3. "Самое сильное слово"

Объектом словаря Алексея Плуцера-Сарно является одно слово – по выражению некоторых авторов, "самое сильное слово" языка, обозначающееся по-латински membrum virile, а по-гречески – phattos. Мы будем употреблять слово X, но без его корневых – у(й).

Уместно было бы бросить взгляд в историю и проследить, какова судьба имени, наименования этой части мужского тела в русском и других славянских языках. Сразу же нужно указать на то, что в праславянском языке название Хя было вторичным значением древнего корня, первоначально обращенным к живому существу, а именно к птице – петуху. Речь идет о корне *кигь / коигь, вероятно, звукоподражательного происхождения, и выражавшего вначале значение "петух" (см., например, ЭССЯ 13, 1987, 129-130). Наличие у петуха двух сережек, подвижность этого животного и одно из функциональных предназначений – оперативно оплодотворять кур послужили, вероятно, основанием в далекие праславянские времена для сравнения этого животного с частью мужского тела – Хем и обнаружения в нем аналогичных признаков. В конечном счете это и явилось основой метафорического переноса древнего названия петуха на мужской половой орган. (Заметим, что перенос наименований животных на половые органы человека был известен еще с индоевропейской эпохи.) О том, что это действительно так, свидетельствует материал многих славянских языков. Так, в болгарском языке кур – это и "петух", и "X", в македонских диалектах кур имеет значение "X". В праславя некую эпоху произошло расширение корня за счет суффикса – ьсь и образования тем самым слова *кигьсь со значением "X", что до настоящего времени особенно хорошо сохраняется в южнославянских языках, срав. с.-хорв. ките, словен. ките, болг. курче, курчо, макед. курец – все со значением только "X". Остатки суффиксального оформления "петушиного" корня для обозначения Хя сохранились в некоторых польских говорах – kurzec и kurzak. Более того, народное польское kus и kuska "X", как предполагают, происходит от того же корня kur, а вернее от уменьшительной основы kur + – us] kurus, а отсюда с выпадением – г(и) – – kus и далее kuska.

В восточнославянских языках следы "петушиного" корня со значением "X" наблюдались еще в недавнее время. Н. И. Толстой приводит пример из "Северных сказок" Н. Е. Ончукова (1908), в котором есть такая фраза: "Павел и матюгнулся: 'Кой кур идет, не откликаится?'" Нет никаких сомнений в том, что здесь слово кур подразумевает "X". Кроме того, Н. И. Толстой обращается и к дополнительному материалу, подтверждающему вышесказанное, – речь идет о сев.-рус. слове курок "ручка косовища", "шкворень повозки", олонецк. ку-рушка"сосновая и еловая шишка", ярославск.курьян"импотент", архангельск. и олонецк. Курт "палка с толстым концом, род деревянного молота", "полено с утолщением на конце", курйк "деревянный молот", "род кувалды: березовая чурка, насаженная на рукоятку", "клин из полена для колки дров, цилиндрический кусок дерева, прикрепленного к рыболовной снасти, чтобы она не увязала в иле" (Толстой 1985, 434). Более того, альтернационные варианты корня кур – в виде чур – и цур – сохранились у восточных славян лучше, хотя и выражают уже иное – "граница, предел" и т. д. ( Толстой 1985, 431-437; см. также Дуличенко 1994, 125-127). Тем не менее и в них есть бледное отражение первичного состояния, срав. рус. чур и чурбан, чересчур, возникшее из через + чур (срав., в свою очередь, с образным X через плечо\), укр. цурпалок и цурупалок "обрубок, обломок палки", т. е. цур-[kur – + метафорический перенос, связанный со словом палка в том же значении "X". Срав. также пример из Н. С. Лескова (Собрание сочинений, т. I, Москва, 1956, С. 307):

Лесковское цур в данном контексте явно отражает значение "X".

