Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Впереди - Берлин !

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Попель Николай / Впереди - Берлин ! - Чтение (стр. 8)
Автор: Попель Николай
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      Внимательно слушали мы доклад Ивана Самойловича Грушецкого: больше трех лет не доводилось нам бывать на областных партактивах...
      Огромная работа предстояла труженикам Львовщины - мы прошли всю область с боями и видели разрушенную до основания промышленность, сожженные села и города. Казалось, десятилетия понадобятся, чтобы возродить когда-то цветущий край.
      Но секретарь обкома говорил о сроках куда более коротких - руками женщин и искалеченных войной мужчин ведется гигантская восстановительная работа.
      Мы с Катуковым внимательно слушали Грушецкого и мысленно прикидывали, чем и как мы сможем помочь.
      Деловыми, по-солдатски лаконичными и боевыми были выступления коммунистов. Ветерком мирной жизни повеяло от решения актива, той жизни, когда солдат становится каменщиком или сеятелем.
      Да, хоть и не повержен еще враг, хоть впереди еще многие километры фронтовых дорог, но так уж устроен человек - он всегда стремится к светлому, радостному. И как же нам было дорого слышать думы и заботы людей о будущем, о том часе, когда навсегда умолкнут орудия и в белую кипень оденутся вновь по весне возрожденные сады родной Украины.
      После актива мы неотступно начали думать, как лучше подготовить людей к предстоящим боям.
      - Давай посоветуемся с работниками ПОарма, - предложил я Катукову.
      На второй день в светлом украинском домике, где размещался политотдел, Журавлев собрал всех работников ПОарма. Как и всегда, первыми явились подполковники А.Т. Слащев и Н.Н. Михайленко. Они только вчера вечером прибыли из полков и бригад.
      Много рассказывать о задачах политической работы по подготовке личного состава к предстоящим боям не требовалось: работники политотдела армии, прошедшие войну, понимали все с полуслова. Но теперь жизнь выдвигала новые задачи, новые формы и методы моральной подготовки солдат и офицеров к боям: нужно было организовать непривычные для фронтовой жизни дивизионные партийные школы и марксистско-ленинскую подготовку офицеров.
      - Как лучше это сделать? Где взять учебники? Кто разработает планы занятий? - спрашивал Журавлев, покачиваясь с ноги на ногу.
      - Методические разработки и учебные пособия,- предложил Слащев,- напишут работники отдела пропаганды. А ленинские труды попросим у Львовского обкома.
      Уже на другой день Слащев и Павловцев выехали во Львов и из Львовского университета привезли большое количество необходимой литературы, чудом уцелевшей от немецких оккупантов.
      Несколько тысяч коммунистов и комсомольцев, офицеры и солдаты армии накануне великого похода на запад сели за учебу. Марксистско-ленинская теория, освещающая путь к миру и счастью трудового народа, помогала нам в борьбе, вела к полной победе над гитлеровской Германией.
      Учился партийный актив всех первичных организаций армии - парторги и комсорги подразделений. Для них было создано 9 дневных школ партийного актива и 63 вечерние школы. В школах изучали историю Коммунистической партии, вопросы партийного строительства и партийно-политической работы в Красной Армии. Два с половиной месяца, вплоть до начала наступления, планомерно занимались люди в школах, в группах армейского,, корпусного и бригадного партийного актива.
      В армию вливались новые части: экипажи боевых машин из запасных полков. Это были разные люди: пожилые и совсем еще юные - 1925 - 1926 года рождения, бывалые фронтовики, прибывшие из госпиталей, и необстрелянные солдаты, люди многих национальностей. Особенно много было тех, кто более трех лет находился на временно захваченной врагом территории. Все эти особенности пополнения учитывались командным составом и политработниками в боевой и политической подготовке. Прежде всего надо было приобщить новичков к традициям советской гвардии, - в этом большую помощь политработникам оказали ветераны, Герои Советского Союза.
