Хроники Восьмой Грани (№1) - Слово тролля

— Хочу вас заверить, господин маг, что, как только я выполню свои обеты, я, без всякого сомнения, найду вас для оказания услуг вашей светлости.

— Без всякого сомнения! Гном вышел из-за стола.

— Вы позволите сказать несколько слов моему другу?

— Пожалуйста, только, надеюсь, ты не забыл, что времени остается все меньше и меньше для… выполнения обетов?

— О да! Я все прекрасно помню. Лукка, пожалуйста, отойдем.

Когда мы отошли в сторону, гном яростно зашептал:

— Висельник, прости меня за то, что бросаю тебя одного, но мне надо уходить. Поверь и еще раз прости. Обещай мне, что будешь осторожен, хорошо?

— Ну, если ты об этом просишь… — растерялся я.

— Парень, как только я закончу со своими делами, я обязательно найду тебя.

Мне стало грустно, как будто я прощался с ним навек.

Гном сжал мои локти (до плечей он просто не доставал).

— Удачи тебе, дружище. И я с тобой не прощаюсь Скоро свидимся.

Волшебник постучал пальцем по столу:

— Ты торопился, гном!

— Да, да, конечно. «Кастрел ман'эк тер баир таем унго ваирох тайве»[7]. — Гном повернулся и, закинув на спину дорожный мешок, быстрыми шагами ушел с постоялого двора.

Было грустно. Тихо потрескивали свечи, от камина шло тепло. Я рассматривал кольца древесины на столе, колдун думал о своем. Трактир начал заполняться народом, ищущим ночлег и выпивку.

— Ну, что, парень, пора бы и нам на боковую. Завтра вставать ни свет ни заря. Я так понимаю, гном заплатил за комнаты?

Говорить не хотелось, я молча кивнул.

— Ты иди, я здесь еще посижу немного, подумаю. А ты давай, ступай — у тебя был насыщенный день.

Я встал и пошел к лестнице, ведущей наверх, к комнатам для гостей.

— Эй, мастер, — вспомнил я, — а как же те гномы?

— Какие гномы? — поднял маг голову.

— Те, что кого-то ищут.

Колдун пожал плечами и нехорошо улыбнулся:

— Понятия не имею — здесь Перекресток Семи Дорог, откуда я знаю, куда свернут эти недомерки!

К обеду мы подъехали к Заблудшему Лесу. Оказывается, колдун притащился за нами на повозке, запряженной двумя мулами. Раньше я думал, что колдуны, ведьмы и другая волшебная братия все как-то больше передвигаются по воздуху, о чем и сказал Скорпо. Маг ответствовал, что все это суеверия и предрассудки и что даже для самого мелкого волшебства нужны время и подготовка. Затем он спросил, а что знаю о магии я сам. Я честно и откровенно, как полагается настоящему троллю (об этом я уже упоминал), сказал, что знаю о волшебстве только из легенд, сказок и рассказов очевидцев. Колдун, удовлетворенный ответом, заявил, что принципиальной разницы между этими источниками нет, так как это все слова, а не «предоставленные неопровержимые факты, подтвержденные научной и материальной концепцией». Из всех его слов я ничего не понял, но сами слова, их подбор заставили меня задуматься о бренности жизни и надвигающейся зиме в плане заготовки запасов. Не вижу здесь ничего странного, ведь нет «ничего хуже долгой зимы и голодного тролля вдали от стойбища». На это мастер Скорпо сказал, что подобный вопрос никогда не был для него большой проблемой, так как у него всегда есть запас золотишка, а с ним не пропадешь. Когда же я поинтересовался, как • и с чем его готовят, то получил хороший приступ головной боли, выслушав подробнейший рассказ о попытках приготовления золотых слитков из свинца, ртути и еще всякой разной несъестной дряни, после чего убедился в правоте сразу двух изречений. Первое: «От науки сыт не будешь». Второе: «Нуднее разговорившегося тролля может быть только разговорившийся ученый».

