Безумная практика (№2) - Ваших бьют!

Через секунду на кухне возникли близняшки и поинтересовались:

– За продуктами сгонять? Мы мигом. А вы идите, Александр Игнатьевич, купайтесь. Можете не спешить, мы в момент что-нибудь вкусненькое сварганим.

«Все-таки хорошо оказаться дома», – думал я, лежа в горячей ванне с блаженно закрытыми от удовольствия глазами.

Вспоминая ласковые взгляды Гали, нежную заботу девчонок и свое героическое поведение, благодаря которому нам целыми и невредимыми удалось добраться домой, я решил, что жизнь прекрасна. И в этот момент различные мелочи, которые могли бы внести сомнения в моей исключительности, как то: прикрытие нашего отхода майором Серегиным, кодировка перемещения волшебницей Динарой Равильевной и оплата проезда до дома деньгами, обнаруженными у девчонок, – значения не имели. Если уж руководство решило, что безопаснее всего девочкам, являющимся надеждой всей Школы магии, будет у меня дома, то сомневаться в собственной значимости не приходилось.

Облачаясь в выстиранный Галочкой за время моего отсутствия халат, я уже так был горд собой, что чувствовал себя боевым генералом, одержавшим накануне еще одну блистательную победу и теперь занимающимся подведением итогов кампании. Самым главным, разумеется, было то, что наша группа обошлась без потерь и, надеюсь, это относится как к Серегину, который сразу перестал интересовать оборотня, едва мы направились в глубь Музея, так и к пожилой (молодой? в годах?) волшебнице, успевшей в самый последний момент раствориться во вспышке света. Галина со мной, и мы даже уже обжились, что выражалось в том, что я снова выселен на диван, а сестры по сложившейся традиции заняли спальню. Но даже это обстоятельство не вызывало у меня негативных мыслей, наоборот, мне захотелось еще чем-то угодить девчонкам, потому что, после того как уляжется эта заваруха с оборотнем, я буду скучать по моим малолетним оккупанткам. Ведь когда близняшки вернулись домой после внезапно закончившейся практики, я нисколько не обрадовался, несмотря на все то беспокойство, что они мне доставляли. Мало того, я даже впал в сентиментальность и пару дней спал в гостиной, не помышляя о переселении в предназначенную для здорового сна комнату, в которой продолжала громоздиться огромная нелепая вешалка, сооруженная девочками для своих нарядов. Я будто надеялся, что в один прекрасный вечер войду после работы домой, чтобы услышать перебранку сестер, обсуждающих меню ужина.

Закрыв воду, я понял, что чем-чем, а уж перебранками могу наслаждаться уже с этой самой минуты. Судя по шуму, на кухне явно затевались боевые действия, а так как человек – создание неблагодарное, мне это сразу разонравилось. Я покинул место своей недавней релаксации и решительно направился на кухню, где сестры, будто бы не заметив моего присутствия, продолжали оживленно спорить по поводу порядка расположения тарелок в сушилке. Почувствовав себя хозяйками, каждая была уверена в своей правоте и, громыхая посудой, с упорством, достойным некоего среднеазиатского домашнего непарнокопытного, переставляла ее с места на место, отстаивая свое мнение. В момент, когда я вошел, девочки в последний раз провели бессмысленную из-за наличия оппонентки операцию и стали напротив друг друга, угрожающе уперев руки в боки. И пока они враждебно смотрели друг на друга, хлебцы, подрумянивавшиеся в неотрегулированном тостере, пытались избежать незаслуженного кремирования и взывали к милосердию поваров, распространяя запах гари.

Скривившись от аромата, я прошел, раздвинув бузотерок, к тостеру и сбросил таймер. Прекратив мучения несчастных изделий, я перевел вытяжку в максимальный режим и повернулся к спорщицам.

– Что происходит?

– Она первая начала, – услышал я уже набивший оскомину ответ.

