно.

– Знаешь, я легко могу применить такие слова и по отношению к тому, что ты называешь «важным делом». Я останусь здесь.

– Нет, не останешься.

– Ты применишь силу, чтобы заставить меня уйти?

– Да, хотя я не хочу поднимать на тебя руку. Но я вынужден буду это сделать. Я тебе говорю: я должен быть в этом доме один. У меня очень специфические причины для этого, причины, от которых зависит моя дальнейшая жизнь.

– Твоя дальнейшая жизнь? Скажи мне, как тебе удалось приобрести такую ужасную репутацию здесь в округе? Всюду, куда бы я ни пошел, все говорят о вампире Варни! Они безоговорочно верят в то, что ты принадлежишь к этому страшному роду, питаешься человеческой кровью и время от времени посещаешь могилу, где тебе давно уже надлежало лежать.

– В самом деле?

– Да. Ради чего, я не могу понять, тебе нужно было выдавать себя за вампира?

– Выдавать себя, ты сказал? Разве из того, что ты обо мне слышал и из того, что ты обо мне знаешь, ты не сделал вывод о вероятности того, что я не выдаю себя за вампира? Почему ты думаешь, что я не вампир? Посмотри на меня. Разве я похож на обитателей земли?

– Если честно, то нет.

– Тем не менее, как ты видишь, я нахожусь на ней. Не сомневайся в том, что может противоречить твоим теперешним убеждениям.

– Я не расположен поступать так. И я не отрицаю, что такие страшные существа, как вампиры могут существовать. Тем не менее, принадлежишь ты к этому страшному классу существ или нет, я не уйду отсюда. Я хочу договориться с тобой.

Варни молчал. После непродолжительной паузы палач заявил:

– Есть люди, которые даже сейчас наблюдают за домом, нет сомнений, что они видели, как ты входишь.

– Нет, нет, я убежден, что кроме тебя здесь никого нет.

– Тогда ты ошибаешься. Доктор Чиллингворт, о котором ты кое-что знаешь, – здесь. И ему, как ты сказал, ты не причинишь никакого вреда, даже чтобы спасти свою жизнь.

– Я знаю его. Ты рассказывал, что именно ему я обязан своей жизнью. И хотя я не считаю человеческую жизнь великим даром, я не могу поднять руку на человека, который, независимо от того, с какими намерениями, вырвал меня из лап смерти.

– Честное слово, – прошептал адмирал, – в этом парне есть кое-что, что мне нравится, в конце концов.

– Тише! – сказал Генри. – Слушайте их разговор. Мы бы ничего не поняли, если бы доктор не рассказал обо всем.

– Да, я очень вовремя рассказал вам обо всем, – сказал Чиллингворт, – кажется.

– Так ты, – сказал палач, – выслушаешь мои предложения?

– Да, – сказал Варни.

– Тогда пойдем, я покажу тебе что-то. Я думаю, что ты изменишь свое мнение о моем мотиве. Сюда, сюда.

Они удалились в какую-то другую часть особняка и звук их голосов постепенно стих, поэтому наши друзья так и не узнали, что же было этим мотивом, который побуждал вампира и палача, вместо того, чтобы уйти в другое место, прийти к какому-то взаимному соглашению, Чтобы оставаться вместе.

– Что же теперь делать? – сказал Генри.

– Ждать, – сказал доктор Чиллингворт, – ждать и спокойно наблюдать. Я не вижу больше ничего, что можно сделать, соблюдая при этом технику безопасности.

– Но чего же ждать? – сказал адмирал.

– Ожидая мы, возможно, что-нибудь узнаем, – ответил доктор, – поможете мне поверить, что мы не узнаем ничего, если прервем их.

– Хорошо, хорошо, пусть будет так. Кажется, у нас нет других путей. Но когда кто-то из них или, они оба появятся и захотят уйти, что делать с ними тогда?

– Тогда их нужно будет схватить, и чтобы сделать это без кровопролития, нам потребуется много силы. Генри, ты не можешь попросить своего брата и Чарльза, если он достаточно оклемался, прийти?

– Конечно, л Джека Прингла.

– Нет, – сказал адмирал, – мне здесь не нужен Джек Прингл. С ним покончено, навсегда, Я решил вычеркнуть его из своих корабельных книг. Мне с ним больше нечего делать.

– Хорошо, хорошо, – сказал доктор, – тогда его не надо. Тем более, что скорее всего, он придет пьяным. Нас итак будет, дайте посчитать, пятеро без него. Этого будет достаточно, чтобы захватить двоих.

– Да, – сказал Генри, – несмотря на то что один из этих двоих, возможно, вампир.

– Это не важно, – сказал адмирал. – Я бы скорее взял на корабль вампиров, чем французов.

Генри ушел с этим заданием, оставляя, естественно, адмирала и доктора в, скорее, критической ситуации, потому что если бы они решили уйти сейчас, палач и вампир бы легко справились с двумя оставшимися. Адмирал, не было сомнений, стал бы драться. Возможно, доктор тоже стал бы драться, если бы его руки позволили ему. Но если бы их противники решились на злодейство, они, обладая явным превосходством в физической силе, убили бы тех, кто решился им противостоять.

У доктора была какая-то уверенность в этом деле. Мы не можем сказать, была ли она вызвана тем, что вампир сказал о нем, или просто интуиция подсказывала ему, что они не выйдут из замка. Но было очевидно, что он ожидал развития событий в полном спокойствии.

Некоторое время из дома не было слышно никаких звуков. Но затем возобновились звуки, гораздо более сильные, чем раньше, говорящие о работе в доме плотников.

Через два часа Генри вернулся и выдал тайный сигнал, который свидетельствовал о его возвращении. Затем он, а также его брат и Чарльз, который пошел несмотря на протесты Флоры, тихо перелезли через забор у сада, который не был виден из дому благодаря бурной растительности. Все трое заняли позицию, с которой хорошо обозревался дом, и в которой, при этом, они были полностью, замаскированы густыми зарослями вечнозеленых растений.

– Вы видели этого негодяя Джека Прингла? – спросил адмирал.

– Да, – сказал Генри, – он пьян.

– Я так и думал.

– Нам не составило труда оторваться от, него, хотя он и подозревал, куда мы идем. Ноя думаю, что мы, безусловно, избавились от него.

– Бродяга! Если он придет сюда, я размозжу ему голову. Клянусь, я это с ним сделаю, швабра проклятая. Почему в последнее время он так сильно выпивает? Хотя это в его обычной манере. Иногда он годами не пьет даже дозы, которые будут полезны для него, но иногда на шесть или восемь недель уходит в запой.

– Ничего, ничего, мы справимся и без него, – сказал Генри.

– Конечно справимся! Нет сомнений. Слышите, как работают, эти парни в замке? Провалиться мне на этом месте, мне внезапно пришла, в голову мысль. Я понял, что они делают.

– Что, что? – с нетерпением сказал доктор.

– Как что? У этого подлеца Варни, как вы знаете, сожгли дом.

– Да, ну и что?

– Как «ну и что»? Нет сомнений, что ему нужен другой. Поэтому я думаю, что он ворует стройматериалы из поместья Баннервортов.

– Это и есть ваша мысль?

– Да, и это очень естественно, я думаю, господин доктор, что бы вы об этом ни думали. У вас есть мысль получше?

– О, дорогой мой, конечно нет. Я просто думаю, что немного поесть бы сейчас не помешало.

– И попить тоже, пропади я пропадом, если это не так, – сказал Джек Прингл, появившись неожиданно.

Адмирал бросился к нему. Но его сдержали другие. Джек с видом победителя сказал:

– С вами что-то не так. Я сейчас не пьян. Я думал, что вы идете на какое-то опасное мероприятие, поэтому решил, что должен пойти тоже. Если вы думаете, что я ничего не знаю, то ошибаетесь. Вампир там в доме, и я – именно тот, кто схватит его, я верю в вас, мои мальчики.

– Господи! – сказал доктор. – Что нам делать?

– Ничего, – сказал Джек, доставая из кармана бутылку и приставляя ее горлышко к своим губам, – совсем ничего.

– С чего-то нужно начинать, – сказал адмирал, разбивая палкой бутылку, из которой вылилось все содержимое. Это привело Джека в оцепенение, он поглядел на горлышко, которое все еще было у него в кулаке.

– Адмирал, – сказал он, – разве британские моряки способны на такое? Это что же такое? Трюк неуклюжего увальня или удар идущего напролом победителя? Господи!

– Не шуми. Ты еще не пьян, и я решил, что ты и не должен пьянеть, поэтому я произвел бортовой залп в эту бутылку рома. Теперь можешь оставаться с нами. Но запомни, ты сейчас на боевом задании и не должен ничего делать без приказа.

– Да, да, ваша честь, – сказал Джек, выбрасывая горлышко бутылки и грустно глядя на землю, от которой исходил запах рома, – все это так. Но как тяжело выдержать, когда прерывают твое испитие грога. Будь я проклят, меня еще никогда не прерывали, когда бутылка была у меня во рту.

Генри и Чарльз не могли держать улыбку от разочарования Джека. Они знали, что, не будь произведено этого насильственного деяния, Джека в течение получаса уже нельзя было бы контролировать.

Но Джек был явно недоволен и считал, что его очень сильно обидели. Это было тоже неплохо, потому что, когда он думал о несправедливости по отношению к нему, он всегда был тих. А такое с ним случалось редко.

Они немного закусили, и, когда приближался день, братья Баннерворт, а также Чарльз Голланд стали испытывать нетерпение. Они очень хотели узнать, что же делает сейчас в замке сэр Френсис Варни.

Они разговаривали тихим голосом, выдавая всевозможные предположения по поводу этого таинственного пристрастия к их дому. Но ни одна из догадок не была достаточно убедительной.

Они более чем подозревали доктора Чиллингворта в том, что он или что-то еще знает, или до чего-то догадался, потому что был уж очень спокоен. Но доктор отрицал это. Когда они спросили его об этом, все что он им сказал было:

– Мои добрые друзья, вы же и сами видите, что здесь есть какая-то тайна, и я верю, что сегодня она откроется.

Они были вынуждены довольствоваться таким ответом. Теперь над этим местом нависали унылые тени вечера, погружая все в тусклость и покой ранней ночи.

Шум из дома прекратился и все было совершенно тихо. Генри не раз казалось, что он слышал шаги в саду.

Он сказал о своих подозрениях Чарльзу Голланду, на что тот сразу же сказал:

– Я слышал то же самое.

– В самом деле? Значит, мне это не показалось. Мы одновременно не могли просто представить себе такие вещи. Дом окружен, и сегодняшняя ночь будет богата событиями. Они прольют свет на дело, связанное с вампиром, который всех сбивал с толку.

– Тише! – сказал Чарльз. – Вот опять. Я абсолютно уверен, что слышал, как треснула ветка с той стороны стены сада. Доктор и адмирал о чем-то усиленно спорят, мы скажем им об этом?

– Нет. Давай пока просто слушать.

Они сосредоточили все свое внимание на слушании. Приложив уши к земле они убедились, что у стены сада ходит не один человек. После непродолжительных консультаций Генри решил: он знает эту местность лучше всех и поэтому пойдет на разведку, не сказав ничего доктору и адмиралу. Он незаметно стал пробираться в направлении той части забора, где на него можно было легко залезть.

Глава LXXIX

Опасность для вампира. – Последнее прибежище. – Хитрость Генри Баннерворта

Зная на какие жестокие вещи способна иногда неуправляемая толпа, и зная, что она собиралась сделать здесь в прошлый раз по отношению к замку, Генри Баннерворт, не без оснований, опасался за свой древний дом.

Он не перебирался за забор, он просто подполз к нему и в любой момент мог перепрыгнуть через него, если бы захотел. Когда кто-нибудь двигался иди говорил с другой стороны, ему это было слышно.

Несколько мгновений все было тихо, затем он внезапно услышал, как кто-то тихим голосом сказал:

– Тише! Tс! Вы ничего не слышали?

– Думаю, слышал, – сказал другой, – но я сомневаюсь.

– Прислушайтесь еще раз.

«Зачем, – подумал Генри, – эти люди тайно собрались здесь? Будет очень странно, если у них какая-то другая цель, кроме уничтожения поместья».

Очень осторожно он встал так, чтобы краем глаза посмотреть через забор. Сделав это, он пришел в полное изумление.

Генри ожидал увидеть двух или трех людей, максимум. Каково же было его удивление, когда он обнаружил толпу людей, стоявших пригнувшись за забором сада.

Он был настолько удивлен, что несколько мгновений стоял и глядел, забыв об опасности быть обнаруженным в процессе слежки за ними.

Когда его чувство удивления ослабло, он осторожно вернулся в первоначальную позицию. Он опять услышал разговор, производимый тихими голосами, нарушающими тишину ночи.

– Я для себя решил, – сказал один, – что не отступлюсь от этого. Я, помоги Господи, избавлю округу от этого страшного человека.

– Не называй его человеком, – сказал другой.

– Хорошо, хорошо, это неправильно – называть человеком вампира.

«Еще его можно назвать Варни, – сказал сам себе Генри Баннерворт, – им нужна его жизнь. Что же делать, чтобы спасти его? Если я захочу, то смогу спасти его. Чувствую, что в его характере есть что-то, что заслуживает внимания, и он не должен быть дико убит, когда я могу его защитить. Но если сейчас что-то и нужно сделать, то это должно быть сделано хитростью, потому что врагов очень много, слишком много, чтобы вступать с ними в прямое противостояние».

Генри решил посоветоваться со своими друзьями. С этой мыслью он тихо и медленно пополз туда, где были они, и рассказал новость, которую случайно узнал.

Все были крайне удивлены, затем доктор сказал:

– Я уверен, что со времени той неудачи толпы в уничтожении этого дома они следили за Варни. Они следили за ним, когда он шел сюда. Затем постепенно все стали стекаться в это место.

– Тогда он обречен, – сказал адмирал. – Что мы можем сделать против толпы, даже если решим защищать его?

– В доме нет никакого места, где можно было бы спрятаться? – спросил Чарльз. – Мы могли бы укрыть его там.

– В доме полно таких мест, но они не помогут ему, если они сожгут дом, а они, вероятно, так и сделают.

– Да, это не пойдет.

– Есть одна возможность, – сказал Генри, – нужно сбить их со следу и заставить их думать, что того, кого они ищут, нет здесь. Я думаю, что можно попробовать сделать это.

– Но как?

– Я внедрюсь в их ряды и сделаю попытку. Он сразу же покинул друзей, потому что посчитал, что нельзя терять время, и поспешил к той части стены, где недавно производил разведку. Он перебрался через нее и громким голосом закричал:

– Остановите вампира! Остановите вампира!

– Где он, где он? – закричало сразу множество людей, поворачивая головы к месту, где стоял Генри.

– Там, он побежал через поля, – закричал Генри, – я долго лежал и следил за ним. Но он ускользнул от меня. Сейчас он опять бежит к старым развалинам, где, я уверен, у него есть место, в котором он прячется. Он надеется, что его там не найдут. Вон, я вижу его темную фигуру, которая бежит вперед!

– Побежали, – закричали несколько человек, – к развалинам! К развалинам! Мы выкурим его оттуда! Мы достанем его, живым или мертвым.

– Да, к развалинам! – закричала толпа, которая до этого сохраняла полную тишину.

Генри Баннерворт был удовлетворен тем, что его хитрость возымела успех, потому что окрестности поместья Баннервортов опустели. Беспорядочная толпа стала прыгать через отрады и канавы и бежать по направлению к развалинам, в которых они в любом случае не могли бы найти ничего, кроме мертвого тела Маршдела, который пришел туда с такой страшной целью и нашел свою смерть.

Глава LXXX

Обнаружение толпой тела Маршдела в развалинах. – Сожжение трупа. – Убийство палача

Толпа из поместья Баннервортов прибежала к развалинам и окружила их со всех сторон. У всех были вопрошающие взгляды: где вампир? Предположения некоторых заходили так далеко, что они считали, что, кроме их самих и их друзей, все вокруг – вампиры. Если бы среди них появился незнакомец, вокруг него сразу же образовалось бы кольцо, состоялся бы быстрый суд, и ему бы пришлось распрощаться с жизнью, несмотря на то, что он, вероятно, так и не понял бы, что здесь происходит.

Перед тем как войти в руины, толпа остановилась. Все разглядывали развалины, или то, что от них осталось. Некоторые места были разрушены настолько, что там не было ничего, кроме куч мусора.

Любопытство оказалось таким сильным, что оно превзошло страх опасности, который присутствовал в них в предвкушении поисков ужасного. Они верили, что если в развалинах кто-то есть, – то он непременно вампир, поэтому были осторожны, приближаясь к такому существу, иначе может что-нибудь случиться, они даже могут сами стать вампирами.

Такие мысли время от время приходили на ум людям, образующим толпу. Но было достаточно одного нового порыва или крика, и они мгновенно становились невосприимчивы к любому страху. Такой импульс становился доминирующим, и они забывали обо всем.

Это была удручающая сцена. Прекрасный дом и территория вокруг него выглядели заброшенными и угрюмыми. Многие деревья были сломаны и повалены на землю, многие были опалены и сожжены, а сады и клумбы, предмет восхищения семьи Баннервортов, были грубо затоптаны ногами людей из толпы. Вся эта красота, которой так наслаждались и о которой так заботились обитатели поместья, была полностью уничтожена. Даже бывшие владельцы поместья не смогли бы определить, где же здесь раньше были клумбы.

Было грустно смотреть на такое кощунство, на такую жестокость по отношению к личным чувствам. Казалось, что это место подверглось нападению людей грубых и жестоких, не способных насладиться красотой в силу отсутствия утонченного вкуса.

Развалины не были похожи да то место, которым они были еще совсем недавно. Здесь все было полностью разрушено. Не оставалось здесь и места, где ненастному можно было бы спрятаться.

Можно было спрятаться от ветра под какой-нибудь треснувшей стеной, которая вот-вот должна была ввалиться, но это было бы очень большим риском для жизни.

Несколько мгновений толпа не двигалась, но это продолжалось недолго. В самом деле, ведь толпы обычно состоят из людей, не склонных к спокойствию.

Кто-то один закричал, потом закричал кто-то еще, затем рты пооткрывала вся толпа и стала выдавать очень громкие вопли.

После этой демонстрации силы они стали дико бегать вокруг развалин туда-сюда из одного угла в другой. Они собирались обыскать развалины.

С внимательностью и осторожностью, поскольку развалины еще рушились, они взошли на руины. В одном или двух местах они увидели нечто, напоминавшее большие дыры, которые были проделаны падавшими фрагментами здания и напоминали входы в подвалы или темницы.

Они боялись, что упадут еще не упавшие фрагменты здания и погребут под собой их драгоценные тела. Это придавало интерес сцене; опасность – неотъемлемая часть приключения, именно она позволяет говорить о них с удовольствием тем, кто в них участвовал. И именно она доставляет удовольствие тем, кто слушает о них в пивной зимой у камина.

Тем не менее, когда некоторые смельчаки прошли определенное расстояние вперед, все увидели, что можно безопасно входить в это место. В конце концов все развалины покрылись проворными мужчинами и женщинами, которым очень хотелось поозорничать.

Они кричали друг другу и подбодряли друг друга, бегая по развалинам. Они уже обыскали почти все развалины, когда один человек, который в течение нескольких минут стоял на месте внимательно глядя на что-то, неожиданно закричал:

– Эй! Сюда! Нашел! Идите сюда! Я нашел его! Я нашел! Запомните, его нашел я, а не кто-то другой! Ура!

С диким безумием он бросил свою шляпу в воздух, как бы для того, чтобы привлечь внимание и собрать других вокруг себя. Он хотел показать свою находку.

– В чем дело, Билл? – закричал один из тех, кто подбежал близко к нему.

– В чем дело? Я нашел его! Вот в чем дело, старик! – ответил первый.

– Кого, кита?

– Нет, вампира. Проклятого вампира! Вот он! Разве ты не видишь его под камнями?

– О, это не он, он убежал.

– Мне все равно, – ответил первый, – кто убежал, а кто нет. Я знаю точно, что этот – вампир. Иначе бы он не находился здесь.

Это был неопровержимый аргумент, никто не мог отрицать этого. Разговоры прекратились, люди стали подходить и смотреть на тело.

– Кто это? – интересовались десятки голосов.

– Это не сэр Френсис Варни, – сказал один из ораторов, – это не его одежда.

– Нет, нет, одежда не его.

– Я скажу вам такую вещь, товарищи, – сказал первый, – что если это и не сэр Френсис Варни, то все равно, он – не лучше. Я предполагаю, что он – жертва.

– Чья?

– Жертва вампира. И если он увидит проклятую луну, он и сам станет вампиром. И тоже будет вонзать в нас свои зубы.

– Так и будет, точно, – закричала толпа, они все похолодели, по их телам прополз ужас.

– Я скажу вам что делать, нам не остается ничего, кроме как унести его из развалин, – заметил другой.

– Ну да? – спросил один. – Кто рискнет прикоснуться к такой скотине? Если у тебя будет рана, и его кровь попадет на твою, кто знает, может ты тоже станешь вампиром!

– Нет-нет, не надо, – сказала старая женщина.

– Ну уж нет, – последовал радостный ответ, – я не хочу тащить вампира на своих двоих к жене и семерым детям, а также к гостям.

Последовала непродолжительная пауза, затем более смелый, чем другие, мужчина сказал:

– Хорошо, вампир или не вампир, его мертвое тело не причинит никому вреда. Поэтому от него нужно избавиться. Давайте сразу же избавимся от него и застрахуемся от зла. Мы сожжем его! Вот как мы уничтожим это проклятое тело!

– Ура! – закричали трое или четверо, прыгая в круг, образованный упавшими на Маршдела обломками.

Они сразу же приступили к работе по удалению обломков стен, которые покрывали тело. Удалив весь этот давящий на труп мусор, они стали поднимать его, но нашли, что это не давали им сделать цепи. С горем пополам они избавились от них, и тело было поднято наверх.

– Что делать теперь? – поинтересовался один.

– Сжечь его, – сказал другой.

– Ура! – закричал женский голос. – У нас есть вампир! Вонзить кол в его тело, а затем положить на сухое дерево, здесь такого полно, а потом сжечь его дотла.

– Это умно, бабуля, это правильно, – сказал мужчина, – это будет лучше всего, потому что, если он оживет, – в нем будет сидеть дьявол.

Это казалось убедительным, и толпа стала производить выкрики в поддержку этого предложения. Оставалось только выполнить все это.

Вскоре все было сделано. Вокруг было полно реек и балок, окружающий лес изобиловал хворостом, поэтому дефицита топлива не было.

Все кричали поднося палки к месту сожжения. Каждый, бросая свою охапку веток в кучу, сознавал собственный вклад в общее благородное дело, каждый чувствовал себя шотландским вождем племени, жертвовавшим собой и семерыми детьми в битве за правителя клана. И когда еще один сын погибал, он выставлял следующего: «Еще один за Мак-Грегора». В результате он оставался последним в своем клане.

Вскоре куча стала очень большой, нужно было приложить усилия, чтобы забросить раздавленный труп на похоронные дроги. Тело жертвы вампира было брошено на кучу хвороста, чтобы предотвратить его превращение в вампира. Толпа выдала крик, который разрывал воздух, выражая свое удовлетворение.

Следующим делом было зажжение кучи. Это была нелегкая задача. Но и с ней, как и со всеми остальными, справились.

– Теперь, мальчики, – сказал один, – он не увидит лунного света, это точно, чем раньше мы его подожжем, тем лучше, потому что могут приехать солдаты, если узнают обо всем этом. У кого есть огонь?

Этот вопрос потребовал поисков. Наконец вперед вышел человек, который после нескольких затяжек из трубки достал кусочек бумаги. На этот кусочек бумаги он высыпал содержимое трубки, надеясь, что они подожгут бумагу.

В этом ему пришлось разочароваться. Потому что это не вызвало ничего, кроме дыма. Бумага сгорела без огня.

Тем не менее его пример не остался без результата, потому что в толпе нашлось еще несколько человек с трубками. Подражая тому, кто изобрел этот способ добывания огня, они сошлись вместе и высыпали содержимое своих трубок на кучу, состоящую из бумаги, соломы и щепок. Наконец они, приложив некоторые усилия, получили пламя.

Затем раздался крик и горящая масса была помещена в собранную кучу хвороста. Через несколько минут куча загорелась. Огонь разгорался и вскоре вся куча была объята пламенем.

Когда пламя подбиралось к верху кучи, в толпе стали раздаваться многочисленные громкие крики, на которые небо отвечало эхом.

Языки пламени вырывались из дерева, они шипели и трещали, выбрасывая массы черного дыма, и отражаясь на всем вокруг. Не слышно было больше никаких звуков, кроме шипения и треска пламени, походившего на приближение яростного урагана.

Наконец не осталось ничего, кроме черной массы, объятой одним большим пламенем, производившим столь сильный жар, что стоявшие рядом, были вынуждены несколько отойти.

– Я считаю, – сказал один, – что ему сейчас хорошо, у него теплая кровать.

– Да, – сказал другой, – когда фермер Ваткинс делал жаркое на последнем празднике урожая, я гарантирую, такого пламени не было. Такое пламя могло бы избавлять нас от заморозков, я уверен.

– Могло бы, сосед, – ответили ему.

– Да, – добавил третий, – но тогда так палить следовало бы во многих местах.

Люди, стоящие вокруг костра, много разговаривали и шутили, в это время их потревожил громкий крик. Посмотрев в сторону, откуда исходил крик, они увидели, как среди развалин крадется человеческая фигура.

Этот человек выглядел странно, никто не мог сказать – кто он. Некоторые смотрели на горящую кучу, а потом на человека, который, появился таким таинственным образом, что они подумывали, что это труп вырвался из огня.

– Кто это? – спросил один.

– Провались я на этом месте, если я знаю, – сказал другой человек, который выглядел очень бледным, – я думаю, это не тот парень, которого мы только что сожгли.

– Нет, – сказала женщина, – в этом можете быть уверены, потому что в того мы воткнули кол, а после этого его покидает жизнь, и он уже больше ничего сделать не может.

– Да, да, она права. Вампир может жить питаясь кровью, но если в него вонзили кол, он уже никогда не оживет.

Для них это было настолько очевидно, что все они стали считать этого незнакомца сэром Френсисом Варни. Раздались крики.

– Ура! За ним! Это вампир! Вот он! За ним! Поймать его! Сжечь его!

Было произнесено еще много разных выкриков. Жертва народного гнева теперь поняла, что ее увидели и с максимальной скоростью направилась к лесу.

В погоню за ним бросилась толпа, гикая и громко крича, провозглашая в адрес этого несчастного существа всевозможные ужасные угрозы, что, естественно, заставило его прибавить скорость.

Некоторые в толпе видя, что незнакомец может убежать, решили действовать хитростью и побежали ему наперерез.

Это им удалось без особого труда, лучшие бегуны прибыли на место, к которому он бежал, раньше него.

Когда незнакомец увидел, что дорогу ему перерезали, он попытался сбежать в другом направлении. Вскоре его поймала толпа и стала колотить.

– Сжальтесь надо мной, – сказал незнакомец. – Что вам нужно? Я не богат. Но вы можете забрать все, что у меня есть.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалось двадцать голосов. – Выкладывай, что ты здесь делаешь и кто ты такой?

– Незнакомец, я просто случайно в этих краях.

– О, да! Он незнакомец. Но тем хуже для него, он вампир, в этом нет сомнений.

– Господи! – сказал человек. – Я такой же живой и дышащий человек, как и вы. Я не сделал ничего плохого никому, сжальтесь надо мной. Я не хотел делать ничего плохого.

– Конечно, нет. Сжечь его, потащим его обратно к развалинам – и в огонь.

– Да, и воткнуть в него кол, так будет надежнее. Я уверен, что он вампир, а если и не вампир, то знает, когда станет им.

– Да! Это верно. К огню его, подпалим его как надо.

– Я говорю вам, соседи, что так же как и дурак порождает много дураков, вампир порождает много вампиров.

– Точно. Это очень верно, сосед. Я полностью с этим согласен.

– Тогда пошли, – закричала толпа, избивая несчастного незнакомца и ведя его с собой.

– Пощадите, пощадите!

Было бесполезно просить пощады у суеверных людей. Потому что когда действует демон суеверия, неважно, какой облик он принимает, это всегда выражается в жестокости и злобе по отношению ко всем.

Толпа выкрикивала разнообразные угрозы и человек, который действительно имел странную внешность и был олицетворением вампира в, глазах людей, был вынужден проходить сквозь строй. Его били руками одни и пинали другие.

– Покончить с вампиром! – кричала толпа.

– Я не вампир, – сказал незнакомец, – я просто новый человек в этих местах и я прошу пощады. Я не причинил вам никакого вреда. Выслушайте меня, – я не знаю ничего о людях, о которых вы говорите.

– Это еще ничего не значит. Ты пришел сюда, чтобы посмотреть, кому сможешь навредить. Возможно то, что ты подвергся нападению вампира было не твоей виной, но ты станешь вампиром, и будешь приносить то же зло другим. Тебе это не поможет.

– Это не поможет, это не поможет! – кричала толпа. – Он должен умереть, бросьте его в кучу.

– Сначала воткните в него кол, – закричала гуманная женщина, – вонзите в него кол на всякий случай.

Этот ужасный совет произвел эффект электрического разряда на незнакомца, который вырвался из рук, держащих его.

– Бросьте его в огонь! – закричал кто-то.

– И вонзите кол в его тело, – предложила снова гуманная женщина, которая, казалось, думала только об этом, и при каждом удобном случае выкрикивала это.

– Ловите его! – кричал один.

– Не дайте ему уйти! – кричал другой. – Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать сейчас. Если он убежит, он будет приходить к нам, когда мы спим, хотя бы просто назло.

Незнакомец стремительно метался среди развалин, сначала его преследователи даже не могли поймать его. Но некоторым, более ловким, все же удалось загнать его в угол, образованный двумя стенами, в результате чего он был вынужден остановиться.

– Хватайте его, хватайте его! – кричали со всех сторон.

Незнакомец, видя, что он почти окружен, и что у него нет шансов убежать, схватил деревянную палку и ее ударом повалил двоих противников, после чего побежал через появившуюся брешь.

Он немедленно побежал в другую часть развалин и на небольшую дистанцию оторвался от преследователей. Но ему не удалось поддерживать нужную скорость, потому что его силы были почти истощены, и даже страх страшной смерти не мог придать ему сил или скорости. Еще он был избит, а те, кто следовали за ним, – не были. У него не было шансов.

Они приблизились к нему у кромки поля. Сначала он отчаянно пытался вскарабкаться на насыпь, которая отделяла одно поле от другого» но поскользнулся и упал вниз в канаву, почти обессиленный. К нему подбежала вся толпа.

Ему удалось выбраться на берег и достичь следующего поля, но там его немедленно окружили преследователи, которые свалили его с ног.

– Покончить с вампиром! Убить его! Он один из них! Воткнуть кол в него! – кричали разъяренные люди, которые только еще больше были взбешены при попытке его бегства.

Было странно видеть, как они образовывали кольцо вокруг несчастного, который лежал на земле, часто и тяжело дыша, не в состоянии говорить. Черты их искаженных лиц показывали, что они собираются совершить злодейство.

– Сжальтесь надо мной! – закричал он, лежа на земле. – Я не в состоянии спасти себя.

Толпа ему не ответила, она собиралась вокруг него.

– Сжальтесь надо мной! Вам незачем проливать мою кровь. Я не могу сопротивляться. Я такой же человек, как и все вы. Я уверен, что вы не хотите убивать меня.

– Мы не хотим причинять страданий никому. Мы делаем это только в целях самозащиты. И мы не хотим становиться вампирами только потому, что ты не хочешь умирать.

– Нет, нет, мы не хотим быть вампирами, – громкими голосами поддержала эти слова толпа.

– Вы – отцы? У вас есть семьи? Если так, то семья есть и у меня. Пощадите меня ради нее, не убивайте меня, вы оставите сирот. Что я вам сделал? Я не причинил вреда никому.

– Я скажу вам, друзья, что если мы его будем слушать, то тоже станем вампирами и все наши дети станут вампирами и сиротами.

– Правильно, правильно, покончить с ним!

Человек попытался встать, но, сделав это, он получил тяжелый удар кола из ограды, который умело воткнула сильная рука какого-то крестьянина. Звук удара услышали все вокруг. Человек упал замертво. Последовала пауза, те, кто стоял к нему близко, по-видимому, испугавшись последствий и ожидая беды, поспешили разойтись. За ними вскоре последовали и остальные.

Глава LXXXI

Побег вампира. – Опасность для него и последнее убежище

Оставив эту беспорядочную и жестокую толпу, которая принесла человеческую жизнь в жертву своей разъяренной страсти, мы вернемся к братьям Баннерворт и доктору, который вместе с адмиралом Беллом все еще дежурил у дома.

В течение долгого времени не было никаких признаков того, что вампир выходит. Наконец им показалось, что они услышали, как открылось окно. Посмотрев в направлении, откуда исходил звук, они увидели фигуру человека, медленно и осторожно появляющегося из окна.

По тому, что можно было распознать с такого расстояния, они предположили, что фигура по внешнему виду и общим чертам очень сильно напоминает фигуру сэра Френсиса Варни – чем дольше они смотрели на нее и ее движения, тем больше становилась их уверенность в том, что-это было действительно так.

– Это ваш пациент, доктор, – сказал адмирал.

– Не называйте его моим пациентом, – сказал доктор, – пожалуйста.

– Почему, он же на самом деде ваш пациент. И вы, грубо говоря, должны присматривать за ним. Хорошо, что будем делать?

– Ему нельзя в любом случае, – сказал доктор Чиллингворт, – позволить покинуть это место. Поверьте мне, у меня есть очень серьезные причины говорить это.

– Тогда он его не покинет, – сказал Генри.

Сказав это. Генри Баннерворт стрелой вылетел вперед, в этот момент сэр Френсис Варни выпрыгнул из окна, откуда он выбирался, и приземлился рядом с Генри.

– Стоять! – сказал Генри. – Я беру вас в плен.

С самым невозмутимым хладнокровием в мире сэр Френсис Варни повернулся к нему и ответил:

– Прошу вас, Генри Баннерворт, что я сделал такого, что вызвало у. вас такой гнев?

– Что вы сделали? Разве не вы, как вер, забрались ко мне в дом? И вы еще имеете наглость спрашивать, что вы сделали?

– Да, – сказал вампир, – как вор, возможно, но я не вор. Могу я вас спросить, что в этом доме можно украсть?

К этому времени к ним подбежали остальные, поэтому, хотя бы из-за того, что он был в полном одиночестве, Варни оказался арестантом.

– Итак, джентльмены, – сказал он, показывая странные искаженные черты лица, которые, как они все теперь знали, были результатом повешения и возвращения к жизни. – Итак, джентльмены, теперь, когда вы меня окружили, могу я узнать причину всего этого?

– Если вы на мгновение отойдете со мной, сэр Френсис Варни, – сказал доктор Чиллингворт, – я расскажу вам причину всего этого.

– О, какая радость, – сказал вампир, – я сейчас не болен, но, тем не менее, я не возражаю услышать то, что у вас есть мне сказать.

Он отошел на несколько шагов с доктором. Остальные с нетерпением ждали результата разговора. Все, что они смогли услышать были неожиданные слова Варни:

– Вы полностью ошибаетесь.

Потом казалось, что доктор на чем-то настаивал, а вампир терпеливо слушал его, затем у него вырвалось:

– Доктор, вам все это кажется.

После этого доктор сразу же оставил его и, подходя к своим друзьям, сказал:

– Сэр Френсис Варни полностью отрицает то, что я вам о нем рассказал. Поэтому мне не остается ничего, кроме того, чтобы настоятельно порекомендовать вам, прежде чем. отпустить его, обыскать его и убедиться, что он не забрал с собой ничего ценного.

– Что? Что вы хотите сказать? – сказал Варни.

– Обыщите его, – сказал доктор, – я вкратце скажу вам зачем.

– Давайте, давайте! – сказал сэр Френсис Варни. – Сейчас, джентльмены, я дам вам шанс вести себя спокойно и справедливо, и воздержаться от действий в другом ключе. Я часто предлагал вам передать мне этот дом, либо как арендатору, либо как покупателю. Все предложения были отвергнуты. На это я позволю себе сказать следующее: когда кто-то видит, что у него хотят что-то купить, он старается представить это что-то уникальным. и недоступным, чтобы набить цену. Узнав, что вы уехали из дому, я решил прийти сюда, чтобы осмотреть дом изнутри. Мне нужно было определить, подходит он мне или нет. Я сделал вывод, что не подходит, теперь мне только остается извиниться за вторжение и пожелать вам чудесного и замечательного вечера.

– Это нам не подходит, – сказал доктор.

– Что вам не подходит, сэр?

– Ваши извинения нам не подходят, сэр. Вы, хоть вы это и отрицаете, – тот самый человек, которого несколько лет назад в Лондоне повесили за разбой на дороге.

Варни засмеялся, поднял руки вверх и сказал:

– Увы! Увы! Наш дорогой друг, доктор, слишком усердно учился. Его ум, очень ясный в былые дни, стал безнадежно затуманенным.

– Значит, вы, – сказал Генри, – отрицаете, что вы тот человек?

– Конечно, отрицаю.

– А я утверждаю это, – сказал доктор, – и сейчас я скажу вам всем, потому что вы колеблетесь произвести обыск сэра Френсиса Варни, причину такой его привязанности к поместью Баннервортов.

– Прежде чем вы это сделаете, – сказал Варни, – я напомню вам, что есть пилюля, которая может вызвать большую тошноту, чем любая, которую вы можете создать в аптеке.

Как только Варни пробормотал эти слова, он неожиданно достал из кармана пистолет и, направив его на несчастного доктора, выстрелил в него.

Действие было настолько внезапным, настолько неожиданным, и таким ошеломительным, что никто не успел даже пошевелить рукой или ногой, чтобы предотвратить его. Генри Баннерворт и его брат стояли дальше всех от вампира. К несчастью, бросившись к сэру Френсису Варни, они натолкнулись на адмирала, который стоял у них на пути. И еще до того, как они смогли пробраться через него, сэр Френсис Варни убежал.

Его побег также был таким неожиданным, что они даже не имели ни малейшего представления: в каком направлении он побежал. Поэтому они не знали куда бежать, чтобы догнать его.

Тем не менее, несмотря на незнание направления и опасность того, что, несомненно, вампир был вооружен, Генри и его брат бросились за убийцей в наиболее вероятном по их мнению направлении ею побега, а именно: к воротам сада.

Через пару мгновений они были в этом месте, но здесь все было совершенно спокойно. Нигде не было видно ни малейшего следа беглеца. После поверхностного осмотра они были вынуждены признать, что сэр Френсис Варни опять обвел их вокруг пальца, несмотря на практическое отсутствие у него шансов на побег в силу того, что он был в полном меньшинстве.

– Он ушел, – сказал Генри. – Давай вернемся и посмотрим на состояние бедного доктора Чиллингворта, который, боюсь, уже мертв.

Они поспешили обратно и нашли адмирала, который старался выглядеть максимально спокойным. Он утешал себя щепоткой табака и смотрел на выглядящее безжизненным тело у его ног.

– Он мертв? – спросил Генри.

– Я бы сказал, – ответил адмирал, – что это был выстрел, повторение которого было бы нежелательно. Знаете, я любил доктора, несмотря на все его недостатки. В нем была только одна неправильная черта: то, что он уклонялся от выпивки.

– Это ужасная катастрофа, – сказал Генри опускаясь на колени рядом с телом. – Помогите мне кто-нибудь. Где Чарльз?

– Провались я на этом месте, – сказал адмирал, – если я знаю. Он куда-то исчез.

– Это ночь тайны, а также ужаса. Увы! Бедный доктор Чиллингворт! Я не думал, что вы станете жертвой человека, которому спасли жизнь. Как странно, что вы спасли от смерти человека, который, в конце концов, отнял жизнь у вас.

Братья осторожно подняли тело доктора и отнесли его на траву, которая была рядом.

– Прощайте, сердечный и честный Чиллингворт, – сказал Генри, – я буду очень долго сожалеть об этой потере. Я не успокоюсь, пока не предам правосудию вашего убийцу. Все мысли или чувства о том, что такой необъяснимый человек как Варни имел скрытые достоинства, испарились. Он должен ответить за свое преступление, которое только что совершил.

– Это было хладнокровное и трусливое убийство, – сказал его брат.

– Да. Я уверен, что доктор собирался рассказать нам что-то, чего Варни очень боялся, боялся до такой степени, что для того, чтобы остановить доктора, решился на убийство.

– Я тоже в этом уверен, – сказал Генри.

– А теперь, – сказал адмирал, – слишком поздно и мы не узнаем этого никогда. Вот так. Парень все откладывал срои побасенки, а теперь со всеми секретами на борту идет на дно морское.

– Не совсем, – сказал доктор Чиллингворт, внезапно приняв сидячее положение, – не совсем.

Генри и его брат содрогнулись от изумления. Адмирал даже не заметил, как оживший доктор внезапно протянул к нему свою руку и положил на его лодыжку, иначе бы он стремглав убежал.

– Ах он подлый тип! Убийца! – закричал он. – Возможно, я – тоже вампир, раз в меня стреляли и я ожил.

Генри отделался от изумления и с самым искренним удовлетворением закричал:

– Слава Богу, вы живы, доктор Чиллингворт! Он должно быть промахнулся.

– Не совсем, – сказал доктор. – Помогите мне встать, спасибо, все в порядке. Он мне только подпалил усы. Вот и все.

– Как же так?

– В его пистолете не было пули, вот в чем дело. Я все прекрасно понял. Он хотел вызвать замешательство, чтобы иметь возможность сбежать. Он подумал, что лучше всего будет сделать это сымитировав стрельбу в меня. Внезапный шок и полная уверенность, что он послал пулю мне в мозги, заставила меня упасть, стукнуться обо что-то головой и имела результатом путаницу мыслей и потерю сознания.

– Которое к вам успешно вернулось. Слава Богу за это, в конце концов Варни не такой уж и негодяй, как мы о нем после этого поступка подумали.

– Ох уж эти мне гражданские! – сказал адмирал. – Люди, не знакомые с такими делами, не могут отличить звук холостого выстрела от боевого. Я-то с самого начала знал, что у него все в порядке.

– Тогда почему вы об этом не сказали, адмирал?

– А зачем? Я думал, доктору будет интересно узнать, что вы о нем скажете, поэтому не стал вмешиваться. А поскольку от меня мало пользы в гонках за кем-нибудь, я не стал и пытаться и просто остался там, где стоял.

– Увы! Увы! – закричал доктор. – Я очень сожалею, что он ушел, мне не удалось сделать для вас того, чтo я собирался, Генри. Теперь нет смысла говорить вам это и беспокоить вас этим. Теперь вы можете продать поместье Баннервортов кому хотите, потому что, боюсь, теперь оно потеряло свою ценность.

– Господи! Что же вы имеете в виду? – спросил Генри. – Доктор, почему вы скрываете от нас эту тайну? Если у вас есть что сказать, почему бы не выложить все это сразу?

– Потому что, как я уже сказал вам, теперь в этом нет никакого смысла. Игра закончена. Сэр Френсис Варни убежал. Я не знаю, я не решаюсь рассказать вам этого.

– Нет причины не решаться рассказать нам об этом, – сказал Генри. – Это недружелюбно по отношению к нам.

– Мой дорогой мальчик, прости меня за то, что я скажу тебе, но ты сам не знаешь, что говоришь.

– Вы можете объяснить причину?

– Да: Но живым будет больно слушать то, что я могу рассказать о мертвом.

Генри несколько мгновений молчал, а затем сказал:

– Кто мертвый? И кто живые?

– В другой раз, – прошептал ему доктор, – в другой раз. Генри. Не дави на меня сейчас. Ты узнаешь обо всем в другой раз.

– Мне придется довольствоваться этим. Но давайте вспомним, что в поместье Баннервортов сидит еще один человек. Я не могу больше ждать его. Он вторгся в наше имение. Я пойду и выгоню его.

Никто не стал возражать, даже доктор. Поэтому Генри первым направился к дому. Они залезли в дом через открытое окно. Обыскав дом, они не нашли в нем того, кого искали. Но из одного окна, над которым были густые заросли плюща, свисала веревка, по которой любой мог легко спуститься вниз. Не было сомнений, что палач воспользовался замешательством, вызванным выстрелом в доктора, чтобы спокойно убежать из этого места.

– Значит, нас провели? – сказал Генри.

– Должно быть так, – сказал доктор Чиллингворт, – но я думаю, что еще рано говорить, что ничего нельзя сделать. Ясно одно, а именно: здесь нам больше делать нечего.

– Тогда давайте вернемся домой, – сказал адмирал. – Я с самого начала знал, что здесь делать нечего.

Все вместе они вышли из сада. Теперь впервые поместье Баннервортов осталось совершенно неохраняемым и в нем совсем никто не дежурил. Доктор шел вместе со всеми к коттеджу Баннервортов с очень грустным видом. Генри сдерживался от того, чтобы задавать свой вопрос, ответ на который знал доктор, но держал его в секрете. Поскольку никто из них сейчас не был склонен общаться, все они шли в несвойственной для них тишине.

Глава LXXXII

Преследование вампира Чарльзом Голландом. – Опасный разговор

Нужно вспомнить как адмирал заметил, что Чарльз Голланд внезапно исчез. Сейчас мы собираемся рассказать: куда он подевался и проследим за ним на его пути.

На самом деле, когда Варни выстрелил в доктора, или, как предполагалось, выстрелил, Чарльз стоял дальше всех от вампира. Поэтому у него была лучшая возможность увидеть направление, в котором побежал Варни, когда разрядил пистолет.

Его не смутил дым, в отличие от других. Не ошеломил его и звук выстрела. Он четко видел как Варни побежал через одну из клумб сада по направлению к летнему домику, а не к воротам сада, как предполагал Генри.

Чарльз Голланд, по каким-то своим причинам, предпочел преследовать вампира в одиночку. По крайней мере у него не было времени предупреждать других. В любом случае, он гнался за ним без посторонней помощи. Он увидел как тот вбежал в летний домик и выбежал оттуда сзади, так же как во время разговора с Флорой.

Но сейчас вампир не спрятался за летним домиком, как он это сделал в тот раз. Он, казалось, понимал, что эта уловка не удастся дважды. Поэтому сразу же помчался вперед, перепрыгнул забор сада и побежал через луга.

По-видимому, Чарльз Голланд не собирался нагонять его. Он решил идти по его следам и узнать, куда тот пойдет, чтобы определить место, где он прячется. – Я должен, и я узнаю, – сказал Чарльз сам себе, – тайну этого самого странного и непостижимого существа. Я поговорю с ним, не с враждебностью, потому что я простил его за то зло, которое он причинил мне, а по-доброму. Я попрошу его довериться мне.

Поэтому Чарльз держал с вампиром дистанцию, чтобы не вызывать подозрений, что за ним следуют. Он ждал у забора сада достаточно долго для того, чтобы дать Варни отойти на определеннее расстояние. Заодно он убедился, что пистолет, из которого выстрелили в доктора, не причинил никакого вреда, а просто создал странные завитки на волосах, которые опалил, с обеих сторон головы. Эти завитки доктору нравилось называть «усиками».

– Я так и думал, – произнес Чарльз, когда услышал голос доктора. – Это бы очень сильно расходилось с обычным поведением Варни, если бы он совершил такое умышленное и бессердечное убийство.

Затем, когда фигура вампира уже была еле видна, Чарльз побежал в том направлении, куда бежал вампир. После этого он опять остановился. Так что, если бы Варни услышал звук шагов и остановился прислушаться, то этого звука он бы уже не услышал.

В такой манере он и следовал за загадочным человеком, если мы его можем таковым назвать, около мили. Затем Варни пошел окольным путем по направлению к городу.

Далее он прошел вперед по прямой линии, не обходя такие препятствия, как заборы, ограды, канавы, поэтому Чарльзу пришлось приложить усилия, чтобы следовать за Варни.

Наконец была достигнута окраина города. Варни остановился и осмотрелся. Чарльз, который был сейчас достаточно близко к нему, едва успел скрыться от его взгляда, мгновенно упав на землю, чтобы не стоять на фоне неба.

По-видимому, полностью удовлетворенный тем, что избежал преследования, если таковое предпринималось теми, кого он оставил в смущенном состоянии, вампир быстро зашагал к дому, который сдавался внаем и был единственным домом, в который можно было попасть, идя по аллее. У вампира были все средства, необходимые, чтобы войти в это место. Достав из кармана ключ, он открыл ворота в стене, которая окружала территорию вокруг дома, и исчез на территории, примыкающей к нему.

Не было сомнений, что он чувствовал, что за ним охотится городская толпа. Именно она, та, которая сожгла его дом, вынудила его так часто менять резиденции. Ведь если бы он попался ей, она бы, нет сомнений, принесла его в жертву своему суеверию.

Он прекрасно себе представлял, что будет с ним, если, попадет в руки беспощадной толпы. Каждый, входивший в эту толпу, был убежден, что не будет ни мира, ни процветания, ни счастья/в этом месте, пока не будет уничтожен главный-враг всего этого – вампир.

Чарльз на несколько мгновений остановился, чтобы подумать, стоит ли ему разговаривать с Варни сейчас или отложить разговор, ведь теперь он все равно знал, где его искать в другой раз.

Но потом он подумал, что Варни может поменять резиденцию даже в течение нескольких часов. Поэтому Чарльз решил поговорить с ним прямо сейчас.

Оставался еще один трудный вопрос: как выполнить такое намерение? Если он позвонит в звонок и представится, разве Варни, который прибежал сюда, чтобы скрыться, будет отвечать на звонок?

После некоторых раздумий он придумал план, который позволит ему войти в любом случае. А уж тогда он найдет таинственное существо, которое ему нужно, и у которого, вероятно, нет особых причин возражать против встречи с ним для того, чтобы мирно поболтать, как это было в прошлый раз в развалинах.

На дощечке, которая была прибита перед домом, он увидел, что обращаться по поводу аренды дома нужно к мистеру Нэшу, который живет здесь неподалеку. У Чарльза была внешность уважаемого человека, он подумал, что ему, вероятно, доверят ключи, якобы для того, чтобы осмотреть дом с целью арендовать его. Таким образом он и собирался войти.

В соответствии с планом он сразу же отправился к мистеру Нэшу и осведомился насчет дома. Конечно, он старался сделать вид, что хочет снять дом, чтобы не вызвать подозрений. Наконец он сказал:

– Я хотел бы осмотреть дом. Если бы вы дали мне ключ, я бы скоро вернул его вам.

Последовало явное колебание со стороны арендодателя, наконец тот сказал:

– Думаю сэр, вы удивитесь тому, что я не сразу соглашусь. Сюда на днях уже приходил человек, который под тем же предлогом забрал ключ и больше не пришел. У нас от этого дома два ключа: один у меня, второй у жены.

Вот каким способом вампир Варни заполучил ключи, чтобы иметь возможность пробираться в дом.

– Как давно он провернул такой трюк? – сказал Чарльз.

– Около двух дней тому назад, сэр.

– Это только показывает, что когда один человек поступает неправильно, подозрение в таком же поведении падает и на другого человека. Вот мое имя и адрес. Я бы хотел пойти и осмотреть дом один, потому что думаю, что могу оценить дом лучше в одиночестве, мне нужно посмотреть размеры комнат без того, чтобы за мной наблюдали и торопили меня, отрывая от процесса оценки, при всем уважении к вам.

– О, уверяю вас, сэр, – сказал мистер Нэш, – я бы совсем не был нетерпелив. Но если вы хотите идти один…

– Да, я хочу.

– О, сэр, тогда вот ключ. Джентльмену, который оставляет свое имя и адрес, мы, естественно, не можем отказать. Я сказал вам о том, что случилось, просто для поддержания разговора, я надеюсь, вы не подумаете, что я намекал на то, что подозреваю вас в том, что вы не вернете ключ.

– О, конечно нет, конечно нет, – сказал Чарльз, который был рад получить ключ на любых условиях. – Вы совершенно правы, и я прошу вас об этом больше не говорить. Я все понял.

Он вышел и снова подошел к пустому дому, пройдя через аллею. Вставив ключ в замок он был удовлетворен тем, что ворота сразу же открылись.

Когда он прошел через них и осторожно закрыл за собой дверь, Чарльз нашел, что оказался в красивом саду, а на некотором расстоянии впереди обнаружил дом, перед которым была хорошо ухоженная лужайка.

Он не боялся, что Варни заметит его до того, как он дойдет до дома, потому что не планировал заставлять вампира разговаривать с ним. Он надеялся, что, раз уж он его нашел, Варни не будет уклоняться от беседы.

Поэтому он прошел к лужайке, не делая ничего, чтобы скрыть свое появление, а подойдя к дому позволил своим шагам быть такими громкими, какими они обычно бывают. Но никто не появился. Не было ни слышно, ни видно никаких признаков присутствия здесь какого-либо живого существа, помимо него самого.

Постепенно, в процессе разглядывания этого заброшенного места, в котором он находился, мрачная тишина стала воздействовать на его воображение, и, даже не заметив этого, он стал двигаться вперед с большой мягкостью и осторожностью, как будто этого требовала цель его визита.

Таким образом, он вошел в зал дома, где стоял некоторое время и очень внимательно прислушивался. Он не услышал в доме ни звука.

«И все-таки он должен быть здесь, – подумал Чарльз, – я отходил всего на несколько минут, и вряд ли он за это время ушел после такой пробежки через луга. Я осмотрю каждую комнату в этом месте, но найду его».

Чарльз сразу же приступил к поискам вампира и стал осматривать комнату за комнатой в этом доме. На первом этаже было всего четыре комнаты, и их он осмотрел очень быстро. Ничто не указывало на то, что там кто-то был. С чувством разочарования он стал медленно подниматься вверх по лестнице.

День уже начался, поэтому было очень светло. Но даже для деревни это был еще ранний час, поэтому мистер Нэш удивился, увидев человека, чья внешность явно не говорила о том, что он жаворонок.

Такие мысли в голове Чарльза Голланда не возникали, потому что он был занят разгадкой многих тайн, которые окружали Варни. Он поднялся на лестничную площадку второго этажа и открыл первую попавшуюся на глаза дверь. Дверь вела в достаточно большую комнату. Мебели в ней было очень мало, и Чарльз уже собрался посчитать эту комнату пустой. Но его взгляд упал на черный предмет, который был свален под окном. Этот предмет лежал в самой затемненной части комнаты.

Он автоматически отскочил, потому что этот предмет был бесформенным, и нельзя было определить, что же это на самом деле было.

Затем он медленно и осторожно – как обычно люди подбираются к тому, с чем они не знакомы и что может вызвать неизвестные опасные последствия – приблизился к этому предмету.

Первой мыслью было, что перед ним лежит человеческое тело. По тому, как совершенно тихо оно лежало, он подумал, что сейчас обнаружит кровь несчастной жертвы.

После более пристального изучения он нашел, что все тело, включая большую часть головы и лица, было завернуто в большой плащ. Он вскоре понял, что его мысль о безжизненности тела была ошибочной, потому что теперь отчетливо слышалось дыхание спящего человека.

Он подходил ближе и ближе. Затем сомкнул руки и сказал голосом, близким к шепоту:

– Это… это он… Вампир.

Да, в этом не было сомнений. Это был сэр Френсис Варни. Он лежал здесь, завернувшись в свой большой кавалерийский плащ, в котором был представлен в разных местах этого повествования. Здесь его могла бы без помех настичь рука врага, потому что он, видимо, устал так, что его не могли разбудить никакие звуки.

Чарльз Голланд смотрел на него со смешанными чувствами. Здесь лежало существо, которое расстроило прекрасную Флору Баннерворт, существо, которое вынудило семью Баннервортов покинуть ее древний дом, с которым были связаны все их ассоциации. Это же таинственное существо, чтобы провернуть свои задумки и планы, насильно заточило его, Чарльза, в темницу и заковало в цепи. Оно лежало здесь в его власти.

– Разбудить его, – сказал Чарльз, – или дать ему поспать и отдохнуть, потому что его члены очень устали и его веки опускаются сами по себе? Нет, мое дело слишком срочное.

Он закричал громким голосом:

– Варни, Варни, проснитесь!

Звук совершенно не прервал глубокий сон вампира, который тихо застонал и слегка двинул рукой. Эта внезапная тревога имела свой результат, потому что он начал бормотать во сне, произнося странные слева, некоторые из которых Чарльз мог четко услышать, хотя другие были произнесены настолько неразборчиво, что их нельзя было понять.

– Где это? – сказал он. – Где, где это спрятано? Снести дом! Убийство? Нет, нет, нет! Не нужно убийства! Я не хочу, я не стану. На моих руках достаточно крови. Деньги! Деньги! Гнусные негодяи!

Что конкретно означали эти трудноразличимые слова, Чарльз, конечно, совершенно не мог понять, но он внимательно слушал, надеясь что с его губ сойдет что-нибудь, что прольет свет на какие-нибудь таинственные обстоятельства, с которыми он был так тесно связан.

Однако опять последовала тишина, которую нарушали только редкие тихие стоны. Но внезапно, когда Чарльз уже собирался закричать еще раз, Варни произнес несколько бессвязных предложений.

– Никакого ущерба, – сказал он, – никакого вреда. Маршдел подлец! С его головы не упало и волоса. Нет, нет. Освободить его, да, я освобожу его. Берегитесь! Берегитесь, Маршдел! И вы, Мортимер. Виселица! Да, виселица! Но где же яркое золото? Оно сотрет из памяти воспоминания о кровавом деле. Где оно спрятано? Золото! Золото! Золото! Оно не в могиле, его не может быть там, нет, нет, нет! Не там, не там! Зарядить пистолеты. Так, так! Умри, подлец, умри! Умри, умри!

Отчаявшись вынести какую-либо четкую информацию из этого бреда, Чарльз опять громко закричал:

– Варни, проснись, проснись!

Но как и в первый раз спящий человек не услышал крика. Его глаза были закрыты, сон продолжался. Он мог длиться еще долгое время.

– Я слышал, – сказал Чарльз, – что есть много людей, которых не может разбудить никакой шум, но которых может мгновенно разбудить легчайшее прикосновение к ним. Я попробую прикоснуться к этому спящему существу.

Сказав это он приблизился к сэру Френсису Варни и слегка коснулся его кончиком ботинка.

Эффект был потрясающий и мгновенный. Вампир подпрыгнул на ноги, как будто его привела в движение какая-то мощная машина. Он отбросил плащ, чтобы освободить себе руки и набросился на Чарльза Голланда, повалив того на пол, где произвел захват и закричал:

– Безрассудный дурак! Кем бы ты ни был, зачем ты потревожил меня? Зачем вынуждаешь избавить мир от тебя?

Атака была такой внезапной и ужасной, что если бы даже у Чарльза были силы, сопротивление было бы бесполезно. Все, что он мог сказать, было:

– Варни, Варни! Вы меня не узнаете? Я Чарльз Голланд. Разве вы хотите убить меня сейчас, после того как вы могли легко сделать это там в темнице, откуда вы меня отпустили?

Звук его голоса убедил сэра Френсиса Варни, что это был действительно Чарльз Голланд. Этот голос имел извиняющийся тон, поэтому Варни ответил:

– И зачем же тебе, после того как я тебя однажды освободил, понадобилось опять подвергать себя опасности и приходить в мою нору?

– Я не думал об опасности, – сказал Чарльз, – потому что не думал, что вы причините мне зло. Я не думаю, что вам нужно убивать меня.

– Ты пришел сюда в полной уверенности, что мне не нужно тебя убивать? Молодой человек, у вас что, десять жизней, которыми вы можете рисковать? В связи с угрозой для меня я уже однажды освободил вас, хотя в другой раз, в более скверном настроении, я бы охотно лишил вас жизни. Теперь вы вынуждаете меня совершить действие, совершать которое я не хотел. Вдобавок это не даст мне спокойно заснуть.

– Уберите руку с моего горла, Варни, и я скажу вам, что привело меня сюда.

Сэр Френсис Варни сделал это.

– Вставай, – сказал он, – вставай. Я видел достаточно крови, чтобы снова страдать от предвкушения ее появления. Но тебе не следовало приходить сюда и искушать меня.

– Нет, поверьте мне, я пришел сюда с добром, а не со злом. Сэр Френсис Варни, выслушайте меня сначала, а потом обвиняйте в настойчивости, благодаря которой я нашел ваше секретное прибежище. Позвольте мне сразу сказать, что это место останется вашим убежищем, потому что я не выдам вас.

– Продолжайте, продолжайте. Что вам нужно?

– Во время моего долгого и изнурительного заточения я глубоко и с болью обдумывал причину вашего появления в поместье Баннервортов и вашего последующего поведения. Затем я убедился, что в этом деле есть какая-то скрытая сторона. Я уверен, что здесь есть какой-то секрет, какая-то тайна, объяснить которую можете только вы и которая лежит а основе всех ваших действий.

– Продолжайте, – сказал Варни.

– Разве я сказал мало, чтобы вы могли понять цель мoero визита? Я хотел бы, чтобы вы открыли тайну и сказали, что вам нужно, чего вы хотите, что заставило вас стать заклятым врагом семьи Баннервортов.

– Значит, вы говорите, что эта скромная просьба привела вас сюда?

– Вы говорите так, словно праздное любопытство заставило меня сделать это, но вы знаете, что это не так. Ваша речь и ваши манеры говорят о том, что вы достаточно мудры, чтобы увидеть мои высокие мотивы.

– Назовите их.

– Вы, более чем однажды, вели себя со странным романтическим благородством, как будто просто были вынуждены искать что-то, используя любые средства, которые не соответствовали вашей природе. Одна из моих задач – пробудить эту вашу благородную природу, которая спит в вас и только иногда просыпается, чтобы показать ваш истинный характер. Я пришел сюда ради вас.

– Но это не единственная ваша задача?

– Не единственная, вы правы. Есть одна девушка, которая для меня дороже всего мира. Она была прекрасна и спокойна. В ее глазах играло счастье, и она должна была оставаться счастливой, потому что ее разум более прекрасен, чем ее восхитительные формы. Ее жизнь должна была проходить, как прекрасный солнечный и радостный летний день. Вы подсыпали яд в чашу радости, которую великий Господь дал ей прислонить к своим губам. Зачем вы это сделали?

– Вы сказали все, что хотели сказать?

– Я сказал суть своего визита. Я бы мог конкретизировать сказанное. Но моему сердцу не хочется этого делать. Но ради вас, а также ради тех, кто очень дорог для меня, позвольте мне попросить вас обдумать мою просьбу. Расскажите о своих мотивах. Вы не можете сказать, что мы не в состоянии помочь вам.

Несколько мгновений Варни молчал. Он, казалось, был ощутимо тронут манерой речи молодого человека, а также сутью его слов. Можно было предположить, что Чарльзу Голланду удалось произвести такое впечатление на сэра Френсиса Варни своим обаянием, которое нравилось последнему, потому что он наконец сказал тихим голосом:

– Продолжайте, продолжайте. Я уверен, вы хотите сказать больше.

– Нет, Варни. Я уже сказал достаточно. И я бы не сказал столько, если бы не знал, не был бы полностью уверен без всяких сомнений в том, что вы не лишены человеческих чувств.

– Я не лишен человеческих чувств? Вы хоть знаете, кому вы это говорите? Разве я не тот, перед кем дрожат все люди, чье имя вызывает ужас и скорбь? И вы еще можете говорить о человеческих чувствах? Нет, если бы они у меня были, они, поверьте мне, были бы уничтожены теми, кто с дикой свирепостью преследует меня, желая забрать мою жизнь.

– Нет, Варни. Я знаю, что вы можете мыслить глубже. Вы прекрасно знаете, что сами стали причиной того, что люди хотят убить вас. Вы прекрасно знаете, какую боль и какой ужас вы причинили им.

– Да, я знаю, знаю.

– Значит, вы не можете обвинять невежественных людей в том, что они поверили в то, что вы тот, за кого себя выдаете.

– Вы сказали, что я выдаю себя, – сказал Варни с горечью, – как будто сомневаетесь в том, что я тот, кем меня считают тысячи и поэтому боятся.

– Тысячи, может, и считают, – сказал Чарльз Голланд, – но я не вхожу в их число, Варни. Меня нельзя сделать жертвой суеверий. Даже если бы вы совершили на моих глазах какие-нибудь чудеса, которые бы убедили других в вашей сверхъестественной природе, я бы скорее не поверил своим чувствам, чем позволил такой ерунде смутить мои мозги.

– Продолжайте, – сказал сэр Френсис Варни, – продолжайте. У меня больше нет для вас ничего. Мне нечего сказать вам.

– Нет, вы уже слушали меня достаточно долго, чтобы у меня появилась надежда, что в вас проснулась человечность. Не дайте разбиться этой надежде, сэр, когда она только появилась. Я прошу вас рассказать то, что, должно быть, вызывает у вас боль, не ради себя, а ради Флоры, которой вы должны многое компенсировать.

– Нет, нет.

– Ради всего великого, хорошего и справедливого я прошу вас рассказать.

– Ну что поделаешь с такой мольбой? Обращаться с таким чувством к человеку, который знает реальность и человеческую природу?

– Нет, сэр Френсис Варни. Сейчас вы даете неверное представление о себе. Вы прошли долгую и, возможно, бурную жизнь. Вы можете посмотреть на вашу жизнь и вспомнить о том, что вы принадлежите к большому человеческому роду, что у вас есть человеческие чувства и человеческие привязанности?

– Спокойно, спокойно…

– Нет, сэр Френсис Варни, если вы, положи руку на сердце, скажете, что не знаете, что такое любовь, что такое надеяться на будущую радость, сосредоточиваясь на одном человеке, я в отчаянии покину вас. Если вы скажете мне, что никогда не испытывали такого чувства, какое я испытываю сейчас к Флоре Баннерворт, к человеку, ради которого были готовы отдать не только жизнь, но и надежду на счастливое будущее, если вы скажете мне спокойно и честно, что вы не испытывали таких человеческих чувств, я больше не буду давить на вас, заставляя открыть тайну.

Было видно, что сэр Френсис Варни в замешательстве. Чарльз Голланд собирался что-то добавить, когда вампир схватил его обеими руками за грудь и внезапно прервал, сказав:

– Вы хотите свести меня с ума, вызывая из скрытых клеток памяти образы прошлого?

– Значит, есть такие образы, которые можно вызвать, они просто спят, и нужно всего лишь прикосновение, чтобы вернуть их к жизни и придать им силу. Так же, чтобы разбудить вас недавно, нужно было всего лишь прикоснуться к вам. О, сэр Френсис Варни, не говорите мне, что вы не человек.

Вампир состроил такое выражение лица, будто намеревался ударить Чарльза Голланда. Но затем он опустился почти на пол, словно его больно ранили какие-то воспоминания и привели в оцепенение руку. Он трясся от нежелательной эмоции. Из-за того, что у вампира было яростное и злобное выражение лица, Чарльз испугался, что у него возрастет нежелание рассказывать что-либо и из него нельзя будет вытянуть признание.

– Варни! – закричал он. – Варни, успокойтесь! Вас будет слушать тот, кто не станет вас осуждать и не будет делать поспешных выводов, тот, кто достаточно милосерден. Он будет пытаться истолковать все сказанное в вашу пользу. Расскажите мне все, прошу вас, расскажите мне все.

– Это странно, – сказал вампир. – Я никогда не думал, что что-то человеческое заденет меня. Молодой человек, вы задели струны моей памяти. Они вибрируют в моем сердце, производя каденцию и рождая звуки давно прошедших лет. Потерпите немного.

– И вы расскажете мне?

– Расскажу.

– Я удовлетворен вашим обещанием, Варни.

– Но и вы должны пообещать мне держать все в секрете. Даже на дикой природе, где вас не сможет услышать никто, кроме Небес, вы не должны будете произносить ни слова из того, что сейчас услышите.

– Увы! – сказал Чарльз. – Я не могу сохранять такую конфиденциальность. Я уже сказал, что это не только для меня. Я хочу узнать о том, кто вы и кем вы были для той, кто очень дорога мне. Даже все прелести жизни не приводят меня в такой восторг, как ее очаровательный взгляд. Кажется, что в нем присутствует свет Небес, откуда она сошла ко мне.

– Значит, вы не услышите моего признания, – сказал Варни, – потому что я не хочу, чтобы вы рассказывали это Флоре Баннерворт.

– Должно быть, так.

– Но вы очень хотите услышать то, что я могу рассказать?

– Очень хочу, в самом деле, очень хочу.

– Значит, вам можно верить, раз вы честно сказали мне об этом, а не пообещали молчать сразу. Если бы ваше обещание хранить тайну исходило от ваших губ, а не из вашего сердца, я бы не поверил вам. Думаю, что я решусь довериться вам.

– Принимая во внимание, что я расскажу Флоре то, что расскажете вы.