      Командиры и политработники настойчиво боролись за повышение военного мастерства воинов, боеспособности частей и подразделений. Большое внимание уделялось высокой бдительности - вопросам сохранения военной тайны, разоблачению вражеской агентуры, борьбы с благодушием и самоуспокоенностью.
      Важной воспитательной задачей являлось укрепление боевого содружества Красной Армии с Войском Польским, вступившим в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.
      Большую помощь армии оказывал наш представитель при Польском правительстве генерал-лейтенант Сергей Савельевич Шатилов, который передавал нам конкретные материалы о положении Польши, содействовал нашим встречам с руководителями Польского правительства и Войска Польского.
      Каждый день с утра до вечера мы с Катуковым разъезжали по частям.
      - Настоящая лаборатория! - радовался Михаил Ефимович. И действительно, район размещения армии напоминал гигантскую военную лабораторию. Всюду отрабатывались приемы и методы будущего наступления: каждая полянка превратилась в танкодром, полигон или автодром. Танкисты учились взаимодействию с авиаторами, разведчики обобщали опыт,- одним словом, вздохнуть было некогда на этом "отдыхе".
      Как-то раз по дороге на полигон услыхал знакомый голос: "Запевай!"
      Из строя донеслось:
      Вставай, страна огромная,
      Вставай на смертный бой!
      Петя! Петя Мочалов командует. Бронетранспортер остановился.
      Крепкогрудый, уверенный командир роты лейтенант Мочалов четко доложил Катукову.
      - Вот он, богатырь! - засмеялся Михаил Ефимович. - Знаменитый Петр Мочалов!
      Даже уши Мочалова запунцовели от смущения.
      - Ну, поздравляю, лейтенант, с новым орденом и с новым званием! - Катуков крепко сжал узкую ладонь командира роты.
      - Как здоровье? - спросил я Петю.
      - Хорошо, товарищ генерал! - Но, заметив мой испытующий взгляд, смутился и добавил: - Швы иногда побаливают, очень уж большие.
      - Как пополнение? Откуда? - спросил Катуков.
      - С Украины. Ничего народ, хороший, только сыроватый,- ответил он солидно, как подобает комроты, и оглядел своих бойцов, которые с любопытством смотрели, как их лейтенант непринужденно разговаривает с командованием армии. - Молодые, по восемнадцать лет всего.
      А самому Мочалову исполнилось недавно двадцать. Но за плечами у него лежали два года войны. Курская дуга, Днестр и Висла! Глядя на складки, обозначившиеся у верхней губы, на твердое выражение лица, я чувствовал: перед нами действительно стоит зрелый человек.
      - Как "старики", помогают тебе?
      Прежняя застенчивая улыбка заиграла на его губах.
      - Так их же рядовых почти нет, товарищ генерал. Кто на взвод пошел, кто на курсы лейтенантов. Да не беспокойтесь, к наступлению рота будет готова выполнить любые задачи.
      - А почему думаете, что будет наступление? - спросил Катуков.
      - А как же? Для чего мы сюда пришли? Не сидеть же сложа руки!.. И общая политическая обстановка такая... Берлин впереди! Приемы наступления сейчас отрабатываем...
      - Правильно думаете! А как с преодолением танкобоязни? Приучаете новичков?
      - Так точно, утюжу. Некоторые дрожат, придерживать их по первому разу приходится. Когда "тридцатьчетверка" над головой проходит, успокаиваю: "Да не бойтесь, он уже прошел, вы живы остались, немного только земелькой присыпало". Ведь роту доверили, товарищ командующий, вот и готовлю ее. Если жизнь в бою солдатам придется отдавать, то какой ценой? Надо, чтобы недаром погибать! Родина с меня за каждого спросит! И каждая мать тоже: как сынок погиб? А что ей ответить, если он вдруг по сырости, по неумелости даром голову сложит? - В голосе Пети слышалась какая-то отцовская нота. - Вот и готовлю.
      - Ну, друзья,- обратился к роте командарм,- кто не вас совсем не воевал? Ого! Ну, не горюйте, вырастут из вас командиры, как ваш лейтенант. Самое главное - никогда не забывайте, о чем он вам говорит.