– Ладно, начнем иначе. Где Галина?

Сестры, разом перестав ругаться, шепотом сообщили:

– Тише, она поспать попросилась. Сказала, что всю ночь глаз не сомкнула, Грегора боялась. Мы решили сами приготовить.

Нет, ну почему при упоминании моего имени девочки не начинают мило улыбаться, позабыв свой склочный характер? Почему, ссорясь, при моем появлении каждая начинает наперебой чернить другую, будто именно противница и является моей любимицей? Так они скоро друг на друга ябедничать начнут, начиная с фразы: «Посмотри (те), что твоя (ваша) любимая Дашка (Варька) сделала». Ну что мне с ними делать, кто подскажет?

– Ну и чем вы хотите побаловать усталую девушку? – Сам удивляюсь, с чего это я решил воспользоваться теплыми чувствами сестер к Галине, чтобы вызнать, чем в конце концов меня накормят.

Девочки растерялись. Определенно в борьбе за главенство на моей кухне они как-то позабыли, для каких целей служит спорное помещение. Я оглянулся в поисках пищи, однако, кроме обгорелых хлебцев, укоризненно высовывающихся из тостера, никаких блюд не увидел. На плите стояла какая-то кастрюля, но газ под ней не горел, духовка, судя по показаниям термометра, была холодной, зато в микроволновке, включенной на минимальную мощность, что-то крутилось. Надеясь, что я ошибся в сознательности девочек, я заглянул внутрь и увидел на тарелке пару высохших бутербродов с копченой колбасой под тонкими полосками сыра. Когда поддон сделал полный круг, я понял, что загадочная форма изогнутых кружков колбасы говорит, что представленное блюдо было изготовлено не руками сестер, а Галей. А так как вчера мы выдернули ее прямо из постели, то бутербродам не менее двух суток.

Я в негодовании посмотрел на близняшек, на что Варя пробубнила:

– Все равно Галя спит.

– Понятно. Раз Галя спит, то нет никакого резона и меня кормить. – Я постепенно увеличивал громкость голоса и наконец заорал: – И вы прикажете мне это есть?!

Раздавшийся треск заставил меня подскочить на такую высоту, что, если бы я стоял посередине кухни, непременно разбил бы головой люстру. В полете я перевернулся и увидел, что микроволновка, будто бы согласившись со мной по поводу отвратительности своего содержимого, брызнула искрами и очень эффектно взорвалась, добросив до противоположной стены оторвавшуюся дверцу. Я проследил за ее полетом и уставился на обломки пластика и стекла, гадая, каким образом так получилась, что никто не пострадал. И не успел я порадоваться тому факту, что обошлось без жертв, как послышался какой-то сдавленный стон, заставивший меня похолодеть. Я мгновенно развернулся, ожидая увидеть, как кто-то из моих девчонок без сил опускается на пол, прижимая руку с сочащейся сквозь пальцы кровью к огромной рваной ране.

К счастью, мои кошмарные фантазии не имели ничего общего с реальностью, и абсолютно живые сестры, игнорируя мои волнения по поводу их здоровья, смотрели на обугленные внутренности микроволновки, которые вдруг начали шевелиться. Увидев эту картину, я почувствовал, что мои волосы последовали их примеру. Но тут чернота печки дернулась, блеснула глазами и выдавила: «Есть!»

Ну конечно. Как же можно было подумать, что Тимошка позволит нам наслаждаться готовящимся обедом вне ее общества. Вот и теперь, даже находясь за тридевять земель, она каким-то образом услышала слово, составляющее смысл ее чертяжкиной жизни, и, по обыкновению, рванула к нам кратчайшим путем. Да вот только в отличие от взорванного ею когда-то телевизора печка оказалась металлической, и ее корпус хоть и покорежился, но выдержал грубую передислокацию мохнатой надежды человечества, которая теперь прочно застряла в недостаточном для ее телосложения объеме камеры. Придя в себя после потрясения, я бросился на помощь, ухватил путешественницу за плечи и сильно дернул на себя. В результате этого поспешного действия я вместе с не закрепленной на столе печкой отлетел назад, наткнувшись на девчонок. Шнур, выдернувшись из розетки, описал круг и вилкой стукнул меня по макушке, отчего я едва не уронил ношу. Тимошка, почувствовав, что вместе с упаковкой вот-вот рухнет на пол, заорала, напугав меня до смерти.

