Безумная практика (№2) - Ваших бьют!

Майор, вдоволь налюбовавшись вместе со всеми на мои страдания, наконец-то решил мне помочь, но почему-то сначала задал нелепый вопрос:

– Саша, а что ты делаешь?

– Пытаюсь выстрелить, – честно ответил я, понимая, что без помощи Серегина никак не обойдусь.

– Из свистка? – совершенно потрясенно спросил он.

– Из какого свистка? – не понял я, что майор имеет в виду.

Милиционер с опаской забрал у меня «лазер», повернул «стволом» к себе и дунул в него. Раздался еле слышный писк.

– Ну и на хрена он мне? – Я, осознавая, как глупо выглядел, начал кипятиться и не заботился о соблюдении хороших манер.

– Собак отгонять, – выдал наконец Серегин предназначение загадочного предмета. – Глядишь, и на оборотня подействует.

– Такая пищалка? – не сдавался я, стараясь всеми способами унизить предмет, выставивший меня дураком.

– Так он ультразвуковой, специально для сохранения нервной системы окружающих людей.

– Так вроде они, наоборот, – для того чтобы подзывать, – встряла Галочка, решившая поддержать меня в споре.

Но майор отстоял честь продолговатой блестящей трубки, торжественно заявив:

– Ну этот свисток как-никак наши специалисты делали, специально для таких случаев.

– Оборотней отпугивать? – съязвил я.

Милиционер надулся и, буркнув: «Собак», стал укладывать в ладонь цепочку, намереваясь забрать свисток назад. Я понаблюдал за его действиями и, когда устройство уже оказалось в футляре, решил, что мало – лучше чем ничего.

– Ладно, – сказал я. – Возьму. На безрыбье и рак рыба.

Серегин пожал плечами и не стал кочевряжиться, разыгрывая оскорбленное достоинство, хотя по его виду было понятно, что он обиделся. А я хоть и почувствовал себя неправым, еще был слишком зол, чтобы извиняться. Поэтому я только буркнул: «Спасибо», положил коробку в карман и в сопровождении Галочки покинул квартиру.

Едва мы вышли из подъезда, как на нас вылилось столько словесной патоки, что, казалось, мы в ней просто завязнем. К бабе Зое присоединились остальные пенсионерки, и, судя по их масленым взглядам с запрятанной в глубине осторожностью, предводительница уже успела пересказать им версию о моей исключительности. И скорее всего, еще и добавила о «карах небесных», которые я могу им устроить с помощью какого-то таинственного материала. И вот теперь впечатлительные старушки дружно выдохнули: «Дразьте!» – внимательно следя за моей реакцией. Не знаю, ждали ли они, что, доведенный, по словам майора, до бешенства, я кинусь на них или же что Галочка, как в прошлый раз, ухитрится силой одного лишь желания проломить под ними скамейку, но, когда мы ответили на приветствие, вся «великолепная четверка» вздохнула с облегчением.

Размышляя, что мне мешало ранее договориться через знакомых с каким-нибудь милиционером, чтобы он осадил зарвавшихся пенсионерок, я под руку с Галочкой направился к остановке. По пути я внимательно смотрел по сторонам в поисках какой-либо собаки, желательно бродячей, но, видимо, усовершенствованный специалистами Школы ультразвуковой свисток оказался настолько качественным, что действовал, даже находясь в футляре. Сожалея, что на сто процентов убедиться в его работоспособности так и не удалось, я помог Гале сесть в маршрутку, и мы покатили в сторону интернет-салона.

Неоновая вывеска «Матрица» сообщала, что это именно то место, куда должны стремиться различные избранные, чтобы съесть красную таблетку, узнать наконец правду о реальном положении дел в мире, вырвать из позвоночника кабели и замутить роман с Тринити, которая на мой взгляд, выглядит так, будто у нее под плащом кожаное бельишко с заклепками. Так как мы пришли в салон с другой целью, я даже засомневался, смогут ли нам тут чем-то помочь.

Как оказалось, я не очень-то и ошибся. Не берусь судить, специально ли хозяева салона устроили такой антураж или он возник спонтанно, но в помещении было темно, не очень чисто и отчетливо пахло Морфиусом. Группа подростков занимала угол и рубилась между собой в «Counter Strike», и, судя по радостным возгласам, парочка игроков изрядно преуспела в уничтожении своих товарищей. Несмотря на принятый Госдумой закон, на столе перед ними стояло по бутылке пива, и после особо удачных выстрелов геймеры, укрыв своего героя за какой-нибудь бетонной плитой, делали серьезный глоток. Я был уверен, что, невзирая на предоставляемую Конституцией возможность, никто из них не собирается воплотить свои боевые навыки на службе в Вооруженных силах.

