п. Грубо говоря, здесь присутствовали элементы и словаря энциклопедического, и двуязычного, и научного комментария, и словаря иностранных слов, и толкового словаря, и энциклопедии символов, и многое другое. Уже в XIII веке глоссарии бытуют в качестве отдельных самостоятельных текстов, то есть не прилагаются к рукописи, а включаются как отдельные тексты в сборники. В это время существовало множество типов глоссария, которые могли в большей или меньшей степени быть посвящены ономастике, топонимике, символам, церковнославянизмам, латинским наименованиям и др.

Ономастиконы включали библейские имена и топосы. К ним традиционно относят «Речь жидовьскаго языка», «А се имена жидовьская русьскы тълкована», «О именах глаголемых жидовьскым языком», «Речь жидовьскаго языка преложена на рускую неразумно на разум…» и др.

Уже в XIV веке был распространен славяно-русский глоссарий. К нему относятся «Пословки лествичные», «Протльк лествици о речех покрьвених». Существовало также множество двуязычных словариков: «Грецкий язык», «Се татарский язык», «Толкование языка половецкого», «Речи тонкословия греческого». Еще одни тип глоссария – приточник. К ним относятся «Толк о неразумных словесех», «Се же приточне речеся» и др. Приточник – собрание «тайных», символических значений слов, перечень символов. В приточнике также можно выделить элементы самых разных словарей: и толкового, и энциклопедического, и этимологического, но в целом эти тексты строились в виде авторского повествования, способного порождать собственные новые (не «языковые») смыслы, что характерно прежде всего для литературного текста. «Вокабулы» здесь – лишь повод для авторского повествования.

Позже появился так называемый азбуковник. Расцвет традиции средневековых азбуковников относится к XVI – началу XVIII века. В азбуковнике толковались не лексические значения, а «божественные сущности», то есть некие идеи, традиционнотак или иначе связанные сданным словом. Средневековый азбуковник – это нечто вроде символического толкователя Писания. Все слова и явления приобретали в нем тайный божественный подтекст. Так, слово «гора» имело целый ряд «значений», не свойственных современному языку. «Гора» – это и Святая Богородица, и Христианская Вера, и Православная Церковь. Итак, это словари поэтические, литературные. Символы, входящие в подобные азбуковники, потенциально могли приобретать любые значения. Цель азбуковника – в раскрытии этих тайных смыслов. С позиций академической лексикографии это есть процесс придумывания новых значений слов, своего рода омонимическая «неологизация» языка.

Фактом массовой литературы азбуковники стали уже в XVIII веке. Если читателями средневекового глоссария был узкий круг интеллектуалов, то читателями азбуковника XVIII века стали служилые люди, купцы, дьяки, священники, рядовые монахи и т. п. Кстати, азбуковники породили жанр симфонии, где семантические дефиниции вообще могли заменяться цитатами или ссылками на источник цитирования. Таким образом, разделение лексикографии на две традиции – народную и академическую произошло, видимо, в XVIII веке. Традиция академической лексикографии XVIII – XIX веков, восходящая прежде всего к «толковым» глоссариям и азбуковникам, была представлена словарями двух типов. К первому относится «Словарь Академии Российской» (СПб., 1789-1794) и «Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенном» (Ч. 1-6. СПб., 1806-1822). Это кодификационные словари, фиксирующие нормативные языковые факты. Ко второму типу-«Словарь церковнославянского и русского языка» (СПб.: Второе отделение Академии наук, 1847). Это – «тезаурусный» словарь, включающий в себя «вообще слова, составляющие принадлежность языка» (Т. 1. С. XII). Именно традиция словарей тезаурусного типа породила на свет словарь В. И.Даля, наполненный словами неизвестного происхождения, словами, придуманными самим Далем, редкими, устаревшими, диалектными, иноязычными и другими типами лексем ограниченного употребления. Именно эта традиция «тезауризации» словаря привела к разрушению его границ и породила массовую традицию словарей «ни о чем», у которых вообще отсутствует объект описания. Это всевозможные словари жаргонов, состоящие не из жаргонизмов, а из любых слов (таковы словари Д. С. Балдаева и П. Ф. Алешкина); словари культуры, состоящие либо из эссе, либо вообще неизвестно из чего, поскольку культура – это «все» (таков словарь В. П. Руднева); словари авторских маргиналий (таковы словари И. Раскина и А. Щуплова); словари цитат, состоящие из одних иллюстраций и лишенные элементов толкования (словарь В. С. Елистратова); словари, состоящие из одних списков слов и лишенные и толкований, и иллюстраций (словарь А. И. Солженицына).

Словарь В. И. Даля – это продукт крайне вульгаризированной идеи тезауруса, включающего в себя «все», не ставящего себе целью толкование значения, приводящего множество контекстов, бесконечное количество примеров, пословиц, поговорок, системно неупорядоченного, не имеющего четких семантических дефиниций и предоставляющего полную свободу окончательного толкования смыслов слов читателю.