«С возвращением тебя, Александр Игнатьевич, в мир безумия», – поздравил я сам себя.

– Здрасьте, приехали, – сказала Варя, обращаясь к новой постоялице. – Напугала до смерти. Сиди теперь жди, когда похудеешь.

– А-а-а-а, – захныкала Тимошка, которую ужаснула мысль о диете. – Не хочу удеть. Есть хочу.

– Все, подружка. Теперь только стакан воды и два сухаря. В неделю, – продолжая измываться на чертяжкой, появление которой действительно нас напугало, добавила Варя.

Тимошка недоверчиво на нее посмотрела, затем на ее сестру, где тоже не нашла участия, и перевела взгляд на меня. Ее подбородок вдруг мелко задергался, а черные, украшенные длиннющими ресницами глаза вдруг наполнились слезами.

– Негодницы! – искренне испугавшись при виде плачущей чертяжки, заорал я. – Вы до чего ребенка довели? А ну быстро за дело!

Но Варя и сама поняла, что переборщила с шуткой, и первым делом бросилась к мохнатой подружке, чтобы всунуть ей в рот раздобытую где-то маленькую плитку шоколада. Несмотря на близость лакомства, чертяжка недовольно дергалась, пока разворачивалась обертка. И только когда угощение скрылось под пятачком, успокоилась, поверив, что никто не собирается, воспользовавшись ее положением, морить ее голодом.

Затем мы в течение довольно длительного времени вызволяли из плена чертяжку, выбравшую для перемещения неподходящий прибор. Пока я держал печку, девочки дергали свою подружку, пытались сквозь дыру в задней стенке вытолкнуть ее наружу и даже, словно в сказке, позвали на помощь Галю, которая уже должна была проснуться от производимого нами шума, да только вытащить «репку» не удавалось. Утомившись от бесполезных попыток, я поставил печку на стол и в задумчивости уставился на пятачок с капельками пота, которые, выпятив нижнюю губу, пленница пыталась сдуть. Теперь, убедившись, что голодная смерть ей не грозит, она, даже упакованная в железную коробку, не очень страдала. Высушив орган обоняния, она сразу завертела им, принюхиваясь к окружающим запахам, коих, к слову сказать, не наблюдал и я.

Пока она удивленно смотрела на девочек, разочарованная их поведением, мне пришла в голову великолепная изобретательская идея «сделай наоборот». Правда, после наведения Галей порядка с этим могли возникнуть некоторые проблемы.

– Галочка, а где моя сумка с инструментами, что в прихожей лежала? – спросил я.

Но девушка поддержала мнение героя анекдота про решившего полакомиться бананом инженера, живущего по принципу «что думать, тут прыгать надо», и отделалась одним словом:

– Убрала. – И добавила: – И не называй меня Галочкой.

– Куда? – осторожно поинтересовался я, понимая, что от ее слов зависит продолжительность Тимошкиного заточения.

Но Галя этого не понимала и дала именно тот ответ, которого я и боялся:

– Не помню. Там где-то положила. А зачем?

Все правильно: зачем вообще нужен инструмент? Она входила в совершеннолетие в те времена, когда к покупаемому телевизору уже не прилагалась принципиальная схема. И даже не догадывалась, что страна воспитывала в своих сыновьях пытливый ум, позволяющий каждому, вооружившись схемой, паяльником и уверенностью в собственных силах, попробовать самостоятельно починить любой вышедший из строя бытовой прибор, даже не выключая его из розетки. Чего опасаться, если, выжив после удара током, несложившийся мастер с тем же успехом мог отвезти доломанную неумелым вмешательством вещь в мастерскую. Но повторяю, Галочка этого не знала, поэтому мой вопрос об инструменте показался ей крайне несвоевременным.