На вопрос о том, какая служба мне предстоит в ближайшем будущем, мастер Скорпо уклончиво ответил, что всему свое время и не стоит торопить события, так как надо решать проблемы по мере их поступления, а не спешить им навстречу. На что я заметил, что в принципе с ним согласен, но хотел бы попасть домой до наступления собственной старости хотя бы потому, что дома уж точно будут волноваться, если меня не будет очень долго.

— Не бойся, Лукка, по прозвищу Висельник, я отправил орка с весточкой для твоих домашних.

— Боюсь, что в наших краях его просто не поймут, так как трупы не страдают большой разговорчивостью. И не потому, что наши отличаются негостеприимством, все дело в простой нетерпимости к этому племени, в давних обидах и паре-тройке набегов свинорылых в наши края.

— О, теперь я понимаю, почему этот хряк спросил с меня тройную оплату за этот, как мне казалось, пустяк…

— Да. И еще… Мастер, вы меня не дослушали. Мои будут волноваться не за меня (я уже более-менее взрослый мальчик), а за окружающий меня мир и его обитателей.

— Ты буйный?!

— Нет, просто я пошел в своего дядю по материнской линии, в дядюшку Ашура. А у него были проблемы с крепкими напитками.

— Сильно пил?

— Да нет, не очень, просто когда все кончалось, он только тогда начинал пьянеть. А уж когда доходил до кондиции, все ему казались гоблинами и орками.

— И что дальше?

— Я уже объяснял вам, мастер.

— А, ну да… ну да…

Этот разговор проходил у входа в пещеру, «в наше временное, но надежное жилище». Я сгружал с повозки тюки и складывал их у самого входа. Маг все еще сидел на месте возничего и курил из неимоверно длинной трубки, в то же время перебирая четки.

— Поосторожнее с этими двумя ящиками, дружок, — я уже думал, что колдун заснул, — там стекло. Я молча кивнул, не прерывая работы.

— Про орков и ваших ты мне объяснил, — мастер Скорпо задумчиво выпустил кольцо сизого дыма, — а с гоблинами-то какие проблемы?

— Мастер, если честно, это не у нас с ними, а у них с нами.

— И в чем это выражается? Я же сказал: осторожней с ящиками!

— Если хотите, я все объясню.

— Конечно, — кивнул маг, — заканчивай со всем этим, и я с удовольствием тебя послушаю.

Быстренько, часа за два, я закончил свое повествование.

Несмотря на то что пещера была просто огромна, маг определил мне комнату почти у входа, а сам быстренько смотался в глубину «надежного убежища» Мое чуткое ухо насчитало около четырех защелкивающихся механических замков и лязг двух тяжелых засовов[8]. Забегая вперед, хочу сказать, что колдун вскоре перестал меня пугаться, видимо, выставляя защитное заклятие, и разместил меня потом невдалеке от своей комнаты.

Первую неделю я занимался только тем, что добывал что-нибудь «на пожрать», рубил дрова, ремонтировал повозку, привел свою комнату в приемлемый для проживания вид. За все это время Скорпо даже ни разу не появился из своей комнаты, но его присутствие выдавали жуткие запахи, проникающие из-за двери. Как и чем он питался, я даже представить себе не могу, не иначе как тем самым, от чего временами так жутко воняло и нехорошо кружило голову. Если так оно все и было, то могу сказать о нем только одно — повар он никудышный.

Пока волшебник сидел в добровольном заточении, я волей-неволей занимал себя тем, что лазил по близлежащим окрестностям Судьба забросила меня в довольно красивое место — вековой лес, выросший у подножия скал. Так что пещер в округе было — как сот в пчелином улье. Любопытства ради я заглянул в некоторые из них, ничего особенного там не нашел. Только одна из них привлекла мое внимание (я назвал ее про себя «красной» из-за ярко-красного, почти багрового, камня внутри). Дело в том, что к ней единственной была проложена уверенная широкая тропа, украшенная давнишними следами конского навоза. Далеко внутрь пещеры я заходить не стал: там было просто жутко холодно. Причем если у входа в нее воздух был нормальный, теплый, то по мере продвижения внутрь первая же мысль была о зимнем тулупе и о кувшинчике забористого внутрисогревающего.