Впрочем, имеются и исторические свидетельства того, что у русских первоначально в значении "X" выступал корень кур-. Это отражено, например, в рукописном немецко-русском разговорнике 1607 г., составленном купцом Т. Фенне, происходившем из прибалтийских немцев. В списке слов и выражений, которых здесь насчитывается около 4 тысяч, есть такое: Гуи : Кур : kur Mahns gemechte (цит. по: Фаловский 1993, 321). Таким образом, еще в начале XVII в. в состоянии некоторой конкуренции выступали два слова для обозначения Хя – уже лидирующее X (в записи – Гуи) и стоящее на втором месте – Кур\

У словаков и чехов в основе слова, выражающего значение "X", также просматривается "петушиный" корень, однако не kur-, a – kokot-, что также значит "петух".

Итак, "самое сильное слово"языка возникло как вторичное наименование от корня, имевшего иное значение, и сохранилось только у части славян.

В вышеприведенном примере из разговорника 1607 г. форма Гуи, т. е. X, является если не первой, то одной из первых документальных фиксаций русского "самого сильного слова", кстати, тоже вторичного по своему происхождению! Одна из этимологии слова X сформулированная еще в начале XX в. (в 1908 г.) X. Педерсеном и поддерживаемая ныне О. Н. Трубачевым, связывает его со словом хвоя, претерпевшим соответствующие фонетические изменения, срав. кашубское диалектное chujka "сосновое, еловое дерево" (сообщение Т. А. фон Пеховского 13.X. 2000) и семантическую параллель олонецк. курушка "сосновая и еловая шишка" (основа переноса: подобие формы и некоторых элементов внешнего вида). Кроме русскогоДдля названия мужского полового органа употребляется в том же виде в украинском, белорусском, болгарском и польском (chuj) языках; в словацком, например, оно тоже известно – chuj с тем же значением, однако более распространенным, общепринятым является все же kokot Польский этимолог Ф. Славский считает, например, что слово chuj в значении "X" было известно уже в XV в. и являлось не народным, а чисто городским изобретением (см. Lewinson 1999, 21).

Как бы то ни было, но примечателен следующий факт: основанием для слов со значением "X" послужили слова, обозначавшие живые предметы – животное и растение.

"Самое сильное слово", таким образом, не удерживает раз и навсегда своей "одежды", т. е. фонетической формы! Скажем более того: некоторые группы славян, особенно те, которые проживают в иноэтническом и иноязыковом окружении, вообще утратили "петушиный" корень для обозначения Хя. Так, у словенцев северо-восточной Италии, живущих в долине Резья (отсюда их название резьяне, резьяне-словенцы) в окружении итальянцев и фриульцев, для обозначения Хя начинают уже использоваться другие слова – kikac, kikec и даже cv'ak и wt'ac (сообщение X. Стеэнвейка 11.Х.1989; слова переданы в упрощенной форме написания). Между тем еще в конце Х1Х-начале XX в. исследователь резьянского диалекта И. А. Бодуэн де Куртенэ фиксировал здесь "петушиный" корень в значении "X" – сия(слово отражено в подготовленном Н. И. Толстым, М. Матичетовым и нами к печати "Резьянском словаре" И. А. Бодуэна де Куртенэ), который Н. И. Толстой связывает с альтернационным корнем сиr – (из kur-) (Толстой 1985, 431-437). Молизские славяне средне-южной Италии, предки которых бежали от турок с Балканского полуострова многие века назад, вообще называют / словом … brat! Совершенно необычный метафорический перенос, приравнивающий главное мужское достоинство к мужской особи, состоящей в кровном родстве…