– Если гора не идет к Магомету, значит, Магомет идет к ней, – процитировал я древнюю пословицу и замолчал, ожидая реакции.

– Ну и к чему ты это сказал? – спросила Галя после затянувшегося молчания, вызванного глубиной моей мысли. – Хочешь в МЧС позвонить? Так, боюсь, после того как они увидят, кого спасать, придется еще и «скорую» вызывать. Тяни лучше давай.

С ее стороны поддержки ждать не приходилось. Я посмотрел на сестер, но и они, вцепившись в корпус микроволновки, не желали раскинуть мозгами, вместо этого недоумевая, почему мы не продолжаем вызволять чертяжку из плена.

– Я имею в виду, если не удается выковырнуть Тимошку из панциря, то следует попытаться снять этот самый панцирь с нее.

Так как энтузиазма по поводу моего предложения я так и не дождался, пришлось объяснять более подробно:

– Раскручиваем микроволновку, и наша пленница сама без проблем выбирается на свет божий. Что стоите? Бегом искать ключ!

Технически подкованная Варвара сообразила первой и, толкнув сестру, бросилась искать инструмент. Я же перевернул микроволновку днищем вверх, прикидывая, сколько болтов мне придется открутить, чтобы снять кожух.Определившись с объемом предстоящих работ, я направился к остальным, удивляясь обилию производимого шума.

В прихожей я от неожиданности остановился. Почему человеку свойственно впадать из крайности в крайность? Два часа назад квартира представляла собой жилище до неврастении помешанного на чистоте человека, теперь картина радикально переменилась. Пока Галя, не в силах поверить в реальность происходящего, стояла от недостатка сил прислонившись к стене, девочки, справедливо полагая, что место инструменту в кладовой, выкидывали в прихожую находящиеся там веши. На свет божий были извлечены зимняя одежда, старые походные свитера, пустые банки, сложенные картонные упаковки от бытовой техники, лыжи, бухта антенного кабеля, отрезок пластиковой трубы, коробка заезженных видеокассет и даже легкие светлые туфли, которые я тщетно искал в начале лета.

Добравшись до огромного пакета, девочки попинали его, но оставили на месте, а затем вылезли из кладовки, аккуратно подыскивая место для каждого нового шага. Перебравшись через завал, они в раздумье остановились, выбирая следующий объект для поисков, и, следуя тому, что спальню им было жалко, они решительно двинулись в гостиную. Меня посетила малодушная мысль о том, так ли необходимо выковыривать Тимошку, если в процессе эволюции возникли виды животного мира, самостоятельно заключившие себя в крепкую броню. И пока я представлял, какая чудненькая черепашка могла бы получиться из закованной в эмалированный панцирь чертяжки, Галина оторвалась от стены и преградила следопытам путь, своим телом защищая наведенный ею накануне порядок. Девочки отступать не спешили.

Пока зрел конфликт, я подошел к шкафу в прихожей, еще раз убедился в отсутствии инструмента на привычном месте и выдвинул ближайший ящик. Так и есть, старая холщовая сумка лежала в нем среди стелек, старых шнурков, баночек с кремом и щеток для обуви. Действительно, зачем переносить сумку в кладовую, если ее в один момент можно убрать с глаз, сделав всего лишь несколько движений. Но осуждать такой способ уборки было некогда, поэтому я, схватив сумку, отправился освобождать от железного костюма героическую путешественницу на кухню, тем более что оттуда неслись какие-то неясные звуки. Остальные последовали за мной.