– Вы можете рассказать об этом ей, но никому больше без моего разрешения.

– Я согласен на такие условия и буду добросовестно выполнять их.

– Я ни на секунду не сомневаюсь в вас. А сейчас я расскажу вам то, что еще никогда не рассказывал ни одному смертному. Сейчас я соединю фрагменты, которые вы могли слышать от других.

– От каких других?

– От доктора Чиллингворта и от того, кто когда-то был лондонским палачом.

– Да, я от этих людей кое-что слышал.

– Тогда выслушайте меня. Вы лучше поймете то, что уже слышали. Несколько лет назад, не важно, сколько конкретно, в штормовую ночь, осенью, сидели двое бедных людей. Бедность приходит к высокомерному, расточительному и заносчивому человеку, который всю жизнь только развлекался и тратил Деньги, никогда не занимаясь тем, что эти деньги приносит.

– Два человека? А кто они были?

– Одним из них был я. Посмотрите на меня! Я был одним из тех людей. В моем сердце бились сильные и злые страсти.

– А кто был другим?

– Другим был Мармадюк Баннерворт.

– Господи! Отец той, кого я обожаю? Самоубийца…

– Да, он самый. Этот человек запятнал себя тысячами грехов, дискредитировал себя тысячами преступлений. Это был отец той, в ком нет признаков его природы, которая не унаследовала от него ничего, кроме фамилии. Этот человек сидел со мной и строил планы, придумывая, как, используя обман и насилие, мы сможем продолжить нашу обычную жизнь, полную попоек и диких дебошей.

– Продолжайте, продолжайте, поверьте, мне очень интересно.

– Я вижу. Мы не могли выбрать ничего подходящего из того, что в изобилии придумывало наше воображение. Обман и мошенничество с фальшивыми костями за игорным столом нас не удовлетворяло, мы решились на насилие. Если простой грабеж не удастся, мы планировали забрать чью-нибудь жизнь.

– Убийство?

– Да, именно, надо называть вещи своими именами, убийство. Мы просидели до полуночи, но так и не приняли решения. У нас не было никакого реального плана действий, поэтому мы потащились в один из тех грязных притонов, в игорный дом, где мы выигрывали и проигрывали тысячи. У нас не было денег, но мы делали крупные ставки, рискуя. Мы не думали о последствиях, которые могут возникнуть в случае проигрыша. Но, как ни странно, нам очень повезло. Мы пришли в это место нищими, а ушли независимыми людьми.

Но разве азартный игрок знает, когда нужно остановиться? Если случается проигрыш, в его груди просыпается человечность, но выигрыш пробуждает грех, который спит в ней. Мы играли до рассвета. Лучи яркого солнца пробились в игорный дом, мы все еще играли. Настал полдень, нас поддерживало вино, оно было стимулятором, мы все еще играли. Затем показались тени вечера, пробирающиеся во всей своей красоте. Но что нам было до них после таких изменений удачи, которые в один момент делали нас принцами и давали в наше распоряжение дворцы, а в другой делали нас совершенно нищими, заставляя довольствоваться скудной милостыней, побираясь от двери к двери.

Но у нас был один человек, который от начала до конца оставался нашим настоящим другом. Не просто человек, я думаю, что он был больше, чем человек. Мы выигрывали у всех, но проиграли ему. Люди приходили, приносили свое яркое золото и отдавали его нам, но затем, благодаря жестокому удару фортуны, он забрал у нас все.

Наступила ночь. Мы выигрывали, но он забрал у нас все. Часы пробили двенадцать, мы были нищими. Одному Богу известно, кем он был.

Мы видели как он прячет выигрыш. Мы видели улыбку, которая изгибала уголки его губ. Он был спокоен, а мы были безумны. Кровь спокойно текла по его венам, но для нас она была горящей лавой, обжигающей каждую мельчайшую артерию и иссушающей все человеческие мысли и все человеческие чувства.

Тот, кто выиграл, ушел, но мы следовали за ним по пятам. Когда он вышел на улицу, несмотря на то, что горячительных напитков он принял гораздо меньше чем мы (их предоставляют бесплатно тем, кто часто посещает это грязное место), было видно, что он несколько пьян. Его шаги были спутанными и шаткими. Мы следовали за ним и поняли, что он не знает точно, куда идет.

Мы не представляли себе четко, зачем преследуем этого человека. Это было какое-то импульсивное действие. Когда он вышел на окраину города, где были зеленые изгороди, мы стали шептаться и решили, что то, чего не смогли сделать благодаря удаче, сделаем сейчас благодаря собственной силе и смелости. Я не буду колебаться рассказывать вам то, что является самым важным эпизодом моего рассказа. Мы решили ограбить его.

– Только и всего?

– Мы решились только на это. Мы совершенно не хотели проливать кровь. Но при этом мы решили, что добьемся цели, даже если придется убить его. Вы услышали достаточно много?

– Я не услышал достаточно много, хотя могу угадать остальную часть рассказа.

– Вы прекрасно можете ее угадать, зная предисловие. Он повернул на одинокую тропинку, которая нам очень подходила. О лучшем месте для нападения нельзя было и мечтать.

Там с обеих сторон были высокие деревья, а между ними шло зеленое ограждение. Мы знали, что эта тропинка ведет к пригородной деревне, в которую он, несомненно, и направлялся.

Мармадюк Баннерворт сказал: «Это дело нужно сделать сейчас, иначе мы его не совершим никогда. С ним может справиться и один человек. Кто это будет: я или ты?»

«Мне все равно, – ответил я, – но если покажемся мы оба, то вероятность того, что он не будет сопротивляться будет выше».

Он согласился, и мы поспешили вперед. Он услышал шаги преследующих его и ускорил шаг. Я бегал очень хорошо, поэтому обогнал его. Затем я повернулся и встал перед ним, перекрыв ему путь.

Тропинка была узкой, обернувшись назад, он увидел Мармадюка Баннерворта. Он был окружен двумя врагами. Влево и вправо двинуться он не мог, там был кустарник, росший среди деревьев.

С поразительной смелостью, которая привела его к неприятностям, он потребовал у нас объяснить, что нам нужно. Затем заявил, что хочет пройти, и чтобы мы дали ему дорогу.

Диалог был коротким. Я, будучи ближе к нему, сказал:

«Ваши деньги, ваш выигрыш за игровым столом. Мы не можем его потерять, и мы его не потеряем».

В ответ он моментально вытащил пистолет из кармана и, направив его в мою голову, выстрелил в меня. Возможно, если бы я двинулся, я бы погиб. Но пуля всего лишь поцарапала мою щеку, оставив шрам. Это и есть тот самый рубец, который виден до сих пор. Я был ошеломлен и думал, что я мертв. Я позвал Мармадюка Баннерворта, он подбежал вперед. Я не знал, что он был вооружен и имел возможность совершить то, что он совершил. Раздался стон, последовала короткая борьба, и удачливый игрок упал на зеленый газон, залитый его кровью.

– Значит, это и был отец той, кого я обожаю?

– Он самый. Вы шокированы родственной связью такой красоты и интеллекта с полуночным убийцей? Ваша философия столь жалка, что вы думаете, что прекрасная дочь должна страдать за преступление своего отца?

– Нет, нет, это совсем не так. Не подумайте, я ни на мгновение не думал о таких вещах. Я просто подумал, как мне придется рассказывать такому мягкому человеку о том, что совершил ее отец.

– Поступайте как знаете. Преступление было совершено. Было достаточно светло» и мы видели черты лица умирающего человека. Он смотрел на нас жутким и ужасным взглядом. Казалось, что его глаза, которые были обращены к небу, просиди Небеса отомстить за то, что было сделано. Много дней, во все времена года я вижу их, они преследуют меня всюду и радуются бедам, которые сваливаются на мою голову. Думаю, что вижу их и сейчас.

– В самом деле?

– Да, смотри, смотри, как они глядят на меня этим фиксированным и страшным взглядом, эти зрачки застреленного, вот они, вот, о! Спасите меня от этих визитов. Это слишком ужасно. Я не могу больше этого вынести. Почему ты все еще смотришь на меня, страшный гость? Ты знаешь, что не моя рука совершила то дeлo, заставив тебя лечь в могилу. Ты знаешь, что не мне ты должен мстить за твою смерть!

– Варни, вы смотрите в пустоту, – сказал Чарльз Голланд.

– Нет, нет. Это для тебя все это пустота, но для меня здесь присутствуют ужасные формы.

– Успокойтесь. Вы уже признались мне во многом. Прошу вас, не продолжайте свой рассказ. В моем мозгу уже нет места для страшных размышлений, которые мучают меня.

Несколько минут Варни молчал, затем он вытер с бровей капли пота, которые собрались там, и сделал глубокий вдох.

– Говорите со мной, – сказал Чарльз, – ничего не спасет вас от ужасных воспоминаний лучше признания во всем тому, кто не будет осуждать вас, потому что вам не в чем раскаиваться.

– Чарльз Голланд, – сказал Варни, – я зашел уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад; слишком далеко, я знаю, я прекрасно понимаю, в какой я опасности. Вы уже знаете так много, что вам нужно узнать и еще кое-что.

– Тогда продолжайте, Варни, я выслушаю вас.

– Не знаю, смогу ли я говорить в таком состоянии. Я чувствую, себя невыносимо от того, что мне придется сейчас рассказать, а вам все это будет невыносимо тяжело слушать…

– Я уверен, Варни, и это выдает ваша речь, что вы можете рассказать о чем-то еще, кроме факта убийства этого игрока Мармадюком Баннервортом.

– Вы правы, это так. Смерть этого человека не привела бы меня в такое состояние. С судьбой этого человека связан один секрет, который я боюсь рассказывать, секрет настолько ужасный, что его даже страшно прошептать ветру, хотя я не делал этого. Нет, нет, я не стрелял, нет, нет!

– Варни, меня поражает та боль, с которой вы провозглашаете свою невиновность. Никто вас не осуждает, и если бы я не был впечатлен убедительностью вашей речи, то ваши старания оправдать себя я бы воспринял с подозрением.

– Я могу понять вас, Чарльз Голланд. Я прекрасно понимаю вас. Я не обвиняю вас за это. Это абсолютно естественно. Но когда вы узнаете все, вы поймете, почему я стараюсь найти любые доводы, чтобы чувствовать себя невиновным.

– Возможно так. Пока я ничего не знаю, я не могу ничего сказать. Но что же было такого в характере этого игрока, что заставило вас так переживать о его смерти?

– Ничего, в его характере не было ничего. Он был плохим человеком. Он не был одним из тех свободных и открытых людей, которые совершают преступления по невнимательности, одним из тех, кого мы, вероятно, больше жалеем, чем осуждаем. Его поведение нельзя было оправдать ничем. Он был настолько грешным и злым, что общество только выиграло от его смерти. Ни один человек не мог сказать, что потерял друга.

– Но тем не менее обстоятельства, связанные с его смертью, почти довели вас до отчаяния.

– Вы правы. Такой эффект вызвала одна простая мысль.

– Вы возбудили все мое любопытство. Я очень хочу узнать причину такого вашего состояния.

Варни молча ходил по комнате в течение нескольких минут. Казалось, что он сильно переживал, наконец он повернулся к Чарльзу Голланду и заговорил, на его лице были следы глубокого переживания.

– Я уже сказал, молодой человек, что расскажу вам обо всем. Я сказал вам, что я открою много тайн, и позволю вам понять то, что нельзя было понять из рассказов доктора Чиллингворта и человека, который был публичным палачом и который так долго преследовал меня.

– Значит, слова доктора о том, что вы были казнены в Лондоне, правда?

– Да, я был казнен.

– И были возвращены к жизни с помощью гальванического процесса, который произвел доктор Чиллингворт?

– Как он и предполагал. Но он не знал всей правды. Я веду особую жизнь. Его операция привела к тому же результату, к которому бы привело попадание на меня лунных лучей.

– Варни, Варни, – сказал Чарльз Голланд, – вам не удастся убедить меня в ваших сверхъестественных силах. Я сразу распознаю ложь. Я не поверю в то, в чем вы пытаетесь меня убедить.

– Я никого не прошу верить мне. Я знаю только то, что знаю. Став свидетелем кое-каких явлений, я был вынужден сделать определенные выводы. Верьте во что хотите, сомневайтесь в чем хотите. Но я опять говорю, что я не такой, как другие люди.

– Я не склонен спорить с вами. Я не хочу спорить с вами. Но сейчас вы отклонились от вашего рассказа. Я с нетерпением жду его продолжения.

– Я и сам прекрасно знаю, что отклонился. Я боюсь продолжать рассказ.

– Если вы отложите рассказ, страх не станет меньше.

– Вы правы. Чарльз Голланд, вы, несмотря на свой молодой возраст, прошли через многое, и способны делать правильные выводы и понимать то, что вам рассказывают. Ваши выводы, вероятно, являются даже более правильными, чем выводы тех, кто старше вас. Поэтому я хочу задать вам вопрос.

– Я легко отвечу, Варни, на любой ваш вопрос.

– Как вы считаете, в какой степени я виновен в том, что только что рассказал вам?

– Мне кажется, в силу того, что вы не желали совершать убийства, вас нельзя обвинять в нем, несмотря на то, что обстоятельства представляют вас в качестве соучастника.

– Вы думаете, что я могу быть оправдан?

– Вы можете оправдать сами себя, зная, что вы не желали убийства.

– Я не жевал его. Я не знаю, какие гнусные дела я мог совершить в том отчаянном состоянии, но я ни в коем случае не хотел лишать человека жизни и я не производил смертельного выстрела.

– Я думаю, что есть оправдание даже для преступления Мармадюка Баннерворта.

– Вы так думаете?

– Да, ведь он думал, что вы убиты и поэтому импульсивно нажал на курок, став убийцей.

– Да. Я бы очень хотел освободиться от этого бесчестья, от чувства вины. Я чувствую, что пока рано говорить вам все, но позже я обязательно расскажу. А пока успокойте Флору Баннерворт, ей не нужно бояться меня. Жадность и месть – эти две страсти, которые пылали некогда в моем сердце, навсегда из него изгнаны.

– Месть? Вы сказали месть?

– Да, я сказал месть. Это чудо? Я недостаточно гуманен для этого?

– Но вы связали это с именем Флоры Баннерворт.

– Да, я связал, и это часть моей тайны.

– Очень странно представить, что Флора пробудила такое чувство в вашем сердце. Это действительно тайна.

– Я не склонен отрицать это. Это так же правдиво, как и таинственно. Но скажите ей, что несмотря на то что когда-то я не боялся причинять ей зло, теперь ее красота и несчастье изменили мои мысли, и меня. Мне никогда не хотелось становиться ядом ее жизни, и никогда больше она не почувствует страха появления вампира Варни.

– Ваше сообщение будет передано ей. Нет сомнений, что оно будет получено с самыми радостными чувствами. Тем не менее, я бы очень хотел рассказать ей большие подробности.

– Приходите сюда сегодня в полночь и вы узнаете все. Я не стану скрывать от вас ничего, не будет никаких тайн. Вы узнаете, как злые страсти овладели моим сердцем и сделали меня тем, кем я сейчас являюсь.

– Вы уверены в своем решении, Варни, вы действительно расскажете мне обо всем сегодня ночью?

– Обо всем, как и сказал. А сейчас оставьте меня, я очень хочу отдохнуть. В последнее время мне редко удается сомкнуть веки.

Чарльз Голланд понял, что пока от Варни получить дополнительную информацию не удастся. Побоявшись, что если он будет настаивать на продолжении разговора, тот вообще откажется что-либо ему рассказывать, Чарльз решил, что будет благоразумнее уйти, и сказал на прощание:

– Можете быть уверены, я приду на встречу.

– Вы не будете разочарованы. Пока, пока!

Несмотря на то что Чарльз не получил всю информацию, которую надеялся получить, он все же поздравил себя с тем, что смог узнать хоть что-то у этого странного непостижимого существа. Видя поведение Варни, он понимал, что тот впервые. Начал говорить о вещах, которые так долго хранились в его сердце.

Он был полностью уверен, что раз уж Варни пообещал рассказать ему все, он сдержит слово, несмотря на опасность. Чарльз не сомневался, что сегодня ночью наконец прольется свет на таинственное дело, связанное с вампиром.

Он прошел вниз по тропинке, которая вела из одинокого дома, думая о том, что ему рассказали. Выходя из дому он очень удивился увидев толпу людей, которые быстро шли вперед с волнением и беспокойством, явно написанными на их лицах.

Он остановил юношу и спросил его о причине суматохи.

– Как, сэр, вы не знаете? – сказал мальчик. – Городская толпа сожгла поместье Баннервортов и убила человека.

– Поместье Баннервортов? Ты вероятно ошибся!

– Знаете, сэр, я назвал поместьем Баннервортов старые развалины неподалеку от поместья, потому что раньше они были поместьем Баннервортов, до того как был построен новый дом. Более того, поскольку у Баннервортов там был сад и две или три старых хижины, некоторые люди в городе звали развалины поместьем Баннервортов наряду с новым зданием.

– Я понимаю. А ты сказал, что все уничтожено?

– Да, сэр. Все, что можно было сжечь, было сожжено, и более того, в развалинах был убит человек. Мы не знаем кто он, но люди говорят, что вампир. Они убили его.

– Когда закончатся эти ужасные акты насилия!? – воскликнул Чарльз. – О! Варни, Варни, вам нужно на многое ответить. Даже если вам удастся избавиться от чувства вины за убийство, некоторые подробности которого вы мне рассказали.

Глава LXXXIII

Таинственное прибытие в гостиницу. – Венгерский аристократ. – Письмо к Варни

В то время как происходили такие дела и когда, казалось, что сэр Френсис Варни решил прекратить беспокоить семью Баннервортов, необходимо рассказать о случае, который имел место в той же гостинице, в которой адмирал произвел такое смущение, когда впервые прибыл в город.

С того времени, как он побывал здесь с Джеком Принглом и принес столько хлопот этому заведению, здесь не было таких странностей, какая произошла на следующее утро, после беседы Чарльза с вампиром.

Гостиница только открылась, в нее прибыл незнакомец на черной лошади. Он засунул узду в руки мальчика, который оказался у двери, и торжественно направился внутрь. Мужчина был высоким и бледным как мертвец. Одеяние его было достаточно безвкусным, хоть и не было одеянием бедняка. Наоборот, оно казалось дорогим, хотя украшений на нем было очень мало.

Он сел в первой после входа комнате и стал ждать появления хозяина гостиницы, который, узнав о госте, поспешил получить его приказы. С обильными поклонами наш старый друг, который так угодничал перед адмиралом Беллом, вошел в комнату и спросил, какие пожелания имеет джентльмен.

– Я предполагаю, – сказал незнакомец глубоким и торжественным голосом, – что вы не будете возражать предоставить мне жилье на несколько дней за определенную цену, которую я попрошу вас назвать прямо сейчас.

– Конечно, сэр, – сказал хозяин гостиницы, – как вам будет угодно. Без вина, сэр, я предполагаю?

– Как хотите. Говорите условия.

– Хорошо, сэр, просто потому что мы не знаем, какое вино джентльмен пьет, но мы включаем в цену завтрак, обед, чай, ужин, второй ужин и все такое, а также отдельную комнату, сэр.

– Конечно.

– Тогда я не думаю, сэр, что четыре гинеи в неделю будет дорого.

– Я просил вас назвать цену: Пусть будет четыре гинеи. Хотя если бы вы сказали восемь, я бы заплатил и восемь.

– Господи! – сказал трактирщик. – Какой же я дурак. Я прошу прощения сэр, это я не о вас. Теперь я еще долго буду бить себя по голове. Хотите сразу же позавтракать, сэр, и тогда мы начнем с сегодняшнего дня?

– Что вы сказали?

– Позавтракать, позавтракать, сэр. Чай, кофе, какао, шоколад. Окорок, яйца или немного жареной дичи, холодный филей говядины или копченой селедки, все, что вам будет угодно, сэр.

– Я никогда не завтракаю, поэтому можете не беспокоится обо мне.

– Никогда не завтракаете, сэр? Не завтракаете? Тогда может быть вы хотите чего-нибудь выпить, сэр? Некоторые говорят, что пить в восемь утра – это странно. Но я думаю, что делать себе приятное никогда не бывает слишком рано.

– Я живу питьем, – сказал незнакомец, – но у вас в погребе нет того, что подойдет мне.

– В самом деле, сэр?

– Нет, нет, я серьезно.

– Почему, сэр, у нас есть немного крови, – сказал хозяин гостиницы.

– То, что вам кажется кровью, но не является кровью.

– Вы о чем, сэр? Я не понимаю!

– Прочь! Убирайся!

Незнакомец произнес эти слова так повелительно, что хозяин гостиницы немедленно поспешил покинуть комнату. Придя в бар, он ударил себя по голове тaк слабо, что этот удар не причинил бы вреда и мухе, сказав себе при этом:

– Проклятая башка, ты заслуживаешь этих побоев! Я выдеру из тебя все волосы!

Он действительно выдернул из нее несколько волосиков так мягко и нежно, что это показывало, каким благоразумным человеком он был даже в моменты сильного расстройства.

– Надо же – заплатить четыре гинеи за жилье, – добавил он, – а потом заявить, что не возражал платить и восемь… А потом сказать, что ему не нужен завтрак… Но что за странная рыба этот парень!

В этот момент вошел конюх. Стоя в баре, он вытер рукавом рот и сказал:

– Думаю, хозяин, что вы поставите за это кварту.

– Кварту за что, ты, бродяга? Кварту за то, что я завален посудой, кварту за то, что порваны струны на скрипке?

– Нет, – сказал конюх, – за то, что я отвел лошадь этого джентльмена.

– Какого джентльмена?

– Крупного, с бледным лицом, который сейчас в гостиной.

– Что, он приехал на лошади, Сэм? Как она выглядит? О человеке можно судить по тому, на какой лошади он ездит.

– Знаете, сэр, я так не думаю. Лошадь очень черная, насколько мне увиделось. Она дважды пыталась лягнуть меня, но я приструнил ее. Как бы там ни было, я не думаю, что это мерзкое животное, хотя и немного норовистое.

– Хорошо, – сказал трактирщик, наливая конюху полпинты вместо кварты, – ты все время пьешь. Выпей это.

– Провались я на этом месте, – сказал конюх, – полпинты, хозяин!

– Пропади ты пропадом, я не хочу с тобой спорить. Звонит звонок в гостиной, наверное, он все-таки решил позавтракать.

Пока хозяин отсутствовал, конюх налил себе кварту крепкого пива и легко залпом осушил ее, проявляя недюжинную сноровку и держа при этом кружку на некотором расстоянии ото рта.

Проделав этот трюк он перевернул кружку и стал постукивать суставами пальцев по дну, чтобы показать всему миру, что кружка пуста и он совершил то, что хотел совершить.

В это время хозяин пришел к странному гостю, который сказал ему, когда, тот вошел в комнату:

– В вашем городе случайно не живет некто по имени сэр Френсис Варни?

«Дьявол! – подумал хозяин гостиницы. – Это один из них, ставлю гинею».

– Сэр Френсис Варни, вы сказали? – вслух переспросил он. – Знаете, сэр, здесь жил сэр Френсис Варни, но народ подумал, что он – несколько странноватый тип – ну…что-то вроде вампира, если вы знаете, что это такое.

– Конечно, я слышал о таких вещах. Но не могли бы вы дать мне адрес Варни? Я хочу повидаться с ним.

– Сэр, я не могу дать вам его адреса, потому что здесь были такие народные волнения и за ним так все гонялись, что он удалился, и я думаю, насовсем, и никто о нем больше ничего не слышал. Господи! Сэр, они сожгли его дом и гонялись за ним по пятам, поэтому я не думаю, что он когда-либо покажется здесь снова.

– А не могли бы вы сказать, где вы видели его в последний раз?

– Не могу, сэр. Если кто-то о нем что-нибудь и знает, так это мистер Генри Баннерворт или, возможно, доктор Чиллингворт, потому что они встречались с ним чаще, чем другие.

– В самом деле? А не могли бы вы дать мне адрес последнего из названных вами?

– Не могу сделать этого тоже, сэр, потому что Баннерворты покинули свой дом. А что касается доктора, то его дом находится на главной улице. На доме – большая латунная дощечка, так что вы не ошибетесь. Номер дома – 9. Он находится с другой стороны дороги.

– Я благодарю вас, – сказал незнакомец, затем поднялся и пошел к двери. Перед тем как уйти он повернулся и добавил: – Вы можете сказать мистеру Баннерворту, если случайно встретите его, что венгерский аристократ хочет поговорить с ним о сэре Френсисе Варни, вампире.

– Кто, кто, простите, сэр?

– Аристократ из Венгрии, – был ответ.

"Черт! А при чем тут венигрет? Или винеграт? – сказал про себя хозяин, провожая его взглядом. – Я могу сделать ему винегрет, если он так уж хочет. Хотя зачем говорить о винегрете, если не хочешь завтракать? Ну и странный же тип вы, мистер Винеграт. Я этого не выдержу, пропади я пропадом. Я потеряю четыре гинеи, но заработаю больше. Аристократ, в самом деле? Думаю да. Он не такой большой, как мясник Слэйни. Ну ладно, возьмусь же я за него, когда он придет".

В это время ничего не знающий объект этого монолога шел вниз по главной улице. Он подошел к дому доктора Чиллингворта и постучал в дверь.

Миссис Чиллингворт всю ночь ожидала возвращения доктора, который еще не появился, и поэтому ее настроение было испорченным до предела. Услышав стук в дверь, она подумала, что это не кто иной, как ее супруг и приготовилась принять его в свои теплые объятия. Она спешно набрала ковшик не самой чистой воды и, открыв дверь, она первым делом выплеснула содержимое ковшика в лицо того, кто стоял у двери, заявив:

– Ты это заслужил, подлец!

– Проклятье! – сказал венгерский аристократ.

В этот момент миссис Чиллингворт закричала, испугавшись своей ошибки.

– О, сэр! Мне очень жаль. Я думала, что это мой муж.

– Но… если вы так подумали, – сказал незнакомец, – то зачем же нужно было поливать его мыльной водой? Мне нужен ваш муж, мадам, я полагаю, что он – доктор Чиллингворт.

– Тогда вы можете нуждаться в нем и дальше, потому что его нет дома уже целые сутки. Он все свое время проводит в охоте за вампиром.

– А! За сэром Френсисом Варни, вы хотели сказать?

– Да, да. Я бы уже и сама хотела поймать этого Варни.

– А вы не могли бы подсказать мне, где его можно найти?

– Конечно, могу.

– В самом деле? И где же? – с нетерпением спросил незнакомец.

– На каком-нибудь кладбище, конечно. Там он поедает трупы!

Сказав это, миссис Чиллингворт закрыла дверь с такой силой, что чуть не впечатала нос венгра в его лицо. Он был вынужден уйти, совершенно уверенный в том, что в этом доме ему никакую информацию не дадут.

Он вернулся в гостиницу и сказал хозяину гостиницы, что заплатит щедрое вознаграждение тому, кто скажет ему, где скрывается сэр Френсис Варни. Затем он закрылся у себя в комнате и стал писать письма.

Несмотря на то, что конкретную сумму незнакомец не назвал, хозяин гостиницы рассказал о его объявлении нескольким людям, сидящим в баре. Все они закачали головами, веря в то, что слишком опасно по доброй воле искать подобное существо. Когда начинался день, пришел молодой парнишка и попросил показать ему джентльмена, который спрашивал про вампира.

Хозяин гостиницы стал тщательно опрашивать его и так, и сяк, стараясь узнать, есть ли у парнишки какая-то информация. Но парень был очень упрям и не хотел разговаривать ни с кем, кроме человека, который предложил вознаграждение, поэтому хозяин был вынужден проводить его к венгерскому аристократу, который еще не ел и не пил в этом заведении.

На лице у парня была написана юношеская хитрость. Когда незнакомец спросил его, есть ли у него какая-нибудь информация о том, где прячется сэр Френсис Варни, тот ответил:

– Я могу сказать вам, где он, но что вы дадите за это?

– Какая сумма тебе нужна? – сказал незнакомец.

– Полкроны.

– Они твои. Если твоя информация окажется верной, приходи завтра, и я дам тебе еще столько же, при условии, что ты никому больше об этом не расскажешь.

– Можете на меня положиться в этом, – сказал мальчик, – я живу с бабушкой, она очень стара, у нее есть коттедж. Мы продаем молоко, лепешки, клей и моллюсков-береговичков.

– Отличная коллекция. Продолжай.

– Сэр, этим утром приходил человек с бутылкой, он купил бутылку молока и буханку хлеба. Я видел его, я знаю, что это был вампир Варни.

– Ты последовал за ним?

– Конечно, последовал, сэр. Он сейчас прячется в доме, который сдается там, вниз по дороге: заворачиваете после мистера Биггза, проходите через сад Ли, стога старого Слэйни будут справа от вас, идете, пока не дойдете до луга Гранта, где увидите кирпичный заводик старого Мэдхантера прямо перед собой…

– Стоп, стоп, стоп! Ты проведешь меня. На закате пойдем в это место. Чтобы никто нас не увидел. Вознаграждение в десятикратном размере от того, что ты назвал, будет твоим, – сказал незнакомец.

– Что? Десять с половиной полкрон?

– Да. Я сдержу свое слово.

– По рукам! Я знаю, что я сделаю. Я сделаю праздник, как настоящий шоумэн. Я буду весь день играть на трубе, а кто-нибудь будет бренчать на струнном инструменте. Когда мне это надоест, я буду кричать через трубу. Я уже вижу себя. Вот здесь герцог Мальборо колошматит всех, а вон там французы летают вокруг, как поджаренный горох на сите.

Глава LXXXIV

Возбужденная толпа. – Место прибежища

Сейчас, казалось, в деле вампира Варни наступило затишье. У нас есть причина верить в то, что именно палач, который, как и Варни, жаждал овладеть поместьем Баннервортов, пал жертвой неразборчивой ярости толпы. Беглец Варни не только пообещал Чарльзу Голланду рассказать все детали своего прошлого, но и заявил, что больше никогда не посягает на счастье Флоры.

Доктор, адмирал и Генри отправились из поместья, как мы уже писали, в коттедж, где находились Флора и ее мать, и через некоторое время пришли туда.

Миссис Баннерворт уже встала, а Флора еще спала. И хота новости, которые они должны были рассказать, были странными и запутанными, они не стали будить ее только для того, чтобы она выслушала их.

Еще они не хотели ее будить, потому что пока не пришел Чарльз Голланд. Они подумали, что, возможно, он придет скоро, и им не нужно будет объяснять, куда он пропал. Все верили, что он решился предпринять какую-то рискованную операцию, и не сказал о ней своим друзьям только потому, что они стали бы отговаривать его от этого. Они были уверены в его отваге и высоком интеллекте, поэтому думали, что с ним ничего не случится и что он скоро появится в коттедже.

Эта их уверенность не была ошибочной, потому что через два часа Чарльз появился. Адмирал стал расспрашивать его о том, где он был. Теперь Чарльз оказался перед дилеммой, ведь он пообещал Варни ничего не рассказывать. Он отвечал на расспросы старика весьма уклончиво, подбирая слова и думая, что можно сказать, а что нельзя.

– По местам стоять! – закричал адмирал. – Что случилось с твоим языком, Чарльз? Ты был в плавании, провались я на этом месте. Поройся в судовом журнале и скажи нам, что случилось.

– У меня было кое-какое приключение, – сказал Чарльз, – которое, я надеюсь, будет результативно и продуктивно для нас всех. Но я пообещал, возможно по неосторожности, что не буду рассказывать о том, что узнаю.

– Тю! – сказал адмирал. – Это затруднительное положение. Но если человек подписал контракт, он должен действовать в соответствии с ним. Я помню, как я когда-то отправился в Кандию[1]…

– Ха! – перебил Джек. – Это когда вы споткнулись о нактоуз[2] и упали, что произошло по причине чрезмерного употребления мадеры. Я тоже помню это, достаточно интересная история, да. Вы взяли конец каната и засунули в бушприт. А потом вы сказали: «Вставай, ты, неуклюжий бездельник». Я думаю, вы сказали это Джеку Ингрэму, помощнику плотника, который спал. Как забавно!

– Этот негодяй доведет меня до абордажа, – сказал адмирал, – в том, что он говорит нет ни слова правды. Я никогда в жизни не был пьян, все об этом знают. Джек, отношения между мной и тобой становятся серьезными, мы должны расстаться, и навсегда. Я тебе уже говорил, что ты забыл разницу между ютом и камбузом. Я серьезно, ты выписан из корабельных книг, и с тобой покончено.

– Очень хорошо, – сказал Джек, – я готов. Я покину вас. Вы думаете, я хочу вас терпеть? До свидания, старый чурбан. Я покину вас, чтобы вы успокоились, но когда костлявая и безносая старуха-смерть придет к вам, и вы не сможете стряхнуть ее такелаж, вы спросите: "Где же мой Джек Прингл?" Да, именно так вы и скажете. А затем эхо повторит это имя. Но никто не будет знать, где он!

Джек повернулся на пятке и, прежде чем адмирал смог ему ответить, покинул это место.

– Каков подлец, а? – несколько растерянно сказал адмирал. – Я и не думал, что он поймает меня на слове.

– Но вы же не это имели в виду, дядя? – сказал Чарльз.

– Какое тебе дело, увалень, до того, имел я это в виду или нет, ты, сухопутная швабра? Конечно, я ожидал, что все покинут старый корабль, крысы и весь экипаж, а теперь вот и Джек Прингл ушел. Бродяга, разве он не мог остаться на борту и каждый вечер напиваться вдоволь? Разве он не говорил что хотел и не делал что хотел? Мятежный вор! Разве не он подло лгал вам, что я якобы когда-то драпал от франзузского корабля близ мыса Ушант[3], и разве я не стерпел этого? И теперь, эта черная неблагодарность…

– Но, мой дорогой дядя, вы же сами прогнали его.

– Я не прогонял, ты же знаешь, что я никого не прогонял. Но я вижу, в чем дело! Вам… никому из вас, лощеных аристократов, не нравится бедолага Джек Прингл! А ведь лучший моряк никогда не ступал на палубу военного корабля!

– Но его пьянство, дядя?

– Это наглая ложь! Я не верю, чтобы он когда-нибудь бывал пьян. Я уверен, что вы все это придумали. Он очень добродушный парень и любит подурачиться, чтобы поднять людям настроение.

– Но его нахальство, дядя. Его грубости по отношению к вам, его выдумки, его преувеличения?

– Стоп там, стоп там, не надо этого, господин Чарли! Джек никогда не стал бы делать ничего подобного. Я хочу сказать, что, если бы Джек сейчас появился здесь, я бы подбодрил его и сказал, что он – хороший моряк.

– Тогда давайте пожмем друг дружке плавники, – сказал Джек, заглядывая в комнату, – вы что же думали, что я уйду от вас, старый вы крендель? Что бы стало с вами, хотел бы я знать, если бы я не менял вам пеленки? Вы, проклятый старый ребенок, что вы такое обо мне подумали?

– Джек, ты негодяй!

– Да?… Продолжайте и называйте меня негодяем сколько хотите. Помните, как пули пробивали наши головы?

– Помню, помню, Джек. Давай пожмем друг другу плавники, старик. Ты не однажды спасал мне жизнь.

– Это ложь.

– Это не ложь. Я говорю, что ты спасал.

– Пропадите вы пропадом!

Это была самая серьезная ссора, которую урегулировали эти два героя античности. На самом деле адмирал не мог обойтись без Джека, как не мог обойтись без еды. А что касается Прингла, то он и помыслить бы не мог об оставлении старого командующего эскадрой кораблей так же, как не мог бы помыслить об (что бы здесь сказать?) отказе от рома.

Но старый адмирал так страдал от мысли, что Джек действительно покинул его, что, несмотря на то, что продолжал ругать его, как обычно, часто, больше никогда не заикался о вычеркивании Джека из корабельных книг. А что касается Джека, то и он не стал злоупотреблять этим, и пил не больше и не меньше обычного, и обзывал хозяина «старым кренделем», когда это было возможно.

Глава LXXXV

Венгерский аристократ в опасности. – В него стреляют и он показывает некоторые свои качества

Венгр был очень обрадован не только новостью, которую получил от мальчика, но и мизерной суммой вознаграждения. Вероятно, он даже не предполагал, что будет так легко узнать секрет местопребывания такого человека, как Варни.

Он с нетерпением ждал вечера и в течение нескольких часов не выходил из гостиницы. Все это время он ничего не ел и не пил, несмотря на то, что это все входило в стоимость проживания.

Все это вызвало серьезные волнения и разговоры в гостинице. Эти волнения были настолько серьезными, что хозяин гостиницы послал за некоторыми старыми постоянными посетителями его заведения, заядлыми пропойцами, которые сидели здесь каждый вечер, предаваясь крепким спиртным напиткам, курительным трубкам и табаку, чтобы спросить их, что ему делать? (Как будто у него была необходимость что-то вообще делать.)

Но так или иначе, эти всезнайки, которые собрались по приглашению хозяина и сели в баре, с чем-то крепким перед каждым (на что расщедрился хозяин), не верили, что человек может приехать в гостиницу, согласиться платить четыре гинеи за жилье и при этом ничего не есть и не пить.

Нет, они решительно не могли понять этого! Потому они и не верили в это. Для них была аномальной сама мысль о том, что кто-то может действовать так необычно. Так нельзя было поступать. В нашем свободном и высокообразованном обществе нет более сильного способа обидеть других, чем сделать что-то, чего соседи никогда не вздумали делать сами. Все решили, что венгерский аристократ – существо крайне опасное, и что этого терпеть нельзя.

– Я бы не думал, что все так серьезно, – сказал хозяин гостиницы, – но посмотрите, какие серьезные вещи творятся! После того как я попросил у него четыре гинеи в неделю, я думал, что он собьет цену до двух, а он сказал, что не стал бы возражать и против восьми. Одного этого достаточно, чтобы смутить любого.

– Я согласен с вами, – сказал другой, – все очень странно, я только удивляюсь, что такой мудрый человек, как вы не поняли этого сразу.

– Не понял чего?

– Того, что он – вампир. Он прослышал о сэре Френсисе Варни и приехал повидать его из своей Винегретии. Родственные существа любят собираться вместе, вы же знаете, так что теперь у нас вместо одного вампира будет два.

Люди были сбиты с толку этим предположением, достаточно неприятным. Хозяин гостиницы только открыл рот, чтобы сделать какое-то замечание, как был остановлен сильным звоном того, что сейчас он называл звонком вампира, потому что звон был из комнаты, где жил венгерский аристократ.

– У вас в заведении есть календарь? – был вопрос таинственного гостя.

– Календарь, сэр? Знаете, я не знаю. Позвольте мне посмотреть. Хм! Календарь.

– Возможно вы можете сказать мне. Я хочу узнать лунные периоды.

«Дьявол! – подумал хозяин. – Он вампир, ошибки быть не может».

– Сэр, что касается лунных периодов, то прошлой ночью была полная луна. Она была очень яркой и прекрасной, только ее закрывали облака.

– Полная луна прошлой ночью, – задумчиво сказал таинственный гость, – значит, она будет ярко светить и сегодня, а если будет так, то все будет хорошо. Спасибо вам, покиньте комнату.

– Вы хотите сказать, сэр, что не хотите ничего поесть?

– Я сделаю заказ, если захочу чего-нибудь.

– Но вы ничего не заказали.

– Значит, можно сделать вывод, что я ничего не хочу.

Смущенный хозяин гостиницы был рад выйти из комнаты, потому что ответы незнакомца убеждали его в том, что он – не кто иной, как вампир, и приехал повидать сэра Френсиса Варни, сочувствуя ему. Хозяин вернулся в бар.

– Можете быть уверены, – сказал он, – это так же точно, как то, что куры несут яйца, он – вампир. Эй! Он вышел! За ним, за ним! Он думает, что мы его подозреваем. Вон он идет по главной улице.

Хозяин гостиницы и те, кто был с ним, выбежали на улицу. Один из них нес в руке стакан с бренди, который не смог проглотить одним глотком, но и оставить его тоже не мог.

Темнело быстро. Таинственный незнакомец шел к концу улицы, где у него была назначена встреча с мальчиком, который обещал его провести в место, где прятался сэр Френсис Варни.

Он еще не отошел далеко, как начал подозревать, что за ним следят, и специально изменил маршрут, чтобы убедиться в этом. Он пошел не к концу улицы, где его ждал мальчик, а прошел прямо и вышел за город по направлению к поместью Баннервортов.

Его преследователи (они действительно таковыми были), увидев это, вознамерились задержать его. Подумав, что чем больше сил у них будет, тем лучше, они, проходя мимо кузницы, где мужчина подковывал лошадь, стали громко кричать:

– Джек Бёрдон, вон еще один вампир!

– Какого черта! – сказал человек, которому были адресованы крики. – Нам и одного хватит! Я скоро расправлюсь с ним. Моя жена не может спать по ночам. Все из-за этого Варни, который так долго мучает нас. Я не потерплю еще одного.

Сказав это, он схватил с крючка старое охотничье ружье и присоединился к преследователям, которым сейчас следовало поторопиться, потому что незнакомец стал бежать на приличной скорости.

Исчезли последние сумерки и, несмотря на то, что луна поднялась, ее лучи были закрыты множеством кудрявых облаков, которые не обещали быть на небе долго, но пока не давали проходить свету.

– Куда же он направляется? – сказал кузнец. – Он, кажется, направляется к мельничному колесу.

– Нет, – сказал другой, – разве вы не видите, он направляется вверх к старому броду, где есть камни для перехода.

– А, правильно, – закричал кузнец. – Побежали, побежали. Вон он, переходит по ним. Скажите мне, все вы, вы уверены, что он вампир, это не ошибка? Он не акцизный чиновник, не землевладелец?

– Акцизный чиновник? Дьявол? Ты думаешь, что я хочу застрелить акцизного чиновника?

– Очень хорошо, тогда я буду стрелять, – сказал кузнец.

Он остановился и, как только свежий ночной воздух сдул в сторону облака, которые закрывали луну, а незнакомец в этот момент шел по скользким камням, выстрелил в него.

Как тихо и прекрасно лунные лучи падали на воду, на луга и на леса! Пейзаж был очаровательным, сказочным, казалось, что он ожидал появления сказочных героев. Не было никаких звуков, ветер стих. Ничего не отвлекало чувства, кроме отражения.

Это тоже производило впечатление. Безоблачное небо, сияют прекрасные звезды, а луна поднимается в небе выше и выше, увеличивая силу и яркость своего света. Луна стала сиять ярче звезд, которые перестали быть замечаемы, после того как на небе появилась эта королева ночи.

Темные леса и открытые луга стали все больше контрастировать. Как свет и тень, как земля и небо. Струящаяся речка стремительно бежала вперед по неровной земле. Берега ее были покрыты зеленью. Высокая осока тут и там обрамляла края ручья. Заросли камыша поднимались высоки вверх и выбрасывали свои круглые цветки, как хохолки. Они казались странными в лунном сиянии.

Тут и там ивы грациозно склонялись над речкой и их длинные листья колебались вверх и вниз мягким течением.

Ниже по течению речка расширялась, пенясь над каменным дном. Камни на дне были крупными, их омывала вода.

Зимой эти камни увидеть нельзя, они скрыты водой, а река течет над ними бурно и буйно. Но сейчас вода чиста и спокойна, многие из камней можно увидеть под водой. Вода течет и через щели между ними. Водоросли тоже видны, их цветение прекрасно.

Похожие на маргаритки цветки танцуют и нежно покачиваются в движущемся потоке. В то же время они сияют в лунном свете, как сказочные лица, появляющиеся из глубин реки, чтобы получить жизненные силы из лунных лучей.

Очень приятно гулять под луной в такой час и смотреть на природу с невозмутимым рассудком, позволив мыслям течь подобно реке.

Луна поднимается выше и выше, тени становятся короче и короче. Река, которая в некоторых местах полностью скрыта высокими ивами, постепенно начинает становиться видимой, потому что вода все больше и больше освещается. Лунные лучи грациозно играют на волнистой поверхности, тут и там появляется жидкое серебро, которое постоянно колеблется на свету.

Какое время, какой пейзаж! Кто бы мог с мрачным и серьезным видом бродить в такую сказочную ночь, когда луга и леса вызывают поэтические и романтические чувства? В такое время и в таком месте мир живет таинственной жизнью. В такое время духи покидают свои скрытые дома и посещают землю, они кружатся вокруг восхитительных деревьев.

Именно сейчас духи земли и воздуха танцуют, порхая от цветка к цветку. Сейчас они приветствуют друг друга. Лес наполнен ими. Луга изобилуют ими. Они прячутся среди зеленых листьев, которых много по берегам реки. Но что это там, на камнях, наполовину высовывается из воды?

Чем больше на это смотришь, тем больше оно напоминает человеческую фигуру. Несмотря на то, что оно спокойно и неподвижно, – это человеческое тело. Ноги лежат в воде, руки наполовину в воде, кажется, их двигает течение. Но двигает почти незаметно.

Лучи луны еще не падают на него. Берег на другой стороне реки высок и длинные деревья закрывают луну. Но она постоянно поднимается все выше и выше. Наконец она достигла верхушек деревьев, и ее лучи попали на середину реки. Постепенно они достигли камней, и наконец упали на тело, которое лежало здесь спокойно и таинственно.

Трудно сказать, как оно попало сюда. Кажется, что его принесло сюда течением оттуда, где река была глубже, а достигнув отмели, оно на ней и осталось.

Тело было странным и таинственным, у тех, кто могли бы посмотреть на него, застыла бы кровь, они бы пришли в ужас, увидев человеческие останки в таком месте и в таких условиях.

Был убит человек! Как? Кто мог сказать? Возможно, это был несчастный случай. Возможно, кто-то преднамеренно убил человека и выбросил труп в реку, чтобы скрыть факт убийства.

Воды принесли его вниз по течению и оставили посреди реки, не сообщив об этом людям.

Но луна продолжала подниматься. Ее лучи пробивались через верхушки деревьев и беспорядочно разбросанные ветки. Они падали на противоположный берег. Пока тело лежит на середине реки в относительной темноте.

К тому времени, когда река была полностью залита лунным сиянием, предмет на камнях был хорошо виден. Теперь можно было легко определить, было это человеческое тело или нет.

Когда света было недостаточно, казалось, что это было человеческое тело, но когда серебряные лучи упали на этот предмет, сомнений в этом уже не оставалось. Время идет, луна постепенно достигает своего зенита. Тени укорачиваются. Другой берег становится все более отчетливо видимым. Постепенно становятся более четкими очертания камыша и осоки.

Время от времени рыбы выпрыгивают из воды, словно говоря: «В реке есть хозяева, а именно: мы».

Этот момент внушает страх, ведь здесь присутствует странный и страшный объект, несмотря на то, что еще точно не известно: кто это. Сердце замирает. Мозг не думает ни о чем, кроме этого объекта, весь интерес сосредоточен на нем.

Что же это? Что это как не человеческое тело? Что еще может иметь такую форму? Но смотрите, уже половина реки освещена лунным светом, который пробивается из-за верхушек деревьев. Луна поднимается над ними. Света становится больше. Тени становятся короче.

Половина каменистого дна залита лунным светом. Волнистая поверхность реки, пузырьки, и небольшие брызги, которые появляются, когда вода налетает на камни, кажутся искрящимся серебряным пламенем.

Наконец лунный свет упал на тело, которое выдавалось над поверхностью реки, и было отчетливо видно. Было неестественно его пребывание на фоне такого прекрасного пейзажа. Бледные лунные лучи осветили его. Теперь не было абсолютно никаких сомнений, что на камнях неподвижно лежало именно тело мужчины. Бесцветные лунные лучи придавали ему самый ужасный и жуткий вид. Лицо мертвеца было повернуто к лучам луны. Все тело было залито небесным серебром. Было страшно смотреть на него, но в то же время необычайно интересно! Казалось, весь мир был абсолютно спокоен и труп этого спокойствия не нарушал.

Ноги человека лежали в воде, голова была откинута назад по направлению к небу, откуда появлялись лунные лучи. Волосы омывало течение, но лицо было выставлено на лунный свет. Не прошло и нескольких минут с того времени, как лучи луны упали на тело, как оно задвигалось. Может быть, его двигала вода? Такого не могло быть. Более вероятным казалось, что неподвижную массу, которая столь долгое время тихо и недвижимо лежала на камнях, оживили лучи луны.

В тело вернулась жизнь. Мертвый человек медленно поднимался, опираясь на локоть. Он остановился, казалось, чтобы убедиться, что он жив. Одной рукой он провел по своим волосам, которые были мокрыми, затем стал подниматься дальше, приняв сидячую позицию. Затем он оперся на одну руку, наклоняясь, чтобы посмотреть на луну.

Его грудь вздымалась и опускалась, она была полна жизни. Он вдохнул и застонал, как будто только родился. Затем он окунул голову в воду. Ниже по течению река была глубже. Она быстро и спокойно текла среди лугов и пролесков. Вампир ожил. Он вернулся к своей ужасной жизни. Он погрузился в воду и поплыл вниз по реке, где она была глубже.

Медленно и верно он плыл по центру реки вниз по течению. Он легко махал руками, ему было нетрудно плыть, поскольку течение помогало ему. Пока он не уплыл далеко, его еще можно было увидеть или услышать. Но постепенно вампир удалялся все дальше, пока не исчез из виду совсем.

Пока продолжалось все это действие, с гyб хозяина гостиницы и его компаньонов не сошло ни слова. Когда кузнец выстрелил из охотничьего ружья и увидел как незнакомец упал, по-видимому, замертво на камни, которые были выложены для того, чтобы переходить реку, он пришел в ужас от того, что сделал и смотрел на безжизненное тело с видом полного ужаса.

Они все, казалось, остолбенели, и несмотря на то, что очень хотели уйти отсюда, не могли этого сделать. Кошмар овладел ими настолько, что обездвижил их и привел в оцепенение. с которым они не могли справиться.

Но когда по внешнему виду только что лежавший мертвым человек стал двигаться и когда тело, которое секунду назад казалось безжизненным, плюхнулось в реку и стало уплывать вниз по течению, их страх, можно сказать, достиг своего апогея. Когда тело исчезло из виду, они, по-видимому, освободились от психологического и физического рабства, в котором пребывали и вновь обрели способность двигаться. И все очевидцы случившегося на большой скорости ринулась по направлению к городу.

Когда они были уже близко к городу, убегавшие провели что-то вроде военного совета по поводу того, что им теперь делать, и там же было решено никому не рассказывать о случившемся. Потому что никому не хотелось отвечать за жизнь венгерского аристократа, пускай даже он, как они убедились, и был натуральным вампиром.

Как такой секрет мог быть сохранен, когда его знало семь человек, сказать трудно. Но если бы он и был сохранен, то только благодаря инстинкту самосохранения. Каждому из них, конечно, предстояло объяснить дома, свое ночное отсутствие. И что они собирались сказать, было известно только им самим.

Что касается хозяина гостиницы, он чувствовал, что вынужден рассказать, что подозревая своего гостя, он стал следить за ним и ушел далеко, но потом потерял его из виду и вернулся.

Такой рассказ был лишен таинственности и страха. Потому что если таинственный гость и в самом деле является сверхъестественным существом, то он может вернуться злым и отомстить за то, как с ним обошлись.

Единственным человеком, который был разочарован и чьи ожидания не сбылись, был мальчик, с которым у предполагаемого вампира было назначено свидание в конце улицы, и который должен был получить то, что он считал крупным вознаграждением за указание места, где прячется сэр Френсис Варни.

Он тщетно ждал прихода венгерского аристократа, наконец негодование заставило его уйти. Чувствуя, что его обманули, он решил пойти в гостиницу и потребовать полкроны, которые ему были обещаны. Но когда он пришел туда, он увидел, что в гостинице людей, которых он искал, не было. Здесь не было также хозяина, потому что этот уважаемый человек в это время гнался за своим гостем через луга и холмы, через кустарник и колючки, по направлению к переходу через реку.

Скоро мы узнаем, что сделал мальчик на следующий день, когда понял, что никакой выгоды от своей информации он больше не получит.

Что касается хозяина гостиницы, то сначала он решил несколько часов передохнуть. Но потом подумал, что венгерский аристократ придет в виде большой жабы, сядет ему на грудь, чтобы тот не мог кричать и звать на помощь. Можно понять, что с такими мыслями отдохнуть и поспать ему не удалось. Как он сам описал свое последующее состояние, он весь трясся, потому что испытывал ночной кошмар в дневное время.

Теперь мы вернемся к коттеджу, где наконец обрела былое счастье и спокойствие семья Баннервортов, чтобы увидеть, что здесь происходит и рассказать о том, как доктор Чиллингворт пытался достать какое-то доказательство чего-то, не сказав об этом никому, поэтому ему никто не мог помочь. Что конкретно он хотел найти, мы расскажем в следующей главе, в которой увидим, что самые тайные вещи, благодаря простому случаю, станут явными, и произойдет то, чего никто не ожидал.

Глава LXXXVI

Записная книжка Мармадюка Баннерворта. – Ее таинственное содержание

Во время небольшой ссоры между старым адмиралом и Джеком Принглом, о которой мы писали, Генри Баннерворт и Чарльз Голланд вышли, чтобы поговорить.

– Чарльз, – сказал Генри, – я думаю, что это очень нехорошо, что мы живем за счет вашего дяди. Это крайне неправильно, потому что деньги, на которые мы сейчас живем, он заработал, сражаясь в битвах на благо родины.

– Мой дорогой друг, - сказал Чарльз. – а ты не подумал, что если не давать моему дяде делать то, что он хочет, он будет чувствовать себя гораздо хуже?

– Возможно, Чарльз, но это не решает вопросов.

– А я думаю – решает. Хотя я не знаю, какие у тебя еще вопросы.

– Мы, я, моя мать, мой брат и Флора говорили об этом. Я и мой брат решили, что нам необходимо попытаться найти средства, на которые мы сможем жить, не будучи обузой кому-либо.

– Хорошо, хорошо, мы поговорим об этом в другой раз.

– Нет, выслушайте меня. Мы подумали, что если мы пойдем на государственную службу, ваш дядя с радостью, мы уверены в этом, благодаря своему имени и влиянию, поможет нам в этом.

– Хорошо, хорошо, Генри, это все очень хорошо. Но пока подожди немного, не печаль старика. Я – его единственный родственник, и, как он говорил, он намеревается завещать мне все свое имущество, поэтому, ты понимаешь, нет ничего страшного получать часть его авансом.

– Тем не менее, – сказал Генри, – нам нужно как-то оправдать то, что мы сейчас грабим вашего дядю. И фактически грабим вас.

– Нет, нет, в самом деле, вы не правильно смотрите на вещи.

– Я могу только сказать, Чарльз, что я чувствую, и все мы чувствуем, что мы очень обязаны вашему дяде и должны его как-то отблагодарить. В сундуке, который мы принесли из поместья, и который не открывали со времени смерти нашего отца, я нашел кое-какие древние украшения и гравюру. Все это чего-то стоит.

– Но вы не должны с этим расставаться.

– Нет, но Чарльз, я долго не звал о существовании этих вещей. Это как раз те деньги, которые нам нужны. А старые безделушки, нам совершенно ни к чему.

– Нет, я. знаю, что у вас есть все аргументы, но с вещами, которые были в семье в течение многих лет, расставаться грустно и неприятно.

– Но мы даже не знали, что они у нас есть. Не забывай об этом, Чарльз. Пойдем, ты посмотришь на них. Тебе будет интересно взглянуть на реликвии старых веков. А для меня они не представляют никакой ценности. Можешь над ними посмеяться или восхищаться ими, как тебе будет угодно, я буду вести себя так же, как и ты.

– Хорошо, я пойду и посмотрю на них. Но ты должен хорошо обдумать то, что хочешь сказать моему дяде. Потому что я знаю, как и ты, насколько серьезно старик относится к любым отказам в том, что он делает для вас. Я скажу тебе, Генри, это его хобби, и даже если бы он заработал свои деньги в десятикратной опасности, он тратил 6ы их точно так же.

– Хорошо, хорошо, пока отложим этот вопрос.

– Он так любит Флору (и мне это очень нравится), что я даже не удивлюсь, если часть завещания он оформит на нее. Но пойдем посмотрим на вашу древнюю бижутерию.

Генри провел Чарльза в комнату коттеджа, где лежали кое-какие вещи, взятые из поместья Баннервортов, которые не использовались часто. Среди этих вещей оказался сундук, который упомянул Генри, из которого он достал разные старинные и необычные вещи.

Там была старая одежда на разное время года, которая уже давно вышла из моды. Старинное оружие. Странно скрученные кинжалы. Несколько украшений, красивых, но дешевых, но были среди них и другие, более ценные. Их-то Генри и показал Чарльзу.

– Я склонен думать, – сказал последний, – что некоторые. из этих вещиц достаточно дороги. Но я плохой оценщик, меня больше восхищает красота вещи, чем ее ценность. Что это, то, что ты сейчас достал из сундука?

– Это похоже на маску, – сказал Генри, – она сделана из шелка, здесь инициалы: М.Б.

– Что они означают?

– Мармадюк Баннерворт, мой отец.

– Извини, что я спросил тебя.

– Нет, Чарльз, не извиняйся. Прошло много лет с того времени, когда этот заблудший человек расстался с жизнью в саду поместья Баннервортов. Конечно, для нас всех это был большой шок, хотя, должен признаться, никто не знал о пристрастиях нашего отца. Время успокоило нервы, и такому другу, как ты, я могу рассказать обо всем, не испытывая боли.

Он положил маску и продолжил рыться в старом сундуке.

На его дне были какие-то книги, и среди них затерялась старинная записная книжка, на которую указал Чарльз, сказав:

– Там, Генри, ты, возможно, сможешь найти что-то, чего найти не ожидал.

– Те, кто ничего не ожидают, – сказал Генри, – не могут быть разочарованы. В конце концов, эта записная книжка пуста.

– Не совсем. Из нее выпала карточка, на ней написано имя: Каунт Баррарэ.

– Это имя, кажется, мне знакомо, – сказал он, – A! Я помню, я читал об этом человеке. Он блистал двадцать или двадцать пять лет тому назад, был главным повесой и законченным игроком в азартные игры. Я где-то читал короткую заметку о нем, писали, что он внезапно исчез. С тех пор о нем никто ничего не слышал.

– Я не удивлен, что эта карточка оказалась в записной книжке моего отца. Они встретились в каком-то игорном заведении. Возможно, если тряхнуть старую записную книжку Каунта Баррарэ, из нее выпадет карточка с именем «мистер Мармадюк Баннерворт» на ней.

– Больше в записной книжке ничего нет, никаких заметок?

– Сейчас посмотрю. Стой! На одном листе что-то написано. Посмотрим. Написано: «Помните, двадцать пять тысяч фунтов! Тот, кто грабит грабителя, не грабит. Его убийство не планировалось. Но пока рано использовать эти деньги, это небезопасно. Мой мозг, кажется, в огне. Самое потайное место в доме – за картиной».

– Что вы думаете об этом? – сказал Чарльз.

– Я не знаю, что и думать. Есть лишь одна вещь, которую я знаю абсолютно точно – это почерк моего отца. Я часто видел клочки бумаги с его записями, его почерк знаком мне.

– Очень странно, что же он хочет этим сказать?

– Чарльз, Чарльз. С нами связана какая-то тайна, которую я никогда не смогу разгадать. Хотя однажды или дважды казалось, что мы вот-вот ее раскроем. Но что-то в последний момент всегда случалось и мешало нам, и мы вновь оказывались в царстве догадок. Последними словами моего отца были: «Деньги спрятаны…» Затем он пытался добавить еще что-то, но смерть не дала ему договорить. Не кажется ли тебе, что эта запись и те слова как-то связаны?

– Кажется, в самом деле.

– Тогда, когда только умер мой отец, пришел какой-то человек и спросил его у ворот сада. Услышав же, что он мертв, пробормотал проклятья и ушел прочь.

– Генри, ты должен верить, что время и обстоятельства раскроют эти тайны. Хотя должен признать, что я этого сделать не могу. Я не знаю, как разгадать эти тайны. Но мне кажется, что доктор Чиллингворт знал или слышал что-то, с чем ему следовало бы тебя ознакомить.

– Не вини достойного доктора. Он мог сделать ошибку в суждениях, но он желает нам добра. Можешь быть уверен, если он не говорит мне чего-то, то делает это из какого-то благого побуждения. Наиболее вероятно, что он думает, что это причинит мне боль. Когда он сочтет, что нужный момент наступил, я верю, он расскажет мне все. Но Чарльз, мне кажется, что ты тоже знаешь кое-что.

– Я?

– Да. Ты признаешь, что разговаривал, и причем откровенно, с Варни. И ты признаешь, что он сказал тебе вещи, которые ты вынужден держать в секрете.

– Да, пообещал и очень сожалею о том, что дал такое обещание. Для меня не может быть ничего более неприятного, чем скрывать от друзей подробности разговора. Зачем узнавать то, о чем не сможешь поделиться с друзьями?

– Я могу понять твое чувство. Но вот идет дорогой доктор.

– Покажи ему запись.

– Сейчас покажу.

Когда доктор Чиллингворт вошел в комнату. Генри показал ему запись в записной книжке, сказав при этом:

– Взгляните на это, доктор, и выскажите свое откровенное мнение об этом.

Доктор Чиллингворт надел очки и внимательно прочитал записку. Сделав это, он сильно поджал губы и, сложив бумажку вдвое, засунул ее в глубокий карман своего пиджака, сказав при этом:

– O! О! О! Гм!

– Доктор, – сказал Генри, – мы ждем вашего мнения.

– Моего мнения? Мое мнение, мой дорогой мальчик, выскажу прямо: я абсолютно ничего не знаю об этом.

– Тогда, может быть, вы отдадите нам записку, – сказал Чарльз, – если вы ничего не знаете, то, может быть, мы проведем небольшое расследование.

– Ха! – сказал почтенный доктор, – вы не можете переставить старую мудрую голову на молодые плечи, это абсолютно ясно. Пока, мои дорогие молодые люди, будьте спокойны и терпеливы. Помните, что обладая скудной информацией, и не зная того, что скрыто от вас, вы не можете прийти к правильному выводу. Можете быть уверены, в каждом вопросе есть правильная и неправильная сторона. И тот, кто неосторожно бежит в темноте, скорее всего, налетит на столб. Приятного вечера, мои мальчики, приятного вечера.

И доктор поспешил уйти.

– Итак, – сказал Чарльз, – что вы думаете об этом, мистер Генри?

– Я думаю, он знает, что делает.

– Возможно. И пропади я пропадом, если это знает кто-то еще. Доктору очень нравится делиться информацией. Думаю, он мог бы дать нам хоть какую-то пищу для размышлений, вместо того, чтобы так резко покидать нас, не давая никакого намека. Он даже забрал твою записку.

– Пусть забирает, Чарльз, она у него не пропадет. Доктор – человек слегка причудливый и своенравный, но он очень трезво рассуждает. Он один из тех, кто будет делать добро по-своему или не будет делать его вообще. Поэтому мы должны дать ему возможность сделать то. что он хочет.

– Я очень озабочен этим, Генри, поскольку все, что касается вас, касается и меня. Поэтому я предельно заинтересован в раскрытии этой тайны. Прежде чем я стану слушать рассказ Варни, я очень сильно попрошу его, чтобы он разрешил мне рассказать его вам. Если он откажет мне, я думаю, что, может быть, вообще не стану слушать его историю.

– Нет, не делайте этого Чарльз, прошу вас. Подумайте, пусть и не рассказав нам его тайны, вы сможете использовать свои знания в наших интересах, возможно, даже спасти нас от каких-то последствий. Поэтому делайте то, что, по вашему мнению, будет хорошо для нас, хотя и не всегда.

– Это логично, я признаю. Пусть будет так, Генри. Я пойду к нему, и если, не смогу убедить его изменить условия нашего договора, я вынужден буду сохранить секрет.

– В любом случае не стоит отказываться от блага только потому, что оно не полное.

– Вы правы, Я пойду к нему на встречу, оптимистически надеясь, что наши проблемы и бедствия (я говорю наши, потому что считаю себя связанным мыслями, интересами и чувствами с вашей семьей) скоро закончатся.

– Да сделают Небеса, чтобы случилось именно так, ради тебя и Флоры. Но я боюсь, что поместье Баннервортов уже никогда не станет для нас тем местом, каким было когда-то. Я думаю, что нам нужно поискать новые ассоциации, которые, я не сомневаюсь, мы сможем найти. Может быть, мы найдем какой-нибудь другой дом, который окажется гораздо более счастливым, потому что ие будет вызывать так много грустных воспоминаний о прошлом.

– Я уверен, что адмиралу эта мысль тоже понравится. Он часто намекал, что поместье Баннервортов – мрачное место. Несмотря на то, что он предлагал купить его у вас, он был очень рад покинуть его.

– Тогда мы найдем другой дом. Если мы наконец разгадаем эту тайну и избавимся от смущения, то поищем себе более приятное жилище, чем дом, который после того страшного события, которое оставило нас без отца, стал нам противен.

– Я не удивлен этим, меня удивляет только то, что после того, что случилось, вы смогли вообще жить там.

– На это вынуждала нас наша бедность. Вам не понять те трудности, через которые мы прошли. Мы были вынуждены смириться с обстоятельствами. Но сейчас, благодаря великодушию вашего дяди, думаю, мы можем позволить себе говорить о том, что нам нравится, а что не нравится.

– Разумеется, можете, Генри, и я не виноват, что вы не всегда могли сделать это. А сейчас мне уже пора, я пойду сразу к Варни и выслушаю остаток его рассказа. Лучше прийти пораньше, чем опоздать.

У сэра Френсиса Варни были серьезные причины, которые не позволяли рассказать Чарльзу Голланду сразу всю историю, как было назначено, связанную с богатым событиями периодом его жизни, который имел отношение и к Мармадюку Баннерворту.

Вряд ли кто-то сейчас думает, что что-то мешает Варни закончить свое повествование. Но то, что помешало ему, скоро появится.

Мальчик, которому был обещан такой щедрый платеж венгерским аристократом, как мы уже сказали, чувствовал горькое разочарование от того, что не встретился, как было согласовано, в конце улицы с этим человеком.

Это не только лишило его полкроны, которые в его воображении уже были его, но и оказалось сильным ударом по его самомнению, ведь обнаружив место, где прячется вампир, он уже смотрел на себя как на героя и ожидал бурных аплодисментов за свою сообразительность. Когда венгерский аристократ не пришел, все эти мечты стали испаряться, как газообразное вещество, не оставляя за собой следа.

Он был страшно огорчен. Первой мыслью мальчика было пойти к Варни и узнать, что сможет предложить ему он за то, что мальчик расскажет ему, что кто-то его активно ищет.

Но затем ему казалось, что этого делать не стоит. Так он подумал потому что, во-первых, боялся вампира, а во-вторых, боялся получить отказ на свое предложение. Он пошел в город в грустном настроении, думая, что же ему делать.

И тогда ему в голову пришла идея, что нужно устроить какую-нибудь проделку, которая вызовет общественные беспорядки.

Он прекрасно знал, что самым беспокойным и суетливым человеком в городе был Тобиас Филпотс, седельник, который всегда занимался чужими делами, вместо того, чтобы заниматься своими. Он всегда был готов выслушивать скандалы своих соседей.

– У меня отличная идея, – сказал мальчик, – я пойду к старому Филпотсу и расскажу ему все, что знаю.

Отличная идея вскоре выросла в твердое намерение и, полный презрения и негодования к вероломному венгерскому аристократу, мальчик остановился у двери седельщика.

Если бы он знал истинную причину того, почему назначенная с ним встреча не состоялась, его любопытство возросло бы вдвое и он бы последовал за хозяином гостиницы и его партнерами в погоне за вторым вампиром, который посетил город. Но об этом ему не было известно ничего, потому что погоня была предпринята очень тихо. И то, что венгерский аристократ повернул в совершенно другую сторону от того места, где прятался Варни, не дало мальчику возможности узнать ничего о том, куда он пропал. Поэтому ему показалось, что с ним поступили пренебрежительно и высокомерно безразлично. Он собирался отомстить.

Он не стоял долго у двери седельщика и через несколько секунд смело вошел внутрь, сказав:

– Господин Филпотс, я могу рассказать вам кое-что экстраординарное, а вы можете дать мне за этo то, что захотите.

– Тогда рассказывай, – сказал седельщик, – я всегда готов платить за такие вещи.

– Вы сохраните это в секрете? – спросил мальчик.

– Конечно. Разве ты когда-нибудь слышал, чтобы я что-то говорил хоть одному человеку?

– Хоть одному человеку – никогда, но всему городу – слышал.

– Будь проклята твоя наглость. Уходи из моей мастерской.

– Очень хорошо. Я пойду и расскажу историю старому Митчелу, свинофермеру.