С дичью в лесу проблем не было: можно было найти практически любую зверюшку, которая могла пойти на хорошее жаркое. Уже на второй день пребывания в Заблудшем Лесу я смастерил себе подобие хорошего тролльего лука. И теперь каждый мой поход за хворостом я совмещал с небольшой, но весьма прибыльной охотой.

Спустя неделю после приезда колдун наконец-то высунул свою морду на улицу.

Самое интересное было в том, что где-то за час до того, как он вышел проветриться, к нашему дому из лесу вышли два знакомых мне мула Сами по себе, без всякого сопровождения они пришли к нашей пещере и молча устроились на травке, явно кого-то ожидая. Вскоре появился мастер Скорпо. Обозрев пришедших, он удовлетворенно кивнул и приказал запрягать, а сам тем временем вернулся в пещеру.

Как только я затянул последний узел и застегнул последний ремень сбруи, маг снова появился, таща в своей клешне среднего вида, но довольно увесистый мешок. Я хотел помочь, но маг, отстранив меня, сам, причем очень осторожно, положил груз в повозку.

— Знаешь, Висельник, а я уже было подумал, что ты дал деру.

Я гордо промолчал.

— Я знаю твой народ, Лукка. Я знаю, кем ты, как и твои соплеменники, себя считаешь. Троллем. Вы живете по их законам и образу жизни. И это оставило свой отпечаток. Вы стали похожи друг на друга. Правда, еще недостаточно для того, чтобы вас можно было спутать — кто на самом деле рожден троллем, а кто человеком. Ваша людская часть племени уже догнала своих побратимов по силе и росту. Наверное, вы хорошие воины. Этого я не знаю: за последние двести лет ваше племя не участвовало ни в одной войне, хотя вербовщики и пытались заполучить хотя бы пару ваших ребят. Но я отвлекся. Вы, люди, стали троллями. Ты сам называешь себя троллем. Ведь это так?

Все, что он говорил, было чистой правдой.

— Да.

— Отлично. Значит, если тролль не сдержит свое обещание, нарушит данное слово, то он перестает быть троллем. Это тоже так?

— Да.

— А кем же он тогда становится? Скажи мне, Лукка.

— Тенью. Своей собственной тенью. Потому как душа его никогда не причалит к Берегу.

— Я спас твою жизнь. Ты мой должник, Лукка. Я хочу, чтобы у нас все было по-честному. Я хочу, чтобы ты помог мне в моем деле, в моей мести. Обещаешь ли ты служить мне, пока я не скажу тебе: «Ты свободен от своего слова» — и не вознагражу тебя за твою службу, твое послушание и терпение?

— Да…

Скорпо, шагнув ближе, протянул ко мне руки ладонями к небу. Глубоко вздохнув, я положил свои лапы в его ладони.

— Даю слово…служить тебе. , мастер… пока смерть… или вы сами… не отпустите меня…

Пара мулов укатила восвояси, увозя с собой колдуна. Мастер Скорпо не оставил совершенно никаких распоряжений, кроме как отдыхать, набираться сил и запасов продовольствия. Сам он обещался быть через день-два и очень просил не скучать в его отсутствие. Можно было подумать, что прошедшую неделю я в гордом одиночестве веселился до упаду.

Но ближе к вечеру я неожиданно заскучал. К тому же заморосил дождик, и я, забившись в свой угол, начал всерьез подумывать, где бы добыть вина или хорошего собеседника. Хотя одно без другого, насколько я понимаю, в мире никогда не водилось. Сидя на валуне у входа в пещеру, рассматривая раннюю Старшую Сестру — первую из двух лун — и в размышлениях о несбыточном я задремал, в коем состоянии провел время почти до утра.

Солнце еще и не думало вставать, но на востоке уже можно было различить первые сполохи протирающего глаза светила. Было прохладно, и мне пришло в голову, что пора бы вплотную заняться своим гардеробом, так как безрукавка из кожи буйвола — вещь, несомненно, хорошая, но не настолько, чтобы спасти от утренних, а затем уже и от надвигающихся зимних холодов. При мысли о холодах вместе с мыслью об одежде я вдруг вспомнил, что подходящий материал для моей еще не сшитой душегрейки нахально бродит рядом. Буквально накануне я наткнулся на совершенно отчетливый медвежий след невдалеке от красной пещеры.

