Я перекинул топор в левую, сразу же выхватывая из-за голенища гитоск. Вожак замер, прижав уши, будто почуял неладное. Перехватив нож за лезвие, что было мочи запустил его в цель. И ведь он почти увернулся, мерзавец! Тяжелый обоюдоострый нож, со свистом вспарывая воздух, врезался в бок собаки. Вожак, взвизгнув^ как-то нелепо перевернулся в воздухе вокруг самого себя, схватив зубами впившийся в его бок нож.
Стая мгновенно отступила, обернувшись на своего предводителя. А тот, скуля щенком, ползал по окрашенному снегу, подволакивая онемевшие задние лапы. Собаки подошли вплотную, наблюдая за ним. Серый, оскалившись, зарычал на своих товарищей.
Что было дальше? Псы, окруживши, разом кинулись и разорвали своего вожака. А после, не оборачиваясь, понуро опустив головы, ушли в лес.
— Вот это и называется «собачья смерть», ты понял, Лукка?! — прошептал эльф, в ужасе глядя на изодранное в клочья тело вожака.
— Это называется «закон стаи», — проворчал я в ответ, — раненым не место среди живых, и тем более среди тех, кто жаждет стать во главе.
После беглого осмотра выяснилось, что против восьмерых убитых собак на нас ни единой царапины!
— Какие планы на будущее? — повеселев, спросил Куп.
— Что ты имеешь в виду? — не понял я.
— Ну, мы идем дальше? Надо же какую еду добыть!
— Куп, — почесал я затылок, не зная, как правильней, а главное, убедительней начать, — ух… Смотри, солнце уже собирается на покой, так?
— М-да… — не понимая, к чему я клоню, взглянул на светило эльф.
— А нас уже, наверное, заждались, так?
— Ну…
— Я вот думаю, а что, если мы быстренько обдерем этих… эти тушки и принесем в лагерь неплохой ужин. А в следующий раз нам повезет больше, я просто уверен в этом!
— ТЫ ПРЕДЛАГАЕШЬ МНЕ ЭТО ЕСТЬ?! — От негодования у Купа аж лицо запотело.
— Не ори, шишки распугаешь, — миролюбиво, а главное, спокойно продолжил я. — Тебе же не волчатину предлагают. Ну, хорошо, скоро стемнеет, и ты что, будешь по темноте лазить в поисках дичи, которая уже спит?! К утру, конечно, что-нибудь найдем, кто спорит! Но ты сам все хорошо обдумай, я не тороплю.
Куп долго пялился на меня, в промежутках между морганием бросая быстрые взгляды то на валяющихся псов, то на уходящее солнце. Наконец его прорвало:
— Оно же вонять будет!
— Не будет! У Дожа есть мешочек со специями. Замаринуем с ними в вине, его как раз должно хватить, потом пожарим на углях, никто даже и не заметит!
— Но, но… А вот тебе, лично тебе, не будет противно это есть, а?
— Ну, те же науги, о которых так часто трещит Дырявый Мешок, спокойно употребляют собачатину в пищу, и ничего!
— А ты откуда знаешь?
— Знаю! Рассказывал кто-то, даже способ приготовления, ну вот… что я сейчас говорил…
Куп посмотрел на меня с такой ненавистью! Но, плюнув, принялся за грязную работу, то и дело поминая меня, Дожа и всех наугов на свете.
— А вот и мы! Заждались уже, наверное! — С мрачным до омерзения Купом мы вошли в разбитый на поляне среди высоких сосен лагерь.
— Вас только за смертью посылать! — накинулся было кентавр.
— Что, сходить?! — рыкнул эльф.
— Чего это с ним? — опешил Дио.
— А! Не обращай внимания, устал после длительной охоты. Вон сколько насобирали… в смысле настреляли!
— И что там у вас? — потянулся к котомкам Дырявый Мешок.
— Э-э-э! — отодвинул я его руки. — Там что-то особенное, настоящий деля… девя… Как ты там говорил, Куп?
— Деликатес… — отвернулся в сторону эльф.
— Во! Он самый! Так что, ребята, наберитесь терпения, готовить сегодня буду лично я!