– Нет, подожди, не говори ему. Если кто-то должен узнать это, то пусть это буду я, и обещаю тебе держать все в секрете. Но если все об этом узнают, не вини в этом меня.

На самом деле мальчик как раз-таки очень хотел, чтобы об этом узнали все. Просто он рассчитывал, что если будут какие-то серьезные последствия, его совесть будет чиста, ведь Тобиас Филпотс пообещал ему хранить молчание. Хотя он и знал, что тот и не думал сохранять рассказ в секрете. Toгдa он рассказал ему о разговоре с венгерским аристократом в гостинице, как тот пообещал ему десяток полкрон, но он получил только малую долю того вознаграждения.

То, что мальчик не получил вознаграждения, абсолютно не волновало господина Филпотса, но информация о том, что наводивший страх на город вампир Варни скрывается настолько близко, была для него чрезвычайно интересна, он сразу же навострил уши от удивления.

– Почему ты говоришь так? – спросил ом. – Ты уверен, что это он?

– Да, я совершенно уверен. Я видал его не один раз. Это был сэр Френсис Варни, ошибки быть не может.

– Можешь быть уверен, он ждет темноты. Потом он пойдет и высосет из кого-нибудь кровь. Это страшное открытие! Я думал» что мы достаточно напугали господина Варни и что он вряд ли здесь появится снова. А теперь ты говоришь мне, что он не дальше чем в десяти минутах ходьбы отсюда.

– Это факт, – сказал мальчик. – Я видел, как он входил туда, он выглядел более худым и страшным, чем когда-либо. Я думаю, что ему нужно некоторое количество чьей-нибудь крови.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Вы знаете, я подозреваю, что жертвой станет миссис Филпотс, сэр. Она очень крупная, и кажется, что она вот-вот взорвется. Я не удивлюсь, если вампир придет сегодня ночью именно к ней.

– Ты так думаешь? – сказала миссис Филпотс, войдя в мастерскую и услышав краем уха беседу. – Ну, я покажу тебе вампира, я проучу тебя. ты будешь знать как делать такие замечания об уважаемых женщинах. Получай, молодой негодник, вот тебе!

Она так ударила мальчика по ушам, что все вокруг него завертелось и он стремительной пулей вылетел из мастерской, горько сожалея о том, что признался во веем господину Филпотсу. Впрочем, он забыл о том, что если его целью было вызвать общественные волнения, то эта цель ему полностью удалась.

Он прокрался домой, чувствуя, что его могут вызвать, чтобы проводить всех в место, где скрывался сэр Варни, обладающий сверхъестественными силами, а тот, узнав об этом, жестоко отомстит ему.

После того как мальчик убежал. Миссис Филпотс, горячо выбранив своего мужа за то, что он не остановил мальчика, когда тот стал отзываться о ней неуважительно, спешно надела свою шляпку и накинула платок. А седельщик, несмотря на то что было еще очень рано, стал открывать дверь своей мастерской.

– Почему, моя дорогая, – сказал он миссис Филпотс, когда та спустилась с лестницы, одевшись, чтобы выйти на улицу, – почему, моя дорогая, ты так одета, куда это ты собралась?

– А ты зачем открываешь дверь в такое время?

– О! Я хочу пойти в «Розу и Корону» и рассказать, что вампир рядом.

– А, в таком случае, мистер Филпотс, не будет ничего страшного, если и я пробегусь по своим знакомым и тоже расскажу им обо всем этом.

– Я думаю, что в этом нет ничего плохого. Только запомните, пожалуйста, миссис Филпотс…

– Запомнить что?

– Всем нужно говорить, чтобы они об этом никому не рассказывали.

– О, конечно, я так и скажу. Вы тоже не забывайте это приговаривать.

– Обязательно.

Дверь в мастерскую закрылась. Мистер Филпотс побежал в «Розу и Корону», а миссис Филпотс на самой большой скорости, стала спешить сообщить своим подружкам большой секрет о том, что вампир сэр Френсис Варни, как он себя называл, прячется в доме, который сдается внаем, внизу улицы, ведущей к ферме Хигга.

– Но нельзя, чтобы об этом узнали многие, – сказала она, – потому что нельзя доводить дело до общественных волнений, всем нужно держать это в секрете.

Сама она слушала этот рассказ затаив дыхание, и когда оставляла каждую из своих подружек, рассказав ей все, подружка сразу же надевала шляпу, накидывала платок и спешила обежать своих знакомых с той же историей и с тем же намерением хранить все в секрете.

Словом, мы не должны удивляться, что через час новость распространилась по всему городу. Вскоре вряд ли в городе оставался хоть один способный соображать ребенок, который не знал бы о том, что беглого вампира можно найти в пустом доме вниз по улице.

Момент был неблагоприятным, потому что как раз тогда, когда наступает ночь, людские страхи и суеверия сильно усиливаются. В это время у лентяев начинают чесаться руки и языки. Это лучшее время для бунтовщиков, которые знают, что под покровом темноты они могут отважиться на то, что они побоялись 6ы сделать днем.

Таким образом, сэр Френсис Варни, сам того не зная, оказался в опасности, гораздо более серьезной, чем он мог себе представить. Если бы Чарльз Голланд знал о том, что происходит, он бы, несомненно, сделал все возможное, чтобы уберечь вампира от грозы, нависшей над ним. Но время второй встречи еще не пришло, поэтому он не знал, что происходит.

Возможно, мистер и миссис Филпотсы не представляли, что создадут такой переполох, но когда они поняли, что весь город стоит на ушах, и буйные толпы людей взывают к расправе над вампиром, они в страхе поспешили домой.

Скоро нашему читателю станет известно, к чему привела шалость юного интригана. Вернемся к Варни, который в своем временном прибежище ожидал прихода Чарльза Голланда.

Глава LXXXVII

Охота за Варни. – Крыша дома. – Чудесный побег. – Самое последнее прибежище

Луна ярко светила сквозь верхушки деревьев и длинные тени падали на воду. Зеленые поля были залиты серебряным светом. Маленький городок был тих и спокоен, природа отдыхала.

Старый особняк, в котором скрывался сэр Френсис Варни, казался пустым и одиноким. Казалось, что он никак не был связан с остальными окружавшими его домами; он был мрачен и в лунном свете напоминал о давно ушедших временах, которые когда-то были, но сейчас они – лишь прошлое.

Сэр Френсис Варни лежал развалившись на крыше. Он смотрел на небо и на землю. Он видел тихое спокойствие, которое царило вокруг и не мог не восхищаться тем, что видел. Он вздохнул, казалось, что он вздохнул, наслаждаясь тем, что был в безопасности. Он мог отдыхать здесь ничего не опасаясь, и дышать нежным воздухом, который обдувал его щеку.

– Конечно, – пробормотал он, – все могло быть и хуже, но не намного хуже. Хотя, конечно, все могло быть и гораздо лучше. Невежды всегда боятся больше всех, потому что не могут владеть собой, ими овладевают страхи и страсти.

Он замолчал, чтобы еще раз оглядеть местность. Его глаза могли видеть окрестности на многие мили, пейзаж был разнообразен, здесь были холмы и долина, луга и вспаханные ноля. Открытые поля, темные леса и серебряная река, которая текла неподалеку, все это представляло собой сцену, которая успокаивала воображение и очаровывала разум, достаточно развитый, чтобы быть способным воспринять ее. Этот пейзаж не мог дать только одну вещь, необходимую для полного счастья: отсутствие забот, страхов за будущее.

Внезапно тихий звук послышался из города. Он был очень тихим, но уши сэра Френсиса Варни за последнее время стали чрезвычайно чуткими. Малейший звук, который раздавался вокруг, был слышим ему. Услышав звук, он начинал с интересом вслушиваться.

Звук был приглушенным, но его внимание это не притупляло, потому что сейчас он находился в ситуации, которая требовала от него полной бдительности. Что бы ни происходило, или слышалось вокруг; он все замечал и слышал. Он не был уверен в природе звука, тот был очень тихим и неразличимым. Но вот звук раздался снова! Какие-то люди ходили по городу. Звуки, начавшие появляться в ночном воздухе, дали понять, что в городе происходит какая-то странная суматоха, которая ничего хорошего сэру Френсису не предвещала.

Что было нужно людям в таком тихом удаленном месте и в такой поздний час? Должно было стрястись что-то необычное, взволновавшее их до предела. Сэру Френсису стало не по себе.

– Они, конечно, – пробормотал он сам себе, – не могли найти мое убежище, и идти сюда охотиться за мной, кровожадные собаки! Они никогда не остановятся. Если им разрешить сделать что-то однажды, они будут продолжать и дальше. Аппетит приходит во время еды, ничто, кроме крови, их не остановит…

Звуки становились громче, шум приближался, казалось, что множество людей собралось вместе и направлялось к нему. Да, они шли вниз по улице к пустому особняку, где находился он.

Впервые в жизни сэр Френсис Варни задрожал. У него болело сердце, он потерял надежду и отчаялся. Приближение ненавистных преследователей было неминуемо, несмотря на это он не потерял самообладания. Он не сомневался, что они идут с четкой целью, они ищут его.

Он не мог понять только, как им удалось его найти. Баннерворты не могли предать его, он был в этом уверен. Кто же мог его увидеть, ведь он был таким осторожным и внимательным, почти никуда не выходил. Он надеялся, что хорошо спрятался. Теперь он уже отчетливо слышал шаги людей и их голоса в ночном воздухе. Он думал, что они говорили приглушенным тоном, как бы желая подойти неуслышанными и незамеченными их жертвой.

Варни не сдвинулся с места. Он оставался спокойным и неподвижным. Он, казалось, не обращал внимания на то, что происходило. Возможно, он надеялся, что они пройдут мимо, по ложному следу. Или, если они не увидят признаков жизни в этом месте, они уйдут еще куда-нибудь.

Но слышите! Они остановились у дома. Они не прошли мимо. Кажется, они остановились и стали сильно стучать в дверь. Стук был слышен во всем пустом и заброшенном доме. Тихо ожидая, что произойдет, почти неподвижно, на крыше сидел страшный вампир.

Громкий и сильный стук в дверь заставил его вздрогнуть. Затем, поскольку толпа была уверена в своей победе, она стала громко кричать, эти крики были слышны по всей округе.

Они раздавались снизу, со всех сторон дома. Это сказало сэру Варни, что дом окружен и любые попытки убежать будут пресечены. Не было никаких шансов пробежать через такую толпу людей, которая сейчас образовала кольцо вокруг дома.

В тихом отчаянии сэр Френсис Варни лежал неподвижно на крыше дома и вслушивался в звуки, доносившиеся снизу. Крик за криком раздавался в тихом, спокойном ночном воздухе. По крепкой старой двери колотили, от этого стука в доме, который много лет находился в дремлющем состоянии, раздавалось эхо, сливавшееся с ропотом за стенами дома.

Затем громкий голос снизу, как будто его слышал кто-то внутри, закричал:

– Сэр Френсис Варни, вампир, выходите и сдавайтесь на нашу милость! Если мы станем вас искать, можете нам поверить, вы погибнете. Вы будете сожжены. Выходите и сдавайтесь.

Последовала пауза, а за ней еще громкие крики.

Варни не обращал внимания на эти призывы, он неподвижно сидел на крыше, где мог слышать все, что происходило внизу в толпе.

– Он не выйдет, – сказал кто-то.

– Да! Он слишком хитер, чтобы быть пойманным в ловушку. Он знает, что мы с ним сделаем. Он знает, что мы воткнем в него кол и сожжем его на костре.

– Значит, ему не нравится обжигание, – заметил кто-то, – но в любом случае прятаться нет смысла, нас слишком много. Мы хорошо знаем дом, в нем от нас не спрятаться.

– Мы сотрем с лица земли старую лису в любом случае. Наконец-то мы нашли его нору, и мы выкурим его из нее.

– Но как мы войдем?

– Нужно выбить дверь! Переднюю дверь, это будет лучше всего, потому что из нее можно попасть во все части дома, мы сможем поймать любого, кто попытается удрать.

– Ура! – закричали несколько человек в толпе.

– Ура! – единогласно поддержала их толпа.

Крик сотрясал воздух и тревожил спокойствие и невозмутимость, которые царили в этом месте всего каких-то пять минут назад.

Затем все вместе они стали пытаться выбить дверь. Она была крепкой и была способна выдержать сильное воздействие. Но через пятнадцать или двадцать минут, после неимоверных усилий, с громким треском дверь упала внутрь.

– Ура! – снова закричала толпа.

Эти крики провозглашали падение двери. Но даже после этого сэр Френсис Варни не пошевелился.

– Должно быть, они сломали дверь, – пробормотал он, – отлично, если я должен умереть, я достанусь им дорогой ценой. Хотя еще не все потеряно. Когда борешься за жизнь, легче умирать.

Он встал и пополз к лестнице, которая вела в дом или из дома, смотря с какой стороны смотреть.

– Вампир! Вампир! – кричал человек, стоящий у стены сада и держащийся за ветвь яблони.

– Варни, вампир! – закричал другой.

– Ура! Парни, мы идем по правильному пути. На охотy. Ура! Сейчас он будет наш.

Они беспорядочной толпой бросились вперед по каменным ступенькам и ворвались в холл. Это было большое просторное место. Большая лестница вела отсюда на второй этаж, но разветвлялась и имела два конца, которые вели на галерею.

В доме один человек не мог бы долго продержаться, поскольку не смог бы выдержать объединенной атаки нападающих.

Все посмотрели вверх и, поскольку на первом этаже никого не нашли, устремились вверх, некоторые по одной лестнице, другие по другой. Было темно, только несколько лучей лунного света проникали в это место. Те, кто пришли сюда первыми, были ошеломлены, они шатались и падали.

Их встретил сэр Френсис Варни. Он стоял там с какой-то палкой, которую нашел где-то в доме. Она не была такой длинной, как швабра, но была гораздо толще и тяжелее, потому что сделана была из крепкого ясеня. Это грозное оружие покачивалось в его руках с силой и решимостью. Он был высоким и сильным человеком, и такое оружие в его руках выглядело чрезвычайно страшным. В данной ситуации оно было даже гораздо лучше меча.

Один за другим люди падали под натиском этих ударов. Хоть они и не могли видеть его, они видели действие его смертельных ударов, наносимых по агрессорам. Это продолжалось несколько минут, пока они не отступили, встретив такое активное сопротивление.

– Вперед, соседи, вперед, – закричал, кто-то, – вы что, хотите быть побежденными одним человеком? Давайте сразу все вместе навалимся на него и одолеем его.

– Да, – сказал один парень, который сидел на полу потирая голову, – легко сказать «навалитесь на него», но если бы ты попробовал удар этой проклятой дубины на своем черепе, ты бы так не спешил.

Хоть это было и правильно, на это никто не обратил внимания, все решили предпринять марш-бросок в галерею. Прибежав туда, они нашли, что она пуста. Это подтверждала и хлопнувшая дверь, закрывшаяся перед их носом. Когда толпа подбежала к двери, люди нашли, что им придется взламывать еще одну дверь.

На осуществление этого не потребовалось много времени. Менее чем за пять минут они сломали дверь в эту комнату. Первый человек, вошедший в нее, был сразу же повален сокрушительным ударом ясеневой палки по голове. Нанеся удар, Варни побежал дальше, к другой двери. Он уже было закрыл ее, но его остановили, ударили и схватили. Несмотря на это, он отбросил нападающих, повернулся и побежал дальше.

Его задачей было защищать каждый дюйм своего обиталища до последней капли крови. Он понял, что они приближаются, Варни остановился, намереваясь дать испытать вес своей палки идущим впереди.

Затем он помчался вверх по лестнице с необычайной быстротой, оставляя преследователей позади. Достигнув лестничной площадки, он: повернулся к тем, кто не мог за ним угнаться.

– Покончить с вампиром! – закричал бегущий впереди не обращая внимания на палку.

– Покончить с дураком! – громогласно сказал Варни сильно ударяя парня, лицо того сразу же покрылось кровью, и он упал в руки своих товарищей.

Снизу раздался стон и проклятье, они опять закричали и последовали за ним.

– Покончить с вампиром! – слышались крики, среди них выделялся другой, гортанный крик.

– Покончить с дураком!

Неудивительно, что новый нападающий опять упал на пол, хотя приложение ясеневой дубинки к его черепу, как бы там ни было, активизировало мыслительный процесс.

Несколько человек разделили его судьбу. Но толпа, несмотря на его удары, не отступала, поэтому сэр Френсис Варни был вынужден бежать дальше. Если бы он не бежал дальше, то вынужден бы был драться с ними врукопашную, потому что они подбирались все ближе, так что уже нельзя было бить с размаху палкой.

– Покончить с вампиром! – возобновились крики.

Толпа гнала его все дальше, пока он не оказался на чердаке дома.

Варни попытался поднять к себе на чердак лестницу, которая вела туда, но четверо или пятеро здоровых мужчин удержали ее. Когда кто-то поднимался по лестнице, Варни сбил его вниз, и лестницу сбросил тоже, на головы тех, кто были внизу.

– Покончить с вампиром! – кричала толпа, вновь устанавливая лестницу-стремянку, чтобы подняться на крышу, несколько человек держали ее, а другие отважно и яростно карабкались вверх, как бульдоги.

Это было странно, но чем больше у них появлялось препятствий, тем сильнее становилась их злость и тем активнее становились их атаки, которые предпринимались со все большей решимостью.

Теперь им уже пришлось столкнуться с новым видом метательного снаряда, потому что либо их противник на всякий случай собрал на крыше кирпичи, или они всегда здесь лежали, но сейчас на крыше у него под рукой было много старых кирпичей. Он брал их один за другим и, хорошо прицелившись, бросал со страшной силой, заставляя упасть любого, в кого попадал кирпич.

Это вынудило их отступить. Кирпичи причинили им серьезные ранения. У некоторых была полностью разодрана кожа. Как только они остановились, один человек сказал:

– Не теряйте смелости, друзья, мы можем делать так же, как и он. Он снабдил нас оружием, и можем теперь атаковать его двумя способами. В конце концов мы его возьмем.

– Ура! Покончить с вампиром! – раздавались крики, которые сопровождались стремительным движением со всех сторон.

Это было верно, противник снабдил их оружием для атаки на него самого, потому что теперь они могли кидать кирпичи в него, что они и стали делать. Несколько кирпичей попало ему в голову, в момент его лицо окрасилось кровью.

– Ура! – закричали нападавшие. – Еще один такой бросок и мы покончим с вампиром.

– У него…

– Задавим его, – кричал еще один человек, целясь кирпичом.

Этот кирпич попал Варни в руку, вынудив его выронить камень. Он отшатнулся вазад, по-видимому, от сильной боли.

– Наверх! Наверх! Теперь он наш. Ему не уйти. Ему больно. Он наш, он наш!

Они стали стремительно карабкаться вверх по стремянке. Но это дало Варни время, чтобы очухаться. Несмотря на то, что его правая рука уже не работала, он умудрился сбросить первых трех или четырех. Видя, что ему не удержать эту позицию, он побежал на крышу дома, последнее место, где он мог держать оборону.

Те, кто были снаружи дома сильно закричали, когда увидели, как он вышел на крышу и встал там с палкой. Первый, кто туда пришел, первым же был и обслужен, удары продолжали наноситься и люди продолжали падать.

Затем раздались очень сильные отчаянные крики и изнутри, и снаружи дома. Через мгновенье Варни можно было видеть убегающим от своих преследователей. Некоторые из них спотыкались о черепицу, рискуя свернуть себе шею. Варни бежал вперед на скорости, которая сильно превышала безопасную. Но те, кто за ним следовали, были воодушевлены его примером и не думали о возможных последствиях этой погони для себя.

– Ура! – кричала толпа снизу.

– Ура! – кричала толпа на черепице.

С нескольких соседних крыш можно было видеть бегущую фигуру сэра Френсиса Варни, преследуемую разными людьми, почти на той же скорости. Они не могли догнать его.

Затем он внезапно исчез.

Тем, кто был внизу, показалось, что он упал вниз, они немедленно окружили дом и опять стали кричать. Так происходило несколько раз, когда бедный убегающий менял места, обороняясь от тех, кто жаждал его крови.

Мгновенно все люди стали забегать в окруженный дом. Они не забежали только в одну длинную комнату, которая была в пристройке к дому и имела высоту около двадцати футов.

Он стоял у входа на крышу этой пристройки и несколько мгновений успешно защищался. Получив удар, он был вынужден отступить, потому что толпа сзади толкала тех, кто был спереди, вперед, и он не успевал бить всех той палкой, которая оказалась такой полезной для него.

Он был почти схвачен теми, кто превосходили его по численности, но ему удалось убежать. Увы! Бежать было уже некуда. Карниз с перилами окружал это место.

Времени на раздумья и колебания не было, ои перепрыгнул через перила и держась за них посмотрел вниз. Было очень высоко. Он понимал, что если прыгнет, ему будет плохо. Он, зная, что теперь он в руках кровожадных собак, которые не выражали никакой жалости к нему.

Он посмотрел вокруг и увидел, что над ним собираются его преследователи. Один из тех, кто был ближе всех к нему, схватил его за руку и закричал:

– Ура, парни! Я поймал его.

Произнося проклятье, сэр Френсис Варни размахнулся своей палкой с такой силой, что после удара по голове, шляпа того показалась сделанной из бумаги. Парень упал, но кто-то еще ударил Варни, что заставило его расслабиться и упасть. Чтобы спасти себя он ослабил хватку и спрыгнул.

К карнизу стали подходить люди, которые собрались там. Они наклонились, чтобы посмотреть, что же стало результатом прыжка.

– Он убился, – сказал один.

– Конечно, он разбился вдребезги, – сказал другой.

– Я держу пари, он что-нибудь себе сломал, – сказал третий.

Варни лежал на земле, после того как ударился о нее. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами.

– Ура! – закричала толпа.

Их триумф был коротким, потому что сразу же после того, как они закричали, Варни встал и резко побежал. Это заставило толпу закричать снова. Через мгновение можно было видеть, как за ним бежит толпа преследователей.

Они гнались за ним по близлежащим полям, голодные волки, которые нагоняли его с криками, больше были похожи на хищных зверей, чем на людей.

Варни слышал их, он отчаянно боролся за жизнь, но понимал, что его борьба тщетна. Он знал, что силы покидают его. Его физическое напряжение и удары, полученные им, ослабили его, в то же время казалось, что силы толпы только увеличились.

Он опять оторвался от них и почувствовал себя в безопасности, но это было ошибкой, потому что они нашли его след.

Он прибежал к невысокой ограде сада, перепрыгнул ее и забежал в дом, дверь которого была открыта. Те, кто были внутри, сильно встревожились и стали выбегать во всех направлениях.

Он спрятался в маленьком чулане у лестницы, но одна девочка увидела, как он это делал, и закричала со страхом и испугом:

– Убийца! Убийца! Вампир! Вампир! – кричала она что есть мочи, а затем в припадке убежала.

Это было достаточным сигналом, вскоре в дом вошли, его также окружили со всех сторон люди, с нетерпением жаждавшие заполучить свою жертву, которая так долго им сопротивлялась.

– Он там, он там, – сказала девочка, которая пришла вместе с входящими людьми.

– Где? Где?

– В том чулане, – скзала она, указывая пальцем. – Я видела, как он туда залазил.

Сэр Френсис Варни, поняв, что его предали, выбежал из чулана, когда двое или трое подходили к нему, намереваясь открыть его. Он сильно огрел по голове того, кто был ближе к нему. Огретый, даже не застонав, упал на пол, второго ждала такая же судьба. Затем Варни схватили. Сильным рывком ему удалось освободиться и он побежал вверх по лестнице. Правда, по пути он нечаянно наступил девочке на подол одной ногой, а другой ударил ее по подбородку и поцарапал нос, на котором появилась кровь.

– О! Убийца, вампир! Что же делать? Стреляйте, стреляйте! – раздались крики.

– За ним, не отставайте, – кричали в толпе.

Им мешала пройти сбитая с ног и развалившаяся здесь девочка. Не обращая внимания на ее крики они переступали через нее и следовали за Варни, который был уже сильно изнурен.

После минуты беготни он повернул голову. Увидев приближающихся преследователей, он выхватил нож. Он дышал тяжело, но был готов на все.

– Не обращайте внимания на его шомпол, – сказал один крупный парень.

С этими словами он ринулся вперед, но оружие вошло в его сердце и он упал замертво.

Те, кто следовали за ним, стали изрыгать страшные проклятья. Последовала пауза – никто не хотел напороться на окровавленный нож Варни, который стоял в готовности применить свое смертельное оружие. Эта пауза была очень нужна бедному беглецу, он был измучен и истекал кровью.

– На него, парни! Он не устоит. Смотрите, как он задыхается. На него. Задавить его!

– Он сам давит, скажу тебе, – сказал другой. – Я видел как нож пробил Гилеза насквозь.

– Тогда я попробую сам, – сказал первый и побежал вперед.

В мгновение ока в него вонзился нож, и тот со стоном упал.

Побоявшись и дальше оставаться здесь, Варни решил использовать замешательство нападающих и побежал дальше вверх по лестнице. Люди понемногу оправились от оцепенения, в которое их ввели трагедии их товарищей и вскоре они опять догнали его. Еще до того, как он, утомленный, поднялся на крышу, они уже взбирались вслед за ним по лестнице.

Первый поднимавшийся по лестнице получил удар ножом, но нож пробив его руку, вонзился в стену и сломался – в руках у Варни осталась одна рукоятка. С проклятьем он бросил ее в голову одного из нападающих и побежал по крыше.

Но вскоре крыша кончилась, и ему было больше некуда бежать. Высота была слишком большой, чтобы прыгать, прыжок означал смерть. Безжизненная куча разбитых вдребезги костей – вот что осталось бы от него, хотя возможно, несколько часов после такого падения он бы прожил.

Он повернул голову и увидел людей, которые громко кричали, приближаясь к нему по крыше как свора собак. Сэр Френсис сцепил руки и застонал. Он посмотрел по сторонам и увидел плющ, растущий у карниза. Ему в голову пришла мысль, он подбежал к плющу и наклонился.

– Спасен, спасен! – произнес он.

Варни взялся руками за карниз и свесился с него. Это была очень опасная позиция. Он поискал место, на которое мог поставить ноги, затем схватил плющ как можно ниже, опускаясь таким образом, потому что там плющ был крепче и мог выдержать его вес. А хвататься за плющ выше было опасно.

Толпа приближалась. Люди были уверены, что теперь сэр Френсис Варни в их власти, поэтому они не очень спешили, так как бежать по крыше ночью в темноте было опасно.

– Спокойно, парни, спокойно, – раздался крик. – Птица наша. Ему не уйти, это определенно.

Подойдя не спеша, они очень удивились, потому что Варни исчез.

– Где же он? – спрашивали все.

– Я не знаю, – отвечали тоже почти все.

Последовала продолжительная пауза, во время которой они смотрели вокруг. Они не могли найти и следа того, кого искали.

– Здесь нет никакой лестницы, – заметил один, – и я не думаю, что она у него была.

– Может быть, поняв, что ему некуда деваться, он решился на отчаянный шаг и прыгнул вниз, совершив самоубийство и избежав судьбы, которая ему была уготована?

– Может быть. Но тогда нам нужно воткнуть в него кол и сжечь дотла.

Они подошли к краю дома и обыскали здесь все. Ничего не было. Луна поднялась в небе и было достаточно светло, чтобы они. могли его увидеть, если бы он лежал на земле. Они были уверены, что он не мог подняться после падения с такой высоты.

– Мы побеждены, соседи.

– Я в этом не уверен, – был ответ. – Может быть, он прячется где-то рядом, потому что он был сильно истощен, чтобы иметь силы на побег. Он не мог убежать, я в этом уверен.

– Я тоже так думаю.

– А не мог ли он спуститься по тому плющу? – сказал один из них, указывая на растение, которое поднималось до карниза.

– Да, это могло быть, – сказал один, – хотя это – большая опасность, если не верная смерть.

– О, да, таким образом спуститься невозможно. Плющ бы не выдержал и кота, а в стене нет гвоздей.

– Давайте не будем разглагольствовать, – сказал другой, – а сразу же начнем искать его.

Человек, который сказал это, посмотрел на карниз. Ничего не говоря он несколько секунд пристально смотрел в его сторону. Он не мог ничего видеть, но продолжал смотреть.

– Ты его видишь? – поинтересовался кто-то.

– Нет, – был ответ.

– Да, да, знаете, что я подумал? – сказал он. – Он мог ухватиться за луну, это наиболее вероятно, это наиболее вероятно.

– Подожди немного, – сказал человек, который смотрел на край дома.

– Что случилось? Комар попал тебе в глаз?

– Нет, я вижу его, клянусь Юпитером, я вижу его!

– Видишь кого? Кого ты видишь?

– Варни, вампира! – закричал человек. – Я вижу его между карнизом и землей, он сидит там как муха на стене. Да чтоб я…! Я никогда не видел такого раньше!

– Ура! За ним, парни!

– Не по плющу, пожалуйста. Если хочешь, иди сам, я не поползу по плющу.

– Как хочешь, – сказал человек, – но что хорошо для гусыни, хорошо и для гусака, как говорится, какой хозяин, такой и слуга.

– Может быть. Но будь я проклят, если ты не будешь дураком, попытавшись сделать это!

Человек ничего не ответил, а сделал так как сделал перед этим Варни. Он спустился с карниза и, повиснув на плюще, стал спускаться вниз. С минуту он полз по плющу вниз. Но может быть он случайно ослабил хватку, или же был тяжелее Варни, но он упал с высоты около пятнадцати футов и сломал себе шею. Страшное падение!

Последовала пауза, все молчали. Их приятель лежал без движений. Он был мертв.

Это падение, однако, повлияло и на Варни, потому что каблуки этого человека во время падения ударили его по голове так сильно, что он был оглушен, ослабил хватку и в свою очередь скатился вниз по плющу, хотя и не с такой большой высоты.

Он быстро пришел в себя и заковылял прочь. Но в это время в его сторону понеслись проклятья, стоны, а затем камни, черепица и все, что толпа могла найти под рукой. Некоторые из них попали в него, он едва мог стоять.

Гиканье и крики толпы сверху привлекли тех, кто был внизу, к месту; Варни не смог далеко уйти. Громкие крики позади дали ему понять, что за ним опять гонятся. Полуживой, почти полностью истощенный, безоружный и неспособный сопротивляться он не знал, что делать. То ли убегать, то ли повернуться и продолжать отчаянное сопротивление, которое казалось бесполезным. Инстинкт подсказал ему бежать. Но уйти далеко он не мог, бежать быстро – тоже.

– Покончить с вампиром! Хватайте его, хватайте его! Сжечь его! Его нужно немедленно уничтожить, он сейчас не может сопротивляться!

Это дало им новую надежду. Они думали, что судьба их жертвы решена. Они опять попытались догнать его, в то время как он напил в себе новые силы для побега. Он бежал достаточно резво, несмотря на то, что он бегал уже больше двух часов.

Перед ним и толпой были деревья и ограды. Высокий рост сэра Варни давал ему большое преимущество, если бы он был свеж, он мог бы продемонстрировать свои прыжки через ограды и канавы.

Время от времени преследователи нагоняли его, и потом снова теряли его из виду, поскольку он скрывался в деревьях и кустах, надеясь что ему удастся скрыться в лесу и сбить преследователей со следа.

Они прекрасно знали об этом и поэтому увеличили скорость. Один, или двое самых быстрых вырвались вперед и громко закричали:

– Не отставайте! Не отставайте! Он бежит в лес.

– Он не сможет там долго прятаться, нас слишком много, чтобы уйти без добычи. Поднажмите, парни, он уже наш, это так же ясно, как и то, что он бежит прямо перед нами…

Они поднажали и увидели, как сэр Френсис Варни забегает в лес на самой большой возможной для него в данной ситуации скорости. Он был уже почти лишен сил. Им было приятно видеть это. Они были уверены, что он не покинет лес, а попытается спрятаться в нем. Однако они ошиблись, потому что беглец, как только забежал в лес, сразу же остановился и притаился.

– Пока я в безопасности, – пробормотал он, – но меня чуть не поймали. С ними еще не покончено, и здесь недолго будет безопасно. Стоит поискать безопасное убежище в каком-нибудь другом месте, если это удастся. Проклятые собаки орали и гнались за мной через поля!

Он услышал крики своих преследователей и приготовился покинуть лес, как он сразу и задумал, после того, как забежал в него.

– Какое-то время они будут обыскивать лес, – пробормотал он, – это единственный шанс для меня, будь они прокляты! Эта их задержка должна спасти мне жизнь. Больше ничто меня не спасет.

Неторопливым и словно ленивым шагом он вышел из лесу и проследовал через поле, к высившимся слева коттеджам.

Луна еще освещала поля. До него доносились крики толпы, которая рыскала в лесу и ничего не могла найти.

Затем его ушей достиг очень сильный крик, как будто они узнали, что он выбежал из лесу. Это заставило его увеличить скорость в два раза. Чтобы его не увидели в лунном свете, он перепрыгнул через первый же забор, после этого прыжка сил у него уже совершенно не осталось. Он вошел в открытую дверь, затем в коридор, а оттуда в комнату. Там он без чувств, без сил и не в состоянии произнести ни слова, упал к ногам Флоры Баннерворт.

Глава LXXXVIII

Встреча вампира с Флорой. – Угнетенный Варни

Мы должны сказать, что это вторжение сэра Френсиса Варни в дом Баннервортов было совершенно непреднамеренным, потому что он вообще не знал, в чьем доме нечаянно нашел убежище от многочисленных врагов, которые преследовали его с желанием яростно отомстить. Это был странный и необычный случай. Можно себе представить, какие иногда случаются совпадения!

Окруженный со всех сторон опасностью, истекающий кровью, бледный и изможденный, он ворвался в первый попавшийся дом и оказался у тех, кому он причинил столько горя.

Флора Баннерворт сидела и что-то вышивала от скуки. Она совсем не вспоминала о несчастном прошлом. Какой-то пустячный звук привлек ее внимание. Но каков же был ее испуг, когда она увидела, что в комнату, шатаясь вошел истекающий кровью мужчина и упал у ее ног.

Она удивилась еще сильнее, когда поняла, что этот мужчина был ее бывшим мучителем.

– Спасите меня! Спасите! Мисс Баннерворт, только вы можете спасти меня от беспощадной толпы, которая гонится за мной, и призывает убить меня.

Сказав это, он безмолвно опустился на пол. Флора была так поражена, если не сказать, что была в ужасе, что не знала, что и делать. Она видела умоляющего сэра Френсиса, который убежал от своих врагов, которые не испытывали к нему никакой жалости, у своих ног. Она сразу поняла все это. Тем не менее она еще не пришла в себя настолько, чтобы обрести способность говорить.

– Спасите меня! Мисс Флора Баннерворт, спасите меня! – опять сказал он, опираясь на свои руки. – Меня окружили, за мной охотятся, как за диким зверем, меня хотят уничтожить… Они гнались за мной с одного места в другое, а потом я нечаянно нарвался на вас. Вы спасете меня! Я уверен, что ваша доброта и великодушие вашего сердца не выгонят меня на растерзание толпы жаждущих крови мясников, которые гонятся за мной.

– Встаньте, сэр Френсис Варни, – сказала Флора после недолгого колебания, – в такой экстремальной ситуации, в которой вы находитесь, будет негуманно выдать вас вашим врагам.

– О! Это правда, – согласился Варни. – До того как увидел вас, я уж совсем приготовился к смерти. Обезоруженный, сброшенный с высоты, избитый, неспособный сопротивляться им, я бежал из одного места в другое, и в каждом из этих мест за мной охотились, потом мне пришлось из последних сил постараться добежать сюда, и инстинкт привел меня к вам, моей последней и единственной надежде.

– Встаньте, сэр Френсис…

– Вы ведь не позволите им растерзать меня и забить меня как быка? Я уверен, что не позволите…

– Сэр Френсис, мы не можем повести себя так. Вы искали здесь убежища, и мы его вам предоставим.

– А ваш брат и…

– Да, да, все, кто живет здесь, согласятся на это. Вот они идут и сами все скажут.

Когда она сказала это, вошла миссис Баннерворт с Чарльзом Голландом, которые вздрогнули от присутствия их бывшего врага, который встретил их на коленях, поскольку был слишком слаб, чтобы встать без посторонней помощи.

– Сэр Френсис Варни, – сказала Флора, обращаясь к ним, когда они вошли, – искал здесь убежища. Его жизнь в опасности, у него нет другой надежды. Вы сделаете, я уверена, для него то, что должно быть сделано.

– Мистер Голланд, – сказал сэр Френсис, – как вы видите по моему положению, я беглец, меня избили чуть ли не до смерти. Только моя интуиция позволила мне избежать смерти, и я совершенно случайно зашел сюда.

– Встаньте, сэр Френсис, – сказал Чарльз Голланд, – я не из тех людей, кто чувствует удовольствие, видя жертву дикой толпы. Я уверен, что среди нас таких людей нет. Вы можете доверять нам, мы не предадим вас.

– Спасибо, – еле-еле сказал сэр Френсис. – Я благодарю вас, ваше поведение благородно, а ваше, мисс Баннерворт, особенно.

– Вам плохо, сэр Френсис? – поинтересовался Чарльз.

– Мне очень плохо, я ранен, но не серьезно и не опасно. При этом я слаб и изможден.

– Позвольте мне помочь вам подняться, – сказал Чарльз Голланд.

– Спасибо вам, – сказал сэр Френсис, принимая помощь. Когда он встал, то почувствовал, насколько ужасно ослаб, его бы мог одолеть и ребенок.

– Я был окружен, миссис Баннерворт, – сказал он, пытаясь поклониться этой леди, – со мной обошлись очень грубо. Я не в столь хорошем состоянии, чтобы показываться перед леди, но причина, по которой я пришел сюда оправдывает мое наглое вторжение.

– Ничего страшного, – сказал Чарльз Голланд, – при таких обстоятельствах у вас не было другого выбора.

– Не было, – сказал сэр Френсис, садясь в кресло, которое пододвинула к нему мисс Флора Баннерворт.

– Я не буду просить вас объяснить, почему вы забежали. Сейчас вам нужно восстановиться и отдохнуть.

– Думаю, сейчас я больше всего страдаю от изнеможения. Мои раны, кажется, не опасны.

– Вы можете выйти на несколько мгновений? – сказала миссис Баннерворт. – Я покажу вам, где вы можете смыть пятна, чтобы почувствовать себя более комфортно.

– Спасибо мадам, спасибо. Это очень любезно с вашей стороны, уверяю вас.

Сэр Френсис встал и, с помощью Чарльза Голланда, пошел в следующую комнату, где помылся и, насколько это было возможно, привел в порядок одежду.

– Мистер Голланд, – сказал он, – я не могу выразить словами, как благодарен вам за это. За мной гонятся аж с того дома, где вы меня видели. Я не знаю, как они узнали о моем укрытии, но они нашли меня.

– Могу только сказать, сэр Френсис, что они узнали это не от меня, – сказал Чарльз Голланд.

– Мой молодой друг, – сказал сэр Френсис, – я абсолютно уверен, что не от вас. Более того, я никогда, ни секунды, не подозревал вас. Нет, нет. Виновато какое-то случайное обстоятельство. Я был очень осторожен, предельно осторожен, можно так сказать, но в то же время вокруг меня жило столько врагов, вероятно, кто-то увидел меня и выследил мое логово, откуда они меня с удовольствием и вытравили.

– Они были очень назойливы. Если бы они поумнели, – это было бы большим чудом, потому что когда возбуждены их страсти и страхи, они мoгyт перейти любые границы.

– Совершенно верно, – сказал Варни, – в этом меня твердо убеждают события нескольких последних дней. Я всегда опасался того, до чего может дойти народное волнение, и результатов такого волнения.

– Эту машину очень трудно контролировать, – добавил Чарльз Голланд, – если их что-то разъярит, их уже не остановить. Если вы закончили, то пройдите за мной.

Сэр Френсис последовал за Чарльзом в гостиную, и сел. Ему был предложен легкий ужин и немного хорошего вина.

– Ешьте, сэр Френсис, – сказала миссис Баннерворт. – Вы потратили очень много сил, поэтому вам нужно поесть и попить.

Бедняга поклонился так, как мог. Даже в таком состоянии, раненый и уставший, он не забывал о вежливости. Сейчас ему было труднее выражать ее. Его самообладание было потревожено тем, что он оказался среди Баннервортов.

– Ничто не заставило бы меня потревожить вас, – сказал он, – если бы дикость толпы не заставила меня покинуть мое убежище.

– Боюсь, что вы слишком утомлены, чтобы говорить, – сказал Чарльз.

– Нет. Я чудом выбрался из дома. Я сидел на крыше, когда услышал очень подозрительные звуки. Я не верил, что они обнаружили мое потайное укрытие. Тем не менее, я был как обычно осторожен и подозрителен, хоть и думал, что был в безопасности, пока толпа не стала приближаться ко мне. Я не мог ошибиться, потому что эти звуки очень специфичны, они не похожи ни на что другое. Я слышал, как они приближаются. Я не шелохнулся. Когда они окружили дом, насколько это было возможно, они издали очень громкий крик, так что небо зазвенело.

– Я слышала беспорядочные звуки вдали, – заметила Флора, – но я не думала, что можно ожидать чего-то серьезного. Я думала, это какой-то праздник представителей какой-то профессии, или какой-то части горожан, которые кричали от радости.

– О, милая, нет, – отвечал сэр Френсис, – но я не удивлен, что вы ошиблись, потому что такие веши случаются не часто. Когда толпа подобралась ко мне, она начала орать. Когда я стал сопротивляться, она стала ужасно стонать.

– Проклятье, – сказал Чарльз, – я думаю, звук служит выражением их чувств и подбадриванием друг друга.

– Что-то вроде этого, осмелюсь сказать, – сказал Варни. – Я защищал дом со всем отчаянием, что у меня было, был вынужден убегать с этажа на этаж, пока не оказался на крыше, они последовали за мной и туда, я опять был вынужден бежать. Они следовали за мной от дома к дому, пока не заманили в ловушку, – сказал Варни.

– Как вам удалось убежать?

– К счастью, я увидел плюш, ползущий над карнизом, схватившись за него, я постепенно спустился.

– Слава Богу! Какая страшная ситуация, – воскликнула Флора, – это было и в самом деле ужасно!

– Думаю, при других обстоятельствах я бы не смог совершить такого.

– Не могли бы?

– Думаю, что нет. По правде говоря, я был очень взволнован, это подтолкнуло меня к действию. Я не могу объяснить этого.

– Вы и в самом деле едва спаслись, – сказала Флора, – я трясусь от мысли об опасности, через которую вы прошли, об этом страшно подумать.

– Вы молоды, восприимчивы и великодушны, – философски улыбнулся сэр Френсис. – Вы можете понять мои чувства. Ваше сочувствие запало мне в сердце, и эта память навсегда останется в моей душе. Но продолжу. В конце концов я сбил их с толку, они забежали в лес и стали обыскивать его, а я выбежал из него, перелез через забор и забежал в заднюю дверь.

– Они видели, как вы это делали? – поинтересовался Чарльз Голланд.

– Не могу сказать, но думаю, что нет. Я слышал, как они несколько раз кричали с той стороны леса.

– Слышали? Как далеко отсюда вы были, когда услышали эти крики? – спросила миссис Баннерворт.

– Я был неподалеку. Когда я перепрыгнул через забор, то опять услышал крики. Думаю, они не могли меня видеть, несмотря на то, что ночь была лунной. Расстояние и тень ограды делали это маловероятным.

– Это верно, – сказала миссис Баннерворт.

– В таком случае, – сказал Чарльз Голланд, – вы здесь в безопасности. Потому что никто не подумает, что вы прячетесь здесь.

– Ночь кончается, – сказала Флора, – и сэр Френсис, несомненно, чрезвычайно устал и, наверно, хочет спать.

– Это верно, мисс Баннерворт, – сказал Варни, – но я могу и подождать, я не хочу причинять вам неудобств, кресло в любое время подойдет мне для сна.

– Мы не можем дать вам того, что вы желаете, – сказала Флора, глядя на свою мать, – но можем дать кое-что получше.

– В последнее время у меня не было возможности жить в нормальных условиях, – сказал сэр Френсис, – Я хотел бы причинять вам поменьше неудобств.

Час был поздним, и вскоре он предался воспоминаниям в маленькой, но аккуратной комнате, где он мог дать отдых своему раненному и избитому телу и поддаться влиянию сна. В течение часа эти воспоминания имели самый противоречивый характер. Одна страсть старалась одолеть другую. Казалось, он был подавлен.

«Я никогда бы не смог даже представить такого, – бормотал он про себя. – Флора Баннерворт обладает душой героини. Я не заслужил такого приема. В час крайней нужды они приняли меня как доброго друга.

Несмотря на то, что я являюсь виновником всех их бед…» Переполненный этими мыслями, он заснул. Во сне его никто не тревожил. Казалось, что в доме Баннервортов спать ему было слаще, чем в любом другом месте.

Он проснулся только поздним утром. Услышав, что члены семьи уже не спят, он привел в порядок внешность, насколько позволяли обстоятельства и, спустившись вниз, вошел в комнату, где был вчера ночью.

Флора Баннерворт уже была там. Завтракать не начинали, ждали его появления.

– Доброе утро, сэр Френсис, – сказала Флора, вставая, чтобы поприветствовать его. – Надеюсь, у вас была приятная ночь.

– Это был мой лучший ночной отдых за долгое время, мисс Баннерворт. Я должен выразить мою признательность за вашу любезность. Я спал очень хорошо и крепко.

– Я рада слышать это.

– Думаю, мне удалось уйти от преследования людей, которые так долго гнались за мной.

– Я надеюсь на это, сэр Френсис.

– Вы, мисс Баннерворт, вы действительно думаете, что я могу избежать мести этих людей, этой народной массы?

– Да, сэр Френсис, я серьезно надеюсь на это. Зачем мне желать зла вам, особенно от их рук?

Сэр Френсис молчал минуту или две, а затем сказал, поворачиваясь к Флоре:

– Не знаю, почему я так думаю, мисс Баннерворт, но, вероятно, это потому, что есть некоторые обстоятельства, связанные со мной, которые заставляют меня чувствовать, что я не заслужил такого великодушия с вашей стороны.

– Вы не заслужили никакого зла. Сэр Френсис, мы бы не причинили вам зла, даже если бы это было в наших силах, мы всегда поможем вам.

– Вы уже сделали это, мисс Баннерворт. Вы сделали самое важное. Вы спасли мне жизнь.

В этот момент вошел Чарльз Голланд, сэр Френсис поклонился ему, сказав:

– Я надеюсь, мистер Голланд, вы спали так же хорошо, как я и провели такую же хорошую ночь.

– Я рад, что вы наконец провели хоть одну спокойную ночь, – сказал Чарльз Голланд, – осмелюсь спросить, вы чувствуете себя лучше после нее? Как вы себя чувствуете? Вы испытываете боли?

– Нисколько, нисколько, – сказал сэр Френсис Варни. – Всего несколько синяков, пустяки, они не заслуживают внимания. Через неделю или две я избавлюсь от них. Я надеюсь, то же произойдет и с моими врагами.

– Надеюсь, они не будут искать вас, – сказал Чарльз, – в любом случае, нужно что-то придумать, чтобы сбить их с топку.

– Я очень обязан вам, боюсь, никогда не смогу отплатить вам за ваше добро, хотя при желании можно добиться всего, думаю, мне не нужно отчаиваться.

– Время лечит, – .сказала Флора, – оно меняет все, оно превращает молодость в старость, а старость в ничто.

– Конечно же, это так, – сказал Варни, – я видел много таких изменений. В моей голове хранится много подобных событий, но они грустны, а у меня сейчас есть причина радоваться.

Завтрак прошел в приятных беседах, и Варни чувствовал себя как дома среди Баннервортов, чья спокойная и ровная речь была совершенно новой для него.

Он не мог представить себе очарование той жизни, которую вели Баннерворты. Но какой бы она была, если бы у них было достаточно средств, если бы их ничто не мучило, если бы их не окружала тайна, он вряд ли мог даже представить.

Они были дружелюбны, изысканны, они были такими как всегда и, кажется, ничего не беспокоило их. Когда пришла ночь, он был вынужден признать, что его мнение о них было совершенно ошибочным.

Конечно, в течение дня он был вынужден не высовываться, чтобы кроме семьи его никто не увидел. Он сидел в маленькой комнате, в которую нельзя было заглянуть из окон соседних домов, и вел себя тихо, иногда разговаривая, иногда читая, но все время прислушиваясь к любым звукам, которые могли напоминать звуки приближающихся людей.

Во время ужина он разговаривал с Флорой и Чарльзом Голландом. Наконец он сказал следующее:

– Со мной связаны определенные вещи, можно сказать, они связаны с вами. Думаю, вы будете рады услышать кое-что.

– Вы имеете в виду ту же тему, по которой я просил вас высказаться день или два тому назад?

– Да; ту самую. Дайте мне одну неделю, и вы узнаете все. Я расскажу вам все, что вы желаете узнать. Одна неделя, и все будет рассказано.

– Хорошо, – сказал Чарльз Голланд, – вам не нужно считать это ценой за свою безопасность. Можете выбирать удобное для вас время. Мы бы хотели услышать то, что вы предложили рассказать. Это бы снова сделало счастливыми тех, кто в результате определенных событий стал несчастным.

– Дайте мне лишь неделю, и вы будете ознакомлены со всем.

– Я согласна, сэр Френсис, – сказала Флора, – пока вы находитесь под этой крышей, мы не будем задавать вам вопросов.

– Мне очень хочется рассказать вам все, мисс Баннерворт, я так обязан вам, что думаю, никогда не смогу отплатить тем же.

Удалившись той же ночью спать, сэр Френсис вспомнил про свое обещание, и это наполнило его многими мыслями мрачной и меланхоличной природы. Он сел у окна, наблюдая за ходом облаков, плывущих друг за другом, отбрасывая тени на землю.

Он не знал, как долго просидел так, но внезапно он был пробужден голосами, которые сотрясали небо и заставили его вскочить на ноги.

– Ура! Ура! Ура! – кричала толпа, которая тихо окружила дом Баннервортов.

– Проклятие! – пробормотал сэр Френсис, опустившись в свое кресло и ударив рукой по голове. – Меня загнали до смерти, они не оставят меня, пока мое тело не украсит перекресток.

– Ура! Покончить с вампиром, вытащите его!

Затем раздался стук в дверь, люди вне дома издавали сильный гул, казалось, они хотели ворваться в дом, не предупредив его обитателей об этом.

Последовала минутная пауза. Один из членов семьи поспешил к двери и поинтересовался, что им нужно.

– Подайте нам Варни, вампира, – послышался ответ.

– Поищите его в другом месте.

– Мы обыщем это место, прежде чем пойдем дальше, – ответил мужчина.

– Но его нет здесь.

– У нас есть другая информация. Откройте дверь и впустите нас, мы не причиним вреда никому и не испортим ни одной вещи, нам нужно лишь войти и поискать вампира.

– Тогда приходите завтра.

– Так не пойдет, – сказал голос, – откройте, мы все равно войдем.

В тот же момент по двери был нанесен сильнейший удар. Дверь едва устояла. Среди членов семьи немедленно был проведен совет, что делать, и никто ничего не мог посоветовать. Все говорили о невозможности сдержать толпу.

– Я не знаю, что со мной будет, – сказал сэр Френсис, внезапно появившись перед ними. – Но вы должны открыть им. Их не удержать. Вы не сможете спрятать меня. У вас нет места, за исключением одного, которое может избежать их осквернения.

– Что же это за место?

– Комната Флоры.

Все сразу же решили, что комната Флоры будет осквернена одним только присутствием этого джентльмена.

В это время была выбита дверь внизу, и огромное количество людей ворвалось в дом, немедленно приступив к обыску нижних комнат.

– Все пропало! – воскликнул Варни, ринулся прочь и понесся в комнату Флоры, которая, встревоженная звуками, которые заполнили дом, стояла у двери и слушала.

– Мисс Баннерворт, – начал Варни.

– Сэр Френсис!

– Да, это я, мисс Баннерворт. Выслушайте меня, один момент.

– Что случилось?

– Я снова в опасности, в большей опасности, чем раньше. Моя жизнь сейчас не стоит и ломаного гроша, если вы не спасете меня. О! Мисс Баннерворт, если вы испытываете хоть какую-то жалость, спасите меня от тех, кого я боюсь. Они хотят убить меня. Слышите их ругань внизу?

– Смерть вампиру! Смерть Варни! Сжечь его! Воткнуть кол в его тело!

– Что я могу сделать, сэр Френсис?

– Пустите меня в вашу комнату.

– Сэр Френсис, вы понимаете, что говорите?

– Я понимаю. Это просьба, которую вы по праву не желаете выполнять. Но сейчас моя жизнь на волоске! Вспомните, вы уже раз спасли мне ее. Окажите же мне еще раз эту помощь. Спасите меня, мисс Баннерворт.

– Это невозможно. Я…

– Мисс Баннерворт, вы думаете сейчас время для церемоний или соблюдения изысканных манер? Я не осуждаю вас.

– Где Варни?… Где вампир?… – слышались крики. – Он где-то здесь!

– Слышите, слышите их, мисс Баннерворт? Они уже на лестнице. Нельзя терять ни секунды. Еще минута и я буду в руках толпы, не знающей пощады.

– Ура! Поднимайтесь вверх по лестнице. Его нет внизу. Вверх, соседи. Он уже наш.

Эти звуки раздавались на лестнице. Еще полдюжины шагов и Варни можно будет увидеть. Благодаря чуду они не услышали его мольбы о помощи.

Варни бросил отчаянный взгляд на лестницу и стал нащупывать свой нож, забыв, что потерял его. Он ударил себя кулаком по голове и собрался бежать на своих врагов, когда услышал поворот замка. Дверь открылась. Там стояла Флора. Он вошел и, съежившись, сел в кресло в другом конце комнаты за занавесками.

Дверь еще не закрылась, как кто-то удержал ее. Последовал громкий стук в дверь.

– Откройте! Откройте! Нам нужен Варни, вампир. Откройте! Иначе мы войдем сами.

Флора не открыла. Она стояла у щели, молчала и закрыла рот рукой, чтобы не вырвался крик отчаяния.

– Разве вы мужчины, если хотите нарушить уединенность женщины? Разве нет других домов, в которые вы можете ворваться? Разве для вас нет ничего святого?

– Но мэм… э-э-э… мисс, нам всего лишь нужен вампир.

– Разве вы не можете пойти и поискать его в каком-нибудь другом месте, а не в спальне женщины? Как вам не стыдно! Разве у вас нет сестер, жен или матерей, что вы действуете так?

– Его нет там, можешь быть уверен, Джек, – сказал хриплый голос.

– Оставьте леди в покое. У нее итак была масса неприятностей от этого вампира. Можете быть уверены, его здесь нет.

С этим они все повернулись. Флора закрыла дверь и заперла ее на замок. Варни был спасен.

– Вы спасли меня, – сказал Варни.

– Тише! – сказала Флора. – Не говорите ни слова. Может быть, там кто-то слушает.

Некоторое время Варни стоял и максимально внимательно вслушивался в звуки. Лунный свет пал на его лицо и придал ему такой страшный оттенок, являясь добавлением к его естественной бледности и ранам, что его выражение приняло самый ужасный характер.

Звуки становились все отдаленнее. Крики и шум людей, рыскающих по комнатам стали затихать. Постепенно это место стало таким же тихим, как до появления толпы. Толпа, обыскав все оставшиеся части дома и не найдя объекта своих поисков, решила, что его здесь нет, и что, должно быть, он убежал отсюда раньше.

Серьезнейшая опасность, кажется, произвела на сэра Френсиса Варни больший эффект, чем какое-либо другое событие его полной приключений жизни.

Когда он убедился, что мятежная толпа, которая так жаждала убить его, ушла, и что теперь ему можно выйти из своего укрытия, он сделал это с таким удрученным видом, что семье Баннервортов показалось – он при смерти.

Выражение его лица, как мы уже не раз замечали, было странным и необычным; но если добавить к его естественной странной внешности черты глубокого эмоционального перевозбуждения, можно сказать, что внешность Варни была совершенно кошмарной.

Сидя в гостиной Баннервортов, он сделал глубокий вздох и, положив руку на сердце, сказал ослабевшим тихим голосом:

– Оно очень сильно бьется, но скоро прекратит свои пульсации навсегда.

Эти слова прозвучали как пророчество, у него был крайне мрачный вид и в момент произнесения этих слов он выглядел как человек, смертный час которого наконец-то пришел, и который был верным кандидатом в могилу.

– Не говорите с таким отчаянием, – сказал Чарльз Голланд, – помните, если ваша жизнь до этого была полна ошибок, у вас осталось время, как минимум, покаяться, и поведать нам то, что вы намеревались мне рассказать в прошлую полночь, это было бы хорошим началом на пути к исправлению.

– Нет, нет. Рассказать вам это, возможно, будет справедливо, но это не принесет мне ничего хорошего. Не думайте, что я колеблюсь рассказать вам все только поэтому.

– Мне нравится, что вы это говорите, и если вы верите в наши добрые чувства по отношению к вам, снимите засов с двери этого рассказа, я очень оценю такой ваш поступок.

– Хорошо, хорошо. Пусть больше не будет секретности. Давайте покончим с ней раз и навсегда. Я больше не буду хранить тайну. Расскажите всем то, что я уже рассказал вам, Чарльз Голланд, расскажите это всем для начала.

С позволения таинственного существа Чарльз Голланд вкратце рассказал то, что ему уже рассказал Варни, в завершение он сказал:

– Вот и все, что я знаю, и сейчас я обращаюсь к сэру Френсису Варни с просьбой закончить его рассказ.

– Я очень слаб, – сказал Варни, – и вряд ли справлюсь с такой задачей; но постараюсь сдержать свое обещание. Вы спасли мне жизнь, особенно вы, Флора Баннерворт, вам я обязан продолжением моего существования, которое в противном случае было бы принесено в жертву на алтарь суеверия.

– Но вы должны помнить, господин Варни, – сказал адмирал, который некоторое время молча сидел, глядя в одну точку, – что нельзя винить людей за их суеверия, потому что вампир вы на самом-то деле или нет (я не хочу утверждать это категорически), но вы приложили массу усилий, чтобы убедить их в том, что вы – вампир.

– Это правда, – сказал Варни с содроганием, – но зачем я это сделал?

– Вам лучше знать.

– Это случилось потому, что я верил, и верю, что в моем продолжающемся существовании есть что-то сверхьестественаое; но давайте отложим эту тему, потому что силы покидают меня, а я хочу рассказать вам продолжение событий, которые сделали меня тем, что я сейчас есть.

Флора Баннерворт, которая в дополнение к тому, что ее отец был самоубийцей, услышала из уст Чарльза Голланда, что он был еще и убийцей, почувствовала сильнейшую боль. Она была готова зарыдать. Она закрыла свое прекрасное лицо руками и заплакала, слушая печальные детали. Варни вопрошающе смотрел в лицо Чарльзу Голланду, потому что, разрешая Флоре узнать об этом, он не знал, что рассказ вызовет в ней такую бурю эмоций.

Чарльз Голланд ответил на этот взгляд словами:

– Флора уже знает эти факты, просто ей больно слышать это в присутствии других, особенно тех, по отношению к кому она не может чувствовать…

То, что Чарльз Голланд собирался сказать, не было сказано благодаря вмешательству адмирала, который, перебивая, произнес:

– Эй, что ты имеешь в виду, ты, сын кока? Чье присутствие ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что я не сочувствую мисс Флоре, да будет благословенно ее сердце! А также тебе, ты, швабра с бледным лицом? Думаю, ты годишься только в матросы.

– Дядя, не выходите из себя! Вам должно быть хорошо известно, что я не имел в виду ничего неуважительного по отношению к вам. Вы не должны даже допускать возможность такого. Несмотря на то, что я высказал это не совсем уместно, я имел в виду следующее…

– Да ну его к свиньям собачьим, то, что ты хотел сказать, да не сказал. Продолжайте, мистер Вампир, свой рассказ. Я хочу узнать, что было дальше, и что вы делали после того, как был убит тот человек.

– Когда было совершено это страшное дело, – сказал Варни, – и наша жертва лежала в луже собственной крови, при последнем издыхании, мы стояли как люди, которые только теперь поняли последствия того, что они сделали. В тусклом свете я увидел выражение лица Мармадюка Баннерворта, он весь трясся. Вскоре дрожь прошла, нас привела в себя мысль, что нужно срочно предпринять все для избежания наказания за содеянное. Мы наклонились и вытащили у мертвого заработанный неправедным путем выигрыш. Это была огромная сумма, и я сказал Мармадюку: «Забирай все эти деньги и отправляйся с ними к себе домой, чтобы тебя никто не заподозрил. Спрячь их в каком-нибудь потайном месте, завтра я вызову тебя, и мы разделим их, а потом подумаем о том, как безопасно обменять банкноты на золото».

Он согласился и засунул деньги себе в карман, после этого было необходимо избавиться от трупа, который, если не убрать его, обнаружился бы через несколько часов и стал бы ужасным доказательством против вас, способным навлечь на нас последствия, которых мы так страстно желали избежать.

Это самая сложная часть в работе убийцы – после убиения жертвы ему необходимо тайно избавиться от трупа, который своими мертвыми глазами, кажется, постоянно смотрит на него с глубочайшим упреком. Именно это заставляет людей остановиться перед тем как убить кого-либо, и именно это становится первым наказанием, которому подвергается убийца за совершенное преступление. Мы вырвали из ограды два кола и с их помощью умудрились выкопать очень неглубокую яму, которую можно было закопать только тонким слоем земли, скрывающим тело убитого человека.

Затем шла омерзительная задача по перетаскиванию его туда, задача, полная страха, которая приводила нас в ужас; но это необходимо было сделать, и поэтому мы наклонились, взялись за одежду и перетащили тело в уготованную яму. Мы с радостью закопали его и энергично утрамбовали могилу, чтобы это место не вызывало подозрений. Завершив это, мы засыпали могилу пылью с дороги, сухими листьями и всем таким, чтобы земля выглядела так, как будто там совершенно ничего нет. Мы посмотрели друг на друга: каждый из нас тяжело дышал от тяжелого труда.

Затем мы вспомнили, что среди вещей, которые убитый игрок выиграл у Мармадюка, были документы, связанные с имуществом Диарбрука.

– Имуществом Диарбрука? – воскликнул Генри Баннерворт. – Я знаю, есть маленькое имение с таким названием, которое принадлежало нашей семье, но я также знаю, что наш отец давным-давно расстался с ним.

– Да, оно было заложено за мизерную сумму, которая не составляла и четвертой части его стоимости. Оно было возвращено Мармадюком Баннервортом не для того, чтобы сохранять его, а для того, чтобы срочно продать с целью поправления пошатнувшихся финансов.

– Я не знал об этом, – сказал Генри.

– Конечно, вы не знали, потому что за последнее время, я имею в виду за двенадцать месяцев или около того, до смерти вашего отца, он стал отчужденно относиться к семье, поэтому никто из вас не знал о том, что он делал, за исключением того, что он вел очень дикую и безрассудную жизнь, которая, несомненно, должна была закончиться в бесчестии и бедности. Как я уже сказал, поместье Диарбрук, как и другое ценное имущество, было выиграно у него за игорным столом человеком, который понес такое страшное наказание за свою удачу. Мы не вспоминали о том, что у трупа находились эти важные документы, пока не закопали его и тщательно не замаскировали то место. Первым об этом вспомнил Мармадюк Баннерворт, который произнес:

«Господи, мы зарыли документы, подтверждающие мое право собственности на имущество, нам придется эксгумировать труп, чтобы достать их».

Эти документы ничего не значили для меня, мне было противно выкапывать труп, я не хотел делать этого.

«Мармадюк Баннерворт, – сказал я, – вы можете делать все, что вам угодно и нести ответственность за последствия, но я не буду выкапывать труп, я не хочу снова смотреть на его лицо. Это слишком страшно. У вас есть огромная сумма денег, зачем вам нужны еще и документы на поместье, стоимость которого так незначительна?

«Хорошо, хорошо, – сказал он, – я не буду пока тревожить останки; подожду, что доследует за фактом убийства; если не возникнет никаких подозрений, а все будет тихо и спокойно, я найду способ выкопать тело и достать бумаги, которые являются для меня весьма важными».

Приближалось утро, мы посчитали, что будет разумно покинуть это место. Несколько мгновений мы стояли в конце тропинки и беседовали, это был последний раз, когда я видел Мармадюка Баннерворта.

– Ответьте мне на один вопрос, – сказал Генри.

– Отвечу. Спрашивайте, что вам угодно, я отвечу.

– Это вы приехали в поместье Баннервортов наутро после трагической смерти моего отца и вызвали его?

– Да, это был я. Когда я услышал о том, что он совершил, я сразу же уехал, размышляя, что можно сделать, чтобы добыть хотя бы часть имущества, половина которого, как я понимал, принадлежала мне. Я узнал, какими были последние слова Мармадюка Баннерворта в момент его смерти, их была достаточно, чтобы понять, где деньги, они были спрятаны в доме, в каком-то потайном месте. После этого мысль о завладении этими деньгами тем или иным способом не покидала мой разум.

Я обдумывал это день и ночь; я не знал только места, где были спрятаны деньги. Не было сомнений в том, что Мармадюк Баннерворт с деньгами спокойно добрался до дома и надежно их спрятал. Это было разумной мерой предосторожности, учитывая, каким способом мы добыли эти деньги.

Затем я додумал, что, будучи наедине со своими мрачными мыслями, он чувствовал такую боль, что напился для того, чтобы утопить свои воспоминания. Естественным последствием этого было состояние частичного умопомешательства. Вероятно, в момент приступа безумия он и совершил тот ужасный поступок, который безвременно перенес его на тот свет.

– Да, – сказал Генри, – должно быть, это правда; ваше предположение верно. Перед самоубийством он выпивал огромные количества вина, но вместо успокоения угрызений совести, они только усилились, он пришел в такое безумное состояние рассудка, что нашел невозможным продолжение жизни, после чего и совершил ужасный акт, завершивший его страдания.

– Да, и который в одночасье разрушил все мои ожидания овладеть состоянием, которое по нашему уговору должно было стать моим. Ведь даже половины суммы, вытащенной из карманов игрока было достаточно, чтобы безбедно прожить всю оставшуюся жизнь. Я был сведен с ума мыслью, что такая большая сумма выскользнула из моих рук. Я постоянно околачивался вокруг поместья Баннервортов, надеясь и ожидая, что появится какое-нибудь обстоятельство, которое позволит мне проникнуть в дом и обыскать его с целью найти спрятанные сокровища.

Все мои усилия были тщетными. Я не мог разработать никакого плана, Наконец, устав и измучившись, я был вынужден уехать в Лондон в поисках средств к существованию. Только в таком огромном метрополисе такие люди, как я, лишенные всяких средств, но готовые добывать деньги любыми путями, могли сделать это. Я снова погрузился в водоворот лондонской жизни, и продолжил криминальное занятие, обеспечивая себя грабежом или любым другим способом, который обещал потенциальный успех. Во время этих занятий я и познакомился с самыми отвратительными людьми того времени; мы вместе совершали такие преступления, что деятельность нашей банды головорезов правительству пришлось срочно пресекать. Нам, разумеется, не было известно, что полиция начала предпринимать активные действия по нашей поимке. За каждым из нас было установлено наблюдение. Полиция знала о каждом нашем шаге. В результате этого, как и можно было ожидать, мы были рассеяны, некоторые члены банды были арестованы, в том числе и я. Я почти с самого начала знал свою дальнейшую судьбу. Наши грабежи производили такое впечатление, что судьи посчитали совершенно необходимым самым суровым образом наказать кого-либо из банды в назидание другим.

Суд надо мной не продолжался и часа, меня осудили и вынесли смертный приговор, судья намекнул, что мне не стоит и мечтать о помиловании. При таком положении вещей, не видя перед собой ничего кроме смерти, я полностью отчаялся и чуть не умер еще до казни. Больше мертвый, чем живой, я, однако, был затащен на эшафот, чтобы быть официально казненным. Я никогда не забуду массу страшных мыслей, которые проходили через мой разум в то ужасное время. Казалось, моя судьба была решена, и я почти ничего не помню об этой ужасной сцене. Я помню какое-то смущенное бормотание собравшихся людей. Помню, как я оглядывался вокруг и видел только огромное море человеческих голов. Внезапно я услышал громкий крик проклятия из толпы. В ужасе я попятился назад, мне показалось, что кричать на человека, обреченного на смерть, было зверством. Вскоре, однако, я нашел, что собравшаяся на такой спектакль толпа не была столь низкой, они кричали проклятия палачу, который неожиданно появился у виселицы.