Прикинув, что к чему, я решил не дожидаться, пока действительно наступит утро, а потихоньку отправляться в путь-дорогу за своей одеждой, а заодно и за своим завтраком, обедом и, надеюсь, ужином. А если учесть, что совершенно рядом, в трех шагах, стоит дерево с выводком пчел, то можно представить себе, какое пиршество я мог себе закатить.

Смахнув слюну, отряхнув и оправив одежду, я начал наряжаться на охоту. Проверив лук и запас стрел, я отыскал моток хорошей веревки. Веревка была гораздо хуже той, на которой пытались повесить нас с гномом, но для моих сегодняшних целей вполне подходила. Отбирая по степени годности стрелы, я неожиданно подумал о том, что совершенно не помню величины следов, а следовательно, не знаю и величину зверюги. Разумно было предположить, что здесь одними стрелами дело могло и не обойтись. Поэтому колун, до этого служивший только для рубки дров, отправился со мною на освоение нового для него ремесла.

И вот я, вооруженный, в меру голодный и холодный, отправляюсь в путь. Утренний лес всегда сквозил чистотой и прохладой. Зверюшки еще не высунулись из своих нор, а птицы не покинули гнезд в поисках пропитания. До пещеры, откуда я решил начать охоту, было не так уж далеко, но временами я просто так останавливался, любуясь радующими глаза и душу местами.

Я еще не вышел к красной пещере, как невдалеке послышался треск ломающихся веток. Наверняка моя шубейка-душегрейка была разбужена каким-нибудь пройдохой или просто была не допущена домой ввиду позднего прибытия. Так или иначе, она перла почти на меня, сопровождаемая шумом и недовольным ворчанием.

Прикинув путь зверя, я бросился наперерез, чтобы он уж наверняка не проскочил мимо. Продираясь сквозь чащобу, я вскоре выскочил на небольшую поляну, пересеченную тропой. Приглядевшись, я понял, что дорожка вела к той самой пещере, от которой я и собирался начать поиски.

Резонно прикинув, что если что-то и делается, то наверняка к лучшему, я приготовился к встрече. Судя по звукам, зверюге надоело ломать ветки, и, как все приличные люди, она топала по дороге прямо на поляну. Не теряя времени даром, я воткнул с десяток стрел прямо перед собой в землю, чтобы не тратить времени потом. Колун предусмотрительно я так и оставил висеть на поясе. Как только последние приготовления были закончены, в начале тропы появился хозяин леса.

Довольно крупный экземпляр медведя шел прямо на меня, пригнув голову. Великан явно шел по следу, и я про себя воздал хвалу Небесам, что это был не мой след. Когда бурый вышел на саму поляну, он почуял мое присутствие. Я поднял лук и, натянув тетиву, прицеливался в косолапого, выжидая подходящий момент. Конечно, можно было рискнуть и попытаться попасть прямо в глаз. Но я не настолько меток, чтобы с двадцати — двадцати пяти шагов зазря тратить стрелы.

Медведь поднял голову и уставился злыми черными глазками на меня. Мамуля всегда говорила, что терпение — это не мое качество. Тренькнула тетива, и стрела понеслась. Все-таки было далековато — зверь мотнул головой, когда что-то, врезавшись прямо в лоб, отскочило в сторону, только поранив кожу. Справедливо решив, что причиной пчелиного укуса был я, зверь заревел и ринулся на меня.

В считанные секунды я израсходовал весь стоящий передо мной частокол стрел, украсив косолапому всю достигаемую для обстрела шкуру. Теперь он был похож на возмущенного жизнью, разожравшегося дикобраза, который, переваливаясь с боку на бок, со скоростью хорошего гуся несся на меня. Я отбросил лук в сторону, чтобы в предстоящей свалке его, не дай бог, не попортили. Выхватив топор, я встал в стойку, чуть-чуть присел и завел оружие слева.