Собрав все необходимое, как-то: остатки вина, специи, соль, я принялся за стряпню. Скоро над поляной аппетитно запахло, и все мои спутники, не выдержав (кроме Купа, пошедшего за компанию), подтянулись к костру глотать ароматы свежеподжаренного мяса.
— Мм-м-м… — блаженно втягивая воздух в ноздри, промычал Дож. — Чтоб я умер: оленина! Клянусь Молотом Харатора, настоящая оленина!
— Я даже скажу больше, — причмокнул Дио, — это шейка молодого оленя. Ведь так, парни, я ведь не ошибся? Только… чего так мало, там ведь обычно больше бывает!
— Там было… — Куп исподлобья пожирал меня своими очами. Причем сырым, без перца и соли. — Там было всего восемь… оленей…
На следующий день мы действительно добыли оленя. Самого настоящего. И готовить его пришлось опять мне. Правда, мне за него досталось, потому как «в прошлый раз все было значительно вкуснее!».
Прошло полторы недели, и вот мы кое-как выбрались на главный тракт, ведущий к Перекрестку Семи Дорог. Я мысленно поблагодарил всех богов на свете, потому как эти засыпанные снегом елки, не говоря уже о самой дороге, мне порядком надоели. Еще неделя с лишним, и… я не думал, что постоялый двор «Южный Тракт» так обрадует мою душу!
Едва завиднелись ворота знакомого трактира, как Дырявый Мешок, чуть ли не пуская слюну, ткнул меня локтем в бок:
— Ну что, парень, повеселимся сегодня?!
Оказывается, это местечко было знакомо не толькс нам с гномом, но и эльфу с кентавром.
Как только копыта лошадок шагнули во двор «Южного Тракта», еще никто даже и не слез с кибитки, как Дож проорал выходящему навстречу хозяину:
— Три лучших комнаты! Две огромадных и одну поменьше ванны. Море горячей воды. Нет! Давай море кипятка, я чешусь, как одичавшая собака! — Здесь эльф почему-то поперхнулся. — А также такой ужин, чтобы мы не могли встать после него. На семь персон! — Он указал на меня с Дио: — Эти двое жрут за четверых! И вина, и пива! И побольше!!!
— Что-нибудь еще, достопочтенный гном? — осклабился трактирщик.
— Да. Двух, а еще лучше трех девчонок пошустрей!
— Простите? — насторожился трактирщик. А вместе с ним все остальные, кроме меня, правда.
— Что уставились, извращенцы? Кто будет поливать и тереть Винетте спинку? Я? Так я не против! А кто заштопает дырки и выгладит нашу одежду? — гном тяжело спрыгнул наземь. — У вас одно на уме! — И, довольно хмыкнув, зашагал к двери трактира.
Я и не думал, что горячая ванна может принести такое блаженство! Если бы не гном, я, наверное, там бы и остался до утра. Но проклятый карлик буквально за уши вытянул меня оттуда и пинками заставил одеться, а потом и спуститься вниз.
С последнего раза, когда я имел честь посетить это уютное заведение, оно немного преобразилось… опять же с моей помощью, было дело… Но сегодня оно выглядело уже по-другому: новая мебель, новые краски на стенах. Правда, посетители и хозяин остались прежними, но это уже мелочи. Кстати говоря, этот алкоголик, я имею в виду хозяина, слава богам, меня не узнал…
Наши сотоварищи еще не подошли. Мы с Дожем заняли дальний угол, расположившись за столом, приказав служанке напомнить хозяину о нас. Только гном раскурил свою трубочку, только я отхлебнул пенку от самого края бесплатного первого, как четверо слуг во главе с хозяином заставили наш стол… у меня аж перехватило дыхание… чего здесь только не было! Перечислять все это — просто тратить время и без толку будоражить желудок. Мясо, рыба, гарниры, зелень, вино. У меня помутилось в желудке, а заодно и где-то в голове. Я так и замер, смотря на все это. Когда подошли остальные, гном усердно пытался вывести меня из ступора.
— Мужики, у вас проблемы? — процокал кентавр. — Ой, а чего это с ним?
— Трудное детство, игрушки из подсобного материала… — сквозь зубы проскрипел гном, не переставая меня трясти. — Боги, кто-нибудь, да влейте в него крепкого, малый с голодухи совсем отупел!