К счастью, не все компьютеры были заняты, и лохматый менеджер (как было указано на бейдже) в футболке навыпуск указал нам два свободных места, к тому же расположенные рядом. Так как от пива мы отказались, он потерял к нам интерес и сразу куда-то ушел, вследствие чего пришлось его разыскивать и уточнять, осуществляет ли салон такую услугу, как распечатка текста. Аналог программиста Мауса из эпохального фильма, обнаруженный около входа, отбросил бычок в урну, зашел в помещение и указал на черно-белый лазерник. После чего сел за свой компьютер и, судя по сосредоточенному выражению лица, занялся поиском среди бегущих зеленых цифр блондинки в красном платье. Я мысленно пожелал ему удачи, сел за предложенную мне машину и полез в поисковик. Через полчаса я решил, что если бы Нео переправляли в матрицу через канал, которым пользуется этот салон, то вместо трех серий получился бы сериал, сравнимый по продолжительности с «Санта-Барбарой»

Но терпение и труд все перетрут, и я, объединив найденное нами в один вордовский файл, отправил его на печать. Вынув несколько горячих листков, я расплатился с менеджером, оторвал от машины Галину, которая решила напоследок полазить по некоторым ссылкам, показавшимся ей интересными, и мы вышли на улицу.

«Газель», любезно остановившая около нас в ответ на взмах моей руки, оказалась пустой, если не считать юного длинноволосого создания, расположившегося около водителя. Девица взяла у нас деньги за проезд и, не обращая внимания на парочку появившихся пассажиров, начала увлеченно рассказывать молодому парню-водителю, как их немолодая одинокая алгебраичка, славившаяся до этого крутым нравом, опоздала на первую пару и потом в течение всего занятия тщетно пыталась бороться с мечтательным выражением, которое то и дело появлялось у нее на лице, путалась в объяснении урока, а затем задала всем самостоятельно изучать материал по учебнику и до самого звонка просидела за своим столом в блаженном состоянии.

Рассказав водителю эту сногсшибательную новость, она проследила за его реакцией и, не обнаружив заинтересованности приятеля в амурных делах ее учительницы, пустила в ход тяжелую артиллерию. Будто бы извиняясь, она сообщила, что за ней в школе уже давно ухаживает один мальчик, а другой, который ей тоже немного нравится, обещал его за это убить. Водитель уважительно кивнул, продолжая крутить баранку, а девчонка уже рассказывала ему еще какую-то поучительную историю о своей однокласснице, которая…

Но я уже не слушал. Не то чтобы мне стало стыдно за то, что я подслушиваю чужие разговоры (школьница явно не старалась сохранить конфиденциальность беседы), просто ситуация сильно напоминала сюжет песни Цоя. Десятки раз слушая «Восьмиклассницу» и даже играя ее на гитаре аккордами, которые в простонародье назывались «первый блатной», «неполный второй блатной», «лесенка», мне никогда не приходило в голову, что автор легендарной песни действительно наблюдал нечто подобное. Вспоминая дворовую нотную грамоту, я поймал себя на мысли, что забыл доходчивое название соль-мажора, которым являлся следующий, четвертый аккорд, извлекаемый из разбитой гитары без помощи баре. Если бы с баре, то тогда оно называлось «второе баре», а как без него – я так и не мог вспомнить. Я настолько погрузился в воспоминания, что пришел в себя только после того, как Галя толкнула меня, предупреждая, что пора выходить. Но и вне маршрутки я продолжал вспоминать ускользнувшее название, свое отрочество и светившиеся восхищением глаза наших девчонок, предпочитавших искренность вокала мастерству исполнения аккомпанемента.