В современной жизни наблюдаются и парадоксы иного рода, связанные с попытками замены народного слова со значением "X" искусственными неологизмами. Дробление в 90-е гг. XX в. сербско-хорватского (resp. хорватско-сербского) языка на сербский, хорватский, а также боснийский вызвало на почве национализма пуристическую волну, стремление отойти друг от друга как можно дальше созданием новых слов, особенно терминов, взамен тех, что служили сотни лет. Взгляд некоторых рьяных пуристов, если верить печати, был брошен и нах! Й. Чирилов в предисловии к своему "Сербско-хорватскому словарю вариантов" сообщает, что, по свидетельству газеты "Slobodna Dalmacija", выходящей в хорватском городе Сплит, в субтитрах новых иностранных фильмов, а также в видеокассетах вместо слова ките "X" используют искусственное слово njeznik в том же значении ("прочитать" же это слово можно как "нежный (предмет)"!) (Cirilov 1994, 9). Но и это не все. Недавно австрийская газета "Hrvatske novine", выходящая в Айзенштадте на гради-щанско-хорватском литературном микроязыке, поведала о том, что в Хорватии предложен еще один эквивалент традиционному слову ките – mitoktiz, что можно было бы "перевести", как "приятно скользящий" (см. Tiran 1999, 2). "Самое сильное слово" оказывается "разменной монетой" в желании отгородиться от своих исторических братьев – сербов, черногорцев, боснийцев. Трудно было бы даже представить, что для возведения стены между родственными народами потребуется слово, обозначающее мужской половой орган…

4. Словарь одного, "самого сильного слова" языка

Автора настоящего словаря я помню еще студентом Тартуского университета. Как-то я случайно услышал, что А. Плуцер-Сарно занимается жаргонной и обсценной лексикографией. И это-то в ту пору, когда надежды напечатать "что-то такое" сводились практически к нулю… Потом автор этой работы обратился ко мне за советом и консультациями, показывая фрагменты составляемого труда. Мне это было близко, поскольку я сам собирал некоторый материал и пытался исследовать некоторые аспекты проблемы. Наконец словарь завершен. Первый его том – "словарь" одного-единственного "самого сильного слова"!

Нельзя сказать, что / как мужской половой орган и как феномен культуры не был до сих пор предметом изучения. Мне известна книга Э. Радтке о membrum virile в итальянском языке (Radtke 1979). В ней представлен интересный материал, но разочарование вызывает скудость суждении автора, отсутствие широкого историко-культурного контекста. Недавно появилась монография Ю. Гасснер с коротким названием "Фаллос" – это этнологическое исследование феномена Хя (Gassner 1993). Недоступным для нас оказался словарь М. Видавского, в названии которого английским языком "прикрыты" польские слова (Widawski 1994). Судя, однако, по названию, словарь включает широкий круг субстантивно-глагольной лексики.

Труд А. Плуцера-Сарно – не монография, а словарь или, как автор скромно его называет, "Материалы к словарю". По существу же книга читается как захватывающая монография. Здесь представлен необыкновенно богатый, впервые в таком объеме собранный, материал. Автор выделил 19 основных значений слова / , к которым добавляются еще множество подзна-чений, оттенков значений и оттенков употребления – всего более полусотни! А если прибавить к ним еще более тысячи фразеологически связанных значений этого слова, то перед нами открывается своего рода микрокосмос, стержнем которого является предмет и обозначающее его слово. Автор, безусловно, опирался на опыт отечественной лексикографической традиции, однако он пошел дальше – путем исчерпывающего представления материала и исчерпывающего членения его семантической структуры – вплоть до тончайших нюансов, осознаваемых только в приводимых контекстах. Мы не знаем другого словаря, подобного этому. Обратимся к сравнению: в сербском словаре Д. Андрича статья курац "X" выглядит таким образом (в переводе части ее на русский язык):

курац – мужской половой орган; мелочь, незначительная вещь; курац\ – невозможно! хоНеш курац jeer! таман посла! до курца! – ух! даты преувеличиваешь! не может быть! невозможно!

то му je до курца! – ему все равно

за Kojn курац! – чего ради? для какой цели?