      По плану Михаил Ефимович должен был ехать в корпус Гетмана, где шла передача соединения Бабаджаняну. Но Катуков неожиданно заявил, что передумал: "Заедем лучше вместе на передачу к Горелову, а потом к Гетману".
      Разговор этот начался еще в штабе и продолжался сейчас в автомашине. К нему молчаливо прислушивался сидевший на заднем сиденье невысокий офицер, смуглый, усатый - новый командир "Первой гвардии" полковник Темник.
      - Скажи, о чем задумался? - шутливо обратился к нему Катуков. - Сидишь, как невеста на выданье. В старину говорили: "Хоть за курицу, да на свою улицу". Мы тебя просватали не на сторону, а в своей армии, в свой корпус, да еще в какую бригаду! Вся армия с Московской битвы ее знает. Эх, сколько тогда корреспондентов ездило! Горы бумаги исписали...
      - Позвольте, товарищ командующий, сказать свое мнение, - негромко начал Темник. - Бригада отличная, я бы даже сказал, исключительная бригада. Но...
      - Что "но"?
      - Есть в ней отдельные слишком гордые офицеры...
      Вспомнилось, как сам Темник "гонорился" перед своим новым комбригом Костюковым всего три месяца назад. А вот теперь ему самому предстояло побыть в этой трудной роли.
      - Конкретнее? - спросил Катуков.
      - Вот, например, комбат Бочковский. Знаю его хорошо: смелости очень много, но гонору, пожалуй, еще больше. А я спуску не буду давать.
      - Бочковский? Вы что, шутите?! Да вы знаете, о ком говорите? За Коломыю его в приказе Верховного Главнокомандующего на всю страну отметили! Вам это известно?
      - Слышал, читал...
      Было видно, что Катуков Темника не убедил.
      - Может, это вскружило Бочковскому голову? - взволновался Михаил Ефимович.
      Признаюсь, мне было тяжело слушать Темника. Бочковский был человеком исключительной личной смелости. Но в чем-то прав был Темник!
      - Двадцать второй год ему, а уже капитан, комбат, Герой! В нем много хорошего, но подчас проскальзывает зазнайство. С ним надо поработать. Вам поможет в этом подполковник Ружин. Он хорошо знает Бочковского.
      Бригада построилась на полянке. Лица у людей были встревоженные, хмурые. Солдаты внимательно поглядывали на комбрига: какой-то слушок, видно, уже прогулялся по частям. Подъехали Дремов и Литвяк. Катуков принял рапорт от Горелова и, выйдя на середину, приветствовал однополчан неизменным: "Здравствуйте, первая советская танковая гвардия!"
      Потом Михаил Ефимович пошел вдоль рядов. То тут, то там узнавал друзей по подмосковным боям. Он жал им руки, поздравлял с новыми званиями и орденами. Особенно долго задержался около старшины И.Ф. Кухарева, грудь которого украшал новенький орден Красного Знамени. Старшина славился тем, что кормил людей всегда своевременно, несмотря ни на какие обстоятельства. Сейчас, разговаривая с командующим, Иван Федорович Кухарев радостно улыбался.
      Шедший рядом со мной Горелов был расстроен, глаза воспалены.
      - Что с тобой?
      - Николай Кириллович, не могу я больше. Всю ночь просидел с "дедом", выложил душу. Я люблю его, верю больше, чем себе. У нас все общее: радости, горе, всякая забота и удача. Знаю, что есть командиры, которые считают своего зама по политчасти наравне с замом по строевой, зампотехом, зампотылом, делят там чего-то. А мы с Антоном Тимофеевичем три года проработали, жили душа в душу, он был совестью нашей бригады, и его ни с кем другим сравнить нельзя было.
      - Ты отклонился, Володя. О чем же ты с Ружиным целую ночь проговорил?