Квартира встретила нас тишиной. Оказалось, что девочки, не зная, чем себя занять, маялись в безделье, и кто-то из них посетовал на свою горькую долю проживать в таком доме, хозяин которого, несмотря на двадцать первый век, так и не удосужился обзавестись компьютером. В ином случае можно было поставить какую-нибудь стратегию, и проблема наличия излишнего свободного времени была бы решена сама собой. Серегин ухмыльнулся и пообещал устроить им игру без наличия компьютера. Высокомерно посмотрев на заинтригованных девчонок, он снял с полки запыленную шахматную доску, рекомендовав эту игру как проверенный веками тренажер по стратегии. Девочки разочарованно вздохнули, но так как больше заняться все равно было нечем, расставили фигуры и после долгого торга вытребовали у майора фору в две пешки и слона. Вначале они с неохотой передвигали фигуры, но потом потихоньку увлеклись, ход за ходом оттяпывая у милиционера все больше фигур. И сейчас, судя по положению на доске, выяснялось, что стратег из Серегина оказался неважнецкий.

При нашем появлении он вскочил из-за доски, чем вызвал недовольство девочек, которые стремительно приближали игру к кульминации, и вышел к нам в коридор. Подозреваю, что главной причиной этого поступка являлось нежелание оказаться обставленным в такую мудрую игру двумя пигалицами, которые в отличие от почтенного мужчины не имели значительного шахматного стажа. Майор предложил отложить игру, сославшись на более важные дела, но его взгляд, брошенный на доску, обещал при первой же возможности перемешать фигуры, что должно было гарантировать ничью. Сестры с неохотой согласились и, подозрительно взглянув на майора, аккуратно перенесли доску с партией подальше от него, на что милиционер, проявив чудеса выдержки, даже ухом не повел.

Обсуждение дальнейших планов отложили на полчаса, за которые мы успели поужинать. Наконец, оставив чертяжку наедине с упаковками кукурузных колечек, наш отряд собрался вокруг опустевшего журнального столика. Знаний, которые мы вынесли из «Матрицы», и так было не так уж много, к тому же кто мог бы поручиться, что и те крохи представляли собой истинную правду Я развернул листы и начал лекцию, опираясь в основном на информацию, полученную из «Мифологической энциклопедии Анастасии Александровой».

Оказалось, что во многих поверьях классическим оборотнем считается волк и именно с ним связываются все ассоциации, рождаемые этим словом. Огорчило «документальное» подтверждение, что переход из одной сущности в другую может произойти как пожеланию оборотня, так и непроизвольно – вызванный, например, определенными лунными циклами или звуками, самым действенным из которых является вой. Вызвало легкую зависть сообщение, что опасный монстр не подвержен старению и физическим заболеваниям, благодаря постоянной регенерации тканей, что позволяет ему считаться практически бессмертным. Некоторое ободрение вызвала новость, что представители этого, если так можно выразиться, вида вовсе не неуязвимы и возможность уничтожить их все-таки имеется. Ознакомившись с этой фразой, я задумался, а что, если это придумано только для того, чтобы человек не терял надежду при встрече с безжалостным убийцей, и продолжил лекцию.

Так вот, по свидетельству людей, знающих в этом деле толк, оборотня можно убить, смертельно ранив в сердце или мозг, или иными способами, которые повреждают эти органы, например, через повешение или удушение. Представив, как мы дружно будем затягивать петлю на шее Грегора, я вздрогнул и прочитал слушателям неубедительную фразу о том, что серебро считается не менее смертельным, чем виселица. Затем последовал уже проверенный нами факт, что оборотень, даже находясь в волчьем обличье, сохраняет человеческие способности и знания, которые помогают ему убивать.

Я непроизвольно кашлянул. Как-то за всеми нашими действиями и происходящими вокруг событиями я даже и позабыл, что явившийся в наш мир оборотень имеет совершенно конкретную цель: убить меня. Не отыскать, и даже не отомстить, а именно убить, раз и насовсем. Эта мысль так поразила меня, что я оглядел друзей таким жалобным взглядом, что Серегин с Галочкой даже потупились. Только сестры, которым любое море не представляло никакого препятствия перейти его вброд, выхватили у меня листки, поковырялись в них и представили нам несколько фактов, из которых нельзя было извлечь угрозу для меня лично.

Тщательно проговаривая слова, они сообщили, что первая массовая истерия по выявлению и преследованию оборотней, в числе которых оказались собаки и кошки, прокатилась по Европе в XIV веке, два столетия спустя оборотнемания достигла нового пика, а последняя массовая вспышка длилась во Франции с 1570-го до 1610 года. И покуда крестьяне забивали кольями всех подозрительных прохожих, а суды приговаривали к сожжению одержимых ликантропией, а вкупе и невинно оболганных, ученые мужи писали трактаты, магистерские диссертации и памфлеты на тему оборотничества.