Напрасно я опасался, что от длительного обездвиживания Тимошка могла впасть в уныние. Не замечая моего появления, чертяжка, лежа в перевернутой микроволновке, активно возилась, стараясь покинуть тесную камеру, отчего обеденный стол просто ходил ходуном. Опасаясь за сохранность мебели, я достал ключ и немедленно приступил к вскрытию печки. После нескольких минут нелегкого труда (чертяжка периодически дергалась, отчего ключ соскакивал с граней головки очередного откручиваемого болта), я отложил инструмент, поставил микроволновку в нормальное положение и снял кожух. Открутив еще несколько болтов и активно поработав ключом в качестве монтировки, я наконец освободил страдалицу, которая, усевшись среди распотрошенных внутренностей печки, первым делом оторвала от пузика приклеившиеся растопленным сыром бутерброды, запихала один себе в рот и задвигала челюстями. А мне при взгляде на ее сосредоточенную мордашку пришло в голову, что существу, которому перемалывание куска отвердевшего батона, покрытого высохшей колбасой и каменным сыром с прилепившимися к нему черными волосами, намного важнее освобождения из тесного панциря, сам черт нипочем. Но после очередных передряг мне уже гак хотелось есть, что только наличие последнего ингредиента удержало меня от попытки отобрать оставшийся бутерброд, пока он не последовал за своим собратом.

Вздохнув, я убрал остатки агрегата со стола, ссадил Тимошку на диван и, не соблаговолив снизойти до разговора с бессовестными девчонками, ткнул в них пальцем. Затем мой величественный перст указал на холодильник, на плиту и на обеденный стол. Закончив эту пантомиму, я прошел в гостиную, покосившись на кучу разбросанных вещей, и развалился на диване, ожидая обеда, который из-за нерасторопности близняшек был на грани того, чтобы называться ужином.

Наконец это свершилось. Плотно поев под припасенный Галиной коньячок, я даже впал в радушное состояние духа, несмотря на тот прискорбный факт, что утром мне следовало появиться на работе.

– Ну что ж, всем спасибо за прекрасное угощение. В качестве премии разрешаю помыть посуду и немного отдохнуть перед наведением порядка в прихожей.

Девочки вскинулись, услышав, что им уже уготовано новое задание, но затем переглянулись, посмотрели на мойку, и в раковину ударила струя воды. Не затрудняя себя излишними движениями, сестры зашевелили кистями, и тарелки, до этого мирно стоящие на столе, мелко задрожали и, словно караван НЛО, медленно поплыли в сторону мойки. Но если бьющиеся компоненты фарфорового сервиза были перенесены с соответствующей осторожностью, то уж со столовыми приборами девочки, уставшие от невозможности поупражняться в магии на территории Школы, забавлялись как могли. Пять вилок составили боевое авиационное звено, не уступающее по маневренности знаменитым «Русским витязям», и начали выделывать фигуры высшего пилотажа, гоняя из угла в угол. Учитывая наличие четырех острых зубцов на каждом проносящемся мимо предмете, я приказал немедленно посадить эскадрилью в мойку, а после того как убедился, что команда выполнена, в сопровождении Гали покинул опасный полигон и ненавязчиво повел ее в сторону гостиной.

Галочка расположилась на диване, а я, опасаясь, как бы соскучившиеся по безнаказанному использованию магии девочки снова не устроили из нашей комнаты планетарий с демонстрацией похожих на шаровые молнии планет, плотно прикрыл двери, намереваясь очень приятно провести время. Убедившись, что «граница на замке», я устроился рядом с Галей, но, вместо того чтобы сладостно упасть в мои объятия, она вдруг будто сама себе сообщила:

– Вот сейчас отдохну еще немножко – и домой.

От удивления я даже перестал гладить ее колено.

– То есть как домой? Сейчас застелим диван…

Она обернулась ко мне и, несмотря на то что я ждал более качественного поцелуя, легко коснулась меня губами.

– Сашенька, не могу же я завтра появиться на работе в таком виде. У Евгения Алексеевича приступ будет. Да и выспаться надо, ты ведь мне не дашь.