      Горелов помолчал, потом тихо сказал:
      - Сердце изболелось! Все, как хотел, получилось: сам остался в своем корпусе, самый близкий друг на корпус Гетмана пошел. А чувствую - будто в один день снова стал круглым сиротой. Тяжко уходить из бригады. Признаюсь, сознательно задержал вынос знамени. Может, не поздно? Поговорите с командующим!
      - Приказ подписан. Комбриг приехал...
      И вот прозвучала команда, которая заставляет трепетать сердце воина, сколько бы раз он ее ни слышал:
      - Под знамя - смирно!
      Тысячи людей замерли. Торжественно вынесли святыню бригады. Ветер слегка шевелил тяжелый бархат, обагренный кровью погибших боевых товарищей. А на фоне красного стяга внимательно вглядывался в своих солдат Владимир Ильич. Вот знамя близко, различаются золотые буквы: "Первая гвардейская танковая бригада". Блестит орден Ленина, орден Красного Знамени, ордена Кутузова и Богдана Хмельницкого. Каждая награда - память о славных сражениях, о массовом героизме, о том, как остановили несметные полчища врага под Москвой и под Курском, как истребляли их на Украине, как шли с Лениным на знамени и в сердце вперед, на запад. Лицо знаменосца сосредоточенно. Мимо людей проносят символ великого дела коммунизма: каждый может умереть, но знамя, но светлые цели нашей борьбы, воплощенные в дорогом имени Ильича,- они бессмертны!
      Знамя застыло на правом фланге. Катуков начал читать приказ. После слов: "Герой Советского Союза гвардии полковник Горелов Владимир Михайлович назначается заместителем командира восьмого механизированного корпуса первой гвардейской танковой армии" - будто стон пронесся над рядами. Михаил Ефимович заметил это, оторвался от текста приказа и заговорил:
      - Лучший из лучших, командир гвардейского танкового полка, показавший образцы мужества и отваги, полковник Темник назначается командиром первой гвардейской бригады. Военный совет доверяет ему и надеется, что под командованием товарища Темника Первая танковая гвардия сохранит свои славные традиции и донесет знамя до логова гитлеризма - до Берлина! Ура!
      Командующий даже не прочитал подписи под приказом: троекратное "ура", как взрывы, потрясло все вокруг. Головы приподнялись. Люди оживленно поворачивались друг к другу: "Темник? - читалось на лицах. - Что это за такой Темник? Ну-ну, поглядим, чего этот Темник стоит".
      Зычный бас Горелова:
      - Смирно! Знамя на середину!
      И снова лица - строгие, торжественные, как бы освещенные изнутри светом. Горелов и Темник подошли к знамени. Оба были бледны, только глаза сияли. Горелов взялся за древко, сделал два шага вперед и встал на одно колено. И весь строй опустился, как и он, перед своей святыней.
      - Не посрамите! - голос Горелова звучал грозно.- Не уроните честь и славу гвардии...
      Больше он не мог говорить, приник к знамени губами и застыл. Потом Горелов протянул знамя Темнику.
      Темник, тоже опустившись на правое колено, поцеловал красный бархат, и звуки его голоса разнеслись перед строем:
      - Клянусь тебе, родная партия, клянусь тебе, наш советский народ, пока бьется сердце в груди и глаза видят свет, - будем нести это знамя туда, куда прикажет нам наша Родина.
      Встал и, крепко сжимая древко, пошел вдоль строя гвардии. Знамя медленно проходило мимо одного ряда, второго, третьего. Потом Темник снова вышел на середину. С этой минуты он - уже командир бригады.
      После почти трехмесячного пребывания в распоряжении Ставки Верховного Главнокомандования во второй половине ноября 1944 года мы получили директиву: "Первой гвардейской танковой армии войти в подчинение Первого Белорусского фронта и сосредоточиться в районе севернее Люблина".
      Курвиметром вымеряем расстояние: по воздуху 300 километров, по дорогам 450 - 500. Передислокацию приказано провести комбинированным маршем: танки, самоходки и тяжелые грузы пойдут железной дорогой, а все остальные - своим ходом. Надо произвести передвижение незаметно, скрытно. А попробуйте-ка скрытно двинуть несколько тысяч машин и десятки тысяч людей - так, чтоб вражеский лазутчик не заметил никаких следов! Задачка!