Опустив абзац с приметами оборотней, находящихся в человеческом обличье (Грегора мы и так знаем), девчонки, вырывая друг у друга бумагу, поведали некоторые факты, знание которых действительно могло нам помочь при условии их подлинности. Полезным сообщением оказалось, что заразиться ликантропией, то есть такой гадостью, как превратиться в оборотня, можно через порез на коже, если туда попадет слюна человекозверя, или от укуса. А по сербским поверьям, убить оборотня можно лишь серебряной пулей или жезлом, благословленным в той или иной церкви, а чтобы обезопасить дом от оборотней, надо натереть все щели чесноком. Я подумал, что в Сербии не стали загоняться, смешав понятия оборотня и вампира, и вспомнил рекламу кубиков: «Мощно пахнет!» Нет, все идет к тому, что Грегора надо ловить где-нибудь подальше от моей квартиры.

Я забрал у девчонок листки с текстом и задумался. Все это, конечно, замечательно, если бы об этом читать в своем доме, сидя перед камином с уютно потрескивающими поленьями в кресле-качалке, согревая теплом ладони пузатый бокал с коньяком, и сладко бояться, что свистящий ветер за окном не что иное, как одинокий волчий вой. А затем перелистнуть несколько страниц энциклопедии и, еще раз качнувшись, начать бояться орков, перелистников или привидений. И хотя нам приходилось опасаться вполне конкретного существа, некая появившаяся мысль заставила меня встать и направиться на кухню, где я обнаружил Тимошку, в нелепой позе развалившуюся на диване. Судя по количеству пустых коробок из-под сухого завтрака, ей было немного не по себе. При моем приближении она осоловело захлопала глазами и даже попыталась сесть, но заметно округлившийся живот не позволил ей это сделать. Стало понятно, почему ее давно не слышно, но в данный момент меня больше интересовало не здоровье мохнатого создания, а початая бутылка коньяка. Пусть креслом-качалкой и камином я так не обзавелся, но уж в смаковании благородного напитка можно было себе не отказывать.

Взяв три бокала и бутылку, я вернулся к остальным, чем немало порадовал бесхитростного майора. Некоторое время прошло в молчании, что пришлось по вкусу совершеннолетнему составу нашей команды. Сестры, посмотрев на наши блаженные лица, рванули на кухню и вернулись оттуда с двухлитровой бутылью кока-колы. Стараясь догнать наш уровень получения удовольствия, они грохнули баклажку о столик и принялись энергично откручивать крышку. Стремящаяся к свободе бурая пенящаяся жидкость, не дождавшись полного откручивания крышки, рванула наружу. Смышленая девочка Варя не нашла лучшего выхода из сложившейся ситуации, как засунуть горлышко себе в рот, но продукция известной компании сохранила бунтарский дух, и на наших глазах щеки сообразительной школьницы с бешеной скоростью начали округляться. Когда резерв эластичности щек был исчерпан, из уголков губ, окруживших горлышко, брызнули две основательные струи, нацеленные на майора и Галочку. Те продемонстрировали неслыханную прыть, ухитрившись из сидячего положения прыжком уйти с линии обстрела, но было уже поздно. И на кителе, и на платье, удовлетворенно шипя, расползались широкие пятна. Основной же объем напитка нашел пристанище на Варваре.

Когда потоки наконец иссякли, у бросившейся на амбразуру Вари уже не оставалось сил, и она, вдоволь накачанная газировкой, отвалилась в кресле. Ее сестра, бросив взгляд на наши скованные фигуры, замерла, затем бросилась в ванную за ведром и тряпкой, и в течение пары минут мы наблюдали, как струйки коварной жидкости нехотя перемещались с облюбованных ими мест на тряпку, которую затем юная волшебница выжала в ведро. Что ж, приятно осознавать, что некоторые навыки из практических занятий по «Бытовой магии» у нее сохранились.

Наблюдая за ползущими струйками, Галина и Серегин замерли. И дело было не в том, что они никогда не встречались с чудесами, просто зрелище жидкости, собравшейся в некое подобие коричневых червей, покидающих одежду, мало кого оставит равнодушным. Но как бы то ни было, мы втроем, в четверть секунды покинувшие свои казавшиеся такими уютными места, проявили чудеса эквилибристики, не пролив ни капли из бокалов, которые продолжали держать в руках. Убедившись, что редчайший вид жидких первичноротых беспозвоночных вернулся в подобающее ему агрегатное состояние, мы осторожно уселись на свои места, бросив взгляд на злополучную бутылку колы, незначительное содержимое которой уже не могло нам ничем угрожать. Даша, закончив манипуляции с тряпкой и ведром, побежала в санузел.