Так была провалена блестящая идея тезауруса. После катастрофической неудачи целого ряда тезаурусных словарей работа Даля знаменовала собой полный упадок этой традиции. Бесконечные его переиздания сделали на целое столетие невозможным продолжение лексикографической работы в данном направлении.

В XX столетии огромная работа в этом направлении была сделана специалистами-диалектологами. Именно они записывали и собирали «все подряд», не отвергая интересных языковых фактов ради сомнительной идеи жесткой кодификации и нормативизации языка. Исследователями и студентами был собран колоссальный диалектный материал. Уже издано несколько сотен томов словарей говоров, областных словарей, словарей отдельных населенных пунктов и т. п. Они содержат огромный наддиалектный (интердиалектный, просторечный) материал. Этот уникальный материал – еще один шаг к словарю-тезаурусу.

В советское время было «нежелательно» составлять словари жаргонов, просторечия, социолектов. Официальная идеология поощряла два «языка» – язык рабочих и язык крестьян, города и деревни. В университетах многих городов шел сбор диалектного материала, составлялись словари языка «деревни». В «институтах русского языка» прежде всего шла подготовка нормативных словарей городской речи. Таковы были словари Ушакова и Ожегова. Таковы были БАС[20] и MAC[21]. Это словари в определенном смысле репрессивные. Зафиксированная в них норма языка «объясняла», как говорить можно и как нельзя. Характерно, что как только С. И. Ожегов принялся за составление словаря к пьесам А. Н. Островского, то есть языка купеческого, тут же было получено указание сделать 20 оттисков для изучения в ЦК и в НКВД. Словарь, законченный в 1949 году, был запрещен и увидел свет лишь в 1993 году. Зато нормативный однотомный словарь Ожегова, сделанный фактически по заданию партии (указал на необходимость создания такого нормативного словаря еще В. И. Ленин), переиздавался до тех пор, пока Н. Ю. Шведова не привела его к уровню современной лексикографии. Впрочем, лучший однотомный словарь русского языка был сделан в Институте лингвистических исследований (бывший ИРЯ) в Санкт-Петербурге. Это Большой толковый словарь русского языка (Кузнецов С. А.[сост., ред.]. СПб.: Норинт, 2000).

Нет сомнения в том, что настоящий тезаурус должен создаваться поэтапно. Есть большое количество областей языка, куда лексикография до сих пор вообще на заглядывала. Пока эти области не будут обследованы профессиональными лексикографами, об идее тезауруса придется забыть. Так, например, до сих пор отсутствуют научные словари, эксплицирующие десятки жаргонов, социолектов, интердиалектов, некоторые пласты некодифицированной грубо-просторечной лексики и фразеологии, в частности обсценный материал. Начав публикацию базы данных, мы очень надеемся приблизить тот день, когда в России появится новый хороший словарь русского языка. Пока даже в 17-томном БАСе представлена едва ли половина лексики русского языка.

Словарь-текст с необычайно сложным культурным статусом. Это и инструмент понимания литературы, гиперлитературный текст, и, одновременно, сам он – литературный текст. Словарь сочетает в себе и «герменевтическую», и «художественную» функции.

Что же касается поэтики жанра словарной статьи, то здесь прежде всего нужно выделить, грубо говоря, четыре совершенно различных типа данного объекта. Существует развернутая статья, состоящая из вокабулы, описания структурных, системных особенностей вокабулы, семантических дефиниций и, наконец, иллюстративной части. И есть четыре типа редуцированных ее варианта. В крайнем случае они порождают четыре типа словарей. Словари, состоящие из одних вокабул, – это симфонии. Словари, состоящие из одних системных, структурных описаний вокабул, – это словари грамматические, так называемые лингвистические. Третий тип – энциклопедические словари, где гипертрофирована толковая часть словаря. И четвертый – это словари цитат, где в основу справочника кладется иллюстративная идея словаря. Все эти четыре типа словаря могут восприниматься читателем и как факт науки, и как факт словесности. За пределами этой примитивной классификации остается множество изданий, озаглавленных как словари, однако представляющих собой литературные произведения.