Красное зерстское влилось мне в горло, я закашлялся.
— На, закуси, — пододвинул мне ломоть вареной говядины гном. И с сожалением закончил: — Совсем отощал, бедолага.
В четыре глотки мы принялись за еду. Когда уже была изничтожена первая подача, кентавр, сыто рыгнув, вдруг вспомнил, что чего-то, точнее, кого-то не «-хватает.
— Парни, а где наша принцесса? Получив молчаливый жующийся ответ, он жестом подозвал к себе трактирщика.
— Хозяин, а где девушка, что была с нами?
— Милостивый государь, девица потребовала к себе еще одну служанку. Право слово, я только могу догадываться о том, чем они там втроем занимаются и когда она соизволит выйти.
— Хорошо, хорошо, — махнув рукой, отпустил его кентавр и тут же замер с веточкой укропа во рту.
Мы оглянулись.
И почему мне захотелось сразу же встать? Не знаю…
По лестнице в зал снисходила богиня, с виду чем-то похожая на ту зашуганную девчонку, что не открывала рта последние две недели.
Распущенные ярко-рыжие волосы струились по обнаженным плечам, подчеркивая тонкую лебединую шею. Глубокий вырез нежно-голубого бархатного платья дразнил двумя холмиками молочно-белого цвета, чуть-чуть — но как значительно! — выглядывающими наружу. Само платье было такое узкое, что казалось, будто бывшая наследница Вильсхолла вот-вот выскочит из него. И все это довершал длинный шлейф, струившийся за королевной, вкупе с походкой, которой могла позавидовать самая благородная породистая кошечка.
Богиня величаво прошествовала к нам и грациозно села на предложенное кресло.
— Прошу садиться, господа…
Кто как, а я просто рухнул! Рука сразу потянулась к ближайшему кувшину, так как во рту у меня просто пересохло.
Гном укоризненно ткнул меня локтем, правда, не очень понятно, что он конкретно имел в виду, поэтому я налил и ему. Дож вздохнул и снова встал.
— Позвольте выразить свое восхищение, сударыня, ибо ваше присутствие делает волшебным этот вечер и это место. Вы оказали нам честь, соизволив согласиться отужинать с нами, и… и… ибо… — В первый раз за время нашего знакомства гном, пройдоха, матерщинник и законченный циник, залился краской.
На помощь Дырявому Мешку пришел кентавр:
— Мой друг, сударыня, хочет сказать, что ваша красота и ваше величие, благородство, грация, фасон и… — И он тоже замер, поняв, что сморозил чего-то не то.
— Настолько поразили наше сознание, — вскочил Куп, — что все слова в подлунной стороне этого мира просто не могут выразить восхищения, поселившегося в наших сердцах!
Волна вина докатилась до моего желудка и эхом отозвалась в голове, требуя срочного повторения.
— Выпьем! — поднялся я следом за товарищами.
— Ваше здоровье! — хором подтвердили остальные, дружно подняв стаканы.
— И когда у нас кончились стрелы, Куп схватил первое, что попалось под руку, а это было не что иное, как ослиная челюсть, и в одиночку атаковал ненавистных фелистов — вел светскую беседу Дио. — О, сударыня, мой друг способен на многое!
— Как сейчас помню, у меня три туза и две восьмерки. Ну, думаю, все — банк у меня в кармане. Но кто знал, что у этого деятеля на руках полный стрит!
— Я вообще-то тролль, мало пьющий, но Оз с Дуди и Крохом буквально силком вливали и вливали в меня это пойло. Они утверждали, что старик Архи учил их проводить операции по удалению зубов при полной отключке больного. А так как ни один деревянный молоточек не выдержал моего черепа, то меня было решено просто упоить…
— А я всегда утверждал и утверждаю, что главное не в том, следуешь ли ты правилам стихосложения. То есть, по-моему мнению, не обязательно соблюдать правила, рифмы, размер стиха. Главное, я считаю, чтобы строки шли от души, пелись сердцем, даже если на сторонний взгляд они слышатся как полная чушь, бред! Повторяю, главное — это душа строк, поющихся сердцем. Вот, например, — и эльф заголосил, завыл, запричитал, подкатывая кверху глаза:
Я искал корабли, что уносят закат к краю земли, где безумствует ад.