Посидев некоторое время в компании Вари, продолжающей с заполненным желудком полулежать в кресле, мы сделали по глотку, но в свете последних событий даже вкус коньяка не мог нас вернуть к обсуждению проблемы поимки оборотня. Вздохнув, Серегин допил напиток, посмотрел в пустой бокал, покрутил его в поисках оставшихся капель, поставил на столик, встал и пошел к раскладушке. Подняв ее, он посмотрел на нас с Галей, с надеждой взирающих на него, еще раз вздохнул и, бренча алюминиевыми трубками своей мобильной мебели, отправился на кухню в общество чертяжки, продолжающей переваривать свой сухпаек, который она предпочитала всем другим блюдам.

Я пересел к Галине, обнял ее, и, когда она положила голову мне на плечо, из меня вырвался вопрос, ответ на который я желал узнать еще несколько дней назад. Не в силах отказать себе в удовольствии поперебирать в руках пряди волос моей возлюбленной (надеюсь, что в глазах девочки это занятие выглядело все же невинным), я поинтересовался у Вари, которая немного пришла в себя после бившего в ее организм фонтана газированной воды:

– Давно хотел спросить: ты, Варя, у нас, кажется, специалистом по дверным замкам заделалась? – Я сделал недоброе лицо и продолжил: – Может, скажешь, в чем причина необходимости в таких порочных знаниях?

Варвара немного помялась и, заручившись поддержкой сестры, ответившей ей твердым взглядом, заговорщически мне подмигнула.

– А майор уже дрыхнет?

Я хотел было привить девочке немного уважения к старшим, но засомневался в качестве подвоя, к тому же мне хотелось узнать, что заставило не очень-то прилежных девчонок самостоятельно изучать криминальные методы. Прислушавшись к происходящему на кухне, Варя понизила голос и задала мне еще один вопрос:

– А ты думаешь, легко день и ночь под домашним арестом сидеть?

– Нас и на матч еле отпустили, – пожаловалась Даша.

Ужаснувшись жестокости персонала Школы, заставившего девочек в течение почти трех летних Месяцев находиться в четырех стенах, я даже переспросил:

– Как? Три месяца под замком?

Девочки захлопали глазами, недоуменно переглянулись, и до Даши дошел смысл моего вопроса:

– Нет, конечно, за самовольное спасение Тимошки нам тоже досталось, но перед матчем – это за другое.

Похоже, из моих девчонок растут преступницы-рецидивистки. Каждые три месяца, если не чаще, проказа, затем срок. Замки вскрывать научились, старшим грубят, так они себе скоро наколки делать начнут. Тут меня посетила еще одна мысль:

– Постойте, вы же у меня в больнице на следующий день после матча появились. Вы же под арестом должны были быть.

– Вот-вот. Должны. Саш, ну ты представь: наш умирающий куратор из последних сил борется за жизнь, а нам даже попрощаться с ним не дают, велят дома сидеть. Ну разве это справедливо?

– Как – попрощаться? – опешил я.

Даша тут же ловко выкрутилась:

– Обычно попрощаться, матч закончился, вас домой отправить должны, а мы даже руку вам перед разлукой пожать не можем.

Я сделал вид, что вполне удовлетворен объяснениями, и отправил девчонок спать, опасаясь, как бы они не договорились до того, что бессердечное руководство, заперев их, не давало положить пару гвоздичек на могилу их любимого куратора. После того как сестры ушли, я мысленно поблагодарил майора, закрыл двери, разложил диван, расстелил постель, уложил Галину и значительное время был весьма и весьма занят.

* * *

Утро следующего дня ничего, кроме раздражения, не приносило. Что поделать, если я не люблю перемещаться по своей квартире, ежеминутно натыкаясь на сограждан, снующих по направлениям: «спальня – санузел – кухня», «кухня – санузел – кухня», «кухня – кухня», «санузел – спальня». Беда была в том, что в основном все эти маршруты пересекались в коридоре, из-за чего, опасаясь быть сразу же сбитым с ног моими спешащими квартирантами, я долго не мог включиться в это броуновское движение, несмотря на все желание. Кое-как ухитрившись вклиниться в поток, я был вынесен им к санузлу, но встретил полное непонимание в лице закрытой изнутри двери. Зато из кухни в мою сторону двигалась заспанная Тимошка, которая, нисколько не соблюдая субординацию, встала передо мною в очередь.