Я никогда не слышал, чтобы медведи прыгали на свою жертву (тьфу, не сглазить!), я хотел сказать, на своего противника, подобно волку или какому другому тигру, льву и т. д. Этот прыгнул. Видимо, совсем одичал. До меня оставалось шага два, как он буквально воспарил над землей.

Единственное, что я смог сделать, чтобы не оказаться под тушей зверя, так это отскочить в сторону. Правда, я еще поддал «пролетавшему» мимо топором по заднице, дабы тот знал, кто сегодня главный.

От такого отношения к природе медведь осатанел окончательно. Кажется, уже ничего не соображая, он поднялся на задние лапы и пошел на меня.

— А глаза у тебя действительно бешеные! — Хорошо, что у топора была длинная рукоять. Колун прошелся бурому по зубам, пробуя их на вкус.

Медведь мотнул головой, наверное прикидывая, чего и сколько во рту у него не хватает.

— Ты, придурок, давай договоримся! Шкуру мне, мясо оставь себе, и разойдемся по домам!

Я рубанул его еще раз, но уже по протянутой лапе.

Явно показывая свое несогласие, зверь умудрился сигануть на меня еще раз, и самое обидное было в том, что это ему удалось! Я внизу, он сверху, еще немного — и здесь такое начнется! Я пошел ва-банк. Окровавленные клыки зверя лязгали у самого моего горла. Каким-то образом я ухитрился вывернуть собственную левую и двумя пальцами въехать ему в глаза. Зверюга негодующе заревел дурным голосом, а я тем временем, несмотря на хлынувшую мне в морду кровь, все двигал и двигал свою левую клешню вперед, в то же время высвобождая из его объятий правую, сжимающую удлиненный штоск, который по совету Дырявого Мешка я начал носить за голенищем.

Зверь лапами старался вытолкнуть мою руку из своего черепа, тем самым дав возможность поработать правой, вооруженной рукой. Взмах влево, взмах вправо — обоюдоострое лезвие вырывало клоки шерсти и кожи из горла противника, выпуская на волю реку жизни. Рев перешел в хрип, кости основательно затрещали под тушей обмякающего зверя. Моя кровь с разорванных рук смешивалась с . медвежьей. Еще раз извернувшись, я змеей выскользнул из-под агонизирующего зверюги. Сжатые легкие буквально разрывались от долгожданного воздуха.

— Да что ж вы все меня придушить хотите!

Несмотря на то что меня просто безумно шатало, я подхватил валявшийся на земле топор.

Зверь еще дергался. С наступающим ужасом я понял, что этот громадный окровавленный кусок расстающегося с жизнью мяса просто жаждет забрать своего убийцу с собой на Другую Сторону Великой Реки[9].

Никогда не думал, что мой голос может быть подобен рыку раненого медведя:

— ДА СДОХНИ ЖЕ ТЫ, жакхе ОТРОДЬЯ!!! — Колун врезается в голову зверя, проламывая кости, разбрызгивая кровь и мозги.

Солнце уже основательно решило встать, когда я наконец очнулся. Тошнило, хотелось пить. Видимо, Удар, прикончивший зверя, лишил меня всех сил. Его неподвижная туша валялась у самых моих ног. Я привстал, опираясь на топор. «Надо бы не забыть найти стрелу», — это последнее, что пронеслось у меня в голове до того, как я увидел ЭТО.

На восточной стороне поляны стоял белоснежный единорог. Восходящее солнце било из-за скал над красной пещерой ярким белым светом. И в этих лучах божественное создание просто светилось небесным, неземным. Такое существо могло родиться только на благословенной земле, среди облаков, окутывающих пики гор, возвышающихся над бренным миром по недосмотру богов. Ибо нельзя пускать на грешную землю такую красоту. Иначе не сможет земля жить и дальше так, как будто ничего и не видела. Не сможет — умрет… Умрет, как умирают люди, достигшие высшего знания, понимая, что больше незачем жить…

Я встал на колени, не поднимая глаз. Моя душа сжалась до размеров мотылька. Я еле дышал от восторга и страха.