Я попытался всем своим видом изобразить розовость и пушистость, но, почему-то не поверив мне, Галочка засмеялась и попросила вызвать такси. Конечно, она была права, однако расставаться с ней после такой долгой разлуки очень не хотелось. Я тяжело, во всю глубину своих легких, вздохнул, стараясь этим незамысловатым способом выразить всю охватившую меня скорбь от осознания горестного факта, и пошел к телефону. Через двадцать минут, отдав во временное пользование свою ветровку, я проводил Галю вниз, усадил в ожидающую машину и отправился восвояси. Отсутствие на скамейке около подъезда банды бабы Зои, чуть присмиревшей после летней практики девчонок, сохранило чувство удовлетворения человека, вернувшегося из интересного отпуска, поэтому я оглядел родной двор, подышал запахами осенних листьев и чуть ли не вприпрыжку поскакал к лифту, решив последовать примеру Галочки и хорошенько выспаться.

* * *

Утро разбудило меня ароматом яичницы, и, потягиваясь на диване, я решил, что это незамысловатое блюдо будет вполне соответствовать началу хорошего дня. Проспав не менее четырнадцати часов, я чувствовал себя просто великолепно и в хорошем настроении направился в ванную, где, не обращая внимания на плещущую на пол воду, шумно умылся. Вытираясь махровым полотенцем, я вдруг замер, чувствуя, что что-то в квартире не так. Через секунду я понял причину – кроме звука поджаривающихся яиц, более нечего не было слышно. Поверить в то, что девочки могут обойтись без ссор в течение столь Долгого времени, было просто невозможно. Почему-то не решаясь заглянуть на кухню, я решил сначала осмотреть спальню и обнаружил там только Тимошку, сопящую во всю мощь своего маленького пятачка. Пришлось, встав на цыпочки, пойти на запах яичницы. Тихонько приоткрыв дверь, я заглянул в образовавшуюся щель, да так и остался стоять: у плиты, спиной ко мне, стоял, ковыряя вилкой в готовящемся блюде, майор Серегин, начальник отдела по борьбе с преступностью Российского филиала Европейской Школы магии, собственной персоной.

Дмитрий Константинович, в переднике поверх формы (где он его только взял?), был так занят процессом приготовления пищи, что, казалось, рви позади него хозяина квартиры на мелкие части, он все равно этого не заметит. Вид милиционера, готовящего завтрак, мне что-то напомнил, но я решил не напрягать с утра память и просто громко кашлянул. Кашлянув еще раз, я понял бесполезность подобного действия, так как, вместо того чтобы поздороваться и объяснить наконец, что он тут делает, Серегин достал с полки баночки с приправами и обильно посыпал яичницу содержимым каждой из них. Поведение майора говорило о том, что он не слышал моих выразительных покашливаний, хотя я чуть не сорвал горло. Ну раз так… Я подошел к повару и потрогал его за плечо.

Уж лучше бы я этого не делал, так как в течение какого-то мгновения майор ухитрился перевернуться и упереть свое оружие мне в живот. «Хорошо, что паралитический, может, выживу», – промелькнуло в голове.

Осознав, что перед ним всего лишь несчастный куратор-беглец, Серегин выдохнул с таким облегчением, что у меня даже забрезжила надежда, что он передумал в меня стрелять, но, пока оружие не было убрано в кобуру, уверенности в этом не было. Между тем майор, будто его охватил столбняк, продолжал прижимать парализатор к моему покрывшемуся мурашками телу. Понимая, что милиционера заклинило, я попытался начать беседу:

– Доброе утро, Дмитрий Константинович. Какими судьбами? – осторожно поинтересовался я, медленно сдвигаясь вправо с линии возможного выстрела.

В глазах милиционера наконец скользнуло понимание того, что он продолжает держать меня под прицелом, тогда он стушевался и начал судорожно прятать оружие, путаясь при этом в складках передника.