Из ванной комнаты выглянул майор со следами моей пены на лице. Увидев меня, он искренне обрадовался, пожелал мне доброго утра и потребовал полотенце. Я вздохнул, пошел за требуемым в спальню, остановился перед дверью и постучал. Оттуда раздалось: «Подождите!» – и я покорно замер в ожидании. Через несколько минут дверь открылась, мимо меня, зевая, протопала Даша в пижаме и заняла очередь за чертяжкой. Я уже хотел было крикнуть: «Я первым стоял!» – но вместо этого вошел в спальню, достал полотенце, отдал его майору и закрылся в гостиной, горя желанием немедленно разорвать на куски сволочного оборотня, из-за упрямства которого я сейчас нахожусь в таком положении.

Говорят, что все хорошее когда-нибудь заканчивается, я же могу со всей ответственностью заявить, что кончается и плохое. Минут через тридцать, когда шум затих, я встал с постели, осторожно выглянул за дверь и бегом, чтобы не спугнуть удачу, рванул с места. Впрочем, я мог этого и не делать, так как все остальные уже собрались на кухне в ожидании завтрака. Черные желания еще не покинули меня, и я даже пустился в вычисления, сколько времени и гвоздей понадобится, чтобы надежно заколотить кухонную дверь, заперев там всю веселую компанию. Я так жаждал возмездия, что даже засомневался, стоит ли попытаться перед этим актом выманить из кухни Галочку. Чтобы избавиться от накопившихся негативных эмоций, мне даже пришлось запереться в ванной и, открыв на весь напор воду, порычать, повыть и погрызть полотенце для лица, которое мне не вовремя поднесли руки.

Помотав из стороны в сторону махровую ткань, я вдруг замер в ужасе. Медленно открыв рот, я вынул из него изжеванную материю и стал внимательно себя обсматривать. Судя по полученным вчера данным, превратиться в оборотня можно, заразившись через его слюну попавшую на порез на коже, или от укуса. Я был точно уверен, что Грегор меня не кусал, а вот идея интоксикации через порез внушала беспокойство. Вдруг посрамленный бомбардир не только разорвал мне спину, а еще и успел плюнуть на раны?!

Бросив полотенце, я побежал в гостиную, отыскал там вчерашнюю распечатку в поисках примет человека-оборотня. Найдя нужные строки, я прочитал: «В быту оборотня можно опознать по запавшим глазам, которые светятся в темноте, по шерсти на ладони, по тому, что указательные пальцы у них длиннее средних, по шелудивым ногам, а при нарождающемся месяце на бедре проступает тайный знак». Я выбежал в прихожую к зеркалу и стал изучать расположение своих глазных яблок. На первый взгляд они вроде были на месте, а светлое время суток не позволяло проверить их люминофорные свойства, ладонь и пальцы вроде были нормальными, возможно потому, что трансформация только началась. Осталось проверить ноги.

Я развязал пояс халата и начал исследования. Если я правильно понимаю слово «шелудивость», то такого симптома у меня не оказалось, что меня искренне порадовало. Оставалось лишь проверить отсутствие на моих бедрах тайного знака, который в случае заражения ликантропией просто обязан был проступить, ведь, судя по лунному циклу, время для его появления самое подходящее. Задрав почти донельзя полы халата, я начал крутиться перед зеркалом, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон. То ли освещение было слабое, то ли знак маленький, но на передних и боковых сторонах моих ног я его не обнаружил. Повернувшись к зеркалу спиной, я чуть повыше поднял халат и скрючился так, чтобы можно было осмотреть свою тыловую часть. Ну и конечно именно в этот момент Галина и девочки вышли позвать меня к завтраку. Но если Галя, увидев мою позу, невесть что подумала и покраснела, то сестры, обозрев мою стремительно распрямляющуюся фигуру, задумались на минутку и выдали:

– Александр Игнатьевич, вам что, зеркало очень не нравится?

Уж не знаю, где они видели такой способ выражения недовольства, но после этой фразы, произнесенной ровным Дашиным голосом, я вдруг представил двух прохожих, которым вдруг приспичило повздорить прямо на улице, и широко улыбнулся. Картина двух ругающихся студенток, выясняющих отношения ранним летом, была еще забавнее.