Я прощенья просил у своих берегов, вижу: парус спускается из облаков.
Я вернулся в луга, я умылся росой, слышу: шепот травы напевает покой
Я уснул, и в траве, что периной была, видел вновь корабли, что уносят закат…
Наши нормальные застольные разговоры смолкли, я, гном и кентавр удивленно уставились на Купа.
— Глобально, — выдохнул Дио, поглядывая на теребящую скатерть задумавшуюся Винетту.
— Нормально! — высунулся Дож. — Вечная эльфийская тема: исход в лучшие земли, корабли, приходящие за очередной партией эмигрантов раз в пятьдесят лет. Нет! По мне, существуют только два вида поэзии. Та, которая поется за лихим столом, и та, от которой радуется сердце и смеется душа, ибо нет ничего лучше в длинной дороге, как добрая шутка или хорошая история!
По дороге, где звенят октавы, где туман засыпал все ручьи, я иду практически не пьяный с босоногой кошкой на груди, — не то запел, не то начал рассказывать собственную историю хриплым голосом Дырявый Мешок. Мысленно я взмолился всем богам, чтобы мой товарищ поскорей заканчивал свою сагу. Или я оглохну! Поэтому моя душа возрадовалась, когда гном после еще трех куплетов примерно такой же лабуды начал заканчивать свою бесконечную бродяжную повесть:
Снова в путь — опять зовут октавы, лес, дорога, сердце не щемит!
Воздух ну такой сегодня пьяный, я б ежа зацеловал до дыр!
— Ух, — выдохнул я наконец. — Дож, ты меня, конечно, извини, я не знаток в этой вашей поэзии, но, по-моему…
— Я понял тебя, мой друг, — прервал меня на полуслове гном. — И ты знаешь, я даже с тобой согласен. Данный пример не очень удачен. Да, где-то это может быть и смешно, занятно, но есть и лучшие образчики!
— Не надо… — взмолился было Дио, вытряхивая из головы ошметки строк и хмеля.
Маркиза, мне приснились ваши зубы, они сверкали легкой желтизной.
Я их сачком выуживал из лужи, когда вы смачно чмокнулись со мной!
Последняя строчка потонула в дружном хохоте.
— Извини, друг гном, — вытер слезу кентавр, — я не знаю, кто автор этого четверостишия, но должен заявить сразу: здесь присутствует плагиат!
— И где же это? — возмутился Дож.
— А в самой первой строчке! Но если эта вещица более-менее народная, то я не вижу здесь ничего страшного. Ведь все повторяется в этом мире. Музыка и та — сплошь повторы, а оно и неудивительно, ведь в этом мире всего-навсего семь нот!
— Ты просто завидуешь! Уж твой-то народ не способен и на подобные перлы!
— Слава Небесной Вершине, согласен. Мой народ больше обращает внимание на смысл, пусть даже и скрытый, чувство, с которым написаны те или иные строки. — Кентавр, прищурившись, почесал подбородок. — Хотя, если пошел такой поэтический вечер, извольте!
Дио, утерев морду салфеткой, встал (целый вечер он из-за своего роста и устройства сидел на согнутых копытах) и размеренно, с выражением начал:
Откройте свет, впустите воздух, мое дыханье требует тепла, а здесь знобит и сводит сердце холод
До рвоты вен, до выброса огня…
Я вижу сон: впиваются в глаз иглы, в «железной деве» бесится рука, и лучший враг — заклятый друг до гроба мне говорит: мир любит привкус зла!
Мне показалось, что тишина оглохла и те слова, что не торопясь, ритмично выговаривал Дио, режут мне голову, душу, как лезвие клинка.
В дыму эртсго[14] рождается забвенье, и духи Тени открывают дверь, и стены, тая, разрывают вены…
О, дайте мне вздохнуть в последний день!
Горит звезда над полусонной ночью, и бьют часы в той башне из стекла, где Князь Войны и Королева Солнца и чей-то крик: мир любит привкус зла!
Холодный ветер, как ночная птица, рисует в небе новые следы, по ним пройдет в аорту колесница, и тело выгнется в агонии звезды.