свирати курцу – говорить чепуху

скини ме се с курца / си)и ме с курца – оставь меня в покое

ухвати ме за курац – ничего ты со мною не можешь (сделать)

kojи ти je курац? – кто ты такой?

ударити курцем у ледину – умереть

курац од овце – ничего, почти ничего, отброс и т. д.

…бабини курчеви – град (Андрий 1976, 90).

В польском словаре М. Гроховского статья chuj занимает несколько более четырех небольших по формату страниц. Автор выделяет пять основных значений этого слова, после чего следуют фразеологизмы, в составе которых есть слово chuj, – таких фразеологизмов 42 (№ 6-48) (Grochowski 1996, 45-50). По сравнению с предыдущим словарем мы видим здесь попытку более детального представления семантической структуры слова chuj.

Словарь А. Плуцера-Сарно открывыет еще одно окошко в мир, в котором мы живем и который мы творим сами. "Самое сильное слово" и объект, стоящий за ним, веками притягивали к себе внимание человека и общества. Многочисленные значения и подзначения, широкое поле устойчивых словесных комплексов в совокупности создают особый фрагмент мира, ядром которого является всего лишь один предмет-слово. Можно сказать, что в словаре отражается философский взгляд на мир, особая система ценностей народа, этническая психология, элементы народной традиции и представлений о мире вообще. Чего стоит только одно уравнивание Хя и мужчины как носителя Хя, т. е. формула Х=мужчина, срав.[…]она поехала к одинокому Хю на квартиру (Никонов 122). Попробуйте заменить здесь слово X каким-нибудь другим словом, обозначающим часть тела:[…] она поехала к одинокой … голове / руке / ноге… на квартиру! Полная бессмыслица! Сюда подходит только слово / , возведенное в ранг эквивалента слову мужчина. И т. д. Труд А. Плуцера-Сарно вместе с упомянутыми нами ранее монографиями и сотнями не упомянутых здесь статей позволяет говорить о контурах исследовательской проблемы, которую кто-то мог бы обозначить, как "фаллология".

Для нас важно сейчас то, что в отечественной лексикографии и истории духовной культуры сделан большой прорыв в понимании и дальнейшем познании феномена, называемого в народе кратким, четким и весьма образным словом X.

Литература

Андриг! 1976 – Д. АндриТл. Двосмерни речник српског жаргона и жаргону сродних речи и израза. – Београд, 1976.

[Баранов, Добровольский] 1995 – Василий Буй[А. Н. Баранов, Д. О. Добровольский]. Русская заветная идиоматика. (Веселый словарь крылатых выражений.) – Москва, 1995.

Даль 1907 – В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Изд. 3-е.-СПб., 1907.

Дуличенко 1994 – А. Д. Дуличенко. Еще раз о русском чуре. – Филологические записки, Воронеж, 1994, Н° 3, 125-127.

Дуличенко 1994 – А. Д. Дуличенко. Русский язык конца XX столетия. (Slavistische Beitrage, Bd. 317). – Munchen, 1994.

Дуличенко 2001 – А. Д. Дуличенко. "… Я тело в душу превращаю", или кое-что о русском срамословии. (Размышления в связи с выходом "Словаря русской бранной лексики" В. М. Мокиенко") (в печати, 2001).

Жельвис 1997 – В. И. Жельвис. Поле брани. – М., 1997.

[Kapafjnn] 1818 – Вук Стефанович[Kapafjnn]. Српски pje4HHK, истолкован н]емачким и латинским р^'ечима. Скупио га и на CBHj'eT издао Вук Стефано-вип. – У Бечу, 1818.

Осипов 1991 – Б. И. Осипов. Заметки по поводу отражения табуированной лексики в бодуэновских изданиях "Толкового словаря живого великорусского языка" В. И. Даля. – Acta universitatis Szegediensis de Attila Jozsef nominatae. Dissertationes slavicae. Sectio linguistica XXII, Szeged, 1991, 31-49.