– Что-то с ним не так, – вынесла свой вердикт Варя, не принимая во внимание мое присутствие. – Даша, может, постараешься его вылечить?

– Даже и не знаю, чем ему помочь. Диагноз пока неясен, – ответила ей сестра с интонациями профессора, беседующего с менее опытной коллегой перед постелью больного.

Улыбаться тут же расхотелось. Меня всегда раздражали такие разговоры светил медицины, которые будто специально выставляли пациента чуть ли не своим творением, оставляя ему участь молиться на их опыт и на них лично. Но я был не из таких, а они тем более, поэтому я дал волю своей потенциальной звериной натуре и рявкнул:

– Что?!

Девочки кивнули друг другу, утвердившись в мысли о необходимом медицинском вмешательстве, но, не желая раньше времени меня нервировать, решили отложить процедуры часа на два, чтобы заняться процессом, когда я буду в более благодушном настроении, вызванном утренним приемом пищи. Зловеще зыркнув на сестер, я прихватил за талию Галину, которая почему-то немного напряглась от моего жеста, и отправился подкрепляться.

После завтрака, убедившись, что я достаточно насытился, Галя схватила меня за руку и потащила уединиться в гостиную. Приятно удивившись внезапному порыву страсти, вспыхнувшему у моей девушки, я, ухмыльнувшись, извинился перед майором и покорно дал себя увести. Закрывая за собой двери, я порадовался, что так и не убрал постель с дивана, и, состроив рожу, подобающую ситуации, повернулся, ожидая увидеть Галю расположившейся на диване в самой соблазнительной позе. Поэтому я даже вздрогнул, увидев ее горящие гневом глаза буквально в нескольких сантиметрах от себя.

– Что это было? – прошипела Галя таким тоном, что сразу стало ясно: целью увести меня с кухни не являлось ее желание оказаться в моих объятиях, температуру которых я бы постарался довести до точки кипения.

– Где? – уточнил я, оттягивая время, которое позволило бы найти способ уложить Галочку в постель.

Следуя заветам Сергея Есенина о том, что «о любви в словах не говорят», я потянулся, чтобы «сорвать черную чадру», но Галочка уперлась руками в мою грудь и потребовала объяснений:

– Ты нормальный?

– Что значит – нормальный? – Я опустил руки, искренне удивившись вопросу.

– Ориентирован, – уточнила она.

До меня наконец стало доходить, что она имеет в виду. Эта мысль заставила меня похотливо улыбнуться и вновь потянуться к Галочкиным прелестям. Но она не захотела удовлетворяться таким объяснением и так далеко отскочила от меня, что я даже обиделся. А моя девушка напустила на себя серьезный вид, села в кресло, пресекла мою попытку пристроиться рядом и, сложив руки на коленях, решила расставить все точки над i:

– Я не шучу. Расскажи мне, с какой целью ты рассматривал свою… – Она некоторое время помолчала, подыскивая культурное слово, и наконец произнесла: – Свой тыл?

Я от души рассмеялся. Никогда бы не подумал, что мужчина, рассматривающий свое отражение в зеркале, может вызывать такую сомнительную реакцию, к тому же Галя как никто другой должна быть уверена в моих сексуальных предпочтениях. Пока она обличающим взглядом смотрела мне в глаза, я даже почувствовал некую обиду за мужской род, которому если и разрешено смотреться в зеркало, то только для того, чтобы проверить, достаточно ли хорошо побрился, чтобы идти на свидание к представительнице прекрасного пола. Не поймите меня неправильно, я никогда не хотел ходить держась за руку с каким-нибудь мужиком и, входя в офис, говорить: «Здравствуйте, мальчики», но было «за державу обидно»: почему им все можно, а нам нет?

Вот и сейчас: стоило мне с чисто медицинской целью обследовать свою кожу на предмет наличия тайного знака, так сразу у представительниц прекрасного пола возникли совершенно дурацкие ассоциации.

Продолжая веселиться, я прошелся перед креслом вихляющей походкой и, обернувшись через плечо, постарался состроить сладенькую гримаску и произнес:

– Ну вот такой я проти-и-ивный. – И добавил: – Ты знаешь, я давно уже размышляю о своем настоящем месте в отношениях между полами.

– Я так и знала, – ответила, вставая, Галя, чем сразу заставила меня прекратить паясничать.

– Что значит – знала? – спросил я, сбитый с толку ее признанием.