      Кипит работа: Шалин с Никитиным ищут на карте подходящие дороги, долго думают над переплетениями красных и черных жилочек. Дороги должны быть проезжими и в то же время проходить подальше от городов, и надо, чтоб вели они прямее к цели и чтобы имелись леса для стоянок в дневное время. Много различных соображений учитывали штабисты, чтобы укрыть армию от вражеских глаз, пока, наконец, согласно кивнули головами: найдено!
      Темными осенними ночами с 25 по 30 ноября войска армии совершили небывалый марш и вышли в назначенный им район в установленное время.
      У хозяйственников - не меньшие задачи: надо рассчитаться с местными гражданскими хозяйственными учреждениями. Начальник тыла армии генерал Василий Фомич Коньков докладывает, что местные товарищи интересовались: "Чего вы так торопитесь? Уезжаете, что ли, оставляете нас? Мы можем поставлять вам овощи и в другое место, укажите только, куда!" - "Нет, что вы! Просто должать не хочется, давайте уж рассчитаемся".
      После этого разговора армия еще два дня стояла будто бы на месте. А потом - не стало никого. Точно в срок армия успела передислоцироваться в район Каменки, севернее Люблина, и густой лес поглотил ее.
      После сосредоточения в полосе нового фронта командование армии обязано было прибыть, представиться и доложить о состоянии армии командующему фронтом, члену Военного совета, начальнику штаба и некоторым начальникам родов войск.
      Мы с Катуковым поехали представляться. В командование Первым Белорусским фронтом за месяц до этого вступил маршал Советского Союза Г.К. Жуков вместо принявшего Второй Белорусский фронт маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского.
      Первым делом заехали к начальнику штаба фронта генералу М.С. Малинину, одному из способнейших начальников штаба фронта, старому танкисту. С помощью офицера, выделенного Малининым, легко нашли красивый, увитый зеленью домик, где расположился маршал Жуков. Еще издали узнали со спины небольшую коренастую, плотно сбитую фигуру маршала, прогуливавшегося по асфальту. Вот Жуков повернулся, и мы двинулись навстречу.
      - А, танкисты приехали?
      - Товарищ маршал...
      - Здравствуйте, товарищи! - протянул руку маршал. В крепком рукопожатии, в веселом рокоте голоса чувствовалась доброжелательность.
      Перебросился с нами общими фразами:
      - Все закончили?
      - Хвосты подчищаем.
      - Хорошо, хорошо! Ведь я вас специально у Верховного выпросил - знаю все-таки по прежним боям. Не подведете?
      - Никак нет, товарищ маршал, не подкачаем!
      - Не завтракали еще? Пошли ко мне.
      - Что вы, товарищ маршал, мы сыты.
      Жуков был прост, спокоен, откровенен. В его домике всюду виднелись следы большой работы: лежали карты, схемы, документы...
      - Сидел несколько дней, - пояснил он, заметив, как мы оглядывали его резиденцию, - продумывал план операции. Главное, как лучше маневрировать танковыми армиями? Отдельно вас пускать или вместе с Богдановым? В основном все продумал и дал начштаба для окончательного оформления. Завтра к Верховному везу план на утверждение.
      - Еще встретимся, - прощался он с нами. - После возвращения побываю в вашей армии! А сейчас доложитесь, кому нужно, и займитесь боевой подготовкой. Готовьтесь, готовьтесь и еще раз готовьтесь. Дела предстоят большие.
      На душе стало полегче после этого разговора,
      Следующим посетили члена Военного совета фронта генерал-лейтенанта К.Ф. Телегина. Об этом человеке хочется рассказать поподробнее.