Толстой 1985 – H. И. Толстой. Русск. чур и чушь. – International Journal of Slavic Linguistics and Poetics XXXI-XXXII, 1985, 431-437.

Успенский 1983-1987 – Б. А. Успенский. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии. – Studia slavica, Budapest, 1983, t. XXIX, 33-69; 1987, t. XXXIII, 37-76.

Фаловский 1993 – А. Фаловский. Свидетельства иностранцев о русском языке XVI в. – Studia slavica, Budapest, 1993, t. 38, fasc. 3-4, 317-327.

ЭССЯ 13, 1987 – Этимологический словарь славянских языков / Под ред. О. Н. Трубачева. Вып. 13. – М.: Наука, 1987.

Cirilov 1994 – 3. Cirilov. Српско-хрватски речник вар^'аната. Hrvatsko-srpski rjecnik inacica. Drugo dop. izd. – Beograd: Bata Orbis, 1994.

Ermen 1996 – I. Ermen. Fluch – Abwehr – Beschimpfung. Pragmatik der formelhaften verbalen Aggression im Serbokroatischen. (Slavica helvetica. Bd. 54). – Bern etc.: Peter Lang, 1996.

Gassner 1993 – J. Gassner. Phallos. Fruchtbarkeitssymbol oder Abwehrzauber? Ein ethnologischer Beitrag zu humanethnologischen uberlegungen der apatropaischen BedeutungphallischerundithiphallischerDarstellung.-Wien, 1993.

Grochowski 1996 – M. Grochowski. Slownik polskich przeklenstw i wulgaryzmow. – Warszawa: PWN, 1996.

Kuraszkiewicz 1913 – S. Kuraszkiewicz. Slownik plciowy. Zbior wyrazen о plciowych: wlasnosciach, przypadlosciach itp. – Krakow, 1913.

Lewinson 1999 – J. Lewinson. Slownik seksualizmow polskich. – Warszawa: Ksiazka i Wiedza, 1999.

Oufednlk 1988 – P. Oufednlk. Smirbuch jazyka ceskcho. Slovnlk nekonvencnl cestiny. 2. vyd. – Praha: zelezny, 1988.

Radtke 1979 – E. Radtke. Typologie des sexuell-erotischen Vokabulars des heutigen Italienisch. Studien zur Bestimmung der Wortfelder Prostituta und

membro virile unter besonderer Berucksichtigung der ubrigen romanischen Sprachen. – Tubingen, 1979.

Rjcnik 1898-1903 – Rjecnik hrvatskogailisrpskogajezika. DioV. – UZagrebu: JAZU, 1898-1903.

Tyran 1999 – P. Tyran. Idu Gradiscanskim Hrvatom ca s puta jezicne diskusije u Hrvatskoj'? – Hrvatske novine, Eisenstadt / zeljezno, 1999, 4.VI, s. 2.

Vatsyayana 1897 – Das Kamasatram des Vatsyayana. Die indische ars amatoria. Nebst dem vollstandigen Commentare (Jayamangala) des Yagodhara. Aus dem Sanskrit ubersetzt und herausgegeben von Richardt Schmidt. – Leipzig, 1897.

Widawski 1994 – M. Widawski. The Fucktionary. Slownik wyrazen z fuck. – Gdansk-Elblag: Wyd. Compendo PubL, 1994.

Zeleny 1991 – Zeleny a kol. Najkratsi slovnlk slovenskeho jazyka. – zilina, 1991.

А. Д. Дуличенко, доктор филологических наук, ординарный профессор славянской филологии Тартуского университета (философский факультет), зав. кафедрой славянской филологии, член Международной Академии наук Сан-Марино (Accademia Internazionate delle Scienze San Marino), Нью-Йоркской Академии наук (New York Academy of Sciences), президент Национального Комитета славистов Эстонии, член Международного Комитета славистов (Варшава-Любляна).

Kaimi-Tartu, 20.Х. 2000.

Матерный словарь как феномен русской культуры