Откройте дверь! Я выйду в это небо, и пусть меня окутает зола!
Я снова здесь, среди убивших время, среди миров, что любят привкус зла!
— М-да… — после долгой паузы вымолвил Дырявый Мешок, — не знаю, кому как, а по мне это действительно круто! А тебе как, Лукка?
— Не знаю, не знаю… — Я просто еще не отошел.
— Как это «не знаю»? Что ты почувствовал, услышав эти стихи?
— Коль так, то я не разбираюсь в стихах и сагах. Еда, напитки, оружие — здесь я вам скажу что угодно, потому как разбираюсь в этом! А тут… То, что здесь напел Дож, веселит душу, заставляет улыбнуться. То, что прочел Дио, заставило меня задуматься и внутренне затрепетать. А стихи эльфа?.. Я загрустил, вспомнил. Вечную Долину, и в моем сердце появилась тоска по дому, по родне, появилось стремление к чему-то такому, что могло бы сделать меня лучше, что ли… Я не знаю, как это правильней сказать… Скажу так: по-моему, эта ваша поэзия такой быть и должна! — Я налил себе пива.
— Ну что же, господа, — мило улыбнулась Винетта, — вот и разрешился ваш спор. Право слово, даже можно подвести некий итог! Каждый стиль в поэзии хорош по-своему… — Мы дружно улыбнулись. — Но, по мнению нейтрального слушателя, — она указала на меня, — победил наш эльф, МалЙавиэУиал. И я желаю вручить ему приз: право на еще одно стихотворное произведение, к которым он питает такую слабость!
— Извольте, госпожа, — с поклоном встал эльф.
— Куп, будь добр, расскажи то, мое любимое! — осклабился Дио,
— И, кстати, любимое стихотворение моей младшей сестренки. Итак…
О, этот запах, аромат тепла, который медом выдыхают стены, весь мир кружится пред глазами, когда вдыхаешь этот яд, и ангелы томятся в искушенье.
О мой венок, из ста прекрасных роз, который лег на потную тонзуру!
Прости меня, творенье Света, за то, что сбыл тебя ему — ему, слуге, забывшему о Вере.
Я слышу гонг — опять стучат в врата: ко мне пришли отцы на кружку пива.
Но их мутит от вкуса дыма, в дурмане бродит разум их, и враг в венке разводит ночь в камине.
Не знаю я, за что такая блажь?
Ведь я один: лишь тишина и книги!
И только ветер по ущелью заглянет в окна невзначай и друг в сутане шепчет отреченье!
Среди вершин, ломающих хрусталь, чья синева раскинулась над нами, стоит один, как Вечный Странник, на полпути в прекрасный Ад… мой замок… на крови… с крыльцом из стали…
У меня кружилась голова, не то от услышанного, не то от вина и пива, хотя и выпил вроде немного. Эльф еще раз поклонился присутствующим и сел на свое место. Все молчали.
— Спасибо, друг, — проснулся Дио, — огромное спасибо.
— Присоединяюсь к тебе, благородный кентавр, — тихо, но отчетливо произнесла Винетта, бросая на Купа такой взгляд. — Благодарю вас за прекрасный вечер, господа. Если вы разрешите, я немного прогуляюсь перед сном. Ведь завтра нам предстоит тяжелая дорога, а у меня немного кружится голова. С вашего позволения… — Она привстала, мы дружно вытянулись в ответ.
Как только Винетта, накинув на плечи душегрейку, пересекла зал к выходу, Куп также изъявил желание подышать свежим воздухом.
— Так, на всякий случай, а то мало ли что… — И, подхватив под мышку свой меч, поспешил следом.
— Конечно, конечно, — усмехнулся в бороду Дио, провожая товарища глазами. — Мало ли… что… — Осушив кружку красного, он повернулся к гному: — Я уже говорил, что мой друг способен на многое?
Поутру, спустившись вниз, я застал гнома, ждущего хозяина.
— Нет, ну где эта каналья?! Нам нужно торопиться, всего три дня осталось, дорога каждая минута, а этот… О, доброе утро любезный трактирщик! Мы уезжаем, и нам хотелось бы расплатиться!