На мою окровавленную голову, обагренные плечи опустилось дыхание морского ветра. Не смея дышать, я приоткрыл глаза.

В упор на меня смотрели самые прекрасные в мире огромные карие глаза. Я читал в них все: мудрость, сострадание и боги знают, что еще…

Мне стало стыдно:

— Не корысти ради, а токмо волею…

Единорог, глубоко вздохнув, отошел от меня и, не поворачивая головы, горделиво ступая, пошел прочь от красных скал, обагренной травы, от смерти, посетившей лесную поляну в это утро.

Почему-то жить больше не хотелось…

Спустя пару дней, когда я уже заканчивал свою душегрейку, явился мастер Скорпо. Маг прибыл в явно приподнятом настроении.

— Эй, Лукка, ты здесь не заскучал без меня?! О, да я вижу, ты не теряешь времени даром — готовишься к зиме. Молодец, молодец! Зимы здесь холодные. Ладно, прикрывай свою портняжную мастерскую, у нас сегодня маленький праздник. Там, в повозке, специально для тебя, изголодавшегося, парочка-другая кувшинчиков доброго зерстского красного вина.

Я взглянул на весельчака исподлобья. Не спеша, отложив работу, подошел к повозке, вытащил объявленные предметы.

— Куда нести-то, мастер?

— Парень, что с тобой? На тебе лица нет! Что-то произошло? Или ты обиделся, что меня долго не было?

— Да нет, все нормально.

Я подхватив сразу все четыре амфоры, поплелся в пещеру.

«Интересно, с чего он такой радостный? Либо Владыка ноги протянул?»

Через полчаса стол был накрыт, вино разлито по прозрачным маленьким кружкам. Подогретое мясо аппетитно дымилось на больших медных блюдах. Скорпо поднял свой стакан:

— Ну, за скорое свершение всего желаемого, тролль! — Маг, выпив вино, похлопал себе по губам: — Крепкое, однако!

— Вино как вино, — проглотил я одним махом содержимое своего стакана. — Что там в мире творится?

— Суета, мой друг, сплошная суета. — Колдун приступил к жаркому. — Кто-то кого-то травит, кто-то кому-то изменяет. Помнишь женушку нашего Владыки, моего братца?

— Ну…

— Представляешь, наставила рога своему благоверному. И знаешь с кем? С сержантом городской стражи, стоявшим на посту у ее покоев. — Маг тяпнул по второй. — А когда их застукали, представь, она заявляет: «Этот благородный воин не мог допустить, чтобы вражеские комары и вши терзали мою бедную плоть, и достойно, мужественно гонял их по всей постели». Нет, каково, а! Скандал, скандал…

— И как он теперь, с рогами ходит или спилил их?

— Кто… с рогами… спилил… ходит… — запнулся маг, поднося следующую порцию ко рту.

— Как «кто»? Владыка, конечно. Вы же сами сказали: «наставила ему рога».

— А-а-а! Ты, мой друг, не понял — «наставить рога» — это такое выражение, словесно-речевой оборот, обозначающий, что один из супругов изменил другому. — Маг таки выпил.

— Что значит «изменил»? — Я налил вина в эту крохотулю, выпил, потом, плюнув на приличия, достал из-под стола свою кружку, набухал в нее винца, одним глотком выпил, еще раз наполнил.

— И сколько здесь? — уставился на мой сосуд маг.

— Кварта. Так что значит «изменил»?

— Ну, переспал, значит. — Маг стал раздражаться, а заодно и заплетаться. — Переспал, ну… вот… да… Я внимательно взглянул на волшебника.

— Сударь, да вы, кажется, немного пьяны.

— Кто, я? — Маг внезапно захохотал дурным голосом. — А кто я? Где я? С кем я?..

— Так, все понятно. — Я встал из-за стола и, подхватив колдуна на руки, понес в его берлогу. Однако немного же ему хватило.