      Еще в восемнадцатом году юный Костя Телегин вступил в Омске в Красную гвардию и с ее отрядом присоединился к дивизии уральских рабочих легендарного полководца Василия Блюхера. Бил колчаковцев, дошел с боями до Байкала. Ум, смелость, боевую и деловую хватку молодого коммуниста достойно оценили товарищи по оружию: в двадцатом году в составе Блюхеровской дивизии комиссар полка Телегин вел бойцов через Сиваш на штурм Перекопа. Потом был комиссаром в отдельном пограничном батальоне, воевал против Махно. Окончив Военно-политическую академию, стал одним из руководящих работников Политуправления погранвойск. Бои у озера Хасан, финская война - все это обогащало его боевой опыт.
      В начале Отечественной войны Телегин стал членом Военного совета Московского военного округа, а затем и членом Военного совета Московской зоны обороны. Когда в 1942 году на территории МВО формировался наш корпус, обеспечение корпуса кадрами и материальное обеспечение шли через Телегина. Я испытывал удовлетворение, работая с этим дельным, умным человеком. Отношения у нас были простыми и дружескими. Константин Федорович вручал нашему корпусу первые боевые знамена. В конце декабря 1942 года он был назначен членом Военного совета Донского фронта. С тех пор победы Донского, Центрального, а позже 1-го Белорусского фронтов были связаны с именами Маршала Рокоссовского и члена Военного совета Телегина: от Волги и до предместий Варшавы успели пройти соединения фронта к ноябрю 1944 года.
      Телегин почти не изменился за эти два года: та же бритая голова, тот же широкий выпуклый лоб, из-под которого пристально глядят умные глаза, фигура подтянутая, легкая. И тот же размеренный, вдумчивый, ровный голос.
      Катуков вскоре после своего доклада попросил разрешения удалиться - надо было идти к другим начальникам. А я остался. Константин Федорович интересовался всеми деталями жизни армии: и кадрами, и качеством пополнения, и наличием транспорта, и обеспечением армии, и многим, многим другим. Мой доклад получился очень долгим и подробным.
      Затем я по-дружески спросил:
      - Ну, как чувствуете себя с новым комфронтом?
      Телегин подумал, чуть приподнял брови и спокойно ответил:
      - Пока неплохо. Георгий Константинович всеми мерами поддерживает сплоченность, творческий дух всего нашего коллектива, умело направляет на решение задач. Но что касается оперативной стороны дела - тут Жуков особенно силен, многоопытен! - Телегин задумался. - Да, два года провоевал с Константином Константиновичем, хорошо сработались, и осталось наилучшее воспоминание.
      - Знаю Константина Константиновича,- отозвался я. - Обаятельный человек.
      - Что, воевали вместе?
      - Нет, я служил у него в кавкорпусе.
      В дверь постучали. Вошел высокий смуглый брюнет. Это был Семен Яковлевич Озерянский - заместитель начальника разведывательного отдела фронта.
      - Прошу прощения,- обратился он к Телегину,- есть новость о Варшаве. Николаю Кирилловичу, наверное, тоже интересно послушать.
      Мы с Озерянским были хорошо знакомы еще с довоенных лет по совместной работе.
      - Докладывайте! - сказал Телегин.
      Коротко, четко Озерянский нарисовал обстановку в польской столице. Гитлеровцы уже подавили восстание. Не только героические повстанцы, но даже их жены и матери были репрессированы и брошены в концлагеря, за колючую проволоку. Детей продавали на специальном базаре в местечке Серцы; цена за ребенка колебалась в пределах до 25 марок. А тем временем некоторые руководители восстания, заранее рассчитывавшие использовать пожар народной ненависти для захвата ключевых позиций, попали в гитлеровском плену в условия, как выразился Озерянский, "не хуже лондонских".
      Доклад Озерянского был закончен, и разведчик вышел. Константин Федорович обратился ко мне:
      - Смотри на карту. Военный совет фронта утвердил вам станции снабжения вот они: Леопольдув и Окшея и станцию выгрузки Соболев.
      - Растительности маловато, - сказал я, вглядываясь в район, обведенный красным кружком. - Леса мало, чтобы укрыть грузы и поступающие эшелоны.