Кто-то, думаю, это был один из шерифов, должно быть, заметил, что я обратил внимание на крик из толпы, и подумал, что они кричат мне, он сказал мне: «Это они кричат палачу». – Он указал пальцем на должностное лицо. Я до сих пор вижу его перед собой и уверен, что никогда не забуду выражения его лица. Оно было очень страшным. Впоследствии, когда я узнал, кем и чем он был, я не удивился, что он занимает такую мрачную должность. Через несколько минут на моей шее будет затянута смертельная веревка. Я чувствовал ее давление, я слышал монотонное пение священника, слышал, как он произносит молитвы, которые, должен признаться, тогда мне казались насмешкой над человеческим страданием.

Внезапно раздался громкий крик, я почувствовал, как платформа уходит у меня из-под ног, я попытался издать крик агонии, но не смог, мне казалось, что я объят огнем, затем я лишился чувств, больше я ничего не помню.

Когда я пришел в себя, то почувствовал пульсацию в своих венах, мне казалось, что я тщетно пытался закричать. Мною овладели мысли, которые овладевают человеком, подвергающимся жестокой атаке ночного кошмара, я был в агонии, я молился о смерти, которая избавила бы меня от такого жестокого страдания.

Затем неожиданно у меня появились силы произнести звук, я издал пронзительный крик, должно быть, приведя в ужас тех, кто слышал его, потому что он испугал даже меня.

Потом, думаю, я упал в обморок, но, придя в сознание, нашел себя на кушетке, какой-то человек дал мне отпить из чашки. Я еще не мог четко различать объекты, но я услышал его слова: «Выпей, тебе будет лучше».

Я выпил, потому что мною овладела страшная жажда, после этого я заснул, сон длился около двадцати четырех часов, и когда я проснулся, то услышал тот же голос, который говорил со мной раньше, он спрашивал меня, как я себя чувствую. Я повернулся в направлении, откуда исходил звук, теперь я мог видеть более четко: человеком оказался палач, лицо которого произвело такое впечатление на меня у виселицы, впечатление, которое, как я, посчитал, было последним моим впечатлением на этом свете. Теперь это впечатление вызывало смесь положительных и отрицательных эмоций. Прошло какое-то время, прежде чем я смог заговорить. Вначале я произнес всего несколько слов, я спросил, что случилось и где я.

«Разве ты не помнишь, – сказал он, – что тебя повесили?»

«Я помню, помню, – ответил я. – Так это место для проклятых душ?»

«Нет, ты еще на этом свете, каким бы странным это ни показалось. Послушай меня, я вкратце расскажу тебе, как ты ожил, чтобы быть в состоянии жить и ходить среди людей».

Я слушал его с необыкновенным и сосредоточенным вниманием, он рассказал, как молодой врач-энтузиаст хотел провести эксперимент по оживлению недавно умершего человека, он услышал о желании этого врача и согласился принести ему мое тело после повешения для эксперимента. Таким образом, эксперимент доктора удался, но он и сам испугался последствий этого и убежал от страха, даже оставил Лондон, так что никто не знал, куда он уехал. Я слушал это с самым глубоким вниманием, затем он завершил рассказ словами:

«Несомненно, я обязан выдать вас властям. Однако я этого не сделаю, если вы согласитесь на мое предложение».

Я спросил его, что у него было за предложение, он сказал, если я буду платить ему определенную сумму в год, он будет хранить секрет, оставит работу палача и попытается заняться чем-то другим. Я согласился на его предложение и сдержал слово. Так или иначе, мне удавалось доставать необходимую сумму, но теперь его больше нет.

– Я думаю, – закричал Генри, – что он стал жертвой слепого гнева толпы.

– Вы правы, именно так, и, соответственно, теперь я свободен от бремени этих платежей; но это не имеет значения, потому что сейчас я и сам близок к могиле, вместе со всеми моими обязательствами, скоро я буду вне досягаемости для придирок смертных. – Вам не нужно думать так, Варни; вы должны вспомнить, что в настоящее время вы страдаете от обстоятельств, давление которых вскоре пройдет, и вы станете чувствовать себя нормально.

– Что вы делали дальше? – спросил адмирал. – Расскажите нам об этом.

– Некоторое время я оставался в доме палача, пока еще существовала вероятность обнаружения. Затем он перевел меня в тайное место и обеспечивал меня своими деньгами, пока; я полностью не выздоровел. После этого он велел мне уехать. Во время своего заточения, однако, я не бездействовал мысленно, я состряпал план, в результате исполнения которого я должен был не только обеспечить себя, но и получить средства для выплаты палачу, чье имя было Мортимер, годовой суммы, на которую я согласился. Мне нет смысла говорить о деталях этого плана. Конечно, этот план не был ни чистым, ни приличным, но он удался, и вскоре я стал способен выполнять свое обязательство, а также разрабатывать новые планы по добыванию еще больших денег.

Я ни на момент не забывал о такой большой сумме денег, которая была спрятана где-то в поместье Баннервортов, я все еще надеялся заполучить ее тем или иным способом.

Однажды ночью я верхом на лошади ехал по необитаемой части Англии. Луна светила ярко. Я подъехал к реке, над которой на расстоянии примерно в милю от меня был мост. Мне не хотелось тратить время и ехать к нему. По ленивей ряби воды я определил, что река была глубокой, и смело направил лошадь в воду. Когда я был на середине реки, лошади внезапно стало плохо, вместе того, чтобы плыть уверенно и сильно, как она делала раньше, она на мгновение остановилась, а затем погрузилась головой в стремительный поток. Я не умел плавать, поэтому вторая смерть, со всем своим ужасом, казалось, овладела мною.

Волны катились над моей головой, журча и шипя в моих ушах, затем все прошло. Что было дальше, я не помню. Я очнулся на ярком зеленом лугу, на меня падали яркие лучи луны. У меня кружилась голова, я плохо себя, чувствовал, но я поднялся и зашагал прочь… с каждым моментом у меня прибавлялось сил. Я так и не понял, каким образом я был спасен из воды и положен на зеленом берегу: Это всегда оставалось загадкой для меня, думаю, навсегда и останется. У меня появилась идея, что я стал какой-то необычной личностью. Случайно я наткнулся на некоего человека, который был родом из Венгрии и знал множество странных историй о вампирах.

Помимо других вещей он рассказал мне, что вампиры не могут утонуть, поскольку воды выбросят их на берег, а когда лучи луны упадут на них, они снова оживут. Это в точности описывало произошедшее со мной, с этого момента я поверил в то, что являюсь тем самым ужасным, обреченным на долгое существование существом. Эта идея с каждым днем все больше овладевала мной, даже с каждым часом, пока я совершенно твердо и полностью не поверил в это. Я не обманывал никого, когда играл жуткую роль, приписываемую мне.

– Вы же не хотите сказать, что верите в то, что являетесь вампиром? – спросил адмирал.

– Я ничего не говорю, не знаю, что и думать. Я в отчаянии! Вами, теми, кому я старался причинить максимум вреда, во мне пробуждено все человеческое.

– Не обращайте внимания, – сказал Генри, – продолжайте рассказ. Мы простили вам все, этого должно быть достаточно, чтобы успокоить ваш разум.

– Я продолжу и, поверьте мне, не скрою от вас ничего. Я сделаю полное и откровенное признание. У меня появилась мысль, что если я использую свое природное преимущество для того, чтобы заставить вас покинуть поместье Баннервортов, то смогу тщательно обыскать его и, возможно, найти сокровища. Я слышал, как Мармадюк Баннерворт случайно проболтался, что спрятал деньги за картиной в спальне, называемой комнатой, обшитой панелями. Проведя расспросы, я выяснил, что это была комната, в которой спала Флора Баннерворт. Я решил, однако, сначала попробовать мирные варианты, соответственно, как вам хорошо известно, я сделал вам несколько предложений купить или снять поместье Баннервортов; все эти предложения вы отвергли. Я нашел, что вынужден применить первоначальный план, пришедший мне в голову. Я попытался запугать вас, чтобы вы покинули дом. Ошиваясь вокруг, я ознакомился с участком вокруг дома и с планом дома, затем, в одну ночь, через окно я залез в комнату Флоры.

– Но как вы объясните, – сказал Чарльз Голланд, – ваше экстраординарное сходство с портретом?

– Оно отчасти естественно, потому что я принадлежу боковой линии этой семьи. Я видел этот портрет во времена Мармадюка Баннерворта, я хорошо знаю черты лица и одежду на портрете, чтобы сымитировать их. Я рассчитывал такой имитацией произвести гораздо больший эффект. События показали, что мои расчеты оправдались, потому что я и в самом деле произвел этот эффект.

– Вы в самом деле произвели, – сказал Генри, – и, если бы вы не рассказали об этом моменте, вы бы оставили нас в состоянии глубокого недоумения.

– Я знаю, я поступил с вами самым чудовищным образом. Преследуя эту линию поведения, я, думаю, заставил вас покинуть дом.

– Именно что заставили.

– Флора побледнела, когда я вошел в ее комнату. Когда я посмотрел на её сладкие черты лица, моя совесть стала грызть меня за то, что я намеревался сделать. Но я заявляю, что мои губы никогда не касались ее и что, кроме страха, Варни, вампир, не причинил ей никакого вреда.

– А сейчас вам удалось достичь вашей цели? – спросил Генри.

– Нет, сокровища еще нужно найти. Мортимор, палач, проследил за мной и узнал о моих намерениях, он пожелал разделить со мной деньги. Но ему, так же как и мне, помещали, а тяжелые и упорные поиски не дали ничего, кроме разочарования и горечи.

– Значит, деньги все еще спрятаны?

– Я надеюсь, но надеюсь еще и на то, что их найдете именно вы; никто не обладает таким правом на них, как вы, так сильно, пострадавшие от них.

– Тем не менее, – заметил Генри, – я не могу не думать, что они спрятаны слишком тщательно. Картину много раз снимали с местами, и это не дало никаких результатов, поэтому, я боюсь, что дальнейшие затяжные поиски ничего не дадут.

– А я думаю, что вы можете быть уверены, что слова умирающего Мармадюка Баннерворта были произнесены не зря. У меня есть все основания верить в то, что рано или поздно вы, несомненно, станете обладателями этой суммы.

– Но есть ли у нас право владеть ею?

– А у кого есть большее право владеть ею? – спросил Варни. – Скажите мне.

– Это весьма разумная, мысль, – сказал адмирал, – даже если бы вы были дважды. вампиром, я сказал бы вам это. Это очень здравая мысль. Я бы хотел узнать, у кого есть большее право на эти деньги, кроме тех, кто так сильно пострадал от них.

– Хорошо, хорошо, – сказал Генри, – не нужно спорить о деньгах, которые, возможно, никогда не будут найдены. С моей стороны, у меня мало уверенности в успехе поисков. Но конечно, точно сказать ничего нельзя. Я думаю, что тщательный обыск дома даст ответ.

– Предположу, сэр Френсис, – сказал Чарльз Голланд, – что вы уже закончили свой рассказ?

– Да, и теперь вы знаете все. А, мне остается только лечь и умереть с надеждой найти покой и утешение в могиле, в которой мне было отказано в этом мире. Моя жизнь была бурной и полной злых страстей. Я надеюсь, что в течение короткого срока, что мне осталось прожить, я узнаю кое-что о спокойствии и умру в мире.

– Можете быть уверены, Варни, поскольку вы нашли у нас убежище, – сказал адмирал, – то можете оставаться в нем сколько захотите. Считаю, что вы добровольно сдались, а в таких обстоятельствах враг заслуживает уважительного отношения, он всегда будет поднят на борт.

– Вы опять, – сказал Джек, – называете дом кораблем.

– Что тебе до того, я бы мог назвать его бушпритом! Разве я не твой капитан, ты, увалень, я всегда прав, когда ты неправ. Но вы, господин Варни, идите, ложитесь и отдыхайте, потому что, кажется, вы совсем измотаны.

Варни выглядел страшно измученным. С помощью Генри и Чарльза он прошел в другую комнату и лег на кушетку, показывая симптомы немощи и потери сил. Все стихло. Присутствие этого человека в коттедже Баннервортов производило абсолютно иное состояние paccyдкa, чем раньше. Он смотрел на них в совершенно иной манере. Он совершенно изменил свои планы на будущее. У него уже не было тех надежд и ожиданий, которые были когда-то. Он был уже другим человеком. Он видел в Баннервортах тех, кто спас ему жизнь и кто, несомненно, раньше связывали с ним опасные предчувствия, которые не давали ему и надежды быть принятым в семью.

Но в час опасности, при необходимости спасти ему жизнь, никто бы не сделал того, что сделали для него они. Более того, он был укрыт, когда укрывать его было и опасно и сложно, и это было сделано самой Флорой Баннерворт.

Время в коттедже пролетало тихо и спокойно. Варни редко пребывал в таком состоянии. Сейчас ему было гораздо легче, чем когда-либо. Он был очарован обществом Флоры, а фактически обществом всей семьи, собравшейся вместе. Ему доставляло удовольствие их присутствие. Казалось, оно успокоило его душевную тревогу, которую он должен был испытывать в таком положении. Но он заболел. Возможно, причиной болезни стало состояние духа и тела, в котором он пребывал некоторое время. Он был очень изнурен, после того как за ним гнались из одного места в другое. Его жизнь постоянно была в опасности, он не раз получал телесные повреждения, сильные ушибы. Он не замечал их, он ждал пока они пройдут.

Переживания и погони оставили глубокий след в его разуме, и это, несомненно, произвело определенный эффект на его тело. Флора делала для него все возможное, это заставило его еще больше погрузиться в мысли, он уже едва мог двигать конечностями.

В сумерках он бродил из комнаты в комнату, в это время у него было больше свободы, потому что в такой час вероятность его обнаружения была меньше. Если бы кто-то увидел его, нет сомнений, его бы стали преследовать до тех пор, пока не убили, и в этот раз способов спастись уже бы не было. Варни чувствовал, что больше уйти от погони ему не удастся, его физические силы были истощены, он был, фактически, уже не тем человеком.

Он вышел из комнаты, в которой провел весь день и вошел в гостиную, когда Флора и ее мать сидели там. Одновременно с Варни в комнату входили Чарльз Голланд и Генри Баннерворт.

– Добрый вечер, мисс Баннерворт, – сказал сэр Френсис, кланяясь ей, а затем ее матери, – и вам, мистер Голланд, я вижу, вы наслаждались свежим воздухом на жарких полях. Должно быть, это придает сил.

– Это так, сэр, – сказал Чарльз. – Думаю, мы бы могли взять вас с собой.

– Я бы очень хотел этого, – сказал Варни.

– Сэр Френсис, – сказала Флора, – должен побыть заключенным еще некоторое время.

– Я бы не рассматривал все в таком свете. Это не заключение. Я нахожусь в убежище. Это для меня источник жизни, – сказал Варни.

– Я надеюсь, что это так, но как вы чувствуете себя этим вечером, сэр Френсис Варни?

– Честно говоря, трудно сказать, мое состояние неустойчиво. Иногда, я чувствую, что готов без чувств упасть на пол, иногда наступает улучшение.

– Скоро сюда придет доктор Чиллингворт. Он посмотрит, что сможет сделать для вас, – сказала Флора.

– Я очень признателен вам. Боюсь показаться неблагодарным, но я надеюсь, что справлюсь без докторов.

– Вовсе нет, вовсе нет.

– Вы слышали какие-нибудь новости? – поинтересовался Варни.

– Никаких, сэр Френсис, никаких. Видимо, в мире ничего не происходит. Когда вы выйдете отсюда, то найдете, что ничего не изменилось, все осталось таким же как было. Все спокойно.

– Самое лучшее для нас сейчас – это спокойствие души. Я боюсь, что кое-какие старые знакомые объекты местности будут вызывать грустные воспоминания.

– Вы имеете в виду объекты, сожженые дотла? Но их еще можно восстановить. Будущее станет таким же спокойным, каким было когда-то прошлое, если мы успокоим народные волнения.

– Да, – сказал сэр Френсис, – но народные предрассудки, народное правосудие, народные чувства утихомирить не легко. Если люди поднялись однажды, чтобы нарушить закон, нет ничего, что может отговорить их от уничтожения объекта, за которым они решили гнаться.

– Шум и волнения должны утихнуть.

– Чем сильнее невежество людей, тем более они настойчивы и жестоки в своих суевериях, – сказал сэр Френсис, – я не должен жаловаться на последствия, вызванные их состоянием.

– Все может быть по-другому.

– Может быть, не будет причинено никакого вреда, но мы не можем направить поток в другую сторону, мы можем только плыть по течению, которое слишком сильно, чтобы ему сопротивляться.

– Луна взошла, – сказала Флора, желая повернуть разговор в другое русло. – Я вижу ее там за деревьями, она золотая и большая, она прекрасна, ее не закрывают облака, это не они придают ей такой цвет.

– Совершенно верно, – сказал сэр Френсис Варни, – причиной является наполненность воздуха освещенными невидимыми парами, это производит такой эффект. Сейчас происходит сильное испарение, которое и придает луне такой большой вид и глубокий цвет.

– Да, я вижу. Она выглядывает из-за деревьев, ветви которых делят ее на несколько частей. Она необычная, но прекрасная, а земля внизу кажется темной.

– Она темная, вы удивитесь, найдя ее такой, если прогуляетесь вокруг. Скоро она станет светлее, чем в данный момент.

– Что это за звуки? – поинтересовался сэр Френсис Варни, внимательно прислушиваясь.

– Звуки? Какие звуки? – произнес Генри.

– Звуки колес и копыт, – сказал Варни.

– Я ничего подобного не слышу, поэтому не могу сказать, что это, – сказал Генри.

– Тогда прислушайтесь. Они едут по дороге. Разве сейчас вы их не слышите? – спросил Варни.

– Да, я слышу, – сказал Чарльз Голланд, – но я не знаю, кто это, или какое отношение они имеют к нам. Мы не ждем никаких посетителей.

– Конечно, конечно, – сказал Варни. – Я просто очень пугаюсь любых странных звуков.

– Вам не нужно беспокоиться, когда вы здесь, – сказал Чарльз.

– В самом деле? Я думал так же, когда забрался в тот дом в городе, и не думал, что меня там обнаружат, потому и сидел себе преспокойно на крыше, пока меня не окружила толпа.

Тем временем к дому подъехал кабриолет с двумя людьми, за которым следовал один всадник. Они остановились у ворот сада и стали совещаться друг с другом, глядя на дом.

– Что им нужно, хотел бы я знать? – поинтересовался Генри. – Я никогда не видел их раньше.

– Я тоже, – сказал Чарльз Голланд.

– Вы знаете их? – спросил Варни.

– Нет, – ответила Флора, – я никогда не видела их, я совершенно не знаю, с какой целью они приехали сюда.

– Вы когда-нибудь видели их раньше? – спросил Генри у своей матери, которая подняла руку, чтобы посмотреть на незнакомцев более внимательно. Затем, качая головой, она заявила, что никогда раньше не видела ни одного из этих людей.

– Должен сказать, – произнес Чарльз Голланд, – что они определенно не джентльмены. Но они приехали сюда. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Осмелюсь сказать, они не хотели заезжать сюда.

Тем временем два незнакомца сошли с кабриолета, прихватив с собой какие-то плащи, затем аккуратно положили их обратно. После этого они направились по дорожке к двери дома к постучали в нее.

Дверь открыла пожилая служанка.

– Здесь живет Френсис Боучемп? – спросил один из них.

– Что? – спросила старая женщина, которая была слегка глуховата, приставляя руку к уху, чтобы ловить звуки. – Что? Кто, вы сказали?

Сэр Френсис Варни вздрогнул от услышанных звуков, но потом сел и стал внимательно слушать.

– В доме есть незнакомцы? – нетерпеливо поинтересовался другой полицейский. – Кто в доме?

– Незнакомцы? – спросила старая женщина. – В доме единственные незнакомцы – это вы.

– Пойдем, – сказал полицейский своему напарнику, – пойдем сюда, в этой комнате есть люди. Наше дело оправдывает грубость, с которой мы действуем.

Говоря это, он прошел мимо старой женщины, положил руку на ручку двери в гостиную, и внимательно осмотрел комнату, как будто ожидал кого-то увидеть.

– Леди, – сказал незнакомец с импровизированной вежливостью, в которой было что-то отталкивающее, хотя содержалась и черта цивилизованности, – леди, прошу прощения за вторжение, но мне нужен один джентльмен.

– Вы скоро снова услышите обо мне, – сказал сэр Френсис почти неслышимым шепотом.

– С какой целью вы вторглись сюда? – поинтересовался Генри Баннерворт, поднимаясь и направляясь к незнакомцу. – Это странный визит.

– Да, он необычный, – отвечал незнакомец, – но в таких случаях он, как минимум, неизбежен.

– Сэр, – сказал Чарльз Голланд, – если вы не можете вкратце объяснить ваше дело, мы предпримем меры, которые избавят нас от вашего присутствия.

– Спокойно, сэр. Я пришел сюда не по собственной прихоти. Я полицейский с Боу-стрит[4], нахожусь здесь при исполнении моих обязанностей, поэтому простите меня.

– Кто вам нужен?

– Френсис Боучемп. Внешность этого человека, – он указал на Варни, – я думаю, заставляет меня попросить его составить мне компанию.

Варни рывком поднялся и полицейский бросился к нему с криком:

– Именем короля, сдавайтесь!

Несмотря на это Варни отпрянул назад, бросив свое кресло и делая посредством его препятствие полицейскому, который не смог остановиться и упал через него. В это время Варни выпрыгнул в окно, которое выбил одним ударом, пересек дорогу и через несколько секунд скрылся из виду в деревьях и изгородях на другой стороне.

– Случилось непредвиденное! – с досадой сказал полицейский, поднимаясь на ноги. – Я и не думал, что парень так ловко лупит по окнам, но мы видели его, и этого достаточно.

– Ради Бога, – сказал Генри, – объясните, что здесь происходит, мы не можем ничего понять.

– Сейчас мы вернемся и все вам растолкуем, – сказал полицейский, выбежав из дому в погоне за беглецом и на всей возможной скорости следуя за своим напарником.

Человек, оставшийся в кабриолете, был первым в погоне, видя убегающего, выпрыгнувшего из окна он немедленно понял что к чему и побежал, чтобы встретить Варни у ворот. Однако поскольку все происходило очень быстро, его ноги запутались в поводьях, он упал на землю, и Варни пробежал мимо него.

– Какой неподходящий момент, проклятые поводья! – пробормотал полицейский в ярости.

Остервенения ему придало и то, что убегающий так спокойно переступил через него. Несмотря ни на что полицейский вскоре освободился и погнался за Варни. Луна поднималась и освещала землю мрачным светом. Все было почти невидимым на дальнем расстоянии. Беглеца можно было увидеть, только приблизившись к нему. Вот почему и полицейский и Варни несколько раз спотыкались и сильно ударялись о препятствия, которые тусклый свет и большая скорость не позволяли должным образом избегать.

Некоторое время они бежали, но было очевидно, что Варни знал местность гораздо лучше и мог избежать того, чего другой человек избежать не мог, а именно деревьев и естественных препятствий на земле, с которыми Варни был знаком.

Например, при беге на полной скорости через луг, внезапно появившаяся яма будет сразу же узнана человеком, знающим местность, в то время как незнакомому с местностью человеку она покажется при таком лунном свете бугорком.

Через такие ямы Варни ловко, перепрыгивал, в то время как менее проворный и более тяжелый человек наступал в них, подымал ногу, чтобы наступить на несколько возвышенную кочку, но нога опускалась на шесть или семь дюймов ниже ожидаемого уровня. Так можно было легко вывихнуть ногу или сломать шею, сбить дыхание, которое нельзя было бы восстановить из-за постоянного бормотания проклятий местности, в которой было столько неровных мест.

Добежав до одного из таких мест, которое было немного более заметным, чем другие, полицейский предпринял отчаянный прыжок, но приземлился в центр ямы, которая оказалась высохшим прудом с водяной растительностью, причем упал он с такой силой, что вывихнул лодыжку.

– У тебя всё в порядке? – спросил один из двух подбежавших полицейских. – Жив?

– Все в полном порядке! – объявил упавший. – Будь прокляты эти кочки!

– Боб, ты же не хочешь сказать, что угодил в крысоловку?

– О, будь ты проклят! Именно туда-то я и попал!

– Ты собираешься сидеть здесь или ты все-таки выйдешь? Простудишься же.

– Кажется, я вывихнул лодыжку.

– Да?

– И мое дыхание сбито минимум на месяц. Почему ты не можешь бегать быстрее? Будь ты попроворнее, мы бы поймали этого субчика, клянусь!

– Я споткнулся о кресло, он выпрыгнул в окно, я выбежал в дверь.

– А я запутался в вожжах, а он спасся благодаря своим длинным ногам. Я тебе скажу так, Вилкинсон, если бы я мог родиться заново, и хотел родиться бегуном, я бы заказал себе у Господа пару длинных ног.

– Почему?

– Ты даже не представляешь себе, как он несся по земле. Это было прекрасно, только следовать за ним было тяжело.

– Настоящая гончая!

– Да, или что-то вроде того; он выглядел как настоящая летающая тень.

– Хорошо, вставай и иди назад. А я его еще поищу.

– Послушай, если ты побежишь за ним дальше, то попадешь в лес и там будешь ходить кругами как белка в колесе, заблудишься и не сможешь выбраться. И там тебя никто не покормит.

– Я тоже так думаю, – сказал третий.

– Хорошо, тогда пойдем назад оба, нам никуда не нужно бегать, хотя, можно было бы и бежать за ним дальше.

– Ни к чему хорошему это бы не привело. Я не спешу назад, поверь мне.

Три преследователя медленно вернулись после своей тщетной погони по своим следам. Бежали они так быстро, что едва нашли обратную дорогу.

– Как же сильно я ударился об этот столб, – сказал один из них.

– Да, а я ударился об ограду, которой, благодаря такому лунному свету, не было видно. Я ударился о нее животом. Никогда в жизни не испытывал такой боли. Это можно сравнить с горячим углем, который неожиданно сунули в живот.

– О, вот дорога. Я должен дойти до дома, от которого начал погоню. Я обещал им объяснить все. Я пойду и расскажу им.

– Как хочешь. Я подожду с лошадьми, потому что есть вероятность, что Боучемп вернется и украдет их.

Полицейский, который первым вошел в комнату, вернулся к Баннервортам и сказал:

– Я обещал вам, что дам объяснения тому, свидетелями чего вы стали.

– Да, – сказал Генри, – мы ждали вашего возвращения с нетерпением и любопытством. Что все это значит? Я, как и все здесь, совершенно не понимаю, что произошло.

– Я объясню вам. Человека, который был здесь и который известен под именем Варни, зовут Френсис Боучемп.

– В самом деле? Вы уверены в этом?

– Да, совершенно уверен. У меня есть приказ арестовать его под любым из этих имен.

– В каком преступлении его обвиняют?

– Я расскажу вам: дело в том, что его… повесили.

– Повесили? – разом воскликнули все присутствовавшие.

– Что вы имеете в виду? – спросил Генри. – Я не могу понять, что вы имеете ввиду говоря «повесили».

– То, что я сказал, нужно понимать буквально.

– Прошу вас, расскажите нам об этом. Нам очень интересно это, продолжайте, сэр.

– Хороню, сэр, Френсис Боучемп был повещен за убийство. Да, повешен, обычная казнь на глазах у собравшейся поглазеть на такое представление толпы.

– Господи! – воскликнул Генри Баннерворт. – Но это невозможно. Мертвый человек – и вдруг ожил? Вы шутите над нами.

– Нет, – сказал полицейский. – Вот мой ордер, такие вещи не делаются ради шутки.

Говоря это, он предъявил ордер, который был доказательством того, что то, о чем он говорил, было правдой.

– Как же такое возможно?

– Я расскажу вам, сэр. Этот Варни был обычным разбойником с большой дороги, картежником, мошенником и убийцей. Его и повесили, в свое время. Затем его тело сняли с виселицы и передали кому-то для изучения. И какому-то хирургу с неким палачом Монтгомери удалось вернуть преступника к жизни.

– Но я всегда думал, что при повешении у людей ломается шея; это происходит хотя бы под воздействием веса тела.

– 0 нет, сэр, – сказал полицейский, – это типичное заблуждение; они не ломают шею в двадцати случаях из ста.

– В самом деле?

– Нет, они умирают только от удушья; так и этот человек, Боучемп, был удавлен, но им удалось оживить его. Затем он взял себе новое имя и покинул Лондон.

– Но как вам удалось все это узнать?

– О! Такие вещи мы узнаем обычными для нас способами, очень экстраординарными, странными и специфическими; но мы их узнаем. Палач, благодаря которому повешенный был оживлен, решил использовать его и заставлял ежегодно платить определенную сумму в качестве платы за молчание. Факт избежания наказания повлек бы повторную казнь, при котором, несомненно, власти бы немного побеспокоились, чтобы он не избежал смерти второй раз.

– Думаю, да.

– Так вот, этот человек, Монтгомери, всегда боялся, что Варни убьет его.

– Того, кто спас ему жизнь? Он бы не стал совершать такого дурного поступка.

– Видите ли, сэр, алчный палач заставлял его платить ему значительную сумму ежегодно, делая его всего лишь источником наживы. Такое может озлобить любое сердце, а потом, палач был опасен Варни тем, что мог проболтаться.

– Теперь я понимаю.

– Да. Он бы сделал это из двух мотивов: чтобы не платить и чтобы избежать разглашения. Как бы там ни было, Монтгомери опасался убийства и сделал так, чтобы за возможное убийство Варни был наказан. Поэтому всякий раз, когда он отправлялся к нему за очередной мздой, он наказывал жене, в случае, если он не вернется к определенному времени, открыть потайной сундук, достать из него запечатанный пакет и передать его полиции. Его в этом месяце долго не было, и жена сделала так, как он просил. Мы нашли, что сказанное в пакете оказалось правдой. Но сейчас, сэр, когда, думаю, я объяснил вам причину нашего вторжения к вам и удовлетворил вас, мы должны покинуть вас и продолжить поиски.

– Это очень необычно. Вот почему его лицо имеет такой странный вид.

– Очень может быть.

Они налили вина полицейским, которые выпили его и покинули дом, оставив его обитателей в состоянии оцепенения и изумления от того, что они услышали от полицейских.

После того как они стали свидетелями стольких событий и выслушали объяснение полицейских, ими овладело странное чувство. Казалось, какой-то туман обволок вещи и сделал их неразличимыми, а потом стал быстро исчезать, так же быстро проясняя вещи.

Последовала длительная пауза. Флора уже собиралась заговорить, когда неожиданно в саду послышался звук шагов. Они были медленными и неустойчивыми, пока не достигли окон. Члены семьи молчали, слышалось, как кто-то лезет через перила веранды. Затем были отодвинуты в сторону занавески, человек, который отодвинул их, делал это для того, чтобы проверить – кто в комнате. После этого занавески открылись и появилось лицо сэра Френсиса Варни, сильно изменившееся, очень измученное и изнуренное.

Бесполезно отрицать, он выглядел ужасно, страшно. Его лицо было бледным как у трупа. Его глаза почти вылезли из орбит, рот был открыт, он быстро и очень тяжело дышал.

Он с трудом перелез и, шатаясь, вошел в комнату. Он бы сказал что-нибудь, но не мог. В бесчувственном состоянии он упал на пол, совершенно измученный и неподвижный.

Последовала длительная пауза, все присутствовавшие стали переглядываться, затем они посмотрели на недвижимое тело сэра Френсиса Варни, которое лежало навзничь на спине посреди комнаты.

Важность документа, который как сказали находился у трупа, была такой, что нельзя было откладывать его получение. Семья решила заняться этим безотлагательно. Вряд ли любая спешка была бы сейчас чрезмерной. Возник вопрос «делать это прямо этой ночью или нет?»

– Конечно, – сказал Генри Баннерворт, – чем раньше мы его получим, тем быстрее исчезнут все сомнения и волнения; кроме того, мы не знаем, что еще может случиться.

– Неизвестно, – вставил мистер Чиллингворт, – вот что нужно сказать, это была очень богатая событиями история, я не могу сказать, что еще может случиться или не может.

– Мы можем пойти за ним этой же ночью, – сказал Чарльз Голланд. – Я выступаю за немедленную эксгумацию тела. Ночь предвещает бурю, но больше ничего. Луна полная и света предостаточно.

– А дождь? – спросил доктор.

– Будет либо небольшой, либо его вообще не будет, – заявил Чарльз Голланд. – Несколько порывов ветра и несколько дождинок в окна, произведут страшный звук, но в этом нет совершенно ничего страшного. Вы пойдете, доктор?

– Да, безусловно. Нам нужно взять какие-нибудь инструменты?

– Их можно прихватить в саду, – сказал Генри, – вы имели в виду инструменты для эксгумации?

– Да. Кирку, мотыги, лом, фонарик и так далее, – сказал доктор. – Вы видите, как я легко веду себя в таком деле. На самом деле, через мои руки прошло не одно дело такого рода, еще студентом я проводил эксперименты странного характера.

– Осмелюсь сказать, доктор, – сказал Чарльз Голланд, – вы отважились на кое-какие грустные проделки, за которые должны ответить. Вы не думаете о них, пока они не скопятся в кучу, когда вы уже не можете от них избавиться, потому что они овладевают вашими чувствами, когда вы спите.

– Нет, нет, – отрезал Чиллингворт, – вы в этом ошиблись. Я давно покончил с такими вещами. Кроме того, я выкапывал мертвых из могил только во имя науки, я никогда не делал этого для личной выгоды и никогда ничего не получал за это.

– Это не совсем так, – сказал Генри, – вы получили полезные нужные знания.

– Да, единственное, что я получил.

– Значит вы получили пользу от экспериментов?

– А какую пользу получило от них общество! – с улыбкой возразил доктор.

– Хорошо, давайте пока не будем обсуждать этот вопрос, – сказал Чарльз, – я думаю, доктор никогда не стал бы доктором, если бы не хотел овладеть этой профессией.

– В этом есть доля правды, – сказал Чиллингворт, – но сейчас нам лучше идти к месту, где лежит несчастный в своей неосвященной могиле.

– Пойдемте со мной в сад, – сказал Генри Баннерворт, – мы возьмем с собой все, что нужно. У меня есть пара фонарей.

– Одного будет достаточно, – сказал Чиллингворт, – нам лучше не обременять себя; у нас будет много работы с инструментами.

– Да, они не легкие; и расстояние достаточно большое, чтобы пройти его легко и приятно; сильно дует ветер, и, кажется, начинается дождь. Земля станет скользкой, по ней будет трудно идти.

– Может, взять телегу?

– Нет, нет, – запротестовал доктор, – тогда нам нужно будет потревожить кучера; кроме того, путь через поля – короче, он лучше и безопаснее.

– Хорошо, хорошо, – оказал Чарльз Голланд, – мне все равно как добираться. Лошадь и телега перевезли бы нас быстрее, и нам не нужно было бы таскать инструменты.

– Это верно, ваши слова не лишены смысла, – согласился Чиллингворт, – вы можете выбирать как добираться; лично я склонен идти туда пешком по двум причинам. Первая: мы не можем сейчас получить лошадь и телегу, не объяснив подробно, зачем они нам нужны, на это уйдет час. Более того, вы не получите их сразу же.

– Это решает спор, – сказал Генри Баннерворт, – невозможность – это решающий аргумент.

– Можно сказать и так, – произнес Чарльз.

– Кроме того, нам бы пришлось выезжать на главную дорогу, что также нежелательно.

– Тогда решено, – сказал Чарльз Голланд, – и чем раньше мы отправимся, тем лучше, ночь с каждым часом становится все темнее и суровее.

– Это даже хорошо для нашей цели, – заметил Чиллингворт. – Поэтому то, на что мы решились, нужно делать немедленно.

Все покинули комнату, надели плащи, чтобы обезопасить себя от прихотей погоды и сделать себя неузнаваемыми для возможных наблюдателей. В саду они нашли нужные инструменты, а также фонарь, чтобы освещать место, куда они собираются идти. Весь путь занимал не более часа.

Ночь стала темнее и ветренее. Тяжелые массы облаков закрыли луну. Иногда шел дождь, длившийся всего лишь несколько минут. Облака двигались вперед внезапными порывами ветра. Это была самая неприятная ночь из всех, что можно было себе представить. Тем не менее нельзя было терять время. В любом случае для их цели они не могли выбрать лучшую ночь, чем эта. Все молчали, пока были в пределах видимости из домов: ветер мог донести их голоса даже до дальних объектов.

– Думаю, мы теперь достаточно далеко, чтобы нас узнали, – сказал Генри.

– Вы правы. Кто узнает нас, если встретит?

– Никто.

– Думаю, нет, и, даже если бы нас увидели, ничего страшного в этом бы не было. Кстати, и в том, что мы хотим сделать, нет ничего незаконного.

– Конечно нет. Просто мы не хотим, чтобы об этом кто-нибудь узнал, потому мы и не желаем, чтобы нас кто-то видел.

– Точно, и, если вы последуете моим наставлениям, – сказал Чиллингворт, – вас никто не встретит.

– Мы верим вам, доктор. Что вы хотите сказать нам?

– Что вы найдете это на своем месте. Как только доктор произнес эти последние слова, в нескольких шагах от них раздался веселый смех. Дунувший в их сторону ветер донес до них эти звуки. Вся группа сразу же остановилась. Было весьма странно услышать смех в такой момент, особенно после того, как Чиллингворт пообещал, что они никого не встретят.

– Что это? – спросил Генри.

– Думаю, кто-то смеется, – сказал Чиллингворт.

– В этом никто не сомневается, – сказал Чарльз Голланд, – потому что люди одни обычно не смеются так сильно, можно предположить, что их, как минимум, двое.

– Несомненно.

– Более того, вряд ли у них какая-то добрая цель в такой ночной час. Думаю, нам нужно быть осторожнее.

– Тише! Молча следуйте за мной, – сказал Генри.

Сказав это, он осторожно двинулся с места, за ним последовали остальные. Они подошли к ограде дороги, у которой сидели три человека. У них было сооружено что-то вроде палатки, которая была зацеплена на ограде и защищала их от ветра и дождя.

Генри и Чиллингворт выглянули из-за бугра и увидели, как те сидели под своим навесом. Они были в поношенной одежде и были похожи на цыган, хотя могли быть и похитителями овец или лошадей, да кем угодно, даже попрошайками.

– Вот что я скажу тебе, Джек, – сказал один из оборванцев, – сегодняшняя ночка пройдет у нас задаром.

– Ну, и в этом есть свой резон – мы в безопасности, и они тоже.

– Точно.

– Кроме того, как ты видишь, места здесь тощие. С теми, кого можно встретить, не стоит и говорить.

– Ни у кого никаких денег.

– Даже чтобы купить трость.

– Кроме того, стоит ли забирать у бедняг их жалкие шиллинги? Это нам ничего хорошего не принесет.

– Да, народец тут, прямо сказать, упёртый! Всегда есть риск, что мужлан, которого ты хочешь честно пощипать, вдруг начнет так отчаянно сражаться за свои гроши, что… И еще неизвестно, что может сделать с благородным джентльменом один неудачный удар мужицкой дубинкой.

– Это весьма точно подмечено. Но и весьма неутешительно. Сегодня ночью что-нибудь было заработано?

– Ничего, – сказал один.

– Всего три кроны, – сказал другой, – это содержимое кошелька, срезанного нынче под вечер.

– А у меня, – сказал третий, – есть бутылка дрянного джина из "Кет энд Кебиджстамп".

– Как ты ее достал?

– Зашел в кабачок и выпил пива. Вы же знаете, что я могу долго молоть байки, если захочу. Чтобы обмануть этих деревенских мужиков, нужно немного, вот я трепал и трепал языком, пока не увлек их так, что смог засунуть бутылку джина себе в карман.

– Хорошо!

– А проходя мимо кухни, я прихватил с собой хлеб и говядину. Думаю, сейчас они уже поняли, что нынешним вечером кое-кто у них останется без ужина!

– Что ж, джентльмены, думаю, джин поможет нам переварить говядину и нам не придется жаловаться на жизнь.

– Налей еще стакан, Джим!

Джим взял стакан, когда доктор, движимый духом озорства, взял большой булыжник и бросил в стакан, разбив его и разлив при этом его содержимое. В один момент обстановка изменилась. Люди пришли в ужас и встали на ноги. Внезапный порыв ветра затушил их огонь. В то же мгновенье ветер сорвал их навес, и он упал им на головы.

– Поторапливайся, – сказал доктор.

Не нужно было говорить это, потому что в один момент эти трое как один стремительно помчались через поля со скоростью скаковых лошадей.

Через несколько минут они были уже в полумиле от этого места.

– Несмотря на отсутствие достоверной информации, – сказал доктор, сильно пыхтя между каждым словом, как будто задыхался всю дорогу, – полагаю, что мы от них избавились. И мы должны благодарить наши звезды, что заранее услышали их;

– Но доктор, ради Бога, объясните, что заставило вас наброситься на них? А вдруг они бы сами набросились на нас?

– Они были слишком напуганы, чтобы понять, был ли я один или нас было человек пятьдесят. Сейчас они уже далеко. Тем более они знали, о чем говорили.

– Возможно, мы встретим их на своем пути, ведь они могут спрятаться там, куда мы идем.

– Нет, они не пойдут в такое место, – сказал доктор, – оно слишком страшное даже для таких людей как они, чтобы идти туда, а тем более останавливаться.

– А по-моему, – возразил Чарльз Голланд, – эти парни так испуганы, и так боятся за свою шкуру, что вряд ли будут думать о суеверных страхах, которые связаны с этим местом. Возможно, такие типы в таком месте будут чувствовать себя как дома.

– Даже если нам придется драться, вспомните, у нас есть кирка и две лопаты, так что мы – во всеоружии.

– Хорошо сказано, доктор, сколько нам еще идти?

– Не более четверти мили.

Они продолжили свой, путь через поля и зеленые ограждения, пока не пришли к воротам, где на некоторое время остановились, чтобы посоветоваться и прислушаться.

– Несколько ярдов вверх и налево, – сказал доктор, – я знаю это место, и еще здесь есть особенная метка. Вы готовы?

– Да, все.

– Вот, – сказал доктор, указывая на метки, по которым можно было узнать место, – вот это место, и я думаю, что мы очень близки к цели.

– Тогда давайте сразу и начнем, – сказал Генри, хватаясь за кирку и начиная долбить землю.

– Теперь дайте нам с Чарльзом поработать лопатами, – сказал Чиллингворт, – потом вы опять будете рыхлить землю. Бросайте землю в одну кучу, чтобы можно было легко засыпать ее обратно, не привлекая внимания к этому месту тем, что оно комковатое и неровное.

– Точно, – сказал Генри, – иначе они еще и обнаружат труп.

Они приступили к копанию, потом опять поработала кирка, потом опять лопата, затем Чарльз ударил киркой по чему-то мягкому, он остановился. Это был труп.

С этого места стал исходить ужасный запах, они не ошиблись с местом, где лежало тело. Кирка ударила покойного по ребру, зацепилась и подняла его.

– Вот он, – сказал доктор. – Запах склепа – верная примета.

– Я тоже так думаю. Посветите на него, доктор, и мы увидим, что это. Фонарь у вас.

– Да, да, – сказал Чиллингворт, – не нужно спешить, делайте все тщательно и спокойно, тогда вам никогда не придется нести ответственность за ошибки или недоделы.

– Вам это тело уже нельзя будет использовать в экспериментах, потому что теперь это всего лишь гниющая масса. Какое ужасное зрелище!

– Да. Но поспешите.

– Должен признаться, я бы пощупал что-нибудь другое.

Это не самая приятная вещь на земле, потому что неизвестно, какие существа сделали его своим домом.

– Не говорите об этом.

Генри и Чарльз Голланд приступили. к обыску карманов одежды мертвого тела. В одном из них было что-то твердое, похожее на сверток.

– Что там? – спросил Чиллингворт, поднимая фонарь так, что свет упал на ужасный объект, который обыскивали.

– Думаю, это желанная добыча, – сказал Чарльз Голланд, – нам нужно поскорее зарыть его, слишком сильная вонь.

Они открыли пакет и достали бумаги, которые были спрятаны у этого человека.

– Посмотрите, нет ли чего-нибудь еще в других карманах, – сказал Чиллингворт, – это нужно сделать сейчас, позже сделать это будет уже нельзя.

– Хороший совет, – сказал Генри, который стал производить повторный поиск, но ничего не нашел.

– Думаю, лучше его перезахоронить, – сказал доктор, – и сделать это аккуратно. Это слишком грустное место для вечного покоя, хотя я не думаю, что это имеет значение, это все дело вкуса.

Против такого аргумента мало что можно было сказать, хотя вековой обычай заставлял их взгляуть на это с большей серьезностью, чем с философским подходом, с которым рассуждал об этом доктор.

– Хорошо, закапывайте, Чарльз, – сказал Генри Баннерворт, подав ему пример, которому быстро и энергично последовал Чарльз Голланд. Очень скоро земля была аккуратно заброшена обратно и затоптана, чтобы не было видно раскопок.

– Думаю, так нормально, – сказал Генри.

– Да, она не совсем такая как была, но, должен сказать, никто не рискнет вести раскопки в таком месте. Кроме того, сильно льётся дождь, он сделает это место таким, каким оно было раньше.

Больше не было необходимости оставаться в этом месте, но Генри не мог удержаться от того, чтобы поднести бумаги к свету фонаря и узнать, что они содержат.

– Все в порядке? – спросил доктор.

– Да, – ответил Генри, – да. Поместье Диарбрук. О, да! Это те бумаги, которые мне были нужны.

– Отлично, очень хорошо, что мы их нашли. Я очень рад, что наконец-то ими завладел живой человек.

– А теперь пойдемте домой, доктор; у нас есть причина радоваться. Но дождь усиливается, а луны уже нет, нам лучше поскорее вернуться.

Все трое зашагали настолько быстро, насколько это позволяла делать почва и темнота ночи.

Глава LXXXIX

Где рассказывается о том, что произошло со вторым вампиром, который искал Варни

Последний раз мы говорили о венгерском аристократе, когда он плыл вниз по течению; он плыл медленно и почти не предпринимал для этого никаких усилий.

Кажется, он использовал руки только как вспомогательное средство. Течение несло его вперед. Он плыл посередине реки.

Здесь поток был широким, и было неглубоко, поэтому ему не нужно было стараться плыть вперед. Он остановился, как будто набираясь сил. Затем его подхватила вода и понесла, он отчаянно бросился вперед и поплыл быстро, оказавшись снова в глубокой воде. Было странно видеть человека, плывущего по реке, текущей через луга и поля, без всяких усилий, погружаясь в тень высоких деревьев и выплывая из нее на лунный свет. Вдали показалась паромная переправа. Было не холодно, но свежо. Строгая луна плыла в небе, и звезды казались маленькими в сравнении с богиней ночи.

Домом паромщику служил маленький коттедж, выстроенный из разных материалов, но в основном из дерева. Кроме паромщика там жили его жена и дочь, девушка семнадцати лет, очень красивая.

Они готовили ужин, а сам паромщик вышел взглянуть на реку и на тени высоких деревьев, растущих на холме. Услышав всплеск воды, он повернулся на звук и увидел человека, барахтающегося в воде.

– Господи! – пробормотал он, увидев, что барахтанье носит отчаянный характер. – Боже мой! Он утонет!

Сказав это, он прыгнул в лодку и оттолкнул ее от берега. Через мгновение или два он подплыл к нему и подумал: «Так, так, он пытается плыть, жизнь еще не покинула его, если бы я только мог поймать его. То, что он плывет лицом вниз, не говорит о его умении, и это не дает ему кричать».

Когда тонущий приблизился, паромщик зацепил его багром, наклонился и схватил утопающего за волосы. Затем он поднял его к борту лодки и ценой некоторых усилий затащил его в лодку.

– Теперь вы в безопасности, – пробормотал паромщик.

Незнакомец ничего не сказал, но сел, облокотившись на нос лодки, всхлипывая, пытаясь восстановить дыхание и выплевывая воду, которой, как можно предположить, он вдоволь наглотался.

Паромщик подплыл к берегу, привязал лодку и вытащил из нее незнакомца, сказав:

– Теперь вы чувствуете себя лучше?

– Да, – сказал незнакомец, – теперь я чувствую, что я живой, спасибо вам, мой дорогой друг. Я обязан вам жизнью.

– Я рад, – ответил паромщик, – вы мне ничего не должны. Я не думаю о награде, когда жизнь человека в опасности.

– Вы повели себя очень благородно, сейчас я не могу сделать больше, чем просто поблагодарить вас, потому что меня ограбили.

– О! Неужели?

– Да, действительно, и бросили в воду… Я чуть не умер.

– Вам повезло, что вы избежали других телесных повреждений, – сказал паромщик, – но пойдемте в дом, не стойте на холоде.

– Спасибо, вы очень гостеприимны, это сейчас для меня очень важно.

– В такой ситуации, – сказал достойный уважения паромщик, – мы рады принять вас. Входите, входите.

Он повернулся и пригласил его войти, тот вошел. Открывая маленькую дверь, которая вела в главную комнату, где собралась вся семья, ожидая почти единственного приема пищи в этот день, потому что паромщик был очень беден, паромщик сказал:

– Жена, у нас сегодня заночует незнакомец, мы должны приготовите ему кровать. И собери ему поесть.

– Поесть? – воскликнула жена. – Но у нас нечего…

– Дьявол, я спас его жизнь от утопления не для того, чтобы он помер с голоду! Мы не можем отказать ему в такой ситуации, ты сама знаешь, жена.

Жена посмотрела на незнакомца, который вошел в комнату и сел у огня.

– Я извиняюсь за вторжение к вам, – слабым голосом сказал он. – Скоро я компенсирую вам и вторжение, и неудобства. Сейчас слишком поздно и некуда идти. А если бы и было куда – я больше не в состоянии передвигаться.

– Нет, нет, – сказал паромщик. – Я уверен, что человек, которого избили и ограбили, а затем бросили в быструю и глубокую реку, не должен блуждать в такое ночное время.

– Здесь поблизости нет домов? – спросил незнакомец, дрожа у огня.

– Нет, но мы к этому уже привыкли.

– У вас есть семья, это помогает проводить время и коротать длинные вечера…

– Мы хоть и очень бедны, но не нищенствуем. В реке есть рыба, мы кое-что выращиваем в саду. У некоторых нет и этого. Мы благодарны Богу за то, что у нас есть и не жалуемся, когда у нас нет большего. Иногда мы ворчим, хотя, я думаю, нам не следует этого делать, я просто говорю все как есть, правильно это или нет.

– Точно. Сколько лет вашей дочери?

– В канун Дня Всех Святых будет семнадцать.

– Уже скоро, – улыбнулся незнакомец. – Думаю, в это время я опять буду в этой части страны и нанесу вам визит. Во время этого визита я не буду вам обузой, а напротив буду вам полезен и покажу вам, кто я.

– Будущее покажет, – сказал паромщик, – а сейчас посмотрим, что мы можем сделать, не жалуясь и не беря ни с кого плату.

Незнакомец и паромщик некоторое время сидели и беседовали у огня, затем последнему показали, где он будет спать, место было рядом с печью, чтобы тому было теплее. Паромщик удалился в другую комнату, которая была отделена шаткой перегородкой.

Несмотря на это, все спали крепко. Этот день был более длинным, чем другие. Все сразу уснули и погрузились в глубокие сны. Внезапно все были разбужены сильными криками и воплями одного из членов семьи. Крики были такими громкими и пронзительными, что все повскакивали с кроватей в ужасе, не зная, что делать.

– Помогите, помогите, отец! Помогите! – кричала девушка.

Паромщик вскочил и побежал к месту, где лежала его дочь.

– Фанни, – сказал он, – Фанни, что тебя беспокоит, что с тобою? Скажи мне, мой дорогой ребенок.

– О! О, отец! – воскликнула она, находясь почти в шоке. – Мы одни? Я в ужасе.

– Что тебя беспокоит? Скажи мне, что заставило тебя так сильно закричать?

– О, отец, думала, нет, я уверена, что это было на самом деле. Где незнакомец?

– Свет, свет! – закричал паромщик.

Через мгновенье был зажжен свет, и он обнаружил, что незнакомец лежит в своей кровати, но не спит, а смотрит вокруг, как бы в полном изумлении.

– Что случилось? – сказал он. – Из-за чего крики?

– Я еще не знаю, – ответил паромщик. – Пойдем, Фанни, – добавил он, – расскажи мне, чего ты испугалась. Что заставило тебя так страшно закричать?

– О, отец, вампир!

– Господи! Что ты имеешь в виду, Фанни?

– Я не знаю, отец. Я крепко спала, когда почувствовала что-то на своем горле. Поскольку я спала крепко, я проснулась не сразу. Сначала я почувствовала, как острые клыки воткнулись в мою шею, я проснулась и обнаружила вампира! Он пил мою кровь! О, Господи! О, Боже! Что мне делать?

– Подожди, мой ребенок, давай обследуем рану, – сказал рыбак и поднес свечу к месту, к которому приложил свои зубы вампир. Там были четкие следы укуса, такой след оставили бы зубы человека, но кровъ не текла.

– Пойдем, пойдем, Фанни, благодаря Провидению, ты не пострадала; еще момент, и зло было бы уже непоправимо и ты бы пала его жертвой.

Обращаясь к незнакомцу, он сказал:

– Это сделали вы. Никого кроме вас здесь не было. Дверь дома заперта. Вы – должно быть, вампир.

– Я?

– Да, а кто же еще?

– Небеса – мой судья, но сейчас нет смысла говорить об этом. Я не вставал с кровати. В такой темноте я даже не смог бы передвигаться. Это невозможно.

– Встаньте с кровати и дайте мне посмотреть, – сказал паромщик повелительно, – встаньте, я гляну.

Незнакомец встал и начал одеваться, паромщик потрогал кровать, на которой тот лежал. Кровать была холодной как лед. Такой холодной, что паромщик вскочил на ноги и с яростью произнес:

– Это ты, гнусный негодяй! Ты хотел пробраться в дом бедного человека и отнять у него жизнь его единственного ребенка, радость его сердца, подлый и неблагодарный подлец!

– Мой друг, вы ошибаетесь, вы полностью заблуждаетесь. Я – нe тот, о ком вы думаете. Я спал, спал крепко. Меня разбудил крик вашей дочери.

– Мерзавец! Лжец! Полный негодяй! Ты не останешься в живых, чтобы причинять вред тем, кто живет только один раз.

Сказав это, паромщик набросился на вампира и схватил его за горло. Началась драка, паромщик был гораздо сильнее, он повалил своего врага на землю и нанес ему несколько сильных ударов.

– Теперь ты уйдешь туда же, откуда я тебя достал, – сказал паромщик, – и там ты будешь плыть или утонешь, если никто не вытащит тебя на берег.

Сказав это, он отволок незнакомца, благодаря превосходящей силе, на берег реки и, выбрав самое глубокое место, сказал:

– Туда ты и пойдешь:

Вампир сопротивлялся, он пытался что-то сказать, но не мог. Захват горла не давал ему ничего произнести. Затем, резким усилием паромщик поднял незнакомца и швырнул его в реку.

Незнакомец камнем пошел ко дну в глубокой воде.

Некоторое время паромщик наблюдал за делом своих рук. Он увидел как тело поднялось ниже по течению и, делая некоторые усилия, сначала кружилось, а потом с силой бросилось вперед.

Паромщик наблюдал, пока луна позволяла ему делать это. Затем медленным шагом и хмуря брови, он вернулся в дом и закрыл за собой дверь.

Глава ХС

Доктор Чиллингворт в поместье. – Встреча с тайной. – Конфликт. Спасение и картина

Многие события в нашем рассказе происходили быстро; но нам еще предстоит объяснить то, что кажется наиболее таинственным и необъяснимым.

Доктор Чиллингворт, не удовлетворенный тем, что уже имело место, решил посетить поместье и там попытаться еще раз обыскать таинственную комнату, в которой уже произошло столько драматических событий. Он не сказал о своем замысле никому, поскольку решил произвести поиски самостоятельно и не ожидая случайностей, которые еще могли произойти со временем. Он не хотел никого брать себе в компаньоны. Такие вещи лучше осуществлять одному – таково было его объяснение. Один человек всегда рассматривает вопросы более спокойно, чем в компании. В любом случае, такой вариант обеспечивает гораздо большую секретность. Там, где один рисковый человек отступит, группа будет подбодрять друг друга. На самом деле, одиночка в таком случае будет действовать как шпион, тайный наблюдатель; он сможет поймать или увидеть людей, которые при действии группой не могли бы быть пойманы или увидены.

«Я пойду один, – сказал себе доктор, – и если я буду вынужден опять убегать, никто не узнает об этом и не будет надо мной смеяться».

Впрочем, мистер Чиллингворт был не тем человеком, который пустился бы в бегство без достаточной причины. Хотя в этом всем было столько тайны, что он ничего не мог предугадать. Даже знание того, что еще происходит что-то необъяснимое, было лучше, чем неуверенность от незнания.

– Если еще есть вероятность узнать что-либо, это будет узнано, – бормотал Чиллингворт. – Кто бы подумал, что такое тихое и мирное место, как наша спокойная деревенька придет в такое движение и волнение? Несомненно, такие потасовки – уже сама по себе загадочная вещь, как и само существование вампиров. Я уже так глубоко погрузился в это дело, что должен довести его до конца. Кстати, самым загадочным для меня было то, что вампир занялся такой спокойной семьей, как Баннерворты.

Мистер Чиллингворт не мог найти объяснение произошедшему, было напрасно надеяться, что простым размышлением можно будет понять все до того, как будут найдены определенные факты. Именно их и решил попытаться добыть мистер Чиллингворт. Оставалось еще слишком много загадок, на которые нужно было пролить свет.

Он подошел к поместью так, чтобы его никто не заметил и осмотрелся по сторонам. Не было никаких признаков того, что поблизости есть люди. Затем он некоторое время сидел в беседке.

И наконец он встал и направился к дому, вошел в ту комнату, о которой мы уже так часто упоминали, сел в кресло перед картиной и начал созерцать ее.

– Никогда не видел ничего более отвратительного, – наконец решил он. – Думаю, такая внешность никогда бы не смогла завоевать женское сердце. Конечно, она более подходит для запугивания, чем для показа робким женщинам.

Затем он положил руку на картину, намереваясь снять ее. Неожиданно она резко отодвинулась и из ниши, которую она прикрывала, вышел какой-то человек. Доктор в течение мгновения стоял в ошеломлении, отступив на шаг или на два от удивления. Но очень скоро оно прошло и он приготовился встретить своего противника, сжав кулаки. Тот сделал то же самое. Неизвестно, кто первый нанес удар, но ответ был не менее крепким.

Драка продолжалась две или три минуты. Было очевидно, что мистер Чиллингворт нарвался на человека, который был гораздо более сильным, потому что он мог не только сдерживать натиски Чиллингворта. но и обращать их против него самого.

Доктор часто и тяжело дышал от напряжения, чувствуя, что еле стоит на ногах и вот-вот упадет на милость своего оппонента, который, казалось, собирался воспользоваться своим превосходством, пока состояние вещей не изменилось.

Они боролись, доктор уже почти лежал на земле, но еще дрался, когда неожиданно его противник ослабил хватку и схватился с третьим участником, который подоспел на помощь доктору и изо всех сил атаковал неизвестного. После некоторого обмена ударами третий вступивший в схватку, отошел на несколько шагов и, задыхаясь, молвил:

– Ах ты тощая швабра! Я сейчас отучу тебя пыхтеть! Сухопутная ты крыса, селедка ты тухлая, рыбачье дерьмо!

Еще до того как Джек Прингл (а это именно он так вовремя пришел на помощь доктору Чиллингворту), мог закончить предложение, он понял, что этот человек, которого, как он думал, он вывел из строя, вновь нападает на него. Последовала еще одна отчаянная схватка, незнакомец попытался удрать с картиной, но нашел, что не может покинуть это место без отчаянного боя.

Наконец он был вынужден отказаться от надежды унести картину, потому что и мистер Чиллингворт и Джек Прингл напали на него. Он ударил Джека так сильно, что тот отлетел на несколько ярдов, и после этого выпрыгнул в окно, оставляя Джека и мистера Чиллингворта победителями на поле битвы, в которой они особо не пострадали.

Глава XCI

Большой совет, прерванный миссис Чиллингворт, и исчезновение Варни

Произошедшие за последнее время события, связанные с семьей Баннервортов, произвели большие изменения. Из нищих они неожиданно превратились в богатых и независимых.

Казалось, что облака, которые затянули их судьбу, были разогнаны одним взмахом, и настал светлый день. Не только прояснились обстоятельства ментального ужаса, окружавшего их, решились еще и материальные проблемы, благодаря чему они оказались в более обеспеченном состоянии.

Обладание документами, устанавливающими право на владение имением, которое, как они думали, было потеряно навсегда, дало им немалую сумму денег и принесло чувство глубокого удовлетворения.

Они могли быть довольны тем, что порадовали старого адмирала, который был очень богат и желал того же семье Баннервортов.

Они радовались также тому, что теперь у Флоры будет приданое, так как они знали что Чарльз Голланд не пожалеет для ее матери и братьев никаких денег. Taкоe положение вещей не устраивало бы благородного и независимого духом Генри Баннерворта. Он бы скорее питался корками, которые заработал собственным трудом, чем пировал на чужие деньги.

Теперь, когда были таким необычным способом добыты документы на имение, которое когда-то принадлежало их семье, но потом было проиграно за игорным столом, он мог без преувеличения назвать его снова своим.

Что касается большой суммы денег, которая, как признался сэр Френсис Варни, находилась у Мармадюка Баннерворта, то Генри не ожидал, да и не хотел получить ее, так как она была добыта грязным путем.

– Нет, – часто говорил он себе, – нет, мне все равно, найдутся эти деньги или нет. Пусть они останутся зарытыми в земле, если они там зарыты. Пусть они гниют в неизвестном углу особняка, если они в нем. Мне все равно.

Такую точку зрения разделяла вся его семья, которая не была скупой и не имела привязанности к деньгам. Но адмирал Белл и Чарльз Голланд заявляли, что семья имеет право на деньги, которые где-то спрятал Мармадюк Баннерворт. Адмирал остроумно сказал по этому поводу:

– Думаю, вы не хотите сказать, что эти деньги принадлежат кому-то, потому что в таком случае я хотел бы узнать, кому они принадлежат, если не вам? Что вы думаете по этому поводу, господин Генри?

– Я не говорю, что они кому-то принадлежат, – сказал Генри, – я говорю только, что мне не нравятся обстоятельства, связанные с ними, и способ, которым они были получены. И теперь, когда мы стали независимы, я надеюсь, что они никогда не будут найдены. Адмирал, мы собираемся провести семейный совет по этому вопросу, а также по вопросу, что делать с беднягой Варни. Он убедил меня в родстве с нашей семьей, и хотя его поведение было подозрительным, сейчас он исправил все, что было в его силах исправить. Сейчас он становится всё старее и я не хочу гнать его на все четыре стороны.

– Вы же не думаете, – сказал адмирал, – позволить ему жить с вами?

– Нет. Это также будет неподходящим по нескольким причинам.

– Да. Не совсем приятно завтракать, обедать, пить чай и ужинать, а также пить свой грог с вампиром, парнем, который пьет кровь других людей!

– Адмирал, но вы же не думаете, что сэр Френсис Варни – на самом деде вампир.

– Я не знаю, он сам себя таковым считает. Вот и все, что я могу сказать.

– Да, дядя, – сказал Чарльз Голланд, – я думал вы отказались от этой мысли.

– Я подумал, что быть вампиром не совсем приятно, что, те, кто ими не являются, могут притворяться, что они – вампиры. Он сам себя считает вампиром, я не знаю, почему мы тоже не можем считать его таковым.

– Хорошо, – сказал Генри, – и что же нам с ним делать? Кажется, обстоятельства полностью отдали его на нашу милость. Что делать с ним, и что станет с ним в будущем?

– Я скажу, что бы сделал я, – сказал адмирал. – Пусть даже он будет десятикратным вампиром, в этом парне есть что-то хорошее, я готов дать ему денег, если он захочет отправиться в Америку. Тамошние ребята будут хорошо следить за тем, чтобы он не сосал из них кровь. Потому что американцы всегда в первую очередь заботятся о том, чтобы не потерять ни капли своей крови, вместо того, чтобы заботиться о потере доллара. Они хорошо следят друг за другом.

– Мне это предложение не нравится, но он, думаю, его сразу примет, потому что, как мне кажется, он покончил с амбициями.

– Врожденные черты не так легко исправить, раз или два я видел в господине Варни те смотрящие старым взглядом глаза, и похоже он вновь был готов начать свои старые проделки и поставить на уши всю округу.

– Вы сомневаетесь в его искренности? – спросил Генри.

– Нет, я думаю, что Варни на самом деле имеет в виду то, что говорит, но в то же время он так долго вел странную, дикую и безрассудную жизнь, что ему будет очень нелегко, если вообще возможно, избавиться от старых привычек и начать новую и спокойную жизнь.

– Я сожалею, – сказал Генри, – что у вас сложилось такое впечатление, но, поскольку оно сложилось и у меня, я не могу не признать, что оно является резонным. И возможно, мысль о том, что Варни больше не потревожит нас, является всего лишь надеждой. Давайте теперь подумаем, где нам жить, ехать ли вам в этот новый дом в Диарбруке, отправляться ли в Лондон и селиться там или возвращаться в поместье Баннервортов и, потратив определенную сумму денег, сделать это место более пригодным для обитания, чем оно было в течение последних двадцати лет.

– Я скажу тебе, – сказал адмирал, – что бы сделал я. Никакой моряк не может долго жить без корабля. Вы так не считаете, мисс Флора?

– Почему вы задаете Флоре такой вопрос, дядя? – спросил Чарльз Голланд. – Вы же знаете, что ее не интересуют корабли, а на адмиралов она смотрит как на естественные диковинки.

– За исключением одного, – засмеялась Флора, – того адмирала, который является естественным, но не является диковинкой, разве что его можно назвать ею за то, что он необычайно справедлив и великодушен. А что касается кораблей, то как же можно не восхищаться ими! И если адмирал Белл предлагает поселиться в какой-нибудь прекрасной морской вилле у берега моря, я буду за такое предложение.

– Браво! Ура! – закричал адмирал. – Вот что я тебе скажу, господин Чарли, ты, человек на неподходящей работе, мне очень хочется тебя вытеснить и забрать мисс Флору себе.

– Нет, дядя, – сказал Чарльз, – это будет очень жестоко, после того как она пообещала себя мне! Как вы думаете, мне это понравится, будьте милосердны!

В этот момент, еще до того как кто-нибудь мог сделать дополнительное замечание, раздался сильный звон колокольчика у ворот сада. Генри сказал:

– Это мистер Чиллингворт, я рад, что он пришел в это время, чтобы присоединиться к нам на этом совещании. Он дает очень ценные советы. Более того, думаю, он принесет нам какие-нибудь новости, которые стоит услышать.

Единственный их слуга зашел в комнату и сказал:

– Если вам будет угодно, пришла миссис Чиллингворт.

– Миссис? Вы хотели сказать мистер.

– Нет, это миссис Чиллингворт со своим ребенком.

– Дьявол! – сказал адмирал. – Что ей нужно?

– Я войду и скажу вам, – сказала миссис Чиллингворт, - что мне нужно, – она направилась в комнату, проходя мимо слуги… – Сейчас я вам скажу, вы, старый морской краб. Мне нужен мой муж. С вашим вампиром и со всеми этими вашими делами, я не видела его уже три недели. Что мне делать? Пациенты лечатся как могут без него. Вы думаете, им охота будет ждать, пока он закончит свои дела у вас? Наверное, нет. Люди не такие дураки. Живо найдут себе другого лекаришку! А мы по его милости поумираем с голоду!!!

– Я скажу вам, что нужно сделать, мэм, – сказал адмирал, – мы все сразу заболеем, чтобы сделать вам одолжение. Я начну с кори.

– Вы старая морская свинья, думаю, именно из-за вас-то мой муж пренебрегает женой и семьей. Я не понимаю, что ему нужно от вампиров. Я никогда не слышала, что они принимают лекарства и пилюли.

– Об этом не слышал ни один дурак, – заявил адмирал, – но если вам нужен ваш муж, мэм, то искать его здесь нет смысла, поскольку здесь его нет.

– Тогда где он? Он где-то гоняется за кем-то из ваших зверских вампиров, провалиться мне на этом месте, и вы знаете, где его искать.

– Вы ошибаетесь, потому что мы этого не знаем. Мы и сами хотим его увидеть, мэм, и на самом деле, сами не можем его найти.

– Очень хорошо сказано, сэр, но если бы вы были женатой женщиной, с детьми, последний из которых грудной, вы бы чувствовали себя по-другому.

– Пропади я пропадом, если бы я так себя почувствовал, – сказал адмирал, – что до последнего, то я бы просто скрутил ему шею и выбросил за борт.