— Отпусти меня, дурень, — промямлил Скорпо, тем временем умудряясь свернуться у меня на руках калачиком. — Я тебя в осла превращу, когдааа-аа… вссс-ёёё-ё…

Так как дверь в комнату Скорпо была закрыта, а мне было неловко лазить в поисках ключа по чужим карманам, то я свалил его прямо на пороге, предварительно подстелив клочок запрошлогоднего сена. Их волшебное величество, сладко зевнув, сгребло под себя половину стожка и мирно захрапело.

Допив первую амфору и доев свою долю жаркого, я решил распрячь все еще стоявших в повозке мулов, а заодно разгрузить привезенные вещи.

Тюков было штук шесть, и, кстати сказать, довольно внушительного веса и размера, пара ящичков и один сундучок. Мне было интересно, что он всю дорогу таскает с собой. Но согласитесь, лезть в чужие дела не пристало приличному троллю. Поэтому я просто делал свою работу — брал, нес, укладывал на место груз, шел назад за следующим. Когда на повозке остался один-единственный ящик и сундучок, я решил не тратить времени попусту и отнести оставшееся за один прием.

Вскинув ящик на плечо, я прицепился к кольцу на крышке сундучка и пошел. Поставив все это рядом со спящим колдуном, я с удивлением обнаружил, что сундук открыт. Дело в том, что кольцо на крышке являлось и ключом-секретом: повернешь его определенным образом — сундук и откроется.

Содержимое сундучка частично высыпалось на пол, частично осталось внутри. Я испуганно взглянул на Скорпо, но тот что-то тихо мямлил себе под нос, не забывая пускать бульки.

У меня под ногами валялись какие-то мешочки, баночки, пара свитков, в общем, ничего интересного. Встав на колено, я быстро сгреб все это, чтобы положить на место, открыл крышку и замер… Что-то слишком часто я в последнее время пугаюсь, поражаюсь и вообще. На этот раз в данное состояние меня ввергла книга, лежащая на дне. Большой кусок материи, в которую она была завернута, съехал в сторону, и с обложки на меня смотрело самое величайшее существо в мире — белый единорог.

Громкий стон поднял меня на ноги. Не разобрав спросонья, что к чему, но поняв одно: «беда, враги, проблемы, утро», я взлетел в оборонительную позу, выхватывая нож одной рукой и продирая глаза другой. По мере восстановления четкости зрения обнаружилось, что входная дверь заперта, а стонет и охает сам волшебник в своей келье. Не пряча ножа, как можно осторожнее я приблизился к двери и заглянул внутрь.

Мастер Скорпо лежал на широкой кровати с мокрой тряпкой на голове и выдавливал из себя звуки боли и жажды. Я зашел к нему в комнату, предусмотрительно спрятав руку с ножом за спину. Великий колдун приоткрыл веки и тут же уронил их обратно.

— Луккка-а… друггг-х мойййй-й… — колдун еле ворочал языком, — не могххх-х бы ты…

Силы у мужика были явно на исходе. Да, а ведь совсем недавно и я был таким же. Значит, ночью он таки попал к себе через закрытую дверь да еще умудрился сотворить себе этот, как его, мудреное такое слово… компресс! Великая вещь магия. Трезвый ли, пьяный, а дело свое знает в любом виде! Пива у нас нет, но где-то был рассол. Плохая замена, но что есть. Ладно, сейчас будем лечить.

Через щелочки глаз маг смотрел так жалостливо, что я решил поторопиться. Собираясь идти за «эликсиром», я немного развернулся в сторону, опуская руку с ножом. Волшебник мгновенно открыл глаза и с истошным воплем перекатился через кровать. Вынырнул он оттуда уже в боевой стойке с мечом. Ножны, кстати, он так и оставил на клинке. Приоткрыв левый глаз, покачиваясь и нечленораздельно рыча, маг пытался сохранить равновесие. После недолгих колебаний он наконец обрел его на полу.

Я обошел ложе, додумавшись перед этим спрятать так напугавший волшебника нож, и взглянул на страждущего.