      - Политграмоту тебе читать? Есть лес, нету леса - где я тебе его возьму? Насажу, что ли? А все, что дает нам тыл, ты обязан сохранить до последнего грамма и винтика! Потеряете запасы - сорвете фронтовую операцию.
      - Мне ясно.
      - Ясно-то тебе ясно, а вот если потеряете запасы, тогда видно будет, ясно ли это тебе и твоим людям. Объясни, чтобы поняли: каждый выстрел фронта - это поезд боеприпасов, а в бою стреляют тысячи раз. Чтобы только одна ваша армия пошла в наступление, понадобятся сотни цистерн горючего, тысячи вагонов боеприпасов, продовольствия и всего прочего. И все это нужно не только разгрузить, но и зарыть в котлованы - спрятать от авиации. От нас нужна какая помощь?
      - Емкостей не хватает.
      - Немного дам. Остальное изыскивайте на месте. Учить ученого - только портить! Рыть котлованы тебе не будем, своими силами обойдешься. Запиши-ка номера эшелонов...
      Торопливо заношу в блокнот десятки номеров: за каждым стоит поезд, идущий сейчас в адрес армии с горючим, боеприпасами, запчастями, продовольствием и другим имуществом.
      Окончив диктовать, Телегин улыбнулся:
      - Вот бы удивились классические военные теоретики или современные западные, услышав разговор каких-то членов Военных советов, занимающихся вопросами, которые должен решать полководец. Для них это совершенно непонятное явление в жизни советских военных организаций, как непонятна и сама социальная суть наших Вооруженных Сил.
      - А трудновато вам, Константин Федорович, заниматься всем этим одному? Железные дороги и шоссе разбиты, непрерывность снабжения под угрозой. А тут еще дополнительная работенка появилась - комендатуры...
      - Да, приходится крутиться, как белке в колесе. ПУР с весны обещает дать второго члена Военного совета. Но не хватает кадров. Все говорят: "Справишься пока один". Вот и справляюсь. Ладно, поезжай. Скоро заеду к вам, познакомлюсь с армией.
      Я отправился домой: так на фронтовом языке у нас назывался штаб армии. Он и был родным домом. Но в тот вечер в нем было неспокойно: Катуков, я, Шалин и Коньков тревожились об эшелонах, прибывающих по графику командования фронта. Они не будут ждать! А куда же сливать нам горючее, прятать боеприпасы? Хорошо было воевать во времена суворовско-кутузовские: патроны клали в солдатские ранцы, лошадей пускали пастись на подножном корму. Что не помещалось на солдатском горбу, клали на подводы, и отправлялись бить врага. А в современной войне горючее не разольешь по бакам - на предстоящую операцию нам планировали несколько заправок; снаряды тоже не раздашь экипажам - требуются три боекомплекта. Значит, без складов горючего и боеприпасов не обойтись! Но авиация противника методично разыскивает склады: немцы знают, что лишить нас запасов - означает сорвать зимнее наступление. И приходится армии глубоко зарывать в котлованы цистерны с горючим, ящики с патронами и снарядами всех калибров и марок - запас на месяцы беспрерывных боев. Сколько тут придется земли перекопать под котлованы, сколько перетаскать тяжестей! А в армии нет ни одной землеройной машины, ни одного погрузочно-разгрузочного механизма, их заменяют три сотни пожилых людей, ветеранов империалистической и гражданской войн - кладовщики, грузчики (они же и охранники) с длинными лопатами в руках. Это - герои народного ополчения, добровольцы, израненные в трех войнах. Им предстоит совершить дело, которое в мирное время показалось бы просто немыслимым, невозможным.
      К нашему приезду "отцы" уже становились в строй. Их бравой выправке могли позавидовать лучшие мотострелковые части. Еще бы! Кое-кого я знаю лично: вот тот высокий, седоусый, гладко причесанный на пробор солдат - бывший рядовой лейб-гвардии Семеновского полка; другой - широкогрудый, с чуть кривыми ногами - когда-то был лихим драгуном. Есть тут и кирасиры, и гусары, а более всего, конечно, - обыкновенная пехота, "инфантерия", как ее называли тридцать лет назад. Когда-то все они носили разную форму, разные погоны; теперь они советские солдаты, и лихо сдвинутые ушанки украшает маленькая звездочка.