— Конечно, господин гном, — заспанный хозяин зашел за свою стойку. — Так! Ужин на семерых, три комнаты, корм для лошадей, ванны, служанки… Угу!
— Сколько? — полез в пояс гном.
— Одну секунду, — трактирщик проснулся окончательно, — позвольте один вопрос?
— Ну? — нахмурился карлик.
— Как ваше имя, сударь?
— Ого! А что, нынче расплачиваются еще по имени?
— И все-таки?
— Ну, меня зовут Дож по прозвищу Дырявый Мешок! Что дальше?
Трактирщик порылся в каких-то бумагах у себя за стойкой.
— Все в порядке, сударь. Прошу принять сдачу.
— Чего? — отвисла у гнома челюсть.
— Все оплачено, сударь. Пожалуйста, примите сдачу, и очень надеюсь увидеть вас в нашей гостинице снова. Для вас в нашем заведении всегда найдется то, что вы пожелаете. Со скидкой десять процентов.
— Лукка, — прохрипел гном, — ты что-нибудь понимаешь?
— Нет, — качнул я головой. — Но, может быть, наш хозяин прояснит ситуацию?
— Милостивый государь, — начал трактирщик, — буквально за день-два до вашего приезда сюда явилась некая личность, которая интересовалась вашей персоной. И, узнав, что вы наш постоянный клиент, (а вас, сударь, я вижу здесь не в первый раз!), так вот, этот господин оставил мне некоторую сумму для вас. Как он сказал, это был «долг чести».
— — Так что же ты сразу мне ее не отдал?
— Ваш должник сразу же предупредил меня, что отдать деньги я должен вам только тогда, когда вы будете уезжать. Как он сказал: «Я знаю аппетит размах этого гнома», — вот и все.
— Похоже, этот малый тебя действительно знает! — пихнул я локтем в бок коротышку. — И очень хорошо тебя знает, а, Дож?
Гном, взгромоздясь на высокий «для народов малых» табурет, лег животом на край стойки и подпер рукой голову.
— И как же зовут уже любимого мной моего дорогого должника? — проникновенно вопросил Дырявый Мешок, сгребая к себе довольно увесистый мешочек, звякнувший металлом.
— Право слово, господин гном, он не соизволил представиться, — развел руками хозяин.
— Хорошо, а как он выглядел?
— Ростом будет с вашего друга, но не такой широкий в плечах, хотя и громила, — трактирщик указал на меня, — волосы длинные, черные, носит пучком на затылке, левый глаз закрыт тряпкой…
— На морде куча шрамов, голос сиплый, сам по-лучеловек-полуорк, — по наитию закончил я за него.
— Да… — удивился хозяин, — так оно и есть, а вы, выходит, знаете его?
— Виделись однажды… — Я с интересом разглядывал враз смутившегося гнома. — Пойдем, друг, вещи собирать надо.
Дож покорно сполз на пол и пошел в комнаты. Я обернулся к трактирщику:
— Меня зовут Лукка. Лукка, по прозвищу Висельник. Мне этот господин ничего не передавал? Мужик удивленно вытаращил глаза:
— Это вы и есть? Но он сказал, что вы тролль!
— Так оно и есть. Я из Вечной Долины. Из племени людей-троллей. Итак?
— Он велел передать следующее: «В любое время и в любом месте».
— Я и не думал, Дож, что у тебя есть связи с разбойниками.
— Лукка, честное слово, не подумай плохого. Просто я попался к нему в руки в одном трактире. Оказывается, он уже слышал обо мне и о том, чем я занимаюсь. Так сказать, о моем основном ремесле.
— Да? Тогда, может, объяснишь заодно и мне, чем же ты занимаешься?
Гном затянул потуже дорожный мешок, взвесил на ладони полученный должок и ухмыльнулся:
— Я игрок, Висельник. Профессиональный карточный игрок. Кстати, очень хороший.
— Тогда в Уилтаване тебя взяли по обвинению в карточном мошенничестве, ведь так?
— Ну, бывает иногда! Трудно себя сдерживать. Представь, играешь ты против законченных лохов. Играть не умеют, денег — пруд пруди, а понта, понта! И что, возиться с ними сутки-двое напролет, пока последнюю монетку не вытянешь? А так, раз-другой смухлевал, ставку увеличил, полдня и сэкономил!