– Какой же вы зверь! Мне совершенно ясно, что у вас никогда не было ребенка.

– Миссис Чиллингворт, – сказал Генри, – думаю, у вас нет оснований жаловаться на нас из-за своих домашних проблем. То, куда ходит ваш муж и что он делает, это его личное дело, и я не думаю, что мы отвечаем за то, дома он или не дома. Думаю, говорить другим людям о своих личных делах – это дурной тон.

– Неужели? – сказала миссис Чиллингворт, – это только вы так считаете, вы, безусый щенок.

– Знаете, мадам, я не знаю, какое отношение к делу имеет отсутствие у меня усов. Думаю, мое мнение верно и без усов.

– Я скажу доктору, – сказала Флора, – когда увижу его.

– Скажете, мисс «кукольные глазки»? Дорогая, что вы скажете доктору?

– Что вам нужно? – сказал Генри. – Ради чести вашего мужа, мы хотим, чтобы вы вели себя цивилизованно. Мы честно говорим вам, что его нет здесь, поэтому мы не можем понять, что еще вам нужно от нас.

– О, это уже скандал, – сказал адмирал, – вот чего она хочет. Это же женщина. Им нравится скандалить по любому поводу. Садитесь, мэм, выпьем по стакану грога.

– Нет, я не сяду. Я смотрю на это место как на логово, полное змей и пресмыкающихся. Вот мое мнение. Я больше не останусь здесь. Надеюсь, когда-нибудь вы поймете, что значит быть матерью пятерых детей и одного грудного ребенка, я презираю всех вас и покидаю вас!

Сказав это, миссис Чиллингворт покинула это место, чувствуя себя униженной и оскорбленной. Они были вынуждены позволить ей уйти, не дав никакой информации, потому что они помнили большой скандал, который она устроила в прошлый раз, когда направила толпу в поместье Баннервортов, чтобы люди поохотились там на вампира Варни и избавили ее от проблем, которые очень вредили широкой практике ее супруга.

– В конце концов, – сказала Флора, – миссис Чиллингворт – не самый изысканный человек в мире, к сожалению.

– Что? – закричал адмирал. – Мисс «кукольные глазки», как это вам понравилось?

– Это ерунда. Она может называть меня, как ей нравится.

– Думаю, она хорошая жена, – сказал Генри, – несмотря на ее небольшие странности. Наверно, сейчас нам нужно вернуться к сэру Френсису. Мы обсуждали возможность его отъезда из Англии, чтобы он не смог принести вреда кому-либо еще. Думаю, это правильная мысль.

– Согласен, согласен. Это лучшее, что можно сделать. И он за это предложение сразу ухватится.

– Я пойду к нему наверх, – сказал Чарльз, – и позову его. Не сомневаюсь, что он согласится на такое предложение.

Чарльз Голланд встал и побежал вверх по лестнице дома в комнату, которая, благодаря великодушию семьи Баннервортов, была выделена Варни. Он спешно вернулся через две минуты с маленьким кусочком бумаги в руке, который положил перед Генри, сказав:

– Что вы думаете об этом?

Генри взял бумагу и увидел написанные на ней слова: «Прощайте навеки! Ваш Вампир Варни».

– Он ушел, – сказал Чарльз Голланд. – Комната пуста. Там не было его плаща и шляпы, а также всего остального, что ему принадлежало. Он ушел в такой неожиданной манере, что я боюсь худшего.

– Чего вы боитесь?

– Я точно не знаю чего. Но у нас есть основания бояться всего, это непредсказуемое существо способно на все. Такими же непредсказуемыми, как он сам, всегда были его мотивы, цели и действия. Вынужден признаться, что я был бы очень рад его отъезду из Англии. А теперь только Небесам и его таинственному интеллекту известно, что он собирается сделать.

– Должна признать, – сказала Флора, – что я бы не стала думать так о Варни. Мне кажется, он изменился. Я вообще не опасаюсь, что он предпримет какие-то действия против нас. Я убеждена в его честности, поэтому не чувствую неловкости после того, что случилось. Возможно, для того, что он сейчас сделал, у него есть какие-то причины.

– Я не могу себе представить, – сказал Генри, – что за новые обстоятельства могли возникнуть, чтобы произвести такой эффект на Варни. Все оставалось как было. Даже если что-то случилось за дверями дома, я не вижу способа, которым бы он мог узнать об этом. Поэтому его уход – это дело расчета или мгновенного импульса, очевидно, что он не мог ниоткуда получить какие-либо известия.

– Очень странно, – сказал Чарльз Голланд, – что он покинул нас как раз тогда, когда мы обсуждали его отъезд. Он сделал это так внезапно и таким странным образом…

– О, – сказал старый адмирал, – я же говорил вам, что видел его глаза. Этого для меня было достаточно. Я знал, что он что-то затевает. Это для меня было так же несложно понять, как отличить грот-мачту от якорной цепи. Он не мог ничего с собой поделать, такова природа зверя. Вот и все, что можно об этом сказать!

Глава XCII

Неприятности доктора с картиной

Доктор Чиллингворт и Джек Прингл находились в такой ситуации, которая не позволяла им долго общаться. Они были победителями, это правда, но кроме победы они могли мало чем похвастаться.

Победа – это великая вещь. Это как позолоченный китель, который приводит в замешательство и ослепляет великолепием. Никто не может ничего сказать, когда вы победитель. Но какое горе скрывается за этим!

Эта победа почтенного доктора в его помощника не дала им ничего. Они ничего не получили. Хуже того, их так избили, что они почти не могли говорить. Несколько мгновений они сидели напротив друг друга, переводя дыхание и молча глядя друг другу в лицо.

Через окно светила луна. Ее лучи падали на пол. Тишину этой сцены ничего не нарушало, никакие объекты не отбрасывали тени на полу. Все было спокойно и неподвижно. За исключением двух посетителей, у которых болели ушибленные места.

– Хорошо! – сказал Джек Прингл, произнося морские проклятия и вытирая лицо внешней стороной руки, – мы победители на этом поле битвы. Но похоже, что после тяжелой драки нам досталась никчемная картонка, это досадно.

– Но у нас есть картина, Джек, у нас есть картина, ты видишь. Это уже кое-что. Я уверен, что ее мы сохранили благодаря тебе.

– Хорошо, возможно. Впрочем, картина ужасная. Ее достаточно, чтобы напугать леди и испортить ей настроение. Думаю, было бы очень хорошо сжечь ее.

– Я бы тоже скорее пожелал, чтобы она была сожжена, – сказал доктор, – чем попала в руки этого…

– Кого? – спросил Джек.

– Я не знаю, – сказал мистер Чиллингворт, – вора, можно сказать, потому что вторгаются в чужой дом и забирают чужие картины только воры.

– Пират, обычная сухопутная акула.

– Да, он явно не похож на честного человека, Джек. Но, в любом случае, сегодня мы его нападение отбили.

– Да, – сказал Джек, – корабль освобожден. Самая лучшая компания – плохая компания, доктор.

– Может быть, хотя мне не совсем понятно. Джек, если бы ты не подоспел вовремя, со мной бы обошлись подло. Он был слишком силен для меня. Я еще никогда не был так близок к смерти, но ты появился как раз вовремя и спас мне жизнь.

– Да, он был крупным и противным парнем, и выглядел как старое дерево.

– Ты его видел?

– Да, конечно.

– А я не успел обратить внимания на черты его лица. Я очень хотел его разглядеть, но темнота не позволила бы мне этого сделать, даже если бы у меня было время.

– Я рассмотрел его, он был высоким и странным парнем, этакой длинноногой акулой. Он нанес мне такой удар или два, каких я не получал очень давно, и не хочу их больше получать, хотя я и не боюсь встретить даже самого дьявола. Человек не может сделать больше того, что может, доктор.

– Нет, Джек, очень немногие могут что-то сделать, вот в чем дело. Но ты сделал это. На сегодня мне достаточно. Он был равен по силе нам двоим.

– Да уж.

– Кроме того, он чуть не унес картину. Она ему очень мешала. Думаешь, мы бы задержали его, если бы не дрались за картину?

– Возможно. Надо было повиснуть на нем и висеть, пока он не сдался бы. Будь он у нас в плену, он бы стал петь другие песни. Тем не менее, этого не произошло. Как долго вы здесь?

– Недавно, – ответил доктор, у которого немного кружилась голова от полученных ударов. – Я не могу сказать точно, но недолго, я думаю.

– Откуда он появился? – поинтересовался Джек.

– Откуда?

– Да, док, откуда он вышел? Из окна, наверное, оттуда же, куда и убежал, я так думаю, это наиболее вероятно.

– О, нет, нет. Он вышел из-за картины. В этой картине есть какая-то тайна, это точно. Очень странно, что он так отчаянно старался унести ее с собой.

– Да, можно подумать, – сказал Джек, – в ней есть что-то, чего мы не видим, и что стоит больше, чем мы можем подумать. Возможно, она нужна каком-нибудь коллекционеру.

– Я не знаю, – сказал мистер Чиллингворт, качая головой, – я не знаю, зачем ему была нужна картина, но я знаю совершенно точно, что целью его визита была именно она.

– Это точно. Он очень хотел унести ее с собой, – сказал Джек, – она бы была хорошим украшением карцера в Калькутте.

– Зачем вешать ее там, где ее нельзя будет увидеть, – заметил мистер Чиллингворт, – я не знаю, но осмелюсь сказать, что возможно, она бы выглядела там неплохо.

– Да, и мы бы не видели этого уродливого лица. Хотя это было бы даже хорошо. Вы собираетесь оставаться здесь всю ночь и нести дежурство, доктор?

– Я собирался дежурить здесь, Джек, – сказал доктор, – но сейчас нет смысла оставаться: здесь. Мы спасли картину и теперь оставаться в доме нет необходимости. На самом деле, теперь нет. опасности ограбления.

– Пока мы здесь, – сказал Джек Прингл, – контрабандист не покажет сюда своего носа, зная, что таможенное судно в дозоре.

– Конечно нет, Джек, – сказал мистер Чиллингворт, – я думаю, мы их напугали, картина в безопасности.

– Да, пока мы здесь.

– И после того как мы уйдем, я надеюсь.

Джек покачал головой, показывая свое сомнение по этому вопросу, и выражая свои опасения за судьбу полотна, несмотря на то, что оно ему очень не нравилось.

– Ты думаешь, что она не будет в безопасности? Почему? – спросил мистер Чиллингворт, желая узнать, что Джек возразит его мнению, особенно после того, как он потревожил мародера на месте преступления.

– Потому что этот самый человек будет следить за вами. Когда вы уйдете, он вернется и заберет эту мерзкую картину с собой.

– Да, может быть, – сказал мистер Чиллингворт, подумав. – Он даже поставил под угрозу возможность убежать, желая унести с собой картину.

– Она чертовски нужна ему, – сказал Джек.

– Что, картина?

– Да, а зачем, вы думаете, он так отчаянно пытался удрать с ней? Она нужна ему позарез. Рано или поздно он вернется за ней, какие бы препятствия ни стояли у него на пути. Таково мое мнение.

– Это кажется правдой. Но я не знаю, что делать.

– Возьмем ее в коттедж, – предложил Джек. – Возможно, картина чего-то да и стоит. Я предлагаю взять ее с собой.

– Это неплохой план, Джек, – сказал мистер Чиллингворт, – хоть и немного затруднителен. Но что скажут наши друзья, когда увидят это пугающее лицо в том тихом и спокойном доме?

– Зачем, скажут они, вы приволокли эту образину, – сказал Джек. – Вот и все, что они скажут, но это будет лучше. Кроме того, когда вы расскажете им о случившемся, они одобрят ваши действия.

– Да, да, – сказах Чиллингворт, – и, поскольку, кажется, картина, бесспорно, была объектом атаки, я сохраню ее в любом случае.

– Я помогу вам.

– Спасибо, Джек. Твоя помощь очень кстати. По крайней мере недавно она была очень и очень кстати.

– Все в порядке, доктор, – сказал Джек. – Я могу стать вашим помощником на несколько дней.

– Ты спас мне жизнь, Джек, и я этого не забуду, – сказал мистер Чиллингворт. – Я отблагодарю тебя. Я буду тебя бесплатно лечить.

– Спасибо вам, – сказал Джек, слегка перекосив лицо. – Надеюсь, у вас в том не будет необходимости. Я лучше выпью банку грога, чем любое лекарство, которое вы вздумаете прописать мне. Не считайте меня неблагодарным.

– Что ты! Но я уже перевел дыхание. Думаю, нам лучше покинуть это место.

– И чем раньше, тем лучше. Мы можем не спеша отправиться обратно.

Луна поднялась в небе. Сейчас не было облаков, но свет не был ярким, потому что луна была убывающей. Это была одна из тех ночей, во время которой поднимаются незаметные испарения тумана и несколько закрывают луну, или, по крайней мере, делают ее более тусклой. Лучи ее, падавшие на пол комнаты, были менее яркими, чем сначала. Казалось, что ветра нет. Все было спокойным и тихим. Не было никакого движения, не было никаких звуков, за исключением дыхания тех, кто сидели в этом месте и смотрели по сторонам и друг другу в лицо. Неожиданно тишину ночи потревожил очень тихий, но отчетливый звук, который они услышали. Это был негромкий стук в окно, как будто кто-то стучал по нему ногтями.

В удивлении они несколько секунд смотрели друг другу в лицо, а затем повернули головы в сторону окна, но не увидели там ничего, даже тени.

– Так, – сказал мистер Чиллингворт, послушав этот странный звук и не в силах определить, что производило эти постукивания, – что это может быть?

– Не знаю, – сказал Джек очень спокойно, украдкой бросая взгляд на окно. – Ничего не вижу.

– Да, но что-то же должно быть, – настаивал мистер Чиллингворт, – что-то должно стучать обо что-то.

– Осмелюсь сказать, что-то там есть, но я ничего не вижу. Я не знаю, что это может быть, кроме как…

– Кроме как что? Говори, – с нетерпением сказал доктор.

– Кроме как сам Нептун стучит своими длинными ногтями, подсказывая нам, что мы сидим здесь слишком долго.

– Тогда, думаю, мы можем и уйти. Хотя, скорее всего, это враг предлагает нам покинуть это место, чтобы он мог заняться своим нечестивым делом.

– Может быть, может быть, – сказал Джек.

– Но вот опять, – сказал доктор, – слышите? Я слышу это такт же отчетливо, как свои слова.

– Да, – сказал Джек, – я слышу это достаточна четко, и вижу тоже. Более того. Да, да, точно, я могу объяснить – что это.

– Ты можешь? Тогда объясни, – сказал доктор, подходя к окну, перед которым стоял Джек и пристально смотрел на определенное место разбитого окна, – что это?

– Посмотрите туда, – сказал Джек, указывая пальцем на определенное место, куда посмотрел доктор, ожидая увидеть длинную худую руку, стучащую по стеклу, но ничего не увидел.

– Где оно?

– Вы видите это ответвление плюща или что-то вроде того? – спросил Джек.

– Да, я вижу.

– Понаблюдайте за ним, когда дует ветер, оно поднимается и стучит но стеклу.

За его словами последовал легкий порыв ветра и на практике продемонстрировал природу звуков. Когда растение было потревожено ветром, можно было услышать старый знакомый звук.

– Хорошо, – сказал мистер Чиллингворт, – каким бы простым и неважным делом это ни было, я рад услышать практическое объяснение, в котором можно не сомневаться. Значит, мы не окружены и можем незаметно покинуть это место. Я не знаю, сколько весит эта картина, но я попытаюсь взять ее.

– Стоп! – сказал Джек. – Я понесу ее. Вернее, сначала ее буду нести я, а если устану, будем чередоваться.

– Мы можем сразу нести ее вдвоем, чтобы никто из нас не устал.

– Как вам угодно, сэр, – сказал Джек Прингл. – Я готов подчиниться вашим приказам. Однако если мы хотим прийти до того, как наши друзья лягут спать, нам лучше сразу же отправляться, тогда нам не придется их беспокоить.

– Да, Джек, – сказал мистер Чиллингворт, – очень хорошо: давай возвращаться.

– Очень хорошо, – сказал Джек.

Они оба встали и подошли к картине, которая стояла в углу у стены. На нее упал свет и придал ей ужасный и отталкивающий оттенок, вызвавший у мистера Чиллингворта чувство, которое он не мог объяснить. Они стали обвязывать картину веревкой, чтобы ее легче было нести вдвоем.

Это заняло не много времени и когда было завершено, они перенесли картину в большой холл и, открыв дверь, вынесли ее. Положив на плечи зловещий портрет, они прошли через сад и вышли на дорогу.

– Теперь, – сказал Джек, – вне поместья, мы можем нестись под всеми парусами.

– Я бы не стал этого делать, – сказал доктор, – по двум причинам, во-первых, я не могу бежать, а во-вторых, мы можем повредить картину. Кроме того, нет смысла торопиться.

– Хорошо, – сказал Джек, – как вам угодно, доктор. Я готов делать все, чтобы помочь вам.

– Я очень рад твоей помощи, – сказал мистер Чиллингворт, – пойдем медленно. Потому что уж очень неудобно нести эту картину.

– Она не тяжелая, – сказал Джек, поднимая ее вверх, это заставило доктора дернуться сначала назад, а потом вперед.

– Нет, стой, не делай так, Джек, иначе я упаду, – сказал доктор.

– Прошу прощенья, – сказал Джек, – надеюсь, я не причинил вам неудобств. Я могу нести эту картину сам.

– Я тоже, – сказал мистер Чиллингворт, – но тогда мы причиним какой-нибудь вред картине.

– Да, верно, – сказал Джек.

Они продолжили идти с большой осторожностью и с большим вниманием. Становилось поздно и никого не было вокруг, по крайней мере они никого не встретили. Люди обычно не бродят после наступления темноты, особенно после сообщений о вампире; предпочитая не хвастаться своей смелостью, люди старались не выходить из дому по ночам. Вечер был не совсем темным благодаря лунному свету. Но его затемнял туман, из-за которого объекты местности было трудно разглядеть. Когда они подошли к границе деревни, Джек Прингл сказал доктору Чиллингворту.

– Мы пойдем через деревню, доктор?

– А почему бы и нет? Не думаю, чтобы кто-нибудь отважился причинить нам вред. К тому же это кратчайший путь.

– Очень хорошо, – сказал Джек, – я согласен, я не думаю, что кто-то рискнет напасть на меня, тем более когда я не один.

Они продолжили путь молча и шли так некоторое время. Доктору было все равно, разговаривать с Джеком или нет, болтовня была пустой. Кроме того, несмотря на легкость картины, в которой убеждал его Джек, доктор находил ее тяжелой и неудобной для переноски. Если бы он нес ее сам, у него были бы большие трудности.

– Мы уже почти пришли, – сказал Джек, опуская свой конец картины, что заставило доктора Чиллингворта остановиться.

– Да, мы почти пришли, но почему ты остановился?

– Вы видите, – сказал Джек, подтягивая штаны, – как я и сказал, мы уже почти пришли.

– Да, и что с того? Мы же собирались идти до конца, правильно? – спросил доктор.

– Да, точно. Это так. Вы собирались делать это, но не я.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Чиллингворт, – ты говоришь загадками, Джек. Что с тобой случилось?

– Ничего, видите ли, я не хочу идти в коттедж, потому что у нас с адмиралом произошло то, что вы называете громким ворчанием, и я сейчас в немилости, хотя не знаю почему. Я всегда исполнял свои обязанности для него, а также для своей страны. Старик, однако, обижается. Я тоже. Джек такой же, как его хозяин и на суше.

– Так, значит, ты не хочешь идти туда? – сказал Чиллингворт.

– Да. Не потому, что боюсь или стыжусь, я просто никому не хочу причинять беспокойства и не хочу, чтобы в мою сторону бросали злые взгляды.

– Очень хорошо, Джек, – сказал доктор. – Я вам очень обязан, и если вы не хотите идти, я не буду настаивать.

– Я понимаю, доктор. Я оставлю вас здесь, если вы сможете проделать оставшийся путь сами. Вам осталось пройти не более двухсот ярдов, так что вы в безопасности. До свидания.

– До свидания, Джек, – сказал доктор Чиллингворт, который стоял, потирая свой лоб, когда картина стояла у забора.

– Вам подать ее?

– Нет, спасибо. Я могу и сам поднять ее. Она не такая тяжелая.

– Тогда до свидания, – сказал Джек. Через несколько секунд он исчез из виду, и доктор остался наедине со зловещей картиной. Ему осталось пройти всего ничего, он уже был в пределах слышимости из коттеджа. Было уже поздно, он верил, что еще застанет их неспящими, потому что спокойствие и тишина вечера очень гармонировали с их чувствами. В такое время они могли смотреть в лицо природе и свободно мыслить, потому что сейчас не было никого, кто бы мог потревожить тишину и спокойствие этого места.

– Хорошо, – пробормотал Чиллингворт, – сразу и пойду в коттедж с этим грузом. Как они посмотрят на меня, после того как я покажу, что принес им? Я не могу не улыбаться при мысли о том, как они будут выглядеть после моего появления.

Переполненный приятными мыслями, доктор положил картину на плечо и медленно зашагал. Он подошел к глухой стене, которая вела к входу в сад. Там была плантация молодых деревьев, которые нависали над дорогой и отбрасывали тени, – отличное место в жаркую погоду.

Доктор нес картину на плече, но ему было не удобно, потому что вес картины давил на него, он был вынужден остановиться и поменять плечо.

– Вот, – пробормотал он, – так-то будет получше.

Он продолжил путь медленным и ровным шагом, уделяя все свое внимание манере переноса картины. Внезапно его парализовал громкий крик такого странного характера, что он невольно остановился. В следующий момент его ударило что-то тяжелое, как будто со стены да него прыгнул человек.

Так оно и было, через мгновение он понял, что его попытались лишить картины. Он понял это и стал сопротивляться, но был вынужден выпустить картину из рук.

Некоторое время нельзя было сказать точно, кто выйдет победителем, но сил доктора было недостаточно, чтобы сопротивляться сильному противнику, с которым он был вынужден бороться, и тяжелым ударам, которые посыпались на него.

Сначала он еще мог сдерживать атаку, но, пропустив нескольких сильных ударов, он упал, и силы покинули его.

А затем он получил удар, который и вовсе лишил его чувств. Он не мог сказать, как долго лежал здесь, но, как он подумал, недолго, потому что все вокруг него было таким же, как и до нападения. Луна почти не сдвинулась, и тени падали в том же направлении.

– Я лежу здесь не долго, – пробормотал он через несколько мгновений размышлений, – но, но…

Он остановился и оглянулся вокруг. Объект его заботы исчез. Картины нигде не было. Ее унесли, когда он был побежден.

– Ушел! – сказал он низким печальным голосом. – И после всего что я сделал!

Он вытер лоб рукой, и на внешней стороне руки он увидел темную кровь. Он обнаружил, что бровь его рассечена. Он даже чувствовал, как кровь струится. вниз до его лицу. Доктор встал и нетвердым шагом подошел к стене. Опираясь на нее, он зашагал, пока не достиг двери.

Его увидели из окна Генри и Чарльз Голланд. Видя, что он идет такой нетвердой походкой, они бросились к двери.

– Доктор, – воскликнул Генри Баннерворт, – что случилось?

– Я почти мертв, – простонал Чиллингворт. – Дайте мне руку, Генри.

Генри и Чарльз Голланд немедленно подошли к нему, перенесли его в дом и положили на кушетку.

– Что случилось, доктор? Вы попали в немилость толпы?

– Нет, нет, дайте мне выпить немного воды. Я очень слаб, очень слаб.

– Дайте ему вина или лучше грога, – сказал адмирал. – Он дрался с каким-то пиратом, который повредил ему голову. Вас же не били по нижним частям тела, доктор?

Доктор не ответил на его вопрос, он жадно выпил содержимое стакана, в который Чарльз Голланд налил из бутылки немного крепкой голландской водки, это придало ему сил.

– Вот! – сказал адмирал. – Это вам поможет. Как же причинили вред вашим. верхним частям, а?

– Пусть сначала умоет лицо и руки. Так ему будет легче говорить.

– О, спасибо, – сказал Чиллингворт. – Мне уже гораздо лучше. Но у меня несколько сильных ушибов.

– Как это случилось?

– Я шел осмотреть комнату, где висела картина, в поместье Баннервортов.

Где висела картина? – спросил Генри. – Где она висит, вы хотели сказать, да, доктор?

– Нет, где она висела и где сейчас не висит.

– Пропала?

– Да, пропала, я расскажу вам об этом. Я пошел туда, чтобы подежурить, но не нашел там никого. Внезапно из-за картины вышел какой-то человек. Мы стали с ним драться. Когда я был уже почти побежден, мне на помощь пришел Джек Прингл.

– Эта собака? – пробормотал адмирал.

– Да, он пришел как раз вовремя, я думаю, он спас мне жизнь, потому что тот человек, кем бы он ни был, без колебаний убил бы меня.

– Джек – хороший парень, – сказал адмирал. – Бывали и хуже, по крайней мере.

– В течение нескольких минут мы отчаянно дрались, в это время тот человек очень старался утащить с собой картину.

– Утащить с собой картину?

– Да, мы дрались за нее. Но мы не смогли удержать его. Он был таким сильным, что вырвался и убежал.

– С картиной?

– Нет, картину он оставил. Мы решили уйти и забрать ее с собой. Джек помогал мне нести ее, пока до коттеджа не осталось пары сотен ярдов. Там он меня оставил…

– Вот увалень! – рявкнул адмирал, перебивая его рассказ.

– Я взял картину на плечо и зашагал. Неожиданно на меня упало что-то тяжелое, как будто на меня напрыгнул человек.

– Человек?

– Да, я дрался с ним, он чуть не убил меня, потому что был гораздо сильнее меня. Он сбил меня с ног и лишил меня чувств, думаю, он думал, что убил меня.

– А что стало с картиной?

– Я не знаю, но думаю, что он унес ее с собой, когда я очнулся, ее уже не было…

Несколько мгновений стояла тишина, во время которой, казалось, все были заняты своими собственными мыслями, и в силу чего молчали.

– Вы думаете, картину забрал тот же человек, который напал на вас в доме? – спросил наконец Генри Баннерворт.

– По крайней мере общая внешность, насколько я мог видеть в темноте, была та же. И цель в обоих случаях была одной и той же.

– Это верно, – сказал Генри Баннерворт, – и даже более чем вероятно. Но пойдемте, доктор, вам нужно отдохнуть и поесть после ваших приключений.

Глава ХСIII

Тревога в Андербери. – Подозрения семьи Баннервортов и таинственное сообщение

Примерно в двадцати милях к югу от поместья Баннервортов находился крупный ярмарочный город, Андербери. Город был большим и процветающим, и был замечателен не только своим расположением, но и безмятежным спокойствием его обитателей, которые слыли зажиточными и преуспевающими людьми, полагающимися только на свои финансовые ресурсы. Город имел прекрасное месторасположение, поскольку находился недалеко от южного побережья Англии.

Из-за этого поблизости от него было выстроено много прекрасных особняков и вилл. Кроме того, здесь были очень дорогие поместья. Одно из них, называвшееся Андербери-на-Горе, огромный особняк построенный на возвышенности, сдавался или продавался. Очень много лет им владела семья по имени Миллтаун, которые жили здесь в комфорте и респектабельности, пока не случилась эпидемия. Сначала заболели слуги, затем болезнь распространилась на младших членов семьи, а от них передалась взрослым, произведя такое опустошение, что в течение трех недель из всей семьи остался в живых только один молодой человек, который справился с болезнью благодаря своему, врожденному крепкому телосложению. Вскоре он обнаружил, что остался единственным и последним в своем роду. И тогда им овладела меланхолия, все, что раньше радовало его, теперь причиняло боль воспоминаниями самого агонизирующего характера.

Местное нетитулованное мелкопоместное дворянство напрасно уделяло ему всевозможное внимание, пытаясь сделать все, что было в их силах, чтобы облегчить несчастные обстоятельства, в которых он находился. Его улыбки были грустными, но даже они случались редко. Наконец он объявил о своем желании покинуть эту местность и уехать за границу, чтобы сменить обстановку, потому что в своем родовом доме он не мог найти утешения после того, что произошло в его древних стенах.

В нем не было ни одной комнаты, которая не напоминала бы ему о прошлом, не было ни одного дерева, ни одного кустика, которые не напоминали бы ему о тех, кого больше не было. Эхо веселого смеха и ликования, которое когда-то наполняло солнечный воздух самыми радостными криками, исходившими из уст молодых родственников, красоты и лиричности которых судьба лишила его, до сих пор было в его памяти. Вся округа испытывала сожаление, когда этот молодой человек объявил о своем отъезде в другую страну. Его здесь очень уважали и знали о беде, от которой он страдал, и о горе, которое мучило его и не давало думать о другом.

Перед отъездом ему устроили прощальный вечер, а на следующий день он был уже далеко от этого места. Поместье Андербери-на-Горе все еще сдавалось в аренду или продавалось.

Старый особняк оставался пустым в течение года или двух лет, потому что был слишком большим и требовал больших расходов. Поэтому он долго оставался незанятым и приобрел мрачный вид, какой быстро приобретают обычно незаселенные большие дома. На него было грустно смотреть и думать, чем он когда-то был. И каким бы мог быть сейчас по сравнению с тем, чем на самом деле сейчас являлся. Соседи решили, что Андербери-на-Горе так и останется незаселенным, разрушится и превратится в развалины.

Но судьба распорядилась так, что примерно через неделю после событий в поместье Баннервортов, которые мы описали, экипаж с четырьмя лошадьми и верховым, сопровождающим его, стремительно въехал в эту местность и остановился у главной, гостиницы города, которая называлась «Герб Андербери».

Появление такого экипажа, хотя появление экипажей не было редкостью в такой населенной аристократическими семьями местности, несмотря ни на что, вызвало некоторое оживление. Тем более, что он остановился не у какого-нибудь особняка, а у гостиницы, что говорило о том, что незнакомец, кем бы он ни был, был либо в городе проездом, либо имел какое-то дело, которое должно было быть сделано очень скоро.

Верховой, сопровождающий экипаж, был в красивой ливрее, он спрыгнул и пошел заказать лучшие апартаменты в гостинице для своего господина.

– Кто он? – спросил хозяин гостиницы.

– Барон Штольмайер Зальцбургский.

– Господи! Я никогда о таком раньше не слышал. Откуда он приехал, откуда-то из-за границы, я полагаю?

– Не могу вам ничего сказать о нем, кроме того, что он необыкновенно богат и ищет дом. Он услышал, что где-то поблизости сдается один, поэтому и приехал из Лондона, я так думаю.

– Да, здесь сдается один. Его называют Андербери-на-Горе.

– Хорошо, он, вероятно, поговорит с вами об этом сам, потому что вот он идет.

В это время в гостиницу вошел высокий человек, одетый в что-то вроде длинной бархатной мантильи или плаща; отделанного дорогам мехом. На голове у него была дорожная шляпа. Когда он поднимал плащ, на его пальцах можно было увидеть очень дорогие кольца. Несомненно, такому человеку хозяин гостиницы старался скатать всяческое почтение. Конечно же ему подобострастно были показаны самые прекраснейшие апартаменты в доме, и вся прислуга вела себя внимательно, чтобы сразу же исполнить любой его приказ.

Вскоре он послал за хозяином гостиницы, который поспешно оделся в лучшие свои наряды, с помощью жены поправил галстук на своем воротнике и прибежал выполнять приказы такого замечательного гостя, кем бы он ни был.

Барон Штольмайер лежал на диване. Он отбросил в сторону вельветовый плащ, оправленный дорогим мехом. Под плащом оказался очень дорогой костюм необычайной красоты, который, правда, сидел на незнакомце не очень хорошо. Барон выглядел как человек, недавно оправившийся от долгой болезни, он был тощ, лицо было ужасно бледным. Хозяин гостиницы не мог не заметить, что в его глазах была какая-то странная особенность, причину присутствия которой он не мог объяснить.

– Я предполагаю, что вы, – сказал барон, – несомненно, хорошо знакомы с данной местностью?

– Я прекрасно знаю местность. Я живу здесь около шестнадцати лет и за это время кое-что узнал о ней.

– Это хорошо. Кое-кто сказал мне, что здесь неподалеку сдается маленький коттедж, а поскольку я очень прост и неприхотлив, я подумал, что он мне подойдет.

– Маленький коттедж, сэр? Здесь конечно же сдаются маленькие коттеджи, но они не подойдут вам. Если я правильно понял, сэр, вы имели в виду Андербери-на-Горе, которое сдается сейчас. Именно это место подойдет вам. Это большой особняк, сэр, принадлежавший хорошей семье, хотя они уже умерли, за исключением одного, он и сдает это старое место.

– Мне говорили об этом месте, – сказал барон, – Что-то-там-на-Горе. Но насколько я понял, это маленький дом.

– О, сэр! Кто вам такое сказал? Это самый большой дом в округе. В нем двадцать семь комнат, и к нему прилегает участок в три сотни акров.

– В замке Штольмайеров в Зальцбурге только комнат для гостей тридцать, – сказал барон, – а общее число апартаментов во всем здании – двести шестьдесят, к дому прилегает территория в восемь миль.

– Дьявол! – сказал хозяин гостиницы. – Прошу прощенья, сэр, но, когда я прихожу в изумление, я обычно говорю «дьявол». Они просят за Андербери-на-Горе восемьсот фунтов в год.

– Пустяк. Я сегодня переночую здесь, а утром поеду и посмотрю место. Оно далеко от моря?

– До моря, как раз до пляжа, от него полмили. Самое интересное, что из дома прямо к берегу моря ведет подземный ход. Это удивительное место, сэр, ход местами проходит через скалы, в нем есть подвалы для вина и других вещей, вино в них в жаркие летние дни такое же прохладное, как в холодное зимнее время. Это место можно снять просто из любопытства. Старая пара, которая сейчас следит за домом, зарабатывает большие деньги, пропади я пропадом, на показе дома, хотя они не показывают самые потайные места.

– Возможно, он подойдет мне, но утвердительный ответ я смогу дать, только когда осмотрю его сам, завтра. Дайте моим слугам что им нужно и позаботьтесь о моих лошадях.

– Конечно, о! Конечно, сэр, несомненно. Вы, должно быть, долго были в пути, сэр, прежде чем добраться до гостиницы. Возможно, вы хотите на обед что-то особенное?

– Как я могу сказать это, идиот, до того как придет обеденное время?

– Хорошо, но, сэр, в таком случае мы не знаем, что нам делать, потому что, видите ли, сэр, понимаете…

– Мне очень странно, что ты не знаешь и не понимаешь своих обязанностей. Я обычно заказываю на обед все, что можно купить за деньги, а потом выбираю, что мне есть, а что не есть, а не наоборот.

– Хорошо, сэр, это очень хороший способ. Возможно, мы просто не привыкли к такому в наших местах. Но в другой раз, сэр, мы будем знать ваши привычки, несомненно, я только надеюсь, сзр, что вы останетесь в этой местности надолго.

– Тихо! Прочь! Что ты тут мычишь передо мной, мне этого не нужно!

Барон произнес эти слова с такой яростью, что хозяин гостиницы пришел в ужас и поспешно удалился из комнаты, бормоча про себя, что он никогда не встречался с таким тигром и хотел бы узнать, откуда приехал этот барон, каким богатством он располагает, что может жить так как принц, по его словам.

Если барон Штольмайер из Зальцбурга желал произвести такое сильное впечатление на жителей округи фактом своего богатства и своей значительности, он не мог придумать способа лучше, чем назвать особняк Андербери-на-Горе, со всеми его комнатами, отдельно стоящими постройками и участком земли – коттеджем. Весть об этом в течение часа разнеслась по всему городу.

Эти новости распространились как лесной пожар, вызвав непрекращающиеся догадки и чрезвычайно преувеличенные слухи. Несколько человек приехало в гостиницу только чтобы взглянуть на барона. Но он не выходил из своих апартаментов, поэтому эти любители диковинок были разочарованы и вынуждены уйти ни с чем. Несмотря на это многие из них решили, что утром обязательно придут сюда и непременно взглянут на него, потому что на чрезвычайно богатого человека в Англии смотрят как на диковинку.

Хозяин гостиницы внял словам своего гостя по поводу обеда и принес ему обычную еду, которую подают в «Гербе Андербери». Этой еды было достаточно для двадцати человек. Было ужасно видеть, как один человек сидит перед столькими блюдами.

Барон не сделал никаких замечаний, он выбрал еду из одной тарелки, не ту, которую ожидал от него хозяин гостиницы. Выбранная им еда была очень простой.

Хозяин гостиницы очень беспокоился за свои вина, он думал, что такой гость будет чрезвычайно критичным и что ему будет трудно угодить. К его величайшему облегчению, барон не стал брать никакого вина, а просто попросил кувшин холодной воды. После еды, несмотря на то, что было еще очень рано, он удалился спать.

Хозяин гостиницы не хотел относиться с неуважением к приказу, который барон дал, а именно: отнестись внимательно к его лошадям и слугам. Получив приказ не жалеть ничего по отношению к последним, он подыскал для них такие же комфортабельные комнаты, как для хозяина. Он делал это по двум причинам, он не только очень хотел сделать все, что мог, для барона, чтобы получить деньга, он еще хотел и узнать побольше о таком необычном человеке. Он думал, что слуги могут предоставить ему какую-нибудь интересную информацию о своем оригинальном хозяине.

'В этом, однако, он ошибся, потому что, несмотря на то что они рассказали ему все, что знали, этого было так мало, что об этом не стоило и спрашивать.

Они рассказали, что были наняты только на прошлой неделе и сами ничего не знают ни о бароне, ни о том, откуда он приехал или кем он был, за исключением того, что он платил им очень большую зарплату и не был слишком требовательным.

Этого было очень недостаточно, и, когда хозяин гостиницы начал миссию, которую считал необходимой, и направился в город к мистеру Лику, занимавшемуся сдачей Андербери-на-Горе, ему было очень досадно, что он может предоставить так мало информации.

– Я могу назвать ему имя барона, – сказал он сам себе, идя быстро по направлению к резиденции агента, – и что утром он пожелал осмотреть поместье, но это все, что я о нем знаю, за исключением того, что он очень экстраординарный человек, самый экстраординарный из всех, которые ко мне когда-либо приезжали.

Мистер Лик, агент по недвижимости, несмотря на скудность информации, содержащейся в рассказе хозяина гостиницы, был очень доволен услышать, что кто-то, по-видимому богатый, интересуется сдаваемым поместьем, потому что, как он сказал хозяину гостиницы откровенно:

– Комиссионные за сдачу и наем такого имущества– это не шутка для меня.

– Точно, – сказал хозяин гостиницы. – Я сразу подумал, что надо пойти к тебе и рассказать, потому что он, несомненно, очень богат.

– Если это подтвердится, кем бы или чем бы он ни был, будет отлично. И вы не будете забыты, можете мне поверить, если сделка состоится, было бы также очень хорошо, если бы вы рассказали ему, какое это прекрасное поместье и что оно продается за восемь тысяч фунтов.

– Я расскажу, можете быть уверены, мистер Лик. Вы найдете, что он чрезвычайно экстраординарный человек. Не самый красивый в мире, могу вам сказать, но каждый красив по-своему, как я говорю. Я уверен, что если он возьмет Андербери-на-Горе, то потратит в нашей местности кучу денег, а это будет очень выгодно всем, как вы сами понимаете, сэр.

С этим были согласны все, и хозяин гостиницы вернулся домой вполне довольным. Ои решил убедить барона, насколько это будет возможно, поселиться в данной местности и сделать его своим главным поставщиком продуктов, что было бы, выражаясь языком барона, самой прекрасной должностью.

Глава XCIV

Посетитель и смерть в подземном ходе

Примерно через полтора часа после того, как барон пошел отдыхать, и хозяин вернулся в гостиницу, к «Гербу Андербери» прискакал всадник. То был странного вида человек с вытаращенными глазами и беспокойным взглядом, как будто боялся быть схваченным кем-то. Несмотря на то, что он был очень бледен, внешность его была достаточно респектабельной.

Единственным необычным обстоятельством было то, что такой почтенный ездок был. один. Возможно это была прихоть, поэтому отсутствие сопровождения не казалось уж очень странным. Несомненно, если бы вся гостиница не была в движении из-за появления богатого барона, ему бы уделили гораздо больше внимания и почета. Спрыгнув с коня, он сразу же направился в то, что в гостинице называли кофейней и, заказав кое-какие закуски, которые почти не съел, он сказал мягким, но торжественным голосом официанту, который прислуживал ему:

– Скажите барону Штольмайеру из Зальцбурга, что его желают видеть.

– Прошу прощения, сэр, – сказал официант, – но барон пошел спать.

– Мне все равно. Если ты не хочешь передать то, за что я готов тебе заплатить, я пойду и скажу ему сам.

– Я доложу хозяину, сэр. Но барон очень знатный джентльмен, я не думаю, что хозяин разрешит его потревожить.

Незнакомец некоторое время колебался, но потом сказал:

– Покажите мне апартаменты барона. Наверное, мне не следует просить здешних людей беспокоить его, я сделаю это сам. Покажите мне дорогу.

– Это вряд ли будет правильно, сэр, поскольку…

– Если мне в этой гостинице не могут даже оказать уважение, – сказал незнакомец, поднимаясь, – я найду его сам.

Сказав это, он вышел из комнаты и стал подниматься по лестнице, не обращая внимания на возражения официанта. Официант кинулся к хозяину гостиницы, чтобы сообщить о том, что кто-то поднимается вверх по лестнице, чтобы убить барона.

Эта информация привела хозяина в шоковое состояние, он не знал, как быть. Не будет ли лучше побежать вверх по лестнице и вмешаться или притвориться, что он ничего не знал об этом?

Тем временем незнакомец поднялся на один этаж и направился к комнатам, по-видимому, не боясь негодования барона Штольмайера. Он открывал одну дверь за другой, пока не нашел апартаменты, занятые этим необычным человеком.

Барон, только наполовину раздетый, спал в кровати. Несколько минут незнакомец стоял и смотрел на него, словно размышляя, что делать.

– Было бы легко, – сказал он, – убить его. Но мне будет выгоднее сохранить ему жизнь. Возможно, я заблуждаюсь, думая, что он располагает такими средствами, но вскоре я узнаю это из его слов.

Протянув руку он несильно похлопал барона по плечу. Тот открыл глаза и мгновенно вскочил с постели, не отводя глаз от вторженца, на лицо которого падал свет лампы, горевшей у изголовья. Барон попятился назад, и незнакомец, сложив руки, сказал:

– Вы знаете меня. Давайте сделаем так, чтобы наш разговор был как можно короче. Нам не нужно объясняться, потому что мы знаем все, что может быть сказано. Благодаря какой-то случайности вы стали богаты, а я продолжаю жить в бедности. Не важно, как это произошло, важен только факт этого. Я не знаю, какой суммой вы располагаете. Но по вашему стилю жизни могу предположить, что огромной, поэтому я без колебаний прошу у вас умеренную сумму, в качестве цены за то, что я не буду разглашать того, кто вы и что вы.

– Я думал, вы мертвы.

– Многие так думали. Но вы видите меня сейчас, значит, вы ошибались.

– Какая сумма вам нужна, и какую гарантию вы даете, что если получите ее, не будете просить ничего больше?

– Я не могу дать вам такой гарантии. Но по многим причинам я очень хочу покинуть Англию раз и навсегда. Дайте мне возможность сделать это и вы никогда больше обо мне не услышите.

Несколько секунд барон колебался. В это время он изучающе смотрел на своего собеседника, а затем, как бы говоря самому себе, сказал:

– Вы не стали выглядеть старше с последнего момента, когда мы расстались, а это было давно.

– Почему я должен выглядеть старше? Вы знаете так же, как и я, что я не должен. Короче…Я не хочу вмешиваться в ваши планы и проекты. Я не хочу быть вам препятствием. Дайте мне пять тысяч фунтов и я уеду раз и навсегда, обещаю вам.

– Пять тысяч? Вы бредите – пять тысяч! Скажите «тысяча» и она ваша.

– Нет, я не изменю свою цену. Если вы не согласитесь, говорю вам, я обнародую вашу тайну, и начну прямо с этого дома. Какими бы ни были ваши планы на будущее, можете мне поверить, я разрушу их до основания.

– Это неподходящее место для обсуждения таких вопросов. Давайте выйдем на воздух. У стен есть уши. Давайте выйдем и вы не пожалеете о своем визите.

– Значит, мы договорились? Я и сам не хочу, чтобы наш разговор кто-нибудь услышал. Я предпочитаю открытый воздух для переговоров. Пойдемте.

Баров одел свою дорожную шляпу и дорогой бархатный плащ, оправленный мехом. Он стая спускаться по лестнице, за ним последовал его странный посетитель. В холле гостиницы они увидели хозяина гостиницы и почти всю прислугу, которые спорили, подниматься или не подниматься им по лестнице.

Увидев как эти два человека, по-видимому, дружелюбно настроенные друг к другу, спускаются, все почувствовали большое облегчение. Хозяин гостиницы бросился вперед, открыл дверь и низка поклонился барону, слегка наклоняя голову и к его посетителю. Оба вышли.

– Меня уверяли, – сказал человек, приехавший на лошади, – что последнюю неделю вы жили в Лондоне как принц и приехали сюда в сопровождении лакеев, как обычно ездят первые аристократы страны.

– Такие вещи удивляют чернь, – сказал барон. – Я не боюсь признаться вам, что собираюсь поселиться в этом месте и, возможно, жениться.

– Еще раз жениться?

– А почему бы и нет? Порой жены внезапно умирают и никто не знает почему, кто в этом виноват? Я не в состоянии управлять судьбами.

– Нам ни к чему об этом говорить. И вы и я прекрасно знаем об определенных обстоятельствах, связанных с этим странным явлением. Но что это за странный звук?

– Это море омывает берег. Приближается прилив. Большие волны накатываются на покрытый галькой берег, вот что создает такую приятную музыку.

– Я не думал, что мы так близко от океана. Луна поднимается. Давайте пройдемся по пляжу. Под эту прекрасную музыку я расскажу вам о неприятных последствиях, которые будут иметь место, если вы откажетесь от скромных и умеренных условий, которые я вам предлагаю.

– Посмотрим, посмотрим. Я вынужден признать, что вы просите у меня целое состояние. Посредством запугивания вы хотите забрать у меня часть моего имущества, но вы же не надеетесь, что я соглашусь на это.

Разговаривая, они достигли длинной песчаной полосы у морского берега и у основания скал, через которые был прорыт подземный ход от берега до поместья, о котором разглагольствовал хозяин гостиницы, рассказывая о достоинствах имения.

Там были неаккуратно сделанные ступеньки, ведущие в узкий сводчатый дверной проем, вход в эту подземную область. Луна озаряла широкие водные просторы и этот дверной проем среди скал, который незнакомец с любопытством разглядывал.

– Что это за место? – спросил он.

– Это тайный ход, ведущий в соседний особняк.

– Достаточно тайный, наверное, потому что мало кто решится идти в особняк через такую мрачную дыру, когда есть другие пути. Итак, я хочу, чтобы вы приняли решение. Нет смысла спорить по предмету нашего разговора. Вы должны сказать «да» или «нет». От этого зависит, останетесь ли вы в покое или нет.

– Я бы согласился, но вы назвали слишком большую цену. Я думаю, что скоро будет найден более дешевый способ решения этого вопроса.

– Я не понимаю вас, вы говорите двусмысленно.

– Вы действительно поверили, что я позволю вымогать у меня деньги? Были времена, когда я думал, что у вас есть мозги и рассудительность, когда я полагал, что вы достаточно разумны, чтобы просчитать шансы на успех задуманного. Но сейчас я вижу обратное. Я думаю, что смогу избавиться от вас даже меньше, чем за тысячу фунтов.

– Вам лучше поостеречься вести себя со мной подобным образом, потому что я не из тех, кто будет спокойно выслушивать такие вещи. Предупреждаю, я вооружен.

– Я тоже. И раз уж дело дошло до этого, вы должны ответить за свою дерзость. Потому что это именно вы сделали меня тем, кто я есть, а теперь хотите разрушить все мои надежды.

Сказав это, барон достал из нагрудного кармана камзола маленький пистолет и, со скоростью мысли направив его в лицо своего компаньона, нажал на курок.

Но пистолет дал осечку. Незнакомец презрительно засмеялся и достал пистолет из своего кармана. Он направил его в голову барона и быстро проговорил:

– Даже оружие, которое не дало бы осечки в другом случае, оказалось бессильным против меня. Ну разве я не волшебник? Вы не ожидаете, что я отомщу за вашу подлую попытку?

Казалось, жизнь барона окончена, потому что, по-видимому, его оппонент не колебался прострелить ему голову. Однако отчаянный вид барона был всего лишь уловкой: он неожиданно наклонился к земле, схватил противника за ноги и повалил на землю. В тот же момент раздался выстрел. С криком ярости и удовлетворения барон набросился на своего противника, надавил коленями на его грудь и поднял над его головой блестящий кинжал с хорошо отполированным лезвием, на которое упали лунные лучи и ослепили побежденного человека, чья судьба, казалось, была решена.

– Дурак! – сказал барон. – Тебе не нужно было угрожать мне и требовать денег.

– Сжалься надо мной. Я не хотел убивать тебя. Зачем же тебе убивать меня?

– Ты бы убил меня, поэтому сам умрешь. Но знай, что я положу тебя в таком месте, что оживляющие лунные лучи не достанут тебя в ты сгниешь и никогда больше не оживешь.

– Нет, нет! Ты не можешь, ты не станешь. Ты пожалеешь меня.

– Проси пощады у голодного тигра, но не вторгайся в его логово!

Сказав это, барон стиснул зубы от ярости и вонзил кинжал в горло своей жертвы. Лезвие вошло в желтый песок под шеей. Убийца все еще прижимал коленями грудь жертвы, когда та отчаянно содрогалась в агонии и тщетно пыталась кричать.

Природа раны не позволяла ему произнести ничего, кроме булькающих звуков. Он почти захлебнулся собственной кровью. Вскоре его глаза остекленели. Он вытянул руки и запустил пальцы глубоко в песок.

Барон вытащил кинжал, за ним немедленно последовала сильная струя крови. Один глубокий стон указал на то, что дух, если там был такой, покинул свое мертвое обиталище и полетел в другие владения, если были места, куда он мог полететь.

– Он мертв, – сказал барон, и в тот момент приближающийся прилив стал омывать мертвое тело соленой водой океана.

Барон смыл водой приближающегося прилива запекшуюся на кинжале кровь, тщательно вытер его и засунул обратно а ножны, спрятанные в складках одежды. Он поднялся с мертвого тела и встал рядом с ним. Сложив руки, он несколько минут молча смотрел на него, не обращая внимания на приближающуюся воду, которая уже была выше его ног. Затем он заговорил своим обычным голосом, вероятно, не придавая особого значения факту, что он совершил такое дела.

– Я должен избавиться от этого трупа. Он сейчас кажется безжизненным, но, если лучи луны упадут на него, я знаю по опыту, что случится. Он встанет опять и станет ходить по земле, горя желанием отомстить мне, и жажда мести станет частью его натуры.

Через несколько мгновений раздумий он наклонился и с силой, в обладании которой такого худого человека, как он, нельзя было заподозрить, поднял тело и быстро понес его к скалам. Он бросил его вниз на каменные ступеньки, которые вели к маленькой двери входа. Труп упал на них с отвратительным звуком, как будто при падении были сломаны кости.

Барон попытался открыть дверь, но сделать это было не так просто, как хотелось. Несмотря на приложение всей своей огромной силы, он не смог сдвинуть ее ни на дюйм. Но он не сразу сдался и не прекратил попыток. Он оглядел пляж и обнаружил тяжелый камень. Взяв его в руки, он подошел к двери и бросил им в дверь с такой страшной силой, что та мгновенно отворилась, давая путь в темный и узкий коридор.

По-видимому, довольный тем, что добился этого, он осторожно подошел ко входу и достав из потайного пакета бархатного плаща, который носил, маленькую коробочку, вытащил из нее несколько восковых свечек и какие-то химические спички, которые без усилий зажег. С зажженной свечой он направился вперед, исследуя коридор. Он шел с предельной осторожностью, потому что боялся падения в один из ледяных колодцев, которые, как говорили, имелись в этих местах.

Пройдя около двадцати ярдов и не найдя здесь никакой опасности, он стал менее осторожным, но за такое пренебрежение безопасностью чуть не поплатился жизнью, потому что натолкнулся на ледяной колодец, который казался достаточно глубоким. Он чуть не погрузился в него годовой вперед.

Он в ужасе отошел назад. Вскоре страх прошел и после недолгого размышления он стал искать что-нибудь вроде полочки в стене, на которую можно было бы поставить свечу. Зафиксировав свечу, он пошел ко входу в это странное похожее на пещеру место, поднял труп и понес его, шагая твердо и смело, зная, что между им и свечой, которая освещала темноту этого места, нет опасности.

Дойдя до свечи, он без раздумий бросил труп в колодец толовой вниз. Тело упало с легким всплеском, что говорило о наличии воды на дне ямы.

Сняв свечу с ниши, барон посмотрел вниз и увидел искаженное лицо мертвеца, тело которого случайно упало на спину. Но так он не рассчитывал. Это увеличивало шансы того, что тело обнаружат те, кто случайно или из любопытства забредут в это не самое привлекательное место. Изменить это можно было только спустившись и изменив положение трупа. Очевидно, это не входило в его планы, поскольку, пробормотав самому себе несколько выразительных слов, он отошел от колодца и осторожно зашагал к выходу из этого мрачного места.

Лучи луны освещали скалы, у выхода он разглядел дверь, ступеньки и другие объекты достаточно отчетливо. К его радости он нашел, что не повредил своим ударом никаких соединений двери, которая была такой тяжелой и столь хорошо сработанной, что ни один человек, вероятно, не смог бы сдвинуть ее и на долю дюйма.

– Я приду сюда завтра, – сказал он, – и если сниму этот дом, то поставлю на эту дверь надежный замок, чтобы ее открывали ключом, а не силой, как сейчас. А пока мне следует избегать появления здесь. Но когда я стану владельцем Андерберийского Дома, я исследую здесь каждый укромный уголок.

Он подобрал плащ и закрыл дверь так плотно, как мог. Медленно и задумчиво он зашагал к гостинице. Было заметно, что мысль о совершенном убийстве абсолютно не беспокоила его. Он поздравлял себя с тем, что так успешно избавился от неприятного знакомого.

– Это и в самом деле очень хорошо вышло, – говорил себе барон, – что он сам пришел ко мне и позволил так легко от себя избавиться. По правде говоря, я несколько рисковал и когда мой пистолет дал осечку, мне показалось, что в зените была злая звезда и что я обречен стать жертвой того, кого положил в такую холодную могилу. Но теперь моя судьба изменилась. Думаю, с такой удачей и с такими финансовыми ресурсами я буду иметь успех в этой стране, где так любят золото. Я преодолею все трудности! И наконец-то соединюсь с кем-нибудь, кто… Хотя о ее судьбе я еще подумаю.

Глава XCV

В семье Баннервортов назначена свадьба

После приключений доктора с картиной, с которой теперь была связана такай тайна, семья Баннервортов стала терять надежду когда-либо найти ключ к разгадке тех обстоятельств, правду о которых они так хотели узнать. Им казалось, что больше они о ней никогда ничего не услышат.

Когда доктор Чиллингворт достаточно оправился, чтобы быть в состоянии говорить без усилий, он, когда вся семья была в сборе, рассказал о своих надеждах и ожиданиях.

– Все вы теперь знаете, – сказал он, – историю Мармадюка Баннерворта, вы также знаете, каким трудным он был человеком, при всем уважении к тебе, Генри. Во-первых, все свои деньги он потратил за игорным столом, разорив свою семью. Кроме этого, получив достаточно денег, которые можно было отдать семье, он вместо этого куда-то их запрятал, и так надежно, что теперь никто не может их найти, оставив вас тем самым в трудной ситуации, вместо того чтобы сделать независимыми.

– Это верно, доктор, – сказал Генри, – но вы знаете старую поговорку, что богатство, добытое нечестным путем, не приносит; счастья. Поэтому я не жалею, что деньги не были найдены. Я уверен, что они никого не сделали бы счастливее.

– Да при чем тут поговорки!? Тридцать или сорок тысяч фунтов – это совсем не пустяк, о котором можно говорить так легко и применять к нему избитую поговорку. Это большая сумма, и я бы хотел, чтобы эти деньга попали вам в руки.

– Да, но, поскольку вы не можете дать их нам, о них не стоит сожалеть.

– Конечно, не стоит. Я имею в виду не это. Сожаление – это глупая вещь в любом случае. Но я бы не стал опускать руки. По-моему, на меня напал именно Варни, а поскольку картина представляет ценность для него, значит, она представляет ценность и для нас.

– Но как же мы ее вернем? А если бы мы и могли вернуть ее, я не вижу, в чем ее ценность, ведь она – всего лишь картина.

– Ты опять начинаешь возражать против того, что ты не знаешь, – сказал доктор. – Послушайте меня, господин Генри, эта картина, видимо, имеет что-то вроде подкладки сзади, которая прикреплена к холсту. Как вы думаете, зачем бы я стал тащить ее сюда, если бы не подозревал, что между подкладкой и холстом находятся деньга, банкноты, выражаясь точнее?

– У вас есть какие-нибудь основания подозревать, что там были деньги?

– Да, несомненно, есть. Потому что, когда я опустил картину, я обнаружил различные неровности на ее задней части, что заставило меня предположить, что это были свитки банкнот. Ошибка всех заключалась в том, что они искали деньги в стене за картиной, вместо того, чтобы искать их в самой картине. Я собирался разрезать ее на куски сразу же, как пришел бы сюда. Но сейчас она попала в какие-то чужие руки, в руки человека, который, как я предполагаю, знает то же, что знаю я.

– Это досадно.

– Досадно? Разве так говорят о потере Небесам известно скольких тысяч фунтов? Я очень огорчен такой потерей, меня лихорадит при мысли об этом, скажу я вам.

– Но что мы можем сделать?

– Я предлагаю немедленно начать поиски вампира Варни, потому что никто, кроме него, не мог так напасть на меня.

– Забудьте, доктор, – сказала Флора, – нам не нужны эти деньги, нам все равно, что с ними стало. Не нужно считать потерю этих денег потерей собственности, потому что мы ими никогда не владели.

– Да, – заявил адмирал, – ну их эти деньги! Какое нам до них дело, и, кроме того, у Чарльза Голланда скоро будет много дел.

– Много дел? – спросил доктор. – Что вы имеете в виду?

– Как что? Разве он не собирается жениться на Флоре, и разве я не собираюсь завещать ему все мое имущество за то, что он возьмет фамилию Белл вместо Голланд? Потому что, видите ли, его мать была моей сестрой, и конечно же ее фамилия была Белл. Что касается его отца, Голланда, ему сейчас все равно, какая у Чарли фамилия. Если он не возьмет фамилию Белл, я буду последним с такой фамилией, потому что, скорее всего, я уже не женюсь и не наделаю маленьких Беллов, которые будут бегать вокруг меня и звать «папой».

– Нет, – сказал доктор, – скорее всего, нет. И поэтому вы хотите изменить фамилию Чарльза Голланда. Вы поняли шутку, адмирал?

– Я бы так не сказал, я не понял шутку. Очень легко говорить о шутках, но, если бы я был как Чарльз и собирался жениться, я бы не шутил, могу вам сказать, совсем наоборот. А что касается вас и вахней картины, если она вам нужна, доктор, бегите за Варни и за ней сами. Или нет. У меня есть идея получше. Возьмите свою жену и скажите ей, чтобы она поймала Варни. Когда она закатит ему такой же скандал, какой закатила нам, он сразу же отдаст ей все деньги, лишь бы отделаться от нее.

– Моя жена? Вы хотите сказать, что она была здесь?

– Да, была. И не просто «была»! Могу сказать вам, доктор, я служил в разных частях света и конечно же имею кое-какой опыт по женской части. Если бы я был на вашем месте, я бы дал ей каких-нибудь лекарств, которые бы навеки успокоили ее.

– О! Я этим не занимаюсь, адмирал. Но я извиняюсь, что миссис Чиллингворт так сильно побеспокоила вас.

– Бросьте! Вы думаете она могла побеспокоить меня? Я в полном спокойствии встречал и шторма и шквалы, поэтому женский язык никоим образом не может потревожить меня. Совсем! Совершенно, черт бы их побрал! Не беспокойтесь об этом. Пойдемте, доктор, через день у нас свадьба.

– Нет, нет, – сказала Флора, – через неделю, вы имели в виду.

– Разве через неделю? Пропади я пропадом, я думал через день. Но, конечно, вам лучше знать, поскольку вы сами все решили. Я ничего не могу с этим поделать.

– Конечно, я с превеликим удовольствием буду присутствовать на таком интересном событии, – сказал доктор, – не собираетесь ли вы опять поселиться в поместье Баннервортов?

– Нет, конечно, нет, – сказал Генри, – мы предлагаем перебраться в имение Диарбрук, и оставаться там некоторое время, чтобы определить, нравится оно нам или нет. Возможно, оно нам очень понравится, потому что я слышал, как говорили, что оно – очень привлекательное маленькое имение.

– Хорошо, тогда решено, – сказал адмирал. – Но я думаю мне это не подойдет, потому что нам с Джеком для полного счастья нужно еще и море. Я не видел кораблей уже восемнадцать месяцев. Так больше продолжаться не может, этак и плесенью можно покрыться. Как можно жить, не видя ничего, кроме суши. Суша здесь, суша там, суша везде, куда бы ни пошел.

По этому разговору можно было определить, каковы были планы семьи Баннервортов, и какой прогресс произошел, после того как они уехали. С момента, когда они овладели бумагами на имение Диарбрук, они забыли о большой сумме денег, которую, как предполагалось, спрятал Мармадюк Баннерворт в какой-то части поместья Баннервортов.

Они прошли через такие тревожные события, что спокойное существование само по себе для них было большим счастьем.

В целом, они ничуть не сожалели и о том, что Варни ушел, это было для них большое избавление. Из его слов они сделали вывод, что он, должно быть, собирается покинуть Англию и что они с ним больше никогда не встретятся ни при каких обстоятельствах.

Желание адмирала изменить фамилию Чарльза Голланда на Белл казалось причудой. Но когда сам Чарльз сказал, после сделанного ему предложения: «Я согласен принять любое предложения того, кого очень люблю, поэтому без колебаний изменю фамилию Голланд на ту, с которой у нас всегда были связаны светлые, благороднейшие и самые лучшие воспоминания».

Таким образом, дело было решено к большому удовлетворению Флоры, которая была так же рада называться миссис Белл, как и миссис Голланд, поскольку объект ее любви оставался одним и. тем же. Свадьба была, на самом деле, назначена через неделю. Адмирал не был расположен позволить Флоре и своему племяннику Чарльзу провести такой важный период их жизни без какого-нибудь торжества, и потому предложил покинуть свой коттедж и перебраться в более крупный особняк, который он присмотрел в нескольких милях отсюда и который как раз подходил для такого приятного момента.

– Мы не будем закрываться, – сказал адмирал, – мы пригласим на свадьбу всех христиан округи. Мы вместе радостно позавтракаем, у нас будет много музыки, затем будет замечательный ланч, после этого обед, ну а после обеда – танцы, и все такое. Ни у кого не будет недостатка в радости.

И Чарльз, и Флора не были расположены делать свадьбу столь открытой, но, поскольку старику это очень хотелось праздника, они не хотели его расстраивать. Поэтому после тщетных попыток отговорить его от переезда, они согласились на его предложение.

он снял на месяц дом, у которого было название корабля, которым он когда-то командовал. Но об этом они узнали только потом, случайно. Они поставили адмиралу условие, что на завтраке, который будет предшествовать свадьбе, не должно быть больше двадцати человек гостей. Он согласился на это, но Генри прошептал Чарльзу Голланду:

– Я знаю, что тебе не нравится эта открытая свадьба, и она особенно не нравится Флоре, так что, если ты не против провести старика, я знаю способ, как надуть его.

– Я готов попробовать, если ты уверен, что это его не обидит.

– Совсем не обидит. Нисколько. Он сам будет смеяться, когда обо всем узнает, вместе с нами всеми. Сейчас самым сложным является добиться одобрения Флоры. Мы должны постараться ее убедить.

Тем временем адмирал продолжал приготовления. Можно вспомнить, что впервые он приехал в этот ярмарочный город близ поместья Баннервортов, когда якобы от юриста было подучено поддельное письмо о том, что его племянник, Чарльз Голланд, собирается жениться на женщине из семьи вампиров. Юрист тогда был очень этим удивлен. Таким был неудавшийся маневр сэра Френсиса Варни, который желал избавиться от Чарльза Голланда, серьезно мешавшего ему в осуществлении его планов и проектов.

Подумав, адмирал решил, что этот юрист лучше всех сможет порекомендовать подходящих людей, которых можно будет пригласить на свадьбу Чарльза и Флоры. Поэтому он послал ему письмо, в котором напрашивался к обеду. Вскоре он получил вежливый ответ, в котором говорилось, что юрист с удовольствием пообедает в его компании и ждет его с большим нетерпением.

– Хитрый и цивилизованный парень, этот адвокат, – сказал адмирал, засовывая письмо в карман, – того гляди, он, может, переменит мнение людей о юристах.

– Я только надеюсь, что у него будет достаточно грога, – заметил Джек Прингл, который слышал, как адмирал читал письмо. – Поскольку эти сухопутные никогда не могут рассчитать нужное количество к обеду и… Пропади я пропадом! Вы что, не можете держать свои вещи при себе?

Факт наглого подслушивания заставил адмирала запустить в голову Джека свинцовую чернильницу, стоявшую на столе.

– Ты, мятежная швабра! – сказал он. – Я уже не могу прочитать приглашение на обед без того, чтобы ты не говорил в брашпиль, ты, бродяга!

– О! Хорошо, – сказал Джек, – но если уж вы так выходите из себя без малейшего повода, то я пошлю письмо юристу и скажу, что вы не придете по семейным обстоятельствам.

– Семейным, ты, ворюга? – сказал адмирал. – Что ты имеешь в виду? Какую семью ты имеешь в виду? Пропади я пропадом. Мне кажется, что ты сейчас получишь пробоину ниже ватерлинии. Если ты вмешаешься в это дело, провались я сквозь землю, если я не вышибу тебе мозги калёным ядром.

– Вы провалитесь сквозь землю, если сделаете это, – сказал Джек, выходя из комнаты, – старая кокетка.

– Что?! – заорал адмирал вскакивая на ноги и стремительно бросаясь на Джека. – Я прожил все эти годы, чтобы меня называли так на моем собственном корабле, я хочу сказать, в моем собственном доме? Что этот проклятый подлец имеет в виду?

Адмирал, несомненно, напал бы на Джека, если бы не вмешалась Флора и не заставила его вернуться в комнату. Никто больше не рискнул бы остановить его, но любовь к ней была у адмирала столь велика, что могла сделать с ним все. Узнав из жалоб на Джека Прингла, что адмирал ищет совет юриста, она принялась успокаивать его и вскоре добилась успеха, потому что вскоре он забыл о своем гневе. Несмотря на то, что прогневать старика было легко, гнев его никогда не длился долго. Вероятно, он думал, что Джек Прингл не имел в виду то, что говорил, точно так же, как и сам он (адмирал). Очень редкими были дни, когда у адмирала с Джеком не было стычек. Как мы уже неоднократно замечали, адмирал особо не выбирал снаряды, которыми можно было бы запустить в голову Джека. Было бы не удивительно, если бы и Джек пошел поговорить с юристом. Но он сказал, что не будет делать этого, чем порадовал старика. Адмирал вскоре забыл об этом маленьком диспуте и стал наслаждаться мыслью, что проведет приятный день с адвокатом.

– О! Хорошо, – сказал он. – Кто бы мог подумать, что я пойду и пообедаю с юристом. Причем это он меня пригласил! Это говорит, что во всех людях может быть что-то хорошее, даже в юристах. Я уверен, что теперь мне следует подумать о том, о чем раньше я никогда не думал, я имею в виду, что моряк тоже может быть полезным человеком. Это показывает, что чем старше становится человек, тем он становится умнее.

В таком человеке, как адмирал Белл это был прорыв либерализма. Изумительно, как разум привыкает к обстоятельствам, в которые он попадает, и как общество, разделенное на маленькие секции воспринимает одни и те же вещи по-разному. Порой люди, живущие в разных концах одного и того же городка, смотрят друг на друга с жалостью и презрением. Очень жаль, что писатели, Которых читает множество людей, выражают свои мысли эгоистично. Это так же глупо и достойно порицания, как притворные слова некоего известного писателя-романиста, что он якобы не знает в точности, существует ли на свете место под названием Блумсбери[5] или нет, поскольку делает он это только ради того, чтобы вызвать смех у читателей, которых нельзя уважать ни за их способности, ни за их поведение.