      - Здравствуйте, товарищи!
      - Здравия желаем!
      Смотрю на них, а в голове - разговор, услышанный во время построения: "Приехали наши генералы. Опять, значит, работенка предстоит".
      Всю дорогу продумывал речь, а получилась она очень короткой.
      - Товарищи! От имени Военного совета армии благодарю вас за замечательный, самоотверженный труд, за практическую помощь гвардии в разгроме фашистов на Сандомирском плацдарме. Танкисты, мотострелки, артиллеристы, саперы представители всех родов войск - просили передать вам, солдатам второй линии, большой привет и большую благодарность за помощь в обеспечении горючим и боеприпасами. Военный совет, кроме благодарности за сохранение социалистического имущества и активное участие в разгроме врага, награждает вас орденами и медалями.
      Строй замер. На лицах пожилых людей гордость и удовлетворение. Только у одного непроизвольно вырвалось:
      - Ишь ты!
      Начальник отдела кадров уже разложил на столе ордена, медали и временные удостоверения к ним. Коньков зачитывает приказ. Ветераны подходят поодиночке. Смущенные и гордые, тронутые вниманием к их ратному труду, некоторые забывают сказать уставное "Служу Советскому Союзу" и, растроганно пожимая руку, говорят: "Спасибо, спасибо" или "Спасибо Родине". Просят передать гвардейцам первой линии (или иногда - "сынкам"), что не подведут: "Пусть на нас крепкую надежду имеют". Коньков доволен до предела.
      После вручения орденов всех пригласили на торжественный обед.
      Когда прозвучали тосты за сегодняшних "именинников", за награжденных, пришло время делового разговора.
      - Вот, отцы, для вас начинается новый бой. Нужно в трое суток вырыть столько котлованов и разгрузить столько эшелонов, что в обычное время и за двадцать суток, пожалуй, не сделать.
      Я коротко изложил, что надо сделать. Слушали внимательно.
      - Все сделаем, - ответил бывший драгун. - Раз обещали гвардейцам сделаем. Тут народ рабочий, знаем, чего стоит каждый снаряд и каждый литр бензина: наши жены и дочки, а у кого и внучата, в тылу на армию работают. Нешто мы их труды под немецкие бомбы подставим? А вот как с емкостями дело обстоит?
      - Куда сливать? - поддержал его плечистый седоватый ефрейтор.
      - Кое-что нам даст фронт, а остальное найдем на территории. Вот майор Слынько, начальник ГСМ, несколько трофейных железнодорожных цистерн уже раздобыл.
      - Махорочка у нас неважнецкая, язык щиплет. Вот полтавская была у нас хорошая, с такой махоркой и котлованов можно было бы больше нарыть, мимоходом пошутил ефрейтор, который спрашивал меня о емкостях.
      - Ну, если так, Военный совет примет все меры,- ответил я ему в тон.Постараемся полтавской раздобыть.
      Смотрю я на этих людей и думаю: знаете ли вы, отцы, какой великий подвиг совершаете, сколько тысяч жизней спасают ваши лопаты?! Никакими наградами не отблагодарить вас за богатырский труд. Сколько норм вы сделаете за эти трое суток? И посчитать даже трудно - нет таких норм. Сколько нужно - столько и сделаете. И танкисты пойдут в бой, не боясь остаться без горючего и боеприпасов, которые сбережете вы, незаметные герои армейского тыла.
      Через несколько ночей армейские запасы горючего и боеприпасов уже были перегружены мозолистыми руками ветеранов в глубокие котлованы, зарыты и замаскированы грудами осенних листьев. Напрасно кружились в воздухе "хейнкели" - ни одной бочки, ни одного ящика, ни одной цистерны не потеряла в те дни наша армия на базе снабжения. Спасибо вам за это, отцы!

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23