Один из Круга Двенадцати, мастер черной, белой и бог знает каких еще магий по имени Скорпо возлежал на проеденном молью ковре с закрытыми глазами, в луже чего-то мокрого и вонючего, с самой идиотски-блаженной миной на лице, смотрящий строго вверх, подобно флагштоку на башне, не выпуская из своих закостеневших рук меч.

Когда во второй раз колдун вынырнул из бадьи с холодной дождевой водой, его глаза обрели первые признаки разума. Чтобы маг не умудрился утонуть, я держал его за бороду, так как ухватиться было больше не за что по причине природной плешивости. Закрепляя успех возрождения, я повторил вынужденную экзекуцию несколько раз. Когда Скорпо начал плеваться водой и пытаться размахивать руками, я выволок его наружу.

Больной обреченно смотрел в небо, выплевывая остатки воды. Перевалился набок, встал на четвереньки.

— Мастер, я вам тут рассолу принес. — Я старался сохранить видимость полного сострадания и серьезности.

В первый раз за все время нашего знакомства маг предстал передо мной без своей мантии, в одном исподнем. Видок был еще тот! Льняная рубаха без воротника, не иначе как с помощью магии переходящая в обтягивающие штаны с кармашком спереди. Помимо этого чародей был мокр до неприличия. У меня еле хватило воли, чтобы не заржать, как лошадь. А тот молча встал и, пошатываясь, прошел мимо. Вот тут я зажал кулак между зубами, потому как сил не смеяться больше не было: костюмчик Скорпо дополняла квадратного вида деталька, болтающаяся внизу, совершенно не скрывая всей прелести престарелой мужской… ну, этой самой… Скажу одно: что бы там ни говорили про колдунов и ведьм, по крайней мере у этого хвоста не было!

Пока я приходил в себя от новых познаний в портняжном искусстве, колдун, скрывшись в пещере, развил бурную деятельность. Это было слышно по доносившимся оттуда звукам передвигаемых предметов и тихой ругани. Кого он там поносил и по какому поводу, я так и не понял.

— ЛУККА!!!

От такого рева можно заикой стать, тем более что я никак не ожидал, что его глотка способна издавать звуки подобной громкости.

— Лукка, боги тебя за все подряд!!!

О, колдун, кажется, немного разъярен. Когда я появился на пороге, весь мой вид говорил о молчаливой покорности. Я даже подчеркнул это жестом, подсмотренным в заезжем балагане, — ковырял землю носком сапога.

Колдун уже успел натянуть на себя мантию, но что-то в его облике привлекло мое внимание, что-то еще, кроме дикого перегара и косящих в стороны глаз, было не так. Но что?

— Лукка, ты открывал этот ларец? — Колдун тряс его в руках (или его руки так тряслись?).

— И да, и нет, мастер, — вроде как виновато промямлил я, продолжая выворачивать пласт земли своей задней лапой.

— Не понял… — Скорпо перестало трясти.

Пальцы ноги уперлись в твердую породу, в камень наверное, и я перестал изображать смущенную эльфийку.

— Я вчера перетаскивал вещи, а эта штука возьми и откройся. Я подобрал упавшее и аккуратно сложил обратно. Вроде ничего не разбилось.

— А книга, она тоже выпала? Ты трогал ее?

— Нет, а зачем? Когда я складывал барахло, я, конечно, ее видел — тряпка сдвинулась, но так, конечно, нет. Может, я и из забитой деревни, но трогать магическую книгу! Я не самоубийца.

— Хорошо, хорошо, — поостыл Скорпо и тут же хитро прищурился. — А почему ты решил, что она магическая?

— Так там же единорог нарисован, а он, ну… — запутался я, — ну вы сами понимаете.

— Понимаю, понимаю, — кивнул волшебник, — теперь все понятно… Извини, Лукка, я немного перепугался за эти магические вещи. Ну и за тебя, конечно. Ведь никогда не знаешь, как та или иная магическая вещица отреагирует на неволшебника. Извини, пожалуйста, просто я хочу, чтобы у нас с тобой все было хорошо. Лады?

— Да, конечно… — Честно говоря, я был немного растерян от такого потока вежливости и заботы. — Я могу идти?