Но вернемся к нашему герою. Адмирал, одетый в свой лучший костюм, который всегда состоял из голубого мундира, это цвет военно-морской униформы, бледно-желтого жилета и белых кашемировых континуаций, пошел к юристу, как ему и было назначено. Если что-то и льстило тщеславию старика, так это, безусловно, манера, в которой его приняли в доме юриста, где делали все, чтобы удовлетворить его.

Перед ним была выставлена самая прекрасная еда, а когда скатерть убрали, адмирал начал говорить о вопросе, который он желал задать своему профессиональному другу. Рассказав ему, что скоро будет свадьба, он добавил:

– Сейчас я должен пригласить двадцать человек и, конечно, поскольку я не знаю местных людей кроме вас, я хочу начать с вас и вашей семьи. Также я хотел бы, чтобы вы нашли приличных людей, которые могли бы присоединиться к вам.

– Я весьма польщен, – сказал адвокат, – что в такой торжественный момент вы пришли ко мне, единственное, что меня беспокоит, боюсь, я не смогу удовлетворить вас.

– О! Вам не нужно бояться. В этом нет ничего страшного. Я полностью доверю вам подобрать подходящих людей.

– Я, безусловно, постараюсь, адмирал, сделать все, что в моих силах. Конечно, поскольку я живу в этом городе много лет, я знаю многих прекрасных людей, хотя есть также несколько очень подозрительных типов.

– О! Нам не нужны подозрительные. Пусть приглашенные будут честными, искренними, хорошо воспитанными людьми, такими, кого было бы приятно встречать часто, не притворщиков, которые боятся смеяться из-за опасения открыть слишком широко свой рот, а тех, кто настолько воспитаны, что боятся засмеяться потому, что это будет вульгарно.

– Я прекрасно понимаю вас, адмирал, и попытаюсь полностью выполнить ваши инструкции. Но если я ненароком приглашу кого-нибудь, кто вам не понравится, вы должны будете извинить меня за такую ошибку.

– Конечно, конечно. Не думайте об этом. Если придет какой-нибудь невоспитанный увалень, мы найдем способ его нейтрализовать.

– Никто не должен вести себя невоспитанно после оказания такой чести, то есть после вашего приглашения. Я думаю, что такого не произойдет.

– Не обращайте внимания. Если даже такое случится, знаете что я сделаю? Я натравлю на него Джека Прингла, и если он не выбьет из него потроха, буду очень удивлен.

– Вы его очень вовремя упомянули, – сказал юрист, – потому что я сделал все, что было в моих силах, чтобы услужить ему.

– Что значит, «чтобы услужить ему»? Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, приготовил ему такой обед, который ему понравится. Он заказывал все, что ему только вздумается.

Адмирал посмотрел на юриста с. удивлением, он молча смотрел так несколько секунд, а потом сказал:

– Пропади я пропадом! Вы же не хотите сказать, что этот мерзавец здесь?

– О да. Он пришел примерно за десять минут до вашего появления и сказал, что вы сейчас придете. Он все это время спокойно пиршествовал внизу.

– Подождите. У вас в доме есть какое-нибудь огнестрельное оружие?

– У нас есть старый мушкетон. Но зачем он вам, адмирал?

– Чтобы застрелить этого негодяя Прингла. Я вышибу ему мозги, такова его судьба. Его появление здесь является прямым нарушением моих приказов.

– Мой дорогой сэр, успокойтесь и забудьте об этом. Это совершенно не страшно.

– Не страшно? Где ваш мушкетон? Вы хотите, чтобы этот мятеж остался без последствий? Дайте мне мушкетон.

– Но, мой дорогой сэр, мы держим его только для устрашения, и у нас нет пуль.

– Ничего страшного, мы напихаем туда много гвоздей или медных пуговиц, или много монеток в полпенни, все, что только можно будет сделать для выполнения нашей задачи.

– Как вы добрались до места, старый Тарбаррел? – сказал Джек, засовывая голову в дверь. – Вам здесь уютно? Провались я на этом самом месте, если вы уже не приняли достаточно много винца. Ваши жабры выглядят такими красными. А я тут замечательно провел время и решил на минутку заскочить, чтобы вы не беспокоились за меня.

Появление Джека доказало, что слова юриста не были шуткой. Он едва стоял на ногах и держался за дверной косяк, чтобы не упасть. На его лице было написано глубокое удовлетворение. Этого нельзя было сказать об адмирале, лило которого было переполнено негодованием. Оно бы заставило рассмеяться и кота.

– Уходи, Джек, – сказал юрист, – уходи. Иди вниз и продолжай хорошо проводить время. Разве ты не видишь, что адмирал злится на тебя?

– Да ну его, – сказал Джек, – я поставлю его на свое место, если он выдаст какую-нибудь ерунду. И запомните, мистер юрист, не давайте ему пить слишком много.

Юрист подбежал к двери и выставил Джека, потому что он не без оснований подозревал, что спокойствие адмирала было всего лишь затишьем перед необычайно сильной бурей, и решил сразу же развести их.

После этого он стал успокаивать, как только мог, гнев адмирала, объясняя то, что Джек следует за адмиралом всюду ввиду его сильной привязанностью, а невежество иногда делает его назойливым, хотя он вовсе не хочет быть таким. Безусловно, это был лучший способ успокоения старика, и, пожалуй, единственно успешный. Адмирал согласился с юристом и попросил простить Джека за проступок, который он совершил.

Глава XCVI

Барон берет андерберийский дом и решает устроить большой праздник

Никто не посчитал экстраординарным то, что барон Штольмайер из Зальцбурга вышел из гостиницы со своим таинственным незнакомцем, а вернулся без него, ведь, он не был должен обязательно возвращаться вместе с ним.

Более того, он вернулся в гостиницу с таким видом полного самообладания, что никто и на мгновение не заподозрил его в том, что он может быть виновен в таком ужасном преступлении, преступлении, которое мало кто мог совершить так хладнокровно.

Казалось, убийство человека было для него привычной вещью, и он вовсе не терял расположения духа и не мучился от угрызений совести, которые возникают в сердце человека, виновного в таких зверствах. Он поднялся в свою комнату и пошел спать в состоянии полного спокойствия, в котором пребывал до прихода незнакомца.

Лошадь незнакомца, которая была дорогим и красивым животным, осталась в конюшне гостиницы. Это считалось гарантией его возвращения. Хозяин гостиницы, когда пошел спать, наказал одному из своих работников сидеть и ждать возвращения человека, который сейчас неподвижно лежал в одном из ледяных колодцев загадочного коридора, ведущего от скал к землям андерберийского дома.

Медленно тянулась ночь, и человек, которому было поручено впустить незнакомца, после нескольких попыток остаться в бодрствующем состоянии погрузился в крепкий сон.

Утро было свежим и прекрасным. Гораздо раньше, чем от него можно было ожидать, барон спустился из своей комнаты. Ведь о таких великих людях думают обычно, что они встают поздно и, соответственно, поздно ложатся спать. Но барон, по-видимому, не был расположен путать день с ночью. Хозяин гостиницы поздравил себя с тем, что был уже готов к такому неожиданному подъему своего замечательного гостя. Был подан обильный завтрак, то есть разные блюда были расставлены на столе, и барон выбирал, что ему нравится. Когда трапеза была закончена, хозяин гостиницы рискнул войти в комнату и сказать барону с оттенком повиновения:

– Если вам угодно, сэр, мистер Лик, который занимается сдачей Андербери-на-Горе, то есть андерберийского дома, как его обычно называют, пришел. Он будет рад показать вам поместье в любое удобное для вас время.

– Я буду готов через полчаса, – сказал барон, – поскольку расстояние небольшое, пойдем пешком.

Ровно через полчаса барон спустился в холл и позвал мистера Лика, который выбежал из бара на такой скорости, что споткнулся о коврик, который оказался у него на пути, и упал. Таком образом, мистер Лик поприветствовал барона, ударив его головой в живот и распластавшись перед его ногами, держась за его лодыжку.

За этот небольшой инцидент было принесено соответствующее извинение, после чего мистер Лик повел знаменитого гостя через весь город в поместье. Было любопытно смотреть, как они вместе пересекали улицы. Когда барон шел вперед торжественным и размеренным шагом, мистер Лик старался опередить его на несколько шагов и рассказать о достоинствах андерберийского дома, а также всех окрестностей. На эти рассказы барон давал такие уместные и достойные ответы, какие и должен был делать барон.

– Вы найдете, сэр, – сказал мистер Лик, – что Андербери – это роскошное и удивительно правильное место. Я уверен, что более восхитительного места для жизни просто нельзя найти.

– О! Очень может быть, – сказал барон.

– Оно очень живописное, – продолжил мистер Лик. – Здесь есть две англиканские часовни и церковь.

– Это недостаток, – сказал барон.

– Недостаток, сэр? Мне очень жаль, что я сказал об этом. Вероятно, вы – римский католик, сэр, и, в таком случае вам не интересны англиканские часовни.

– Ничего подобного. Не старайтесь угадать мои религиозные взгляды, сэр, я не католик.

– Нет, нет, сэр. Я не буду. В конце концов, почему джентльмен с большим состоянием не может быть тем, кем он хочет быть? Но вот, сэр, мы уже близко к одному из входов в андерберийский дом. У него есть три главных входа, как вы понимаете, сэр, с трех сторон поместья, а четвертая сторона выходит на море, где есть таинственный ход, который ведет от дома к пляжу, вы, вероятно, об этом уже слышали, сэр. – Хозяин гостиницы говорил об этом.

– Мы считаем этот ход достопримечательностью, сэр, уверяю вас, самой большой местной достопримечательностью. Это огромное преимущество дома, потому что, видите ли, сэр, в чрезвычайно жаркую погоду туда можно положить любую провизию и там она, при такой низкой температуре, не будет портиться.

Мистер Лик позвенел в колокольчик, который висел над одним из входов. На его просьбу войти вскоре ответила старая пара, которая следила за поместьем и, подчеркивая важность персоны, которую он привел осмотреть это место, Лик громким голосом сказал:

– Барон Штольмайер из Зальцбурга пришел осмотреть поместье.

Такое представление было воспринято с должным почтением.

– Здесь у вас есть тенистые деревья, опустившие свои листья в журчащую воду; – сказал мистер Лик в ораторской манере, – есть листва, наполняющая воздух изумительным ароматом; есть журчащий водопад, играющий небесную музыку для птиц, которые сидят на танцующих ветках; здесь у вас есть благоухание соленого океана, смешанное с запахом растущих на берегу фиалок, это напоминает запах Элизия[6]; здесь вы никогда не устанете наслаждаться бесконечным очарованием, к тому же здесь вас не будут беспокоить другие люди.

– Достаточно, достаточно, – сказал барон.

– Всё, что может способствовать аппетиту или радовать чувства разбросано вокруг щедрой рукой природы. Совершенно невозможно, чтобы королевская семья была в этих местах и не заехала сюда. Я забыл упомянуть, что некоторые коттеджи приносят доход, который, несмотря на незначительность, достаточен, чтобы оплачивать десятую часть расходов на поместье.

– Так, так, это хорошо.

– Здесь у вас будут журчащие ручейки, пруды, переполненные рыбой, где можно заниматься рыбной ловлей – и все они ваши! Комнаты особняка могут соперничать с комнатами дворцов; много великолепных спален и залов, выполненных в старинном стиле. Здесь у вас есть…

– Стоп, – сказал барон, – стоп. Мне надоели ваши описания. Я больше не могу выслушивать такую тривиальную болтовню, покажите мне сразу дом, я сам оценю его.

– Конечно, сэр, конечно! Я просто думал дать вам краткое описание этого места. А теперь, сэр, когда мы подошли к дому, я могу сказать, что здесь есть…

– Тихо! – сказал барон. – Если вы опять начнете молоть языком, я вас отсюда выгоню. Все, что от вас требуется, – это всего лишь показать мне это место и ответить на любые вопросы, которые я вам о нем задам. Я сам сделаю выводы. Ничего из сказанного вами не произведет на меня никакого впечатления.

– Конечно, сэр, конечно. Я буду очень счастлив ответить на любые вопросы, которые может задать человек с таким великим интеллектом, как у вас. Все, что я могу заметить – это то, что когда вы войдете в гостиную, каждый сможет сказать вам, здесь у вас есть, я действительно прошу вашего прощения, сэр, у меня не было никакого желания, говорить «здесь у вас есть», уверяю вас, но слова сами собой выпали, уверяю вас.

– Тихо, тихо! – закричал барон. – Вы замучили меня своей болтовней.

После такого замечания мистер Лик наконец-то успокоился и позволил барону осматривать андерберийский дом так, как ему было угодно. Дом нельзя было рассмотреть за десять минут, потому что он был очень большим. Он действительно представлял так много прекрасных и интересных особенностей, что было невозможно не задержаться в нем на значительное время.

Земли поместья были обширными, на них была аккуратно посажена растительность, все было на своих местах. Было приятно смотреть на хозяйство, содержащееся в таком состоянии. Несмотря на то, что барон не был многословным человеком, было заметно и по тому, что он пробормотал, что ему Андерберй-на-Горе очень нравилось.

– А теперь, – сказал мистер Лик, – я буду очень рад, сэр, показать вам подземный ход.

В этот момент послышался громкий звон колокола на воротах одного из входов. На пороге слуга увидел джентльмена, который дал ему свою визитку. Егo звали сэр Джон Вестлейк, и он также желал осмотреть поместье.

– Сэр Джон Вестлэйк, – сказал мистер Лик. – О! Я помню, этот человек заходил ко мне и говорил, что подумывает о возможности снять Андербери-на-Горе. Этот сэр Джон – джентльмен с большим богатством и большим вкусом, но я должен сказать ему, барон, что, если вы решите взять поместье, у вас преимущество.

В этот момент подошел незнакомец. Увидев барона, он почтительно поклонился, после чего мистер Лик сказал:

– Сожалею, сэр Джон, но если вы решили снять это место, для этого я сначала буду вынужден получить отказ этого джентльмена.

– Конечно, – сказал Вестлейк, – я не собираюсь мешать кому-либо. Я просто почти решился снять поместье и пришел осмотреть его еще раз. Но, конечно, если этот джентльмен опередил меня, я должен уступить: Я всего лишь хочу осмотреть подземный ход, если вам не сложно.

– Сложно? Конечно нет, сэр. Девис, дайте нам какие-нибудь факелы и мы пойдем. А поскольку этот джентльмен уже видел все кроме странного хода, он, вероятно, захочет спуститься с нами.

– Конечно, – сказал барон, – с превеликим удовольствием.

Он сказал это так спокойно и естественно, что никто не мог поверить в этот момент даже в возможность того, что внутри может быть обнаружен страшный труп.

Вход в подземелье находился в маленьком, но аккуратном здании, которое выглядело как беседка. Были доставлены факелы, один из них зажгли. Открылась дверь, за которой начинался ход. Мистер Лик шел первым, его «изящные спутники», как этот джентльмен любил называть их потом в ходе показа, проследовали за ним в самые недра Земли, где терялись любые следы дневного света.

Спуск образовывали не ступеньки, а пологий скат, по которому нужно было идти с некоторой осторожностью, так как ход был прорыт в меле, который в некоторых местах был чрезвычайно скользким. По мере продвижения вперед это место становилось все более интересным.

Барон даже позволил мистеру Лику говорить, и тот трещал без умолку:

– Вероятно, на эти раскопки были потрачены большие деньги, поскольку они сделаны в твёрдой породе и окаменелостях, что делает их очень необычными. Вы видите, крыша сводчатая, только иногда падают кусочки мела или кремня. Теперь мы подходим к одному из ледяных колодцев.

Они подошли к глубокой яме и посмотрели в нее. После того как ее осветили факелом, они смогли увидеть на ее дне некоторое количество больших кусков кремня и, по-видимому, осколки разбитых бутылок.

– Здесь была лебедка, – сказал мистер Лик, – вещи опускались сюда в корзине. Говорили, что лед способен храниться в таком месте в течение двух лет.

– А есть еще такие ямы? – спросил барон.

– О, дорогой сэр, да. 3десь их пять или шесть в разных местах. Они сделаны для разных целей. Когда семья, жившая здесь в андерберийском доме, устраивала вечеринки, сюда спускалось много людей, они ходили здесь, держась за руки. В ямах охлаждали вино.

По пологому спуску подземного хода и его зигзагообразному характеру можно было предположить, что он имеет значительную длину. В самом деле, мистер Лик уверял, что длина хода составляла полмили.

Барон не хотел рисковать, зная, что может обнаружиться труп, брошенный в один из ледяных колодцев, который был ближе всего к выходу на пляж. Он стал предлагать прекратить осмотр подземного хода, но его спутники не соглашались.

Возможно, ему нужно было настаивать на осмотре всех ледяных колодцев, потому что в этом случае была бы вероятность того, что сэр Джон Вестлейк устанет к тому времени, как они подойдут к последнему. Когда они достигли ледяного колодца, в который было брошено тело, мистер Лик сказал:

– А теперь, сэр Джон, и вы, мой господин барон, раз уж мы смотрели в первый из этих ледяных колодцев, а в другие не смотрели, я предлагаю посмотреть в последний.

Барон боялся сказать что-либо, потоку что, если тело будет обнаружено и откроется, что человек – посетитель гостиницы, которого в последний раз видели с ним, любое нежелание осматривать этот ледяной колодец может стать серьезным свидетельством против него.

Поэтому он просто дал свое согласие, думая, что осмотр будет поверхностным и что он избежит каких бы то ни было неприятных последствий.

Но судьба распорядилась. иначе. Казалось, не было никакой надежды на то, что ледяной колодец не будет обследован, что предвещало неприятные результаты.

– Девис, – сказал мистер Лик, – ты знаешь, эти места не глубокие, я подумал, что ты мог бы спуститься вниз, тогда ты бы мог рассказать джентльменам, из чего состоит дно, ты понимаешь?

– О, я не возражало, сэр, – сказал Девис. – Я был в одном из них позавчера, могу вам сказать, сэр.

– Я не вижу необходимости в этом, – сказал сэр Джон Вестлейк, – но если вам угодно, и этот джентльмен желает…

– Я вовсе не желаю, – сказал барон, – как и вы, я не вижу необходимости в этом.

– О, это совсем не проблема, – сказал мистер Лик, – раз уж вы здесь, будет лучше, если вы сразу посмотрите все. Вы должны все понять. Ты спустишься, Девис?

– Здесь не больше четырнадцати футов. Для меня это совсем не сложно. Я могу взяться руками за край и спрыгнуть.

Сказав это, он снял свой плащ и воткнул факел, который нес, в расселину скалы, которая была рядом с краем ямы.

Теперь барон понял, что избежать обнаружения трупа не удастся. Он лишь надеялся, что труп нельзя будет опознать. Хотя надежда была слабой, он ведь и сам видел лицо, повернутое вверх. Время, прошедшее со смерти было слишком коротким, чтобы появились какие-либо признаки разложения.

Факел, прикрепленный в расселине, отбрасывал в яму тусклые лучи. Барон стоял со сложенными руками и спокойно наблюдал, ожидая в любой момент увидеть сцену удивления и ужаса.

Он не ошибся. Потому что как только этот человек прыгнул в глубокую яму, он издал крик тревоги и ужаса, произнеся:

– Убийство! Убийство! Поднимайте меня. Здесь мертвец, я на него прыгнул.

– Мертвец? – закричали одновременно мистер Лик и сэр Джон Вестлейк.

– Это очень странно! – сказал барон.

– Дайте мне руку, – закричал Девис, – вытащите меня отсюда, я не могу здесь оставаться! Дайте же мне скорей руку, говорю вам.

Было легче сказать, чем сделать. Мистер Девис начал понимать, что гораздо легче было залезть в яму, чем вылезти из нее, несмотря на то, что его уверения в том, что он бывал в этих ямах, были совершенно правдивыми. Но тогда он не находил ничего страшного и мог не спеша выкарабкиваться.

– Послушайте, а вдруг этот парень всего лишь шутит, – сказал барон, – и развлекает себя за наш счет.

Но манера, с которой этот человек звал на помощь, и ужас, присутствовавший в каждом издаваемом им звуке, были достаточными доказательствами того, что он не лгал.

– Это серьезно, – сказал сэр, Джон Вестлейк, – надо ему помочь. У вас есть какие-нибудь веревки, с помощью которых его можно вытащить из ямы? Не пугайтесь, мой друг, поскольку если в яме мертвый, он не сможет причинить вам вреда. Успокойтесь и медленно поднимайтесь.

– Да, – сказал барон, – тише едешь, дальше будешь, как гласит английская пословица. Имей этот человек терпение, он бы легко и спокойно выбрался из ямы наверх.

Кажется, Девис понял истинность таких увещеваний, поскольку, несмотря на сильную дрожь, начал сам продвигаться на пути вверх. Он поднялся так высоко, что мистер Лик смог схватить его за руку и немного помочь ему. Через минуту он был спасен из своего положения, которое было неопасным, но, несомненно, страшным.

Он так сильно дрожал, заикался и запинался, что в течение нескольких минут никто не мог понять того, что он говорит. Наконец, придя в себя, он заявил:

– Тут было совершено убийство и тело выбросили в эту ледяную яму. Я почувствовал как упал на что-то мягкое, когда я пощупал, оказалось, что моя рука находится на лице мертвеца. После этого я, конечно, закричал.

– Да, мы слышали, как вы кричали.

– Каждый закричал бы в такой ситуации. Теперь меня повесят, поскольку в мои обязанности входит содержание дома.

– Да, раньше это не приходило мне в голову, – сказал барон, – но если в доме труп, то хозяин дома и впрямь оказывается в очень неудобном положении.

– Что вы имеете в виду? – сказал Девис. – Я невинен как младенец. В ледяном колодце труп, вот и все, что я знаю. Я не знаю, лежит он там уже долго или еще не долго, это не мое дело.

– Мой дорогой друг, – сказал барон, – было бы действительно очень неправильно вешать на вас уголовное преступление, поскольку вы, возможно, совершенно невиновны. Я верю в вашу невиновность, потому что будь вы виновны, вы бы не стали лезть в яму. Я хочу сказать, что я не верю в возможность этого. Мне бы не хотелось, чтобы вас несправедливо осудили, и я сделаю все, чтобы этого не произошло, но вас в любом случае будут подозревать.

– Я очень вам обязан, сэр, – сказал Девис, – но поскольку я совершенно невиновен, то отношусь к этому совершенно спокойно и мне все равно, что скажут люди. Я не был в этом ходу уже Бог знает сколько месяцев.

– Но что же делать? – сказал мистер Лик. – Я думаю, что мы обязаны в данной ситуации что-то предпринять.

– Несомненно, – сказал барон, – в первую очередь необходимо сообщить о случившемся в полицию, чтобы она достала труп. Поскольку поместье мне понравилось, я решил взять его, если мне подойдут условия аренды. Более того, я куплю его, если цена окажется подходящей.

– Хорошо, – сказал мистер Лик, – если что-то и утешает меня после такого экстраординарного случая, так это то, барон, что я нашел такого желанного съемщика Андербери-на-Горе, как вы. Нам не нужно снова проходить через коридор, потому что мы уже очень близки к выходу, то есть к двери, за которой находится пляж. Мне кажется, что сейчас нужно направиться в город и проинформировать власти о нашей находке.

– Это совершенно необходимо сделать, – сказал барон, – поэтому давайте сразу же и пойдем. А я пойду в гостиницу. Поскольку я видел не больше, чем видели вы, я смогу только повторить ваши слова, поэтому мое присутствие будет необязательным. Тем не менее, конечно, если правосудие посчитает необходимым мое появление, я не буду иметь никаких возражений.

Это было произнесено достаточно прямо, более того, даже несколько искусно, поскольку намекало на то, что мистер Лик не будет считаться уважаемым, если его показаний не будет достаточно.

– Конечно, – сказал мистер Лик, – я не вижу, что вы сможете сказать кроме повторения вещей, которые скажу я, моих слов будет достаточно.

– Только не упоминайте обо мне, – сказал cэp Джон Вестлейк.

– О! Нет, нет, – закричал мистер Лик, – ни в коем случае. Я не упомяну вас, можете на меня положиться.

Сэр Джон в несколько нервной и взволнованной манере пожелал им доброго дня, детого как они достигли города, и поспешил прочь. Барон, дойдя до дверей отеля, уважительно поклонился и сказал мистеру Лику:

– Конечно, мне так же не нравятся судебные расследования, как и всем другим, поэтому, если это не очень обязательно, я попросил бы вас не упоминать и меня.

– Мой господин барон, – сказал мистер Лик, – можете положиться на меня, я не буду говорить о вас ни судьям, ни следователю, ни кому бы то ни было.

Сказав это мистер Лик ушел, пробормотав про себя:

– Они достанут его, это точно, просто потому что он барон, и его имя попадет в «Окружной протокол».

Он немедленно направился в дом одного из судей и рассказал о произошедшем. К великому удивлению, этот человек сразу же предложил сообщить о случившемся окружному следователю по уголовным делам, поскольку никому еще не было предъявлено обвинение. Предложение было немедленно исполнено. Это должностное лицо приказало срочно вытащить труп и доставить его в ближайшую гостиницу для проведения расследования.

Весть о случившемся разошлась по всему городу и, конечно, из уст в уста переходила со множеством преувеличений. Из самого факта нахождения трупа еще не следовало, что человека убили, но общее мнение было именно таким. Все стали говорить со смаком и с мельчайшими подробностями, что в подземном ходе, ведущем в андерберийский дом совершено убийство.

Фактом было то, что мистер Лик очень хотел сдать Андербери-на-Горе богатому барону Штольмайеру из Зальцбурга, поэтому он попросил одного своего друга зайти в дом и представиться сэром Джоном Вестлейком, чтобы убедить барона сразу же принять решение по этому вопросу. Вот почему этот ненастоящий сэр Джон так хотел, чтобы его не упоминали. Поддельный мистер Джон был не кем иным, как мистером Брауном, владельцем шляпного магазина в городе. Но вместо того чтобы держать свой язык за зубами, что ему и следовало делать, он рассказал о случившемся всем, кого встречал, поэтому через очень короткое время все знали, что в подземном ходе андерберийскоро дома случилось что-то серьезное и страшное. Большая толпа собралась на пляже, желая узнать о произошедшем побольше.

Люди, которым следователь по уголовным делам поручил вытащить труп, вскоре прибыли на место. Это придало делу импульс. Они открыли дверь в подземный ход и внимательно посмотрели на пляж, как будто на нем находилось что-то важное.

После того как толпа, а к этому времени здесь собралось уже полгорода, спросила их о случившемся, один из них сказал:

– Нужно опустить туда гроб и положить в него покойника.

Такое предложение развеяло все сомнения. Все стали верить не только в то, что там есть мертвое тело, но и в то, что они его скоро увидят.

Толпа становилась все больше. Вскоре увидели приближающихся людей, которые несли на плечах гроб. В городе осталось лишь несколько человек, которые не были так любопытны, как их соседи.

Это была неприятная работа даже для тех, в чьи обычные обязанности входила работа с тошнотворными вещами. Могильщики взяли с собой несколько больших факелов. Один из них спустился в яму и пропустил веревку под руками мертвеца. Таким образом, труп был вытащен и помещен в приготовленный для него гроб.

Все были удивлены свежестью и почти здоровой внешностью трупа. Было очевидно, что если кто-то знает его, то опознание совершенно не будет проблемой. Единственным признаком совершенного насилия была ужасная рана, которая была очень заметна на горле.

Когда труп вынесли, люди стали толкаться, чтобы посмотреть на него. Большое скопление людей в процессии последовало за трупом, когда его несли в город. Всеми овладело сильное волнение. Было очевидно, что из числа горожан никто не пропал. Все думали, что труп пролежал в ледяном колодце много лет, где, благодаря, очень низкой температуре, он прекрасно сохранил свою свежесть.

Новости быстро облетели весь город, но барон о них не знал, потому что не унижал себя рассказами о случившемся. И тогда хозяин гостиницы задумался:

– А где же тот джентльмен, который оставил здесь свою лошадь?

Вскоре этот вопрос полностью овладел им. Не говоря ничего никому, он немедленно направился в место, где лежал труп, чтобы проверить, оправдаются ли его подозрения.

Когда он пришел в гостиницу и попросил посмотреть на труп, его сразу же впустили, поскольку хозяин той гостиницы знал его. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы хозяин «Герба Андербери» сказал:

– Да, я видел его раньше, хотя и не знаю его имени. Он пришел в мой дом прошлой ночью и оставил там лошадь. Несмотря на то, что я видел его только несколько мгновений, когда он проходил через холл, я уверен, что не ошибся. Могу сказать, что все мои официанты узнают его, так же как и барон Штольмайер из Зальцбурга, который сейчас остается у меня и который, несомненно, прекрасно знает, кто это, поскольку он вышел с ним поздно, а вернулся один. Я повелел одному из своих людей ждать всю ночь, чтобы впустить этого человека, который сейчас лежит перед нами мертвый.

– Пропади я пропадом! Вы же не хотите сказать, что барон убил его?

– Я не знаю, для меня это загадка, полная загадка. Самое странное в этом деле то, что он каким-то образом оказался в ледяном колодце андерберийского дома. Этого я никак не могу объяснить.

– Надеюсь, это станет известно после расследования, которое начнется сегодня в четыре часа. Все же не шутка: в нашем городе убийство при загадочных обстоятельствах.

– Я, безусловно, приду и дам показания, что опознал его, – сказал хозяин гостиницы, – думаю, что если никто не придет за лошадью, я смогу оставить ее себе.

– Не тешь себя мыслью, что ты получишь лошадь без официального разрешения. Разве ты не знаешь, что вещи, которые не принадлежат никому, забирает себе государство?

– Да. Но сейчас-то она принадлежит мне. А владение – это важнее закона.

– Возможно, но они заберут у тебя лошадь, можешь быть уверен. Но ты можешь и обмануть их, как один мой старый знакомый.

– Каким образом?

– Я расскажу тебе, что произошло с одним моим хорошим другом. Но не думай, что это был я. Потому что если бы это был я, я бы тебе это рассказал сразу. Так вот, у него была деревенская гостиница. Однажды туда приехал пожилой джентльмен, который, как оказалось, был весьма нездоров. Он произнес слово или два, и упал замертво. В его кармашке для часов оказались старые золотые часы с репетиром, которые стоили, как минимум, сто гиней. Мой друг сразу же забрал их себе, никому ничего не сказав.

– Он рисковал.

– Да, но все обошлось, потому что старый джентльмен был очень необычным человеком. Он жил один, поэтому его друзья не знали, что у него было и чего у него не было. Если бы я был на твоем месте и если бы ко мне пришли за лошадью этого джентльмена, я бы стрелой помчался отдавать ее им.

– Ты бы так и сделал?

– Конечно, это лучшее из всего, что можно было бы сделать. Лошадь тебе нужна?

– Думаю, да, нужна.

– Правильно. Но зачем она государству? Она нужна ему не так, как тебе. Какой-нибудь чиновник примет ее как случайный приработок. Пока держи лошадь у себя.

– Я так и сделаю. Это хорошая и приятная мысль. Нет причин поступать иначе и я поступлю именно так. Я уже решил так и сделать.

– Хорошо, я рад за тебя. Как ты думаешь, сколько стоит лошадь убитого?

– О! Пятьдесят или шестьдесят гиней.

– Это очень хорошо. Тогда я потом к тебе приду за двадцатью фунтами.

– Ты?

– Да. Ведь я дал тебе такой мудрый совет.

– Знаешь что я тебе скажу? – сказал хозяин гостиницы. – Я подумал и решил, что я этого не буду делать.

– Ну как знаешь. Только помни, если ты это сделаешь, я примчусь к тебе как пуля.

Расследование проводилось в условиях, когда жители города проявляли большое любопытство. В самом деле, большая комната, где лежал труп, была забита до отказа людьми, страшно желающими присутствовать при опознании. Когда хозяин гостиницы пришел домой он, конечно же, рассказал барону об открытии, которое он сделал, а именно, что убитый был тем самым странным посетителем, явившимся прошлой ночью, что по страшной ране на шее можно было сделать вывод, что его убили, хотя, безусловно, найдутся люди, которые будут утверждать, что он сам разрезал себе горло, после того как залез в колодец андерберийского дома.

У хозяина гостиницы зародились очень дурные подозрения по отношению к барону. Не очень-то приятно иметь постояльца, у которого закалывают друга, особенно если известно, что он был последним, с кем видели убитого.

Барон сидел и беспечно курил, когда хозяин гостиницы принес ему эту информацию. Выслушав его до конца, барон заметил следующее:

– Вы меня очень удивляете. Но, вероятно, вы лучше знакомы с городом, чем я, и поэтому можете рассказать мне, кем он был?

– Сэр, мы надеялись, что об этом могли рассказать нам вы.

– Как я могу рассказать вам это? Он представился мистером Митчеллом, топографом, и сказал, что, услышав о моем намерении купить или снять Андербери-на-Горе, решил сообщить, что главная стена, которую можно увидеть с пляжа, отклонилась от перпендикуляра.

– В самом деле, сэр?

– Да. А поскольку для меня это было очень интересно, так как я намеревался купить или снять поместье, и раз уж ночь была лунной, он предложил показать мне все на месте. По дороге я понял, что он был сумасшедшим. Я не стал обращать внимания на его слова и пошел домой, оставив его на пляже.

– Это очень, чрезвычайно странно, сэр. Я не знаю здесь в городе никакого топографа Митчелла.

– Но я же сказал вам, что этот человек был сумасшедшим, возможно это вс e объясняет.

– О да, сэр, конечно, объясняет. Но все равно все очень странно, поскольку здесь нет такого человека. Думаю, сэр, вы пойдете на опознание, которое сейчас будет проводиться?

– О, да. Почему бы мне и не пойти? Я чувствую, что должен пойти, поскольку, по-видимому, я видел его последним.

– Несомненно, сэр, наш следователь по уголовным делам – очень умный человек, вы будете рады познакомиться с ним, очень рады, сэр. И он будет рад познакомиться с вами, я уверен, вы понравитесь друг другу. Опознание начнется в четыре часа. Осмелюсь сказать, сэр, если вы придете туда в половине пятого, это будет самым подходящим временем.

– Я в этом не сомневаюсь, но буду пунктуальным.

Комната, в которой должно было проходить расследование, была забита битком. Более того, битком был забит и первый этаж этой гостиницы. Вряд ли барону удалось бы избежать любопытных взглядов. Хозяин гостиницы не возражал против скопления людей. Оно только увеличивало его прибыли, поскольку у него в больших количествах покупали пиво и спиртные напитки. Он был бы рад, если бы столько людей приходило к нему ежедневно.

Тело все еще лежало в гробу, куда его вначале и положили. После того как его осмотрели присяжные, почти каждый из которых заметил свежесть внешности трупа, сразу же началось опознание. Первым свидетелем был мистер Лик, который дал показания под присягой, что был в компании с неким джентльменом и осматривал андерберийский дом, когда обнаружил труп в одном из ледяных колодцев поместья.

Это показание было подтверждено Девисом, который, не ожидая ничего плохого, прыгнул в колодец и обнаружил там убитого человека, причины смерти которого сейчас расследуются.

После этого труп идентифицировал хозяин гостиницы. Он сообщил, что покойник приехал, чтобы увидеть барона Штольмайера из Зальцбурга.

– Этот джентльмен живет у вас? – спросил следователь по уголовным делам.

– Да, сэр, живет. Я рассказал ему о случившемся и он проявил желание прийти и рассказать все, что знает о случившемся.

В это время в зал вошел барон. Все заинтересовались и с любопытством посмотрели на него. Он был одет в дорогой костюм, оправленный мехом и дал следователю те же самые показания, которые он рассказал хозяину гостиницы. Ведь рассказав однажды такую историю, он должен был продолжать рассказывать ее так, чтобы не было ни малейших отклонений в деталях.

Его выслушали внимательно и с затаившимся дыханием. Когда он закончил, следователь, с вступительным «гм» сказал ему:

– У вас есть основания полагать, сэр, что этот человек был сумасшедшим?

– Мне так показалось. Его речь была дикой и нечленораздельной. Он говорил так, что я был вынужден поверить в его психические отклонения.

– Вы оставили его на пляже?

– Да. Несмотря на то, что луна светила ярко, должен признаться, что я не заметил никаких отклонений от перпендикуляра. После этого я покинул это место, потому что у меня больше не было причин там оставаться. Более того, мне было неприятно оставаться там с человеком, которого я посчитал сумасшедшим. Я сожалел, что вообще покинул гостиницу. Понимаете, когда человек собирается сделать крупные инвестиции в какой-то объект, он очень хочет узнать об этом объекте побольше.

– Вы видели его после этого?

– Конечно, нет, до самого сегодняшнего дня, когда я узнал, что тело принадлежит как раз тому человеку.

– Джентльмены, – сказал следователь присяжным, – мне кажется, что это очень загадочное дело. У покойного имеется рана на шее, которая, несомненно, и вы, я думаю, узнаете об этом из медицинского заключения, была причиной смерти. Самым главным вопросом является такой: если он зарезал себя сам, то как ему удалось избавиться от оружия, которым была нанесена рана?

– Последним человеком, которого видели в его компании, – сказал один из присяжных, – был барон, я думаю, что он должен дать более подробные объяснения по поводу случившегося.

– Вы имеете в виду, – сказал барон, – что последний человек, которого видели с убитым, должен обязательно быть убийцей?

– Но как вы объясните факт, что с мертвецом не было найдено оружия, если он совершил самоубийство?

– Я никак не могу объяснить это.

– Это незаконно, – сказал следователь, – зовите следующего свидетеля.

Следующим был врач, который после осмотра трупа коротко дал заключение, что рана на горле была причиной смерти, и что она была сделана острым предметом, имеющим заточенность с обеих сторон. Это, казалось, завершало слушания, и следователь сказал:

– Господа присяжные, я думаю, что это одно из тех особенных дел, когда нужно признать наличие преступления без установления преступника, а также отложить разбирательство на неопределенный срок. Дело может быть возобновлено в любое время, если появятся новые доказательства. Сейчас нельзя никому предъявить обвинение, хотя мне кажется, что несчастный не мог совершить самоубийство. У нас нет оснований подозревать барона Штольмайера из Зальцбурга, поскольку, как мы знаем, убитый после расставания с бароном мог повстречаться еще с десятками людей.

Последовали беспорядочные разговоры, которые закончились прекращением следствия без указания даты его возобновления, поэтому барон Штольмайер избежал того, что могло для него иметь серьезные последствия.

Это, однако, не отбило у него желание арендовать или купить поместье Андербери-на-Горе, хотя мистер Лик очень боялся, что такое желание пропадет. Барон объявил ему о своем намерении и повелел готовить необходимые бумаги.

– Я надеюсь, – сказал он, – что через несколько дней акклиматизируюсь в особняке и побеспокою вас одной просьбой. Я хочу, мистер Лик, чтобы вы дали мне список лучших семей округи, поскольку я собираюсь устроить в поместье большой праздник.

– Сэр, – сказал мистер Лик, – я сделаю это с превеликим удовольствием. У вас замечательные соседи, и не будет никаких трудностей, уверяю вас, сэр, вы соберете самых лучших и заслуживающих доверия людей. Вы придумали лучший способ сразу же познакомиться со всеми, с кем стоит знакомиться.

– Я думаю, это место как нельзя лучше подойдет мне в моем одиночестве, – сказал барон. – Баронесса Штольмайер из Зальцбурга скончалась, у меня есть мысль жениться снова. Поэтому мне желательно свести знакомство с самыми уважаемыми семьями округи.

Было маловероятно, что величайший из сплетников округи, мистер Лик, не попытается получить какую-нибудь выгоду из того, что он узнал. Будучи достаточно хорошо знакомым с самыми уважаемыми семьями округи, Лик знал, что ни возраст барона, ни его уродство не станут помехами для брачного союза.

«Среди них нет ни одной, – говорил он сам себе, – кто бы не был готов выскочить замуж за самого дьявола и носить титул «графини Люцифер» ради таких денег, которые есть у барона. Выбор у него будет богатый!»

Мысли мистера Лика были верными и говорили о глубоком знании человеческой природы. Мы поддерживаем его откровенное мнение, что если бы барон Штольмайер из Зальцбурга был даже в десять раз уродливее, то, обладая его богатством, мог бы выбирать такую жену, какая ему нравится. Хотя это общее правило, а в правилах конечно же есть и исключения. По-видимому, они были и в данной ситуации. В любом случае во всех классах общества имеются чистосердечные люди, которые советуются только со своими сердцами, и которые, презирая амбициозных негодяев, являются яркими и памятными примерами другим человеческим существам.

Такой была Флора Баннерворт. Она бы никогда не принесла себя в жертву богатству и положению в обществе, а отдалась бы только любви своего сердца, даже если бы ей сделал предложение сам принц.

Глава XCVII

Приготовления адмирала и визит в Диарбрук

Баннерворты и адмирал договорились, что он возьмет на себя все приготовления к свадьбе. Ему даже удалось уговорить Флору Баннерворт разрешить ему пригласить больше чем двадцать человек, как было оговорено ранее. Она сказала ему, что он может пригласить сорок, если ему так хочется.

Адмирал попросил о таком увеличении потому, что получил от юриста такой большой список людей, которых можно было бы пригласить, что нашел чрезвычайно трудным выбрать кого-то конкретно, еще он боялся обидеть других. В силу этого ему захотелось пригласить их всех. Он даже не ожидал, что Флора уступит ему. Однако когда ему разрешили удвоить число приглашенных, он очень обрадовался и сказал Джеку Принглу, с которым совершенно помирился в свойственном ему стиле:

– Я говорю тебе, Джек, мой мальчик, у нас будет полная корабельная команда, ошибки быть не может, потому что на свадьбе чем народу больше, тем лучше, ты знаешь.

– Да, да, сэр, – сказал Джек, – это верно. – Я сам не женился и десяти раз, но я всегда был рад повеселиться.

– Что ты имеешь в виду, Джек, когда говоришь, что не женился и десяти раз?

– Вы знаете, что я два раза женился в разных портах Индии, потом, разве я не женился на Ямайке? И далее, разве я не женился на Южных островах[7], в Тонге?

– Пропади ты пропадом со своими шлюхами! Разве это женитьба? Почему ты, Джек, такой невежественный?

– Да, я и вправду такой. Я даже думаю, что из-за невежества наших папаш мы и попали в мир.

– Как ты посмел сказать «наших», ты, бродяга? Но, в любом случае, я с тобой сейчас не буду спорить, потому что надеюсь, что ты станцуешь хорнпайп[8] на свадьбе. Но запомни, Джек, я не желаю видеть там никакого пьянства, я серьезно.

– Не напиться на свадьбе – это достаточно трудно, но я давно думаю, что мне следует порвать с этой вредной привычкой и вести себя прилично. А вам, адмирал, я даю обещание, что не выпью за весь день больше двух бутылок.

– Двух бутылок чего?

– Рома, конечно.

– Хорошо, это умеренная доза. Хотя я знаю, что и от пяти с тобой ничего не будет, поэтому можешь пить.

– Ничего не будет? Конечно не будет. Две бутылки рома не повредят и новорожденному. Они как молоко, вы знаете. Они вообще никак не подействуют на меня. Если бы вода из насоса имела другой вкус и была немного крепче, я бы пил ее.

– Хорошо, хорошо, Джек, договорились, больше не будем говорить об этом.

– Думаю там будут скрипки и все такое.

– О, не сомневайся, там будет большое веселье.

– Тогда все в порядке. Я покажу им пару вещичек, которые заставят их широко открыть глаза. А если им будут нужны анекдоты, то я именно тот человек, который может травить байки весь вечер, не сомневайтесь. Я расскажу им как вы однажды убегали от дикарки с длинным вертелом, который она называла копьем, и как вы звали на помощь, как будто за вами гнался дьявол.

Джек очень благоразумно сделал, что не стал дожидаться ответа, поскольку был прекрасно осведомлен, что такие вещи очень не нравятся адмиралу, что могло стать причиной следующей ссоры, которая бы закончилась, безусловно, новым примирением.

Старик однако был очень доволен тем, что ему доверили готовить свадебные дела, поэтому почти не злился. Его мысли были заняты процессом, который для него был самым интересным. Проведя половину жизни в океане, сам он никогда не женился, поэтому сосредоточил все внимание на своем единственном в мире любимом родственнике, Чарльзе Голланде. Адмирал всегда заботился о матери Чарльза. Однажды, вернувшись домой из трехлетнего плавания он узнал, что она умерла и оставила сироту. Этому ребенку адмирал и заменил родителей, а Чарльз Голланд, в свою очередь, с готовностью принял его в таком качестве. Возможно, самый сильный шок он испытал, когда получил письмо, якобы от Чарльза, но которое на самом деле было написано Маршделом и Варни, и говорило о его намерении бесчестно расторгнуть помолвку с Флорой. Восхищение Флорой у адмирала усилилось, когда она в своей благородной и возвышенной манере отказалась признать бесчестность Чарльза и заявила, что письмо – подделка[9].

Мы можем легко представить, что женитьба Чарльза на девушке, которая так убедительно доказала свою любовь к нему, была самым радостным событием в жизни старика, и что он относился к ней с чрезвычайным интересом. Как мы уже упомянули, он на месяц снял дом, понравившийся ему, чрезвычайно красивое и просторное место. Было решено, что после того как они некоторое время побудут в этом доме, они все переедут в имение Диарбрук. А поскольку Баннерворты видели это место только в раннем детстве, они решили заехать туда до свадьбы. Это была идея старого адмирала, потому что он достаточно верно заметил:

– Вы, вероятно, должны узнать, прежде чем идти туда, в каком состоянии оно находится. Возможно, что в Диарбруке нужно много чего сделать, чтобы это место стало подходящим для того, чтобы там жить.

Также была вероятность того, что там кто-то уже жил. Оно несколько раз переходило из рук в руки, но сейчас семья Баннервортов могла вернуть его себе в судебном порядке.

Расстояние было достаточно большим, поэтому чтобы добраться до этого места, нужно было потратить на дорогу целый день. Но поездка туда была приятной, поскольку они ехали в удобном экипаже, снабженном разными приспособлениями. Дорога проходила через одно из самых богатых и живописных графств Англии, украшенное холмами и долами, она напоминала молодым Баннервортам о тех замечательных экскурсиях на континент, которые, когда у них были средства, они когда-то совершали, но которых у них уже давным-давно не было.

В конце очень красивого дня (красивым он был благодаря времени года), они достигли деревни Диарбрук, рядом с которой находилось имение, и остановились в местной гостинице. Вероятно, поскольку они не были в имении уже очень долго, с ним были связаны какие-то трудности.

Фактически Мармадюк Баннерворт сдавал имение в обеспечение своих игорных долгов, не оформляя никаких бумаг. Поэтому было возможно, что кто-то жил здесь.

– Если мы найдем там кого-нибудь, – сказал Генри Баннерворт, – я не буду требовать, чтобы они заплатили арендную плату, в случае если они быстро и спокойно оставят это место.

– О, конечно оставят, – сказал Чарльз Голланд, – и будут очень рады избежать уплаты ренты. Может, спросить у хозяина гостиницы?

С этим предложением согласились и вызвали хозяина гостиницы. Когда ему задали этот вопрос, он сказал:

– О, да. Я знаю имение Диарбрук достаточно хорошо. Это очень красивое маленькое имение. Сейчас там живет мистер Иеремия Шепард, квакер[10], очень богатый джентльмен. Предположу, что все квакеры богатые люди, потому что, как вы знаете, сэр, они носят широкополые шляпы и не носят воротников.

– Отличная причина прослыть богатым, – сказал адмирал, – у меня был друг, который говорил, что квакеры создали себе такую безупречную репутацию, что теперь могут спокойно быть негодяями.

– Хорошо, хорошо, – сказал Генри, – мы навестим его. Как вы думаете, сейчас можно это сделать?

– О, да, сэр, – сказал хозяин гостиницы, – я уверен, что он сейчас дома. Он очень уважаемый человек, сэр, живет совершенно один, он джентльмен и носит всегда темно-коричневые брюки с гетрами.

Генри, Чарльз и адмирал, оставив остальных в гостинице, пошли в Диарбрук и обнаружили, что дом превзошел все их самые лучшие ожидания. Это было прочное строение из красного кирпича, выстроенное в тюдоровском[11] стиле, перед домом был прекраснейший луг из самого зеленого дерна.

Территория вокруг дома казалась весьма обширной. Семья Баннервортов могла быть довольна первым впечатлением от вновь приобретенного имущества.

– У вас будут некоторые проблемы с квакером, можете быть уверены, – сказал адмирал. – Они цепляются за каждый фунт, шиллинг и пенс, с ними очень трудно поладить.

– Я думаю, что этот человек будет разумным, – сказал Чарльз. – Можно доказать, что имение много лет принадлежало семье Баннервортов, а твое владение, Генри, документами, устанавливающими право собственности на него, решит все вопросы. Смотри, какой статный слуга идет на звонок колокольчика.

Ливрейный лакей, имеющий вид того, что часто называют «слуга серьезного человека», подошел к воротам и на вопрос, дома ли мистер Шепард, сказал:

– Да, он дома, но он не хочет, чтобы его тревожили, потому что он молится, то есть обедает, и не хочет, чтобы его беспокоили в такое время.

– Я сожалею, но мы должны побеспокоить его, – сказал Генри, – потому что наше дело важное и мы обязательно должны увидеть его.

После такого возражения слуга открыл ворота и провел их по дорожке, шедшей по одной стороне луга, ведущей к дому. Чем больше они видели, тем больше им нравилось состояние имения. Генри прошептал Чарльзу:

– Я уверен, что Флора придет в восхищение от этого места, потому что, если я не ошибаюсь в ее вкусе, оно покажется ей приятным и уютным. Я искренне надеюсь, что мы вступим во владение без неприятных судебных разбирательств.

Их проводили в красивые апартаменты и сказали, что мистер Шепард будет говорить с ними очень коротко. Перед тем как неизвестный узурпатор появился, у них была возможность получить удовольствие от созерцания этого места.

– Предполагаю, – сказал Генри, – лучше всего сразу же сказать, что я – владелец этого места и готов отказаться от ренты за время, в течение которого он жил здесь.

– О, да, – сказал Чарльз, – можешь не вдаваться в подробности. Но тише! Вот он идет.

В этот момент отворилась дверь, и появился мистер Шепард, теперешний мнимый владелец поместья Диарбрук, внешность которого соответствовала описанию хозяина гостиницы. Но то, что он сказал, – достаточно важно и требует новой главы, мы обеспечим вас ею.

Глава XCVIII

Беседа с квакером в Диарбруке

Квакер был человеком средних лет и был одет в одежду определенной секты, к которой он принадлежал. В его внешности были то жеманное спокойствие и та отрешенность от мирских мыслей и страстей, которые так много людей принимают за самоотречение, хотя на самом деле люди знакомые с этой сектой, прекрасно знают, что на земле нет более алчных и любящих деньги людей.

После торжественного жеста, приглашавшего его посетителей сесть, мистер Шепард посмотрел на потолок, как будто шепча молитву, а потом сказал:

– Воистину, могу ли я спросить, чем я обязан визиту тех, кто в этой несчастной долине неизвестны мне?

– Конечно, сэр, – сказал Генри, – у вас есть право задать нам такой вопрос. Я вызвал вас потому, что я владелец этого имения, и хочу узнать, каким образом вы поселились в нем и почему живете здесь?

У мистера Шепарда слегка изменился цвет лица, он сделал шаг или два назад, а затем сказал:

– Это моя собственность, но я отказываюсь показывать свои документы всем и каждому. Можете идти, дверь за вами.

– Мистер Шепард, – сказал Генри, – я в состоянии доказать мое право на имение, а акт о выселении вскоре заставит вас это место покинуть. Но мне не хочется делать того, что я могу сделать в данных обстоятельствах. Поэтому уведомляю вас, что если после моего заявления вы спокойно покинете его в течение четырнадцати дней, я не буду возбуждать расследование по поводу того, как долго вы живете здесь и не буду требовать с вас ренты.

– Ваши слова – чушь, друг мой, – сказал квакер, – и если вы причините мне хоть малейшее беспокойство, я затащу вас в суд лорд-канцлера, откуда вы больше никогда не выйдете. Я предупреждаю вас. А теперь еще раз говорю вам, что дверь прямо за вами. Прошу, чтобы вы сразу же за нее и отправлялись.

– Вот что я скажу вам, мистер квакер, – сказал адмирал, едва сдерживавший себя до этого момента, – вы похожи на самого большого жулика, которого я когда-либо видел, а я видел много наглых обманщиков. Мы сейчас так накостыляем вам за ваше проклятое упрямство, вы, волк в овечьей шкуре, что вы пожалеете. Мы сделаем это, даже если это будет стоить мне тысячи фунтов.

– Будь ты проклят, старый дурак, – сказал квакер, – я владею имением по закону и буду владеть им. У меня есть друг в суде, он затащит тебя в суд лорд-канцлера, а я отделаюсь всего лишь мелкими расходами. Это прекрасное имение и я не собираюсь с ним расставаться.

– Но вы должны оставить его настоящему владельцу, – сказал Чарльз. – Зачем вам зря нести судебные издержки?

– Учи свою бабушку как сосать яйца, молодой человек, – сказал квакер. – Я желаю всем вам хорошего дня, вы все можете вернуться туда, откуда пришли и повеситься, если вам это нравится, мне все равно. А я решил жить и умереть в этом прекрасном имении.

– Ты, лицемерный вор! – сказал адмирал.

– Будь ты проклят, – сказал квакер. – Обедия, проводи этих грешников с моей территории. Если они откажутся идти быстро, можешь выгнать их пинками. Можешь также натравить на них нашу собаку Таузера, чтобы она вырвала из их задниц побольше мяса.

Квакер повернулся и очень статной манерой пошел к выходу из комнаты. В это время адмирал сделал несколько шагов вперед и дал уходящему такого пинка под зад, что тот пулей вылетел из комнаты.

– Вот, друг, – сказал адмирал, – раз уж ты заговорил о пинках, думаю, это будет хорошим началом. Ты не знаешь, с кем имеешь дело. А теперь, мистер Обедия, ваша очередь, а потом, когда выйдем, мы поговорим с Таузером.

– Умоляю вас, господа, – сказал Обедия, – вам нужно нас простить…

– Может быть ты хочешь, чтобы тебя потягали за нос?

– Нет, нет, он у меня уже и так достаточно длинный. Я лучше пойду в помещение для слуг.

Сказав это, Обедия на огромной скорости выбежал из комнаты, оставляя адмирала и его спутников победителями на поле битвы. Несмотря на то, что и Генри, и Чарльз не одобряли атаку адмирала, они не могли сдержаться от смеха, а когда вышли из дома, Чарльз сказал:

– Дядя, можете быть уверены, вас затащут на квартальную сессию.

– Плевал я на квартальную сессию! – сказал адмирал. – Ты думал, я буду спокойно сидеть, когда этот бродяга пообещал надавать мне пинков? Сказать мне такое – это все равно что засунуть голову в дупло с осиным гнездом.

– Хорошо, – сказал Генри, – думаю, это подходящее сравнение. Но пока нам нужно подыскать другое место жительства. Ваш друг, юрист из города, может вести это наше дело, и, возможно, в конце концов, мы выгоним квакера даже раньше, чем можно предположить.

– Я буду молиться о том, чтобы скорее наступил тот день, – сказал адмирал, – когда этот подлец-святоша покинет это место. За всю свою жизнь я никогда не встречался с такой наглостью.

– Не обращайте на него внимания, – сказал Чарльз, – это время конечно же придет. А до этого мы без труда сможем подыскать себе какое-нибудь милое зеленое место. Я рад, что Флора еще не увидела этого места, иначе бы она стада жалеть о его красоте.

Придя в гостиницу, они рассказали миссис Баннерворт и Флоре о неудаче своего визита и о наглости занявшего дом человека. В этот вечер все они хорошо посмеялись над сценой, которая произошла между адмиралом и квакером. В целом они были так счастливы, как будто уже без трудностей и проблем вступили во владение имением Диарбрук.

Они решили на ночь остаться в гостинице, хотя их лошади уже передохнули и они могли отправляться назад. Но им уж очень понравился пейзаж этой местности, и они решили прогуляться при лунном свете, когда все кажется серебристым, выглядит так мило и тихо, так задумчиво и спокойно, что отвлекает от всех земных мыслей и избавляет от любого раздражения по поводу людской алчности и наглости.

– В такие моменты, – сказала Флора, – которые полностью похищают наши сердца, мы понимаем, как мало нам нужно для комфортного существования.

– Действительно, – сказал Чарльз, – и я, и ты, Флора, не роптали бы на судьбу, если были бы беднее, чем сейчас, когда Небеса дали нам такую любовь и молодость.

– Это и в самом деле, – сказал Генри, – очень замечательно.

– Вы же, – заметил адмирал, – тоже еще молоды и не дурны собой, почему бы и вам не влюбиться в кого-нибудь?

– Не будьте так уверены, дядя, – сказала хитро Флора, – что он ни в кого не влюблен.

Старый адмирал засмеялся, ему нравилось, когда Флора называла его дядей, и сказал:

– Ты мне расскажешь об этом как-нибудь наедине, Флора. Но не сейчас, когда эти парни подслушивают каждое наше слово.

– Я расскажу, – сказала Флора, – я открою вам большой секрет Генри.

– Это очень нехорошо, – сказал Генри, – мягко выражаясь.

– Вовсе нет. Если бы это ты мне его рассказал, Генри, тогда было бы другое дело, но, поскольку я узнала его благодаря своей проницательности, я не вижу, что обязана хранить его и жалеть тебя.

– Она надеется, – сказал Чарльз, – что это будет уроком для тебя в другой раз, когда ты захочешь полностью рассказать ей что-нибудь.

– Я в безвыходном положении, – сказал Генри, – единственное мое утешение это то, что я нисколько не возражаю, чтобы адмирал узнал все об этом. Я хотел сам со временем рассказать ему обо всем.

– Правда? – спросил адмирал. – Но теперь мне все расскажет та, которая знает обо всем лучше тебя. Поэтому ничего не нужно говорить.

В таких приятных беседах они проводили время, пока прохладный ночной воздух не коснулся их чувств, заставив их подумать, что будет благоразумнее вернуться в гостиницу.

После принятия вечерней пищи Флора и миссис Баннерворт удалились отдыхать, а джентльмены, по просьбе адмирала, остались поговорить об одном деле, в котором все они были очень заинтересованы. Все они очень хотели узнать о местонахождении и судьбе Варни, который таким таинственным образом исчез тогда, когда они не ожидали от него такого маневра.

– Все вы видите, – сказал адмирал, – что врожденные привычки не так уж легко оставить. Этот вампир, вероятно, не мог удержаться долго без своих старых трюков.

– Не знаю, – сказал Чарльз Голланд, – я скорее склонен думать, что он как-то понял, что является обузой для нас и из-за своей гордости, которой в нем было достаточно, решил как можно скорее уйти.

– Возможно, и так, – сказал Генри, – я тоже склонен верить, что вампир Варни сделал это из благородных побуждений.

– Это все очень хорошо, – сказал адмирал, – но вы должны признать, что он ушел не самым вежливым образом. Более того, я не могу одобрить его прыжок со стены сада на доктора Чиллингворта. Он прыгнул как кот на мышь.

– Будьте либеральны, дядя, – сказал Чарльз, – и вспомните, что мы еще точно не знаем, Варни ли прыгнул на доктора, потому что доктор говорит, что может ошибаться.

– Чепуха, – сказал адмирал, – доктор все прекрасно знает.

– Доктор, – сказал Чарльз, – кажется, придерживается мнения, что кто бы на него ни напал, этот человек знал о ценности картины, которая, как он верит, имела дополнительную подкладку с огромным количеством банкнот.

– Это, – сказал Генри, – в конце концов, всего лишь предположение, а Варни, если это был он, возможно, сейчас является бездомным бродягой. Я думаю, что, если он опять начнет заниматься своими вампирскими трюками, его вскоре обнаружат, и мы о нем еще услышим.

– По его собственным словам, – сказал Чарльз Голланд, – он не был очень-то разборчив в способах пополнения своего похудевшего кошелька. Мы можем легко себе представить, что вампирские дела так ужаснут и парализуют людей, что ему будет немного сложновато заниматься грабежом при таких обстоятельствах.

– Сейчас может быть одно из двух, – добавил Чарльз, – либо он опять взялся за старое и будет заниматься этим более активно, чем когда-либо, либо он ушел в забвение и мы никогда больше о нем не услышим. Я искренне надеюсь, что последнее будет лучше для него и для всех, кто связан с ним.

– Проклятый урод, – сказал адмирал, – я не хотел бы, чтобы он голодал, но он причинил нам столько неприятностей. Я надеюсь, что, если с ним случится что-нибудь плохое, он без колебаний обратится к нам и мы ему поможем. Ну что, еще по стаканчику или пойдем спать?

Выбрали идти спать, они знали, что адмиралу хочется отдохнуть, но он об этом первый никогда не скажет. Через полчаса все они, к чьей судьбе мы испытываем глубокий интерес, были укрыты одеялами и спали.

А мы теперь вернемся к тому, что замышлял странный и таинственный барон Штольмайер из Зальцбурга, ведь у него были какие-то скрытые цели, которые вскоре, несомненно, должны стать явными.

Глава ХСIХ 

Барон становится хозяином Андербери-на-Горе и начинает поздравлять себя. – Сон

Мистер Лик почувствовал огромное облегчение, когда узнал, что факт нахождения трупа в подземном ходе андерберийского дома не станет причиной отказа барона от поместья.

Мистер Лик не мог скрыть от себя, что у многих такая находка вызвала бы отвращение, тем более, что дело до сих пор было окутано тайной. Кому нравятся убийства?

Сейчас мистеру Лику было все равно, купит барон андерберийский дом или снимет его, потому что в первом случае он получит свои проценты сразу, а во втором он получит даже больше, только постепенно.

Он с лихорадочным нетерпением ждал известия о том, какой вариант выберет этот знатный человек. Когда наконец он сказал странным тихим голосом, что даст за Андербери-на-Горе десять тысяч фунтов, мистер Лик немедленно в ужасной спешке написал об этом владельцу, предлагая безотлагательно согласиться. Поскольку владелец никогда больше не планировал посещать андерберийский дом, и, кроме того, хотел скорее получить деньги, он написал ответ, тоже в ужасной спешке, что согласен и заодно попросил мистера Лика оформить все как можно быстрее, пообещав ему крупную премию, в дополнение к его проценту. Сделка была оформлена очень быстро. Агент вел себя так, как будто был фельдмаршалом герцогом Веллингтона и выиграл все континентальные битвы.

Он сразу же пошел к барону и рассказал ему, что получил письмо от владельца Андербери-на-Горе, который хочет за поместье десять тысяч пятьсот фунтов, но оставляет ему, мистеру Лику возможность продать его за десять тысяч фунтов.

– Мой господин барон, – сказал мистер Лик, – бизнес есть бизнес, я могу положить двести пятьдесят фунтов в свой карман, а вы можете оставить двести пятьдесят в вашем.

– То есть, – сказал барон, – вы готовы разделить процент вашего нанимателя со мной?

– О нет, это не совсем так, вы знаете, мой господин. В таких сделках каждый делает что может для себя. Мне очень жаль, если вы подумали, что, что…

– Мистер Лик, – прервал его барон, – вам не нужно деликатничать со мной. Я знаю, что вы подлец, поэтому не извиняйтесь и не думайте, что я помогу вам в ваших мерзостях. Я отказываюсь дать больше десяти тысяч фунтов за андерберийский дом. Если вы не продадите мне его в течение часа, я его не куплю вообще.

– Тогда договорились, – простонал мистер Лик, поняв, что барон не даст ему больше. – Договорились, мой господин. Я надеюсь, что вы похороните прошлое в том, что вы называете забвением.

– Очень хорошо, – сказал барон. – Я полагаю, если дать вам чек на тысячу фунтов в качестве депозита, можно сразу же вступать во владение, пока не будут готовы бумаги?

– Конечно, мой господин барон. О! Конечно.

Барон дал мистеру Лику чек на тысячу фунтов одного из самых крупных банковских домов Лондона и взял с него расписку в получении. Через два часа, такими стремительными и быстрыми были его действия, он вступил во владение андерберийским домом и нанял ранее смотревших за домом мужчину и женщину, которые были временными слугами, к себе прислугой, пока не найдет прислугу, соответствующую его положению в обществе и дому, в котором он поселился.

Мистер Лик вытаращил бы глаза от удивления, если бы видел, как барон в одиночку ходит из комнаты в комнату.

– Я наконец нашел себе дом? – спросил он сам себя, стоя в большой гостиной. – Я наконец-то на самом деле могу назвать его своим? И отсюда меня не изгонят мои враги? Дайте подумать. Я скоро устрою здесь такой праздник, что о нем будут говорить очень долго. На этом празднике я увижу всех местных молоденьких дамочек, самых красивых, из высшего общества и богатых, каких только можно найти в округе. Из них я выберу кого-нибудь, кто на время станет хозяйкой этих статных залов. Именно так: только на время. Интересно, здесь есть семейный склеп? Если есть, я бы хотел его использовать.

В стоимость Андербери-на-Горе входила и старая мебель. Поэтому барон мог чувствовать себя как дома. Для него была приготовлена спальня с дорогой кроватью. Постельное белье и мебель были присланы мистером Ликом из его собственного дома. Несомненно, он рассчитывал окупить такой подарок.

Примерно через два часа изучения дома барон сел в своей главной комнате и легко поел. После этого, положив руки на грудь, он полностью предался размышлениям. По улыбке, которая иногда озаряла его физиономию, можно было понять, что они носили приятный и счастливый характер. Время от времени, по нескольким отрывочным словам, которые слетали с его губ, можно было понять, что он радовался чему-то. Такие мысли приводили его в состояние глубокого удовлетворения.

Возможно, столько удовольствия ему доставляла смерть того необычного человека, который приходил к нему. Мы склонны думать, что так оно и было, потому что именно после совершения убийства им овладели такие чувства. А может быть, им владели угрызения совести и он испытывал душевные страдания после содеянного? Вряд ли.

Скорее всего, он все-таки радовался своим достижениям, поскольку об убийстве, которое он совершил, барон нисколько не сожалел и ни в малейшей степени не раскаивался. Он был даже рад ему.

Приближался вечер. Большие комнаты древнего дома стали погружаться во мрак, но, в отличие от других убийц, терзающихся муками нечистой совести, темнота нисколько не ужасала барона Штольмайера. Наконец, с чувством усталости он встал и позвонил в колокольчик, вызывая прислугу, желая, чтобы его провели в спальню, которая уже была приготовлена.

Было странно, но, кажется, он так уже привык, барон не раздевался, перед тем как лечь в кровать. Так же как и в отеле, он снял только часть своего одеяния и плюхнулся на кровать. Через несколько мгновений он, кажется, уже крепко спал.

Мы сказали «кажется», на самом деле у барона был тревожный и беспокойный сон. Вскоре он стал неугомонно дрыгать руками туда и сюда и издавать глубокие стоны, указывающие на душевные муки.

Иногда одно или два едва различимых слова сходили с его губ, например: «Спасите меня, спасите меня! Не сейчас, не сейчас! Моя судьба! Нет, нет! Лунный свет, лунный свет! Убейте его! Поразите его!»

Такое состояние рассудка продолжалось достаточно долгое время, пока с пронзительным криком он не вскочил на ноги и не встал в позу, выражавшую ужас. Каждый его член дрожал, выдавая самые жуткие и страшные сцены душевного страдания.

Затем раздался громкий стук в дверь. Его ушей достиг голос Девиса, который был встревожен странным криком, исходившим с уст барона. Звук любого человеческого голоса был для него в такой момент музыкой.

– Вы больны, сэр? – закричал Девис. – Вы не больны?

– Нет, нет. Это был всего лишь сон. Только сон.

Сказав это он добавил, сам себе: «Но такой ужасный сой, что я даже боюсь снова закрывать глаза, потому что это жуткое видение может посетить меня снова. Это был такой многозначительный сон, что мои воспоминания будут представлять мне его реальностью».

Он сел и вытер со лба холодный пот. Встав, он шатающейся походкой подошел к окну и открыл занавеску. Поток прекрасного и мягкого лунного света заполнил комнату. Когда холодные лучи упали на его лицо, он стал дышать свободнее, как будто на него внезапно стало ярко светить полуденное солнце.

– Теперь лучше, – пробормотал он. – Теперь мне гораздо лучше. Какое страшное видение принесло мне подогретое воображение! Придите, придите прекрасные лунные лучи, придите. Я чувствую ваше бодрящее влияние у себя в сердце.