Литература всегда является частью словаря, одним из его компонентов. В то же время словарь в современной культуре стал неким метатекстом, аккумулирующим, поглощающим самые разные маргинальные жанры массовой литературы, которым нет места в консервативном мире нормативной высокой словесности. Он мутировал в некую формальную оболочку, способную интегрировать множества разрозненных текстов с неопределенным жанровым статусом. Алфавитное построение таких словарей – фиктивное, лексикографические признаки полностью отсутствуют. Конечно, «маска» словаря облегчает процесс опубликования подобных произведений и защищает их авторов от огня литературной критики, которая не в состоянии была бы принять все эти «полуфольклорные» маргиналии в качестве некоего события в мире словесности. Но и в научном академическом словаре литература присутствует в свернутом виде. Автор словаря волен подбирать те или иные источники для иллюстраций, проявляя личные пристрастия и как бы конструируя свой текст из чужих цитат. По общей структуре такой словарь имеет много общего с рядом текстов концептуализма. Кроме того, автор словаря формирует принципы отбора слов в словник. Один словарь эксплицирует воровской жаргон и насыщен примерами из Алешковского, другой посвящен мату и может сам восприниматься как акт печатной брани, третий посвящен творчеству Пушкина. Словарь же языка Пушкина в равной мере является фактом науки и фактом русской словесности. Академическое собрание сочинений Пушкина включает в себя множество комментариев, справочников, указателей и т. п. Тексты в нем расположены в строгом порядке. Такое собрание – родственник словаря языка Пушкина, где все те же тексты переструктурированы, разбиты на цитаты, но так же строго упорядочены. Именно эта жанровая пограничность словаря позволяет одним авторам создавать лингвистические словари (А. Е. Аникин, Ю. Д. Апресян, А. С. Герд, А. А. Зализняк, А. И. Федоров и др.), а другим – превращать его в жанр массовой развлекательной литературы (П. Ф. Алешкин, Д. С. Балдаев, В. С. Елистратов, А. И. Солженицын, А. Флегон, А. Н. Щуплов, И. 3. Раскин и др.). В этом смысле сделать хороший словарь невозможно. Язык не может уместиться ни на скромной раскладушке поэта, ни на многоярусных шконках лексикографа. Претендуя на описание всей вселенной и теряясь в ее бесконечности, словарь остается у пустого корыта собственного непонимания языка и мира.

Минимальные требования, точнее, необходимые и достаточные условия восприятия любого текста как словаря, – это наличие словника или иной жесткой системы упорядочивания материала, наличие специального объекта описания, отличающегося от кодифицированного литературного языка (и уж тем более от интердиалектных, социолектных и диалектных форм языка), наличие специального языка описания и четкая экспликация всех структурных принципов.

Данная работа выполнялась с точки зрения литературного языка, с позиции носителя литературных норм. Такая позиция концептуально определяет общую структуру базы данных, принципы графической подачи материала, принципы построения метаязыка определения значений и многое другое. Словарь мата может и должен делаться с позиций носителя кодифицированного литературного языка. Поскольку это не описание норм КЛЯ, а экспликация норм, находящихся за его пределами. Эта база данных содержит слова, которые не нужно произносить вслух. Таким образом, книга была задумана как отрицательный словарь, то есть словарь, противоположный нормативному «литературному», словарь, в котором представлены слова «запрещенные» в КЛЯ. Без подобных словарей говорить о культуре речи бесполезно. Только при наличии таких словарей изучающий язык сможет определить для себя допустимость употребления той или иной лексемы в конкретном контексте, иностранец сможет читать художественную литературу, филолог – получать необходимые справки. Такой словарь нормализует систему социальных запретов[22] . Такого рода словари открывают новые исследовательские перспективы при изучении языковых «периферий». А интерес к «пограничным» областям языка характерен как для литературоведов, так и для лингвистов всех специальностей (лексикологов, фразеологов, грамматистов, семасиологов и др.). Им в первую очередь и предназначена база словаря русского мата. Итак, основная задача представляемых материалов – дать специалистам источник для дальнейшего изучения аномалий русского языка. В соответствии с этими задачами и строилась работа: большое внимание уделялась разработке грамматических справок (которые по возможности полно иллюстрировались), исчерпывающе приводилась фразеология, иллюстрировалась сочетаемость, полно давались значения и их оттенки, в том числе и фразеологически связанные, вносились и иллюстрировались все зафиксированные в источниках варианты и т. д. При этом не производилось никакого критического отбора источников. Использовались любые источники, содержащие обсцен-ную лексику, вне зависимости от их художественных достоинств, семантической ясности и пр. Отсутствие ясных, четких и полных контекстов к некоторым словам или значениям, недостаточность или спорность материала (например, неполнота или незаконченность предложений контекста, расплывчатость значений) не служили достаточным основанием для изъятия их из базы данных. Материал давался в том виде, в котором он был зафиксирован в источниках. Как следствие, не ставилась задача сделать все словарные статьи однотипными и унифицированными. Естественно, что структура базы данных достаточно сложна и нуждается хотя бы в приблизительном описании.

Доля исследовательской реконструкции неизбежно присутствует при обработке такого материала, при формулировке значений в трудных случаях и при подаче грамматики. Мы старались не подходить с каким-либо предубеждением к материалу, не отсеивать и не выбирать те или иные контексты. В то же время случаи единичного или ограниченногоупотребления отдельныхзна-чений многократно зафиксированного слова в базу данных включаются. Данная книга не может претендовать на решение проблемных вопросов, так как является преимущественно результатом практической лексикографической работы. Только дальнейшее теоретическое изучение этого языкового пласта должно помочь разрешить ряд проблем, встающих перед лексикографией. Составитель базы данных пытался лишь предоставить в систематизированном виде с известной научной осторожностью наиболее важный, с его точки зрения, для решения этих вопросов материал, не избегая в то же время предварительных выводов и решений, без которых, конечно, лексикографическая работа невозможна. База данных является наиболее полным собранием сведений по русской обсценной лексике последних столетий. В ней, по возможности, дается многосторонняя семантическая и лексико-грамматическая характеристика слова.