— А Шера тоже обжулил?
— Нет! — гном приложил руку к груди. — То была честная игра!
— Парни, вы уже готовы? — Опустив голову, чтобы не стукнуться о притолоку, вошел кентавр.
— Почти, а вы? — поднял над головой собранные котомки Дож.
— Не совсем, — хмыкнул кентавр, — Куп еще дрыхнет.
— То есть?. — выступил я вперед.
— Ну, он вернулся только под утро. Как раз только светать начинало.
— Так… нормально… — уселся на кровать гном, — а Винетта?
— Тоже спит. Я посылал к ней служанку, но та ее так и не смогла поднять. Видно, легла поздно.
— Ужралась вчера, что ли? — высказал я предположение. — Только вот когда она успела?.
— Да нет… — Дырявый Мешок поскреб подбородок. — Не могут утром подняться не только с перепоя, но и… — Гном быстро взглянул на Дио. — Ты думаешь?
— Я уверен! — захохотал тот. — Я же вчера говорил, этот парень способен на многое!
— Ох, — качнул головой Дож, — только этого еще не хватало!..
— Да лишь бы на здоровье, дружище!
— Стоп! Стоп! — невежливо ворвался я в разговор. — О чем речь, мужики?! Кто-нибудь может мне объяснить?
Те переглянулись. Долго… молча… пялились намою непонятливую физиономию. Слово взял гном:
— Лукка, давно хотел спросить… Сколько тебе лет?
— Это что, имеет значение? Если да, то я встретил четырнадцать зим и собираюсь в этом году встретить свою пятнадцатую весну!
— Так тебе еще нет и пятнадцати? — промямлил гном.
— Да, через год меня посвятят в мужчины племени! А в чем дело? При чем здесь это?
— Вот это да!.. — восхищенно покачал головой Дио. — Парень, а как же тогда выглядят взрослые мужчины твоего племени?
— Есть и поменьше меня, есть и побольше.
— Теперь до тебя дошло, почему он называет себя троллем? — кивнул в мою сторону гном.
— О да… — забыл закрыть свою пасть кентавр.
— И все же, — решил я довести наш разговор до конца, — при чем здесь все вышесказанное?
— Ох, Лукка, — поднялся гном на ноги, — сейчас попробую тебе все объяснить.
То, что рассказал потом гном, привело меня в тихий, трепетный ужас. Оказывается, то, что происходило у нас в Вечной Долине каждый год на Праздник Весны, имело под собой не только религиозную и историческую основу, но и… здесь цитирую гнома: «сексуально несдержанный характер». Дальше. Те слова, которые временами употребляли гном, кентавр, Ватгиль, несли в себе не символическую, как я до этого дня думал, нагрузку, а вполне жизненную, реальную. Да, я знал, что ругань, слова Отродья — это нехорошо! Я всегда думал, что то, что они означают, делают все… с гоблинами… И это вполне нормально, потому как просто так положено… Но оказывается, не только с ними! И что для меня явилось полным шоком, так это то, что где-то в чем-то ритуал Праздника Весны был не ритуалом, а… а… а средством… продолжения… рода… Кто-то, может быть, и будет смеяться, но до сегодняшнего дня я был просто уверен в том, что маленьких тролликов приносит на своих кожаных крыльях большой толстый Белый Тролль.
Когда меня второй раз вытошнило, гном с кентавром поспешили объяснить, что это не так уж и плохо на вкус, как слышится, а более того, вполне нормально и даже очень приятно.
— Поверь, парень, от этого ощущение круче, чем от выпивки! — поддакивал гному Дио.
— Да?! — не поверил я на слово — То-то тебе было «круто» в монастыре, когда тебя монашки…
— Счас объясню, — выставил вперед ладони Дио. — Вот если ты, например, весь день таскал разные тяжести или изрядно перепил спиртного, что с тобой будет наутро?
— Если тяжести — то спина, плечи, руки будут болеть. А если пережрал, то голова.
— Правильно' Так и здесь — все хорошо в меру! Видишь ли, это тоже отнимает некоторые силы. Вот и все!