– Здравствуйте, Александр Игнатьевич, извините, что напугал вас. Но, честно говоря, я и сам чуть богу душу не отдал, когда вы меня коснулись. От яичницы, надеюсь, не откажетесь.

После того как пистолет, если его можно так назвать, был надежно заперт в кобуре, вести конструктивную беседу стало не в пример легче. Отказывать гостю не хотелось, да и подкрепиться завтраком перед первым рабочим днем было бы весьма кстати, но сейчас меня интересовало другое:

– А где девочки?

– Я их за килькой в магазин послал.

Это странное известие заставило меня уточнить детали:

– За какой килькой?

– Дальневосточной. В томате, – охотно пояснил майор.

Очевидно, выражение моего лица сообщило Серегину, что его ответ так и не помог мне понять, зачем нужна килька, если в холодильнике хватает более качественных продуктов. Тогда майор почему-то смутился и объяснил более подробно:

– Видите ли, Александр Игнатьевич…

– Саша, – перебил я его.

– Что Саша? – удивился майор.

– Обращайтесь ко мне по имени, Дмитрий Константинович, мне так как-то уютнее.

– Хорошо, – согласился весьма покладистый милиционер. – Так вот, Саша, если вы помните, был такой фильм «Бриллиантовая рука». А в нем сцена, когда Горбунков просыпается, а у него на кухне милиционер жарит яичницу…

– Это что, ритуал? – удивился я, увидев четкую параллель с комедией. – На удачу?

Мой вопрос заставил майора захлопать глазами, но потом до него все-таки дошло, что я имею в виду. Он даже расслабился.

– Какой ритуал? Посмотрел фильм, попробовал яичницу с килькой, только мне вместо соленой больше в томате понравилась, и с тех пор почти всегда так и завтракаю.

Я даже немного разочаровался. Конечно, глупая была мысль, что приготовление яичницы милиционером в фартуке на моей кухне являлось ключевым моментом в удачном разрешении проблемы с оборотнем, но в фильме-то милиционер жарил и все в общем-то хорошо закончилось. Чем не примета? Пока я размышлял о ее достоверности, на лестничной клетке послышался шум, затем входная дверь хлопнула о стену с такой силой, что стало понятно: девочки вернулись не в самом лучшем расположении духа. Выяснять причину их плохого настроения в утро понедельника мне совершенно не хотелось, но так как я пообещал себе смело смотреть в лицо опасности, отступать возможности не было. И я, оставив майора наедине с его кулинарными достижениями, направился «в клетку к тиграм», которые, как оказалось, уже успели закрыться в спальне.

А на полке в прихожей стояла мятая жестянка. Подозревая в ней источник скандала, я взял банку в руки и удивился мстительности девочек. Уверен, что они специально нашли консервы, произведенные в Калининградской области, иначе вернулись бы намного быстрее – ближайший магазин у нас под домом имеется. Сама банка выглядела так, будто ее от прилавка до подъезда пинали ногами, что вполне могло соответствовать действительности. Я покачал головой и понес лакомство майору. Получив долгожданный продукт, Серегин покрутил его в руках, удивляясь форме, весьма отличающейся от цилиндра, затем пожал плечами (мол, что возьмешь от внешнего мира) и полез в стол за открывалкой. Месть сестер по достоинству оценена не была.

Великодушно оставив продукцию далекого рыбного завода страждущему Серегину, я нарезал себе ветчины и присоединился к завтраку. Яичница, несмотря на старания майора, ухитрилась сохранить вкус жареных яиц, в холодильнике обнаружилась баночка с малиновым джемом, сестры тихо сидели у себя в комнате, за окном была солнечная погода, и даже появление милиционера в раннее утро понедельника в моей квартире уже не выглядело чем-то особенным. Мне даже подумалось, что жизнь стала мало-помалу налаживаться.