Дикая дрожь, которая охватила его, прошла, и он снова обрел привычное хладнокровие и спокойствие лица, если это можно так назвать. В течение некоторого времени он сидел в тишине, а затем тихим глубоким тоном произнес:

– Это был странный сон! Скопище странных видений и странных порывов! Я думал, что стою в склепе, а вокруг меня нет ничего кроме мрака и опустошения. Когда я стоял, склеп стал наполняться отвратительными телами, приходящими ниоткуда, но приходящими постоянно, они забили склеп так, что уже не оставалось свободного места… Они раздробили меня на маленькие кусочки. Я стоял там с сотнями скалящихся лиц вокруг меня. Это был такой дикий приступ ужаса, что я отдал бы весь мир, только чтобы избежать его жуткого рабства. Они насмехались надо мной. Их смех наполнял мои уши пронзительными криками. Потом мне было сделано предложение, которое прокричал диким воплем каждый голос. Мне предлагали принять в могилу живого человека.

«Засыпь его земными горами, – кричал голос. – Дай ему редкий дар бессмертия, а потом дай ему лежать зарытым тысячи лет».

Они хватали меня, эти мрачные и ужасные формы, меня поместили глубоко в недра земли, на необычайную глубину. Когда я думал, что моя судьба решена, я нашел себя в одном из этих ледяных колодцев поместья, смертельно холодном, а толпа энергичных и странных лиц, освещенных светом факелов, смотрела на меня сверху. Но никто из них не говорил. Они стали бросать на меня большие куски скал. Я позвал на помощь и попросил смерти. Но они продолжали заполнять яму в то время, как я лежал на ее дне, неспособный сделать ничего кроме как агонистически думать. В отчаянии я вырвался из этого жуткого сна и проснулся.

Он молчал и, казалось, сильно наслаждался лучами луны, которые падали на его лицо. Через некоторое время, для того чтобы можно было сильнее почувствовать их влияние, он открыл окно и вышел на балкон, который был сразу за окном.

Ему открылось прекрасное зрелище, перед ним лежала полоса обработанной земли. С другой стороны был бесконечный для восприятия человеческого глаза океан, на котором так красиво и сильно сияли лунные лучи, что он казался пеленой яркого серебра, беспорядочно разбитого на мелкие кусочки.

Это была сцена, на которую поэт или художник, художники – все поэты, хотя поэты не все художники, мог бы глядеть с восторгом и восхищением.

Даже малейшее дуновение ветра не колыхало листья на деревьях. Правила такая тишина и такая безмятежность, что о данном можно было подумать как о новом и прекрасном мире, гармонию которого никогда не нарушали диссонирующие звуки борьбы стихий.

Казалось, что бароном, когда он смотрел на эту спокойную и мирную сцену, овладели странные мысли и чувства. Через какое-то время он произнес:

– И за что я борюсь сейчас? Что это как не простое существование, которое является целью всех этих беспокойных мыслей и чувств? Ничего больше, ничего больше, простая свобода дышать и желать, возможность терпеть боль. Вот для чего я живу. И не для чего больше, ни для кого больше в целом мире. Когда мне можно будет ожидать успокоения души, чью действительную цену я знаю?

Он еще раз оглянулся вокруг, посмотрел на обработанную сельскую местность. Несмотря на то, что большую ее часть, которая попадала в его поле зрения, он мог назвать своей, это давало ему мало удовлетворения и, вероятно, он оглядывался вокруг с полным безразличием к тому, что он владел таким богатством.

– Это новое достижение, – сказал он, – что-то говорит мне, что оно у меня последнее. Но поскольку я его достиг, то не буду бояться его, а постараюсь насладиться им. Я постараюсь забыть о тех буйных событиях моей прошлой жизни в урагане радости и удовольствий. Я буду тратить большие суммы на дорогие праздники, этот дом, который, как они сказали мне, был так долго лишен веселья, снова наполнится звенящим смехом, а я… хотя бы постараюсь забыть о том, кто я таков на самом деле.

Видимо, он боялся снова ложиться спать, поскольку проведя немного времени в раздумьях и выражении мыслей, которые созрели в его мозгу, он снова надел одеяния, которые ранее снял.

– В этом мягком и приятном лунном свете, – сказал он, – я прогуляюсь по садам поместья. А если устану, то найду какое-нибудь приятное место, где смогу лечь и, не боясь ужасных и страшных снов, снова заснуть в лучах луны, которая остудит мой пропотевший лоб.

Медленным и ровным шагом он прошел через длинный коридор, в который выходила его комната, спустился по большой лестнице (лестница в этом доме была действительно большой), прошел через холл, открыл окно, выходящее на большую и красивую оранжерею, вылез в него и вскоре оказался в обширных садах Андербери.

Зрелище было необычайно прекрасным, ухоженный сад с обильной растительностью в лунном свете выглядел изумительно. Мы не можем не восхититься вкусом барона Штольмайера, который предпочел своей спальне такие красоты природы, с которыми мало что может сравниться. Здесь были определенные цветы, которые заполняют ночной воздух неповторимыми ароматами. Здесь были также цветы, которые открываются только тогда, когда садится солнце, и на них падают холодные лунные лучи.

Зайдя в глубь сада, барон нашел, что над короткими кустами и цветами веет играючи легкий и мягкий бриз, который не колышет листья деревьев. Было трудно поверить в то, что человек с такими большими амбициями в миру после нескольких мгновений наслаждения природой совершенно забыл о них.

Он ходил важной походкой и со сложенными руками по величавым аллеям, но внезапно им овладели чувства меланхолии и грусти. Видимо, он погрузился в мечты о счастье, которое, судя по манере, с которой он говорил о них, было для него всего лишь мечтой.

– Чего мне желать еще кроме того, что у меня уже есть? – сказал он. – Огромное богатство, огромное влияние. Золотые мнения можно купить за золото. Что мне мешает сделать то, что я наметил? Я могу окружить себя всем, что молодо, восхитительно и прекрасно. Разве я не могу наполнить эти места смехом, который несомненно пробудит, даже в моей груди, радостные эмоции? Почему не литься вину, которое обрадует сердца всех, наполняя даже гениев новым огнем, более восхитительными выражениями мыслей и чувств?

А еще здесь будет музыка. Конечно, очень много музыки. Она сможет расколдовать. Благодаря таким побуждениям и соблазнам я должен буду изгнать воспоминания.

Когда он повернулся на восток, барон вообразил, что видит утренний свет, который тускло появляется далеко на горизонте.

– Наступает следующий день, – сказал он, – как много, очень много можно сделать за день. С помощью этого человека Лика, который, как я понимаю, готов поклоняться любому идолу, если этого идола позолотить, я начну устраивать праздники и вскоре мы увидим, какие серьезные изменения произойдут в этом сонном городишке.

Он вошел в маленький летний домик, который был построен в саду, через цветное стекло которого сияла разными цветами луна. Там он сел и погрузился в покой, которого тщетно пытался достичь в спальне, окруженной дорогими вещами.

Глава С 

Мистер Лик спекулирует намерением барона жениться

Мистер Лик долго и глубоко обдумывал услышанные от барона слова о его намерении найти себе жену. Он рассматривал такое решение во всех аспектах, желая найти, каким образом можно из этого намерения получить выгоду для себя. Выгоду для себя мистер Лик считал самой главной вещью, которая была движущей силой его действий.

В мистере Лике, безусловно, были сконцентрированы все те идеи, которые возникают от страсти к деньгам.

– Я должен обратить желание барона вступить в брачный союз в свою выгоду, хотя пока не могу сказать, как это сделать. Но если я займусь этим делом, то, несомненно, найду какой-нибудь способ.

Мистер Лик постоянно обдумывал различные варианты, решив не успокаиваться, пока не найдет какую-нибудь возможность.

– Придумал! Придумал! – пробормотал он. – Придумал! Никто не мог бы предложить ничего лучше. Нужно сделать что-то вроде предложения и постараться убедить барона пригласить того, с кем я заранее договорюсь. А с ним я заключу предварительную сделку.

– Да, да. Я сделаю все возможное, чтобы сделать счастливым кого-то еще. Но за это они должны будут отплатить мне. Я, разумеется, должен буду получить вознаграждение за труды. Да и кто будет проповедовать Евангелие на пустой желудок? Кто может быть набожным и голодным одновременно? Я не могу, мои мысли будут отвлекаться. То же самое можно сказать и о других вещах в жизни. Те, кому я приношу пользу, должны принести пользу мне. Иначе у меня не будет стимула приносить пользу им. «Даю, чтобы и ты мне дал». Такая взаимность – вот самый правильный девиз.

Так мистер Лик беседовал сам с собой, перебирая все варианты будущей сделки.

– Хорошо, хорошо, – бормотал он. – Дайте подумать. Сегодня трудно сказать кто есть кто. Но я не должен из-за этого терять шанс. Я думаю, задуманное мною вполне осуществимо. У меня будет обеспечение, и если они попытаются нарушить условия сделки, то будут опозорены и посрамлены.

Так мистер Лик обдумывал разные варианты развития событий. Люди, подобные ему, не часто терпят неудачу в своих начинаниях, когда замышляют начать какое-либо дело. Они заранее обдумывают разные возможные повороты дела, чтобы заранее предусмотреть успешные способы действий. Далее он стал обдумывать предстоящий праздник. Нужно было набросать план действий, метод, в соответствии с которым бы осуществлялись вещи. Но другим делом было осуществить задуманное на практике. Рассматривая дело таким образом, он пришел к следующему заключению.

– Я знаю кого выбрать, – наконец пробормотал мистер Лик задумчивым голосом. – Да, у нее несколько детей, она вдова к тому же. Я знаю, что она относительно бедна, и ее не очень будет мучить совесть или какое-то абсурдное понятие о такте. Она подойдет к делу лучше, чем кто-либо другой. Да, пойду и навещу ее. Тогда можно будет понять, можно ли на нее рассчитывать.

И он отправился к миссис Вильямс, леди, чьи жилищные условия и желание видеть своих дочерей богатыми, заставило бы ее заключить сделку с кем угодно. Эта дама обладала какой-то благородной независимостью, что было очень странной вещью. Никто не мог понять, что значат эти слова «благородная независимость». Это одна из тех вещей, которая дает людям возможность порхать с места на место, в комфорте, в красивых одеждах, на ладонях которых не наблюдается никаких признаков тяжелого труда, они белы и мягки.

Миссис Вильямс была вдовой, имела несколько дочерей, достигших брачного возраста и очень желала, чтобы они заняли высокое положение в обществе, избавив ее от беспокойства за их будущее. Она была зоркой и, в некотором отношении, умной женщиной, во всяком случае предпочитала обычно не говорить много.

Дом, который занимала вдова, был примером опрятности и аристократичности, он был украшен женским рукодельем. Ее дочери были культурными и хорошо образованными девушками. Они обладали личным очарованием. И прекрасно об этом знали.

– Да, да, – бормотал Лик, – через полчасика все станет ясно. У Хелен Вильямс, думаю, будет неплохой шанс. Надо поделикатнее выяснить ее отношение к таким вещам. Иначе она может сделать что-нибудь и без моей помощи.

Это была похвальная цель, как он сказал, он просто делал доброе дело еще одному человеку и за это клал одновременно что-то себе в карман, то есть он делал два добрых дела сразу, можно даже сказать, совершал акт благотворительности, поскольку благотворительность начинается дома, когда мы имеем излишек, то при желании отдаем его на благотворительность.

– Доброе утро, мистер Лик, – сказала вдова, увидев его. – Этот визит неожиданный, но я ему рада. Я счастлива видеть вас. Вы присядете?

– Спасибо, – сказал Лик, – Неожиданные инциденты вызвали другие неожиданные инциденты. Как вы видите, одно событие порождает другое, они очень быстро чередуются.

– Это верно, – сказала миссис Вильямс.

– Хорошо, – сказал мистер Лик, издавая звук, очень похожий на вздох облегчения, – а как вы находите такую переменчивую погоду, а, миссис Вильямс?

– Какой и может ее находить человек в мои годы.

– В ваши годы? Для меня вы – молодая женщина. И, по моему мнению, не лишенная очарования. В самом деле, вы определенно прекрасная женщина, миссис Вильямс.

– Мистер Лик, я думала, что вы слишком погружены в свои дела человек, чтобы заниматься лестью. Я начинаю вас бояться.

– В этом нет необходимости, мэм, уверяю вас. Как ваши прекрасные дочери? Наслаждаются отличным здоровьем и расположением духа?

– Да, у них все хорошо, спасибо вам, у нас всё в порядке, даю вам слово, как обычно.

– Вот и хорошо. Очень хорошо. Они всегда обычно чувствуют себя хорошо?

– Да, они болеют очень редко.

– Было бы очень хорошо, если бы кто-то заботился об их будущем счастье как о своем собственном, – сказал мистер Лик.

– Что до этого, – сказала миссис Вильямс, – то я не волнуюсь об этом. Мне нравится, что мои дети рядом со мной. Мне нравится быть в их компании и знать, что никто не обращается с ними плохо.

– Это правильно, – сказал мистер Лик.

– Тем не менее, вынуждена признаться, у меня есть желание перед смертью увидеть что они хорошо устроились в жизни и им обеспечено будущее счастье.

– Конечно, это самое святое материнское желание, кому же не хочется, чтобы дети могли войти в мир и не страдали от неприятных случайностей жизни.

– Таковы и мои желания.

– Я так и думал, миссис Вильямс. Вы слышали о Кершавах? – поинтересовался мистер Лик.

– Да, я слышала, что в их семье была свадьба, это так?

– Да, я думаю, очень хорошая свадьба. Свадьба, после которой от одного к другому переходит много денег. Я слышал, этот джентльмен очень богат.

– В самом деле? Наверное у этого жениха был какой-то недостаток, или что-то вроде того, благодаря чему он поселился здесь.

– Я думаю, нет, – сказал Лик.

– Тогда что? – поинтересовалась миссис Вильямс.

– Он был очень богатым человеком в тех краях. У него было огромное состояние и, следовательно, брак был очень удачным.

– Как они его нашли? Кто познакомил их с ним?

– Их друг.

– Бескорыстный друг? – спросила миссис Вильямс.

– Не совсем. Это была взаимная договоренность, я думаю. Другу требовались деньги. А леди хотела мужа для своей дочери.

– Да, без него она ждала бы еще долго.

– Но активный человек дела помог семейному счастью. Именно таким образом Кершавы получили свое состояние.

– А что они сделали?

– Они внедрили дочь в определенную компанию, в которой друг ее матери познакомил ее с будущим мужем. Не лично, но он сделал так, что они познакомились, он сделал все так, что казалось, что к этому делу он не имеет никакого отношения.

– Ах вот как Мэри Кершав заполучила мужа, – сказала миссис Вильямс с серьезным видом.

– Именно так.

– Как аморально!

– Что вы сказали?

– Как ужасно аморально для матери спекулировать на брачных делах ее дочери. Как она могла ожидать, что сделает ее дочь счастливой, желая лишь получить деньги?

– А что лучшее могла она сделать? Вы ошибаетесь в ее мотивах, миссис Вильямс, позвольте мне сказать.

– В самом деле?

– Да, определенно. Вы не покупаете счастье дочери, вы всего лишь платите агенту, вот и все. Нет никакого криминала в том, что агент занимается делами, связанными со счастьем дочери, которая является объектом материнской заботы.

– Конечно, конечно, это верно, – сказала миссис Вильямс, – но я не думаю, что должна делать то же самое.

– Возможно, нет. Но в данный момент у меня есть такая возможность.

– У вас, мистер Лик?

– Да, у меня. У меня есть возможность, я думаю, добыть большое состояние для вашей дочери, у меня есть уважаемый знакомый, очень уважаемый. Если бы у меня был стимул заниматься этим делом…

– Тогда все дело выглядит немного по-другому, кто будет отказываться от такого?

– Точно. Если вы желаете видеть вашу дочь Хелен обеспеченной, счастливой и хорошо устроенной в жизни, с хорошим домом над головой, что вы можете за это дать?

– Я не знаю, но, конечно, все бы зависело от стоимости приза. Я бы не пожалела каких-то средств для такого дела.

– Это самый лучший способ отношения к этому делу. Вы на самом деле хотите попытаться сделать добро себе и своей дочери?

– Да.

– Вы хотите узнать подробности?

– Да, мистер Лик, как вам угодно. Я готова выслушать ваше предложение. Я буду обязана вам за все, что вы скажете, я буду должна вам за все, что вы сделаете.

– Точно. Но наше соглашение мы. должны будем совершить в письменном виде.

– Согласна. Что это за человек?

– Этот человек очень богат и влиятелен. Он живет как принц. У него есть положение в обществе, даже титул.

– Правда?

– Да, уверяю вас, поскольку я знаю его. У меня было с ним дело. С деньгами у него все в полном порядке. Он платит восемь сотен в год в виде ренты, поэтому можете угадать, что он не оставит без денег вашу дочь.

– Если он возьмет ее.

– Правильно. Если возьмет ее. Если же не возьмет, то вы не будете мне ничего должны. В таком случае вы ничего не заплатите мне. Выгода не гарантирована вам, не гарантирована она и мне. Но я не желаю, чтобы вы проиграли в этом деле.

– Очень хорошо, – сказала миссис Вильямс. – Говорите ваши условия. Вот ручка, чернила и бумага, напишите их. Я подпишу любой меморандум, если он будет оговаривать то, о чем мы договорились.

– Я хочу того же.

Мистер Лик сел у стола и написал соглашение, по которому, в случае если Хелен Вильямс выйдет за муж за барона, он получит определенную сумму денег.

– А кто он, мой дорогой мистер Лик? – сказала леди.

– Вот, – сказал Лик, – читайте это и вы увидите его имя.

Сказав это, он передал меморандум ей, она взяла его и стала внимательно читать. Прочитав, она подписала его и вернула Лику, сказав:

– Значит, он барон.

– Да. Я говорил вам, что у него есть положение в обществе и титул.

– А где он живет?

– В андерберийском доме.

– Прекрасное место. Я знаю его. По-королевски роскошное место. Должно быть, у него большое состояние. Он будет отличной парой для Хелен. Я даже боюсь, удастся ли нам добиться желаемого.

– Я думаю, у нас есть много шансов на успех.

– Но мы не должны позволить Хелен что-либо узнать о нашем договоре. Я прекрасно знаю ее, она не пойдет ни на какие сделки.

– Конечно, это может навсегда остаться только нашим секретом, с которым нет необходимости никого знакомить.

– Это именно то, чего я хочу. Но как же нам их познакомить?

– Сделать это достаточно легко.

– Я рада. Но все равно, как нам это устроить?

– Барон скоро устраивает увеселительное мероприятие. Он знает, что я хорошо знаком с местной аристократией, поэтому он попросил меня дать ему список людей, которых можно приглашать на его пышные банкеты.

– Туда вы и пригласите нас, – сказала миссис Вильямс. – Теперь я понимаю. Да, очень хороший план. Там вы сможете сказать ему все, что необходимо.

– Да, я смогу, и я скажу, – сказал Лик.

– Хорошо, я рада, что вы сегодня ознакомили меня с этим, потому что у нас были кое-какие задумки, но теперь я буду заниматься этим только по вашему плану.

– Значит, я могу полностью положиться на ваше содействие с Хелен?

– Можете.

– Делайте все, что можете, восхищайтесь всем, что он будет говорить или делать, тогда вы. завоюете его расположение. В таких делах нужно учитывать каждую мелочь.

– Я буду внимательна.

– Ну а пока желаю вам хорошего дня, – сказал мистер Лик.

Глава СI 

Праздник в андерберийском доме и его объявление

Барон подготовил все быстро. Через пять дней после вступления во владение домом он устроил свое первое мероприятие. Деньги делают чудеса, и, кажется, в руках барона они не потеряли свою магическую силу, потому что поместье было обставлено как дворец, убранства были богатыми и пышными, отделка – помпезной и красивой.

Дом и прилегающая территория были великолепны, хотя они и отличались друг от друга. Но если о них думать как об одном, они представляются королевскими.

Чтобы сделать особняк подходящим обиталищем принца, были приложены большие затраты, усилия и заботы. На барона тоже смотрели почти как на принца. Его щедрость и равнодушие к деньгам сделали его самым популярным человеком округи. В самом деле, никто в окрестностях не мог сравниться с ним. Он был, без преувеличения, самым выдающимся человеком тех дней.

Андерберийский дом стал главным предметам обсуждения в городе. Этому способствовала его великолепие и пышность. Когда люди увидели множество рабочих, тащивших груз в дом, они были поражены изобилием вещей и не верили своим глазам. После этого оставалось только задумываться, каким богатым должен быть человек, который позволяет себе тратить столько денег на мебель, на отделку и на украшение дома.

Барон был полностью уверен в том, что делал. Своим праздником он хотел вызвать всеобщее удивление и восхищение. В результате дом был обставлен мебелью, украшен, наполнен слугами и всем, что могло заставить подумать, что так все и было здесь в течение многих лет.

Удивительно, как быстро это место потеряло признаки уныния и запустения. Обширные денежные средства барона сделали андерберийский дом тем, чем он был до злосчастной эпидемии. Но самым удивительным является не то, что сделали большие деньги, а то, с какой скоростью были проведены все эти мероприятия. Проведены они были с такой стремительностью, и при этом без каких-либо признаков суматохи и беспорядков, что, казалось, здесь поработал волшебник со своей палочкой. Через пять дней были написаны и разосланы приглашения местной аристократии. Они приглашались принять участие в большом банкете, устраиваемом бароном.

День был назначен. В дополнение ко всему мистер Лик растрезвонил в городе, что холостого барона очень стоит посетить родителям, имеющим дочерей на выданье. Не нужно думать, что достойный мистер Лик забыл а своей сделке с миссис Вильямс, имя которой он старательно внес в список приглашенных.

Настал тот вечер, и к андерберийскому дому стали подъезжать экипажи. Практически никто из приезжающих не знал барона, тем не менее, все они очень хотели увидеть барона, узнать кто он и что он. Им было чрезвычайно интересно, что за человек купил поместье.

Имя и титул звучали хорошо, они воздействовали на умы и производили впечатление. Люди легко принимали приглашения, особенно после того, как узнавали о других приглашенных, элите данной местности.

Что думали или говорили об этом сказать трудно, потому что говорили разное. Никто не мог, выразить никакого четкого мнения. Распространился слух, что барон был необычайно богатым иностранцем, желающим жениться на англичанке, но у него либо не было возможностей познакомиться, либо он действовал в соответствии с традициями и обычаями своей страны.

Подъезды к андерберийскому дому были полностью забиты прибывающими экипажами. Прекрасные апартаменты андерберийского дома принимали толпы разодетых гостей. Они были освещены канделябрами, украшены хрусталем, зеркалами и картинами.

Что касается отделки особняка, она была превосходна. Ни на чем не было сэкономлено. Было видно, что барон обладал вкусом. Он превратил дом аристократов в королевский дворец.

Мелкопоместное нетитулованное дворянство чинно проходило в двери и шло представляться барону. Дом был забит людьми, которых неустанно представляли барону, и все были сердечно встречаемы и изысканно приветствуемы им же. Ему было представлено много людей. Все были изумлены богатством барона. Все были в восторге от его приема. Всех приводили в восторг также его манеры. И многие, конечно же, были поражены великолепием устроенного для них праздника.

Все, что могло произвести данное время года, было здесь: дорогие яства, напитки и фрукты, о которых посетители раньше даже не знали. Вина также были хороши, они согревали кровь, старый портвейн вызывал почтение, а искрящееся шампанское, херес, бургундское и другие вина помогали сдружиться.

– Барон, – сказал один из гостей, – вы взяли превосходный дом, и вы – самый подходящий для такого дома хозяин.

– Почему, мой дорогой сэр? – любезно поинтересовался барон.

– Потому что у вас есть вкус и желание подобающим образом украсить это место. А еще вы обладаете гостеприимством древних жителей Востока.

– Ха! Ха! Очень хорошо, мой дорогой сэр. Вы любезны, очень любезны. Должен признаться, мне нравится, когда соседи искренни и добросовестны по отношению друг к другу. Я считаю, что человек – это общественное животное, которое способно жить только в обществе. Я не могу быть отшельником.

– Ах, если бы весь мир придерживался вашего мнения, в каком добром и уютном мире бы мы жили.

– Да, верно. Вам нравится музыка?

– Да, – был ответ.

– Тогда вы ее услышите. Сейчас у нас будут танцы, и не будет ни одного сердца, которое бы не билось в унисон с гармоничной мелодией.

– Я думаю, если бы они не бились, они бы не заслуживали права присутствовать здесь.

– Эй! Музыка! – сказал барон и топнул ногой по полу большого зала, в котором собралось несколько сот гостей.

После этого крика последовал громкий взрыв инструментальной музыки. Взрыв сменился легкой мелодией, такой, которая заставляла собравшихся почувствовать себя участниками и даже актерами действия, которое должно было быть сыграно в этом месте.

Все желали танцевать, и вскоре закружились пары. Было что-то волнующее в нахождении партнера.

Здесь барон немного растерялся. Но откуда ни возьмись, мимо него стала проходить миссис Вильямс, которая вела прекрасную Хелен. Он уже общался с ней, и она ему понравилась. Она показалась ему прекрасной и милой. Ее мать была столь же мила. Через мгновение барон шагнул вперед и сказал:

– Мадам, если рука вашей дочери еще не занята, я с уважением прошу разрешить потанцевать с ней.

Миссис Вильямс, перекосившись от волнения, сказала в ответ:

– Да, мой господин барон. Моя дочь свободна.

– Мисс Вильямс, – сказал барон с почтением, – могу я попросить вашей руки?

Хелен Вильямс сказала, что она свободна, и приняла предложение с улыбкой и с некоторой робостью. Барон немедленно провел ее в центр зала, где все почти инстинктивно заняли свои места. Такое чувство естественно для танцевальных залов. Был дан сигнал, и барон стал танцевать с Хелен. Все восхищались этим танцем, а многие завидовали. Головокружительное вращение танца, толпа красивых людей, приятные мелодии оркестра не оставляли никого равнодушным. Эта сцена была наполнена счастьем и радостью. У барона тоже было самое приподнятое настроение. С величайшим гостеприимством он старался угодить своим гостям, когда не был занят танцем.

Он подходил то к одному, то к другому. Наконец он понял, что уже – глубокая ночь и скоро появится утренняя заря.

Гостям очень понравилось великолепие и пышность праздника. Не было упущено ничего. Все были удовлетворены организацией праздника. На их удовлетворение были потрачены огромные деньги, были приложены серьезные старания, которые возымели планируемый эффект.

Гости, хоть и наслаждались увеселениями, не могли ничего поделать с усталостью. В самом деле, нет ни одного чувства, которому бы не надоели излишества. Слух неизбежно устанет от долгого слушания даже самой сладостной музыки. В конце концов он даже перестанет отличать одну мелодию от другой. Гости начали ослабевать и расходиться к стоящим у стен столам. Они стали засыпать. Но самые молодые и здоровые все еще продолжали танцы. Барон понял, что сейчас самый подходящий момент распускать компанию. Дав знак музыкантам остановиться, он встал посреди зала, взмахнул рукой и сказал:

– Мои уважаемые гости, солнце начинает показываться из-за гор, и яркая колесница Феба[12] быстро поднимается на небо, сообщая нам, что начинается следующий день. Самые счастливые смертные должны уйти, точна так же и мы. Позвольте мне поблагодарить вас за вашу любезность, за то, что почтили мой банкет своим присутствием. Позволите мне также надеяться, что такие банкеты будут частыми! Да, прекрасные леди, ваше присутствие всегда будет большой радостью для меня. Поскольку я холостяк, то продолжу эти празднества, они будут проходить с периодичностью раз в две недели, пока кто-нибудь не заберет такие мероприятия у меня из рук, согласившись принять титул баронессы.

За таким объявлением последовала длительная пауза. А за паузой – внезапный гул восхищения, который можно было слышать со всех сторон. Леди смотрели друг на друга, на барона и на великолепное место, в котором они находились. Мы не можем сказать точно, что было у них на уме, хотя мы можем угадать. Но пусть это попробует себе вообразить наш читатель. С соблюдением всех правил вежливости гости стали удаляться. Через час барон Штольмайер из Зальцбурга уже был один.

Глава СII 

Свадебное торжество. – Разочарование адмирала

Наконец пришел тот день, когда Чарльз Голланд должен был назвать Флору Баннерворт своей невестой. В самый благоприятный момент адмирал в зените своей славы заявил, что будет танцевать с какой-нибудь прекрасной молодой леди, если она попросит его, но не наоборот. Бал было решено устраивать вечером.

Джек Прингл по такому случаю был полностью прощен. Адмирал даровал всеобщую амнистию всем обидчикам, потому что как-то он сказал:

– Я даже не буду возражать, если придет какой-нибудь несчастный француз. Ведь хоть раз в жизни и он должен узнать, что такое хорошая еда и питье. Даже этот бродяга, старый Варни, вампир. Какой же он дурак, что убежал до свадьбы.

Генри Баннерворт позаботился о том, чтобы адмирал не занимался ничем, кроме празднеств. То есть он договорился, что адмирал не будет заниматься свадебной церемонией. Множество гостей, порекомендованных юристом, было приглашено на завтрак, который должен был состояться в час дня. В то же время на венчание было приглашено совсем немного людей, которые, вместе с семьями, в общей сложности, составляли восемнадцать человек.

Адмирала раздражало то, что примерно в десять часов Джек Прингл внимательно смотрел в небо и с важным видом качал головой.

– Что такое? – спросил адмирал. – Ты всегда ждешь плохую погоду, пропади ты пропадом!

– О! – сказал Джек. – Я всего лишь искал то, что они называют благоприятным небесным расположением. Но мне кажется, что сегодня не будет никакой свадьбы.

– Никакой свадьбы?

– Нет, совершенно никакой. Я абсолютно уверен, что не будет. Я много раз собирался жениться, и всякий раз перед свадьбой было такое же зрелище на небе. Так я никогда и не женился.

– Какое зрелище, ты, увалень? Я думаю, что за время моего более чем сорокалетнего плавания я научился различать виды неба, сейчас на небе я не вижу ничего необычного.

– Вы не видите? А я вижу. Чует мое сердце, что сегодня не будет никакой свадьбы.

– Ты, проклятая каркающая швабра, ты либо пьян либо сошел с ума. Одно из двух. Ставлю бутылку рома, что сегодня будет свадьба.

– Я не возражаю, – сказал Джек, – бутылка против двадцати, что не будет.

– По рукам, по рукам. И Джек, ты проиграешь, говорю тебе. Я знаю, у тебя в голове есть какой-то замысел, по которому ты хочешь взять верх над стариком, но у тебя ничего не выйдет. Я не потерплю сутяжнических уверток и уловок.

– О! Я не буду предпринимать никаких уловок, вы увидите. Все будет честно и открыто, говорю вам, адмирал.

Старик был озадачен словами Джека. Но вскоре он забыл о матросе, поскольку занялся тем, что должно было состояться, и был слишком занят, чтобы уделять внимание тому, что, как он считал, было шуткой.

Адмирал был прав, когда сказал, что погода не предвещает ничего необычного, что могло бы помешать празднику. Для проведения такого мероприятия нельзя было подобрать более приятного, более мягкого и более восхитительного дня, чем этот. В самом деле, если бы что-то и можно было считать предзнаменованием грядущего счастья Чарльза Голланда, которым он должен будет наслаждаться в общества Флоры Баннерворт, так это погоду данного дня, дня настолько прекрасного, что, как могло показаться, он был специально подобран для такого события.

Дом, который для молодых снял адмирал, был большим и красивым. Адмирал с самого утра суетился и проверял, все ли готово для того, что он задумал. Как можно было предположить, он был большой помехой для всех, особенно для слуг, к которым он постоянно приставал и сильно им надоедал. Несмотря на все препятствия, к десяти часам все было в полной готовности. Затем адмирал громогласно поприветствовал первых прибывших гостей. Он почти ужаснул человека, которого совсем не знал, сердечностью своего приветствия.

– Это правильно, – сказал он, – всегда лучше прийти слишком рано, вместо того, чтобы быть слишком поздно. Я еще расскажу вам кое-какие истории о преимуществе быть слишком рано. Но, алло! Там идет кто-то еще. Точно! Скоро соберутся все. Эй, Джек Прингл! Где ты?

– Здесь! – закричал Джек. – Слева по борту у носа.

– Свистай наверх всех матросов, то есть лакеев!

– Да, да, сэр, – сказал Джек.

Произведя боцмановский свист, он издал пронзительный крик, который нравился адмиралу, поскольку, как он сказал, это был самый правильный способ начинать праздники.

Люди знают, что должны быть пунктуальными на свадьбах, они и были пунктуальны, за исключением людей, которые никогда не грешат этим качеством. Поэтому вскоре почти все приглашенные подошли. До свадьбы оставался час.

Адмирал должен был быть слепым, чтобы не заметить, что о семье Баннервортов много шепчутся. От этого он чувствовал себя немного неловко и даже возмущенно. Но больше всего ему не нравилось поведение Джека Прингла, поскольку этот человек вел себя как-то по-особенному странно. Он постоянно взрывался удивительно громким смехом, по-видимому, беспричинного, который очень надоедал старику. Наконец, взяв пару щелкунчиков для колки орехов, лежащих на столе, он стукнул Джека по голове и сказал:

– Ты сошел с ума? Что с тобой происходит?

– О, ничего, – сказал Джек, – я всего лишь думал. Вы помните о нашем пари?

– Да, я помню. У нас одна бутылка рома против двадцати, что Чарльз и Флора сегодня не поженятся.

– Очень хорошо, – сказал Джек, – это правильно, и запомните, я выиграю.

– Выиграешь? Нет, я выиграю. Я знаю, что ты затеял какую-то шутку.

– Очень хорошо, – сказал Джек, – посмотрим.

Время шло, и уже была половина двенадцатого. Гости собрались в гостиной, где должна была состояться церемония. На каминной полке стояли часы, указывающие на скорое наступления часа начала церемонии.

– Знаешь, Генри, – сказал адмирал, – я все оставил тебе. Я надеюсь, что все правильно и что не будет никаких ошибок.

– Абсолютно никаких, уверяю вас, адмирал. Я все приготовил. Но Флора только сказала мне, что хочет поговорить с вами.

– Поговорить со мной? Тогда почему же она не говорит? Я думаю, она может поговорить со мной без того, чтобы просить тебя удалиться.

– Адмирал, – сказал Флора, – я очень прошу вас простить меня за одну вещь, которая, вероятно, вам немного не понравится, и за которую я в ответе.

– Что за вещь?

– Сначала пообещайте, что простите меня.

– Хорошо, хорошо, конечно, конечно я прощаю. Что это?

– Тогда, должна признаться, я бы не хотела выходить замуж сегодня.

– Что? – закричал адмирал.

– Я говорил вам, – закричал Джек. – Я видел это в положении облаков сегодня утром. Я никогда не видел, чтобы кто-то женился при легком дуновении с норд-оста.

– Заткнись, – сказал адмирал, – сейчас я стану твоей смертью. Что это значит, Флора? Разве это не жестокая шутка по отношению ко мне?

– Это не шутка, сэр, это факт. Я прошу простить меня.

– И я, дядя, – сказал подходя к адмиралу Чарльз Голланд, – того же мнения. Я присоединяюсь к просьбе Флоры простить нас за небольшое разочарование, которое мы причинили вам.

– Небольшое разочарование? – закричал адмирал. – Я сплю? Я сошел с ума? Джек, мошенник, где я?

– Не могу сказать, – закричал Джек, – но думаю, что вы движетесь на юг.

– Флора, скажи еще раз. Ты же не хочешь сказать, что какая-то дурацкая ссора стала препятствием вашему союзу, которого я так желаю? Если ты не шутишь, для такого изменения намерений должна быть серьезная причина.

– Она есть, – сказала Флора посмотрев дружелюбно в лицо старика, – есть особенная причина, сэр, о которой я вам сразу расскажу. Эта причина делает свадебную церемонию невозможной. Фактом является то, что…

– Продолжай, продолжай.

– Что Чарльз и я поженились две недели назад.

– Пропади я пропадом, – сказал адмирал, – если надо мной в жизни когда-нибудь так издевались. Две недели назад? Да тресни мой шпангоут…

– Продолжайте, старая перечница, – сказал Джек, – только не забудьте, что должны мне двадцать бутылок рома.

– Я не прощу тебе этого, – сказал адмирал, – я не прощу, я не могу простить, со мной обошлись плохо, Флора, говорю тебе, со мной обошлись плохо.

– Но вы должны нас простить, адмирал, – сказала Флора, – я получила ваше обещание простить меня.

– Кроме того, – сказал Джек, – нас не побеспокоит сегодня приходской священник, который смотрит на тебя взглядом умирающего дельфина каждый раз, как ты скажешь что-то крепкое. Я не могу вынести такого абсурда. Мне кажется, что так нам будет гораздо веселее, а что касается старика…

Ораторское выступление Джека было прервано, поскольку адмирал схватил со стола пирожные и запустил их ему в лицо, так что тот чуть не подавился смородиновым джемом. Гости не могли сдержаться и взорвались громким смехом.

– И ты тоже, Генри, – сказал адмирал, – я думаю, ты тоже участвовала заговоре.

– Да, – сказал Генри, – думаю, что участвовал. И в самом деле, Флора не хотела публичной свадьбы, хотя с удовольствием ожидала встретить собравшихся сегодня гостей. Мы долго думали, как поступить, и выбрали самый приемлемый вариант – поженились спокойно и тайно. А я признаю себя виновным.

– Я тоже так думаю, – сказал адмирал, – пропади я пропадом, если бы я так не думал, но ответь мне на один вопрос, Чарльз.

– Отвечу на сто, если вам угодно, дядя.

– Нет, одного будет достаточна Я хочу узнать, ты женился как Белл или как Голланд?

– Я посоветовался с юристом, дядя, о действительности моей женитьбы под фамилией Белл и получил ответ, что такая женитьба будет абсолютно законной, поскольку человек может выбирать любую фамилию. А поскольку я помнил о вашем желании, я женился под фамилией Белл, я женился под этой фамилией, и теперь Флора называет себя миссис Белл.

– Тогда я больше ничего не имею против этого, – сказал адмирал, – но давайте продолжим, давайте веселиться. Сначала давайте выпьем за невесту.

Дело, которого Чарльз так опасался, было очень легко урегулировано, и больше ничего не мешало радости праздника. Здесь было много веселья, гости были специально подобраны. Были приглашены люди, которые могут и будут веселиться и проводить день самым приятным образом.

Примерно в течение часа, вероятно, адмирал то и дело выдавал симптомы негодования и качал головой Флоре. Но ее улыбки вскоре успокоили его, и он стал умудряться танцевать кадриль самым необычным способом, почти повалив на пол всех леди. В результате он сам упал, распластавшись на полу.

Единственную заминку вызвало поведение Джека, который пил вино не бокалами, а бутылками. Его осенила идея, что он совершенно не может избежать целования решительно всех приглашенных на праздник дам. Коря себя за то, что он не додумался до такого раньше, Джек помчался в гостиную и приступил к действию. Последовала неудобная сцена, которая не заслуживает описания. Превосходящие силы вывели Джека из комнаты. Матрос посчитал, что с ним обошлись очень плохо, поскольку он всего лишь делал то, что было правильно, и то, что было нужно делать.

Адмирал извинился за него перед дамами, сказав, что он на самом деле не такой дурак, каким кажется.

– Как бы там ни было, – сказал адмирал, – я не возражаю против того, чтобы показать вам, как ему нужно было это делать.

Однако от такого предложения все отказались, поэтому адмирал был вынужден воздержаться от таких благородных намерений. Еще задолго до того, как гости разошлись, он признался, что даже рад урегулированию свадебных дел. По тому, что адмирал после своего удаления спать стал исполнять «Правь, Британия, морями!» можно было предположить, что он несколько превысил пределы, которые установил Джеку.

Глава СIII 

Доктор Чиллингворт производит срочные расспросы о вампире. – А юрист дает кое-какие советы по действиям в отношении квакера

Если семья Баннервортов и адмирал были склонны спокойно смириться с потерей столь большой суммы денег, которую, как верил доктор Чиллингворт, отнял у него вампир Варни, то сам он не мог избавиться от мысли, что эти деньги можно вернуть.

Когда он пришел домой, ему удалось успокоить крики жены заверением, что ему за свою пятилетнюю практику не удалось бы добыть того, что он получит, если успешно добьется своей цели. Узнав, что дело касается фунтов, шиллингов и пенсов, она полностью успокоилась, более того, доктор дал ей достаточную сумму для содержания в течение некоторого времени дома и детей. После этого он опять покинул дом.

Доктор твердо решил не сдаваться, поэтому поставил перед собой задачу максимально подробно разузнать о Варни. Он считал, что Варни не мог покинуть коттедж с такой секретностью, что никто его не заметил.

Благодаря своей внешности он слишком бросался в глаза. Если бы его увидел кто-нибудь, в ком достаточно любопытства, он бы обязательно проследил за ним.

Рядом с коттеджем было не так уж много домов, и доктор подумал, что если он посетит их все и задаст нужные вопросы, то, возможно, кто-то из обитателей этих домов скажет, что видел Варни.

Он сразу же приступил к делу. На его удачу, уже во втором коттедже, в который он пришел, женщина рассказала, что видела высокого, темного, странно выглядевшего человека, который попросил разрешения посидеть у нее несколько минут и попросил стакан воды.

– У него был какой-нибудь мешок или пакет? – спросил мистер Чиллингворт.

– Нет, – был ответ, – я не видела у него ничего подобного. Он казался очень уставшим и утомленным.

– Вы видели, в каком направлении он ушел?

– После того как он вышел из моего дома, я в течение нескольких минут наблюдала за ним. Он медленно прошел в направлении лондонской дороги.

Это была вся информация, которую доктору Чиллингворту удалось добыть в этом месте. Но это усилило его уверенность в том, что Варни отправился в Лондон. Однако для него оставались загадкой мотивы Варни, хотя, возможно, он поехал туда, чтобы получить большую сферу действий.

– Если он пошел по лондонской дороге, – думал доктор, – значит, он должен был где-то остановиться на отдых и сон, через несколько миль, поэтому, последовав его путем, я, возможно, получу какие-то новости.

Он последовал своему плану. Заходя в разные гостиницы, он спрашивал об этом человеке, но все было напрасно.

Никто не видел никого напоминающего Варни и доктор с чувством глубокого разочарования был вынужден остановиться в одной гостинице, где останавливались для смены лошадей почтовые и театральные экипажи.

Хозяин этой гостиницы был доброжелательным и общительным человеком. Он долго и с удовольствием слушал описание человека, который был нужен доктору Чиллингворту. В это время подъехал почтовый экипаж из Лондона, который прибыл из отдаленной части страны и остановился для смены лошадей, кучер как обычно зашел в бар, чтобы чего-нибудь выпить.

Заинтересовавшись какими-то словами мистера Чиллингворта, он заметил этому джентльмену:

– Вы имеете в виду, сэр, высокого парня, который выглядит так, как будто его месяц назад похоронили, а потом опять вырыли?

– Да, – сказал доктор, – знаете, он подходит под такое описание. Но человек, о котором я говорю, исчез в прошлый четверг.

– Именно в этот день я ехал с почтой, когда он покричал мне и залез на экипаж сзади. Это тот самый человек, можете быть уверены. Я хорошо помню, как он залезал. Но когда мы прибыли в Лондон, его уже не было. Я не знаю, как долго он ехал с нами.

– Спасибо, я не сомневаюсь, что это был тот самый человек, которого я ищу. Несмотря на то что с ним была большая сумма денег, она была не в подходящем виде для использования. Я хочу сказать, что он был слишком осторожен и шел на любые неудобства, чтобы избежать обнаружения.

– Скорее всего, он спрыгнул на Пиккадилли, там всегда толпа, и я ехал через эту улицу целых пять минут. Я не смотрю, кто запрыгивает на экипаж, а кто спрыгивает. Ему было очень легко соскочить там.

– Но вы не видели, как он спрыгивал?

– Нет, когда я посмотрел, его уже не было. Вы можете сказать, сэр, кто он и что он?

– Да, – сказал доктор Чиллингворт, – это был Варни, вампир, о котором, несомненно, все вы так наслышаны. Он вызвал переполох в этой местности.

– Вот черт! – сказал кучер. – И одна из этих тварей была в моем экипаже! Если бы я знал об этом, я бы быстро избавился от такого клиента. Такое нетитулованное мелкопоместное дворянство мне не подходит. Но я должен ехать, доброго дня, сэр. Я надеюсь, вы его поймаете.

Кучер забрался на свое место и уехал, а доктор Чиллингворт подумал, что ехать в Лондон будет бесполезно, да и не готов он к такой поездке. Поэтому он решил на время прекратить преследование Варни.

Кроме того он думал, и небезосновательно, что если даже он поедет с целью поисков в метрополис, его размер слишком велик для одиночки и сделает почти невозможным успех операции. Исходя из этого он решил, до того как предпринять дальнейшие шаги, убедить адмирала и Баннервортов тоже подключиться к поиску денег.

Он был твердо уверен в том, что о таком неудобном человеке, как Варни вскоре будет услышано, разве что если он не решил уехать из Англии или начать вести тихую жизнь. Будет видно, с каким упрямством доктор держался за мысль, в которой, по-видимому, Баннерворты сомневались, что именно Варни завладел деньгами, спрятанными Мармадюком Баннервортом. Но пока доктор был вынужден бездействовать, поскольку знал, что они слишком заняты свадьбой Флоры, чтобы уделять внимание посторонним вещам. И доктор решил дождаться окончания свадебных дел.

Адмирал сдержал свое слово, в соответствии с которым обещал проконсультироваться со своим другом, юристом, о том, что делать с квакером, который все еще занимал имение Диарбрук. Со всем негодованием он выложил суть дела человеку права, рассказав, как либерально к квакеру отнесся Генри и как неуважительно этот квакер принял их.

– Боюсь, – сказал юрист, – что он сможет занимать дом в течение года или двух, если вы не пойдете на компромисс.

– О каком компромиссе вы говорите?

– Этот мошенник прекрасно знает, что он конечно же не имеет права занимать имение и хочет выцыганить у вас деньги, вот в чем дело! Он понимает, что вы посоветуетесь со знающим человеком, который скажет вам, что быстрее, дешевле и с затратой меньших нервов можно договориться с ним, чем начинать судебное дело.

– Это очень хорошо, – сказал адмирал, – но вы думаете, что я позволю этому негодяю квакеру брать с меня деньги? Нет, никогда. Ни за что на свете! Если он ждет компромисса, то будет разочарован.

– Хорошо, если вы решаете начинать дело, я предприму, если вам угодно, некоторые шаги от имени мистера Генри Баннерворта. Вы уверены, что он управляет унаследованным имением своего отца?

– Нет, я знаю об этом очень мало. Вам лучше повидаться с ним.

– Конечно, лучше мне увидеть его, и позволю себе сказать, – добавил юрист самому себе, – надеюсь, он будет более благоразумен, чем вы.

Юрист повидался с Генри. Он так настоятельно посоветовал Генри пойти на компромисс с квакером, что Генри дал ему наказ действовать, как он считает правильным.

– У вас такое безупречное право владения, – сказал юрист, – что предложение квакеру не нанесет вам никакого ущерба. Кроме того, я лично позабочусь, чтобы вам не было нанесено никакого ущерба. Отважусь сказать, что скоро вы вступите во владение имением Диарбрук.

Юрист написал квакеру просьбу назвать имя адвоката, который будет действовать от его имени. Ответ пришел очень быстро. Адвокат квакера имел репутацию отпетого мошенника. Он был самым отъявленным негодяем в профессии, известной такими людьми. Был предложен план действий, с которым друг адмирала согласился; он отправился в город, чтобы встретиться с квакером.

Во время беседы мистер Шепард запросил сумму, равную двухгодовой арендной плате за имение, которое он занимал. В ответ он получил предложение заплатить ему сумму годовой арендной платы. В этот раз договориться не удалось.

Генри не хотел в этом деле идти наперекор адмиралу, но все же он решил пойти на компромисс с квакером. Главным аргументом Генри было то, что Флора очень хотела поскорее въехать в имение Диарбрук. Этого хотели и остальные. Однако гнев адмирала на бесчестные действия квакера был таким сильным, что Генри должен был рассказывать ему обо всем с большой осторожностью, поскольку боялся реакции старика.

– Я видел, адмирал, – сказал он, – вашего друга юриста и говорил с ним по поводу имения Диарбрук. Мы не сможем овладеть имением при жизни.

– Что ты имеешь в виду?

– О, наши духи, конечно, смогут поселиться в зеленом имении, но из-за специфического способа смерти моего отца суд лорда-канцлера будет заниматься этим делом очень долго.

– Что? Он сказал тебе так?

– Да, в самом деле, он так и сказал, адмирал. Одним Небесам известно, сколько претендентов может возникнуть, если станет известно, что мы овладели документами, удостоверяющими право собственности так недавно.

– Проклятие! Не знаю, но, наверное, в этом есть какой-то резон. Что же нам делать? Ты же не хочешь сказать, что мы должны оставить имение Диарбрук квакеру Шепарду только потому, что в вырывании его из его лап имеются трудности?

– Конечно нет. Вопрос заключается только в том, что будет лучшим способом достижения цели, которое сопряжено с серьезными трудностями. Его текущее владение имением – это серьезный юридический аргумент в его пользу против того, кто не находится в такой удачной ситуации.

– Правда? Тогда я скажу тебе, что я сделаю, Генри, скоро я изменю ситуацию.

– Но как, адмирал?

– Я пойду и завладею имением, вот как. И если факт владения имеет такое серьезное значение, я думаю, что мы просто должны вступить во владение. Я овладел в своем прошлом несколькими вражескими кораблями, у которых была артиллерия, поэтому не думаю, что квакер, кого в военно-морском флоте мы зовем деревянной пушкой, остановит меня в моем желании.

– Я совершенно уверен, что, если вы решите овладеть домом, – сказал Генри, – вы им овладеете, в этом нет сомнений. Но это поднимет шум, который может привести к серьезным последствиям и вообще лишить нас имения.

– Ну и хрен с ним, с имением! Я хочу проучить квакера.

– Но вы его уже проучили. Разве вы не помните, как дали ему пинка?

– Да, конечно, я помню.

– И хорошо дали!

– Ты думаешь, хорошо дал, Генри? Должен сказать, что я очень рад. Это большое утешение.

– Тогда я думаю, адмирал, после того как вы его таким образом проучили, вы могли бы ослабить ваше негодование и позволить мне договориться с ним.

– Договориться с этим бродягой?

– Да. Что вы скажете на то, чтобы дать ему немного денег за то, чтобы он ушел и больше не причинял нам беспокойств?

– Я бы лучше еще десять раз дал ему пинка.

– Я вынужден признаться, что он этого заслуживает. Большего подлеца найти нельзя. Но видите ли, адмирал, дело касается фунтов, шиллингов и пенсов.

– Очень может быть, но ты предлагаешь еще что-то положить в его кошелек.

– Да, сначала. Но только для того, чтобы сэкономить больше. Этот парень боится упоминания о том, как вы дали ему пинка.

– Да, такие парни-уроды всегда боятся. Ты же не думал, что он отреагирует по-другому. Он напуган. Да. Точно.

– Если вам угодно, сэр, – сказал слуга, подходя к адмиралу, – пришел человек, желающий поговорить с вами.

– Со мной? Кем он может быть, хотел бы я знать.

– Он говорит, что пришел по одному делу, сэр.

– Хорошо, хорошо, зовите его сюда. В комнату вошел просто юнец. Обращаясь к адмиралу он сказал:

– Прошу, сэр, скажите, ваше имя Белл?

– Вообще-то да, а в чем дело?

– Ничего особенного, сэр. Просто я имею честь донести это до вас. – И он передал адмиралу конверт.

– И что же это за ерунда?

Еще до того, как этот вопрос слетел с губ адмирала, мальчик исчез, и когда старик развернул бумагу, он обнаружил уведомление квакера Шепарда о возбуждении уголовного дела по факту нападения на него адмирала Белла.

– И с этим ублюдком ты хочешь идти на компромисс? – закричал адмирал. – Нет, мистер Генри, так дело не пойдет. И раз уж он имеет наглость объявлять мне войну, пусть знает, что я не пойду ни на какие соглашения, а буду защищать себя. Я дам ему понять, какого он нашел врага. Посмотрим, сколько он сможет сопротивляться!

Генри понял, что это наглое действие квакера, которое, несомненно, было призвано ускорить компромисс, в таком состоянии духа адмирала делало абсолютно невозможным какие бы то ни было соглашения. Оставалось только надеяться, что он не даст хода делу о насилии, а если и даст, то не сможет сделать ничего, что выходит за рамки закона. В этом Генри не был полностью уверен, он мог только надеяться.

Глава CIV 

Склеп на кладбище Андербери. – Оживление. – Драка и побег мертвого. – Лодка и тщетная погоня

По завершении расследования следователь по уголовным делам издал распоряжение о погребении тела человека, найденного в ледяном колодце андерберийского дома, и оно было положено в склеп на кладбище Андербери.

Несмотря на то что расследование было закончено, такой случай не мог быть легко забыт людьми. После чувства успокоения, которое следует за закрытием расследования, появляется чувство нервозности, если это расследование не дало результатов. Сначала город Андербери успокоился и стал таким же тихим, как и до убийства. Остатки волнений чувствовались только в разговорах пьяниц, которые собирались ранним вечером поболтать о чем-нибудь волнующем, ведь это было их главное, если не единственное, развлечение. В самом деле, их главным стимулом жить и работать была возможность поболтать в пивнушке. Все эти люди верили, что, поскольку дело не было раскрыто, оно было таинственным. Было много намеков. В самом деле, в этом деле было больше загадочности, чем в других.

Несмотря ни на что, даже у таких тем есть пределы, и, когда сказано все, что можно сказать, из-за отсутствия горючего, так сказать, разговоры на данную тему прекращаются.

Ночью, когда барон одиноко сидел в своей комнате, он был, по-видимому, глубоко погружен в раздумья. Он время от времени поднимал глаза и смотрел на восток, как будто разглядывая что-то. Затем он смотрел на большие часы на каминной полке и снова погружался в раздумья.

Такое он проделывал несколько раз, затем ему это надоело, он взял со стола маленькую книжку и стал изучать определенную страницу, тихо бормоча себе поднос:

– Да, да. Все так, как я и думал. Луна поднимется примерно через полтора часа. Имеет смысл сходить в склеп и посмотреть на тело, оправдаются ли мои страхи? Если не оправдаются, то это будет для меня большим вознаграждением за мое беспокойство. А если оправдаются, я должен буду сделать самое лучшее из того, что смогу. Я должен завершить свое дело и не вызвать подозрений. Мертвый должен оставаться таким. А если он не мертв, он должен опять умереть и быть помещенным туда, где его не достанут лунные лучи.

Он встал, надел плащ и подошел к двери своей комнаты. У нее он остановился, как бы прислушавшись.

– Никто не шевелится, – пробормотал он, – все спят.

Он тихо вышел из комнаты и спустился по лестнице, направляясь к маленькой потайной двери, которая открывалась в сад. Барон закрыл за собой эту дверь, затем быстро, но тихо прошел через сад, из которого он вышел через другую потайную калитку, которую также закрыл за собой. После этого он быстро и тихо прошел к кладбищу у андерберийской церкви, которая была плохо защищена от вторжения, поскольку здесь была всего лишь низкая стена и живая изгородь, служащая забором, через которую в нескольких местах можно было легко перелезть. На самом деле мало на какие кладбища нельзя попасть таким образом. Кажется, кладбища защищают только от животных, а для желающих прийти сюда людей оно всегда открыто.

Пейзаж не был каким-то выдающимся. Луна еще не поднялась, и на земле царила темнота. Он мог видеть только на небольшое расстояние, но ему это не мешало.

– Если темнота не дает видеть мне, она в то же время не дает и другим видеть меня, – сказал себе барон. – Поэтому она полезна. Скоро поднимется луна, она поможет мне видеть. А если она не поднимется вообще, это будет тоже неплохо, поскольку мне не нужно будет опасаться того, что может случиться в ее лучах.

Он поспешил к кладбищу. Море было близко, и ночной бриз, который дул с поверхности океана, производил едва различимый шум, который никогда не прекращался, а только усиливался во время шторма и уменьшался во время штиля в зависимости от силы ветра. Но никогда не прекращался полностью.

Барон прошел к кладбищу по тайной тропе, которая была хорошо ему известна. Но когда он собирался перелезть через стену, он услышал голос, раздававшийся с другой стороны ограды. Он на мгновение остановился, затем перелез через ограду и подошел к месту, откуда, как казалось, шел голос. Здесь он остановился и снова услышал голос.

– Я говорю тебе, Джек, это очень странное дело, в самом деле. И этих вещей я понять не могу. Я очень часто обдумывал это, но всегда приходил к одному и тому же выводу – что-то тут нечисто!

– Ты видел это?

– Думаю, однажды видел, – сказал второй, – но было очень туманно и темно. Однако думаю, что я не мог ошибиться. Но ты ведь видел такие вещи чаще чем я, правда?

– Да, несколько раз бывало.

– И как это было?

– Раз я высматривал небольшое парусное судно, ребята должны были ночью отгружать товар, и вдруг на востоке в море появилось что-то белое. Оно плыло очень мерно и медленно и сначала казалось маленьким.

– Да, да…

– А после того как оно приблизилось, я увидел, что оно приняло форму гигантской женщины.

– Женщины? – воскликнул другой.

– Да, или, может быть, мужчины в саване. Так оно выглядело, по крайней мере.

– Я тоже так думаю, – ответил он, – это защищает от какого-то великого зла, я уверен.

– Какое великое зло, ты думаешь, случится?

– Как я могу сказать? Я не пророк. Я не могу вообразить, в каком виде оно придет. Но оно придет. Если не сейчас, то потом, но придет, запомни мои слова.

– Я запомню.

– Когда-нибудь ты поймешь, что это правда. Я думаю, что с парусником в ту ночь что-то случилось.

– Точно, я его так и не дождался. Такое произошло с другим судном, которое задержал таможенный корабль.

– Ты видел видение?

– Нет, но был знак, я уверен. Однако меня в то время там не было.

– Хорошо. Но как случилось, что они позволили паруснику попасться в лапы таможни?

– Они не могли ничего поделать. Шхуна шла из Шербурга, груженная под завязку бренди и другими напитками, хороший груз, он чего-то стоил, уверяю тебя.

– Да, я думаю.

– Полпути плавание шло нормально. Но затем появился туман. Не было четко понятно, что теперь делать. Некоторые предлагали отправиться назад, другие предлагали постоять на месте, а третьи – плыть к берегу.

«Я поплыву к берегу, – сказал капитан. – Я знаю все дыры на берегу, знаю наше точное месторасположение и знаю как здесь плыть. Я могу управлять судном с точностью до дюйма».

«Этот дюйм может стоить нам жизни, – сказал один из членов экипажа, – но я готов».

«Я тоже, – сказал капитан, – я поплыву туда, где не будет никакого риска появления таможенников.

Мы не можем видеть, но и они нас не могут видеть. Мы в безопасности, ребята. Хороший бросок к берегу и быстрый вояж домой».

«Ура!» – закричали матросы и судно направилось к нашему берегу. Полночи они плыли спокойно и легко, забыв обо всяком зле. Они были бдительны, но не могли ничего видеть. Вперед было видно только на два ярда. Внезапно раздалось: «Судно впереди! Лево руля!»

«Что это за корабль? – поинтересовался чей-то голос, и в следующий момент они обнаружили, что рядом с ними – таможенный корабль, от которого они так долго убегали.

«Пушки к бою!» – закричал офицер на борту.

Он приказал морякам сдаваться. Но капитан вытащил тесак и призвал команду последовать его примеру, то есть защищать корабль. С этими словами он зарубил одного спрыгнувшего на палубу таможенника, но его немедленно сразил пистолетный выстрел, и он упал замертво на палубу.

За этим не последовало сопротивления. Команда не хотела рисковать жизнями, сопротивляясь солдатам, исполняющим свои обязанности и защищающим закон. Более того, таможенников было больше, и вдобавок ко всему если бы моряки стали обороняться, они были бы осуждены на повешение, а так их могли только посадить. Так их всех повязали и посадили на разные сроки. Тем не менее, через некоторое время их освободили.

– Хозяева разорились?

– О! Нет. В таком деле всегда учитывается вероятность потерь.

– А что ты думаешь о бароне из андерберийского дома?

– Что? Я думаю он славный малый. Какой бы был улов, если бы мы этим овладели.

– Что ты имеешь в виду.

– Как что? Тарелки, канделябры и другие ценные вещи. Если бы мы могли набить парусник содержимым его дома, сколько на этом можно было бы заработать в Париже!

– Нам бы не удалось заполучить это.

– Если бы мы постарались, то заработали бы больше, чем нам удавалось когда-либо. Я думаю, можно было бы взять андерберийский дом штурмом. Посуда и ювелирные изделия там потянут на тысячу фунтов.

– Это так.

– Что ты думаешь об атаке на этот дом? Я бы даже не стал называть это «атакой», потому что атака предполагает сопротивление. Нам же всего лишь нужно запугать несколько слуг. Останется всего лишь собрать то, что мы сможем унести.

– Да, верно, все, за что можно получить деньги.

Барон внимательно слушал этот разговор. Он даже думал перепрыгнуть через забор и схватить этих двух людей. Но подумав, он решил, этого не делать.

«Я просто испугаю их и таким образом предотвращу нападение на мой дом», – решил он.

Он тихо собрал несколько больших камней в одно место и заглянул за ограду. Он увидел, где сидели грабители, поднял два камня и бросил по одному на голову каждого. А затем, когда они вскочили на ноги, громко сказал:

– Жалкие грешники! Глаз Небес смотрит на вас. Уходите и покайтесь, пока есть время.

Люди пришли в ужас и на мгновение замерли как вкопанные. Затем они резко сорвались с места со скоростью оленей. Барон смотрел, как они убегали и, после того как они скрылись из виду, пробормотал себе под нос:

– Теперь они не будут пытаться нападать на андерберийский дом. Если кто-то еще рискнет напасть на мой дом, я окажу им неплохое сопротивление, хотя об этом еще стоит подумать.

Несколько мгновений он просто стоял, а затем направился к кладбищу. Он шел и думал. Время от времени он оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет. Он был удовлетворен тем, что не было никого, и продолжил свой путь в полном одиночестве.

Теперь уже было достаточно света, чтобы он мог различать объекты на небольшом расстоянии, поэтому он ускорил шаг, подумав, что луна поднимается. Через несколько минут он уже был в пределах видимости андерберийской церкви.

В такой час старая церковь выглядела великолепно. Небо было безоблачным и на нем сияли звезды. Конусообразная башенка выглядела как какой-то великий и гигантский указатель, поднявшийся для того, чтобы указывать в небеса.

Это место окружал глубокий мрак, поскольку ни один предмет не отбрасывал тени и ни одна сторона церкви не была освещена больше, чем другая.

За очень короткое время барон достиг склепа или, как его более часто называли, дома для бесхозных трупов. Это было невысокое строение, соединенное с церковью. Местное население не было бедным, поэтому постройки были достаточно большими.

Склеп был тоже достаточно большим, как обычно бывает в такой местности, и годился для любых целей. Прежде чем войти в склеп барон обошел вокруг него, чтобы убедиться, что здесь никого нет. Не найдя никого, он вернулся к двери склепа с полным намерением войти внутрь. Однако там не было ключа, и, следовательно, он не мог войти обычным путем и должен был поискать другой.

– Всегда есть что-то препятствующее карьере, – пробормотал он, – но я не остановлюсь перед таким пустяком. На крыше должно быть место, я думаю, через которое можно будет спокойно залезть внутрь.

Барон стал искать место, с которого можно было бы забраться наверх, но внезапно воскликнул:

– Эй! А что это у нас?

Он вскоре понял, выставив найденный предмет на свет, что в небольшой нише нашарил ключ от склепа.

– Вот это удача, она спасет меня от множества проблем. Но я не должен терять времени.

Он засунул ключ в замок, обнаружив, что ключ к замку подходит. В следующий момент он открыл дверь склепа и зашел в нечистое место.

Мало кто решился бы войти в такое место в такой час, зная к тому же, что здесь лежит труп человека, умершего насильственной смертью. Действительно, мало кто решился бы на такое, но барон, несомненно, входил в их число. Кроме того, у него была особая цель, которая была для него достаточно важной. Он очень хотел посмотреть на труп убитого мужчины, он хотел остаться здесь и понаблюдать за эффектом, который произведут на труп лучи луны. Он почувствовал зловоние трупа, которое всегда присутствует в склепах, являющихся хранилищами мертвых тел, за погребение которых их друзья и близкие платят большие деньги, и определил, где он лежит.

Барон вошел в это хранилище мертвых останков. Здесь лежали в ряд трупы бродяжек и нищих, они были, можно сказать, смешаны, поэтому ангел был бы озадачен, пожелав отличить их. Что еще могли ожидать смертные? Их трупы, в лучшем случае, образуют горючее, причем посредственное горючее. Однако барон вошел и спокойно зашагал вглубь. Это было довольно неприятное место: холодное, унылое, в нем не было никаких вещей за исключением тех, которые напоминали о церковных обрядах и о назначении этого места.

Первым делом барон посмотрел на окно, в которое, однако, не шел свет. Он приблизился к нему и посмотрел из него наружу.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал он, – луна уже поднимается. Будет достаточно времени. Я могу остаться в этом месте, пока лучи луны не проникнут в окно.

Несколько мгновений, в течение которых он смотрел из окна, он не шевелился. Все было окутано мраком и темнотой, за исключением более выдающихся мест, на которые падали лунные лучи. Затем, через некоторое время, он смог различить отдельные предметы, хотя еще не мог видеть их составных частей.

– Фу! Как пахнет это место! – пробормотал он. – Я никогда бы не смог остаться здесь и дышать таким зловонием.

Он отвернулся от окна и осмотрел склеп. Это была квадратная комната с голыми стенами. Здесь было несколько полок, поленья, брошенные в угол, лестница, кое-какие инструменты, табурета» и много мусора в виде старых кусочков гробов и других вещей, присущих кладбищам. Мало что могло сделать это место привлекательным.

Гроб, в который был помещен этот человек, по той или иной причине, упал со скамьи, и труп выкатился из него. Он во всю длину лежал на полу, и смотрел в сторону окна. Поза тела показывала, что оно безжизненно. Оно было спокойным и неподвижным, ни одного звука не сошло с губ барона, который молча созерцал свою жертву из ледяного колодца. Барон обратил внимание на положение тела и удивился тому, что гроб упал.

– Что могло стать причиной этого? Кто мог подумать, что случится такое? Я бы никогда не подумал…

Он взял одну из скамей, которая лежала рядом с трупом, и разместил ее так, чтобы сидя на ней можно было и смотреть в окно, и наблюдать за телом.

«Отсюда я могу наблюдать за восходом луны, – подумал он, – и за телом, одновременно. Если мои предположения подтвердятся, я предотвращу его побег отсюда и помещу его туда, где оживляющие лучи луны не достанут его. Он будет лежать там, пока его тело не начнет разлагаться и не придет в не подлежащее оживлению состояние».

Он пробормотал это, пристально глядя на тело человека, который встретил смерть вышеописанным способом, и по поводу которого у барона были кое-какие необычные подозрения.

Луна поднялась над горизонтом и стала лить мягкий свет на поля и леса. Было тихо, только церковные часы отбивали время. Это был странный звук, это биение часов почти испугало барона. Оно нарушило ужасную тишину ночи. Луна поднималась в небе выше и выше, пока ее лучи не подобрались к окну.

Барон начал терять терпение.

– Разве может случиться такое, – пробормотал он, – чтобы мертвый снова поднялся, чтобы заговорить с миром и вести дальше свою омерзительную жизнь? Невозможно! Несмотря на это многие уверяют, что такое реально, и говорят, что являлись свидетелями таких случаев. Но лучшим доказательством для меня будут собственные глаза.

Почему я должен верить им? Тот, кто пьет человеческую кровь, не оживет. Я уверен в этом.

Теперь лучи луны уже проходили через окно склепа. Сначала был один тоненький луч, такой слабенький и пустяковый, что барон едва его заметил. Но он заметил и стал пристально глядеть на него, с огромным волнением наблюдая за его увеличением и сменой позиции.

Высоко в небе, в котором были высыпаны мириады звезд, похожие на жемчужины на черном полотне, поднималась луна. Ее появление неожиданно изменило вид местности.

Весь склеп озарили ее лучи, но они падали наискось и шли через окно только в одном направлении, туда, где сидел барон. Теперь он видел, как было обставлено это место. Легко можно было заметить необходимые в склепе принадлежности, которые ввели бы в меланхолию любого, кто посмотрел бы на них. Но только не барона, он был обрадован, увидев их, хотя особо и не приглядывался. Они используются священником при выполнении его полномочий, выполнении его обязанностей. Поэтому они не могут причинить никому вреда, а всего лишь отпугивают дураков. Чтобы запугать барона, однако, требовалось что-то более серьезное. Рядом валялось предостаточно страшных вещей: кости, ноги, руки, кисти, даже черепов здесь было немало, они были собраны в кучу в углу. Чтобы скрыть их, к ним были приставлены старые дощечки.