— Ладно. У меня пока только один вопрос. А как почувствовать, найти того, тьфу — ту, которую… с которой… — Я окончательно запутался.
— О, дружок, — широко улыбнулся Дио, — это ты почувствуешь сам, без всякой помощи.
— И как?
— Душой, сердцем, — выступил вперед Дож. — Только запомни два правила в этом деле. Первое — никогда не спеши. Не форсируй события. Все придет само. И второе, подтверждающее первое. Женщину не находят. Находят неприятности на свою голову. Женщину встречают…
Только после позднего, правда, очень плотного обеда мы, прикупив все, что надо, и еще одну пару лошадей, тронулись в путь.
Я украдкой посматривал на Купа с Винеттой, но ничего такого, каких-то особых перемен в них не заметил. Вроде бы такие же, как и вчера. Единственное только, когда девушка встречалась взглядом с эльфом, лицо ее наливалось румянцем, глаза начинали блестеть, а на губах появлялась милая улыбка. Примерно то же самое происходило и с эльфом при етентичных обстоятельствах. Видя все это, Дио прятал в бороду ухмылку, а если не получалось, то делал вид, что зевает, прикрываясь своим кулачищем.
Вот так оно все и продолжалось вплоть до самого Заблудшего Леса. Правда, мы бы до него доехали намного быстрее, если бы не эта молодая парочка, раза два исчезавшая на полдня из поля зрения. Дио при этом ржал, как лошадь, повторяя, наверное, в сотый раз: «Этот парень! Я же говорил!», а гном, поеживаясь, оглядывался вокруг и причитал: «Так ведь холодно же! Холодно же вокруг!» Я, в свою очередь, ничего не говорил. Я просто пытался осмыслить то новое, что узнал за последние четыре дня.
Так или иначе, подгоняемые легкой метелью, мы втащились в ставший почти родным Заблудший Лес.
Навстречу из пещеры, подбирая полы мантии и опять же наступая на них, вылетел мастер Скорпо.
— Привезли? — Ни «здрасьте», ни «как здоровье»! Глаза горят, бородка трясется, пояс вообще по земле волочится. — Ну?.. НУ-У-У?!
Ох, и зачем же так нервничать!
Гном не спеша слез с козел. Не спеша привязал лошадей к столбику. Следом вылез я. Скорпо подскочил вплотную, пытаясь заглянуть мне через плечо внутрь кибитки.
— Есть серьезный разговор, мастер, — насупил брови Дырявый Мешок, а тем временем, кряхтя, наружу вылазил Диондолл-Странник.
Скорпо хотел было что-то сказать, но замер, глядя на это чудо природы. А что было с его лицом, когда на полянке во всей своей красе появился эльф?!
— Ой… а чего вас так много… стало?..
— А так получилось, — это на сцене появилась Винетта Вильсхолльская. Огненные ее кудри разметались по пышной овечьей душегрейке, из-под которой торчали «длинные стройные ножки» в кожаных штанишках в обтяг.
— Пламя вулкана, а не девка! Слышь, что говорю, старик? — панибратски облокотился на плечо колдуна кентавр.
— Ась? — попытался взглянуть вверх маг. — Вы бы это…
— Что? — широко улыбнулся Дио.
— УБЕРИ СВОЮ РУКУ С МОЕГО ПЛЕЧА! — взревел колдун, пытаясь освободиться от обнаглевшего гиганта. — Что это за манеры такие? Убери свою роухсе клешню, пока она еще при тебе, южное жакхе!
— Больно, что ли? В смысле неприятно? Так бы сразу и сказали, — удивленно отступил назад кентавр. — Зачем же так орать?
— Вот так-то лучше!
Недотрога-волшебник, широко шагая, направился к девушке.
— Я так понимаю, Винетта Вильсхолльская? Очень рад. Прошу прощения за вспышку. Одичал. Надеюсь на прощение. Извините, что обращаюсь к вам, не будучи представленным. Скорпо. Волшебник. Восьмой мастер Круга Двенадцати. Надеюсь на вашу помощь в проведении очень важного для судьбы нашего мира ритуала. Заранее благодарю за содействие. Позвольте проводить вас в приготовленную комнату, где вы сможете прекрасно расположиться. Прошу! — И, взяв девушку под локоток, уволок.