Но за чаем, сразу испортив мне настроение, Серегин сообщил мне цель своего визита. Конечно, какая-то пакостная червоточинка уже сверлила меня: вряд ли майор за последние сутки соскучился по мне настолько, чтобы сломя голову ринуться во внешний мир кормить меня с утра завтраком собственного приготовления. Будь на его месте Галина, я бы все понял, но мысль о том, чтобы почтенный немолодой мужчина воспылал такой заботой обо мне, была слишком невероятной. Следовательно, у милиционера была другая причина, и, хотя я догадывался, что не все гладко «в датском королевстве», думы о том, что Грегор по-прежнему опасен для меня, я отгонял.

– Так вот, Саша, – прихлебывая черный чай, от крепости которого и у зэков полезли бы на лоб глаза, начал Серегин. – Грегор забаррикадировался в музее, и у нас есть подозрения, что в ближайшее время ему удастся подобрать код для перемещателя. Остается только надеяться, что он не сразу догадается использовать свое острое обоняние для поиска необходимых элементов кода, которых касалась Динара. Поэтому нам необходимо немедленно поехать к порталу и вывести его из строя.

– Немедленно? – переспросил я, разом потеряв аппетит. – Вы хотите сказать, что, пока мы тут вкушаем результаты ваших кулинарных опытов, у Торпеды Грегора есть все шансы появиться в городе?

– Ну это только теоретически. – Майор продолжал наслаждаться чаем. – А завтрак, между прочим, самый главный прием пищи в течение дня.

«Режим питания нарушать нельзя», – говорил Пончик из сказки Носова, но разве мог он подумать, что у него появится последователь в лице уже немолодого майора милиции?

Я лихорадочно одевался, соображая, как бы потактичнее дать понять самоуверенному стражу закона, что мне вовсе не улыбается остаток жизни (и, скорее всего, не очень продолжительный) провести в осознании того, что где-то на улицах моего города рыскает самый настоящий оборотень с единственной целью: отправить меня на тот свет. Но, как оказалось, по этому поводу я беспокоился зря – майор, осознавший, что был не прав, недооценивая способности оборотня, уже ждал меня в прихожей, держа в руках фуражку. Увидев меня, он лихо надел ее, одернул куртку и замер, ожидая, когда я открою дверь. Я заглянул в спальню, приказал девочкам не высовываться и, не давая никаких объяснений, вместе с майором выскочил за дверь, надеясь, что в мое отсутствие сестры не будут, как в прошлый раз, доводить некоторых особо назойливых жительниц моего дома до истерики.

Выходя из подъезда, я чуть замешкался, обнаружив на лавочке сборную бабы Зои. Восемь сверлящих глаз вскинулись на меня, но идущий вслед за мной майор, наткнувшись на меня, не дал мне поздороваться и уверенно подтолкнул меня мимо пенсионерок, напоминая, что нас ждет серьезное дело. Сзади возбужденно зашушукались. Старые кошелки подумали, что власти в лице почтенного милиционера наконец заинтересовались моей не внушающей доверия особой и теперь мне придется за все ответить. Решив, что я не буду очень строг, если девочки используют немножечко магии, чтобы утихомирить докучливых старушенций, я вышел со двора.

Таксист довез нас до самых ворот и, развернувшись, уехал, гадая, какие дела могут быть у майора милиции и его спутника на территории бесхозной складской зоны. Теперь наконец мы могли поговорить свободно, не опасаясь, что водитель примет нас за идиотов. За время поездки у меня возникли некоторые вопросы, и, едва мы вышли из машины, я обратился к Серегину:

– Дмитрий Константинович, если оборотень в музее рядом с порталом, то каким образом вы появились здесь?

– На «Волге», всю ночь катили. – Майор скривился, вспомнив длительную поездку.

– Кстати, давно маюсь. А зачем нужен автомобиль, если можно напрямую?

– Куда? В телевизор? А если оборотень по следам?