Странно, но верно, что такие веши уменьшают ужас и страх. Солдаты и матросы не боятся смерти. Они видели ее, и потеря жизни не кажется им столь ужасной, как для тех, кто никогда не встречался с опасностью. То же самое можно сказать и о могильщике. Трупы для него – просто мусор, который никогда не был наделен жизнью. В самом деле, достаточно посмотреть на останки человека, и ужас вместе с мистерией тут же улетучивается. Какое дело тому, кто копает могилу, была ли проведена над трупом похоронная служба? Какое ему дело до того, освящена ли земля для погребения? Ему все равно, он не видит разницы. Он выше таких мыслей. Его начальство – тоже. Также им наплевать, было ли данное место куплено очень давно за большие деньги или нет. Он не против продать то, что уже было продано, то есть место последнего отдыха, еще раз кому-нибудь другому. Какая разница, говорят они. Тайны загробного мира, масонство и все такое было придумано для толпы, а не для тех, кто стоит за кулисами и получает за спектакль деньги. Такова великая цель заговорщиков.

Здесь, среди старых останков, прикрытых досками, чтобы незаметно было случайным посетителям, барон и сел, наблюдая за восходом луны и приближением ее лучей к мертвому телу. Лучи приближались к покойному все ближе, волнение барона постоянно увеличивалось. Несмотря ни на что, он не двигался. Иногда он отрывал глаза от тела и смотрел на полосу лунного света, проходящую через маленькое окно, на само окно, из которого была видна луна, которая быстро поднялась очень высоко и стала невидимой барону.

Барон ощупал свой карман и потрогал находившееся там оружие. Теперь лучи луны были от трупа на расстоянии дюйма. Все было тихо и спокойно, как в могиле. Не было никаких звуков, никаких движений, даже дыхание воздуха не нарушало тишину этого места. Барон неподвижно наблюдал.

Кажется, луна стала, более яркой, белее белой и бросала на склеп более яркие и густые лучи. Он никогда не видел ничего подобного. Несколько раз он оглядывался, чтобы убедиться, что он там, где он есть, и что никого живого, кроме него, в склепе нет. В такое время воображение может делать с нами странные вещи. За исключением сильных и психически устойчивых людей, способных отогнать посторонний ужас и агонию, такая ситуация может ввести в ужас и оставить такое впечатление, которое навсегда сделает человека сумасшедшим.

Однако запугать барона было совсем не просто. В моменты опасности он полагался на свои силы и разум в отличие от некоторых приходящих в ужас людей. Свет приближался, он уже был на белой простыне, которой покрыли тело. Оставалось все меньше времени до момента, когда станет известна правда, когда он узнает, правдивы ли те догадки.

Но вот лучи стали попадать на тело, все большая поверхность его стала освещаться луной. Постепенно лучи объяли весь труп. Волнение барона достигло кульминации.

– Сейчас! – произнес он шепотом. – Вот этот момент.

Когда все тело, грудь и лицо были освещены, можно было заметить определенное содрогание трупа.

– Ха! – произнес барон вздрагивая.

Черты лица представляли собой ужасное зрелище. На нем было какое-то по-особенному дурное и страшное выражение, вызванное особенным положением, в котором оно находилось. Необычный цвет лунных лучей и ужас, присущий данному месту, еще больше отталкивали от него.

Через несколько мгновений тело, как будто проснувшись, подняло голову и повернуло лицо к лунным лучам. Затем, через секунду, оно стало поднимать торс.

Барон медленно и украдкой поднялся.

– Ты поймешь, что это твой последний час. Новая жизнь кровососа не будет долгой. – Прошептав эти слова себе под нос, он вытащил короткий кинжал из кармана. В этот момент тело повернуло голову к нему. Оно издало ужасный крик, когда увидело барона, который произнес: – Сейчас, сейчас, пришло время смерти чудовища.

Сказав это, он бросился на распростертое тело вампира, которое в этот момент выпрямилось во весь рост и хотело убежать. Удар барона заставил тело снова лечь, однако кинжал не достиг цели, либо благодаря рукам, либо благодаря изменению позиции тела. Первым ударом барон не убил тело и теперь вынужден был драться с вампиром.

Их драка была свирепой. В бароне, который продолжал ее с намерением лишить жизни своего оппонента, не было видно никакого страха. В то же время вампир пытался отделаться от крепкого захвата барона.

Барон, однако, не был ровней сверхъестественной силе вампира, который, будучи наделенным энергией любви появившейся луны, дрался с отчаянием, о котором вряд ли можно было подумать. Если бы кто-нибудь посмотрел на драку, которая велась в склепе, он бы подумал, что какие-то демоны, внезапно появившиеся на земле, которую они выбрали местом своей злобной схватки, ведут борьбу друг с другом. Неожиданно барон огромной силой был повален на пол и мгновение лежал в ошеломлении. Затем вампир, который освободился, бросил на барона, своего упавшего врага, производящий впечатление взгляд победы и стремглав выбежал из склепа через тот же вход, через который вошел в это место барон.

Через мгновение барон поднялся и помчался за убегающим вампиром. Его поражение, безусловно, поубавило ему смелости и рвения. Вскоре он увидел убегающего из склепа вампира. Действительно, луна светила так ярко, что казалось, уже наступил день. Все предметы, и вблизи, и вдали, были отчетливо видны. Волны океана отражали серебряный свет как тысячи движущихся зеркал.

Зрелище было прекрасным, но на него никто не смотрел. Единственными живыми и дышащими существами были бегущие. Кроме этих двух, вокруг не было ни души. Никто не видел их. Никто не видел их страшных усилий.

Всё вокруг было неподвижно и спокойно, за исключением этих двух и непрекращающегося движения волн океана. Вампир направился к берегу. От него не отставал барон. Расстояние между ними не было большим. Они были очень напряжены. Барон предполагал, что на пляже ему удастся догнать беглеца.

На берегу было несколько лодок, и к ним вампир подбежал со скоростью ветра. Он схватил одну из лодок за нос, потащил ее с той же скоростью, с которой бежал, к морю и через, мгновение уже плыл. Барону нельзя было терять времени. Подбежав к другой лодке, он хотел ухватить ее, но промахнулся: Он побежал дальше к лодке, которая уже была в воде, но привязана на веревке.

Теперь погоня продолжалась на воде. Море было сравнительно спокойным. Они оба отчаянно гребли. Мелкие брызги воды слетали с их весел и носов лодок. Но барон греб хуже, поскольку иногда ему приходилось подымать голову и смотреть, в каком направлении плывет объект его преследования. Это приводило к потере скорости. Несмотря на это, он следовал за вампиром по пятам, то есть в кильватере.

Ему было все равно, куда гребет беглец, было достаточно того, что он плыл за ним. Но он не видел больше ничего и больше ни на что не смотрел. Прикладывая все силы, он полностью погрузился в погоню. Однако, подняв голову в очередной раз, он понял, что потерял вампира из виду. Он долго смотрел по сторонам, но не видел ничего, и понял, что упустил своего врага.

Глава CV 

Барон делает предложение Хелен Вильямс и получает надлежащий ответ с комплиментом его красоте

В погоне за вампиром барон вышел в открытое море, не подумав, что делать это очень опасно, ведь стихии очень изменчивы. Где он получил навыки моряка, только Небесам известно, но было определенно, что ими он обладал, поскольку направил лодку с таким знанием дела, что вскоре приблизился к берегу.

Как только лодка достигла берега, в воду вбежал человек, схватил одной рукой лодку, а другой барона и закричал:

– Попался! Ты взял мою лодку и мне все равно кто ты и что ты, я добьюсь правосудия.

– Сколько тебе нужно денег?

– Больше, чем ты захочешь заплатить. Я не дам тебе уйти заплатив меньше фунта.

– Вот пять фунтов.

– Господи! Простите меня, ваша честь, я не имел в виду то, что говорил. Если бы я знал, что это вы, ваша честь, я бы не стал ничего делать. Я надеюсь, ваша честь всегда будет брать мою лодку, когда захочет.

Барон ничего не ответил, а сразу поднялся к скалам и зашагал к своему дому.

– Я упустил его, – пробормотал он, – все мои труды напрасны. Я думал, что избавился от этого несчастья. Я думал, что он сгниет в могиле. Будь проклята задержка, из-за которой на него непогребенного пали лучи луны. Все было напрасно.

Лицо барона было переполнено гневом, когда он подошел к своему дому и вошел через ворота сада, ключ от которых всегда был с ним, чтобы никто из слуг не знал, куда он ходит.

В такой час было маловероятно, что его кто-то встретит. Он сразу же направился в свою комнату, где некоторое время оставался погруженным в мысли. Эти мысли не были только о досадном побеге вампира. Он серьезно думал и об устраиваемых им развлечениях.

Барон не обдумывал женитьбу. Нет, он уже все решил. И он рассказал о своем намерении мистеру Лику не по неосторожности. Ему оставалось лишь выбрать жертву, которая должна была обладать обаянием, быть мягкой и дружелюбной.

К счастью для мистера Лика, барон остановил свой выбор на Хелен Вильямс, поскольку, как мы прекрасно знаем, миссис Вильямс не была против того, чтобы ее дочь была счастлива с этим джентльменом.

Сейчас вопросом было, делать предложение мисс Хелен Вильямс или нет. Безусловно, он был поражен красотой девушки. Вероятно, он знал, что он не тот человек, который сможет завладеть женским сердцем, и что если девушка согласится стать его женой, она сделает это только из жадности.

И хотя на празднике барона могли быть, и в действительности были люди, среди которых он мог найти невесту лучше, чем Хелен Вильямс, он понимал, что эти другие являются людьми богатыми, и их родственники согласятся на свадьбу, только хорошо поторговавшись.

Поэтому после некоторых размышлений барон решил, что бедность семьи Вильямс будет как раз тем фактором, который обеспечит его успех.

– Я женюсь на ней, – сказал он, – а проще говоря куплю ее. Для меня это более приятный способ решения брачных дел, чем беспокойное и утомительное ухаживание со всеми этими легкомысленными поступками и причудами.

За время его короткого пребывания в Андербери благодаря магической силе богатства барон приобрел все что хотел – слуг, экипажи и лошадей. А теперь, утром после его самого странного и загадочного приключения с трупом шантажиста он заказал свой экипаж и поехал нанести кое-какие визиты людям, которые были представлены на его празднике. Среди них была семья Вильямсов. Примерно к двенадцати часам дня он подъехал к их дому. Его приняли с такой необычной суетой, что на это было даже смешно смотреть. Но это ему подходило, потому что показывало, как они поклонялись богатству – все, за исключением Хелен, которая не появилась вообще.

Миссис Вильямс вся улыбалась и сияла, она дарила барону столько комплиментов, что, хотя он не знал ничего о дипломатическом договоре мистера Лика, почувствовал, что она очень хочет породниться с ним.

После того как эти комплименты несколько поубавились, барон сказал:

– Мадам, я надеюсь, что буду иметь удовольствие увидеть вашу дочь Хелен, которая оказала мне честь своим появлением на празднике и привлекала взгляды всех присутствующих.

– О, конечно, мой господин барон. Я уверена, что Хелен просто мечтает, страстно желает, если можно так выразиться, увидеть вас снова. Вы простите меня, я удалюсь на один момент? – сказала миссис Вильямс.

После вежливого поклона барона она покинула комнату и направилась в комнату своей дочери Хелен, которой она напрямик заявила следующее:

– Хелен, ты в курсе, что у нас в гостях барон, великий барон, барон Штольмайер из Зальцбурга? Господи! Как ты можешь быть такой глупой? Он спрашивал о тебе, а тебя нет! Кто бы мог подумать, что такой человек может внезапно поднять.

– Поднять что, мама?

– Вопрос о женитьбе, конечно! Не говори мне, что ты не понимаешь, что я имею в виду. У меня уже нет никакого терпения. Только подумай, как он богат. Ты знаешь не хуже меня, что он озолотит тебя и всю нашу семью. Могу тебе сказать, Хелен, что если ты не полная дура, он сейчас сделает тебе предложение. Это написано у него на лице.

– Но я заметила, мама, что у него всегда какое-то особенное выражение на лице. Особенно уродливое, я имею в виду.

– Хелен, ты можешь и святого вывести из себя. Какое отношение внешность человека имеет к его богатству?

– Но что мне до его богатства, мама?

– О! Господи! Я думала, что мой ребенок будет умнее, поскольку знает: я вынуждена буду голодать и растягивать наши деньги как кусок индийской резины, чтобы свести концы с концами.

– Но мама, если я не могу полюбить этого человека…

– Ты – дрянная девчонка! – закричала миссис Вильямс поднимая обе руки. – Постоянно думаешь только о себе!

– Я не могу принести себя в жертву человеку, которого я не только не люблю, но и к которому испытываю настоящее отвращение!

– Ты предпочтешь увидеть меня в долговой тюрьме, а своих сестер босиком, – воскликнула миссис Вильямс, – вот что ты сделаешь из-за своих безумных предрассудков о человеческой внешности.

– Но почему, – сказала Хелен, эти бедствия, которые никогда нас не касались, вдруг свалятся на нашу голову, если я откажу барону?

– Хелен, ты совсем не знаешь о том, что я в долгах как в шелках. В этом году мне придется забрать твоего брата Чарльза из колледжа и сделать его портным или сапожником. А тебе придется работать гувернанткой, в то время как я буду медленно гнить в тюрьме.

– Мама, – сказала девушка после паузы, – я буду делать все, чтобы снять с тебя бремя забот. Если появятся трудности я сделаю все, что смогу. Но не проси меня выйти за этого человека, которого я не люблю.

– Хорошо, хорошо, тогда просто выйди в гостиную. А может быть, барон и не захочет делать тебе предложение, может быть, я ошиблась.

Признав вероятность того, что она может ошибаться, миссис Вильямс бросила на дочь взгляд, говорящий: «Ты когда-нибудь в жизни слышала о таком благородстве и таком самоотречении?»

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – спросила Хелен.

– Просто выйди к нему. Ты не можешь не оказать ему простую любезность. Это обидит его, ведь он попросил тебя выйти. И потом ты знаешь, что он – джентльмен.

Хелен с большой неохотой последовала за своей матерью в комнату, где барон с нетерпением ожидал ее. Он чувствовал, что все идет не так хорошо, как могло быть, а отсутствие Хелен вызывало серьезные сомнения. Когда же наконец он увидел ее, эти страхи рассеялись и он стал думать, что его дело еще не так безнадежно.

Безусловно, манеры барона были изысканными. Это, как говорила миссис Вильямс, лишний раз доказывало, что он жил в высшем обществе. Хелен из вежливости не могла выразить этому человеку свое отвращение, поэтому в течение некоторого времени разговора можно было подумать, что эти три персоны являются большими друзьями.

Но миссис Вильямс, как опытный свадебный генерал, была хорошо знакома с брачной тактикой. После нескольких замечаний она специально покинула комнату. Это огорчило Хелен, поскольку она согласилась повидать барона из вежливости, а не для того, чтобы находиться с ним тет-а-тет. Ситуация, в которой оказалась бедная девушка, была очень неловкой, поскольку выйти сейчас и оставить барона одного было бы очень неучтиво, но с другой стороны, она боялась беседы, которая сейчас могла последовать.

Никакой тактичный и осмотрительный человек не мог так хорошо использовать эту возможность, как барон. Несмотря на то, что он не мог не уловить чувство отвращения к нему со стороны Хелен, он не обращал на него внимания.

– Мисс Вильямс, – сказал он, – до сего момента у меня не было возможности выразить вам благодарность за оказанную вами честь посещения моего праздника в андерберийском доме.

– Это я, – сказала Хелен, – должна выразить свою признательность вам, и прошу вас, не делайте мне таких комплиментов, я не заслуживаю их.

– Вы себя недооцениваете. Для меня большой любезностью было посещение вами моего праздника. Я уверяю вас, вы заслуживаете таких комплиментов.

Хелен молчала, потому что не знала, что ответить на такую выспренную речь. Барон сначала помолчал, а потом, когда ответа не последовало, он сказал после двухминутной паузы:

– Мисс Вильямс, возможно, вы знаете, а возможно, и нет, что я пришел в этот дом, известный своими уважаемыми обитателями, для решения вопроса о женитьбе.

– Сэр, – сказала Хелен, – я ничего об этом не знаю и не думаю, что такими вещами нужно беспокоить меня.

– Без объяснений, конечно, нет, мисс Вильямс; но позвольте мне сказать, что, если бы моя речь не содержала в себе нечто большее, чем простой комплимент, я бы не стал произносить ее. Но я должен кое-что добавить. И это касается именно вас. Я надеюсь, что вы воспримете это благоприятно.

Он снова остановился и, когда Хелен ничего не ответила, через некоторое время продолжил, сказав тихим голосом:

– Могу я надеяться, что никакие предвзятые предубеждения не уменьшат мои ожидания и надежды, которыми я тешу себя?

Говорят, и говорят достаточно верно, что никто так не слеп, как те, кто не хочет видеть; то же правило можно применить к тем, кто не хочет слышать или понимать. И хотя, безусловно, не было вероятно, что Хелен Вильямс имела какие-то сомнения в том, что имел в виду барон, она решила выслушать все, что он хочет сказать, чтобы избежать двусмысленности и также недвусмысленно ответить на его предложение, которое уже вертелось у него на языке. Возможно, барон был достаточно мудрым, чтобы увидеть это, поскольку он продолжил объяснять то, что имел в виду:

– Я уже сказал вам, что целью моего прихода сюда было создание брачного союза, поскольку я устал от одинокой жизни, которую веду в течение нескольких лет. Мне не следовало беспокоить вас этим разговором, но сейчас я постараюсь вам все объяснить.

Хелен просто наклонила голову, чтобы дать ему понять, что она его слушает.

– Дело в том, – продолжил он, – что я нашел человека, на котором, я убежден, могу остановить свой выбор.

Хелен оставалось безмолвной.

– Я видел многих очень привлекательных и достойных дам, которые могли бы сделать счастливым мой дом. Но мое сердце выбирает свой цветок, который является самым прекрасным для глаз. Именно этот цветок из всей галактики красоты, я думаю, нет, я знаю, я выбрал.

Хелен отодвинулась назад, выказывая изумление, причину которого он прекрасно понял. Поскольку барона нельзя было обвинить в отсутствии такта, он продолжил:

– Простите меня, если в разговоре с вами мое сердце забыло дистанцию между нами. Я имел в виду вас, однако было бы слишком дерзко назвать вас по имени.

Но есть люди, чьи мысли и чувства мы так серьезно любим и к кому с первого взгляда мы становимся такими привязанными множеством таинственных ниточек чувств, что мы, кажется, знаем их уже. в течение столетий, что мы знакомы, да, знакомы даже в большей степени, чем с теми, с кем мы часто встречались в этом огромном мире.

Это была правда, и, более того, правда, которая задела нужную струну в сердце Хелен Вильямс, поскольку то, что он сказал, вызвало воспоминания о прошлом, когда она увидела одного человека, и с того момента чувствовала, что время и обстоятельства не могли произвести никаких изменений в тех первых дорогих и восхитительных впечатлениях, которые прошли через ее сердце.

Барон увидел задумчивость на ее лице и добавил:

– Вы чувствуете правдивость того, что я произнес?

Она вздрогнула, поскольку действительно почувствовала правду чувств, хотя ее сердце было далеко и на мгновение она полностью забыла о существовании барона и о том, что именно из его уст она услышала сказанное.

Ему было досадно видеть это, потому что он понял – не он является предметом ее мечтаний. Барон сказал:

– Мисс Вильямс, думаю, я сказал достаточно, в любом случае, чтобы убедить вас, что я не один из тех черствых обывателей, которые не обладают возвышенными и благородными чувствами. Я знаю, что в мире есть красота и невинность, которые являются самыми дорогими и лучшими дарами Небес.

– Я не могу опровергнуть ничего из сказанного вами, – сказала Хелен, – но вы простите меня, сэр, за то, что я скажу вам. Наша беседа не будет иметь положительного результата. Мы с вами – совершенно разные люди. Думаю, в продолжении нашей беседы нет необходимости.

Когда, произнеся эти слова, она вставала, чтобы выйти из комнаты, барон сразу же сказал:

– Нет, раз уж я здесь, позвольте мне произнести то, что я хотел, и не принимайте так поспешно решение по вопросу, который очень важен для вас и для меня. Позвольте попросить вас, мисс Вильямс, сесть и выслушать меня до конца.

Несмотря на то, что девушка в этот момент ничего так не желала, как скорейшего завершения этого разговора, она почувствовала, что лучшим способом закончить беседу будет спокойно выслушать то, что хотел сказать незадачливый жених. Она снова села в кресло и приготовила четкий и совершенно ясный ответ.

Казалось, барон не знал, как ему лучше начать. Он пребывал в каком-то состоянии колебания и сомнения. Такое редко с ним бывало. Вероятно, он чувствовал, что он достиг некой жизненной кульминации и что от разрешения ее произойдет раздел всего его будущего.

– Я не могу не понимать, – сказал он, – что мои слова могут вам казаться поспешными и преждевременными, учитывая, что мы знаем друг друга такое короткое время. Но я обязан упомянуть, что обладаю большим состоянием и, следовательно, могу позволить себе окружить свою любовь всем, что сделает вашy жизнь приятной и восхитительной.

– Продолжайте, сэр, – сказала Хелен, – я выслушаю все, что вы хотите сказать, чтобы ясно и четко ответить вам.

Это было, несомненно, ободряюще и барон продолжил:

– Я хочу предложить вам мои руку и сердце. И если вы станете баронессой Штольмайер Зальцбургской, я уверен, что это будет большая честь для титула, а не для вас.

– Сэр, – сказала Хелен, – предложение такого рода от любого джентльмена – это ценный комплимент. Уверяю вас, я весьма польщена. Но поскольку счастье в браке – это слишком важное дело, чтобы относиться к нему несерьезно, я должна отклонить предложение, сделанное мне.

– Отклонить? – сказал барон.

– Да, сэр, я сказала «отклонить». И я надеюсь, что учтивость барона Штольмайера Зальцбургского избавит меня от нареканий за такое отклонение.

В этот момент, еще до того, как барон смог что-нибудь ответить на сказанное Хелен в такой твердой и решительной манере, дверь распахнулась и в комнату вбежала миссис Вильямс.

– Мой дорогой сэр, – закричала она барону, – конечно, вы всё хорошо понимаете. Девушки, как вы знаете, существа воздушные и неразумные. С первого раза от них нельзя ожидать ничего путного, кроме отказа, хотя они имеют в виду совсем другое.

– Мама, разве это справедливо или честно? – спросила Хелен с упреком.

– О, чепуха, абсурд! Не говори мне о справедливости, в самом деле, ты настолько бестолкова, что ведешь себя просто ужасно по отношению к барону.

– Но мадам, – сказал барон, – я боюсь…

– Не бойтесь ничего, мой господин. Но если вы будете так любезны зайти через несколько минут в другую комнату; я присоединюсь к вам, и мы все обсудим.

Миссис Вильямс и не подумала извиниться за подслушивание увертюр барона. Вероятно, она полагала, что ее заинтересованность в этом деле была достаточным извинением. Стыд за поведение матери и отвращение заставляли Хелен молчать. Поскольку барон желал добиться своего любым путем, он поклонился и вышел из комнаты, как и просила миссис Вильямс, сгорая от желания узнать, какое чудо может совершить она, чтобы заставить ее дочь изменить решение после столь категорически отрицательного ответа.

Вместе с бароном, наверное, и нашим читателям очень любопытно узнать аргументы миссис Вильямс. Приводим вкратце разговор миссис Вильямс с дочерью.

– Ты сошла с ума? – было ее первое восклицание, – Ты что совсем лишилась чувств, что ведешь себя в такой манере?

– В какой манере? Мужчина спрашивает меня, выйду ли я за него замуж и люблю ли я его, спрашивает вполне вежливо, а я так же вежливо ему отвечаю, что нет. Вот и все. Что же такого экстраординарного в моем поведении?

– В самим деле? А я думаю в нем есть все же кое-что. Говорю тебе, Хелен, по мнению мистера Лика годовой доход барона составляет минимум десять тысяч фунтов.

– Я не думаю, что должна выходить замуж за человека из-за его дохода, даже если бы он был в десять раз больше.

– Это глупость, полная глупость. Ты сама понимаешь, что говоришь? А я прекрасно понимаю. Это твой парень, Джеймс Андерсон, это он встал между тобой и здравым смыслом. Но он сейчас в море. Хочу надеяться, что мы его больше никогда не увидим. Я не хочу видеть его, я совершенно уверена, что и тебе его не следует видеть, тебе лучше сразу же выйти замуж за барона.

– Это слишком жестоко, слишком жестоко. Если бы я не видела этого своими собственными глазами, я бы в это не поверила.

Говоря это, девушка разрыдалась. Слезы ее на мгновение, но только на мгновение, задели сердце матери. Любовь к деньгам снова овладела ею. Счастье ребенка было для нее предметом самым незначительным по сравнению с этой самой страшной из страстей.

– Послушай меня, дурочка, – сказала она. – Когда ты можешь сделать выбор в пользу того, кого любишь и отказаться от того, кого не любишь – это очень хорошо. Но говорю тебе, что в данном случае выбора нет, поскольку мы на краю пропасти и рухнем туда, если этот брак не спасет нас. Ты можешь спасти меня, ты можешь спасти своих сестер, ты можешь спасти своего брата. Конечно же, если ты не захочешь этого, я не смогу тебя заставить. И тогда ты будешь тешить себя мыслью, что в момент, когда могла спасти нас, ты толкнула нас в пучину.

– Но почему я должна жертвовать собой ради спасения своей семьи? Разве не благороднее встретиться с трудностями с чистым духом?

– Как тебе угодно, как тебе угодно. Я ничего больше не могу сказать.

Миссис Вильямс направилась к двери, но Хелен крикнула ей вслед:

– Дай мне время подумать. Я всего лишь прошу тебя дать мне время на раздумье!

Это было уже большое достижение и миссис Вильямс сразу же согласилась. Она чувствовала, что, раз уж уговоры возымели результат, нужно оставить Хелен наедине с собой, чтобы она, как говорится, «дошла».

Она сразу же направилась в соседнюю комнату, в которую удалился барон.

– Имею удовольствие сообщить вам, барон, – сказала она, – что моя дочь, несмотря на то, что сначала слегка удивилась вашему предложению, после некоторых раздумий, решила принять их. Я могу только добавить, со своей стороны, что испытываю большое удовольствие от того, что у меня будет такой красивый и выдающийся зять.

– Мадам, я очень ценю ваш комплимент. Я вынужден просить вас об одном одолжении, назначьте дату свадьбы на ближайший день из всех возможных. А поскольку приготовления к свадьбе могут повлечь за собой расходы, сделайте мне одолжение, приняв от меня 500 фунтов.

Миссис Вильямс протянула руку совершенно инстинктивно, но барон добавил с поклоном, и это добавление слегка ее разочаровало:

– Я дам вам эту сумму, как только будет объявлена дата свадьбы.

Было бы несправедливым по отношению к проницательности миссис Вильямс считать, что она не понимала, что барон просто предлагает ей взятку за ускорение свадьбы. Более того, было совершенно ясно, что эти 500 фунтов – деньги за продажу матерью своего ребенка. Такие вещи встречаются в обществе гораздо чаще, чем люди думают. Половина всех свадеб – это самые простые сделки, когда приз выигрывает самое большое предложение, хотя чаще всего это никакой не приз, а пустое и самодовольное сердце, заполненное эгоизмом и полное чувств, которые никак нельзя назвать великими или уважаемыми. Говорят, действительно, что в таких случаях, как случай с Хелен Вильямс, жертвой чужого эгоизма становятся лучшие и более благородные чувства другого человека. Согласится она при таких обстоятельствах стать женой барона Штольмайера из Зальцбурга или нет, мы вскоре расскажем, но тот был уверен, что согласится. Миссис Вильямс тоже была убеждена в этом. Ничто кроме решительности характера не могло спасти Хелен. Увы, мы не можем сказать, что она этой решительностью обладает. И хотя она рассуждает абсолютно верно, ей недостает твердости для того, чтобы ее благородные мысли возобладали.

Глава CVI 

Подготовка к свадьбе барона. – Молодой любовник и выражение протеста

Так уж получилось, что барон оказался прав и несмотря на все свои недостатки, ему удалось заручиться обещанием жениться. Ведь у него было одно преимущество, которое затмевало все его недостатки, а именно: богатство.

Он был не так слеп, или не так глуп, чтобы не понимать в полной степени и знать, что за положительный ответ он обязан не невесте, а родственникам невесты.

Он прекрасно понимал, несмотря на то, что он ослепил их своим богатством и пробудил их алчность, ему не удалось произвести того же эффекта на молодое и прекрасное существо, которое должно было быть принесено в жертву на алтарь Маммоны. Возможно он еще больше хотел овладеть ею из-за невозможности воздействовать на нее силой золота. Хелен чувствовала, если она согласится стать его, то останется погубленной и принесенной в жертву навсегда. Но барон был слишком эгоистичен, чтобы переживать об этом. Его чувства были далеко не человеческими, и он сознавал, что девушка смотрит на их брак с ненавистью и ужасом. Такое ее отношение, как он считал, избавило его от демонстрации ей его богатств и дальнейшего обольщения, поскольку на нее бы такие аргументы не подействовали. Но они подействовали бы на ее знакомых и родственников, которые считали, что вправе решать за нее вопросы ее жизни и смерти. Барон считал, что им нужно показать весь блеск средств, имеющихся в его распоряжении, иначе они будут разочарованы. Ведь они хотели для себя не только части его богатства, но и репутации, которую обретут в лучах его славы.

Поэтому барон решил, что свадьба его должна своим блеском затмить все ей предшествовавшее и напряг свое воображение, чтобы найти способ потратить максимально большую сумму денег для произведения наибольшего эффекта. Ему удалось назначить свадьбу через две недели после описанного в предыдущей главе объяснения, поэтому у него было достаточно времени, чтобы приготовиться к ней.

Так случилось, что на следующий вечер, после того как он получил такое странное согласие от другой стороны на его свадебную махинацию, по заходу солнца можно было определить, что приближается штормовая погода.

Солнечный диск еще не опустился за западный горизонт, когда началась страшная буря. Впервые за время своего проживания в андерберийском доме он почувствовал, что значит иметь поместье так близко от берега моря.

Небо буйно вздымалось, заставляя особняк трястись. Более половины подземного хода, ведущего от двора поместья до берега моря, было залито водой. Буря шла с моря, одно или два дерева в имении Андербери были вырваны с корнем, повредив кусты и цветы вокруг них.

Некоторые окна особняка были разбиты. Ветер с гулом ворвался в дом, свистя на лестницах, открывая и закрывая двери и вырисовывая сцену разорения и беспорядка, которая ужаснула бы многих. Барон же наоборот, несмотря на ущерб, нанесенный его имуществу, воспринял бурю со стоическим спокойствием и хладнокровием. Фактически он даже наслаждался бешенством стихий, вместо того, чтобы ужасаться им. Все это время он был вне дома и, несмотря на то что дождь постоянно лил как из ведра и вымочил его до нитки, он вряд ли замечал это и считал, вероятно, что такой пустяк не достоин замечания.

Слуги глядели на него с удивлением, они не верили, что человек с его складом ума будет таким безразличным к ярости стихии, но они совсем не знали настоящего характера своего хозяина.

Ко времени полного наступления ночи шторм не прекратился, и не было никаких признаков его прекращения. Казалось, что со всей своей дикой и неуправляемой яростью он будет продолжаться еще в течение многих часов.

Барон подошел совсем близко к пляжу; чтобы не покидать имения. С этого места он внимательно прислушался к вою ветра. Вероятно, его даже радовала мысль о том, что ужасная буря нанесла большой ущерб побережью.

Слуга принес ему телескоп, чтобы он мог посмотреть на океан и увидеть кое-какие бьющиеся с бурей корабли, которые старались держаться подальше от берега, но, несмотря на свои усилия, все приближались; это было похоже на растянутую казнь.

Особенное внимание барон уделил кораблю, который приближался к неизбежному разрушению.

Он мог видеть ракеты и голубые огни, которые постоянно мигали посреди бури. Время от времени раздавались выстрелы сигнальной пушки, эти ужасные раскаты вызвали бы сочувствие в груди каждого, кроме барона. Казалось, его не задевали никакие человеческие чувства, поскольку его взгляд был каким-то по-странному холодным и спокойным. Ему были чужды человеческие надежды, человеческие мысли и человеческие чувства. Это не было спокойствием человека, который просто понимал, что не может ничем помочь.

Он видел беспокойную толпу людей на берегу прямо перед его имением. Он видел как они сели в лодку. С улыбкой он смотрел на то, как огромная волна накрыла ее и нескольких отважных людей, которые сделав доблестную попытку спасти своих товарищей, сами, за исключением одного, нашли свою морскую могилу. Глядя на это, барон засмеялся и пробормотал себе под нос:

– Что мне до этого, до человеческих надежд и чувств? Какая мне разница, живут они или умирают? Или тот корабль, который сейчас борется с водной стихией, приближаясь к гибели, – разобьет ли его о берег, или он будет поглощен пенящейся волной? Что мне до всего этого, повторю я, выживут или погибнут эти отважные моряки? Разве они не те люди, которые охотятся за мною от лица общества? Разве мне нужно беспокоить себя мыслью о том, выживут они или умрут? Разве эти люди не будут кричать, что я не достоин жить? Так зачем же мне беспокоить себя о том, умрут они или выживут? О! Они приближаются, я сейчас увижу такое зрелище, какое не часто удается посмотреть.

Уже ближе стали раздаваться странные, дикие и пронзительные крики. Большой корабль налетел на скалу, расположенную примерно в миле от берега и очень близко от андерберийского имения. Движимый каким-то, хотя мы не думаем, что гуманным, импульсом, барон по большой расселине в скале спустился к пляжу. Дождь сделал скалу такой скользкой, что на ней было очень легко поскользнуться.

Когда он спустился на пляж, корабля на поверхности уже не было, но было спущено на воду под крики толпы спасательное судно, которое должно было подобрать выживших после крушения, которые, это можно было видеть, держались за обломки корабля.

Барон взял с собой телескоп, поднес его к глазу и хорошо пригляделся к лодке. С его губ сошло проклятие. Сложив телескоп, он повернулся и быстро зашагал к андерберийскому дому.

После свадьбы Джек Прингл почувствовал себя так плохо от количества выпитых тостов за здоровье молодых, что сказал адмиралу, что ему нехорошо от долгой разлуки с морем. Эту жалобу адмирал посчитал вполне резонной. Когда Джек сказал: «Знаете, невозможно долго жить без того, чтобы иногда хотя бы мельком поглядеть на море», адмирал сразу же полностью согласился с ним и сказал.

– Да, это очень верно, Джек, скоро я и сам куда-нибудь отправлюсь, иначе я просто покроюсь плесенью. Ты же знаешь, человек не может проводить всю свою жизнь только на суше.

– Правильно, – сказал Джек, – я хотел сказать, что вы должны позаботиться о себе, вы, старый ребенок, сами о себе, пока я съезжу к берегу.

– Будь проклята твоя наглость! Ты даже в моем присутствии не можешь удержаться от лжи Ты же знаешь, что не кто иной, как ты, был для меня всю жизнь такой же обузой, как и груз обезьян во время шторма. Убирайся прочь, будет очень хорошо, если я больше не увижу твоего лица.

Посчитав, что он вполне понятно объявил о своем отъезде, Джек сразу же отправился в путь, то есть к побережью. Приближаясь к берегу, он наслаждался запахом морского воздуха. Когда экипаж, в котором он ехал, был уже в четырех милях от маленькой деревни, населенной рыбаками, Джек сошел с него и решил пройти это расстояние пешком. Несмотря на то, что он был моряком, такое упражнение доставляло ему радость. К его великой радости, он наконец подошел к песчаному пляжу, услышал бормотание океана и увидел волны, катящиеся к его ногам.

Он был очарован и почувствовал (или решил, что почувствовал), что такая перемена обстановки сделала его совсем другим человеком.

В таких обстоятельствах Джеку не понадобилось много времени для нахождения себе компаньона. Его он нашел в одном доме, куда в легкой и непринужденной манере моряка он вошел. Компаньоном стал старик, служивший когда-то на военном корабле, который уволился, чтобы провести остаток своих дней со своими сыном и дочерью.

Мы чувствуем, что нам не удастся должным образом оценить встречу таких Людей. Вскоре они продемонстрировали свои способности.

Немного грога, который Джеку показался самым вкусным за очень долгое время, поскольку он выпил его, глядя на океан, сделало свое дело, и они поведали друг другу о приключениях на море, которые могли ошеломить всех и каждого.

Мы боимся, что они не всегда были полностью реальными, но собеседники разговаривали, руководствуясь принципом «ты веришь мне, я верю тебе».

Когда между неисправимыми рассказчиками историй начинается такое соперничество, никогда нельзя сказать, сколько они буду продолжаться. Джек, безусловно, рассказал кое-какие экстраординарные вещи.

Оказалось, что они бывали на одной широте, но, конечно, они не видели одного и того же, и их приключения были разными. То, что один не мог знать или придумать, прекрасно знал другой, поэтому их беседа была чрезвычайно увлекательной. Для тех, кто был бы, готов ее выслушать и не задумываться о правдивости, она показалась бы очень занимательной.

– А когда я был на берегу Инджи, у меня на голове от жары, – рассказывал старый моряк, – плавились волосы.

– Правда? – спросил Джек. – Это еще ничего. У нас было два парня, которые на жаре зажарились на руле. Они ничего не чувствовали, пока не стали коричневыми.

– Не может быть!

– Может, и более того, мы всегда жарили мясо на желобе для пушек А потом, когда мы заплыли далеко на юг, стало так холодно, что никто целую неделю не мог закрыть глаза.

– В самом деле? Но ты говорил о человеке, которого назвал Джек Безопасность, кем он был? Я бы хотел узнать о нем побольше.

– Когда я был на борту «Славы», нам попался капитаном безмозглый сухопутный увалень, который поставил пару таких же швабр над лучшими парнями. Он трухал при любой опасности. Поутру, бывало, поднимался на палубу и со страхом оглядывался вокруг. Затем он говорил:

«Где мы? Мы в опасности?»

Тогда наш лейтенант отвечал:

«Нет никакой опасности, сэр, только немного страха».

После этого капитан произносил, как моряк во время бури:

«Только бы не было опасности, только бы все мы были в безопасности». Поэтому мы назвали его Джек Безопасность. Ты должен узнать, как мы плыли к мысу, Джек приказал постоянно держаться побережья Африки, чтобы в случае опасности земля была рядом. Приблизившись к мысу Доброй Надежды, мы попали в северо-западное течение, которое заставило юго-восток исчезнуть из виду. В том же направлении подул и ветер. Казалось, что дело плохо. Тогда наш лейтенант говорит капитану, то есть Джеку Безопасности, как ты понимаешь:

«С таким течением и ветром нам потребуется некоторое время для заплытия в залив, но мы это сделаем».

«А это вполне безопасно?» – спросил Джек Безопасность.

«О, да, – отвечал тот – хотя судно с меньшим водоизмещением было бы унесено прочь».

Джек Безопасность побледнел и сказал:

«Хорошо, плывите по ветру и несколько лье[13] на юг. Так будет безопаснее, и буря сможет утихнуть, мы же тем временем выйдем из течения и… и… кроме того, так будет еще безопаснее».

Все стали ворчать, но Джек Безопасность настаивал на своем и мы поплыли по течению и по ветру. Но вместо того, чтобы выйти из течения, мы только еще больше увязли в нем, а буря перешла в ураган. Мы неслись по воде на такой скорости, что стоящий на ветру человек не мог расстегнуть пуговицу на пиджаке или закрыть глаза. Несколько крепких мужчин удерживали капитанскую шевелюру у него на голове. Ветер вырывал у людей изо рта зубы. В ящике стучали с пол-дюжины старых ядер. Мы шли вперед все быстрее и быстрее, пока внезапно не увидели паруса, висящие на мачтах. Не подчиняясь рулю, корабль стал поворачиваться.

«Ну, теперь мы, вышли из него», – пробормотал Джек Безопасность.

«Я думаю, – закричал наш боцман, – мы только вошли в него, это водоворот!»

Это действительно был водоворот, мы крутились как молния, после каждого круга приближаясь к центру. У всех матросов закружилась голова как у гусей. Джек Безопасность стал кричать. Чтобы ты понял, как быстро мы кружились, скажу тебе, было там два члена команды, которые поссорились из-за бутылки рома, один другому говорит: «Если эта бутылка не достанется мне, она не достанется и тебе». После этого он ее подбросил.

Ты не поверишь, но корабль шел по кругу в милю так быстро, что бутылка упала на того же человека, который ее подбросил и ударила его в глаз. Корабль стал трястись и на полсекунды остановился. Джек Безопасность закричал снова. Когда вода разверзлась, как шахта, мы могли увидеть как она бурлит подобно кипящему котлу. И мы пошли ко дну в пенящейся воде, как кусок свинца.

– Не может быть! – воскликнул его собеседник.

– Может. Я это все это знаю, потому что лично при этом присутствовал.

– А как же вы спаслись? Ответь на этот вопрос, мой мальчик.

– Вы должны быть довольны тем, что видите меня здесь, – сказал Джек. – если бы я не спасся, то не был бы здесь и не рассказывал вам все это.

– Это отлично, но я спросил, как вы-то сами спаслись?

– А, это другое дело. Я плавал в течение восьми недель на пустой бочке из под смолы.

– В течение восьми недель, говоришь?

– Да, восьми недель, двух дней, четырех часов и сорока пяти минут.

– Вот это да! А зачем ты считал время с такой точностью?

– Потому что знал, что когда-нибудь какой-нибудь идиот обязательно спросит меня об этом.

– Да, верно. А я могу сказать, что самая странная вещь приключилась со мной, когда мы потерпели крушение у острова под названием Остров Мух.

– Остров Мух? Какое странное название! Почему он так назывался, очень интересно?

– Из-за одного пустяка, там не было ничего, кроме мух, они были большие, как слоны.

– Очень интересно, – сказал Джек, – я могу в это поверить, потому что в этом нет ничего удивительного. Я – наверно, единственный, человек, который может тебе поверить…

– Я очень признателен, но хочу спросить тебя: ты когда-нибудь встречался с тем капитаном снова?

– Да, но это произошло гораздо позже на борту китобойного судна. Я увидел, как плывет что-то большое, похожее на большой. кусок меда, когда мы подняли его, им оказался не кто иной, как Джек Безопасность. Он был, как это называют, вполне очищен от излишков мяса и напоминал белый коралл.

– Не может быть!

– Ради любопытства в. течение примерно недели мы держали его привязанным к грот-мачте. Его испугались ночные вахтенные и выбросили за борт потому что, как они уверяли, когда на него упал лунный свет, он стал похож на духа, и они не могли оторвать от него глаз. Это, я должен сказать, было правдой.

– Да, ты видывал виды за время службы. Но наливай себе еще стакан грога, я сделаю то же, потому что не собираюсь возвращаться в гамак сегодня ночью.

– Почему?

– Потому что будет шторм. Я наблюдал за погодой в течение многих лет, поэтому могу определить, когда будет буря, а когда штиль. В течение двенадцати часов начнется крепкий шторм. Я думаю, он нанесет много вреда.

Джек Прингл подошел к двери лачуги рыбака, а потом бросил оценивающий взгляд на небо в направлении, откуда шел шторм.

– Вы правы, – подтвердил он, – сегодня будет не просто шторм, а такая буря, какой здесь давно не видели. Поэтому я как и вы не пойду спать. Кто знает, может к берегу принесет какое-нибудьсудно. И тогда мы, пара моряков, сможем сделать гораздо больше, чем пара десятков молодых сухопутных крыс, которые боятся войти в соленую воду глубже лодыжки.

– Это точно. В такие бури можно увидеть что-то вроде кораблекрушения.

Прогнозы Джека и старого моряка оказались, как мы знаем, достаточно верными, поскольку шторм, прихода которого они ожидали, был тем самым штормом, который поднял барона Штольмайера из Зальцбурга из его летаргии и побудил спуститься к пляжу посмотреть на судьбу корабля, который подавал сигналы бедствия.

Когда ветер начал выть и волны стали с силой биться о берет, Джек Прингл и старый моряк встали на пляже, чтобы оказать помощь тем, кому она станет нужна во время такой бури. Мы уже упоминали, что лодка, которая бросилась на помощь команде корабля, и которую видел барон Штольмайер, была накрыта волной. В этой лодке был Джек Прингл. Он запретил старому моряку плыть с ним, ссылаясь на его возраст.

– Нет, нет, – сказал Джек, – это работа для молодых, только они могут с ней справиться. Оставайтесь здесь. Все знают, что вы хотите помочь и этого достаточно. А сейчас, парни, кто пойдет со мной?

Джек быстро набрал для этого рыцарского похода несколько добровольцев и они поплыли спасать команду терпящего бедствие корабля. Но увы! То, что сказал барон о судьбе этой лодки было правдой, хотя он неправильно рассуждал о последствиях накрытия лодки волной, потому что Джек, будучи прекрасным пловцом и обладающий великим спокойствием и присутствием духа, умудрился снова добраться до берега, он и был единственным из всей команды, кто смог сделать это.

Но, как говорил сам Джек, они погибли благородно, а поскольку каждый должен когда-нибудь умереть, таким образом, они не должны были жаловаться по этому поводу.

Джек бросился в море на второй лодке, когда барон пришел на пляж, а затем, как бы выражая свое возмущение попыткам спасти то малое, как он считал, то есть человеческую жизнь, удалился в гневе домой.

Но даже все бароны не смогли бы отговорить Джека от такого рыцарского предприятия. Он поднял на лодку обессиленного человека, который почти без надежды на спасение держался за обломок разбитого корабля.

Глава CVII

Молодой моряк, спасенный Джеком оказывается важным персонажем

Джек Прингл бросился спасать жизнь другого человека вовсе не для того, чтобы за это получить какую-то благодарность, но когда он возвращался в дом старого рыбака неся в руках безжизненное тело спасенного им человека, благодарность и хвалебные крики стоящих на берегу людей были для него самой приятной музыкой, какую когда-либо слышали его уши. Он верил, что человек, которого он оторвал от обломка, оживет. Какова же была его радость, когда так и произошло.

Забота и прилежание семьи, в которую благодаря стихии попал молодой незнакомец, вскоре с успехом вернули его в полное сознание. Он выказал желание подняться, но Джек Прингл и старый рыбак не разрешили ему, ведь они были опытны в таких делах и понимали всю важность отдыха. Поэтому они потушили свет в комнате, где лежал незнакомец, и оставили его наедине с собой.

– Что ты думаешь об этом парне? – спросил Джек, когда они уселись вместе.

– Я не могу сказать кто он, но скажу, кем он быть не может, он не моряк.

– Нет, безусловно, он не моряк Скорее всего, он был на судне пассажиром, купцом или кем-то еще. Хотя если так, то очень странно, что из всей команды именно он спасся. В катастрофу попало множество людей, все они могли позаботиться о себе.

– Да, странное дело. Но ничего. Мы услышим все, когда он достаточно очухается, чтобы говорить без вреда для здоровья.

– Я надеюсь, что он не устал настолько, чтобы забыть все, что с ним произошло.

Незнакомец спал примерно четыре часа. Затем он проснулся посвежевшим и способным рассказать о себе, так как усталость его прошла. После выражения своих самых сердечных благодарностей за оказанную ему услугу, которые Джек выслушивал с большим раздражением, так как не считал это никакой услугой, а обычным делом для каждого человека, который видел ближнего в беде, незнакомец сказал:

– Я был бортовым секретарем капитана на королевском корабле под названием, «Ундина», у нас было задание разорить гнездо пиратов на африканском побережье. Мы были атакованы четырьмя или пятью кораблями одновременно. Три корабля мы сразу потопили, а остальные захватили, хоть и потеряли несколько офицеров и матросов. Капитан приказал послать домой официальное донесение о случившемся и поручил это мне.

– Проклятые пираты! – сказал Джек. – Их всех нужно вешать на нок-рее без суда и следствия. Но, думаю, теперь они получили по заслугам.

– Я в этом не сомневаюсь, поскольку капитан намеревался следовать в ближайший порт для передачи их властям и последующей казни. Он посадил меня на коммерческое судно со всеми донесениями. Это была самая чудесная и приятная поездка в моей жизни, пока здесь не начался шторм, когда мы уже были рядом с 6epeгом. Этот шторм и уничтожил корабль.

О! Так всегда, уж если что-то случается, – сказал Джек, то случается, когда ты уже в пределах видимости от порта.

– Это точно, – подтвердил старый рыбак. – Далеко в океане все в полном порядке, но когда ты ничего не ожидаешь, когда все кажется приятным и спокойным, когда люди уже собираются сходить на берег, тогда, совершенно внезапно, что-то р-р-р-раз! и вы терпите крушение.

– Не знаю, как у других, но у нас все было именно так, – сказал молодой незнакомец. – Мы уже поздравляли друг друга с возвращением домой, когда начался этот ужасный шторм. Думаю, из всей команды, из всех двадцати восьми человек выжил один я.

– Boт именно, что один, – сказал Джек, – к сожалению. Все утонули, до того как к вам приплыла спасательная лодка. Более того, несколько отважных парней отдали свои жизни во время первой попытки спасти членов команды корабля. Это страшная катастрофа.

– Но не умывайте, – сказал рыбак, – могло быть и хуже, я знаю случаи, когда корабли уходили под воду и не спасался вообще никто, и никто не мог даже рассказать о крушении.

– Я тоже знаю такие случаи, – сказал Джек.

– В какой части побережья я нахожусь? – спросил незнакомец. – Думаю, за ночь мы уплыли так далеко, унесенные бурей, что я не знаю, проплыли мы двадцать миль или сто.

– Город поблизости называется Андербери.

– Андербери? – воскликнул молодой человек. – Мои чувства были так поражены опасностью, что я не узнал этот берег. Именно сюда я должен был отправиться после завершения своих дел в Адмиралтействе в Лондоне.

– В самом деле? Тогда вам лучше сначала остаться здесь, а потом ехать в Адмиралтейство. Позволю себе сказать, что так тоже можно сделать. А потом, предполагаю, что вы потеряли донесения.

– Действительно, я их потерял. Но несмотря на это я обязан обо всем доложить начальству как можно скорей. Однако, поскольку я в Андербери, я не могу не воспользоваться возможностью повидать дорогого друга, который живет в этом городе. Вы случайно не знакомы с семьей Вильямс?

– Нет, – сказал Джек, – я никогда не слышал о них, разве что если вы не имеете в виду Билла Вильямса, который когда-то был коком на океанском фрегате.

– Нет, нет. Я имею в виду семью, которая живет здесь, один из членов этой семьи для меня дороже самой жизни.

– Сама судьба привела вас сюда, раз такое дело, – сказал Джек, – нет ничего удивительного, что я не знаю людей, которые живут здесь, потому что я не здешний, я приехал, просто чтобы посмотреть на море, вот и все. Так случилось, что я прибыл как раз вовремя, чтобы спасти вашу жизнь. Надеюсь, ваша возлюбленная ждет вас.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Уверенность – это хорошо, но я-то сам всегда сомневался, когда уходил в плавание. Я часто находил, что моя возлюбленная выходила за кого-то другого через неделю после того, как я уходил в плавание.

– Но в данном случае, – сказал молодой незнакомец, – я могу поставить свою жизнь на верность той, которую я жажду увидеть.

– Конечно, – сказал Джек, – вы тешите себя. Но прежде чем делать из себя дурака, проверьте все. Просто пошлите к ней заранее какого-нибудь друга.

– Зачем?

– Как зачем? Когда я был гораздо моложе, чем сейчас, я любил одно маленькое создание по имени Жемайма Вест, на которой я собирался жениться. Я сказал ей об этом, до того как ушел в плавание, которое, как я планировал, будет у меня последним. Поскольку, видите ли, у меня был хороший запас денег и я планировал основать гостиницу в Ливерпуле.

– И она вам изменила?

– Что-то вроде. Когда я прибыл в порт, конечно же я отправился прямиком в дом, где она жила. Ее отец и мать были уважаемыми людьми и развлекались продажей угля и картофеля. Я захожу, как и обычно, в их магазин, а через него в гостиную, там сидит моя Жемайма, как обычно не совсем чистая, но и не очень грязная. С другой стороны, у камина, сидит парень и курит трубку. Я схватил ее в объятия и раз пять, как обычно, поцеловал. Парень вынул трубку изо рта и разинул пасть, как старый крокодил.

«Моя милая девочка, – сказал я, – как ты тут без меня?»

«О, Джек, – сказала она, – я не ожидала увидеть тебя снова».

«Эй, браток, – сказал парень с трубкой, – а я тоже не ожидал тебя увидеть. Кто ты такой?»

«Кто я? – спросил я. – Это не имеет значения, поскольку, если ты сейчас отсюда не уберешься, я вышвырну тебя пинками».

«Это хорошая шутка, – сказал он, – гнать человека пинками из его собственного дома, да еще обсосав при этом его законную жену как насос! Ну и шутка!»

«Жена? – поразился я. – Ты жена этого парня?»

«Да, – сказала Жемайма и притворилась, что вытирает что-то с угла своего глаза фартуком. – Да, я думала, что ты уже давно утонул, и решила, что могу побыть и миссис Джагглз».

– Теперь вы понимаете, друг мой, что я выглядел в их глазах полным идиотом и был очень рад убраться оттуда. Поэтому я советую вам сначала убедиться в верности вашей возлюбленной.

Молодой человек засмеялся и сказал:

– Думаю, что, несмотря на вашу неудачу, у меня есть причины верить, что мне повезет больше. В любом случае, я последую вашему совету и произведу предварительные расследования. Простая предосторожность не помешает.

– Совершенно верно, не нужно относиться пренебрежительно к советам стариков. Знаете, я совсем не удивлюсь, если ваша возлюбленная уже стала миссис Кто-то-там-еще. Но пойдемте, скоро будет обед.

– Да, – сказал старик, – мы пообедаем, как только вернется мой сын из Андербери, куда он пошел купить для вас свежего мяса, потому что, я думаю, что вы устали от рыбы, а у нас в доме, кроме нее, ничего больше нет.

– Я сожалею, что причиняю вам столько хлопот. Когда я прибуду в Лондон, то получу зарплату и позабочусь о компенсации ваших расходов.

– О, забудьте об этом. А вот и он. Итак, Том, что ты нам принес?

– Баранью ногу, – сказал Том. – Я не могу судить о других вещах, но, думаю, на такую могу рискнуть. Кто-то сказал мне, что она будет хороша с креветочным соусом.

– Скорее странная смесь. Том, и необычная, вынужден сказать.

– Мясник, который сказал мне это, злился на женщину, которая попросила дать ей отсрочку платежа на месяц или на два, потому что, видите ли, ее дочь выходит за какого-то барона, который купил Андербери-на-Горе, говорят, он необычайно богат.

– Ты слышал ее имя, Том?

– Да, и видел ее раньше в городе. Это старая мамаша Вильямс, а замуж собирается ее дочь Хелен.

Молодой человек побледнел и в течение некоторых мгновений был не в состоянии произнести ни слова.

– Вот, вот, друг! – закричал Джек. – Я же сказал тебе, друг. Секрет раскрыт, это твоя возлюбленная, правильно?

Когда молодой человек оправился, он сказал:

– Должно быть, это какая-то ошибка. Я мог поставить жизнь на ее преданность.

– И оказался бы большим гусем, если бы сделал такое, – сказал Джек, – лично я не поставил бы ни на одну женщину и мизинца. Этого и нужно было ожидать. Они все такие. Я только удивлен тому, что ты в этом сомневался.

– Не может быть, не может быть, я должен повидать Хелен лично и остановить такие слухи. Я уверен, слухи появились по какому-то недоразумению. Вероятно, перепутали имена. Я знаю, что миссис Вильямс – эгоистичная женщина. Вероятно, она без колебаний продала бы свою дочь за золото, но что касается Хелен, то она обещала себя мне.

– Вы можете быть уверены, но не вмешивайтесь в это дело сами, – сказал Джек. – Позвольте мне все разузнать, пока вы сидите здесь в укромном уголке и никто о вас не знает. Даю вам слово британского моряка, что я добуду для вас точную информацию.

– Я с признанием принимаю ваше предложение, поскольку если она мне изменила, я не стану с ней больше встречаться. Я оставлю ее, пусть она радуется счастью с тем, ради которого порвала со мной.

– Хорошо, – сказал Джек, – это мудрое решение, поскольку в таких случаях виновата сама девушка. А вы не можете дать ей взбучку. А парню, к которому она ушла о вас, она ничего не сказала, и он подумал, что она свободна.

– Верно, верно, так будет лучше всего. Мне нужно лучше контролировать себя. Лучше не видеть ее, если я не получу доказательств ее верности. Но позвольте мне просить вас, как можно быстрее вывести меня из состояния неопределенности и сомнения?

– Тогда я сразу же отправлюсь и все для вас разузнаю, – сказал Джек. – Вам больше не нужно будет сомневаться. Надеюсь, вы будете удовлетворены, хотя я так не думаю.

– Надежда на ее верность – жизнь для меня, и я с нетерпением, граничащим с агонией, буду ждать вашего сообщения.

Глава CVIII

Решение против предложения доктора и дополнительные известия о Варни

Как вы помните, доктор Чиллингворт, несмотря на то, что узнал, что Варни уехал в Лондон, не стал следовать за ним туда без полного одобрения этого шага со стороны Баннервортов. Теперь, сразу же после встречи с адмиралом и Генри, он решил посвятить их в суть дела.

Он в деталях рассказал о своем выслеживании Варни из одного места в другое и закончил свой рассказ выражением уверенности, что его можно разыскать в Лондоне.

– Важно не только найти Варни из-за денег, которые, я уверен, он взял с собой, – говорил он друзьям, – это нужно сделать для общества. Раз он причинил столько зла нам, он с помощью своих тех же махинаций может заставить страдать какую-нибудь другую семью.

– Но мне кажется, доктор, – сказал Генри, – вы считаете главной причиной в этом деле то, что Варни забрал большую сумму денег.

– Я должен признаться, – сказал доктор, – что очень хочу, чтобы эти деньги оказались в ваших руках. Я считаю, что они принадлежат вам, поэтому, вероятно, это мой главный мотив, но он, естественно, не единственный. Я интересуюсь Варни и с медицинской точки зрения. Я желаю проследить за ним и был бы очень огорчен совсем потерять его из виду.

– Но вы должны знать, доктор, – сказал Генри, – что слежка за таким существом достаточно опасна. Несмотря на то что он чувствует, что так обязан вам, и из-за этого, как мне кажется, не причинит вам никакого вреда, кто знает, на что его могут толкнуть его странныe чувства?

– Я не боюсь никакой опасности.

– Согласен, пусть даже вы его тысячу раз не боитесь, – сказал адмирал, – но я голосую за то, чтобы больше не искать этого мерзавца. Если мы ему понадобимся, он и сам нас найдет.

– Хотя я не могу не выразить восхищения настойчивостью доктора, – сказал Генри, – я против его поисков вампира, поскольку мы больше волнуемся о его личной безопасности, а не о махинациях Варни.

– Хорошо, джентльмены, – согласился доктор, – поскольку я в меньшинстве, я, конечно, вынужден умолкнуть. Я бы, безусловно, хотел найти этого парня, поскольку, как мне кажется, у него находится много тысяч ваших денег. Но раз так, я больше не буду говорить об этом. Хотя я не отказываюсь от своего мнения, что вы заблуждаетесь, не желая следовать за ним.

– Преследование людей ничего не даст, – сказал адмирал.

– Согласен, если их не преследовать, они делают что хотят. Например, квакер занял целое поместье и живет там припеваючи, никому ничего не платя.

– Квакер! – закричал адмирал. – Проклятый квакер! Я буду преследовать его до последней гинеи или пока буду в состоянии стоять на ногах. 3aем вы его упомянули? Вы знаете, что от одного упоминания этой секты меня лихорадит. Квакер, будь он проклят, – адский вор!

И Генри, и доктору, а фактически всей семье было известно, что упоминание о квакере выводит адмирала из себя. Заметим, что доктор Чиллингворт сделал свое замечание из мести. Но поскольку он был добрым человеком, доктор сказал адмиралу:

– Прошу прощения за упоминание в вашем присутствии этою неприятного человека.

– Доктор, я прекрасно знаю все, что вы мне сказали, – сказал адмирал, – поэтому больше не говорите мне об этом, и я больше не хочу ничего слышать.

– Хорошо, – сказал доктор, – думаю, теперь я прощен. Я могу только сказать, что, раз вы не желаете меня поддержать, я буду делать кое-что сам.

– Делать что? – спросил Генри. – Мне очень жаль слышать это от вас, доктор.

– Но почему?

– Потому что это – опасное занятие. Я почти уверен, что вам будет угрожать опасность, и буду сильно сожалеть, если вы ввяжетесь в это дело.

– О, не думайте об этом, – сказал улыбаясь доктор. – Можете быть уверены, что я и Варни очень хорошо ладим, чтобы наша встреча таила в себе какую-то опасность. В этом парне есть что-то, что не дает ему намеренно причинить мне какое-либо зло. Как бы странно это ни звучало, я вынужден признать, что мне он, в некотором смысле, тоже нравится, и что, поскольку именно я вернул его к жизни, мне хочется его повидать.

– Но это скорее абсурдно, – сказал адмирал, – вынужден признать. Тем не менее, как бы там ни было, доктор, если у вас такие чувства, делайте это, я не буду возражать. Тогда, если вам так хочется, найдите его и сделайте его, если сможете, приличным членом общества, сделайте это ради Бога.

– Я не думаю, что могу сделать так много, – сказал доктор, – если мне удастся предотвратить какое-нибудь зло, я уже буду доволен, поскольку уже это – с таким человеком – будет большим достижением.

– Пообещайте мне одну вещь, – сказал Генри, – это связано с этим делом.

– Что именно?

– Что вы не сделаете ни одного шага без уведомления нас об этом. Конечно, вы свободны в ваших действиях по отношению к Варни, вампиру, но, зная его в достаточной степени, я буду рад знать о ваших намерениях.

– Это я вам обещаю, чтобы вы ничего не опасались по этому поводу и знали, что ничего не будет сделано без вашего ведома.

В этот момент в комнату вошел слуга и принес письмо, адресованное Генри Баннерворту. Открыв его, Генри издал возглас удивления.

– Что это? – сказал адмирал. – Ты, кажется, изумлен, Генри.

– Я и в самом деле изумлен, это неудивительно. От кого, вы думаете, адмирал, это письмо?

– Понятия не имею.

– Не от кого иного, как от вампира Варни.

– В самом деле? – закричал доктор Чиллингворт. – А он не предлагает возврата имущества? Он не предлагает вернуть деньги, добытые незаконным путем? Скажите мне это.

– Я не могу вам ничего сказать, поскольку не прочитал ни одного слова из его послания. Я только увидел подпись. Поскольку у меня с Варни нет никаких секретов, я прочту его вслух, и вы сможете сами судить о его содержании.

Адмирал и доктор внимательно слушали и слегка косили глазами вниз на письмо, которое содержало следующее:

«Генри Баннерворту.

Сэр. Вероятно вы меньше всего ожидали получить письмо от человека, который сейчас пишет это послание. Но поскольку оно пишется с добрыми чувствами по отношению к вам и вашим родственникам и друзьям, я надеюсь и верю, что оно тоже будет принято с добрыми чувствами.

Я признаю, что обстоятельства, при которых я покинул ваш, дом требуют от меня некоторых объяснений. Эти объяснения я и хочу сейчас сделать. Обстоятельства заставили меня сделать так, чтобы я больше не был бременем для тех, у кого есть масса оснований желать моей смерти вместо того, чтобы поддерживать мое существование.

Без каких-либо злых намерений по отношению к вам я тайно покинул ваш дом, поскольку знал, что вы будете уговаривать меня остаться, несмотря на то что мое присутствие у вас – злоупотребление вашей добротой и вашим терпением.

Было бы глупо думать, что несмотря на ваше благородство, которым я безмерно восхищаюсь, вы можете забыть беды, причиненные вам мною и совершенно простить меня. Я не хотел бы жить с вами под одной крышей при таких обстоятельствах. После того как я избежал смерти от разъяренной толпы, вопросом для меня было не оставаться с вами или нет, а как покинуть вас и куда отправиться.

Время подгоняло меня, я все еще не нашел решения, но мне было необходимо найти его, и найти как можно скорей. Я решил покинуть вас без уведомления и пойти куда глаза глядят. Приняв такое решение, я незамедлительно привел его в исполнение. Все, чего я прошу от вас, – это простить меня, я никогда не при чиню вреда вам и всем, кто с вами связан. Надеюсь, вы не будете искать меня. А если вы когда-нибудь меня встретите, пройдите мимо, как будто мы никода не были знакомы.

Вот слова того, кто был вампиром Варни».

Когда было завершено чтение этого послания, в комнате повисла мертвая, тишина. Кажется, каждый с удивлением рассуждал об услышанном. Один вывод был сделан каждым, Варни очень не хотел, чтобы его искали.

– Разве может что-нибудь быть более откровенным? – воскликнул доктор. – Все так, как я и сказал. Он затевает что-то новое и очень боится, что мы встанем у него на пути и ему помешаем, рассказав другим о том, что он за человек. Это письмо еще больше убеждает меня в необходимости следить за ним.

– Я не думаю, что вам нужно его бояться, – сказал Генри, – из этого письма следует, что он боится, что случай столкнет нас и просто испортит ему настроение. Об этом ему лучше знать. Я повторяю: оставьте его в покое. Посмотрим что будет. Если мы узнаем, что он опять вытворяет какие-то фокусы или готовит какую-то пакость, то, безусловно его просьба нас не остановит.

– Я придерживаюсь того же мнения, – сказал адмирал, – можете мне поверить, вскоре мы что-нибудь услышим о господине Варни, что-нибудь, что заставит нас сильно удивиться.

– Вы прочитали все письмо? – сказал доктор Чиллингворт.

– Да, за исключением этих слов в постскриптуме:

– Любая корреспонденция, отправленная по адресу: "В.В., Главпочтампт, Лондон", дойдет до меня.

– А! Вот в чем суть, – сказал доктор, – этот бродяга хочет, чтобы мы ему не мешали. Как только он разработает какой-нибудь преступный замысел, он немедленно приступит к его осуществлению.

– Я не стану писать ему, – сказал Генри, – я поступлю совершенно другим образом. Я буду ждать, что может случиться, поскольку убежден, что только таким образом можно чего-то добиться.

– Доктор, – сказал адмирал, – этот парень в письме всего лишь объясняется с нами и не говорит ничего про прыжок вам на спину со стены сада.

– Конечно, нет, – сказал доктор, – я и не ожидал, что он будет об этом упоминать. Такой человек, как он, не будет обвинять себя, он не станет тревожить себя такими объяснениями. Я могу лишь заверить вас: что бы вы ни думали или чем бы себя ни тешили, это дело далеко не закончено. Рано или поздно случится что-то серьезное, связанное с Варни. Не тешьте себя мыслью, что избавились от него, поскольку наиболее вероятно, что вы от него вовсе не избавились.

Эти слова доктора звучали как предсказания, основанные на веских доказательствах. Генри и адмирал почувствовали, что слышат правду от кого-то, кто хорошо знает, что говорит, и кто не ошибается.

1

По-гречески Гераклион, порт на севере Крита (прим перев.) 

2

Ящик для судового компаса (прим перев.) 

3

Мыс на острове на северо-западном побережье Франции. (Прим. перев.) 

4

Улица в Лондоне, где находится лондонский городской полицейский суд (существовал раньше в Великобритании, впоследствии был заменен Магистратским судом) (прим перев.) 

5

Округ в Лондоне, к северу от Темзы и Черинг-Кросс; из-за того, что там живут артисты, писатели и студенты считается интеллектуальным центром (прим. перев.) 

6

Райские поля (миф.) (прим. перев.) 

7

Так англичане называют все тропические острова южнее экватора (прим перев.) 

8

Английский матросский танец, обычно сольный (прим перев) 

9

Ситуация описана в первой книге романа (прим. ред.) 

10

Член Религиозного общества друзей, организации, созданной примерно в 1650 году в Англии Джорджем Фоксом, выступают против присяги и войны (прим. перев.) 

11

Стиль эпохи Тюдоров (английская королевская династия XV—XVII вв.) (прим. перев.) 

12

Одно из имен Аполлона как бога Солнца. (Прим перев.) 

13

Примерно 3 морских мили или 4 километра (прим перев.)